Жуковский Василий Андреевич
Письмо французского путешественника

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Письмо французскаго путешественника.

  
   Намъ, жителямъ Парижа, гораздо извѣстнѣе владѣнія Великаго Могола, нежели Франціи. Выѣхавъ изъ Парижа, думалъ ли я, что подъ сельскимъ кровомъ узнаю много новаго? Я нашелъ другихъ людей, совсѣмъ другія обычаи, упражненія, -- однимъ словомъ, новой народъ. Аббатъ Галліани сказалъ, что земледѣльцевъ можно назвать игроками: я увѣрился въ справедливости словъ его, какъ въ собственномъ, такъ и въ аллегорическомъ смыслѣ, но ихъ должно отнести только не къ простымъ земледѣльцамъ, а къ умнымъ откупщикамъ.
   Поля прекрасно обработаны. Земледѣльцевъ цѣлою четвертью меньше прежняго, но полевыя работы всѣ идутъ гораздо лучше. Сія загадка можетъ объясниться продажею церковныхъ земель, которыя достались въ разныя руки, и нынѣ съ большимъ стараніемъ обработываются: вотъ одно изъ первыхъ благодѣяній Революціи.
   Здѣсь откупщикъ нанимаетъ землю за извѣстную цѣну, вмѣстѣ съ строеніемъ; все другое принадлежитъ ему: лошади, рогатой скотъ, хлѣбъ, собираемый съ полей, и земледѣльческія орудія. Тотъ, y котораго мы останавливались, имѣетъ всего на все на 900000 ливровъ, хотя нѣтъ y него ни клочка земли въ собственности: отъ однихъ куръ и сыра получаетъ онъ 15,000 ливровъ годоваго дохода. Изобиліе и порядокъ его дома насъ порадовали. Въ конюшнѣ мы нашли 20 или 30 лошадей, сильныхъ, здоровыхъ и большихъ. Многочисленныя стада овецъ, Испанской породы, удабриваютъ землю. Надобно думать, что плодородіе послѣднихъ лѣтъ способствовала нынѣшнему благосостоянію откупщиковъ во Франціи. Между ими есть такіе, которыхъ можно назвать Патриціями, да великому ихъ вліянію на цѣлыя округи. N --, y котораго я былъ, имѣетъ многихъ братьевъ, откупщиковъ и, подобно ему, зажиточныхъ. Дѣти ихъ конечно не оставятъ отцовскаго состоянія и будутъ въ немъ безъ сомнѣнія также щастливы. Сія фамилія происходитъ отъ старинныхъ откупщиковъ. Изъ нее давно уже избираются деревенскіе начальники, которые имѣютъ большую власть надъ крестьянами -- такъ, что она пользуется всѣми правами Аристократіи. Нѣтъ ничего страннѣе воспитанія сихъ людей. Всякой десятилѣтній мальчикъ отсылается отцемъ въ Гимназію, учится по Латынѣ и Реторикѣ, возвращается домой, женится, дѣлается откупщикомъ и никогда не заглядываетъ уже въ книгу. Я объѣздилъ больше 15 миль въ окружности, но ни одна книга не попадалась мнѣ въ глаза. Знаніе Латинскаго языка, пріобрѣтенное въ училищѣ, остается, такъ сказать, заключеннымъ въ ихъ памяти; часто изумляли они меня цѣлыми мѣстами изъ Горація, приводимыми кстати и съ умомъ. Нелюбовь ихъ ко чтенію, вѣроятно, происходитъ отъ того, что они слишкомъ ограничиваютъ себя исполненіемъ должностей своихъ; пашутъ землю, естьли время хорошо, ходятъ на охоту, естьли дурно; сбираются, садятся въ кружокъ, разговариваютъ, судятъ о посѣвѣ хлѣба, о жатвѣ и тому подобномъ, или берутся за карты, играютъ въ бульйотъ и всегда въ большую игру. Дочери и жены рѣдко бываютъ вмѣстѣ съ ними: онѣ стряпаютъ на кухнѣ, смотрятъ за курами, и прочее. Люди сіи не знаютъ печали. Веселость съ ними не разстается. Ни одинъ обѣдъ не проходитъ безъ пѣсней шумныхъ, веселыхъ и по большей части вольныхъ. И я долженъ былъ спѣтъ что нибудь въ свою очередь. Не зная никакой пѣсни по ихъ вкусу, я запѣлъ романсъ. Такая новость сначала полюбилась моимъ хозяевамъ, но скоро излишняя нѣжность Парижскихъ Анакреоновъ имъ прискучила, и меня прозвали Господиномъ Романсомъ. Я принужденъ былъ учиться ихъ пѣснямъ.
   Съ крестьянами y нихъ вѣчная ссора: первые безпрестанно требуютъ больше и больше, а другіе хотятъ давать какъ можно менѣе. Вообще кажется мнѣ, что Революція не сдѣлала пользы крестьянамъ. Ихъ хижины бѣдны и смрадны, а лица отвратительны.
   Можно изъ сего заключитъ, что сельскіе откупщики не слишкомъ нѣжны въ своихъ чувствахъ. Они обходятся просто, непринужденно, часто грубо, но въ дѣлахъ своихъ тонки и хитры.
   Все, что касается до нихъ непосредственно, что представляетъ имъ какой нибудь выигрышъ, дѣйствуетъ на нихъ очень сильно; все постороннее для нихъ какъ бы не существуетъ. Самый прелестный вечеръ, самое ясное утро, самое картинное мѣстоположеніе не имѣютъ ничего привлекательнаго для ихъ взоровъ. Они хотятъ дичи, а не ландшафтовъ!
   Я нашелъ на дорогѣ прекрасные сады, и видѣлъ замокъ Бель съ его паркомъ. Онъ принадлежалъ бывшей Принцессѣ Монако, прелестной любовницѣ Принца Конде -- очаровательное мѣсто, которому не найдешь подобнаго въ окрестностяхъ Парижа. Все величественно, во всемъ совершенная гармонія; высокія тѣнистыя деревья прекрасны. Здѣсь разсказали мнѣ анекдотъ достойный замѣчанія. Онъ дастъ вамъ понятіе о прихотливости знатныхъ господъ того времени. Пустой эрмитажъ могъ-бы наскучить Принцессѣ Монако. Что же сдѣлали? отгадайте. Увѣрили однаго простяка, что ему являлся Святой Діонисій; что онъ, въ угодность ему, долженъ отказаться отъ свѣта и поселиться въ Бельской пустынѣ. Принцессѣ Монако хотѣлось имѣть настоящаго Анахорета, и для украшенія сада вскружили голову бѣдному человѣку, который со времени Революціи, постится гораздо болѣе, нежели сколько нужно для его спасенія. Этотъ нещастный, котораго я видѣлъ, совершенно помѣшенъ, говоритъ нелѣпости и самъ себя не понимаетъ.
   Я заѣзжалъ и въ, Морфонтенъ, дачу Іосифа Бонапарте, одно изъ лучшихъ мѣстъ во всей Франціи. Въ самый сильный жаръ, когда изсохшіе листья сыплются съ деревъ, трава блекнетъ, цвѣты исчезаютъ и ручьи скрываются, Морфонтенъ цвѣтетъ и благоухаетъ какъ въ Маѣ. Осень въ немъ не замѣтна, и не уступитъ самой лучшей веснѣ. Всѣ сіи чудеса дѣлаются человѣкомъ: чтожъ остается для садовъ волшебныхъ?
   Прелестнѣе Морфонтеня и лучше тѣхъ садовъ на свѣтѣ Эрменонвиль. Одно только грубое сердце не почувствуетъ дарованія, которымъ все здѣсь наполнено. Единство, первый законъ изящнаго, сохранено въ точности. Все трогательно, уныло, величественно, спокойно. Я не стану описывать Эрненонвиля, природа не производила другой пустыни, столь привлекательной и плодоносной. Здѣсь всякой вѣтерокъ, потрясающій листья или струящій воду, погружаетъ сердце въ меланхолію и сладкое забвеніе. Слѣды Жанъ-Жака не исчезли въ Эрменонвилѣ. Еще цѣла та хижина, которую посѣщалъ онъ ежедневно. Я насладился прелестнымъ видомъ, которымъ нѣкогда Руссо наслаждался въ этомъ мѣстѣ. При концѣ жизни своей не хотѣлъ онъ имѣть сообщенія ни съ кѣмъ, кромѣ поселянъ; останавливалъ тѣхъ, которыхъ лица ему нравились; говорилъ съ ними по нѣскольку часовъ и платилъ имъ деньги за потерянное время въ разговорѣ. Жалъ, что по смерти Жанъ-Жака, Эрменонвиль достался въ худыя руки. Обыкновенные люди не умѣютъ обходиться съ изящнымъ, и не знаютъ ни въ чемъ мѣры. Они заговариваются, желая все выговорить. Эрменонвиль испещренъ глупыми надписями. Гдѣ Природа великолѣпна и прекрасна, тамъ не нужны украшенія искусства: они оскорбляютъ ея дѣвственныя прелести. Господинъ Жирарденъ и его предшественники загромоздили Эрменонвиль храмами, олтарями, фигурами. Всего глупѣе стихи, вездѣ написанные. Конечно владѣльцы боялись забытъ, что садъ принадлежалъ точно имъ. Здѣсь не гуляешь, а тебя водятъ на веревкѣ, и на всякомъ шагу говорятъ: "тутъ ты долженъ спать, таѵіъ плакатъ, а тамъ смѣяться и пр". Признаюсь, такое тиранство уменьшило пріятность моей прогулки. Но больше всего разсердилъ меня одинъ олтарь, поставленный на такомъ мѣстѣ, которое Природою создано для мирныхъ размышленій и піитическихъ восторговъ. Не льзя бытъ въ немъ безъ сладкой сердечной меланхоліи -- но y васъ передъ глазами гипсовый олтарь, съ надписью: задумчивости, à la reverie -- и все очарованіе исчезаетъ!
   Одна только надпись мнѣ понравилась, на стѣнѣ, откуда видны прекрасные ландшафты:
  
   Нарру the тап whole wish and care а few eternal acres bound, and who breathes his native nor on his native ground.
  
   Щастливъ человѣкъ беззаботный, ограниченный въ своихъ желаніяхъ; опъ дышетъ воздухомъ своей родины и никогда не оставляетъ родительской хижины.
  
   Одинъ простой памятникъ обратилъ на себя все мое вниманіе. Это гробъ неизвѣстнаго молодаго человѣка, который за 12 лѣтъ передъ симъ явился въ Эрменонвилѣ и жилъ въ немъ нѣсколько недѣль въ совершенномъ уединеніи, наслаждаясь красотами Природы. Въ одно утро нашли его мертваго: онъ прострѣлилъ себѣ голову. Въ карманѣ y него было письмо къ Г. Жирарденю, изъ котораго узнали, что горестная любовь заставила его возненавидѣть жизнь. Нещастнаго погребли на томъ самомъ мѣстѣ, на которомъ онъ умертвилъ себя; два камня лежатъ на его могилѣ. Прошедшимъ лѣтомъ видѣли здѣсь неизвѣстную дѣвицу. Она приходила на гробъ юноши, плакала, цѣловала камни и написала на одномъ изъ нихъ стихи, которые остались въ моей памяти. Вотъ они:
  
   Оставленная всѣмъ, забытая судьбою,
   Къ тебѣ, священный прахъ, иду я слезы лить! --
   Когда откроется могила предо мною?
             Ахъ! долголь жизнь сію влачить?
             Мелькнули годы и сокрылись,
             А горе вѣрное со мной!
             Тоскою чувства изнурились;
             Съ угасшей, мертвою душой,
             Какъ блага, смерти ожидаю! --
             Когда? -- -- когда? -- увы, не знаю!

Перевелъ изъ фр. жур. В. Ж.

"Вѣстникъ Европы", No 23 и 24, 1803.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru