Заведеев Павел Васильевич
Паразит

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Пол--За... ... (псевдонимъ).

Жѣлезнодорожные Ахиллы и Гекторы.

   

ПАРАЗИТЪ.

(Портретъ).

   Настоящая его фамилія была Небель... Гансъ Ѳедоровичъ Небель, но мастеровые -- какъ и вообще простонародье, не скупящееся на разныя мѣткія и курьезныя названія -- прозвали его "поросятникомъ".
   Почему имено Gerr Небель'я прозвали такъ, а не иначе, я и постараюсь объяснить это...
   Онъ занималъ если и не почетную, то уже во всякомъ случаѣ выгодную должность начальника Шишовской вагонной мастерской, позволявшую ему подъ видомъ службы цѣлые дни бездѣльничать въ вагонной мастерской и проводить вечера и ночи дома.
   По вечерамъ его всегда можно застать въ квартирѣ, за исключеніемъ вторниковъ, четверговъ и воскресеній, въ которые онъ отправлялся къ товарищу и сослуживцу своему, Шмидту -- начальнику станціи -- у котораго и игралъ въ любимую игру "Sechs und Sechzig", пилъ портеръ и закусывалъ заливнымъ поросенкомъ съ хрѣномъ.
   Поросенокъ, а тѣмъ болѣе заливной и вдобавокъ еще съ хрѣномъ, это была его страсть, idee-fixe -- такъ сказать...
   Это кушанье онъ любилъ, кажется, болѣе всего на свѣтѣ и уже во всякомъ случаѣ ни за что не смѣнялъ-бы на толстую и жирную каммермедхенъ Акулину, а тѣмъ болѣе на жену свою -- тощую, бѣлобрысую Амалію.-- Впрочемъ, гораздо болѣе поросенка подъ хрѣномъ онъ уважалъ деньги и, вѣроятно, потому, что на нихъ можно пріобрѣсти все; и поросятъ подъ хрѣномъ и толстыхъ и тощихъ каммермедхенъ.
   Конечно, если бы у Шмидта -- начальника станціи -- не подавали на ужинъ и закуску заливнаго поросенка съ хрѣномъ, то -- по всему вѣроятію -- Гансъ не ходилъ-бы играть въ Sechs und Sechszig и проводилъ-бы вечера вторниковъ, четверговъ и воскресеній такъ-же, какъ проводилъ вечера и прочихъ дней недѣли, то-есть -- за хозяйственными и практическими расчетами, въ которыхъ помогала ему и тощая, бѣлобрысая половина его -- Амалія....
   Въ подобныхъ случаяхъ на сцену, т. е. на большой круглый столъ, сдѣланный изъ общественнаго дерева, общественными мастеровыми, появлялась громадная книга съ синими листами, переплетенными въ какую-то необыкновенно крѣпкую и лоснящуюся кожу сѣраго цвѣта.-- Гансъ вооружался карандашемъ, перекатывалъ сигару изъ праваго угла рта въ лѣвый, ехидно прищуривалъ лѣвый глазъ, моргалъ правымъ и, вообще, принималъ видъ человѣка, серьезно чѣмъ-то занятаго.
   Амалія помѣщалась около своего любезнаго Ганса, облокачивалась на свои бѣлоснѣжныя ручки, многозначительно заглядывала въ книгу, тоже морщилась почему-то и по временамъ необыкновенно нѣжно шептала:
   -- Гансъ!... Ти знаешь -- слифкъ нэть!?...
   -- Уу-у!... мычалъ въ отвѣтъ Гансъ, принимаясь съ шумомъ перелистывать книгу и отмѣчать въ ней, что нужно, карандашемъ.
   -- Сливошній масла тоже совсэмъ нэть!.. необыкновенно нѣжно продолжала шептать Амалія.
   -- Уу-у-у!... соглашался опять Гансъ и опять перебиралъ и шуршалъ листами и отмѣчалъ карандашемъ.
   -- Акулинъ, Акулинъ!... принималась потомъ кричать тощая Амалія такъ пронзительно, что можно было подумать, что къ ней забрался клещъ, или-же приключился какой либо другой непріятный репримандъ, требующій немедленнаго и непремѣннаго присутствія каммермедхенъ Акулины.
   Акулина не медлила явиться на зовъ -- входила въ комнату, на ходу одергивала сараоанъ, смурыгала рукой свой носъ сначала въ вертикальномъ направленіи, затѣмъ въ горизонтальномъ и потомъ уже останавливалась въ почтительномъ разстояніи отъ стола, принимая позу вполнѣ приличную человѣку, позванному для объясненій...
   -- Акулинъ!... Пожал'ста, чего у насъ нэть: масла, сметанъ, творогъ!?! начинала свой допросъ Амалія.
   -- Да, туша моя!... вторилъ и Гансъ, немилосердно дымя сигарой и поводя карандашемъ по воздуху.-- Скажи, чего у насъ по хозяйству нэть: масла тамъ, сметаны и прочаго!?!..
   -- Чего нѣтъ!? переспрашивала Акулина и при этомъ до того часто принималась моргать своими вѣками, что всякій посторонній и новый зритель непремѣнно думалъ, что вотъ-вотъ сейчасъ Акулина разразится горючими слезами съ причитаніями.
   -- Перво на-перво, значитъ, Господи благослови!... начинала обыкновенно свои поясненія каммермедхенъ, придвигаясь ближе къ столу и, вѣроятно, для большей убѣдительности перебирая своими жирными, грязными пальцами замаранный, заскорузлый фартукъ.
   -- Перво на-перво, значитъ, сливки всѣ, потомъ...
   -- Пшъ!... останавливалъ обыкновенно аккуратный Гансъ дальнѣйшія поясненія Акулины, спѣша сдѣлать карандашемъ въ книгѣ необходимыя отмѣтки относительно сливокъ.
   -- Но, я полагаю, врядъ ли кого либо могутъ заинтересовать различныя хозяйственныя поясненія и комментаріи такой грязной и толстой каммермедхенъ, какъ Акулина; всякому, вѣроятно, гораздо интереснѣе будетъ узнать что либо о книгѣ съ синими листами, въ которую вписывалъ свои поясненія Гансъ, одинъ изъ героевъ всей многочисленной, начальствующей желѣзнодорожной челяди.
   Книга эта была въ нѣкоторомъ родѣ книгою живота всѣхъ тѣхъ слесарей, смазчиковъ, столяровъ и прочихъ мастеровыхъ, служащихъ въ вагонной мастерской при Шишовской станціи и, такимъ образомъ, находящихся подъ непосредственнымъ начальствомъ Ганса.
   Если-бы кому либо изъ лицъ постороннихъ возможно было заглянуть въ эту книгу, то можно было бы увидать и прочитать въ ней не мало замѣчаній, сдѣланныхъ рукою самого Ганса... Можно было-бы узнать, напримѣръ, что слесарь Иванъ Звенцевъ поступилъ въ вагонную мастерскую "Юни 10, 186..." и съ тѣхъ поръ "имэйтъ благодарность drei rubel, паросенка, масла сливошній 1 крынка, водкэ шетверть ведра" и т. д..; смазчикъ Семенъ Дехтяревъ поступилъ на службу "März 3, 187...", при поступленіи "имэйтъ благодарность" "голофа сахаръ" и потомъ черезъ три мѣсяца -- "Юна 4, 187..." уволенъ de jure sa нерадѣніе по службѣ, de facto-же собственно за то, что противъ его фамиліи въ синей книгѣ подъ рубрикою: "имэйтъ благодарность" -- Гансъ Поросятникъ въ теченіи цѣлыхъ трехъ мѣсяцевъ не имѣлъ удовольствія отмѣтить что либо карандашемъ вродѣ -- "поросэнка, сливка 1 бутылокъ, молоденкова цыплятъ дрей штукъ" и т. д.
   Почитавши далѣе книгу и ознакомившись болѣе съ примѣчаніями Ганса, можно замѣтить, что всѣхъ долѣе держатся на своихъ мѣстахъ тѣ изъ служащихъ, которые чаще другихъ "имѣютъ благодарность" Гансу въ видѣ поросятъ, кринокъ масла, рублей, кусковъ телятины, бутылокъ водки и прочая; точно также не трудно замѣтить еще и то, что такіе примѣрные служащіе изъ числа подначальныхъ Гансу -- не только знаютъ и чтятъ тѣмъ или другимъ смиреннымъ и посильнымъ приношеніемъ день рожденія самого Ганса и его дрожайшей Амаліи, но также не упускаютъ изъ виду и дней рожденія его многочисленныхъ дядей, тетокъ, двоюродныхъ сестеръ, братьевъ -- и знаютъ дни кончины Grossmutter'а и Grossfater'а.
   Вотъ въ этой-то книгѣ Гансъ -- каждый изъ тѣхъ вечеровъ, въ которые онъ бываетъ дома, и дѣлаетъ необходимыя отмѣтки, соображаясь съ указаніями бѣлобрысой Амаліи и толстой каммермедхенъ Акулины съ одной стороны, и собственными соображеніями съ другой...
   Гансъ былъ -- надо замѣтить, патріотъ и политикъ до нѣкоторой степени, слѣдовательно, человѣкъ болѣе или менѣе разсудительный; то есть онъ не потому только былъ патріотомъ и политикомъ, что ѣлъ колбасу, пилъ пиво и выписывалъ "National Zeitung", а болѣе потому, повторяю, что былъ человѣкъ дѣйствительно разсудительный и при томъ-же, какъ нѣмецъ, достаточно аккуратный.
   Вѣроятно въ силу послѣднихъ двухъ качествъ никто изъ подчиненныхъ Ганса не жаловался на его несправедливость и непослѣдовательность...
   -- Гляди, робя, мнѣ нынче, поди -- наша-то поросятина о повышеніи. антимоніи разводить станетъ!?!... объявлялъ своимъ товарищамъ какой либо изъ черномазыхъ вагонныхъ слесарей, прилаживая буксу или опиливая подшипникъ.
   -- Что, али время?!... любопытствовали товарищи.
   -- Не говори, робя!... Цѣлый мѣсяцъ, почитай, ничего ему не носилъ окромя што тогда сливокъ бутылку сперъ!...
   -- Ну, это коли такъ -- то тебя, братъ, повыситъ!.. замѣчали, ехидно подмигивая, товарищи.
   Дѣйствительно, черезъ день, много черезъ два, Гансъ подходилъ къ слесарю, прилаживавшему буксу, и необыкновенно ласково и нѣжно трепалъ его по плечу...
   -- А славни ти у меня работникъ, право славни: какъ ни погляжу, все Архиповъ за работа, все карошо работайтъ!... говорилъ онъ обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ.
   -- Какъ умѣю ужъ, Гансъ Ѳедоровичъ, не обезсудьте!... Не знаю какъ и угодить ужъ -- не покладая рукъ, можно сказать, стараюсь!... оправдывался слесарь.
   -- Вижу, вижу!... Кррошъ... ошень карошъ работникъ!..
   Наступило молчаніе. Гансъ посматривалъ въ сторону и дымилъ сигарой, а слесарь пыхтѣлъ и кряхтѣлъ надъ работой.
   -- Ты, кажется, въ смашикъ у меня просился!?!... справлялся вдругъ Гансъ, прищуривая одинъ глазъ и посматривая имъ на слесаря.
   -- Оно, конешно, Гансъ Ѳедоровичъ!... Я бы съ моимъ, то ись, удовольствіемъ -- и сподручнѣе тамъ нашему брату и все такое!...
   -- Непремѣнно, непремѣнно въ смашикъ!... перебивалъ Гансъ, снова похлопывая слесаря по плечу.-- Какъ первій вакансій війдетъ, такъ ти смашикъ!... Слишь -- смашикъ!... Ти знайтъ, какъ я луплю поощрять карощій и пощтительный работникъ!... Смашикъ... непремѣнно смашикъ!.... заканчивалъ свою тираду Гансъ и отходилъ отъ слесаря; однако-же, пройдя шаговъ пять, онъ снова возвращался...
   -- Два зловъ!... пояснилъ онъ.-- Я слишаль, у тибэ іесть коровъ, будь добръ, доставъ мнѣ завтра маселъ и сметанъ!.. Што будитъ стоить, я плачу!... Понимаешь! Ти по знакомству, конешно, корошій дашь, а на базаръ дорого и дрянь!.. Слишь!?!..
   -- Я што-же!... Я съ моимъ удовольствіемъ и такъ, Гансъ Федоровичъ!
   -- Нэтъ, это зашемъ... это лишни клаузы війдутъ пожалуй!... сомнѣвался Гансъ.
   -- Никакихъ такихъ кляузовъ, Гансъ Ѳедоровичъ, не выйдетъ, потому какъ я, значитъ, вамъ въ благодарность преподношу!... При томъ-же это и секретно сдѣлать можно: я пойду завтра, да горшечки свои въ отпарную {Въ этой печи отпариваютъ бывшія въ употребленіи буксы, загрязненныя и засаленныя, которыя и опускаютъ для очистки въ нагрѣтый составъ изъ соды, извести и прочихъ очищающихъ медикаментовъ.} печку и поставлю, будто готовить себѣ што, а вы возьмете и переложите!... предлагалъ находчивый слесарь.
   -- Нюю-ю-ю... развѣ только въ благодарность -- эти другой дѣло!.. соглашался Гансъ и уходилъ, не забывая еще разъ напомнить благодарному и находчивому слесарю, что первая ваканція смазчика -- его.
   Такъ какъ я пояснилъ уже, что дѣлаетъ Гансъ по вечерамъ, то справедливость заставляетъ упомянуть также и о томъ -- какъ онъ проводитъ дни; это, мнѣ кажется, будетъ даже необходимо для большей характеристики моего героя.
   Днемъ, передъ приходомъ пассажирскихъ поѣздовъ, его всегда можно видѣть на платформѣ станціи; здѣсь онъ время отъ времени и особенно въ тѣ минуты, когда на платоормѣ собирается достаточно пассажировъ -- выказываетъ необыкновенное рвеніе къ наблюденію и командованію слесарями, осматривающими вагоны.
   Увидитъ, напримѣръ, онъ, что слесарь особо подозрительно и долго осматриваетъ какую нибудь буксу -- непремѣнно сейчасъ растолкаетъ народъ, пойдетъ и окликнетъ....
   -- Шито тутъ -- букса?!...
   -- Букса, Гансъ Ѳедоровичъ!... почтительно отвѣтитъ слесарь.
   -- Горячъ?!...
   -- Нѣтъ, словно-бы тепленька маленько!...
   -- Горячь... непремэнно горячъ!... Когда начальникъ говоритъ -- слюшать надо!... Курца яйца ни учатъ!.. Слишь!?!.. кричитъ обыкновенно Гансъ и тутъ-же уходитъ снова на платформу, не находя нужнымъ удостовѣриться: дѣйствительно-ли букса горяча или на самомъ дѣлѣ только тепленька.
   Но буксы на Шишовской дорогѣ очень рѣдко нагрѣваются и потому слесаря не очень часто особо подозрительно и долго посматриваютъ на нихъ, такъ что Гансу приходится болѣе такъ себѣ, безъ всякой цѣли, расхаживать по платформѣ станціи въ ожиданіи поѣзда...
   Въ это время всего удобнѣе и лучше можно разсматривать его полную, шарообразную фигуру на коротенькихъ ножкахъ, задрапированную въ короткое драповое пальто гороховаго цвѣта, засаленныя брюки и крючковатые сапоги безъ каблуковъ...
   Конечно, всего замѣчательнѣе въ Гансѣ -- его шляпа, сапоги и походка...
   Шляпа не знаю въ силу какихъ соображеній и обстоятельствъ попала на голову Ганса: она очень удачно и практично могла-бы быть употреблена на воронье или какое либо другое гнѣздо -- до того была стара, худа и измята; сапоги Ганса замѣчательны тѣмъ, что сдѣланы изъ той-же старой, лоснящейся кожи, въ которую переплетена синяя книга съ "благодарностями", если я добавлю, что сапоги эти обладаютъ драгоцѣннымъ свойствомъ не изнашиваться скоро и необыкновенно ярко и ослѣпляюще блестѣть послѣ того, какъ Гансъ смажетъ ихъ общественнымъ масломъ, то я скажу все, что только можно вообще сказать о сапогахъ вагоннаго мастера Шишовской мастерской.
   Что касается походки Ганса, то она дѣйствительно въ нѣкоторомъ родѣ замѣчательна: онъ ходилъ покачиваясь всѣмъ корпусомъ на правый бокъ, притопывая при этомъ правой ногой и особенно далеко отставляя лѣвую...
   Люди многоопытные и до извѣстной степени прозорливые говорили, что эта походка есть не болѣе какъ привычка, унаслѣдованная имъ отъ неблагодарнаго ремесла точильщика, которымъ онъ, будто бы, когда-то занимался...
   За тѣмъ я пропускаю безъ всякаго вниманія штаны Ганса, почему-то на цѣлую четверть не доходящія до лодыжекъ и помѣстительные карманы пальто, постоянно наполненные въ достаточномъ количествѣ собственными сигарами, спичками, общественными свинцовыми пломбами, кусками шпіатру, мѣди, пучками веревокъ и вообще всѣмъ тѣмъ, что только возможно удобно стащить изъ ввѣренной мастерской и помѣстить безъ затрудненія въ собственномъ карманѣ или въ другихъ мѣстахъ, болѣе сокровенныхъ; пропускаю все это -- какъ вещи вообще незамѣчательныя и прямо перехожу къ занятіямъ Ганса въ мастерской...
   Занятія эти раздѣлялись, во-первыхъ, на занятія для пользы общества Шишовско-Пѣтуховской дороги,-- во вторыхъ, на занятія для пользы собственной персоны, и эти послѣднія, конечно, отнимали большую часть служебнаго времени Ганса.
   Занятія для пользы Общества состояли въ томъ, что онъ трудился надъ изобрѣтеніемъ тормаза, который-бы сразу, на полномъ ходу останавливалъ поѣздъ...
   Каждый день послѣ утренняго пассажирскаго поѣзда онъ подходилъ къ своей конторкѣ, садился на табуретъ, закуривалъ сигару и погружался въ думы о будущемъ "Тормазъ-Небель"'ѣ, какъ онъ имѣлъ обыкновеніе выражаться; въ это время онъ былъ опасенъ и сосредоточенъ какъ собака, гложущая кость или какъ кошка, ищущая блохъ у своихъ котятъ въ мѣстахъ сокровенныхъ.
   Слесаря знали это по опыту и потому не дерзали въ подобныя минуты подходить къ нему за самымъ необходимымъ, предоставляя полнѣйшую свободу чертить пальцами по полу и довольно гоомко бормотать про себя русскія "карошъ" и нѣмецкія: "Gut... Sehr gut".
   Уловивши, такъ сказать, идею будущаго тормаза -- Гансъ собиралъ слесарей, торжественно объявлялъ имъ о своемъ открытіи и выдавалъ рисунки и работу, долженствовавшіе наглядно осуществить эту идею.
   Пока осуществлялась одна идея, Гансъ отъ нечего дѣлать придумывалъ другую, снова собиралъ слесарей, снова торжественно объявлялъ имъ объ открытіи, выдавалъ новую работу -- отбирая старую -- и, въ видѣ никуда негодныхъ желѣзныхъ и мѣдныхъ колесиковъ, гаечекъ, крантиковъ, рычажковъ и винтиковъ -- продавалъ въ ломъ, въ желѣзныя лавки.
   Однажды онъ совсѣмъ было изобразилъ идею, но.... залюбовавшись хорошенькой моделью паровоза и шести вагоновъ, сдѣланныхъ для опыта подъ руководствомъ старшаго слесаря -- остальными мастеровыми, счелъ за болѣе подходящее разъиграть паровозъ и вагоны въ трехъ сотенныхъ; сдѣлалъ онъ это въ виду того мудраго соображенія, что -- во-первыхъ, идея останется при немъ всегда, такъ сказать -- "im Kopf setzen"; во-вторыхъ, общественнаго желѣза, мѣди и -- вообще -- матеріала для осуществленія всевозможныхъ начальническихъ идей -- всегда достаточно будетъ и хватитъ въ третьихъ, что даровая рабочая сила подъ видомъ подначальныхъ слесарей и прочихъ мастеровыхъ -- никогда не уйдетъ....
   Въ видахъ этихъ то послѣднихъ соображеній, идея такъ и осталась идеей, завязнувши въ жидкихъ мозгахъ Ганса, и замѣчательный -- безъ сомнѣнія -- тормазъ-Небель -- появится, вѣроятно, въ скоромъ будущемъ...
   Занятія для пользы собственной персоны состояли въ томъ что Гансъ каждое утро отправлялся въ пакгаузъ, находящійся неподалеку отъ вагонной мастерской -- и здѣсь, у знакомаго артельщика, набиралъ овса, ржи, отрубей или просто муки и, пришедши обратно въ свою мастерскую, разсыпалъ всѣ сіи злаки по приману западни, спеціально сдѣланной столярами и слесарями, согласно идеѣ Ганса, изъ общественнаго дерева и мѣдной сѣтки; затѣмъ Гансъ набиралъ "шайку удалыхъ добрыхъ, молодцевъ" изъ числа слесарей и чернорабочихъ и, предводительствуя ей, учинялъ облаву на голубей -- этихъ до глупости довѣрчивыхъ пернатыхъ тварей...
   Шайка разсыпалась по мастерской; взбиралась на вагоны, залѣзала подъ колесы, кричала, кидалась гайками и обрубками, громыхала цѣпями -- спугивая и сгоняя птицъ къ западнѣ; самъ продводитель воодушевлялся тоже: уськалъ, свисталъ, шипѣлъ, кричалъ басомъ и дискантомъ съ переливами, махалъ платкомъ, подпрыгивалъ -- при чемъ изъ кармановъ летѣли собственныя спички и сигары и общественныя пломбы, куски мѣди, шпіатра -- и, вообще, выказывалъ воодушевленіе и зудъ заправскаго охотника.
   Когда въ западню набиралось достаточное число голубей, Гансъ, выражаясь его-же словами, "дѣлалъ имъ капутъ", для чего бралъ каждаго плѣнника за лапки и такъ искусно встряхивалъ, что бѣдняга послѣ этого не дерзалъ уже болѣе шевелиться...
   Голубей этихъ онъ отправлялъ въ ящикахъ съ мелкимъ углемъ по всей Шишовской линіи друзьямъ своимъ и въ томъ числѣ -- большую часть въ Москву... "Дичи" этой въ разбитыя окна вагонной налетаетъ достаточно, тѣмъ болѣе, что, какъ я уже сказалъ, невдалекѣ отъ вагонной находится пакгаузъ, что въ виду этого, слѣдуетъ предполагать, что Гансъ еще долго будетъ охотиться за бѣдными тварями... И такъ -- изо дня въ день -- мирно и незлобно коротаетъ вѣкъ свой Гансъ Поросятникъ, состоя въ почетной должности вагоннаго мастера Шишовской мастерской...
   Злые языки утверждаютъ, что яко-бы Gerr Небель намѣренъ оставить свою почетную должность...
   Не знаю, насколько это вѣроятно въ будущемъ, въ настоящемъ же Гансъ продолжаетъ мирно охотиться за голубями въ мастерской, брать взятки съ подчиненныхъ и получать за все это ежемѣсячно 60 рублей потому, что -- во-первыхъ -- надѣется осуществить вполнѣ и блистательно -- при томъ -- свою идею замѣчательнаго тормаза, или же, по крайней мѣрѣ, продать нѣсколько пудовъ общественныхъ желѣза и мѣди, во-вторыхъ -- потому, что опять таки надѣется получить благодарность и повышеніе отъ начальства...
   А извѣстно, господа, что и всѣ-то мы живемъ надеждою!...

-----

   Не приходилось-ли вамъ, господа, гдѣ нибудь -- на какой-либо "костоломкѣ" встрѣчаться съ подобнымъ мастеромъ Гансомъ?!...
   Если не приходилось, то -- будьте покойны -- непремѣнно встрѣтитесь.. Одинъ мой знакомый, "прослужившій" на костоломкѣ ногу и два ребра, не упоминая уже о другихъ незначительныхъ "презентахъ" -- говоритъ, что если-бы желѣзнодорожныя Общества задумали деревянныя шпалы замѣнить подобными служащими-паразитами, какъ Гансъ Поросятникъ, то въ остаткѣ получилась бы изрядная экономія...
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru