Громко, монотонно гудѣлъ заводскій свистокъ на Кедровскомъ заводѣ, сзывая рабочій людъ на обычныя занятія въ душныхъ, сумрачныхъ мастерскихъ.-- Въ припрыжку, ёжась отъ морознаго, прохватывающаго до костей утренняго воздуха торопились мастеровые, кутаясь въ свои рваные, засаленные тулупы и куцые, теплые, заплатанные пиджачки.
На заспанныхъ, сполоснутыхъ холодной водицей лицахъ замѣтно было выраженіе не то утомленія отъ вчерашней гулянки или попойки -- не то простаго нежеланія почему либо идти на работу... Толстый, отжирѣвшій и уже посѣдѣвшій на службѣ завода сторожъ Михеичъ, посасывая трубочку, флегматично посматривалъ на проходящихъ мимо него въ будкѣ рабочихъ -- мимоходомъ, по привычкѣ наобумъ, вѣшавшихъ свои номера на таблицу...
-- Ахъ ты, старый меринъ, и того жалко!?!.. обидѣлся малый и нехотя побрёлъ изъ будки по дорогѣ въ мастерскія.
Первый свистокъ давно прогудѣлъ; послѣдняя нота его давно, съ какимъ-то жалобнымъ стономъ замерла въ тихомъ, морозномъ воздухѣ.-- Вотъ загудѣлъ второй свистокъ, означавшій начало работы; наконецъ и онъ замолкъ, какъ то особенно сердито пробурливъ въ послѣдній разъ...
Михеичъ спокойно докурилъ трубочку, тщательно выбивъ её, бережно уложилъ въ карманъ тулупа и, вынувши изъ другаго кармана большіе, въ мѣдной оправѣ очки -- размашисто перекрестился, надвинувъ ихъ на глаза, и принялся считать номера...
-- 475, 476, 477, 478... считалъ онъ, 480... Кудимычъ опять загулялъ, видно?!... Третій день ужь!... разсуждалъ Михеичъ, отмѣчая что-то на длинномъ, бѣломъ листѣ бумаги. 521, 522, 523, 524. Архипкѣ нужно сказать ужотко, что бы одинъ не воровалъ -- дѣлился, а то и къ мастеру стащу!!.. Намедни тоже Сукинъ пять фунтовъ мѣди стащилъ -- пропустилъ: исполу, говоритъ, а тутъ и шишъ Михеичу... Народъ тоже -- не клади пальца въ ротъ!... закончилъ свои разсужденія Михеичъ, принимаясь опять что-то отмѣчать на бѣломъ листѣ; на этотъ разъ онъ такъ углубился въ свое занятіе, что не замѣтилъ даже какъ въ будку вошелъ какой то худенькій мужиченка съ блѣднымъ, не то испуганнымъ, не то изумленнымъ лицомъ.-- На вошедшемъ надѣтъ былъ новый, дубленый полушубокъ, черные валеные сапоги и барашковая шапка, которую онъ поспѣшно снялъ при входѣ въ будку и нерѣшительно переминалъ въ своихъ рукахъ.
-- Ваше степенство!?... какимъ то благоговѣйнымъ шепотомъ произнесъ мужиченка, переминаясь съ ноги на ногу и отвѣшивая низкій поклонъ въ сторону Михеича.
-- Ваше степенство!?... повторилъ мужиченка, снова отвѣ шивая поклонъ Михеичу.
-- Што тебѣ?!...
-- Мнѣ-ка?!... переспросилъ мужичекъ.
-- Да, тебѣ ка!... передразнилъ Михеичъ.
-- Мнѣ-ка?!... А мнѣ тутъ на счетъ работы надоть!...
-- Ну?!...
-- Ну, дакъ нельзя ли какъ, ваше степенство?!... и мужиченка опять счелъ нужнымъ отвѣсить поклонъ Михеичу.
-- А благодарность будетъ?!... освѣдомился послѣдній, снимая съ носу очки и принимаясь старательно протирать ихъ какой-то тряпицей.
-- Вм-ѣ-ѣстимо!... протянулъ мужиченка. Ты только, ваше степенство, опредѣли, заставь за себя Богу молить, потому жена, дѣти, самъ ись хочу, а въ деревнѣ што, самъ знаешь!... Ваше степенство, а ваше степенство!... Заставь вѣчно Бога молить!.. А?!... и мужиченка не вытерпѣлъ и бухнулся въ ноги Михеичу. Старшему сторожу маневръ этотъ очень понравился: онъ снова надѣлъ очки, расправилъ бороду и потомъ уже рѣшился поднять съ колѣнъ просившаго мужика.
-- Ты вотъ што... пояснилъ онъ ему.-- Встань, не подобаетъ, потому я хоть и начальство твое буду, а все же тебѣ мнѣ кланяться не слѣдъ!... Ты вотъ дакось мнѣ цѣлковый рупь, я тебя и наставлю -- какъ, што и гдѣ...
-- О-о-о?!... удивился и, вмѣстѣ съ тѣмъ, недоумѣвалъ мужикъ.
-- Ка а-жъ хочешь, если не вѣришь!... какъ будто обидѣлся немного Михеичъ, снова принимаясь отмѣчать въ листѣ.
-- Я что же?!... Я сичасъ.. поправился мужикъ, выгребая изъ кармана полушубка горсть мѣдяковъ и начиная старательно ихъ пересчитывать.
-- Ваше степенство, а ваше степенство!?!..
-- Ну!... буркнулъ Михеичъ, не отнимая глазъ отъ листа и не переставая отмѣчать.
-- Вотъ цѣлковый-рупь!... и мужиченка сунулъ на листъ кучку мѣдяковъ.
-- Ладно!... и Михеичъ еще ниже нагнулся надъ листомъ; наступило молчаніе.-- Мужикъ осмѣлился, напялилъ на голову шапку и принялся съ удивленіемъ осматривать будку, таблицу и развѣшанные на ней номера; нѣкоторые изъ нихъ онъ даже рѣшился потрогать и подержать въ рукахъ...
-- Какъ тебя звать то, любезный?!..обратился наконецъ Михеичъ къ мужику, предварительно пересчитавши мѣдяки и опустивши ихъ въ въ карманъ.
--..... Лёксѣемъ!.....
-- Ну, ладно... Такъ я вотъ што скажу тебѣ, Лексѣй!.. началъ свое объясненіе Михеичъ. Пойдешь ты сейчасъ вотъ по этой тропѣ... и при этомъ онъ указалъ Лексѣю на одну изъ тропочекъ, которая чернѣлась по снъгу и вела къ одному изъ зданій завода. Пойдешь по этой тропочкѣ, увидишь калитку -- отопри и иди -- это будетъ вагонная!... Ты все иди и иди... Спервоначалу будетъ малярная, ты не оставайся, потому тутъ не возьмутъ: рабочихъ полный "комплектъ". Потомъ будетъ слесарная -- вотъ тутъ тебя и примутъ!.. Понялъ?!...
-- Понялъ!... согласился Лексѣй.
-- Ну и ладно!... А если робята спросятъ: тебѣ кого, молъ?.. Говори -- на работу хочу поступать, Михеичъ прислалъ и объегорить приказалъ!... Слышь, такъ и скажи...
-- Ладно!... и Лексѣй нерѣшительно поплелся по указанной тропинкѣ; отошедши нѣсколько шаговъ онъ опять, однако-же, вернулся...
-- Што-же ты?... удивился Михеичъ, уже совсѣмъ было собравшійся уйдти.
-- Да боязно ништо!... пояснилъ Лексѣй, нерѣшительно запуская одну изъ своихъ рукъ подъ шапку и принимаясь почесывать затылокъ.
-- Дуракъ! обидился Михеичъ.-- Ты скажи только не забудь: на работу хочу, молъ!... Михеичъ прислалъ и объегорить, молъ, приказалъ!.. Не позабудь!.
-- Ладно!... Мнѣ ка што -- я скажу, только ежели опосля што не такъ, и цѣлковый-рупь што бы назадъ?!.. робко пояснилъ Лексѣй.
-- Тьфу!... Ду-у-ракъ послѣ этого!.. пробурчалъ Михеичъ, опять принимаясь протирать тряпицей свои очки въ мѣдной оправѣ.
Мужикъ, согласно указанію своего рублеваго протеже, снова отправился по тропинкѣ.
-- Совсѣмъ болванъ народъ эти лапотники: имъ, гришь, стрижено, а они -- грятъ -- брито!... думалъ Михеичъ, оканчивая чистку очковъ и въ то-же время совершенно забывая, что самъ онъ, Михеичъ -- старшій сторожъ Кедровскаго завода -- никто иной, какъ лапотникъ-мужикъ...
-- Нѣтъ, што хошь, а боязно!.. Пра боязно!.. Рази воротиться?!... думалъ Лексѣй, нерѣшительно отворяя дверь въ вагонную...
-- А цѣлковый-рупь?!.. мелькнуло у него въ головѣ. Не отдастъ, стерва!... Нѣтъ ужь, пойду -- што будетъ!-- и Лексѣй храбро вступилъ въ вагонную; здѣсь его обдало незнакомымъ для него запахомъ олифы и свѣжихъ масляныхъ красокъ.-- Лексѣю запахъ этотъ показался очень хорошимъ, даже пріятнымъ -- и онъ усиленно принялся втягивать его носомъ, въ тоже время съ удивленіемъ и недоумѣніемъ разсматривая устройство паровыхъ печей.
-- Што такое за ермонь?!... И палитъ какъ?!... разсуждалъ Лексѣй, стоя около столба и поплевывая на свою ладонь, которую приложилъ къ печкѣ.
-- Не даромъ, паря, и тепло здѣсь такъ?!.. думалъ онъ.-- Въ малярной дѣйствительно было очень тепло: это необходимо было для выкрашенныхъ вагоновъ, которые скорѣе просыхали.
-- Тебѣ кого, милый?!... полюбопытствовалъ сѣдой маляръ съ кистью за ухомъ и пучкомъ другихъ въ рукахъ, отдѣлывавшій вагонъ перваго класса.--
-- Мнѣ ка?!... переспросилъ Лексѣй.-- Мнѣ-ка въ слесарную: Михеичъ послалъ... Иди и, если робята -- гритъ -- спросятъ, такъ -- гритъ -- и скажи...
-- Ну, это дальше иди, а здѣсь не толшись: еще мастеръ али управляющій увидитъ!... перебилъ словоохотливаго Лексѣя старый маляръ.
Лексѣй пошелъ дальше между отдѣлываемыми вагонами.
-- Кузьма!.. Ты што-ли?!... Де-е-ержи!.. крикнулъ кто-то изъ багажнаго вагона и, вслѣдъ за этимъ, въ полушубокъ Лексѣя ударилась довольно объемистая мазилка; изъ вагона высунулась чья-то чумазая рожа въ затасканномъ зипунѣ и лакированномъ картузѣ...
-- А я думалъ Кузька?!... лаконически замѣтила рожа, снова скрываясь въ вагонѣ...
-- Э-э-эхъ! Въ ротъ-те ноги, полушубокъ-то -- почитай -- совсѣмъ былъ новый, а теперь вотъ... и Лексѣй, поплевавъ на рукавъ, старательно принялся растирать то мѣсто на полушубкѣ, куда ударилась мазилка, предназначенная какому то Кузьмѣ, и гдѣ уже образовалось какое то сизо-желтое пятно...
Разогорченный Лексѣй хотѣлъ уже совсѣмъ повернуть назадъ и взять у Михеича отданный ему цѣлковый-рупь, какъ до слуха его долетѣлъ какой то звонкій стукъ и лязганье чего то металлическаго...
-- Безпримѣнно это и есть слесарня!?!... Пойду!... рѣшилъ Лексѣй, снова отворяя новую дверь и переступая порогъ; это дѣйствительно была слесарня: длинный, высокій, громадный сарай съ огромными, закопченными и запыленными тусклыми окнами, которыя какъ-то терялись въ вышинѣ зданія.-- По обѣимъ сторонамъ, вдоль оконъ, понадѣланы были длинныя, невысокія сплошныя лавки, къ которымъ -- въ свою очередь -- прикрѣплены были уже желѣзные тиски...
Глаза совершенно, что называется, разбѣжались у Лексѣя, когда онъ вошелъ въ этотъ сарай... Ему хотѣлось посмотрѣть и на ручное горно, за которымъ калили зубилья двое чумазыхъ, раскраснѣвшихся слесаря,-- и на паровое сверло, которое такъ заманчиво урчало; не отказ.ался бы Лексѣй дотронуться и до широкихъ ремней-приводовъ, если бы не боязнь чего то неопредѣленнаго...
-- Господи!... Да куда-же это я попалъ?!.. думалъ онъ, отойдя немного отъ двери и оставляя ее непритворенною.
-- И штой-то это тутъ такое дѣлаютъ?!.. Вонъ, вонъ одинъ какъ чешеіъ что-то -- и другой и третій!... Гли, гли -- паря!.. Э-э э!... Вона какъ молоткомъ пошелъ наяривать!.. А какъ да по рукѣ вдругъ порснетъ?!.... удивлялся Лексѣй.
-- Ты што, землякъ?!.. подошелъ къ нему молодой слесарь съ плутовскимъ выраженіемъ лица.
-- Ой-ли?!.. Земля-я-якъ?!.. удивился Лексѣй.
-- Вотъ те назадъ пятки, впередъ носы -- если не землякъ!... завѣрялъ его молодой слесарь.
-- Да ты, рай, изъ нашего села будешь?!..
-- Вотъ, дурашка какой -- развѣ не помнишь?... запнулся на этотъ разъ молодой слесарь -- не зная, что говорить далѣе; на выручку къ нему подошли другіе слесаря и тоже окружили Лексѣя...
-- Што, мильчикъ, въ слесаря хошь?!..
-- Ты гдѣ спервоначалу работалъ?!...
-- Гдѣ работалъ -- вѣстимо въ деревнѣ!... откровенно пояснилъ Лексѣй. Зимой дрова возилъ, а лѣтомъ снопы и все прочее по хозяйству!..
--..... А пилить смыслишь?!.....
-- Вѣстимо не безъ того!... ухмыльнулся мужикъ; слесаря недовѣрчиво посмотрѣли на него...
-- Такъ ты какъ теперь, примѣрно, хочешь -- къ намъ, въ вагонную, или въ ремонтъ?!.. полюбопытствовалъ опять кто то изъ толпы.
-- Я?!.. Мнѣ-ка все равно!... Михеичъ сказалъ: иди, гритъ, въ слесарну -- тамъ примутъ; а если, гритъ, робята спросятъ, такъ скажи имъ, гритъ, что тебя Михеичъ прислалъ и объегоритъ приказалъ!...
-- Такъ тебя Михеичъ прислалъ и объегорить приказалъ?!... подхватилъ молодой слесарь, какъ то ехидно улыбаясь и, въ тоже время, перемигиваясь съ прочими товарищами...
-- Михеичъ, Михеичъ!... поспѣшилъ подтвердить Лексѣй, думая, что слесаря не вѣрятъ его словамъ. Мнѣ-ка што вамъ врать: такъ и сказалъ -- если, гритъ, робята будутъ...
-- Такъ его, братцы, прямо къ мастеру нужно предоставить!... Безотлагательно!... предложилъ кто-то изъ толпы.
-- Безпримѣнно!... Безпримѣнно!...
-- Прямо къ мастеру Семену Иванову и предоставить!, разомъ загалдѣли прочіе.
Лексѣей и его спутникъ прошли весь первый громадный сарай-вагонную, попали въ другой сарай -- столярную, прошли и его и, наконецъ, вышли на дворъ, загроможденный брусьями, досками, обрубками, осколками, котлами, трубами и проч.-- На концѣ двора, на небольшомъ бугрѣ, стоялъ уютный сарайчикъ, выкрашенный темно-бурой краской; надъ дверьми сарайчика красовалась лаконическая и очень при томъ вѣжливая надпись: "Ватерклозетъ".-- Надписи этой большая часть мастеровыхъ, конечно, не понимала, но сарайчикъ знала очень хорошо и даже считала своею непремѣнною обязанностію посѣтить его нѣсколько разъ на дню.-- При сарайчикѣ былъ сторожъ Сенька или, иначе, "мастеръ Семенъ Ивановъ" -- на обязанности котораго было слѣдить, что-бы рабочіе не засиживались въ сарайчикѣ болѣе четверти часа; мѣра эта была необходима въ виду того обстоятельства, что изъ числа рабочихъ находились охотники просидѣть въ сарайчикѣ и всѣ 10 рабочихъ часовъ.-- Впрочемъ, къ чести Семена должно замѣтить, что онъ былъ вообще человѣкъ добрый и, ублаготворенный небольшой государственной монетой или, при случаѣ, стаканомъ водки,-- позволялъ сидѣть и болѣе четверти часа... Что особенно поражало новаго посѣтителя въ этомъ помѣщеніи -- такъ это сравнительная чистота и отсутствіе того особаго специфическаго, отшибающаго и пронизывающаго запаха, свойственнаго всѣмъ вообще англійскимъ "ватерклозетамъ" и отечественнымъ "секретнымъ мѣстамъ"...
Вѣроятно запахъ этотъ отшибался сильнымъ букетомъ махорки, безъ употребленія которой не можетъ обойтись большая часть нашего рабочаго люда.--
Когда Лексѣй и его провожатый подошли къ сарайчику, сторожъ Сенька препирался съ однимъ изъ слесарей, слишкомъ долго засидѣвшимся въ сарайчикѣ.....
-- Да ты што это. далъ мнѣ?... Недоумѣвалъ Сенька, разсматривая на ладони у себя какую-то государственную мѣдную монету.--
-- Ослѣпъ, че-е-ертъ!?!... пояснилъ слесарь.--
-- Нѣтъ, ты што далъ-то это, стерва?!..
-- Трешникъ!...
-- Это за недѣлю то?!. обидѣлся Сенька.-- Ахъ ты кобыла Бога забыла!?!...
-- Дакъ што?!.. Я, вѣдь, не Богъ знаетъ што получаю, а 6 гривенъ въ день только!... оправдывался слесарь.--
-- Вонъ, вонъ... съ Богомъ!...
-- А не пойду!?!..
-- Врешь, пойдешь!...
-- А право не пойду!... И слесарь, какъ бы въ доказательство своихъ словъ, крѣпко ухватился руками за отверстіе одного изъ сидѣній, отличнымъ образомъ отполированныхъ отъ долгаго употребленія... Сторожъ Сенька, предварительно опустивши трешникъ въ карманъ, схватилъ въ свою очередь слесаря за воротъ и..... пошла возня.....
Около противоположной стѣны, отлично отполированной спинами посѣтителей и сплошь испещренной всевозможными надписями, какими то іероглифами и произведеніями заводскихъ живописцевъ и каррикатуристовъ -- собралась довольно большая группа рабочихъ и сообща обсуждала научно-религіозный вопросъ о томъ: стоитъ земля или движется?-- Окружающая и почему либо заинтересованная рѣшеніемъ научно-религіознаго вопроса публика вся стояла, такъ какъ у разрисованной стѣны -- къ несчастію -- не было устроено удобныхъ сидѣній...
Низенькій, плѣшивый, юркій маляръ изъ вагонной, въ лакированномъ, рваномъ картузѣ, какомъ то не то халатѣ, не то хитонѣ неопредѣленнаго цвѣта -- съ апломбомъ утверждалъ и доказывалъ, что земля стоитъ, а солнце вертится; противникомъ его былъ чумазый кузнецъ-рессорщикъ -- тоже низенькій, но коренастый и здоровый мужчина лѣтъ подъ сорокъ -- въ прожженной курткѣ, синихъ крашенинныхъ порткахъ и кожаномъ фартукѣ...
-- Нѣтъ, ты што можешь сказать противъ того, што въ Писаніи сказано: "....стой солнце и не движься луна!"... А?!... визжалъ плѣшивый маляръ.
-- Писаніе, братъ, Писаніемъ, а вотъ въ книжкѣ, гдѣ о разной планидѣ небесной сказано,-- прописано, што земля на оси вертится, которая ербитой называется и отъ того бываетъ ночь и день!... доказательно басилъ и коренастый рессорщикъ.
-- Плюнь ты, милый человѣкъ, на эту книжку, если ты христіанинъ есть, потому въ Писаніи сказано: "стой солнце и не движься луна"!... наставительно увѣщевалъ рессорщика плѣшивый маляръ.
-- Да вы раздеритесь опять, какъ въ запрошлый разъ!... вставилъ кто то изъ публики; послышалось самодовольное гоготаніе... Здѣсь кстати замѣтить, что въ сарайчикѣ всѣ вообще спорные -- научные и ненаучные -- вопросы кончались и разрѣшались большею частію потасовками и волосянками...
-- Да дайте же дорогу, че-е-ерти!... кричалъ Левка, безцеремонно толкая толпившихся рабочихъ и также безцеремонно таща за собой очумѣвшаго Лексѣя.
-- Гдѣ Семенъ Ивановъ?!... спросилъ Левка, собственно ни къ кому не обращаясь.
-- Не видитъ, чертъ!... послышалось съ удобныхъ сидѣній. Дѣйствительно, было довольно трудно разсмотрѣть мастера Семена Иванова: онъ, вмѣстѣ съ упрямымъ слесаремъ, отдавшимъ трешникъ пени,-- валялся по полу сарайчика, изображая какую-то безформенную, неопредѣленную массу... Масса эта, по временамъ, издавала какіе-то звуки, прислушавшись къ которымъ можно было разслышать, какъ сторожъ Сенька, съ какимъ-то сопѣніемъ мычалъ: "Пустишь али нѣтъ?"..
-- Сказано -- не пущу!... слышалось въ отвѣтъ.
Осмотрѣвшись, Левка пустилъ Лексѣя и принялся расталкивать валявшагося Сеньку...
-- Ну, ладно -- лахудра -- другой разъ ей-богу вытолкаю!... отряхиваясь. грозилъ этотъ послѣдній своему противнику.
-- А не пойду!... Сказано -- не пойду, потому деньги плачу!... оправдывался противникъ, тоже отряхиваясь и оправляясь.
-- Слушай, Семенъ Ивановичъ, оставь: артельнаго привелъ!... Послѣ, коли што, можешь!... увѣщевалъ расходившагося Сеньку Левка.
-- Нѣтъ, я ему -- лахудрѣ -- еще п-о-о-окажу!... горячился Сенька.
-- Слушай, я тебѣ што говорю!?!... приставалъ опять Левка.
-- Ну?!.. Слышу: чай не глухой!., обидѣлся Сенька и тутъ же вдругъ обратился къ недоумѣвающему Лексѣю...
-- Тебѣ што?!...
-- Насчетъ работы все, значитъ, ваше степенство!.... пояснилъ мужикъ, снимая шапку и отвѣшивая необходимый поклонъ.
-- Не могу!... Камплехтъ полонъ!... невозмутимо отчеканилъ Сенька, принимаясь что то шарить въ карманѣ. Отвѣтъ такой ошеломилъ Лексѣя...
-- Да какъ же это такъ, ваше степенство... кагды Михеичъ сказалъ!?!..
-- Плевать я хочу на твоего Михеича!... опять спокойно пояснилъ Сенька, выгребая изъ кармана кучу корешковъ и принимаясь свертывать цыгарету.
-- Дакъ какъ же это теперь?!... чуть не плакалъ Лексѣй.-- Я ему цѣлковый-рупь далъ, а онъ... вона што!... и при этомъ бѣдный, растерявшійся мужикъ растопырилъ руки въ разныя стороны, какъ бы желая тѣмъ самымъ нагляднымъ образомъ показать, что именно -- это "вона што".
-- Извѣстно, што ему -- примѣрно -- полведра поставить, чѣмъ домой плестись по-пусту!...
-- Прими ужь!... Пра слово прими!...
-- Знаемъ мы ужь эти благодарности!... укоризненно и. въ тоже время наставительно замѣтилъ Сенька, очевидно начинавшій сдаваться.-- Ты его примешь, а онъ тебѣ шишъ съ масломъ!...
-- Да онъ сейчасъ дастъ на полведра-то!... вставилъ и Левка, до того времени не принимавшій участія въ препирательствахъ Сеньки и Лексѣя.
-- Ой ли?!... полюбопытствовалъ сторожъ, закуривая цыгаретку глаголемъ и, прищуривъ глаза, какъ то ехидно посматривая на Лексѣя.
-- Ваше степенство, не оставь -- ублаготворю я тебя, коли што... Яицъ тамъ, али холста -- только прими!... Заставь вѣчно Богу молить!... просилъ Лексѣй. для большей убѣдительности падая на колѣни.
-- Слушай, Сенька! Брось ты мужика мучить, скажи прямо, што бы тебѣ рупь на водку далъ, чѣмъ канитель то тянуть!... Стерва ты, право стерва!... Со стороны мужика жалко!... вступился старый, сѣдой слесарь, до того времени спокойно сидѣвшій и посасывавшій съ наслажденіемъ трубочку.
-- А ты, гдѣ тебя не спрашиваютъ, не суйся!... Не тебя стригутъ, не ты и бляй!... обидѣлся Сенька.
-- Дуракъ ты, такъ дуракомъ и останешься!... продолжалъ опять старый слесарь, выбивая объ ноготь свою трубочку-носогрѣйку...
-- Ты вотъ што, милый!... обратился онъ къ стоявшему на колѣняхъ Лексѣю.-- Дай ему безъ разговору рупь и дѣлу конецъ: полтину онъ себѣ возьметъ, а полтину передастъ артели, а артель тебя ужь приметъ -- дѣло извѣстное!..
Нечего дѣлать -- Лексѣй всталъ, снова выгребъ изъ кармана кучу мѣдяковъ, снова отсчиталъ трешниками, семишниками и пятаками рубль и отдалъ Сенькѣ...
-- А только я тебѣ опять, Архипычъ, скажу -- гдѣ тебя, примѣрно, не спрашиваютъ -- не суйся!... наставительно замѣтилъ Сенька, видимо недовольный тѣмъ, что -- благодаря вмѣшательству Архипыча -- ему не удалось больше сорвать съ бѣднаго Лексѣя... Левка, тоже недовольный такимъ неожиданнымъ окончаніемъ дѣла, схватилъ Лексѣя за рукавъ и потащилъ изъ сарайчика.
-- Ты вотъ што, чертъ не нашего прихода!... пояснилъ онъ дорогою Лексѣю.-- Если тебя мастеръ спроситъ, гдѣ ты прежде работалъ, говори -- на Водкинскомъ заводѣ!... Слышь?!...
-- Слышу!... согласился Лексѣй.
-- А артели што бы полведра непремѣнно!.. Слышь?!... продолжалъ опять Левка.
-- Слышу!... снова согласился Лексѣй.
Болѣе пояснить что-либо мужику Левка не счелъ нужнымъ..
Когда Левка и Лексѣй пришли опять въ слесарную вагонной мастерской -- мастеръ, Антонъ Казиміровичъ, сморщенное, желтое, хромоногое существо въ очкахъ въ серебрянкой массивной оправѣ -- былъ уже въ артели и пробиралъ одного изъ слесарей...
-- Ты стерва!... лаконически пояснилъ мастеръ.
-- Это какъ вамъ угодно, Антонъ Казиміровичъ, а я штрафа не попущу!... оправдывался слесарь.
-- Стерва!...
-- Къ управляющему пойду, почему што дрель у васъ худая была, вы мнѣ нарочно ее и подсунули!...
-- Стерва, стерва!... Молчи ужъ!...
-- Какъ угодно, а не попущу!... Ей Богу не попущу!..
-- Увидимъ, увидимъ тамъ!...
-- Къ управляющему схожу послѣ смѣны!... Вы думаете, какъ вы мастеръ есть, такъ и суда не найдемъ -- на-а-айдемъ!...
-- Можешь, можешь!... А я три рубля впишу, такъ и знай!...
-- Нѣтъ ужь это, Антонъ Казимірычъ, шалишь-мамонишь, вотъ что-съ!...
-- Ла-а-адно, увидимъ!... А ты гдѣ по цѣлымъ часамъ шатаешься?!... обратился вдругъ Антонъ Казиміровичъ къ Левкѣ, который былъ уже у своихъ тисокъ и старательно отполировывалъ наждакомъ какой-то клинъ.
-- На одну минуту отлучился только, Антонъ Казиміровичъ, ей Богу!... оправдывался Левка.
-- И божится, сперва?! укоризненно замѣтилъ мастеръ. А это что за чубукъ?!.. спросилъ онъ, замѣтивши Лексѣя, который тоже стоялъ у тисокъ Левки; Лексѣю уже пояснили все -- какъ и что дѣлать и что -- въ случаѣ -- отвѣчать...
-- Землякъ мой, Антонъ Казиміровичъ!... Къ намъ въ артель хочетъ поступить!... пояснилъ Левка, въ тоже время многозначительно подмигнувъ Лексѣю.-- Лексѣй снялъ шапку и отвѣсилъ низкій поклонъ Антону Казиміровичу...
-- Ты гдѣ прежде работалъ?!.. спросилъ онъ Лексѣя.
-- На Водкинскомъ заводѣ, Антонъ Казимірычъ!...
-- А почему ушелъ -- или прогнали?!... Уворовалъ что нибудь?!.. А?!..
-- Другое дадимъ!... Гришка?... обратился Антонъ Казимірычъ къ одному изъ слесарей.-- Дай ему своего зубила!..
-- Нѣту у меня, Антонъ Казимірычъ,-- у самого выкрошилось!...
-- Левка!... Дай земляку зубило!...
-- Самому чичасъ нужно, Антонъ Казимірычъ!.. пояснилъ Левка.
-- Ну, Иванычъ, ты дай!... продолжалъ по порядку мастеръ.
-- Cчасъ!... послышалось въ отвѣтъ и усатый, чумазый слесарь Иванычъ полѣзъ подъ лавку искать зубило; долго онъ рылся и возился въ разномъ хламѣ и рухляди, отыскалъ зубило, спряталъ его подальше, опасаясь -- что бы дотошный мастеръ самъ не пошелъ осматривать подъ лавку -- и, наконецъ, чумазѣе прежняго вылѣзъ на свѣтъ Божій...
-- Ты вотъ што, старый меринъ!... Когда поймаешь меня, тогда и ругай!... Самъ не хуже другихъ умѣешь лапы то запускать и въ чужіе ящики по ошибкѣ залѣзать!... оправдывался яко бы обиженный Гришка.
-- Стервы вы проклятыя, вотъ что!... Когда что нужно -- никогда не дадутъ!... выругался Антонъ Казимірычъ.
-- Иди я тебѣ зубило дамъ -- закали его только и отточи!... обратился онъ къ Лексѣю, направляясь съ нимъ къ конторкѣ.
-- Ладно ужь, не учите!.. обидѣлся Иванычъ -- одинъ изъ лучшихъ слесарей артели -- вытаскивая изъ подъ лавки свое зубило, яко бы уворованное Тришкой, и принимаясь обрубать кусокъ желѣза... Одинъ изъ слесарей артели отправился помогать Лексѣю закаливать и оттягивать зубило.....
Артель, въ ожиданіи обѣщаннаго полведра водки, дѣлала свое дѣло; пока Лексѣй съ слесаремъ отпускали и оттачивали зубило -- а оттачивали и отпускали они нарочно долго, чтобы протянуть время -- благодаря искусству Иваныча, кубъ уже былъ готовъ и, опиленный какъ нужно, лежалъ подъ тисками Лексѣя... Самое трудное дѣло -- отвести отъ тисковъ мастера Антона Казиміровича,-- Левка взялъ на себя... Онъ былъ превеликій мастеръ заговаривать, что называется, легкіе зубы, а Антонъ Казиміровичъ -- въ свою очередь -- былъ страстный охотникъ до слушанія этихъ заговариваній; особенно же онъ любилъ болтать про охоту и потому, на этотъ разъ, смѣтливый Левка избралъ темою для заговариванія зубовъ -- какихъ-то лосей, которые будто бы ходятъ глодать осину въ близьлежащій около завода лѣсъ...
Антонъ Казиміровичъ воодушевился, придумывая, какъ бы это подсидѣть и "изымать" лосей?-- Онъ размахивалъ руками, поправлялъ очки свои въ серебряной оправѣ, что то выкладывалъ на пальцахъ и совершенно забылъ, что у него -- на порожнихъ тискахъ -- стоитъ незнакомый человѣкъ на пробѣ...
-- Готово ужь?!... удивился Антонъ Казимірычъ, неуспѣвшій еще не только поймать лосей, яко бы гложущихъ осинку по-близости,-- но и не придумавшій для этого какого либо доскональнаго средства....
Въ отвѣтъ на вопросъ мастера -- Лексѣй какъ-то не то ехидно, не то самодовольно улыбнулся...
-- Скоро, скоро -- стерва сдѣлалъ!.... И чисто какъ!?! одобрялъ Антонъ Казиміровичъ, прикидывая металлическимъ угольникомъ и кронциркулемъ по кубу.
-- Немножко вотъ только углышекъ спустилъ!... придрался онъ, уже по одной привычкѣ всѣхъ вообще мастеровъ хоть къ чему нибудь придраться...
Лексѣй, съ сознаніемъ собственнаго достоинства, посмотрѣлъ на указанное мѣсто и потрогалъ даже пальцемъ....
-- Рази на волосокъ какой нибудь, Антонъ Казимірычъ, да и то вѣрно когда вконецъ ужь опиливалъ?... невозмутимо отрѣзалъ онъ, уже какъ слѣдуетъ настроенный и "отполированный" артелью.
-- То-то -- вконецъ ужъ!... передразнилъ мастеръ, повертывая кубъ въ рукахъ и совершенно уже не зная и не находя -- къ чему бы еще придраться...
-- А сколько ты получалъ прежде?!... полюбопытствовалъ Антонъ Казиміровичъ.
-- Рубль съ четвертакомъ!...
-- Ну, а здѣсь я тебѣ пока рубль положу!.. И то, надо бы три четвертака, пояснилъ Антонъ Казиміровичъ,-- да больно ужь ты парень то хорошъ?... Послѣ обѣда можешь приходить!... добавилъ онъ, запирая пробный кубъ въ конторку...
Успокоенный и обрадованный такимъ рѣшеніемъ -- Лексѣй отвѣсилъ низкій поклонъ Антону Казиміровичу; въ припадкѣ благодарнаго чувства, охватившаго его вдругъ, онъ хотѣлъ было даже отдать послѣднюю трешницу косоногому мастеру, но вспомнилъ, что еще вечеромъ на эту трешницу нужно поставить артели полведерную бутыль очищенной, благодаря всесильному дѣйствію которой онъ -- изъ простаго мужика-лапотника -- попалъ въ рабочіе на заводъ и сталъ получать такъ дорогой ему цѣлковый рупь въ сутки...
Тихо было ночью на заводѣ, еще тише кругомъ его.
Ночной, дежурный сторожъ у дома управляющаго заводомъ, закутавшись потеплѣе въ громадный, романовскій полушубокъ и поудобнѣе умостившись на скамейкѣ -- въ будкѣ -- сотворивъ молитву, хотѣлъ было уже мирно отойти ко сну, какъ вдругъ веселый мотивъ знакомой пѣсни заставилъ его высунуться изъ будки...
-- И кто бы это были?!.. недоумѣвалъ онъ, поджидая запоздавшихъ гулякъ.
-- Ишь дерутъ, ишь дерутъ!... почему-то тяжело вздыхая, думалъ сторожъ, совершенно выходя изъ будки и, въ сознаніи собственнаго достоинства, принимаясь расхаживать подъ окнами дома управляющаго. Голоса слышались все ближе и ближе...
-- Тише вы, кикиморы!... окликнулъ онъ троихъ субъектовъ, изрядно таки подвыпившихъ.-- Управляющій не спитъ...
-- Нахаркать на твоего управляющаго, вотъ што!.. послышалось въ отвѣтъ.
-- Я говорю, тише: услышитъ да узнаетъ, онъ вамъ тогда холку то натретъ!... урезонивалъ сторожъ.
-- Ищо кто кому!?... Во-о-тъ што!?.... Што што онъ управляющій есть -- тьфу!... Мы сами управляющи!...
-- Только я, братцы мои, все въ толки не возьму, какъ это только я цѣлковый-рупь буду получать, когда ничего не умѣю работать?!..
-- Дуракъ!... По самы уши дуракъ!... слышалось въ поясненіе.-- Артель тебя приняла -- и баста!... Она тебя, значитъ, постепенно и работать выучитъ и все такое и будешь ты заправскимъ слесаремъ!... Убытки если спервоначалу понесетъ, на всѣхъ разложитъ, прибыль если -- тоже!... Только ты, коли артель еще водки требовать будетъ -- не моги отказать -- а то выживемъ!.. Пра слово выживемъ!... Какъ приняли, такъ и выживемъ!... Понялъ?!...
-- Чудно!... ЕЙ Богу чудно!...
-- Ду-у-уракъ!...
Жена моя барыня,
А я -- конопатчикъ.--
Пойду въ городъ, куплю коробъ --
Буду ба-а-ара-абанщикъ!...
послышался опять веселый мотивъ новой пѣсни.
-- О! Господи, Господи!... Вотъ она, жизнь-то развеселая, удалая!... А тебѣ вотъ тутъ и поспать то путемъ не дадутъ!... снова уснащаясь на скамейкѣ -- въ будкѣ -- думалъ дежурный сторожъ.
Скоро въ окнахъ управляющаго погасъ огонь, а изъ будки раздался мощный и громкій храпъ вѣрнаго стража -- и болѣе въ эту ночь уже никто не нарушалъ окружащей заводъ и его окрестности тишины...