Lib.ru/Классика: Жуковский Василий Андреевич. Собрание стихотворений

Жуковский Василий Андреевич
Собрание стихотворений

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]

Комментарии: 4, последний от 31/05/2020. Жуковский Василий Андреевич (yes@lib.ru) Год: 1850 Обновлено: 18/05/2009. 314k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Стихотворения и баллады	Скачать FB2 Оценка: *4.1958** Ваша оценка:
Аннотация: Собрание 150 стихотворений, в т.ч.: Элегии (6); Певец во стане русских войнов; Романсы и песни (54); Послания (11); Смесь (42); Варианты и другие редакции.

Василий Андреевич Жуковский.
Собрание стихотворений

----------------------------------------------------------------------- Источник: Машинный фонд русского языка по изданию: В. А. Жуковский. Стихотворения, Л.: Сов. писатель. 1939. Редакция - Lib.ru Классика, май 2006 г. -----------------------------------------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭЛЕГИИ

Сельское кладбище ("Уже бледнет день, скрываясь за горою...")

Вечер ("Ручей, виющийся по светлому песку...")

На смерть фельдмаршала Графа Каменского ("Ещё великий прах... Неизбежимый Рок!..")

Славянка ("Славянка тихая, сколь ток приятен твой...")

На кончину ее величества, королевы Виртембергской ("Ты улетел, небесный посетитель...")

Сельское кладбище (второй перевод из Грея) ("Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает...")

Певец во стане русских войнов ("На поле бранном тишина...")

Василий Андреевич Жуковский
Собрание стихотворений

ЭЛЕГИИ

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Элегия Уже бледнет день, скрываясь за горою; Шумящие стада толпятся над рекой; Усталый селянин медлительной стопою Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой. В туманном сумраке окрестность исчезает... Повсюду тишина; повсюду мертвый сон; Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает, Лишь слышится вдали рогов унылый звон. Лишь дикая сова, таясь под древним сводом Той башни, сетует, внимаема луной, На возмутившего полуночным приходом Ее безмолвного владычества покой. Под кровом черных сосн и вязов наклоненных, Которые окрест, развесившись, стоят, Здесь праотцы села, в гробах уединенных Навеки затворясь, сном непробудным спят. Денницы тихий глас, дня юного дыханье, Ни крики петуха, ни звучный гул рогов, Ни ранней ласточки на кровле щебетанье - Ничто не вызовет почивших из гробов. На дымном очаге трескущей огонь сверкая Их в зимни вечера не будет веселить, И дети резвые, встречать их выбегая, Не будут с жадностью лобзаний их ловить. Как часто их серпы златую ниву жали, И плуг их побеждал упорные поля! Как часто их секир дубравы трепетали, И потом их лица кропилася земля! Пускай рабы сует их жребий унижают, Смеяся в слепоте полезным их трудам, Пускай с холодностью презрения внимают Таящимся во тьме убогого делам; На всех ярится смерть - царя, любимца, славы, Всех ищет грозная... и некогда найдет; Всемощныя судьбы незыблемы уставы; И путь величия ко гробу нас ведет! А вы, наперстники фортуны ослепленны, Напрасно спящих здесь спешите презирать За то, что гробы их непышны незабвенны, Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать. Вотще над мертвыми, истлевшими костями Трофеи зиждутся надгробия блестят, Вотще глас почестей гремит перед гробами - Угасший пепел наш они невоспалят. Ужель смягчиться смерть сплетаемой хвалою И невозвратную добычу возвратит? Не слаще мертвых сон под мраморной доскою; Надменный мавзолей лишь персть их бременит. Ах! может быть под сей могилою таится Прах сердца нежного, умешего любить, И гробожитель - червь в сухой главе гнездится, Рожденной быть в венце иль мыслями парить! Но просвещенья храм, воздвигнутый веками, Угрюмою судьбой для них был затворен, Их рок обременил убожества цепями, Их гений строгою нуждою умерщвлен. Как часто редкий перл, волнами сокровенной, В бездонной пропасти сияет красотой; Как часто лилия цветет уединенно, В пустынном воздухе теряя запах свой. Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный, Защитник сограждан, тиранства смелый враг; Иль кровию сограждан Кромвель необагренный, Или Мильтон немой, без славы скрытый прах. Отечество хранить державною рукою, Сражаться с бурей бед, фортуну презирать, Дары обилия на смертных лить рекою, В слезах признательных дела свои читать - Того им не дал рок; но вместе преступленьям Он с доблестями их круг тесный положил; Бежать стезей убийств ко славе, наслажденьям, И быть жестокими к страдальцам запретил; Таить в душе своей глас совести и чести, Румянец робкия стыдливости терять И, раболепствуя, на жертвенниках лести Дары небесных Муз гордыне посвящать. Скрываясь от мирских погибельных смятений, Без страха и надежд, в долине жизни сей, Не зная горести, не зная наслаждений, Они беспечно шли тропинкою своей. И здесь спокойно спят под сенью гробовою - И скромный памятник, в приюте сосн густых, С непышной надписью и резьбою простою, Прохожего зовет вздохнуть над прахом их. Любовь на камне сем их память сохранила, Их лета, имена потщившись начертать; Окрест библейскую мораль изобразила, По коей мы должны учить умирать. И кто с сей жизнию без горя раставался? Кто прах свой по себе забвенью предавал? Кто в час последний свой сим миром не пленялся И взора томного назад не обращал? Ах! нежная душа, природу покидая, Надеется друзьям оставить пламень свой; И взоры тусклые, навеки угасая, Еще стремятся к ним с последнею слезой; Их сердце милый глас в могиле нашей слышит; Наш камень гробовой для них одушевлён; Для них наш мёртвый прах в холодной урне дышит, Ещё огнём любви для них воспламенён. А ты, почивший друг, певец уединенный, И твой ударит час, последний, роковой; И к гробу твоему, мечтой сопровожденный, Чувствительный придёт услышать жребий твой. Быть может, селянин с почтенной сединою Так будет о тебе пришельцу говорить: "Он часто по утрам встречался здесь со мною, Когда спешил на холм зарю предупредить. Там в полдень он сидел под дремлющею ивой, Поднявшей из земли косматый корень свой; Там часто, в горести беспечной, молчаливой, Лежал, задумавшись, над светлою рекой; Нередко к вечеру, скитаясь меж кустами - Когда мы с поля шли, и в роще соловей Свистал вечерню песнь - он томными очами Уныло следовал за тихою зарёй. Прискорбный, сумрачный, с главою наклонённой, Он часто уходил в дубраву слёзы лить, Как странник, родины, друзей, всего лишённой, Которому ничем души не усладить. Взошла заря - но он с зарёю не являлся, Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил; Опять заря взошла - нигде он не встречался; Мой взор его искал - искал - не находил. На утро пение мы слышим гробовое... Несчастного несут в могилу положить. Приблизься, прочитай надгробие простое, Чтоб память доброго слезой благословить" . "Здесь пепел юноши безвременно сокрыли; Что слава, счастие не знал он в мире сём; Но Музы от него лица не отвратили, И меланхолии печать была на нём. Он кроток сердцем был, чувствителен душою - Чувствительным творец награду положил. Дарил несчастных он - чем только мог - слезою; В награду от творца он друга получил. Прохожий, помолись над этою могилой; Он в ней нашёл приют от всех земных тревог; Здесь всё оставил он, что в нём греховно было, С надеждою, что жив его спаситель-бог."

ВЕЧЕР

Элегия Ручей, виющийся по светлому песку, Как тихая твоя гармония приятна! С каким сверканием катишься ты в реку! Приди, о Муза благодатна, В венке из юных роз, с цевницею златой; Склонись задумчиво на пенистые воды, И, звуки оживив, туманный вечер пой На лоне дремлющей Природы. Как солнца за горой пленителен закат - Когда поля в тени, а рощи отдалённы И в зеркале воды колеблющийся град Багряным блеском озарённы; Когда с холмов златых стада бегут к реке, И рёва гул гремит звучнее над водами; И, сети склав, рыбак на лёгком челноке Плывёт у брега меж кустами; Когда пловцы шумят, скликаясь по стругам, И вёслами струи согласно рассекают; И, плуги обратив, по глыбистым браздам С полей оратаи съезжают... Уж вечер... облаков померкнули края, Последний луч зари на башнях умирает; Последняя в реке блестящая струя С потухшим небом угасает. Всё тихо: рощи спят; в окрестности покой; Простершись на траве под ивой наклонённой, Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой, Поток, кустами осенённой. Как слит с прохладою растений фимиам! Как сладко в тишине у брега струй плесканье! Как тихо веянье зефира по водам, И гибкой ивы трепетанье! Чуть слышно над рекой колышется тростник; Глас петела вдали уснувши будит сёлы; В траве коростеля я слышу дикий крик, В лесу стенанье Филомелы... Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч? Восточных облаков хребты воспламенились; Осыпан искрами во тьме журчащий ключ; В реке дубравы отразились. Луны ущербный блик встаёт из-за холмов... О тихое небес задумчивых светило, Как зыблется твой блеск на сумраке лесов! Как бледно брег ты озлатило! Сижу задумавшись; в душе моей мечты; К протекшим временам лечу воспоминаньем... О дней моих весна, как быстро скрылась ты, С твоим блаженством и страданьем! Где вы, мои друзья, вы, спутники мои? Ужели никогда не зреть соединенья? Ужель иссякнули всех радостей струи? О вы, погибши наслажденья! О братья! о друзья! где наш священный круг? Где песни пламенны и Музам и свободе? Где Вакховы пиры при шуме зимних вьюг? Где клятвы, данные Природе, Хранить с огнём нетленность братских уз? И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою, Лишённый спутников, влача сомнений груз, Разочарованный душою, Тащиться осуждён до бездны гробовой?.. Один - минутный цвет - почил, и непробудно, И гроб безвременный любовь кропит слезой. Другой... о небо правосудно!.. А мы... ужель дерзнём друг другу чужды быть? Ужель красавиц взор, иль почестей исканье, Иль суетная честь приятным в свете слыть Загладят в сердче воспоминанье О радостях души, о счастье юных дней, И дружбе, и любви, и Музам посвященных? Нет, нет! пусть всяк идёт вослед судьбе своей, Но в сердце любит незабвенных... Мне Рок судил: брести неведомой стезей, Быть другом мирных сёл, любить красы Природы, Дышать под сумраком дубравной тишиной, И, взор склонив на пенны воды, Творца, друзей, любовь и счастье воспевать. О песни, чистый плод невинности сердечной! Блажен, кому дано цевницей оживлять Часы сей жизни скоротечной! Кто, в тихий утра час, когда туманный дым Ложится по полям и холмы облачает, И солнце, восходя, по рощам голубым Спокойно блеск свой разливает, Спешит, восторженный, оставя сельский кров, В дубраве упредить пернатых пробужденье, И, лиру соглася с свирелью пастухов, Поёт светила возрожденье! Так, петь есть мой удел... но долго ль?.. Как узнать?. . Ах! скоро, может быть, с Минваною унылой Придёт сюда Альпин в час вечера мечтать Над тихой юноши могилой!

НА СМЕРТЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА КАМЕНСКОГО

Ещё великий прах... Неизбежимый Рок! Твоя, твоя рука себя нам здесь явила; О сколь разительный смирения урок Сия Каменского могила! Не ты ль, грядущее пред ним окинув мглой, Открыл его очам стезю побед и чести? Не ты ль его хранил неведомой рукой, Разящего перуном мести? Пред ним, за ним, окрест зияла смерть и брань; Сомкнутые мечи на грудь его стремились - Вотще! твоя над ним горе носилась длань... Мечи хранимого страшились. И мнили мы, что он последний встретит час, Простёртый на щите, в виду победных строев, И, угасающий, с улыбкой вонмет глас О нём рыдающих героев. Слепцы!.. сей славы блеск лишь бездну украшал. Сей битвы страшный вид и ратей низложенья Лишь гибели мечту очам его являл И славной смерти приведенье... Куда ж твой тайный путь Каменского привёл? Куда, могучий вождь,тобой руководимый, Он быстро посреди победных кликов шёл? Увы!.. предел неотразимый! В сей таинственный лес, где страж твой обитал, Где рыскал в тишине убийца сокровенный, Где избранный тобой, добычи грозно ждал Топор разбойника презренный...

СЛАВЯНКА

Элегия Славянка тихая, сколь ток приятен твой. Когда, в осенний день, в твои глядятся воды Холмы, одетые последнею красой Полуотцветшия природы. Спешу к твоим брегам... свод неба тих и чист; При свете солнечном прохлада повевает; Последний запах свой осыпавшийся лист С осенней свежестью сливает. Иду под рощею излучистой тропой; Что шаг, то новая в глазах моих картина, То вдруг, сквозь чащу древ, мелькает предо мной, Как в дыме, светлая долина; То вдруг исчезло всё... окрест сгустился лес; Всё дико вкруг меня, и сумрак и молчанье; Лишь изредка, струёй сквозь тёмный свод древес Прокравшись, дневное сиянье Верхи поблёклые и корни золотит; Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем, На сумраке листок трепещущий блестит, Смущая тишину паденьем... И вдруг пустынный храм в дичи передо мной; Заглохшая тропа; кругом кусты седые; Между багряных лип чернеет дуб густой И дремлют ели гробовые. Воспоминанье здесь унылое живёт; Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою, Оно беседует о том, чего уж нет, С неизменяющей Мечтою. Всё к размышленью здесь влечёт невольно нас; Всё в душу тёмное уныние вселяет; Как будто здесь оно из гроба важный глас Давно-минувшего внимает. Сей храм, сей тёмный свод, сей тихий мавзолей, Сей факел гаснущий и долу обращённый, Всё здесь свидетель нам, сколь блага наших дней, Сколь все величия мгновенны. И нечувствительно с превратности мечтой Дружится здесь мечта бессмертия и славы: Сей витязь, на руку склонившийся главой; Сей громоносец двоеглавый, Под шуйцей твёрдою седящий на щите; Сия печальная семья кругом царицы; Сии небесные друзья на высоте, Младые спутники денницы... О! сколь они, в виду сей урны гробовой, Для унывающей души красноречивы: Тоскуя ль полетит она за край земной - Там все утраченные живы; К земле ль наклонит взор - великий ряд чудес: Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным; И мир, воскреснувший по манию небес, Спокойный под щитом державным. Но вкруг меня опять светлеет частый лес; Опять река вдали мелькает средь долины, То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес, То обращённых древ вершины. И вдруг открытая равнина предо мной: Там мыза, блеском дня под рощей озаренна; Спокойное село над ясною рекой, Гумно и нива обнаженна. Всё здесь оживлено: с овинов дым седой, Клубяся, по браздам ложится и редеет, И нива под его прозрачной пеленой То померкает, то светлеет. Тот слышен по току согласный звук цепов; Там песня пастуха и шум от стад бегущих; Там медленно, скрыпя, тащится ряд волов, Тяжелый груз снопов везущих. Но солнце катится беззнойное с небес; Окрест него закат свободно пламенеет; Завесой огненной подернут старый лес; Восток безоблачный синеет. Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной И наводы легли дерев кудряв тени; Противный брег горит, осыпанный зарей; В волнах блестят прибрежны сени; То отраженный в них сияет мавзолей То холм муравчатый, усыпаный древами; То ива дряхлая, до свившихся корней Склонившись гибкими ветвями, Сенистую главу купает в их струях; Здесь храм между берез и яворов мелькает; Там лебедь, притаясь меж берега в кустах, Недвижим в сумраке сияет. Вдруг гладким озерком является река; Сколь здесь ее брегов пленительна картина; В лазоревый кристал, слиясь вкруг челнока, Ясенет вод ее равнина. Но гаснет день... в тени склонился лес к водам; Древа облечены вечерней темнотою; Лишь простирается по тихим их верхам Заря багряной полосою: Лишь ярко заревом восточный брег облит, И пышный дом царей на скате озлащенном, Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит В величии уединенном. Но вечер на него покров накинул свой; И рощи и брега, смешавшись побледнели, Последни облака, блиставшие зрей, С небес потухнув, улетели: И воцарилася повсюду тишина; Все спит... лишь изредка в далекой тьме промчится Невнятный глас... или колышется волна... Иль сонный лист зашевелится Я на брегу один... окрестность вся молчит... Как привидение в тумане предо мною Семья младых берез недвижимо стоит Над усыпленною водою. Вхожу с волнением под их священый кров; Мой слух в сей тишине приветный голос слышит: Как бы эфирное там веет меж листов, Как бы невидимое дышит; Как бы сокрытая под юных древ корой, С сей очарованной мешаясь тишиною. Душа незримая подъемлет голос свой С моею беседовать душою. И некто урне сей безмолвной приседит; И, мнится, на меня вперил он темны очи; Без образа лицо, и зрак туманный слит С туманным мраком полуночи. Смотрю... и, мнится, все, что было жертвой лет, Опять в видении прекрасном воскресает; И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет, С надеждой к сердцу прилетает . Но где он?... скрылось все... лишь только в тишине Как бы знакомое мне слышится призванье, Как будто Гений мой указывает мне На неизвестное свиданье. О! кто ж ты тайный вождь? душа тебе вослед! Скажи: бессмертынй ли пределов сих хранитель Иль гость минутный их? Скажи, земной ли свет Иль небеса твоя обитель?.. И ангел от земли в сиянье предо мной Взлетает; на лице величие смиренья; Взор к небу устремлен: над юною главой Горит звезда преображенья. Не медли улетать, прекрасный сын небес; Младая жизнь в слезах простерта пред тобою... Но где я?.. Все вокруг молчит... призрак исчез, И небеса покрыты мглою Одна лишь смутная мечта в душе моей Как будто мир земной в ничто преобратился; Как будто та страна знакома стала ей Куда сей чистый ангел скрылся.

НА КОНЧИНУ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА, КОРОЛЕВЫ ВИРТЕМБЕРГСКОЙ

Элегия Ты улетел, небесный посетитель; Ты погостил недолго на земли; Мечталось нам, что здесь твоя обитель; Навек своим тебя мы нарекли... Пришла Судьба, смиренный истребитель, И вдруг следов твоих уж не нашли: Прекрасное погибло в пышном цвете... Таков удел прекрасного на свете! Губителем, неслышным и незримым, На всех путях Беда нас сторожит; Приюта нет главам, равно грозимым; Где не была, там будет и сразит. Вотще дерзать в борьбу с необходимым: Житейского никто не победит; Гнетомы все единой грозной силой; Нам всем сказать о здешнем счастье: было! Но в свой черед с деревьев обветшалых Осенний лист, отвякнувши падет; Слагая жизнь, старик с рамен усталых, Ее, как долг, могиле отдает; К страдальцу Смерть на прах надежд увялых, Как званный друг, желанная, идет... Природа здесь верна стезе привычной Без ужаса берем удел обычной. Но если вдруг, нежданная витает Беда в семью играющих Надежд: Но, если жизнь изменою слетает С веселых, ей одних знакомых вежд И счастие младое умирает, Еще не сняв и праздничных одежд... Тогда наш дух обьемлет трепетанье, И силой в грудь врывается роптанье. О наша жизнь, где верны лишь утраты, Где милому мгновенье лишь дано, Где скорбь без крыл, а радости крылаты, И где навек минувшее одно... Почто ж мы здесь мечтами так богаты, Когда мечтам не сбыться суждено? Внимая глас Надежды, нам поющей, Не слышим мы шагов Беды грядущей. Кого спешишь ты, Прелесть молодая, В твоих дверях так радостно встречать? Куда бежишь, ужасного не чая, Привыкшая с сей жизнью лишь играть? Не радость - Весть стучится гробовая... О! подожди сей праг переступать; Пока ты здесь - ничто не умирало; Переступи - и милое пропало. Ты, знавшая житейское страданье, Постигшая все таинства утрат, И ты спешишь с надеждой на свиданье... Ах! удались от входа сих палат; Отложено навек торжествованье; Счастливцы там себя не угостят; Ты посетишь обитель уж пустую... Смерть унесла хозяйку молодую. Из дома в дом по улицам столицы Страшилищем скитается Молва; Уж прорвалась к убежищу царицы; Уж шепчет там ужасные слова; Трепещет всё печалью бледны лицы... Но мертвая для матери жива; В ее душе спокойствие незнанья; Пред ней мечта недавнего свиданья. О Счастие, почто же на отлете Ты нам в лицо умильно так глядишь? Почто в своем предательском привете, Спеша от нас: я вечно! говоришь; И к милому, уж бывшему на свете, Нас прелестью нежнейшею манишь?.. Увы! в тот час, как матерь ты пленяло, Ты только дочь на жертву украшало. И, нас губя с холодностью ужасной, Еще Судьба смеяться любит нам; Ее уж нет, сей жизни столь прекрасной... А Мать, склонясь к обманчивым листам, В них видит дочь надеждою напрасной, Дарует жизнь безжизненным чертам, В них голосу умолкшему внимает, В них воскресить умершую мечтает. Скажи, скажи, супруг осиротелый, Чего над ней ты так упорно ждешь? С ее лица приветное слетело; В ее глазах узнанья не найдешь; И в руку ей рукой оцепенелой Ответного движенья не вожмешь. На голос чад зовущих недвижима... О! верь, отец, она невозвратима. Запри навек ту мирную обитель, Где спутник твой тебе минуту жил; Твоей души свидетель и хранитель, С кем жизни долг не столько бременил Советник дум, прекрасного делитель, Слабеющих очарователь сил - С полупути ушел он от земного, От бытия прелестно-молодого. И вот- сия минутная царица, Какою смерть ее нам отдала; Отторгнута от скипетра десница; Развенчано величие чела; На страшный гроб упала багряница, И жадная судьбина пожрала В минуту всё, что было так прекрасно, Что всех влекло и так влекло напрасно. Супруг, зовут! иди на расставанье! Сорвав с чела супружеский венец, В последнее земное провожанье Веди сирот за матерью, вдовец; Последнее отдайте ей лобзанье; И там, где всем свиданиям конец, Невнемлющей прости свое скажите И в землю с ней все блага положите. Прости ж, наш цвет, столь пышно восходивший - Едва зарю успел ты перецвесть. Ты, Жизнь, прости, красавец не доживший; Как радости обманчивая весть, Пропала ты, лишь сердце приманивши, Не дав и дня надежде перечесть. Простите вы благие начинанья, Вы, славных дел напрасны упованья... Но мы... смотря, как наше счастье тленно, Мы жизнь свою дерзнем ли презирать? О нет, главу подставивши смиренно, Чтоб ношу бед от промысла принять, Себя отдав руке неоткровенной, Не мни творца, страдалец, вопрошать; Слепцом иди к концу стези ужасной... В последний час слепцу всё будет ясно. Земная жизнь небесного наследник; Несчастье нам учитель, а не враг; Спасительно-суровый собеседник, Безжалостный разитель бренных благ, Великого понятный проповедник, Нам об руку на тайной жизни праг Оно идет, всё руша перед нами И скорбию дружа нас с небесами. Здесь радости - не наше обладанье; Пролетные пленители земли, Лишь по пути заносят к нам преданье О благах, нам обещенных вдали; Земли жилец безвыходный - Страданье; Ему на часть Судьбы нас обрекли; Блаженство нам по слуху лишь знакомец: Земная жизнь - страдания питомец. И сколь душа велика сим страданьем! Сколь радости при нем помрачены! Когда, простясь свободно с упованьем, В величии покорной тишины, Она молчит пред грозным испытаньем, Тогда... тогда с сей светлой вышины Вся промысла ей видима дорога; Она полна понятного ей бога. О! Матери печаль непостижима, Смиряются все мысли пред тобой! Как милое сокровище, таима, Как бытие, слиянная с душой, Она с одним лишь небом разделима... Что ей сказать дерзнет язык земной? Что мир с своим презренным утешеньем Пред ее великим вдохновеньем? Когда грустишь, о Матерь, одинока, Скажи, тебе не слышится ли глас, Призывное несущий из далека, Из той страны, куда все манит нас, Где милое скрывается до срока, Где возвратим отнятое на час? Не сходит ли к душе благовеститель, Земных утрат и неба изъснитель? И в горнее унынием влекома, Не верою ль душа твоя полна? Не мнится ль ей, что отческого дома Лишь только вход земная сторона? Что милая небесная знакома И ждущею семьей населена? Все тайное не злится ль откровенным, А бытие великим и священным? Внемли жь: когда молчит во храме пенье, И вышних сил мы чувствуем нисход; Когда в алтарь на жертосовершенье Сосуд Любви сияющей грядет; И на тебя с детьми багословленье Торжественно мольба с небес зовет; В час таинства, кода союзом тесным Соединен житейский мир с небесным - Уже в сей час не будет, как бывало, Отшедшая твоя наречена; Об ней навек земное замолчало; Небесному она передана; Задернулось за нею покрывало... В божественном святилище она, Не зрима нам, но, видя нас оттоле, Безмолвствует при жертвенном престоле. Святый символ надежд и утешенья! Мы все стоим у таинственных врат; Опущена завеса провиденья; Но проникать ее дерзает взгляд; За нею скрыт предел соединенья; Из-за нее мы слышим, говорят: "Мужайтеся; душою не скорбите! С надеждою и с верой приступите!"

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

(Второй перевод из Грея) Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает; С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо; Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувший Мир уступая молчанью и мне. Уж бледнеет окрестность, Мало-по-малу теряясь во мраке, и воздух наполнен Весь тишиною торжественной: изредка только промчится Жук с усыпительно-тяжким жужжанием, да рог отдаленный, Сон наводя на стада, порою невнятно раздастся; Только с вершины той пышно плющом украшенной башни Жалобным криком сова пред тихой луной обвиняет Мир нарушают ее безмолвного, древнего царства. Здесь под навесом нагнувшихся вязов, под свежею тенью Ив, где зеленым дерном могильные холмы покрыты, Каждый навек затворяся в свою одинокую келью, Спят непробудно смиренные предки села. Ни веселый Голос прохладно-душистого утра, ни ласточки ранней С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывный Рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели. Яркий огонь очага уж для них не зажжется; не будет Их вечеров услаждать хлопотливость хозяйки; не будут Дети тайком к дверям подбегать, чтоб подслушать, нейдут ли С поля отцы, и к ним на колена тянуться, чтоб первый Прежде других поцелуй. Как часто серпам их Нива богатство свое отдавала; как часто их острый Плуг побеждал упорную глыбу; как весело в поле К трудной работе они выходили; как звучно топор их В лесе густом раздавался, рубя вековые деревья! Пусть издевается гордость над их полезною жизнью, Низкий удел и семейственный мир поселян презирая; Пусть величие с хладной насмешкой читает простую Летопись бедного, - знатность породы, могущества пышность, Всё,чем блестит кпасота,чем богатство пленяет, всё будет Жертвой последнего часа: и слава ведет нас к гробу. Кто обвинит их за то, что над прахом смиренным их память Пышных гробниц не воздвигла; что в храмах, по сводам высоким, В блеске торжественных свеч, в благовонном дыму фимиама Им похвала не гремит, повторенная звучным органом? Надпись на урне иль дышащий в мраморе лик не воротят В прежнюю область её отлевшую жизнь, и хвалебный Голос не тронет безмолвного праха, и в хладно-немое Ухо смерти не вкрадется сладкий ласкательства лепет. Может быть, здесь в могиле, ничем не заметной, истлело Сердце, огнем небесным некогда полное; стала Прахом рука, рожденная скипетр носить иль восторга Пламень в живые струны вливать. Но наука пред ними Свитков своих, богатых добычей веков, не раскрыла; Холод нужды умертвил благородный их пламень, и сила Гением полной ждуши их бесплодно погибла на веки. О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрыто В темных, неведомых нам глубинах Океана! Как часто Цвет родится на то, чтоб цвести незаметно и сладкий Запах терять в беспредельной пустыне!" Быть может, Здесь погребен какой-нибудь Гампден незнаемый, грозный Мелким тиранам села, иль Мильтон немой и неславный, Или Кромвель, неповинный в крови сограждан. Всемогущим Словом сенат покорять, бороться с судьбою, обилье Щедрою сыпать рукой на цветущую область, и в громких Плесках отечества жизнь свою слышать, - то рок запретил им Но, ограничив в добре их, равно и во зле ограничил: Не дал им воли стремиться к престолу стезею убийства, Иль затворять милосердия двери пред страждущим братом, Или, коварствуя, правду таить, или стыда на ланитах Чистую краску терять, иль срамить вдохновенье святое, Гласом поэзии славя могучий разврат и фортуну. Чуждые смут и волнений безумной толпы, из-за тесной Грани желаньям своим выходить запрещая, вдоль свежей, Сладко-бесшумной долины жизни, они тихомолком Шли по тропинке своей, и здесь их приют безмятежен. Кажется, слышишь, как дышит кругом их спокойствие неба. Все тревоги земные смиряя, и мнится,какой-то Сердце объемлющий голос, из тихих могил подымаясь, Здесь разливает предчувствие вечного мира. Чтоб праха Мертвых никто не обидел, надгробные камни с простою Надписью, с грубой резьбою прохожего молят почтить их Вздохом минутным; на камнях рука неграмотной музы Их имена и лета написала, кругом начертавши, Вместо надгробий, слова из святого писанья, чтоб скромный Сельский мудрец по ним умирать научался. И кто же Кто в добычу немому забвению эту земную Милую, смутную жизнь предавал и с цветущим пределом Радостно-светлого дня расставался, назад не бросая Долгого, томного, грустного взгляда? Душа, удаляясь, Хочет на нежной груди отдохнуть, и очи,темнея, Ищут прощальной слезы; из могилы нам слышен знакомый Голос, и в нашем прахе живет бывалое пламя. Ты же, заботливый друг погребенных без славы,простую Повесть об них рассказавший, быть может, кто-нибудь сердцем Близкий тебе, одинокой мечтою сюда приведенный, Знать пожелает о том, что случилось с тобой, и, быть может, Вот что расскажет ему о тебе старожил поседелый: "Часто видали его мы, как он на рассвете поспешным Шагом, росу отряхая с травы, всходил на пригорок Встретить солнце; там, на мшистом, изгибистом корне Старого вяза, к земле приклонившего ветви, лежал он В полдень и слушал, как ближний ручей журчит, извиваясь; Вечером часто, окончив работу, случалось Нам видать, как у входа в долину стоял он за солнцем Следуя взором и слушая зяблицы позднюю песню; Так же не раз, мы видали, как шел он вдоль леса, с какой-то Грустной улыбкой, и что-то шептал про себя, наклонивши Голову, бледный лицом, как-будто оставленный целым Светом и мучимый тяжкою думой или безнадежным Горем любви. Но однажды поутру его я не встретил, Подле ручья, ни после в долине; прошло и другое Утро и третье; но он не встречался нигде; ни на холме я Рано, ни в полдень подле ручья, ни в долине Вечером. Вот мы однажды поутру печальное пенье Слышим: его на кладбище несли. Подойди; здесь на камне, Если умеешь, прочтешь, что о нем тогда написали: "Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе; Но при рожденьи он был небесною музой присвоен, И меланхолия знаки свои на него положила. Был он душой откровенен и добр, и его наградило Небо: несчасным давал, что имел он - слезу; и в награду Он получил от неба самое лучшее - друга. Путник, не трогай покоя могилы: здесь всё, что в нем было Некогда доброго, все его слабости робкой надеждой Предано в лоно отца, правосудного бога. "

ПЕВЕЦ ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОЙНОВ

(Певец) На поле бранном тишина; Огни между шатрами; Друзья, здесь светит нам луна, Здесь кров небес над нами. Наполним кубок круговой! Дружнее! руку в руку! Запьём вином кровавый бой И с падшими разлуку. Кто любит видеть в чашах дно, Тот бодро ищет боя... О всемогущее вино, Веселие героя! (Воины) Кто любит видеть в чашах дно, Тот бодро ищет боя... О всемогущее вино, Веселие героя! (Певец) Сей кубок чадам древних лет! Вам слава, наши деды! Друзья, уже могущих нет; Уж нет вождей победы; Их домы вихорь разметал; Их гробы срыли плуги; И пламень ржавчины сожрал Их шелемы и кольчуги; Но дух отцов воскрес в сынах; Их поприще пред нами... Мы там найдём их славный прах С их славными делами. Смотрите, в грозной красоте, Воздушными полками, Их тени мчатся в высоте Над нашими шатрами... О Святослав, бич древних лет, Се твой полёт орлиной. "Погибнем! мёртвым срама нет!" Гремит перед дружиной. И ты, неверных страх, Донской, С четой двух соименных, Летишь погибленный грозою На рать иноплеменных. И ты, наш Пётр, в толпе вождей. Внимайте клич: Полтава! Орды пришельца снедь мечей, И мир взывает: слава! Давно ль, о хищник, пожирал Ты взором наши грады? Беги! твой конь и всадник пал; Твой след костей - громады; Беги! и стыд и страх сокрой В лесу с твоим Сарматом; Отчизны враг сопутник твой; Злодей владыке братом. Но кто сей рьяный великан, Сей витязь полуночи? Друзья, на спящий вражий стан Вперил он страшно очи; Его завидя в облаках, Шумящим, смутным роем На снежных Альпов высотах Взлетели тени с воем; Бледнеет Галл, дрожит Сармат В шатрах от гневных взоров... О горе! горе, супостат! То грозный наш Суворов! Хвала вам, чада прежних лет, Хвала вам, чада славы! Дружиной смелой вам во след Бежим на пир кровавый; Да мчится наш победный строй Пред нашими орлами; Да сеет, нам предтеча в бой, Погибель над врагами; Наполним кубок! меч во длань! Внимай нам, вечный Мститель! За гибель - гибель, брань - за брань, И казнь тебе, губитель! (Воины) Наполним кубок! меч во длань! Внимай нам, вечный Мститель! За гибель - гибель, брань - за брань, И казнь тебе губитель! (Певец) Отчизне кубок сей, друзья! Страна, гле мы впервые Вкусили сладость бытия, Поля, холмы родные, Родного неба милый свет, Знакомые потоки, Златые игры первых лет И первых лет уроки, Что вашу прелесть заменит? О родина святая, О родина святая, Какое сердце не дрожит, Тебя благословляя? Там всё - там родных милый дом; Там наши жёны, чада; О нас их слёзы пред творцом; Мы жизни их ограда; Там девы - прелесть наших дней, сонм друзей бесценный, И царский трон, и прах царей, предков прах священный. За них, друзья, всю нашу кровь! На вражьи грянем силы: Да в чадах к родине любовь Зажгут отцов могилы. (Воины) За них, за них всю нашу кровь! На вражьи грянем силы; Да в чадах к родине любовь Зажгут отцов могилы. (Певец) Тебе сей кубок, русский царь! Цвети твоя держава; Священный трон сей наш алтарь; Пред ним обет наш: слава. Не изменим: мы от отцов Прияли верность с кровью; О царь; здесь сонм твоих певцов, К тебе горим любовью; Наш каждый ратник славянин; Все долгу здесь послушны; Бежит предатель сих дружин, И чужд им малодушный. (Воины) Не изменим: мы от отцов Прияли верность с кровью; О царь; здесь сонм твоих певцов, К тебе горим любовью; (Певец) Сей кубок, ратным и вождям! В шатрах, на поле чести, И жизнь, и смерть - всё пополам; Там дружество без лести, Решимость, правда, простота И нравов непритворство, И смелость - бранных простота, И твёрдость, и покорство. Друзья, мы чужды низких уз; К венцам стезёю правой! Опасность - твёрдый наш союз; Одной пылаем славой. Тот наш, кто первый в бой летит; На гибель супостата, Kто слабость падшего щадит, И грозно мстит за брата; Он взором жизнь дает полкам Он махом мощной длани Их мчит во сретенье врагам, В средину шумной брани; Ему веселье битвы глас, Спокоен под громами: Он свой последний видит час Бесстрашными очами. Хвала тебе, наш бодрый вождь, Герой под сединами! Как юный ратник, вихрь и дождь, И труд он делит с нами. О сколь с израненным челом Пред строем он прекрасен! И сколь он хладен пред врагом И сколь врагу ужасен! О диво! се орел пронзил Пред ним небес равнины... Могущий вождь главу склонил; Ура! кричат дружины. Лети ко прадедам, орел, Пророком славной мести! Мы тверды: вождь наш перешел Путь гибели и чести; С ним опыт, сын труда и лет; Он бодр и с сединою; Ему знаком победы след... Доверенность к герою! Нет, други, нет! Не предана Москва на расхищенье; Там стены!.. в Россах вся она; Мы здесь - и бог наш мщенье. Хвала сподвижникам-вождям! Ермолов, витязь юный, Ты ратным брат, ты жизнь полкам И страх твои перуны. Раевский, слава наших дней, Хвала! перед рядами Он первый грудь против мечей С отважными сынами. Наш Милорадович, хвала! Где он промчался с бранью, Там, мнится, смерть сама прошла С губительною дланью. Наш Витгенштеин, вождь-герой, Петрополя спаситель, Хвала!.. Он щит стране родной, Он хищных истребитель. О сколь величественный вид, Когда перед рядами, Один, склонясь на твердый щит, Он грозными очами Блюдет противников полки, Им гибель устрояет И вдруг... движением руки Их сонмы рассыпает Хвала тебе, славян любовь, Наш Коновницын смелый!.. Ничто ему толпы врагов, Ничто мечи и стрелы; Пред ним, за ним перун гремит И пышет пламень боя... Он весел, он на гибель зрит С спокойствием героя; Себя забыл... одним врагам Готовит истребленье; Пример и ратным и вождям И смелым удивленье. Хвала, наш вихорь-Атаман; Вождь невредимых, Платов! Твой очарованный аркан Гроза для супостатов. Орлом шумишь по облакам, По полю волком рыщешь, Летаешь страхом в тыл врагам, Бедой им в уши свищешь; Они лишь к лесу - ожил лес, Деревья сыплют стрелы; Они лишь к мосту - мост исчез; Лишь к селам - пышут селы. Хвала, наш Нестор-Бенингсон! И вождь и муж совета, Блюдет врагов не дремля он, Как птиц орел с полета. Хвала, наш Остерман-герой, В час битвы ратник смелый! И Тормасов, летящий в бой, Как юноша веселый! И Багговут, среди громов, Средь копий безмятежный! И Дохтуров, гроза врагов, К победе вождь надежный! Наш твердый Воронцов, хвала! О други, сколь смутилась Вся рать славян, когда стрела В бесстрашного вонзилась; Когда полмертв, окровавлен, С потухшими очами, Он на щите был изнесен За ратный строй друзьями. Смотрите... язвой роковой К постеле пригвожденный, Он страждет, братскою толпой Увечных окруженный. Ему возглавье бранный щит; Незыблемый в мученье, Он с ясным взором говорит: "Друзья, бедам презренье!" И в их сердцах героя речь Веселье пробуждает, И, оживясь, до полы меч Рука их обнажает. Спеши ж, о витязь наш! воспрянь; Уж ангел истребленья Горе поднял ужасну длань, И близок час отмщенья. Хвала, Щербатов, вождь младой! Среди грозы военной, Друзья, он сетует душой О трате незабвенной. О витязь, ободрись!.. она Твой спутник невидимый, И ею свыше знамена Дружин твоих хранимы. Любви и скорби оживить Твои для мщенья силы: Рази дерзнувших возмутить Покой ее могилы. Хвала, наш Пален, чести сын! Kак бурею носимый, Везде впреди своих дружин Разит, неотразимый. Наш смелый Строганов, хвала! Он жаждет чистой славы; Она из мира увлекла Его на путь кровавый... О храбрых сонм, хвала и честь! Свершайте истребленье, Отчизна к вам взывает: месть! Вселенная: спасенье! Хвала бестрепетным вождям! На конях окрыленных, По долам скачут, по горам, Вослед врагов смятенных; Днем мчатся строй на строй; в ночи Страшат, как привиденья; Блистают смертью их мечи; От стрел их нет спасенья; По всем рассыпаны путям, Невидимы и зримы; Сломили здесь; сражают там, И всюду невредимы. Наш Фигнер старцем в стан врагов Идет во мраке ночи; Как тень прокрался вкруг шатров Все зрели быстры очи... И стан еще в глубоком сне, День светлый не проглянул - А он уж, витязь, на коне, Уже с дружиной грянул. Сеславин - где ни пролетит С крылатыми полками: Там брошен в прах и меч, и щит, И устлан путь врагами. Давыдов, пламенный боец, Он вихрем в бой кровавый; Он в мире счастливый певец Вина, любви и славы. Кудашев скоком через ров И летом на стремнину; Бросает взглядом Чернышов На меч и гром дружину; Орлов отважностью орел; И мчит грозу ударов Сквозь дым и огнь, по грудам тел, В среду врагов Кайсаров. (Воины) Вожди славян, хвала и честь! Свершайте истребленье, Отчизна к вам взывает: месть! Вселенная: спасенье! (Певец) Друзья, кипящий кубок сей Вождям, сраженным в бое. Уже не придут в сонм друзей, Не встанут в ратном строе, Уж для врага их грозный лик Не будет вестник мщенья, И не помчит их мощный клик Дружину в пыл сраженья; Их празден меч, безмолвен щит, Их ратники унылы, И сир могучих конь стоит Близ тихой их могилы. Где Кульнев наш, рушитель сил, Свирепый пламень брани? Он пал - главу на щит склонил, И стиснул меч во длани. Где жизнь судьба ему дала, Там брань его сразила; Где колыбель его была, Там днесь его могила. И тих его последний час: С молитвою священной О милой матери, угас Герой наш незабвенный. A ты, Кутайсов, вождь младой... Где прелести? где младость? Увы! Он видом и душой Прекрасен был, как радость; В броне ли, грозный, выступал - Бросали смерть перуны; Во струны ль арфы ударял - Одушевлялись струны... О горе! Верный конь бежит Окровавлен из боя; На нем его разбитый щит... И нет на нем героя. И где же твой, о витязь, прах? Какою взят могилой?.. Пойдет прекрасная в слезах Искать, где пепел милой... Там чище ранняя роса, Tам зелень ароматней, И сладостней цветов краса, И светлый день приятней; И тихий дух твой прилетит Из таинственной сени; И трепет сердца возвестит Ей близость дружней тени. И ты... и ты, Багратион? Вотще друзей молитвы, Вотще их плач... во гробе он, Добыча лютой битвы. Еще дружин надежда в нем; Все мнит: с одра восстанет; И робко шепчет враг с врагом: "Увы нам! Скоро грянет". А он... навеки взор смежил Решитель бранных споров, Он в область храбрых воспарил, К тебе, отец-Суворов. И честь вам, падшие друзья! Ликуйте в горной сени; Там ваша верная семья - Вождей минувших тени. Хвала вам будет оживлять И поздних лет беседы. "От них учитесь умирать!" Так скажут внукам деды; При вашем имени вскипит В вожде ретивом пламя; Он на твердыню с ним взлетит И возрузит там знамя. (Воины) При вашем имени вскипит В вожде ретивом пламя; Он на твердыню с ним взлетит И водрузит там знамя. (Певец) Сей кубок мщенью! други, в строй! И к небу грозны длани! Сразить иль пасть! наш роковой Обет пред богом брани. Вотще, о враг, из тьмы племен Ты зиждешь ополченья: Они бегут твоих знамен И жаждут низложенья. Сокровищ нет у нас в домах; Там стрелы и кольчуги; Мы села в пепел; грады в прах; В мечи - серпы и плуги. Злодей! он лестью приманил К Москве свои дружины; Он низким миром нам грозил С Кремлевския вершины. "Пойду по стогнам с торжеством! Пойду... и все восплещет! И в прах падут с своим царем!.. " Пришел... и сам трепещет; Подвигло мщение Москву: Вспылала над врагами И грянулась на их главу Губящими стенами. Веди ж своих царей-рабов С их стаей в область хлада; Пробей тропу среди снегов Во сретиние глада... Зима, союзник наш, гряди! Им заперт путь возвратный; Пустыни в пепле позади; Пред ними сонмы ратны. Отведай, хищник, что сильней: Дух алчности иль мщенье? Пришлец, мы в родине своей; За правых провиденье! (Воины) Отведай, хищник, что сильней: Дух алчности иль мщенье? Пришлец, мы в родине своей; За правых провиденье! (Певец) Святому братству сей фиал От верных братий круга! Блажен, кому создатель дал Усладу жизни, друга; С ним счастье вдвое; в скорбный час Он сердцу утешенье; Он наша совесть; он для нас Второе провиденье. О! будь же, други, святость уз Закон наш пред шатрами; Написан кровью наш союз: И жить и пасть друзьями. (Воины) О! будь же, други, святость уз Закон наш пред шатрами; Написан кровью наш союз: И жить и пасть друзьями. (Певец) Любви сей полный кубок в дар! Среди борьбы кровавой, Друзья, святой питайте жар: Любовь одно со славой. Кому здесь жребий уделен Знать тайну страсти милой, Кто сердцем сердцу обручен, Тот смело, с бодрой силой На все великое летит; Нет страха; нет преграды; Чего, чего не совершит Для сладостной награды? Ах! мысль о той, кто все для нас, Нам спутник неизменный; Везде знакомый слышим глас, Зрим образ незабвенный; О н а на бранных знаменах; О н а в пылу сраженья; И в шуме стана, и в мечтах Веселых сновиденья. Отведай, враг, исторгнуть щит, Рукою данный милой; Святой обет на нем горит: Твоя и за могилой! О сладость тайныя мечты! Там, там за синей далью Твой ангел, дева красоты, Одна с своей печалью, Грустит о друге, слезы льет; Душа ее в молитве, Боится вести, вести ждет: "Увы! не пал ли в битве?" И мыслит: "скоро ль, дружний глас, Твои мне слышать звуки? Лети, лети, свидания час, Сменить тоску разлуки". Друзья! блаженнейшая часть: Любезных быть спасеньем. Когда ж предел наш в битве пасть - Погибнем с наслажденьем; Святое имя призовем В минуту смертной муки; Кем мы дышали в мире сем, С той нет и там разлуки: Туда душа перенесет Любовь и образ милой... О други, смерть не все возьмет; Есть жизнь и за могилой. (Воины) Туда душа перенесет Любовь и образ милой... О други, смерть не все возьмет; Есть жизнь и за могилой. (Певец) Сей кубок чистым музам в дар! Друзья, они в героя Вливают бодрость, славы жар, И месть, и жажду боя. Гремят их лиры - стар и млад Оделись в бранны латы: Ничто им стрел свистящих град, Ничто твердынь раскаты. Певцы сотрудники вождям: Их песни жизнь победам, И внуки, внемля их струнам, В слезах дивятся дедам. О радость древних лет, Боян! Ты, арфой ополченный, Летал пред строями славян, И гимн гремел священный. Петру возник среди снегов Певец - податель славы; Честь Задунайскому Петров. О камские дубравы, Гордитесь, ваш Державин-сын! Готовь свои перуны, Суворов, чудо исполин - Державин грянет в струны. О старец! Да услышим твой Днесь голос лебединый: Не тщетной славы пред тобой, Но мщения дружины; Простерли не к добычам длань, Бегут не за венками - Их подвиг свят: то правых брань С злодейскими ордами. Пришло разрушить их мечам Племен порабощенье; Самим губителя рабам Полбеды их спасенье. Так, братья, чарам Муз хвала!.. Но я, певец ваш юный... Увы! почто судьба дала Незвучные мне струны? Доселе тихим лишь полям Mоя играла лира... Вдруг жребий выпал: к знаменам! Прости и сладость мира, И отчий край, и круг друзей, И труд уединенный, И все... я там, где стук мечей, Где ужасы военны. Но буду ль ваши петь дела И хищных истребленье? Быть может, ждет меня стрела, И мне удел - паденье. Но что ж... навеки ль смертный час Мой след изгладит в мире? Останется привычный глас В осиротевшей лире. Пускай губителя во прах Низринет месть кровава - Родится жизнь в ее струнах, И звучно грянут: слава! (Воины) Хвала возвышенным певцам! Их песни жизнь победам; И внуки, внемля их струнам, В слезах дивятся дедам. (Певец) Подымем чашу!.. Богу сил! О братья, на колена! Он искони благословил Славянские знамена. Бессильным щит его закон, И гибнущим спаситель; Всегда союзник правых он И гордых истребитель. О братья, взоры к небесам! Там жизни сей награда! Оттоль отец незримый нам Гласит: мужайтесь, чада! Бессмертье, тихий, светлый брег, Наш путь - к нему стремленье. Покойся, кто свой кончил бег! Вы странники, терпенье! Блажен, кого постигнул бой! Пусть долго, с жизнью хилой, Старик трепещущей ногой Влачится над могилой; Сын брани мигом ношу в прах С могучих плеч свергает И, бодр, на молнийных крылах В мир лучший улетает. А мы?.. Доверенность к творцу! Что б ни было - незримой Ведет нас к лучшему концу Стезей непостижимой. Ему, друзья, отважно вслед! Прочь, низкое! прочь, злоба! Дух бодрый на дороге бед, До самой двери гроба; В высокой доле - простота; Нежадность - в наслажденье; В союзе с ровным - правота; В могуществе - смиренье. Обетам - вечность; чести - честь; Покорность - правой власти; Для дружбы - все, что в мире есть; Любви - весь пламень страсти; Утеха - скорби; просьбе - дань, Погибели - спасенье; Могущему пороку - брань; Бессильному - прзренье; Неправде - грозный правды глас; Заслуге - воздаянье; Спокойствие - в последний час; При гробе - упованье. О! будь же, русский бог, нам щит! Прострешь твою десницу - И мститель - гром твой раздробит Коня и колесницу. Как воск перед лицом огня, Растает враг пред нами... О страх карающего дня! Бродя окрест очами, Речет пришлец: "Врагов я зрел; И мнил: земли им мало; И взор их гибелью горел; Протек - врагов не стало!" (Воины) Речет пришлец: "Врагов я зрел; И мнил: земли им мало; И взор их гибелью горел; Протек - врагов не стало!" (Певец) Но светлых облаков гряда Уж утро возвещает; Уже восточная звезда Над холмами играет; Редеет сумрак; сквозь туман Проглянули равнины, И дальний лес, и тихий стан, И спящие дружины. О други, скоро!.. день грядет... Недвижны рати бурны... Но... Рок уж жребии берет Из таинственной урны. О новый день, когда твой свет Исчезнет за холмами, Скольмногих взор наш не найдет Меж нашими рядами!. . И он блеснул!.. Чу!.. вестовой Перун по холмам грянул; Внимайте: в поле шум глухой! Смотрите: стан воспрянул! И кони ржут, грызя бразды; И сторой сомкнулся с строем; И вождь летит перед ряды; И пышет ратник боем. Друзья, прощанью кубок сей! И смело в бой кровавой Под вихорь стрел, под ряд мечей, За смертью иль за славой... О вы, которых и вдали Боготворим сердцами, Вам, вам все блага на земли! Щит промысла над вами!.. Всевышний царь, благослови! A вы, друзья, лобзанье В завет: здесь верныя любви, Там сладкого свиданья! (Воины) Всевышний царь, благослови! А вы, друзья, лобзанье В завет: здесь верныя любви, Там сладкого свиданья!

РОМАНСЫ И ПЕСНИ

ПЕСНЯ

Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье, Как сон пленительный вся жизнь моя текла Но я тобой забыт, - где счастья привиденье! Ах! счастием моим любовь твоя была. Когда я был любим, тобою вдохновенный, Я пел, моя душа хвалой твоей жила. Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный: Ах! гением моим любовь твоя была! Когда я был любим, дары благодеянья В обитель нищеты любовь моя несла. Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья! Ах! благостью моей любовь твоя была!

ТОСКА ПО МИЛОМ

Песня Дубрава шумит; Сбираются тучи; На берег зыбучий Склонившись, сидит В слезах, пригорюнясь, девица-краса; И полночь и буря мрачат небеса; И чёрные волны, вздымаясь, бушуют; И тяжкие вздохи грудь белу волнуют. "Душа отцвела; Природа уныла; Любовь изменила, любовь унесла Надежду, надежду - мой сладкий удел. Куда ты, мой ангел, куда улетел? Ах, полно! я счастьем мирским насладилась: Жила, и любила... и друга лишилась. Теките струёй Вы, слезы горючи; Дубравы дремучи, Тоскуйте со мной. Уж боле не встретить мне радостных дней; Простилась, простилась я с жизнью моей: Мой друг не воскреснет; что было, не будет... И бывшего сердце вовек не забудет. Ах! скоро ль пройдут Унылые годы? С весною-природы Красы расцветут... Но сладкое счастье не дважды цветёт. Пускай же драгое в слезах оживёт; Любовь, ты погибла: ты, радость, умчалась; Одна о минувшем тоска мне осталсь".

ПЕСНЯ

Мой друг, хранитель ангел мой, О ты, с которой нет сравненья, Люблю тебя, дышу тобой; Но где для страсти выраженья? Во всех природы красотах Твой образ милый я встречаю; Прелестных вижу - в их чертах Одну тебя воображаю. Беру перо - им начертать Могу лишь имя незабвенной; Одну тебя лишь прославлять Могу на лире восхищенной. С тобой, один, вблизи, вдали. Тебя любить - одна мне радость; Ты мне все блага на земли; Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость. В пустыне, в шуме городском Одной тебе внимать мечтаю; Твой образ, забывая сном, С последней мыслию сливаю; Приятный звук твоих речей Со мной во сне не расстаётся; Проснусь - и ты в душе моей Скорей, чем день очам коснётся. Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь - мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый; Я в сердце твой приемлю глас; Я пью любовь в твоём дыханье... Восторги, кто постигнет вас, Тебя, души очарованье? Тобой и для одной тебя Живу и жизнью наслаждаюсь; Тобою чувствую себя; В тебе природе удивляюсь. И с чем мне жребий мой сравнить? Чего желать в столь сладкой доле? Любовь мне жизнь - ах! я любить Ещё стократ желал бы боле.

МАЛЬВИНА

Песня С тех пор, как ты пленён другою, Мальвина вянет в цвете лет; Мне свет прелестен был тобою; Теперь - прости, прелестный свет! Ах! не отринь любви моленья: Приди... не сердце мне отдать, Но взор потухший мой принять В минуту смертного томленья. Спеши, спеши! близка кончина; Смотри, как в час последний свой Твоя терзается Мальвина Стыдом, любовью и тоской; Не смерти страшной содроганье, Не тусклый, безответный взгляд Тебе, о милый, возвестят, Что жизни кончилось страданье. Ах, нет!.. когда ж Мальвины муку Не услаждает твой приход; Когда хладеющую руку Она тебе не подаёт; Когда забыт мой друг единый, Мой взор престал его искать, Душа престала обожать: Тогда - тогда уж нет Мальвины!

ПЕСНЯ

"Роза, весенний цвет, Скройся под тень Рощи развесистой! Бойся лучей Солнца палящего, Нежный цветок!" Так мотылёк златой Розе шептал. Розе невнятен был Скромный совет! Роза пленяется Блеском одним! "Солнце блестящее Любит меня; Мне ли, красавице, Тени искать!" Гордость безумная! Бедный цветок! Солнце рассыпало Гибельный луч: Роза поникнула Пышной главой, Листья поблекнули, Запах исчез. Девица красная, Нежный цветок! Розы надменныя Помни пример. Маткиной-душкою Скромно цвети, С мирной невинностью Цветом души. Данный судьбиною Скромный удел, Девица красная, Счастье твоё! В роще скрывайся, Ясный ручей, Бури не ведая, Мирно журчит!

К НИНЕ

Романс О Нина, о мой друг! ужель без сожаленья Покинешь для меня и свет и пышный град? И в бедном шалаше, обители смиренья, На сельский променяв блестящий свой наряд, Не украшенная ни златом, ни парчою, Сияя для пустынь невидимой красою, Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела И (несравненною) в кругу прелестницей слыла? Ужель, направя путь в далекую долину, Назад не обратишь очей своих с тоской? Готова ль пренести убожества судьбину, Зимы жестокий хлад, палящий лета зной? О, ты, рожденная быть прелестью природы! Ужель, затворница, в весенни жизни годы Не вспомнишь сладких дней, как в городе цвела И (несравненною) в кругу прелестницей слыла? Ах! будешь ли в бедах мне верная подруга? Опастности со мной дерзнешь ли разделить? И, в горький жизни час, прискорбного супруга Усмешкою любви придешь ли оживить? Ужель, во глубине души тая страданья, О Нина! в страшную минуту испытанья, Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела И (несравненною) в кругу прелестницей слыла? В последнее любви и радостей мгновенье, Когда мой Нину взор уже не различит, Утешит ли меня твое благословленье И смертную мою постелю усладит? Придешь ли украшать мой тихий гроб цветами? Ужель, простертая на прах мой со слезами, Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела И (несравненною) в кругу прелестницей слыла?

ПЕСНЯ

Счастлив тот, кому забавы, Игры, майские цветы, Соловей в тени дубравы И весенних лет мечты В наслажденье - как и прежде; Кто на радость лишь глядит, Кто, вверяяся надежде, Птичкой вслед за ней летит. Так виляет по цветочкам Златокрылый мотылек; Лишь к цветку - прильнул к листочкам, Полетел - забыл цветок; Сорвана его лилея - Он летит на анемон; Что его - то и милее, Грусть забвеньем лечит он. Беден тот, кому забавы, Игры, майские цветы, Соловей в тени дубравы И весенних лет мечты Не в веселье - так, как прежде; Кто улыбку позабыл; Кто, сказав: прости! надежде, Взор ко гробу устремил. Для души моей плененной Здесь один и был цветок, Ароматный, несравненный; Я сорвать!.. но что же рок? "Не тебе им насладиться; Не твоим ему доцвесть!" Ах, жестокий! чем же льститься? Где полобный в мире есть?

ПУТЕШЕСТВЕННИК

Песня Дней моих еще весною Отчий дом покинул я; Все забыто было мною - И семейство и друзья. В ризе странника убогой, С детской в сердце простотой, Я пошел путем-дорогой - Вера был вожатый мой. И в надежде, в уверенье Путь казался недалёк. "Странник - слышалось - терпенье! Прямо, прямо на восток. Ты увидишь храм чудесный; Ты в святилище войдешь; Там в нетленности (небесной) Все (земное) обретешь". Утро вечером сменялось; Вечер утру уступал; Неизвестное скрывалось; Я искал - не обретал. Там встречались мне пучины; Здесь высоких гор хребты; Я взбирался на стремнины; Чрез потоки стлал мосты. Вдруг река передо мною - Вод склоненье на восток; Вижу зыблемый струею Подле берега челнок. Я в надежде, я в смятеньи; Предаю себя волнам; Счастье вижу в отдаленьи; Всё, что мило - мнится - там! Ах! в безвестном океане Очутился мой челнок; Даль попрежнему в тумане; Брег невидим и далек. И вовеки надо мною Не сольется, как поднесь, Небо светлое с землею... (Там) не будет вечно (здесь).

ПЕСНЬ АРАБА НАД МОГИЛОЮ КОНЯ

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. О путник, со мною страдания дели: Царь быстрого бега простёрт на земли; И воздухом брани уже он не дышит; И грозного ржанья пустыня не слышит; В стремленьи погибель его нагнала; Вонзённая в шею дрожала стрела; И кровь благородна струёю бежала; И влагу потока струя обагряла. Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. Убийцу сразила моя булава: На прах отделенна скатилась глава; Железо вкусило напиток кровавый, И труп истлевает в пустыне без славы... Но спит он, со мною летавший на брань; Трикраты воззвал я: сопутник мой, встань! Воззвал... безответен... угаснула сила... И бранные кости одела могила. Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. С того ненавистного, страшного дня И солнце не светит с небес для меня; Забыл о победе и в мышцах нет силы; Брожу одинокий, задумчив, унылый; И меня доселе драгие края Уже не отчизна - могила моя; И мною дорога верблюда забвенна, И дерево амвры, и куща священна. Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. В час зноя и жажды скакал он со мной Ко древу прохлады, к струе ключевой; И мавра топтали могучи копыта; И грудь от противных была мне защита ; Мой верный соратник в бою и трудах, Он, бодрый, при первых денницы лучах, Стрелою, покорный велению длани, Летал на свиданья любови и брани. О друг! кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. Ты видел и Зару - блаженны часы! - Сокровище сердца и чудо красы; Уста вероломны тебя величали, И нежные длани хребет твой ласкали; Ах! Зара как серна стыдлива была; Как юная пальма долины цвела; Но Зара пришельца пленилась красою И скрылась... ты, спутник, остался со мною. Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял, Он спит - на зыбкий одр песков пустынных пал. О спутник! тоскует твой друг над тобой; Но скоро, покрыты могилой одной, Мы вкупе воздремлем в жилище отрады; Над нами повеет дыханье прохлады; И скоро, при гласе великого дня, Из пыльного гроба исторгнув меня, Величествен, гордый, с бессмертной красою, Ты пламенной солнца помчишься стезёю.

ПЕСНЯ

О милый друг! теперь с тобою радость! А я один - и мой печален путь; Живи, вкушай невинной жизни сладость; В душе не изменись; достойна счастья будь... Но не отринь в толпе пленяемых тобою, Ты друга прежнего, увядшего душою; Веселья их дели - ему отрадой будь; Его, мой друг, не позабудь. О милый друг, нам рок велел разлуку: Дни, месяцы и годы пролетят, Вотще к тебе простру от сердца руку - Ни голос твой , ни взор меня не усладят. Но и вдали моя душа с твоей согласна; Любовь ни времени, ни месту не подвластна; Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь, Меня, мой друг, не позабудь. О милый друг, пусть будет прах холодный То сердце, где любовь к тебе жила: Есть лучший мир; там мы любить свободны; Туда моя душа уж всё перенесла; Туда всечасное влечёт меня желанье; Там свидимся опять; там наше воздаянье; Сей верой сладкою полна в разлуке будь - Меня, мой друг, не позабудь.

ЖЕЛАНИЕ

Романс Озарися, дол туманный: Расступися, мрак густой; Где найду исход желанный? Где воскресну я душой? Испещрённые цветами, Красны холмы вижу там... Ах! зачем я не с крылами? Полетел бы я к холмам. Там поют согласны лиры; Там обитель тишины; Мчат ко мне оттоль зефиры Благовония весны; Там блестят плоды златые На сенистых деревах; Там не слышны вихри злые На пригорках, на лугах. О предел очарованья! Как прелестна там весна! Как от юных роз дыханья Там душа оживлена! Полечу туда... напрасно! Нет путей к сим берегам; Предо мной поток ужасной Грозно мчится по скалам. Лодку вижу... где ж вожатый? Едем!.. будь, что суждено... Паруса её крылаты И весло оживлено. Верь тому, что сердце скажет; Нет залогов от небес; Нам лишь чудо путь укажет В сей волшебный край чудес.

ЦВЕТОК

Романс Минутная краса полей, Цветок увядший, одинокий, Лишен ты прелести своей Рукою осени жестокой. Увы! нам тот же дан удел, И тот же рок нас угнетает: С тебя листочек облетел - От нас веселье отлетает. Отъемлет каждый день у нас Или мечту, иль насложденье, И каждый разрушает час Драгое сердцу наслажденье. Смотри... очарованья нет; Звезда надежды угасает... Увы! кто скажет: жизнь иль цвет Быстрее в мире исчезает?

ЖАЛОБА

Романс Над прохладными водами Сидя, рвал Услад венок; И шумящими волнами Уносил цветы поток. "Так бегут лета младые Невозвратною струей; Так все радости земные Цвет увядший полевой. Ах! безмерною тоскою Умерщвлён мой милый цвет. Все воскреснуло с весною; Обновился божий свет; Я смотрю - и холм веселой И поля омрачены; Для души осиротелой Нет цветущия весны. Что в природе озаренной Красотою майских дней? Есть одна во всей вселенной - К ней душа, и мысль об ней; К ней стремлю, забывись, руки - Милый призрак прочь летит. Кто ж мои услышит муки, Жажду сердца утолит?"

ПЕВЕЦ

В тени деревьев, над чистыми водами Дерновый холм вы видете ль, дрйзья? Чуть слышно там плескает в брег струя; Чуть ветерок там дышит меж листами; На ветвях лира и венец... Увы! друзья, сей холм могила; Здесь прах певца земля сокрыла; Бедный певец! Он сердцем прост, он нежен был душою - Но в мире он минутный странник был; Едва расцвел - и жизнь уж разлюбил; И ждал конца с волненьем и тоскою; И рано встретил он конец, Заснул желанным сном могилы Твой век был миг, но миг унылый Бедный певец! Он дружбу пел, дав другу нежну руку - Но верный друг во цвете лет угас; Он пел любовь - но был печален глас; Увы! он знал любви одну лишь муку; Tеперь всему, всему конец; Твоя душа покой вкусила, Ты спишь; тиха твоя могила, Бедный певец! Здесь у ручья вечернею порою, Прощальну песнь он заунывно пел: "О красный мир, где я вотще расцвел Прости навек: с обманутой душою Я счастья ждал - мечтам конец; Погибло все, умолкни, лира; Скорей, скорей в обитель мира, Бедный певец! Что жизнь, когда в ней нет очарованья? Блаженство знать, к нему лететь душой, Но пропасть зреть меж ним и меж собой; Желать всяк час и трепетать желанья... О пристань горестных сердец, Могила, вечный путь к покою, Когда же будет взят тобою Бедный певец!" И нет певца... его не слышно лиры... Его следы исчезли в сих местах; И скорбно все в долине, на холмах; И все молчит... лишь тихие зефиры, Колебля вянущий венец, Порою веют над могилой, И лира вторит им уныло: Бедный певец!

ПЛОВЕЦ

Вихрем бедствия гонимый, Без кормила и весла, В океан неисходимый Буря челн мой занесла. В тучах звездочка светилась; Не скрывался! я взывал; Непреклонная сокрылась; Якорь был - и тот пропал. Все оделось черной мглою; Вколыхалися валы; Бездны в мраке предо мною; Вкруг ужасные скалы. "Нет надежды на спасенье!" Я роптал, уныв душою... О безумец! Провиденье Было тайный кормщик твой. Невидимою рукою, Сквозь режущие валы, Сквозь одеты бездны мглою И грозящие скалы, Мощный вел меня хранитель. Вдруг - все тихо! мрак исчез; Вижу райскую обитель... В ней трех ангелов небес... О спаситель - провиденье! Скорбный ропот мой утих; На коленах, в восхищенье, Я смотрю на образ их. О! кто прелесть их опишет? Кто их силу над душой? Все окрест их небом дышит И невинностью святой. Неиспытанная радость - Ими жить, для них дышать; Их речей, их взоров сладость В душу, в седце шхпринимать. О судьба! одно желанье: Дай все блага им вкусить; Пусть им радость - мне страданье; Но... не дай их пережить.

МЕЧТЫ

Песня Зачем так рано изменила? С мечтами, радостью, тоской, Куда полет свой устремила? Неумолимая, постой! О дней моих весна златая, Постой... тебе возврата нет... Летит, молитве не внимая; И всё за ней помчалось вслед. О! где ты, луч, путеводитель Веселых юношеских дней? Где ты, надежда, обольститель Неопытной души моей? Уж нет ее, сей веры милой К твореньям пламенной мечты... Добыча истине унылой Призр"аков прежних красоты. Как древле рук своих созданье Боготворил Пигмалион И мрамор внял любви стенанье, И мертвый был одушевлен - Так пламенно объята мною Природа хладная была; И, полная моей душою, Она подвиглась, ожила. И, юноши деля желанье, Немая обрела язык: Мне отвечала на лобзанье, И сердца глас в нее проник. Тогда и древо жизнь прияло, И чувство ощутил ручей, И мертвое отзывом стало Пылающей души моей. И неестественным стремленьем Весь мир в мою теснился грудь; Картиной, звуком, выраженьем Во всё я жизнь хотел вдохнуть. И в нежном семени сокрытой Сколь пышным мне казался свет... Но ах! сколь мало в нем развито! И малое - сколь бедный цвет. Как бодро, следом за мечтою Волшебным очарован сном, Забот не связанный уздою, Я жизни полетел путем. Желанье было - исполненье; Успех отвагу пламенил: Ни высота, ни отдаленье Не ужасали смелых крыл. И быстро жизни колесница Стезею младости текла; Ее воздушная станица Веселых призраков влекла: (Любовь) с прелестными дарами, С алмазным (Счастие) ключом, И (Слава) с звездными венцами, И с ярким (Истина) лучом. Но ах!.. еще с полудороги, Наскучив резвою игрой, Вожди отстали быстроноги... За роем вслед умчался рой. Украдкой (Счастие) сокрылось; Изменой (Знание) ушло; Сомненья тучей обложилось Священной (Истины) чело. Я зрел, как дерзкою рукою Презренный славу похищал; И быстро с быстрою весною Прелестный цвет (Любви) увял. И всё пустынно, тихо стало Окрест меня и предо мной! Едва (Надежды) лишь сияло Светило над моей тропой. Но кто ж из сей толпы крылатой Один с любовью мне вослед, Мой до могилы провожатой, В душевном мраке милый свет, Ты, (Дружба), сердца исцелитель, Мой добрый гений с юных лет. И ты, товарищь мой любимый, Души хранитель, как она, Друг верный, (Труд) неутомимый, Кому святая власть дана: Всегда творить, не разрушая, Мирить печального с судьбой И, силу в сердце водворяя, Беречь в нем ястность и покой.

ЭЛИЗИУМ

Песня Роща, где, податель мира, Добрый Гений смерти спит, Где румяный блеск эфира С тенью зыбких сеней слит, Где источника журчанье, Как далекий отзыв лир, Где печаль, забыв роптанье, Обретает сладкий мир: С тайным трепетом, смятенна, В упоении богов, Для бессмертья возрожденна, Сбросив пепельный покров, Входит в сумрак твой Психея; Неприкованна к земле, Юной жизнью пламенея, Развила она криле. Полетела в тихом свете, С обновленною красой, В дол туманный, к тайной Лете; Мнилось, легкою рукой Гений влек ее незримый; Видит мирные луга; Видит Летою кропимы Очарованны брега. В ней надежда, ожиданье; Наклонилася к водам, Усмиряющим страданье... Лик простерся по струям; Так безоблачен играет В море месяц молодой: Так в источнике сверкает Факел Геспера златой. Лишь фиал воды забвенья Поднесла к устам она - Дней минувших привиденья Скрылись лёгкой тенью сна. Заблистала, полетела К очарованным холмам, Где журчат, как Филомела, Светлы воды по цветам. Все в торжественном молчанье. Притаились ветерки; Лавров стихло трепетанье; Спят на розах мотыльки. Так молчало всё творенье - Море, воздух, берег дик - Зря пенистых вод рожденье Анадоимены лик. Всюду яркий блеск Авроры. Никогда такой красой Не сияли рощи, горы, Обновленные весной. Мирты с зыбкими листами Тонут в пупурных лучах; Розы светлыми звездами Отразилися в водах. Так волшебный луч Селены В лес Карийский проникал, Где, ловитвой утомленный, Сладко друг Дианы спал; Как струи ленивой ропот, Как воздушной арфы звон, Разливался в лесе шопот: Пробудись, Эндимион!

УЗНИК К МОТЫЛЬКУ, ВЛЕТЕВШЕМУ В ЕГО ТЕМНИЦУ

Откуда ты, эфира житель? Скажи, нежданный гость небес, Какой зефир тебя занёс В мою печальную обитель? Увы! денницы милый свет До сводов сих не достигает; В сей бездне ужас обитает; Веселья здесь и следу нет. Сколь сладостно твоё явленье! Знать, милый гость мой, с высоты Страдальца вздох услышал ты - Тебя примчало сожаленье; Увы! убитая тоской Душа весь мир в тебе узрела, Надежда ясная влетела В темницу к узнику с тобой. Скажи ж, любимый друг природы, Всё те же ль неба красоты? Попрежнему ль в лугах цветы? Попрежнему ль в тиши ночной Поёт дубравная певица? Увы! скажи мне, где денница? Скажи, что сделалось с весной? Дай весть услышать о свободе; Слыхал ли песнь её в горах? Её видал ли на лугах В одушевлённом хороводе? Ах! зрел ли милую страну, Где я был счастлив в прежни годы? Всё та же ль там краса природы? Всё так ли там, как в старину? Весна сих сводов не видала: Ты не найдёшь на них цветка; На них затворников рука Страданий повесть начертала! Не долетает к сим стенам Зефира лёгкое дыханье: Ты внемлешь здесь одно стенанье; Ты здесь порхаешь по цепям. Лети ж, лети к свободе в поле; Оставь сей бездны глубину; Спеши прожить твою весну - Другой весны не будет боле; Спеши, творения краса! Тебя зовут луга шелковы: Там прихоти - твои оковы; Твоя темница - небеса. Будь весел, гость мой легкокрылой, Резвяся в поле по цветам... Быть может, двух младенцев там Ты встретишь с матерью унылой. Ах, если б мог ты сладить Их муку радости словами; Сказать: он жив! он дышит вами! Но... ты не можешь говорить. Увы! хоть крыльями златыми Моих младенцев ты прельсти; По травке тихо полети, Как бы хотел быть пойман ими; Тебе помчатся вслед они, Добычи милыя желая; Ты их, с цетка на цвет порхая, К моей темнице примани. Забав их зритель равнодушной, Пойдёт за ними вслед их мать - Ты будешь путь их услаждать Своею резвостью воздушной. Любовь их мой последний щит: Они страдальцу провиденье; Сирот священное моленье Тюремных стражей победит. Падут железные затворы - Детей, супругу, небеса, Родимый край, холмы, леса Опять мои увидят взоры... Но что?... я цепью загремел; Сокрылся призрак-обольститель... Вспорхнул эфирный посетитель... Постой!... но он уж улетел.

ПЕСНЯ МАТЕРИ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ СЫНА

Засни, дитя, спи, ангел мой! Мне душу рвёт твоё стенанье! Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! Когда отец твой обольстил Меня любви своей мечтою, Как ты, пленял он красотою, Как ты, он прост, невинен был! Вверялось сердце без защиты, Но он неверен; мы забыты. Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твоё стенанье! Ужель страдать и над тобой! Ах, тяжко и одно страданье! Когда покинет лёгкий сон, Утешь меня улыбкой милой; Увы, такой уж сладкой силой Повелевал душе и он. Но сколь он знал, к моей напасти, Что всё его покорно власти! Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твоё стенанье! Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! Моё он сердце распалил, Чтобы сразить его изменой; Почто с своею переменой Он и его не изменил? Моя тоска неутолима; Люблю, хотя и нелюбима. Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твое стенанье: Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! Его краса в твоих чертах; Открытый вид, живые взоры; Его услышу разговоры Я скоро на твоих устах! Но, ах, красой очарователь, Мой сын, не будь как он, предатель! Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне дущу рвёт твоё стенанье! Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! В слезах у люльки я твоей - А ты с улыбкой почиваешь! О дай, творец, да не узнаешь Печаль подобную моей! От милых горе нестерпимо! Да пройдёт страшный жребий мимо! Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твоё стенанье! Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! Навек для нас пустыня свет, К надежде нам пути закрыты, Когда единственным забыты, Нам сердца здесь родного нет, Не нам веселие земное; Во всей природе мы лишь двое! Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твое стенанье! Ужель страдать и над тобой? Ах, тяжко и одно страданье! Пойдём, мой сын, путём одним, Две жертвы рока злополучны. О, будем в мире неразлучны, Сносней страдание двоим! Я нежных лет твоих храниель, Ты мне на старость утешитель! Засни, дитя! спи, ангел мой! Мне душу рвёт твоё стенанье! Ужель сьрадать и над тобой! Ах, тяжко и одно страданье!

ГОЛОС С ТОГО СВЕТА

Не узнавай, куда я путь склонила, В какой предел из мира перешла... О друг, я всё земное совершила; Я на земле любила и жила. Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья? Без страха верь: обмана сердцу нет; Сбылося всё: я в стороне свиданья; И знаю (здесь), сколь (ваш) прекрасен свет. Друг, на (земле) великое не тщетно; Будь твёрд, а (здесь) тебе не изменят; О милый, (здесь) не будет безответно Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд. Не унывай: минувшее с тобою; Незрима я, но в мире мы одном; Будь верен мне прекрастною душою; Сверши (один) начатое (вдвоём).

ПЕСНЯ

Розы расцветают, Сердце, отдохни; Скоро засияют Благодатны дни; Всё с зимой ненастной Грустное пройдёт; Сердце будет ясно; Розою прекрасной Счастье расцветёт. Розы расцветают - Сердце, уповай; Есть, нам обещают, Где-то лучший край. Вечно молодая Там весна живёт; Там, в долине рая, Жизнь для нас иная Розой расцветёт.

ПЕСНЯ

К востоку, всё к востоку Стремлению земли - К востоку, всё к востоку Летит моя душа; Далеко на востоке, За синевой лесов, За синими горами Прекрасная живет. И мне в разлуке с нею Всё мнится, что она Прекрасное преданье Чудесной старины, Что мне она явилась Когда-то в древни дни, Что мне об ней остался Один блаженный сон.

ПЕСНЯ

Где фиалка, мой цветок? Прошлою весною Здесь поил ее поток Свежею струёю?.. Нет ее; весна прошла, И фиалка отцвела. Розы были там в сени Рощицы тенистой; Оживляли дол они Красотой душистой... Лето быстрое прошло, Лето розы унесло. Где фиалку я видал, Там поток игривой Сердце в думу погружал Струйкой говорливой... Пламень лета был жесток; Истощенный смолк поток. Где видал я розы, там Рощица, бывало, В зной приют давала нам... Что с приютом стало? Ветр осенний бушевал, И приютный лист опал. Здесь нередко по утрам Мне певец встречался, И живым его струнам Отзыв откликался... Нет его; певец увял; С ним и отзыв замолчал.

ПЕСНЯ

Птичкой певицею Быть бы хотел; С юнной денницею Я б прилетел Первый к твоим дверям; В них бы порхнул, И к молодым грудям Милой прильнул. Будь я сиянием Дневных лучей, Слитых с пыланием Ярких очей, Щеки б румяные Жарко лобзал, В перси бы рдяные Вкравшись, пылал. Если б я сладостным Был ветерком, Веяньем радостным Тайно кругом Милой летал бы я; С долов, с лугов К ней привевал бы я Запах цветов. Стал бы я, стал бы я Эхом лесов; Всё повторял бы я Милой: любовь... Ах! но напрасное Я загадал; Тайное, страстное Кто выражал? Птичка, небесный цвет, Бег ветерка, Эха лесной привет Издалека - Быстры, но ясное Нам без речей, Тайное, страстное Всё их быстрей.

ВОСПОМИНАНИЕ

Прошли, прошли вы, дни очарованья! Подобных вам уж сердцу не нажить! Ваш след в одной тоске воспоминанья! Ах! лучше б вас совсем мне позабыть! К вам часто мчит привычное желанье - И слез любви нет сил остановить! Несчастие - об вас воспоминанье! Но более несчастье - вас забыть! О, будь же грусть заменой упованья! Отрада нам - о счастье слезы лить! Мне умереть с тоски воспоминанья! Но можно ль жить, - увы! и позабыть!

ВЕСЕННЕЕ ЧУВСТВО

Легкий, легкий ветерок, Что так сладко, тихо веешь? Что играешь, что светлеешь, Очарованный поток? Чем опять душа полна? Что опять в ней пробудилось? Что с тобой к ней возвратилось, Перелетная весна? Я смотрю на небеса... Облака, летя, сияют И, сияя, улетают За далекие леса. Иль опять от вышины Весть знакомая несется? Или снова раздается Милый голос старины? Или там, куда летит Птичка, странник поднебесный, Всё еще сей неизвестный, Крайжеланного сокрыт?. . Кто ж к неведомым брегам Путь неведомый укажет? Ах! найдется ль, кто мне скажет, Очарованное Там?

ПЕСНЯ

Кольцо души-девицы Я в море уронил; С моим кольцом я счастье Земное погубил. Мне, дав его, сказала: "Носи! не забывай! Пока твое колечко, Меня своей считай!" Не в добрый час я невод Стал в море полоскать; Кольцо юркнуло в воду; Искал... но где искать!.. С тех пор мы как чужие! Приду к ней - не глядит! С тех пор мое веселье На дне морском лежит! О ветер полуночный, Проснися! будь мне друг! Схвати со дна колечко И выкати на луг. Вчера ей жалко стало: Нашла меня в слезах! И что-то, как бывало, Зажглось у ней в глазах! Ко мне подсела с лаской, Мне руку подала; И что-то ей хотелось Сказать, но не могла! На что твоя мне ласка! На что мне твой привет! Любви, любви хочу я... Любви-то мне и нет! Ищи, кто хочет, в море Богатых янтарей... А мне мое колечко С надеждою моей.

СОН

Заснув на холме луговом, Вблизи большой дороги, Я унесен был легким сном Туда, где жили боги. Но я проснулся, наконец, И смутно озирался: Дорогой шел младой певец И с пеньем удалялся. Вдали пропал за рощей он - Но струны всё звенели. Ах! не они ли дивный сон Мне на душу напели?

ПЕСНЯ БЕДНЯКА

Куда мне голову склонить? Покинут я и сир; Хотел бы весело хоть раз Взглянуть на божий мир. И я в семье моих родных Когда-то счастлив был; Но горе спутник мой с тех пор, Как я их схоронил. Я вижу з"амки богачей И их сады кругом... Моя ж дорога мимо их С заботой и трудом. Но я счастливых не дичусь; Моя печаль в тиши; Я всем весёлым рад сказать: Бог помочь! от души. О щедрый бог, не вовсе ж я Тобою позабыт; Источник милости твоей Для всех ровно открыт. В селеньи каждом есть свой храм С сияющем крестом, С молитвой сладкой и с твоим Доступным алтарем. Мне светит солнце и луна; Любуюсь на зарю; И, слыша благовест, с тобой, Создатель, говорю. И знаю: будет добрый пир В небесной стороне; Там буду празновать и я; Там место есть и мне.

СЧАСТИЕ ВО СНЕ

Дорогой шла девица; С ней друг её младой: Болезнены их лица; Наполнен взор тоской. Друг друга лобызают И в очи и в уста- И снова расцветают В них жизнь и красота. Минутное веселье! Двух колоколов звон: Она проснулась в келье В тюрьме проснулся он.

УТЕШЕНЬЕ В СЛЕЗАХ

"Скажи, что так задумчив ты? Всё весело вокруг; В твоих глазах печали след; Ты, плакал, друг?" "О чём грущу, то в сердце мне Запало глубоко; А слёзы... слёзы в радость нам; От них душе легко". К тебе ласкаются друзья, Их ласки не дичись; И что бы ни утратил ты, Утратой поделись. "Как вам, счастливцам, то понять, Что понял я тоской? О чём... о нет! оно моё, Хотя и не со мной". Не унывай же, ободрись; Ещё ты в цвете лет; Ищи - найдёшь; отважным, друг, Несбыточного нет. "Увы! Напрасные слова! Найдёшь, - сказать легко; Мне до него, как до звезды Небесной далеко". На что ж искать далёких звёзд? Для неба их краса; Любуйся ими в ясну ночь, Не мысля в небеса. "Ах! я любуюсь в ясный день; Нет сил и глаз отвесть; А ночью... ночью плакать мне, Покуда слёзы есть".

К МЕСЯЦУ

Снова лес и дол покрыл Блеск туманный твой: Он мне душу растворил Сладкой тишиной. Ты блеснул... и просветлел Тихо тёмный луг: Так улыбкой наш удел Озаряет друг. Скорбь и радость давних лет Отозвались мне, И минувшего привет Слышу в тишине. Лейся, мой ручей, стремись! Жизнь уж отцвела; Так надежды пронеслись; Так любовь ушла. Ах! то было и моим, Чем так сладко жить, То, чего расставшись с ним, Вечно не забыть. Лейся, лейся, мой ручей, И журчанье струй С одинокою моей Лирой согласуй. Счастлив, кто от хлада лет Сердце охранил, Кто без ненависти свет, Бросил и забыл, Кто делит с душой родной, Втайне от людей, То, что презрено толпой, Или чуждо ей.

МИНА

Романс Я знаю край! там негой дышит лес, Златой лимон горит во мгле древес, И ветерок жар неба охладит, И тихо мирт и гордо лавр стоит... Там счастье, друг! туда! туда Мечта зовёт! Там сердцем я всегда! Там светлый дом! на мраморных столбах Поставлен свод; чертог горит в лучах; И ликов ряд недвижимых стоит; И, мнится, их молчанье говорит... Там счастье, друг! туда! туда Мечта зовёт! Там сердцем я всегда! Гора там есть с заоблачной тропой! В туманах мул там путь находит свой; Драконы там мутят ночную мглу; Летит скала и воды на скалу!... О друг, пойдём! туда! туда Мечта зовёт!.. Но быть ли там когда?

НОВАЯ ЛЮБОВЬ - НОВАЯ ЖИЗНЬ

Что с тобой вдруг, сердце, стало? Что ты ноешь? Что опять Закипело, запылало? Как тебя растолковать? Всё изчезло, чем ты жило, Чем так сладостно грустило! Где беспечность? где покой?.. Ах! что сделалось с тобой? Расцветающая ль младось, Речи ль, полные душой, Взора ль пламенная сладость Овладели так тобой? Захочу ли ободриться, Оторваться, удалиться - Бросить томный, томный взгляд! Ах! я к ней лечу назад! Я неволен, очарован! Я к неволе золотой, Обессиленный, прикован Шелковинкою одной! И бежать очарованья Нет ни силы, ни желанья! Рад тоске! хочу любить!. . Видно, сердце, так и быть!

ВЕРНОСТЬ ДО ГРОБА

Младый Рогер свой острый меч берёт: За веру, честь и родину сразиться! Готов он в бой... но к милой он идёт: В последний раз с прекрасною сразиться. "Не плачь: над нами щит творца; Ещё нас небо не забыло; Я буду верен до конца Свободе, мужеству и милой". Сказал, свой шлем надвинул, поскакал; Дружина с ним; кипят сердца их боем; И скоро строй неустрашимых стал Перед врагов необозримым строем. "Сей вид не страшен для бойца; И смерть ли небо мне сулило - Останусь верен до конца Свободе, мужеству и милой". И на врага взор мести бросив, он Влетел в ряды, как пламень-истребитель; И вспыхнул бой и враг уж истреблен; Но... победив, сражён и победитель. Он почесть бранного венца. Приял с безвременной могилой, И был он верен до конца Свободе, мужеству и милой. Но где же ты, певец великих дел? Иль песнь твоя твоей судьбою стала?.. Его уж нет; он в край тот улетел, Куда давно мечта его летала. Он пал в бою - и глас певца Бессмертно дело осветило; И он был верен до конца Свободе, мужеству и милой.

ГОРНАЯ ДОРОГА

Над страшной бездной дорога бежит, Меж жизнью и смертью мчится; Толпа великанов её сторожит; Погибель над нею гнездится. Страшись пробужденья лавины ужасной: В молчаньи пройди по дороге опасной. Там мост через бездну отважной дугой С скалы на скалу перегнулся; Не смертною был он поставлен рукой - Кто смертный к нему бы коснулся? Поток под него разъяренный бежит; Сразить его рвётся и ввек не сразит. Там, грозно раздавшись, стоят ворота; Мнишь, область теней пред тобоою; Пройди их - долина, долин красота, Там осень играет с весною. Приют сокравенный! Желанный предел! Туда бы от жизни ишёл, улетел! Четыре потока оттуда шумят - Не зрели их выхода очи. Стремятся они на восток, на закат; Стремятся к полудню, к полночи; Рождаются вместе; родясь, расстаются; Бегут без возврата и ввек не сольются. Там в блеске небес два утёса стоят, Превыше всего, что земное: Кругом облако золотые кипят, Эфира семейство младое; Ведут хороводы в стране голубой; Там не был, не будет свидетель земной.

"Ясный месяц! не сияй..."

Ясный месяц! не сияй; Ах! я глаз твоих боюся! Как взглянуть? О чувствий рай! Неравно проговорюся! Ясный месяц! не сияй, Если будем целоваться! Он сказал: я честен, знай! Верю... но боюсь свыкаться! Ясный месяц! не сияй, В час печальный разлученья. Сердце бедно, не страдай! Друг, не чувствуй ты мученья! Ясный месяц! не сияй! Как он станет возвращаться, Пусть... но вот он! поспешай!.. Нет, укроюсь... где деваться?

ОЖИДАНИЕ ЛЮБЕЗНОГО

Где ты, в какой земле, в каких странах безвестных, Неразделяемый навек с моей душой? Где ты, мечтаний бог, и томных, и прелестных, Всегда присутственный, но, ах! незримый мной? Напрасно страстна мысль вослед тебе стремится, Желанье на крылах летит из града в град; Ах, сердце трепетно напрасно суетится Отгадывать в мечтах твой радостный возврат. Нетерпеливая, стараюсь я напрасно Услышать, где мой друг, куда послать мой вздох. Так странник в тьме лесов, в час вечера ненастный, Дорогу потеряв, на влажный падши мох, Внимательный свой слух на каждый шум склоняет, В малейшем шорохе мнит друга он узнать, И всякий свет вдали вождя ему являет; Но миг - и свет угас, и шума не слыхать! Всё глухо, вести нет, и всё покрыто тьмою! Отчаянной душе всё чуждый, мёртвый вид! И пламенник любви не светит предо мною, И луч надежды мне стези не озарит! Отдайте мне его, о боги моря, неба! О рощи и поля! отдайте мне его! Весна прелестная, дщерь пламенного Феба, Приди и возврати полсердца моего! Зефиры кроткие! хоть раз об нём шепните! Носитесь перед ним и ускоряйте путь! Умершим вы полям вновь жизнь и цвет дарите: Ах, влейте жизнь в мою отчаянную грудь! Амур, всесильный бог! к тебе, к тебе взываю! Найди жестокого и власть свою яви, Влей в дух его тоску, которой я страдаю, Дай чувствовать ему мучения любви! Расторгни все его держащие препоны, Плени его, влеки, дай крылья ты свои, Дай нежность нежности забывшему законы И возврати опять мне радости мои. <1815>

ДУЭТ

(На голос известной малороссийской песни) ("Ихав козак за Дунай... ") Первый голос В час разлуки пастушок, Слёзный взор склоня в поток, Говорил своей любезной: "Нет, тому не быть! Нет, не будешь ты моя: Ты богата - беден я. Будь счастлива, будь спокойна; Пусть один терплю!" Второй голос На любезного взглянув, Страстно, сладостно вздохнув, Так пастушка отвечала: "Нет, тому не быть! Нет! ты мой, и навсегда! Бедность, друг мой, не беда. Кто богат, как мы, любовью, Тот и всем богат!" Первый голос Ах! безроден я и сир, Дом и двор мой - целый мир. Что же добры люди скажут О любви твоей? Второй голос Люди знают лишь бранить, А не знают, как любить. Мне не нужны род и племя - Нужен ты один! Первый голос В счастье ты теперь живёшь, Горе ты со мной найдёшь; Тяжко плакать, но тяжеле Быть виною слёз! Второй голос С другом горесть мне сладка, Радость без него горька; Мы смешаем наши слёзы , И беда пройдёт! Первый голос Я не знал, чт"о василёк, Чт"о нарцисс, чт"о ноготок, А любил уже для милой Собирать цветы! Царица сидит высоко и светло На вечно незыблемом троне; Чудесной красой обвивает чело, И блещет в алмазной короне; Напрасно там солнцу сиять и гореть; Её золотит, но не может согреть.

МЕЧТА

Ах! если б мой милый был роза-цветок, Его унесла бы я в свой уголок; И там украшал бы моё он окно; И с ним я душой бы жила заодно. К нему бы в окно ветерок прилетал, И свежий мне запах на грудь навевал; И я б унывала, им сладко дыша, И с милым бы, тая, сливалась душа. Его бы я ранней и поздней порой Я, нежа, поила струёй ключевой; Ко мне прилипая, живые листы Шептали б: я милый, а милая ты. Не села бы пчёлка на милый мой цвет; Сказала б я: меду для пчёлки здесь нет; Для пчёлки-летуньи есть шёлковый луг; Моим без раздела останься, мой друг. Сильфиды бы лёгкой слетелись толпой К нему любоваться его красотой; И мне бы шепнули, целуя листы: Мы любим, что мило, мы любим, как ты. Тогда б встрепенулся мой милый цветок, С цветка сорвался бы румяный листок, К моей бы щеке распалённой пристал, И пурпурным жаром на ней заиграл. Родная б спросила: что, друг мой, с тобой? Ты вся разгорелась, как день молодой. "Родная, родная, сказала бы я, Мне в душу свой запах льёт роза моя"

ПЕСНЯ

Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты? Кто разбудил воспоминанье И замолчавшие мечты? Шепнул душе привет бывалой; Душе блеснул знакомый взор; И зримо ей минуту стало Незримое с давнишних пор. О милый гость, святое (прежде), Зачем в мою теснишься грудь? Могу ль сказать: ( живи ) надежде? Скажу ль тому, что было: ( будь)? Могу ль узреть во блеске новом Мечты увядшей красоту? Могу ль опять одеть покровом Знакомой жизни наготу? Зачем душа в тот край стремится, Где были дни, каких уж нет? Пустынный край не населится; Не узрит он минувших лет; Там есть (один) жилец безгласный, Свидетель милой старины; Там вместе с ним все дни прекрасны В единый гроб положены.

УТЕШЕНИЕ

Светит месяц; на кладбище Дева в черной власянице Одинокая стоит И слеза любви дрожит На густой её реснице. "Нет его; на том он свете; Сердцу смерть его утешна: Он достался небесам, Будет чистый ангел там - И любовь моя безгрешна". Скорбь её к святому лику Богоматери подводит: Он стоит в огне лучей, И на деву из очей Милость тихая нисходит. Пала дева пред иконой И безмолвно упованья От пречистыя ждала... И душою перешла Неприметно в мир свиданья.

К ЭММЕ

Ты в дали, ты скрыто мглою, Счастье милой старины, Неприступною звездою Ты мелькаешь с вышины! Ах! звезды не приманить! Счастью бывшему не быть! Если жадною рукою Смерть тебя от нас взяла, Ты была б моей тоскою, В сердце все бы ты жила! Ты живешь в сияньи дня! Ты живешь не для меня! То, что нас одушевляло, Эмма, как то пережить? Эмма, то что миновало, Как тому любовью быть! Небом в сердце зажжено, Умирает ли оно!

К МИМОПРОЛЕТЕВШЕМУ ЗНАКОМОМУ ГЕНИЮ

Скажи, кто ты, пленитель безымянный? С каких небес примчался ты ко мне? Зачем опять влечешь к обетованной, Давно, давно покинутой стране? Не ты ли тот, который жизнь младую Так сладостно мечтами усыплял И в старину про гостью неземную - Про милую надежду ей шептал? Не ты ли тот, кем всё во дни прекрасны Так жило там в счастливых тех краях, Где луг душист, где воды светло-ясны, Где весел день на чистых небесах? Не ты ль во грудь с живым весны дыханьем Таинственной унылостью влетел, Ее теснил томительным желаньем И весельем волновал? Поэзии священным вдохновеньем Не ты ль с душой носился в высоту, Пред ней горел божественным виденьем, Разоблачал ей жизни красоту? В часы утрат, в часы печали тайной, Не ты ль всегда беседой сердца был, Его смирял утехою случайной И тихою надеждою целил? И не тебе ль она внимала В чистейшие минуты бытия, Когда судьбы святыню постигала, Когда лишь бог свидетель был ея? Какую ж весть принес ты, мой пленитель? Или опять мечтой лишь поманишь И, прежних дум напрасный побудитель, О счастии шепнешь и замолчишь? О Гений мой, побудь еще со мною Бывалый друг , отлетом не спеши; Останься, будь мне жизнию земною; Будь ангелом-хранителем души.

ЖИЗНЬ

Отуманенным потоком Жизнь унылая плыла: Берег в сумраке глубоком; На холодном небе мгла; Тьмою звезды обложило; Бури нет один туман; И вдали ревет уныло Скрытый мглою океан. Было время - был день ясный, Были пышны берега, Были рощи сладкогласны, Были зелены луга. И за ней вились толпою Светлокрылые друзьяо Юность легкая с Мечтою И живых Надежд семья. К ней теснились, услаждали Мирный путь ее игрой И над нею расстилали Благодатный парус свой. К ней Фантазия летала В блеске радужных лучей И с небес к ней прикликала Очарованных гостей: Вдохновение с звездою Над возвышенной главой И Хариту с молодою Музой, Гения сестрой; И она, их внемля пенье, Засыпала в тишине И ловила привиденье Счастья милого во сне!.. Bсё пропало, изменило; Разлетелися друзья; В бездне брошена унылой Одинокая ладья; Року странница послушна, Не желает и не ждёт И прискорбно-равнодушна В беспредельное плывет. Что же вдруг затрепетало Над поверхностью зыбей? Что же прелестью бывалой Вдруг повеяло над ней? Легкой птичкой встрепенулся Пробуждённый ветерок; Сонный парус развернулся; Дрогнул руль; быстрей челнок. Смотрит... ангелом прекрасным Кто-то светлый прилетел, Улыбнулся взором ясным Подарил и в лодку сел; И запел он песнь надежды; Жизнь очнулась, ожила И с волненьем робким вежды На красавца подняла. Видит... мрачность разлетелась; Снова зеркальна вода; И приветно загорелась В небе яркая звезда; И в неё проникла радость, Прежней веры тишина, И как будто снова младость С упобаньем отдана. О хранитель небом данной! Пой, небесный, и ладьёй Правь ко пристани желанной За попутною звездой. Будь иянье, будь ненастье; Будь, что надобно судьбе; Все для жизни будет счастье, Добрый спутник, при тебе.

ПЕСНЯ

Отымает наши радости Без замены хладный свет; Вдохновенье нашей младости Гаснет с чувством жертвой лет; Не один ланит пылание Тратим с юностью живой - Видим сердца увядание Прежде юности самой. Наше счастье разбитное Видим мы игрушкой волн; И в далёкий мрак сердитое Море мчит наш бедный челн; Стрелки нет путеводительной Иль вотще её магнит В бурю к пристани спасительной Челн беспарусный манит? Хлад, как будто ускоренная Смерть заходит в душу к нам; К наслажденью охлажденная, Охладев к самим бедам, Без стремленья, без желанья, В нас душа заглушена И навек очарования Слез отрадных лешина. На минуту ли улыбкою Мертвый лик наш оживет, Или прежнее ошибкою В сердце сонное зайдет - То обман; то плющ играющий По развалинам седым; Сверху лист благоухающий - Прах и тление под ним. Оживите сердце вялое; Дайте быть по старине; Иль оплакивать бывалое Слез бывалых дайте мне. Сладко, сладко появленье Ручейка в пустой глуши; Так и слезы - освеженье Запустевшия души.

ЛАЛЛА РУК

Милый сон, души пленитель, Гость прекрасный с вышины, Благодарный посетитель Поднебесной стороны, Я тобою насладился На минуту, но вполне: Добрым вестником явился Здесь небесного ты мне. Мнил я быть в обетованной Toй земле, где вечный мир; Мнил я зреть благоуханный Безмятежный Кашемир; Видел я: торжествовали Праздник розы и весны И пришелицу встречали Из далекой стороны. И блистая, и пленяя - Словно ангел неземной - Непорочность молодая Появилась предо мной; Светлый завес покрывала Оттенял её черты, И застенчево склоняла Взор умильный с высоты. Всё - и робкая стыдливость Под сиянием венца, И младенческая живость, И величие лица, И в чертах глубокость чувства С безмятежной тишиной - Всё в ней было без искусства Неописанной красой. Я смотрел - а призрак мимо (Увлекая душу в след) Пролетал невозвратимо; Я за ним - его уж нет! Посетил, как упованье; Жизнь минуту озарил; И оставил лишь преданье, Что когда-то в жизни был. Ах! не с вами обитает Гений чистый красоты; Лишь порой он навещает Нас с небесной высоты; Он поспешен, как мечтанье, Как воздушный утра сон; Но в святом воспоминанье Неразлучен с сердцем он. Он лишь в чистые мгновенья Бытия бывает к нам, И приносит откровенья, Благотворные сердцам; Чтоб о небе сердце знало В темной области земной, Нам туда сквозь покрывало Он дает взглянуть порой; И во всем, что здесь прекрасно, Что наш мир животворит, Убедительно и ясно Он с душою говорит; А когда нас покидает, В дар любви у нас в виду В нашем небе зажигает Он прощальную звезду.

ЯВЛЕНИЕ ПОЭЗИИ В ВИДЕ ЛАЛЛА РУК

К востоку я стремлюсь душою! Прелестная впервые там Явилась в блеске над землёю Обрадованным небесам. Как утро юного творенья, Она пленительно пришла И первый пламень вдохновенья Струнами первыми зажгла. Везде любовь ее встречает; Цветет ей каждая страна; Но всюду милый сохраняет Обычай родины она. Так пролетела здесь, блистая Востока пламенным венцом, Богиня песней молодая На паланкине золотом. Как свежей утренней порою В жемчуге утреннем цветы, Она пленяла красотою, Своей не зная красоты. И нам с улыбкой ясной, В своей веселости младой, Она казалася прекрасной Всеобновляющей весной. Сама гармония святая Ее нам мнилось бытие, И мнилось, душу разрешая, Манила в рай она ее. При ней все мысли наши пенье! И каждый звук ее речей, Улыбка уст, лица движенье, Дыханье, взгляд - все песня в ней.

ПОБЕДИТЕЛЬ

Сто красавиц златооких Председатели на турнире. Все - цветочки полевые; А моя одна как роза. На нее глядел я смело, Как орел глядит на солнце. Как от щек моих горячих Разгоралося забрало! Как рвалось пробиться сердце Сквозь тяжелый, твердый панцырь! Тихих взоров светлый плвмень Стал душе моей пожаром; Сладкошепчущие речи Стали сердцу бурным вихрем; И она - младое утро - Стала мне грозой могучей; Я помчался, я ударил - И ни что не устояло.

НОЧЬ

Уже утомившийся день Склонился в багряные воды, Темнеют лазурные своды, Прохладная стелется тень; И ночь молчаливая мирно Пошла по дороге эфирной, И Гепер летит перед ней С прекрасной звездою своей. Сойди, о небесная, к нам С волшебным твоим покрывалом, С целебным забвенья фиалом, Дай мира усталым сердцам. Своим миротворным явленьем, Своим усыпительным пеньем, Томимую душу тоской, Как матерь дитя, успокой.

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

Кто ты, призрак, гость прекрасный? К нам откуда прилетал? Безответно и безгласно, Для чего от нас пропал? Где ты? Где твое селенье? Что с тобой? Куда исчез? И зачем твое явленье В поднебесную с небес? Не надежда ль ты младая, Приходящая порой Из неведомого края Под волшебной пеленой? Как она, неумолимо Радость милую на час Показал ты с нею мимо Пролетел и бросил нас. Не Любовь ли нам собою Тайно ты изобразил?.. Дни любви, когда одною Мир для нас прекрасен был, Ах! тогда сквозь покрывало Неземным казался он... Снят покров; любви не стало; Жизнь пуста, и счастье - сон. Не волшебница ли Дума Здесь тебе явилась нам? Удаленная от шума, И мечтательно к устам Приложила перст, приходит К нам, как ты, она порой, И в минувшее уводит Нас безмолвно за собой. Иль тебе сама святая Здесь Поэзия была?.. К нам, как ты, она из рая Два покрова принесла: Для небес лазурно-ясный, Чистый, белый для земли: С ней все близкое прекрасно; Все знакомо, что вдали, Иль Предчувствие сходило К нам во образе твоем И понятно говорило О небесном, о святом? Часто в жизни так бывало: Кто-то светлый к нам летит, Подымает покрывало И в далекое манит.

МОТЫЛЕК И ЦВЕТЫ

Поляны мирной украшенье, Благоуханные цветы, Минутное изображенье Земной, минутной красоты; Вы равнодушно расцветаете, Глядяся в воды ручека, И равнодушно упрекаете В непостоянстве мотылька. Во дни весны с востока ясного, Младой денницей побуждён, В пределы бытия прекрасного От высоты спустился он. Исполненнй воспоминанием Небесной, чистой красоты, Он вашим радостным сиянием Пленился, милые цветы. Он мнил, что вы с ним однородные Переселенцы с вышины, Что вам, как и ему, свободные И крылья и душа даны: Но вы к земле, цыеты, прикованы; Вам на земле и умереть; Глаза лишь вами очарованы, А сердца вам не разогреть. Не рождены вы для внимания; Вам непонятен чувства глас; Стремишься к вам без упования; Без горя забываешь вас. Пускай же к вам резвясь ласкается, Как вы, минутный ветерок; Иною прелестью пленяется Бессмертья вестник мотылек. Но есть меж вами два избранные, Два ненадменные цветка: Их имена, им сердцем данные, К ним привлекают мотылька. Они без пышно сияния; Едва приметны красотой: Один есть цвет воспоминания, Сердечной думы цвет другой. О милое воспоминание О том, чего ужв мире нет1 О дума сердца - упование На лучший, неизменный свет! Блажен, кто вас среди губящего Волненья жизни сохранил И с вами низость настоящего И пренебрег и позабыл.

ЗАМОК НА БЕРЕГУ МОРЯ

Ты видел ли з"амок на бреге морском? Играют, сияют над ним облака; Лазурное море прекрасно кругом. "Я з"амок тот видел на бреге морском; Сияла над ним одиноко луна; Над морем клубился холодный туман". Шумели ль, плескали ль морские валы? С их шумом, с их плеском сливался ли глас Веселого пенья, торжественных струн? "Был ветер спокоен; молчала волна; Мне слышалась в з"амке печальная песнь; Я плакал от жалобных криков ея". Царя и царицу ты видел ли там? Ты видел ли с ними их милую дочь, Младую, как утро весеннего дня? "Царя и царицу я видел... вдвоем Безгласны, печальны сидели они; Но милой их дочери не было там".

НОЧНОЙ СМОТР

В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик; И ходит он в зад и в перед, И бьет он проворно тревогу. И в темных гробах барабан Могучую будит пехоту: Встают молодцы-егеря, Встают старики-гренадеры, Встают из-под Русских снегов, С роскошных полей Итальянских, Встают с Африканских степей, С горючих песков Палестины. В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперед, И громко трубит он тревогу. И в темных могилах труба Могучую конницу будит: Седые гусары встают, Встают усачи кирасиры; И с севера, с юга летят, С востока и с запада мчатся На легких воздушных конях Один за другим эскадроны. В двенадцать часов по ночам Из гроба встает полководец; На нем сверх мундира сертук; Он с маленькой шляпой и шпагой; На старом коне боевом Он медленно едет по фрунту; И маршалы едут за ним, И едут за ним адьютанты; И армия честь отдает. Становится он перед нею; И с музыкой мимо его Проходят полки за полками. И всех генералов своих Потом он в кружок собирает, И ближнему на ухо сам Он шепчет пароль свой и лозунг; И армии всей отдают Они тот пароль и тот лозунг: И "Франция" - тот их пароль, Тот лозунг - "Святая Елена". Так к старым солдатам своим На смотр генеральный из гроба В двенадцать часов по ночам Встает император усопший.

ПОСЛАНИЯ

К ФИЛАРЕТУ

Послание Где ты, далёкий друг? Когда прервём разлуку? Когда прострёшь ко мне ласкающую руку? Когда мне встретить твой душе понятный взгляд, И сердцем отвечать на дружбы глас священной? Где вы, дни радостей? Придёшь ли ты назад, О время прежнее, о время незабвенно? Или веселие навеки отцвело, И счастие моё с протекшим протекло?.. Как часто о часах минувших я мечтаю! Но чаще с сладостью конец воображаю, Конец всему - души покой, Конец желаниям, конец воспоминаньям, Конец боренью и с жизнью и с собой... Ах! время, Филарет, свершиться ожиданьям. Не знаю... но, мой друг, кончины сладкий час Моей любимою мечтою становится; Унылость тихая в душе моей хранится; Во всём внимаю я знакомый смерти глас. Зовёт меня... зовёт... куда зовёт?.. не знаю; Но я зовущему с волнением внимаю; Я сердцем сопряжён с сей тайною страной, Куда нас всех влечёт судьба неодолима; Томящейся душе невидимая зрима - Повсюду вестники могилы предо мной. Смотрю ли, как заря с закатом угасает - Так, мнится, юноша цветущий исчезает; Внимаю ли рогам пастушьим за горой Иль ветра горного в дубраве трепетанью, Иль тихому ручья в кустарнике журчанью, Смотрю ль в туманну даль вечернею порой, К клавиру ль преклонясь, гармонии внимаю - Во всём печальных дней конец воображаю. Иль предвещание в унынии моём? Или судил мне рок, в весенни жизни годы, Сокрывшись в мраке гробовом, Покинуть и поля и отческие воды, И мир, где жизнь моя бесплодно расцвела?.. Скажу ль?.. Мне ужасов могила не являет; И сердце с горестным желаньем ожидает, Чтоб промысла рука обратно то взяла, Чем я безрадостно в сем мире бременился, Ту жизнь, в которой я столь мало насладился, Которую давно надежда не златит. К младенчеству ль душа прискорбная летит. Считаю ль радости минувшего - как мало! Нет! счастье к бытию меня не приучало; Мой юношеский цвет без запаха отцвёл. Едва в душе своей для дружбы я созрел - И что же!. . предо мной увядшего могила; Душа, не воспылав, свой пламень угасила. Любовь... но я в любви нашёл одну мечту, Безумца тяжкий сон, тоску без разделенья, И невозвратное надежд уничтоженье. Иссякшия души наполню ль пустоту? Какое счастие мне в будущем известно? Грядущее для нас протекшим лишь прелестно. Мой друг, о нежный друг, когда нам не дано В сем мирежить для тех, кем жизнь для нас священна, Кем добродетель нам и слава драгоценна, Почто ж, увы! почто судьбой запрещено За счастье их отдать нам жизнь сию бесплодну? Почто (дерзну спросить?) отъял у нас творец Им жертвовать собой свободу превосходну? С каким бы торжеством я встретил мой конец, Когда б всех благ земных, всей жизни приношеньем Я мог - о сладкий сон! - той счастье искупить, С кем жребий не судил мне жизнь мою делить!.. Когда б стократными и скорбью и мученьем За каждый миг её блаженства я платил: Тогда б, мой друг, я рай в сём мире находил И дня как дара ждал, к страданью пробуждаясь; Тогда, надеждою отрадною питаясь, Что каждый жизни миг погибшия моей Есть жертва тайная для блага милых дней, Я б смерти звать не смел, страшися бы могилы. О незабвенная, друг милый, вечно милый! Почто, повергнувшись в слезах к твоим ногам, Почто, лобзая их горящими устами, От сердца не могу воскликнуть к небесам: "Всё в жертву за неё! вся жизнь моя пред вами!" Почто и небеса не могут внять мольбам? О безрассудного напрасное моленье! Где тот, кому дано святое наслажденье За милых слезы лить, страдать и погибать? Ах! если б мы могли в сей области изгнанья Столь восхитительно презренну жизнь кончать - Кто б небо оскорбил безумием роптанья!

К НИНЕ

Послание О Нина, о Нина, сей пламень любви Ужели с последним дыханьем угаснет? Душа, отлетая в незнаемый край, Ужели во прахе то чувство покинет, Которым равнялась богам на земле? Ужели в минуту боренья с кончиной - Когда уж не буду горящей рукой В слезах упоенья к трепещущей груди, Восторженный, руку твою прижимать, Когда прекратятся и сердца волненье, И пламень ланитный - примета любви, И тайныя страсти во взорах сиянье, И тихие вздохи и сладкая скорбь, И груди безвестным желаньем стесненье - Ужели, о Нина, всем чувствам конец? Ужели ни тени земного блаженства С собою в обитель небес не возьмём? Ах! с чем же предстанем ко трону Любови? И то, что питало в нас пламень души, Что было в сем мире предчувствием неба, Ужели то бездна могилы пожрёт? Ах! самое небо мне будет изгнаньем, Когда для бессмертья утрачу любовь; И в области райской я буду печально О прежнем, погибшем блаженстве мечтать; Я с завистью буду - как бедный затворник Во мраке темницы о нежной семье, О прежних весельях родительской сени, Прискорбный, тоскует, на цепи склонясь - Смотреть, унывая, на милую землю. Что в вечности будет заменой любви? О! первыя встречи небесная сладость - Как тайные, сердца созданья, мечты, В единый слиявшись пленительный образ, Являются смутной весельем душе - Уныния прелесть, волненье надежды, И радость, и трепет при встрече очей, Ласкающий голос - души восхищенье, Могущество тихих, таинственных слов, Присутствия сладость, томленье разлуки, Ужель невозвратно вас с жизнью терять? Ужели, приближась к безмолвному гробу, Где хладный, навеки бесчувственый прах Горевшего прежде любовию сердца, Мы будем напрасно и скорбью очей, И прежде всесильным любви призываньем В бесчувственном прахе любовь оживлять? Ужель из-за гроба ответа не будет? Ужель переживший один сохранит То чувство, которым так сладко делился; А прежний сопутник, кем в мире он жил, С которым сливался тоской и блаженством, Исчезнет за гробом, как утренний пар С лучом, озлатившим его, исчезает, Развеянный легким зефира крылом?.. О Нина, я внемлю таинственный голос: Нет смерти, вещает, для нежной любви; Возлюбленный образ, с душой неразлучный, И в вечность за нею из мира летит - Ей спутник до сладкой минуты свиданья. О Нина, быть может, торжественный час, Посланник разлуки, уже надо мною; Ах! скоро, быть может, погаснет мой взор, К тебе устремляясь с последним блистаньем; С последнею лаской утихнет мой глас, И сердце забудет свой сладостный трепет - Не сетуй и верой себя услаждай, Что чувства нетленны, что дух мой с тобою; О сладость! о смертный, блаженнейший час! С тобою, о Нина, теснейшим союзом Он страстную душу мою сопряжёт. Спокойся, друг милый, и в самой разлуке Я буду хранитель невидимый твой, Невидимый взору, но видимый сердцу; В часы испытанья и мрачной тоски, Я в образе тихой, небесной надежды, Беседуя скрытно с твоею душой, В прискорбную буду вливать утешенье; Под сумраком ночи, когда пронесёшь Отраду в обитель недуга и скорби, Я буду твой спутник, я буду с тобой Делиться священным добра наслажденьем; И в тихий, священный моления час, Когда на коленях, с блистающим взором, Ты будешь свой пламень к творцу воссылать, Быть может, тоскуя о друге погибшем, Я буду молитвы невинной души Носить в умиленьи к небесному трону. О друг незабвенный, тебя окружив Невидимой тенью, всем тайным движеньям Души твоей буду в весельи внимать; Когда ты - пленившись потока журчаньем, Иль блеском последним угасшего дня (Как холмы объемлет задумчивый сумрак, И, с бледным вечерним мерцаньем, в душе О радостях прежних мечта воскресает), Иль сладостным пеньем вдали соловья, Иль веющим с луга душистым зефиром, Несущим свирели далекия звук, Иль стройным бряцаньем полуночной арфы - Нежнейшую томность в душе ощутишь, Исполнишься тихим, унылым мечтаньем И, в мир сокровенный душою стремясь, Присутствие бога, бессмертья награду, И с милым свиданье в безвестной стране Яснее постигнешь, с живейшею верой, С живейшей надеждой от сердца вздохнёшь... Знай, Нина, что друга ты голос внимаешь, Что он и в веселье и в тихой тоске С твоею душою сливается тайно. Мой друг, не страшися минуты конца: Посланником мира, с лучом утешенья Ко смертной постеле приникнув твоей, Я буду игрою небесныя арфы Последнюю муку твою услаждать; Не вопли услышишь грозящия смерти, Не ужас могилы узришь пред собой: Но глас восхищенный, поющий свободу, Но светлый ведущий к веселию путь И прежнего друга, в восторге свиданья, Манящего ясной улыбкой тебя. О Нина, о Нина, бессмертье наш жребий.

К Б[ЛУДОВ]У

Послание Весёлого пути Любезному желаю Ко древнему Дунаю; Забудь покой, лети За русскими орлами; Но в поле, под шатрами, Друзей воспоминай И сердцу милый край, Где ждёт тебя, уныла, Твой друг, твоя Людмила, Хранитель-ангел твой... С крылатою мечтой Проникни сокровенно В чертог уединенной, Где, с верною тоской, С пылающей душой, Она одна вздыхает, И промысл умоляет: Да будет твой покров В обители врагов. Смотри, как томны очи, Как вид её уныл; Ей белый свет постыл; Одна, во мраке ночи, Сокрылась в терем свой; Лампаду зажигает, Письмо твоё читает, И робкою рукой Ответ ко другу пишет, Где в каждом слове дышит Души её печаль. Лети в безвестну даль; Твой гений над тобою; Среди опасна бою Его незримый щит Тебя приосенит - И мимо пролетит Стрела ужасной Гелы. Ах! скоро ль твой весёлый Возврат утешит вновь И дружбу и любовь?.. Для скорби утоленья, Податель благ, Зевес Двум жителям небес Минуты разлученья Поверил искони. "Да будут, рек, они, Один - посол разлуки, Свидания - другой!" И в час сердечной муки, Когда рука с рукой, В тоске безмолвной, други, Любовники, супруги, С последнею слезой, В последнем лобызанье Последнее прощанье Друг другу отдают, Мольбы из сердца льют, И тихими стопами, С поникшими главами, В душе скрывая стон, Идут, осиротелы, В свой терем опустелый, Сын Дия Абеон, Задумчивый, бескрылой, С улыбкою унылой, С отрадой скорбных слёз, Спускается с небес, Ведомый Адеоном, Который тихим звоном Волшебных струн своих Льёт в сердце упованье На близкое свиданье. Я вижу обоих: Один с своей тоскою И тихою слезою; С надеждою другой. Прости, мой друг нелестной! Надолго ль? неизвестно. Но верую душой (И вера не обманет): Желанный день настанет - Мы свидимся с тобой. Или... увы! незримо Грядущее для нас!.. Быть может - в оный час, Когда ты, невредимо Свершив опасный путь, Свободою вздохнуть Придёшь в стране родимой С Людмилою своей - Ты спросишь у друзей: "Где скрылся друг любимой?" И что ж тебе в ответ? Его уж в мире нет... Так, если в цвете лет Меня возьмёт могила, И участь присудила, Чтоб первый я исчез Из милого мне круга - Друзья, без скорбных слёз На прах взирайте друга. Где светлою струёй Плескает в брег зелёный Извилистый ручей, Где сенистые клёны Сплетают из ветвей Покров гостеприимный, Лобзаясь с ветерком: Туда - лишь над холмом Луна сквозь облак дымный При вечере блеснёт, И липа разольёт Окрест благоуханье - Сберитесь, о друзья, В моё воспоминанье. Над вами буду я, Древес под зыбкой сенью, Невидимою тенью Летать, рука с рукой С утраченным Филоном. Тогда вам тихим звоном Покинутая мной На юном клёне лира Пришельцев возвестит Из таинственна мира, И тихо пролетит Задумчивость над вами; Увидите сердцами В незнаемой дали Отечество желанно - Приют обетованной Для странников земли.

К БАТЮШКОВУ

Послание Сын неги и веселья, По Музе мне родной, Приятность новоселья Лечу вкусить с тобой; Отдам поклон Пенату, И милому собрату В подарок пук стихов. Увей же скромну хату Венками из цветов; Узорным покрывалом Свой шаткий стол одень, Вооружись фиалом, Шампанского напень, И стукнем в чашу чашей, И выпьем всё до дна: Буть верной Музе нашей Дань первого вина. Вхожу в твою обитель: Здесь весел ты с собой, И, лени друг, покой Дверей твоих хранитель. Всё ясно вкруг меня; Закат румяный дня Живее здесь играет На зелени лугов, И чище отражает Здесь виды берегов Источник тихоструйный; Здесь кроток вихорь буйный; Приятней сень листов Зефиры здесь колышут, И слаще негой дышут; Укромный домик твой Не златом - чистотой И светлостью пленяет; В окно твоё влетает Цветов приятный дух; Террас, пред ним дерновый Узорный полукруг; Там ландыши перловы, Там розовы кусты, Тюльпан, нарцысс душистой, И тубероза - чистой Эмблема красоты, С роскошным анемоном; Едва приметным склоном Твой сходит сад к реке; Шумит невдалеке Там мельница смиренна: С колёс жемчужна пена И брызгов дым седой; Мелькает над рекой Весёлая купальня, И, гость из края дальня, Уютный домик свой Там швабский гусь спесивой На острове под ивой, Меж дикою крапивой Беспечно заложил. Так! здесь приют поэта: Душа моя согрета Влияньем горних сил, И вся ничтожность света В глазах моих, как сон... Незримый Аполлон Промчался надо мною; Ликуй, мой друг-поэт. Довольнее судьбою Поэтов под луною И не было и нет. Их жизнь очарованье! Ты помнишь ли преданье? Разбить в уделы свет Преемник древний Крона Задумал искони. "Делитесь!" - с горня трона Бог людям рёк. Они Взроилися, как пчёлы, Шумящи по лугам - И все уже уделы Земные по рукам. Смиренный земледелец Взял труд и сельный плод, Могущество - Владелец; Купец равнину вод Наморщил под рулями; Взял откуп арендарь, А пастырь душ - алтарь И силу над умами. "Будь каждый при своём (Рёк царь земли и ада); Вы сейте, добры чада; Мне жертвуйте плодом". Но вот... с земли продела Приходит и поэт; Увы! ему удела Нигде на свете нет; К Зевесу он с мольбою; "Отец и властелин, За что забыт тобою Любимейший твой сын?" - "Не я виной забвенья. Когда я мир делил, В страну воображенья Зачем ты уходил?" - "Увы! я был с тобою (В слезах сказал певец); Величеством, красою Небес твоих, отец, Мои питались взоры; Там пели дивны хоры; Я сердце возносил К делам твоим чудесным... Но, ах! пленён небесным, Земное позабыл". - "Мой сын, уделы взяты; Мне жаль твоей утраты; Но рай перед тобой; Согласен ли со мной Делиться небесами? Блаженствуя с богами, Ты презришь мир земной". С тех пор - необожатель Подсолнечных сует - Стал верный обитатель Страны духов поэт, Страны неоткровенной: Туда непосвящённой Толпе дороги нет; Там чудотворны боги Весёлые чертоги Слияли из лучей, В мерцающей долине, Любимице своей "Фантазии" - богине; Её "Природа" мать; Беспечно ей играть Даёт она собою; Но, радуясь игрою, Велит её хранить Трём чадам первородным, Чтоб прихотям свободным Её не заманить В туманы заблуждений: То с пламенником "Гений", "Наука" с свитком "Муз", И с лёгкою уздою Очами зоркий "Вкус"; С весёлою сестрою Согласные, они Там нежными перстами Виют златые дни; Всё их горит лучами; Во всё дух жизни влит: В потоке там журчит Гармония Наяды: Храним Сильваном лес; Грудь юныя Дриады Под коркою древес Незримая пылает; Зефир струи ласкает И вьётся вкруг лилей; Нарцис глядит в ручей; Среди прозрачной пены Летучих облаков Мелькает рог Селены, И в сумраке лесов Тоскует Филомела. Хранят сего удела Магической покой "Невинность" - гений милый С "Беспечностью" - сестрой: И их улыбки силой Ни "Скукою" унылой, Ни мрачной "Суетой", Ни "Алчностью" угрюмой, Ни "Мести" грозной думой, Ни "Зависти" тоской Там светлость не мрачится; Там ясная таится, "Веселью" верный друг, "Гордынею" забыта, "Посредственность" - Харита, И их согласный круг Одушевляем "Славой" - Не той богиней бед, Которая кровавой Кладёт венец побед В дымящиеся длани Свирепостию брани - Но милою, живой, Небесною сестрой Небесныя "Надежды"; Чужда порока, враг Безумца и невежды, Её жилища праг Ужасен недостойным; Но тем душам спокойным, Где чувство в простоте Как тихий день сияет, В могущей красоте Она себя являет, И, в них воспламенив К великому порыв, К прекрасному стремленье, Ко благу страстный жар, Им оставляет в дар: "Собою наслажденье". Мой друг, и ты певец; И твой участок лира; И ты в мечтах жилец Незнаемого мира... В мечтах? Почто ж в мечтах? Почто мы не с крылами, И вольны лишь мечтами, А наяву в цепях? Почто сей тяжкий прах С себя не можем сринуть, И мир совсем покинуть, И нам дороги нет Из мрачного изгнанья В страну очарованья? Увы! мой друг... поэт, Призр"аками богатый, Беспечностью дитя - Он мог бы жить, шутя; Но горькие утраты Живут и для него, Хотя перед слепою Богинею покою Не тратит своего; Хотя одной молвою, Смотря на свет тайком, В своём углу знаком С бесславием тщеславных, С печалями забавных Фигляров-остряков, И с мукою льстецов Пред тронами ползущих И с бешенством падущих В изрытый ими ров - Но те живейши раны, Которые, как враны, Вгрызаясь в глубь сердец, В них радость истребляют И жизнь их пожирают, Их знает и певец. Какими, друг, мечтами Сберечь души покой, Когда перед глазами, Под дланью роковой, Погибнет то, что мило, И схваченный могилой Исчезнет пред тобой Души твоей родной; А ты, осиротелой, Дорогой опустелой Ко гробу осуждён Один, снедая слёзы, Тащить свои желёзы? И много ли замен Нам даст мечта крылата Тогда, как без возврата Блаженство улетит, С блаженством упованье, И в сердце замолчит Унывшее желанье; И ты, как палачом Преступник раздроблённый, И к плахе пригвождённый, В бессилии своём Ещё быть должен зритель, Как жребий-истребитель Всё то, чем ты дышал, Что, сердцем увлечённый, В надежде восхищённой, "Своим" уж называл, Другому на пожранье Отдаст в твоих глазах... Тебе ж одно терзанье Над гробом милых благ? Но полно!.. Муза с нами; Бессмертными богами Не всем, мой друг, она В сопутницы дана. Кто слышал в час рожденья Небесной девы глас, В ком искра вдохновенья С огнём души зажглась: Тот верный от судьбины Найдёт здесь уголок. В покрыты мглой пучины Замчался мой челнок... Но светит для унылой Ещё души моей Поэзии светило. Хоть прелестью лучей Бунтующих зыбей Оно не усмирило... Но мгла озарена; Но сладостным сияньем, Как тайным упованьем, Душа ободрена, И милая мелькает В дали моей Мечта... Доколь, мой друг, пленяет Добро и красота, Доколь огнём священным Душа ещё полна, И дверь растворена Пред взором откровенным В святой Природы храм, Доколь Хариты нам Весёлые послушны: Дотоль ещё к бедам Быть может равнодушны. О добрый Гений мой, Последних благ спаситель И жребия смиритель, Да светит надо мной, Во мгле путеводитель, Твой, Муза, милый свет! А ты, мой друг - поэт, Храни твой дар бесценный; То Весты огнь священный; Пока он не угас - Мы живы, невредимы, И Рок неумолимый Свой гром неотразимый Бросает мимо нас. Но пламень сей лишь в ясной Душе неугасим. Когда любовью страстной Лишь то боготворим, Что благо, что прекрасно; Когда от наших лир Лиются жизни звуки, Чарующие муки, Сердцам дающи мир; Когда мы песнопеньем Несчастного дружим С сокрытым провиденьем, Жар славы пламеним В душе, летящей к благу, Стезю к убогих прагу Являем богачам, Не льстим земным богам, И дочери стыдливой Заботливая мать Гармонии игривой Сама велит внимать: Тогда и дарованье Во благо нам самим, И мы не посрамим Поэтов достоянья. О друг! служенье Муз Должно быть их достойно: Лишь с добрым их союз. Слияв в душе спокойной Младенца чистоту С величием свободы, Боготворя природы Простую красоту, Лишь благам неизменным, Певец - любимец мой, Доступен будь душой; Когда к дверям смиренным Обители твоей Придёт, с толпою Фей "Желаний" прихотливых, "Фортуна" - враг счастливых: Ты двери на замок; Пускай толпа стучится; Содом сей в уголок Поэта не вместится, Не вытеснив Харит. Но если залетит "Веселий" рой вертляный - Дверь настежь, милый друг. Пускай в их шумный круг Войдут: и "Вакх" румяный, Украшенный венком, С состаревшим вином, С наследственною кружкой, И "Шутка" с погремушкой, И "Пляски" шумный хор - Им рад "Досуг" шутливый; Они осклабят взор "Работы" молчаливой. "Задумчивость" подчас Впускай в приют укромный: Её чуть слышный глас И взор приятно-томный Переливают в нас Покой и услажденье; Она уединенье Собой животворит; Она за дальни горы Нас к милому стремит - И радостные взоры, Согласные с душой, За синевой туманной Встречаются с желанной Возлюбленных мечтой; Её волшебной силой В гармонии унылой Осеннего листка И в тихом ветерка Вдоль рощи трепетаньи, И в легком содроганьи Дремавшия волны, Как будто с вышины, Спускается приятной Минувшего привет, И то, что невозвратно, Чего навеки нет, Опять животворится, И тихо веют, мнится, Над нашей головой Воздушною толпой Жильцы духовной сени Невозвратимых тени. Но, друг мой, приготовь В обители смиренной Ты терем отделённой: Иметь постой бессменной И "Дружба" и "Любовь" Привыкли у поэта; Лишась блестящих света Отличий и даров, Ему необходимо Под свой пустынный кров Всё то, что им любимо, Собрать в единый круг; С кем милая и друг, Тот в угол свой забвенный Обширныя вселенны Всю прелесть уместил; Он мир свой оградил Забором огорода, И вдаль за суетой Не следует мечтой. Посредственность, свобода, Животворящий труд, Веселие досуга Близ милыя и друга, И пенистый сосуд В час вечера приятной Под липой ароматной С забвением сует, Вот всё... Но, друг-поэт, Любовь - святой хранитель, Иль грозный истребитель Душевной чистоты. Отвергни сладострастья Погибельны мечты, И не восторгов - счастья В прямой ищи любви; Восторгов исступленье - Минутное забвенье; Отринь их, разорви Лаис коварных узы; Друзья стыдливых - Музы; Во храм священный их Прелестниц записных Толпа войти страшится... И что, мой друг, сравнится С невинною красой? При ней цветём душой! Она, как ангел милой, Одной явленья силой, Могущая собой, Вливает в сердце радость. О скромных взоров сладость! Движений тишина! Стыдливое молчанье, Где вся душа слышна! Речей очарованье! Беспечность простоты, И прелесть без искусства, Которая для чувства Прелесней красоты! Их несказанной властью Блаженнейшею страстью Душа растворена; Вкушает сладость рая; Земное отвергая, Небесного полна. О друг! доколе младость С мечтами не ушла, И жизнь не отцвела, Спеши любови сладость Невинную вкусить. Увы! пора любить Умчится невозвратно; Тогда - всему конец; Но буйностью развратной Испорченных сердец, Мой друг, да не сквернится Твой непорочный жар: Любовь есть неба дар; В ней жизни цвет хранится; Кто любит, тот душой, Как день весенний, ясен; Его любви мечтой Весь мир пред ним прекрасен... Ах! в мире сём - "она"... Её святым полна Присутствием природа, С денницею со свода Небес она летит, Предвестник наслажденья, И в смутном пробужденья Блаженстве говорит: Я в мире! я с тобою! В то час, когда тишиною Земля облечена, В молчании вселеннной Одна обвороженной Душе она слышна; К устам твоим она Касается дыханьем; Ты слышишь с содроганьем Знакомый звук речей, Задумчивых очей Встречаешь взор приятный, И запах ароматный Пленительных кудрей Во грудь твою лиётся, И мыслишь: ангел вьётся Незримый над тобой. При ней - задумчив, сладкой Исполненный тоской, Ты робок, лишь украдкой Стремишь к ней томный взор: В нём сердце вылетает; Несмел твой разговор; Твой ум не обретает Ни мыслей, ни речей; Задумчивость, молчанье, И страстное мечтанье - Язык души твоей; Забыты все желанья; Без чувства, без вниманья К тому, что пред тобой, Ты одинок с толпой; "Она" - в сём слове милом Вселенная твоя; С ней розно - лишь в унылом Мечтаньи бытия Ты чувство заключаешь; Всечасно улетаешь Душою к тем краям, Где ангел твой прелестной; Твоё блаженство там За синевой небесной, В туманной сей дали - Там всё, что на земли И мило и священно, Вся жизнь, весь жребий твой, Как призрак оживлённой, Мелькает пред тобой. Живёшь воспоминаньем: Его очарованьем Преображённый свет Один везде являет Душе твоей предмет. Заря ли угасает, Летит ли ветерок От дремлющия рощи, Или покровом нощи Одеянный поток В водах являет тени Недвижных берегов, И тихих рощей сени, И тёмный ряд холмов - "Она" перед тобою; С природы красотою, Совсем в душе слита Любимая мечта. Когда воспламенённой Ты мыслию летишь К правителю вселенной, Или обет творишь Забыть стезю пророка, При всех изменах рока Быть добрым и прямым, И следовать святым Урокам и веленьям И тайным утешеньям Лишь совести одной, Когда, рассудка властью Торжествовав над страстью, Ты выше стал душой, Иль сироте, убитой Страданием, сокрытой Благотворил рукой - Кто, кто тогда с тобой? Кто чувст твоих свидетель? "Она"!.. твой друг, твоя Невинность, добродетель. Лишь счастием ея Ты счастье измеряешь, Лишь в нём соединяешь Все блага бытия. Любовь - себя забвенье! Ты молишь проведенье, Чтоб никогда тоской Взор милый не затмился, Чтоб грозный лишь с тобой Суд рока совершился. Лить слёзы, жертвой быть За ту, кем сердце жило, Погибнув, жизни милой Спокойствие купить - Вот жребий драгоценный! О друг! тогда для нас И бедствия священны. И пусть тот луч угас, Которым украшался Путь жизни пред тобой, Пускай навек с мечтой Блаженства ты расстался - Своих лишённый благ, Ты жив блаженством милой: Как тихое светило, Оно в твоих глазах Меж тучами играет, И дух не унывает При сладостных лучах. Прости ж, поэт бесценной, Пускай живут с тобой, В обители смиренной, Посредственность, покой, И Музы, и Хариты, И Лары домовиты; Ты к ним любовь питай, Строй лиру для забавы, И мимоходом Славы Жилище посещай; И благодать святая Её с тобою будь! Но, с Музами играя, Ты друга не забудь, Который, отстранившись От всех земных хлопот, И матери забот Фортуне поклонившись, Куда глаза глядят, Идёт своей тропою Беспечно за судьбою. Хотя и не богат Он милостями Счастья, Но Муза от ненастья Дала ему приют; Туда не забредут Ни хитрости разврата, Ни света суеты; Не зная нищеты, Не знает он и злата; Мечты - его народ: Сбирает с них доход Фантазия крылата. Что ждет его вдали, О том он забывает; Давно не доверяет Он счастью на земли. Но, друг, куда б Судьбою Он ни был приведён, Всегда, везде душою Он будет прилеплён Лишь к жизни непорочной; Таков к друзьям заочно, Каков и на глазах - Для них стихи кропает, И быть таким желает, Каким в своих стихах Себя изображает.

ТУРГЕНЕВУ, В ОТВЕТ НА ЕГО ПИСЬМО

Послание Друг, отчего печален голос твой? Отвествуй, брат, реши моё сомненье. Иль он твоей судьбы изображенье? Иль счастие простилось и с тобой? С стеснением письмо твоё читаю; Увы! на нём уныния печать; Чего не смел ты ясно мне сказать, То всё, мой друг, я чувством понимаю. Так! и на твой досталося удел; Разрушен мир фантазии прелестной; Ты в наготе, друг милой, жизнь узрел; Что в бездне сей таилось, всё известно - И для тебя уж здесь обмана нет. И, испытав, сколь сей изменчив свет, С пленительным простившись ожиданьем, На прошлы дни ты обращаешь взгляд И без надежд живёшь воспоминаньем. О! не бывать минувшему назад! Сколь весело промчалися те годы, Когда мы все, товарищи-друзья, Делили жизнь на лоне у Свободы! Беспечные, мы в чувстве бытия, Что было, есть и будет, заключали, Грядущее надеждой украшали - И радостным оно являлось нам. Где время то, когда по вечерам В весёлый круг нас Музы собирали? Нет и следов; исчезло всё - и сад, И ветхий дом, где мы в осенний хлад Святой союз любви торжествовали И звоном чаш шум ветров заглушали. Где время то, когда наш милый брат Был с нами, был всех радостей душою? Не он ли нас приятной остротою И нежностью сердечной привлекал? Не он ли нас тесней соединял? Сколь был он прост, нескрытен в разговоре. Как для друзей всю душу обнажал! Как взор его во глубь сердец вникал! Высокий дух пылал в сём быстром взоре. Бывало, он, с отцом рука с рукой, Входил в наш круг - и радость с ним являлась: Старик при нём был юноша живой; Его седин свобода не чуждалась... О нет! он был милейший нам собрат; Он отдыхал от жизни между нами, От сердца дар его был каждый взгляд, И он друзей не рознил с сыновьями... Увы! их нет... мы ж каждый по тропам Незнаемым за счастьем полетели, Нам прошептал какой-то голос: "там"! Но что? и где? и кто вожатый к цели? Вдали сиял пленительный призр"ак - Нас тайное к нему стремленье мчало; Но опыт вдруг накинул покрывало На нашу даль - и там один лишь мрак. И верою к грядушему убоги, Задумчиво глядим с полудороги На спутников, отставших назади, На милую Фантазию с мечтами... Изменница! навек простилась с нами, А всё ещё твердит своё: "иди"! Куда итти? что ждёт нас в отдаленье? Чему ещё на свете веру дать? И можно ль, друг, желание питать, Когда для нас столь бедно исполненье? Мы разными дорогами пошли: Но что ж, куда они нас привели? Всё к одному, что счастье - заблужденье. Сравни, сравни себя с самим собой: Где прежний ты, цветущий, жизни полный? Бывало, всё - и солнце за горой, И запах лип, и чуть шумящи волны, И шорох нив, струимых ветерком, И тёмный лес, склонённый над ручьём, И пастыря в долине песнь простая - Веселием всю душу растворяя, С прелестною сливалося мечтой: Вся жизни длань являлась пред тобой; И ты, восторг предчувствием считая, В событие надежду обращал. Природа та ж... но где очарованье? Ах! с нами, друг, и прежний мир пропал; Пред опытом умолкло упованье; Что в "оны дни" будило радость в нас, То в нас "теперь" унылость пробуждает; Во всём, во всём прискорбный слышен глас, Что ничего нам жизнь не обещает. И мы ещё, мой друг, во цвете лет! О беден, кто себя переживет! Пред кем сей мир, столь некогда веселый, Как отчий дом, ужасно опустелый: Там в старину всё жило, всё цвело, Там он играл младенцем в колыбели; Но время всё оттуда унесло, И с милыми веселья улетели; Он их зовёт... ему ответа нет; В его глазах развалины унылы; Один его минувшей жизни след: Утраченных безмолвные могилы. Неси ж туда, где наш отец и брат Спокойным сном в приюте гроба спят, Венки из роз, вино и ароматы; Воздвигнем, друг, там памятник простой Их бытия... и скорбной нашей траты. Один исчез из области земной В объятиях весёлыя Надежды. Увы! он зрел лишь юный жизни цвет; С усилием его смыкались вежды; Он сетовал, навек теряя свет - Где милого столь много оставалось - Что бытиё так рано прекращалось. Но он и в гроб Мечтой сопровождён! Другой... старик!.. сколь был он изумлён Тогда, как смерть, ошибкою ужасной, Не над его одряхшей головой, Над юностью обрушилась прекрасной! Он не роптал; но с тихою тоской Смотрел на праг покоя и могилы - Увы! там ждал его сопутник милый; Он мыслию, безмолвный пред судьбой, Взывал к творцу: да пройдет чаша мимо! Она прошла... и мы в сей край незримой Летим душой за милыми вослед; Но к нам от них желанной вести нет; Лишь тайное живёт в нас ожиданье... Когда ж? когда?.. Друг милый, упованье! Гробами их рубеж означен тот, За коим нас свободы гений ждёт С спокойствием, бесчувствием, забвеньем. Пришед туда, о друг, с каким презреньем Мы бросим взор на жизнь, на гнусный свет; Где милое один минутный цвет; Где доброму следов ко счастью нет; Где мнение над совестью властитель; Где всё, мой друг, иль жертва иль губитель!.. Дай руку, брат! как знать, куда наш путь Нас приведёт, и скоро ль он свершится, И что ещё во мгле судьбы таится - Но дружба нам звездой отрады будь; О прочем здесь останемся беспечны; Нам счастья нет: зато и мы - не вечны.

К ВОЕЙКОВУ

Послание Добро пожаловать, певец, Товарищ-друг, хотя и льстец, В смиренную обитель брата; Поставь в мой угол посох свой, И умиленною мольбой Почти домашнего Пената. Садись - вот кубок! в честь друзьям! И сладкому воспоминанью, И благотворному свиданью, И нас хранившим небесам! Ты был под знаменами славы; Ты видел, друг, следы кровавы На Русь нахлынувших врагов, Их казнь, и ужас их побега; Ты, строя свой бивак из снега, Себя смиренью научал И, хлеб водою запивая, "Хвала, умеренность златая!" С певцом Тибурским восклицал. Ты видел Азии пределы; Ты зрел ордынцев лютый край И лишь обломки обгорелы Там, где стоял Шери-Сарай, Батыя древняя обитель; Задумчивый развалин зритель, Во днях минувших созерцал Ты настоящего картину И в них ужасную судьбину Батыя новых дней читал. В Сарепте зрелище иное: Там братство христиан простое Бесстрастием ограждено От вредных сердцу заблуждений, От милых сердцу наслаждений. Там вечно "то же" и "одно"; Всему свой час: труду, безделью; И легкокрылому веселью Порядок крылья там сковал. Там, видя счастие в покое, Ты все восторги отдавал За нестрадание святое; Ты зрел, как в тишине семей, Хранимы сердцем матерей, Там девы простотой счастливы, А юноши трудолюбивы От бурных спасены страстей Рукой занятия целебной; Ты зрел, как вшедши в божий храм, Они смиренно к небесам Возводят взор с мольбой хвалебной, И служат сержцем божеству, Отринув мрак предрассужденья... Что уподобим торжеству, Которым чудо искупленья Они в восторге веры чтут?.. Всё тихо... полночь... нет движенья... И в трепете благоговенья Все братья той минуты ждут, Когда им звон-благовеститель Провозгласит: воскрес спаситель!.. И вдруг... во мгле... средь тишины, Как будто с горней вышины С трубою ангел-пробудитель, Нисходит глас... алтарь горит, И братья пали на колени, И гимн торжественный гремит, И се, идут в усопших сени, О сердце трогающий вид! Под тенью тополей, ветвистых Берез, дцбов и шелковиц, Между тюльпанов, роз душистых, Ряды являются гробниц: Здесь старцев, там детей могила, Там юношей, там дев младых - И вера подле пепла их Надежды факел воспалила... Идут к возлюбленных гробам С отрадной вестью воскресенья; И всё - отверзтый, светлый храм, Где мнится тайна искупленья Свершается в сей самый час, Торжественный поющий глас, И братий на гробах лобзанье (Принесших им воспоминанье И жертву умиленных слез), И тихое гробов молчанье, И соприсутственных небес Незримое с землей слиянье - Всё живо, полно божества; И верных братий торжества Свидетели из тайной сени Исходят дружеские тени, И их преображенный вид На сладку песнь: "воскрес спаситель!.." Сердцам "воистину" гласит, И самый гроб их говорит: Воскреснем! жив наш искупитель! - И сей оставивши предел, Ты зрел, как Терек в быстром беге Меж виноградников шумел, Где часто, притаясь на бреге, Чеченец илдь Черкес сидел Под буркой с гибельным арканом; И вдалеке перед тобой, Одеты голубым туманом, Гора вздымалась над горой, Ив сонме их гигант седой, Как туча, Эльборус двуглавой. Ужасною и величавой Там все блистает красотой: Утесов мшистые громады, Бегущи с ревом водопады Во мрак пучин с гранитных скал; Леса, которых сна от века Ни стук секир, ни человека Веселый глас не возмущал, В которых сумрачные сени Еще луч дневный не проник, Где изредка одни олени, Идут к возлюбленным гробам С отрадной вестью воскресенья; И всё - отверзтый, светлый храм, Где мниться тайна искупленья Свершается в сей самый час, Торжественный поющих глас, И братий на гробах лобзанье (Принесших им воспоминанья И жертву умиленных слез), И тихое гробов молчанье, И соприсутственных небес Незримое с землей слиянье - Всё живо, полно божества; И верных братий торжества Свидетели, из тайной сени Исходят дружеские тени, И их преображенный вид На сладку песнь - "воскрес спаситель!"... "Сердцам воистину" гласит, И самый гроб их говорит: Воскреснем! жив наш искупитель! - И сей оставивши предел, Ты зрел, как Терек в быстром беге Меж виноградников шумел, Где часто, притаясь на бреге, Чеченец иль Черкес сидел Под буркой, с гибельным арканом; И вдалеке перед тобой, Одеты голубым туманом, Гора вздымалась над горой, И в сонме их гигант седой, Как туча, Эльборус двуглавой. Ужасною и величавой Там всё блистает красотой: Утёсов мшистые громады, Бегущи с рёвом водопады Во мрак пучин с гранитных скал; Леса, которых сна от века Ни стук секир, ни человека Весёлый глас не возмущал, В которых сумрачные сени Еще луч дневный не проник, Где изредка одни олени, Орла послышав грозный крик, Теснясь в толпу, шумят ветвями, И козы легкими ногами Перебегают по скалам. Там всё является очам Великолепие творенья! Но там - среди уединенья Долин, таящихся в горах - Гнездятся и Балкар, и Бах, И Абазех, и Камукинец, И Карбулак, и Абазинец, И Чечереец, и Шапсук; Пищаль, кольчуга, сабля, лук, И конь - соратник быстроногий Их и сокровища и боги; Как серны скачут по горам, Бросают смерть из-за утеса; Или, по топким берегам, В траве высокой, в чаще леса Рассыпавшись, добычи ждут. Скалы свободы их приют; Но дни в аулах их бредут На костылях угрюмой лени; Там жизь их - сон; стеснясь в кружок, И в братский с табаком горшок Вонзивши чубуки, как тени, В дыму клубящемся сидят И об убийствах говорят, Иль хвалят меткие пищали, Из коих деды их стреляли; Иль сабли на кремнях острят, Готовясь на убийства новы. Ты видел Дона берега; Ты зрел, как он поил шелковы Необозримые луга, Одушевленны табунами; Ты зрел, как тихими водами Меж виноградными садами Он, зеленея, протекал И ясной влагой отражал Брега, покрытые стадами, Ряды стеснившихся стругов И на склонении холмов Донских богатырей станицы; Ты часто слушал, как певицы Родимый прославляют Дон, Спокойствие станиц счастливых, Вождей и коней их ретивых; С смиреньем отдал ты поклон Жилищу Вихря-Атамана И иззаветного стакана Его здоровье на Цымле Пил, окруженный стариками, И витязи под сединами Соотчичам в чужой земле Ура! кричали за тобою. Теперь ты случая рукою В обитель брата приведен, С ним вспомнишь призраки златые Неотвратимых тех времен, Когда мы - гости молодые У милой Жизни на пиру - Из полной чаши радость пили, И "счастье наше" говорили В своём пророческом жару!.. Мой друг! пророчество прелестно! Когда же сбудется оно? Ещё вдали и неизвестно Всё то, что нам здесь суждено... А время мчится без возврата, И жизнь-изменница за ним; Один уходим за лругим; Друг, оглянись... ещё нет брата. Час от часу пустее свет; Пустей дорога перед нами. Но так и быть!.. здесь твой поэт С смиренной музою, с друзьями, В смиренном уголке живет И у моря погоды ждет. И ты, мой друг, чтобы мечтою Грядущее развеселить, Спешишь волшебных струн игрою В нем спящий гений пробудить; И очарованный тобою, Как за прозрачной пеленою, Я вижу древни чудеса: Вот наше солнышко-краса Владимир князь с богатырями; Вот Днепр кипит между скалами; Вот златоверхий Киев-град; И басурманов тьмы, как пруги, Вокруг зубчатых стен кипят; Сверкают шлемы и кольчуги; От кликов, топота коней, От стука палиц, свиста пращей Далеко слышен гул дрожащий; Вот, дивной облечен броней, Добрыня, богатырь могучий И конь его Златокопыт; Через степи и леса-дремучи, Не скачет витязь, а летит, Громя Зилантов и Полканов, И ведьм, и чуд, и великанов; И втайне девица-краса За дальни степи и леса Вослед ему летит душою; Склоняся на руку главою, На путь из терема глядит И так в раздумьи говорит: "О ветер, ветер! что ты вьёшься? Ты не от милого несешься, Ты не принес веселья мне; Играй с касаткой в вышине, По поднебесью с облаками, По синю морю с кораблями - Стрелу пернатую отвей От друга радости моей". Краса-девица ноет, плачет; А друг по долам, холмам скачет, Летя за тридевять земель; Ему сыра земля постель; Возглавье щит; ночлег дубрава; Там бьется с Бабою-Ягой; Там из ручья с живой водой, Под стражей змея шестиглава, Кувшином черпает златым; Там машет дубом перед ним Косматый людоед Дубыня; Там заслоняет путь Горыня; И вот внезапно занесён В жилище чародеев он: Пред ним чернеет лес ужасный! Сияет лес вдали прекрасный; Чем ближе он - тем дале свет; То тяжкий филина полёт, То вранов раздаётся рокот; То слышится русалки хохот; То вдруг из-за седого пня Выходит леший козлоногий; И вдруг стоят пред ним чертоги; Как будто слиты из огня - Дворец волшебный царь-девицы; Красою белые колпицы, Двенадцать дев к нему идут И песнь приветствия поют; И он... Но что? куда мечтами Я залетел тебе вослед - Ты чародей, а не поэт; Ты всемогущими струнами Мой падший гений оживил... И кто, скажи мне, научил Тебя предречь осмью стихами В сей книге с белыми листами Весь сокровенный жребий мой? Признаться ли?.. Смотрю с тоской, С волнением непобедимым На белые сии листы, И мнится, перстом невидимым Свои невидимы черты На них судьба уж написала. Чтоб ни было... сей дар тебе Отныне дружба завещала; Она твоя... молись Судьбе, Чтоб в ней наполнились страницы. Когда, мой друг, тебе я сам Её в веселый час подам - И ты прочтешь в ней небылицы, За быль, рассказаные мной: То знай, что счастлив жребий мой, Что под надзором провиденья, Питаясь жизнью в тишине, Вблизи всего, что мило мне, Я на крылах воображенья, Веселый [здесь, в тот] мир летал, И что меня не покидал Мой верный ангел вдохновенья... Но, друг, быть может,.. как узнать?.. Она останется пустая, И некогда рука чужая Тебе должна её отдать В святой залог воспоминанья, Увы! и в знак, что в жизни сей Милейшие души моей Не совершилися желанья, Прими её... и пожалей.

К КН. ВЯЗЕМСКОМУ И В. Л. ПУШКИНУ

Послание Друзья, тот стихотворец - горе, В ком без похвал восторга нет. Хотеть, чтоб нас хвалил "весь свет" Не то же ли, что выпить море? Презренью бросим тот венец, Который "всем" дается светом; Иная слава нам предметом, Иной награды ждет певец. Почто на Фебов дар священный Так безрассудно клеветать? Могу ль поверить, чтоб страдать Певец, от Музы вдохновенный, Был должен боле, чем глупец, Земли бесчувственный жилец, С глухой и вялою душою, Чем добровольной слепотою Убивший всё, чнм красен свет, Завистник гения и славы? Нет! жалобы твои неправы, Друг Пушкин; счачтлив, кто поэт; Его блаженство прямо с неба; Он им не делится с толпой: Его судьи лишь чада Феба; Ему ли с пламенной душой Плоды святого вдохновенья К ногам холодных повергать, И на коленях ожидать От недостойных одобренья? Один, среди песков, Мемнон, Седя с возвышенной главою, Молчит - лишь гордою стопою Касается ко праху он; Но лишь денницы появленье Вдали восток воспламенит - В восторге мрамор песнь гласит. Таков поэт, друзья; презренье В пыли таящимся душам! Оставим их попрать стопам, А взоры устремим к востоку. Смотрите: неподвластный року, И находя в себе самом Покой, и честь, и наслажденья, Муж праведный прямым путем Идет - и терпит ли гоненья, Избавлен ли от них судьбой - Он сходит там и тут с собой; Он благ без примеси не просит - Нет! в лучший мир он переносит Надежды лучшие свои. Так и поэт, друзья мои; Поэзия есть добродетель; Наш гений лучший нам свидетель. Здесь славы чистой не найдем - На что искать? Перенесем Свои надежды в мир потомства... Увы! Димитрия творец Не отличил простых сердец От хитрых, полных вероломства. Зачем он свой сплетать венец Давал завистникам с друзьями? Пусть Дружба нежныим перстами Из лавров сей венец свила - В них Зависть терния вплела; И торжествует: растерзали Их иглы славое чело - Простым сердцам смертельно зло: Певец угаснул от печали . Ах! если б смог возникнуть глас Участия и удивленья К душе, не снесшей оскорбленья, И усладить ее на час! Чувствительность его сразила; Чувствительность, которой сила Моины душу создала, Певцу погибелью была. Потомство грозное, отмщенья!.. А нам друзья, из отдаленья Рассудок опытный велит Смотреть на сцену, где гремит Хвала - гул шумный и невнятный; Подале от толпы судей! Пока мы не смешались с ней, Свобода друг нам благодатный; Мы независимо, в тиши Уютного уединенья, Богаты ясностью души, Поем для Муз, для наслажденья, Для сердца верного друзей; Для нас все обольщенья славы! Рука завистников-судей Душеубийственной отравы В ее сосуд не подольет, И злобы крик к нам не дойдет. Страшись к той славе прикоснуться, Которою прельщает Свет - Обвитый розами скелет; Любуйся издали, поэт, Чтобы вблизи не ужаснуться. Внимай избранным судиям: Их приговор зерцало нам; Их одобренье нам награда, А порицание ограда От убивающия дар Надменной мысли совершенства. Хвала воспламеняет жар; Но нам не в ней искать блаженства - В труде... О благотоворный труд, Души печальныя целитель И счастия животворитель! Что пред тобой ничтожный суд Толпы, в решениях пристрастной, И ветренной, и разногласной? И тот же Карамзин, друзья, Разимый злобой, несраженный, И сладким лишь трудом блаженный, Для нас пример и судия. Спросите: для одной ли славы Он вопрощает у веков, Как были, как прошли державы, И чадам подвиги отцов На прахе древности являет Нет! он о славе забывает В минуту славного труда; Он беззаботно ждет суда От современников правдивых, Не замечая и лица Завистников несправедливых. И им не разорвать венца, Который взяло дарованье; Их злоба - им родно страданье. Но пусть и очаруют свет - Собою счастливый поэт, Твори, будь тверд; их зданья ломки; А за тебя дадут ответ Необольстимые потомки.

К КНЯЗЮ ВЯЗЕМСКОМУ

Нам славит древность Амфиона: От струн его могущих звона Воздвигся город сам собой... Правдопродобно, хоть и чудно. Что древнему поэту трудно? А нынче?.. Нынче век иной. И в наши бедственные леты Не только лирами поэты Не строят новых городов, Но сами часто без домов, Богатым платят песнопеньем За скудный угол чердака, И греются воображеньем В виду пустого камелька. О Амфион, благоговею! Но, признаюсь, не сожалею, Что дар твой: говорить стенам, В наследство не достался нам. Славнее говорить сердцам, И пробуждать в них чувства пламень, Чем ожтвлять бездушный камень, И зданья лирой громоздить. С тобой хочу я говорить, Мой друг и брат по Аполлону; Склонись к знакомой лиры звону; Один в нас пламенеет жар; Но мой удел на свете - струны, А твой и сладких песен дар И пышные дары фортуны. Послушай повести моей (Здесь истина без украшенья): Был пастырь образец смиренья; От самых юношеских дней Святого алтаря служитель, Он чистой жизнью оправдал Всё то, чем верных умилял В христовом храме, как учитель; Прихожан бедных тесный мир Был подвигов его свидетель; Невидимую добродетель Его лишь тот, кто наг иль сир, Иль обречен был к униженью, Вдруг узнавал по облегченью Тяжелыя судьбы своей. Ему науки были чужды - И нет в излишнем знаньи нужды - Он редкую между людей В простой душе носил науку: Страдальцу гибнущему руку В благое время подавать. Не знал он твердого исскуства Умы витийством поражать И приводить в волненье чувства; Но, друг, спроси у сироты: Когда в одежде нищеты, Потупя взоры торопливо, Она стояла перед ним С безмолвным бедствием своим, Умел ли он красноречиво В ней сердце к жизни оживлять, И мир сей страшный украшать Надеждою на провиденье? Спроси, умел ли в страшный час, Когда лишь смерти слышен глас, Лишь смерти слышно приближенье, Он с робкой говорить душой, И, скрыв пред нею мир земной, Являть пред нею мир небесный? Как часто в угол неизвестный, Где нищий с гладною семьей От света и стыда скрывался, Он неожиданный являлся С святым даяньем богачей, Растроганных его мольбою!.. Мой милый лруг, его уж нет; Судьба незапною рукою Его в другой умчала свет, Не дав свершить здесь полдороги; Вдовы ж наследство: одр убогий, На коем жизнь окончил он, Да пепел хижины сгорелой, Да плач семьи осиротелой... Скажи, вотще ль их жалкий стон? О нет! он, землю покидая, За чад своих не трепетал, Верней он в час последний знал, Что их найдет рука святая Неизменяющего нам; Он добрым завещал сердцам Сирот оставленных спасенье. Сирот в семействе бога нет; Исполним доброго завет, И оправдаем провиденье.

ГОСУДАРЫНЕ В. К. АЛЕКСАНДРЕ ФЁДОРОВНЕ

(на рождение в. к. Александра Николаевича) Изображу ль души смятенной чувство? Могу ль найти согласный с ним язык? Что лирный глас, и что певца иссскуство?.. Ты слышала сей милый, первый крик, Младенческий привет существованью; Ты зрела блеск проглянувших очей И прелесть уст, открывшихся дыханью... О! как дерзну я мыслию моей Приблизиться к сим тайнам наслажденья? Он пролетел, сей грозный час мученья; Его сменил небесный гость Покой, И тишина исполненной надежды; И, первым сном сомкнув беспечны вежды, Как ангел, спит твой сын перед тобой... О матерь! кто, какой язык земной Изобразит сие очарованье? Что с жизнию прекрасного дано, Что нам сулит в грядущем упованье, Чем прошлое для нас озарено, И темное к безвестному стремленье, И ясное для сердца провиденье, И что душа небесного досель В самой себе неведомо скрывала - То все теперь без слов тебе сказала Священная младенца колыбель. Забуду ль миг, навеки незабвенный?.. Когда шепнул мне тихой вести глас, Что наступил решительный твой час - Безвестности волнением стесненый, Я ободрить мой смутный дух спешил На ясный день животворящим взглядом. О! как сей взгляд мне душу усмирил! Безоблачны, над пробужденным градом, Как благодать, лежали небеса; Их мирный блеск, младой зари краса, Входящая, как новая надежда; Туманная, как таинство, одежда Над красотой воскреснувшей Москвы Бесчисленны церквей её главы, Как алтари, зажженые востоком, И вечный Кремль, протекший мимо Роком Нетронутый свидетель божества, И всюду глас святого торжества, Как будто глас Москвы преображенной... Всё, всё душе являло ободренной Божественный спасения залог. И с верою, что близко провиденье, Я устремлял свой взор на тот чертог, Где матери священное мученье Свершалося, как жертва, в оный час... Как выразить сей час невыразимый, Когда ещё сокрыто всё для нас, Сей час, когда два ангела незримы, Податели конца, иль бытия, Свидетели страдания безвластны, Ещё стоят в неведеньи, безгласны, И робко ждут, что скажет судия, Кому из двух невозвратимым словом Идь жизнь иль смерть велит благовестить?.. О! что в сей час сбывалось там, под кровом Царей, где миг был должен разрешить Нам промысла намерение тайно, Угадывать я мыслью не дерзал; Но сладкий глас мне душу проникал: "Здесь божий мир; ничто здесь не случайно". И верила бестрепетно душа. Меж тем, восход спокойно соверша, Как ясный бог, горело солнце славой; Из храмов глас молений вылетал; И тишины исполнен величавой, Торжественно державный Кремль стоял... Казалось, всё с надеждой ожидало. И в оный час пред мыслию моей Минувшее безмолвно воскресало; Сия река, свидетель давних дней, Протекшая меж стольких поколений, Спокойная меж стольких изменений, Мне славною блистала стариной; И образы великих привидений Над ней, как дым, взлетали предо мной; Мне чудилось: развертывая знамя, На бой и честь скликакл полки Донской; Пожарский мчал, сквозь ужасы и пламя Свободу в Кремль по трупам поляков; Среди дружин, хоругвей и крестов Романов брал могущество державы; Вводил полки бессмертья и Полтавы Чудесный Петр в столицу за собой; И праздновать звала Екатерина Румянцева с вождями пред Москвой Ужасный пир Гагула и Эвксина. И, дальние лета перелетев, Я мыслию ко близким устремился. Давно ль, я мнил, горел здесь божий гнев? Давно ли Кремль разорванный дымился? Что зрели мы?.. Во прахе дом царей; Бесславие разбитых алтарей; Святилища, лишенные святыни; И вся Москва, как гроб среди пустыни. И что ж теперь?.. Стою на месте том, Где супостат ругался над Кремлём, Зажженою любуюся Москвою - И тишина святая надо мною; Москва жива; в Кремле семья царя; Народ, теснясь, к ступеням алтаря, На празднике великом воскресенья, Смиренно ждет надежды совершенья, Ждет милого пришельца в божий свет... О! как у всех душа заликовала, Когда Молва в громах Москве сказала Исполненный создателя обет! О! сладкий час, в надежде, в страхе жданный! Гряди в наш мир младенец, гость желанный! Тебя узрев, коленопреклонен, Младый отец пред матерью спасенной В жару любви рыдает, слов лишен; Перед твоей невинностью смиренной Безмолвная праматерь слезы льет; Уже Москва "своим" тебя зовет... Но как понять, что в час сей непонятный Сбылось с твой, младая мать, душой? О! для нее открылся мир иной. Твое дитя, как вестник благодатный, О лучшем ей сказало бытиии; Чистейшие зажглись в ней упованья; Не для тебя теперь твои желанья, Не о тебе днесь радости твои; Младенчества обвитый пеленами, Ещё без слов, незрящими очами В твоих очах любовь встречает он; Как тишина, его прекрасен сон; И жизни весть к нему не достигала... Но уж судьба свой суд о нем сказала; Уже в её святилище стоит Ему испить назначенная чаша. Что скрыто в ней, того надежда наша Во тьме земной для нас не разрешит... Но он рожден в великом граде славы, На высоте воскресшего Кремля; Здесь возмужал орел наш двоеглавый; Кругом его и небо и земля, Питавшие Россию в колыбели; Здесь жизнь отцов великая была; Здесь битвы их за честь и Русь кипели, И здесь их прах могила приняла - Обманет ли сие знаменование? Прекрасное Россия упованье Тебе в твоем младенце отдает. Тебе его младенческие лета! От их пелен ко входу бури с света Пускай тебе вослед он перейдет С душой на все прекрасное готовой; Наставленный: достойным счастья быть, Великое с величием сносить, Не трепетать, встречая рок суровый, И быть в делах времен своих красой. Лета пройдут, подвижник молодой, Откинувши младенчески забавы, Он полетит в путь опыта и славы... Да встретит он обильный честью век! Да славного участник славный будет! Да на чреде высокой не забудет Святейшего из званий: "человек". Жить для веков в величии народном, Для блага "всех - свое" позабывать, Лишь в голосе отечества свободном С смирением дела свои читать: Вот правила царей великих внуку. С тобой ему начать сию науку. Теперь, едва проснувшийся душой, Пред матерью, как будто пред Судьбой, Беспечно он играет в колыбели, И радости младые прилетели Её покой прекрасный оживлять; Житейское от ней ещё далёко... Храни её заботливая мать; Твоя любовь - всевидящее око; В твоей любви - святая благодать.

ПОДРОБНЫЙ ОТЧЕТ О ЛУНЕ

Послание к государыне императрице Марии Федоровне Хотя и много я стихами Писал про светлую луну; Но я лишь тень его одну Моими бледными чертами Неверно мог изобразить. Здесь, государыня, пред вами Осмелюсь вкратце повторить Всё то, чем ветренный мой гений, Летучий невидимка, мне В минуты светлых вдохноыений Шептал случайно о луне. Когда с усопшим на коне Скакала робкая "Людмила", Тогда в стихах моих луна Неверным ей лучом светила; По темным облакам она Украдкою перебегала; То вся была меж них видна, То пряталась, то зажигала Края волнующихся туч; И изредка бродящий луч Ужасным блеском отражался На хладной белизне лица И в тусклом взоре мертвеца. Когда ж в санях с "Светланой" мчался Другой известный нам мертвец, Тогда кругом луны венец Сквозь завес снежного тумана Сиял на мутных небесах; И с вещей робостью Светлана В недвижных спутника очах Искала взора и привета... Но, взор на месяц устремив, Был неприветно-молчалив Пришелец из другого света. - Я помню: рыцарь Адельстан, Свершитель страшного обета, Сквозь хладный вечера туман По Рейну с сыном и женою Плыл, озаряемый луною; И очарованный челнок По влаге волн, под небом ясным Влеком был лебедем прекрасным; Тогда роскошный ветерок, Струи лаская, тихо веял И парус пурпурный лелеял; И, в небе плавая одна, Сквозь сумрак тонкого ветрила Сияньем трепетным луна Пловцам задумчивым светила И челнока игривый след, И пышный лебедя хребет, И цепь волшебную златила. - Но есть ещё челнок у нас; Под бурею, в полночный час Пловец неведомый с (Варвиком) По грозно воющей реке Однажды плыл в том челноке; Сквозь рёв воды, протяжным криком Младенец их на помощь звал; Ужасно вихорь тучи гнал, И великанскими главами Валы вставали над валами, И всё гремело в темноте; Тогда (рог месяца блестящий Прорезал тучи в высоте), И, став над бездною кипящей, Весь ужас бури осветил: Засеребрилися вершины Встающих, падающих волн... И на скалу помчался чолн; Среди сияющей пучины На той скале Варвика ждал Младенец-неизбежный мститель, И руку сам невольно дал Своей погибели губитель; Младенца нет; Варвик исчез... Вмиг ужас бури миновался; И ясен посреди небес, Вдруг успокоенных, остался Над усмирённую рекой, Как радость, месяц молодой. - Когда ж неведомая сила Без кормщика и без ветрила, (Вадима) в третьем челноке Стремила по Днепру-реке: Над ним безоблачно сияло В звездах величие небес; Река, надводный тёмный лес, Высокий берег-всё дремало; И ярко полная луна От горизонта подымалась, И одичалая страна Очам Вадимовым являлась... Ему луна сквозь тёмный бор Лампадой таинственной светит; И всё, что изумлённый взор Младого путника ни встретит, С его душою говорит О чём-то горестно-ужасном, О чём-то близком и прекрасном... С невольной робостью он зрит Пригорок, храм, могильный камень; Над повалившемся крестом Какой-то лёгкий веет пламень, И сумрачен сидит на нём Недвижный ворон, сторож ночи, Туманные уставив очи Неотвратимо на луну; Он слышит: что-то тишину Смутило; древний крест шатнулся, И сонный ворон встрепенулся; И кто-то бледной тенью встал, Пошёл ко храму, помолился... Но храм пред ним не отворился, И в отдаленьи он пропал, Слиясь, как дым, с ночным туманом. И дале трепетный Вадим И вдруг является пред ним На холме светлым великаном Пустынный з"амок; блеск луны На стены сыплется зубчаты; В кудрявый мох облечены Их неприступные раскаты; Ворота заперты скалой; И вот уже над головой Луна, достигнув полуночи; И видят путниковы очи Двух дев: одна идет стеной, Другая к ней идет на стену, Друг другу руки подают, Прощаются и врозь идут, Свершив задумчивую смену... Но то, как девы спасены, Уж не касается луны. - Еще была воспета мною Одна прекрасная луна: Когда пылала пред Москвою Святая Русская война - В рядах отечественной рати, Певец, по слуху знавший бой, Стоял я с лирой боевой И мщенье пел для ратных братий. Я помню ночь: как бранный шит, Луна в небесном рдела мраке; Наш стан молчаньем был покрыт, И ратник в лиственном биваке Вооруженный мирно спал; Лишь стражу стража окликал; Костры дымились, пламенея, И кое-где перед огнем, На ярком пламени чернея, Стоял Казак с своим конем, Окутан буркою косматой; Там острых копий ряд крылатой В сиянье месяца свиркал; Вблизи Уланов ряд лежал; Над ними их дремали кони; Там грозные сверкали брони; Там пушек заряженных строй Стоял с готовыми громами; Стрелки, припав к ним головами, Дремали, и под их рукой Фитиль курился роковой; И в отдаленьи полосами, Слиянны с дымом облаков, Биваки дымные врагов На крае горизонта рдели; Да кое-где вблизи, вдали, Тела, забытые в пыли, В ужасном образе чернели На ярких месяца лучах... И между тем на небесах, Над грозным полем истребленья, Ночные мирные виденья Свершались мирно, как всегда: Младая вечера звезда Привычной прелестью пленяла; Неизменяема сияла Луна земле с небес родных, Не зная ужасов земных; И было тихо всё в природе, Как там на отдаленном своде: Спокойно лес благоухал, И воды к берегам ласкались, И берега в них отражались, И ветерок равно порхал Над благовонными цветами, Над лоном трепетных зыбей, Над бронями, над знаменами И над безмолвными рядами Объятых сном богатырей... Творенье божие не знало О человеческих бедах И беззаботно ожидало, Что ночь пройдет на небесах Опять засветится денница. А Рок меж тем не засыпал; - Над ратью, молча, он стоял; Держала жребии десница; И взор неизбежимый лица Им я много описал Картин луны: то над гробами "Кладбища сельского" она Катится п"о небу одна, Сиянием неверным бродит По дерну свежему холмов И тени шаткие дерёв На зелень бледную наводит, Мелькает быстро по крестам, В оконницам часовни блещет И, внутрь ее закравшись, там На золоте икон трепещет: То вдруг, как в дыме, без лучей, Когда встают с холмов туманы, Задумчиво на дуб "Минваны" Глядит, и, вея перед ней, Четой слиянною две тени Спускаются к любимой сени, И шорох слышится в листах, И пробуждается в струнах, Перстам невидимым послушных. Знакомый глас друзей воздушных; То вдруг на "взморье" - где волна Плеская прыщет на каменья, И где в тиши уединенья, Воспоминанью предана, Привыкла вслушиваться Дума В гармонию ночного шума - Она, "в величественный час" "Всемирного успокоенья", Творит волшебные для глаз На влаге дремлющей виденья; Иль, тихо зыблясь, в ней горит, Иль, раздробившись, закипит С волнами дрогнувшей пучины. Иль вдруг огромные морщины По влаге ярко проведет, Иль огненной змеей мелькнет, Или под шлюпкою летящей Забрызжет пеною блестящей... Довольно; всё пересчитать Мне трудно с Музою ленивой; К тому ж ей долг велит правдивой Вам, государыня, сказать, Что сколько раз она со мною, Скитаясь в сумраке ночей, Ни замечала за луною: Но всё до сей поры мы с ней Луны такой не подглядели, Какою на небе ночном, В конце прошедшия недели, Над чистым Павловским прудом На колоннаде любовались; Давно, давно не наслаждались Мы тихим вечером таким; Казалось всё преображенным; По небесам уединенным, Полупотухшим и пустым, Ни облачка не пролетало; Ни колыхания в листах; Ни легкой струйки на водах; Всё нежилось, всё померкало; Лишь ярко звездочка одна, Лампадою гостеприимной На крае неба зажжена, Мелькала нам сквозь запад дымной, И светлым лебедем луна По бледной синеве востока Плыла, тиха и одинока; Под усыпительным лучом Всё предавалось усыпленью - Лишь изредка пустым путем, Своей сопутствуемый тенью, Шел запоздалый пешеход, Да сонной пташки содроганье, Да легкий шум плеснувших вод Смущали вечера молчанье. В зерцало ровного пруда Гляделось мирное светило, И в лоне чистых вод тогда Другое небо видно было С такой же ясною луной, С такой же тихой красотой: Но иногда, едва бродящнй, Крылом неслышным ветерок Дотронувшись до влаги спящей, Слегка наморщивал поток: Луна звездами рассыпалась; И смутною во глубине Тогда краса небес являлась, Толь мирная на вышине... Понятное знаменованье Души ее в земном изгнанье: Она небесного полна, А всем земным возмущена. Но как назвать очарованье, Которым душу всю луна Объемлет так непостижимо? Ты скажешь: ангел невидимо В ее лучах слетает к нам... С какою вестью? Мы не знаем; Но вестника мы понимаем; Мы верим сладостным словам, Невыражаемым, но внятным; Летим неволею за ним К тем благам сердца невозвратным, К тем упованиям святым, Которыми когда-то жили, Когда с приветною Мечтой, Еще не встретившись с Судьбой, У ясной Младости гостили. Как часто вдруг возвращено Каким-то быстрым мановеньем Всё улетевшее давно! И видим мы воображеньем Тот свежий луг, где мы цвели; Даруем жизнь друзьям отжившим; Былое кажется небывшим И нас манящим из дали; И то, что (нашим) было прежде, С чем мы просились навсегда, Нам мнится (нашим), как тогда, И вверенным еще надежде... Кто ж изъяснит нам, что она, Сия волшебная луна, Друг нашей ночи неизменный? Не остров ли она блаженный И не гостиница ль земли, Где, навсегда простясь с землёю, Душа слетается с душою, Чтоб повидаться издали С покинутой, но всё любимой Их прежней жизни стороной? Как с прага хижины родимой Над брошенной своей клюкой С утехой странник отдохнувший, Глядит на путь, уже минувший, И думает: "Там я страдал, Там был уныл, там ободрялся, Там утомленный отдыхал И с новой силою сбирался". Так наши, может быть, друзья (В обетованное селенье Переведенная семья) Воспоминаний утешенье Вкушают, глядя из луны В пределы здешней стороны. Здесь и для них была когда-то Прелестна жизнь, как и для нас; И их манил надежды глас, И их испытывала тратой Тогда им тайная рука Разгаданного провиденья. Здесь все их прежние волненья, Чем жизнь прискорбна, чем сладка, Любви счастливой упоенья, Любви отверженной тоска, Надежды смелость, трепет страха, Высоких замыслов мечта, Великость, слава, красота... Всё стало бедной горстью праха, И прежних темных, ясных лет Один для них приметный след: Тот уголок, в котором где-то, Под легким дерном гробовым, Спит сердце, некогда земным, Смятенным пламенем согрето; Да может быть, в краю ином Еще любовью незабытой Их бытие и ныне слито, Как прежде, с нашим бытиём; И ныне с милыми родными Они беседуют душой; И, знавшись с тратами земными, Деля их, не смущаясь ими, Подчас утехой неземной На сердце наше налетают И сердцу тихо возвращают Надежду, веру и покой.

К ИВ. ИВ. ДМИТРИЕВУ

Нет, не прошла, певец наш вечно - юный, Твоя пора: твой гений бодр и свеж; Ты пробудил давно молчавши струны, И звуки нас пленили те ж. Нет, никогда ничтожный прах забвенья Твоим струнам коснуться не дерзнет; Невидимо их гений вдохновенья Всегда крылатый стережет. Державина струнам, родные пели Они дела тех чудных прошлых лет, Когда везде мы битвами гремели, И битвам тем дивился свет. Ты нам воспел как "буйные Титаны, Смутившие Астреи нашей дни, Ее орлом низринуты, попраны; В прах! в прах! рекла... и где они?" И ныне то ж, певец двух поколений, Под сединой ты третьему поёшь И нам, твоих питомцам вдохновений, В час славы руку подаёшь. Я помню дни - магически мечтою Был для меня тогда разубран свет - Тогда, явясь, сорвал передо мною Покров с поэзии поэт. С задумчивым, безмолвным умиленьем Твой голос я подслушивал тогда, И вопрошал судьбу мою с волненьем: "Наступит ли и мне чреда?" О! в эти дни, как райское виденье, Был с нами (он), теперь уж не земной, Он, для меня живое провиденье, Он, с юности товарищ твой. О! как при нем всё сердце разгоралось! Как он для нас всю землю украшал! В младенческой душе его, казалось, Небесный ангел обитал... Лежит венец на мраморе могилы; Ей молится России верный сын; И будит в нем для дел прекрасных силы Святое имя: Карамзин. А ты цвети, певец, наш вдохновитель, Младый душой под снегом старых дней; И долго будь нам в старости учитель, Как был во младости своей.

СМЕСЬ

К К. М. С[ОКОВНИН]ОЙ

Протекших радостей уже не возвратить; Но в самой скорби есть для сердца наслажденье. Ужели всё мечта? Напрасно ль слезы лить? Ужели наша жизнь есть только привиденье, И трудная стезя к ничтожеству ведет? Ах! нет, мой милый друг, не будем безнадежны; Есть пристань верная, есть берег безмятежный; Там всё погибшее пред нами оживет; Незримая рука, простертая над нами, Ведет нас к одному различными путями; Блаженство наша (цель; когда) мы к ней придем - Нам провидение сей тайны не открыло. Но рано ль, поздно ли мы радостно вздохнем: Надеждой не вотще нас небо одарило.

ДРУЖБА

Скатившись с горной высоты, Лежал на прахе дуб, перунами разбитый; А с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый... О Дружба, это ты!

САФИНА ОДА

Блажен, кто близ тебя одним тобой пылает, Кто прелестью твоих речей обворожён, Кого твой ищет взор, улыбка восхищает, - С богами он сравнён! Когда ты предо мной, - в душе моей волненье, В крови палящий огнь! в очах померкнул свет! В трепещущей груди и скорбь и наслажденье! Ни слов, ни чувства нет! Лежу у милых ног, горю огнём желанья! Блаженством страстныя тоски утомлена! В слезах, вся трепещу, без силы, без дыханья! И жизни лишена!

ИДИЛЛИЯ

Когда она быда пастушкою простой, Цвела невинностью, невинностью блистала, Когда слыла в селе девичьей красотой И кудри светлые цветами убирала - Тогда ей нравились и пенистый ручей, И луг, и сень лесов, и мир моей долины, Где я пленял её свирелию моей, Где я так счастлив был присутствием Алины. Теперь... теперь прости, души моей покой! Алина гордая столицы украшенье; Увы! окружена ласкателей толпой, За лесть их отдала любви боготворенье, За пышный злата блеск душистые цветы; Свирели тихий звук Алину не прельщает; Алина предпочла блаженству суеты; Собою занята, меня в лицо не знает.

ЭПИТАФИЯ ЛИРИЧЕСКОМУ ПОЭТУ

Здесь кончил век Памфил, надутых од певец! Сей грешный человек! - прости ему творец! - По смерти жить сбирался! - Но заживо скончался!

ЭПИГРАММЫ

1 "Ты драму, Фефил, написал?"- "Да! как же удалась! как сыграна! не чаешь! Хотя бы что-нибудь для смеха просвистал!"- "И! Фефил, Фефил! как свистать, когда зеваешь!" 2 Не знаю почему, по дружбе или так, Папуре вздумалось меня визитом мучить; Папура истинный чудак, Скучает сам, чтоб мне наскучить! 3 Для Клима всё как дважды два! Гораций, Ксенофон, Бова, Лаланд и Гершель астрономы, И Мирамонд и Мушенброк Ему, как нос его, знакомы! О всём кричит, во всём знаток! Судить о музыке начните: Наш Клим первейший музыкант, О торге речь с ним заведите: Он вмиг торгаш и фабрикант. Чего в нём нет! Он метафизик, Платоник, коновал, маляр, Статистик, журналист, бочар, Хирургус, проповедник, физик, Поэт, каретник, то и то, Клим, словом, всё, и Клим - ничто. 4 Трим счастия искал ползком и тихомолком; Нашедши, - грудь вперёд, нос вздёрнул, весь иной. Кто втёрся в чин лисой, Тот в чине будет волком. 5 НОВОПОЖАЛОВАННЫЙ "Приятель, отчего присел?"- "Злодей корону на меня надел!" - "Что ж! я не вижу в этом зла!"- "Ох, тяжела!" 6 Барма, нашед Фому, чуть жива, на отходе, "Скорее, - закричал, - изволь мне долг платить. Уж завтраков теперь не будешь мне сулить!" - "Ох! брат, хоть умереть ты дай мне на свободе!" - "Вот, право, хорошо: хочу я посмотреть, Как ты, не заплатив, изволишь умереть!"

РАССТРОЙКА СЕМЕЙСТВЕННОГО СОГЛАСИЯ

Жил муж в согласии с женой, И в доме их ничто покоя не смущало! Ребенок, моська, кот, сурок и чиж ручной В таком ладу, какого не бывало И в самом Ноеве ковчеге никогда! Но вот беда Случился праздник! муж хлебнул и в спор с женою! Что ж вышло? За язык вступилася рука! Супруг супруге дал щелчка! Жена сечь сына, сын бить моську, моська с бою Душить и мять кота, кот лапою сурка, Сурок перекусил чижу с досады шею. Нередко целый край один глупец смущал! И в наказание могущему злодею Нередко без вины бессильный погибал.

МОЯ БОГИНЯ

Какую бессмертную Венчать предпочтительно Пред всеми богинями Олимпа надзвёздного? Не спорю с питомцами Разборчивой мудрости, Учёными, строгими; Но свежей гирляндою Венчаю весёлую, Крылатую, милую, Всегда разновидную, Всегда животворную, Любимицу Зевсову, Богиню-Фантазию. Ей дал он те вымыслы, Те сны благотворные, Которыми в области Олимпа надзвёздного, С амврозией, с нектаром Подчас утешается Он в скуке бессмертия; Лелея с усмешкою На персях родительских, Её величает он Богинею-Радостью. То в утреннем веянье С лилейною веткою, Одетая ризою, Сотканной из нежного Денницы сияния, По долу душистому, По холмам муравчатым, По облакам утренним Малиновкой носится; На ландыш, на лилию, На цвет-незабудочку, На травку дубравную Спускается пчелкою; Устами пчелиными Впивается в листики, Пьёт росу медвяную; То, кудри с небрежностью По ветру развеявши, Во взоре уныние, Тоской отуманена, Глава наклонённая, Сидит на крутой скале И смотрит в мечтании На море пустынное, И любит прислушивать, Как волны плескаются, О камни дробимые; То внемлет, задумавшись, Как вечер полуночный Порой подымается, Шумит над дубравою, Качает вершинами Дерев сеннолиственных; То в сумраке вечера (Когда златорогая Луна из-за облака Над рощею выглянет И, сливши дрожащий луч С вечерними тенями, Оденет и лес и дол Туманным сичнием) Играет с Наядами По гладкой поверхности Потока дубравного, И, струек с журчанием Мешая гармонию Волшебного шопота, Наводит задумчивость, Дремоту и лёгкий сон; Иль, быстро с зефирами По дремлющим лилиям, Гвоздикам узорчатым, Фиалкам и ландышам Порхая, питается Душистым дыханием Цветов, ожемчуженных Росинками светлыми; Иль с сонмами гениев, Воздушною цепию Виясь, развивается, В мерцании месяца, Невидима-видима, По облакам носится, И, к роще спустившися, Играет листочками Осины трепещущей. - Прослави создателя Могущего, древнего, Зевеса, пославшего Нам радость-Фантазию; В сей жизни, где радости Прямые - луч молнии, Он дал нам в ней счастие, Всегда неизменное, Супругу весёлую, Красой вечно-юную. И с нею нас цепию Сопряг нераздельною. " Да будешь, - сказал он ей, - И в счастьи, и в горести, Им верная спутница, Утеха, прибежище ". Другие творения, С очами незрящими, В слепых наслаждениях, С печалями смутными, Гнетомые бременем Нужды непреклонныя Начавшись, кончаются В кругу, ограниченном Чертой настоящего, Минутною жизнею; Но мы, отличённые Зевесовой благостью!.. Он дал нам сопутницу, Игривую, нежную, Летунью, искуссницу На милые вымыслы, Причудницу резвую, Любивою дщерь свою Богиню-Фантазию! Ласкайте прелестную; Кажите внимание Ко всем её прихотям, Невинным, младенческим! Пускай почитается Над вами владычицей И дома хозяйкою; Чтоб вотчиму старому, Брюзгливцу суровому, Рассудку, не взумалось Её переучивать, Пугать укоризнами И мучить уроками. Я знаю сестру её, Степенную, тихую... Мой друг утешительный, Тогда лишь простись со мной, Когда из очей моих Луч жизни сокроется; Тогда лишь покинь меня, Причина всех добрых дел, Источник великого, Нам твёрдость и мужество, И силу дающая, Надежда отрадная!...

К ДЕЛИЮ

Умерен, Делий, будь в печали И в счастии не ослеплен: На миг нам жизнь бессмертны дали; Всем путь к Тенару проложен. Хотя б забавы нам томили, Хотя б токайское вино Мы, нежася на дерне, пили - Умрём: так Дием суждено. Неси ж сюда, где тополь с ивой Из ветвей соплетают кров, Где вьется ручеёк игривой Среди излучистых брегов, Вино и масти ароматны, И розы, дышущие миг. О Делий, годы невозвратны: Играй, пока нить дней твоих У чёрной Парки под перстами; Ударит час - всему конец; Тогда, прости и луг с садами, И твой из юных роз венец, И соловья приятны трели В лесу вечернею порой, И звук пастушеской свирели, И дом, и садик над рекой, Где мы, при факеле Дианы, Вокруг дернового стола, Стучим стаканами в стаканы И пьём из чистого стекла В вине печалей всех забвенье; Играй - таков есть мой совет; Не год жизнь, а наслажденье; Кто счастье знал, тот жил сто лет; Пусть быстрым, лишь бы светлым, током Промчатся дни чрез жизни луг; Пусть смерть зайдет к нам ненароком, Как добрый, но (нежданный) друг.

МОЯ ТАЙНА

Вам чудно, отчего во всю я жизнь мою Так весел? - Вот секрет: вчера дарю забвенью, Покою- ныне отдаю, А завтра провиденью!

К НЕЙ

Имя где для тебя? Не сильно смертных искусство Выразить прелесть твою! Лиры нет для тебя! Что песни? отзыв неверный Поздной молвы о тебе! Если бы сердце могло быть Им слышно, каждое чувство Было бы гимном тебе! Прелесть жизни твоей, Сей образ чистый, священный, - В сердце как тайну ношу. Я могу лишь любить, Сказать же, как ты любима, Может лишь вечность одна!

К ФИЛОНУ

Блажен, о Филон, кто Харитам-богиням жертвы приносит. Как светлые дни легкокрылого мая в блеске весеннем, Как волны ручья, озарены улыбкой юного утра, Дни его легким полетом летят. И полный фиал, освященный устами дев полногрудых, И лира, в кругу окрыляемых пляской Фавнов звеняща, Да будут от нас, до нисхода в пределы тайного мира, Грациям, девам стыдливости, дар. И горе тому, кто Харитам противен; низкие мысли Его от земли не восходят к Олимпу; бог песнопенья И нежный Эрот с ним враждуют; напрасно лиру он строит: Жизни в упорных не будет трудах.

К САМОМУ СЕБЕ

Ты унываешь о днях, невозвратно протекших, Горестной мыслью, тоской безнадежно их призывая - Будь настоящее твой утешительный гений! Веря ему, свой день проводи безмятежно! Легким полетом несутся дни быстрые жизни! Только успеем до полныя зрелости мыслей, Только увидим достйную цель пред очами - Все уж для нас прошло, как мечта сновиденья, Призрак фантазии, то представляющей взору Луг, испещренный цветами, веселые холмы, долины; То пролетающей в мрачной одежде печали Дикую степь, леса, и ужасные бездны. Следуй же мудрым! Всегда неизменно душою, Что посылает судьба, принимай и не сетуй! Безумно Скорбью прескорной о благе навеки погибшем То отвергать, что нам предлагает минута!

ЕДИНЕНИЕ

(отрывок) Дружись с Уединеньем! Изнежен наслажденьм, Сын света не знаком С сим добрым божеством, Ни труженник унылый, Безмолвный раб могилы, Презревший божий свет Степной Анахорет. Ужасным привиденьем Пред их воображеньем Является оно: Как тьмой облечено Одеждою печальной И к урне погребальной Приникшее челом; И в сумраке кругом, Объят безмолвной думой, Совет его угрюмой: С толпой видений Страх, Унылое Молчанье, И мрачное Мечтанье, С безумием в очах, И душ холодных мука, Губитель жизни, Скука... О! вид совсем иной Для тех оно приемлет, Кто зову сердца внемлет И с мирною ушой, Младенец простотой, Вслед промысла стремится. Ни света, ни людей Угрюмо не дичится, Но счастья жизни сей От них не ожидает, А в сердце заключает Прямой источник благ. С улыбкой на устах, На дружественном лоне Подруги-Тишины, В сиянии весны, Простертое на троне Из линий моодых, Как райское виденье, Себя являет их Очам Уединенье. Вблизи под тенью мирт Кружится рой Харит, И пляску соглашает С струнами Аонид; Смотря на них, смягчает Наука строгий вид, При ней сын размышленья С веселым взглядом Труд - В руке его сосуд Счастливого забвенья Разивших душу бед И радостей минувших, И сердце обманувших Разрушенных надежд; Там зрится Отдых ясный, Труда веселый друг, И сладостный Досуг, И три сестры, прекрасны, Как юная весна: Вчера - воспоминаье И Ныне - тишина, И Завтра - уповаье; Сидят рука с рукой, Та с розой молодой, Та с розой обетелой; А та, мечтой веселой Стремится небесам, В их тайн проникает И радуясь сливает Неведомое нам В магическое там.

К ТУРГЕНЕВУ

В ОТВЕТ НА СТИХИ ПРИСЛАНЫЕ ИМ ВМЕСТО ПИСЬМА В день счастья вспомить о тебе - На что такое, друг, желанье? На что нам поверять суьбе Священное воспоминанье? Когда б любовь к тебе моя Моим лишь счастьем измерялась, И им лишь в сердце оживлялась - Сколь беден ею был бы я! Нет, нет, мой брат, мой друг-хранитель; Воспоминанием иным Плачу тебе: я вечно сним; Оно мой верный утешитель! Во дни печали ты со мной; И, ободряемый тобой, Еще я жизнь не презираю; О, чтобы ни было - я знаю, Где мне убежище обресть, Куда любовь свою принесть, И где любовь не изменится, И где нежнейшее хранится Участие в судьбе моей. Дождусь иль нет счастливых дней - О том, мой милый друг, ни слова; Каким бы я не шел путем - Все ты мне спутником-вождем; Со мной до камня гробового, Не изменяяся, иди; Одна мольба: не упреди.

ТЕОН И ЭСХИН

Эсхин возвращался к Пенатам своим, К брегам благовонным Алфея. Oн долго по свету за счастьем бродил - Но счастье, как тень убегало. И роскошь, и слава, и Вакх, и Эрот - Лишь сердце они изнурили; Цвет жизни был сорван; увяла душа; В ней скука сменила надежду. Уж взорам его тихоструйный Алфей В цветущих брегах открывался; Пред ним оживились минувшие дни, Давно улетевшая младость... Все те ж берега и холмы, И то же прекрасное небо; Но где ж озарявшая некогда их Волшебным сияньем Надежда? Жилища Теонова ищет Эсхин. Теон, при домашних Пенатах, В желаниях скромный, без пышных надежд, Остался на бреге Алфея. Близ места, где в море втекает Алфей Под сенью олив и платанов, Смиренную хижину видит Эсхин - То было жилище Теона. С безоблачных солнце сходило небес, И тихое море горело; На хижину сыпался розовый блеск, И мирты окрестны алели. Из белого мрамора гроб невдали, Обсаженный миртами, зрелся; Душистые розы и гибкий ясмин Ветвями над ним соплетались. На праге сидел в размышленьях Теон, Смотря на багряное море - Вдруг видит Эсхина, и вмиг узнает Сопутника юныя жизни. "Да благостно взглянет хранитель-Зевес На мирный возврат твой к Пенатам!" С блистающим взором Теон Сказал, обнимая Эсхина. И взгляд на него любопытный вперил - Лицо его скорбно и мрачно. На друга внимательно смотрит Эсхин - Взор друга прискорбен, но ясен. "Когда я с тобой разлучался, Теон, Надежда сулила мне счастье; Но опыт мне в жизни иное явил: Надежда лукавый предатель. Скажи, о Теон, твой задумчивый взгляд Не ту же ль судьбу возвещает? Ужель и тебя посетила печаль При мирных домашних Пенатах?" Теон указал, воздыхая на гроб... "Эсхин, вот безмолвный свидетель, Что боги послали нам жизни - Но с нею печаль неразлучна. О! нет не ропщу на Зевесов закон: И жизнь и вселенна прекрасны. Не в радостях быстрых, не в ложных мечтах Я видел земное блаженство. Что может разрушить в минуту судьба, Эсхин, то на свете не наше; Но сердца нетленные блага: любовь И сладость возвышенных мыслей. Вот счастье; о друг мой, оно не мечта. Эсхин, я любил и был счаслив; Любовью моя осветилась душа, И жизнь в красоте мне предстала. При блеске возвышенных мыслей я зрел Яснее великость творенья; Я верил, что путь мой лежит на земле К прекрасной, возвышенной цели Увы! я любил... и ее уже нет! Но счастье, вдвоем столь живое, Навеки ль исчезло? И прежние дни Воотще ли столь были прелестны? О! нет: никогда не погибнет их след; Для сердца прошедшее вечно. Страданье в разлуке есть та же любовь; Над сердцем утрата бессильна. И скорбь о погибшем не есть ли, Эсхин, Обет неизменной надежды: Что где-то в знакомой, но тайной стране, Погибшее нам возвратится? Кто раз полюбил, тот на свете, мой друг, Уже одиноким не будет... Ах! свет, где она предо мною цвела - Он тот же: все ею он полон. По той же дороге стремлюся один И к той же возвышенной цели, К которой так бодро стремился вдвоем - Сих уз не разрушит могила. Сей мыслью высокой украшена жизнь; Я взором смотрю благодарным На землю, где столько рассыпано благ, На полное славы творенье. Спокойно смотрю я с земли рубежа На сторону лучшия жизни; Сей сладкой надеждою мир озарен, Как небо сияньем Авроры. С сей сладкой надеждой я выше судьбы, И жизнь мне земная священна; При мысли великой, что я человек, Всегда возвышаюсь душою. А этот безмолвный, таинственный гроб... О друг мой, он верный свидетель, Что лучшее в жизни еще впереди, И верно желанное будет; Сей гроб затворенная к счастию дверь; Отворится... жду и надеюсь! За ним ожидает спутник меня, На миг мне явившейся в жизне. О друг мой, искав изменяющих благ, Искав наслаждений минутных, Ты верные блага утратил свои - Ты жизнь презирать научился. С сим гибельным чувством ужасен и свет; Дай руку: близ верного друга, С природой и жизнью опять примирись; О! верь мне, прекрасна вселенна. Все небо нам дало, мой друг, с бытием: Все в жизни к великому средство; И горе и радость - все к цели одной: Хвала жизнедавцу-Зевесу!"

СМЕРТЬ

То сказано глупцом и признано глупцами, Что будто смерть для нас творит ужасный свет! Пока на свете мы, она еще не с нами; Когда пришла она, то нас на свете нет!

БЕСПОЛЕЗНАЯ СКРОМНОСТЬ

Демид, под одою своей, боясь Зоила, Ты имени не подписал! Но глупость за тебя к ней руку приложила; И свет тебя узнал!

* * *

Кто слез на хлеб свой не ронял, Кто близ одра, как близ могилы, В ночи, бессонной, не рыдал, - Тот вас не знает, вышни силы! На жизнь мы брошены от вас! И вы ж, дав знаться нам с Виною, Страданью выдаете нас, Вину преследуете Мздою.

НА ПЕРВОЕ ОТРЕЧЕНИЕ ОТ ПРЕСТОЛА БОНАПОРТЕ

Сей день есть день суда и мщенья! Сей грозный день земле явил Непобедимость привиденья, И гордых силу пристыдил. Где тот, пред кем гроза не смела Валов покорных воздымать, Когда ладья его летела С фортуной к берегу пристать? К стопам рабов бросал он троны, Срывал с царей красу порфир, Сдвигал народы в легионы И мыслил весь заграбить мир. И где он?... Мир его не знает! Забыт разбитый истукан! Лишь пред изгнанником зияет Неумолимый океан. И все, что рушил он, природа Уже красою облекла, И по следам его свобода С дарами жизни протекла! И честь тому - кто, верный чести, Свободе меч свой посвятил, Кто в грозную минуту мести Лишь благодатию отмстил. Так! честь ему: и мир вселенной, И царские в венцах главы, И блеск Лютеции спасенной, И прах низринутой Москвы! О нем молитва Альбиона Одна сынов его с мольбой: "Чтоб долго был красой он трона И человечества красой"

ОВСЯНЫЙ КИСЕЛЬ

Дети, овсяный кисель на столе; читайте молитву; Смирно сидеть, не марать рукавов и к горшку не соваться; Кушайте: всякий нам дар совершен и даяние благо; Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй. В поле отец посеял овес и весной заскородил. Вот господь-бог сказал: поди домой, не заботься; Я не засну; без тебя он взойдет, расцветет и созреет. Слушайте ж, дети: в каждом зернышке тихо и смирно Спит неведимкой малютка-зародыш. Долго он, долго Спит, как в люльке, не ест, и не пьет, и не пикнет, доколе В рыхлую землю его не положат и в ней не согреют. Вот он лежит в борозде, и малютке тепло под землею; Вот втихомолку проснулся, взглянул и сосет, как младенец, Сок из родного зерна, и растет, и невидимо зреет; Вотд уполз из пелен, молодой корешок пробуравил; Роется в глубь, и корма ищет в земле, и находит. Что же?... Вдруг скучно и тесно в потемках... "Как бы проведать, Что там, на белом свете, творится?"... Тайком, боязливо Выглянул он из земли... Ах! Царь мой небесный, как любо! Смотришь - господь-бог ангела шлет к нему с неба: "Дай росинку ему и скажи от создателя: здравствуй" Пьет он... ах! как же малюточке сладко, свежо и свободно. Рядится красное солнышко; вот нарядилось, умылось, На гору вышло с своим рукоделием; идет по небесной Светлой дороге; прилежно работая, смотрит на землю, Словно как мать на дитя, и малютке с небес улыбнулось, Так улыбнулось, что все корешки молодые взыграли. "Доброе солнышко, даром вельможа, а всякому ласка!" В чем же его рукоделье? Точит облачко дождевое. Смотришь: померкло; вдруг каплет; вдруг полилось, зашумело. Жадно зародышек пьет; но подул ветерок - он обсохнул. "Нет (говорит он), теперь уж под землю меня не заманят. Что мне в потемках? здесь я останусь; пусть будет, что будет". Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй. Ждет и малюточку тяжкое время: темные тучи День и ночь на небе стоят, и прячется солнце; Снег и мятель на горах, и град с гололедицей в поле. Ах! мой бедный зародышек, как же он зябнет! как ноет! Что с ним будет? земля заперлась и негде взять пищи. "Где же (он думает) красное солнышко? Что не выходит? Или боится замерзнуть? Иль и его нет на свете? Ах! зачем покидал я родимое зернышко? дома Было мне лучше; сидеть бы в приютном тепле под землею" Детушки, так-то бывает на свете; и вам доведется Вчуже, меж злыми, чужими людьми, с трудом добывая Хлеб свой насущный, сквозь слезы сказать в одинокой печали: "Худо мне; лучше бы дома сидеть у родимой за печкой... " Бог вас утешит, друзья; всему есть конец; веселее Будет и вам, как былиночке. Слушайте: в ясный день майский Свежесть повеяла... солнышко яркое на гору вышло, Смотрит: где наш зародышек? что с ним? и крошку целует. Вот он ожил опять и себя от веселья не помнит. Мало-по-малу оделись поля муравой и цветами; Вишня в саду зацвела, зеленеет и слива, и в поле Гуще становится рожь, и ячмень, и пшеница и просо; Наша былиночка думает: "Я назади не останусь!" Кстати ль! листки распустила... кто так прекрасно соткал их? Вот стебелек показался... кто из жилочки в жилку Чистую влагу провел от корня до маковки сочной? Вот проглянул, налился и качается в воздухе колос... Добрые люди, скажите: кто так искусно развесил Почки по гибкому стеблю на тоненьких, шелковых нитях? Ангелы! кто же другой? Они от былинки к былинке По полю взад и вперед с благодатью небесной летают. Вот уж и цветом нежный, зыбучий колосик осыпан; Наша былинка стоит, как невеста в уборе венчальном. Вот налилось и зерно и тихохонько зреет; былинка Шепчет, качая в раздумье головкой: я знаю, что будет. Пляшут, толкутся кругом, припевают ей: многие лета; В сумерки ж, только что мошки, жучки позаснут и замолкнут, Тащится в травке светляк с фонарем посветить ей в потемках. Кушайте, светы мои, на здоровье; господь вас помилуй. Вот уж и троицын день миновался, и сено скосили; Собраны вишни; в саду ни одной не осталося сливки; Вот уж пожали и рожь, и ячмень и пшеницу, и просо; Уж и на живо сбирать босиком ребятишки сходились Колос оброшенный; им помогла тихомолком и мышка. Что-то былиночка делает? О! уж давно пополнела; Много в ней зернушек; гнется и думает: "Полно; Время мое миновалось; зачем мне одной оставаться В поле пустом меж картофелем, пухлою репою и свеклой!" Вот с серпами пришли им утром и вечером пальцы; Вот и снопы уж сушили в овине; уж их молотили С трех часов по утру до пяти пополудни на риге; Вот и гнедко потащился на мельницу с возом тяжелым; Начал жернов молоть; и зернышки стали мукою; Вот молочко надоила от пестрой коровки родная Полный горшочек; сварила кисель, чтоб детушкам кушать; Детушки скушали; ложки обтерли, сказали: спасибо.

ЖАЛОБА ПАСТУХА

На ту знакомую гору Сто раз в день я прихожу; Стою, склоняясь на посох, И в дол с вершины гляжу. Вздохнув, медлительным шагом Иду вослед я овцам, И часто, часто в долину Схожу, не чувствуя сам. Весь луг попрежнему полон Младой цветов красоты; Я рву их - сам же не знаю, Кому отдать мне цветы. Здесь часто в дождик и гр"озу Стою, к земле пригвожден; Всё жду, чтоб дверь отворилась... Но то обманчивый сон. Над милой хижинкой светит, Видаю, радуга мне... К чему? Она удалилась! Она в чужой стороне! Она всё дале! всё дале! И скоро слух замолчит! Бегите ж, овцы, бегите! Здесь горе душу томит!

ЛИСТОК

От дружной ветки отлученный, Скажи, листок уединенный, Куда летишь?.. "Не знаю сам; Гроза разбила дуб родимый; С тех пор, по долам, по горам По воле случая носимый, Стремлюсь, куда велит мне рок, Куда на свете (всё) стремится, Куда и лист лавровый мчится, И легкий розовый листок".

ОТВЕТ КН. ВЯЗЕМСКОМУ НА ЕГО СТИХИ: ВОСПОМИНАНИЕ

Ты в утешители зовешь воспоминанье; Глядишь без прелести на свет! - И раззнакомилось с душой твоей желанье! И веры к будущему нет! О друг! в твоем мое мне сердце отозвалось: Я понимаю твой удел! И мне вожатым быть желанье отказалось, И мой светильник побледнел! Сменил блестящие мечтательного краски Однообразной жизни свет! Из-под обманчиво-смеющияся маски Угрюмый выглянул скелет. На что же, друг, хотеть призвать воспоминанье? Мечты не дозовемся мы! Без утоления пробудим лишь желанье; На небо взглянем из тюрьмы!

НАДГРОБИЕ И. П. И А. И. ТУРГЕНЕВЫМ

Судьба на месте сем разрознила наш круг: Здесь милый наш отец, здесь наш любимый друг; Их разлучила смерть, и смерть соединила; А нам в святой завет святая их могила: "Их не утраченной любви не изменить; Ту жизнь, где их уж нет, как с ними совершить - Чтоб быть достойными об них воспоминанья, Чтоб встретить с торжеством великий час свиданья".

ЦВЕТ ЗАВЕТА

Мой милый цвет, былинка полевая, Скорей покинь приют твой луговой: Теперь тебя рука нашла родная; Доселе ты с непышной красотой Цвела в тиши, очей не привлекая И путника не радуя собой; Ты здесь была желанью не приметна, Чужда любви и сердцу безответна. Но для меня твой вид очарованье; В твоих листах вся жизнь минувших лет; В них милое цветет воспоминанье; С них веет мне давнишнего привет; Смотрю... и всё, что мило, на свиданье С моей душой к тебе, родимый цвет, Воздушною слетелося толпою, И прошлое воскресло предо мною. И всех друзей моя душа узнала... Но где ж они? На миг с путей земных На север мой душа вас прикликала, Сопутников младенчества родных... Вас жадная рука не удержала, И голос ваш, пленив меня, затих. О будет вам заменою свиданья Мой северный цветок воспоминанья! Он вспомнит вам союза час священный, Он возвратит вам прошлы времена... О сладкий час! о вечер незабвенный! Как божий рай цвела там сторона; Безоблачен был запад озаренный, И свежая на землю тишина Как ясное предчувствие сходила; Природа вся с душою говорила. И к нам тогда, как Гений прилетало За песнею веселой старины, Прекрасное, что некогда бывало Товарищем младенческой весны; Отжившее нам снова оживало; Минувших лет семьей окружены, Всё лучшее мы зрели настоящим; И время нам казалось нелетящим. И (Верная) была незримо с нами... Сии окрест волшебные места, Сей тихий блеск заката над горами, Сия небес вечерних чистота, Сей мир души, согласный с небесами, Со всем была, как таинство, слита (Ее) душа, присутствием священным, Невидимым, но сердцу откровенным. И нас (ее) любовь благословляла; И ободрял на благо тихий глас... Друзья, тогда Судьба еще молчала О жребиях, назначенных для нас; Не избранны, на дне ее фиала Они еще таились в оный час; Играли мы на тайном праге света... Тогда был дан вам мною (цвет завета). И где же вы?.. Разрознен круг наш тесный; Разлучена веселая семья; Из области младенчества прелестной Разведены мы в розные края... Но розно ль мы? Повсюду в поднебесной, О верные, далекие друзья, Прекрасная всех благ земных примета, Для нас цветет наш милый цвет завета. Из северной, любовию избранной И промыслом указанной страны К вам ныне шлю свой дар обетованный; Да скажет он друзьям моей весны, Что выпал мне на часть удел желанный; Что младости мечты совершены; Что не вотще доверенность к надежде, И что (Теперь) пленительно, как (Прежде). Да скажет он, что в наш союз прекрасной Еще один товарищ приведен... На путь земной из люльки безопасной Нам подает младую руку он; Его лицо невинностию ясно, И жизнь над ним как легкий веет сон; Беспечному предав его веселью, Судьба молчит над тихой колыбелью. Но сладостным предчувствием теснится На сердце мне грядущего мечта: Младенчества веселый сон промчится, Разоблачат житейское лета, Огнём души сей взор воспламенится, И мужески созреет красота; Дойдут к нему возвышенные вести О праотцах, о доблести, о чести... О! да поймет он их знаменованье, И жизнь его да будет им верна! Да перейдет, как чистое преданье Прекрасных дел, в другие времена! Что б ни было судьбы обетованье, Лишь благом будь она освящена!.. Вы ж, милые, товарища примите И путь его земной благославите. А ты, наш цвет, питомец скромный луга, Символ любви и жизни молодой, От севера, от запада, от юга, Летай к друзьям желанною молвой; Будь голосом, приветствующим друга; Посол души, внимаемый душой, О верный цвет, без слов беседуй с нами О том, чего не выразить словами.

К ПОРТРЕТУ ГЕТЕ

Свободу смелую приняв себе в закон, Всезрящей мыслию над миром он носился, И в мире всё постигнул он - И ничему не покорился.

НЕВЫРАЗИМОЕ

(отрывок) Что наш язык земной перед дивною природой? С какой небрежною и легкою свободой Она рассыпала повсюду красоту И разновидное с единством согласила! Но где, какая кисть ее изобразила? Едва, едва одну ее черту С усилием поймоть удастся вдохновенью... Но льзя ли в мертвое живое передать? Кто мог создание в словах пересоздать? Невыразимое подвластно ль выраженью?.. Святые таинства, лишь сердце знает вас. Не часто ли в величественный час Вечернего земли преображенья - Когда душа сметенная полна Пророчеством великого виденья И в беспредельное унесена - Спирается в груди болезненное чувство, Хотим прекрасное в полете удержать, Ненареченному хотим названье дать - И обессиленно безмолствует искусство! Что видимо очам - сей пламень облаков, По небу тихому летящих, Сие дрожанье вод блестящих, Сии картины берегов В пожаре пышного заката - Сии столь яркие черты - Легко их ловит мысль крылата, И есть слова для их блестящей красоты. Но то, слито с сей блестящей красотою - Сие столь смутное, волнующее нас, Сей внемлемый одной душою Обворожающего глас, Сие к далекому стремленье, Сей миновавшего привет (Как прилетевшее незапно дуновенье) (От луга родины, где был когда-то цвет) (Святая молодость, где жило упованье), Сие шепнувшее душе воспоминанье О милом радостном и скорбном старины, Сия сходящая святыня с вышины, Сие присутствие создателя в созданье - Какой для них язык?.. Гор"е душа летит, Всё необъятное в единый вздох теснится, И лишь молчание понятно говорит.

ТРИ ПУТНИКА

В свой край возвратяся из дальней земли, Три путника в гости к старушке зашли. "Прими, приюти нас на темную ночь; Но где же красавица? Где твоя дочь?" - "Принять, приютить вас готова, друзья; Скончалась красавица дочка моя". В светлице свеча пред иконой горит: В светлице красавица в гробе лежит. И первый, поднявши покров гробовой, На мертвую смотрит с унылой душой: "Ах, если б на свете еще ты жила, Ты мною б отныне любимой была". Другой покрывало опять наложил, И горько заплакал и взор опустил: "Ах, милая, милая, ты ль умерла? Ты мною так долго любима была". Но третий опять покрывало поднял, И мертвую в бледны уста целовал: "Тебя я любил; мне тебя не забыть; Тебя я и в вечности буду любить".

ЛИРИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ ИЗ "ОРЛЕАНСКОЙ ДЕВЫ"

Ах! почто за меч воинственный Я мой посох отдала И тобою, дуб таинственный, Очарована была? Мне, владычица, являла ты Свет небесного лица; И венец мне обещала ты... Недостойна я венца. Зрела я небес сияние, Зрела ангелов в лучах... Но души моей желание Не живет на небесах. Грозной силы повеление Мне ль бессильной совершить? Мне ли дать ужесточение Сердцу, жадному любить? Нет, из чистых небожителей Избирай твоих свершителей; С неприступных облаков Призови своих духов, Безмятежных, не желающих, Не скорбящих, не теряющих... Деву снежною душей Да минует выбор твой. Мне ль свирепствовать в сражении? Мне ль решить судьбу царей?.. Я пасла в уединении Стадо родины моей... Бурный путь мне указала ты, В дом царей меня ввела; Но... лишь гибель мне послала ты... Я ль сама то избрала?

ВОСПОМИНАНИЕ

О милых спутниках, которые наш свет Своим сoпутствием для нас животворили, Не говори с тоской: "их нет"; Но с благодарностию: "были".

МОРЕ

Элегия Безмолвное море, лазурное море, Стою очарован над бездной твоей. Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью, Тревожною думой наполнено ты. Безмолвное море, лазурное море, Открой мне глубокуютайну твою: Что движет твое необьятное лоно? Чем дышит твоя напряженная грудь? Иль тянет тебя из земныя неволи Далекое, светлое небо к себе?.. Таинственной, сладостной полное жизни, Ты чисто в присутствии чистом его. Ты льешься его светозарной лазурью, Вечерним и утренним светом горишь, Ласкаешь его облака золотые И радостно блещешь звездами его. Когда же сбираются темные тучи, Чтоб ясное небо отнять у тебя - Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь, Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу... И мгла исчезает, и тучи уходят; Но, полное прошлой тревоги своей, Ты долго вздымаешь испуганны волны, И сладостный блеск возвращенных небес Не вовсе тебе тишину возвращает; Обманчив твоей неподвижности вид: Ты в бездне покойной скрываешь смятенье, Ты, небом любуясь, дрожишь за него. Я Музу юную, бывало, Встречал в подлунной стороне, И Вдохновение летало С небес, незванное, ко мне; На всё земное наводило Животворящий луч оно - И для меня в то время было Жизнь и Поэзия одно. Но дарователь песнопений Меня давно не посещал; Бывалых нет В душе видений, И голос арфы замолчал. Его желанного возврата Дождатся ль мне когда опять? Или навек моя утрата, И вечно арфе не звучать? Но всё, что от времен прекрасных, Когда он мне доступен был, Всё, что от милых темных, ясных Минувших дней я сохранил - Цветы мечты уединенной И жизни лучшие цветы - Кладу на твой алтарь священной, О Гений чистой красоты! Не знаю, светлых вдохновений Когда воротится чреда - Но ты знаком мне, чистый Гений! И светит мне твоя звезда! Пока еще ее сиянье Душа умеет различать: Не умерло очарованье! Былое сбудется опять.

СМЕРТНЫЙ И БОГИ

Клеанту ум вскружил Платон. Мечтал ежеминутно он О той гармонии светил, О коей мудрый говорил. И стал Зевеса он молить: Хотя минуту усладить Его сим таинством небес!.. "Несчастный, - отвечал Зевес, - О чем ты молишь? Смертным, вам Внимать недолжно небесам, Пока вы жители земли!" Но он упорствовал. "Внемли! Отец, тебя твой молит сын!" И неба мощный властелин Безумной просьбе уступил И слух безумцу отворил: И стал внимать он небесам, Но что ж послышалося там?.. Земных громов стозвучный стук, Всех молний свист, из мощных рук Зевеса льющихся на нас, Всех яростных орканов глас Слабей жужжанья мошки был Пред всей гармонией светил! Он побледнел, он в прах упал. "О что ты мне услышать дал? То ль небеса твои, отец?.. " И рек Зевес: "Смирись, слепец! И знай: доступное богам Вовеки недоступно вам! Ты слышишь бурю грозных сил... А я - гармонию светил".

ДВЕ ЗАГАДКИ

I Не человечьими руками Жемчужный разноцветный мост Из вод построен над водами, Чудесный вид! огромный рост! Раскинув паруса шумящи, Не раз корабль под ним проплыл; Но на хребет его блестящий Еще никто не восходил! Идешь к нему - он прочь стремится, С своим потоком он родится, И вместе исчезает с ним. II На пажити необозрмой, Не убавляясь никогда, Скитаются неисчислимо Сереброрунные стада. В рожок серебрянный играет Пастух, приставленный к стадам: Он их в златую дверь впускает И счет ведет им по ночам. И недочета им не зная, Пасет он их давно, давно; Стада поит вода живая И умирать им не дано. Ои одной дорогой бродят, Под стражей пастырской руки, И юноши их там находят, Где находили старики; У них есть вождь - Овен прекрасный Их сторожит огромный Пес, Есть Лев меж ними неопасный И Дева - чудо из чудес.

РУССКАЯ ПЕСНЬ

на взятие Варшавы (на голос "Гром победы раздавайся!") Раздавайся гром победы! Пойте песню старины: Бились храбро наши деды; Бьются храбро их сыны. Пробуждай, вражда, измену! Подымай знамена, бунт! Не прорвать вам нашу стену, Наш железный русский фрунт! Мы под теми же орлами; Те же с нами знамена; Лях, бунтующий пред нами, Помнит русских имена. Где вы? где вы? Строем станьте! Просит боя русский крик. В стену слейтесь, тучей гряньте, Грудь на грудь и штык на штык. Нет врага... но здесь Варшава! Развернися, русский стан! Братья, слышите ли? Слава! Бьет на приступ барабан. С богом! Час ударил рока, Час ожиданный давно. Сбор гремит - а издалека Русь кричит: Бородино! Чу! как пламенные тромбы, Поднялися и летят Наши мстительные бомбы На кипящий бунтом град. Что нам ваши палисады! Здеся не нужно лестниц нам! Мы штыки вонзим в ограды И взберемся по штыкам! Спи во гробе, Забалканский! Честь тебе! Стамбул дрожал! Путь твой кончил Эриванский И на грудь Варшавы стал. "Эриванский! князь Варшавы!" Клик один во всех устах. О, как много русской славы В сих волшебных именах! За Араксом наши грани; Арарата чудный плен, И орлы средь Эривани, И разгром варшавских стен Спор решен! дана управа! Пала бунта голова! И святая наша слава, Слава русская жива! Соберитесь под знамена, Братья, долг свой сотворя! Возгласите славу трона И поздравьте с ней царя. На него надежна вера: В мирный час - он в душу льет Пламень чистого примера; В час беды - он сам вперед! Славу, взятую отцами, Сбережет он царски нам, и с своими сыновьями Нашим даст ее сынам.

* * *

Плачь о себе: твое мы счастье схоронили; Ее ж на родину из чужи проводили. Не для земли она назначена была. Прямая жизнь ее теперь лишь началася - Она уйти от нас спешила и рвалася, И здесь в свой краткий век два века прожила. Высокая душа так много вдруг узнала, Так много тайного небес вдруг поняла, Что для нее земля темницей душной стала, И смерть ей выкупом из тяжких уз была. Но в миг святой, как дочь навек смежила вежды, В отца проникнул вдруг день веры и надежды...

СТИХОТВОРЕНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ...

СТИХОТВОРЕНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ПАВЛУ ВАСИЛЬЕВИЧУ И АЛЕКСАНДРЕ ВАСИЛЬЕВНЕ ЖУКОВСКИМ

1. ПТИЧКА

Птичка летает, Птичка играет, Птичка поет; Птичка летала, Птичка играла, Птички уж нет! Где же ты, птичка? Где ты, певичка? В дальнем краю Гнездышко вьешь ты; Там и поешь ты Песню свою.

2. КОТИК И КОЗЛИК

Там котик усатый По садику бродит, А козлик рогатый За котиком ходит; И лапочкой котик Помадит свой ротик; А козлик седою Трясет бородою.

3. ЖАВОРОНОК

На солнце темный лес зардел, В долине пар белеет тонкий, И песню раннюю запел В лазури жаворонок звокий. Он голосисто с вышины Поет, на солнышке сверкая; Весна пришла к нам молодая, Я здесь пою приход весны; Здесь так легко мне, так радушно, Так беспредельно, так воздушно; Весь божий мир здесь вижу я, И славит бога песнь моя!

4. МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Сказка Жил маленький мальчик: Был ростом он с пальчик, Лицом был красавчик, Как искры глазенки, Как пух волосенки; Он жил меж цветочков; В тени их листочков В жары отдыхал он, И ночью там спал он; С зарей просыпался, Живой умывался Росой, наряжался В листочек атласной Лилеи прекрасной; Проворную пчелку В свою одноколку Из легкой скорлупки Потом запрягал он, И с пчелкой летал он, И жадные губки С ней вместе впивал он В цветы луговые. К нему золотые Цикады слетались, И с ним забавлялись, Кружась с мотыльками, Жужжа и порхая, И ярко сверкая На солнце крылами; Ночною ж порою, Когда темнотою Земля покрывалась, И в небе с луною Одна за другою Звезда зажигалась, На луг благовонный С лампадой зажженной Лазурно-блестящий К малютке являлся Светляк; и сбирался К нему в круговую На пляску ночную Рой альфов летучий; Они-как бегучий Источник волнами - Шумели крылами, Свивались, сплетались, Проворно качались На тонких былинках, В перловых купались На травке росинках, Как искры сверкали И шумно плясали Пред ним до полночи. Когда же на очи Ему усыпленье, Под пляску, под пенье, Сходило - смолкали И вмиг исчезали Плясуньи ночные; Тогда, под живые Цветы угнездившись, И в сон погрузившись, Он спал под защитой Их кровли, омытой Росой до восхода Зари лучезарной Небесного свода. Так милый красавчик Жил мальчик наш с пальчик...

Царскосельский лебедь

Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый, Как же нелюдимо ты, отшельник хилый, Здесь сидишь на лоне вод уединенных! Спутников давнишних, прежней современных Жизни, переживши, сетуя глубоко, Их ты понимаешь думой одинокой! Сумрачный пустынник, из уединенья Ты на молодое смотришь поколенье Грустными очами; прежнего единый Брошенный обломок, в новый лебединый Свет на пир веселый гость неприглашенный, Ты вступить дичишься в круг неблагосклонный Резвой молодежи. На водах широких, Пред Чесменской гордо блещущей колонной, Лебеди младые голубое лоно Озера тревожат плаваньем, плесканьем, Боем крыл могучих, белых шей купаньем; День они встречают, звонко окликаясь; В зеркале прозрачной влаги отражаясь, Длинной вереницей, белым флотом стройно Плавают в сияньи солнца по спокойной Озера лазури; ночью ж меж звездами В небе, повторенном тихими водами, Облаком перловым, вод не зыбля реют, Иль двойною тенью; дремля, в них белеют; А, когда гуляет месяц меж звездами, Влагу расшибая сильными крылами, В блеске волн, зажженных месячным сияньем, Окруженны брызгов огненных сверканьем, Кажутся волшебных призраков явленьем - Племя молодое, полное кипеньем Жизни своевольной. Ты ж старик печальный, Молодость их образ твой монументальный Резвую пугает; он на них наводит Скуку, и в приют твой ни один не входит Гость из молодёжи, ветренно летящей Вслед за быстрым мигом жизни настоящей. Но не сетуй, старец, пращур лебединый: Ты родился в славный век Екатерины, Был её ласкаем царскою рукою, - Памятников гордых битве под Чесмою, Битве при Кагуле воздвиженье зрел ты; С веком Александра тихо устарел ты; И почти столетний, в векеНиколая Видишь, угасая, как вся Русь святая Вкруг царёвой силы, - вековой зелёный Плющь вкруг силы дуба, - вьётся, под короной Царской, от окрестных бурь ища защиты. Дни текли за днями. Лебедь позабытый Таял одиноко; а младое племя В шуме резвой жизни забывало время... Раз среди их шума раздался чудесно Голос, всю пронзивши бездну поднебесной; Лебеди, услышав голос, присмирели, И стремимы тайной силой, полетели Н"а голос: пред ними, вновь помолоделый, Радостно вздымая перья груди белой, Голову на щее гордо распрямлённой К небесам подъёмля - весь воспламенённый Лебедь благородный дней Екатерины Пел, прощаясь с жизнью, гимн свой лебединый! А когда допел он - на небо взглянувши- И крылами сильно дряхлыми взмахнувши - К небу, как во время оное бывало, Он с земли рванулся... и его не стало В высоте... и навзничь с высоты упал он; И прекрасен мёртвый на хребте хребте лежал он, Широко раскинув крылья, как летящий, В небеса вперяя взор уж негорящий.

НЕОПУБЛИКОВАННОЕ ПРИ ЖИЗНИ

НА СМЕРТЬ А(НДРЕЯ ТУРГЕНЕВА)

О друг мой! неужли твой гроб передо мною! Того ль, несчастный я от рока ожидал? Забывшись, я тебя бессмертным почитал! Святая благодать предвечного с тобою! Покойся, милый прах, твой сон завиден мне! В сем мире, без тебя, с душою, благ лишённой! Я буду странствовать, как в чуждой стороне, Но долго ль слёзы лить на пепел твой священный! Ах! нет! пройдёт и жизнь, ты будешь мой опять! Во гробе нам судьбой назначено свиданье! Надежда сладкая, приятно ожиданье! С каким веселием я буду умирать!

К * * *

Увы! протёк свинцовый год, Год тяжкий горя, испытанья; Но безрассудный, злобный рок Не обличил твои страданья. Напрасно жалобной слезой Смягчить старался провиденье! Оно не тронулось мольбой И не смягчило чувств томленье. Как хладной осени рука С опустошительной грозою Лишает прелести цветка Своей безжалостной косою, - Так ты безжалостной судьбой Лишён веселья в жизни бренной. Цветок заблещет вновь весной, Твоё ж страданье неизменно!

РОМАНС ИЗ "ДОН КИХОТА"

Скупой сокровища скрывает; Надменный гордые мечты, Мудрец, питомец простоты, Безвестно век свой провождает. Любовь лишm тайны не хранит, Амур ребенок, он шумит! - Не смея ввериться надежде, Хочу Темиры убегать! Бегу, но - как растолковать! - Еще я ближе к ней , чем прежде! Амур всегда мне изменит! Амур ребенок - он шумит! - Случайно ль скажут предо мною Любезной имя - я вскричу, И вдруг смешаюсь, замолчу, И все молчанием открою! Амур всегда мне изменит, Амур ребенок - он шумит! Решусь ли обратившись - с нею При людях я поговорить - Язык откажется служить, Глаза потуплю, покраснею! Амур всегда мне изменит, Амур ребенок - он шумит! Что ж делать мне? - увы! не знаю! - Свободен иль смущен мой вид, Молчу иль нет - все говорит, Что я Темиру обожаю! Амур всегда мне изменит! Амур ребенок - он шумит!

ЭПИГРАММЫ

1 Сей камень над моей возлюбленной женой! Ей там, мне здесь покой! - 2 "Скажи, чтоб там потише были! - Кричал повытчику судья, - Уже с десяток дел решили, А ни единого из них не слышал я".

БРУТОВА СМЕРТЬ

Бомбастрофил, творец трагических уродов, Из смерти Брутовой трагедию создал. "Неправда ли , мой друг, - Тиманту он сказал, - Что этот Брут дойдет и до других народов?" - "Избави бог! Твой Брут - примерный патриот - В отечестве умрет!"

ЭПИГРАММА НА ПРОСЛАВИТЕЛЯ РУССКИХ ГЕРОЕВ...

ЭПИГРАММА НА ПРОСЛАВИТЕЛЯ РУССКИХ ГЕРОЕВ, В СОЧИНЕНИЯХ КОТОРОГО НЕТ НИ НАЧАЛА, НИ КОНЦА, НИ СВЯЗИ Мирон схватился за перо, надулся, пишет, пишет, И под собой земли не слышит! "Пожарский! Филарет! отечества отец!" Пoставил точку - и конец!

СВЕТЛАНЕ

Хочешь видеть жребий свой В зеркале, Светлана? Ты спросись с своей душой! Скажет без обмана. Что тебе здесь суждено! Там душа - зерцало! Всё в ней, всё заключено, Что нам обещало Провиденье в жизни сей! Милый друг, что в душе твоей непорочной, ясной, С восхищеньем вижу я, Что (сходна) судьба твоя С сей душой прекрасной! Непорочность - спутник твой Весёлость - гений Всюду будут пред тобой С чашей наслаждений. Лишь тому, в ком чувства нет, Путь земной ужасен! Счастье в нас, и божий свет Нами лишь прекрасен. Милый друг, спокойна будь, Безопасен твой здесь путь: Сердце твой хранитель! Всё судьбою в нам дано: Будет здесь тебе оно К счасью предводитель!

Письмо К...

Я сам, мой друг, не понимаю, Как можно редко так писать К друзьям, которых обожаю, Которым всё бы рад отдать!.. Подруга детских лет, с тобою Бываю сердцем завсегда И говорить люблю мечтою... Но говорить пером - беда! День почтовой есть день мученья! Для моего воображенья Враги - чернильница с пером! Сидеть согнувшись за столом И, чтоб открыть души движенья, Перо в чернилы помакать, Написанное ж засыпать Скорей песком для сбереженья - Всё это, признаюсь, мне ад! Что ясно выражает взгляд Иль голоса простые звуки, То на бумаге, невпопад, Для услаждения разлуки, Должны в определенный день Мы выражать пером!... А лень, А мрачное расположенье, А сердца сладкое стесненье Всегда ль дают всободу нам То мертвым поверять строкам, Что в глубине души таится? Неволи мысль моя страшится: Я автор - но писать ленив! Зато всегда, всегда болтлив, Когда твои воображаю Столь драгоценные черты, И ( сам себе) изображаю, Сколь нежно мной любима ты! Всегда, всегда разгорячаешь Ты пламенной своей душой И сердце и рассудок мой! О сколь ты даром обладаешь Быть милой для твоих друзей! Когда письмо твое читаю, Себя я лучшим ощущаю, Довольней участью своей, И будущих картина дней Передо мной животворится, И хоть на миг единый мнится, Что в жизни (всё) имею я: Любовь друзей - судьба моя. Храни, о друг мой неизменный, Сей для меня залог священный! Пиши - когда же долго нет Письма от твоего поэта, Всё верь, что друг тебе поэт, - И жди с терпением ответа! 1814, Января 4

Эпитафии

(Моту)

Здесь лакомкин лежит - он вечно жил по моде! Зато и вечно должен был! А заплатил Один лишь долг - природе!. .

(Хромому)

Дамон покинул свет: На гроб ему два слова: (Был хром и ковылял сто лет!) Довольно для хромого!

(Грамотею)

Здесь Буквин-грамотей. Но что ж об нём сказать? Был сердцем добр; имел смиренные желанья... И чести правила старался соблюдать, Как правила правописанья!

(Что такое закон?)

Закон - на улице натянутый канат, Чтоб останавливать прохожих средь дороги Иль их сворачивать назад, Или им путать ноги! Но что ж? Напрасный труд! Никто назад нейдет! Никто и подождать не хочет! Кто ростом мал - тот вниз проскочит, А кто велик - перешагнет.

Любовная карусель...

Любовная карусель или пятилетние меланхолические стручья сердечного любления (Тульская баллада) В трактире тульском тишина, И на столе уж свечки, Като на канопе одна, А Азбукин у печки! Авдотья, Павлов Николай Тут с ними - нет лишь Анны. "О, друг души моей, давай Играть с тобой в Татьяны!" Като сказала так дружку - И милый приступает И просит скромно табачку, И жгут крутой свивает. Катошка милого комшит, А он комшит Катошку; Сердца их тают - стол накрыт И подают окрошку. Садятся рядом и едят Весьма, весьма прилежно. За каждой ложкой поглядят В глаза друг другу нежно. Едва возлюбленный чихнет - Катошка тотчас: (здравствуй), А он ей головой кивнет И нежно: (благодарствуй)! Близ них Плизирка-пес кружит Моська ростом с лось! (Плизирка)! милый говорит; Катошка кличет: (мось)! И милому дает кольцо... Но вдруг стучит карета - И на трактирное крыльцо Идет сестра Анета! Заметьте: Павлов Николай Давно уж провалился - Анета входит невзначай - И милый подавился! "О милый! милый! что с тобой?" - Катошка закричала. "Так ничего, дружочек мой, Мне в горло кость попала!" Но то лишь выдумка - злодей! Он струсил от Анеты! Кольцо в глаза мелькнуло ей И прочие конжеты! И говорит:"Что за модель? Извольте признаваться!" Като в ответ:"Ложись в постель" - И стала раздеваться... Надела спальный свой чепец И ватошник свой алой, И скомкалася наконец Совсем под одеяло! Оттуда выставя носок, Сказала: "Я пылаю!" Анета ей в ответ: "Дружок, Я вас благославляю! Что счастье вам, то счастье мне!" Като не улежала, И бросилась на шею к ней, - Авдотья заплясала. А пламенный штабс-капитан Лежал уже раздетый! Авдотья в дверь, как в барабан, Стучит и кличет: "Где ты?" А он в ответ ей: "Виноват!" - "Скорей!" - кричит Анета. И он надел, как на парад, Мундир, два эполета, Кресты и шпагу нацепил - Забыл лишь пантолоны... И важно двери растворил И стал творить поклоны... Какой же кончу я чертой? Безделкой: многи лета! Тебе, Василий! вам, Като, Авдотья и Анета! Веселье сттало веселей; Печальное забыто; И дружба сделалась дружней; И сердцу все открыто! Кто наш - для счастия тот живи, И в землю провиденью! Ура! надежде и любви И киселя терпенью!

Плач о Пиндаре

Быль Однажды наш поэт Пестов, Неутомимый ткач стихов И Апполонов жрец упрямый, С какою- то ученой дамой Сидел, о рифмах рассуждал, Свои творенья величал, - Лишь древних сравнивал с собою И вздор свой клюквенной водою, Кобенясь в креслах, запивал. Коснулось до Пиндара слово! Друзья! хотя совсем не ново, Что славный был Пиндар поэт И что он умер в тридцать лет, Но им Пиндара жалко стало! Пиндар великий! Грек! Певец! Пиндар, высокий од творец! Пиндар, каких и не бывало, Который мог бы мало-мало Еще не том, не три, не пять, А десять томов написать, - Зачем так рано он скончался? Зачем еще он не остался Пожить, попеть и побренчать? С печали дама зарыдала, С печали зарыдал поэт - За что, за что судьба сослала Пиндара к Стиксу в тридцать лет! Лакей с метлою тут случился, В слезах их видя, прослезился; И в детской нянько стала выть; Заплакал с нянькою ребенок; Заплакал повар, поваренок; Буфетчик, бросив чашки мыть, Заголосил при самоваре; В конюшне конюх зарыдал - И словом, целый дом стенал О песнопевце, о Пиндаре. Едва и сам не плачу я. Что ж вышло? Все так громко выли, Что все соседство взгомозили! Бежит сосед к ним второпях И вопит: "Что случилось? О чем вы все в таких слезах?" Пред ним все горе объяснилось В немногих жалобных словах. "Да что за человек чудесный? Откуда родом ваш Пиндар? Каких он лет был? молод? стар? И что еще о нем известно? Какого чину? где служил? Женат был? вдов? хотел жениться? Чем умер? кто его лечил? Имел ли время причаститься? Иль вдруг схватил его удар? И словом - кто таков Пиндар?" Когда ж узнал он из ответа, Что все несчастье от поэта, Который между греков жил, Который в славны древни годы Певал на скачки греков оды, Язычник, не католик был; Что одами его пленялся, Не понимая их весь свет, Что более трех тысяч лет, Как он во младости скончался - Поджав бока свои, сосед Смеяться начал, да смеяться Так, что от смеха надорваться! И смотрим, за соседом вслед Все - кучер, повар, поваренок, Буфетчик, нянька и ребенок,

К ВОЕЙКОВУ

О Воейков! Видно нам Помышлять об исправленье! Если должно верить снам, Cкоро Пинда преставленье, Скоро должно наступить! Скоро, за летящим громом, Аполлон придет судить По стихам, а не по томам. Нам известно с древних лет, Сны, чудовищней явленья, Грозно-пламенных комет, Предвещали измененья В муравейнике земном! И всегда бывали правы Сны в пророчестве своем. В мире Феба те ж уставы! Тьма страшилищ меж стихов, Тьма чудес... дрожу от страху! Зрел обвёрткой пирогов Я недавно Андромаху. Зрел, как некий Асмодей Мазал, вид приняв лакея, Грозной кистию своей На заклейку окон Грея. Зрел недавно, как Пиндар, В воду огнь свой обративши, Затушил в Москве пожар, Всю дожечь ее грозивший. Зрел, как Сафу бил голик, Как Расин кряхтел под тестом, Зрел окутанный парик И Электром и Орестом. Зрел в ночи, как в высоте Кто-то, грозный и унылый, Избоченясь на коте Ехал рысью; в шуйце вилы, А в деснице грозный (Ик); По-славянски кот мяукал, А внимающий старик В такт с усмешкой иком тукал. Сей скакун по небесам Прокатился метеором; Вдруг отверстый вижу храм, И к нему идут собором Феб и Музы... Что-ж? О страх! Феб в ужасных рукавицах, В русской шапке и котах; Кички на его сестрицах! Старика ввели во храм, При печальных Смехов ликах В стихарях Амуры там И Хариты в черевиках! На престоле золотом Старина сидит богиня; Одесную Вкус с бельмом Простофиля и розиня. И как будто близ жены, Поручив кота Эроту, Сел старик близ старины, Силясь скрыть свою перхоту. И в гудок для пришлеца Феб ударил с важным тоном, И пустились (голубца) Мельпомена с Купидоном. Важно бил каданс старик И подмигивал старушке; И его державный (Ик) Перед ним лежал в кадушке. Тут к престолу подошли Стихотворцы для присяги; Те подмышками несли Расписные с квасом фляги; Тот тащил кису морщин, Тот прабабушкину мушку, Тот старинных слов кувшин, Тот (кавык) и (юсов) кружку, Тот перину из бород, Древле бритых в Петрограде; Тот славянский перевод Басен Дмитрева в окладе. Все, воззрев на старину, Персты вверх и ставши рядом: "Брань и смерть Карамзину! - Грянули, сверкая взглядом. - Зубы грешнику порвем, Осрамим хребет строптивый! Зад во утро избием, Нам обиды сотворивый!" Вздрогнул я. Призрак изчез... Что ж все это предвещает? Ах, мой друг, то глас небес! Полно медлить... наступает Аполлонов страшный суд, Дни последние Парнаса! Нас богини мщенья ждут... Полно мучить нам Пегаса! Не покаяться ли нам В прегрешеньях потаенных? Если верить старикам, Муки Фебом осужденных Неописанные, друг! Поспешим же покаяньем, Чтоб и нам за рифмы - крюк Не был в аде воздаяньем. Мук там бездна!.. Вот Хлыстов Меж огромными ушами, Как Тантал среди плодов, С непрочтенными стихами. Хочет их читать ушам, Но лишь губы шевельнутся, Чтобы дать простор стихам - Уши разом все свернутся! Вот на плечи стих взгрузив, На гору его волочит Пустопузов, как Сизиф; Бьется, силится, хлопочет, На верху горы вдовец - Здравый смысл торчит маяком; Вот уж близко! вот конец! Вот дополз - и книзу раком!.. Вот Груздочкин траголюб Убирает лоб в морщины, И (хитоном) свой тулуп В угожденье Прозерпины Величает невпопад; Но хвастливость не у места; Всех смешит его наряд, Даже Фурий и Ореста! Полон треску и огня, И на смысл весьма убогий, Вот на чахлого коня Лезет Фирс коротконогий. Лишь уселся, конь распух, Ножки вверх - нет сил держаться; Конь галопом; рыцарь - бух! Снова лезет, чтоб сорваться!. . Ах! покаемся, мой друг! Исповедь пол-исправленья! Мы достойны этих мук! Я за ведьм, за привиденья, За чертей, за мертвецов; Ты ж за то, что в переводе Очутился из Садов Под капустой в огороде!. .

LA GRANDE RENS"EE

Лягушке вздумалось: сём сделаюсь с быка, Хотя и лопну я - да мысль-то велика!

МАКСИМ

Скажу вам сказку в добрый час! Друзья, извольте все собраться! Я рассмешу, наверно, вас - Как скоро станете смеяться. Жил-был Максим, он был не глуп; Прекрасен так, что заглядеться! Всегда он надевал тулуп - Когда в тулуп хотел одеться. Имел он очень скромный вид; Был вежлив, не любил гордиться; И лишь когда бывал сердит - Когда случалось рассердиться. Максим за пятерых едал, И более всего окрошку; И рот уж верно раскрывал - Когда в него совал он ложку. Он был кухмистер, господа, Такой, каких на свете мало, - И без яиц уж никогда - Его яичниц не бывало. Красавиц восхищалМаксим Губами пухлыми своими; Они, бывало, все за ним - Когда гулял он перед ними. Максим жениться рассудил, Чтоб быть при случае рогатым; Но он до тех пор холост был - Пока не сделался женатым. Осьмое чудо был Максим, В оригинале и портрете; Никто б не мог сравниться с ним - Когда б он был один на свете. Максим талантами блистал И просвещения дарами; И вечно прозой сочинял, Когда не сочинял стихами. Он жизнь свободную любил, В деревню часто удалялся; Когда же он в деревне жил- Тогда не говорил ни слова. Он бегло по складам читал, Читая, шевеля губами; Когда же книгу в руки брал - То вечно брал её руками. Однажды бодро поскакал Он на коне по карусели, И тут себя он показал - Всем тем, кто н него смотрели. Ни от кого не трепетал, А к трусости не знал и следу; И вечно тех он побеждал - Над кем одерживал победу. Он жив ещё и проживёт На свете, сколько сам рассудит; Когда ж, друзья, Максим умрёт - Тогда он, верно, жив не будет.

* * *

Пред судилище Миноса Собралися для допроса Подле стиксовых брегов Души бледные скотов. "Признавайтесь, как вы жили, Много ль в свете вы грешили, - Говорит им Судия. - Начинай хоть ты, Свинья". - "Я нисколько не грешила; Не жалея морды, рыла Я с подругами навоз; Что ж плохова тут, Минос?" - "Я Петух, будильник ночи, С крику выбился из мочи, И своё кукареку Приношу на Стикс-реку". - "Я смиренная Корова; Нраву я была простова; Грех мой, не велик: Ободрал меня мясник". - "Я Индюшка-хлопотунья, Вестовщица и крикунья; У меня махровый нос; Не прогневайся Минос!" - "Я домашняя Собака, Родом Моська, забияка, Кривоног, усат, курнос И зовут меня Барбос". - "Я Пичушка вечно пела; У эллинов Филомела, Соловей у руссаков; Нет за мной, Минос, грехов!" - "Я, Минос, не очень грешен, Я бывал с мышами бешен; А с людьми бывал я плут; Васька-кот меня зовут". - "Ворон я, вещун и плакса; Был я чёрен так, как вакса, Каркал часто на беду; Рад я каркать и в аду". Царь Мионс суровым взглядом На зверей, стоящих рядом, Страшно, страшно засверкал И ни слова не сказал.

* * *

Там небеса и воды ясны! Там песни птичек сладогласны! О родина! все дни твои прекрасны! Где б ни был я, но всё с тобой Душой. Ты помнишь ли, как под горою, Осеребряемый росою, Белелся луч вечернею порою И тишина слетала в лес С небес. Ты помнишь ли наш пруд спокойный, И тень от ив в час полдня знойный, И над водой от стада гул нестройный, И в лоне вод, как сквозь стекло, Село? Там на заре пичужка пела; Даль озарялась и светлела; Туда, туда душа моя летела: Казалось сердцу и очам Всё там!..

(Отрывок речи в засадании "Арзамаса")

Братья-друзья Арзамасцы! Вы протокола послушать, Верно, надеялись. Нет протокола! О чём протоколить! Всё позабыл я, что было в прошедшем у нас заседаньи! Всё! да и нечего помнить! С тех пор, как за ум мы взялися, Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться - Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы! Даром что эта Беседа давно околела - зараза Всё ещё в книжках Беседы остались - и нет карантинов! Кто-нибудь верно из нас, не натерпевшись Опасным соседом, Голой рукой прикоснулся к "Чтениям" в Беседе иль вытер, Должной не взяв осторожности, свой анфедрон рассужденьем Деда седого о слоге седом - я не знаю !а знаю Только, что мы ошалели! что лень, как короста, Нас облепила! дело не любим! безделья ж бежим! Мы написали законы; Зегельхен их переплёл и скупился: Восемь рублей и сорок копеек - и всё тут! Законы Спят в своём переплёте, как мощи в окованной раке! Мы от них ожидаем чудес - но чудес не дождёмся. Между тем Реин усастый, нас взбаламутив, дал тягу В Киев и там в Днепре утопил любовь к Арзамасу! Реин давно замолчал, да и мы не очень воркуем! Я Светлана в графах таблиц, как будто в тенетах Скорчась сижу; Асмодей, распростившись с халатом свободы, Лезет в польское платье, поёт мазуркуи учит Польскую азбуку; Резвый Кот всех умнее; мурлычет Нежно: люблю и просится в церковь к налою; Кассандра, Сочным бисквитом пленяся, коляску ставит на сани, Скачет от русских метелей к британским туманам и гонит Чолн Очарованный к квакерам за море; Чу в Цареграде Стал не Чу, а чума, и молчит; Ахилл, по привычке, Рыщет и места нигде не согреет; Сверчок, закопавшись В щёлку проказы, оттуда кричит как в стихах: я ленюся. Арфа, всегда неизменная Арфа, молча жиреет! Только один Вот-я - все усердствует славе; к бессмертью Скачет он на рысях; припряг свою таратайку Брата Кабуда к Пегасу, и сей осёл вотъявасов Скачет, свернувшись кольцом, как будто в Опасном соседе! Вслед за Кабудом друзья! Перестанем лениться! быть худу! Быть бычку на верёвочке! быть Арзамазу Беседой! Вы же, почтенный наш баснописец, вы нам доселе Бывший прямым образцом и учителем русского слога, Вы впервой заседающий с нами под знаменем гуся, О, помолитесь за нас, погружённых бесстыдно в пакость Беседы! Да спадёт с нас беседная пакость, как с гуся вода! Да воскреснем.

В АЛЬБОМ Е. Н. КАРАМЗИНОЙ

Будь, милая, с тобой любовь небес святая Иди без трепета, в тебе - открытый свет! Прекрасная душа! цвети, не увядая Для светлыя души в сей жизни мрака нет! Все для души, сказал отец твой несравненный В сих двух словах открыл нам ясно он И тайну бытия и наших дел закон... Они тебе - на жизнь завет священный. (24 ноября, 1818)

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ В ИГРЕ, НАЗЫВАЕМОЙ "СЕКРЕТАРЬ"

Звезда и корабль Звезда небес плывет пучиною небесной, Пучиной бурных волн - земной корабль плывет! Кто по морю ведет звезду - нам неизвестно; Но по морю корабль - звезда небес ведет! Бык и роза Задача трудная для бедного поэта? У розы иглы есть, рога есть у быка - Вот сходство. Разница ж: легко любви рука Совьет из роз букет для милого предмета; А из быков никак нельзя связать букета.

* * *

Взошла заря. Дыханием приятным Сманила сон с моих она очей; Из хижины за гостем благодатным Я восходил на верх горы моей; Жемчуг росы по травкам ароматным Уже блистал младым огнем лучей, И день взлетел, как гений святокрылой! И жизнью все живому сердцу было. Я восходил; вдруг тихо закурился Туманный дым в долине над рекой; Густел, редел, тянулся и клубился И вдруг взлетел крылатый надо мной, И яркий день с ним в бледный сумрак слился, Задернулась окрестность пеленой И влажною пустыней окруженный Я в облаках изчез уединенный...

* * *

О дивной розе без шипов Давно твердят в стихах и прозе; Издревле молим мы богов Открыть нам путь к чудесной розе: Ее в далекой стороне Цветущею воображаем; На грозной мыслим вышине, К которой доступ охраняем Толпой драконов и духов, Средь ужасов уединенья - Таится роза без шипов; Не то обман воображенья - Очаровательный цветок К нам близко! В райский уголок, Где он в тиши благоухает, Дракон путей не заграждает Его святилище хранит: Богиня-благость с ясным взором, Приветливость сестра Харит - С приятным сладким разговором, С обворожающим лицом - И скромное Благотворенье С тем очарованным жезлом, Которого прикосновенье Велит сквозь слез сиять очам И сжатым горестью усиам Улыбку счастья возвпащает. Там невидимкой расцветает Созданье лучшее богов - Святая роза без шипов.

ГР. С. А. САМОЙЛОВОЙ

Графиня, признаюсь, большой беды в том нет, Что я, ваш павловский поэт, На взморье с вами не катался, А скромно в Колпине спасался От искушения той прелести живой, Которою непобедимо Пленил бы душу мне вечернюю порой И вместе с вами зримый, Под очарованной луной Безмолвный берег Монплезира. Воскреснула б моя покинутая лира. Но что бы сделалось с душой? Не знаю! да и рад признаться, что не знаю! Здесь безопасно я все то воображаю, Что так прекрасно мне описано от вас: Как полная луна, в величественный час, Всемирного успокоенья Над спящею морской равниною взошла И в тихом блеске потекла Среди священного небес уединенья; С какою прелестью по дремлющим брегам С тьмою свет ее мешался, Как он сквозь ветви лип на зелень пробирался И ярко в темноте светился на корнях, Как вы на камнях над водою Сидели трепетный подслушивая шум Волны дробимыя пред вашею ногою, И как толпы крылатых дум Летали в этот час над вашей головою... Все это вижуя и видеть не боюсь, И даже в шлюпку к вам сажусь Неустрашимою мечтою! И мой беспечно взор летает по волнам: Любуюсь, как они кругом руля играют; Как прядуют лучи по зыбким их верхам; Как звучно веслами гребцы тх расшибают; Как брызги легкие взлетают жемчугом, И, в воздухе блеснув, в паденьи угасают!.. О мой приютный уголок! Сей прелестью в тебе я мирно усладился! Меня мой Гений спас. Графиня, страшный рок Неизбежимо бы со мною совершился В тот час, как изменил неверный вам платок. Забыв себя, за ним я бросился б в пучину И утонул. И что ж? теперь бы баш певец Пугал на дне морском балладами (Удину), И сонный дядя (Студенец), Склонивши голову на влажную подушку, Зевал бы, слушая (Старушку)! Платок, спасенный мной в подводной глубине, Надводной прелести не заменил бы мне! Пускай бы всякий час я мог им любоваться, Но все бы о земле грустил изподтишка! Платок ваш очень мил, но сами вы, признаться, Милее вашего платка. Но только ль?.. Может быть, подводные народы (Которые в своей студеной глубине, Не зная перемен роскошныя природы, В однообразии, во скуке, и во сне Туманные проводят годы), В моих руках увидя ваш платок, Со всех сторон столпилися в кружок И стали б моему сокровищу дивиться, И верно б вздумали сокровище отнять! А я?.. Чтоб хитростью от силы защититься, Чтоб шуткой чудаков чешуйчатых занять, Я вызвал бы их всех играть со мною в жмурки. Да самому сeбе глаза б и завязал! Тогда бы для меня платок мой не пропал, Зато бы все моря мой вызов взбунтовал! Сплылось бы всё ко мне: из темныя конурки Морской бы вышел рак, кобенясь, на клешнях; Явились бы и кит с огромными усами, И нильский крокодил в узорных чешуях, И выдра, и мокой, сверкающий зубами, И каракатица, и устрица с сельдями, Короче - океан вверх дном! И начали б они кругом меня резвиться! И щекотать меня, кто зубом, кто хвостом, А я (чтобы с моим сокровищем-платком На миг один не разлучиться, Чтоб не досталось мне глаза им завязать, Ни каракатице, ни раку, ни мокою) Для вида только бы на них махал рукою, И не ловил бы их, а только что пугал! И так - теперь легко дойти до заключенья - Я в жмурки бы играл До светопредставленья; И разве только в час всех мертвых воскресенья, Платок сорвавши с глаз, воскликнул бы: (поймал!) Ужасный жребийц сей поэта миновал! Платок баш странствет по царству Аквилона. Но знайте, для него не страшен Аквилон, - И сух и невредим на влаге будет он! Самим известно вам, поэта Ариона Услужливый Дельфин донес до берегов, Хотя грозилася на жизнь певца пучина! И нынче внук того чудесного дельфина Лелеет на спине красу земных платков! Пусть буря бездны колыхает, Пусть рушит корабли и рвет их паруса, Вокруг него ее свирепость утихает И на него из туч сияют небеса Благотворящей теплотою; Он скоро пышный Бельт покинет за собою, И скоро донесут покорные валы Его до тех краев, где треснули скалы Перед могущею десницей Геркулеса, Минует он брега старинного Гадеса, И - слушайте ж теперь к чему назначил рок Непостоянный ваш платок! - Благочестивая красавица-принцесса, Купаяся на взморье в летний жар, Его увидит, им пленится, И ношу милую поднесть прекрасной в дар Услужливый дельфин в минуту согласится. Но здесь неясное пред нами объяснится. Натуралист Бомар В ученом словаре ученых уверяет, Что никогда дельфинов не бывает У петергофских берегов, И что по этому потерянных платков Никак не может там ловить спина Дельфина! И в самом деле это так! Но знайте: наш Дельфин ведь не Дельфин - башмак! Тот самый, что в Москве графиня Катерина Петровна вздумала так важно утопить При мне в большой придворной луже! Но что же? Оттого Делифин совсем не хуже, Что счастие имел он башмаком служить Ее сиятельству, и что угодно было Так жестоко играть ей жизнью башмка! Предназначение судьбы его хранило! Башмак дельфином стал для вашего платка! Воротимся ж к платку. Вы слышали, принцесса, Красавица, у берегов Гадеса, Купаяся на взморье в летний жар, Его получит от Делифина; Красавицу с платком умчит в Алжир корсар; Продаст ее паше, паша назначит в дар Для императорова сына! Сын императоров не варвар, а Герой, Душой Малек-Адель, учтивей Солимана; Принцесса же умом другая Роксолана И точь-в-точь милая Матильда красотой! Не трудно угадать, чем это все решится! Принцессой Деев сын пленится; Принцесса в знак любви отдаст ему платок, Руки ж ему отдать она не согласится, Пока не будет им отвергнут лжепорок, Пока он не крестится, Не снимет с христиан невольничьих цепей, И не предстанет ей Геройской славой озаренный. Алжирец храбрый наш терять не будет слов: Он вмиг на все готов - Крестился, иго снял невольничьих оков С плененных христиан, и кликнул клич военный: Платок красавицы ко древку пригвожденный, Стал гордым знаменем, предшествующим в бой, И Африка зажглась священную войной: Египет, Фец, Марок, Стамбул, страны Востока - Все завоеванно крестившимся вождем, И пала пред его карающим мечом Империя порока! Свершив со славую святой любви завет, Низринув алтари безумия во пламя И богу покорив весь масульманский свет, Спешит герой принесть торжественное знамя, То есть: (платок), к ногам красавицы своей... Не трудно угадать развязку! Перевенчаются, велят созвать гостей; Подымут пляску; И счастливой чете Воскликнут: многие лета! А наш платок? Платок давно уж в высоте! Взлетел на небеса и сделался комета, Первостепенная меж всех земных комет! Ее влияние преобразует свет! Настанут нам другие Благословенны времена! И будет на земле навек воцарена Премудрость - а сказать по-гречески:(София). Теснятся все к тебе во храм, И все с коленопреклоненьем Тебе приносит фимиам, Тебя гремящим славят пеньем; Я одинок в углу стою, Как жизнью, полон я тобою, И жертву тайную мою Я приношу тебе душою.

19 МАРТА 1823

Ты предо мною Стояла тихо; Твой взор унылый Был полон чувств! Он мне напомнил О милом пршлом... Он был последний На здешнем свете. Ты удалилась, Как тихий ангел! Твоя могила Как рай спокойна! Там все земные О небе мысли. Звезды небес! Тихая ночь!..

ГР. А. Е. КОМАРОВСКОЙ

Я свет не часто посещаю, Но в свете вас когда встречаю, Всегда любуюся на вас! Для самых беспристрастных глаз Вы Грация; люблю за вами, Таясь в толпе, летать глазами, Когда летите в вальсе вы, Не прикасаяся к паркету; Тогда не трудно головы И не поэту и поэту Лишиться надолго - и я До сей поры не понимаю, Как не потеряна моя. Когда ж об вас воспоминаю, Тогда пред мыслию стоит Прелестно-милое виденье И радует воображенье И что-то сердцу говорит. Харитой вас всегда являла Мне постоянная мечта. С последнего ж, признаться, бала Картина сделалась не та. Не в вихре вальса, не живою Очаровательницей глаз Воображаю нынче вас... Но одинокою, хромою! Все вижу я, как вы тишком, С блестящим свежостью лицом, Наморщенным от мнимой боли, Хромаете из доброй воли И, опершися на костыль, Для взора кажетесь милее, Чем в те часы, когда как фея Одушевляете кадриль. Тому блаженству будет на год, Кто сьест полфунта винных ягод, Был у меня товарищ, Уж прямо брат родной. Ударили тревогу, С ним дружным шагом, в ногу Пошли мы в жаркий бой. Вдруг свистнула картеча... Кого из нас двоих? Меня промчалось мимо; А он... лежит родимой В крови у ног моих. Пожать мне хочет руку... Нельзя кладу заряд. В той жизни, друг, сочтемся; И там, когда сочтемся, Ты будь мне верный брат.

К ГЕТЕ

Творец великих вдохновений! Я сохраню в душе моей Очарование мгновений, Столь счастливых в близи твоей! Твое вечернее сиянье Не о закате говорит! Ты юноша среди созданья! Твой гений, как творил, творит. Я в сердце уношу надежду Еще здесь встретиться с тобой: Земле знакомую одежду Не скоро скинет гений твой. В далеком полуночном свете Твоею Музою я жил, И для меня мой гений Гете Животворитель жизни был! Почто судьба мне запретила Тебя узреть в моей весне? Тогда душа бы воспалила Свой пламень на твоем огне. Тогда б вокруг меня создался Иной, чудесно-пышный свет; Тогда б и ибо мне остался В потомстве слух: он был поэт!

ПРИНОШЕНИЕ

Тому, кто Арфою чудесный мир творит! Кто таинства покров с Создания снимает, Минувшее животворит, И будущее предрешает!

СТРЕМЛЕНИЕ

Часто, при тихом сиянии месяца, полная тайной Грусти, сижу я одна и вздыхаю и плачу, и душу Вдруг обнимает мою содроганье блаженства; живая, Свежая, чистая жизнь приливает к душе, и глазами Вижу я то, что в гормонии струн лишь дотоле таилось. Вижу незнаемый край, и мне сквозь лазурное небо Светится издали радостно, ярко звезда упования.

HOMER

Веки идут, и веки уходят, а песни Гомера Все раздаются, и вечен Гомеров венец. Долго думав, природа вдруг создала и, создавши, Молила так: одного будет Гомера земле! Поэт наш прав: Альбом - кладбище, В нем племя легкое певцов Под легкой пеленой стихов Находит верное жилище. И добровольным мертвецом, Я, Феба чтитель недостойный, Певец давно уже покойный Спешу зарыться в ваш альбом. Вот надпись: старожил Московский, Мучитель струн, гроза ушей, Певец чертей Жуковский В альбоме сем похоронен; Уютным местом погребенья Весьма, весьма дволен он И не жалеет воскресенья.

А. О. РОССЕТ-СМИРНОВОЙ

Милостивая государыня Александра Иосифовна! Честь имею препроводить с моим человеком Федором к вашему превосходительству данную вами Книгу мне для прочтения, записки французской известной Вам герцогини Абрантес. Признаться, прекрасная книжка! Дело однако идет не об этом. Эту прекрасною книжку Я спешу возвратить вам по двум причинам: во-первых, Я уж ее прочитал; во-вторых, столь несчастно навлекши Гнев на себя ваш своим непристойным вчера поведеньем, Я не дерзаю более думать, чтоб было возможно Мне, греховоднику, ваши удерживать книги. Прошу вас, Именем дружбы, прислать мне, сделать Милость мне, недостойному псу, и сказать мне, прошла ли Ваша холера и что мне, собаке, свиной образине, Надобно делать, чтоб грех свой проклятый загладить, и снова Милость вашу к себе заслужить? О царь мой небесный! Я на все решится готов! Прикажете ль кожу Дам содрать с своего благородного тела, чтоб сшить вам Дюжину теплых калошей, дабы, гуляя по травке, Ножек своих замочить не могли вы? Прикажете ль уши Дам отрезать себе, чтоб в летнее время хлопушкой Вам усердно служа, колотили они дерзновенных Мух, досаждающих вам, недоступной, своею любовью К вашему смуглому личику? Должно однако признаться: Если я виноват, то не правы и вы. Согласитесь Сами, было ль за что вам вчера всколыхаться, подобно Бурному Черному морю? И сколько слов оскорбительных с ваших Уст, размалеванных богом любви, смертоносной картечью Прямо на сердце мое налетело! И очи ваши, как русские пушки, Страшно палили, и я, как мятежный Поляк, был из вашей, Мне благосклонной доныне, обители выгнан!Скажите ж, Долго ль изгнанье продлится?... Мне сон привиделся чудный! Мне показалось, будто сам дьявол (чтоб чорт его побрал) В лапы меня ухватил, да и в рот, да и начал, как репу, Грызть и жевать - изжевал да и плюнул. Что же случилось? Только что выплюнул дьявол меня - беда миновалась, Стал по прежнему я Василий Андреич Жуковский, Вместо дьявола был предо мной дьяволенок небесный... Пользуюсь случаем сим, чтоб опять изъявить перед вами Чувства глубокой, сердечной преданности, с коей прибуду Вечно вашим покорным слугою Василий Жуковский. Некогда муз угостил у себя Геродот дружелюбно! Каждая муза ему книгу оставила в дар.

ПУШКИН

Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работе Руки свои опустив. Голову тихо склоня, Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманьем Мёртвому прямо в глаза; были закрыты глаза, Было лицо его мне так знакомо, и было заметно, Что выражалось на нем - в жизни такого Мы не видали на этом лице. Не горел вдохновенья Пламень на нём; не сиял острый ум; Нет! но какою-то мыслью, глубокой, высокою мыслью Было объято оно: мнилося мне , что ему В этот миг предстояло как будто какое виденье, Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь?

ЕРМОЛОВУ

Жизнь чудная его в потомство перейдет: Делами славными она бессмертно дышет. Захочет - о себе, как Тацит, он напишет, И лихо летопись свою переплетет. Ведая прошлое, видя гредущее, Скальд вдохновенный Сладкие песни поет в вечнозеленом венце, Он раздает лишь достойным награды рукой непокупной - Славный великий удел выпал ему на земле. Силе волшебной возвышенных песней покорствуют гробы. В самом прахе могил ими герои живут.

ЕЛИСАВЕТЕ РЕЙТЕРН

О, молю тебя, создатель, Дай в близи ее небесной, Пред ее небесным взором И гореть и умереть мне, Как горит в немом блаженстве, Тихо, ясно угасая, Огнь смеренныя лампады Пред небесною Мадонной.

ВАРИАНТЫ И ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ

Элегия, писанная на сельском кладбище (Из Грая). Редакция 1801 г.

Вечерний колокол печально завывает ( затем написано: "раздаётся"), Бледнеющего дня последни час биет, Блеящие стада долины оставляют, Усталый земледел задумчиво идёт В шалаш спокойный свой. - В объятиях свободы, Под кровом тишины я буду размышлять. В туманном сумраке таятся горы, воды, Всё тихо - лишь в кустах кузнечики стучат, Лишь слышится в дали пастуший рог унылой, - На древней башне сей, плющом и мхом покрытой, Пустынныя совы я дикой слышу вой, Она глас жалобный к луне возносит свой На тех, которые, блуждая, возмущают Жилища тайного её безмолвный сон И древнюю её обитель посещают - Там, где молчание воздвигло мрачный трон, Где вечные дубы, рекою лет согбенны, Из ветвей лиственных сплетают гроб священный, Где ивы дряхлые, иссохшие стоят, Где дёрном устланы цветущие могилы: Там праотцы села, в безмолвии унылом, Почивши навсегда глубоким сном, лежат - Дыханье свежее ождавшегося дня Ни крики ласточки, в гнезде своём сидящей, Ни голос петуха, ни стон рогов звучащий, Ничто не воззовёт от тяжкого их сна - Пылающий огонь, в горнилах извиваясь, Их в зимни вечера не будет согревать, Не будут более сынов своих лобзать, От тягостных трудов в шалаш свой возвращаясь - Как часто их рука блистающей косой Ссекала тонкий клас на ниве золотой, Как часто острый плуг, их мышцей напряжённый, Взрывал с усилием опорные поля, Как часто крепкие, корнистые древа Валялися под их секирой сокрушенны! - Пускай сын роскоши, богатством возгордясь, Над скромной нищетой кичливо возносясь, Труды полезные и сан их презирает, С улыбкой хладныя надменности внимает Таящимся во тьме, незвучным их делам: Часа ужасного нельзя избегнуть нам, На всех ярится смерть - любимца грозной славы, Невольника, царя, дающего уставы, Всех ищет грозная и некогда найдёт. Путь славы и честей ко гробу нас ведёт. - Судьбы и счастия наперсники надменны, Не смейте спящих здесь безумно ускорять За то, что кости их в забвении лежат, Что в сей обители, молитвам посвященной, Где в тихом пении, святом, благоговейном, Несётся к небесам молений град святых, Гробницы вознесли над скромной перстью их! Зачем над мёртвыми, истлевшими костями Писать надгробия и камни воздвигать? Души в холодный прах им вечно не призвать! И гимны почестей, гремящих над гробами, Немого тления не властны оживить! - Неумолиму смерть хвала не обольстит! - Ах! может быть, под сей могилою хранится Прах сердца нежного, умевшего любить, И кровожадный червь (здесь, в черепе) в сухой главе гнездится, Который некогда корону мог носить, Иль восхищаться лир гармонией чудесной! Науки светлые, питомцы веков Не озарили их светильником небесным! Согбенны тяжестью невольничьих оков, В забвенной нищете они свой век влачили, И огнь сердец своих нещадно истощили. Как часто редкий перл таится в недре волн! Как часто лилия в пустыне расцветает, Незримая никем, безвесно умирает! - Там, может быть лежит неведомый Мильтон, И в узах гробовых, безмолвствуя, владеет, Там, может быть Кромвель неукротимый тлеет, Что кровью сограждан не обагрял Полей отечества и власти не искал - Сенатом управлять державною рукою, Сражаться с вихрем бед и грозною судьбою, Странам обилие и счастье изливать, В слезах признательных дела свои читать, Сего их рок лишил своим определеньем; Но если путь добра для них он сократил, То он пресёк по ним пути для преступленьям. Он им стезей убийств стремиться запретил К престолам, пышностью и славой окружённым; - Простые их сердца умели сострадать Несчастным, злобною судьбою угнетённым, Они в душе своей не тщились сокрывать Волнения страстей крутых, неутомимых, Ланиты их могли стыдливостью пылать, На лести алтарях, гордыне возносимых, Небесных муз они не смели обожать - Не зная суетных, обманчивых желаний, Рождающих беды и горькие страданья, С забвением всего, в долине жизни сей. Спокойно шли они тропинкою своей - В сём месте, где их персть лежит уединённо, Простою р"езьбою, не златом, украшенный Воздвигнут монумент костям безмолвным их - Нет пышной надписью над скромною могилой! Чистосердечие на ней рукой нельстивой Их лета, имена потщилось начертать, Евангельску мораль вокруг изобразило, В которой мы должны учится умирать! - Ах! кто с сей жизнью без горя разлучался? Кто прах свой вечному забвенью оставлял? Без сожаления с сим миром расставался И взора горького назад не обращал? Ах, сердце нежное, природу покидая, Надеется друзьям оставить пламень свой! И взоры тусклые, навеки угасая, Хотят взглянуть на них с последнею слезой! Для них глас нежности в могиле нашей слышен; Для них наш мертвый прах и в самом гробе дышит! А ты, природы сын, чувствительный душой, Который спящим здесь свой голос посвящаешь И скромны их дела потомкам возвещаешь, Быть может некогда, что друг, любимец твой, Сюда задумчивой тоскою заведенный, Захочет о судьбе любезного узнать: Седой поселянин, летами удрученный, Воспомнит о тебе и будет отвечать: "Он часто, на заре, в долине мне встречался, Когда в час утренний спешил на холм взойтить, Чтоб солнечный восход на нем предупредить - Там в роще иногда уединен скитался И горести свои безмолвью поверял, Там в поле, в знойный час полудня, отдыхал Под ивой лиственной, вершиною согбенной, Которыя корни сухие, искривленны Выходят из земли, виясь в траве густой; Здесь часто он сидел вечернею порой, Небрежно голову на руки наклонивши И взоры томные в источник устремивши, Который в тростнике задумчиво журчит - Он часто слезы лил, как будто странник бедный. Отчизны милыя, друзей, всего лишенный, Которого и жизнь несносно тяготит! - Он сохнул и - увял! - напрасно я в долине, Под ивой на холму несчастного искал; Увы! нигде его уж больше не встречал! На утро колокол послышался унылый, Надгробно пение раздалось, - я узрел Страдальца бедного, который - уж отцвел.

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Греева элегия переведенная с английского (Переводчик посвящает А. И. Т-Y) "Редакция "Вестника Европы"" Идет задумавшись в шалаш покойный свой Лишь некая сова стеня под древним сводом Мохнатой башни сей, винит перед луной Заблудших странников, разрушивших приходом Во мраке черных сосн и вязов наклоненных, Которы у могил развесившись шумят, Дыхание зари, глас утра золотова, Ни крики петуха, ни ранний звук рогов, Ни трели ласточки с соломенного крова, Ничто не воззовет почивших из гробов! Пылающий огонь, в горнилах развевая, И дети нежные, приход их упреждая, Пускай рабы сует их жребий презирают, Смеются дерзостно полезным их трудам: Пускай с холодною надменностью внимают Стезя величия ко гробу нас ведет! Не смейте спящих здесь безумно укорять Что лесть им олтарей не хочет воздвигать! И кровожадный червь в сухой главе гнездится, Их Гений, не родясь, невольно умертвлен ! Защитник сельских прав, тиранства смелый враг; Сенатом управлять державною рукою, Сражатся с вихрем бед, фортуну презирать, Сего лишил их рок - но вместе преступленьям Он с доблестями их пределы положил - Здесь мирный пепел их почиет под землею И скромный памятник во мраке сосн густых, Украшен надписью и резьбою простою, Зовет прохожего вздохнуть над прахом их. Их лета, имена потщилась начертать, Евангельску мораль вокруг изобразила, И кто с сей жизнию без горя разлучался! Кто прах свой по себе забвенью оставлял! И взора горького назад не обращал! Ах! сердце нежное, Природу покидая, Для них глас нежности в могиле нашей слышен, И камень гробовой над нами оживлен; И к гробу твоему, тоскою заведенный, Быть может, селянин, покрытый сединою, Воспомнит о тебе и будет говорить: Там часто он сидел под дремлющею ивой, Поднявшей из земли косматый корень свой: Лежал над тихою, прозрачною рекой! Грустя, задумавшись, тоскою отягченный, Которого и жизнь несносно бременит! Настало утро - ах! - он с утром не являлся! Другое притекло, нигде он не встречался! На утро пение я слышу гробовое: Несчастного несли в могилу положить! Приближься и прочти надгробное простое На диком камне сем, под коим он лежит.

ЭПИТАФИЯ

Здесь пепел юноши в сырой земле сокрыли. Прохожий, удались! во гробе сон священный; Судьба почивших в нем покрыта грозной тьмой. Надежда робкая живит их пепел тленный... Кто знает, что нас ждет за гробовой доской!

ВЕЧЕР

(Рукопись ГПБ (БN 12, л. 26)) Почто, мой Лизидась, с тобой я разлучен! Ужели никогда не зреть соединенья, Увы нам розный путь судьбою проложен "О вы, погибши насложденья! (?Ц. В. )"

НА СМЕРТЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА КАМЕНСКОГО

(Отброшенные строфы после 7-й) Но будь утешен, вождь! Не скорбный твой удел! Он удивление в умах рождать достоин! Пускай, среди полков, в бою, на пепле сел, Перунами низринут воин! Пусть гибнет, от других концом не отличен!.. Презренной гибелью судьба тебя почтила! То новый для тебя трофей сооружен Сия внезапная могила! Рекла: будь им урок И самой смерти след Сего, протекшего чрез мир стезею правой! О вождь! для нас твой прах есть промысла завет: Лишь доброю пленятся славой! Приближься, брани сын, и в думу погрузись, На гроб могущего склоняя взор унылый! От праха замыслов смиренью научись! При ми учение могилы: "Кончина дней - лишь миг! убийцы ль топором Сраженный, распростерт на прахе, без покрова, В блистающий ли гроб, средь плесков, под венцом, Сведен с престола золотова - Коль пользы с славою в делах не различал - Твоих священных дел не тронет разрушенье! Здесь рок Каменскому конец презренный дал Живым лишь только в устрашенье!" Так ты, мечтающий вращать земли судьбой; На счастье высоте, страшись, непобедимый! Пусть сонмы грозных сил ничто перед тобой! Страшись - не дремлет враг незримый!

ПЕВЕЦ ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОИНОВ

(Редакция "Вестника Европы") Хвала, наш Нестор - Бенигсон! И вождь и муж совета! Хвала нам: твердый Воронцов, Наш Коновницен смелый, И Тормасов, гроза врагов, Во брани поседелый! И Витгенштеин, наш Арей! Твердыня Петрограда, И все вы, бранный сонм вождей, Отечества отрада! ВОИНЫ Хвала вам , браный сонм вождей, Отечества отрада! В высокой доле - правота, Нежадность - в наслажденье; В союзе с равным - простота, В могуществе - смиренье. (В "экземпляре 2-го изд. "Певца" в ГПБ) Хвала наш Дохторов! хвала Наш Иловайский ярый! Их страшный след - врагов тела! Погибель - их удары!..

К НИНЕ

(Редакция 1805 г. в рук. ГПБ (Б N 12, л. 15)) Простишься ли без сожаленья, О Нина с жизнью городской? Отдашь ли светски наслажденья За счастье в хижине простой! Не украшенном боле златом В уборе сельском, небогатом, Не вспомнишь ли тех красных дней, Когда тобою все дышало, Когда ты город украшала И милых всех была милей! Палаты пышны покидая, Не взглянешь ли на них с тоской? О прежних радостях мечтая, Снесешь ли хлад , снесешь ли зной? Под кровом мирным, но забвенным? С твоим супругом восхищенным Не вспомнишь ли тех красных дней, Когда тобою все дышало, Когда ты город украшала И милых всех была милей! О Нина любишь ли так страстно Чтобы со мною скорбь делить, Презреть убожество ужасно И горе в сладость обратить! Снесешь ли матери страданья, И в час сердечного терзанья Не вспомнишь ли тех красных дней, Когда тобою все дышало, Когда ты город украшала И милых всех была милей!

Отрывок

(Подражание) О счастье дней моих! куда, куда стремишься? Златая, быстрая, фантазия, постой! Неумолимая! Ужель не возвратишься? Ужель навек?.. летит, всё манит за собой! Сокрылись сердца привиденья! Сокрылись сладкие души моей мечты! Надежды смелые, в надеждах наслажденья! Увы! прелестный мир, разрушился и ты! Где луч, которым озарялся Путь юноши среди весенних пылких дней, Где идеал святой, которым я пленялся? О вы, творения фантазии моей! Вас нет, вас нет! существенностью злою Что некогда цвело столь пышно предо мною, Что я божественным, бессмертным почитал, Навек разрушено! Стремление к блаженству, О вера сладкая земному совершенству. О жизнь, которою весь мир я наполнял, Где вы? Погибло все! погиб творящий гений! Погибли призраки волшебных заблуждений. Как некогда Пигмилион, С надеждой и тоской объемля хладный камень, Мечтая слышать в нем любви унылый стон, Стремился перелить весь жар, весь страстный пламень, Всю жизнь своей души в создание резца, Так я, воспитанник свободы, С любовью, с радостным волнением певца, Дышал в объятиях природы И мнил бездушную согреть, одушевить! Она подвиглась, воспылала! Безмолвная могла со мною говорить И пламенным моим лобзаньям отвечала ...

Весеннее чувство

(Рукопись ГПБ (Б 26, л. 24)) Ах, надежда за весной Прилетела в прежни годы (Облака, леса и воды) Всё тогда, леса и воды, Всё имело голос свой.

К месяцу

(Откинутая строфа, после 8-й) Что в полночный тихий час, Слышимо душой, Очаровывает нас Тайною мечтой.

Лалла Рук

(Редакция "Московского телеграфа") Лучшей жизни покрывало Приподъемлет он порой. Кто же ты очарователь Бед и радостей земных?.. О небесный жизнедатель! Мне знаком ты; для других Нет тебе именованья: Ты без имени им друг! Для меня ж тебе названье Сердце дало: Лалла Рук.

Мотылек и цветы

(Ранняя редакция в рук. ГПБ (Б 30, Л. 30)) Вот, что однажды я сказал, Смотря, как мотылек вертляной, Благоуханною поляной С цветочка на цветок порхал! Он красотой их любовался, Он ароматом их дышал, Но ни с одним не оставался! И равнодушно улетал Туда, где небеса сияли И где на радужных крылах Друзья эфирные играли В веселых запада лучах; Но лугом бытия прекрасным Под небом светлым или "ясным" Куда ему назначил рок, Пускай летит наш мотылек! А я... Ко стате иль не к стате Прекрасный цвет воспоминаний Иль думы сердца милый цвет

Ночной смотр

(1-ая редакция в рук. ГПБ(Б 26, л. 48)) В двенадцатом часу Из гроба, каждой ночью, Выходит барабанщик. Идет он скорым шагом, Сначала бьет он зорю, Потом он бьет к молитве, Потом он бьет тревогу. И будит барабан В гробах солдатов старых, Зарытых в русском снеге, Под небом итальянским, В песках горя[ю]чих Нила, В пустынях аравийских... И строются солдаты. В двенадцатом часу Из гроба, каждой ночью, Встает трубач и трубит. И старые рейтары Могилы покидают И сев на коней, мчатся Воздушным эскадроном. В двенадцатом часу Из гроба, каждой ночью, Выходит полководец; На нем мундир без ленты, (На нем простая шпага) (Под серым иберроком), Коротенькая шпага И маленькая шляпа, Сертук поверх мундира. По фрунту на коне Он едет тихим шагом, За ним все генералы, И честь отдавши, войско, В молчании глубоком, Перед вождем проходит Колоннами густыми. Глядит на войско вождь, Крестом сложивши руки, И светятся чудесным Глаза его сияньем, Потом он генералов Становит в круг и шепчет Им свой пароль и лозунг. И войску отдают Они пароль и лозунг; И Франция пароль их, И лозунг их: Елена. Так смотрит каждой ночью Свое земное войско Умерший император.

Комментарии: 4, последний от 31/05/2020.

Жуковский Василий Андреевич (yes@lib.ru)

Год: 1850

Обновлено: 18/05/2009. 314k. Статистика.

Сборник стихов: Поэзия

Связаться с программистом сайта.

Жуковский Василий Андреевич Собрание стихотворений

Василий Андреевич Жуковский. Собрание стихотворений

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭЛЕГИИ

Певец во стане русских войнов ("На поле бранном тишина...")

РОМАНСЫ И ПЕСНИ

ПОСЛАНИЯ

СМЕСЬ

Неопубликованное при жизни

Варианты и другие редакции

Василий Андреевич Жуковский Собрание стихотворений

ЭЛЕГИИ

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

ВЕЧЕР

НА СМЕРТЬ ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА КАМЕНСКОГО

СЛАВЯНКА

НА КОНЧИНУ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА, КОРОЛЕВЫ ВИРТЕМБЕРГСКОЙ

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

ПЕВЕЦ ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОЙНОВ

РОМАНСЫ И ПЕСНИ

ПЕСНЯ

ТОСКА ПО МИЛОМ

ПЕСНЯ

МАЛЬВИНА

ПЕСНЯ

К НИНЕ

ПЕСНЯ

ПУТЕШЕСТВЕННИК

ПЕСНЬ АРАБА НАД МОГИЛОЮ КОНЯ

ПЕСНЯ

ЖЕЛАНИЕ

ЦВЕТОК

ЖАЛОБА

ПЕВЕЦ

ПЛОВЕЦ

МЕЧТЫ

ЭЛИЗИУМ

УЗНИК К МОТЫЛЬКУ, ВЛЕТЕВШЕМУ В ЕГО ТЕМНИЦУ

ПЕСНЯ МАТЕРИ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ СЫНА

ГОЛОС С ТОГО СВЕТА

ПЕСНЯ

ПЕСНЯ

ПЕСНЯ

ПЕСНЯ

ВОСПОМИНАНИЕ

ВЕСЕННЕЕ ЧУВСТВО

ПЕСНЯ

СОН

ПЕСНЯ БЕДНЯКА

СЧАСТИЕ ВО СНЕ

УТЕШЕНЬЕ В СЛЕЗАХ

К МЕСЯЦУ

МИНА

НОВАЯ ЛЮБОВЬ - НОВАЯ ЖИЗНЬ

ВЕРНОСТЬ ДО ГРОБА

ГОРНАЯ ДОРОГА

"Ясный месяц! не сияй..."

ОЖИДАНИЕ ЛЮБЕЗНОГО

ДУЭТ

МЕЧТА

ПЕСНЯ

УТЕШЕНИЕ

К ЭММЕ

К МИМОПРОЛЕТЕВШЕМУ ЗНАКОМОМУ ГЕНИЮ

ЖИЗНЬ

ПЕСНЯ

ЛАЛЛА РУК

ЯВЛЕНИЕ ПОЭЗИИ В ВИДЕ ЛАЛЛА РУК

ПОБЕДИТЕЛЬ

НОЧЬ

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

МОТЫЛЕК И ЦВЕТЫ

ЗАМОК НА БЕРЕГУ МОРЯ

НОЧНОЙ СМОТР

ПОСЛАНИЯ

К ФИЛАРЕТУ

К НИНЕ

К Б[ЛУДОВ]У

К БАТЮШКОВУ

ТУРГЕНЕВУ, В ОТВЕТ НА ЕГО ПИСЬМО

Жуковский Василий Андреевич
Собрание стихотворений

Василий Андреевич Жуковский.
Собрание стихотворений

Василий Андреевич Жуковский
Собрание стихотворений