Жадовский Павел Валерианович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Собрание 249-ти стихотворений.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ П. И. ЖАДОВСКАГО

ТОМЪ I.

СТИХОТВОРЕНІЯ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія С. Добродеева, Троицкій пер., д. No 32
1886.

Князю
Александру Валентиновичу
Шаховскому.

   Тому, чье сердце умѣетъ чувствовать глубоко, а умъ съ присущимъ ему поэтическимъ тактомъ, умѣетъ отыскать и оцѣнить черты истиннаго дарованія въ произведеніяхъ поэзіи и всего изящнаго съ глубочайшимъ уваженіемъ посвящаетъ авторъ

Павелъ Жадовскій.

   

ОГЛАВЛЕНІЕ I ТОМА.

   Весеннія думы
   Изъ моей груди разбитой
   Внуку Валѣ
   Слеза Славянина
   Изъ Томаса Гуда
   Изъ пустаго сердца пѣсня
   Туча грозная промчалась
   Жизнь
   Звукъ гармоніи чудесной
   Доля человѣка
   Сѣренькое небо, дождикъ накрапаетъ
   Тому кого ужь нѣтъ
   На чужбинѣ
   Завѣщаніе женѣ
   Осенняя пѣсня
   На память товарищу дѣтскихъ лѣтъ П. С. Ванновскому
   Она печально голову склонила
   Какъ сокъ подъ дуба старою корой
   Въ память Н. Н. Кар....ну
   Его Императорскому Высочеству, Государю Наслѣднику Цесаревичу. Очеркъ-эпизодъ изъ штурма Севастополя 6-го іюня 1855 года
   Сновидѣніе
   Другу Юрію Корнилову
   Когда отъ годовъ и страданій
   Хочу сохранить мои думы
   Къ родинѣ
   Старая пѣсня
   Волны жизни
   Хочу забыться я съ мечтой
   Узникъ
   Мнѣ вспомнились степи Украины
   Борьба за жизнь идетъ къ концу
   Міръ безумцевъ
   Ходятъ по небу тучки
   Я вѣрилъ вамъ друзья свободы
   Жадно пьетъ земля сухая
   Когда тяжелый думъ полетъ
   Зачѣмъ опять передо мной
   Я часто на дѣтей смотрю съ тоскою
   Какъ камень на сердцѣ лежитъ
   Живете вы безъ нужды, безъ, заботы
   Я взлѣлеянъ нуждой и несчастьемъ
   Старьевщикъ
   Надъ, пышно гордою столицей
   Полночь бьетъ. Моя лампада
   Когда нибудь узнаешь ты
   Надъ землею сны летаютъ
   Бѣгутъ по душѣ моей думы
   Въ скорбный часъ когда терпѣнье
   Погоди больное сердце
   Гдѣ родина моя, гдѣ сердца колыбель
   Въ лѣсу Л. С. Макову
   День Воскресенія
   Въ тѣ дни, когда я пламенной душою
   Я сижу передъ каминомъ
   Въ наши дни появилося много
   Вѣетъ утренней прохладой
   Часто я пытаю сердце.
   Опять ты вновь передо мной
   Въ зимній день, когда мятель крутится
   Еще одно сердечное страданье
   Печальный часъ когда душа болитъ
   Передъ портретомъ Шекспира
   Содрогнулась душа, я поникъ головой
   Какъ потокъ кипитъ весною
   Когда надъ вами пронесется
   Я люблю въ тебѣ твои грѣхи
   Опять слеза блеститъ въ твоихъ очахъ
   Когда стряхнувъ земное одѣянье
   Памяти А. В. Дружинина
   Есть у меня въ душѣ воспоминанье
   Когда полночныя видѣнья
   И снилось мнѣ, что смерть меня сковала
   Мчатся быстро безполезно
   Пѣснь о розѣ
   Говорятъ, что ныньче праздникъ
   Ты говорила въ часъ прощальный
   Скажи когда таинственныхъ видѣній
   Спой мнѣ пѣсню, гдѣ такъ много
   Когда душа предчувствіемъ печальнымъ
   Я одинъ съ моей печалью
   Не бываетъ вѣчныхъ грозъ
   Я званъ на пиръ, на пиръ раздольный
   Счастье
   Небо такъ прозрачно чисто
   Тихо спятъ воспоминанья
   Предчувствіе какой-то бури грозной
   Заглохшій садъ
   Посмотри дитя больное
   Теперь, когда промчались мимо
   Я сердцемъ старъ, но правда-ль это
   Ночь не ночь а сумракъ странный
   С. С. Волкову
   Морская глубь
   На берегу рѣки глубокой
   Во мракѣ душной лѣтней ночи
   Въ душѣ моей вдругъ шевельнулось
   Какъ послѣ жаркихъ лѣтнихъ дней
   Въ какомъ то странномъ состояньи
   Когда послѣдній жизни шумъ замретъ
   Вѣетъ вѣтеръ съ страшной силой
   Скажи мнѣ сердце отчего ты
   Когда смотрю на мрачные соборы
   Когда думъ печальныхъ много
   Прощай и если въ глубинѣ души
   Двѣ бури
   Тебѣ
   Когда я въ лѣтній день лѣниво
   Ея рука холодная дрожала
   Прошедшихъ дней святое вдохновенье
   Шумитъ рѣка, бушуя волны
   Когда послѣ долгихъ страданій
   Здравствуй птичка щебетунья
   Когда я стану образомъ незримымъ
   Ночь тиха весны дыханье
   Когда на голосъ мои печальный
   Я жить хочу, чтобъ каждое мгновенье
   Съ весенними днями и къ намъ принеслось
   Вотъ по небу искрой лучезарной
   Разъ я лѣтней теплой ночью
   Въ саду
   Скоро сброситъ саванъ снѣжный
   Она любила очень розы
   Когда сумракъ лѣтней ночи
   Какъ много силъ, потрачено напрасно
   Напрасно ты меня прельщаешь
   Сердце страстныхъ звуковъ проситъ
   Прошелъ недугъ и на душѣ легко
   Цвѣты на могилѣ твоей разцвѣли
   Когда надъ степью ляжетъ ночи тѣнь
   Ты спишь душа моя я радъ
   Когда среди веселья пира
   Полдневный жаръ цвѣты мои спалилъ
   Я смотрю на сводъ небесный чистый
   Дитя, вотъ два пути передъ тобой
   На небѣ вечернемъ пылаютъ зарницы
   Сгустился сумракъ лѣтней ночи
   На вечернемъ небѣ мчатся тучи
   Вотъ и лѣто красное проходитъ
   Грядущее покрыто мглою
   Осеннія тучи по небу рядами
   Земля покрылась снѣжной пеленой
   Всюду голосъ о свободѣ
   Заря вечерняя ясна
   Много мыслей все печальныхъ
   Бываютъ дни, часы, минуты
   Я, слышу вѣтра шумъ осенній
   Подъ шумъ дождя и непогоды
   Пришла весна, цвѣтутъ цвѣты
   Когда въ минуту озлобленья
   Кто жизнь свою въ борьбѣ провелъ
   Когда пройдешь свой скорбный путь
   Борьба ты начинаешь утомлять
   Вошелъ я въ садъ твой опустѣлый
   Ожиданіе весны
   Вдругъ что-то страшно стало мнѣ
   Я слышу голосъ пѣсни звонкой
   Не помяни меня укоромъ
   Снилось мнѣ, что я сталъ снова
   Опять печальныхъ думъ полна
   Когда придетъ къ концу мой долгій путь
   День сумрачный, день горя и сомнѣнья
   Когда въ душѣ моей проснется
   Для страданья сошлись мы съ тобою
   Привѣтъ тебѣ мой кровъ родной
   Я помню первый сонъ любви
   Въ часъ ночной моя малютка
   Много думъ печальныхъ и тяжелыхъ
   Въ чужой семьѣ, пришлецъ суровый
   Бываютъ горькія мгновенья
   Прощаніе съ жизнью изъ Кернера
   Молва
   Придетъ пора, когда всѣ краски
   Надъ младенца колыбелью
   Изъ Байрона
   Близость изъ Уланда
   Ты любила, повѣрь, не напрасно
   Передо мною путь далекій
   Къ воспоминаньямъ всѣ мы падки
   Изъ Гейне
   Зимній день
   Кротко блещетъ лучъ лампады
   Утро спитъ малютка
   El sospiro de moro a Granada съ Испанскаго.
   Я въ твоихъ глазахъ замѣтилъ
   Ненастный день
   Гдѣ вы забытыя желанья
   Близокъ день, близокъ часъ
   На балконѣ вдвоемъ мы стояли
   Проснись ужь утра тихій свѣтъ
   Лѣтомъ въ полдень жаркій
   Что говорятъ морскія волны
   Ты меня никогда не полюбишь
   Осенняя дума
   Памяти Гоголя
   Милый звукъ
   Встрѣча весны
   Дочери
   Я не сказалъ, чтобъ ты забыла
   На могилѣ матери
   Разскажи мнѣ другъ мой няня
   Разъ весною въ вечеръ ясный
   Передъ памятникомъ Крылова
   Все что было мило
   Ой вы думы, мои думушки
   Корабль призракъ
   Безлунной ночью среди сада
   Что такъ малютка глядишь на меня
   Маршъ впередъ, дитя со мной
   Есть могила, надъ могилой
   Вотъ осень съ блеклыми листами
   Тучка по небу летитъ голубому
   Старая сосна
   Зачѣмъ, когда я вспоминаю
   Милый другъ ты подарила
   С. Т. Аксакову
   На вечернемъ небѣ
   

ПѢСНИ ДѢДА ВНУКАМЪ.

   Мой корабль носимый бурей
   Валѣ
   Полю
   Юлѣ
   Колыбельная пѣсня
   Послѣдній маршъ ветерана дѣда
   Да въ этомъ мірѣ нѣтъ покоя
   Наша жизнь есть трудъ терпѣнья
   Теплый вѣтеръ тучи гонитъ
   Пышный цвѣтникъ предо мной
   Кто страдаетъ душевною мукой
   Пусть тебѣ философъ скажетъ
   Есть ли вспыхнетъ въ сердцѣ чувство
   Полю
   Лѣтній сѣренькій денекъ
   Няня тамъ вверху на небѣ
   Юлѣ
   Осенняя дума
   Сердце глупое не знало
   Послѣднее свиданіе
   Спѣта пѣсенка моя
   Молитва земли
   Боевому товарищу
   Въ ноябрьскій день намъ солнце свѣтитъ
   Точно молнія блеснула
   Когда меня ужь не разбудятъ
   Сядьте друзья дорогіе вокругъ
   Запоздалъ я странникъ одинокій
   Жизнь промчалась какъ мигъ скоротечный
   Напутствіе
   Помни
   На послѣдней жатвѣ.
   
   

ПОСЛѢДНІЯ ПѢСНИ.

   

Весенняя дума.

             Снова въ гнѣздышко вернулась
             Птичка съ южной стороны;
             Снова пѣсни раздаются,
             Пѣсни радостной весны
   
             Не вернулись только въ сердцѣ
             Счастье, вѣра прошлыхъ лѣтъ;
             И въ душѣ моей пустынной
             Не горитъ надежды свѣтъ.
   
             Вотъ воскресли къ новой жизни
             Всѣ растенья, всѣ цвѣты;
             Надъ землей опять летаетъ
             Тѣнь проказницы мечты.
   
             Гдѣ же ты, мой сонъ чудесный?!
             Тамъ, гдѣ все воскреснетъ вновь;
             Гдѣ сіяетъ вѣчной жизнью
             Безконечная любовь.
   
             Мая 1885.
   

* * *

             Изъ моей груди разбитой,
             Еще льются иногда
             Поэтическіе звуки,
             Какъ въ прошедшіе года.
   
             Злой недугъ меня терзаетъ;
             Побѣлѣла голова,
             И вступаетъ уже старость
             Въ свои строгія права.
   
             На одрѣ моемъ печальномъ;
             Одинокій, въ часъ ночной,
             Вдругъ я вижу въ яркомъ свѣтѣ
             Чей-то образъ неземной.
   
             Слышу тихій, нѣжный шепотъ:
             "Я надежда прошлыхъ лѣтъ --
             Я пришла съ тобой проститься.
             Неудавшійся поэтъ".
   
             "Но не плачь -- въ страну безсмертья
             Унесетъ тебя любовь;
             Неизмѣнный другъ съ тобою,
             Какъ и ты воскреснетъ вновь.
   
             Тѣни всѣхъ воспоминаній
             Такъ проходятъ предо мной;
             И катятся мои слезы
             Безъ помѣхи въ часъ ночной.
   
             Мая 1885.
   

Внуку Валѣ.

             Птичка, птичка молодая!
             Спой мнѣ пѣсенку весны.
             Что досталась намъ въ наслѣдство
             Отъ священной старины.
             Пусть въ душѣ моей воскреснетъ
             Дѣтства призракъ золотой,
             И смягчитъ мои страданья
             Животворной чистотой.
             На меня повѣетъ снова
             Ароматъ лѣсныхъ цвѣтовъ;
             И послышится журчанье
             Серебристыхъ ручейковъ,
             Голосъ дѣтскій, голосъ звонкій,
             Въ тепломъ воздухѣ лѣсномъ
             Принесется изъ далека
             И затихнетъ подъ окномъ.
             Мальчикъ съ дѣвочкой кудрявой
             Прибѣгутъ въ старинный садъ;
             Тамъ ихъ шалостямъ раздолье --
             Вся ихъ жизнь полна отрадъ.
             Образъ бабушки-старушки,
             Въ рамкѣ темнаго окна,
             Улыбнется имъ съ любовью
             Скажетъ: дѣти, время сна.
             Крѣпокъ дѣтства сонъ невинный;
             Ангелъ Божій ихъ хранитъ.
             На весеннемъ ясномъ небѣ
             Свѣтъ зари уже горитъ.
             Эти чудныя картины
             Для души моей больной,
             Свѣтятъ мнѣ лучемъ надежды
             При концѣ борьбы земной.
   
             Мая 1885.
   

Слеза славянина.

(Князю Николаю Черногорскому).

             На гранитной скамьѣ, старый витязь сидитъ
             И поникнулъ сѣдой головой.
             Вкругъ него всѣ товарищи битвъ удалыхъ
             Други жизни его трудовой.
   
             Не проиграна битва, не врагъ одолѣлъ,
             Не разбита отчизна грозой;--
             Горе черное вдругъ посѣтило его;
             И катится слеза за слезой.
   
             Горе черное -- да -- умерла, его дочь.
             Лишь едва распустился цвѣтокъ --
             Налетѣлъ ураганъ и дыханьемъ своимъ
             Въ неизвѣстную бездну увлекъ.
   
             Ясной звѣздочкѣ больше уже не свѣтить
             Въ семьѣ князя; затихла на вѣкъ
             Ея звонкая пѣсня въ родимыхъ горахъ;
             Но мужайся герой -- ни избѣгъ
   
             Этой участи горькой никто на землѣ;
             А кто Бога любилъ и народъ,
             Тотъ надежду свою въ другомъ мірѣ найдетъ,
             И наступитъ безсмертья чередъ
   
             Твоей горькой утратѣ и мы отдаемъ
             Наши слезы, печаль и мольбы;
             Мы родные тебѣ, мы славянскій народъ
             Одинаковы наши судьбы.
   
             Мая 1885.
   

Изъ Томаса Гуда.

(Съ англійскаго)
(Farevelle).

             Прощай сонъ жизни золотой!
             Открыта въ вѣчность дверь
             Всю жизнь погибшую мою
             Я хороню теперь.
   
             Въ послѣдній разъ бросаю я
             Въ прошедшее мой взоръ,--
             Тамъ тѣни прошлыхъ лучшихъ дней,
             Ума тамъ съ сердцемъ споръ.
   
             Борьба съ надеждой побѣдить,
             И вѣра въ идеалъ.
             Такъ влагой страстною кипѣлъ
             Наполненный бокалъ.
   
             Я пилъ волшебный элексиръ;
             И предо мной мечты
             Сливались въ образъ дорогой
             Чудесной красоты.
   
             Теперь я знаю хорошо
             Что все то было сонъ.
             И въ этомъ мірѣ суеты
             Для всѣхъ одинъ законъ:
   
             За тѣмъ судьбой любовь дана
             Чтобъ мы могли снести
             Всю бездну золъ, и подъ конецъ
             Любя сказать: прости.
   
             Іюнь 1885.
   

* * *

             Изъ пустого сердца пѣсня --
             Для души лишь звукъ пустой;
             Она страстью не взволнуетъ,
             Не утѣшитъ красотой,
   
             Только тотъ, кто жилъ недаромъ,
             Кто страдалъ и кто любилъ,
             Тотъ найдетъ слова и звуки
             Выражать душевный пылъ,
   
             Лишь -- съ послѣднимъ жизни вздохомъ
             Смолкнетъ пѣсня навсегда,
             Но ее святая сила
             Не исчезнетъ безъ слѣда.
   
             Іюня 1885.
   

* * *

             Туча грозная промчалась:
             За мгновенной темнотой,
             Заблисталъ ужь въ капляхъ влаги
             Вновь лучъ солнца золотой,
   
             Птицы радостно запѣли;
             Ароматъ цвѣтовъ сильнѣй,
             Горя тучи помрачаютъ
             Такъ и ясность нашихъ дней.
   
             Но едва гроза промчится
             Снова жизни жаждемъ мы;.
             Высыхаютъ наши слезы
             До послѣдней вѣчной тьмы,
   
             Когда мы душой усталой,
             Послѣ жизненной борьбы,
             Удрученные недугомъ,
             Вознесемъ свои мольбы.--
   
             Чтобы намъ Податель жизни
             Ниспослалъ глубокій сонъ
             Отдохнуть отъ всѣхъ страданій;
             И затихнетъ муки стонъ.
   
             Іюнь 1885.
   

Жизнь.

             Наступалъ ноябрьскій вечеръ;
             На дворѣ шумѣла вьюга,
             Я сидѣлъ передъ каминомъ.
             Боль отъ стараго недуга
             Затихала по немножку.
             Свѣта теплое дыханье
             Такъ пріятно для больного
             Какъ любви воспоминанье.
             Вдругъ ко мнѣ влетѣла птичка;
             Сладко такъ она запѣла,--
             Что забывшееся сердце
             Снова счастья захотѣло.
             Побыла въ теплѣ и свѣтѣ;
             Красотой плѣнила очи;
             И изчезла черезъ окошко
             Въ черномъ мракѣ бурной ночи.
             Милыя гость, гдѣ былъ ты прежде?!
             Побылъ ты одно мгновенье --
             И пропалъ въ странѣ безвѣстной
             Пробудивъ въ душѣ сомнѣнье.
   
             Іюнь 1885.
   

* * *

             Звукъ гармоніи чудесной
             Слышу я во тьмѣ ночной;
             Этотъ звукъ -- мнѣ повелѣнье,
             Кончить съ жизнію земной.
             Все, что было сердцу мило.
             Скрылъ прошедшаго туманъ;
             И мой взоръ душевный видитъ
             Безпредѣльный океанъ;
             Онъ скрываетъ тайну міра;
             Въ немъ таятся всѣ судьбы --
             Цѣль надеждъ, любви, страданій,
             Всей земной нашей борьбы.
             Да, безъ трепета не можетъ
             Смертный въ вѣчность заглянуть!
             Но смиренная молитва
             Облегчаетъ нашу грудь --
             И экстазъ охватитъ душу:
             Неземной любви полна,
             Она вѣритъ, что за гробомъ
             Есть безсмертія страна.
             По тропинкѣ одинокой
             Я пойду въ мой дальній путь,
             Что сказать вамъ на прощанье?
             Чтобы вы когда нибудь
             Вспомнили, что было сердце
             Благодарное всегда;
             И принесть вамъ пожеланье
             На счастливые года.
             Но всего желаю больше
             Средь житейской суеты,
             Чтобы душу вамъ ласкали
             Звуки, краски и мечты.
             Чтобы чистый міръ искусства,
             Былъ всегда доступенъ вамъ,
             Чтобы вы, душою доброй,
             Не давали течь слезамъ.
             Пусть надежда неизмѣнно
             Съ вами путь земной пройдетъ,
             А Орфей своею лирой
             Вдохновенье принесетъ.
   
             20 мая 1885 г.
   

Тому, него ужь нѣтъ,

(Памяти сестры).

             Тихо. На деревьяхъ листъ не колыхнется;
             Отъ чего-то все въ природѣ точно спитъ.
             Сердце говоритъ мнѣ: буря пронесется;
             Много эта буря жизней сокрушитъ.
   
             Вспомнилъ садъ старинный; какъ она любила
             По алеямъ темнымъ вечеромъ ходить.
             Тамъ она съ цвѣтами что-то говорила,
             Можетъ быть хотѣла прошлое забыть,
   
             Средь простой природы, гдѣ душѣ привольно
             Ей хотѣлось сердце схоронить на вѣкъ;
             Думала она, что, выстрадавъ довольно,
             Можетъ возвратиться къ счастью человѣкъ.
   
             Но, увы, то было только заблужденье:
             Не изгладитъ время чувствъ глубокихъ слѣдъ:
             Тамъ за ней всегда ходило привидѣнъе --
             Память тѣхъ не даромъ пережитыхъ лѣтъ.
   
             Все вокругъ ее цвѣло, дышало миромъ,
             А покой не шелъ къ душѣ ее больной;
             То, что было счастьемъ и души кумиромъ,
             То насъ не покинетъ въ юдоли земной.
   
             Годъ за годомъ мчались; тихо увядая,
             Вышла въ садъ любимый вечеромъ она;
             Подъ душистой липой о судьбѣ гадая,
             Погрузилась въ волны рокового сна.
   
             Подъ густою тѣнью липы и березы
             Спитъ она спокойнымъ, непробуднымъ сномъ.
             Глохнетъ садъ старинный, и завяли розы,
             Вѣтеръ точно плачетъ въ сумракѣ ночномъ.
   
             Іюнь 1885.
   

Доля человѣка.

             Человѣкъ на свѣтъ родился
             А въ душѣ его тоска
             Непонятная таится,
             Ноша жизни не легка
             Свѣтитъ солнце, оживая
             Всю природу красотой,
             И цвѣты, благоухая
             Взоръ ласкаютъ чистотой
             Своихъ красокъ, птичекъ пѣнья
             Намъ приноситъ иногда
             Нѣжныхъ звуковъ наслажденье,
             Безъ глубокаго слѣда
             Въ самомъ сердцѣ человѣка
             Міровая скорбь лежитъ
             Все созданіе отъ вѣка --
             Это зло въ-себѣ таить
             Лишь на мигъ средь тѣни вѣчной
             Непонятный слѣдъ блеснетъ
             Онъ изъ бездны безконечной
             Все куда-то насъ зоветъ
             Чуетъ сердце наше счастье
             Гдѣ-то тамъ, не на землѣ;
             Кто-то къ намъ хранитъ участье;
             Руководитъ васъ во мглѣ.
   
             Августъ 1885.
   

* * *

             Сѣренькое небо, дождикъ накрапаетъ
             И по легче стало послѣ жаркихъ дней,
             Точно тѣнь какая душу покрываетъ,
             Всѣ воспоминанья стали вдругъ темнѣй,
             Хочется покоя, хочется забвенья;
             Жаждетъ погрузиться въ тихій чуткій сонъ
             Сердце отдается волѣ Провидѣнья;
             И стихаетъ жизни безобразный стонъ.
   
             Августъ 1885.
   

На чужбинѣ.

             Ты помнишь берегъ, тамъ скала,
             И волнъ морскихъ прибой?!
             Надъ моремъ бурнымъ вѣчно мгла;
             Тамъ жили мы съ тобой.
             Гонимы злобой и враждой
             Ушли мы въ дальній край
             Давно мы свыклися съ бѣдой;
             Дала намъ дружба рай
             Здѣсь такъ тепло, цвѣтетъ лимонъ;
             Яснѣй небесъ лазурь;
             Мы точно видимъ чудный сонъ,
             Безъ вздоховъ и безъ бурь.
             А все нѣтъ, нѣтъ -- въ душѣ порой
             По родинѣ тоска;
             И призраковъ любимыхъ рой
             Летитъ изъ далека.
             Тамъ край отцевъ въ землѣ сырой
             Всѣ предки наши спятъ
             Тамъ легъ любимый братъ герой;
             Да духъ отчизны святъ.
             Когда-жъ отъ жизненныхъ невзгодъ
             Состаримся съ тобой --
             Сберемся снова мы въ походъ
             Съ надеждой и мольбой,
             Домой изъ дальней стороны
             Вернемся навсегда
             Тамъ средъ полночной тишины
             Мы вспомнимъ иногда,
             Сидя и грѣясь предъ огнемъ,
             Весь пройденный нашъ путь
             И молвимъ: въ домикѣ родномъ
             Легко на вѣкъ уснуть.
   
             Августъ 1885.
   

Завѣщаніе женѣ.

             Сердце мое оставляю тебѣ,
             Жизненной бурей оно не разбилось:
             Много любило, много молилось,
             И покорялось предвѣчной судьбѣ.
             Въ немъ есть завѣтной одинъ уголокъ --
             Тамъ сохранялася дружба святая
             Все о чемъ смертный порою, мечтая;
             Свой вопрошаетъ таинственный рокъ
             Ты раздѣли мое сердце на части;
             Милымъ малюткамъ ихъ долю отдай;
             Цѣлымъ же въ память любви обладай --
             И да хранитъ тебя Богъ отъ напасти.
             Другъ дорогой вспоминай иногда
             Въ путь не возвратный отшедшаго друга.
             Можетъ быть стихнетъ боль отъ недуга,
             Но неизгладятъ былаго года.
   
             Августъ 1885.
   

Осенняя пѣсня.

             Не шуми осеній вѣтеръ,
             Пѣсни грустныя не пой,
             Скоро я какъ и природа,
             Удалюся на покой,
             Разбуди въ душѣ усталой
             Сонъ надежды золотой --
             Скоро ночь меня покроетъ
             Непроглядной темнотой
             Въ твоей пѣсни голосъ милый
             Пусть звучитъ въ послѣдній разъ,
             А въ душѣ моей унылой
             Сохранится твой разсказъ.
   
             Сентябрь 1885.
   

На память товарищу дѣтскихъ лѣтъ П. С. Ванновскому.

             О, дѣтства годы! вы -- мгновенье
             Средь скорьби жизни сонъ златой;
             Въ васъ къ намъ Творца благоволенье.
             Символъ любви его святой
             Кончая жизни путь тернистый,
             Я вижу вновь передо мной
             Друзей, которыхъ образъ чистый
             Покрылся мрачной пеленой.
             Но память сердца сохранила
             Привязанность прошедшихъ лѣтъ;
             Въ насъ есть таинственная сила, --
             Она намъ шепчетъ: смерти нѣтъ:
             И все что здѣсь душа любила,
             Къ чему привязана была,
             О чемъ Творца она молила,
             Что было чуждо жизни зла, --
             При насъ на вѣки сохранится,
             Въ странѣ другаго бытія,
             Къ любви и счастью возродится.
             Да въ это твердо вѣрилъ я.
             О други дѣтства дорогаго!
             Васъ буря жизни разнесла.
             Въ предѣлахъ жребія земнаго
             И вѣра сердце не спасла,
             Быть можетъ васъ отъ обольщенья,
             Обмановъ свѣтской суеты.
             Но мнится мигъ и въ часъ паденья
             Васъ не покинули мечты,
             Не замерли воспоминанья
             О дѣтства дняхъ. Одинъ изъ нихъ,
             Чей честный образъ сохранялся
             Въ душѣ моей средь бурь земныхъ
             Опять со мною повстрѣчался.
             Онъ былъ все тотъ же: неизмѣнно
             Стоялъ за правду всей душой,
             Служилъ добру, отчизнѣ вѣрно:
             На высотѣ стоя большой
             Товарищу онъ подалъ руку,
             Помогъ, утѣшилъ въ горькій часъ;
             Такъ черезъ долгую разлуку
             Въ немъ голосъ сердца не угасъ.
             Товарищъ мой великодушный!
             Молюсь, чтобъ васъ Господь хранилъ
             Отъ всѣхъ враждебныхъ жизни силъ,
             Да не коснется свѣтъ бездушный
             Страданій тайныхъ, тайныхъ думъ
             Надъ чѣмъ смѣется гордый умъ.
             Что гибнитъ отъ молвы людской,
             Съ чѣмъ разстаемся мы съ тоской.
   
             Сентябрь 1885.
   

* * *

             Она печально голову склонила,
             И пала въ прахъ безъ вздоха и слезы: --
             Все чѣмъ она всей жизни дорожила:
             Погибло подъ ударами грозы
   
             Нѣтъ ничего ужаснѣй скорби той,
             Что мы зоветъ здѣсь вѣчною разлукой;
             Весь этотъ міръ вдругъ станетъ пустотой
             Любовь и жизнь одной безцѣльной мукой!
   
             И вотъ она въ вѣнцѣ своемъ терновомъ:
             Участье къ ней толпа не принесла;
             И на лицѣ спокойномъ и суровомъ,
             Какой то страшной тайны тѣнь легла.
   

* * *

             Какъ сокъ подъ дубомъ старою корой
             Кипитъ весной съ волненіемъ природы,
             Такъ дѣтскихъ лѣтъ плѣнительные годы
             Вдругъ оживутъ въ душѣ моей порой.
   
             И какъ бы мнѣ хотѣлось окунутся
             Въ источникъ тотъ, что юностью зовутъ;
             Но нѣтъ, тѣмъ днямъ не суждено вернуться;
             Вѣдь въ жизни люди только разъ сорвутъ,
   
             Цвѣтокъ весны своей благоуханной,
             Завянетъ онъ и жизни уже нѣтъ;
             Придитъ ко мнѣ покой давно желанный,
             И принесетъ отъ прошлаго привѣтъ.
   
             Да мнится мнѣ, что образъ тотъ прекрасный
             Является не даромъ предо мной --
             Онъ внѣ земли живетъ, и не напрасно
             Его я вижу въ тишинѣ ночной.
   
             Исполнивъ долгъ, сбирайся въ дальній путь
             Земной пустыни страникъ одинокій;
             Безсмертья вдохнетъ больная грудь
             Исчезнетъ слѣдъ тоски твоей глубокой.
   
             Сентябрь 1885.
   

Въ память Н. И. Кар--ну.

(Товарищу корпусныхъ лѣтъ).

             Пѣсню послѣднюю я пропою;
             Въ дребезги лиру мою разобью
             Звуки умолкнутъ въ душѣ навсегда,
             Все-таки жизнь не прошла безъ слѣда
             Выпита горести чаша до дна
             Жажду душой не пробуднаго сна.
             Сила прошедшаго вызвала вновь:
             Дѣтства надежды, друзей и любовь.
             Вижу товарищей честныхъ моихъ;
             Вижу картины надеждъ золотыхъ.
             Помню, какъ дружны мы были всегда; --
             Были то свѣтлыя жизни года.
             Вотъ, когда старость согнула меня,
             Встрѣтился я на пути бытія
             Съ добрымъ товарищемъ корпусныхъ лѣтъ.
             Полнъ участья его былъ привѣтъ
             Онъ на высокой ступенѣ стоялъ,
             Но сохранилъ нашъ былой идеалъ.
             Скромно пришелъ онъ ко мнѣ старику,
             И задушевной бесѣдой тоску
             Мнѣ облегчилъ, и какъ другъ мнѣ помогъ,
             Вотъ я молюсь да хранитъ его Богъ
             Здѣсь на тернистой дорогѣ земной
             Память о немъ унесется со мной
             Въ край, гдѣ не будетъ печали и слезъ;
             Тамъ я проснуся отъ жизненныхъ грезъ;
             Встрѣчусь со всѣми кого я любилъ
             Тамъ, гдѣ источникъ безсмертія силъ.
   
             Октября 85.
   

II.

Его Императорскому Высочеству Государю наслѣднику Цесаревичу.

(Очеркъ-эпизодъ изъ штурма Севастополя 6-го іюня 1855 года).

             Заря едва лишь занималась,
             Туманъ надъ моремъ пеленой
             Густою стлался, и плескало
             Чуть-чуть у берега волной.
   
             Спалъ Севастополь, утомленный
             Великой, тягостной борьбой,
             Но сонъ его, былъ сонъ тревожный,--
             Онъ былъ готовъ на смертный бой.
   
             Но вотъ надъ моремъ солнце всходитъ;
             Чу, гдѣ-то выстрѣлъ прогремѣлъ;
             Надъ батареей дымъ поднялся,
             Осколокъ бомбы прошуршѣлъ,
   
             И оживились бастіоны:
             Кто штыкъ точилъ, кто заряжалъ
             Ружье, орудье, или тихо
             Молитву краткую читалъ.
   
