Захарьина-Унковская Александра Васильевна
Невидимая помощь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Невидимая помощь.

   У меня была маленькая дочка Наташа, хорошенькая дѣвочка съ большими карими глазами и густыми кудрявыми волосами, цвѣта темнаго золота, когда ихъ освѣщало солнце, золотыя нити ихъ искрились какъ свѣтлые лучи и тогда казалось, что личико Наташи окружено сіяніемъ.
   Съ самаго рожденія ласково и внимательно смотрѣла она на людей, точно хотѣла узнать, не болитъ ли у нихъ что-нибудь, и первыя слова, которыя она выучилась говорить, послѣ слова "Мама",-- были "не плачь".
   "Не плачь!" -- говорила она тому, кто бралъ ее на руки и, обнявъ его, прижималась къ нему.
   Эти слова и нѣжная ласка дѣвочки вызывали умиленіе, люди улыбались и въ эту минуту, навѣрное, меньше чувствовали свои печали, которыя есть у всѣхъ.
   Наташа никого не боялась и шла ко всѣмъ, кто ее звалъ, она всѣхъ любила, но особенно любила пеструю кошку, которую, гладя и лаская, называла скороговоркой: "черненькая-бѣленькая-киска".
   Всѣ эти немногія слова сливались у нея въ одну общую фразу радостнаго привѣтствія, когда няня утромъ приносила ее ко мнѣ.
   "Черненькая-бѣленькая-киска!" -- лепетала Наташа, протягивая ручки.-- "Мама, не плачь!" -- стремительно бросалась она ко мнѣ и обнимала меня,-- и тогда я вспоминала объ ангелахъ и думала о возможности ихъ воплощенія на землѣ.
   Мы жили въ деревнѣ, въ Тульской губерніи.
   Въ началѣ августа 1892 г. Наташѣ было пять лѣтъ и она не только умѣла все говорить, но знала всѣ мѣстныя народныя пѣсни.
   Въ эту пору у насъ въ Красномъ молотили рожь на сѣмена, для посѣва; ее уже перевѣяли наканунѣ и теперь пропускали черезъ ручную сортировку.
   Въ полдень обыкновенно отпускали рабочихъ на два часа и въ это время я почти всегда ходила "на ту сторону",-- такъ называли хозяйственную часть усадьбы, которая была за рѣкой.
   "Мама, и я съ тобой пойду!" -- умоляюще говорила Наташа, и я знала что влечетъ ее туда: ее влекла любовь простыхъ и добрыхъ людей: -- рабочихъ, Крестьянокъ-поденщицъ и приказчика Филиппа Михайлова.
   Когда Наташа была совсѣмъ маленькая, она говорила имъ "не плачь", обнимала и цѣловала ихъ, теперь же почти понимала ихъ нужды и умѣла съ ними серьезно разговаривать, а по праздникамъ пѣла съ ними пѣсни.
   Я знала, что "на той сторонѣ" всѣ будутъ рады, если придетъ Наташа и всѣ скажутъ: "здравствуйте, Наталья Николаевна!"
   Въ тотъ день, о которомъ я говорю, около полудня, мы съ Наташей спускались по липовой аллеѣ на лугъ и, перейдя мостикъ, поднялись въ гору по дорогѣ, обсаженной деревьями, которая вела къ старому амбару.
   Подъ его высокимъ и широкимъ навѣсомъ стояла новенькая машина-сортировка, которую въ отличіе отъ другихъ, называли Сонечкой, потому что своими качествами она напоминала веселую и проворную поденщицу Соньку.
   Выкрашенная въ темно-синюю краску, какъ вагонъ перваго класса, она нарядно блестѣла и стучала, заглушая голоса Филиппа Михайлова и поденщицъ, громко сказавшихъ намъ: "здравствуйте"!
   "Здравствуйте, Наталья Николаевна!" -- хоромъ повторили они, увидѣвъ Наташу, которая шла за мной, крѣпко держась за мое платье.
   Деревенскія дѣвушки, босыя, въ пестрыхъ сарафанахъ, надвинувъ отъ пыли на самые глаза красные кумачные платки, носили изъ амбара въ желѣзныхъ мѣркахъ рожь и сыпали ее въ верхнюю воронку сортировки. Двѣ поденщицы стояли съ правой стороны машины и, раскачиваясь всѣмъ тѣломъ, какъ бы все время по-очереди кланяясь другъ другу, вертѣли желѣзную ручку сортировки. Сзади нея, на разостланное веретье сыпалось отборное зерно и его руками отгребала дѣвушка; радуясь его прохладной сухости, она погружала въ него руки до самыхъ локтей и, набирая полныя горсти ржи, кидала ее въ ворохъ.
   Болѣе легкая рожь текла изъ машины съ лѣвой стороны и тамъ другая поденщица откидывала ее старой деревянной лопатой съ гладко отполированной временемъ и употребленіемъ ручкой. Впереди, какъ бы изо рта машины, вмѣстѣ съ сильнымъ вѣтромъ, летѣла пыль и ложилась мягкимъ бархатнымъ слоемъ на землю и на окружающіе предметы. Самая дѣятельная работа шла внутри сортировки; тамъ, суетливо перебивая другъ друга, двигались въ разныя стороны сита, а сзади нихъ, шумя крыльями, какъ большая муха, быстро вертѣлось колесо съ тонкими деревянными лопастями.
   Когда вмѣстѣ съ вѣтромъ и пылью какъ пули начинали вылетать зерна,-- Филиппъ Михайловъ волновался и кричалъ: "тише, тише... потише"! А если ручку машины вертѣли слишкомъ тихо и отъ этого легкое зерно попадало въ сѣмена,-- онъ таращилъ глаза и сверкая ими изъ-подъ напудренныхъ пылью бровей, тревожно говорилъ: "Пошелъ, пошелъ, пошелъ!" -- "Сыпь, сыпь скорѣй!" -- подгонялъ онъ дѣвушекъ, носившихъ рожь изъ амбара и онѣ бѣжали въ перегонку.
   Когда мы пришли, онъ остановилъ работу, переставилъ въ машинѣ сита и изъ блестящей жестяной масленки съ длиннымъ носомъ накапалъ масла во всѣ дырочки сортировки, предварительно очистивъ ихъ соломенкой. Поденщицы вытирали запыленныя лица и перевязывали платки на головахъ.
   "Пора обѣдать" -- сказала я,-- "а мы съ Наташей останемся здѣсь и покараулимъ амбаръ".
   "Наталья Николаевна, пойдемте съ нами!" -- заговорили поденщицы, окружая Наташу, и я видѣла, какъ ей хотѣлось итти съ ними "на деревню", но сдѣлавъ надъ собой усиліе, она отвѣтила:
   "Нѣтъ, я останусь съ мамой и буду караулить амбаръ и маму".
   Всѣ засмѣялись и стали расходиться.
   Было очень жарко и такъ тихо, что на деревьяхъ не колыхался ни одинъ листъ, неподвижный воздухъ навѣвалъ на всю природу сладкую дремоту.
   Подъ навѣсомъ амбара было прохладнѣе,-- тамъ я присѣла на землю около сортировки и прислонилась къ ней.
   "Ты, мама, отдохни здѣсь" -- сказала Наташа, заботливо поправляя мнѣ платье,-- "а я пойду нарву тебѣ цвѣточковъ". И она побѣжала къ высокимъ липамъ, въ тѣни которыхъ, въ травѣ, росли цвѣты.
   Съ чувствомъ глубокой любви слѣдила я за ней. Подъ вліяніемъ настроенія, воздуха, это чувство стало переходить въ тихую, счастливую дремоту, которая постепенно перешла въ глубокій сонъ, полный неясныхъ, но радостныхъ мыслей.
   "Мама! Мама!" -- слышала я во снѣ голосокъ Наташи, и онъ нѣжно убаюкивалъ меня.
   "Мама! Мама!" -- непереставая слышалось мнѣ, и я хотѣла проснуться, но не могла...
   Прикосновеніе, чувство тревоги разбудили меня.
   Я открыла глаза. Наташа теребила меня за платье. "Мама! Мама!" -- испуганно повторяла она,-- "вставай скорѣе! Пойдемъ отсюда"!
   "Что съ тобой, моя дѣточка?-- Посиди здѣсь со мной".
   Она горько заплакала...
   Я встала и взяла ее за руки, Наташа изо всѣхъ силъ потянула меня за собой...
   "Куда же мы пойдемъ?" -- спросила я.
   "Все равно," -- отвѣтила Наташа.
   Она совершенно успокоилась, и мы безъ цѣли пошли по дорогѣ.
   ...За нами послышался трескъ... что-то съ шумомъ рушилось... По всей усадьбѣ пронесся гулъ... тамъ, около амбара, гдѣ минуту тому назадъ были мы, лежала груда обломковъ и надъ ними поднималось густое, сѣрое облако пыли...
   "Мы здѣсь!-- Мы цѣлы!" -- закричала я прибѣжавшимъ испуганнымъ людямъ...
   Когда разобрали столбы, балки, стропила и доски,-- подъ ними нашли разбитую сортировку. Около засореннаго и раскиданнаго вороха ржи лежалъ ея синій остовъ... И здѣсь были бы мы съ Наташей, еслибъ она не вывела меня отсюда.
   "Ангелъ хранитель внушилъ ей это," -- сказала Наташина няня.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Позднею осенью этого же года Наташа покинула земной міръ, но меня она не покидала никогда. Въ опасныя минуты жизни она являлась мнѣ въ мысляхъ, или во снѣ и упреждала меня.

А. Унковская.

Отд. отъ изъ журн. "Вѣсти. Теософіи No 2, 1914 г.
Спб. Городская Типографія Садовая, 55.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru