Lib.ru/Классика: Зарудин Николай Николаевич. Стихотворения

Литературно-художественные сборники. Недра. Книга четырнадцатая (II), 1928

НИК. ЗАРУДИН

ПЕРЕД БОЕМ

Звездный блеск, тревожный дух полыни,

Блеклый горизонт.

В сладкой гари дремлет на равнине

Тихий Южный фронт.

Тихо все -- лишь кони свежим хрустом

Давятся во мгле.

Люди спят. Им снится: пусто-пусто

Стало на земле.

Жолтый свет сквозь холод сероватый

Сеют их костры.

В бездну веют мраком хаты

Со степной горы.

Далеко там, в дымной тусклой рани,

В тысча первый раз,

Выйдет счастье-солнышко в тумане,

Но -- не помнят нас!

Казаку же мнится дом за Бугом,

Грустная любовь.

Сон его мотает хрипло ругань,

Затихая вновь.

Пусто все. Заброшен в мире хутор.

В мертвой мгле они.

На земле глухой -- не скоро утро,

Чуть горят огни...

ЗАЯЦ

Сквозь деревья прополз рассвет.

Петухи прохрипели со сна.

По плетням осторожный след

От ночного увел гумна.

Очень хитрый и злой этот враг --

С чорной палкой большой человек!

Через мерзлый прошел овраг,

Закопался глубоко в снег.

Чуть блестел еще месяца нож,

Убегала ночь по садам,

Шевелилась испуганно дрожь

По чорным, худым ушам.

Взметнулся сквозь снег в кусты,

Уши прижал к спине --

Ах, осенью здесь листы

В золотом бы скрыли огне!

Не услышан никем его вопль,

Мгновеньем блеснула смерть,

Ровный снег исчеркала дробь,

Вырвала с кровью шерсть.

И поля ускакали прочь,

И солнце вернулось назад.

Вспоминали последнюю ночь

Мокрые большие глаза.

Застывала в пушистой щеке

Слеза с неподвижных век.

Прикинув его на руке --

-- Фунтов восемь!-- сказал человек.

НА ГЛУХАРЯ

У сосен -- трех чорных сестер

Легла Глухариная Грива.

Забытый лесной разговор

Костер начинает лениво.

Пищат в полусне угольки

Над грудою колкого жара,

Мигают багрово пеньки

Из тьмы, непролазнее вара.

Уж месяц в болоте сгорал.

Мутнели еловые вешки.

И глухо сапог раскидал

Кровавые сны -- головешки.

Ни зги, ни просвета, ни слов,

Лишь звезды мигают, как раньше,

И вдруг -- над стеною лесов

Хрипит и проносится вальдшнеп.

Простонет, пробьется бекас --

Нет сумрака глуше у бора,

Тропинка -- ведунья сейчас,

И шорох -- ясней разговора.

Весенняя серая ночь,

Вся в шорохе влажном и росном.

Я звезд не могу превозмочь,

Мигающих в сумрачных соснах.

Но миг -- и от солнечных сил,

Из ночи, из чорного ада,

Как грохот от каменных крыл,

Захлопала в соснах громада.

Качнулась дремучая старь,

Колючее солнце дымило.

Бормочет, скрежещет глухарь,

Косматая щелкает сила.

Уж ей тишина не дана,

Две песни даны ей на милость

И грянул огонь. Тишина

Вдруг ахнула -- и покатилась.

Сквозь хвойные лапы и дым

Катилась и билась в падучей

А мертвая тяжесть с вершин

Цеплялась за грузные сучья.

Белеют за речкой лога.

Заря!-- и на кочках краснея,

За ней по следам лесника

Глухарья волочится шея.

На тропке оленьего мха

Дымятся брусничные брызги.

Избушка! О, крик петуха!

О, жизнь! О, собачие взвизги.

-----

Пумра

Кто дал зловещие такие имена,

Такие странные и дикие, как пумра?

Петушьим криком спутавшийся сумрак

Голубобледным днем покорный трепет льна.

Там ветры скользкие, холодные вьюны,

Зеленые огни мигают между пнями.

И есть по-прежнему там, верно колдуны

С лесными веками и красными глазами.

Они у бани, полночью, в неверный лаз

Льют муть из горлышка на ржавые иголки,

И загорается тогда тревожный лунный глаз,

И хрипло воют сгорбленные волки.

Там в цепких сумерках столетия висят,

Ругают бога матерно седые колокольни,

А сквозь бельмо вдруг скажет свежий взгляд

Про чье-то нежное, усталое приволье...

Какие песни знают там в лесах!

Над черным озером у журавлиной клики

Колтун растет на жирных волосах

Под перешепот земляники.

Там старики ведут свой счет на пнях

О всех сказаниях, затерянных и жутких,

И звезды светятся в торжественных ночах,

Как в зыбкой топи светят незабудки.

А каждая заря как будто на столе

Покойник -- в новой призрачной колоде.

О скольких днях не сказано в народе!

Как много песен сгинуло в земле!

* * *

Весна пронеслась мимо жизни, как поезд,

Как стёкла и цепи, и грохот и слава...

Осталась за насыпью дымная повесть,

Во сне одучанчик, столбы и канава.

Обтаяли ёлки смолою на лапах,

Рассохлась сторожка. Со скатов пологих

Трава затаила волненье и запах

Песка и мазута железной дороги.

Ушли облака с пассажирским. У линий

Лишь сторож с рожком, довольствуясь малым,

Глазел, как с билетом воздушным и синим:

Какая-то юность уходит по шпалам.

1928

ШАХМАТИСТЫ

Их волнуют неразгаданные тайны.

Над слоновой костью папиросный дым

Под рукою, мыслею изваянной,

Ползает драконом голубым.

Чуть оскалил зубы конь ретивый,

И не знает острый, напряженный взгляд,

Что часы по-прежнему неторопливо

Отчеканивают свой секундный ряд.

За окном рассвет, глаза прищуря,

Выглянул едва, -- а вкрадчивый намек

Королевской, чуть приподнятой фигуры

Нервно жмет провалы желтых щек.

И когда зеленый абажур потушит

День, сквозь улиц каменные рты,

Неожиданно так вдруг обрушится

Хитрое сплетенье пустоты.

В кости лба бессмертен мысли узел!

Перепутанные мертвые значки

Обессиленною кровью сузили

Зоркие, бездонные зрачки.

Но так смел бессилья пламень гневный!