             Мы знали, что насъ ожидало.
             Ряды смыкая въ страшный часъ,
             Мы всѣ молились за отчизну,
             За все, что дорого для насъ.
   
             Вдругъ грянулъ громъ, перекатился,
             И канонада началась.
             Съ траншей французскихъ адскимъ вихремъ
             Снарядовъ туча понеслась.
   
             Бомбардировка?! Что-жъ, не новость.
             Михайлычъ, старый бомбардиръ,
             Наводитъ пушку -- грянулъ выстрѣлъ,
             И начался смертельный пиръ.
   
             Затмился день подъ тучей дыма;
             Шумъ, грохотъ, свистъ и вой.
             Ну, братцы, наши говорили,
             Сегодня будетъ жаркій бой.
   
             Возлѣ меня стоялъ товарищъ,
             Онъ полонъ былъ надеждъ и силъ;
             Ко мнѣ склонясь, сжимая руку,
             Онъ тихо, грустно говорилъ:
   
             "Сегодня будетъ штурмъ, я знаю,
             Мнѣ этотъ день не пережить,
             Мой другъ, исполни мою просьбу
             Скажи тому, кого любить
   
             Не перестану и за гробомъ,
             Что исполняя долгъ я палъ,
             И знай..." Тутъ лопнула граната
             И онъ навѣки замолчалъ.
   
             Но вотъ пальба замолкла разомъ,
             И воцарилась тишина.
             Съ траншей дымъ вѣтромъ разносило
             И стала намъ тогда видна
   
             Вся масса вражьихъ силъ; колонны
             На приступъ шли, мы ждали ихъ.
             Замолкли наши бастіоны,
             А врагъ ужъ близокъ -- страшный мигъ!
   
             Ура! валы огнемъ сверкнули,
             И вихрь картечи зазвенѣлъ --
             Слились всѣ звуки въ адскій грохотъ,
             На этотъ разъ не одолѣлъ
   
             Насъ грозный врагъ; но много пало
             И съ ихъ и съ нашей стороны.
             Носился паръ кругомъ кровавый;
             И средь вечерней тишины
   
             То слышенъ вздохъ, то стонъ страданья.
             Іюньской тихой ночи тѣнь
             Покрыла жертвы страшной битвы.
             Въ природѣ нѣга, сонъ и лѣнь.
   
             Насъ человѣкъ пять-шесть стояло,
             Всѣ опаленные грозой;
             По лицамъ воиновъ суровыхъ
             Слеза катилась за слезой.
   
             Вотъ трупъ товарища. Какъ молодъ,
             Былъ полонъ жизни онъ и силъ;
             Любимый всѣми -- среди битвы
             Сномъ непробуднымъ опочилъ.
   
             Застыли съ страшною улыбкой
             Черты прекраснаго лица.
             Ты смерть предчувствовалъ, товарищъ,
             И былъ героемъ до конца.
   
             Мы съ нимъ простились съ грустной думой,
             И побрели къ своимъ мѣстамъ.
             Ночь Севастополь покрывала,
             Но слышенъ былъ, то здѣсь, то тамъ,
   
             Орудья выстрѣлъ; и невольно
             Тяжелымъ чувствомъ ныла грудь,
             А бомба, воздухъ разсѣкая,
             Огнистый оставляя путь.
   
             9 марта 1872.
   

Сновидѣніе.

             То было странное видѣнье:
             По тихой блещущей рѣкѣ,
             Исполненъ вѣры и отваги,
             Я плылъ на утломъ челнокѣ.
   
             Я плылъ, и чудныя картины
             Ея цвѣтущихъ береговъ
             Мимо меня, какъ сны, летѣли,
             Какъ группы свѣтлыхъ облаковъ.
   
             Сіяло солнце надо мною,
             А вкругъ на лодкахъ, челнокахъ
             Пловцы неслися въ путь далекій,
             Какъ я, съ надеждою въ сердцахъ.
   
             Я слышалъ радостное пѣнье
             И поцѣлуевъ сладкій звукъ.
             Такъ были молоды всѣ лица
             И искренно пожатье рукъ.
   
             Но вотъ становится быстрѣй
             Рѣки таинственной теченье;
             На многихъ лодкахъ стихли вдругъ
             Звукъ поцѣлуевъ, смѣхъ и пѣнье.
   
             Какъ будто чѣмъ-то смущены
             Пловцы поникли головами,
             Всѣ какъ-то грустно смотрятъ въ даль;
             Глаза туманятся слезами.
   
             Быстрѣй, быстрѣй течетъ рѣка,
             Исчезли свѣтлыя картины
             На берегахъ, и вмѣсто нихъ
             Лежатъ безплодныя равнины.
   
             Какъ будто буря пронеслася
             Надъ этой мертвою страной.
             А мы, пловцы, впередъ несемся
             Неудержимой быстриной.
   
             Пловцы всѣ страшно измѣнились;
             Ихъ старческій печальный видъ,
             Взоръ безнадежный, иль угасшій,
             Все о страданіяхъ говоритъ.
   
             Впередъ, впередъ мы вихремъ мчимся.
             И вотъ вдали безъ береговъ
             Чернѣетъ море вѣчной ночи --
             Тамъ міръ безъ образовъ и сновъ.
   
             Рѣка, вливая свои волны
             Въ тотъ безпредѣльный Океанъ;
             Стихаетъ въ мигъ, и насъ скрываетъ,
             Всѣхъ безконечности туманъ.
   
             И прогремѣлъ ужасный голосъ --
             То не стихій былъ грозный споръ --
             То намъ, пловцамъ земной юдоли,
             Судья изрекъ свой приговоръ.
   
             Ярославль. Декабрь 1868.
   

Другу.

(Юрію Корнилову).

             Вотъ на небѣ заря догораетъ,
             Кони мрака ужъ мчатся стрѣлой,
             Всякій трудъ свой скорѣе кончаетъ,
             Скоро міръ весь покроется мглой.
   
             Блѣдный свѣтъ свой луна разливаетъ,
             Сыплетъ призраки, грезы и сны.
             И мечтатель влюбленный вздыхаетъ,
             Милый образъ зоветъ съ вышины.
   
             Чьи же кони такъ бѣшено мчатся,
             Нарушая всеобщій покой?!
             А вкругъ нихъ подъ луной серебрятся
             Чьи-то тѣни прозрачной толпой.
   
             Въ колесницѣ сидитъ онъ угрюмый;
             Тучи мрака на скорбномъ челѣ.
             Онъ одинъ съ своей вѣчною думой,
             Недовольный ничѣмъ на землѣ.
   
             Онъ не вѣритъ, что тайныя силы
             Высшей силой кругомъ разлиты;
             Что за мракомъ холодной могилы
             Ждетъ насъ свѣтъ неземной красоты.
   
             Да и здѣсь, средь борьбы и страданья,
             Лучъ надежды намъ блещетъ порой;
             Наши думы, любовь и желанья
             Обновляются жизни игрой.
   
             Вотъ кругомъ его сны золотые,
             Всѣ на радужныхъ крыльяхъ своихъ.
             Слышны въ воздухѣ звуки святые
             А онъ грустенъ, печаленъ и тихъ.
   
             Мчатся бѣшено кони сомнѣнья
             Безъ надежды впередъ и впередъ!
             Да блеснетъ же заря Воскресенья,
             И въ чертогъ его свѣтлый введетъ!
   
             Кострома. Декабрь 18.67.
   

* * *

             Когда отъ годовъ и страданіи
             Твои измѣнятся черты,
             Отъ свѣтлыхъ надеждъ и желаній
             Останется мракъ пустоты.
   
             И взглянешь ты трезво и строго
             На жизнь и ошибки твои.
             О, вспомни, какъ глупо и много
             Мечтали мы въ годы любви!
   
             Да будутъ же всѣ заблужденья
             Ошибки души молодой,
             Не больше, какъ тѣнь сновидѣнья,
             Цвѣтокъ, унесенный водой!
   
             Но помни, что мы до могилы
             Въ душѣ бережемъ и хранимъ
             Тотъ образъ, таинственно милый,
             Что въ первый разъ нами любимъ.
   
             1869.
   

* * *

             Хочу сохранить мои думы,
             И память тѣхъ сновъ и тѣхъ грёзъ,
             Что въ юные годы, когда-то,
             Такъ много мнѣ стоили слёзъ.
   
             Увядшій цвѣтокъ на страницѣ,
             И локонъ ея и портретъ;
             Вѣдь въ нихъ ароматъ сохранился
             Того, чего, больше ужь нѣтъ.
   
             Пусть все, что душа не забыла,
             Со мною въ могилѣ замретъ.
             Отрадная память былаго
             Со мною путь жизни пройдетъ.
   
             И вотъ на лицѣ ужь морщины,
             Въ моихъ волосахъ сѣдина;
             А сердце бушуетъ, какъ прежде,
             Не хочетъ забвенья и сна.
   
             1869.
   

Къ родинѣ.

             О, родина моя, какъ я любилъ
             Твоихъ степей таинственную даль!
             Въ твоихъ лѣсахъ безмѣрныхъ я бродилъ,
             И было мнѣ всегда чего-то жаль.
   
             Я видѣлъ, какъ надъ тощею землей,
             Политой потомъ тяжкаго труда,
             Качался колосъ чуть-чуть налитой.
             Тамъ межъ хлѣбовъ всходила лебеда.
   
             Безсильный трудъ! Съ природою суровой
             Всегда велась неравная борьба.
             Крестьянинъ нашъ, на всѣ бѣды готовый
             Былъ терпѣливъ. Но сжалилась судьба --
   
             Промчалась тѣнь свободы и надъ нами,
             И лично сталъ свободенъ нашъ народъ.
             Но спятъ поля, политыя слезами,
             И не дозрѣлъ духовной жизни плодъ.
   
             Межъ нами свѣтъ науки чуть мерцаетъ
             И души темныя соотчичей моихъ
             Едва-едва во мракѣ освѣщаетъ.
             Да, не насталъ еще великій мигъ,
   
             Когда свобода духа насъ коснется
             И слово правды смѣло загремитъ;
             Нашъ гражданинъ отъ лести отречется
             И массу силъ враждебныхъ побѣдитъ.
   
             Но до тѣхъ поръ, отчизна дорогая,
             Твоихъ сыновъ великихъ скованъ духъ.
             Потомковъ нашихъ участь ждетъ другая --
             Тогда воскреснутъ силы твои вдругъ.
   
             Теперь прощай, о родина моя!
             Я уношу печаль мою въ чужбину;
             Свободной жизни тамъ бѣжитъ струя.
             Я вижу необъятную равнину;
   
             На мысли нѣтъ тамъ цѣпи роковой;
             Тамъ правда произносится безъ страха.
             Живетъ народъ тамъ съ умной головой;
             Онъ родину свою создалъ изъ праха.
   
             Но все-жь мнѣ жаль покинуть тѣ мѣста,
             Гдѣ время дѣтства свѣтлаго промчалось.
             Пусть все прошло какъ призракъ, какъ мечта;
             Ну чтожь, что сердце много настрадалось.
   
             За то не разъ и чудныя мгновенья
             Я испыталъ. И вотъ, теперь съ мольбой,
             Бросаю взглядъ любви и сожалѣнья
             На все, чей образъ уношу съ собой.
   
             Прощай отчизна! Часъ ужь мой пробилъ.
             Попутный вѣтеръ парусъ надуваетъ.
             Въ моей душѣ борьба надеждъ и силъ,
             А сердце грусть невольная сжимаетъ.
   
             18-го Марта 1872 г.
   

Старая пѣсня.

             Да, пѣсня давно та поется:
             Какъ милую милый любилъ,
             Какъ клятвы свои онъ нарушилъ
             И бросилъ ее и забылъ.
   
             Но смыслъ этой пѣсни глубокій:
             Не вѣрить слезамъ и словамъ;
             Что рѣдко здѣсь счастье дается
             Съ любовію истинной намъ.
   
             Когда же, какъ сонъ, пронесется
             Полжизни надъ нами, тогда
             Не разъ мы вспомянемъ былое,
             Все то, что прошло навсегда.
   
             И горькія жизни ошибки
             Оплачемъ мы горькой слезой,
             А сердце съ тоскою забьется,
             Какъ билось оно предъ грозой.
   
             Мы вспомнимъ, кого мы любили,
             Кого обманули не разъ.
             Всѣ милыя тѣни воскреснутъ,
             И взглянутъ съ укоромъ на насъ.
   
             И благо, когда Провидѣнье
             Намъ вѣрнаго друга пошлетъ.
             А онъ на сердечныя раны
             Надежды бальзамъ изольетъ.
   
             И скажетъ, что можно прощенье
             Отъ всѣхъ нашихъ жертвъ получить,
             Что прочной и вѣрной любовью
             Мы можемъ еще полюбить.
   
             Мнѣ слышится голосъ той пѣсни:
             Какъ милую милый любилъ,
             Какъ клятвы свои онъ нарушилъ
             И бросилъ ее и забылъ.
   
             27-го Марта 1872 года.
   

Волны жизни.

             Капризны, причудливы волны
             На жизненномъ морѣ, порой;
             Качая, онѣ навѣваютъ
             Надеждъ обольстительныхъ рой.
   
             Сначала такъ радостно свѣтитъ
             Намъ солнце; блестятъ небеса
             И легкій зефиръ надуваетъ
             Мечтаній и грезъ паруса.
   
             Мы чувствуемъ -- жизни потоки
             Намъ льются въ могучую грудь.
             Мы точно цари мірозданья --
             Широкъ и отраденъ нашъ путь.
   
             Такъ много въ душѣ нашей силы,
             Что мы вызываемъ на бой
             Весь свѣтъ съ его злобой холодной;
             Помѣряться жаждемъ съ судьбой.
   
             Но вотъ всколыхнулися волны,
             И сводъ помрачился небесъ;
             Тогда начинается битва;
             Лучъ свѣтлой надежды исчезъ.
   
             О, буря, житейская буря!
             Предъ мощью твоей роковой х
             Безсильны мы всѣ, и невольно
             Склоняемся долу главой.
   
             Измучены битвой безплодной,
             Утративъ душевный покой,
             Мы тщетно за якорь надежды
             Хотимъ удержаться съ тоской..
   
             А жизни кипящія волны
             Бросаютъ насъ взадъ и впередъ!
             И все потерявъ дорогое,
             Мы ждемъ, какъ придетъ нашъ чередъ.
   
             Какъ ангелъ покоя къ намъ тихо
             Слетитъ, и забвенья покровъ
             Наброситъ на всѣ наши муки,
             И сонъ намъ пошлетъ, но безъ сновъ.
   
             26-го Марта 1872 года.
   

* * *

             Хочу забыться я съ мечтой.
             Мнѣ нуженъ садъ и кустъ сирени,
             Цвѣты и нѣга лѣтней тѣни,
             И лучъ, лучъ солнца золотой!
   
             Я буду слушать птичекъ пѣнье;
             Я буду сладостно дремать;
             Пусть жизнь пройдетъ, какъ сновидѣнье;
             Мнѣ надо сердцемъ отдыхать.
   
             Пусть пролетаютъ предо мною
             Всѣ тѣни прошлаго, въ тиши,
             И все, что жизненной весною,
             Лелѣялъ я отъ всей души.
   
             Подъ вѣтра тихое дыханье
             Я встрѣчу ночи тишину;
             Взгляну на листьевъ колыханье
             И непробуднымъ сномъ засну.
   
             27-го Марта 1872 года.
   

Узникъ.

             Ни тьма, ни свѣтъ, а мгла кругомъ.
             Чуть брежжетъ призракъ дня въ окно.
             Съ холоднымъ, сумрачнымъ лицомъ
             Онъ говоритъ: мнѣ все равно,
             Тюрьма иль свѣтъ, лишь бы не жить,
             Когда теперь безсиленъ я.
             Разбилась утлая ладья,
             И мнѣ врагамъ не отомстить,
             А месть за родину сладка.
             Закована моя рука,
             И цѣпь тяжелая гремитъ.
             Но даже въ вѣчной тьмѣ ночной,
             Могильной полной тишиной,
             Неукротимый духъ кипитъ
             Въ моей груди. Воспоминанье
             Рисуетъ образъ милый мнѣ,
             Погибшій въ дальней сторонѣ.
             Я помню, другъ, твое желанье:
             Все въ жертву родинѣ принесть.
             Все потерявъ въ борьбѣ безплодной,
             Живой мертвецъ въ тюрьмѣ холодной
             Я сохранилъ лишь только честь,
             Тѣнь дорогая! Въ то мгновенье,
             Когда мой смертный часъ пробьетъ,
             Слети ко мнѣ, какъ сновидѣнье.
             Пускай надежда мнѣ блеснетъ,
             Что я за всѣ мои страданья
             Найду забвенье и покой;
             Съ земной разстануся тоской,
             И стихнутъ муки ожиданья.
   
             22-го Марта 1872 года.
   

* * *

             Мнѣ вспомнились степи Украйны,
             Съ ихъ дѣвственной, чудной красой,
             Душистыя травы въ часъ утра
             Сверкавшія чистой росой.
   
             А въ полдень, какъ солнце лучами,
             Всю дальнюю степь обольетъ,
             Тамъ чудная тишь наступаетъ,
             И жизнь вся какъ будто замретъ.
   
             Васъ клонитъ невольная дрема,
             И видятся странные сны:
             То черныя очи сверкаютъ,
             То льется къ вамъ звонъ съ вышины
   
             Но вотъ надъ землей раскаленной
             Вечерній пахнулъ вѣтерокъ.
             Вся степь оживилась мгновенно,
             Пьетъ жадно прохладу цвѣтокъ.
   
             Вспорхнули и птички, ихъ пѣнье
             Далеко надъ степью звенитъ,
             А солнце все ниже и ниже,
             И тѣнь ужь ночная бѣжитъ.
   
             Заря угасаетъ; курганы
             Вдали задымились; съ небесъ
             Сверкнули вотъ звѣзды ночныя,
             Трава зашумѣла, какъ лѣсъ.
   
             Проносится вѣтеръ надъ степью,
             Съ нимъ странныя тѣни летятъ;
             Все жизнью таинственной полно;
             Съ цвѣтами цвѣты говорятъ.
   
             Какіе-то звуки въ курганахъ;
             Какіе-то вздохи кругомъ;
             И кажется призраки ходятъ
             По степи во мракѣ ночномъ.
   
             Я помню васъ, степи Украйны,
             И ночью и въ утренній часъ.
             Все въ васъ такъ свѣжо и отрадно
             И дышетъ свободой на насъ.
   
             31-го Марта 1872 года.
   

* * *

             Борьба за жизнь идетъ къ концу;
             Тяжелый подвигъ совершился;
             И я молюсь, чтобъ возвратился
             Духъ бурный къ вѣчному Отцу.
             Что взялъ я въ битвѣ безпощадной,
             Что пріобрѣлъ, что сохранилъ,
             Съ какою думой безотрадной
             Я поле битвы проходилъ --
             Все отъ людей то будетъ скрыто.
             Но я трудился сколько могъ,
             Священный даръ души берегъ,
             И сердце было всѣмъ открыто.
             А раны страшныя, что были
             Рукою злой нанесены,
             Всѣ позабыты, прощены.
             Такъ чувство долга, чувство чести
             Я отстоялъ въ бою земномъ,
             И не питаю къ людямъ мести.
             Пора мнѣ въ путь, въ мой отчій домъ.
             Борьба за жизнь идетъ къ концу,
             Тяжелый подвигъ совершился,
             И я молюсь, чтобъ возвратился
             Духъ бурный къ вѣчному Отцу.
   
             18 Мая 1871 года.
   

Міръ безумцевъ.

             Тревожно я бросаю взгляды
             Вокругъ себя на міръ заботъ,
             И предо мной, въ печальномъ мракѣ,
             Соборъ безумцевъ предстаетъ.
   
             Я вижу пышные чертоги;
             Я вижу бѣдныхъ алчный взоръ;
             Вездѣ обманъ, гордыня, жадность,
             За блага жизни грозный споръ,
   
             Всѣ бьются въ страшномъ озлобленьи
             А цѣль вездѣ у всѣхъ одна:
             Чтобъ больше денегъ, денегъ, денегъ --
             Душа за деньги продана.
   
             Тамъ молодой талантъ напрасно
             Напрягъ всѣ силы для борьбы,
             И не найдя нигдѣ опоры,
             Онъ палъ, какъ жертва злой судьбы.
   
             Тамъ тщетно труженикъ науки
             Свой предлагаетъ умный трудъ;
             Его обходятъ съ сожалѣньемъ,
             Иль плату жалкую даютъ.
   
             Вотъ раздается голосъ смѣлый
             За благо родины святой,--
             Но онъ замолкнетъ передъ силой
             И очернится клеветой.
   
             Вездѣ надломленныя силы,
             Мечты, разбившіяся въ прахъ,
             Вездѣ борьба, обманъ и зависть;
             Предъ силой грубой вѣчный страхъ.
   
             Душа и тѣло все продажно
             На рынкѣ вѣчной суеты;
             Оцѣнены на вѣсъ червонцевъ
             Очарованья красоты.
   
             Безсмертный духъ смѣшали съ грязью
             И въ добродѣтель вѣры нѣтъ,
             Сталъ человѣкъ потомкомъ звѣря,
             Угасъ надеждъ великихъ свѣтъ.
   
             Кичливый умъ, все разрушая,
             Отвергъ причину всѣхъ причинъ,
             И говоритъ, что въ этомъ мірѣ
             Всему матерья Господинъ.
   
             Я вижу хаосъ безнадежный;
             Весь міръ въ развалинахъ лежитъ;
             И надъ людской семьей великой
             Злой духъ безумія парить.
   
             С.-Петербургъ, 22 Апрѣля 1872 года.
   

* * *

             Ходятъ по небу тучки,
             Тучки весны золотыя,
             Легкимъ дождемъ орошая
             Пашни и рощи пустыя.
   
             Степь не одѣлась травою,
             Лугъ не покрылся цвѣтами,
             Дремлютъ деревья безъ листьевъ,
             Воздухъ наполненъ парами.
   
             Но уже слышно дыханье
             Вѣтра весенняго въ нолѣ;
             Встрѣтить готова природа
             Праздникъ весенній на волѣ.
   
             Теплыми солнце лучами
             Жизнь изъ земли вызываетъ;
             Мигъ -- и все разомъ воскреснетъ,
             Все зацвѣтетъ, засверкаетъ.
   
             Вотъ и въ душѣ человѣка
             Что-то такое творится,
             Что разъяснить мы не можемъ,
             Сердце къ чему-то сремится.
   
             Жаждемъ куда-то на волю,
             Видятся странныя грезы;
             Тихо сгрустнется норою
             И на глазахъ будто слезы.
   
             6 Апрѣля 1872.
   

* * *

             Я вѣрилъ вамъ, друзья свободы --
             Но та прошла уже пора --
             Не измѣнить ужь вамъ природы.
             Сорвутъ съ васъ маску жизни годы;
             Въ остаткѣ будетъ мишура.
   
             Я вѣрилъ вамъ, жрецы науки.
             Я думалъ: вѣрно для добра
             Простерты къ братьямъ ваши руки,
             А въ васъ живутъ Манфреда муки,
             И въ сердце вашемъ мишура
   
             Я вѣрилъ вамъ, сыны фортуны,
             Но жизни глупая пора
             Прошла, звучатъ другія струны,
             И ваши страсти и перуны --
             Одна пустая мишура.
   
             И вамъ я вѣрилъ меценаты.
             Я думалъ, горы серебра
             Вы раздаете для уплаты
             Святаго долга; ваши-жь траты --
             Лишь самолюбья мишура.
   
             И вижу я, съ тоской страданья,
             Что на сердцахъ людскихъ кора
             Отъ эгоизма и желанья,
             И жадности безъ состраданья.
             Вся наша жизнь лишь мишура.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Жадно пьетъ земля сухая
             Благотворный дождь съ небесъ,
             И прохладу навѣвая
             Шепчетъ съ вѣтромъ темный лѣсъ.
   
             Ночь іюльская такъ дышетъ
             Чудной нѣгой подъ дождемъ.
             Небо молніями пышетъ,
             А въ дали грохочетъ громъ.
   
             Въ часъ прохладной лѣтней ночи
             Прилетаютъ много думъ.
             Съ неба смотрятъ Божьи очи
             И смиряютъ гордый умъ.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Когда тяжелыхъ думъ полетъ
             Смущаетъ душу мнѣ порою,
             Лежитъ на сердцѣ тяжкій гнетъ
             И меркнетъ свѣтъ передо мною.
             Тогда бѣгу я отъ людей
             Мнѣ ихъ участія не надо,
             Противенъ голосъ ихъ страстей,
             Противна счастья ихъ отрада.
             Ихъ смѣха, слезъ -- ихъ пустота.
             Я вижу въ нихъ одну лишь маску.
             Ужели счастіе -- мечта?
             Зачѣмъ мнѣ сказывали сказку
             Про міръ таинственныхъ чудесъ?
             Зачѣмъ душой я уносился
             Туда, откуда свѣтъ излился,
             И вѣрилъ въ небеса небесъ?
             Теперь, какъ вспомню въ часъ печальный
             Про все, въ чемъ обманулся я --
             Бѣгу я тотчасъ въ уголъ дальній
             И отъ людей и отъ себя.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Зачѣмъ опять передо мною
             Мелькнулъ забытый образъ твой?
             Я долго спалъ моей душою
             И сонъ опять прервался мой.
   
             Ко мнѣ слетало ужь забвенье;
             Темнѣли прошлыя мечты.
             Вся жизнь, какъ смутное видѣнье.
             Казалась мнѣ безъ красоты.
   
             Вокругъ меня туманъ ложился;
             И лишь покоя жаждалъ я.
             Зачѣмъ-же снова озарился
             Міръ этотъ грустный для меня?
   
             Затѣмъ-ли, чтобъ опять покрыться
             Тьмой безразсвѣтной навсегда?
             Иль въ сонъ тяжелый погрузиться
             Опять на многіе года?
   
             Отвѣта нѣтъ, но есть сознанье,
             Что такъ назначено судьбой,
             Что жизнь святое испытанье,
             Тяжелый трудъ -- всегда съ борьбой.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Я часто на дѣтей смотрю съ тоскою,
             Когда они, гуляя, ходятъ стройно,
             Въ пухъ разодѣтыя, рука съ рукой;
             Посматривая важно и спокойно,
             Какъ будто взрослыя. Движенья ихъ
             Натянуты, и игры ихъ не смѣлы;
             И есть уже кокетство даже въ нихъ.
             Ихъ личики такъ нѣжны и такъ бѣлы.
             Гдѣ жь беззаботность дѣтскихъ первыхъ лѣтъ?
             Гдѣ смѣлыя и рѣзвыя движенья?
             Все погубилъ пустой, бездушный свѣтъ!
             И блекнутъ жизни юной выраженья,
             Игривыя и милыя черты.
             И на дѣтей ужь дышетъ жизни холодъ,
             Лишая ихъ природной красоты.
             О, жалокъ тотъ, кто въ жизни не былъ молодъ!
   
             1859. Москва.
   

* * *'

             Какъ камень на сердцѣ лежитъ
             Несчастье искренняго друга.
             Слеза изъ глазъ моихъ бѣжитъ,
             То горькій плодъ души недуга.
             Не вижу средствъ я чѣмъ помочь,
             Чѣмъ отвратить судьбы удары?
             Я за себя могъ превозмочь
             Всѣ наши жизненныя кары,
             Но за любимаго?! Нѣтъ силъ
             Переносить души страданья.
             Завидѣнъ мнѣ покой могилъ.
             И я готовъ безъ содраганья
             Перешагнуть за ту черту,
             Что всѣхъ насъ тайною тревожитъ.
             Найду-ль я тамъ свою мечту?
             Или могильный червь изгложетъ
             Больное сердце безъ слѣда?
             За то ужь страсти не проснутся,
             А съ ними вмѣстѣ пронесутся
             Печаль и думы навсегда.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Живете вы безъ нужды, безъ заботы;
             О будущемъ васъ дума не томитъ.
             Не знаете вы тяжести работы,
             За то и сердце ваше крѣпко спитъ.
             Вамъ не понять тѣхъ мелкихъ оскорбленій,
             Какія бѣдность сноситъ иногда.
             Не устоитъ, повѣрьте, самый геній
             Противъ заботъ и тяжкаго труда;
             Но еслибъ вы когда-нибудь вкусили
             Тотъ горькій хлѣбъ, омоченный слезой,
             Что ѣстъ бѣднякъ, тогда-бы не спросили:
             Кто виноватъ? О, жизненный грозой,
             Видалъ я часто, силы молодыя,
             Таланты, умъ, надежды, красота,
             Сраженныя вдругъ гибли; а худыя
             Желанья, страсти, глупость, суета
             Спокойно шли; усыпанный цвѣтами
             Ихъ путь былъ гладокъ; сердцемъ никогда
             Они не плакали горючими слезами;
             И хлѣбъ ихъ бѣлъ и вкусенъ былъ всегда.
             Желаю-жь вамъ и сна и аппетита!
             Когда-же часъ послѣдній вашъ пробьетъ:--
             Узнаете, что счастье не защита
             Предъ Тѣмъ, Кому придется дать отчетъ.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Я взлелѣянъ нуждой и несчастьемъ;
             Но мнѣ не о чемъ много тужить.
             Свыкся я и съ трудомъ и ненастьемъ;
             Нѣту бабушекъ мнѣ ворожить.
             Самъ избралъ себѣ путь я отдѣльный,
             Много гордости было во мнѣ,
             Но душою весь міръ безпредѣльный
             Я любилъ; и не разъ въ тишинѣ,
             Созерцая природы чудесной
             Недоступныя многимъ красы,
             Уносился я въ міръ неизвѣстный;
             Врдѣлъ въ каплѣ блестящей росы
             Благодатное феи жилище.
             Сильфовъ въ воздухѣ вздохи ловилъ.
             Забывалъ я въ то время о пищѣ
             Жизнью лучшей и чистой я жилъ.
             Много думъ въ головѣ зарождалось,
             Много видѣлъ я радужныхъ сновъ,
             А теперь, ихъ такъ мало осталось
             Отъ счастливыхъ и вольныхъ часовъ.
             Но иду я, иду къ моей цѣли,
             Съ твердой волей, съ надеждой святой.
             Жизни лучшіе дни пролетѣли,
             Но не падаю гордой душой.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

Старьевщикъ.

             Ну, кошель мой старый!
             Утро наступило;
             Примемся за дѣло.
             Намъ съ тобой все мало:
             Дрянная вѣтошка,
             Старая фуфайка,
             Лоскутки, подошва,
             Бархатъ, плисъ и байка.
             Все въ тебѣ вмѣстится
             Въ дружескомъ смѣшеньи:
             Грязь, богатство, сила,
             Вѣра и сомнѣнье,
             Преступленье, злоба,
             Красота разврата,
             Нищеты жилище
             Роскоши палата.
             Въ путь товарищъ вѣрный!--
             Мой крючокъ зацѣпитъ
             Все, что на дорогѣ
             И въ грязи замѣтитъ.
             А домой вернемся,
             Будетъ сортировка
             Набранной добычѣ,
             И нужна уловка,
             Нужны тактъ и знанье,
             Чтобы каждой тряпкѣ,
             Отгадавъ призванье,
             Отвести мѣстечко,
             Маршъ-же въ путь товарищъ!
             Наше назначенье!
             Выбивать изъ грязи
             Жизни наслажденіе.
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Надъ пышно-гордою столицей
             Ненастный день уже вставалъ;
             И вмѣстѣ съ блѣдною денницей
             Холодный вѣтеръ завывалъ.
             Пошелъ и дождь; все стало сѣро;
             А люди мечутся, спѣшатъ.
             Людскимъ заботамъ есть-ли мѣра?
             Нѣтъ въ жизни мѣры. Бросьте взглядъ
             Куда хотите, и поймете,
             Что жизнь лишь море суеты.
             И къ мысли грустной вы придете,
             Что наши чудныя мечты
             Неисполнимы; что напрасно
             Мы говоримъ: "доволенъ я".
             Лишь мигъ, и то, что такъ прекрасно --
             Поглотитъ зависти змѣя.
             Смотрю на городъ я великій
             Съ печальной мыслью каждый разъ.
             Страстей, страданій слышны крики.
             Порой въ глубокій ночи часъ,
             Когда все стихнетъ, чуткимъ ухомъ
             Я слышу гдѣ-то страшный стонъ.
             То тѣло разстается съ духомъ,
             То горе прерываетъ сонъ.
             Тамъ хохотъ оргіи несется --
             Развратъ пируетъ въ часъ ночной.
             А тамъ слеза страданья льется --
             Вездѣ обманчивый покой.
             Вотъ утро; много мнѣ заботы;
             На цѣлый день я обреченъ
             Искать, просить себѣ работы
             Еще не всѣхъ покинулъ сонъ,
             Еще на ложѣ сладострастья
             Лежитъ богачъ -- фортуны сынъ;
             Не для него ударъ несчастья,
             Онъ счастья вѣчный господинъ.
             А тѣ, чья жизнь лишь трудъ и горе,
             Идутъ, спѣшатъ во всѣ концы --
             Покоя нѣтъ имъ въ тяжкомъ спорѣ
             Съ судьбой; и вѣчные бойцы
             Изъ-за куска сухаго хлѣба,
             Они идутъ, спѣшатъ, бѣгутъ --
             Но зорко смотрятъ очи Неба
             На несчастливцевъ тяжкій трудъ.
             И я иду за вами, братья,
             И легче крестъ мнѣ свои нести.
             Я открываю вамъ объятья,
             О Боже, гордость мнѣ прости!
             Прости, что глядя на страданья
             Другихъ, я думаю, порой:
             Не я одинъ; мои желанья
             Ношу безплодно и душой
             Терзаюсь. Вотъ и день проходитъ;
             Надъ пышнымъ городомъ опять
             Ночь безпокойная нисходитъ,
             Всѣхъ преступленій тайныхъ мать.
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Полночь бьетъ. Моя лампада
             Что-то трепетно горитъ,.
             Далеко моя отрада --
             Сердце чуткое не спитъ.
             Вотъ какой-то чудной силой
             Вызванъ образъ дорогой;
             Точно ангелъ легкокрылый
             Онъ склонился надо мной.
             Тѣ черты, тотъ станъ воздушный,
             Тотъ-же кроткій, свѣтлый взглядъ.
             Это ты, мой другъ, послушный?!
             Много давшій мнѣ отрадъ.
             Что-же сердце ты не бьешься
             Отъ желаній и любви?!
             Иль надъ счастьемъ ты смѣешься?
             Или страсти спятъ твои?
             А, я понялъ, нѣтъ волненья
             Передъ призракомъ мечты,
             И полночныя видѣнья
             Не замѣнятъ красоты.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Когда-нибудь узнаешь ты,
             Какъ я любилъ тебя глубоко,
             Какъ посвящалъ тебѣ мечты
             И думы жизни одинокой.
             Ты намекнула только разъ
             О томъ, что сердце не свободно.
             Спокойно принялъ я отказъ,
             И отстранился благородно.
             Съ тѣхъ поръ ни вздохомъ, ни слезой.
             Не обличилъ моихъ страданій;
             Но сердце жизненной грозой
             Сокрушено. Моихъ желаній
             Я предъ толпой не разглашалъ,
             И гордо шелъ моей дорогой;
             Берегъ мой тайный идеалъ,
             И надъ собой работалъ строго.
             И унесу въ душѣ больной
             Одно великое страданье,
             Предстану съ нимъ на судъ другой,
             Гдѣ вѣчной правды воздаянье.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Надъ землею сны летаютъ
                       Въ тихой ночи часъ.
             Звѣзды на небѣ сверкаютъ;
                       Слышенъ Бога гласъ.
   
             И проносятся незримо
                       Вѣстники небесъ,
             Отъ святаго Херувима
                       Убѣгаетъ бѣсъ?
   
             Надъ невинностью святою
                       Вѣетъ благодать.
             Что-же грѣшною мечтою
                       Началъ я страдать?
   
             Сердце, въ тишинѣ полночи,
                       Позабудься сномъ!
             Не слеза туманитъ очи,
                       Жжетъ печаль огнемъ.
   
             Передъ образомъ я встану,
                       И слеза мольбы
             Успокоитъ злую рану;
                       Смолкнетъ стонъ борьбы.
   
             1859. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Бѣжать по душѣ моей думы,
             Какъ мрачныя тучи по небу
             Осенней ненастной порою.
             Все сѣро кругомъ и печально.
             И жду я, какъ солнце проглянетъ,
             И лучъ благодатнаго свѣта
             Пустынную жизни дорогу
             Освѣтитъ, согрѣетъ, и сердце
             Въ груди затрепещетъ надеждой
             Желанная гостья! какъ рѣдко
             Меня ты теперь посѣщаешь.
             Съ тобой намъ и жизни тревога,
             Ненастья, лишенья, заботы
             Несутся легко. О, пошли намъ
             Источникъ надежды и жизни,
             Небесную гостью надежду!
             Чрезъ волны страстей и страданій
             Мы къ пристани тихой пристанемъ
             И миръ сохранимъ благодатный,
             И горести жизни забудемъ.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Въ скорбный часъ, когда терпѣнье
             Сокрушается борьбой,
             Вспоминаю я смиренье
             И борьбу твою съ судьбой.
   
             Жизнь твоя съ нуждой и горемъ
             Такъ была всегда мрачна.
             И съ житейскимъ бурнымъ моремъ
             Ты боролося одна.
   
             Но ни бури, ни печали,
             Ни людская клевета,
             Образъ твой не омрачали --
             Ты была всегда чиста.
   
             Отъ того въ часы страданья
             Вспоминаю подвигъ твой.
             Жизни лучшей ожиданья
             Исцѣляютъ духъ больной.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Погоди больное сердце,
             Можетъ быть, покой ужь близокъ.
             Тотъ, кого ты такъ любило,
             Оказался глупъ и низокъ.
   
             Но повѣрь словамъ поэта,
             Что твоя любовь ошибка.
             Въ сердцѣ много силъ чудесныхъ;
             Вновь появится улыбка.
   
             Какъ Фениксъ, ты возродишься
             Съ новой страстью, съ красотою,
             Вновь полюбишь міръ прекрасный,
             Жизнь освѣтится мечтою.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Гдѣ родина моя? гдѣ сердца колыбель?
             Я спрашиваю васъ, души воспоминанья.
             Корабль надежды гдѣ? Онъ сѣлъ давно на мель.
             Вокругъ меня теперь безбрежность и страданья.
             Вотъ я одинъ стою на сумрачной скалѣ,
             И взоръ стремится въ даль, и тщетно сквозь туманъ
             Я берегъ разглядѣть хочу въ тяжелый мглѣ,
             Вокругъ меня кипитъ лишь злобы океанъ.
             Я къ верху поднялъ взоръ,-- но гдѣ-же лучъ отрадный?
             Гдѣ-жь ты когда-то мнѣ свѣтившая звѣзда?
             Твой кроткій свѣтъ погасъ; иль тоже бездной жадной
             Онъ поглощенъ на вѣкъ? Да, сердцу никогда
             Ему ужь не свѣтить. Но есть въ душѣ больной
             Какой-то странный свѣтъ, какое-то блистанье,
             Оно меня ведетъ теперь сквозь мракъ ночной
             И съ жизнію миритъ, и гонитъ отрицанье.
             Я вижу кормчій тамъ таинственный плыветъ
             На новомъ кораблѣ; стихаетъ вкругъ волненье;
             На родину меня онъ дальнюю зоветъ.
             Туда я поплыву, покинувъ здѣсь сомнѣнье.
   
             1868. Ярославль.
   

Въ лѣсу.

(Л. С. Макову).

             Подъ тяжкою жизненной ношей
             Въ лѣсу заблудился я разъ.
             Тамъ буря, шумя, налетѣла,
             И солнечный свѣтъ вдругъ погасъ.
   
             Деревья, какъ призраки, грозно
             Качались во мракѣ ночномъ.
             И выхода тщетно искалъ я
             Съ тоскою о счастьѣ земномъ.
   
             И мыслью блуждая въ прошедшемъ,
             Я вспомнилъ мной пройденный путь;
             Я вспомнилъ о свѣтлыхъ надеждахъ,
             Когда-то мнѣ нѣжившихъ грудь.
   
             Я вспомнилъ, какъ радужной пылью,
             Носились мечты предо мной,
             Но все, что мнѣ дорого было,
             Покрылъ уже сумракъ ночной.
   
             Не видѣлъ назадъ я возврата,
             И былъ я въ лѣсу одинокъ.
             Въ душѣ закипали проклятья,
             Я въ страшной борьбѣ изнемогъ.
   
             Я видѣлъ вкругъ хаосъ и гибель.
             Гдѣ голову мнѣ преклонить?
             Я думалъ, а буря шумѣла,
             И все начинала крушить.
   
             Тутъ вы подошли ко мнѣ тихо,
             Сказавши: надѣйся! и вновь
             Воскресли упавшія силы,
             Согрѣлась застывшая кровь.
   
             Блеснула заря, и я вышелъ
             За вами изъ чащи лѣсной.
             И все вкругъ меня заблистало,
             Какъ блещетъ природа весной.
   
             Я вижу тамъ въ свѣтлой долинѣ
             Для путниковъ тихій пріютъ.
             Меня вы туда приведете;
             Тамъ кровъ и покой мнѣ дадутъ.
   
             Декабрь 1868. Ярославль.
   

День воскресенія.

             Горитъ Востокъ зарею новой,
             И вотъ надъ грѣшною землей,
             Встаетъ съ своею вѣчной славой,
             День Воскресенія святой.
             Вездѣ огнями блещутъ храмы,
             И въ нихъ торжественно гремитъ
             Священный гимнъ: "Христосъ Воскресе!"
             И души вѣрныхъ веселитъ.
             И въ братскомъ радостномъ лобзаньи
             Сравнялись всѣ; а въ небесахъ
             Ликуютъ ангелы святые,
             И Онъ паритъ на облакахъ.
             Онъ, побѣдитель смерти, ада,
             Непостижимый, вѣчный свѣтъ.
             Земля и небо преклонились
             Предъ Нимъ въ торжественный привѣтъ
             Предъ дивной тайной искупленья
             Смиримся-жь искренно душой;
             И съ нашей злобой и страстями,
             И съ нашей мудростью земной.
   
             Мартъ 1868. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Въ тѣ дни, когда я пламенной душою
             Былъ чистъ отъ грязи свѣтской суеты,
             И уносился вольною мечтою
             Въ міръ грезъ, въ міръ тайнъ и красоты,
             Услышалъ я чарующее слово,
             И слово то запало въ сердце мнѣ.
             Все было въ немъ такъ рѣзко и такъ ново
             Моей душѣ, дремавшей въ сладкомъ снѣ.
             Могучій духъ Шекспира, ты повѣялъ
             Вдругъ на меня величьемъ неземнымъ.
             И я съ тѣхъ поръ любилъ, берегъ, лелѣялъ
             Поэта духъ, сроднившійся съ моимъ.
             Съ тѣхъ поръ промчалось много лѣтъ печальныхъ
             И тайны жизни опытъ мнѣ открылъ;
             И много грезъ роскошныхъ, идеальныхъ,
             Я въ глубинѣ души похоронилъ.
             Но драма жизни все передо мною,
             И такъ, какъ ты ее изобразилъ,
             Могучій геній кистью роковою,
             Съ насмѣшкой злой, и бездной страшныхъ силъ.
             Чѣмъ ближе я къ концу моей дороги,
             Тѣмъ чаще я совѣтуюсь съ тобой;
             И на послѣднемъ жизненномъ порогѣ,
             Тебя съ послѣдней вспомню я борьбой.
   

* * *

             Я сижу передъ каминомъ;
             На огонь гляжу упорно.
             И по углямъ синей змѣйкой
             Пламя бѣгаетъ проворно.
   
             Въ яркихъ пламени побѣгахъ
             Вижу чудныя видѣнья;
             Они мнѣ напоминаютъ
             Жизни страсти и сомнѣнья.
   
             Все, что было хоть однажды
             Воскресаетъ предо мною.
             Вспыхнетъ страсть, порой, какъ пламя,
             Не зальешь ее слезою.
   
             Когда все вкругъ насъ замерзнетъ
             Вмѣстѣ съ жизнью молодою,
             Мы становимся невольно,
             Эгоистами душою.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Въ наши дни появилося много
             Разнородныхъ вопросовъ для всѣхъ,
             Всѣ ошибки караются строго;
             Старину подымаютъ на смѣхъ
             Благодатная гласность сурово
             За дѣяньями многихъ слѣдитъ.
             Еще шагъ и все зданье готово;
             И заря ужь надежды горитъ.
             Всѣ спѣшатъ, всѣ готовы на дѣло.
             Много мощныхъ поднялося рукъ.
             Голосъ правды возносится смѣло,
             Разгорается свѣточъ наукъ.
             И все старое въ бездну забвенья
             Провожаетъ со смѣхомъ нашъ вѣкъ
             Но въ насъ мало любви и смиренья;
             Гордъ и холоденъ сталъ человѣкъ.
             Межъ вопросовъ, намъ данныхъ судьбою,
             Одинъ вѣчный вопросъ позабытъ:
             "Какъ намъ сладить съ житейской борьбою,
             Гдѣ найти противъ стрѣлъ ея щитъ?"
             Открываемъ мы тайны природы,
             И стихіями правимъ легко;
             Жаждемъ правды, богатства, свободы,
             А отъ счастія все далеко.
             Гдѣ-же счастье? о мудрость земная
             Разрѣши намъ ты этотъ вопросъ,
             Нѣтъ отвѣта; а дни, пролетая,
             Намъ несутъ много горя и слезъ.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Вѣетъ утренней прохладой.
             На востокѣ свѣтъ блеснулъ,
             Убѣгаютъ тѣни ночи;
             Лѣсъ въ туманѣ потонулъ.
   
             Прочь, вы мрачныя видѣнья!
             Прочь печальныя мечты
             Утро свѣтлое восходитъ
             Для любви и красоты.
   
             Чу! и птицы встрепенулись --
             Раздались ихъ голоса,
             И блеститъ алмазомъ чистымъ
             На цвѣтахъ моихъ роса.
   
             Дай нарву цвѣтовъ душистыхъ.
             Изъ цвѣтовъ моихъ букетъ
             Положу на ложе милой --
             То мой утренній привѣтъ.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Часто я пытаю сердце;
             Отъ чего воспоминанье
             Надо мной имѣетъ силу?
             Отъ чего въ душѣ страданье,
             Безотчетно, вдругъ родится?
             Молодая жизнь промчалась
             Съ ея страстными мечтами;
             Сердце часто ошибалось.
             Но изъ всей прошедшей жизни
             Вынесъ я не мало вѣры.
             Всѣ мечты и всѣ надежды
             Были ярки, но безъ мѣры.
             А теперь иду я тихо;
             Каждый часъ разсчитанъ строго.
             Цѣль моя опредѣлилась,
             И видна моя дорога.
             Вижу я въ дали туманной
             За житейскими волнами,
             Пристань тихую съ пріютомъ,
             Съ золотыми дѣтства снами.
             Вѣрю я, что тамъ воскреснетъ
             Все, что я любилъ душою.
             Вмѣстѣ съ молодостью вѣчной
             Радость будетъ намъ сестрою.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Опять ты вновь передо мной
             Стихія грозная съ волнами.
             Опять надъ бездной водяной
             Ношусь я съ страшными мечтами,
             На берегу въ вечерній часъ,
             Когда спокойны моря воды,
             Я не свожу привычныхъ глазъ
             Съ безбрежной дали Духъ природы --
             Могучій образъ красоты,
             Мнѣ мнится, мчится съ облаками;
             Я вижу грозныя черты,
             И руку съ вѣчными громами.
             Но тихо вкругъ. Закатъ горитъ
             Своей пурпурной полосою,
             Какъ будто куполъ неба слитъ
             Съ равниной водъ. Вечерней мглою
             Покрылась даль, и ночи тѣнь
             На міръ ложится утомленный,
             Меня-же охватила лѣнь.
             Какой-то страстью упоенный
             Дремлю и слышу: какъ волна
             Журчитъ и блещетъ у обрыва.
             Природа звуками полна,
             А ночь какъ будто молчалива.
             Но чу, какой-то странный гулъ.
             Какъ будто стонъ глухой несется.
             Холодный вѣтеръ вдругъ пахнулъ;
             Сейчасъ чудовище проснется.
             И я встаю; пора домой!
             Мнѣ всѣ ужь бури надоѣли.
             А ты, любимецъ старый мой,
             Бушуй и рвись для темной цѣли.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Въ зимній день, когда мятель крутится,
             И вѣтеръ снѣгъ сугробами мететъ.
             Я подъ окномъ люблю, порой, садиться
             И вдаль смотрѣть; кто ѣдетъ иль идетъ.
             Есть нѣчто въ зимнемъ вѣтрѣ, непогодѣ,
             Что много думъ наводитъ иногда.
             Въ покрытой снѣгомъ, мертвенной природѣ
             Исчезла жизнь; но все не безъ слѣда.
             И часто мнѣ, сквозь зимнія мятели,
             Являются картины прошлыхъ лѣтъ.
             Тѣ радости, что вихремъ пролетѣли.
             Тѣ образы, которыхъ уже нѣтъ.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Еще одно сердечное страданье,
             Еще одна привязанность -- прости!
             Мнѣ хочется все молвить: до свиданья!
             Мнѣ жаль мечты и думы погребсти.
             Увидимся-ли мы? вопросъ напрасный.
             Къ чему обманомъ сердце услаждать,
             И жизнь пройдетъ, какъ сонъ, порой, прекрасный,
             Порою, заставлявшій насъ страдать.
             Но въ этотъ часъ, когда мнѣ сердце гложетъ
             Печаль и вкругъ нѣмая пустота,
             Ее вернуть уже никто не можетъ.
             И прошлое -- не больше, какъ мечта.
   
             1859. Москва.
   

* * *

             Въ печальный часъ, когда душа болитъ,
             И буря вкругъ житейская шумитъ:
             Я вспоминаю, какъ смѣялась ты,
             Какъ измѣнились милыя черты.
             О, да, твой смѣхъ дышалъ всегда укоромъ;
             Въ немъ жизнь твоя вставала предо мной.
             Толпа безумцевъ, сплетнями, позоромъ
             Тебя клеймила; но твой духъ больной
             Въ самомъ себѣ нашелъ успокоенье,
             И было то высокое смиренье.
             Но иногда ты не могла меня простить,
             И въ этотъ часъ смѣялась ты невольно;
             Но смѣхъ твой могъ надежду омрачить,
             И сердцу отъ него такъ было больно.
             Да, часто я во тьмѣ ночной
             Все слышу смѣхъ печальный твой.
   
             1859. Москва.
   

Передъ портретомъ Шекспира.

             Я вижу тѣнь твою, поэтъ великій!
             Твой голосъ громовой въ ушахъ звучитъ,
             Но для чего-жь какой-то хаосъ дикій
             Вокругъ меня, волнуяся, шумитъ?!
             Я на чело твое гляжу, и много
             Великихъ думъ лежитъ передо мной.
             Ты-жь на меня глядишь такъ грустно, строго,
             Въ глазахъ твоихъ есть отблескъ неземной.
             Я изучалъ слова твои не даромъ.
             Ты все сказалъ, что долженъ былъ сказать.
             И я теперь объятъ священнымъ жаромъ,
             И вновь готовъ молиться и страдать.
             А между тѣмъ, какъ думой вдохновенной
             Душа моя торжественно горитъ,
             Какой-то шумъ глухой и отдаленный
             Восторгъ души печально холодитъ.
             То свѣтъ шумитъ, то жизнь съ ея страстями;
             Тамъ мѣста нѣтъ возвышеннымъ мечтамъ;
             Тамъ часто смѣхъ смѣняется слезами,
             И буря сокрушаетъ славы храмъ.
             А ты теперь спокоенъ въ царствѣ мира;
             Твой геній возвратился въ край родной.
             Но голосъ твой средь жизненнаго пира
             Еще гремитъ надъ слабостью земной.
   
             1859 С.-Петербургъ.
   

* * *

             Содрогнулась душа, я поникъ головой,
             Сердце сжалося, больно въ груди.
             Прочь хандра! вѣдь мой хлѣбъ трудовой;
             Много дѣла мнѣ есть впереди.
   
             Да, я долженъ сносить все житейское зло
             Безъ роптаній, безъ вздоховъ и слезъ,
             Что за дѣло, что душу страданье прожгло,
             И что въ сердце проникъ ужь морозъ.
   
             Не богачъ я, чтобъ нѣжиться страстной тоской,
             И вздыхая, весь міръ проклинать.
             У меня долженъ быть вѣчно трудъ подъ рукой,
             Мнѣ не время еще отдыхать.
   
             Для семейства роднаго, для милыхъ моихъ.
             Буду биться на смерть я съ судьбой.
             Не звучи жь такъ печально мой стихъ,
             И не падай душа предъ борьбой.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Какъ потокъ кипитъ весною,
             Такъ и наша жизнь кипѣла;
             А теперь рѣкой глубокой
             Покатившись, присмирѣла.
   
             Но покой этотъ обманчивъ,
             Въ немъ таится силы много.
             Сердце спитъ, но часъ настанетъ.
             Вновь поднимется тревога.
   
             И лишь бурной жизни вѣтеръ
             Глубь, души у насъ взволнуетъ.
             Вѣрь придетъ покой не скоро,
             И бѣда насъ не минуетъ.
   
             Приготовь-же крѣпкій якорь,
             Онъ спасетъ насъ въ часъ невзгоды.
             Пусть тогда грохочетъ буря,
             Пусть надъ нами мчатся годы.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Когда надъ вами пронесется,
             Шумя, житейская гроза,
             А время грозное коснется
             Всѣхъ нашихъ прелестей; слеза
             Не разъ увлажитъ ваши очи,
             И съ болью вспомните тогда
             Тѣ обольстительныя ночи,
             И дни веселья безъ труда.
             И всѣ курившіе, въ дни счастья,
             Предъ вами лести фиміамъ,
             Безъ сожаленья, безъ участья,
             Своихъ страстей покинутъ храмъ.
             И одиноки, безъ опоры,
             Пойдете жизненнымъ путемъ,
             А тутъ и совѣсти укоры,
             А тутъ и свѣтъ съ его бичемъ,
             Бичемъ презренья. Тутъ душою
             Вы проклянете, можетъ быть,
             Что вашей жизненной весною,
             Любовью смѣли вы шутить.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Я люблю въ тебѣ твои грѣхи,
             Я люблю въ тебѣ твои ошибки,
             И волшебно-страстные стихи,
             И твои лукавыя улыбки.
             Такъ въ тебѣ кипитъ и пышетъ кровь,
             Молодая жизненная сила.
             Мигъ тоски и слезъ -- и веселъ вновь.
             жизнь души твоей не омрачила.
             Но въ твоихъ волненіяхъ кипучихъ
             Есть зерно возвышенныхъ страстей,
             Ты еще не пролилъ слезъ горючихъ,
             Не томился жаждою честей;
             Но настанетъ время искушенья,
             И тогда воспрянешь ты душой,
             Отразишь безумныя сомнѣнья,
             И потомъ въ любви найдешь покой.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Опять слеза блеститъ въ твоихъ очахъ;
             Знать, видно вновь житейской непогодой
             Возмущена душа твоя, и въ прахъ
             Склонилась ты предъ тяжкою невзгодой.
             Не въ первый разъ тебѣ склоняться, другъ;
             Пріучена была ты къ горькой долѣ.
             Ты встанешь вновь, встряхнувъ съ себя недугъ,
             И будешь вновь въ томительной неволѣ.
             Но для меня, всегда, твоя слеза,
             Какъ жгучій ядъ; и сердце долго носитъ
             Глубокій слѣдъ страданья, и гроза
             Благоуханный цвѣтъ мечты уноситъ.
             А въ глубинѣ души твоей больной
             Живетъ святая сила возрожденья.
             Какъ велика была ты предо мной,
             Когда въ минуту грустнаго волненья
             Сказала мнѣ великія слова:
             Что наша жизнь -- короткій мигъ сомнѣнья.
             И я съ тѣхъ поръ, какъ будто возродился,
             Надеждой духъ мой слабый окрилился,
             И просвѣтлѣла мыслью голова.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Когда, стряхнувъ земное одѣянье,
             Душа моя взнесется къ небесамъ,
             Забудетъ-ли она любви страданье?
             Забудетъ-ли все то, чѣмъ былъ я самъ?
             Безсмертный духъ ужель не потревожитъ
             Воспоминанье жизненныхъ страстей?
             Объ этомъ, все сомнѣнье душу гложетъ
             И страшно мнѣ! Но если безъ затѣй
             Предположить, что все одно мгновенье
             Забвенія одѣнетъ вѣчной тьмой;
             Исчезнетъ жизнь, какъ смутное видѣнье.
             Но нѣтъ, никакъ не можетъ разумъ мой
             Съ такой безумной мыслію сродниться.
             О, дай же мнѣ, могучая судьба
             Безсмертія надеждою упиться!
             И вѣрить, что житейская борьба
             Есть только путь къ святому обновленью.
             Но пусть же тамъ любимыя мечты
             И образы печальному забвенью
             Не предадутся. Въ царствѣ красоты,
             Пускай, и тамъ, я вспомню все земное,
             И полечу въ знакомыя мѣста.
             Передо мной воскреснетъ вновь былое,
             И значитъ жизнь не даромъ прожита.
             Хотѣлъ бы я надъ другомъ, въ часъ полночи,
             Незримой тѣнью тихо пролетѣть;
             Навѣять сны златыя на тѣ очи,
             Въ которыя любилъ я такъ глядѣть.
             Я бъ любящее сердце чудной тайной
             Заставилъ биться чаще и сильнѣй;
             Пусть для нее то былъ бы сонъ случайный,
             А мнѣ воспоминанье прежнихъ дней.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

Памяти А. В. Дружинина.

             Вѣтеръ теплый, ты повѣялъ,
             Съ дальней южной стороны.
             Но кого-жъ ты тамъ лелѣялъ
             Въ царствѣ солнца и весны?
   
             Разскажи мнѣ вѣтеръ дальный,
             Что ты видѣлъ, что принесъ:
             Страсти нылъ, иль вздохъ печальный,
             Можетъ быть, остатки слезъ?
   
             Отвѣчаетъ вѣтеръ вольный:
             Путь я дальній пробѣжалъ;
             Въ край холодный, въ край раздольный,
             Я весну съ собой примчалъ.
   
             Пролеталъ я черезъ море,
             Черезъ царство вѣчныхъ горъ.
             Но и тамъ людское горе,
             Вѣчный ропотъ, вѣчный споръ.
   
             Тамъ, гдѣ чудная природа,
             Тамъ, гдѣ цѣлый годъ весна.
             Стѣснена людей свобода,
             Жизнь печальна и блѣдна.
   
             Тѣ-же страсти роковыя,
             Также льется ваша кровь.
             И мгновенья золотыя
             Также тамъ даетъ любовь.
   
             Облетѣлъ я міръ широкій:--
             Счастья нѣтъ нигдѣ слѣда.
             И свой жребій одинокій
             Полюбилъ я навсегда.
   
             Я смотрю безъ сожалѣнья
             На людскую суету,
             Для меня часы -- мгновенья,
             Я законъ великій чту:
   
             Разношу тепло и холодъ,
             Въ часъ назначенный судьбой.
             Быстрый духъ мой вѣчно молодъ
             И готовъ всегда на бой.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Есть у меня въ душѣ воспоминанье --
             Изъ дней прошедшихъ странная черта.
             То было страсти первое дыханье;
             Любовной жажды чудная мечта.
             И я упалъ; съ горячими слезами
             Просилъ любви, забывъ людей, законъ;
             Какими-то несбыточными снами,
             Я былъ тогда, какъ цѣпью окруженъ.
             Охолодить безумца было надо --
             И данъ былъ мнѣ насмѣшливый урокъ.
             И отнята послѣдняя отрада:--
             Я долженъ былъ оставить уголокъ,
             Гдѣ зародились страстныя видѣнья.
             Съ тѣхъ поръ прошло печальныхъ много лѣтъ;
             Я испыталъ другихъ страстей волненья,
             Другой любви услышалъ я привѣтъ!
             И, наконецъ, я былъ любимъ глубоко --
             И самъ любилъ, люблю я всей душой,
             Но отъ чего-же въ часы хандры жестокой
             По сердцу, вдругъ, скользнетъ опять змѣей,
             Воспоминанье сна прошедшихъ лѣтъ?
             И вновь душа былой тоской заноетъ,
             Пока потокъ горючихъ слезъ замоетъ,
             На время, страсти той глубокій слѣдъ.
   
             1870. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Когда полночныя видѣнья
             Меня смущаютъ и томятъ,
             И въ душу черныя сомнѣнья
             Вливаютъ страсти жгучій ядъ --
             Встаю съ постели одинокой,
             Беру завѣтную тетрадь --
             Тамъ есть черты любви глубокой,--
             Все, что безсильно время взять.
             Я повѣсть прошлаго читаю
             Въ начертанныхъ тобой строкахъ;
             Конечно, я душой страдаю,
             Но есть и слезы на глазахъ.
             А какъ по сердцу прокатится
             Воспоминанія слеза,
             Душа какъ будто освѣжится,
             Пройдетъ отчаянья гроза.
             Твоя тетрадь, мое лекарство
             Отъ всѣхъ душевныхъ бурь и бѣдъ,
             Я не отдамъ ее за царство --
             Въ ней вѣчной юности привѣтъ.
             Въ ней вся любовь души прекрасной,
             Не пролетѣвшей безъ слѣда.
             Живи же сердце думой страстной,
             Храни залогъ любви всегда!
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             И снилось мнѣ, что смерть меня сковала,
             Что я въ гробу лежалъ; вокругъ меня
             Толпа людей, безвѣстныхъ мнѣ, стояла,
             Изъ оконъ же лилось сіянье дня.
             Я чувствовалъ, какъ запахъ ароматный
             Цвѣтовъ изъ сада вѣялъ надо мной;
             Я слышалъ голосъ птичекъ благодатный;
             И понялъ я, что умеръ я весной.
             Не отъ чего-жъ лежалъ я такъ покойно,
             И видѣлъ все и слышалъ безъ труда,
             А жизнь вокругъ кипѣла такъ нестройно.
             Ужели я оставилъ навсегда
             Весь этотъ міръ обмановъ, сожалѣній,
             И сердце не сожмется вновь тоской?
             И не придетъ ко мнѣ толпа сомнѣній,
             Не сдавитъ грудь желѣзною рукой?
             Такъ думалъ я; но, вдругъ передо мною
             Мелькнулъ печальный образъ, точно тѣнь;
             Мнѣ жизнью, вновь, повѣяло земною,
             И омрачился свѣтлый, чудный день.
             И душу мнѣ прожгло воспоминанье:--
             То были мнѣ знакомыя черты,
             Но измѣнило ихъ уже страданье,
             И блекнули остатки красоты.
             Я видѣлъ, на глазахъ слеза застыла;
             А взоръ съ тоской ко мнѣ былъ обращенъ;
             И въ этотъ мигъ, душа моя заныла,
             И вырвался изъ груди тяжкій стонъ.
             Проснулся я; а сердце сильно билось
             И было мнѣ чего-то сердцемъ жаль.
             Душа моя усталая просилась
             Въ спокойную таинственную даль.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Мчатся быстро, безполезно.
             Жизни лучшіе часы;
             И какой рукой желѣзной
             Остановишь взмахъ косы;
             Той косы, что жизнь подкоситъ,
             И разрушитъ всѣ мечты.
             Для чего-жь все сердце проситъ,
             И любви и красоты?
             Для чего безъ сожалѣнья
             Забываемъ мы всегда --
             Драгоцѣнныя мгновенья,
             Что проходятъ безъ слѣда.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

Пѣснь о розѣ.

             Разсадилъ я мои розы,
             И какъ только солнца свѣтомъ
             Лучезарнымъ ихъ облило
             Онѣ пышно распустились.
   
             О! цвѣтовъ царица роза!
             Красоты ты образъ чистый;
             Для людей всегда была ты
             Символомъ любви и счастья.
   
             Въ мірѣ древнемъ тебя чтили;
             Въ вѣкахъ среднихъ каждый рыцарь
             Подносилъ царицѣ сердца
             Розу въ знакъ любви и клятвы,
   
             Клятвы въ вѣрности до гроба.
             И красавицы нерѣдко,
             Съ сердца розами дарили
             Паладиновъ въ часъ прощанья.
   
             Рыцарь бралъ отъ дамы розу,
             И пускаясь въ бой опасный,
             Или въ путь для приключеній.
             Клалъ на сердце эту розу.
   
             Въ нашъ-же вѣкъ цвѣтовъ царицу
             Ужь никто не обожаетъ --
             Только розовое масло
             Страшно дорого въ продажѣ.
   
             Ныньче рыцарь современный
             Не беретъ у милой розы --
             Онъ беретъ мѣшокъ червонцевъ
             И кладетъ его у сердца.
   
             Но для тѣхъ безумцевъ жалкихъ,
             Что поэтами зовутся,
             Роза все очарованье
             Сохранила какъ и прежде.
   
             Въ нашъ-же вѣкъ, холодный, гордый --
             Въ вѣкъ -- когда всѣ люди бьются
             Изъ-за хлѣба, бѣдной розѣ
             Въ жребій выпало забвенье.
   
             Но пускай забыли розу,
             Она все-жь между цвѣтами
             Всѣхъ пышнѣй и всѣхъ прекраснѣй,
             Лучше всѣхъ благоухаетъ.
   
             Я люблю цвѣтовъ царицу,
             И въ духовномъ завѣщаньи
             Написалъ, чтобъ посадили
             На моей могилѣ розы.
   
             20 Марта 1872.
   

* * *

             Говорятъ, что ныньче праздникъ?
             Надо бросить всѣ заботы.
             Что настали дни веселья,
             Прекратились всѣ работы.
             Вѣрю я, но отчего-же
             Вкругъ меня все такъ сурово?
             Вижу я не смѣхъ, а слезы,
             Слышу горестное слово.
             И природа такъ печальна:
             Солнца на небѣ не видно;
             Надъ землей туманный саванъ.
             Праздникъ! Горько и обидно,
             Что какъ будто бы въ насмѣшку
             Говорятъ про наслажденье.
             А межъ тѣмъ у всѣхъ заботы,
             И расчеты, и сомнѣнья.
             Да, мнѣ помнится, когда-то
             Зналъ я праздники другіе:
             Незабвенны тѣ минуты,
             Вѣчно сердцу дорогія:--
             Было вкругъ свѣтло и ясно,
             И средь радостнаго пира,
             Вѣялъ тихою отрадой
             Благодатный ангелъ мира.
             А теперь мнѣ горе праздникъ:
             Каждый день съ тяжелой думой
             Я встрѣчаю; средь веселья
             Я брожу, какъ тѣнь угрюмый.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Ты говорила въ часъ прощальный:
             Мой другъ прости мою печаль,
             Ты ѣдешь въ край чужой и дальній;
             Что ждетъ тебя? Мнѣ горько, жаль,
             Что одинокій и безъ друга
             Ты будешь можетъ быть, не разъ,
             Тоску душевнаго недуга
             Нести одинъ? Въ печальный часъ,
             Я отвѣчалъ: о другъ мой милый
             Я понесусь къ тебѣ душой!
             Воспоминанья чудной силой
             Воскреснетъ образъ дорогой.
             Для духа Вѣчнаго, едва ли,
             Есть разстоянья и года.
             Умѣрь же стонъ твоей печали:
             Вѣдь ѣду я не навсегда.
             Повѣрь, на комъ печать страданья
             Рукой судьбы наложена,
             Тому для бѣдъ и испытанья
             И сила страшная дана.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Скажи, когда таинственныхъ видѣній
             Летаетъ легкій свѣтлый рой
             Вокругъ головки молодой,
             Что говоритъ твой добрый геній?
   
             Какой восторгъ твою волнуетъ грудъ?
             Какіе сны тебя тревожатъ?
             Что молодое сердце гложетъ?
             Я все хочу спросить когда-нибудь.
   
             Не вѣрится мнѣ только, чтобъ открыла
             Ты тайны сердца своего.
             Въ душѣ растетъ изъ ничего
             Таинственная, жизненная сила.
   
             Накинь покровъ на золотые сны
             Стыдливо скрой свои желанья,
             Пусть спятъ мечты и ожиданья
             На днѣ души твоей сохранены.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Спой мнѣ пѣсню, гдѣ такъ много
             Свѣтлыхъ думъ и свѣтлыхъ грезъ!
             Мнѣ наскучила тревога,
             Вѣчный шумъ житейскихъ грозъ.
   
             Дай забыться мнѣ, и снова
             Сердцемъ радостно вздохнуть.
             Пой! душа моя готова
             И открыта звукамъ грудь!
   
             Я помчусь мечтою страстной
             Въ тѣ мѣста, въ тотъ свѣтлый край,
             Гдѣ природа такъ прекрасна,
             Гдѣ мнѣ былъ сердечный рай.
   
             Спой мнѣ пѣсню, какъ ты пѣла
             Много лѣтъ тому назадъ;
             Пой, чтобъ сердце молодѣло,
             Чтобъ зажегся счастьемъ взглядъ!
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Когда душа предчувствіемъ печальнымъ
             Волнуется, готовлюсь я тогда
             Встрѣчать бѣгу, и съ горемъ еще дальнимъ
             Ужь близокъ я. Такъ многіе года
             Прошли съ тѣхъ поръ, когда моя безпечность
             Не знала тѣхъ томительныхъ заботъ,
             Что сердце жгутъ; когда-жь настанетъ вѣчность
             Кто скажетъ, что она мнѣ принесетъ?!
             Быть можетъ въ ней страданья обновятся --
             Такъ нужно къ нимъ привыкнуть; если-жь нѣтъ,
             Тѣмъ лучше, пусть, надежды превратятся --
             Въ дѣйствительность и въ радости привѣтъ.
             Такъ я теперь заранѣ привыкаю
             Ко всѣмъ ударамъ тягостнымъ судьбы;
             Себя на трудъ всегда я обрекаю,
             На горести всей жизненной борьбы.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Я одинъ съ моей печалью
             Вечеръ долгій провожу,
             И на память милый образъ
             Въ грустный часъ я привожу.
             И опять, какъ будто слышу
             Серебристый нѣжный звукъ,
             То твой голосъ раздается --
             Въ немъ лекарство мнѣ отъ мукъ.
             А часы идутъ такъ долго.
             Тихо, мертво вкругъ меня.
             Скоро-ль я опять дождуся
             Въ жизни радостнаго дня?!
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Не бываетъ вѣчныхъ грозъ,
             Не бываетъ вѣчныхъ бурь,
             Отъ тепла пройдетъ морозъ,
             Заблеститъ небесъ лазурь.
   
             Такъ за тьмой наступитъ свѣтъ,
             И пройдетъ души печаль;
             Послѣ слезъ -- любви привѣтъ
             А и слезъ бываетъ жаль.
   
             Все смѣняется для насъ
             Въ этой жизни суеты.
             А бываетъ, что не разъ
             Жаль намъ прошлыя мечты.
   
             1880. Москва.
   

* * *

             Я званъ на пиръ, на пиръ раздольный.
             Пойду, чтобъ шумомъ и виномъ
             Порывъ безумный, своевольный
             Убить, уснуть на мигъ умомъ.
   
             Тамъ я услышу разговоры
             Пустые, правда, но и въ нихъ
             Кипятъ страстей житейскихъ споры,
             Есть отголосокъ чувствъ святыхъ.
   
             И много лицъ разнообразныхъ,
             Не оставляющій слѣда:
             Людей богатыхъ, гордыхъ, праздныхъ,
             Отжившихъ сердцемъ навсегда.
   
             Пойду на пиръ съ душой печальной
             И позабуду хоть на часъ,
             Что гдѣ-то тамъ, въ сторонкѣ дальной,
             По мнѣ ужь плакали не разъ.
   
             1880. Москва.
   

Счастіе.

             Святое счастье!-- это слово
             Звучитъ давно ужь на землѣ;
             А между тѣмъ, оно такъ ново
             При свѣтѣ дня, въ полночной мглѣ,
             Его такъ часто произносятъ.
             И тѣ, чья жизнь -- одна бѣда,
             Его у неба жадно просятъ
             И вѣрятъ въ счастіе всегда.
   
             Еще съ тѣхъ поръ, когда надъ міромъ
             Духъ зла съ раздоромъ пролетѣлъ,
             И стала жизнь не свѣтлымъ пиромъ
             И человѣкъ въ страстяхъ созрѣлъ;
             Святое счастье стало тѣнью,
             Едва замѣтною для глазъ;
             И даже подъ любовной сѣнью
             Оно обманываетъ насъ.
   
             1880. Москва.
   

* * *

             Небо такъ прозрачно, чисто.
             Высь бездонная ясна.
             И въ окошко уже смотритъ
             Гостья милая -- весна.
   
             Еще утреннимъ морозомъ
             Сильно хватитъ иногда;
             Но къ полудню солнце грѣетъ,
             Съ крышъ, журча, бѣжитъ вода.
   
             Вѣтеръ теплый дуетъ съ юга,
             И послѣдній снѣгъ съ полей
             Сгонитъ разомъ, и тогда-то
             Будетъ сердцу веселѣй.
   
             1880. Москва.
   

* * *

             Тихо спятъ воспоминанья
             Въ глубинѣ души больной,
             Я разстался до свиданья,
             И доволенъ тишиной.
   
             И безъ бурь, безъ потрясеній
             Добрести хочу домой;
             А напрасныхъ сожалѣній
             Не пошлетъ мнѣ геній мой.
   
             Объ одномъ мои заботы,
             Объ одномъ мои мольбы:
             Чтобы съ жизнью кончить счеты
             И не пасть среди борьбы.
   
             1880. Москва.
   

* * *

             Предчувствіе какой-то бури грозной
             Сдавило сердце мнѣ тоской.
             Ношусь давно я съ думою серьезной
             И призраки ловлю рукой.
   
             Зачѣмъ-же я для тайной, дальней цѣли,
             Принесъ на жертву сердца миръ,
             Всѣ радости, что дымомъ пролетѣли,
             Но освящали жизни пиръ?
   
             И вотъ теперь, когда душа заноетъ,
             Я вѣрю, что близка бѣда,
             Такъ пусть-же сонъ глаза мои закроетъ,
             Чтобъ я забылся иногда.
   
             1880. Москва.
   

Заглохшій садъ.

I.

             То было разъ весной; сіяла
             Природа юной красотой;
             Все новой жизнію дышало.
             Лучъ солнца жаркій, золотой,
             Ласкалъ и листикъ изумрудный,
             И пышный царственный цвѣтокъ.
             Но острый, теплый вѣтерокъ
             Еще прохладой вѣялъ чудной.
             И я зашелъ въ старинный садъ,
             Чтобъ помечтать тамъ на просторѣ.
             Все было дико вкругъ на взглядъ,
             Вотъ рядъ дубовъ на косогорѣ,--
             Бесѣдка въ ихъ тѣни стоитъ;
             Вокругъ нея кусты сирени,
             Межъ ними жимолость дрожитъ,
             Какъ будто отъ излишней тѣни.
             И я пошелъ бродить вездѣ.
             Носились утра испаренья
             Надъ влажной зеленью; въ прудѣ,
             Въ осокѣ, въ тинѣ, безъ движенья
             Челнокъ разбитый догнивалъ.
             Надъ садомъ брошеннымъ, напрасно
             Весенній день красой сіялъ:--
             Онъ пустоты не оживлялъ.
             Что было нѣкогда прекрасно,
             Все приняло печальный видъ --
             И сердце грустію щемитъ.
   

II.

             Напрасно я искалъ слѣдовъ
             Прошедшей жизни межъ цвѣтами;
             Быть можетъ, много чудныхъ сновъ
             Деревья старыя подъ вами,
             Во время оно, снилось тѣмъ,
             Кто тутъ гулялъ скрывая думы.
             Зачѣмъ же садъ старинный нѣмъ?
             Зачѣмъ, печальный и угрюмый,
             Скрываешь тайны прошлыхъ лѣтъ?!
             Мнѣ стало горько и досадно,
             Что все вкругь пусто, безотрадно,
             Когда въ природѣ блескъ и свѣтъ.
             Пошелъ изъ саду я печальный,--
             И вдругъ... но какъ вамъ передать?!
             То былъ звукъ пѣсни, пѣсни дальной;
             Но что за звукъ! Я могъ понять,
             Что этотъ голосъ, полный страсти,
             Лился изъ груди молодой;
             Въ немъ было много нѣжной власти.
             И проходили чередой,
             Передо мной любви видѣнья,
             И свѣтлой молодости сны.
             И пилъ я нектаръ наслажденья.
             Какъ тихій плескъ морской волны,
             Среди безмолвія природы,
             Звукъ проносился надо мной.
             Такъ въ молодые жизни годы
             Я слушалъ пѣніе весной,
             И въ мигъ, какой-то чудной силой
             Заглогшій оживился садъ.
             Цвѣтовъ сильнѣй сталъ ароматъ.
             И все отъ звука пѣсни милой
             Пришло въ движенье. Подъ дубами,
             Какъ будто стало вдругъ свѣтлѣй;
             И солнце вешними лучами,
             Казалось, стало грѣть сильнѣй.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Посмотри, дитя больное,
             Въ небѣ жаворонокъ вьется,
             А въ груди твоей тревожно
             Молодое сердце бьется.
   
             На тебя весной пахнуло,
             Сбрось пустыхъ приличій цѣпи!
             И вдыхая страстный воздухъ,
             Побѣжимъ гулять по степи.
   
             Тамъ нарвемъ цвѣтовъ букеты,
             Пѣснью птичкамъ отзовемся.
             И въ горячемъ поцѣлуѣ
             Мы душами вновь сольемся.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Теперь, когда промчались мимо
             Всѣ золотые счастья сны,
             Меня зоветъ неумолимо
             Въ обитель мира, тишины,
             Мой духъ-хранитель; вѣчно строгій,-
             Онъ грезы мнѣ велитъ забыть --
             Идти другой уже дорогой,
             Другіе образы любить.
             И я иду; но съ сожалѣньемъ,
             Порой, назадъ бросаю взглядъ,
             Какимъ-то милымъ сновидѣньемъ
             Меня еще къ себѣ манятъ
             Тѣ безотчетныя волненья,
             Восторгъ ребяческихъ затѣй,
             Тѣ заблужденья и сомнѣнья.
             То упоеніе страстей,
             Что жизнь мою такъ золотили.
             Но въ путь. Всему есть череда.
             Мечты, что прежде мнѣ служили,
             Перемѣнились навсегда.
   
             1860.
   

* * *

             Я сердцемъ старъ?! Но правда-ль это?
             По крайней мѣрѣ, говорятъ:
             Что у ничтожнаго поэта
             Давно всѣ чувства уже спятъ.
   
             Но если опытъ жизни можно
             Сердечной старостью назвать,
             Тогда согласенъ я, что ложно
             Могу я чувства выражать.
   
             Но не смотря, что я такъ много
             Обмановъ въ жизни испыталъ --
             Я не судилъ ошибки строго
   
             И камень первый не бросалъ
             Въ моихъ враговъ и даже нынѣ,
             Когда душа моя больна,
             Я еще жду въ моей пустынѣ --
             Грезъ обольстительнаго сна.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Ночь, не ночь, а сумракъ странный;
             Въ небѣ двѣ зари горятъ.
             Въ вышинѣ, въ дали туманной
             Точки свѣтлыя дрожатъ.
             Двѣ звѣзды какъ бы забыты
             Въ степи неба голубой,
             Смертной блѣдностью покрыты,
             Чуть мерцаютъ предъ зарей.
   
             1860. Москва.
   

C. C. Волкову.

             Какъ вздохъ въ печальный часъ разлуки,
             Какъ шумъ серебряной волны,
             Среди полночной тишины,
             Лились мнѣ въ душу ваши звуки.
   
             Безъ словъ они сказали мнѣ,
             Что много сердцемъ вы страдали,
             И что въ душевной глубинѣ
             Вы память прошлаго скрывали.
   
             Пусть навсегда въ душѣ у васъ
             Остался слѣдъ неизгладимый,
             Но лучъ надежды не угасъ
             И образъ освѣщалъ любимый.
   
             Когда-же сердце вамъ тоской
             Сожметъ въ часы хандры иль скуки,
             Вы вашей опытной рукой
             Вновь извлечете ваши звуки.
   
             И пропоютъ они тогда
             Ту пѣсню молодости вѣчной,
             Что въ жизни лучшіе года
             Пѣвалъ вамъ геній вашъ сердечный.
   
             И скорбь пройдетъ и вы опять
             Пойдете въ путь достойной цѣли,
             И то, что звуки вамъ пропѣли,
             Сведетъ вамъ въ душу благодать.
   
             1860. Москва.
   

Морская глубь.

             Съ высоты гранитнаго обрыва,
             Гдѣ внизу колышется волна,
             Я люблю смотрѣть въ морскую бездну,
             Точно бездна тайнами полна.
   
             Въ глубинѣ прозрачной и бездонной
             Точно дышетъ чья-то грудь, порою
             Слышенъ вздохъ тяжелый и глубокій,
             Будто стонъ, подавленный тоской.
   
             И мнѣ казалось, чьи-то очи
             Въ глубинѣ мигаютъ и глядятъ.
             И невольно сердце замирало
             И отвесть не могъ отъ нихъ я взглядъ.
   
             Приходило мнѣ тогда желанье
             Опуститься въ глубь прозрачныхъ водъ,
             Точно что меня туда манило
             Подъ кристальный съ таинствами сводъ.
   
             И почемъ-то грудь тоскливо ныла,
             Когда я отъ моря уходилъ.
             Можетъ быть, то силой роковою
             Старецъ-море душу мнѣ давилъ.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             На берегу рѣки глубокой
             Дивчина грустная сидитъ,
             А по щекамъ ея поблекшимъ
             Все за слезой слеза бѣжитъ.
   
             Она глядитъ, какъ за волною
             Бѣжитъ шумящая волна.
             И цѣлый день все ждетъ кого-то
             Одной надеждою полна.
   
             Но лишь падутъ ночныя тѣни,
             Въ туманъ одѣнется рѣка,
             Дивчина пѣсню запѣваетъ
             И въ пѣсни той одна тоска.
   
             Она все проситъ, чтобы волны
             О миломъ вѣсть примчали ей,
             А волны холодны и бурны,
             Бѣгутъ безъ словъ и безъ страстей.
   
             И жадно дѣвушка глядится
             Съ тоской въ нѣмую глубину,
             Ей кажется: тамъ чьи-то очи,
             Манятъ, зовутъ ее ко дну.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Во мракѣ душной лѣтней ночи,
             Когда я полемъ прохожу,
             Передо мною чьи-то очи
             Блестятъ во тьмѣ и я дрожу.
   
             И мнится мнѣ, что злаго духа
             Гигантская мелькаетъ тѣнь,
             Что вѣдьма выскочитъ старуха,
             А вслѣдъ за ней лѣсной и стѣнъ.
   
             Я слышу стонъ, я слышу хохотъ
             И свистъ пронзительный, порой,
             Какой-то гулъ, какой-то грохотъ
             И вой за ближнею горой.
   
             Такъ привидѣній страшныхъ стая
             За мною скачетъ по пятамъ,
             Кругомъ-же шепчетъ тьма густая
             И вторитъ дикимъ голосамъ.
   
             Но вотъ мой домъ и у порога
             Все исчезаетъ, точно прахъ,
             А въ сердцѣ все еще тревога,
             Туманъ какой-то на глазахъ.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Въ душѣ моей вдругъ шевельнулась
             Давно прошедшихъ лѣтъ мечта,
             И сердце странно встрепенулось.
             Ужель опять воскресла та,
             Что отнята была судьбой
             У сердца, жившаго борьбой.
   
             Зачѣмъ блеснулъ ты лучъ отрадный?
             Ты не согрѣешь душу вновь.
             Исчезни-жь образъ ненаглядный!--
             Къ чему тебѣ моя любовь?
             Межъ нами навсегда легла
             Бездонная глухая мгла.
   
             О, спи-же въ прошлости забвенья
             Мечта блаженства моего,
             Замрите страстныя волненья,
             Не возвратить мнѣ ничего
             Изъ тѣхъ надеждъ прошедшихъ лѣтъ,
             Что въ сердцѣ выжгли страшный слѣдъ.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Какъ послѣ жаркихъ лѣтнихъ дней
             Гроза промчится подъ землей,
             И чудной силою своей
             Очиститъ воздухъ; такъ, порой,
             Средъ счастья нуженъ намъ ударъ,
             Чтобъ сердца не остынулъ даръ.
   
             Всѣ жизни горькія утраты
             Духъ оживляютъ нашъ борьбой,
             И послѣ горя, вмѣсто платы,
             Намъ посылается судьбой
             Сознанье тѣхъ безмѣрныхъ силъ,
             Что духъ безсмертный самъ вмѣстилъ.
   
             Такъ, кончивъ страшный смертный бой,
             Покрытый кровію враговъ,
             Приходитъ воинъ въ домъ родной,
             Побѣдой гордъ и вновь готовъ
             Искать и славы и труда,
             Чтобъ жизнь не мчалась безъ слѣда.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Въ какомъ-то странномъ состояньи
             Моя душа, я полонъ думъ.
             И сердце бьется въ ожиданьи
             Чудесныхъ сновъ, которыхъ умъ
             Намъ никогда не объяснитъ,
             Но ихъ душа всегда хранитъ.
   
             Бываютъ странныя мгновенья,
             И ихъ торжественный покой
             Не возмутятъ страстей волненья,
             И святотатственной рукой
             Съ нихъ тайны не сорветъ покровъ
             Ни дерзкій умъ, ни смѣхъ глупцовъ.
   
             Душа какъ будто покидаетъ
             Заботы жизни мелочной,
             И видитъ то, что насъ пугаетъ,
             Что свѣтитъ тайной неземной --
             Но въ откровеній чудный часъ
             Въ небесному возноситъ насъ.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Когда послѣдній жизни звукъ замретъ
             И сердце перестанетъ уже биться
             Приди тогда надъ прахомъ помолиться
             Того, кто образъ твой съ собой возьметъ.
             И если вспомнишь ты мой путь печальный,
             Мой тяжкій трудъ почтить своей слезой,
             Повѣрь, что духъ мой въ сферѣ неба дальной
             Вмигъ озарится радостью святой.
   
             Когда-же ты обманешься жестоко
             Въ своихъ надеждахъ лучшихъ, о, тогда
             Ты вспомни, что есть міръ, гдѣ никогда
             Душа твоя не будетъ одинокой.
   
             1861.
   

* * *

             Вѣетъ вѣтеръ съ страшной силой
                       Надъ старой могилой,
             Онъ приноситъ вздохъ печальный
                       Изъ сторонки дальной.
   
             Позабылъ тебя, дивчина,
                       Бравый казачина.
             Онъ забылъ, съ другой слюбился,
                       Съ тобою-же простился.
   
             Да, въ сырой землѣ глубоко
                       Спитъ твой черноокій,
             Видитъ онъ во снѣ вѣнчанье
                       Съ тобой обручанье.
   
             И сквозь грудь земли холодной
                       Шлетъ свой вздохъ свободный,
             Вздохъ послѣдній, вздохъ печальный
                       Съ клятвой обручальной:
   
             Можешь, любо, вновь вѣнчаться
                       Съ другимъ обручаться.
             Но, какъ я, онъ не полюбитъ,
                       Лишь тебя загубитъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Скажи мнѣ, сердце, отчего ты
             Не можешь прошлаго забыть?
             Ни бури страсти, ни заботы
             Не въ состояньи помрачить
             Прошедшихъ дней воспоминанья --
             И часто въ грустные часы
             Давно уснувшія желанья
             Тебя волнуютъ. Такъ росы
             Холодной капли исчезаютъ
             На раскалившейся землѣ,
             А ночью паромъ вылетаютъ
             И стынетъ жаръ въ полночной мглѣ.
             Да такъ и время охлаждаетъ
             Больное сердце, но порой
             Съ слезой невольной выпорхаетъ
             Прожитыхъ чувствъ шумливый рой.
   
             1861.
   

* * *

             Когда смотрю на мрачные соборы,
             На рядъ громадныхъ зданій и дворцовъ,
             Мнѣ кажется, что каменныя горы,
             Покорныя велѣньямъ мудрецовъ,
             Подвиглись съ мѣстъ своихъ и совершили
             .Далекій путь въ край холода и бурь,
             И стали тамъ, гдѣ звѣри лишь бродили,
             Гдѣ не свѣтла небесная лазурь.
             И на болотѣ жизнь вдругъ закипѣла,
             Изъ дикихъ камней зданья вознеслись.
             И городъ сталъ, и стало много дѣла.
             Для жителей его. Года неслись,
             Все богатѣла странная столица
             И каждый годъ все выше и мрачнѣй.
             Отъ купола до бронзоваго шпица,
             Вздвигались храмы, люди-жь холоднѣй
             Все становились сердцемъ, и открыта
             Теперь душа ихъ лишь для суеты.
             Быть можетъ для холоднаго гранита
             Застыли въ нихъ и чувства и мечты.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Когда думъ печальныхъ много
             Давитъ душу мнѣ порой,
             Я спѣшу повѣрить строго
             Впечатлѣній разныхъ рой.
   
             Тѣ, что сердце обольщали
             Безполезною мечтой,
             Я гоню въ пріютъ печали,
             Гдѣ нѣтъ жизни съ красотой.
   
             Тѣ, что много вдохновенья
             Мнѣ съ собою принесли --
             Какъ роскошныя видѣнья
             Нашей горестной земли.
   
             Я на днѣ души глубоко
             Помѣщаю навсегда,
             Пусть живутъ тамъ одиноко,
             Но не сгибнутъ безъ слѣда.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Прощай! и если въ глубинѣ души
             Проснется у тебя воспоминанье,
             Его ты силой воли задуши,
             Сдержи твое сердечное рыданье.
             Пускай-же свѣтъ насмѣшкой безпощадной
             Святыню чувствъ твоихъ не оскорбитъ,
             Своей рукой завистливой и жадной
             Кумиръ любви святой не сокрушитъ.
             Прощай! тебѣ на память завѣщаю
             Отрывки думъ, видѣній, грезъ моихъ,
             На трудный путь тебя благословляю,
             Не вспоминай разлуки страшный мигъ.
   
             1860. Москва.
   

Двѣ бури.

             Душа моя была мрачна
             И сердце сномъ тяжелымъ спало;
             А въ небѣ молнія сверкала
             И грохотала вышина.
   
             Подъ бури тяжкимъ дуновеньемъ
             Все гнулось, падало во прахъ,
             А я печальнымъ привидѣньемъ
             Бродилъ и думалъ о часахъ.
   
             О тѣхъ часахъ, что невозвратно
             Упали въ вѣчность навсегда --
             О той, чей образъ благодатный
             Пропалъ безъ всякаго слѣда.
   
             И бурей смерти устрашенный
             Природы бури я забылъ.
             Заныло сердце, умъ смущенный
             Удѣлъ нашъ горькій осудилъ.
   
             Какъ будто бурѣ неба вторя,
             Въ душѣ пронесся ураганъ.
             И бездна думъ, какъ волны моря,
             Вдругъ покатились въ океанъ,
   
             Неизмѣримый, необъятный,
             Гдѣ мы исчезаемъ, какъ мечта.
             Такъ смерти бурей непонятной
             Сотрется жизни красота.
   
             1861. Москва.
   

Тебѣ.

             Ты, можетъ быть, слѣдишь ревниво
             За ходомъ думъ моихъ и грезъ?!
             И осуждаешь молчаливо,
             И льешь тихонько много слезъ.
   
             Но, другъ, вѣдь то воспоминанье
             Оно слилось съ моей мечтой --
             Все, что любовь или страданье
             Дарили въ мигъ мнѣ золотой.
   
             Я позабыть не могъ, а время
             Безсильно память истребить.
             Мнѣ легче жизни этой бремя
             Съ любовью къ прошлому носить.
   
             Но ты, ты мнѣ незамѣнима!
             Довѣрь-же сердцу моему;
             Ты будешь здѣсь и тамъ любима,
             Оставь сомнѣнія уму.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда я въ лѣтній день лѣниво
             Въ тѣни подъ деревомъ лежу,
             Въ дали желтѣетъ чья-то нива
             И я на ниву ту гляжу.
   
             Отъ нивы взоръ мой переходитъ
             На безконечныя поля;
             Овецъ тамъ стадо тихо бродитъ --
             Покрыта зеленью земля.
   
             Все полно жизни; солнце съ неба
             Льетъ животворное тепло,
             А люди бьются изъ-за хлѣба,
             Когда въ природѣ такъ свѣтло.
   
             И взоръ мой съ неба улетаетъ
             И тамъ въ бездонной глубинѣ
             Онъ утопаетъ, утопаетъ,
             И сладостно и страшно мнѣ.
   
             А бездна неба голубая,
             Сіяетъ, искрится, блеститъ,
             Всегда спокойная, нѣмая,
             Мнѣ душу тайною томитъ.
   
             Приходитъ мнѣ тогда желанье
             Умчаться въ высь и межъ міровъ,
             Носясь, забыть земли страданье,
             И съ вѣчностью поднять покровъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Ея рука холодная дрожала
             Въ моей рукѣ, а крупная слеза,
             Катясь по щечкѣ блѣдной, застывала
             И отражали сердца боль глаза.
   
             Не плакалъ я и не страдалъ, но тупо
             Смотрѣлъ на грустно-милыя черты,
             Я чувствовалъ, что слово будетъ глупо,
             Что въ сердцѣ было много пустоты.
   
             Уѣхалъ я въ какомъ-то одуреньи,
             Но черезъ часъ вдругъ страшно стало мнѣ --
             Душа заныла въ тягостномъ волненьи,--
             Услышалъ я вздохъ грустный въ вышинѣ.
   
             И понялъ я, что этотъ вздохъ печальный
             Меня на муку долгую обрекъ.
             А блѣдный ликъ съ слезой ея прощальной
             Всю жизнь мнѣ будетъ горестный упрекъ.
   

* * *

             Прошедшихъ дней святое вдохновенье,
             Какъ много разъ тебя я вызывалъ,
             Но ты не шло, а злобное сомнѣнье
             Терзало сердце мнѣ, и я страдалъ.
   
             Страдалъ за то, что горько обманулся
             Во всемъ, во что такъ вѣрилъ не шутя --
             И что плода запретнаго коснулся,
             Когда еще я сердцемъ былъ дитя.
   
             Страдалъ за то, что грезы золотыя,
             Меня опять не могутъ обольстить,
             За то, что чувства, блудно прожитыя
             Я не могу нигдѣ уже купить.
   
             А съ чувствами умчалось вдохновенье
             И я такъ много пролилъ слезъ.
             О, рѣдкій гость! приди-жь хоть на мгновенье
             И принеси съ собой всѣ чары грезъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Шумитъ рѣка; бушуя волны
             Все вдаль безъ устали бѣгутъ.
             Все говорятъ онѣ о чемъ-то,
             Смѣются-ль, просятъ иль клянутъ.
   
             На берегу высокомъ стоя,
             Въ шумъ волнъ я вслушивался разъ,
             Окрестность ночи тѣнь скрывала
             И лучъ зари вечерней гасъ.
   
             Я вдругъ услышалъ голосъ тихій,
             Онъ былъ похожъ на чей-то вздохъ,
             Онъ изъ волны ко мнѣ принесся,
             И я сталъ слушать, сколько могъ.
   
             "Ты хочешь знать, о чемъ мы вѣчно
             "Между собою говоримъ,
             "Мы говоримъ о нашей долѣ,
             "Мы лучшей участи хотимъ.
   
             "Взгляни! Мы такъ, какъ вы въ неволѣ --
             "Однообразенъ долгій путь,
             "И берегами, какъ цѣпями,
             "На вѣкъ охвачена намъ грудь.
   
             "Мы ждемъ, какъ вы иной свободы,
             "И знаемъ, что настанетъ день,
             "Когда велѣньемъ высшей силы,
             "На вѣкъ исчезнетъ ночи тѣнь.
   
             "Другое солнце насъ освѣтитъ,
             "Мы васъ не будемъ ужь пугать.
             "Намъ дастся новое значенье,
             "Въ насъ тоже будетъ благодать".
   
             Тутъ съ шумомъ вѣтра голосъ слился,
             Но видѣлъ я и въ тьмѣ ночной,
             Какъ бѣлой пѣною блистая,
             Волна бѣжала за волной.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда послѣ долгихъ страданіи
             Надежда исполнится вдругъ,
             Нѣтъ страстныхъ во мнѣ содроганій,
             И сердца тяжелый недугъ
             Проходитъ не скоро. Мнѣ мнится,
             Что счастье -- обманчивый сонъ,
             Мгновенно лишь только продлится
             И въ пропасти зла погруженъ
             Очнусь я, и чудныя грезы,
             Мнѣ страшную боль причинятъ,
             И снова горючія слезы
             Польются и душу смутятъ.
             Глубоко вонзилось сомнѣнье
             Мнѣ въ душу, гдѣ мракъ и бѣда,
             Я вѣрю въ страстей вдохновенье,
             Но въ счастье почти никогда.
   
             1860. Москва.
   

* * *

             Здравствуй, птичка щебетунья,
             Вѣстникъ радостной весны,
             Ты, воздушная болтунья,
             Вѣрно съ теплой стороны.
   
             Но не рано-ль прилетѣла
             Въ край холодный изъ-за горъ,
             Ты для солнца юга пѣла,
             Здѣсь-же бурь услышишь хоръ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда я стану образомъ незримымъ,
             Стряхнувши прахъ житейской суеты,
             Я не покину мысли быть любимымъ
             И милыя твои ласкать черты.
             И въ часъ, когда надъ грѣшною землею
             Полночный мракъ прострется пеленой.
             Я надъ тобой причудливой мечтою
             Носиться буду въ тишинѣ ночной.
             Прислушаюсь, какъ сердце твое бьется,
             Нескромный бредъ подслушаю порой,
             И изъ незримыхъ глазъ моихъ польется
             Незримая слеза вдругъ надъ тобой.
             И ты почувствуешь какое-то дыханье
             И сердце у тебя забьется вдругъ сильнѣй
             А по душѣ скользнетъ воспоминанье
             О другѣ пролетѣвшихъ свѣтлыхъ дней.
             И съ устъ твоихъ слетитъ къ Творцу молитва.
             Я также помолюсь, мой другъ, съ тобой.
             И обоимъ намъ легче будетъ битва --
             Тебѣ съ страстями, мнѣ съ моей судьбой.
   
             1860. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Ночь тиха. Весны дыханьемъ
             Воздухъ теплый напоенъ,
             Ароматомъ и лобзаньемъ
             Мнѣ на грудь повѣялъ онъ.
   
             И въ груди проснулось много
             Погребенныхъ чувствъ и думъ.
             Встало все, что уже строго
             Осудилъ холодный умъ.
   
             Приходите-жь страсти грезы,
             Я приму васъ въ сердце вновь
             Разцвѣли съ весною розы --
             Разцвѣтай-же и любовь.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда на голосъ мой печальный
             Ты отзовешься, милый другъ,
             И мнѣ пошлешь въ мой уголъ дальній
             Привѣтъ любви; души недугъ
             Тогда затихнетъ на мгновенье --
             Я вспомню грезы прошлыхъ лѣтъ --
             Меня охватитъ вдохновенье,
             И я пришлю тебѣ отвѣтъ.
             О, ради счастія былаго,
             Прошу, не дай заглохнуть мнѣ
             Въ пустынной дальней сторонѣ --
             И память утра золотаго
             Въ душѣ моей ты воскрешай;
             Тогда пройду мой путь терновый
             Съ надеждой въ свѣтлый жизни рай,
             И даже холодъ лѣтъ суровый
             Не охладитъ ужь той мечты,
             Что возсоздашь любовью ты.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Я жить хочу, чтобъ каждое мгновенье
             И наблюдать, и думать, и страдать,
             Чтобъ въ часъ, когда слетаетъ вдохновенье
             Мечты и думы въ формы воскрешать.
   
             Я жить хочу, чтобы слезу несчастья
             У ближняго подмѣтить иногда
             И отвѣчать ему слезой участья
             И руку протянуть ему тогда.
   
             Я жить хочу, чтобъ чувства не безплодно
             Въ моей душѣ угасли для людей,
             Что все, что свято, чисто, благородно,
             Я могъ любить средь горя и страстей.
   
             Пускай-же жизнь волнуется, какъ море,
             И каждый разъ бѣдою мнѣ грозитъ,
             Я жить хочу, пускай въ тяжеломъ спорѣ
             Мой духъ все злое въ жизни побѣдитъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Съ весенними днями и къ намъ принеслось,
             Мой другъ, мимолетное счастье.
             И въ души съ отрадой опять полилось
             Блаженство любви; и ненастье
             И черныя думы исчезли, какъ тѣнь.
             Оцѣнимъ-же мигъ наслажденья.
             Коротокъ для радости жизненный день,
             Но много онъ дастъ вдохновенья.
             Мы вспомнимъ съ тобой молодыя мечты,
             Намъ душу ласкавшія страстно.
             Мы вспомнимъ забытыя въ горѣ черты --
             И все, что прошло не напрасно
             Для насъ въ этой жизни. И взглянемъ опять
             На ясное небо съ надеждой,
             Что тамъ мы не будемъ ужь больше страдать --
             Одѣты безсмертной одеждой.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Вотъ по небу искрой лучезарной
             Вновь летитъ падучая звѣзда;
             Блескъ ея то красный, то янтарный,
             Рубиновый, зеленый иногда.
   
             Но не блескъ звѣзды меня волнуетъ
             Мысль, что тамъ въ небесной вышинѣ
             По упавшей звѣздочкѣ тоскуетъ
             Вѣчный духъ въ таинственномъ огнѣ.
   
             Что съ звѣздой онъ долго неразлучно
             Свои думы страстныя дѣлилъ,
             Что онъ пѣлъ съ ней гимнъ свой сладкозвучный,
             Ее кроткій блескъ онъ такъ любилъ.
   
             Но она упала; въ слѣдъ за нею
             И онъ въ бездну ринуться-бъ хотѣлъ,
             А ему, какъ древле Прометею,
             Рокъ назначилъ тягостный удѣлъ.
   
             Духъ печально смотритъ одинокій
             На подруги милой блѣдный слѣдъ
             Видитъ онъ, изъ бѣздны той глубокой
             Для звѣзды къ нему возврата нѣтъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Разъ, я, лѣтней теплой ночью,
             Безъ сомнѣнья, безъ печали,
             Наблюдалъ, какъ въ небѣ звѣзды
             Колебались и дрожали.
   
             И въ душѣ вопросъ родился:
             Тамъ, въ той безднѣ необъятной,
             На звѣздахъ живутъ-ли люди
             Съ горемъ, съ мыслью благодатной.
   
             Неужели міръ пустыня?
             Неужели Провидѣнье
             Только землю населило,
             Давъ ей жизни наслажденье?
   
             И пока душой тревожной
             Ждалъ я съ трепетомъ отвѣта,
             По лазурной тверди неба
             Покатилась искра свѣта.
   
             Надо мной она блеснула
             И качаясь, какъ лампада,
             Въ ясномъ воздухѣ повисла,
             Въ душу-жь мнѣ влилась отрада.
   
             Бѣдный труженникъ мыслитель,
             Искра мнѣ заговорила.
             Развѣ будетъ жизнь счастливѣй
             И теплѣй твоя могила,
   
             Когда ты узнаешь тайны,
             Что отъ смертнаго сокрыты;
             Вѣрь, любовію безконечной
             Люди не были забыты.
   
             Тамъ!.. но вѣчность вѣдь ужасна --
             Вся душа твоя истаетъ,
             Какъ увидитъ безпредѣльность
             И грядущее узнаетъ.
   
             Я тебѣ скажу одно лишь:
             Мы, что блещемъ вамъ привѣтно,
             Какъ и вы, живемъ, страдаемъ
             И исчезнемъ незамѣтно.
   
             "Но любовь -- вотъ жизни сила".
             Тутъ вдругъ искра замолчала
             И блеснувъ, какъ лучъ зарницы,
             Въ высотѣ небесъ пропала.
   
             1861. Москва.
   

Въ саду.

I.

             Старинный садъ, гдѣ въ дѣтствѣ много
             Я видѣлъ призраковъ и грезъ,
             Какою дальнею дорогой
             Подъ сѣнь твою отъ жизни грозъ
             Пришелъ укрыться я на время --
             Послушать кленовъ старыхъ шумъ,
             Съ души на время сбросить бремя
             Всѣхъ мелочныхъ заботъ и думъ.
             Лежу подъ кленомъ; надо мною
             Объ чемъ-то шепчутся листы
             Стоятъ недвижимы кусты,
             И воздухъ душенъ сталъ отъ зноя;
             Но вкругъ меня еще прохлада --
             Напрасно солнце съ вышины
             Лучи бросаетъ, въ сумракъ сада
             Жаръ не проходитъ. Точно сны
             Мелькаютъ тѣни отъ вѣтвей.
             Вотъ птичекъ голосъ раздается.
             И страшной трелію несется,
             Живѣй! пернатыхъ хоръ, живѣй!
   

II.

             Я слушалъ листьевъ шепотъ странный
             И разсказали мнѣ они
             Давно душой моей желанный,
             Случившійся въ былые дни,
             Романъ любви. И вотъ вставала
             Передо мною чья-то тѣнь.
             Сна снимала покрывало,
             И отъ меня бѣжала лѣнь.
             Какъ прежде сердце вдругъ забилось,
             Кровь закипѣла въ жилахъ вновь.
             И думалъ я, что возвратилась
             Моя прошедшая любовь.
             Знакомый голосъ зазвучалъ
             И призракъ съ грустью мнѣ сказалъ:
             "Всмотрись въ знакомыя черты,
             "Я та-же, что была и прежде,
             "А ты разбилъ свои мечты,
             "И измѣнилъ своей надеждѣ.
             "Свои слова ты позабылъ
             "И въ душу допустилъ сомнѣнье.
             "Ты помнишь разъ мнѣ говорилъ г
             "Пускай святое Провидѣнье
             "Пошлетъ мнѣ много бурь и бѣдъ,
             "Я сохраню любви обѣтъ.
             "Въ моей душѣ найду я силы
             "Бороться съ свѣтской суетой,
             "И такъ дойду я до могилы,
             "Исполнивъ жизни долгъ святой"..
   

III.

             Замолкнулъ голосъ; и видѣнье
             Туманомъ легкимъ разнеслось.
             Давило душу сожалѣнье,
             А въ сердцѣ что-то порвалось.
             И прожитые жизни годы
             Вставали грозно предо мной --
             Моя борьба, страстей невзгоды,
             Вся пошлость жизни мелочной.
             Мнѣ горько стадо, что сомнѣнья:
             И страсти душу мнѣ гнели,
             Что всѣ святыя вдохновенья,
             Мнѣ пользы мало принесли.
             Такъ думалъ я -- и листья клена
             Шептались съ вѣтромъ въ вышинѣ".
             Свѣтило солнце съ небосклона,
             Природа улыбалась мнѣ.
             Вблизи и ландышъ серебристый
             Кивалъ головкою душистой;
             Глазъ незабудки голубой
             Глядѣлъ изъ-подъ куста такъ нѣжно
             Я-жь отдыхалъ душой мятежной,
             Разбитой жизненной борьбой.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Скоро сброситъ саванъ снѣжный
                       Сонная природа --
             Смолкнетъ вѣтра шумъ мятежный,
                       Стихнетъ непогода.
   
             И дохнетъ весна отрадно
                       Сладостнымъ дыханьемъ,
             И душа запроситъ жадно
                       Вновь любви съ лобзаньемъ.
   
             Но у всѣхъ-ли вновь проснется
                       Сердце къ жизни новой?
             И отъ всѣхъ-ли унесется
                       Холодъ лѣтъ суровый?
   
             Счастливъ, кто съ весной помчится,
                       Какъ ребенокъ, въ поле.
             И начнетъ играть, рѣзвиться,
                       Безъ стыда на волѣ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Она любила очень розы,
                       А я любилъ левкой.
             Она любила шумъ и грозы,
                       А я любилъ покой.
   
             Отъ скуки страстной изнывая,
                       Она его ждала.
             И свѣтъ коварнымъ называя,
                       Всегда грустна была.
   
             А я любилъ красы природы,
                       И жизнь любилъ.
             Я веселъ былъ и въ часъ невзгоды
                       Избыткомъ свѣжихъ силъ.
   
             Мы разошлись. Она увяла
                       Отъ вздоховъ и отъ слезъ.
             Меня судьба ужь какъ ломала,
                       Но все я перенесъ.
   

* * *

             Когда сумракъ лѣтней ночи
             На землю падетъ,
             Для чего мнѣ смотришь въ очи?
             Взоръ твой сердце жжетъ!
   
             Ты, малютка, мнѣ волнуешь
             Только даромъ кровь.
             Для чего меня цѣлуешь,
             Шепчешь про любовь.
   
             Я не старъ, душа готова
             Страсти выпить ядъ.
             Согрѣшить могу я снова,
             Красота мнѣ кладъ.
   
             Но вѣдь ты еще ребенокъ,
             Не подъ пару мнѣ.
             Голосъ твой такъ страстно звонокъ,
             Сердце все въ огнѣ.
   
             Увлечешься ты въ мгновенье
             Безъ любви, мой другъ,
             Послѣ плачь и сожалѣнье
             И въ душѣ недугъ,
   
             Будутъ вѣкъ тебя тревожить
             За проступокъ твой.
             Гордый свѣтъ прощать не можетъ,
             Онъ живетъ молвой.
   
             Такъ простимся-же съ тобою,
             Геній чистоты --
             Скроюсь я съ моей борьбою
             Въ морѣ суеты.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Какъ много силъ потрачено напрасно
             Въ борьбѣ съ нуждой, съ заботой мелочей,
             И рвался я моей душою страстной
             Къ свободѣ мысли, къ красотѣ земной.
             Но умъ мой спалъ -- и глохнули безплодно
             Таланта драгоцѣнные дары.
             А время шло; рукой его холодной
             Сгущалися невѣдѣнья пары
             И заслоняли свѣтъ, а вдохновенье
             Безсильно было образы творить.
             Какой-то свѣтъ мелькалъ мнѣ въ отдаленьи;
             Но я ему не вѣрилъ. Своротить
             Съ глухой дороги долго я не могъ,
             Такъ духъ мой утомился отъ тревогъ.
             Но, наконецъ, на новый жизни путь
             Я вышелъ и обвѣянный свободой
             Пошелъ впередъ -- и жажду отдохнуть
             На лонѣ мысли съ чудною природой.
   
             1861.
   

* * *

             Напрасно ты меня прельщаешь
             Людской измѣнчивой хвалой,
             Напрасно славу обѣщаешь,--
             Мой другъ, мнѣ нуженъ лишь покой.
   
             Въ тѣ молодые жизни годы,
             Когда сіяли предо мной
             И красоты нѣмой природы,
             И красоты судьбы земной,
   
             Я полонъ жажды былъ чудесной
             И славы, и геройскихъ дѣлъ,
             И улеталъ въ міръ неизвѣстный,
             И тамъ я царствовать хотѣлъ.
   
             Искалъ таинственнаго клада --
             Искалъ безсмертія ключа,
             И въ душу мнѣ лилась отрада,
             Когда я вѣрилъ съ горяча,
   
             Что суждено мнѣ быть героемъ
             И тайны чудныя открыть.
             Тогда не зналъ, что съ жизни боемъ
             Опасно смертному шутить.
   
             Но тѣ года прошли, и съ ними
             Восторгъ и дѣтскія мечты,
             И сны съ дворцами золотыми
             И жажды битвъ. Прахъ суеты
   
             Давно покрылъ той жизни грезы,
             Давно замолкъ разгульный пиръ.
             Другія чувства, страсти, слезы,
             Узналъ другой я новый міръ.
   
             Узналъ, что слава -- обольщенье,
             Хвала людская -- звонъ пустой,
             Что продается уваженье,
             И что торгуютъ красотой.
   
             Я слово далъ себѣ: для свѣта
             Великихъ жертвъ не приносить,
             Никто не вырветъ у поэта
             Тѣхъ фразъ, что могутъ только льстить.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Сердце страстныхъ звуковъ проситъ
             И лобзаніи ждутъ уста,
             А мечта меня уноситъ
             Въ вѣчно милыя мѣста.
   
             Вижу тополь я душистый
             Свѣтомъ мѣсяца облитъ,
             Слышу голосъ серебристый
             Пѣснью въ воздухѣ звенитъ.
   
             Вижу, тѣнь ее мелькаетъ
             По тропинкѣ межъ кустовъ,
             Сердце страстно замираетъ,
             Ночь полна чудесныхъ сновъ.
   
             Все я вспомнилъ; сердце снова
             Проситъ ласкъ, любви и грезъ.
             Ждетъ душа роднаго слова,
             Чтобъ забыть всю горечь слезъ.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Прошелъ недугъ, и на душѣ легко,
             Опять вокругъ я слышу жизни звуки,
             Опять я къ свѣту простираю руки --
             И горе отъ меня такъ далеко.
   
             Я еще слабъ; но чувствую, что силы
             Живительной струей бѣгутъ въ груди,
             Мнѣ вновь мечты и люди стали милы
             И долгій трудъ не страшенъ впереди.
   
             Какъ міръ хорошъ! Какъ блещутъ небеса!
             Какъ радостенъ мнѣ солнца лучъ игривый!
             И слушаю я птичекъ голоса,
             И наслаждаюсь грезою лѣнивой.
   
             Зло прошлое промчалось, какъ гроза,
             Изъ сердца вновь молитвы излетаютъ
             Тому, кто въ жизни радость посылаетъ --
             А за молитвой катится слеза.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Цвѣты на могилѣ твоей разцвѣли,
             И тѣнь отъ кудрявой березы легла,
             И яркая зелень взошла изъ земли,
             А въ гробѣ твоемъ только холодъ и мгла.
   
             И милый твой образъ померкъ и истлѣлъ,
             Роскошный твой станъ обратился въ костякъ.
             А сердце, гдѣ страсти огонь пламенѣлъ,
             Все гложетъ и гложетъ могильный червякъ.
   
             Зачѣмъ надъ могилой твоей такъ свѣтло?
             Къ чему отъ цвѣтовъ тутъ такой ароматъ?
             О, если-бы солнце могилу прожгло
             И жизнь воротило-бы въ трупъ твой назадъ!
   
             О, еслибы могъ я слезой и мольбой
             Холодный твой прахъ, разогрѣвъ, оживить!
             Молиться-бъ и плакать я сталъ надъ тобой,
             Чтобъ послѣ всю вѣчность безмѣрно любить.
   
             Но нѣтъ, ни слеза, ни слова, ни мольбы
             Въ могилу къ тебѣ ужь теперь не дойдутъ.
             Напрасно я буду просить у судьбы
             Сокровища, прахомъ покрытаго тутъ.
   
             Прощай-же на вѣки могила въ цвѣтахъ,
             Ты кажешься мнѣ лишь насмѣшкою злой.
             Какъ образъ злодѣя въ притворныхъ слезахъ,
             Какъ въ злато оправленный черепъ гнилой.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда надъ степью ляжетъ ночи тѣнь,
             Я выхожу туда, и на просторѣ
             Дышу прохладнымъ воздухомъ, и лѣнь
             Моя проходитъ. Точно волны въ морѣ,
             Колышется высокая трава
             Подъ вѣтеркомъ ночнымъ; а на курганѣ
             Зари послѣднимъ отблескомъ едва
             Освѣщена виднѣется въ туманѣ
             Огромная и мшистая плита.
             И на курганъ могильный одинокій
             Летитъ моя капризная мечта,
             И думою смѣняется глубокой
             О дняхъ давно прошедшихъ навсегда.
             И предо мной встаетъ иное время,
             Иная жизнь, людей другое племя --
             Отжившее въ семъ мірѣ безъ слѣда.
             И лишь однѣ высокія могилы
             Въ степяхъ широкихъ что-то говорятъ
             Съ свободнымъ вѣтромъ. Тайныя-ли силы
             Еще живутъ въ нихъ! Или тѣней рядъ
             Проносится порою надъ степями,
             Осматривая свой забытый прахъ,
             Все полно тамъ таинственными снами
             И иногда въ душѣ родится страхъ,
             Когда на мысль приходитъ мнѣ порой,
             Что вся земля, что я топчу ногами,
             Изъ праха человѣка. Грозный рой
             Умершихъ поколѣній предъ очами
             Невольно возстаетъ -- и всѣ идутъ
             На страшный и послѣдній судъ.
             Что было камнемъ, деревомъ, землей
             Опять вдругъ стало плотію живой.
             И я все вдаль гляжу; и степь кругомъ
             Подъ звѣзднымъ небомъ дышетъ чудной тайной,
             И слышится во мракѣ мнѣ ночномъ
             Какой-то шумъ, иль звонъ необычайный.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Ты спить, душа моя, я радъ --
             Спи! пока бурныя дыханья
             Страстей твой сонъ не возмутятъ.
             Сбирайся съ силой для страданья.
             Еще не разъ воспрянешь ты,
             Когда обманешься жестоко
             И разобьешь свои мечты.
             То, что любила ты глубоко,
             Разоблачится предъ тобой
             И станетъ грязно. О, тогда-то --
             Ты упадешь передъ судьбой.
             За все, что было чисто, свято,
             И что вдругъ стало только прахъ,
             Прольешь отчаянія слезы,
             Но не найдешь ты въ тѣхъ слезахъ
             Себѣ покоя. Счастья розы
             Въ разбитомъ сердцѣ не цвѣтутъ,
             Мольбы надеждъ намъ не вернуть.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Когда среди веселья пира
             Встрѣчаю я твой грустный взоръ,
             За даръ потеряннаго мира
             Въ душѣ я чувствую укоръ.
             Въ твоихъ глазахъ я вижу много
             Тѣхъ тайныхъ и незримыхъ мукъ,
             Что сердце вѣчною тревогой
             Терзаютъ. Этотъ злой недугъ
             Жизнь незамѣтно точитъ, точитъ,
             Не вызывая даже слезъ.
             Зачѣмъ твой взглядъ всегда пророчитъ
             Мнѣ въ жизни много страшныхъ грозъ?
             Встрѣчаюсь я съ тобой безмолвно
             И взглядъ очей твоихъ ловлю,
             И сердце странной грусти полно --
             Но эту грусть я такъ люблю.
   
             1861. Москва.
   

* * *

             Полдневный жаръ цвѣты мои спалилъ --
             Они теперь въ саду моемъ завяли.
             И вспомнилъ я, какъ много жизни силъ
             Огонь страстей во мнѣ самомъ сгубилъ,
             Оставивъ мнѣ сомнѣнья да печали.
   
             Но дождь полилъ, я небеса
             И бури звалъ сердитое дыханье,
             А въ сердцѣ накипѣвшая слеза
             Туманила уже мои глаза
             За прошлое святое воздаянье.
   
             И закипѣла желчь въ душѣ моей.
             Я сталъ желать, чтобъ все кругомъ пылало,
             Но небо становилось все мрачнѣй
             Сдвигались тучи гуще и сильнѣй
             И съ запада ужь буря налетала.
             1861. Кузнецкъ, Саратовской.
   
             155
   

* * *

             Я смотрю на сводъ небесный, чистый,
             Онъ звѣздами вѣчными горитъ,
             Но межъ звѣздъ, оставивъ слѣдъ огнистый
             Надъ землей, въ безвѣстный путь спѣшитъ
             Странникъ неба -- чудная комета,
             Нѣтъ ей въ небѣ вѣчнаго гнѣзда.
             Она вѣстникъ зла была для свѣта
             И теперь печальная звѣзда.
             И напрасно умъ людской трудится
             Отыскать таинственный законъ:
             Для чего, куда она стремится?
             Чѣмъ ея прозрачный шаръ зажженъ?
             Каждый разъ съ какой-то грустью новой
             За скитальцемъ неба я слѣжу.
             И мнится мнѣ: что судъ ее суровый
             Осудилъ -- мнѣ страшно, я дрожу
             При мысли, если въ безднѣ неба вѣчной
             Придется такъ душой моей блуждать,
             И совершая путь тотъ безконечный
             Забыть, что есть прощенья благодать.
   
             1861. Кузнецкъ, Саратовской.
   

* * *

             Дитя, вотъ два пути передъ тобой:
             Одинъ -- заманчивый, широкій и блестящій,
             Утѣхами и радостью манящій;
             Другой -- тернистый съ горемъ и борьбой.
   
             Ты станешь на распутьи двухъ путей
             И спросишь у судьбы своей невольно:
             Идти-ль туда, гдѣ такъ свѣтло, раздольно,
             Гдѣ жизнь пойдетъ средь оргій и страстей?
   
             Или туда, гдѣ каждый шагъ -- страданье,
             Гдѣ долгъ и честь могучею рукой
             Ведутъ къ добру; гдѣ сердце жжетъ тоской
             За каждое неправое дѣянье?
   
             Молись тогда: чтобъ геній добрый твой
             На путь любви, страданья, благодатный
             Повелъ тебя; а путь страстей превратный
             Забудь на вѣкъ, какъ призракъ роковой.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             На небѣ вечернемъ пылаютъ зарницы,
             Надъ степью волнуется бѣлый туманъ,
             А я наполняю стихами страницы,
             И точится кровь изъ открывшихся ранъ,
             Что въ сердцѣ остались отъ жизненной битвы.
             Въ часъ вечера тихій пишу я мой счетъ
             И думу готовлю на подвигъ молитвы
             На часъ, когда спросится въ жизни отчетъ.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Сгустился сумракъ лѣтней ночи,
             И надъ уснувшею землей,
             Луна лампадой золотой,
             Виситъ и смотритъ людямъ въ очи.
             Холодный свѣтъ ея всегда
             На думы странныя наводитъ:
             Въ душѣ печаль, сомнѣнье бродитъ
             И воскресаютъ иногда
             Тѣ позабытыя желанья,
             Тѣ вѣчно грѣшныя мечты,
             Что затемняли упованья,
             Въ святыню вѣчной красоты.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             На вечернемъ небѣ мчатся тучи,
             И вдали сбирается гроза,
             Ночь придетъ и буря разразится
             И отъ молній вспыхнутъ небеса.
   
             Грянетъ громъ и многіе отъ страха
             Въ страшный часъ молитву сотворятъ,
             Злые души въ мракѣ содрогнутся,
             Вѣдь, не даромъ молніи летятъ.
   
             На такихъ-же пламенныхъ перунахъ
             Въ часъ послѣдній страшнаго суда,
             Полетятъ на землю херувимы,
             А за ними вѣчной правды мзда.
   
             Отъ того, когда во мракѣ ночи
             Грянетъ громъ и молнія блеснетъ,
             Горячо молюся я за ближнихъ,
             И слеза не разъ въ глазахъ сверкнетъ.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Вотъ и лѣто красное проходитъ,
             И какъ будто тускнетъ неба цвѣтъ,
             То порой холодный вѣтеръ дунетъ,
             То туманъ заслонитъ солнца свѣтъ.
   
             И по небу тучки дождевыя
             Чаще сѣрымъ пологомъ висятъ.
             Всѣ цвѣты давно поблекли въ полѣ.
             Птицы въ теплый край уже летятъ.
   
             Все въ природѣ блекнетъ, и невольно
             Навѣваетъ много грустныхъ думъ,
             Взоръ промчится въ степи опустѣлой,
             Тамъ дождя да вѣтра слышенъ шумъ.
   
             Собранъ хлѣбъ съ полей, въ садахъ деревія
             Безъ плодовъ стоятъ, и желтый листъ
             Съ нихъ летитъ на смокнувшую землю;
             Этотъ листъ печально золотистъ.
   
             Счастливъ тотъ, кто лѣтомъ потрудился,
             Кто на зиму въ житницу свою
             Положилъ въ запасъ всего, довольно --
             Обезпечилъ всѣмъ себя, семью.
   
             Счастливъ тотъ, кто въ жизненное лѣто
             Не растратилъ даромъ своихъ силъ,
             И въ запасъ на осень, зиму жизни
             Капиталъ изъ добрыхъ дѣлъ скопилъ.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Грядущее покрыто мглою,
             Но въ прошломъ жизнь твоя свѣтла;
             Когда я встрѣтился съ тобою,
             Ужь наша молодость прошла.
   
             На жизнь смотрѣли мы печально
             И пѣсня радости для насъ
             Звучала пѣснью погребальной,
             Напоминая близкій часъ.
   
             Когда охватитъ сердце холодъ
             И тѣло прахомъ упадетъ.
             Блаженъ, кто духомъ вѣчно молодъ,
             Кто жизнь, какъ праздникъ проведетъ.
   
             И часто мы съ тобой сидѣли
             Съ улыбкой грустной на устахъ
             И въ даль грядущаго смотрѣли,
             Скрывая нашъ сердечный страхъ.
   
             И хорошо, что мы разстались
             Безъ скуки желчной, безъ борьбы,
             И въ нашей памяти остались
             Одни лишь вздохи, да мольбы.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Осеннія тучи по небу рядами,
             Гонимыя вѣтромъ, летятъ
             И сѣется дождикъ, и желтые листья
             Какъ будто слезами блестятъ.
   
             Я слушаю вѣтра печальныя пѣсни
             И сердце сильнѣе ноетъ въ груди,
             И счастья и радостей много погибло,
             Ненастье одно впереди.
   
             И вотъ задрожали въ душѣ моей звуки
             Тѣ звуки прощанія стонъ,
             И съ жалобной пѣснію вѣтра слилися,
             Душа погрузилася въ сонъ.
   

* * *

             Земля покрылась снѣжной пеленой,
             Природа въ сонъ глубокій погрузилась,
             Въ душѣ моей съ печальной тишиной
             Какая-то холодность воцарилась.
             И одинокій я сижу безъ думъ,
             Идеи не волнуютъ гордыя умъ.
             Бунтующая страсть вдругъ притаилась
             И старая затихла въ сердцѣ боль,
             А желчи разъѣдающая соль,
             Какъ будто-бы на время притупилась.
             О, Боже мой! какъ дорогъ мигъ забвенья
             Послѣ борьбы и всѣхъ житейскихъ грозъ.
             Какія чудныя и странныя видѣнья,
             Какъ много благодатныхъ свѣтлыхъ грезъ
             Я вижу въ часъ забытья, и какъ много
             Благодарю я бурную мятель
             За то, что стихла на душѣ тревога
             И кроткая мнѣ слышится свирѣль.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Всюду голосъ о свободѣ,
             Жажды правды и добра;
             А вездѣ сильнѣй страданье.
             Стала смутная пора.
   
             Море жизни сверху тихо,
             Но страшна та тишина;
             Налетитъ внезапно вихорь,
             Смерть поднимется со дна.
   
             Вотъ тогда-то нужны силы,
             Словомъ бурю не смиришь.
             Духъ безсмертный, полный вѣрой
             Ты одинъ все побѣдишь.
   
             Іюнь 1862. Петровскъ.
   

* * *

             Заря вечерняя ясна,
             Съ цвѣтовъ чудесный запахъ льется,
             Кругомъ въ природѣ тишина;
             А у меня душа полна
             Какихъ-то думъ и вдаль несется.
   
             Несется въ даль тревожный духъ.
             Какой-то грусти сердце проситъ.
             Пусть все цвѣтетъ, живетъ вокругъ
             Подъ жизнью вижу я недугъ,
             Который эту жизнь подкоситъ.
   
             26 Іюля 1862. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Много мыслей, все печальныхъ,
             Въ душу мнѣ теперь тѣснится,
             Много сновъ чудесныхъ, странныхъ
             Въ часъ полуночный мнѣ снится.
   
             Эти мысли, эти думы,
             Эти странныя видѣнья
             Часто мнѣ напоминаютъ
             Дней прошедшихъ впечатлѣнья.
   
             И встаетъ весь міръ прекрасный,
             Міръ въ могилѣ сердца скрытый,
             Міръ на вѣкъ уже погибшій,
             Но душой не позабытый.
   
             Октября 1862. Кузнецкъ.
   

* * *

             Бываютъ дни, часы, минуты,
             Когда изъ тайниковъ души
             Какой-то силой непонятной
             Давно дремавшіе въ тиши
   
             Возникнутъ образы, видѣнья
             И тѣ таинственные сны,
             Что душу нѣжатъ и тревожатъ
             Среди полночной тишины,
   
             Изъ этихъ сновъ, грезъ и видѣній
             Рукой красавицы мечты
             Вдругъ образуются картины
             Непостижимой красоты.
   
             И чувствуешь, какъ льется, льется
             Изъ безднъ души живой потокъ
             И мнится міръ весь безконечный
             Руками я обнять бы могъ.
   
             И мысль летитъ, летитъ безъ цѣли.
             Въ пучину вѣчности нѣмой,
             И тонетъ въ бѣзднѣ мірозданья
             Съ какой-то сладкою тоской.
   
             Августъ 1862Кузнецкъ.
   

* * *

             Я слышу вѣтра шумъ осенній,
             Я вижу массу облаковъ;
             Подернулъ небо голубое
             Ихъ сѣрый сумрачный покровъ.
             Я вижу голыя деревья,
             И обнаженныя поля,
             Однообразна и печальна,
             Дождемъ смоченная земля,
             Ты вновь осенняя природа
             Своей печальной красотой
             Напоминаешь мнѣ довольно
             Все улетѣвшее съ мечтой;
             А съ ней умчалось очень много
             И милыхъ сновъ и чудныхъ грезъ,
             Весна души и жизни радость
             И даже горечь первыхъ слезъ.
             Да, плакалъ я моей весною,
             Но все въ грядущемъ для меня
             Надежда звѣздочкой сіяла
             И ждалъ я радостнаго дня.
             Но вотъ прошла весна и осень
             Своимъ дыханьемъ холодитъ
             Мою обманутую душу
             И что-то на сердцѣ лежитъ;
             И это что-то до могилы
             Не сниметъ свой холодный гнетъ.
             Такъ жизни осенью суровой
             Восторгъ весенній не придетъ.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Подъ шумъ дождя и непогоды
             Твой нѣжный голосъ пѣсню пѣлъ;
             А у меня въ душѣ тревожной
             Потокъ горючихъ слезъ кипѣлъ.
   
             И эти слезы размывали
             Полуизгладившійся слѣдъ
             Одной несбывшейся надежды,
             Мнѣ подарившій много бѣдъ.
   
             Дитя, конечно, ты не знало,
             Что твоей пѣсни тихій звукъ
             Будилъ во мнѣ воспоминанье
             Полузатихшихъ сердца мукъ.
   
             Декабрь 1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Пришла весна, цвѣтутъ цвѣты
             И соловей въ лѣсу запѣлъ.
             Но гдѣ-же прежнія мечты?
             Куда тотъ призракъ улетѣлъ,
             Что душу радовалъ весной
             И называлъ златые сны?
             Такъ наша жизнь -- нашъ сонъ земной
             Пройдутъ, но съ лучшей стороны
             Незримо вѣетъ иногда
             На насъ отрадою святой,
             Блеснетъ надежда, какъ звѣзда
             Своей небесной красотой.
             Ко мнѣ весеннею порой
             Слетаетъ грустный, кроткій духъ.
             Онъ сновидѣній чудныхъ рой
             Приноситъ мнѣ, какъ добрый другъ
             Онъ будитъ память и слезой
             Больное сердце облегчитъ,
             И передъ жизненной грозой
             Мнѣ душу вѣрой укрѣпитъ.
   
             1862. Кузнецкъ.
   

* * *

             Когда въ минуту озлобленья
             На низость, ханжество людей,
             Я проклинаю духъ смиренья
             И жажду битвы и страстей;
             Передо мною величавый
             И мрачный образъ возстаетъ.
             Я вижу чей-то взоръ кровавый,
             Я чувствую, мнѣ въ душу льетъ
             Онъ непонятную отраву.
             Ужасный хохотъ слышу я,
             Онъ обращаетъ все въ забаву,
             Въ немъ отрицанье бытія.
             Предъ духомъ вѣчнаго страданья,
             Безмѣрной гордости и зла
             Надежды гаснутъ и желанья,
             А душу обнимаетъ мгла.
   
             1862. Кузнецкъ.
   

* * *

             Кто жизнь свою въ борьбѣ провелъ,
             Кто среди дня и въ мракѣ ночи
             За правду бой кровавый велъ,
             Кто смѣло смерти глянулъ въ очи,
             Тотъ прожилъ здѣсь не безъ слѣда;
             И становясь передъ могилой
             Онъ, улыбнувшись скажетъ: да,
             Не разъ моей душевной силой
             Я побѣждалъ моихъ враговъ,
             Я падалъ въ прахъ и поднимался
             И вновь на битву былъ готовъ.
             Я идеалъ найти старался
             Любви и правды, а теперь,
             Какъ вѣчность предо мною встала,
             Душа отъ страха не упала,
             А сердце говоритъ мнѣ: вѣрь!
             И вѣрю я, что въ лонѣ Бога
             Найду я правды идеалъ.
             И лишь о томъ моя тревога,
             Чтобъ Вѣчный милость мнѣ послалъ.
   
             1862. Кузнецкъ.
   

* * *

             Когда пройдешь свой скорбный путь
             И остановишься уныло,
             Чтобъ облегчить больную грудь
             Передъ отверзтою могилой --
             Ты оглянись тогда назадъ
             И встанетъ предъ тобой, блистая,
             Какъ чудное видѣнье рая,
             Любовь и молодость, и адъ,
             Что предъ тобою раскрывался,
             Исчезнетъ въ блескѣ красоты;
             Не даромъ въ жизни ты скитался,
             Страдалъ не даромъ въ жизни ты.
             И, простирая въ вѣчность руки,
             Увидишь лучъ любви иной;
             И, позабывши жизни муки,
             Съ надеждой ляжешь на покой.
   
             1861. Кузнецкъ.
   

* * *

             Борьба, ты начинаешь утомлять
             Моей души обманутой терпѣнье.
             Я знаю, что удѣлъ нашъ здѣсь страдать,
             Но не насмѣшки грубой оскорбленье.
             Все жизнь взяла, разбила, осмѣяла,
             Таланта искра гаснетъ; мракъ кругомъ.
             Гдѣ та звѣзда, что прежде мнѣ сіяла?
             Все пронеслось какимъ-то чуднымъ сномъ.
             Теперь остался трудъ сухой, однообразный.
             Я знаю не вкушу однообразнаго плода
             И, можетъ быть, другой счастливецъ праздный
             Его сорветъ безъ думы и труда
             И покоряется другой великой волѣ,
             Что міръ ведетъ чрезъ бездну бытія.
             Но не грустить нельзя о горькой долѣ
             И думаешь: да что-жь такое я?!
             И на душѣ, какъ будто брякнутъ цѣпи,
             А сердце точно въ рабство продано.
             И мечешься, какъ путникъ среди степи,
             Гдѣ солнцемъ все до смерти сожжено.
   
             1863. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Вошелъ я въ садъ твой опустѣлый,
             Взглянулъ на саванъ снѣговой,
             И вотъ подъ гнетомъ думъ тяжелыхъ
             Поникъ печальной головой.
             Не много лѣтъ прошло, но много
             Успѣло время сокрушить.
             Ты отошла въ страну покоя,
             Гдѣ только могутъ лишь любить.
             Но на землѣ твой слѣдъ остался,
             И вотъ въ душѣ твоей больной
             Воскресли прошлаго видѣнья
             Со всею прелестью земной.
             Я вижу садъ, цвѣты, бесѣдки,
             Уединенныя мѣста,
             Гдѣ часто мы съ тобой гуляли,
             Гдѣ насъ лелѣяла мечта.
             Пускай заноситъ снѣгъ холодный
             Старинный садъ, я вижу въ немъ
             Твой восторженно-грустный образъ,
             И сердце вновь горитъ огнемъ.
   
             1864. Чухлома.
   

Ожиданіе весны.

             Я жду тебя моя желанная,
             Опять ты жизнью вновь пахнешь,
             Пора любви благоуханная,
             Цвѣты и зелень принесешь.
   
             И свѣтомъ солнца животворнаго
             Все оживится, заноетъ,
             И рана сердца непокорнаго
             На лѣто цѣлое замретъ.
   
             И ночью теплою и звѣздною,
             Въ саду гуляя съ кѣмъ-нибудь,
             Любуясь неба чудной бездною,
             Любовь вдохнешь, пожалуй, въ грудь.
   
             1864.
   

* * *

             Вдругъ что-то страшно стало мнѣ,
             Когда я въ сердце заглянулъ.
             Ужели жизнь пройдетъ во снѣ?
             Зачѣмъ же даръ мой потонулъ
             Въ болотѣ грязной суеты?
             А въ жизнь я вѣрилъ, и любилъ
             Міръ обольстительной мечты.
             Теперь я все похоронилъ,
             И страшно мнѣ, что жизнь пройдетъ
             Безъ свѣтлыхъ грезъ и безъ страстей;
             Что сердце смертнымъ сномъ уснетъ;
             И длинный рядъ. печальныхъ дней
             Въ грядущемъ вижу я душой.
             Такъ, значитъ, молодость прошла
             И отлетаетъ геній мой,
             Кругомъ ложится смерти мгла.
   
             1880. Саратовъ.
   

* * *

             Я слышу голосъ пѣсни звонкой --
             То радость юная поетъ,
             А горе хмурое сторонкой,
             Согнувшись, медленно бредетъ.
   
             О, обойди подальше горе,
             Чтобъ не сойтися какъ-нибудь
             Съ весельемъ свѣтлымъ на просторѣ --
             Оно тебѣ раздавитъ грудь.
   
             Иди себѣ твоей тропою,
             Ты лишній на пиру земномъ.
             Вся цѣль твоя -- идти къ покою,
             И лечь на ложе подъ крестомъ.
   
             1862.
   

* * *

             Не помяни меня укоромъ;
             Въ душѣ бываетъ часто тьма,
             Не бросилъ я тебя съ позоромъ --
             Ты отказалася сама.
   
             Сказать я могъ бы въ утѣшенье
             Тебѣ довольно льстивыхъ словъ,
             Но вѣдь обманъ -- мое мученье,
             Я лучше выстрадать готовъ.
   
             Въ тотъ часъ, какъ сердце охладѣло,
             Открылся я передъ тобой;
             Глядѣлъ тебѣ я въ очи смѣло,
             Благословлялъ тебя на бой.
   
             1863.
   

* * *

             Снилось мнѣ, что я сталъ снова
             Беззаботное дитя,
             Что я бѣгаю, рѣзилюся,
             Словомъ, жизнь веду шутя.
   
             Что опять въ саду старинномъ
             Я веду съ духами бой,
             Сердце бьется, замираетъ,
             Но доволенъ я судьбой.
   
             Вотъ и старая бесѣдка,
             Гдѣ вечернею порой
             Чья-то тѣнь въ окнѣ мелькаетъ,
             Дальше рѣчка подъ горой.
   
             Всюду призраки видѣнья
             И деревья и цвѣты.
             Все наполнено чудеснымъ,
             И созданьями мечты.
   
             Вотъ и мельница, гдѣ ночью
             Озаренный весь луной
             Надъ волною поднимался
             Бѣлый дядя водяной.
   
             Дальше лѣсъ, гдѣ въ полночь страшно
             Злобный лѣшій хохоталъ.
             Я-жь, услышавъ этотъ хохотъ,
             Какъ-то сладко трепеталъ.
   
             Все воскресло, что такъ было
             Беззаботно и свѣтло,
             Все, чѣмъ дѣтство такъ прекрасно.
             Что давно уже прошло.
   
             Я молилъ судьбу душою,
             Чтобъ чудесный этотъ сонъ
             Длился, длился безконечно.
             Чтобъ замолкнулъ горя стонъ.
   
             Но раздался злобный хохотъ --
             Сердце кровью облилось.
             Я проснулся, а видѣнье
             Легкимъ дымомъ разнеслось.
   
             1863.
   

* * *

             Опять печальныхъ думъ полна
             Болитъ душа, болитъ и тѣло;
             Вновь тѣнью мрачной предо мной
             Дыханье смерти пролетѣло.
   
             Не смерти видъ меня страшитъ,
             А то, съ чѣмъ смерть насъ разлучаетъ,
             И вотъ горячая слеза
             Ужь на рѣсницѣ застываетъ.
   
             Откуда стужей ледяной
             На сердце бѣдное пахнуло?
             Зачѣмъ поблекла красота?
             Иль, можетъ быть, она уснула?
   
             Уснула, да; но этотъ сонъ
             Съ его загадочной улыбкой
             Невольно сердце намъ томитъ
             И заставляетъ биться шибко.
   
             Но я люблю порой ту грусть,
             Что смерти образъ мнѣ приноситъ,
             Онъ очищаетъ душу мнѣ
             И отъ земли меня уноситъ.
   
             1864. Чухлома.
   

* * *

             Когда придетъ къ концу мой долгій путь
             И стану я ногой на крышу гроба,
             Желалъ бы я, чтобъ высохшую грудь
             Мою оставили печаль и злоба.
             Чтобъ я взглянулъ на жизни грустный пиръ
             Съ любовью и прощальною слезой,
             Чтобъ въ душу мнѣ сошелъ небесный мцръ,
             Чтобъ все прошло съ житейскою грозой.
             Хотѣлъ бы я, чтобъ образы святые,
             Которые такъ много я любилъ,
             И сны и грезы жизни золотыя,
             Все, все, за что судьбу благодарилъ,
             Слетѣлися въ послѣдній часъ прощанья
             Вокругъ меня веселою толпой.
             Тогда забылъ бы я мои страданья
             И въ вѣчности увидѣлъ бы покой.
   
             1861.
   

* * *

             День сумрачный, день горя и сомнѣнья
             Набросилъ мнѣ на душу грусти тѣнь.
             Проснулися заснувшія волненья
             И мирная разрушилася сѣнь
             Опять идутъ, какъ тучи грозовыя,
             Предчувствія и горя и заботъ.
             О, тяжелы копѣйки трудовыя,
             А рабство страшно душу мнѣ гнететъ.
             Когда же ты настанешь день свободы,
             Когда я съ обновленною душой
             Вновь брошуся въ объятія природы,
             Увижу вновь сонъ дѣтства золотой?
   
             1861.
   

* * *

             Когда въ душѣ моей проснется
             Неумирающій червякъ,
             Что въ жизни памятью зовется;
             Передо мной яснѣетъ мракъ,
             Что вкругъ меня лежитъ, и думы
             Потокомъ бурнымъ побѣгутъ,
             И духъ грядущаго угрюмый,
             И духи прошлаго встаютъ.
             Владыки прошлаго смущаютъ
             Мнѣ душу грустною мечтой,
             О чудныхъ снахъ напоминаютъ,
             О грезахъ жизни молодой.
             А духъ грядущаго сурово
             Твердитъ: смотри въ нѣмую даль,
             Тамъ жизни цѣль, тамъ встрѣтишь снова
             Любовь и радость и печаль,
             Тамъ свѣтъ и тьма въ ужасной битвѣ,
             Сразись за правду, и за свѣтъ,
             И вознесись душой въ молитвѣ
             И въ жизни ты оставишь слѣдъ.
   

* * *

             Для страданья сошлись мы съ тобою
             На тернистомъ пути бытія,
             Надъ твоею печальной судьбою
             Много думалъ и мучился я.
   
             Видно, горе сливается съ горемъ,
             И слеза лишь дружится съ слезой,
             Надъ житейскимъ бушующемъ моремъ
             Мы несемся объяты грозой.
   
             О, мой другъ, суждено намъ не даромъ
             Тяжкій крестъ въ этой жизни нести,
             Мы согнемся не разъ подъ ударомъ,
             Но союзъ нашъ должны мы спасти.
   
             Пусть кипятъ кругомъ страсти и злоба
             Только вѣруй, борьба не страшна.
             Тамъ у двери таинственной гроба
             Пристань вѣчнаго счастья видна.
   
             1862. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Привѣтъ тебѣ, мой кровъ родной,
             И вамъ родимыя могилы!
             Я возвратился къ вамъ больной.
             Въ груди еще бушуютъ силы,
             Страстей слѣды еще горятъ,
             Но отъ обмановъ и страданья
             Въ душѣ скопился страшный ядъ,
             И мнѣ ужь нѣтъ очарованья.
             Вотъ надъ родимымъ очагомъ,
             Склонясь усталой головою,
             Сижу, а между тѣмъ, кругомъ
             Все дышетъ страстію живою.
             Природа празднично ясна;
             Тепломъ весенній вѣтеръ вѣетъ;
             Лугъ безконечный зеленѣетъ.
             Прозрачна неба вышина.
             Тамъ надъ цвѣтами полевыми
             Другой мнѣ видится цвѣтокъ,
             Съ очами темно-голубыми;
             О, значитъ я не одинокъ.
             Мое дитя -- цвѣтокъ прекрасный,
             Пусть счастіемъ блеститъ твой ликъ!
             Жизнь для тебя не даръ напрасный,
             И не напрасно міръ великъ.
             Когда же къ вѣчному покою
             Я отойду, мои глаза
             Закроешь ты своей рукою,
             И трупъ мой ороситъ слеза.
   
             1862. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Я помню первый сонъ любви,
             То было жизненной весной,
             И грезы странныя мои,
             Что обѣщали рай земной.
   
             Какъ свѣта чудная игра,
             Какъ блескъ вечернихъ облаковъ,
             Была прекрасна та пора
             Пора надеждъ, любви, цвѣтовъ.
   
             И той порой явилась ты,
             Какъ утра чистая роса,
             Созданье милое мечты,
             Вздохъ, улетѣвшій въ небеса.
   
             То былъ лишь мигъ одинъ святой,
             Но онъ въ душѣ оставилъ слѣдъ.
             Средь жизни грустной и пустой,
             Онъ былъ мой щитъ отъ многихъ бѣдъ.
   
             И пробуждалъ въ душѣ больной
             Всѣ силы духа, и опять
             Я вновь, какъ жизненной весной,
             Могъ вѣрить сердцемъ и мечтать.
   
             1862. С.-Петербургъ.
   

* * *

             Въ часъ ночной, моя малютка,
             Предъ твоей стою кроваткой,
             Охраняетъ ангелъ мира
             Сонъ невинный твой и сладкій
   
             Твои игры, лепетъ милый,
             Чувствъ и мысли проявленья
             Освѣжаютъ мою душу,
             Навѣваютъ вдохновенья.
   
             Твой же сонъ -- эмблема мира,
             Для души моей отрада.
             Передъ образомъ молюся
             И яснѣй горитъ лампада.
   

* * *

             Много думъ печальныхъ и тяжелыхъ
             На душѣ моей больной лежитъ,
             Я напрасно ихъ прогнать стараюсь,
             Сердце что-то все тоска щемитъ.
   
             Я смотрю на жизни путь тернистый,
             Я смотрю на будущаго даль,
             И сомнѣнье вѣру омрачаетъ,
             И въ душѣ лишь холодъ да печаль.
   
             Сдѣлалъ я въ прошедшемъ очень мало,
             А теперь душа, какъ будто спитъ;
             Жизнь же все становится тяжеле;
             Гдѣ найти отъ бѣдъ и горя щитъ?
   
             Прилетитъ ли снова вдохновенье,
             Оживитъ ли радость сердце мнѣ,
             Возвращусь ли я въ мой край родимый,
             Иль въ чужой погибну сторонѣ?!
   
             Такъ въ душѣ смѣняетъ дума думу,
             За вопросомъ слѣдуетъ вопросъ.
             А судьба молчитъ и равнодушна
             Ко всему, что стоитъ много слезъ
   
             1862. Кузнецкъ.
   

* * *

             Въ чужой семьѣ пришлецъ суровый
             Онъ съ непріязнью встрѣченъ былъ.
             Лакейства пошлости оковы.
             Насмѣшкой грозной онъ разбилъ.
             Онъ говорилъ имъ про свободу
             И лживость чувствъ ихъ обличалъ;
             Любилъ науку и природу,
             И блескъ и роскошь презиралъ.
             Имъ стали правды страшны рѣчи,
             Имъ подлость въѣлась въ плоть и кровь,
             Они не ждали грозной встрѣчи,
             Имъ тяжела была любовь
             Безъ льстивыхъ словъ и безъ обмана.
             И встали всѣ они толпой
             Противъ того, кто изъ тумана
             На свѣтъ ихъ вывелъ. Жизни бой
             Ему знакомъ былъ, и страданье
             Съумѣлъ онъ гордо перенесть,
             Погибнуть былъ готовъ за честь,
             И за святое упованье.
             Но вотъ онъ встрѣтилъ кроткій взоръ
             И дружбы чистое участье
             И отъ чего-то съ этихъ поръ
             Вдругъ ослабѣлъ. Чужое счастье
             Боялся вѣчно онъ разбить.
             Безъ жертвы онъ не могъ любить;
             И вотъ томимъ тоской глубокой,
             Чтобъ облегчить души недугъ,
             Онъ бросилъ все, и въ путь далекій
             Унесъ и страсть и гордый духъ.
   
             1864. Чухлома.
   

* * *

             Бываютъ горькія мгновенья,
             Когда разбитая душа
             Просила вѣчнаго забвенья
             И все, чѣмъ жизнь лишь хороша.
   
             Все такъ казалося ничтожно,
             Во всемъ я видѣлъ суету,
             Миръ принималъ за призракъ ложный
             За сновидѣнье, за мечту.
   
             Тогда-то въ грозный часъ крушенья
             Души моей послѣднихъ силъ
             Одно великое моленье
             Я къ высшей силѣ возносилъ.
   
             Молился я за упованье
             Въ безсмертье духа, въ небеса
             И утолялося страданье
             И съ глазъ катилася слеза.
   
             1864. Чухлома.
   

Прощаніе съ жизнію.

(Изъ Кернера).

             Горитъ моя смертная рана, горитъ;
             Трепещутъ уста предъ дорогой далекой,
             Я чувствую -- потомъ холоднымъ облитъ,
             И сдавлено сердце тоскою жестокой.
             О, Боже! Тебѣ предаюсь я душою.
             И вотъ исчезаетъ прекрасный мой сонъ,
             Созданный роскошной и свѣтлой мечтою;
             Его замѣняетъ болѣзненный стонъ.
             О, духъ! что средь жизни моей скоротечной
             Меня оживлялъ,-- ужели и ты
             Погибнешь со мною? нѣтъ, будешь жить вѣчно,
             Какъ образъ святой, неземной красоты!
             И то, что считалъ я святыней вселенной,
             Что въ сердцѣ носилъ я желаньемъ томимъ,
             То нынѣ съ любовью своей неизмѣнной
             Стоитъ предо мной, какъ святой Херувимъ.
             Но чувства меня оставляютъ; природы
             Я слышу послѣдній, таинственный звукъ,
             И духъ мой безсмертный на крыльяхъ свободы
             Уноситъ меня, и стихаетъ недугъ.
   
             1855.
   

Молва.

             Молва, стоустая молва
             Летаетъ по землѣ широкой:
             Тамъ шепчетъ тайныя слова,
             Тамъ говоритъ упрекъ жестокій;
             Тамъ возбуждаетъ вдохновенье,
             Злодѣю гибелью грозитъ,--
             Несчастныхъ въ горькое мгновенье
             Надеждой свѣтлой осѣнитъ.
             Напрасно маскою прикрытый,
             Порокъ идетъ въ толпѣ людской,
             И въ сердцѣ съ злобой ядовитой
             Грозитъ нарушить нашъ покой --
             За нимъ спѣшитъ ужь грозный мститель,
             Который въ сто очей глядитъ;
             Предъ нимъ трепещетъ искуситель.
             Молва добра надежный щитъ.
             Отъ бѣдной хаты до чертога,
             Съ, своею силой роковой
             Она летитъ во имя Бога,
             Во имя истины святой.
             Людскія тайны и дѣянья,
             Грѣхи житейской суеты,--
             Выноситъ въ свѣтъ для наказанья,
             Какъ жизни черныя черты.
             И какъ судья неумолимый,
             Храня таинственный законъ,
             Летитъ чрезъ міръ необозримый
             Со всѣхъ концевъ, со всѣхъ сторонъ!
             Молва, молва! ты бичъ порока!
             Твой людямъ страшенъ приговоръ;
             И ты казнишь всегда жестоко,
             Какъ вѣчной совѣсти укоръ.
   
             1857.
   

* * *

             Придетъ пора, когда всѣ краски
             Поблекнутъ съ жизнію молодой,
             И потеряютъ силу ласки
             Надъ одряхлѣвшею душой.
   
             Придетъ пора, когда мечтами
             Не оживится вновь душа;
             Сама любовь съ ея красами
             Для насъ не будетъ хороша.
   
             Когда-же взоръ нашъ равнодушный
             Падетъ на милую семью,
             Повѣримъ мыслію послушной
             Мы жизнь прошедшую свою.
   
             И чародѣй -- воспоминанье,
             Какъ гальваническій ударъ,
             Пробудитъ въ сердцѣ содроганье,
             Въ душѣ зажжетъ потухшій жаръ.
   
             И молодость съ ея тревогой
             Тогда предстанетъ передъ насъ,
             И выпрямитъ нашъ станъ убогій
             И слезы вызоветъ изъ глазъ.
   
             1855.
   

* * *

             Надъ младенца колыбелью,
             Въ часъ таинственный ночной,
             Льются звуки звонкой трелью,
             Блещетъ взоръ любви слезой.
             И полна любви священной,
             На дитя свое глядитъ
             Мать въ тиши уединенной.
             Сердце матери не спитъ.
             Всѣ заботы, всѣ желанья,
             Все ему принесено;
             И на немъ ея лобзанья,
             И ему все отдано.
             Кротко блещетъ лучъ лампады,
             Освѣщая рядъ иконъ.
             И полна святой отрады,
             Мать молитвой гонитъ сонъ.
   
             1855.
   

Изъ Байрона.

             Я вижу плачешь ты, и на лазури глазъ
             Блеститъ слезы таинственный алмазъ.
             И мнится мнѣ, я вижу предъ собой
             Цвѣтокъ весны опрысканный росой!
             Ты улыбаешься, и самъ сафиръ темнѣй
             Чѣмъ взглядъ твоихъ чарующихъ очей.
             Такъ облака, носясь вечернею порой,
             Блестятъ отъ солнца чудною игрой,
             Иль принимаютъ вдругъ туманный цвѣтъ;
             Но для души въ томъ цвѣтѣ грусти нѣтъ.
             Такъ и твоя улыбка, ангелъ мой,
             Блеститъ сквозь грусть отрадною звѣздой,
             Надеждой свѣтлой сердце мнѣ живитъ,
             И гонитъ прочь печаль, и веселитъ.
   
             1851.
   

Близость.

(Изъ Уланда).

             Я прихожу въ твой садъ, гдѣ прежде ты гуляла,
             Тамъ грустно все, и только лишь порой
             Порхнувши бабочка съ куста перелетала,
             Уединенія нарушивши покой.
   
             Однако-жъ гряды всѣ покрыты пышнымъ цвѣтомъ
             И ароматомъ ихъ наполненъ милый садъ.
             Прекрасенъ садъ въ благоуханьи этомъ,
             И вѣтерокъ, пахнувъ, несетъ мнѣ ароматъ.
   
             Я чувствую твое присутствіе, вокругъ
             Оно невольно все живитъ и охраняетъ.
             Такъ надъ твореніемъ Творца могучій духъ,
             Невидимый для глазъ, таинственно летаетъ.
   
             1848.
   

* * *

             Ты любила, повѣрь, не напрасно,
             Ты душою была молода.
             И исчезнулъ тотъ сонъ сладострастный;
             И прошла та любовь навсегда.
   
             Правда, долго въ душѣ ты носила
             Незабвенныя друга черты;
             Но проснулась душевная сила,
             Прилетѣли другія мечты.
   
             Ты не пала подъ бремемъ страданья,
             И съумѣла себя обновить.
             Родилися другія желанья,
             И потребность другое любить.
   
             И открылась другая дорога,
             По которой ты гордо пошла;
             И затихнула въ сердцѣ тревога,
             Побѣдила ты генія зла.
   
             Значитъ ты не напрасно любила:
             Твоя сила въ страданьи росла;
             Твое сердце такъ много просило,
             Что судьба того дать не могла.
   
             1856.
   

* * *

             Передо мною путь далекій.
             Что на прощанье дашь мнѣ ты,
             На горе жизни одинокой,
             На память свѣтлой красоты?
   
             Не трать, мой ангелъ, словъ напрасно,
             Пустыхъ успѣховъ не желай:
             Знай, все прошло, какъ сонъ прекрасный,
             И прежній рай уже не рай.
   
             Одной твоей прошу молитвы
             На мой далекій, трудный путь:
             Она въ пылу кровавой битвы
             Мнѣ облегчитъ больную грудь.
   
             1855.
   

* * *

             Къ воспоминаньямъ всѣ мы падки,
             Есть въ сердцѣ темный уголокъ
             Гдѣ какъ въ листкахъ моей тетрадки,
             Лежитъ увянувшій цвѣтокъ.
             Въ томъ уголкѣ былого счастья
             Слѣды остались навсегда;
             Разсчетомъ, холодомъ безстрастья
             Ихъ неизгладишь никогда.
             Напрасно просимъ мы забвенья;
             Воспоминанья даръ святой
             Всегда при насъ и наслажденье
             Несетъ онъ сердцу, и слезой
             Увлаживъ очи въ часъ печальный,
             Онъ облегчаетъ нашу грудь.
             Такъ и въ отчизнѣ нашей дальней,
             Мы вспомнимъ все когда нибудь.
   
             1856.
   

Изъ Гейне.

             Взошла луна и волны моря
             Ея лучомъ освѣщены.
             Я съ милой -- въ сердцѣ нѣту горя;
             Среди полночной тишины
             Мы съ ней вдвоемъ пьемъ наслажденье
             И ловимъ свѣтлыя мечты;
             Въ душѣ легко и вдохновенье
             Насъ унесло отъ суеты,
             Но ручка нѣжная трепещетъ...
             Чего боишься, милый другъ?--
             То валъ кипучій въ берегъ плещетъ,
             То пролетаетъ моря духъ.
             "Ахъ, то русалокъ звонкій хохотъ",
             Моя малютка говоритъ.
             "То не валовъ кипучій грохотъ,
             Не вѣтеръ то ночной шумитъ: --
             Сестеръ моихъ то голосъ нѣжный;
             Ихъ океанъ сгубилъ безбрежный
             И никогда не возвратитъ".
   
             1848.
   

Зимній день.

             Зимній день, ясный день,
             Солнце свѣтитъ, не жжетъ,
             Лишь снѣжинка порой
             Яркой искрой блеснетъ.
   
             Гладкій путь, зимній путь.
             И холодной струей
             Воздухъ льется намъ въ грудь,
             И морозъ надъ землей.
   
             И вода, какъ кристалъ,
             Не бѣжитъ, не журчитъ;
             И цвѣтокъ мой завялъ,
             И безъ жизни стоитъ.
   
             Зимній день. Средь полей
             Мертво все -- не цвѣтетъ.
             Такъ въ сердцахъ всѣхъ людей.
             Страсть застынетъ, замретъ.
   
             1856.
   

* * *

             Кротко блещетъ лучъ лампады,
             Спитъ мои ангелъ тихимъ сномъ;
             Много тайны и отрады
             Въ полусумракѣ ночномъ.
   
             Сердце бьется не ошибкой,
             То не призракъ, не мечта,
             Но невинною улыбкой
             Оживленныя уста.
   
             Колыхнулась грудь младая --
             И скользитъ покровъ ночной.
             По челу ея сбѣгая,
             Кудри падаютъ волной.
   
             Спи, мой другъ! передъ тобою
             Я стою, какъ геній сна,
             И молитвою святою
             Вся душа озарена.
   
             1855.
   

* * *

             Утро. Спитъ малютка.
             Солнца лучъ златой
             Освѣтилъ кроватку,
             Проскользнувъ въ покой.
   
             На стѣнѣ играетъ
             Свѣтлая черта,
             У окошка няня
             Чѣмъ-то занята.
   
             Все свѣтло и тихо
             Утренней порой;
             Въ комнатѣ ребенка
             Чувствуешь покой.
   
             Чувствуешь невольно
             Прелесть бытія,
             Вспомнишь, какъ промчалась
             Молодость твоя.
   
             1855.
   

El sospiro di moro à Granada.

(Съ испанскаго).

             О вѣчно милые фонтаны!
             О вы жемчужныя струи!
             Вы растравили сердца раны
             Мечты наполнили мои.
             Когда-же съ вашими слезами
             Моя смѣшается слеза,
             Ее сокройте межъ струями;
             Пусть только знаютъ небеса,
             Что это дань любви сердечной,
             Печальный слѣдъ тоски по васъ.
             И шумъ вашъ сладкій, безконечный,
             Журчанья звукъ въ вечерній часъ
             Я не забылъ въ странѣ изгнанья;
             И не забуду никогда
             Твое волшебное журчанье --
             Фонтановъ свѣтлая вода!
   
             Вы вѣтры тихіе, отрада
             Души въ полудня жаркій часъ,
             Туда неситесь, гдѣ Гранада,
             И пусть Алла поддержитъ васъ,
             Чтобъ вы тѣ вздохи передали,
             Что я теперь вручаю вамъ,
             И тихо, сладостно шептали
             Привѣтъ возлюбленнымъ мѣстамъ.
             Скажите имъ, что мы въ изгнаньи
             Все помнимъ райскія мѣста,
             Что наша жизнь одно страданье,
             Одна о родинѣ мечта.
   
             1855.
   

* * *

             Я въ твоихъ глазахъ замѣтилъ
             Грусти тайной слѣдъ,
             И душой моей отвѣтилъ
             На души привѣтъ.
   
             Не сказала ты ни слова,
             Но своей душой
             Ты принять была готова
             Звукъ любви святой.
   
             Мы разстались не чужіе,
             Унося съ собой --
             Ты, мечты мои святыя,
             Я-же, образъ твой.
   
             1856.
   

Ненастный день.

             Сѣрый день, мрачный день,
             Все облито дождемъ,
             И печальная тѣнь
             Распростерлась кругомъ.
   
             Солнца нѣтъ, всюду мгла,
             Вѣтеръ дуетъ сырой:
             Такъ мрачна, не мила
             Жизнь бываетъ порой.
   
             Все въ одинъ сѣрый цвѣтъ
             Обратилось, и спитъ;
             Чуть,-чуть брезжется свѣтъ,
             Дождь въ окошки стучитъ.
   
             Сѣрый день, мрачный день,
             Ты печаль мнѣ принесъ,
             Твоя сырость и тѣнь
             Стоятъ горя и слезъ.
   
             1856.
   

* * *

             Гдѣ вы, забытыя желанья,
             Вы, обольстительные сны?
             Любви волшебной обаянья,--
             Въ дни ясной жизненной весны.
   
             Вы пронеслись, вы улетѣли,
             И не вернетесь никогда.
             И я иду теперь безъ цѣли,
             Считаю долгіе года.
   
             Но не забылъ я васъ, златые
             Дни свѣтлой юности моей,
             Восторги сердца дорогіе,
             Порывы сладкіе страстей.
   
             1857.
   

* * *

             Близокъ день, близокъ часъ,
             Мы простимся съ тобой,
             И на сердцѣ у насъ
             Грустно будетъ порой.
   
             Вспомнимъ мы милый сонъ,
             Вспомнимъ страсти мечты;
             И тоски тихой стонъ,
             И веселья цвѣты.
   
             Въ часъ вечерній одна,
             Съ думой грустной души,
             Поглядишь изъ окна --
             Молвишь: другъ, поспѣши!
   
             Но твой скованный другъ
             Не придетъ раздѣлить
             Сердца страстный недугъ,
             Поласкать, полюбить.
   
             Тогда ты предъ судьбой
             За него помолись,
             И поплакавъ, съ тоской,
             Съ долей злой помирись.
   
             1856.
   

* * *

             На балконѣ вдвоемъ мы стояли.
             Догорала заря; надъ землей
             Ужь синѣясь туманы летали,
             И прохладой пахнуло ночной.
   
             Мы смотрѣли на небо съ звѣздами,
             Говорили о тайнахъ души,
             Уносились далеко мечтами: --
             Тѣ мечты были такъ хороши!
   
             Любовались красами природы,.
             Ея звуки ловили душой;
             Мы не знали житейской невзгоды,
             Не туманили очи слезой.
   
             Да, мы съ нею такъ молоды были,
             Жизнь лилася волшебной струей,
             Безотчетно тогда мы любили,
             Не предвидя бѣды роковой.
   
             Но года незамѣтно промчались,
             И мечты золотыя прошли...
             Мы поплакавши горько, разстались,
             И житейской дорогой пошли.
   
             Но я помню тотъ вечеръ прекрасный --
             На балконѣ пустой разговоръ,
             И улыбку, и взоръ ея ясный,
             И капризный, ребяческій споръ.
   
             1856.
   

* * *

             Проснись! ужь утра тихій свѣтъ
             Лѣса и горы освѣтилъ,
             И хоръ пернатыхъ дню привѣтъ
             Давно провозгласилъ.
   
             Трава покрытая росой
             Сверкаетъ и блеститъ;
             И вѣтерокъ, пахнувъ порой,
             Листочки шевелитъ.
   
             Свѣтлѣе неба синева,
             Прозрачнѣй струи водъ.
             Все шепчетъ намъ любви слова,.
             Все нектаръ жизни пьетъ.
   
             Проснись! прекрасные цвѣты
             Тебя ужь ждутъ давно,
             И птички съ ясной высоты
             Пустили трель въ окно.
   
             1856.
   

* * *

             Лѣтомъ въ полдень жаркій,
             Пыльною дорогой,
             Съ суковатой палкой
             Шелъ старикъ убогій.
             По челу морщины
             Разбросало время,
             Жизненной кручины
             Тягостное бремя.
             .Долго жизни странникъ
             Шелъ, и утомился,
             И въ крови горячей
             Холодъ ужь разлился.
             Смотритъ онъ на горы,
             Смотритъ на долины, --
             Но не видятъ взоры
             Прелестей картины.
             Жаворонковъ трели
             Воздухъ оглашаютъ;
             Дѣти на свирѣли
             Въ рощицѣ играютъ;
             Жизнію все дышетъ,
             Раздается пѣнье; --
             Но старикъ не слышитъ,
             Сталъ въ изнеможеньи.
             Подъ зеленой ивой
             Тихо онъ склонился,
             Листьевъ шумъ лѣнивый
             Въ воздухѣ носился;
             Утомленъ дорогой,
             Странникъ засыпаетъ,
             А надъ нимъ съ тревогой
             Стадо птицъ летаетъ.
             Жизнію невялой
             Блещетъ все такъ чудно,
             А старикъ усталый
             Спитъ ужь непробудно.
   
             1856.
   

Что говорятъ морскія волны.

(Дума).

             Стою я грустный и безмолвный,
             А море плещетъ и шумитъ.
             Что-жъ говорятъ морскія волны
             И голосъ ихъ, печали полный,
             Одно и тоже все твердитъ?
             Ихъ плескъ, всегда однообразный,
             Судьбы-ль таинственный языкъ?
             Стихій-ли ропотъ безобразный,
             Духовъ-ли водныхъ говоръ праздный?--
             То бѣдный смертный не постигъ.
             Но я люблю тотъ говоръ вѣчный...
             Въ немъ скрытъ таинственный законъ,
             И слышенъ въ немъ душѣ безпечной
             Упрекъ за вѣкъ нашъ скоротечный,
             За жизнь, летящую какъ сонъ.
   
             1856.
   

* * *

             Ты меня никогда не полюбишь
             Своей страстной и пылкой душой,
             И меня ты легко позабудешь,
             Но твой образъ навѣки со мной.
   
             Что тебѣ мои жгучія ласки --
             Я лелѣю пустыя мечты;
             Говорю тебѣ чудныя сказки --
             Эти сказки не слушаешь ты.
   
             За тебя я душевно страдаю,
             Плачу горько ночною порой;
             Но напрасно я страсть изливаю,
             И напрасно любуюсь тобой.
   
             Но не даромъ тебя я глубоко
             Всей душою моей полюбилъ.
             Когда будешь ты жить одиноко
             И остынетъ любви твоей пылъ;
   
             Той любви, что тебя истерзала
             Безполезной и злою тоской,
             Знай, что тотъ, кого ты не ласкала.
             Не дарила улыбкой простой,
   
             Тебя помнитъ; и страсти недуга
             Не излечатъ летящіе дни.
             Въ своемъ сердцѣ далекаго друга
             Ты участья слезой помяни.
   
             1856.
   

Осенняя дума.

             Вотъ и промчалося милое лѣто
             И на деревьяхъ желтѣютъ листы.
             Осень печальна,-- но правда-ли это?
             Грустенъ-ли тотъ, чьи златыя мечты
             Жизнь украшаютъ, и сердце спокойно,
             Или волнуется жаждой любви?--
             Дни его мчатся быстро и стройно,
             И жаръ сладострастья пышетъ въ крови.
             Но для того, кто утратилъ съ годами
             Пылъ и восторги души молодой,
             Осень, съ своими дождливыми днями,
             Дышетъ и вѣетъ какой-то тоской.
             Знаю, быть можетъ предчувствіе это
             Жизненной осени, старости лѣтъ --
             Мысль, что промчалося красное лѣто
             И что прошедшаго счастія нѣтъ.
             Душу невольно тревожитъ ненастье,
             Мрачныя думы бѣгутъ на чело.
             Тутъ-то намъ нужно дружбы участье,
             Чтобъ на душѣ снова стало свѣтло.
   
             1856.
   

Памяти Гоголя.

             Лежитъ онъ во мракѣ холодной могилы;
             И спитъ непробуднымъ, таинственнымъ сномъ,
             А геній его, полный жизни и силы,
             Живетъ между нами на память о немъ.
             И живы картины, что кистью широкой
             Художникъ могучій для насъ начерталъ:
             Въ нихъ много насмѣшки и правды глубокой,
             И вѣчной красы въ нихъ блеститъ-идеалъ.
             Онъ шелъ одиноко житейской дорогой;
             Но все, на что падалъ художника взглядъ,
             Его вызывало на думу; тревогой
             Кипѣла душа. Какъ въ огнѣ ароматъ,
             Сгарая, далеко кругомъ разливаетъ
             Свой запахъ прекрасный,-- такъ геній поэтъ,
             Страдая, намъ тайны души открываетъ,
             Прекраснаго дивный рисуетъ портретъ.
             И спятъ непробудно и думы, и грезы,
             Которыя Гоголь въ душѣ схоронилъ;
             Смолкъ видимый смѣхъ сквозь незримыя слезы;--
             Но міръ этотъ смѣхъ до сихъ поръ не забылъ!
             Прочувствовать все было сердце готово,
             На все онъ откликнулся чуткой душой.
             О, скоро-ль услышимъ мы мѣткое слово,
             Которое онъ говорилъ вамъ порой!
             То слово, что сердце невольно пронзало,
             Иль нѣжило душу, какъ страсти мечта;
             Смѣяться и плакать людей заставляло,
             Замокло оно -- но жива красота.
             Спи Гоголь спокойно въ могилѣ холодной!
             Ты славно окончилъ свой жизненный путь;
             И трудъ твой для міра былъ трудъ не безплодный.
             Онъ радость, надежду вливалъ въ нашу грудь.
             И памятникъ вѣчный стоитъ надъ тобою,
             Земная его не сотретъ клевета;
             Боролся ты долго съ людьми и судьбою,
             Но все побѣдила пера красота!
   
             1856.
   

Милый звукъ.

             Теплой іюльскою ночью, какъ дремлютъ
             Горы, лѣса, и ручьи, и долины,
             Грезы чудесныя душу объемлютъ:
             Видишь роскошные сны и картины;
             Въ эти-то чудныя ночи порою,
             Легкій зефиръ, прилетѣлъ изъ далека,
             Шепчетъ мнѣ что-то, и очи слезою
             Блещутъ невольно; и въ душу глубоко
             Льются тѣ слезы; дивные звуки
             Имя знакомое мнѣ произносятъ;
             И замираютъ, какъ стоны разлуки,--
             Мысли-жъ далеко душу уносятъ.
             Я постигаю, что нѣтъ разстоянья
             Здѣсь для любви, какъ нѣтъ мрака для свѣта.--
             Жизнь пролетитъ, и забудутъ преданья,
             Но не замрутъ для насъ звуки привѣта.
   
             1856.
   

Встрѣча весны.

             Привѣтъ тебѣ весна, ты возвратилась вновь.
             Я чувствую твой запахъ ароматный,
             Онъ сладостно людей волнуетъ кровь,
             И вижу я, какъ жизнью благодатной
             Въ природѣ все тобой оживлено.
             И солнцемъ все тепло озарено,
             Лазурь небесъ роскошнѣе сіяетъ.
             И звѣзды ярче блещутъ въ часъ ночной,
             О, счастливъ тотъ, чья жизнь еще играетъ,
             Кто любитъ и поетъ еще съ весной!
             Но не для всѣхъ весна, краса природы,
             Приноситъ счастья свѣтлыя мечты:
             Неумолимые прорѣзываютъ годы
             На человѣческомъ лицѣ свои черты,
             И тѣ же годы сердце охлаждаютъ,
             И духъ гнетутъ заботой мелочной --
             Тѣ счастливы, которые встрѣчаютъ
             Весну спокойно, съ дѣтскою душой.
             Печаль тому, кто съ жизненной весною
             Утратилъ чувствъ живую теплоту;
             Идетъ ужь онъ съ поникшей головою
             И равнодушно видитъ красоту.
   
             1856.
   

Дочери.

             Промчатся бури надъ тобою
             И въ безднѣ свѣтской суеты,
             Въ борьбѣ съ людьми, въ борьбѣ съ судьбою,
             Утратишь много красоты;
             Ты легкомысленно полюбишь,
             Забывши первый милый сонъ;
             Тебѣ наскучитъ -- ты разлюбишь:
             Замолкнетъ страсти чудный звонъ.
             Когда-же время грозной силой
             Кровь въ твоемъ сердцѣ охладитъ,
             Въ часъ тихой грусти образъ милый
             Къ тебѣ съ утѣхой прилетитъ;
             И ты повѣришь, что однажды
             Намъ можно истинно любить,
             И нашей первой, страстной жажды
             Не можетъ время утолить.
   
             1861.
   

* * *

             Я не сказалъ, чтобъ ты забыла
             Свою любовь,-- хотя она
             И непонятна, и странна.
             Пусть такъ; въ душѣ твоей есть сила.
             Она живитъ твою любовь,
             И длить душевное страданье,
             Волнуетъ молодую кровь,
             И распаляетъ ожиданье.
             Нѣтъ, я сказалъ душѣ прекрасной:
             Не забывай свой сонь святой,
             Не мучь себя мечтою страстной,
             Есть для тебя здѣсь долгъ другой.
             Ты жить должна; твое призванье
             Покрыто тайной,-- но оно
             Судьбою каждому дано.
             Не брось же чувствъ на поруганье
             Толпѣ людской! въ душѣ глубоко
             Свои желанья схорони,
             Пусть не мрачить упрекъ жестокій
             Тобою прожитые дни.
             Пускай, какъ кроткая лампада
             Любовь горитъ въ душѣ твоей,
             И будетъ для тебя отрада
             Средь бѣдъ, и горя, и страстей.
   
             1856.
   

На могилѣ матери.

             Крѣпко спитъ родная
             Въ глубинѣ земли,
             Тлѣетъ персть земная
             Въ мракѣ и пыли.
             Гдѣ-жъ твой духъ прекрасный?
             Иль въ странѣ святой
             Онъ любовью страстной
             Не горитъ земной?
             Видитъ-ли онъ сына
             Съ грустною слезой?--
             Вѣчности пучина
             Скрыта предо мной.
             Мать моя родная!
             За тебя молюсь,
             И тебя не зная,
             Все къ тебѣ влекусь
             Ты меня малюткой
             Кинула на свѣтъ;
             Но душою чуткой
             Шлю тебѣ привѣтъ.
             Вижу образъ милый
             Вѣетъ надо мной;
             Надъ твоей могилой
             Чище я душой.
   

* * *

             Разскажи мнѣ другъ мой няня,
             Говоритъ дитя старушкѣ,
             Отъ чего бываетъ утро,
             Потомъ полдень, потомъ вечеръ,
             Потомъ ночь и всѣ ложатся
             Спать, пока на небѣ солнце
             Не взойдетъ надъ Божьимъ міромъ?
             Разскажи мнѣ, другъ мой няня,
             Отъ чего тепло весною,
             Отъ чего такъ жарко лѣтомъ?
             Для чего проходитъ осень,
             И потомъ зима съ морозомъ?--
             Все въ природѣ, мой дружочекъ,
             Отвѣчаетъ кротко няня,
             Все имѣетъ свое время.
             Вотъ и ты теперь малютка,
             А пройдетъ годовъ съ десятокъ
             Будешь юноша прекрасный;
             Дальше будешь зрѣлымъ мужемъ,
             А потомъ согбеннымъ старцемъ.
             Теперь жизни твоей утро;
             Потомъ будетъ жаркій полдень,
             Потомъ вечеръ, ночь настанетъ,
             И пойдетъ душа на небо,
             Въ лоно Божье возвратится.
             Но вотъ утро вновь приходитъ;
             Отъ чего-же дѣтство, няня,
             Не вернется къ намъ во вѣки?
             Каждый годъ весна бываетъ,
             Осень, лѣто, вновь приходятъ,
             Отъ чего-жъ старикъ не можетъ
             Стать вновь юношей прекраснымъ?--
             Отъ того, моя малютка,
             Отвѣчаетъ грустно няня,
             Что мы здѣсь жильцы на время,
             Что отчизна наша небо;
             Тамъ опять къ намъ возвратится
             Дѣтство съ юностью прекрасной;
             Но лишь тотъ помолодѣетъ,
             Кто всегда былъ милосердымъ;
             Кто здѣсь съ бѣдными дѣлился,
             Кто прилежно и усердно
             Богу вѣчному молился.
   
             1856.
   

* * *

             Разъ весною въ вечеръ ясный
             Мы гуляли съ ней вдвоемъ.--
             "Видишь небо, другъ прекрасный,
             Видишь зелень, жизнь во всемъ"
             Говорила мнѣ малютка,
             Отъ чего-жъ намъ не любить?
             Развѣ жизнь пустая шутка?
             А безъ страсти можно-ль жить!
             Это такъ, но есть преграды,
             Отвѣчалъ я ей шутя.
             Слишкомъ свѣтлы твои взгляды,
             Слишкомъ ты еще дитя,
             Мало жизнь тебѣ знакома,
             Незнакома ты съ нуждой;
             Ты росла въ довольствѣ дома,
             Ты душою молодой
             Горя слезъ не испытала:
             Жизнь, какъ свѣтлая волна,
             Предъ тобой катясь блистала,
             Чудной прелести полна.--
             Я же шелъ другой дорогой;
             Я узналъ, что значитъ свѣтъ,
             И съ сердечною тревогой
             Я знакомъ ужъ много лѣтъ.
             И душею безпокойной
             Я привыкъ смотрѣть впередъ:
             Человѣкъ съ душой достойной
             Счастье рѣдко здѣсь найдетъ!
             Не бросай же чувствъ такъ скоро,
             Не спѣши, другъ милый, жить,
             Чтобы совѣсти укоромъ
             Миръ души не возмутить.
   
             1857.
   

Передъ памятникомъ Крылова.

             Вотъ изъ бронзы предо мною
             Такъ же мудрый и безъ словъ,
             Окруженъ звѣрей семьею,
             Добрый дѣдушка Крыловъ.
   
             На лицѣ все та-же дума,
             Но открытое чело
             Ни печально, ни угрюмо,
             А привѣтно и свѣтло.
   
             Смолкнулъ онъ; но вѣчно съ нами
             Въ басняхъ образъ мудреца.
             И помчатся дни за днями
             До всеобщаго конца
   
             А его родное слово
             Поколѣнья затвердятъ;
             Оно будетъ вѣчно ново,
             Будетъ добрый ему радъ
   
             Злымъ оно да будетъ карой.
             "Вотъ онъ мудрый и безъ словъ"
             Проходя, младой и старый
             Скажутъ: "дѣдушка Крыловъ."
   
             1857.
   

* * *

             Все, что было мило,
             Въ сердцѣ погреблось;
             Сномъ волшебнымъ, чуднымъ,
             Счастье пронеслось.
   
             И теперь напрасно
             Я зову мечты:
             Улетѣлъ мой геній
             Въ царство красоты.
   
             Какъ въ степи безплодной
             Странникъ, я брожу,
             И ищу отрады --
             И не нахожу.
   
             Лишь порой обманетъ
             Душу милый сонъ;
             Но проснусь, и снова
             Горемъ окруженъ.
   
             1857.
   

* * *

             Ой вы думы мои думушки,
             Думы мрачныя, печальныя,
             Вы зачѣмъ мнѣ душу гложете
             И покой мой нарушаете!
             Жизнь безъ думъ была мнѣ радостна
             И хорошъ казался Божій міръ;
             Вѣрилъ я въ людей душой моей,
             Сердцемъ я любилъ безъ горести.
             Но съ тѣхъ поръ, какъ обманулся я,
             Беззаботность улетѣла въ даль;
             Прилетѣли думы грозныя,
             Точно стая черныхъ вороновъ.
             Отъ чего-жъ ты сердце бѣдное
             Только горе лишь предчувствуешь?
             Отъ чего-жъ, покой, покинулъ ты
             Меня странника безжалостно?
             Видно думы не приносятъ намъ
             Ни покоя и ни радости;
             Тучей грозной свѣтлый миръ души
             Покрываютъ думы черныя.
   
             1858.
   

Корабль-призракъ.

(Американская легенда.)

             Не плещутъ сердитыя волны,
             Спитъ грозный старикъ океанъ;
             Надъ берегомъ Новаго свѣта
             Волнуется синій туманъ.
             Вотъ солнце изъ водъ поднялося --
             Но блескъ его, будто угасъ,
             Мерцаетъ сквозь дымку тумана,
             Какъ кровью налившійся глазъ.
             И утренній вѣтеръ не дышетъ
             Надъ жаромъ спаленной землей,
             И льется старикъ Миссисипи
             Лѣнивой и желтой волной
             Міазмы вкругъ Нью-Орлеана,
             Мертвящій, ужасный недугъ
             Врывается въ городъ огромный,
             Людей поражаетъ онъ вдругъ.
             Ужь полдень. Въ заливѣ какъ тѣни
             Недвижно стоятъ корабли,
             И ждутъ благодатнаго вѣтра
             Чтобъ мчаться отъ чумной земли.
             Все мертво; надъ моремъ и сушей
             Удушливый воздухъ разлитъ;
             Ни птица надъ лѣсомъ не вьется,
             Ни звѣрь межъ кустовъ не бѣжитъ.
             И въ часъ полуденнаго зноя,
             На дремлющихъ моря водахъ,
             Корабль появляется черный
             Къ какихъ-то прозрачныхъ парахъ.
             Чернѣютъ высокія мачты,
             Но нѣтъ парусовъ на снастяхъ;
             А грозные люки открыты
             И сѣтки висятъ на бортахъ.
             На палубѣ нѣтъ капитана,
             Матросовъ и лоцмана нѣтъ,
             Безъ вѣтра корабль одинокій
             Несется, туманомъ одѣтъ,
             Влечетъ его чудная сила
             По гладкой поверхности водъ;
             Проходитъ онъ мели и скалы
             И каждый является годъ
             Въ часъ бури, когда океана
             Ужасная бездна кипитъ.
             Онъ мчится спокойно и смѣло
             И буря его не крушитъ.
             Когда-же несчастному судну
             Погибнуть судьбой суждено,
             И жертва пучины готова
             Съ людьми опуститься на дно,--
             Мгновенно средь волнъ разъяренныхъ
             Является страшный фрегатъ,
             Какъ смерти таинственный вѣстникъ,
             Печальный и мрачный на взглядъ.
             И тихо проходитъ онъ мимо,
             Волна не колышетъ его;
             И вѣтеръ не гнетъ его мачты,
             Не видно на немъ никого.--
             Такъ призракъ -- корабль одинокій
             Быть можетъ наказанъ судьбой,
             Является тамъ и по нынѣ
             Всегда передъ злою бѣдой.
   
             1858.
   

* * *

             Безлунной ночью среди сада
             Бродилъ я долго. Предо мной
             Висѣли кисти винограда
             И померанецъ золотой
             Лилъ ароматъ свой сладострастный.
             И жадно воздухъ я вдыхалъ,
             И образъ дѣвственно -- прекрасный
             Воображеньемъ соя.давалъ.
             Вдругъ въ тишинѣ іюльской ночи
             Разнесся пѣсни грустный звукъ --
             И влажны стали мои очи,
             И родину я вспомнилъ вдругъ.
             Среди красотъ волшебныхъ юга
             Душа какъ будто бы спала,
             Но звукъ одинъ,-- и память друга
             Во мнѣ мгновенно ожила.
             И думалъ я, въ странѣ далекой,
             Холодной, бурной, можетъ быть,
             Сидитъ онъ грустный, одинокій,
             Въ полночный часъ; и, чтобы жить,
             Не спитъ, трудится непрестанно,
             Не признанный, убитъ нуждой,
             И вдохновенья лучъ желанный
             Мрачится горемъ и бѣдой.
             Мнѣ стало грустно; предо мною
             Природы южной красоты
             Вдругъ помрачились, и съ душою
             Разстались страстныя мечты.
   
             1858.
   

* * *

             Что такъ малютка глядишь на меня,
             Или черты мои такъ измѣнились?
             Счастіемъ жизнь не богата моя;
             Жгучія слезы въ сердцѣ скопились,
             Камнемъ лежать,-- и лишь пѣснью порой
             Я разгоняю гнетущее горе.
             Чудныхъ видѣній проносится рой,
             Радостью блещетъ житейское море;
             Но эти чудныя въ жизни мгновенья
             Такъ быстролетны ужь стали теперь!
             Вотъ отъ чего и тоска, и сомнѣнье
             Давятъ меня. Но душою ты вѣрь
             Въ счастье малютка; а доля моя
             Хоть и печальна, но я ей доволенъ:
             Было же счастье дружокъ у меня
             И улетѣло. Пусть духомъ я боленъ,
             Но вѣрю, что съ жизнью пройдетъ навсегда
             Все, что печалитъ намъ сердце и мучитъ;
             Въ жизни грядущей придетъ череда.
             Любящихъ чисто никто не разлучить.
             Не смотри съ изумленьемъ на горя черты,
             Что такъ лицо измѣнило мое:
             Нѣту здѣсь вѣчной, мой другъ, красоты --
             Да и не вѣчно земное бытье.
   
             1858.
   

* * *

             Маршъ, впередъ дитя со мной!
             Старъ я, сѣдъ, а ты малютка,
             Блещешь юной красотой,
             Для тебя все въ жизни шутка.
             .Маршъ, впередъ дитя со мной!
             Пробѣжимъ тропой земной.
   
             Знаю я, что ты быстрѣе;
             Что какъ птичка легокъ ты --
             Кровь въ тебѣ кипитъ сильнѣе,
             И роскошнѣе мечты.
             Маршъ, впередъ дитя со мной!
             Нужды нѣтъ, что я сѣдой.
   
             Ты съ довѣрчивой душою
             Будешь жертвою страстей,
             И обманешься порою
             Лицемѣріемъ людей.
             Такъ пойдемъ же другъ со мной!
             Хоть я старъ, но опытъ мой.
   
             Въ юномъ сердцѣ жизни сила
             Такъ роскошна и сильна:
             Но вѣдь жизнь, дитя, могила --
             И бездонна и мрачна.
             Маршъ со мной! есть у меня
             Лучъ священнаго огня.
   
             Вьется плющъ вкругъ дуба гибкій,
             Дубъ опора для него;
             Дѣтство бѣгаетъ съ улыбкой,
             Не боится ничего.
             Маршъ, впередъ дитя со мной!
             Пусть я буду дядька твой.
   
             1858.
   

* * *

             Есть могила; надъ могилой
             Деревянный крестъ стоить;
             Онъ хранимъ чудесной силой
             Мохомъ, плесенью покрыть.
             Та могила возлѣ лѣса.
             Наклонилися надъ ней
             Какъ зеленая завѣса,
             Три березы; съ ихъ вѣтвей
             Лѣтомъ, утренней норою,
             Каплетъ свѣтлая роса,
             А надъ тѣнію густою
             Ясно свѣтятъ небеса.
             Тускло вкругъ; никто не ходить
             На могилѣ плакать той,
             И лишь вѣтеръ пѣснь заводитъ.
             Лучъ же солнца золотой,
             Проскользнувъ сквозь сводъ зеленый,
             Старый крестъ освѣтитъ вдругъ.
             Ключъ журчитъ вблизи студеный,
             Точно плачетъ грустный другъ;:
             И забытыя преданьемъ
             Чьи-то кости спятъ въ землѣ.
             Кто тамъ легъ, повить страданьемъ
             Можетъ быть въ полночной мглѣ.
             И люблю я надъ могилой
             Посидѣть въ вечерній часъ;
             Слушать лѣса шумъ унылый,
             Ждать чтобъ солнца лучъ угасъ.
   
             1858.
   

* * *

             Вотъ осень съ блеклыми листами
             Пришла своею чередой,
             И снова грустными мечтами
             Наполненъ духъ тревожный мой.
             Природа вянетъ, замираетъ,
             Ненастья грустный колоритъ
             Невольно все вкругъ омрачаетъ,
             Всему даетъ печальный видъ,
             И тутъ какъ-разъ воспоминанье
             О лучшихъ и счастливыхъ дняхь
             Является, какъ наказанье
             За милый сонъ. Тони-жъ въ слезахъ
             Моя надежда -- гость желанный;
             Когда-то вновь вернешься ты?
             Или съ весной благоуханной
             Промчатся счастья красоты?--
             Но до весны еще далеко,
             А холодъ зимній, можетъ быть,
             Не пощадитъ рукой жестокой
             Все, что надеждой хочетъ жить.
             Пусть такъ. Осеннее ненастье
             Шути, бѣснуйся надъ землей;
             Все то, что прежде дало счастье,
             Не уничтожитъ холодъ твой.
   
             1859.
   

* * *

             Тучка по небу летитъ голубому,
             Солнечный лучъ ее всю освѣтилъ;
             Рада, она, что ее такъ ласкаетъ
             Царь лучезарный небесныхъ свѣтилъ.
             Но вотъ чернѣя, огромная туча
             Вдругъ налетѣла и солнечный свѣтъ
             Вмигъ помрачила,-- и тучка-малютка
             Въ темный, печальный одѣлася цвѣтъ.
   
             1859.
   

Старая сосна.

             На дворѣ у насъ широкомъ
             Стоитъ старая сосна;
             Говорятъ въ былые годы
             Много видѣла она.
   
             Говорятъ, что прадѣдъ грозный
             Подъ сосной свой судъ творилъ;
             Говорятъ, что очень много
             Вкругъ насыпанныхъ могилъ.
   
             Но почти ужъ стерло время
             Всѣ остатки старины,--
             И лишь вѣтеръ потрясаетъ
             Вѣтви старыя сосны.
   
             Но все мнится мнѣ невольно,
             Что подъ старою сосной
             Въ часъ полуночный летаетъ
             Привидѣній чудныхъ рой.
   
             1859.
   

* * *

             Зачѣмъ, когда я вспоминаю
             Про дѣтства,.мирные года --
             Я образъ няни воскресаю
             Въ сердечной памяти тогда?
   
             Вотъ мой покой уединенный:
             Кроватка, маленькій комодъ --
             Подарокъ матери священный;
             А вотъ и съ образомъ кіотъ,
   
             На стулѣ няня, наблюдая
             За мной, качаетъ головой.
             Старушка добрая, простая,
             Тебя я вижу предо мной.
   
             Я вижу чепчикъ твой старинный,
             На шеѣ шерстяной платокъ,
             И твой капотъ широкій, длинный,
             Который такъ къ тебѣ идетъ.
   
             Тебя ужь нѣтъ давно со мною,
             Хранитель дѣтства моего!
             Обмануть долею земною
             И я жду срока своего.
   
             Но каждый разъ, моляся Богу,
             Молюсь за друга дѣтскихъ лѣтъ,
             И на житейскую дорогу
             Опять надежды блещетъ свѣтъ.
   
             1859.
   

* * *

             Милый другъ, ты подарила
             Мнѣ на память свой портрета --
             Я гляжу и вспоминаю
             Пылкой молодости бредъ.
             И въ часы уединенья.
             Когда грусть меня согнетъ,
             Тѣнь твою я вызываю:
             Сердце прошлое зоветъ.
             Но я вижу съ содроганьемъ,
             Что любимыя черты
             Неподвижны и безмолвны,
             Нѣтъ въ нихъ жизни и мечты.
             Но тогда, душевной силой,
             Вновь творю я твой портретъ;
             Блещетъ въ немъ очарованье;
             Жизнь и страсти прошлыхъ лѣтъ.
   
             1856.
   

С. Т. Аксакову.

             Семейной хроники черты
             Еще такъ живы предо мною:
             Въ нихъ много милой простоты.
             Но надъ почтенной стариною
             Я думалъ съ грустію не разъ:
             Все это было, все свершилось
             И все въ забвенье погрузилось;
             Но воскресилъ вдругъ вашъ разсказъ
             Былую жизнь съ ея страстями,
             И вотъ проходитъ чередой
             Герои прошлаго предъ нами
             Съ ихъ жизнью грубой и простой.
             И слава Богу, что промчалось
             Былое горе навсегда:
             То зло упрекомъ намъ осталось
             И не вернется никогда.
             Спасибо вамъ! вы развернули
             Предъ нами свитокъ темныхъ дѣлъ,
             Вы силой генія вздохнули
             Въ отжившихъ жизнь. Вашъ подвигъ смѣлъ
             И полонъ красоты высокой?
             Онъ правды свѣтомъ озаренъ:
             Въ немъ вмѣстѣ съ мыслію глубокой
             Любви роскошной видѣнъ сонъ.
             И не коснется злое время
             Поэта мощнаго труда,
             И легче будетъ жизни бремя
             Для насъ въ грядущіе года.
   
             1857.
   

* * *

             На вечернемъ небѣ
             Свѣтъ зари сіяетъ,
             Надъ природой тихой
             Ночи тѣнь летаетъ.
             Скоро все задремлетъ --
             Только духъ тревожный
             Не найдетъ покоя
             Съ думой страсти ложной.
             Только онъ съ сомнѣньемъ
             Тѣни ночи встрѣтитъ,
             И печальнымъ вздохомъ
             На привѣтъ отвѣтитъ.
   

Пѣсни дѣда внукамъ.

I.

             Мой корабль, носимый бурей
             По морскимъ волнамъ,
             Наконецъ вступаетъ въ пристань
             Гдѣ конецъ бѣдамъ.
   
             Вотъ и берегъ тотъ желанный --
             Страждущихъ пріютъ;
             Тѣ, чье сердце настрадалось
             Тамъ любовь найдутъ.
   
             Тотъ, кто въ странствіи далекомъ
             Близкихъ потерялъ,
             Встрѣтитъ ихъ, когда душою
             Встрѣчи съ ними ждалъ.
   
             Кто въ пути терпѣлъ обиды,
             Крестъ смиренно несъ;
             Кто въ часы нужды и горя
             Пролилъ много слезъ;
   
             Тотъ узнаетъ, что не даромъ
             Скорбь была дана;
             И найдетъ разгадку тайны
             Послѣ жизни сна.
   
             19 мая 1886...
   

II.
Валѣ.

             Если злою судьбою гонимый
             На мою ты могилу придешь,
             Вспомнишь дѣтство и кровъ свой родимый,
             Но покоя душѣ не найдешь,
   
             Потому что во тьмѣ подъ землею
             Сердце много страдавшее спитъ,--
             Въ немъ печать уже съѣдена тлею,
             Но душа еще мукой горитъ.
   
             Вспомни милый, что дѣдъ твоей отрады
             Не нашелъ въ этой жизни ни въ чемъ;
             И желалъ лишь одной онъ награды:
             Милымъ счастья на пирѣ земномъ.
   
             Но напрасно онъ ждалъ -- не дождался,
             До конца его била гроза;
             Ему жребій тяжелый достался
             Съ горькой думой закрылъ онъ глаза.
   
             Помолись надъ моей ты могилой!
             Не клади ни цвѣтовъ, ни вѣнковъ.
             Покрѣпися душевною силой
             И на битву со зломъ будь готовъ.
   
             20 мая 1886.
   

III.
Полю.

             Помни, другъ, ты въ жизни встрѣтишь
             Двѣ великія борьбы:
             Вѣра свѣтлая съ сомнѣньемъ
             Во враждѣ законъ судьбы.
   
             Для однихъ весь міръ пустыня;
             Жизнь -- мгновенный признакъ сна;
             Только скорбью и страданьемъ
             Бездна вѣчности полна.
   
             Для другихъ миръ проявленье
             Духа вѣчной красоты;
             Наша жизнь даръ не случайный,
             А надежды -- не мечты
   
             Все дано съ благою цѣлью,
             Скрытой въ тайнѣ мировой;
             Наши горести, печали,
             Только подвигъ боевой.
   
             Такъ иди-жъ, какъ храбрый воинъ
             Жизни бѣдственнымъ путемъ!
             И Царь міра справедливый
             Наградить тебя вѣнцомъ
   
             23 мая 1886.
   

IV.
Юлѣ.

             Динь, динь, динъ! внимай малютка!
             Сказку я тебѣ скажу.
             Жизнь прожить, дружокъ, не шутка:
             Видишь, я теперь лежу
             Безъ движенья, векь разбитый;
             Голова еще свѣтла
             Но мой взоръ полуоткрытый
             Застилаетъ ночи мгла.
             Было время, дѣдъ твой старый
             Также молодъ былъ какъ ты
             Отражалъ судьбы удары,
             Былъ поклонникъ красоты.--
             Веселъ въ дружеской бесѣдѣ;
             Щедръ съ нуждою роковой;
             Но въ торжественномъ обѣдѣ
             Я склонялся головой,
             Не любиль я тѣ мельканья
             Знакъ душевной пустоты,
             Что всѣ свѣтскія собранья
             Проявляютъ. Тѣ цвѣты,
             Что такъ пышно украшаютъ
             Молодыхъ дѣвицъ и дамъ,
             Лишь обманъ одинъ глазамъ --
             Очень скоро увядаютъ.
             Помню я старинный домъ,
             Близь рѣки, и садъ огромный;
             Много гамъ аллеи густыхъ;
             Павильончикъ есть укромный.
             Близь балкона былъ цвѣтникъ
             Въ кругъ него, шумя порой,
             Дѣти бѣгали, рѣзвились
             Въ вечерь лѣтній предъ зарей.
             Разъ дѣвчурка, лѣтъ твоихъ,
             Въ клумбѣ подъ большой березой
             Посадила свой цвѣтокъ
             Рядомъ съ пышной туберозой.
             А потомъ въ свободный часъ
             Ему пѣсенку пропѣла:
             Разцвѣти, цвѣточикъ мой
             Такъ какъ сердцемъ я хотѣла.
             Лѣто кончилось, зима
             Прикатила съ стужей злой;
             За зимой пришла весна,
             А за тѣмъ и лѣтній зной.
             Такъ за годомъ мчался годъ;
             Каждымъ лѣтомъ разцвѣтая
             Цвѣтъ далекихъ южныхъ водъ.
             Духъ любви надъ нимъ летаетъ..
             Пустъ и мраченъ старый домъ;
             Та, что пѣсни громко пѣла,
             Что порхаіа мотылькомъ,
             Страстью пылкою сгорѣла.
             Разъ въ чудесный лѣтній день.
             Старый домъ вдругъ оживился.
             У окна мелькнула тѣнь:
             На балконѣ появился
             Чей-то призракъ; онъ пошелъ
             По аллеѣ къ той куртинѣ,
             Гдѣ цвѣтокъ когда-то цвѣлъ, --
             Не цвѣсти ему отнынѣ.--
             Призракъ женщины прекрасный.
             Подъ березой старой сѣлъ;
             Взоръ ея, когда-то ясный,
             Ужъ потухъ: ее удѣлъ
             Былъ тяжелъ, и жизни розы
             Буря свѣта разнесла;
             Тихо льются ея слезы;
             Гдѣ-же скрыться ей отъ зла?!
             Вотъ цвѣтокъ увядшій нѣжно
             Сорвала она и въ путь
             Безконечный, неизбѣжный,
             Собралась, чтобъ отдохнуть.
   

V.
Колыбельная пѣсня.

             Спи, Малютка, дорогая
             Непробуднымъ сномъ!
             Ты не будешь уже думать
             Не о чемъ земномъ.
   
             Надъ твоею колыбелью
             Пѣсню я пою
             Вся душа моя съ тобою.
             Баюшки баю.
   
             Не успѣлъ разцвѣсть цвѣточикъ
             Вихрь его сорвалъ;
             И бутонъ благоуханный
             Навсегда завялъ.
   
             Но у дѣда есть на сердцѣ
             Образъ вѣчный твой;
             И, молясь любви предвѣчной,
             Никну головой.
   
             Въ царствѣ вѣчнаго покоя
             Ты придешь ко мнѣ;
             И никто не разлучить насъ
             Въ чудной сторонѣ.
   
             А теноръ мой ангелъ милый
             Горькихъ слезъ не лью;
             Надъ тобой пою съ надеждой
             Баюшки баю.
   
             Іюнь.
   

VI.
Послѣдній маршъ ветерана-дѣда.

             Смирно! шумная команда --
             Командиръ меня зоветъ
             Старый дѣдъ вашъ, сидя въ креслѣ,
             Васъ парадомъ поведетъ.
   
             Вотъ тотъ юноша прекрасный,
             Что любуется на васъ --
             Это дѣтство золотое
             Быстролетное, какъ часъ.
   
             Рѣзвымъ шагомъ! восторгайтесь!--
             Дѣва юная въ цвѣтахъ --
             То любовь, чудесной властью
             Оживляющая прахъ.
   
             Въ ней загадка жизни нашей,
             Въ ней на тайны всѣ отвѣтъ.
             Преклонитесь передъ нею,
             И пошлите ей привѣтъ.
   
             Кто-то тамъ стоить суровый
             Съ мрачной думой и тоской --
             Это духъ сомнѣнья старый;
             Что тревожитъ нашъ покой,
   
             Но смѣлѣе! тамъ блистая
             Лучезарною звѣздой,
             Васъ зоветъ къ себѣ надежда,
             Прогоняя мракъ съ бѣдой.
   
             Вотъ парадъ нашъ близокъ къ цѣли.
             Пойте дѣти, гимнъ святой!
             Мчится жизнь, какъ сновидѣнье
             Съ горемъ, счастьемъ и мечтой.
   
             Тише голову склоните!
             Въ славѣ вѣчной Онъ стоить;
             Пусть Его благоволенье
             Васъ отъ гибели хранить.
   
             Командиръ! слуга твой вѣрный
             Путь окончивъ свой земной,
             Въ прахѣ здѣсь передъ Тобою
             Буди милостивъ со мной.
   
             Іюль, 1886.
   

VII.

             Да, въ этомъ мірѣ нѣтъ покоя:
             Голодный съ сытымъ споръ ведетъ.
             Но въ нашихъ благахъ матеріальныхъ.
             Душа довольства не найдетъ.
             Не забывайте -- миръ душевный
             Поддержитъ васъ средь бурь и бѣдъ,.
             А онъ дается тѣмъ, кто долгъ свой
             Исполняя, какъ святой обѣтъ.
             Несите крестъ свой сознавая,
             Что испытанья намъ даны
             Приготовленьемъ къ лучшей жизни.
             Что наши дни пройдутъ, какъ сны.
             О, дорогіе! въ жизни этой
             Бѣгите праздности людской;
             Не предавайтеся покою
             И не спознаетесь съ тоской.
   
             Іюль 1886.
   

VIII.

             Наша жизнь есть трудъ терпѣнья;
             Только-бъ сердца никогда
             Не касалося сомнѣнье,
             Остальное не бѣда.
             Умъ работаетъ для знанья,
             Знанье наше только тѣнь
             Вѣчной тайны мирозданья,
             Есть таинственная сѣнь,
             Изъ которой къ намъ приходитъ
             Откровенья лучъ святой,
             Здѣсь нашъ духъ во мракѣ бродитъ,.
             Поглощенный суетой,
             Только вѣра укрѣпляетъ
             Слабый шагь въ пути земномъ;
             Только сердце наше знаеіъ
             Что насъ ждетъ въ пути иномъ.
   
             Іюль 1886.
   

IX.

             Теплый вѣтеръ тучи гонитъ
             По лазурной вышинѣ,
             И какъ будто чей-то голосъ
             Говорить тихонько мнѣ:
             "Этотъ вѣтеръ, эти тучи,
             "Солнца свѣтъ и блескъ цвѣтовъ
             ."Промелькнуть, какъ сновидѣнье
             "Въ безконечности вѣковъ.
             "Ты-же слабое созданье,
             "Жертва всѣхъ стихій земныхъ
             "Отражденъ моею властью
             "Отъ ударовъ міровыхъ.
             "Искра есть въ тебѣ святая,
             "Такъ рѣшилъ я навсегда
             "Чтобъ горѣла эта искра,
             "Какъ любви моей звѣзда
   
             Іюль 1886.
   

X.

             Пышный цвѣтникъ предо мной;
             Точно въ прошедшіе годы --
             Ранней моею весной,--
             Вашей любуюсь красой
             Милыя дѣти природы.
   
             Старъ я и боленъ, и сѣдъ,
             Но ароматъ вашъ вдыхая
             Шлю вамъ, какъ прежде, привѣтъ.,
             И молодѣю отъ лѣтъ,
             Юность свою вспоминая.
   
             Вотъ и живые цвѣты --
             Внуки, ко мнѣ прибѣжали;
             Значить не даромъ мечты
             Съ блескомъ земной красоты
             Горькую жизнь украшали..
   
             Іюль 1886.
   

XI.

             Кто страдаетъ душевною мукою,
             Спаленный житейской грозой,
             Пораженъ невозвратной разлукой,
             Ты почти тою кроткой слезой
             Не утѣшишь пустыми словами
             Не внесешь ему въ душу покой
             Если сердце твое со слезами
             Не охвачено той-же бѣдой
             Если видитъ страданіе брата
             Угнетеннаго злой нищетой.
             Все, что далъ, отдавай безъ возврата
             И свой даръ прикрывай темнотой.
             Пусть никто не узнаетъ, не видитъ,
             Какъ ты ближнему -- брату помогъ;
             Тогда помощь его не обидитъ,
             И избавить отъ горькихъ тревогъ.
             Ты и свой долгъ исполняй неуклонно
             И награды за это не жди.
             Дѣло доброе -- дымъ благовонный
             Отъ него у насъ легче въ груди.
   
             Іюль 1886.
   

XII.

             Пусть тебѣ философъ скажетъ:
             Міръ есть наше представленье.
             Твое сердце тутъ отвѣтитъ:
             Нѣтъ, есть въ мірѣ Провидѣнье
             Есть Единый все создавшій,
             Онъ намъ далъ безцѣнный даръ --
             Жизнь я этотъ міръ блестящій,
             Жизнь не призракъ преходящій
             И душа не паръ простой.
             Въ счастья мы позабываемъ
             То, что ждетъ насъ впереди;
             И вдыхаемъ наслажденье
             Какъ любовь горитъ въ груди.
             Ни промчится черной тучи
             Горе съ болью и слезой;
             И душа твоя смирится
             Предъ небесною грозой.
             Вотъ тогда -- то ты увидишь
             Тотъ чудесный, кроткій свѣтъ,
             Что вокругъ тебя незримо
             Разливался много лѣтъ,
             Ты услышишь этотъ голосъ,
             Что зоветъ къ себѣ всегда
             Всѣхъ страдальцевъ въ этомъ мірѣ
             И тебѣ блеснетъ звѣзда
             Той надежды, что Предзѣчный
             Предъ лицомъ своимъ зажегъ,
             И тогда-то ты не скажешь
             Что умомъ не мыслимъ Богъ.
   
             Іюль 1886.
   

XIII.

             Если вспыхнетъ въ сердцѣ чувство
             Умъ пускай отходить прочь,
             Это свѣтъ другаго міра.
             Освѣтилъ земную ночь.
   
             Пусть душа кипитъ восторгомъ,
             Ты въ толпѣ чудесныхъ грезъ
             Соберешь, дружокъ, не мало
             Ароматныхъ милыхъ розъ.*
   
             Но лишь честною любовью
             Подготовитъ навсегда
             Духъ на подвигъ свой тяжелый,
             Чтобъ пройти не безъ слѣда.
   
             Іюль 1686.
   

XIII.
Полю.

             Надъ тобою жизни буря
             Милый ужь шумитъ
             Такъ играй-же беззаботно
             Пока сердце спитъ.
   
             Ты дитя наше родное
             Какъ былинка въ полѣ
             Безпомощно, но счастливо
             Въ своей дѣтской долѣ.
   
             Нашей ты хранимъ любовью
             Силы собирай;
             Укрѣпляйся духомъ тѣломъ
             Рѣзвись и играй.
   
             А настанетъ часъ разлуки
             Ну, тогда, прости!
             Самъ учись свой крестъ тяжелый
             На землѣ нести.
   
             Іюль, 1886.
   

XIV.

             Лѣтній сѣренькій денекъ,
             Солнца нѣтъ, но тихо,
             Подъ березою грибокъ
             Выростаетъ лихо.
             Такъ и вы, друзья мои,
             Выросли грибками.
             Птички, свѣтъ, ручья струи
             Все играло съ вами.
             Старый дѣдъ, смотря на васъ
             Думаетъ гадаетъ:
             Можетъ быть настанетъ часъ
             Жизнь и васъ сломаетъ
             Можетъ Богъ васъ сохранитъ
             Средь житейской битвы
             Демонъ злой не сокрушитъ
             За мои молитвы.
             Эту тайну никогда
             Смертный не узнаетъ,
             Но молитеся всегда,
             Добрыхъ Богъ спасаетъ.
   
             Іюль, 1886.
   

XV.

             Няня тамъ вверху на небѣ
             Огоньки горятъ?
             Кто зажегъ ихъ, разскажи мнѣ?
             Я всегда имъ радъ.
             Милый мой, то звѣзды ночи
             Ихъ Господь зажегъ,
             Онѣ намъ напоминаютъ
             Про его чертогъ.
             "Гдѣ-же путь къ тому чертогу?
             "Весело-ли тамъ?
             "Что живетъ въ томъ свѣтломъ царствѣ
             "И сіяетъ намъ?
             Ахъ, дружокъ, пройдти не можетъ
             Смертный никогда
             Въ царство то, но жизнь проходитъ
             И придетъ чреда
             Въ этотъ край непостижимый
             Духъ нашъ полетитъ
             И тогда тотъ свѣтъ узнаемъ,
             Что всегда горитъ.
   
             Іюль, 1886.
   

Юлѣ.

             Ты какъ утро золотое
             Жизни радостной весны
             Мнѣ напомнила малютка
             Золотые мои сны.
             Точно бабочка порхаешь
             Свѣтомъ солнца облита;
             Жаль, что нѣтъ лазурныхъ-крыльевъ
             Ты-бъ умчалась, какъ мечта,
             Посмотри, взлетѣла птичка
             И исчезла въ свѣтѣ дня;
             Такъ и ты, дружокъ, умчишься,
             Но какъ искорка огня
             На душѣ моей оставишь
             Свой лучистый милый слѣдъ,
             И тебя не позабудетъ
             Въ жизни вѣчной старый дѣдъ.
   
             Іюль, 1886.
   

XVII.
Осенняя дума.

             Вѣтра бурные порывы
             Пожелтѣвшій листъ несутъ;
             Лѣто красное въ исходѣ;
             Ночи темныя идутъ.
   
             Скоро птицы понесутся
             Въ край весны, гдѣ солнца свѣтъ
             Оставляетъ на природѣ
             Благотворный жизни слѣдъ.
   
             Мы на сѣверѣ угрюмомъ
             Свыклись съ воемъ зимнихъ бурь,
             И не долго насъ ласкаетъ
             Неба яснаго лазурь.
   
             Но за то въ борьбѣ суровой
             Мы на вѣкъ закалены;
             Не страшитъ насъ трудъ тяжелый,
             Не роскошны наши сны.
   
             Сентября, 1886.
   

XVIII.

             Сердце глупое не знало
             Ни разсчетовъ, ни преградъ.
             И любило въ этой жизни
             Позабывъ житейскій адъ.
             Все дарило, все прощало
             И на судъ Творцу пойдетъ
             Съ теплой вѣрой и смиреньемъ
             И слезами изойдетъ,
             И тѣ слезы передъ Богомъ
             Тихимъ чистымъ ручейкомъ,
             Въ море вѣчности вольются,
             Чтобъ уснуть покойнымъ сномъ
             Въ океанѣ безконечномъ,.
             Гдѣ предвѣчная любовь
             Сохраняетъ свои тайны
             Ихъ душа обрящетъ вновь.
   
             Октябрь, 1886.
   

XIX.
Послѣднее свиданіе.

             Вотъ собрались въ гнѣздо родное
             Его родимые птенцы.
             Гнѣздо покинувъ разлетались
             Они на жизнь во всѣ концы,
             Одинъ, гонялся за счастьемъ,
             Перелетѣлъ чрезъ океанъ,
             Въ степяхъ и дебряхъ путь свершая
             Окрѣпъ охотникъ-великанъ.
             Другому счастье улыбнулось --
             Торговлей онъ разбогатѣлъ,
             И все къ нему сейчасъ являлось
             Чего онъ только захотѣлъ.
             Межъ нихъ и воинъ былъ суровый,
             Съ врагомъ отчизны бился онъ
             Покрытый ранами и славой,
             Жизнь испыталъ со всѣхъ сторонъ;
             А вотъ въ средѣ ихъ неудачникъ,
             Поэтъ въ душѣ всегда съ тоской,
             Смотря на жизнь и скорбь и горе
             И тщетно все искалъ покой.
             Родимый кровъ ихъ принялъ тихо:
             Съ привѣтомъ, лаской и слезой.
             И вспомнили они невольно,
             Вело жизнь свою съ грозой
             И дѣтство ясное воскресло
             Породъ семейнымъ очагомъ;
             И ласки матери и игры,
             Все, что промчалось чуднымъ сномъ.
             Но та, что жизнь имъ даровала,
             Въ гробу лежала, кончивъ путь.
             Не билось сердце, что любовью
             Такъ согрѣвало ея грудь.
             Скитальцы жизни на колѣни
             Предъ гробомъ встали въ страшный часъ,
             Съ тоской молясь не замѣчали,
             Какъ слезы падали изъ глазъ.
   
             Октябрь, 1886.
   

XX.

             Спѣта пѣсенка моя!
             Въ этой пѣснѣ все скопилось.
             Что погибло, что разбилось
             Въ вѣчной бурѣ бытія.
   
             Утро жизни, сонъ чудесный;
             Смѣхъ и слезы зрѣлыхъ лѣтъ
             И любви святой обѣтъ
             И стремленье въ край безвѣстный.
   
             Слѣдъ угаснувшей мечты
             Горе страшнаго сознанья
             Что земныя все желанья --
             Призракъ въ безднѣ пустоты.
   
             Холодъ старости суровой
             Чадъ погаснувшихъ страстей
             Отвращенье отъ затѣй
             Умъ холодный но здоровый.
   
             Дни страданій и смиренья
             Жажда кончить жизни путь,
             И душою отдохнуть
             Въ мірѣ томъ, гдѣ нѣтъ сомнѣнья.
   
             Октябрь, 1886.
   

XXI.
Молитва земли.

(Арабская легенда).

             Въ утренній часъ предъ разсвѣтомъ.
             Вѣчный свершая свой путь,
             Старой земли всколыхается
             Вся наболѣвшая грудь,
             Спятъ всѣ живыя созданья;
             Звѣзды ужь гаснуть во мглѣ --
             Утренній часъ наступаетъ
             Время молиться землѣ.
   

Гимнъ земли.

             Слава тебѣ вѣчно Сущему!
             Творческой силой своей
             Создалъ Ты землю съ мірами.
             Солнечнымъ свѣтомъ лучей
             Жизнь на землѣ вызываешь,
             Разумъ и блескъ красоты;
             Въ каждомъ, твореніи видны
             Мудрости вѣчной черты.
   
             Тихо вздыхаетъ земля, ароматовъ
             Къ верху летитъ ѳиміамъ;
             Море туманъ посылаетъ,
             Въ даръ отъ себя небесамъ.
             Камни,.деревья и травы
             Чистой облиты росой;
             Все прибралось на молитву
             Точно умывшись слезой.
   

Гимнъ.

             Тайна любви безконечной
             Вздохъ мой печальный прими,
             Мудрости высшей созданье
             Чистой пришла я на свѣтъ.
             Демонъ принесъ искушенье
             Смерть и источникъ всѣхъ бѣдъ.
             Но вотъ вѣка за вѣками,
             Быстро промчались, и вновь
             Въ безднѣ грѣховъ утопаютъ:
             Вѣра, надежда, любовь.
             Боже пріемли моленье,
             Слезы мои помяни!
             Даруй покой мнѣ Всесильный
             И прекрати мои дни.

-----

             Смолкло моленье:
             Пылаетъ алой зарею востокъ;
             Путь свой земля совершаетъ,
             Вслѣдъ за ней звѣздный потокъ.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXII.
Боевому товарищу.

             Помнишь другъ, какъ мы въ походѣ,
             На бивакѣ предъ огнемъ,
             Беззаботно въ даль глядѣли,
             Подкрѣпивъ себя внномъ.
             Эти вѣчныя невзгоды
             Нашей жизни боевой,
             Мы легко переносили
             Но склоняясь головой.
             Ни отъ думъ, ни отъ страданій
             Съ крѣпкой вѣрою въ судьбу,
             Исполняли долгъ священный --
             Со врагомъ ведя борьбу.
             Многихъ нѣтъ, что были съ нами --
             Пали въ полѣ боевомъ,
             А другіе путь кончаютъ
             Въ горѣ съ сумрачнымъ челомъ,
             Вотъ и мы съ тобой вплываемъ
             Въ пристань тихую, безъ бурь,
             Но для насъ уже не свѣтитъ
             Неба лѣтняго лазурь.
             Мракъ кругомъ и только сердце
             Вѣрность дружбѣ все хранить;
             Такъ пожмемъ другъ другу руки --
             Ангелъ мира къ намъ слетитъ,
             Вспомнимъ снова про былое;
             Предъ каминомъ мы вздремнемъ,
             И во снѣ съ тобой увидимъ
             Дорогой нашъ старый домъ.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXIII.

* * *

             Въ ноябрьскій день намъ солнце свѣтитъ,
             Но свѣтъ обманчивый его;
             Оно намъ сердце не согрѣетъ,
             Не дастъ природѣ ничего.
             Увы и въ жизни нашей много
             Фальшивый насъ прельщаетъ свѣтъ,
             И заблуждающей звѣздою
             Бѣжимъ мы часто много лѣтъ.
             И только въ старости суровой
             Стряхнемъ съ одежды этотъ прахъ.
             Какою горькою насмѣшкой
             Мы вспоминаемъ бывшій страхъ,
             Когда мы призраки ловили,
             Боясь на вѣкъ ихъ потерять,
             А между тѣмъ ужь приближалось
             Къ намъ время мыслить и страдать
             Ну вотѣстоимъ мы у предѣла,
             И ищемъ дружеской руки,
             Чтобъ поддержать больное тѣло,
             Найдти лекарство отъ тоски.
   
             Декабрь, 1886..
   

XXIV.

             Точно молнія блеснула
             Жизнь короткая твоя,
             И безслѣдно потонула
             Въ страшной безднѣ бытія.
   
             Для чего ты прилетала
             Въ этотъ міръ страстей и слезъ?!
             Можетъ быть душа желала
             Поискать любви и грезъ.
   
             Но найдя одни страданья
             Ты увяла, какъ цвѣтокъ
             И унесъ твои желанья
             Смерти бѣшеный потокъ.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXV.

* * *

             Когда меня ужь не разбудятъ
             Ни стонъ страданья, ни гроза,
             Пускай мнѣ памятникомъ будетъ
             Твоя молитва и слеза.
             Пусть спитъ мой прахъ, въмогилѣ старой,
             Одной для всѣхъ -- землѣ родной;
             Вѣдь смерть является не карой,
             А лишь послѣднею волной.
             И съ тѣхъ, что жизненное море,
             Намъ посылало каждый часъ;
             И всѣ мы съ ними въ вѣчномъ спорѣ,
             Пока горитъ надежда въ насъ.
             Когда же отойдемъ къ покою,
             То эти волны все снесутъ,
             Закрой-же дружеской рукою
             Мои глаза -- я кончилъ путь.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXVI.

             Сядьте друзья дорогіе вокругъ!
             Въ путь невозвратный собрался вашъ другъ.
             Долго вы вмѣстѣ дѣлили со мною
             Горе и радости жизни земной.
             Ссорились мы и мирились опять;
             Много бы могъ на прощанье сказать,
             Но мою душу сдавила тоска,--
             Жизни дорога, друзья не легка.
             Если жъ сойдемся мы въ той сторонѣ,
             Вы свои души откроете мнѣ;
             Новой дорогой мы снова поидемъ
             Вѣчнаго свѣта вѣдомы лучемъ,
             Дайте мнѣ ваши запомнить черты --
             Все же другое лишь прахъ суеты!
             Вѣра съ надеждой за мной полетятъ,
             Свѣтъ угасаетъ, туманится взглядъ.
             Дружески руку пожмите мою;
             Пѣснь лебединую вамъ пропою;
             Васъ помолиться прошу за меня;
             Ждите съ терпѣніемъ послѣдняго дня.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXVII.

* * *

             Запоздалъ я странникъ одинокій --
             Отдохнуть пора бы мнѣ теперь
             Тамъ стоитъ знакомый домъ высокій;
             Постучусь къ былому другу въ дверь,
             Мы давно когда то съ нимъ мечтали
             На зарѣ земнаго бытія;
             Даже вмѣстѣ путь нашъ начинали,
             Но дорога трудная моя
             Повернула въ сторону и бурный
             Вихрь меня безжалостно унесъ.
             Я взглянулъ на небо: сводъ лазурный,
             И проклятый вырвался вопросъ:
             Отъ чего не равны наши доли?!
             Но тихонько вѣтеръ мнѣ шепнулъ;
             Покорись велѣньямъ высшей воли!
             И вдали надежды свѣтъ блеснулъ,
             Долго я бродилъ въ степи безплодной,
             Время мчалось день за днемъ,
             На душѣ какой-то гнетъ холодный;
             Понялъ я, что это предъ концемъ.
             Тихо въ дверь дрожащею рукою
             Я ударилъ:-- Другъ мой, другъ пусти меня.
             Сердце сжалось смертною тоскою --
             Дай пріютъ, пришелъ ужь вечеръ дня?
             Проходи! гремитъ отвѣтъ суровый --
             Мой чертогъ бродягамъ не пріютъ.
             Вотъ залаялъ громко песъ дворовый
             Понялъ я, что тутъ меня не ждутъ.
             Тамъ подъ старымъ дубомъ, ночью темной
             До утра покойнымъ сномъ, усну,
             Вотъ послѣдній мой пріютъ укромный;
             Засыпая друга вспомяну.
   
             Декабрь 1886.
   

XXVIII.

* * *

             Жизнь промчалась, какъ мигъ скоротечный;
             Но упрямая память хранить
             Вечеръ лѣтній и голосъ сердечный
             И стариннаго домика видъ.
   
             Подъ густыми кустами сирени
             Много сказано было вдвоемъ,
             Вкругь ночныя ложилися тѣни
             Ручеекъ отливалъ серебромъ.
   
             Молодыя сердца наши бились
             Полны жаждой любви и добра,
             Мы за всѣхъ несчастливыхъ молились
             И гуляли въ саду до утра.
   
             Крѣпко вѣрили мы, что судьбою
             Намъ прожить вмѣстѣ вѣкъ суждено.
             Не знакомые съ горемъ, съ борьбою
             Мы глядѣли на міръ чрезъ окно,
   
             Но вотъ пѣсенка наша ужь спѣта
             А упрямая память хранить:
             Вечера невозвратнаго лѣта
             Голосъ твой и румянецъ ланитъ."
   
             Декабрь, 1886.
   

XXIX.
Напутствіе.

             Въ жизнь вступайте съ добрымъ духомъ,
             Съ твердою вѣрою въ Творца,
             Пусть надежды васъ обманутъ --
             Вы дойдете до конца.
             Честно долгъ свой исполняя
             Среди честнаго труда --
             Легче будутъ вамъ печали
             Не исчезнутъ безъ слѣда
             Ваши вѣра и терпѣнье;
             И для васъ настанетъ день,
             Когда вы душой усталой
             Подъ свою склоняся сѣнь,
             Отдохнете отъ ударовъ
             Жизни битвы роковой,
             Передъ вами свѣтъ широко
             Свои двери распахнетъ;--
             Наслаждайтесь и страдайте
             Здѣсь всему своя чреда;
             Только совѣстью своею
             Не торгуйте-никогда
             Вамъ завѣтъ мой оставляю:
             Всѣмъ прощать и всѣхъ любить --
             Въ этомъ мірѣ слезъ и горя
             Милосерднымъ надо быть
             Много вамъ тогда простится
             За грѣхи страстей земныхъ
             А я съ вами вновь сойдуся
             Въ тѣхъ обителяхъ святыхъ.
   
             Декабрь, 1886.
   

XXX.
Помни.

             Все, что связывало въ жизни,
             Съ чѣмъ прошли вы долгій путь,
             Въ часъ послѣдній предъ разлукой
             Постарайся вспомянуть,
             Помни вѣчной нѣтъ разлуки
             Тѣмъ, кто истинно любилъ;--
             Вѣдь любовь Отецъ Предвѣчный;--
             Все любовью сотворилъ,
             Первый кругъ существованья
             Съ жизнью кончится земной;
             Кругъ другой начнется выше
             За могильной тишиной.
             Вновь раздастся голосъ Бога
             Къ продолженію бытія,
             И тогда мой другъ съ тобою
             Въ новый путь отправлюсь я,.
             Тѣни всѣхъ воспоминаній
             Вслѣдъ за нами полетятъ,
             И по мѣрѣ просвѣтлѣнья
             Нашихъ душъ, уйдутъ назадъ,
             Сферы новыя предъ нами
             Въ безконечности блеснутъ,
             И познаемъ мы душою
             Тайны тѣ, что насъ влекутъ.
   
             Декабрь, 1886.
   

На послѣдней жатвѣ.

             Предо мною степью безконечной
             Жизнь моя прошедшая лежитъ,
             На востокѣ нива золотая --
             Для души моей отрадный видъ,
             Дальше тамъ разбросаны посѣвы,
             Но увы тамъ нѣтъ уже плода; --
             Бури, солнце, вѣтеръ изсушили
             И едва лишь видѣнъ слѣдъ труда.
             Вокругъ нихъ обширная пустыня;
             Оазисъ мелькаетъ кое гдѣ;
             Путникъ тамъ, чуть-чуть лишь освѣжится
             И на часъ найдетъ пріютъ въ бѣдѣ.
             Вертоградъ тамъ былъ уединенный,
             Араматовъ полный и плодовъ
             Но ни чьей рукой не сбереженный --
             Онъ погибъ подъ бурями годовъ
             Тамъ въ лѣску подъ тѣнію зеленой
             Пробѣгалъ сребристый ручеекъ
             Но пришелъ туда объятый ночью
             Вѣчный врагъ и вырубилъ лѣсокъ,
             Ручеекъ изсякъ -- пескомъ засыпанъ
             Тамъ и здѣсь по всюду бури слѣдъ
             Не вернуть того что было
             Нѣтъ не силъ ни духа прежнихъ лѣтъ.
             Поздно вышелъ я въ жатву нивы --
             Что Господи, посѣялъ для добра
             Гаснетъ день и ночь ужь наступаетъ, --
             На покой больной душѣ пора.
             Можетъ быть по благости чудесной
             Господинъ той жатвы дастъ и мнѣ
             Какъ и многимъ труженикамъ жизни,
             Уголокъ въ небесной сторонѣ.
   
             Февраль 1887 года.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru