Lib.ru/Классика: Зубов Платон Павлович. Подвиги русских воинов в странах Кавказских, с 1800 по 1834 год

ЗУБОВ П. П.

ПОДВИГИ РУССКИХ ВОИНОВ В СТРАНАХ КАВКАЗСКИХ

с 1800 по 1834 год.

С присовокуплением Биографий главнейше замечательных лиц, действовавших в первое тридцати-трехлетие Русского владычества за Кавказом; Историческо-статистического описания мест, прославивших Русское оружие в Кавказских странах, 25 портретов, видов и планов сражений, и общей карты Кавказского Края.

Описанные

Платоном Зубовым,

ТОМ ВТОРОЙ.

Часть Четвертая.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

Персидская война в царствование императора Николая I.

(1826 -- по 10 Февраля 1838 года.)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Исполняя желание многих участников последней персидской войны, иметь отдельно описание оной помещенное в 4 части книги: Подвиги Русских воинов в странах кавказских, я решился напечатать оное вторым изданием в одной части, дабы доставить возможность отдельно приобресть оную

П. Зубов

Вскоре после заключения Гюлистанского трактата, начали оказываться неприязненные расположения Персии, доказывавшие ясно, что она искала только случая и возможности к разрыву. Умеренность и прямодушие -- отличительные свойства политики Императора Александра I-го с одной стороны, а с другой чувства недостатка в силах, заставляли Персию удерживаться от явного нарушения Гюлистанского трактата. Между тем Аббас-Мирза, наследник Персидского трона, с деятельностью занимался образованием артиллерии и регулярных войск, вспомоществуемый Английскими офицерами, бывшими у него на жалованье, и устроил в Таврисе пороховой и литейный заводы. В это время Русское Начальство в Грузии было беспрестанно озабочиваемо несправедливыми действиями Персиян, которые, вопреки Гюлистанского трактата, заняли все пространство земли между реками Капанакчаем и Чудуром. Закавказское Начальство, с своей стороны, для обеспечения границ, нашлось вынужденным окружить воинскими отрядами небольшое пространство, отделяющее озеро Гокчу от окрестных гор. Император Александр, не преставая признавать право Шаха на это последнее пространство, предлагал немедленно возвратить его Персии, как скоро принадлежавший нам участок земли между Капанакчаем и Чудуром будет возвращен по принадлежности, или разменяться взаимною уступкою занятых уже земель. Не смотря на столь явные доказательства миролюбивой и снисходительной политики Императора, Персидское министерство, зная, что бесплодный берег озера Гокчи отнюдь не может сравниться с обширностью и выгодами уступаемого Россиею участка, законно ей принадлежавшего по трактату 1813-го года, вело продолжительные переговоры. Наконец 28-го Марта 1825 года составлен был проект разграничения, и Персия изъявила согласие разменяться взаимно занятыми местами. Аббас-Мирза, как уполномоченный со стороны Шаха, в официальном письме к Главнокомандовавшему Генералу Ермолову изъяснялся следующим образом: "Все предложения, сделанные вами касательно Капанакчая и Гокчи одобрены Е. В. Фет-Али-Шахом по последнем его возвращении, и мы уверяем вас, что он утвердит оные окончательно."

Кончина Государя Императора Александра I-го остановила удовлетворительное окончание переговоров и заставила Тегеранский Двор, ложно понимавший тогдашнее положение дел в России, возыметь новые виды и надежды.

Между тем Государь Император Николай I-й в Январе 1826 года отправил Генерал-Майора Князя Меншикова в качестве чрезвычайного посланника в Персию, повелев ему объявить Шаху и Аббас-Мирзе о вступлении своем на Всероссийский престол. Уведомляя их о сем особенными грамотами, изъявлявшими в самых дружественных выражениях желание утвердить существовавшее условие и обеспечить продолжение мира, Его Величеству угодно было поручить Князю Меншикову, для прекращения споров, предложить снова размен взаимно занятых земель, и дабы уверить Персию в миролюбивом расположении России, присовокупить к уступаемому нами округу часть ханства Талышинского. По словам данных инструкций, Князь Меншиков имел поручение представить Шаху и его наследнику, сколь умеренны, бескорыстны политические виды Государя Императора; напомнить о могуществе его, долженствующем служить всегда щитом справедливости; доказать Тегеранскому Двору, что теснейшая, дружественная связь России с Персией равно полезна для обоих государств; что для сего должно отстранять все неосновательные подозрения; одним словом, что Его Императорское Величество, верный правилам и примеру своего незабвенного Брата, требует единственно строгого наблюдения положений Гюлистанского договора.

Князь Меньшиков был встречен со всеми знаками отменного уважения; в Таврисе Аббас-Мирза осыпал его почестями, ласками и уверениями в своей любви к миру и в желании окончить поспешнее все, до того времени бывшие, недоразумения. В конце Июня Шах пригласил Князя Меншикова в Султаниехский свой лагерь. Но во время пути Аббас-Мирза предупредил нашего посланника, и прибыл в Султаниех для содействия своему зятю Аллаяр-Хану, первенствовавшему министру Шаха. Аллаяр-Хан, будучи женат на дочери последнего, и выдав свою сестру за наследника трона, находился тогда на высочайшей степени могущества при Дворе Тегеранском. Все министры зависели от него, и все решения Шаха проходили чрез его руки. Его малое знание в делах государственных заставляло прибегать к помощи других министров в сношениях с иностранными Державами, и эти министры, в особенности Мирза Абул-Гассан Хан и Мирза Абул-Вехан хотели воспользоваться таковыми обстоятельствами, чтобы его низринуть, доказавши его неспособность и представить свидетельство, что он похитил из казны государственной 80,000 томанов. Аллаяр-Хан, предвидя близость гибели, не находил другого средства к спасению, как вовлекти Персию в войну с Россиею. Он вошел в соотношение с Сеидом Карбелайским, который обещал ему свое содействие. Аббас-Мирза, поспешно прибывший в Султаниех, по приглашению Аллаяр-Хана, тем охотнее взялся содействовать его видам, что желал приобрести воинскую славу, которая в глазах Персиян заменяет все достоинства, нужные для государственного управления: дабы независимо от воли Шаха, избравшего его своим приемником, иметь сильнейшую подпору в общенародном мнении; ибо ему хорошо была известна опасность, угрожавшая ему после смерти Шаха от многочисленных искателей трона, которые не замедлили бы оспаривать его друг у друга вооруженною рукою. Сверх того, он был уверен, что его регулярные войска и артиллерия непобедимы, потому, что образованы Английскими офицерами. Эти три лица были главнейшею пружиною к начатию войны. Сеид Кербелайский со всем фанатическим красноречием, к которому способно Магометанское духовенство, стал проповедовать войну за веру и взволновал народ; Аллаяр-Хан представил подложные просьбы от недовольных в наших Закавказских провинциях, которые будто бы призывали Персиян на помощь; Аббас-Мирза настоял на том, что война необходима.

Шах, боясь своего сына, своих мулл, уступил, при всем своем отвращении к войне. Войска получили повеление выступить к нашим границам; воззвание мулл к народу разослано было по всем провинциям для чтения в мечетях. Опасаясь, дабы Российский посланник, возымевший справедливые догадки и недоверие к Персидскому правительству, не предварил Главнокомандовавшего Отдельным Кавказским корпусом Генерала от Инфантерии Ермолова о неприязненном расположении Персии, а тем самым не лишил войска Аббас-Мирзы выгод нечаянного нападения, на которое он всего более надеялся -- Аллаяр-Хан успел убедить Шаха, что необходимо поставить препятствие к сношению посланника с Главнокомандовавшим. Последствием этой меры было то, что все бумаги от Князя Меншикова, отправленные к Генералу Ермолову, были перехвачены и достались в руки Аллаяр-Хану. Не смотря на то, что Персия уже решилась открыть военные действия; что Аббас-Мирза уже выехал к войскам, приближавшимся к Карабахской области, а резервная Персидская армия сосредоточивалась в Агаре; что Сардарь Эриванский имел уже повеление действовать наступательно в наши Татарские дистанции, -- Шах и его министерство продолжали вести переговоры для вида, дабы показать, что не Персия подала повод к разрыву. Эта политика, вовсе несвойственная Тегеранскому Двору, происходила от настояния Аббас-Мирзы, который письменно из Миянского лагеря просил Аллаяр-Хана как можно стараться отклонить подозрение, будто Персия добровольно, а не по необходимости начинает войну. Конференция нашего посланника с министрами Шаха явно показывали, что Аллаяр-Хан единственное лицо, руководствовавшее прочими, старается только продолжить переговоры, противореча сам себе и наполняя свои ноты вовсе несообразными требованиями, и даже одна другой противоречащими. Сперва он соглашался на возобновление переговоров в пограничном городе, потом, давая ложный смысл Гюлистанскому трактату, требовал исполнения пунктов оного совсем в другом виде, и испрашивал от Князя Меншикова, в повелительных выражениях, дать ему знать, будет ли это основание принято Россиею; присовокупляя к тому, что, в противном случае, Санкт-Петербургский Двор не будет вправе жаловаться на действия Персии. На отзыв Князя Меншикова, в коем с благоразумием и кротостью представлял он Персидскому Двору, что полномочие, ему данное, основано на проекте разграничения, 28-го Марта 1825 года предложенном, и найденном Государем Императором при восшествии своем на Престол; на принятие коего со стороны Шаха изъявлено формальное согласие Принцем Аббас-Мирзою, и что, видя, к удивлению своему, таковые предложения отринутыми, он может только согласиться на съезд поверенных, снабженных новыми инструкциями в пограничном городе. Персидское Министерство, не находя возражений против этой ноты, молчало до 30-го Августа; и когда посланник уже готов был оставить Персидские пределы и присоединиться к нашей армии, он получил ответ, в котором Персияне подавали надежду, что можно будет согласиться на переговоры в пограничном городе; между тем, как уже шесть недель продолжались неприятельские действия.

Г. Виллок -- Английский поверенный в делах при Тегеранском Дворе, коему Шах, вовсе не желавший войны, поручил переговорить с Князем Меншиковым о средствах к избежанию разрыва -- вошедши в непосредственное сношение с нашим посланником 9-го Июля, успел было убедить Шаха удержать поход своих войск к нашим пределам, открыть переговоры в пограничном городе и назначить особенного Каймакана, для сопровождения Князя Меншикова в Тифлис; но в то же самое время получено было известие от Хана Талышинского, который с значительными силами напавши на разбросанные посты Каспийского морского батальона, несобранные по оплошности командира оного и успев нанести им значительную потерю, не смотря на мужественный отпор противопоставленный этими кучками отважных, вырезал Русский гарнизон в Аркеване, и таким образом явно возмутившись против России, просил пособия от Персии, дабы овладеть крепостью Ленкораном, главным местом Талышинского ханства. Это обстоятельство Аллаяр-Хан не замедлил употребить в свою пользу, убедив Шаха начать войну. После чего немедленно было объявлено посланнику, что все готово для его отъезда, и он отправился в Таврис; куда прибывши, узнал, что чиновники его миссии были арестованы в своих квартирах. Курьеры, присланные из Тифлиса к нему, задержаны, и бумаги отобраны, и наконец, что курьер, посланный им из Султаниеха, задержан в Агаре. Дом посольства окружен был караулом, и никто не смел выйти без сопровождения вооруженных солдат. По требованию Князя Меншикова, чиновники были освобождены, бумаги отданы, и посланник отправился в дальнейший путь.

Аббас-Мирза -- начиная войну против такой Державы, которая, признав его по Гюлистанскому трактату Наследником Персидского трона, одна только был в силах, по своему могуществу и ближайшему соседству, обеспечить ему таковое право против многочисленных претендателей на Персидскую корону после смерти Фет-Али-Шаха -- конечно надеялся только на созданные им регулярные войска, коих число весьма значительное, с присоединением иррегулярных войск, составляло огромную массу, с которой он воображал в короткое время покорить весь Закавказский Край: сравнивая себя с Тамерланом и Шах-Надиром, а не рассчитывая того, что ему предлежало иметь дело с Русскими воинами.

В самой сущности, Персия в это время имела значительные военные силы, которые надо означить в подробности, дабы читатель мог видеть, какая масса войск была в распоряжении Аббас-Мирзы перед начатием войны.

Пехота: 25 батальонов Сарбазов; из них первый батальон Фаутже-Гассе или Гвардейский, вторый баталион Таврисский, третий Мазандаранский, четвертый Нахичеванский, пятый и шестой Эриванские, седьмой, восьмой Шагагинские, девятый Марахский, десятый и одиннадцатый Урумийские или Авшахские (один из этих батальонов составлен был из Уланского полка, сформированного Друвилем, и в последствии уничтоженного), двенадцатый батальон состоял из бежавших Русских нижних чинов, тринадцатый Хойский, четырнадцатый Ардебильский, пятнадцатый Карадахский, шестнадцатый и семнадцатый Гамаданские, восемнадцатый Герюзский, (последнее пять батальонов сформированы пред начатием войны), девятнадцатый и двадцатый недавно сформированные в Испагани, двадцать первый, двадцать второй и двадцать третий принадлежали Принцу Мегмет-Гуссейн-Мирзе, двадцать четвертый и двадцать пятый принадлежали Принцу Брутжирскому; десять батальонов Джамбазов или регулярных войск Шаха. В каждом батальоне было 1000 человек рядовых и 100 дах-башей или унтер-офицеров. Следовательно регулярной пехоты 38,500 человек.

Кавалерия: Персия хотя не имела регулярной кавалерии, но по принятому порядку, воинские поколения Турецкого, Куртинского, Лориского и Арабского происхождения, обитающие в Персии в числе 439,000 семейств, долженствовали с каждых пяти семейств доставлять по одному вооруженному всаднику, а в чрезвычайных случаях и более, имея обязанностью быть готовыми по первому требованию. Следственно, считая только по одному человеку с пяти семейств, конница воинских поколений простиралась до 87,900 человек. Из них Куртинские всадники есть лучшие наездники в Персии. Они не имеют ружьев, но с удивительною ловкостью владеют гибкими дротиками из тростника, и большая часть из них носит панцири и шишаки.

Иррегулярная пехота, которой на лицо состояло тогда до 5000 человек, весьма легко могла быть умножена.

Рикяби или Областная кавалерия разных ханств в Адзербиджане -- иррегулярная кавалерия, составлявшая до 6,000 человек.

Куламы, разделявшаяся на три части: Кулам Тюфянхчи, или почетная стража Аббас-Мирзы, в числе 1000 человек; Кулам Ниш-Хадметы или оруженосцы Аббас-Мирзы, избранные из знатнейших фамилий Адзербиджана, в числе 200 человек; Кулам-Чапары или курьеры до 80 человек. Куламы составляли вообще свиту Аббас-Мирзы, подобно как и при прочих Принцах и самом Шахе.

Персидская артиллерия перед началом войны находилась в следующем положении: в Азербиджанской области, в распоряжении Аббас-Мирзы: 12-ти фунтовых орудий 3; 9-ти фунтовых 1; 6-ти фунтовых 36; находившихся в Эривани 6-ти фунтовых 4; 4-х фунтовых 4; взятых у Турок 9-ти фунтовых 3; 6-ти фунтовых 6; вылитых в Таврисском арсенале 12-ти фунтовых 5; 6-ти фунтовых 12; 2-х фунтовых 3 (последние употреблялись против Курдов, делавших частые набеги на Хойскую провинцию и Салмасский округ); 18 фальконетов, из коих 5 вылиты в Таврисском арсенале. Из числа этих орудий, 42 входили в состав сформированной Аббас-Мирзою полевой артиллерии, состоявшей из 7 бригад, в коих находилось офицеров и солдат 910 человек. Для возки пушек 336 лошадей, и, кроме того, 67 вьючных.

Значительнейшая часть сих полчищ под личным предводительством Принца Аббас-Мирзы, выступила к границам Карабахской провинции; резервная армия, под начальством Шаха, расположилась в Агаре, а Сардарь Эриванский, имевши поручение действовать наступательно по направлению к озеру Гокче, Июля 16-го открыл неприятельские действия, атаковал значительными силами, в числе 5000 человек, совершенно неожиданно Российские пикеты вблизи лагеря при урочище Мирак, захватил в плен 9 казаков и несколько наших Татар. Командир Тифлисского пехотного полка Полковник Князь Севарземидзев, занимавший означенный пост с отрядом из 650 человек при 2-х орудиях, нашелся вынужденным отступить к укреплению Гумры. Переход 10-ти верст, ему предстоявших, сопряжен быль с величайшим затруднением; ибо дорога пролегала по каменистой теснине, занятой неприятелем; но храбрый Полковник проложил себе дорогу штыками, и неприятель, видя его мужество, ограничился только преследованием издали. В то же самое время нечаянным нападением на селение Малую Караклису, неприятель нанес довольно значительный вред жителям, и обратясь потом на неукрепленный Балыкчайский пост, при озере Гокче, занял его после отчаянного сопротивления малого отряда, при нем находившегося.

Аббас-Мирза, с войсками, под начальством его состоявшими, переправился через Аракс при Худоперине и вступил в Карабахскую провинцию. Командовавший в ней войсками, состоявшими из 9 рот 42-го Егерского полка, командир полка, Полковник Реут, получил повеление Генерала Ермолова, сосредоточив при селении Чинахчи, штаб квартире полка, означенные 9 рот, 6 легкой артиллерии и Донской казачий полк (ослабленный многими постами по линиям сообщения), которые находились в его распоряжении, стараться удержать натиск неприятеля, оспаривая каждый шаг земли.

Часть отряда Полковника Реута, состоявшая из 3-х рот егерей, 2-х орудий и части означенного казачьего полка, под начальством 42-го Егерьского полка Подполковника Назимки, расположенная отдельно в гористой части ханства, в селении Герюсах, занимала этот пункт для наблюдения со стороны Карадаха.

Полковник Реут, послав предписание Подполковнику Назимке соединиться с ним, получил известие, что Персияне с значительными силами, под личным предводительством Аббас-Мирзы, перешли Аракс, и идут форсированными маршем к Чинахчам. Он не мог удержаться в этом селении, которое не имело никакой крепости, а малочисленность его отряда и вспыхнувшее возмущение между Карабахцами, заставили его отступить в крепость Шушу, коей выгодное местоположение давало некоторые способы к удачной обороне; а потому 25-го числа Июля вступил в оную с 5-ью ротами егерей и 4-мя орудиями, будучи вынужден не раз вступать в дело с возмутившимися Карабахцами, которые хотели воспрепятствовать его намерению. В тот же самый день Аббас-Мирза сильным отрядом с артиллериею блокировав тесно крепость Шушу, прервал всякое сообщение осажденных с Грузией, и послал значительные отряды для возмущения ханства Ширванского, в чем и успел. Помянутая часть отряда Полковника Реута, долженствовавшая, для соединения с ним, идти по весьма затруднительной дороге, обремененная артиллерией и часто останавливаемая возмутившимися жителями, была внезапно атакована многочисленными толпами Персиян в теснинах, и после отчаянного сопротивления, приносящего честь начальнику и подчиненным, была частью истреблена, а частью взята в плен.

В то же самое время, Хан Талышинский, увлеченный обольщениями Персиян, также возмутился.

Вместе с известиями об означенных происшествиях, Главнокомандовавший в Грузии, Генерал от инфантерии Ермолов, узнал через Армянского Патриарха Ефрема, что посланник наш, Генерал-Майор Князь Меншиков, прибыв 4-го Августа в Эривань, задержан был Сардарем под разными предлогами и находился под строжайшим надзором; к тому еще присоединилось известие о возмущении жителей во всех Мусульманских провинциях; о колебании умов Татар в наших дистанциях, сопредельных Грузии; о значительном скопище Турецких войск в пашалыке Ахалцихском и крепости Анапе, -- все это побудило Генерала Ермолова действовать оборонительно, во ожидании испрашиваемых им подкреплений. Для обеспечения Грузии со стороны Горцев, которые легко могли прийти в движение, узнавши о вступлении Персиян с наши пределы, Генерал Ермолов, усилил войска, на Кавказской линии расположенные, еще 6-ью ротами пехоты, для наблюдения за Дагестаном, расположил в Кубинском ханстве и Дербенте Апшеронский и Куринский пехотные полки, подчинив их Генерал-Майору фон Краббе, командовавшему в Дагестане: предназначение этой бригады состояло наиболее в том, чтобы, угрожая ежеминутно Дагестанским народам, всегда склонным к мятежам, обеспечивать права и доставлять возможность действовать в нашу пользу -- Шамхалу Тарковскому и Ослан Хану Куринскому, владельцам, известным своею неограниченною преданностью к России. На подкрепление войск, расположенных по пограничной черте Эриванского ханства также послано было подкрепление, а опасаясь влияния Турок -- из целой бригады, занимавшей Имеретию, Мингрелию и Абхазию, взят был только один батальон для присоединения к войскам, сосредоточивавшимся около Тифлиса.

Получив известие об означенных событиях, Государь Император немедленно повелеть соизволил 20-й пехотной дивизии с ее артиллерией, 2-й Уланской дивизии и конной артиллерии, при ней находящейся, и еще 6 Донским казачьим полкам присоединиться к Кавказскому корпусу для предположенных наступательных действий; сверх того, для усиления оного, долженствовал прибыть в Тифлис Лейб-Гвардии Сводный полк. Командир Черноморского Флота, Вице-Адмирал Грейг был отправлен в Астрахань, для осмотра Каспийской Флотилии; предполагая употребить оную для крейсирования по Каспийскому морю и обеспечению восточных границ Дагестана и Талышинского ханства от покушения неприятеля; к берегам же Абхазии послана была особая флотилия для наблюдения.

Дела час от часу принимали неблагоприятный оборот. Жители всех Мусульманских провинций открыто приняли сторону Персиян. Их примеру последовали Шамшадильские Татары и жители Елисаветпольского округа, который занят был уже неприятельским авангардом под командою Махмет-Мирзы (Старший сын Аббас-Мирзы, нынешний Шах.) и Амир-Хан Сардаря, одного из важнейших Персидских военачальников. Джаробелоканские Лезгины также возмутились и готовились к нападению на Кахетию. Эриванский Сардарь, предводительствуя сильными партиями конных Куртин, производил набеги, и в 60 верстах от Тифлиса разорили Немецкую колонию Екатеринфельд. Малочисленные отряды наши, разбросанные по постам в возмутившихся провинциях, по необходимости должны были их оставить; но ознаменовали свое отступление примерным мужеством, с коим, отбивая натиск многочисленных полчищ неприятельских, наносили им значительный вред. Одна команда, из 460 человек при двух офицерах, прикрывавшая провиантский транспорт, следовавший на Балыкчайский пост, была атакована многочисленными толпами Персидской конницы и регулярной пехоты. Не желая помрачить славы Русского оружия, храбрые воины сражались до тех пор, пока, выпустив все свои патроны, пали мертвыми, 38 человек однако успели штыками проложить себе дорогу в лес, и прибывши в Тифлис, известили Главнокомандовавшего о таковом событии. Из всей команды только 17 человек попались в плен, по причине тяжких ран, ими полученных и лишившись возможности действовать оружием.

С другой же стороны Генерал-Майор Ослан Хан Куринский и Казыкумыкский ревностно содействовал намерениям Главнокомандовавшего, удерживая в должном повиновении России Дагестанские народы. Он не допустил изменника Сурхай-Хана возмутить Казыкумык, убедил Акушинцев, воинственный и сильный народ, остаться спокойными, и полученную от Аббас-Мирзы возмутительную прокламацию, отослал к Генералу Ермолову.

Таковое положение дел, заставляло опасаться, что неприятель будет действовать наступательно со стороны Елисаветполя; почему Генерал Ермолов, сосредоточив в окрестностях Тифлиса в конце Августа Лейб-Гвардии Сводный полк, прибывший 17-го числа того же месяца, и 12 некомплектных батальонов, вызвал также Грузинское ополчение из 1800 человек, и расположив часть оного в Борчалинской дистанции, остальную присоединил к отряду Г. М. Князя Мадатова, расположенному в Казахской дистанции. Для обеспечения же дальнейшего движения войск, приказал построить в Лорийской степи полевое укрепление.

Сделав таковые распоряжения и уверясь совершенно, что Дагестанские народы и Чеченцы остаются спокойными; что со стороны Турок нельзя опасаться никаких неприязненных действий; что ожидаемые подкрепления прибудут очень скоро -- Генерал от инфантерии Ермолов нашел возможным действовать наступательно для открытия сообщения с отрядом Полковника Реута, содержимым Персиянами с 25-го Июня в тесной блокаде, а потому и предписал Генерал-Майору Князю Мадатову выступить из занимаемой им позиции, атаковать неприятеля, где его встретит, и действовать чрез Елисаветполь для открытия сообщения с крепостью Шушою.

Генерал-Майор Князь Мадатов, Августа 31-го, сосредоточив вверенные ему войска на берегах реки Акстафы, узнал, что Магмет-Мирза и Амир-Хан Сардарь, оставя в Елисаветполе 1500 человек гарнизона, сами с отрядом из 20,000 человек регулярной пехоты и 800 конницы, имея при себе 4 пушки и 20 фальконетов, на верблюдах, расположились около реки Шамхоры, и усиленные значительными толпами возмутившихся жителей, имеют намерение идти в Кахетию. Генерал-Майор Князь Мадатов, хорошо знакомый с образом Азиатской войны, не смотря на значительное неравенство в силах, (ибо отряд его едва ли составлял и десятую часть противу неприятельского войска), решился атаковать Персиян и быстрым внезапным натиском рассеять их и открыть себе дорогу. В ночь с 1 на 2 Сентября сделав усиленный переход, на самом рассвете достиг речки Шамхоры, и в то же мгновение атаковал неприятеля, не смотря на то, что был встречен в боевом порядке, а неприятельская артиллерия открыла сильный огонь. Князь Мадатов с одним батальоном пехоты, предшествуемым стрелками, в несколько минут сбил неприятеля с высот, а действием своей артиллерии опрокинул конницу. Устроенная им батарея заставила молчать неприятельскую. Расстроенная пехота Персидская собралась было вновь за речку Шамхор, но вторичный натиск в штыки, произведенный нашею пехотою, при содействии метких выстрелов артиллерии, решил участь сражения. Махмед-Мирза первый подал пример бегства. Его конница за ним последовала; а пехота, оставленная на произвол судьбы, после краткого сопротивления, пустилась бежать в совершенном беспорядке, и была преследована почти десять верст, устилая дорогу убитыми и ранеными. Один только недостаток в кавалерии, коей всего было не более 800 человеке, препятствовал Князю Мадатову довершить совершенное истребление разбитого им неприятеля. В этом сражении неприятель потерял убитыми более 1000 человеке и двух Ханов, из коих один был тот самый Амир-Хан Сардарь, почитаемый Персиянами за храбрейшего военачальника.

Последствия Шамхорского сражения были весьма важны. Вся надежда возмутившихся жителей Мусульманских провинций Татарских дистанций на блистательные успехи Персиян разевалась как дым. Они с ужасом увидели, что первый шаг наступательных действий Русских войск против Персиян, не смотря на то, что последних было в десятеро более, ознаменовался решительною победою. Молва об этом событии пронеслась с быстротою молнии до Аракса, и жители Карабаха пришли в недоумение. Долженствуя опасаться дурных последствий за неблагонамеренные свои поступки, поспешили отправить депутатов к Генералу Ермолову, с изъявлением совершенного раскаяния, обещая загладить все прошедшее усердием и преданностью. Магмет-Мирза, с остатками разбитого своего войска, не осмелился остановиться в Елисаветполе, но в быстром бегстве миновал этот город, ни мало не заботясь, что произойдет с гарнизоном, оставленным там на произвол судьбы. Князь Мадатов, узнавши о том, поспешно двинулся к Елисаветполю, и 4-го Сентября занял город без выстрела. Персидский гарнизон при его появлении удалился с такою поспешностью, что оставил в добычу победителям богатейший лагерь, наполненный всякого рода жизненными припасами, множеством пороха, свинца и 1500 четвертей пшеницы. Главнокомандовавший, узнав о всем происходившем, предписал Генерал-Адъютанту Паскевичу -- прибывшему по Высочайшему повелению 29-го Августа в Тифлис и принявшему начальство над отрядом, сосредоточенным для наступательных действий -- соединиться как можно поспешнее с отрядом Князя Мадатова и следовать в ханство Карабахское, для освобождения от блокады креп. Шуши. Крепость эта, как выше сказано, была с 25-го Июня в тесной блокаде. Всякое сообщение с оною было прекращено. Аббас-Мирза настоятельно хотел взять ее; но мужество и храбрость Полковника Реута и его сподвижников ниспровергли все намерения неприятеля и сделали эпоху в военных летописях.

Защитники Шуши, угрожаемые даже недостатком в съестных припасах, имея только 4 орудия и самое малое число запасов артиллерийских, но одушевляемые примером достойного начальника, решились погребсти себя под развалинами крепости, но не уронить чести Русского оружия. Терпеливо снося все недостатки, почти бессменно находясь на часах и в резервах, ожидая ежеминутно приступа и восстания Татар, живших в крепости, храбрые егеря 48 дней сряду с неимоверным терпением и мужеством противостояли громаде сил Персидских, которые даже вели два подкопа и неоднократно готовились идти на штурм.

Надобно отдать полную справедливость воинским дарованиям Генерал-Майора Реута, бывшего тогда Полковником. Он умел действовать самостоятельно и с необыкновенным присутствием духа в столь затруднительных обстоятельствах. Ему предстояли труды весьма значительные: исправить укрепления, бывшие в расстроенном состоянии; довольствоваться для отражения неприятеля только четырьмя пушками, давно бывшими без употребления; удержать от возмущения Татар, жителей крепости; защищать столь малым числом войск крепость, имеющую около 7-ми верст в окружности, и, к довершению всего, нуждаться в продовольствии, не зная, сколько времени продолжится осада, и решительно не получая никакого известия из Тифлиса. Но благоразумное распоряжение, храбрость и мужество Полковника Реута опровергли все эти затруднения. Он исправил укрепление под выстрелами неприятеля, который, поставя свои орудия на Гавахани, единственной возвышенности, командующей Шушою с северной стороны, производил беспрестанную пальбу. Четыре пушки велел перетаскивать с места на место и стрелять из них разновременно, дабы уверить Персиян, что имеет многочисленную артиллерию. По невозможности сменять караулы, долженствовавшие охранять крепостные стены, ибо имел слишком мало войска, он расположил весь свой отряд лагерем по главным фасам крепости, и приказал раздать Армянам, отличившим себя преданностью к России, ружья и патроны. При самом впадении Персиян в границы наши, почетнейшие Беки, из Татар, державшие в тайне сторону неприятеля, с намерением жили в Шуше, дабы, в случае надобности, содействовать успехам Аббас-Мирзы, возмутив жителей против Русских: но Полковник Реут проник их намерение, и внезапно обезоружив, поместил в особом доме, окружив стражею, и тем самым заставил прочих Татар остаться в нерешимости и недоумении. Когда продолжительность осады и стесненное положение начали погружать в уныние слабейших и увеличивать ропот недовольных (ибо ни одного известия не достигало из Грузии, и осажденные не знали ничего о Русских войсках и о положении Кавказского Края в отношении к военным обстоятельствам,) тогда Полковник Реут употребил воинскую хитрость. В самую темную ночь был секретно спущен в амбразуру башни переодетый Армянин, который, обошедши вдоль стены до другой башни с противоположной стороны, объявил себя лазутчиком из Грузии и просили впуску. Караул, бывший у башни, немедленно известил Полковника Реута, и получил приказание впустить Армянина. Приведенный в квартиру Полковника Реута, он вручил ему депеши, будто бы присланные с ним от Главнокомандовавшего, и они были прочтены пред всеми, тут бывшими. Как содержание бумаг было весьма утешительно, а переодевание исполнено с такими успехом, что в лице подателя никто не мог подозревать знакомого человека, то эта хитрость имела полный успех. Мгновенно приятная новость разнеслась по крепости. Надежда скорой помощи усугубила ревность защитников, оживила бодрость слабых и уничтожила надежды противной партии. Чрез несколько времени после того, Аббас-Мирза, не допускавший в Шушу никаких известий из Грузии, перехватил дубликат повеления Генерала Ермолова, в коем дозволялось, в случае надобности, Полковнику Реуту на время оставить Карабах и соединиться с главным отрядом -- и немедленно отправил оное в крепость, предлагая сдачу и обещая гарнизону продовольствие и безопасность в пути. Но Полковник Реут, сообразив все обстоятельства, отвечал, что не может этого исполнить прежде, нежели удостоверится в справедливости означенного предписания, которому в настоящем положении дел поверить трудно; а потому предложил послать одного Русского офицера в Тифлис для получения изустных приказаний от Главнокомандовавшего, а до возвращения посланного, заключить перемирие. Упоенный блестящими надеждами, Аббас-Мирза согласился на предложение. Подполковник Клюке был послан в Тифлис с приказанием не возвращаться. Заключено перемирие, во время которого стесненная Шуша отдыхала, приготовляясь к дальнейшей обороне, а Аббас-Мирза беспечно ожидал ответа из Тифлиса, и опомнился только тогда, как получил известие о совершенном поражении своего авангарда под Шамхором.

Твердая защита Шуши, продержавшая слишком полтора месяц в бездействии все силы Аббас-Мирзы, много способствовала к решительным нашим успехам в последствии: ибо дала возможность, в столь значительный промежуток времени, сосредоточиться войскам Кавказского корпуса, подоспеть ожидаемым подкреплениям и принять все нужные меры к воспрепятствованию неприятелю проникнуть далее.

Аббас-Мирза в этом случае сделал одну из величайших стратегических ошибок: вторгнувшись с таковою быстротою в наши пределы, ему отнюдь не следовало останавливаться, а со всею массою войск, не раздробляя их на части, идти на Тифлис, как на центр. Боялся ли он оставить в тылу у себя крепость? -- ему было известно, что в ней всего-навсего было только 6 рот егерей: какой вред могли они ему причинить в тылу? -- Недовольно ли было оставить обсервационный отряд из 10,000 человек, усиля их еще толпами возмутившихся Карабахцев, дабы воспрепятствовать отряду Полковника Реута выйти из крепости; к тому же он знал, что тыл его обеспечен; ибо все Мусульманские провинции открыто взяли его сторону, а в Тифлисе находилось весьма мало войска, и, сверх того, умы самих Грузин находились в волнении от убеждения бывшего Грузинского Царевича Александра, которого Аббас-Мирза посылал в Кахетию для произведения и там возмущения. Зная все это, Наследник Персидского трона остался 47 дней в бездействии, под стенами одной пограничной крепости, как будто с намерением, дать нашим войскам собраться и приготовиться к отпору.

Аббас-Мирза, узнав о разбитии своего авангарда под Шамхором, 5-го Сентября, снял блокаду Шуши, и с величайшею поспешностью двинулся к Елисаветполю; при чем Полковник Реут, сделал сильную вылазку, нанес значительное поражение Персидскому арьергарду.

На пути присоединивши к себе остатки войск разбитого под Шамхором отряда, Аббас-Мирза переправился чрез реку Тертер.

Князь Мадатов, находившихся в Елисаветполе, донеся Генерал-Адъютанту Паскевичу о движении неприятеля, просил прибыть как можно поспешнее. 9-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич, со вверенным ему отрядом, прибыл в Елисаветполь и принял главное начальство над войсками, состоявшими из двух батальонов Херсонского Гренадерского полка, 6 рот 7-го Карабинерного, одного батальона Ширванского пехотного и одного батальона 41-го Егерьского полков, Нижегородского Драгунского полка, 700 казаков, 16 батарейных и 8 легких орудий и 600 казаков Грузинского ополчения.

Аббас-Мирза, узнав о таковом соединении, перешел обратно за Тертер, и прикрыв этой рекою фронт своей позиции, остановился для сосредоточения рассеянных сил.

В то же самое время получены были в Тифлисе известия о вступлении Сардаря Эриванского в Шамшадильскую дистанцию, с намерением ее ограбить вместе с соседственной Казахской дистанцией. Совершенное спокойствие по всему пространству Кавказской линии и Дагестана позволяло Генералу Ермолову располагать войсками, сосредоточенными у Тифлиса; и он немедленно выступил в Казахскую дистанцию с отрядом, состоявшими из Лейб-Гвардии Сводного полка, 3-го батальона Ширванского пехотного, одного Сводного батальона, 12 орудий и 400 казаков, дабы воспрепятствовать намерениям Сардаря Эриванского.

Прежде, нежели будем описывать последовавшие обстоятельства, необходимо нужно упомянуть о происходившем в тоже самое время с нашим посланником Князем Меншиковым, прибывшим, как выше сказано, 4-го Августа в Эривань. Сардарь Эриванский назначил для пребывания посланника и свиты свою загородную беседку, выстроенную на Китайский манер в саду, расположенном по правому берегу реки Занги. До 9-го числа продержав посланника под самыми пустыми предлогами, Сардарь велел объявить ему, что не смеет позволить ехать к Российской армии, но велит проводить до Турецких границ, а в случае несогласия на таковое предложение, не может указать ему другой дороги, кроме ведущей в Казахскую дистанцию, находившуюся тогда в сомнительном положении. Делая таковые проволочки, Сардарь имел намерение захватить посланника и всю его свиту, как скоро удалятся они на день езды от Персидских границ, с тем, дабы, в случае удачи в предприятиях Персиян, выставить таковой поступок перед Шахом в виде заслуги; в случае же перемены обстоятельств, оправдаться, сложив всю вину на Кюрдов -- кочевой народ, живший на этом пространстве и очень часто производивший грабежи, которые унять Персидское правительство было не в силах; ибо Кюрды были подданные Персии только по одному названию. Переговоры продолжались об отъезде посланника, и в то же самое время его Мегмандарь, Мирза Измаил, получил приказание Аллаяр-Хана настаивать, чтобы посланник ожидал ответа в Эривани на поданную им 9-го Июля ноту. Посланник в своих письмах к Аббас-Мирзе и Аллаяр-Хану, жаловался на столь явное нарушение народного права и уведомил Английскую миссию о своем положении. С того времени каждый день ознаменован был какою-нибудь низостью со стороны Персиян. То говорили посланнику от имени Аллаяр-Хана, что жена Хана Талышинского удержана в заложничестве при возмущении ее мужа, и пока не освободится, посланнику не будет дозволено оставить Эривань. В другой раз предлагали Князю Меншикову купить себе свободу ценою серебра и подарков, уступив оные Аллаяр-Хану. Сардарь побуждал Мирзу Измаила требовать от посланника уплаты за хлопчатую бумагу, посланную в Россию до начатия военных действий, или оставить в залог нескольких особ из свиты посольства. Сардарь старался даже подкупить драгоманов посольства, дабы преклонить их действовать согласно с его выгодами; но не успевши в том, хотел даже удержать их силою, как уроженцев Карабахской провинции, которую почитал уже завоеванною и вошедшею в состав Персидского государства. 25 дней сряду продолжалось тягостное положение, в котором находился посланник. Почти все лица, составлявшие свиту посольства, и даже их слуги заболели, и один из чиновников посольства, Поручик Граф Толстой нашелся в необходимости лечить других и даже выучиться кровопусканию, для подания помощи больным -- в числе коих были лекарь и его помощник. Ежедневно Персияне выдумывали нового рода притеснения, с намерением вынудить у посланника деньги и вещи. Но Князь Меншиков в столь затруднительных обстоятельствах, сопряженных с опасностью, действовал с отличным благоразумием и умеренностью, представляя благородный пример усердия и мужества. Он ни на минуту не забывал, что носит сан истолкователя правдивых и чистых намерений великодушной политики Государя Императора и чем более его поведение было похвально, тем более поступки Персиян, нарушителей народного права, показывались во всей отвратительной наготе своей.

Видя, что время проходит и ответов на письма не получается, узнавши притом, что Английская миссия оставила лагерь Шаха, чтобы отправиться на встречу новому Английскому министру при Тегеранском Дворе Г. Магдональду. Посланник убедил своего Мегмендаря воспротивиться требованиям Сардаря Эриванского и внушить первенствующему министру, коему он обязан своим возвышением, что по нежеланию Шаха вести войну, враги Аллаяр-Хана воспользуются первым случаем неудачной битвы для погубления его, если он заблаговременно не помыслит о мире, и что единственное средство к заключению выгодного трактата состоит в том, чтобы отправить, как можно скорее, Князя Меншикова, потому, что он находит личную свою выгоду в соглашении С. Петербургского Кабинета с Персией.

Слова эти так сильно подействовали на Аллаяр-Хана, что немедленно было послано повеление освободить нашего посланника. Сардарь Эриванский, будучи в необходимости повиноваться таковому повелению, не оставлял своего намерения грабить посольство, а потому и предложил Князю Меншикову отправиться через Делижанское ущелье, с намерением напасть на него в дороге. Но Князь Меншиков, предваренный о его намерении, показал вид, что соглашается на его желание; но достигнув Эчмиадзинского монастыря, переменил направление, и поехал ближайшею дорогою чрез Талинь и Амамлы, дабы выехать на Караклис, и дал знать в последнюю, где расположен был батальон Тифлисского пехотного полка, о своем прибытии. Сардарь Эриванский, узнав о пути, предпринятом нашим посланником, хотел было его настичь; но в то самое время, когда с ним сближался почти на самой границе, показалась рота Тифлисского полка, высланная на встречу посланнику -- и Сардарь возвратился безуспешно. Князь Меншиков прибыл в Джелал-Оглу в то самое время, как брат Сардаря, в ночи с 1 на 2 Сентября, с отрядом конницы свыше 3000 человек, напал на селение, лежащее по Лориской степи, и отогнал скот. Три роты наших войск поспешно выступили из Джелал-Оглу, опрокинули неприятеля и преследовали с таким успехом, что он, оставив весь захваченный скот, ретировался с крайнею поспешностью. Князь Меншиков лично участвовал в этой экспедиции с одною ротою 7 Карабинерного полка и одним орудием.

Прибывши 12 числа Сентября в Тифлис, Князь Меншиков узнал, что новый Английский министр, Г. Магдональд, прибывши в лагерь Шаха, хотя и узнал, что повеление о пропуске нашего посланника уже отправлено, но опасаясь со стороны Персиян всякого рода вероломств, почел нужным истребовать новое повеление, и отправил Майора Монтейта для наблюдения, чтобы оно исполнялось в точности. Хотя Г. Монтейт прибыл в лагерь Сардаря Эриванского уже в то время, когда наш посланник находился в Тифлисе, но тем не менее таковой поступок делает честь Англии и достойному ее представителю.

Теперь обратимся к происшествиям, решившим с окрестностях Елисаветполя участь кампании 1826 года, и доказавшим Персиянам, что все их усилия ничтожны пред храбростью Русских войск.

11 и 12 Сентября значительные кавалерийские партии, под начальством Аббас-Мирзы рекогносцировали расположенный близ Елисаветполя отряд Генерал-Адъютанта Паскевича, который, изготовившись провиантом, решился наконец, 13 Сентября в 9 часов утра, двинуться со всеми войсками, под начальством его бывшими, присоединя и отряд Генерал-Майора Князя Мадатова; но до рассвета пришли в лагерь два Армянина, из коих один был переводчиком Русского языка у Аббас-Мирзы. Они уведомили, что Аббас-Мирза, оставив за Тертиром все тягости, перешел со всеми силами Куракчай и намерен атаковать наш отряд в Елисаветполе. Взяв все предварительные меры, Генерал-Адъютант Паскевич, устроив в боевой порядок свои войска в 4 верстах от Елисаветполя, двинулся на встречу неприятеля, который сосредоточил уже все силы свои верстах в 9 от Елисаветполя. Почти вся пехота его находилась в центре; на флангах же по шести батальонов вместе с кавалерией; артиллерия была расположена в центре и на флангах. Наши войска устроены были в следующем порядке: батальон 41 Егерского полка в двух колоннах составлял правое крыло нашей первой линии, два казачьих полка примыкали к ним с правой стороны, в центре первой линии находилось 12 орудий Кавказской гренадерской бригады No 1 роты; батальон Тифлисского пехотного полка составлял левое крыло пехоты нашей; Татарская и Грузинская конницы примыкали к нему с правой стороны; во второй линии батальон 7 Карабинерного полка в двух колоннах находился против батальона 41-го Егерского полка во ста саженях; вправо устроен был каре из двух рот 7 Карабинерного полка и двух легких орудий артиллерии; против Ширванского пехотного батальона находился в двух колоннах батальон Грузинского гренадерского полка, имея влеве каре из двух рот того же полка с двумя орудиями легкой артиллерии. Этими двумя передними линиями командовал Генерал-Майор Князь Мадатов. Нижегородский Драгунский полк стоял по дивизионно против интервалов первых двух линий; позади сего полка находился резерв из 6 рот Херсонского гренадерского полка и шести орудий артиллерии.

Аббас-Мирза, заметив приближение Русских войск, немедленно предпринял атаковать их; и переправившись чрез речку Куракчай, построил войска свои в боевой порядок: передовую вогнутую линию составляли 18 батальонов Персидской регулярной пехоты, называемой Сарбазы, прикрытые с левого фланга густыми массами кавалерии; впереди пехотных батальонов размещены были 25 орудий регулярной Персидской артиллерии; позади всей пехотной линии расположены были фальконеты на верблюдах в весьма значительном количестве. Позади центра передней линии находились 6 батальонов Джамбазов или регулярной пехоты Шахской гвардии. В этом месте находился сам Аббас-Мирза, имевший в конвое регулярную свою кавалерию. С правой стороны за речкою Куракчаем размещена была иррегулярная кавалерия. Движениями центра Персидских войск управлял сам Аббас-Мирза, распоряжаясь и всеми действиями. Под ним начальствовали: на правом фланге старший сын Аббас-Мирзы Магмед Мирза (нынешний Шах); на левом зять Шаха Аллаяр-Хан; резервом второй сын Аббас-Мирзы Измаил Мирза.

Войска сошлись в 7 верстах от Елисаветполя. Неприятель повел атаку, двинув первую линию своей пехоты, которая, поддерживаемая с обоих флангов кавалериею, хотела обогнуть наши фланги, и, так сказать, сдавить всею массою малочисленный Русский отряд. Кавалерия, находившаяся за Куракчаем, наступала на наш левый фланг, пехота производила сильный батальный огонь, артиллерия также действовала довольно удачно, но вдруг сосредоточенные выстрелы Российской артиллерии, по распоряжению Генерала Вельяминова, открывшей канонаду по приближавшимся массам неприятеля, заставили его переменить направление и устремиться предпочтительно на левый фланг спешившись на меньшем пространстве, в то время как кавалерия их левого фланга стеснив наших казаков, принудила к отступлению; кавалерия же правого фланга напирала на два эскадрона Нижегородского драгунского полка. Батальон Херсонского гренадерского полка с 4 орудиями, посланный на подкрепление означенных двух эскадронов, удачно отразил нападение Персиян, которые обратили тыл и были преследованы Татарским и Грузинским конным ополчением. В тоже самое мгновение Генерал-Майор Князь Мадатов, находя необходимым разорвать неприятельскую линию, лично повел на неприятеля батальон Грузинского гренадерского полка и батальон Ширванского полка, подкрепив их двумя эскадронами Нижегородского драгунского полка, и ударил на неприятеля в штыки. Храбрые Штаб-офицеры, командовавшие батальонами: Грузинским Подполковник Граф Симонич и Ширванским Подполковник Греков, одушевляемые примером начальника, с геройскою решительностью устремились на многочисленные толпы неприятеля. Подполковник Граф Симонич, оставив свою лошадь пошел сам впереди батальона и был ранен пулею в ногу. Подполковник Греков, с пикою в руке, повел в атаку свой батальон, и в тоже мгновение пораженный смертельно, запечатлел кровью пламенное усердие к Государю и отечеству. Потеря любимого начальника не ослабила мужества Ширванцев, и предводимые храбрейшим Майором Юдиным, заступившим место убитого Подполковника Грекова, врезались, так сказать в самый центр Персиян и, вместе с отважными Грузинцами, ниспровергали все, что осмеливалось им противостать. Натиск этот был ужасен. Штыки Ширванцев и Грузинцев проложили себе дорогу сквозь густые массы неприятеля. Линия его была разорвана; все усилия, восстановить порядок, сделались тщетны. За расстройством последовал совершенный беспорядок. Первая неприятельская линия начала отступать поспешно, преследуемая по пятам нашими войсками. Вскоре это отступление превратилось в совершенное бегство. В общем смятении центр и резерв армии не мог оказать никакого пособия, и увлечены были в общем расстройстве. Между тем, как это происходило на правом фланге и в центре, кавалерия левого неприятельского крыла сильно стеснила две роты Херсонского гренадерского полка и два эскадрона Нижегородского драгунского, занимавшая с двумя орудиями позицию на правом нашем крыле. Заметив это, Генерал-Адъютант Паскевич приказал шести ротам 7 Карабинерского полка выступить на подкрепление. Войска эти, соединившись, опрокинули Персиян, и отбросив к хребту гор, отрезали им возможность отступления. Генерал-Майор Князь Мадатов окружил их пехоту на кургане и поставив орудия на позицию, картечью принудил их сдаться. Тут взято 950 человек в плен, остатки шести батальонов, бывших на левом фланге, также два знамя, два батальонных командира и 7 офицеров.

Отступление неприятеля было так поспешно, что наши войска, преследовали его 12 верст, не могли настичь.

После сражения, отряд Генерал-Адъютанта Паскевича остановился в позиции на речке Куракчае, овладев двумя неприятельскими лагерями, ими оставленными.

Трофеями этого знаменитого дня были 4 знамя, из коих одно красное с изображением золотого льва, держащего в лапе обнаженный меч, и три белые, с изображением Персидского герба, т. е. восходящего солнца над покоящимся львом; на вершине каждого древка находится серебряная распростертая правая рука, два лагеря со всеми обозами и запасами артиллерийскими и продовольственными; три орудия, один фальконет, 80 зарядных ящиков. В плен взято 2 батальонные командира, 7 офицеров и 1100 рядовых.

Потеря неприятеля убитыми и ранеными простиралась около 2000 человек. С нашей стороны убиты: храбрый Подполковник Греков, два офицера Ширванского полка и 43 рядовых; ранены: Подполковник Граф Симонич , 8 обер-офицеров и 240 человек рядовых.

Елисаветпольское сражение бесспорно должно занимать почетное место в Российской военной Истории. Восемь тысяч Русских опрокидывают 60,000 Персиян, надменных своими успехами, и заранее рассчитывавших добычу, какую могут получить, разграбивши Тифлис, по примеру Аги Магмет Хана. Смелое соображение, решительность и самоотвержение для блага Края, состоящего под покровительством России, ознаменовали Елисаветпольское сражение. Одним ударом сокрушены были надежды Аббас-Мирзы, освобожден Закавказский Край от нашествия неприятельского, и многочисленные полчища Персов, упоенных блистательными надеждами отброшены за черту Российских владений. Истинные подданные России торжествовали свое освобождение, а изменники, почувствовав свою слабость и вину, умоляли о прощении и испытывали вновь великодушие России. Честь и слава победителям!

14-го числа Сентября Генерал-Адъютант Паскевич, отрядив Князя Мадатова с особым отрядом для преследования неприятеля, остался на одни сутки в лагерном расположении у речки Куракчай, для заготовления провианта; и 16-го числа соединившись на берегах Тертера с отрядом Князя Мадатова, двинулся поспешно к Араксу, дабы возможно догнать ретирующегося неприятеля; но прибывши 20-го числа в Кондалан, узнал, что неприятель, в величайшем беспорядке бежавший, через сутки после своего разбития находился уже в 60 верстах от Елисаветполя, и бросив свою пехоту, рассеявшуюся по горам, Аббас-Мирза за два дни до прибытия Генерал-Адъютанта Паскевича в Кондолан, переправился с одною кавалерией чрез Аракс, при Асландузе, и расположился при селении Марельян в 50 верстах от Асландуза, ожидая там подкрепления от Шаха, находившегося в Агаре.

Главнокомандовавший Генерал Ермолов получил известия: что в ханстве Ширванском находится особый неприятельский отряд из 5000 человек конницы, 4000 пехоты и 4-х орудий, имевший предназначение поддерживать бывших Ханов Ширванского и Бакинского, которые имели от Шаха повеление взять крепости Баку и Кубу; что гарнизон Ленкоранский перевезен на остров Сару, а многочисленный гребной флот Персидский, вооруженный фальконетами и преследующий все наши суда, лишает их возможности приставать к западным берегам Каспийского моря; что Сардарь Эриванский, желая поддержать беглого Царевича Александра, намеревавшегося с Лезгинами и Шекинским Ханом напасть на Кахетию, также двинулся в Шамшадильскую дистанцию, жители коей, находившееся в возмущении, не оставляли своих кочевьев в горах, не смотря на столь позднее время года. Главнокомандовавший, дабы противопоставить препятствие действиям Сардаря и Царевича, с своим отрядом двинулся в Шамшадильскую дистанцию и расположился на берегах реки Гасан-Су, предписав Генерал-Адъютанту Паскевичу командировать часть своих войск в ханство Ширванское.

В то же самое время получено было известие от Генерал-Маиора Давыдова, командовавшего наблюдательным отрядом на границе ханства Эриванского, что он, переправясь 19-го числа Сентября через гору Безобдал, 20-го имел небольшую стычку у селения Амамлы с отрядом Гассан-Хана, брата Сардаря Эриванского, а 21-го, атаковав его при урочище Мирак, разбил совершенно и преследовал до урочища Судагент, находящегося в двух небольших переходах от Эривани. В этом сражении взят в плен Угурлу-Хан, сын бывшего Хана Елисаветпольского.

Весть, о поражении Аббас-Мирзы под Елисаветполем, вскорости имела последствиями снятие блокады крепости Баку, и уничтожение замыслов Царевича Александра, который, немедленно рассеяв свои войска, пробирался в Персию; но Мустафа, Хан Ширванский и Гуссейн, Хан Бакинский, упорно продолжали возмущать против нас жителей Мусульманских провинций, Лезгин и других Горцев. Хан Шекинский делал значительные набеги в соседственные по реке Куре селения ханства Карабахского, удерживая Шекинцев в повиновении страхом и мщением. Джаробелоканские Лезгины неоднократно переправлялись через Алазань и грабили Кахетию. Жители Кубинской и Табасаранской области также возмутились. Сын Шаха, Алинаки-Мирза находился еще с войском в горах, отделяющих ханство Ширванское от Дагестана. Все это понудило Генерала от Инфантерии Ермолова 10-го Ноября выступить из своей позиции при Гассан-Су, дабы действовать чрез Кахетию, Джары и Нуху на Ширванское ханство, для уничтожения замыслов бунтующих Ханов и изгнания Персидских войск. Вместе же с тем он предписал Генерал-Маиору Давыдову стараться, по возможности, удержать Сардаря Эриванского от предпринимаемых им опустошений в окрестностях Эривани.

Между тем Аббас-Мирза, оставив свою армию, отправился в Агар к Шаху. Последний, раздраженный неудачами, осыпал его упреками и угрожал даже лишить наследства и выколоть глаза; но убежденный его просьбами и лестными обещаниями, дал повеление резервным войскам, при нем находившимся, присоединиться к армии, Аббас-Мирзою предводительствуемой, а сам отправился в Таврис. Аббас-Мирза, возвратясь к своему войску, начал тем, что приказал повесить четырех военачальников за то, что они оставили Елисаветполь, в противность данных им повелений; потом со всей армией приблизился к Араксу, и расположась лагерем в 4-х верстах от Худо-Перинского моста, угрожал переправиться снова за Аракс. Это обстоятельство понудило Генерал-Адъютанта Паскевича выступить из своей позиции при Кондалане и расположиться лагерем речки Черакени в 22 верстах от Асландузской переправы и в 35 от селения Марельян. Таковым движением он заслонял дорогу, ведущую в Шушу от Асландуза и от Худо-Перина. Отряд наш весьма нуждался в продовольствии, доставлять которое Татары весьма затруднялись, опасаясь близости Персиян; а потому Генерал-Адъютант Паскевич приказал Князю Мадатову командировать три роты пехоты за горы, дабы вынудить жителей доставлять провиант.

В отряде Генерал-Адъютанта Паскевича ежедневно увеличивалось число больных. Более 300 человек было уже отправлено в крепость Шушу; но свыше 500 находилось при батальонах, и не были отправлены в крепость, по причине недостатка в оной съестных припасов. Дабы отвратить таковое затруднение, Генерал-Адъютант предписал командовавшему в Дагестане Генерал-Маиору фон Краббе распорядиться о немедленной доставке в Черакенский лагерь 2000 четвертей муки и такового же количества в крепость Шушу; поручив вместе с тем ему же Генералу фон Краббе командировать отряд для преследования Персидских войск, отступавших из Ширвана при известии о движении Генерала Ермолова из Кахетии. Генерал фон Краббе послал Командира Апшеронского пехотного полка Полковника Мищенко с 1600 пехоты, который, прибыв 7-го Октября в Старую Шемаху, поспешно двинулся к Джавату, преследуя неприятельские толпы, под начальством Ших Али Мирзы, отступавшие к Араксу; овладел мостом, устроенным на канатах и двумя орудиями, оный защищавшими, и преследовал неприятеля, бегущего по Муганской степи. Дабы избавить этот отряд от совершенной погибели, Аббас-Мирза остался при Араксе, не смотря на все претерпеваемое им затруднение в продовольствии, желая тем удержать Генерал-Адъютанта Паскевича от возможности действовать против Ших Али Мирзы.

Генерал от Инфантерии Ермолов 17-го Октября переправился с своим отрядом чрез реку Алазань, 19-го прибыл в город Нуху. Неприятель, занимавший Шекинскую провинцию, оставил ее с такою поспешностью, что посланные для преследования его казаки не могли настигнуть.

Аббас-Мирза, замечая, что после Елисаветпольского дела дух его войск совершенно упал, находил необходимым усиливать свою армию значительными подкреплениями, распускать ложные слухи о слабости наших войск и показывать вид, что намерен переправиться через Аракс. Собрав до 2000 человек отличных наездников, он употреблял их для набегов на наши пределы. 18-го и 19-го числа Октября, неприятель неоднократно переправлялся малыми партиями чрез Аракс и успел захватить несколько семейств кочевых Карабахцев, которых и переправил на свою сторону.

Дабы поставить преграду таковым хищничествам, Генерал-Адъютант Паскевич 25-го Октября переправился с своим отрядом за Аракс у селения Марельян. Того же числа авангарда его, под начальством Маиора Юдина, накинув мост чрез глубокую рытвину в трех верстах от Аракса, перешел за оную. 26-го числа, прошедши ущельями по тесной и каменистой дороге, достиг реки Кара-Пашалы и ночевал при лощине Дали-Перемет. Тут получил он известие, что Аббас-Мирза, распустив большую часть своих войск, с остальными отступил к Ардебилю. На следующий день отряд подвинулся к кочевью угнанных Карабахцев. Старшина оных, явясь к Генерал-Адъютанту Паскевичу, просил от имени народа дозволения возвратиться на прежнее жительство, каковое и получил. Тут же присоединились к нашему отряду добровольно 600 человек Татарской и Армянской конницы. 27-го числа Генерал-Адъютант Паскевич отрядил Генерал-Маиора Шабельского с частью казаков и Татарской конницы, для возвращения другой партии кочевых Карабахцев, находившихся недалеко от лагеря. Генерал-Маиор Шабельский исполнил это поручение с полным успехом, не смотря на затруднительный переход частыми дефилеями и на упорное сопротивление неприятеля. 28-го числа Маиор Поляков, имевший подобное же поручение, встретил в ущелье при речке Дараурт партию конных Персиян, выбил оную из позиции и обратил в бегство. В этой сшибке был взят в плен Ширванский Бек Нурали, а Мирза Измаил убит. В тот же день отряд Генерал-Адъютанта Паскевича двинулся вперед до небольшого ручья, называемого Калантар-Булак, послав Генерал-Маиора Шабельского открыть неприятеля. Генерал-Маиор Шабельский встретился с довольно значительной партией Персидской кавалерии, опрокинул оную и рассеял.

Таковой экспедицией исполнив свое намерение: возвратить увлеченных Персиянами Карабахцев, и ознакомясь с местоположением предстоявшего ему театра войны, и уверясь, наконец, что Персидские войска распущены до весны, Генерал-Адъютант Паскевич 31-го Октября переправился чрез Аракс в брод при Асландузе. В этом месте Аракс, будучи шире 70 сажень, противопоставлял большие затруднения для переправы; но не смотря на то, оное продолжалось не более восьми часов, и без всякой потери с нашей стороны. 2-го Ноября Генерал-Адъютант Паскевич с своим отрядом возвратился в прежнее расположение при Чиракене. Движение отряда за Аракс показало ясно Генерал-Адъютанту Паскевичу, что для предпринятия военных действий в Персии, необходимо было иметь при отряде пионеров, понтоны и подвижные транспорты для съестных и боевых запасов.

Генерал-Адъютант Паскевич, полагая, что войска до весны могут быть расположены на зимних квартирах, донес о том Главнокомандовавшему, и получил предписание разместить войска следующим образом: один батальон Херсонского гренадерского полка, казачий полк Грекова и два орудия казачьей артиллерии, в виде авангарда, поместить в Агджибаде; между Зардоба и Алвента, по берегам реки Куры, для прикрытия магазинов и мельниц, расположить батальон 7-го Карабинерного полка, казачьи полки Шамшева и Костина и четыре орудия 21-й артиллерийской бригады; семь рот 42-го Егерского полка должны были составлять гарнизон крепости Шуши; две роты 42-го Егерского полка, шесть рот Грузинского гренадерского, 4 орудия артиллерии и казачий Молчанова полк поставить на Ах-Огланском посту, для прикрытия подвоза припасов к Араксу, с тем, что, как скоро крепость Шуша будет обеспечена продовольствием, то оставить в Ах-Оглане только две роты, а остальными войсками усилить отряд, расположенный по Куре; учредить разъезды по Карабахской границе, составить для сего особый наблюдательный отряд из 500 человек конницы; полки 20-й пехотной дивизии, Козловский, Нашебургский и 59-й Егерский, вместе с 8 легкими орудиями, под начальством Генерал-Маиора Турчанинова, отправить в ханство Шекинское, с тем, чтоб они, оставив в Нухе один полк с двумя орудиями, присоединились потом к отряду, состоявшему под личным начальством Главнокомандовавшего; Крымский пехотный полк, Донской Полковника Сергеева и 12 орудий Донской артиллерии, расположить в Елисаветполе, а батарейную роту No 1 в Кахетии; Нижегородскому Драгунскому полку, 1-му батальону Херсонского гренадерского, двум ротам 7-го Карабинерного полка, одному батальону Ширванского пехотного, 12 орудиям Кавказской гренадерской бригады и одному 21-й бригады, возвратиться в свои штаб-квартиры.

Для отвращения же неприятельских покушений на ханство Карабахское, по берегу реки Куры расположена была цепь из казачьих полков, в виде наблюдательного отряда.

В половине Ноября, горы Бомбакские покрылись снегом, и всякая возможность к воинским действиям со стороны Эриванского ханства пресеклась. Персидские войска большею частью были распущены, и последний двухтысячный отряд их, облегавший крепость Баку, удалился в свои пределы.

Главнокомандовавший, находясь в то время с своим отрядом в ханстве Шекинском, получил известие о мятежнических действиях Джаробелоканских Лезгин. Этот хищный народ, всегда готовый, при первой возможности и надежде на удачу, попирать клятвы, щедро расточаемые при угрожающей опасности, собравшись в значительных, силах, переправились 5-го Ноября чрез реку Алазань в окрестностях урочища Царские Колодцы, и отняли у подвластных России Тушинцев до 4000 овец. Генерал-Лейтенант Князь Эристов, командовавшей войсками в Кахетии, собрав наскоро 1200 человек пехоты, 400 казаков, 40 драгун и 4 орудия, 7-го Ноября устремился преследовать хищников. Догнав их на полях Зеленчинских, атаковал и рассеял совершенно, взяв два знамя: при чем большая часть угнанного ими скота отбита и возвращена Тушинцам. Но таковое поражение не вполне обуздало дерзость мятежников. Они продолжали делать набеги, и даже старались склонять и другие горские народы к соучастию с ними, что им и удалось.

Главнокомандовавший, располагая вскоре с своим отрядом выступить из Шекинской области и лично усмирить мятежных Лезгин, предписал Генерал-Лейтенанту Князю Эристову до того времени занять их владения 20-ю пехотною дивизиею, оставив из оной в Елисаветполе один только полк (Севастопольский пехотный).

Вступление войск в Лезгинские пределы поразило ужасом мятежников. Они, чувствуя, что за свое дерзновение заслуживают примерное наказание, и увлеченные коварными советами главнейших бунтовщиков, имевших более прочих причин опасаться, -- пригласили к себе до 6000 человек Горцев и заняли селение Закаталы, которое своим неприступным местоположением в ущелье между крутых скал, покрытых густым лесом, давало им надежное убежище. Намерение их простиралось и далее. Они думали, с помощью приверженцев, которых имел сын Магмет Гассан Хана, в ханстве Шекинском возвести его на ханство; а дабы более успеть в этом, производили в оном ханстве грабежи, преимущественно в тех селениях, который не держали их сторону.

Чтобы отвратить подобные действия, нарушавшие спокойствие в ханстве Шекинском, Главнокомандовавший предписал Генерал-Лейтенанту Князю Эристову стеснить собравшихся в Закаталах Лезгин, прекратив им все способы продовольствия, стараясь притом ознакомить войска 20-й пехотной дивизии, недавно еще поступившей в состав Отдельного Кавказского корпуса, с образом Горской войны, требующей ежеминутной осторожности. Дав таковое повеление, Главнокомандовавший поспешил сам в Джаробелоканскую область, куда и прибыл с своим отрядом 12-го Декабря, и соединился с войсками, бывшими под начальством Князя Эристова, в расположении при селениях Джары и Гогами, отправив Лейб-Гвардии Сводный полк обратно в Грузию.

Прибытие Генерала Ермолова и грозное положение сильного отряда переменили намерение Лезгин. Хорошо понимая, до чего может довести их продолжительное упорство, Джарские старшины явились к Главнокомандовавшему, и предавая себя безусловно в его волю, просили о пощаде и помиловании. Генерал Ермолов, всегда верный правилу, что пощада, данная вовремя, часто обращает врага в приверженца, а непринятие добровольной покорности доводит до отчаянного сопротивления, даровал им прощение священным именем Его Императорского Величества на следующих условиях: отослать всех Горцев, ими на помощь призванных; заплатить за убытки жителям Кахетии; выдать аманатов из знатнейших фамилий и, наконец, продовольствовать в течение зимы три пехотных и один Уланский полк и легкую роту 20-й артиллерийской бригады, которые долженствовали остаться в их владениях под командою начальника 20-й пехотной дивизии Генерал-Лейтенанта Красовского, дабы в точности наблюдать за поступками Лезгин, на уверения и клятвы коих нельзя было вполне полагаться.

Чтобы иметь возможность, при первом порыве мятежа между Лезгинами, беспрепятственно приблизиться к Джарам, Генерал Ермолов приказал вырубить все сады, окружавшие это селение в виде густого леса.

За покорностью Лезгин последовало водворение совершенного спокойствия в Ханстве Шекинском.

Между тем Аббас-Мирза, приготовляясь к открытию военных действий в будущем году, и желая хотя несколько восстановить дух своих войск, упавший от беспрерывных неудач, почитал для того лучшим средством, прельстить их видами корысти. Он приказал отряду своей конницы, размещенному в окрестностях Мигри, как ближайшему к границам Карабаха, делать набеги на кочевья наших Татар, расположенные по берегам реки Бергушата, позволив то же и Шахсеванцам и другим народам, живущим на Муганской степи, дав им особый отряд из конницы и регулярной пехоты, для прикрытия бродов на Араксе, чрез которые удобно было переправляться для предположенных набегов.

Дабы положить конец таковым хищничествам, Главнокомандовавший предписал Генерал-Лейтенанту Князю Мадатову, начальствовавшему войсками в Карабахе, при первой возможности действовать наступательно. Ему велено было сосредоточить войска своего отряда и присоединить к оным Донской казачий полк и казачью артиллерийскую роту, бывших в расположении у Ах-Оглана. Вместе с тем Генерал Ермолов дал повеление Командиру Апшеронского пехотного полка, Полковнику Мищенко, расположенному с своим отрядом у Джавата на берегах реки Куры, не допускать Персиян кочевать в окрестностях Аракса, стараясь держать их в беспрестанной тревоге. Если же Князь Мадатов почтет нужным предпринять наступательные действия, то в таком случае быть со всем отрядом в готовности ему содействовать.

Сделав таковые распоряжения и поручив Генерал-Лейтенанту Князю Эристову всю операцию доставки и обеспечение продовольствия для корпуса, и отправив вторую бригаду 20-й пехотной дивизии при одной легкой роте, в Шекинское ханство, Генерал Ермолов возвратился из Джар в Тифлис, куда и прибыл 27-го Декабря.

Генерал-Лейтенант Князь Мадатов, видя, что Карабахская область со стороны Нахичеванского ханства вполне обеспечена от всяких неприязненных покушений глубоким снегом, покрывшим хребет гор, разделяющих оба ханства почел возможным действовать наступательно, и сосредоточив весь свой отряд в окрестностях Ах-Оглана, в последних числах Декабря выступил к Араксу, дал предписание Полковнику Мищенко поспешнее с ним соединиться. Достигнувши Аракса Г. Л. Князь Мадатов расположил на берегу оного, выше Худоперинского моста, один батальон 42 Егерского полка, Армянскую пехоту и часть Татарской конницы, дав им поручение способствовать к возвращению кочевых Карабахцев, увлеченных Персиянами за Аракс и отогнать от оного кочевья неприязненных нам народов, часто производивших набеги.

28-го числа Декабря Полковник Мищенко присоединился с своим отрядом к Князю Мадатову, и в тот же день войска перешли Аракс. Всегда решительный и быстрый в своих действиях, Князь Мадатов форсированным маршем по Дарауртскому ущелью достиг реки Самбура, прежде нежели кочевавшие около оной Шахсеванцы, Аджалинцы и другие народы могли получить известие о приближении Русских. Находившаяся с Князем Мадатовым Татарская конница из ханств Карабахского и Ширванского вместе с Армянами, при отряде бывшими, с быстротою бросились на кочевья. Жители оных, пораженные нечаянностью, защищались слабо и рассеялись в беспорядке, оставив в добычу значительное количество верблюдов, лошадей, крупного рогатого скота и до 1400 овец. На этом месте 500 семейств кочевых Карабахцев, увлеченных Персиянами, явились к Князю Мадатову и испросили дозволение возвратишься на прежнее жительство.

Обняв верным взглядом дальнейшую возможность наступательных действий, Князь Мадатов постиг, что нужно по крайней мере еще раз сильно поразить Шахсеванцев, дабы распространить страх в Персидских пределах. Для этого было необходимо сосредоточить их кочевья в Мешкинском округе, по своему местоположению выгоднейшем для действий. Дабы исполнить таковое намерение, Князь Мадатов распустил слух, что намерен двинуться в ханство Талышинское. Шахсеванцы, кочевавшие в оном, с крайнею поспешностью переселились в Мешкинский округ, и сосредоточась в оном, оправдали предположения Князя Мадатова, основанные, как и всегда, на вернейших соображениях.

1-го Января 1827 года Князь Мадатов вступил в Мешкинский округ, и лично с передовыми войсками, из 2-х казачьих полков, Карабахской и Ширванской конницы и Армянской пехоты состоявшими, внезапно напал на Шахсеванцев, которые, вовсе не ожидая нападения, бросились бежать в разные стороны, как бы гонимые невидимою силою. От этого их потеря состояла только из 18 человек убитыми. Добыча, приобретенная, нашими войсками была весьма значительна, и состояла из 200 верблюдов, 10,000 штук крупного рогатого скота и до 60,000 овец.

Бегущие Шахсеванцы распространяли повсюду ужас, и занятие Лори, главного города Мешкинского округа, произошло не только без кровопролития, но даже без малейшего покушения со стороны неприятеля к сопротивлению. Совершив трудный переход чрез глубокие снега, покрывавшие огромную гору Сават-Гядич, Князь Мадатов явился у ворот Лори. Начальник округа, Ата-Хан, и брат его, Шукур-Хан, поспешили принесть покорность и присягнули на верноподданство Государю Императору.

Быстрая молва предшествовала успешному движению Князя Мадатова. Страх распространялся по соседственным пределам Персии и достиг города Агаре. Начальнике оного, Эмир-Зада-Зейфулук-Мирза, бежал со всем семейством в Таврис, а гарнизон, состоявший из 1500 Сарбазов, рассеялся. Депутаты народа Шагашинского явились к Князю Мадатову с изъявлением покорности и с обещанием исполнять все, что угодно будет им приказать.

Дабы воспользоваться таковым расположением умов, и дать время угнанным Персиянами, нашим кочевым Ширванским и Карабахским Татарам возвратиться беспрепятственно, Генерал-Лейтенант Князь Мадатов быстро двинулся к Агарю. Значительный отряд, бывший под его начальством, совершенно его обеспечивал на случай каковых-либо неприятельских действий со стороны Персиян. Оставив в Лори батальон пехоты, 600 казаков, и роту Донской казачьей артиллерии, под видом охранения Ата-Хана, но в самом деле для надзора за приготовлением продовольствия, нужного при обратном следовании отряда, Князь Мадатов 5-го Января прибыл в селение Насир-Абат, где явились к нему старшины ханства Карабахского с изъявлением покорности. Оказав им лестный прием и уверя в безопасности, 6-го числа прибыл он в селение Хоромут, и оставя при оном пехоту и артиллерию, сам, с конницею, в тот же день достиг селения Ахмет-Бегли, где был встречен сыном, весьма уважаемого в ханстве Карабахском, Хана Караганликского. Узнав чрез него, что все магазины с продовольственными запасами, по велению Аббас-Мирзы, сожжены, а собранные для защиты войска разбежались, Князь Мадатов, как скоро стянулся весь его отряд, двинулся далее, не смотря на затруднительные и почти непроходимые дороги.

Не доходя 17 верст до Агаря, Князь Мадатов остановился в весьма выгодном местоположении и отправил кавалерийскую партию из 200 человек для обозрения города. Главная духовная особа и жители Агаря, узнав о прибытии Князя Мадатова, отправили к нему депутатов, испрашивая пощады. Князь Мадатов именем Государя Императора даровал им оную, удостоверил в миролюбивом своем расположении и дал слово уважать их добровольную покорность.

Оставаясь в той же позиции, близ Агаря, Князь Мадатов деятельно занимался отыскиванием по Карабахскому ханству кочевых наших Татар, увлеченных Персиянами, в чем имел успех. Тут же получил он известие, что Шахсеванцы, недавно изъявившие покорность, изменя, как обыкновенно, своей клятве, участвовали в нападении, произведенном сыном Талышинского Хана на возвращавшиеся наши кочевья, Князь Мадатов, в справедливом негодовании и для примера другим, разорил, жилища Шахсеванцев от реки Агарчая до большой Ардебильской дороги, и истребил все запасы принадлежавших им хлебов и фуража.

Находя, что цель его экспедиции была вполне достигнута, Князь Мадатов решился возвратиться, и делая небольшие переходы, дабы не изнурить войска, 6-го Января переправился через Аракс в брод при Эдибулуке; оттуда отправил Полковника Мищенко в его прежнее расположение при Джавате, а сам возвратился в Карабах.

Намерение Князя Мадатова: посеять ужас в Персидских пределах, долженствовавших быть театром предстоявшей войны; ободрить колеблющихся духом жителей Карабаха; возвратить наши Татарские кочевья, угнанные Персиянами за границу -- были исполнены с тою решимостью и верным соображением, каковыми всегда отличались действия Князя Мадатова. Возвращение слишком 3000 семейств наших кочевых Татар показало им ясно, что надежда на могущество Персидского правительства очень обманчива, тем более, что Аббас-Мирза во все время экспедиции Князя Мадатова, находясь в Таврисе, не дерзнул ничего предпринять и даже восстановить спокойствие в Карабахском ханстве. Персидские подданные пограничных областей до того потеряли дух, что начали оказывать явное неповиновение своему правительству, и войска, собираемые из этих областей, по приказанию Аббас-Мирзы, самовольно расходились по домам. Жители, сравнивая кроткие и миролюбивые поступки Русского Генерала с буйными и корыстолюбивыми действиями своих начальников и войск, начали иметь высокое и выгодное понятие о России, а наказание непокорных служило полезным примером.

Нельзя не отдать полной справедливости заботливости Князя Мадатова о войсках ему вверенных. Значительный отряд, с ним бывший, не только что имел безнужное продовольствие во все время экспедиции, 18 дней продолжавшейся, но, преодолев на пути неимоверные препятствия, самою природою положенные, рассеявши притом толпы мятежников, потерял только 4-х рядовых и 2-х казаков. Главнейшие причины, к сему способствовавшие, были: знание средств, способов и народного духа занятой страны; искусство пользоваться обстоятельствами; быстрота движения; пощада вовремя и внезапный удар, наносимый непокорными. Все эти соображения вполне принадлежали Князю Мадатову.

Между тем, как это происходило в сопредельных Карабаху Персидских областях, во всем Закавказском Крае господствовало уже спокойствие; одни жители Табасарани, по внушениям Персиян, с самого начала кампании возмутившиеся, продолжали производить грабежи от реки Самура до Дербента. Командовавшей войсками в Дагестане, Генерал-Маиор фон Краббе приказал Командиру Куринского пехотного полка Подполковнику фон Дистерло вступить в Табасарань для усмирения мятежников. Всегда верный подданный России Генерал-Маиор Аслан Хан Куринский и Казикумыкский и Капитан Эмир-Гамза Бек Каракайдакский, по приглашению Генерала фон Краббе, лично приняли участие в таковой экспедиции, присоединясь с своей кавалерией к отряду Подполковника фон Дистерло. Быстрое движение наших войск в Табасарань, вовсе неожиданное бунтовщиками, привело последних в робость. Шайки их разбиты, рассеяны, и, казалось, что спокойствие в области было восстановлено; но при возвращении войск Аслан-Хан, взявши направление в другую сторону, встретился с значительною партией неприятельской конницы, и не смотря на упорный натиск с ее стороны, рассеял совершенно. В след за тем Генерал-Маиор фон Краббе получил известие о новом возмущении Табасаранцев, в значительных силах напавших 5-го Февраля на покорных России Беков, но отбитых с уроном: он приказал для укрощения мятежников употребить часть войск, расположенных в Ширване -- буде потребует необходимость.

Март месяц 1827-го года начался беспокойствами на Карабахской границе. Кочевья пограничных Персиян пригнали стада свои к самому Араксу, а неприятельские отряды их охранявшие, начали снова делать набеги. Получив известие, что 4-го Марта одна из таковых партий в числе 300 человек, вторглась в наши пределы, Командир 42-го Егерского полка Полковник Реут отрядил 6-го Марта Подполковника Миклашевского с батальоном 7-го карабинерного, сводным гренадерским и двумя ротами 42-го Егерского полка, для открытия неприятеля. Подполковник Миклашевский, пройдя урочище Карга-Базар, встретил неприятельскую партию, которая, пользуясь наступившею ночью, и состоя из одной кавалерии, с такою поспешностью отступила к Асландузу, что не было возможности оную догнать, не смотря на форсированный марш Подполковника Миклашевского до самого Асландуза. Не застав уже там неприятеля, успевшего переправиться за Аракс, он возвратился в Ах-Оглан. С наступлением весны с обоих сторон готовились к возобновлению неприятельских действий. Аббас-Мирза употреблял все средства ободрить свои войска; а дабы развлечь силы Кавказского корпуса, старался возмутить Горские народы, рассылая прокламации, в которых, увеличивая число собранных им войск, обещал нашим Горцам свободу и независимость; но, к счастью, немногих успел обольстить такими уверениями; ибо прошлогодние его потери были у всех в свежей памяти, а народы Кавказа верят только могуществу того, который везде одерживает победу. Не имея понятия о утонченности военного искусства, Горцы самую благоразумную и блистательную ретираду, основанную на всех правилах стратегии, считают разбитием, и не почитают даже за успех и то, если при поражения неприятеля не приобретено добычи.

29-го Марта 1827-го года Генерал-Адъютант Паскевич (ныне Князь Варшавский Граф Паскевич Эриванский), по Высочайшей воле принял главное начальство над Отдельным Кавказским корпусом на место Генерала от Инфантерии Ермолова, и тогда же приступил к решительным мерам для открытая весенней кампании.

Он предписал двум ротам Херсонского гренадерского полка сменить в Душете две роты Тифлисского пехотного, а оным возвратиться в Джелал-Оглу, куда также посланы были из селений Мусули и Амабата Севастопольский пехотный, 39-й и 40-й Егерские полки и 3-я легкая рота 20-й артиллерийской бригады; двум ротам Херсонского же полка и двум ротам Грузинского гренадерского возвратиться в свои штаб-квартиры из Карабаха, а в замен их назначил туда первый батальон 41-го Егерского полка; для разработки дороги чрез гору Ахзебиук, как пути, предлежавшего войскам при наступательных действиях, оправил полуроту 8-го Пионерного батальона и 2-й батальон Херсонского гренадерского полка; 3-й Карабинерной роте 41-го Егерского полка и двум орудиям 21-й артиллерийской бригады, резервной батарейной No 5-й роты предписал занять колонию Еленендорф близ Елисаветполя; для усиления отряда, расположенного в Кахетии, приказал отправить в урочище Царские колодцы 6 орудий 21-й артиллерийской бригады резервной батарейной No 5-й роты, а 4-м орудиям 2-й легкой роты оной же бригады прибыть из Имеретии в Тифлис; штаб-квартиры Чугуевского Уланского полка перевести из местечка Бахсал в селение Ахсу; одному батальону Херсонского полка занять селение Шулаверы, а в Башкичети учредить казачий пост из 100 человек.

В ожидании, пока разработка дорог чрез горы Ахзебиук и Безабдал будет окончена и доставит возможность приступить к решительным действиям, Корпусный командир предписал Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, с отрядом из Грузинского гренадерского, двух батальонов Ширванского пехотного, одного батальона 7-го карабинерного и одного батальона Тифлисского пехотных полков, двух Донских казачьих: Полковника Карпова и Подполковника Андреева и с 3-ю легкою ротою Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, выступить из Джелал-Оглу, и, двинувшись в Эриванскую область, открыть военные действия блокадою этой крепости, пользовавшейся славою неприступной твердыни. Авангард сего отряда, состоявшей из Грузинского гренадерского полка, поручен был временному начальству Флигель-Адъютанту Полковника Барона Фридрихса 4.

Отряд, сосредоточенный в Карабахском ханстве, у Ах-Оглана для наступательных действий, состоял под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Мадатова, из полков Козловского и Нашебургского пехотных, 41-го и 42-го Егерских, 3-х Донских казачьих, бригады 2-й Уланской дивизии и 24-х орудий артиллерии.

Отряд этот, 18-го Апреля приблизясь к Худоперинскому мосту, вступил в дело с Персиянами и занял своими стрелками два острова, на Араксе лежащие, и до 23-го Апреля находясь в этой позиции, имел почти ежедневно перестрелки с неприятелем. 22-го числа Генерал-Маиор Панкратьев, по предписании Корпусного Командира, приняв начальство над сим отрядом на место Генерал-Лейтенанта Князя Мадатова, оставил позицию при Худоперине, и не смотря на пушечный огонь неприятеля, отодвинулся в наилучшем порядке к Марелиянскому броду, и заняв центральную позицию при Козлучае, угрожал неприятелю переправою чрез Аракс.

С другой стороны храбрый Генерал-Адъютант Бенкендорф, с вверенным ему авангардом действующих, войск, преодолев все препятствия, противопоставленные природою, при переправе чрез огромные горы Ахзебиук и Безобдал, испорченные проливными дождями и массами таявшего снега, 6-го Апреля вступил в Эриванскую область. У селения Агленлу Персидская пехота, скрывшись за стенами, окружавшими сады, открыла сильный ружейный огонь по передовому отряду наших войск, состоявшему из двух рот Ширванского пехотного полка, под командою Маиора Юдина. Храбрый этот Штаб-офицер решительным натиском сбил неприятеля, выгнал штыками из селения и занял оное. Курдинская конница, подоспевшая на помощь, спешилась для содействия опрокинутому неприятелю, но посланные Генерал-Адъютантом Бенкендорфом карабинерные стрелки, в скорости сбили оную и заставили обратиться в бегство.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

15-го Апреля Генерал-Адъютант Бенкендорф занял первопрестольный монастырь всех Армян, Эчмиадзин, в коем нашел продовольствия для всего отряда слишком на три дни. В тот же день прибыли туда транспорты авангарда, на которые во время пути неприятель неоднократно покушался напасть, но благоразумные меры сопровождавших оные Маиоров Мищенко и Бельфорта, все таковые намерения сделали тщетными.

Оставив в Эчмиадзине 2-й батальон Ширванского пехотного полка и сотню казаков при 2-х орудиях под начальством Полковника Волжинского, Генерал-Адъютант Бенкендорф предпринял рекогносцировку крепости Сардарь-Абад. Дабы отвлечь Куртинскую конницу, занимавшую дорогу к сей крепости от Эчмиадзина, Генерал-Адъютант Бенкендорф приказал 3-м ротам Ширванского пехотного полка двинуться к Эривани. Кюрды, заметив это, с поспешностью бросились к ним на встречу и вступили в сильную перестрелку, очистя Сардарь-Абадскую дорогу. Пользуясь этим, Генерал-Адъютант Бенкендорф двинулся к Сардарь-Абаду; не доходя до оного нисколько верст, он был встречен 1000 человеками отважных Кюрдинских наездников под личным предводительством Гасан-Хана, брата Сардаря Эриванского. 500 человек Донских Казаков, подкрепленных двумя ротами Тифлисского пехотного полка и одним конным орудием, с примерною решимостью атаковали Кюрдов, и прежде, нежели они успели построиться в боевой порядок, опрокинули их и преследовали более 7-ми верст, устилая поле неприятельскими трупами. Племянник Кюрдинского начальника Али-Гусеина, был убит, а Измаил-Хан Айрюмский, один из приближенных, сановников Сардаря, взят в плен урядником Кульгиным. Это был первый пример разбития отважных Кюрдов нашими Донскими казаками. Полковник Карпов 2-й и Флигель-Адъютант Граф Толстой, оказали в этом деле особенное отличие, лично подавая пример неустрашимости. Не доходя 3-х верст до Сардарь-Абада, Генерал-Адъютант Бенкендорф остановил свой отряд, и сам с 5-ью ротами пехоты и 14-ью орудиями двинулся к крепости. Открыв по оной огонь гранатами, разрушившими многие здания и причинившими большое смятение между жителями, произвел весьма удачно рекогносцировку, и на другой день, возвратясь в Эчмиадзин, дождался 2-го транспорта с тяжестями под прикрытием 9-го Егерского полка, 1000 Казаков и двух орудий. 24-го Апреля Генерал-Адъютант Бенкендорф с своим отрядом двинулся к Эривани, и в тот же день перешел вплавь реку Зангу, не смотря на значительное число кавалерии Гасан-Хана, хотевшей ему воспрепятствовать, и занял часть форштата, приказав гренадерам Грузинского полка вытеснить неприятельскую конницу, которая спешившись, укрылась за высокими каменными оградами. Преследуя Персиян, поспешно отступавших, гренадеры Грузинского полка достигли высоты и садов, для занятия коих послан был из Эривани батальон Сарбазов, сделавший вылазку под прикрытием сильного огня с крепостных стен и башен. Заметив это, Генерал-Адъютант Бенкендорф немедленно подкрепил Грузинских гренадер стрелками 7-го Карабинерного полка. Войска сии с примерною решимостью выбили неприятеля из садов и заняли оные.

В ночь на 25 число 2 батальон Ширванского пехотного полка и две роты карабинер с 6 орудиями, заняли Ираклиев курган позади Сардарского сада, и с рассветом открыли огонь по крепости. Первым выстрелом сбито было в амбразуре неприятельское орудие; а последующими неоднократно зажигали дом Сардара и другие строения в крепости.

В 4 часа по полудни значительная партия Персидской пехоты и кавалерии, пробравшись садами, лежащими на юго-восточной стороне крепости, внезапно напали на стрелков Грузинского гренадерского полка, которые, ни мало не смутясь от быстрого появления значительной неприятельской партии, с мужеством удержали свою позицию до того времени, когда две роты 7-го карабинерного полка, сделав движение в тыл неприятелю, атаковали его и истребили до 100 человек. В то же самое время, расположенные на восточной стороне от крепости, наши войска ударили на Персиян в фланг. Неприятель защищался отчаянно под прикрытием пушечного огня из орудий с крепостных стен, и фальконетов, вывезенных из крепости для содействия произведенной вылазки; но все эти пособия и самое выгодное местоположение, занятое неприятелем, не могли спасти его. Опрокинутый на всех пунктах, потеряв значительное число убитыми и ранеными, он бежал поспешно в крепость, и был преследуем на ружейный выстрел от стен. Генерал-Адъютант Бенкендорф за это дело отдает полную справедливость отличной храбрости и мужеству Полковника Барона Фридрихса, Подполковника Гурко, Маиора Корниенко, Капитанов: Подлуцкого, Князя Шаликова и Литвинова, Штабс-Капитанов Колпинского и Чубинского. В числе пленных находился письмоводитель Сардара Эриванского, Мирза-Раджис-Али. Потеря с нашей стороны состояла в 1 офицере убитом и 19 рядовых раненых.

Дабы водворить сообщение между отрядами, блокирующими крепость, Генерал-Адъютант Бенкендорф приказал Маиору Юдину занять северную часть форштата 5 ротами Ширванского пехотного полка при 4-х орудиях, а Маиору Волжинскому с остальною частью Ширванского и ротою Тифлисского полка занять восточную часть форштата и сады. Оба таковые предначертания были исполнены 26 и 27 чисел с совершенным успехом, не смотря на сильный пушечный и ружейный огонь неприятеля, и на наблюдательные отряды его кавалерии.

30 Апреля Келбалай-Султан, старшина Шадлинского народа, состоявшего из 300 семейств, обитавших в селении Вреди, явился к Генералу Бенкендорфу с просьбою о принятии его со всем народом в Высочайшее подданство Его Императорского Величества.

В тот же день 200 человек Персидской конницы, желавшие пробраться в крепость, атаковали передовые наши посты, но храбрый Поручик Петров с Карабинерами 7 полка, отважно встретил неприятеля, и, нанеся ему значительный урон, отбросил назад.

1-го Мая присоединился к Генералу Бенкендорфу отряд под начальством Генерал-Маиора Шабельского, прикрывавший вьючные транспорты, следовавшие из Тифлиса. 4 числа Генер. Адъют. Бенкендорф, узнав, что неприятельская кавалерия начинает показываться по Нахичеванской дороге, отправил Флигель-Адъютанта Полковника Барона Фридрихса 4-го с частью войск для разведывания. В 15 верстах от лагеря Барон Фридрихс встретился с неприятельской конницей, состоявшей из 2000 человек под предводительством Гассан-Хана, и отбив атаку оной, перешел чрез реку Гарничай, уведомив Генер. Адъют. Бенкендорфа о появлении неприятеля. Генерал на следующий день с 1000 казаков и одною ротою гренадер поспешил подкрепить Барона Фридрихса, дабы в соединении с ним иметь возможность рассеять Персидские войска: но Гассан-Хан, узнав о сем движении, отклонился поспешно к Сардарь-Абаду. Арьергард его отряда, состоявший из 400 Карапапахцев под предводительством Наги-Хана, при первом появлении нашей кавалерии с крайней поспешностью бросился к горам. Переправясь чрез Гарничай, Генер. Адъют. Бенкендорф послал в разные стороны небольшие партии для открытия неприятеля, но, не встретив оного нигде, возвратился к Эривани.

Вскоре после того полученное известие о намерении Персиян, занять прежнюю позицию у Занги, побудило Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, принять меры к разрушению их намерения. В ночь с 8-го на 9-е число, он выступил с 1200 казаками и несколькими ротами Грузинского гренадерского и Тифлисского пехотного полков, при одном орудии, и к рассвету приблизился к тому пункту реки Занги, где на противоположном берегу неприятель занял позицию. Сильное разлитие реки и огонь, производимый неприятельскими стрелками, лишили возможности напасть нечаянно на Персиян. Генерал-Адъютант Бенкендорф, двинувшись нисколько вверх по течению реки, переправился чрез оную вплавь у деревни Сербанланк, и стремительно атаковал Персиян, которые, отступая, сделали движение в лево, и, переправясь чрез реку Абарань, выстроились в боевой порядок между селениями Септи и Шолли. Донские казаки, под начальством Полковника Карпова 2-го, решительно бросились вплавь чрез реку Абарань, не смотря на сильный огонь неприятеля, смяли их, опрокинули и заставили спасаться бегством. Для преследования отряжены были две сотни Донцев и Черноморцы. Они теснили Персиян, поспешно бежавших по левому берегу Аракса, до самого Сардарь-Абада. Часть неприятельской кавалерии скрылась за стенами крепости, а другая бросилась к Турецкой границе. 25-ти верстное пространство покрыто было мертвыми телами Персиян, убитыми лошадьми, вьюками, палатками и разными имуществами разбитого неприятеля, коего урон был весьма значителен. Он потерял более 300 человек убитыми и потонувшими в Араксе, и в том числе Искендер-Султана Карабахского, Теймураз Агу Карапапахского и Мустафу Бека Хойского. В плен взято 53 человека, между коими заметны: тесть Сардаря Эриванского, Келешь Ага Курдинский, Ага-Мигра-Оглы и Ага-Чебок Карахский -- все тяжело раненные. Сам Гассан-Хан своим спасением обязан единственно быстроте своей лошади. С нашей стороны убито 4-го Черноморского конного полка сотник Ильяшенко и 1 Донской казак; ранено 2 казака Конно-Черноморских полков 1-го и 4-го.

Испуганный беспрестанными поражениями своих войск и грозной позицией Русского авангарда пред стенами крепости, Сардарь Эриванский, рассчитывая, что с приближением главного действующего отряда, находившегося уже на марше, не будет возможности спасти что-либо из драгоценностей города, и, беспокоясь о участи своего имущества, поспешил отправить оное в Казбин, вместе с золотою луною с Эриванской мечети. Это послужило к увеличению смятения между жителями Эривани, которые в весьма значительном числе, запершись в крепости, начали чувствовать во всем недостаток. Обнаружившиеся между ними гнилые горячки, обыкновенное следствие стесненного воздуха, еще более увеличивали бедствие народа.

Кочевые обитатели Эриванской области находились за Араксом, а Карапапахцы около Арарата, и также претерпевая недостаток в хлебе, принуждены были питаться одними молоком и сыром. Персидское правительство хотело их удалить от этого места, но встретило сопротивление, ибо сколько не было затруднительно их положение, но они не хотели оставить своей родины. Гассан-Хан, после претерпенного поражения, присоединив к себе Урумийскую и Куртинскую конницы с партиею простиравшеюся до 5000 человек, расположился за Араксом у Бейбулаха, но не смел ничего предпринимать. Наши фуражиры спокойно ездили до самого Сардарь-Абада, и нигде не встречали неприятеля. Тщетные вылазки Эриванского гарнизона, довольно часто производимые, служили только к большей потери в людях со стороны Персиян, и не приносили им никакой пользы.

Узнав, что Эриванские Татары из Даралагеского ущелья прибыли с прикрытием в деревни, расположенные около реки Кирк-Булах, Генерал-Адъютант Бенкендорф послал туда войскового старшину Вербицкого с 400 казаками 4-го Черноморского конного полка. Две сшибки Черноморцев с неприятелем при деревнях Надкрань и Башкент, доставили 116 человек пленных, 119 вьюков с пшеницею и разными припасами, значительное количество оружия, 34 лошади и 241 быка; а 24-го Маия Майор Басов, производивший фуражировку, привел также 22 пленных, 15 лошадей и 11 штук рогатого скота.

Узнав, что Гассан-Хан с партиею пехоты и несколькими орудиями расположился на правом берегу Аракса, дабы воспрепятствовать жителям возвращаться в свои селения на левый берег, Генерал-Адъютант Бенкендорф с одним батальоном 40-го Егерского полка, ротою Грузинского гренадерского, 950 казаками и двумя орудиями, двинулся из Эчмиадзина, и 26-го числа прибыв в деревню Феда, узнал, что Гассан-Хан, успев отдалить жителей на 60 верст от Аракса в горы, сам с поспешностью ушел вниз по Араксу с 500 человек пехоты и 3 орудиями. Не доверяя вполне рассказам жителей, Генерал-Адъютант Бенкендорф предпринял лично произвести рекогносцировку, и, оставя на левом берегу Егерский батальон и орудия, переправился чрез реку со всеми казаками и только одной сотни Егерей. Заняв селение Хан-Мамат, послал, вперед войскового старшину Вербицкого с тремястами казаков 4-го Конно-Черноморского полка, а Полковнику Карпову 2-му с Донцами, приказал быть в готовности, подкрепить его, если надобность того потребует.

Неприятель, скрывшись в каменистых оврагах, выказал сначала только 200 человеке конницы, которые приблизились к отряду Вербицкого. Этот отважный штаб-офицер, видя малое число Персиян, решился их атаковать, и, напавши стремительно, опрокинул в одно мгновение. Неприятель, отступая к горам мимо деревин Касим-Джан, и преследуемый запальчиво Черноморцами, навел их на то место, где скрывались главные его силы. Сильная партия Персиян, вдруг выскочив из засады, окружили Черноморцев, которые не потеряли присутствия духа, но вступили в жестокой бой с неприятелем. Старшина Вербицкий, увлеченный храбростью, бросился в самый пыл сражения и пал как достойный сын отечества. Потеряв начальника, Черноморцы начали колебаться, но в то же самое время Полковник Карпов 2-й подоспел с Донцами и сражение приняло другой вид. Вскоре Персияне, опрокинутые, бежали в горы. Запальчивость старшины Вербицкого стоила дорого Черноморцам, потерявшим в этом деле 103 человека убитыми. Храбрый сотник Ушаков также при сем случае лишился жизни. Неприятель с своей стороны потерял более 200 человек в том числе 10 чиновников.

Находя, что дальнейшее преследование неприятеля было бы вовсе бесполезно и даже отвлекло от главного -- наблюдать за Эриванью, Генерал-Адъютант Бенкендорф возвратился к этой крепости, и продолжал обложение оной с деятельностью, ожидая в скорости прибыл главного действующего отряда, который эшелонами подвигался к границам.

Неприятельская кавалерия не смела более беспокоить авангард, даже вылазки из крепости прекратились. Один только раз, 5-го Июня, около 3-х часов пополудни, 300 Сарбазов внезапно напали на передовые посты Карабинер, занимавших Ираклиев курган, но были опрокинуты с значительным уроном.

В то же самое время, когда описанные действия происходили под Эриванью, Начальник Карабахского отряда Генерал-Майор Панкратьев, деятельно наблюдал за движениями Персиян. Мирас-Хан, управлявший Ленкораном, собрав до 500 человек из жителей Талышинских, подвластных Гассан-Хану, вторгнулся в Карабахскую область, разорил селение Лемберан, и напал на передовые наши посты, занимаемые Уланами Белгородского полка, под начальством Поручика Макова. Храбрый этот офицер встретил решительно неприятеля, и во время сражения, будучи тяжело ранен одним из отличных наездников, по имени Бейрамом, положил его на месте и удержался до тех пор, пока Командир Белгородского Уланского полка Полковник Маков, получив о том, известие, выступил поспешно на подкрепление с одним эскадроном и, присоединя к оному во время пути три полуэскадрона, расположенные в других пунктах, атаковал главные силы хищников, разбил их и преследовал до 50-ти верст. При сем деле взят в плен брат Гассан-Хана, Мустафа Бек, и вообще неприятель понес значительный урон.

Бывший Хан Карабахский Мехти-Кули, который в 1822-м году удалился в Персию, как упомянуто было в шестой части сего описания, обратился с просьбою к Генералу Панкратьеву, изъявляя свое желание прибегнуть под Высочайшее покровительство Его Императорского Величества, предавая себя безусловно Августейшему великодушию. Он испрашивал вооруженного содействия для переселения в пределы Карабаха подвластного ему кочующего народа, в числе 3000 семейств, расположенного в ущельях Араклинском и Дарауртском.

Генерал Панкратьев, соображая, что покорность прежнего владельца Карабаха будет иметь большое влияние на спокойствие этой страны, а переселение в наши пределы кочевого воинственного народа, могшего во всякое время выставить в поле до 4000 вооруженных всадников, будет иметь более полезно, что через то прекратятся грабежи, производимые ими во время своего пребывания между Карабахом и Нахичеваном; а потому немедленно двинулся с двумя батальонами Козловского пехотного полка, двумя легкими орудиями и Донским Победного полком к Араклинскому ущелью, и расположился у Ах-Караван-Сарая. 30-го Маия прибыл туда Мехти-Кули-Хан, коего Генерал Панкратьев, не упуская времени, отправил в Дарауртское ущелье, для переселения оттуда остальных жителей, дав ему в прикрытие один батальон пехоты, одно орудие и 50 казаков. Переселение это совершено с полным успехом и пребывание наших войск у Ах-Караван-Сарая, способствовало семейству Хана, находившемуся довольно далеко от Аракса, прибыть в Карабах без всякого помешательства со стороны Персиян. По окончании этой экспедиции Генерал-Маиор Панкратьев расположил свой отряд лагерем у урочища Даш-Кесапа в Джибраильских садах, и занялся разработкою дороги к селению Герюсам и далее к горе Салварти, для открытия прямых сообщений с главным действующим отрядом.

Между тем, как Карабахский отряд и авангард под командою Генерал-Адъютанта Бенкендорфа действовали в Карабахском и Эриванском ханствах, Генерал-Адъютант Паскевич сосредоточив у селения Шулавер 15000 войска, лично выступил в Эриванскую область. Войска подвигались эшелонами, и, переправясь по вновь устроенной дороге чрез горы Ахзебиук и Безобдал, должны были соединиться у монастыря Эчмиадзина, куда и прибыл 8-го Июня Корпусный Командир с первыми эшелонами.

Находясь в Эчмиадзине, Генерал-Адъютант Паскевич, во ожидании прибытия последних эшелонов действовавших войск, с 8-е по 15-е Июня лично производил ежедневные рекогносцировки крепости Эривани, блокируемой авангардом, и приказал Генерал-Маиору Трузсону построить на берегу реки Занги батареи, дабы, удерживая ими всякое покушение неприятеля на Ираклиев курган, можно было приступишь к бомбардированию крепости, из единорогов на кургане поставленных.

Генерал-Адъютант Паскевич вслед за тем двинул свои войска к Персидским границам, приказав им сосредоточиться у речки Гарничай. Как же скоро прибыли 15-го Июня в Эчмиадзин Крымский и Севастопольский пехотные, 39-й и 40-й Егерские полки с артиллериею, двумя Пионерными ротами и двумя Донскими казачьими полками с начальником 20-й пехотной дивизии Генерал-Лейтенантом Красовским, то отряд сей, по распоряжению Генерал-Адъютанта Паскевича, назначен был для блокады Эривани и смены авангарда, бывшего под начальством Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, коему велено было присоединиться к главному действующему отряду, находившемуся уже на марше.

В тоже время явился к Генерал-Адъютанту Паскевичу брат Шадлинского Аслан-Хана, с просьбою о принятии всего народа под Высочайшее покровительство Государя Императора. Благосклонно приняв его, Корпусный Командир получил от него сведение, что в крепости Сардарь-Абаде находится только 18 пушек, 1000 Сарбазов и 50 иррегулярных Мазандаранских солдат, и потому считая нужным, пресечь Гассан-Хану возможность пробраться в Сардарь-Абад, откомандировал Полковника Шипова с Лейб-Гвардии Сводным полком для пресечения пути Гассан-Хану, а Начальнику 2-й Уланской дивизии, Генерал-Маиору Барону Розену, приказал произвесть рекогносцировку для открытия неприятеля. Первый встретил 12-го Июня небольшую Персидскую партию, которая с поспешностью отступила, и узнал, что Гассан-Хан, успевший пробраться горами в Сардарь-Абад, ушел оттуда к Араксу. Барон Розен хотя и доходил до Баш-Абарани, но нигде не встретился с неприятелем, а потому и возвратился в Эчмиадзин 14-го числа, куда также прибыл в тот же день и Полковник Шипов.

Генерал-Лейтенант Красовский, сменив своим отрядом авангард Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, блокировавший Эривань, приказал 39-му Егерскому полку с двумя легкими орудиями, занять крайние дома форштата с северной и восточной стороны, на ружейный выстрел от крепости; одному батальону Крымского пехотного полка с двумя орудиями расположиться за горою Муха-Насапа, между лагерем и форштатом; батальону 40-го Егерского полка разместиться в саду Сардаря за Зангою, между западною стеною и Ираклиевым курганом; двум батарейным орудиям поместиться на Ираклиевой горе и действовать против крепости; а прочим войскам стать лагерем в виде каре, при селении Ах-Жилах, в трех верстах от южной стороны крепости, на дороге, ведущей от переправы чрез реку Зангу до Эривани. Как скоро открыта была пальба из орудий, расположенных на Ираклиевом кургане, то и крепость начала отвечать на каждый выстрел, или ядром, или пяти пудовою бомбою, но по большей части без вреда для осаждавших.

План дальнейших военных действий, предначертанный Генерал-Адъютантом Паскевичем, был следующим: до прибытия осадной артиллерии, ожидаемой не ранее как к половине Августа, и без коей нельзя было действовать решительно против Эривани -- взять крепость Аббас-Абад, которая своим, положением на берегу Аракса, есть пункт, прикрывающий со стороны Адзербиджана Эриванское и Нахичеванское ханства. Генерал-Адъютант Паскевич был вполне уверен, что, став твердою ногою при Араксе и заняв Нахичеванское ханство, тем самым лишить Эривань возможности, получить какую-либо помощь от неприятеля и облегчить для себя взятие этой крепости. Для прикрытия своего сообщения с Грузией, и охранения пределов оной от неприятельских набегов, назначен был отряд Генерал-Лейт. Красовского, коему разрешено снять блокаду Эривани -- (ибо в окрестностях ее войска терпели несносный жар и вредные действия сильного северного ветра, что умножало между ними болезни) -- и занять позиции в горах, где чистый воздух и вода могли послужить к сохранению войск. Отряд этот должен был своими разъездами и постами сообщаться с пределами Грузии, во ожидании прибытия осадной артиллерии, и иметь передовой пост в монастыре Эчмиадзине, где находились госпиталь и запасы. На левом фланге, Карабахский отряд под начальством Генерал-Маиора Панкратьева, имел приказание наблюдать за доставлением провиантских транспортов из Ах-Оглана в Герюсы и далее для продовольствия главного отряда и препятствовать покушениям Магмет-Мирзы, дабы он, находясь с 12,000 войском за Араксом в виду коммуникационной линии нашей, не мог причинить вреда транспортам, или нарушить спокойствие Карабахской области.

Генерал-Лейтенант Красовский, в 3 часа пополудни 2-го Июня, снял блокаду Эривани и прибыл в Эчмиадзин, оставив в оном больных и гарнизон из 4-х рот Севастопольского пехотного полка, пяти орудий и 2-ю Армянскую сотню, под начальством Подполковника Линденсфельда, снабдив оный продовольствием на два месяца, двинулся в горы. Отбив у урочища Судагента атаку неприятельской конницы, хотевшей воспрепятствовать его следованно, достиг урочища Джингули, где и занял позицию, устроив свой лагерь таким образом, что правый фланг оного опирался на скалистый крутой берег реки Абарани, а левый примыкал к глубокой рытвине, которая, начинаясь у подошвы горы, протягивалась полукругом позади лагеря: глубокий и узкий овраг отделял фронт лагеря от горы.

20-го Июня стянулись к сборному месту на речке Гарничай, в 50-верстах от Эривани, все войска, составлявшие главный действующий отряд и прибыл Корпусный Командир. Оставя по прежнему авангард под начальством Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, Генерал-Адъютант Паскевич разделил остальные войска на две колонны, из коих первую поручил начальству Генерал-Лейтенанта Князя Вадбольского, а вторую Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, и выступил 21-го Июня к Нахичевани, куда и прибыл с авангардом и первою колонною 26-го числа, а на следующий день прибыла туда же и вторая колонна.

Расстояние от Гарничая до Нахичевани составляет только 72 версты а потому переход оного в 6 дней, должен казаться не только весьма обыкновенным, но даже медленным, для тех, кому не известно положение тамошнего края. Но надо вспомнить, что песчаная равнина, по которой идет дорога от Эривани до Нахичевана, ограничена двумя хребтами гор, из коих один есть продолжение Араратского кряжа, а другой отрасль Борчалинского хребта; что река Аракс течет на право, и хотя несколько речек, в нее впадающих, из коих главнейшие суть Гарничай и Арпачай, струятся поперек дороги, но вода их почти вся раздроблена по множеству каналов, проведенных по полям: без чего хлеб вовсе не может расти в этих местах. От того на всем этом пространстве почти нет воды, кроме родниковой, находящейся в разных сторонах дороги и которую могут отыскивать только знающие местность. Надобно прибавить к этому, что Аббас-Мирза, превратив с намерением всю эту страну в пустыню, выгнал жителей в горы и приказал им отвести воду. Сильный недостаток в воде, 43-х градусный жар, песчаная равнина, палимая лучами солнца и медленность движения, затрудняемого огромными обозами, в коих по необходимости надо было вести и малейшие потребности к существованию, беспрестанные остановки в следовании артиллерийских парков, возимых на волах; вот сколько трудностей должно было преодолеть нашим воинам в этом небольшом переходе. Облитые потом, изнуренные жаждою во всей походной амуниции, они шли бодро и весело, ободряемые примером достойных начальников, и даже неоднократно слышны были в рядах звуки песен родного края. Кто не согласится, что подобный поход заслуживает быть причтен к тем трудным подвигами, которыми прославили себя Русские воины.

Неприятельские партии наблюдали движение отряда, но не приближались к оному, только 24-го числа замечено было 1500 человек неприятельской конницы, следовавшей вверх по течению Аракса, а 300 человек у устья Арпачая: но обе парии в скорости удалились по Макинской дороге.

В самый день прибытия Генерал-Адъютанта Паскевича с передовыми войсками в Нахичевань, заметна была другом берегу Аракса партия неприятельской кавалерии из 5000 человек, под начальством Наги-Хана и Гассан-Хана. Посланный против нее Генерал-Лейтенант Князь Эристов, с Нижегородским Драгунским полком, двумя сотнями казаков, Грузинской милицией и 4-мя конными орудиями, приблизился к Араксу, и по причине высоты воды не могши переправиться чрез реку, открыл огонь из орудий по неприятелю, занимавшему противоположный берег. Персияне, потеряв несколько человек убитыми, поспешно отступили в горы. Отдаление их от Аракса имело весьма важные следствия. Живущие в горах, по левую сторону дороги, Карапапахцы, Шадлинцы, Милинцы, Мискинли, Коляне, Садарахцы и Шарульцы, в числе 2000 семейств, предали себя безусловно великодушию Его Императорского Величества. Таковая покорность была очень полезна, ибо доставила возможность закупить у них для отряда до тысячи штук рогатого скота и открыла новые способы к продовольствию, через доставление означенными жителями разных съестных припасов в лагерь. Старшины Татарских племен, живущих близ реки Бергушата и Карапапахские старшины также явились к Генерал-Адъютанту Паскевичу, прося о принятии их под покровительство. Корпусный Командир снабдил их охранными листами, а над Карапапахцами назначил начальником Махмет-Агу, соперника Наги-Хана, оставшегося с половиною племени при Гассан-Хане.

По занятии города Нахичевана Корпусный Командир расположился со всем штабом в ханском доме, Лейб-Гвардии Сводный полк был размещен в садах, Карабинеры и 3-я легкая артиллерийская рота были выдвинуты далее к Аббас-Абаду, а прочие войска расположены вниз по течению родника Нахи, коего чистая вода в изобилии напояющая землю, есть первейшее сокровище в Нахичевани.

Обильная жатва пшеницы и Сарачинского пшена, в окрестностях города, давала возможность обеспечить на некоторое время продовольствие отряда. Корпусный Командир приказал, чтоб каждая рота намолотила по сто четвертей пшена, платя за каждую четверть по рублю серебром.

28-го, 29-го и 30-го Июня Генерал-Адъютант Паскевич, с частью войск, производил лично рекогносцировку Аббас-Абада. Крепость эта, выстроенная по правилам Европейской фортификации, изображает правильный шестиугольник с 6-ти бастионами. Примыкая одним фасом к Араксу, и имея всегда свежую воду, вредит переправе. Ров крепости шириною в 2 1/2, а глубиною в 2 сажени, и защищен боковою обороною; а покрытый путь и гласис устроены превосходно. Во все время рекогносцировки происходили одни незначительные сшибки наших Драгун с Персидскими наездниками.

1-го Июля весь отряд, под Начальством Генерал-Адъютанта Паскевича, выступил к Аббас-Абаду, и занял позицию в 2-х верстах от сей крепости при реке Араксе. Поручив Генерал-Лейтенанту Иловайскому с казаками прикрывать действия осадного корпуса со стороны Аракса, Корпусный Командир приказал в ночь с 1-го на 2-е число приступить к открытию траншей. Заготовив фашины и туры, целый батальон, вооруженный лопатками и кирками, начал рыть параллели с такою деятельностью, что к утру против одного фаса крепости были поставлены на батарею шесть орудий 2-й легкой роты, а против другого также шесть орудий той же роты: точки соприкосновения соединены траншеею.

Беспечные Персидские часовые не заметили производившихся работ, хотя со всем старанием, действовать тише, нельзя было избегнуть некоторого шума. Заря 3-го числа, показавшись на горизонте, осветила вновь устроенные батареи и поразила ужасом неприятелей, которые не верили глазам своим, что так скоро могли совершиться осадные работы. После продолжительного рассматривания, Персияне наконец уверились, что это не мечта, и открыли сильный пушечный огонь по лагерю. Корпусный Командир, не смотря на то, что неприятельские ядра ложились весьма близко к его и церковной палатке, с обыкновенным своим хладнокровием замечал направление выстрелов, и, рассмотрев амбразуры, приказал открыть огонь по крепости. Удачное действие нашей артиллерии произвело то, что в скорости два неприятельских орудия были подбиты и амбразуры засыпаны. Весь день продолжалась перестрелка; заметив, что стена, прилегающая к бойницам, была довольно тонка, тотчас было сделано распоряжение, чтобы выстрелы одной из наших батарей были направлены бить брешь, между тем, как другая должна была обстреливать куртины, и, бросая гранаты во внутрь крепости, наносить по возможности вред неприятелю.

В ночь с 3-го на 4-е число осадные работы продолжались, линию атаки подвигали вперед, стали приближаться к 3-й параллели и устроили новую батарею, на которую поставили шесть орудий конной роты. Неприятель, более бдительный на этот раз, заметив наши действия, открыл сперва со стен редкую ружейную пальбу, а потом сильный пушечный и ружейный огонь. Генерал-Адъютант Паскевич, лично приехав к работам -- дабы отвлечь внимание неприятеля от оных, приказал действовать с наших батарей, коих меткие выстрелы заставили в скорости молчать крепостную артиллерию, и в ту же ночь еще 12 батарейных орудия были поставлены на вновь устроенную батарею.

4-го числа главнейшие работы были кончены: первая батарея с 12-ю батарейными и 6-ю легкими орудиями, под начальством Полковника Долгова-Сабурова, имела назначение бить брешь. Вторая с 6-ти легкими орудиями, под начальством Подполковника Ильинского, должна была обстреливать куртины, вредить внутрь крепости и обезоруживать бастион, на который предназначено было вести атаку. Третья батарея по ту сторону Аракса, на высоте, командовавшей крепостью, состояла из 6-ти орудий конной роты No 13, под начальством Капитана Костыря. Назначение ее было одинаковое со второю, но кроме того она долженствовала препятствовать неприятелю брать воду. Действие наших батарей было так удачно что в течении 4-го числа, крепостная стена во многих местах подалась, а в бастионе сделалось столь порядочная брешь, что сквозь оную можно было различать крепостные строения.

Во время осады получено было известие, что значительные неприятельские силы сосредоточены были в городе Хое, а 10,000 корпус, под личным предводительством Аббас-Мирзы, в виде авангарда, находился в укрепленной позиции при Черче. Аббас-Мирза, предприняв намерение освободить Аббас-Абад от осады, двинулся к Араксу, приказав Гассан-Хану, брату Сардаря Эриванского, с своею конницею двинуться от Шарура и присоединиться к нему. План Аббас-Мирзы состоял в том, чтобы отвлечь наши силы от крепости и стараться заманить к своей укрепленной позиции, где мог действовать с большим успехом, а таковою диверсию дать возможность Гассан-Хану напасть на наш вагенбург.

Нельзя не отдать справедливость воинскому гению Аббас-Мирзы, очевидно проявлявшемуся во всех его предположениях, которые вообще были бы возможны, если бы он имел дело не с столь опытным Полководцем, как Князь Варшавский Граф Паскевич Эриванский, и если бы Персидские воины, храбрые по одиночке, не были вообще нестройными массами, как скоро следовало сражаться по правилам в Генеральном деле. Главнейший недостаток в соображениях Аббас-Мирзы, происходил от излишней самонадеянности и от надежды на свои регулярный войска, коих он мог одеть прилично и заставишь исполнять Европейские эволюции, но не мог вдохнуть в них тех достоинств, которые составляют истинного воина: благородного самоотвержения, высокого понятия о чести и беспредельной покорности к начальнику. Европейский воин, умирая на поле битвы, радуется успеху, одержанному его товарищами над неприятелем; но, напротив того, в Персидских войсках каждый думает только о себе и говорит: "какая мне нужда, что неприятель будет разбит и мои товарищи восторжествуют, если меня не будете на свете?"

5-го числа Генерал-Лейтенант Иловайский донес Корпусному Командиру, что значительные неприятельские партии начали появляться за Араксом. Генерал-Адъютант Паскевич, всегда решительный и быстрый, принял тотчас намерение, предупредить неприятеля, и, оставив, часть войск у Аббас-Абада и Нахичевана для прикрытия батарей, лагеря и обозов, сам с частью артиллерии, 8-ми батальонами пехоты и всею конницею, состоявшей из 2-й Уланской дивизии, Нижегородского Драгунского и казачьих полков, выступил на встречу неприятеля. Дабы облегчить переправу чрез быстрый Аракс, Генерал-Адъютант Паскевич приказал устроить мост на бурдюках (воловьих шкурах, наполненных воздухом), а кавалерия и артиллерия перешли реку брод. Драгуны и казаки, под начальством Генерал-Адъютанта Бенкендорфа и Генерал-Лейтенанта Иловайского, переправившись, первые отразили блистательно натиск неприятеля, а прибытие пехоты заставило Персиян отступить к своим главным силам.

Отряд Генерал-Адъютанта Паскевича, не смотря на сильный зной, затруднительное местоположение по всему пространству дороги, обрывистый, высокий и каменистый берег Аракса, представлявший для подъема артиллерии чрезвычайные трудности, с невероятною скоростью прошел 15 верстное пространство до неприятельской позиции. Выбор оной и боевой порядок Персиян, показывал, что Аббас-Мирза не совсем было чуждо искусство пользоваться местностью по мере возможности.

Правый фланг его, состоявший из отборной Шахской конницы, под командою Аллаяр-Хана, огибал скалу, покрыв оную сильной партией Куртинской кавалерии. Левый под начальством Гассан-Хана и Ибрагим-Хана, примыкал к Араксу. Центр, занимавший все возвышения, состоял под личным начальством Аббас-Мирзы под коим командовали: сыновья Шаха: Мелих-Касеум-Мирза и Али-Наги-Мирза Базбинский. Намерение неприятеля было сделать усиленное нападение на наш левый фланг, дабы, опрокинув оный, устремиться со всею массою на пехоту и подавить ее; но быстрота Генерал-Адъютанта Паскевича, мужество наших войск и меткие выстрелы нашей артиллерии, решили иначе судьбу сражения.

Увидя приближавшиеся наши войска, неприятель немедленно бросился обскакать правый наш фланг, устремя против левого густую колонну своей кавалерии. Наши казачьи полки, под командою Генерал-Лейтенанта Иловайского, поддерживаемые кавалерией под начальством Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, храбро выдержали первую атаку Персиян. Генерал-Адъютант Паскевич, подоспев с головою колонны, немедленно обратил против правого неприятельского крыла Нижегородский Драгунский полк с 4-мя орудиями, и, поставя в резерве Борисоглебский Уланский полк, повел атаку на правое неприятельское крыло, прикрыв казачьими полками свой правый фланг. Как же скоро остальные войска подоспели к месту сражения, то Генерал-Адъютант Паскевич приказал Генерал-Лейтенанту Князю Эристову, с двумя дивизионами Драгун, выбить неприятеля из ущелья, со стороны левого нашего фланга. Это нападение произведено было с блистательным успехом. Неприятель рассеялся по горам, при чем Нижегородский Драгунский полк, преследуя бегущих, отбил одно знамя; после чего, находя возможным занять холм, командовавший неприятельскою позицией, приказано было пехоте овладеть оным. Не смотря на убийственный пушечный огонь со стороны Персиян, пехота решительно овладела холмом, а Нижегородский Драгунский полк произвел две блестящие атаки и отбил у неприятеля два знамя, из коих одно было самое главное с надписью: победоносное. Знамя это взято лично Нижегородского Драгунского полка Поручиком Левковичем. Неприятель, видя, что левый фланг его совершенно разбит и занятие холма дало решительный перевес нашим войскам над центром Персидской позиции -- бросил и вторую цепь возвышений, на которых хотел держаться и обратился в бегство в крайнем беспорядок.

Генерал-Адъютант Паскевич прошел еще 8 верст далее неприятельского лагерного места, и остановился на урочище Хумлар у ручья Джавак-Булах, приказав казачьим полкам, Уланской бригаде и Нижегородскому Драгунскому полку, преследовать неприятеля по пятам. Наша кавалерия преследовала Персиян с таким успехом, что не давала им опомниться. Аббас-Мирза едва успел ускакать от наших Драгун. Его ружье и носивший оно Пиш-Хадмет, достались в наши руки. Преследуя неприятеля, наша кавалерия прошла более 35 верст. Неприятель лишился в Джаван-Булахском деле двух знамен, 400 человек убитыми и до 100 пленных, в числе коих были особенно замечательны: Зейман-Хан, начальник сильного Мухдемского племени, Эскер-Хан, Вели-Хан, Пиш-Хадмет, любимец Аббас-Мирзы, Мегмет-Асад-Уллахар, родственник Шаха, и Ниджер-Али-Султан. С нашей стороны убито 1 Капитан, 1 Есаул, 7 человек нижних, чинов; ранено Маиор 1, нижних чинов 28, и без вести пропавших три.

Во время сражения Аббас-Абадский гарнизон сделал довольно сильную вылазку, но был отбит с уроном.

Победа Джаван-Булахская явила новое доказательство, что решительность и быстрота в действиях, в войнах с Азиатцами, всегда увенчивается успехом. Быстрое движение Генерал-Адъютанта Паскевича при первом известии о появлении неприятельских партий за Араксом, лишило Персиян содействия своей пехоты, которая не участвовала в сражении, оставаясь в 28 верстах от места действия в Каразиадине, чрез что Персияне должны были сражаться одною кавалериею, которая, как известно, никогда не может устоять против нашей артиллерии и пехоты. Быстрое занятие холма, командовавшего центром неприятельской позиции, и в то же самое время атака левого неприятельского крыла и обеспечение своего фланга казачьими полками, решило участь сражения. Чем более похвал заслуживает распоряжение Генерал-Адъютанта Паскевича в Джаван-Булахском деле, тем более Аббас-Мирза подвергается справедливым упрекам: предпринимая освободить Аббас-Абад, осажденный довольно значительным Русским отрядом, с какою целью он раздробил свои силы, оставя пехоту в резерве, отодвинул от оной кавалерию на 28 верст, и приказав своим партиям появиться у Аракса, с намерением вызвать Генерал-Адъютанта Паскевича на сражение, почему не соединил пехоту с кавалериею, ослабив чрез то себя совершенно. Заняв все возвышения в центре позиции, он мог видеть, что холм, о коем мы уже упоминали, по своему возвышению есть главнейший пункт, а потому должен быть укреплен усиленным образом, и на защиту оного должно было истощить все усилия; но напротив того, этого вовсе не было сделано и холм был занят совершенно однообразно с прочими возвышениями.

Генерал-Адъютант Паскевич с частью войск возвратился в ту же ночь к реке Араксу, а остальные прибыли на другой день. Невозможно описать отчаянья до которого доведен был Аббас-Абадский гарнизон, узнавши о поражении Аббас-Мирзы, когда в 9 часов утра 6-го Июля принесены были знамена, отнятые у неприятеля и при залпе с дивизиона, выставлены на главной нашей батарее. Генерал-Адъютант Паскевич послал в крепость одного из пленных, рассказать о происходившем сражении, как самовидца, и требовал сдачи крепости. Комендант Магамет-Эмин-Хан просил трехдневного срока, в чем однако ему было отказано. Во весь день с крепости производима была слабая стрельба. В вечеру явился на батарею Сарбазский офицер с белым флагом, прося позволения выехать из Аббас-Абада старшинам для переговоров о сдаче крепости. Получив дозволение, по пробитии вечерней зари явились к Генерал-Адъютанту Паскевичу начальники батальонов Нахичеванского и Тавризского, занимавших гарнизон в Аббас-Абаде, и объявили, что крепость сдается безусловно.

7-го числа происходила сдача крепости со всеми воинскими почестями. В 7 часов утра Генерал-Адъютант Паскевич, в сопровождении Генералитета и своего штаба, прибыл на нашу главную батарею. Гарнизон крепости выстроился в полном параде на гласисе и поставил ружья в сошки на кроне гласиса. Потом Главноначальствующий в крепости, Магмет-Эмин-Хан, зять Шахский, явился впереди покорившегося войска и поднес ключи крепости. За ними следовали старшины и почетные лица области. Оба батальона Персидской регулярной пехоты проходили церемониальным маршем и каждый батальонный командир вручил знамя своего батальона; за войском следовало духовенство, а за оным жители. Лейб-Гвардии Сводный полк с распущенными знаменами и музыкою вошел в крепость, и, оставив караул у Сарбазских ружей, занял оную.

Генерал-Адъютант Паскевич въехал в Аббас-Абад, и обошед крепостные стены, любовался брешем, уже довольно широким, но заложенным огромными мешками хлопчатой бумаги. Вслед за тем, при 101 пушечном выстреле из новоприобретенных орудий, отправлено было торжественное молебствие за успехи, дарованные Российскому оружию. В крепости взято 18 пушек и значительные военные и продовольственные запасы.

Покорение этой крепости, лежащей на самом берегу Аракса, и повелевающей обеими берегами этой реки и Нахичеванскою дорогою, весьма важно в стратегическом отношении. Жаль только, что климат в крепости есть самый убийственный: кругом ровное песчаное поле, жар необыкновенный, достигающий часто до 49^о по Реомюру, и сверх того вода в Араксе всегда изобилует тиною, вообще неприятна для вкуса и крайне нездорова. Дабы вполне обрисовать климат Аббас-Абадский, довольно сказать, что жители окрестных мест, поссорясь с кем-нибудь, и желая ему всевозможного вреда, не находят для этого сильнейших выражений, как пожелав своему врагу жить в Аббас-Абаде.

9-го Июля Генерал-Адъютант Паскевич, узнав, что кочующие за Араксом в горах, окружающих реку Кизилчай 1000 семейств, желают перейти в наши пределы. Дабы дать им способы к безопасному переселению, прикрыв вооруженною рукою от нападения, которое могли сделать на них Персияне из лагеря Аббас-Мирзы, расположенного при Чорче, Корпусный Командир послал Генерал-Маиора Барона Сакена 2-го с 8-ми ротами пехоты, Серпуховским Уланским и Донским казачьим Леонова полками при 6-ти легких орудиях. Генерал-Маиор Барон Сакен прошел в двое суток более 80 верст по самым затруднительным дорогам через горы и крутизны, и во время этой экспедиции находился только в 20 верстах от лагеря Аббас-Мирзы, расположенного при Чорче, но неприятель не показывался и Генерал-Маиор Барон Сакен, возвратился через два дня и переселил означенные 1000 семейств в Нахичеванскую провинцию.

13-го Июля старшина деревни Гук-Хук явился к Генерал-Адъютанту Паскевичу с известием, что жители оной, в числе 600 семейств, возвратились в свои жилища.

17-го Июля Наиб Урдабадский, назначенный Генерал-Адъютантом Паскевичем, известил его, что большая толпа Персидской кавалерии намерена сделать нападение на Урдабадский округ, при чем также Наиб Нахичеванский, Эксан-Хан, обещал собрать бывший Сарбазский батальон, и действовать согласно с назначением Корпусного Командира. Находя полезным, показать Урдабадским жителям, что Российское правительство всегда готово, оказывать достаточное пособие прибегающим под его покровительство, хотя бы это и было в самой черте военных действий, Генерал-Адъютант Паскевич, составив отряд из Тифлисского пехотного и двух Черноморских казачьих полков при 6-ти орудиях Донской конноартиллерийской No 3 роты, поручил начальству Генерал-Маиора Князя Вадбольского, приказав ему отправишься в Урдабад, и приняв меры для приведения в устройство тамошних дел, вооружить Сарбазский батальон для защиты края, для чего и отправил с ним 400 Персидских ружей и одно 4 1/2 фунтовое орудие. Генерал, исполнив поручение Корпусного Командира во всей точности, возвратился 24-го числа к войскам главного отряда.

Сильный зной и ежедневно увеличивавшееся число больных от вредного климата, понудило Генерал-Адъютанта Паскевича перенести лагерь главного отряда в Карабабу, где возвышенное местоположение, умеряя действия лучей палящего солнца, давало воздуху большую свежесть. 23-го Июля весь отряд сосредоточился в Карабабе и в скорости очевидное уменьшение в числе больных, показывали, что выбор лагерного места сделан был с отличным соображением.

Вскоре после того Наиб Нахичеванский, Эксан-Хан и брат его Ших-Али-Бек, просили Генерал-Адъютанта Паскевича, принять их с прочими Армянским семействами под покровительство России, посему и послан был в Урдабад Генерал-Маиор Князь Багратион с 2-м батальоном Грузинского Гренадерского полка, под командою Флигель-Адъютанта Полковника Барона Фридрихса 4-го. Батальон, выступив из Урдабада 6-го Августа в 11 часов ночи, и приняв под свое прикрытие Эксан-Хана и Ших-Али-Бека с их семействами, двинулся к селению Акулис, где присоединились к оному до 100 Армянских семейств. В 11 часов утра, достигнув селения Ванант, окруженного едва проходимыми ущельями, батальон внезапно был атакован значительными Персидскими силами. Генерал-Маиор Князь Багратион, видя большое неравенство в силах, уступил неприятелю дорогу, заняв по левой стороне крепкую позиции. Неприятель сделал стремительное нападение. Наши войска встретили его с твердою решимостью, и завязалось кровопролитное сражение, продолжавшееся не весьма долго, потому, что неприятель, изумленный отважною обороной горсти храбрых, вскоре отступил к Урдабаду, понеся значительный урон. После того Генерал-Маиор Князь Багратион приказал Армянским семействам и их многочисленным вьюкам следовать в Чалананское ущелье, прикрыв их со всех сторон Грузинскими Гренадерами. Неприятель, заметя это, пустился их преследовать. Но храбрый Грузинский батальон, истощив все средства к обороне против многочисленных неприятелей, расстреляв все патроны, целый день очищал себе путь штыками, и, не уступая ни единого человека в плен, даже из числа раненных, 12-го числа прибыл благополучно в Карабабинский лагерь и привел с собою спасенные из Урдабада семейства, со всем их имуществом, и исполнил с успехом свою цель освобождением преданного нам Эксан-Хана.

Во время этой экспедиции с нашей стороны убиты: Грузинского Гренадерского полка Капитан Подлуцкий и Прапорщик Князь Чавчавадзе; ранены: Капитан Литвинов, Штабс-Капитан Вретов и Прапорщик Лавров. Нижних чинов убито 18, ранено 37.

Генерал-Адъютант Паскевич доносит о следующих примерах храбрости и самоотвержения, ознаменовавших дело при Вананде: когда Капитан Подлуцкий, поспешивший оказать помощь Князю Чавчавадзе, получил смертельную рану, то Персияне бросились к нему, чтобы отрезать голову, но унтер-офицер Кабаков с несколькими Гренадерами, решительно бросился на неприятелей, и, проложив себе дорогу штыками до тела своего Капитана, вынес его из толпы. Штабс-Капитан Вретов, бросившись с стрелками на неприятеля, находясь впереди своих солдат, ободрял личным примером, и вдруг пал пораженный смертельно. Неприятели в значительном числе стеклись около тела, но фельдфебель Яковлев с несколькими стрелками храбро рассеял эту толпу, и, вынеся своего Командира на плечах, возвратился опять на место сражения. Прапорщик Лавров, тяжело раненый и оставленный за мертво, был окружен Персиянами, из коих один занес уже саблю, дабы отсечь ему голову, но в ту самую минуту Флигель-Адъютант Полковник Барон Фридрихс с малым числом солдат бросился к нему на помощь, прогнал неприятеля и спас молодого офицера.

В то время, когда беспрерывные успехи ознаменовали действия главного нашего отряда на берегах Аракса, Сардарь Эриванский с беспокойством смотрел на занятие Эчмиадзина Русскими войсками. Он предчувствовал, что скоро наступит конец его владычеству, и, судя ошибочно, полагал, что наступило благоприятное время, действовать решительно для поправления своих обстоятельств. Ему казалось, что малочисленный гарнизон Эчмиадзинский, лишенный пособия главного отряда, легко будет преклонить к сдаче, как скоро пресечена будет возможность для него дать знать о своем положении Генерал-Лейтенанту Красовскому. Сардарь, в этом предположении, собрав 2000 человек пехоты и 4000 кавалерии при 3-х полевых орудиях, 4-го Июля явился у Эчмиадзинских стен. Коварный Персиянин думал уловить обманом начальника гарнизона и написал к нему письмо по Русски, которое однако едва можно было понять. В этом письме он сначала уведомлял, как будто из дружеского расположения, что Генерал-Адъютант Паскевич удалился из Нахичевана в Джелал-Оглу, а потому предлагал гарнизону отправиться туда же, обещая не препятствовать свободному выходу оного, потом ссылался на духовных монастырских лиц что он им никогда зла не делал в течении двадцатилетнего своего управления, даже не верил наговорам самих мусульман и возобновлял монастырские стены. Далее Сардарь писал, что если гарнизон будет упорствовать, то он возьмет Эчмиадзин силою и тогда не будет в ответственности за разорение монастыря ядрами и бомбами -- ни перед Богом, ни перед духовенством монастырским. Он убеждал начальника гарнизона, не принимать на свою душу греха произвольною гибелью монастыря. Все это оканчивалось фразою, которая сначала казалась очень простодушно выраженною, но доказывала, до какой степени Персияне умеют скрывать свои умыслы под маскою смирения: "как хочешь теперь, делай что придет тебе на ум."

Сардарь полагал, что это хитрое письмо произведет свое действие, и, красиво расположась перед монастырем, окруженный блестящею толпою кавалерии, ожидал ответа -- ожидал, что вскорости отворятся ворота и гарнизон явится с покорностью. Но каково было его изумление, когда Русская граната свистнула с крепости и лопнула подле кавалерии, его окружавшей? Он увидел, что после такого ответа нельзя ожидать ничего доброго, и, отрядив 1000 человек всадников к подошве горы Алагёза, наблюдать за движением отряда Генерал-Лейтенанта Красовского, рассыпал войска свои по долине, окружающей монастырь. Не смотря, что таковым движением прервал он всякую возможность Эчмиадзинскому гарнизону, дать знать о своем положении в Джингулийский лагерь, преданные нам Армяне на другой день известили Генерал-Лейтенанта Красовского о появлении Сардаря. Генерал-Лейтенант Красовский в 9 часов вечера 5-го Июля, с крайнею поспешностью двинулся к Эчмиадзину с двумя батальонами пехоты, двумя легкими и двумя конными орудиями. Он полагал на верное, застать еще Персиян на долине, но Сардарь, получив о сем движении известие от своего наблюдательного отряда, бежал с такою поспешностью в Эривань, что, не смотря на форсированный марш, с каковым Генерал-Лейтенант Красовский прибыл к монастырю, он не застал уже там Персиян. Сардарь после такой попытки, оставил Эчмиадзин в покое.

Разбитый при Джаван-Булахе, потеряв Аббас-Абад и видя сильный отряд Генерал-Адъютанта Паскевича, сосредоточенный в Карабабе и угрожающий Адзербиджану, Аббас-Мирза принял намерение удалить этот отряд от своих границ. Не смея вступить в сражение с Генерал-Адъютантом Паскевичем, он предпринял план смелый и решительный: сделать диверсию в тылу главного отряда. Зная, что Генерал-Лейтенант Красовский имеет под своим начальством весьма незначительное число войска, Аббас-Мирза решился обойти нашу позицию при Карабабе с значительными силами, и в одно и то же время взять Эчмиадзин и уничтожить отряд Генерал-Лейтенанта Красовского. Он полагал, что после этого Генерал-Адъютант Паскевич будет вынужден сделать возвратное движение в Эриванскую провинцию, но надеялся предупредить его, и после разбития Генерал-Лейтенанта Красовского и занятия Эчмиадзина, действовать наступательно.

Столь хорошо обдуманный план делал бы честь всякому Европейскому Полководцу, но он имел дело с Русскими, и все эти блистательные надежды Аббас-Мирзы к поправленью своих обстоятельств были уничтожены гением Генерал-Адъютанта Паскевича и примерною храбростью Генерал-Лейтенанта Красовского, и войск, состоявших под его начальством.

6-го Августа Аббас-Мирза с 10,000 пехоты и 15,000 кавалерии при 22-х орудиях, показался на Эчмиадзинских равнинах. 8-го Августа занял селенье Аштарак по правую сторону реки Абарани. На этом месте он устроил свой лагерь. Позиция была выбрана превосходно, правый фланг примыкал к высоким и скалистым берегам реки Абарани, а левый к горе Алагёзу; перед фронтом глубокие рытвины и каменистая поверхность земли, служили достаточным обеспечением.

10-го Августа в 9 часов утра, значительная толпа Персидской кавалерии, под личным предводительством Аббас-Мирзы, разъезжала пред нашими аванпостами для рекогносцирования, но была разбита и преследована почти до самого лагеря.

Между тем, как это происходило в Эриванской провинции, Тифлисский Военный Губернатор Генерал-Адъютант Сипягин, прибывший лично 8-го Августа в Джелал-Оглу, где сосредоточен был осадный парк, прибывший из России, начал с оным следование к отряду Генерал-Лейтенанта Красовского, бывшего тогда в лагерном расположении при урочище Джингули. Послав партию казаков к Гумрам, Амамлам и Караклису, Генерал-Адъютант Сипягин распорядился столь удачно, что 12-го Августа артиллерия находилась уже за Безобдалом; но, прибыв к Судагенту, заметил, что неприятель в числе 4000 человек кавалерии и пехоты, занял дорогу; а потому, устроив пехоту в выгодном положении, двинулся с кавалерией вперед. Неприятельская конница бросилась было на нашу пехоту, но встреченная огнем артиллерии, рассеялась. Повторив несколько раз свои нападения, и всегда неудачно, неприятель отступил за реку Абарань и расположился между горою Алагёзом и лагерем при Джингули, вероятно с намерением произвести новое покушение, почему и Генерал-Лейтенант Красовский сделал против него диверсию с двумя батальонами пехоты, 300 казаков и 2-мя орудиями. Заметив, что неприятель занимал очень выгодную позицию близ гор, Генерал-Лейтенант Красовский выказал сначала только казаков. Когда неприятель, надеясь, что будет иметь дело только с ними, вступил в сражение и изменил свою позицию, то в то самое мгновение появилась пехота и в короткое время опрокинула неприятеля и заставила спасаться в беспорядке, для преследовала коего послана была Борчалинская Татарская конница, прибывшая с Генерал-Адъютантом Сипягиным. Таким образом все препятствия были уничтожены и осадная артиллерия беспрепятственно прибыла в лагерь Генерал-Лейтенанта Красовского.

15-го числа Августа Генерал-Лейтенант Красовский получил чрез Армян рапорт Эчмиадзинского Коменданта и письмо от Архиерея Нарсеса. Они уведомляли его, что Юсуф-Хан, оставленный Аббас-Мирзою с войсками на монастырских полях, расположив свой лагерь за длинною стеною монастырского сада, в двух верстах от Эчмиадзина, устроил против восточной монастырской стены сильные батареи, в ближайшем расстоянии, угрожая разорить оный до основания: сильная канонада 16-го числа, слышимая в Джингулисском лагере, подтвердила справедливость этих слов.

Необходимо было освободить Эчмиадзин, по тому уважению, что, потеряв оный, мы бы не имели в Эриванской провинции ни одного укрепленного места, в коем хранились бы наши запасы, и потеряли бы весьма много в умах Армян, нам столь усердно преданных, уступя без боя их Святыню, а потому Генерал-Лейтенант Красовский в ночь с 16-го на 17-е Августа выступил на помощь монастырю с 4-мя батальонами пехоты, 500 казаков и 12-ти орудиями. Войска тронулись колоннами, прикрывая огромный транспорт, с ними бывший, в следующем порядке: по правую сторону два батарейных, по левую два легких орудия; за первыми одна колонна, за вторыми другая 9-го Егерского полка, потом четыре легких орудия и две колонны Крымского пехотного полка, за оными обоз. По правую сторону дороги, занимаемой обозом во всю его длину, четыре колонны Сводного батальона для подкрепления боковых патрулей, по левую 500 казаков; в арьергарде, под командою Инженер-Генерала Трузсона, 40-й Егерский полк в двух колоннах, имея при себе два батарейных и два легких орудия. Все эти войска едва составляли 2500 человек. Каменистые и крутые спуски и вообще затруднительная дорога, производившая ежеминутно ломку в обозе, были причиною, что только к 7-ми часам утра отряд достиг высот между селениями Аштараком и Ушазаком. На этом месте неприятель ожидал наши войска, заняв обе стороны реки Абарани и возвышение. Аббас-Мирза устроил главную батарею против дороги, ведущей в Эчмиадзин, и пролегавшей между огромными камнями и скалами, расположил свою пехоту в три линии, примыкая левым флангом к реке Абарани, а правым пересекая самую дорогу, занял все возвышения своею кавалерией.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

Имея на этом месте под своим начальством 25,000 пехоты и кавалерии и 22 орудия, Аббас-Мирза, в полной уверенности на успех, показал своим войскам на наш малый отряд, ободрил их превосходством своих сил, многочисленной артиллерией, выгодною позицией и сильной батареей, под выстрелами коей должно было следовать Русскому отряду, и что всего важнее для корыстолюбивых Персиян, обещал платить по 10 червонных за каждую Русскую голову, которая будет ему доставлена. Все эти обстоятельства произвели то, что никогда Персияне не дрались с Русскими с таки ожесточением, как в деле 17-го Августа. Отряд Генерал-Лейтенанта Красовского находился в самом критическом положении, обремененный огромным обозом, долженствующим идти между скалами и горами, унизанными неприятелем, в десять крат сильнейшим. Кроме этих трудностей должен был бороться и с самою природою, потому, что день был необыкновенно знойный, и на всем пространстве между Джингули и Эчмиадзином почти ни капли воды, если исключить речку Абарань, текущую на половине пути и летом обыкновенно мутную и маловодную. Неприятель, пропустив сначала отряд наш, стремительно атаковал арьергард и ядра посыпались с всех высот, сильные толпы неприятельской кавалерии бросились с запальчивостью на наши колонны, но всегда были отражаемы действием нашей артиллерии и штыками пехоты. Атаки Персиян, покровительствуемые сильным огнем 22-х орудий, наносили величайший вред нашим обозам; но все это не мешало храбрым сподвижникам Генерала Красовского продолжать свое следование. 10 часов сряду продолжалась кровопролитная битва с ужасным ожесточением. С нашей стороны употреблено в этот достопамятный день все, что отчаянная храбрость, решительность и самоотвержение имеют наиблистательнейшего. Генерал Красовский лично подавал пример своему отряду: под ним убита лошадь и он получил сильную контузию в правую руку с повреждением кости. Войска наши были беспрестанно на столь близком расстоянии с неприятельскими толпами, что под конец сражения не осталось ни одного заряда. Потеря с обеих сторон была весьма значительна. Неприятель лишился убитыми и ранеными более 3000 человек. С нашей стороны убито: два отличные Штаб-Офицера, Командир Крымского пехотного полка Подполковник Головин, и Севастопольского пехотного полка Маиор Белозер, Обер-Офицеров 4, нижних чинов 679; ранено: сам Генерал-Лейтенант Красовский, Командир 40-го Егерского полка Подполковник Шумский, Штаб-Офицеров 3, Обер-Офицеров 13, нижних чинов 318, и сверх того без вести пропавших 134 человека: потеря ужасная из войска, составлявшего едва 2500 человек. Не доходя до Эчмиадзина двух верст, неприятель еще раз был отражен на всех пунктах непоколебимою храбростью офицеров и солдат, изнуренных зноем, жаждою и десятичасовою беспрерывною борьбою с многочисленным неприятелем.

Когда войска наши вступили в Эчмиадзин, то неприятель в ту же ночь снял свои батареи и перенес свой лагерь на реку Зангу выше Эривани. Генерал-Лейтенант Красовский более всего отдает справедливость отличным распоряжениям командовавшего в этот день артиллерией Полковника Гилленшмита.

Генерал-Адъютант Паскевич, получив от Генерал-Лейтенанта Красовского донесение о прибытии Аббас-Мирзы с значительными силами в Эриванскую область, и о сражении 17-го Августа, немедленно сделал следующее распоряжение: Лейб-Гвардии Сводному, Грузинскому Гренадерскому, Ширванскому пехотному, 7-му Карабинерному, Чугуевскому Уланскому, Нижегородскому Драгунскому, Донским казачьим Иловайского и Шамшева и Карпова полкам, и 30-ти орудиям артиллерии, приказал 28-го Августа собраться в Нахичевани, расположился с этим отрядом выступить на подкрепление Генерал-Лейтенанта Красовского. Но дабы в то же самое время иметь возможность угрожать Адзербиджану и воспрепятствовать Али-Наги-Мирзе и Гассан-Хану, расположенным с Персидским арьергардом близ Чорча, действовать в тылу нашего отряда, Генерал-Адъютант Паскевич оставил все прочее войска, с ним бывшие, в Карабабе под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, и приказал присоединиться к нему двум батальонам 20 пехотной дивизии, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева. Корпусный Командир поручил Князю Эристову предпринять по возможности экспедицию к Маранду, Чёрсу или Маку.

29-го Августа Генерал-Адъютант Паскевич с своим отрядом выступил к Эривани. Дорогою он получил известие, что Аббас-Мирза все еще находится под Эриванью и занимает лагерь выше крепости на реке Занге.

4-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич прибыл с своим отрядом в Эчмиадзин. Аббас-Мирза, узнав о его прибытии, оставил свою позиции и отошел к замку Каракалы на Араксе, в расстоянии 15-ти верст от Сардарь-Абада. 8-го Сентября явились к Генерал-Адъютант Паскевичу посланные от значительной части Эриванской области, сосредоточенных в горах около соляной ломки, называемой Кульпи, с испрашиванием вспомоществования войсками, обещаясь выдать несколько четвертей хлеба, принадлежащего Персидскому правительству. Сверх того сделалось известно, что действительно в Кульпах находятся значительные запасы хлеба, соли и несколько сот штук рогатого скота. Дабы удостовериться в том и принять под свое покровительство изъявлявших покорность Эриванских жителей, Генерал-Адъютант Паскевич со всем своим отрядом двинулся к Араксу, и 10-го числа имел ночлег при деревне Калеарх. На этом месте явился к нему управляющий Кульпами, Юсуф-Бек с Армянскими старшинами, которые, подтвердив известие о значительном запасе провианта, принадлежавшего Персидскому правительству, обещали сверх того, в доказательство своего усердия и преданности к России, продать для отряда до 400 четвертей хлеба и несколько штук рогатого скота. Дорожа всякою возможностью к обеспеченно продовольствия для отряда, Генерал-Адъютант Паскевич откомандировал в Кульпи начальника Корпусного штаба Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена 2-го, с 11-ти ротами пехоты и 6-ти орудиями, отправя с ним всю кавалерию, исключая одного казачьего полка, дабы употребить оную для перевозки хлеба и ячменя; сам же остался при Калеархе, имея намерение двинуться к Сардарь-Абаду, дабы взятием этой крепости облегчить для себя взятие Эривани и не быть обеспокоиваем с бока, почему и дал повеление Генерал-Лейтенанту Красовскому, оставя в Эчмиадзине Егерскую бригаду 20-й пехотной дивизии, поспешить к нему с остальными войсками, и доставить часть осадной артиллерии и парки. Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, прибывши в Кульпи, нашел это место вовсе неудобным к защите небольшим гарнизоном, и по этой причине, не оставив там никакого отряда, забрав весь провиант и прибегнувших под покровительство России часть Кульпинских жителей, и 300 семейств из деревень, подвластных Эчмиадзинскому монастырю, возвратился 12-го числа в лагерь при Калеархе. В тот же день прибыл еще туда из Грузии батальон Кабардинского пехотного полка. Аббас-Мирза, узнав о движении Генерал-Адъютанта Паскевича к Араксу, с крайнею поспешностью двинулся вниз по правому берегу этой реки, и, остановился в 70-ти верстах от Эчмиадзина, против местечка Давалу, дабы сблизиться с городом Хоем.

13-го числа весь отряд перешел к деревне Шагри-Ару, и была произведена рекогносцировка Сардарь-Абада. Крепость эта четырехугольная, имеет в каждом фасе около 250 сажень. Три фаса с двойными стенами и прочными башнями. Южный фас имеет одну только стену; с углов же, где башни, на несколько сажен двойную. Исключая этого фаса, к коему примыкает большой сад, со всех сторон место открытое. По известиям лазутчиков, гарнизон крепости состоял из 2000 человек Сарбазов, под начальством Фет-Али-Хана, внука Сардаря Эриванского. По таковым обстоятельствам Генерал-Адъютант Паскевич решился атаковать южную сторону с фронта, действием части осадных и батарейных орудий анфилируя оную единорогами и мортирами, от запада, где небольшое возвышение позволяло с выгодою поставить орудия. За недостатком воды, которая находилась только в канавах, проведенных из Аракса, Генерал-Адъютант Паскевич расположил свои войска, по необходимости, с одной стороны ближе к реке и не мог совершенно окружить крепость, потому, что некоторые войска находились бы тогда в 10-ти верстах от воды, и подверглись бы большему изнурению. Таковое обстоятельство дало возможность, в ночь с 14-го на 15-е число пробраться в крепость Гассан-Хану, брату Сардаря Эриванского, с небольшою свитою. Он своим прибытием восстановил несколько дух гарнизона, совершенно расстроенного наступающею опасностью.

В ту же ночь с 14-го на 15-е число построен был редут на четыре батарейных единорога, для анфилады южной стороны крепости. Для работ употреблены были два батальона Карабинер и две роты Пионер. Туры и фашины были доставлены на казачьих лошадях. Едва только начали производить работы, как с крепости открыт был довольно сильный огонь; но не смотря на то, устройство батарей и траншей ни на минуту не прерывалось. К рассвету необходимые работы были кончены. Шесть батарейных, и два легких орудия поставлены в амбразуры. На рассвете 15-го числа открыта пальба наших батарей. Персияне, дабы очистить место, вышли из крепости и начали рубить сад. Для прогнания их Полковник Фридрихс, бывший тогда старшим на батарее, оставя за бруствером в готовности роту, приказал одному артиллерийскому офицеру с двумя орудиями приблизиться к саду на картечный выстрел. Как скоро орудия приблизились и открыли огонь картечью по Сарбазам, засевшим между кустами, то они пустились опрометью бежать. Со стен и башен крепости Персияне продолжали стрелять из пушек и ружей, но без великого вреда.

16-го числа по утру прибыл Генерал-Лейтенант Красовский с осадною артиллериею. К сумеркам Лейб-Гвардии Сводный полк, батальон Ширванского, батальон Крымского пехотных полков, две роты Пионеров и 6 легких орудий, под командою Начальника штаба Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена и Инженер-Генерал-Маиора Трузсона, без малейшего шума прошли садом до того пункта, где предположено было, в 200 саженях от крепости, произвести осадные работы. В ночь открыта первая параллель и заложена батарея на 18 орудий. Неприятель, заметив движение наше, производил около получаса довольно сильный огонь, не причинив никакого вреда осаждающим. В ту же ночь заложена кессель-батарея на две мортиры для анфилады южной стороны от запада, обще с построенным прежде редутом, который весьма беспокоил гарнизон.

17 числа во весь день производим был огонь с нашей стороны, заставивши в скорости молчать неприятельские орудия. В ночь на 18-е число поставлены были в параллель осадные и батарейные орудия, состоявшие из 3-х 24-х фунтовых пушек, одного пудового единорога и 8-ми полупудовых. В кессель-батарее поставлены были две двухпудовых мортиры и шесть кегорновых, сверх того на другой батарее поставлены четыре мортиры. Во всю ночь дождь много препятствовал работам. С рассветом 18-го числа открыт сильнейший огонь из всех орудий. Действие оных было чрезвычайно разрушительно; не более как чрез полчаса башня над воротами обрушилась, а вершина куртины, по левую сторону оных, была сбита на два аршина. К полдню стены крепости во многих местах были чувствительно повреждены и верхи башен посыпались в глубокий ров. Дивизионные залпы были столь сильны, что земля тряслась под ногами, а крепость казалась одетою дымом, между коим как огненные точки сверкали гранаты и бомбы, и несли смерть и разрушение во внутрь крепости. Все крепостные башни замолчали, только одна левая косвенными выстрелами удачно разбивала амбразуры и мешала нашей стрельбе. Для прекращения вредных действий этой башни, велено было двум орудиям занять противоположное ей место, что и было исполнено под сильным ружейным огнем неприятеля. Эти орудия во всю ночь сильно беспокоили Персиян и отвлекали внимание их от наших работ, которые продолжались с большим успехом, и, для приближения батарейных орудий к атакованному фасу, выведен был летучею сапою первый зигзаг, длиною в 200 сажень, в расстоянии 100 сажень от угловой башни крепости. Похвальная дисциплина Лейб-Гвардии Сводного полка была столь велика, что стрелки, расположенные впереди рабочих, только в 60 саженях от крепости, не отвечали ни одним выстрелом на производимую неприятелем пальбу по рабочим: от этого выстрелы с крепости не производили никакого вреда, потому, что неприятель не мог узнать с точностью о месте производства работ, и во всю ночь у нас был только один человек убит и один ранен; к утру в конце зигзага устроена была батарея из 6-ти легких орудий для действия против угловой юго-западной башни крепости. Удачным действием наших батарей, днем 19-го числа стена между воротами и левою башнею совершенно сбита почти на сажень от вершины. Бомбы, падая внутрь крепости, разрушали непрочные Азиатские строения, которые под своими развалинами погребали несчастных жителей, искавших в них убежища.

Около 5-ти часов вечера явился на бреши парламентер с белым развевающимся полотном. Нашим батареям приказано было замолчать, и чрез несколько минут он явился на нашу главную батарею и униженно поднес Генерал-Адъютанту Паскевичу письмо от Гассан-Хана. Гордый этот сановник просил перемирия на три дня и дозволения выйти ему с гарнизоном. "Скажи Гассан-Хану," отвечал Корпусный Командира, "что, если он не сдает крепость немедленно, то чрез 24 часа со всем своим гарнизоном будет на штыках гренадера." Трепещущий парламентер, забыв о выгодах своего повелителя, просил об одной милости, чтоб не стреляли пока он войдет в крепость. Ему отвечали, что он напрасно беспокоится, и что подобное правило всегда соблюдается. Но лишь только спустился он чрез брешь, то Генерал-Адъютант Паскевич приказал усилить огонь с батарей: дивизионный залп потряс стены колеблющегося Сардарь-Абада. В 8 часов вечера Гассан-Хан с крайнею поспешностью вышел с своим гарнизоном из противоположных ворот крепости. Жители появились на стенах и начали приглашать наши войска занять крепость. Генерал-Адъютант Паскевич, приказал пехоте вступить в Сардарь-Абад, послал кавалерию под начальством Генералов: Бенкендорфа, Барона Розена и Шабельского, преследовать Гассан-Хана. Наши войска, настигнув его, гнали более 10-ти верст и нанесли ему жестокое поражение. Потеряв более 500 человек убитыми и ранеными и 250 пленными, Сардарь-Абадский гарнизон рассеялся в разные стороны и Гассан-Хан только со 100 человеками кавалерии, пользуясь темнотою ночи, едва спасся от наших Улан и скрылся в ущелье к стороне Талыни. В Сардарь-Абаде взято 13 орудий, значительное количество пороху, других снарядов и запасов и 14,000 четвертей хлеба, что послужило значительным обеспечением продовольствия для всего отряда, и дало возможность приступить немедленно к осаде Эривани.

Сардарь Эриванский, узнав о взятии Сардарь-Абада и не надеясь удержатся в Эривани, удалился за Аракс. Генерал-Адъютант Паскевич, получив известие в ночь с 20-го на 21-е число, отправил Полковника Раевского с Грузинским Гренадерским, Нижегородским Драгунским и казачьим Иловайского полками при 4-х орудиях, дабы, воспользовавшись темнотою ночи, напасть нечаянно на неприятеля. Полковник Раевский, прибыв к утру 21-го числа в деревню Хали-Фалу, в 40 верстах от Сардарь-Абада, узнал, что Сардарь Эриванский еще накануне удалился в горы к Турецкой границе, и Гассан-Хан успел уже с ним соединиться. Вместе с рассветом заметно было крайне поспешное удаление неприятеля к горам; а потому Полковник Раевский, находя невозможным нечаянное нападение, принужден был возвратиться.

В то же самое время, как это происходило в Сардарь-Абаде, Генерал-Лейтенант Князь Эристов, командовавший отрядом, остававшимся в Карабабе, и получивший 7-го Сентября в подкрепление 2-ю бригаду 20 пехотной дивизии, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева, узнал 12-го Сентября, что Аббас-Мирза со всеми своими войсками следует от Шарура к Хое и намерен сделать нападение на Нахичевань. Дабы разрушить таковое намерение, Князь Эристов собрал 13-го Сентября под Нахичеванью отряд из 5 рот Херсонского Гренадерского, 7 Козловского, 7 Нашебургского и 6 Тифлисского пехотных полков, одной Пионерной и одной Сводной роты из выздоравливающих людей, из Белгородского и Сводного Уланских полков, и казачьих Донского Полковника Леонова и 700 Черноморцев 1-го и 4-го, 8-ми батарейных орудий, 12-ти легких, 4-х конных и 2-х горных единорогов. 15-го числа отряд этот выступил по Хойской дороге. Авангард оного, под начальством Генерал-Маиора Барона Остен-Сакена, в 7-ми верстах от Нахичевани, встретил передовые посты неприятеля, сбил их и преследовал до брода Кыйгача, в 50 верстах выше Аббас-Абада. Аббас-Мирза, видя, что намерение его открыто, переправился поспешно за Аракс. Его пехота, в числе 500 человек, бросив шанцы, устроенные на возвышениях, в крайнем беспорядке потянулась по Хойской дороге. Отряд же кавалерии, коей примерно можно было полагать до 10,000, остановясь на правом берегу реки, открыл огонь по нашей кавалерии. Бывший в авангарде Командир конной No 13-й роты, Капитан Костырь, удачным действием заставил молчать неприятельскую артиллерию, которая отступила с поспешностью. Ее примеру последовала и Персидская конница, как скоро показались наши главные силы. Отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова сделал весьма трудный переход в 25 верст, переправился чрез Аракс и расположился лагерем. 16-го Сентября отрад продолжал следовать по дороге к Назику. Его наблюдали с высот сильные партии Персидской кавалерии, сделавшие движение в право на Шах-Булах. Заметив, что движение отряда продолжается на Назик, неприятель сосредоточился на Хойской дороге, но не смел препятствовать движению Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, который, прибыв в Назик, увидел в право в 8 верстах неприятельское войско, занявшее выгодную позицию. Но так было сильно впечатление, произведенное над Персиянами беспрерывными нашими успехами, что, не смотря на то, что в этой позиции у них находились довольно значительные силы, при первом наступательном движении нашего отряда, они бросили оную и начали отступать по Хойской дороге в таком беспорядке и с такою поспешностью, что это было более бегство нежели ретирада. Не находя надобности преследовать неприятеля слишком далеко и тем растягивать без нужды операционную линию, Генерал-Лейтенант Князь Эристов возвратился Нахичевань.

Генерал-Адъютант Паскевич, оставя в Сардарь-Абаде Полковника Хомутова с батальном Крымского пехотного полка, двумя орудиями и Армянскою дружиною, и приняв под покровительство России Мамат-Джафар-Хана Айрюмского, 22-го Сентября двинулся к Эчмиадзину, дабы воспользоваться ужасом, наведенным на неприятеля, и приступить немедленно к осаде Эривани.

25-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич со всеми войсками переправился чрез реку Зангу, а 24-го произвел лично рекогносцировку крепости Эривани. Передовая часть оной состоит из стен Сардарьского сада, дворца и других строений, прикрытых с обеих сторон башнями, и расположена в виде полукруга на крутом скалистом берегу реки Занги. С восточной, южной и западной стороны Эриванская крепость изображает неправильный многоугольник, по всему протяжению коего построена двойная стена значительной толщины, с башнями для обороны. Ров, наполненный водою, окружает все эти три стороны. В расстоянии около четверти версты к югу, расположен город амфитеатром по близлежащим горам в ширину; в длину же неправильными изгибами простирается параллельно протяжению крепостных стен, и сблизившись с рекою Зангою -- идет по берегу оного, где и оканчивается.

Произведя таковое обозрение, Генерал-Адъютант Паскевич назначил вести атаку на юго-восточный угол крепости и приказал в ночь на 26-е число бросить в город несколько бомб и в 300 саженях против восточной стороны, на Георгиевском холме, устроить батарею на 6 батарейных орудий; а с правой стороны другую для 4-х мортир, а с 26-го на 27-е в ночь сделать первую параллель и продольную батарею, с правого фланга на 12, а с левого на 6 орудий. Все эти работы произведены были весьма удачно солдатами Ширванского, Кабардинского, Севастопольского пехотных и 39-го Егерского полков, под прикрытием одного батальона Лейб-Гвардии Сводного полка. Неприятель производил беспрестанно сильнейший огонь по рабочим, но наши воины с примерным хладнокровием продолжали свое дело, и даже не отвечали ни одним выстрелом.

28-го числа огонь наших батарей произвел сильный вред крепости. Главная брешь-батарея и находившаяся с левой стороны, сбивали стены, а последняя притом обстреливала весь южный фас: верхняя батарея вредила сильно крепостным строениям. К вечеру 28-го числа большая часть зубцов на стенах и башнях были обвалены, амбразуры в стенах повреждены и некоторые орудия неприятельские подбиты, так, что смущенные Персияне прекратили огонь с крепости и гарнизон, в унынии, не играл даже по обыкновению вечернюю зорю на рожках на Английский манер.

Крепость Эривань, имеющая в окружности не с большим три версты, была загромождена жителями, ибо более 18,000 оных собралось туда из города по приказанию Гассан-Хана, который, по случаю бегства Сардаря в Таврис, принял главное начальство над Эриванью. Эта многолюдная масса, стесненная в столь малом пространстве, видя ежеминутно разрушительные действия Русских ядер и бомб, находилась в крайнем волнении, и один только страх, наводимый Гассан-Ханом на умы жителей, удерживал их от явного возмущения. Узнав об этом, Генерал-Адъютант Паскевич, всегда предпочитая меры кротости к побежденным и щадя кровь вверенных ему войск, предложил Гассан-Хану сдать крепость под условием свободного выпуска ему и гарнизону в то же самое 29-е число, когда наша средняя брешь-батарея совершенно разрушила юго-восточную угловую башню и смежную с оной куртину.

В ночь на 30-е число работы в траншеях продолжены с южной стороны на 35 сажень летучею сапою, а на Ираклиевом кургане поставлено 6 легких орудий под прикрытием батальона 7-го Карабинерного полка и двух рот Херсонского Гренадерского. Беспрерывный огонь этих орудий, весьма тревоживший осажденных, проломы в куртинах и башнях, заставили Гассан-Хана предвидеть всю опасность, ему угрожающую, и укротить его надменность. Он 30-го числа прислал парламентера к Генерал-Адъютанту Паскевичу, с изъявлением своего согласия на сдачу крепости, только с тем, чтобы ему дозволено было предварительно испросить на то мнение Аббас-Мирзы. Корпусный Командир, видя, что это уловка, только для того, чтобы выиграть время, объявил ему письменно, что не принимает никаких условий, и требует, чтобы он сдался немедленно, или в противном случае испытает силу Русского оружия, и, дабы придать более весу своим словам, приказал усилить огонь со вех сторон. Скоро подошли летучею сапою так близко к крепости, что наши туры были поставлены даже на гласисе. Во всю эту ночь огонь с обоих сторон был наисильнейший. Мрачная Октябрьская ночь превратилась в день. Бомбы и ядра, со свистом рассекали воздух, описывали параболические круги, оставляя за собою огненный след. Более 900 бомб было пущено в эту ночь; ни одно строение в Эриванской крепости не уцелело от разрушительных их действий; они пробивали твердые куполообразные верхи мечетей, плоские крыши домов, разрушали стены, убивали жителей в домах, на улицах, в мечетях. Смятение было ужасное: мужчины, женщины и дети бегали с воплем по узким улицам, не зная, на что решиться. Смерть в тысячи видах окружила их со всех сторон: спасения искать было невозможно. Наконец все жители в исступлении бегут к Гассан-Хану, требуя сдачи. Угрюмо сей кровожадный человек бросил на них взор страшного негодования, и тысячи проклятий излились из уст его.

На рассвете 1-го Октября огонь с крепости несколько утих, и 7-го Пионерного батальона Поручик Шефлер, вышедший из сапы, начал измерять шагами сколько еще осталось до рва, как вдруг на юго-восточной башне показались в значительном числе Эриванские жители, которые, видя невозможность убедить Гассан-Хана к сдаче, бросились на стену, начали махать белыми платками, становились на колена и телодвижениями просили о пощаде, потом начали перебегать к траншеям, спускаясь вниз по бреши. Бывшей тогда дежурным в траншее, Генерал-Маиор Лаптев, увидя возможность прохода, послал Полковника Гурко и Шипова с 6-ти ротами Лейб-Гвардии Сводного полка занять юго-восточные башни первой и второй стены и примыкающие куртины, что и было исполнено с решительностью и быстротою; сам же он с остальными ротами Лейб-Гвардии Сводного полка, рабочими 39-го Егерского и Пионерами, двинулся к северным воротам, дабы пресечь неприятелю возможность ухода. Тут присоединился к нему Генерал-Лейтенант Красовский с частью своего отряда. Наши войска придвинулись к воротам, и Генерал-Лейтенант Красовский, в сопровождении Обер-Аудитора 20-й пехотной дивизии 9-го класса Белова, весьма хорошо знавшего Татарский язык, подъехал к воротам и поручил Белову сказать по-татарски, чтоб отворили оные. Едва только Белов исполнил приказание, как в ту же минуту пуля поразила его смертельно. Наши войска готовились уже наказать дерзких, как вдруг ворота растворились и жители изъявили покорность. Но кто был причиною такового неприязненного поступка? -- Гассан-Хан. Он, не могши удержать жителей от изъявления покорности, в нерешимости бросился к воротам, и сквозь оные смотрел на приближение наших колон. Когда Белов объявил жителям приказание Генерала Красовского, отворить ворота, Гассан-Хан не мог выдержать более, он собственноручно застрелил нашего парламентера, и, после совершения этого злодейского поступка, ушел в главную мечеть, близ Сардарского дворца, с некоторыми приверженцами и с 200 человеками Сарбазов, бывших ему еще преданными. Но, как скоро наши войска заняли крепость и гарнизон положил оружие, то Начальник Корпусного Штаба Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, подошел к означенной мечети двумя ротами Лейб-Гвардии Сводного полка. Сарбазы хотели еще защищаться, но когда наши Гвардейцы взвели курки, то все они бросили оружие и сдались, и Граф Сухтелен лично обезоружил Гассан-Хана. Кажется, что последний имел намерение, при последней крайности, взорвать на воздух крепость, потому, что как скоро приставлены были наши караулы к пороховым погребам, то Лейб-Гвардии Гренадерского полка Поручик Лелякин увидел в главном погребе горящий фитиль, который и вынул немедленно. Беспорядок, неизбежный при занятии крепости, продолжался очень недолго. Личность и имущество остались неприкосновенны. Через два часа после вступления наших войск в Эривань, водворилась в оной тишина и примерная дисциплина победителей, презиравших накануне всякую опасность, явилась в полном блеске.

В крепости Эривани взято: 4 знамя, 38 пушек, 2 гаубицы, 9 мортир, 50 фальконетов, 1500 пудов пороху, множество артиллерийских и других запасов и 14,000 четвертей разного хлеба. В плен взято 3000 человек Сарбазов, и многие из знатнейших сановников, в числе коих замечательны: Гассан-Хан; Сувак-Кули-Хан, комендант крепости, найденный в подземелье Поручиком Гвардейского Генерального Штаба Чевкиным; командир гвардейского батальона Аббас-Мирзы, Касум-Хан; командир Марандского батальона Джафар-Кули-Хан; командир Тавризского батальона Али-Мардан-Хан; начальник артиллерии и литейной Фет-Али-Хан и Аслан-Хан Араклинский.

Потеря с нашей стороны весьма маловажна, убито: офицер 1 и ранено 3; нижних чинов убито и ранено 48 человек.

Учредив в Эривани временное правление, под председательством Генерал-Лейтенанта Красовского, который остался в крепости с 4-мя полками 20-й пехотной дивизии, с принадлежащею к ней артиллериею, одною Пионерною ротою, Армянским и Грузинским пехотными ополчениями, дивизионом Улан, двумя казачьими полками и Татарскою конницею. Генерал-Адъютант Паскевич, присоединя к войскам, пришедшим с ним из Карабабы, Кабардинский пехотный полк, два орудия осадной артиллерии и две мортиры, выступил 6-го Октября к Нахичевани, дабы соединиться с отрядом Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, который между тем, как прежде было упомянуто, производил удачные диверсии, дабы обеспечить тыл главного отряда, и разбил отступавшие на Хой Персидские войска, под предводительством Аббас-Мирзы. Как же скоро чрезвычайные жары, простиравшиеся свыше 50^о, в последних числах Сентября начали уменьшаться, то, находя возможным произвести новую диверсию, Генерал-Лейтенант Князь Эристов предпринял движение к городу Маранду, находящемуся в 70 верстах от Тавриса, дабы, угрожая последнему, отвлекать внимание Аббас-Мирзы от военных действий в Эриванской провинции. 23-го Сентября Князь Эристов выступил из Нахичевани со всем своим отрядом, состоявшим из следующих войск: пехота, под Начальством Генерал-Маиора Панкратьева, из одного Гренадерского, двух пехотных полков и Сводного батальона при 20-ти орудиях. Кавалерия, под Начальством Генерал-Маиора Барона Остен-Сакена, из Уланской бригады Генерал-Маиора Князя Чавчавадзе, бригады Черноморских казаков Флигель-Адъютанта Его Императорского Величества Князя Долгорукова и казачьего Леонова полка, при 6-ти орудиях конной артиллерии. 28-го числа отряд переправился чрез Аракс и получено донесение от Подполковника Высоцкого о занятии им без сопротивления города Урдабада и совершенной преданности к России тамошних жителей и управляющего округом Ших-Али-Бека. В тот же день Князь Эристов, составив авангард своего отряда из одного батальона Нашебургского пехотного полка, одного Сводного батальона и Донского Леонова полка при 4-х орудиях, поручил оный в команду Генерал-Маиора Панкратьева, который, приблизясь к Дардийскому ущелью, атаковал неприятеля в дефилеях и принудил отступить пять верст, до того места, где неприятель в узком ущелье устроил ретраншамент, защищаемый прибывшими из Хоя двумя батальонами Карадахских Сарбазов. 29-го Сентября Генерал-Маиор Панкратьев рекогносцировал означенную позицию, и, не смотря на силу оной, начал приготовляться к атаке, и послал сказать Сарбазам, чтоб они оставили дефиле, если не желают быть истреблены. Начальник оных, Мустафа-Султан, опасаясь быть обойденным, явился сам к Генералу Панкратьеву с покорностью, а Сарбазы с поспешностью разбежались. Заняв дефиле без выстрела, Генерал-Маиор Панкратьев выдвинул один батальон пехоты с 3-мя орудиями и занял выход из ущелья на Марандскую дорогу. Дождавшись тут прибытия всего отряда, Генерал-Маиор Панкратьев вступил снова в Командование всею пехотою. 1-го Октября отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, пройдя Дарадийское ущелье и соединившись с авангардом, расположился в 15-ти верстах от города Маранда на берегу реки Чирчир. Тут явились к нему старшины города Маранда и других окрестных деревень, изъявляя покорность и приветствуя наши войска с чувством искренней радости, как освободителей от несносного грабительства Персидских войск. Слух о кротком обращении наших войск с жителями покоренных провинций, разнесся уже быстро по Адзербиджану, а, потому никакие понуждения Персидского правительства не могли заставить жителей мест, угрожаемых вступлением наших войск, оставить свои пределы. Оправдывавшиеся не раз их надежды на кротость и строгую дисциплину наших воинов после сражения, заставляли жителей смотреть на них не так как на неприятелей, но как на освободителей. 3-го Октября отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова вступил в город Маранд, расположенный на приятной долине и окруженный зеленеющимися садами. Перед городом явились депутаты с предложением своих услуг и с радостными приветствиями. Отряд прошел церемониальным маршем с музыкою чрез Маранд, при большем стечении жителей, встречавших оный с восторгом и расположился за городом, заняв обе дороги, ведущие в Таврис и Хою. Тут явилось большее число жителей, которые без малейшей недоверчивости привозили для продажи всякого рода съестные припасы и обращались весьма дружелюбиво с войсками. В Маранде явились к Князю Эристову несколько Персидских сановников с изъявлением покорности и получено известие, что управлявший Урдабадским округом Ших-Али-Бек, собрав партию конницы и Сарбазов Нахичеванского батальона, переправился чрез Аракс, переселил обратно находившихся за оной жителей Урдабадских и Нахичеванских, и, приведя в повиновение Беков Дизмарских, открыл безопасное сообщение между Марандом и Урдабадом; после чего взял довольно крепкую по своему местоположению крепость Кюрдаш, и оставил там свой гарнизон из 150 Сарбазов, приведя в повиновение окрестных жителей.

Вскорости получено было известие, что падение Эривани распространило ужас в жителях Адзербиджанской области, особенно в Таврисе, жители коего, зная примерное поведение наших войск, не расположены защищаться; что Аббас-Мирза, находящийся с весьма малым отрядом, не свыше 3000 человек, в окрестностях Хоя, намерен вывести из Тавриса все военные и продовольственный запасы, или истребить их. Генерал-Лейтенант Князь Эристов 11-го Октября двинулся с своим отрядом из Маранда к Таврису, и в тот же день достиг местечка Софияны, а 12-го прибыл в Сагалан, принимаемый везде с восторгом от народа. В тот же день получены были в Таврисе письма из Софияна, на имя Тавризских Хед-Хедасов, от Насер-Али-Хана, бывшего Марандского начальника, который, уведомляя жителей о вступлении Русских войск в Адзербиджан, советовал не делать никакого сопротивления, обнадеживая, что жизнь и имущество их будут пощадены. Письма эти были перехвачены и доставлены Аллаяр-Хану, зятю и первому министру Шаха. Собрав Хед-Хедасов, он обвинял их в измене, и хотя они оправдывались убедительнейшим образом, но письма эти сделались гласными между народом и произвели свое действие. Чрез нисколько часов после того прибыл в город Шахский голлам, отправленный из Софияна. Он привез известие, что в минуту отъезда видел сильный авангард Русских войск, вступивших в Софиян. Весть эта быстро разнеслась по Таврису. Жители предместий спешили укрыться в стенах города, а некоторые пустились в бегство: везде царствовало беспокойство.

Известие о близости Русской армии обратило на себя внимание Иракских и Мазандаранских войск, оставленных Шахом в числе 6000 человек для обороны Тавриса. Они потихоньку начали выходить из города небольшими партиями, и около полудня, сосредоточась за Таврисом, пустились по Тегеранской дороге; только самая малая часть их осталась в Таврисе. Думают, что причина поспешного их ухода, кроме известия о приближении Русских, были еще и угрозы жителей, которые, сверх врожденной ненависти к южным своим соотечественникам, опасались, чтоб эти войска перед выходом из города не начали грабить, или не вздумали бы сопротивляться против Русских; а тем самым не навлекли бы гибели Таврису, всеми мерами старались об их удалении.

Раздосадованный Аллаяр-Хан, узнавши довольно поздно об их побеге, не только что послал некоторых из их начальников, при нем бывших, дабы удержать их от побега, но приказал Таврисцам преследовать и грабить их. Едва этот приказ был отдан, как вооруженные граждане напали на солдат и большую часть истребили. 400 человек захваченных были заперты в цитадели, но они воспользовались воротами, бывшими за каким-то старым строением, и ушли.

Аллаяр-Хан приказал тогда двум батальонам Шаггангрийцев, стоявшим лагерем за городом, занять позицию у ворот, и лично увещевал их обороняться храбро и твердо. Несколько минут продолжалось молчание; но едва кончил он свое увещание, как был осыпан ругательствами, даже бросали в него каменьями, и он, опасаясь за свою жизнь, должен был удалиться. Во весь этот день носились слухи, противоречащие одно другому, даже уверяли положительно, что к вечеру Аббас-Мирза пребудет с войском из Хои. Послан был особый отряд конницы по Софиянской дороге для наблюдения. К вечеру водворилось несколько спокойствие, потому, что Аллаяр-Хан уверял, что Аббас-Мирза прибыл к речке Аджичай, в 5 верстах от города, и даже приказал Хед-Хедасам отправиться к нему на встречу. 15-го числа рано утром узнано было, что отряд Князя Эристова ночевал при Санах-Кюрпи и вскоре после того показались передовые посты его у Аджичайского моста, расположась по правому берегу реки. Аллаяр-Хан употреблял все усилия, чтобы склонить жителей к бою; но не смотря на его угрозы, просьбы, увещания, и даже то, что для примера приказал он многим непокорствующим отрезать уши и носы и выколоть глаза, народ не хотел защищаться. Аллаяр-Хан расставил по стенам Шаггангрийские батальоны, приказал зарядить пушки, поставленные за нисколько дней перед сим на бастионах и башнях, и охранять крепко ворота. Он разъезжал верхом между внутренней и внешней стенами, старался ободрить войска, и даже велел стрелять из пушек, не смотря на то, что Русский отряд был гораздо далее выстрелов, и что пушки совсем не туда были направлены. Это бесполезное усилие было только сигналом Персидской пехоте к побегу, и она после трех выстрелов рассеялась в разные стороны с крайнею поспешностью.

Ага-Амир-Фета-Сеит, Муштеит Таврисский, глава Адзербиджанского духовенства, лице тем более важное, что он обличен был в это звание общим доверием народа, взвесив все обстоятельства и исполненный доверия к великодушию Русских войск, неоднократными примерами доказанному, находил гораздо согласнее с настоящим положением дел, прибегнуть под защиту войск, отличающихся кротостью к побежденным, чем бесплодною защитою навлечь гибель на весь город. Он в сопровождении Мулл и других лиц явился к Аллаяр-Хану, и весьма решительно объявил ему, чтоб он отказался от всяких покушений сопротивляться, и что гораздо лучше сделает, если сложит с себя должность главного начальника и уедет из Тавриса. В то самое время Князь Эристов, расположась со всем отрядом на берегу Аджичая, отрядил 6 рот Херсонского Гренадерского полка и один Сводный батальон при 6-ти орудиях, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева, для рекогносцирования Тавриса. Едва только Генерал-Маиор Панкратьев подошел к городу, как Сарбазы, еще остававшиеся на своих постах, поспешно разбежались; а ожесточенная чернь, Марандская и Нахичеванская конница, бросились грабить дворец Аббас-Мирзы. Ага-Амир-Фета-Сеит, узнавший, что ключи города были спрятаны, приказал поспешно разломать ворота и вышел на встречу Русским войскам с духовенством и почетнейшими жителями, изъявлявшими непритворную радость. Между тем, как эти депутаты ожидали приближения Князя Эристова со всем отрядом, Генерал-Маиор Панкратьев тотчас вступил в город с музыкою и барабанным боем, занял цитадель и расположил свой отряд лагерем между крепостью и предместьями. Вслед за тем все войска вступили в город Константинопольскими воротами. Первым попечением Князя Эристова было: осмотреть арсенал, и, приставя к оному караул отправиться во дворец, послав туда наперед особый караул, дабы разогнать грабителей. Не смотря на таковую предосторожность, дворец много потерпел уже вреда, и в нем остались только такие вещи, которых хищники по причине тяжести не могли унести с собою, т. е. огромные ковры, мебель, палатки и т. п. Пехота и артиллерия расположились лагерем под стенами города, напротив Константинопольских ворот, конница по высотам, прилегающим к Аджичаю, один батальон занял цитадель, а другой дворец. На доме, Английским посольством занимаемым, был поднят Великобританский флаг. В три часа пополудни, Английский поверенный в делах, Маиор Монтейт с своими офицерами посетил Князя Эристова, был им принят очень ласково, и для защиты посольского дома поставлен особый караул. В тот же день вечером было узнано, что Аллаяр-Хан еще находится в городе. Этот первенствующий министр в то время, как разбежались Сарбазы, а жители пошли на встречу Русским войскам, решился было последовать совету Муштеида, и спасться бегством, но быстрое приближение со всех сторон наших кавалерийских партий, в то время, как он прибирался по главной аллее, ведущей на большую Тегеранскую дорогу, заставил его опасаться быть пойманным. Он решился скрыться до времени в доме Мирзы Джебера, пользовавшегося доверенностью Сардаря Эриванского. Но к его несчастию Мирза имел связи с сыновьями бывшего Марандского Хана. Они, получив известие от Мирзы, тотчас уведомили Князя Эристова, и он послал сотника Помелова с отрядом Черноморских казаков, дабы схватить Аллаяр-Хана. Последний, увидя, что дом, в котором он находился, окружен казаками, хотел было защищаться и схватил карабин, но он осекся, и этот министр, главнейший виновник происходившей войны, сдался без всякого сопротивления. Кроме Аллаяр-Хана, при занятии Тавриса, взят был также в плен Келп-Гуссейн Хан Талышинский. В Таврисе взято 2 знамя, повелительный жезл Аббас-Мирзы, 31 пушка, 9 мортир, 2 фальконета, 3000 ружей, 10,250 ядер и множество артиллерийских снарядов, большее количество токарных, слесарных и других инструментов, разного рода амуниция и провиант, также 6000 четвертей ячменя и пшеницы. 16-го числа весь отряд, за исключением занимавших караулы в городе, расположился лагерем на ровном месте за Принцевым садом. Жители оказывали величайшее доверие к Русским войскам, и даже многие старшины главнейших и древнейших фамилий в Таврисе, изъявляли свое желание, чтобы город навсегда остался под Российским управлением.

Генерал-Адъютант Паскевич, 16-го Октября прибыл в город Маранд с передовыми войсками своего отряда, и в то самое время, как получил известие о занятии Тавриса, явился к нему нарочный с письмом от Аббас-Мирзы, который извещал о своем намерении, приехать лично для переговоров о мире, объявляя, что он снабжен от Шаха надлежащим полномочием. Генерал-Адъютант Паскевич отвечал, что вскоре будет назначено место для свиданья с Принцем, двинулся поспешно к Таврису и на другой день вступил с своим авангардом в местечко Софиян, где приехал к нему Таврисский Беглер-Бей, Фет-Али-Хан, с обещанием оказывать все зависящие от него пособия для продовольствия наших войск и управления краем. 18-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич прибыл с авангардом в деревню Сагалань, в 15-ти верстах от Тавриса. Сильный дождь, шедший на кануне весь день, до того испортил дорогу, что Корпусный Командир принужден был предоставить Генерал-Маиору Мерлини, следовавшему с прочими войсками, распорядиться своим маршем по удобности, имея особенно в виду сбережение лошадей; Кабардинский же пехотный полк с транспортами и осадной артиллерией, остановлен, в Маранде, по ненадобности оных в Таврисе, и для удобнейшего продовольствия скота. В тот же день получено было известие о занятии крепости Аландажи, расположенной на весьма высоких утесах и почти неприступной. Крепость эта, оставленная гарнизоном, была занята без выстрела Нашебургского пехотного полка Маиором Кушлянским, командированным туда с одною ротою. В этой крепости найдено четыре пушки, более 50 пудов пороха, 120 пудов свинца, до 200 ядер, 123 четверти разного хлеба, 130 рукомольных жерновов и несколько других инструментов и припасов.

За день до прибытия Генерал-Адъютанта Паскевича в Таврис, Генерал-Лейтенант Князь Эристов получил известие, что Персидские войска оставили Карадахский округ, и что там осталось не более 400 человек конницы, под начальством Гассан-Хана Гераикского. Вместе с тем явился к Князю Эристову Риза-Кули-Ага, сын Марагинского Ахмет-Хана и племянник Джафар-Кули-Хана, Старшина Марагинских Сарбазов, с предложением от своего дяди, принять город Марагу в покровительство Российского Императора. Приняв его благосклонно, Князь Эристов послал с ним объявление к народу Марагинскому дабы оный показал первый опыт своего усердия, доставив в Таврис некоторых Русских пленных, которые, по полученным сведениям, находились в Мараге.

19-го Октября по утру, Генерал-Адъютант Паскевич с авангардом своего отряда, прибыл к Таврису, и был встречен за Аджичайским мостом Ага-Амир-Фета-Сеидом с главнейшим духовенством, почетнейшими из Беков, городскими старшинами, в сопровождении множества народа, который по своему обыкновению осыпал дорогу цветами, изъявляя живейшую радость. Отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова расположен был под ружьем в лево от дороги и прошел мимо Корпусного Командира церемониальным маршем, после чего парадировали войска вновь пришедшие.

По окончании смотра Генерал-Адъютант Паскевич въехал в Таврис, и был приветствован залпом артиллерии с башен и бастионов. С наступлением ночи цитадель и башни были освещены факелами. Генерал-Адъютант Паскевич, зная все влияние Муштеида, старался всячески обласкать его.

21-го Октября Каймакан, третье лицо Персидского министерства, приехал от имени Аббас-Мирзы с полномочиями для переговоров о мире. Таковой случай, вовсе неожиданный после обещания Аббас-Мирзы, трактовать лично с Генерал-Адъютантом Паскевичем, побудил последнего просить Каймакана остаться в деревне Каламунчай, в 7 верстах от Тавриса, и отправил к нему почетный караул, а для переговоров Действительного Статского Советника Обрезкова. Главная причина, по которой Генерал-Адъютант Паскевич не позволил Каймакану приехать в Таврис, была неуверенность в прямодушии Аббас-Мирзы. Можно было полагать, что, отменив прежнее намерение лично видится с Генерал-Адъютантом Паскевичем, Аббас-Мирза прислал Каймакана, под предлогом переговоров, произвести возмущение в Таврисе; ибо Генерал-Адъютант Паскевич очень хорошо знал, что этот министр, весьма любимый и уважаемый народом, имеет на него большее влияние. Для принятия же предосторожности, Генерал-Адъютант Паскевич приказал взять под стражу некоторых подозрительных Ханов и Беков, в особенности же тех, которые в минувшей войне, будучи Русскими подданными, производили разные грабительства в наших провинциях, как например Гуссейн-Хан, сын бывшего Хана Шекинского, который при первом вторжении Персиян в наши пределы, будучи наименован от Аббас-Мирзы Шекинским Ханом, возмущал в этой провинции народ и делал большие разорения и жестокости. 22-го числа Марагинский Хан, желая оказать опыт своего усердия и преданности к России, доставил в Таврис 42 человека Русских пленных, находившихся в Мараге, и которых отбил у Персидских войск, имевших намерение увлечь их далее в Персию, при первом известии о вступлении Русских войск в Таврис. Жители Хои прислали от себя депутатов с изъявлением покорности. Ханство Карадахское покорилось и Магомет-Кули-Бей, потомок прежнего владельца, наименован Правителем оного. Старшины Шахсеванские и Шаггангрийские также изъявили свою преданность. Правитель Шаггангрийского поколения торжественно признал над собою Русское владычество. Хан сей был сын знаменитого Азат-Хана, оспаривавшего престол у Фет-Али-Шаха.

23-го Октября открыто главное управление Адзербиджанской области. Членами оного были назначены: Генерал-Маиор Барон Остен-Сакен, с званием временно-Главнокомандующего в Таврисе; Генерал-Маиор Князь Чавчавадзе; управлявший должностью Генерал-Интендант 4-го класса Жуковский; Ширванского пехотного полка Полковник Барон Ренне; Лейб-Гвардии Гренадерского полка Полковник Шебека; Ага-Амир-Фета-Сеид Муштеит Таврисский; высокостепенный Таврисский Беглер-Бей Фет-Али-Хан. Комендантом в городе Таврисе назначен Полковник Лазарев. 24-го Октября совершено было благодарственное молебствие за успехи, дарованные Русскому оружию. Все войска были в параде, и при возглашении многолетия Августейшему Царствующему Дому, сделан 101 пушечный выстрел, потом войска прошли церемониальным маршем мимо Генерал-Адъютанта Паскевича. Приглашенный к этой церемонии Английский Министр Полковник Макдональд, приехал после молебствия, и, видя стройное движение Русского отряда, не мог не изъявить своего удивления, что после шестимесячной трудной кампании войска не только не казались изнуренными, но были в полном порядке и чисто одеты, что можно было полагать их только готовящимися к выступлению в поход.

Действительный Статский Советник Обрезков, в конце конференции своей с Каймаканом, вручил ему проект основных статей, на коих может быть утвержден мир. Обоюдным согласием положено было, что, если Аббас-Мирза согласится на предлагаемое условие, то должен был к 2 Ноября прибыть с небольшою свитою в Чевистер, в 60 верстах от Таврис по Хойской дороге, куда послан будет к нему Русский конвой. Местом же свиданья Аббас-Мирзы с Генерал-Адъютантом Паскевичем, назначено местечко Дей-Карган, в 60 верстах от Тавриса по Марагинской дороге. Во время продолжения переговоров войска Аббас-Мирзы должны быть отправлены за озеро Урмию во внутренность Персии, а Русские войска займут все провинции Адзербиджана. В случае же, если Аббас-Мирза не исполнит предназначенного, то военные действия будут продолжаться по прежнему.

25-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич сделал следующее распоряжение: для охранения города Тавриса, под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, остаются два Гренадерских полка, Херсонский и Грузинский, Ширванский пехотный, 1-й и 4-й Черноморские казачьи полки, рота Пионер и часть артиллерии. Эриванский Карабинерный, Уланские и Нижегородский Драгунский и Карпова казачий полки с 6 орудиями конноартиллерийской No 13 роты, под начальством Генерал-Маиора Барона Розена, отправлены к Уджану, летнему дворцу Аббас-Мирзы, в 50 верстах от Тавриса по Тагеранской дороге, для удобнейшего продовольствия фуражом. Для исправления дороги на Агарь, послан батальон 41-го Егерского полка, Пионерная рота, два горные орудия и казачья команда. Генерал-Адъютант Бенкендорф 2-й с 6 ротами Нашебургского пехотного полка, батальоном Тифлисского пехотного, Шамшева Донским казачьим полком и с 12 орудиями Кавказской Гренадерской бригады, легкой No 3-й роты, послан в Чевистер, где до 5-го Ноября должен был ожидать проезда Аббас-Мирзы, потом следовать далее и занять Салмасский округ. 6-ти ротам Кабардинского пехотного полка, 3-м орудиям Донской конноартиллерийской No 3-й роты и 300 Иловайского казачьего полка, под начальством Генерал-Маиора Лаптева, приказано было выступить из Маранда и занять город Хой. В случае же неожиданного сопротивления, требовать помощи от Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, который должен был тогда блокировать Хой, и, в случае надобности, потребовать осадную артиллерию из Маранда. Лейб-Гвардии Сводный полк, Козловский пехотный, отборный Уланский из двух дивизионов, казачий Леонова полки и 6 орудий Донской казачьей No 3-й роты, назначены составлять отряд, который, под командою Генерал-Маиора Панкратьева, долженствовал находиться в Дей-Каргане во время переговоров. Значительное количество провианта, найденного в Таврисе почти до 13,000 четвертей, и сведение, что казенные магазины, по деревням находящаяся, заключают в себе не менее означенного количества, обеспечивало все наши войска 5-ти месячным продовольствием, следовательно и сделались дальнейшие подвозы из Карабаха хлеба, вовсе не нужными. По таковому уважению предписано было Командовавшему войсками в Карабахе, Генерал-Лейтенанту Князю Вадбольскому, двинуться к Ардебилю, и стараться овладеть этой крепостью, в которой, как уверяли, хранились большие запасы, и отрядить из Мешкина один или два батальона пехоты, для разработки дороги на Агарь. Вместе с тем ему предписано было, взять с собою только месячное продовольствие для отряда, а все прочие запасы оставить в Ах-Оглане, буде же они находятся в следовании, то остановить в безопасном месте под надлежащим прикрытием, дабы они могли служить для войск, имеющих находиться в Ардебили, или могущих возвращаться из Тавриса на нижний Аракс. Сверх того Князю Вадбольскому поручено было, в Ардебили и Мешкине собрать все возможные сведения о способах продовольствия и о сообщениях области, к коей они принадлежат, и доставить в Таврис, чрез Агарь, нужнейшее из годовых вещей и самое большое, по возможности, количество водки или спирта.

28-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич получил письменный ответ от Аббас-Мирзы, с изъявлением согласия на все предложения, сделанные Каймаканом, а потому в тот же день отряд Генерал-Адъютанта Бенкендорфа выступил в Чевистер, а Генерал-Маиора Панкратьева в Дей-Карган.

Между тем Аббас-Мирза, очистив город Хой, отошел из Салмаса к Урмии. Амир-Ослан-Хан Хойский, заняв сей город, известил о том Генерал-Адъютанта Паскевича, который дал повеление Генерал-Маиору Лаптеву, присоединиться с своим отрядом к Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, а сему последнему, по проезде Аббас-Мирзы в Дей-Карган, отправить для занятия Хои батальон Тифлисского пехотного полка с Подполковником Высоцким, которому и быть там Комендантом. После того, присоединив к себе отряд Генерал-Маиора Лаптева, поручено было Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, двинуться к Салмасу и занять дорогу, ведущую к Урмии.

В следствие такового повеления Генерал-Адъютант Бенкендорф 4-го Ноября выступил из Чевистера; но, сделав нисколько верст, узнал, что Аббас-Мирза приближается, остановился на обширной равнине близ озера Урмии и послал на встречу Аббас-Мирзе назначенный ему в конвой дивизион Нижегородского Драгунского полка, под начальством Флигель-Адъютанта Графа Толстого и для встречи Полковников: Флигель-Адъютанта Князя Долгорукова и Командира Нижегородского Драгунского полка Раевского. Наследник Персидского Престола, заметив их приближение, выехал к ним сам на встречу, в сопровождении Фет-Али-Хана, двух иностранных офицеров и двух стремянных, ехавших с ним рядом. Он принял с большою учтивостью наших Полковников, неоднократно уверял в искреннем своем желании о скорейшем заключении мира, потом, проехав по фронту, поздоровался по-русски с нашими солдатами. Приблизясь к отряду, Аббас-Мирза просил, чтобы его встретили с пушечною пальбою. В угодность ему, Генерал-Адъютант Бенкендорф приказал сделать 6 выстрелов из двух конных орудий. Встретив Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, Аббас-Мирза сказал ему: "Весьма рад, что Вы, Генерал, который первый обнажили меч против меня в нынешнем году, первый встречаете меня на кануне мира." После сего он сказал с важностью и удивительным приличием: "Надобно много времени, чтоб каждый народ образовать для войны: мы только начали; вы также имели свое время испытаний, прежде нежели дошли до той степени, на которой теперь находитесь." За сим он примолвил: "Как бы то ни было, впредь мы будем жить в мире; а в ожидании этого, не правда ли, что довольно странно," сказал он улыбаясь, "что я у вас в гостях, в этой стране?" -- После того Аббас-Мирза осмотрел весь отряд, расположенный в линию, обращал особенное внимание на артиллерию и весьма пристально рассматривал устройство пушек, был весьма приветлив и изъявлял желание знать поименно всех особ, окружавших Генерала. Он просил Генерал-Адъютанта Бенкендорфа приказать части пехоты и конницы пройти мимо его церемониальным маршем. По его желанию Кабардинский полк и Драгунский дивизион прошли мимо его. Стройность в движениях, воинственная осанка и выправка наших воинов весьма его удивляли. Один только Аббас-Мирза умел казаться веселым до самого конца свидания, напротив того, на лицах особ, составлявших свиту Аббас-Мирзы, выражалось чувство оскорбленного самолюбия. При прощании Аббас-Мирза изъявил Генерал-Адъютанту Бенкендорфу величайшее удовольствие, и сказал при том, что он весьма бы желал видеть Его Величество Императора Всероссийского и всю Августейшую Фамилию, что будет стараться как можно поспешнее заключить мир, и надеется увидится с Генералом Бенкендорфом в России.

После того Аббас-Мирза с своим конвоем отправился в Чевистер, а Генерал-Адъютант Бенкендорф двинулся к Хое и был встречен за городом Ханами, Сейдами, Муллами и множеством народа с изъявлением покорности. В этом обширном городе, имеющем до 4000 домов, он получил в добычу 14 орудий и довольное число разных воинских запасов.

Аббас-Мирза, в сопровождении своего конвоя, прибыл 4-го Ноября в Чевистер. На дороге он с особенным удовольствием разговаривал с Командиром Нижегородского Драгунского полка Полковником Раевским и Флигель-Адъютантом Князем Долгоруким и Графом Толстым, и беспрестанно уверял их в прямодушии и искренности своих намерений. По приезде его в Чевистер построен был у палатки почетный караул, с одной стороны из тридцати Драгун, а с другой из тридцать Кюрдов.

Генерал-Адъютант Паскевич, получив известие о приезде Аббас-Мирзы в Чевистер, выехал сам в сопровождении казачьего Леонова полка в Дей-Карган, куда и прибыл 5-го числа. На половине дороги встретил его сын Аббас-Мирзы Хозрев-Мирза, нарочно для того посланный своим отцом, и в довольно далеком расстоянии сошел с лошади, оказывая Генерал-Адъютанту Паскевичу величайшую учтивость. 6-го Ноября Генерал-Адъютант Паскевич, узнав о приближении Аббас-Мирзы, послал к нему на встречу, за 7 верст от Дей-Каргана, дивизион Улан и Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена с Корпусным штабом. Аббас-Мирза принял весьма благосклонно Графа Сухтелена и просил его ехать рядом с собою, а штабу впереди Персидской его свиты. Перед селением, в которое, по тесноте улиц, невозможно было въехать вдруг всему конвою, Аббас-Мирза проехал мимо войск и каждый эскадрон благодарил особенно за труды для него понесенный. В Дей-Каргане, у квартиры для него назначенной, был он встречен Генерал-Маиором Панкратьевым, командовавшим войсками, там собранными, а в караул у него была рота Лейб-Гвардии Сводного полка. Бодрый вид людей, выправка их и чистота одежды, обратили на себя особенное его внимание.

По прибытии Аббас-Мирзы, Генерал-Адъютант Паскевич приехал к нему немедленно. Он принял его посреди комнаты стоя, взял за руку и говорил с ним весьма дружески, а потом на другой день сам посетил Генерала Паскевича.

8-го Ноября, в день тезоименитства Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича, после молебствия, был парад всеми войсками, в Дей-Каргане находившимся, в присутствии Аббас-Мирзы, обращавшего на все особенное внимание. После парада Аббас-Мирза посетил завтрак, данный Командующим Лейб-Гвардии Сводным полком Полковником Шиповым. Не смотря на затруднительное свое положение, Аббас-Мирза умел сохранять достоинство сана вместе с редкою любезностью.

10-го, 11-го и 12-го Ноября происходили три первые конференции в Дей-Каргане, между Аббас-Мирзою и Генерал-Адъютантом Паскевичем, на счет условий предполагаемого мира. 28-го Ноября Аббас-Мирза подписал два протокола, коими решена уступка России Эриванской и Нахичеванской провинций, и вскорости было постановлено назначение суммы, следующей к уплате России за военные издержки.

Во время таковых переговоров Оттоманская порта, предпринимая разрыв с Россией, употребляла все средства прервать переговоры, производившиеся в Дей-Каргане. 12-го Декабря приехал к Аббас-Мирзе курьер от Ванского Паши с известием, что Порта объявляет России войну и просит не заключать мира, обещая именем Султана помощь. Аббас-Мирза не увлекся таковым обнадеживанием, очень хорошо понимая положение Персии, слишком затруднительное и слабое. Но Тегеранский Двор, обольщенный пышными обещаниями Порты и известным Гати-Шерифом, изданным в это время Турецким Султаном, начал одобрять мнение неблагоприятствовавшей России партии и происки одного из братьев Аббас-Мирзы, домогавшегося наследства Престола. Капиталы, назначенные на уплату России и находившееся уже на дороге к Таврису, были остановлены, и 6-го Января Шах прислал особого уполномоченного в Дей-Карган, Мирзу Абул-Гассан-Хана, который 7-го числа имел аудиенцию у Генерал-Адъютанта Паскевича, и объявил ему от имени Шаха, что, доколе Русская армия предварительно не отступит за Аракс и без малейшего замедления не очистит Адзербиджана, Фет-Али-Шах не заплатить никакого вознаграждения и не ратифицирует мира, условия коего были им сперва приняты. В тот же день вечером вручены были Аббас-Мирзе и Абул-Гассан-Хану две декларации за подписью Генерал-Адъютанта Паскевича, что переговоры прерваны и военные действия начнутся снова.

Аббас-Мирза, крайне огорченный таковою переменою, предусматривая гибельные для Персии последствия, с крайней, поспешностью поехал в Тегеран, дабы лично объяснить Фет-Али-Шаху настоящее положение дел и убедить его к поспешному заключению мира.

Вместе с прерванием переговоров начались снова неприятельские действия, не смотря на глубокий снег и суровое время года. Зима наступила необыкновенно холодная, не слыханная в тамошнем крае. Но благодаря распоряжениям Генерал-Адъютанта Паскевич, в Персии, где не имеют понятия о устройстве зимней дороги, таковая явилась. Изобретены были треугольники из сплоченных бревен, которые, будучи возимы впереди артиллерии, раздвигали снег на обе стороны и углаживали дорогу, облегчая движение наших парков и орудий. 15-го Января 1828-го года Генерал-Маиор Панкратьев занял своим отрядом, действовавшим на правом фланге, город Урмию, один из знатнейших в Адзербиджанской области, по крепкому и выгодному местоположению, а Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, принявший начальство над левым флангом действующих войск, двинулся к городу Ардебилю, знаменитому по гробнице Шеих-Софи, основателя Софийской династии в Персии и потому, что Персидские Шахи коронуются в оном. Сыновья Аббас-Мирзы, Мехмет-Мирза и Джангир-Мирза, запершись в Ардебиле, с 2000 гарнизоном хотели было защищаться, но удачное действие трех конгревовых ракет переменило их намерение. Они сдались с условием остаться под покровительством России до окончания войны. Комендант города поспешил 25-го Января отворить ворота, и наши войска заняли Ардебиль. Персидскому гарнизону предоставлена была свобода выйти с оружием и собственностью; но из оного только 100 человек артиллеристов, обученных по-европейски, явились Графу Сухтелену и испросили у него охранные листы для возвращения на место жительства, прочие разбрелись по разным сторонам, вовсе о том не заботясь.

В крепости найдено 27 пушек, значительный запас пороха, ядер и других военных снарядов и до 2000 четвертей муки.

Фет-Али-Шах, узнав о прекращении переговоров и возобновлении неприятельских действий, постиг всю крайность своего положения, и те опасности, которые ему угрожали. Аббас-Мирза с своей стороны представил ему все те бедствия, которым подвергнется Персия, ежели война еще продолжится. Все это решило Шаха отнестись прямо к Генерал-Адъютанту Паскевичу, с уверением в миролюбивых своих расположениях, уведомляя при том, что он снабдил Аббас-Мирзу нужными полномочиями для заключения мира и готов на все условия, какие были предназначены на Дей-Карганских переговорах. В то же самое время получено известие, что в счет должного России денежного вознаграждения перешла уже за линию форпостов наших, находившихся в Мияне 3 курура или 1,500,000 томанов (6,000,000 рублей серебром на нашу монету). Сумма эта должна была остаться в сохранении у Г. Макдональда, Великобританского посланника в Персии, для выдачи Генерал-Адъютанту Паскевичу при подписании им мирного договора. Остальные суммы также уже были отправлены из Тегерана.

Видя точное доказательство, что Персидский Шах готов заключить мирный трактат, Генерал-Адъютант Паскевич вошел в сношение с Аббас-Мирзою, о назначении места для съезда обоим уполномоченным, и отправился с главной своей квартирой в Миян, куда и прибыл 1-го Февраля.

Вслед за тем Аббас-Мирза и Генерал-Адъютант Паскевич съехались в местечке Туркманчае. После принятая всех условий с 9 на 10 Февраля 1828 года в 12 часов ночи подписан, по желанию Аббас-Мирзы, Туркманчайский трактат, потому, что астролог Принца признал это время самым благоприятным. Трактат этот положил конец войне, вновь прославившей Русское оружие. Существенные части оного были: уступка России ханств Эриванского и Нахичеванского, вошедших в состав наших Закавказских провинций, и уплата России Персией в вознаграждение военных издержек 10 куруров томанов Раидже (20,000,000 рублей Российским серебром). 19-го Февраля Генерал-Адъютант Паскевич выехал из Туркманчая в Таврис, и, прибыв туда 20-го числа, нашел уже доставленными 5 куруров Персидской контрибуции. До 4-го Марта происходил прием сумм, полученных от Персии. По случаю того, что 1 курур остался еще не выплаченным, по общему договору назначено было впредь до окончательной уплаты оного Персидским правительством, Русскому отряду занимать Хойскую и Урумийскую области. Генерал-Адъютант Паскевич назначил для этого отряд из полков: Козловского, Нашебургского и Кабардинского пехотных, Шамшева Донского и 1-го конно-Черноморского казачьих и 18 орудий Кавказской Гренадерской артиллерийской бригады; легких рот No 2 и 3, поручив начальству Генерал-Маиора Панкратьева, который и принял над оным начальство 8-го Марта. В тот же день Аббас-Мирза прибыл в летний свой дворец в Таврисе для принятия от нашего правительства этого города, и в тот же день Генерал-Адъютант Паскевич выехал из оного. 13-го Марта первая колонна войск, действовавших в Персии, переправилась чрез Аракс и вступила в наши пределы, а вслед за тем и прочие войска, участвовавшие в походе, кроме означенного отряда Генерал-Маиора Панкратьева, перешли Аракс. Таким образом к концу Марта был очищен нашими войсками Адзербиджан. 24-го Марта Генерал-Адъютант Паскевич, Всемилостивейшие пожалованный титулом Графа Эриванского, возвратился в Тифлис.

Конец четвертой части.

ПРИЛОЖЕНИЯ К ПЯТОМУ ПЕРИОДУ.

I. Высочайший Указ Правительствующему Сенату, данный за собственноручным подписанием Его Императорского Величества, в Санктпетербурге 15-го Марта 1828-го года.

В воздаяние отличного усердия и важных заслуг Генерал-Адъютанта Нашего, Генерала от инфантерии Паскевича, многими блистательными победами в продолжение счастливо прекратившейся с Персиею войны, приобретившего новую славу Нашему оружию, и увенчавшему сии подвиги заключением выгодного во всех отношениях мира, коим пределы Государства распространяются за Аракс и присоединяются ко владениям Нашим область Армянская -Всемилостивейшие жалуем его и потомство его в Графское Российской Империи достоинство, повелевая ему отныне именоваться: Графом Паскевичем-Эриванским.

II. Высочайший рескрипт.

Данный на имя Московского Военного Генерал-Губернатора, Генерала от Кавалерии Князя Голицына.

Князь Дмитрий Владимирович! В бытность Мою в Москве для священнейшего Коронования в 1826-м году, получил Я первое известие о вторжении Персиян в наши области и вслед за тем донесение о поражении и изгнании неприятеля вне пределов Империи. В ознаменование случая сего даровал Я первопрестольному граду Москве первые знамена, от Персиян отбитые, повелев, чтобы и впредь трофеи, кои взяты будут в продолжении войны с Персией, были тоже в оном хранимы.

К числу таковых трофеев должно причислить орудия, вылитые в самом Таврисе во время бытности в оном войск наших изделия собственно Персидского. Даруя оные граду Москве в память войны против Персиян, столь достославно для России окончанной, повелеваю вам, приняв с надлежащею почестью помянутые орудия, ныне Лейб-Гвардии Сводным полком сопровождаемые, поставить оные на Царской площади.

На подлинном подписано собственною
Его Императорского Величества рукою:
НИКОЛАЙ

Корабль Париж на рейде Варны,
Октября 1-го дня 1828-го года.

III. Приказ Государя Императора войскам Отдельного Кавказского Корпуса.

Десница Всевышнего увенчала подвиги ваши, достославные для России, миром! Праведность дела нашего восторжествовала; храбрость Российских войск укротила надменность врагов, воздала им за неправедное вторжение в наши пределы! Ваше мужество, ревностное усердие и постоянство, с коим перенесли вы и зной лета и суровость зимы, и все трудности похода в стране дикой, борясь с врагами и с самою природою, снискали вам признательность Мою и благодарность возлюбленного нашего отечества. Но более еще достохвальны: кроткое обращение ваше с побежденными, охранение стран и градов завоеванных, постоянное соблюдение самого примерного воинского порядка и подчиненности. Сами враги ваши, ниспроверженные победоносным оружием России, изумились великодушию победителей! Вы в полной мере оправдали ожидания Мои.

В ознаменование толиких услуг ваших отечеству и Престолу, повелеваю: носить всем войскам, участвовавшим в делах против Персиян в 1826, 1827 и 1828 годах, особую, утвержденную Мною медаль, за Персидскую войну, на соединенной ленте Орденов Св. Великомученика и Победоносца Георгия и Св. Равноапостольного Князя Владимира. Да послужит знак сей памятником мужества и примерного поведения вашего! Да будет он новым залогом верной службы Российского войска и Моей к вам признательности.

На подлинном подписано собственною
Его Императорского Величества рукою:
НИКОЛАЙ

В С. Петербурге,
15-го Марта 1828-го года.

IV. Приказ.

Его Императорское Величество, в присутствии своем в городе Базарджике в 27-й день Июня 1828-го года, соизволил отдать следующий приказ:

Нижегородскому Драгунскому полку за оказанную храбрость против Персидских войск в прошедшей войне, Всемилостивейшие жалуются Георгиевские Штандарты.

Полкам: Гренадерским Херсонскому и Грузинскому, Эриванскому Карабинерному и батарейной No 1 роте Кавказской Гренадерской бригады, за оказанную храбрость против Персидских войск, Всемилостивейше жалуются установленные на кивера знаки отличия.

42-му Егерскому полку за оказанную храбрость против Персидских войск, Всемилостивейше жалуются знамена с надписью: За оборону крепости Шуши против Персидской армии в 1826 году.

V. Высочайший Манифест о мире с Персиею, обнародованный в С. Петербурге 31 Марта 1828 года.

Божьею милостью
МЫ НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ
и прочая, и прочая, и прочая,
объявляем всенародно.

Всевышний снова благословил Россию вожделенным миром, положив конец войне с Персиею, долголетним продолжением грозившей. -- Среди мирных и дружественных сношений, среди надежд и уверенности доброго соседства, внезапно на границах Кавказа потрясен покой подвластных нам народов, и насилие, вопреки святости договоров, быстрым вторжением коснулось пределов России

Надлежало отразить силу силою. -- В стране, неприятелем опустошенной и почти непроходимой, преследуя его и в тоже время борясь с силою природы, превозмогая палящий зной лета и жестокость зимы, храброе воинство наше после несчетных усилий покорило Эривань, дотоле неприступный, и за Араксом на высотах Арарата утвердили свои знамена, и углубляясь далее во внутренность Персии, овладело самым Таврисом и страною, ему сопредельною. Ханство Эриванское по обе стороны Аракса и Ханство Нахичеванское часть древней Армении, пали во власть победителей.

Но покоряя области, Российское воинство стяжало еще другую славу. Среди войны в земле неприятельской, безопасность частных лиц и имуществ, все права собственности не менее были в очах воина священны, как среди мира и в стране союзной. Кротким, великодушным, исполненным пощады и умеренности, обращением с побежденными, превыше самых побед возвеличено достоинство Русского имени.

Таким образом в краткое время, менее нежели в восемь месяцев по вступлении в неприятельскую землю, совершены подвиги решительные, многолетние. Успехи их доказали, что правому делу нашему поборал Промысл.

Под сильною Его защитою, Россия, поставляя первым своим благом мир, никогда не попустить нарушать его без строгого и праведного возмездия.

Путь к победам еще был отверст; но как скоро предстала надежда к мирным соглашениям, Мы с удовольствием обратились к миру.

В основании его, Мы постановили оградить Империю естественными и безопасными пределами, и вознаградить в полной мере все убытки, войною нанесенные, отдалить на всегда все причины к ее возобновлению.

На сих главных основаниях, в 10-й день Февраля в Туркманчае заключен и подписан между Россиею и Персиею трактат вечного мира, при сем во всеобщее известие издаваемый.

Выгоды сего мира измеряем мы наипаче постановлением в сей стране твердых и безопасных границ. В сем единственно виде взираем Мы на пользу приобретенного нами края. Все, что в завоеваньях наших не относилось прямо к сей цели, все города и селения повелели Мы возвратить по исполнении мирных условий.

К сим существенным выгодам присоединяются пользы торговли, коея свободное движение Мы всегда признавали одним из главнейших побуждений к трудолюбию и промышленности, и вместе с тем верным залогом и ручательством мира прочного, на взаимных нуждах и пользах утвержденного.

Богу, устроящему судьбы царств земных, воссылая из глубины души хвалу благодарения, Мы удостоверены, что все любезные и верные Наши подданные, сретая во всех происшествиях сей войны и в счастливом ее окончании новое знамение благости и покровительства к России, прольет к Престолу Его теплые их молитвы: да будет мир сей, промыслом Его устроенный, тверд и непреложен, и да поможет Нам десница Его Святая сохранить тишину и спокойствие на пределах Империи Нашей.

Дан в С. Петербурге в 21-й день Марта месяца в лето от Рождества Христова 1828, Царствования Нашего в третье.

На подлинном подписано собственною
Его Императорского Величества рукою:
НИКОЛАЙ

Трактат между Россией и Персиею, в 10-й день Февраля 1828-го года заключенный.

Божьею милостью поспешествующею
МЫ НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ
и прочая, и прочая, и прочая,

Объявляем чрез сие, кому о том ведать належит, что сего тысяча восемьсот двадцать восьмого года Февраля десятого дня в Персидском селении Туркманчае между Нашим Императорским Величеством и Его Владеющим Шаховым Величеством Восточного предела Высокостольнейшего места, превысочайшие, прехвальные степени, великодержательную власть, древнюю Великих Государей Персидских Царей приймшим, Магометанских Государей честью превосходящим и многих Магометанских народов Повелителем, Персидские земли Начальником и добрым Нашим соседом, Великим Государем Фет-Али-Шахом, чрез уполномоченных с обеих сторон, а именно с Нашей стороны чрез Сиятельного и Высокопревосходительного Графа Ивана Паскевича Эриванского, нашего Генерал-Адъютанта и Генерала от Инфантерии, Командующего Отдельным Кавказским Корпусом, Главноуправляющего Гражданскою частью в Грузии, Губернии Астраханской и области Кавказской, Начальствующего Каспийскою Флотилиею и Кавалера, и Превосходительного Александра Обрезкова, Нашего Действительного Статского Советника, Камергера и Кавалера; со стороны же Его Шахова Величества чрез Его Высочество Принца Аббас-Мирзу, по силе данных им полных мочей, постановлен и заключен Трактом вечного мира, состоящий в шестнадцати статьях, которые от слова до слова гласят тако:

Во имя Бога Всемогущего. Его Императорское Величество, Всепресвятейший, Державнейший, Великий Государь, Император и Самодержец Всероссийский и Его Величество Падишах Персидский, равно движимые искренним желанием положить конец пагубным следствиям войны, совершенно противной их взаимным намерениям, и восстановить на твердом основании прежние сношения доброго соседства и дружбы между обоими Государствами постановлением мира, который бы в самом себе заключая ручательство своей прочности, отвращал на предбудущее время всякий повод к несогласиям и недоразумениям, назначали своими уполномоченными для совершения сего спасительного дела: Его Величество Император Всероссийский Своего Генерал-Адъютанта, Генерала от инфантерии, Командующего Отдельным Кавказским Корпусом, Главноуправляющего Гражданскою частью в Грузии, Губернии Астраханской и области Кавказской, Начальствующего Каспийскою Флотилиею и Кавалера Орденов Св. Александра Невского с алмазными украшениями, Св. Владимира 1-й степени, Св. Георгия 2-го класса, имеющего две шпаги за отличие, из коих одна с надписью: "за храбрость," а другая украшена алмазами, и Кавалера иностранных Орденов: Прусского красного орла 1-й степени, Ордена луны Высокой Порты Оттоманской и многих других, Ивана Паскевича, и Своего Действительного Статского Советника, Камергера и Кавалера Орденов Св. Владимира 2-й степени и Св. Иоанна Иерусалимского, Александра Обрезкова; а Его Величество Шах Персидский, Его Высочество Принца Аббас-Мирзу. Уполномоченные сии, съехавшись в селении Туркманчае и по размене данных им полномочий, кои найдены в надлежащем порядке, постановили и заключили нижеследующие статьи.

Статья первая.

Отныне на вечные времена пребудет мир, дружба и совершенное согласие между Его Величеством Императором Всероссийским и Величеством Шахом Персидским, Их наследниками и преемниками Престолов, Их Державами и обоюдными подданными.

Статья вторая.

Его Величество Император Всероссийский и Его Величество Падишах Персидский, принимая в уважение, что с войною, между высокими договаривающимися сторонами возникшею и ныне счастливо прекращенною, кончились и взаимные по силе Гюлистанского трактата обязательства, признали нужным заменить означенный Гюлистанский трактат настоящими условиями и постановлениями, долженствующими устроить и утверждать более и более будущие мирные и дружественные между Россиею и Персиею сношения.

Статья третья.

Его Величество Шах Персидский от своего имени, своих наследников и преемников, уступает Российской Империи в совершенную собственность Ханство Эриванское по сю и по ту сторону Аракса и Ханство Нахичеванское. В следствие сей уступки, Его Величество Шах обещает, не позже шести месяцев, считая от подписания настоящего договора, сдать Российским начальникам, все архивы и публичные документы, относящиеся до управления обоими вышеназванными Ханствами.

Статья четвертая.

С согласия обеих высоких договаривающихся сторон постановляется границею между обоими Государствами следующая черта: начиная с той точки от границы Турецких владений, которая всех ближе в прямом направлении отстоит от вершины малого Арарата, граничная черта пойдет до вершины сей горы, оттуда по покатости ее сойдет к верховью реки нижнего Карасу, вытекающей с южной стороны малого Арарата; потом сия граничная черта продолжится по течению той реки до впадения оной в Аракс против Шерура; от сего пункта она пойдет по руслу реки Аракса до крепости Аббас-Абада; здесь около внешних укреплений сей крепости, находящихся на правом береге Аракса, будет обведена окружность шириною в пол-агача, т. е. 3 1/2 Российских версты во всех направлениях, и пространство земли, содержащееся в сей окружности сполна, будет принадлежать исключительно России и иметь быть отрезано с величайшею точностью в течении двух месяцев, считая от сего числа. Начиная с того места где означенная окружность с восточной стороны примкнется к берегу Аракса, пограничная черта пойдет паки по руслу сей реки до Едибулукского брода, оттуда Персидское владение будет простираться по руслу Аракса реки на 3 агача, т. е. на 21 Российскую версту; потом граница пойдет прямо чрез Муганскую степь до реки Болгару, к месту, лежащему тремя агачами, т. е. 21 верстою ниже соединения двух речек: Одинабазара и Саракамыши; оттуда граница продолжится по левому берегу реки Болгару вверх до соединения упомянутых речек Одинабазара и Саракамыши; потом по правому берегу восточной реки Одинабазара до ее верховья, а отсель до вершины Джикоирских высот, так что все воды, текущие в сих высотах к Каспийскому морю, будут принадлежать России, а все воды, изливающиеся на сторону Персии, будут принадлежать Персии. Поелику же здесь граница между обоими Государствами определяется вершиною гор; то положено, что покатость их к морю Каспийскому должна принадлежать России, а противоположная покатость имеет принадлежать Персии. От вершины Джикоирских высот граница пролегает до вершины Камаркуя по горам, отделяющим Талынь от округа Арши. Горные верхи, разделяющее течение вод по обе стороны, будут составлять здесь пограничную черту точно также, как выше было сказано о пространстве между верховьем Одинабазара и Джикоирскими вершинами. Далее пограничная черта, с непрерывным наблюдением вышеизложенного правила относительно течения вод, будет следовать от Камаркуйской вершины по хребту гор, разделяющих округ Зуваита и округ Арши, до границы округа Велькиджы. Таким образом округ Зуваит, за исключением части, лежащей на противной стороне от вершин упомянутых гор, присоединится к России. От границы округа Велькиджы, пограничная между обоими Государствами черта, в постоянной сообразности с вышеозначенным правилом течения вод, будет следовать по вершинам Клопуты и по главной цепи гор, пролегающих по округу Велькиджы до северного истока реки Астары, оттуда по руслу сей реки до впадения ее в Каспийское море, где и оканчивается пограничная черта, имеющая отделять Российские владения от Персидских.

Статья пятая.

Его Величество Шах Персидский в доказательство искренней своей дружбы к Его Величеству Императору Всероссийскому, настоящею статьею как от своего имени, так и от имени своих наследников и преемников Персидского престола, признает торжественно все земли и все острова, лежащие между пограничною чертою, вышеозначенною, и между хребтом Кавказских гор и Каспийским морем, как равно и всех кочующих и других народов, в тех странах обитающих, принадлежащими на вечные времена Российской Империи.

Статья шестая.

Его Величество Шах Персидский в уважение значительных пожертвований, причиненных Российской Империи возникшею между обоими Государствами войною, а также потерь и убытков, потерпенных Российскими подданными, обязуется вознаградить оные денежным возмездием. Сумму сего вознаграждения обе высокие договаривающаяся стороны постановили в десять куруров томанов раидже, или двадцать миллионов рублей серебром; сроки же, образ платежа и обеспечение оного постановлены в особом договоре, который будет иметь такую же силу, как бы он был внесен в настоящий трактат от слова до слова.

Статья седьмая.

Как Его Величество Шах Персидский признает за благо, назначить своим преемником и наследником Престола Августейшего сына своего Принца Аббас-Мирзу, то Его Величество Император Всероссийский, дабы всенародно доказать Его Величеству Шаху Персидскому Свое дружественное расположение и желание содействовать к утверждению сего наследственного порядка, обязуется признать отныне в Августейшем лице Его Высочества Принца Аббас-Мирзы Преемника и Наследника Персидской короны, а по вступлении его на престол, почитать его законным Государем сей Державы.

Статья восьмая.

Российские купеческие суда, по прежнему обычаю, имеют право плавать свободно по Каспийскому морю и вдоль берегов оного, как равно и приставать к ним; в случае кораблекрушения, имеет быть подаваема им в Персии всякая помощь. Таким же образом предоставляется и Персидским купеческим судам право плавать на прежнем положении по Каспийскому морю и приставать к берегам Российским, где взаимно, в случае кораблекрушения, имеет быть оказываемо им всякое пособие. Относительно же военных судов, как издревле одни военные суда под Российским военным флагом могли иметь плавание на Каспийском море; то по сей причине предоставляется и подтверждается им и ныне прежнее сие исключительное право, с тем, что кроме России, никакая другая Держава не может иметь на Каспийском море судов военных.

Статья девятая.

Его Величество Император Всероссийский и Его Величество Шах Персидский, желая всеми средствами утвердить союз мира и дружбы, столь счастливо между ими возобновленные, соизволят, чтобы взаимные высоких Дворов Послы, Министры и поверенные в делах, отправляемые в то или в другое Государство, для исполнения временных поручений, или для постоянного пребывания, были принимаемы с почестями и отличием, соответственными их званию, достоинству высоких договаривающихся сторон, искренней приязни, их соединяющей, и местным обычаям. На сей конец постановлен будет особым протоколом церемониал для наблюдения с той и другой стороны.

Статья десятая.

Его Величество Император Всероссийский и Его Величество Шах Персидский, признавая восстановление и распространение торговым между обеими Государствами сношений, одним из главнейших благодетельных последствий восстановления мира, в полном взаимном согласии рассудили за благо устроить все распоряжения относящиеся до покровительства торговли и безопасности обоюдных подданных, и изложить оные в прилагаемом у сего отдельном акте, которой, будучи заключен обоюдными уполномоченными, есть и будет почитаем равносильною частью настоящего мирного договора. Его Величество Шах Персидский предоставляет России, как то было и прежде, право определять консулов, или торговых агентов, повсюду где польза торговли сего требует, и обязуется сим консулам и агентам, из которых каждый будет иметь в свите своей не более десяти человек, оказывать покровительство, дабы пользовались они почестями и преимуществами, публичному их званию присвоенными. Его Величество Император Всероссийский обещает с своей стороны наблюдать совершенное взаимство в отношении консулов или торговых агентов Его Величества Шаха Персидского. В случае основательной жалобы Персидского правительства на Российского агента или консула, Российский Министр, или поверенный в делах при дворе Его Величества Шаха, яко непосредственный начальник их, имеет удалить виновного от должности и временно поручить оную другому лицу по своему усмотрению.

Статья одиннадцатая.

Все требованья обоюдных подданных и другие дела, остановленные войною, будут возобновлены и решены сообразно справедливости после заключенья мира. По долговым обязательствам обоюдных подданных между собою и на казне того или другого правительства, имеет последовать немедленное и полное удовлетворенье.

Статья двенадцатая.

Высокие договаривающиеся стороны для выгоды обоюдных подданных, постановили по общему их согласью: тем из них, которые имеют недвижимую собственность по обе стороны Аракса, предоставить трехлетний срок, в продолженье которого они могут свободно продавать и обменивать оную; но Его Величество Император Всероссийский, по колику то до Него касается, изъемлет из сего снисходительного распоряженья, Гуссейн-Хана бывшего Эриванского Сардаря, брата его Гассан-Хана, и Керим-Хана, бывшего правителя Нахичеванского.

Статья тринадцатая.

Все военнопленные обеих сторон, взятые в продолженье прошедшей войны, или прежде, а равно подданные обоих правительств, взаимно впадшие когда-либо в плен, должны быть освобождены и возвращены в течении четырех месяцев; они имеют быть снабжены жизненными припасами и прочими потребностями и отправлены в Аббас-Абад для сдачи взаимным комиссарам, кои назначатся для приятия их и распоряжения дальнейшего препровождения в места жительства. Высокие договаривающиеся стороны будут таким же образом поступать со всеми военнопленными и всеми Российскими и Персидскими подданными, взаимно впадшими в плен, кои не будут возвращены в означенный срок по отдаленности их нахождений, или полной какой-либо причине или обстоятельству. Обе Державы предоставляют себе точное и неограниченное право требовать таковых во всякое время и обязуются возвращать их взаимно по мере того, как они будут оказываться, или когда поступят о них требования.

Статья четырнадцатая.

Ни одна из высоких договаривающихся сторон не будет требовать выдачи переметчиков и дезертиров, перешедших в подданство другой до начатия последней войны или во время оной. Для предупреждения же вредных последствий, взаимно могущих произойти от умышленных сношений между некоторыми из их переметчиков и их прежними соотечественниками, или подвластными, Персидское правительство обязуется, во владениях его, состоящих между Араксом и чертою, образуемою рекою Чара, озером Урмии, рекою Джакату и рекою Кизил-Озаном, до впадения ее в море Каспийское, воспретить пребывание тем лицам, и кои ныне или в последствии будут поименно Российским правительством означены. Его Величество Император Всероссийский с своей стороны обещает равномерно не дозволять Персидским переметчикам селиться или проживать в ханствах Карабахском и Нахичеванском и в части ханства Эриванского, на правом берегу Аракса лежащей. Но само собою разумеется, что условие имеет и будет иметь силу только в отношении к лицам, носившим публичные званья, или имеющим некоторое достоинство, каковы суть: Ханы, Беки и духовные начальники или муллы, кои личным примером, внушениями и связями могут иметь вредное влияние на прежних своих соотчичей, бывших в их управлении, или им подвластных. Что касается вообще до жителей обоих Государств, то высокие договаривающаяся стороны постановили, что обоюдные подданные, кои перешли или впредь перейдут из одного Государства в другое, могут селиться всюду, где дозволит то правительство, под коим они будут находиться.

Статья пятнадцатая.

Его Величество Шах Персидский, движимый благотворным и спасительным намерением возвратить спокойствие Державе своей и устранить от подданных своих все, что могло бы увеличить еще бедствия, навлеченные на них войною, столь счастливо настоящим договором оконченною, дарует совершенное и полное прощение всем жителям и чиновникам области, именуемой Адзербиджаном. Никто из них, к какому бы разряду не принадлежал, не может подвергнутся преследованию, ни же оскорбления за мнения, поступки свои, или поведение в течении войны, или в продолженье временного занятия упомянутой области Российскими войсками. Сверх того будет предоставлена тем чиновникам и жителям годичный срок, считая от сего числа, для свободного перехода с своими семействами из Персидских областей в Российские, для вывоза и продажи движимого имущества, без всякого, со стороны правительства и местных начальников, препятствия, и не подвергая продаваемые, или вывозимые сими лицами имущества и вещи какой-либо пошлине или налогу. Относительно же имения недвижимого, определяется пятилетний срок для продажи оного, или учинения произвольных об оном распоряжений. Не распространяется однако же сие прощение на тех, кои до теченья упомянутого годичного срока впадут в какую-либо вину или преступление, подлежащее судебному наказанию.

Статья шестнадцатая.

По подписании сего мирного договора обоюдные уполномоченные отправят без отлагательства во все места известия и надлежащие повеления о немедленном прекращении военных действий. Настоящий мирный договоров, учиненный в двух одинакового содержания экземплярах, подписанный уполномоченными обеих сторон, утвержденный печатями гербов их, и взаимно ими разменянный, имеет быть утвержден и ратифицирован Его Величеством Императором всея России и Его Величеством Шахом Персидским, и торжественная, за собственноручным подписанием Их ратификации будут разменяны обоюдными уполномоченными в течении четырехмесячного срока, или скорее, буде возможно. Заключен в селении Туркманчае 10-го Февраля в лето от Рождества Христова 1828.

В подлиннике подписано:
Иван Паскевич.
А. Обрезков.

Того ради Наше Императорское Величество, по довольном рассмотрении вышепрописанного трактата, подтвердил и ратифицировал оный, яко же сим за благо приемлем, подтверждаем и ратификуем во всем его содержании, обещая Императорским Нашим словом за Нас и Наследников Наших, что все в оном трактате постановленное, наблюдаемо и исполняемо Нами будет ненарушимо. Во уверение чего Мы сию Нашу ратификацию подписав своеручно, повелели утвердить Государственною Нашей Печатью. Дана в Санктпетербурге, лета от Рождества Христова тысяча восемьсот двадцать восьмого, Марта двадцатого дня, Государствования Нашего третье лето.

Подлинная подписана собственною
Его Императорского Величества рукою тако:
НИКОЛАЙ

Объявляем через сие, кому о том ведать надлежит, что сего тысяча восемьсот двадцать восьмого года Февраля десятого дня, в Персидском селении Туркманчае между Нашим Императорским Величеством и Его Владеющим Шаховым Величеством Восточного предела Высокостольнейшего места, превысочайшие, прехвальные степени великодержательную власть, древнюю Великих Государей Персидских Царей приемшим, Магометанских Государей честью превосходящим и многих Магометанских народов Повелителем, Персидские земли Начальником и добрым Нашим соседом, Великим Государем Фет-Али-Шахом, чрез уполномоченных с обеих сторон, а именно с Нашей стороны чрез Сиятельного и Высокопревосходительного Графа Ивана Паскевича Эриванского, нашего Генерал-Адъютанта и Генерала от Инфантерии, Командующего Отдельным Кавказским Корпусом, Главноуправляющего Гражданскою частью в Грузии, Губернии Астраханской и области Кавказской, Начальствующего Каспийскою Флотилиею и Кавалера, и Превосходительного Александра Обрезкова, Нашего Действительного Статского Советника, Камергера и Кавалера; со стороны же Его Шахова Величества чрез Его Высочество Принца Аббас-Мирзу, по силе данных им полных мочей, постановлен и заключен акт, состоящий в девяти статьях, которые от слова до слова гласят тако:

Во имя Бога Всемогущего.

Статья первая.

Высокие договаривающейся стороны, желая доставить взаимно подданным своим все выгоды, проистекающие от обоюдной свободной торговли, согласились в следующем: Российские подданные, снабженные узаконенными паспортами, могут производить торговлю по всему пространству Персидского Государства, и свободно отправляться оттуда в другие Государства, соседственные с Персиею. Во взаимство чего Персидским подданными предоставляется привозить их товары в Россию, как чрез Каспийское море, так и чрез сухопутную границу сего Государства с Персиею, обменивать оные, или покупать товары для вывоза пользуясь правами и преимуществами наравне с подданными Держав, наиболее благоприятствуемым. В случае смерти кого-либо из Российских подданных в Персии, имущества их движимые и недвижимые, как принадлежащие подданным дружественной Державы, будут отданы в целости родственникам, или товарищам их, которые имеют право располагать оными, как за благо рассудят. А когда не окажется наследников, или товарищей на лицо, то Миссия, или Консулы Российские вступают в распоряжение тех имений, без малейшего препятствия со стороны местных начальств.

Статья вторая.

Совершаемые обоюдными подданными по торговым их делам контракты, векселя, поручительства и другие письменные акты должны быть записаны у Российского Консула и Гакима (гражданского судьи), а где нет Консула, то у одного Гакима, дабы в случае спора между обеими сторонами, можно было сделать нужные разыскания для справедливого решения. Если одна из двух сторон, не будучи снабжена документами письменными и засвидетельствованными, как выше сказало, и долженствующими иметь силу во всяком судебном месте, начнет иск на другую, и не представит других доказательств, кроме свидетелей: таковой им не должен быть допущен, разве ответчик сам признает оный законным. Акты, заключенные на основании вышеизъясненных правил, должны обоюдные подданные соблюдать свято, и если чрез уклонения от удовлетворения причинятся кому-либо убытки, то виновный обязан будет вознаградить оные по соразмерности. В случае несостоятельности Российского купца в Персии, заимодавцы будут удовлетворены из оставшегося именья и пожитков; но Российский Министр, поверенный в делах, или Консул не оставит, по требованию, употребить старание, дабы удостовериться, не осталось ли принадлежащего в России несостоятельному должнику свободного имущества, из коего можно бы удовлетворить заимодавцев. Постановления сей статьи будут взаимно соблюдаемы в отношении Персидских подданных, торгующих в России под покровительством Законов.

Статья третья.

Для доставления торговле обоюдных подданных выгод, составляющих предметы прежних договоров, положено: с товаров привозимых в Персию, или вывозимых из сего Государства Российскими подданными, а равно с произведений Персии, привозимых в Россию чрез Каспийское море, или чрез сухопутную границу, и с Российских товаров, теми же путями вывозимых из Империи Персидскими подданными, изымать пошлину как и прежде, по пяти процентов со ста, единожды на всегда, при ввозе, или вывозе тех товаров, не подвергая уже оных после сего никакой таможенной пошлине. Если Россия признает нужным учинить по таможенной части какие-либо новые распоряжения и постановить тарифы, то обязуется пошлину по пяти процентов со ста, выше сего установленную, сохранить без всякого изменения.

Статья четвертая.

Если бы Россия или Персия находилась в войне с какою-либо постороннею Державою, то в подвластные той Державе области не возбраняется обоюдным подданным договаривающихся сторон, провозить свои товары чрез земли, взаимно им принадлежащие.

Статья пятая.

Поелику в Персии, по существующим в ней обычаям, с трудом можно иностранцу нанимать дом, места или кладовые, удобные для складки товаров, то дозволяется Российским подданным в Персии не только нанимать, но и в собственность приобретать там дом для их жительства, также места и кладовые для хранения их товаров. Чиновники Персидского правительства не должны силою входить в означенные дома, места или кладовые, но могут, в случае необходимости, испросить согласие Российского Министра, поверенного в делах, или консула, которые отрядят чиновника, или драгомана для присутствия при осмотре дома, или товаров.

Статья шестая.

Равномерно Министр, или поверенный в делах Его Императорского Величества, чиновники миссии Российской, консулы и драгоманы, не находя возможности приобретать покупкою в Персии нужное для их одеяния, а также многие вещи необходимые для жизненного продовольствия, имеют право, все таковые вещи, для них единственно употребления, получать на свой счет без платы пошлины, или других налогов. Сим преимуществом взаимно пользуются агенты публичные Его Величества Шаха, пребывающие в Российской Империи. Персидские подданные принадлежащие к свите Министра, поверенного в делах, консулов, необходимо им нужные для прислуги, будут пользоваться во время нахождения при них, покровительством их наравне с Российскими поданными. Но если кто-нибудь из тех Персидских подданных учинит преступленье будет подлежать наказанию, в законах установленному: в таком случае Министерство Персидское, или Гаким, а за его небытностью местное начальство, до коего то касаться будет, непосредственно обращается к Российскому Министру, поверенному в делах, или консулу, у коего обвиненный находится в удержании с требованием, о выдаче его к суду. И если сие требование основано на доказательствах, изобличающих преступленье обвиняемого; то Министр, поверенный в делах, или консул, без всякого затрудненья удовлетворяют оному.

Статья седьмая.

Все тяжбы и дела спорные между Российскими подданными подлежат исключительно рассмотрению и решению миссии, или консулов Его Императорского Величества, сообразно с законами и обычаями Империи Российской. На рассмотрение их поступают равномерно все споры и тяжбы между Российскими подданными и таковыми же другой какой-либо Державы, в случае согласья на сие обеих сторон. Если же возникнут споры и тяжбы между Российскими и Персидскими подданными, то сии споры и тяжбы поступают к Гакиму, или Правителю, и должны быть рассматриваемы и решены не иначе, как в присутствии драгомана Миссии, или консульства. Тяжбы сии, единожды судебными порядком оконченные, не могут быть вторично возобновляемы. Однако же, когда обстоятельства будут такого рода, что требуют вторичного рассмотрения, то к оному не будет приступаемо без предварения Министра, поверенного в делах, или консула Российского, и в таком случае дело не может быть исследовано и решено нигде, кроме Дефтер-Ханета, т. е. верховной канцелярии Шаха в Тавризе, или в Тегеране, равномерно в присутствии драгомана Российской миссии, или консульства.

Статья восьмая.

В случае смертоубийства или другого уголовного преступления между Российскими подданными, рассмотрение и решение дела исключительно Российскому Министру, поверенному в делах, или консулу, в силу вверенной им судебной власти по делам их соотечественников, Если Российский подданный будет замешан с иноземцами в уголовное дело: он не может ни коим образом быть преследуем, или тревожим без доказательства соучастия его в преступлении; но и в сем случае, как равно и в том, когда Российский подданный будет обвинен в непосредственном преступлении, не могут местные судилища приступить к рассмотрению и суду иначе, как в присутствии Чиновника, отряжаемого Российскою миссией, или консульством. Если же такового не будет в том месте, где учинено преступление; то местные начальства обязаны препроводить виноватого туда, где находится Российский консул, или агент. Показания оправдывающие, или изобличающие обвиняемого, имеют быть со всею точностью собраны Гакимом и местным судьею, скреплены их подписью, в таком виде доставлены туда где надлежит судить преступление; сии показания имеют служить при производстве дела основными доказательствами, разве обвиняемый удостоверит, что они ложны. Когда обвиняемый будет изобличен надлежащим образом и приговор последует, тогда преступник имеет быть выдан Министру, поверенному в делах, или консулу Его Императорского Величества, и от него отправлен будет в Россию, для наказания, законом определенного.

Статья девятая.

Высокие договаривающиеся стороны будут наблюдать за строгим наполнением постановлений настоящего акта. Правители их областей, Коменданты и другие обоюдные не дозволять себе преступать оных постановлений, под опасением тяжкой ответственности и даже отрешения от должности, в случае двукратного, надлежащим образом доказанного нарушения.

На сей конец мы нижеподписавшиеся, уполномоченные Его Величества Императора всея России и Его Величества Шаха Персидского, постановили и заключили содержащиеся в настоящем акте условия, яко последствия X статьи главного трактата, сего же дня заключенного в Туркманчае, и кои будут иметь такую же силу и действие, как если бы оные были от слова до слова внесены в оный трактат. В следствие чего сей отдельный акт в двух экземплярах подписан нами, утвержден печатями гербов наших и разменен. Заключен в селении Туркманчае 10 Февраля в лето от Р. X. 1828.

В подлиннике подписано:
Иван Паскевич.
А. Обрезков.

Того ради Наше Императорское Величество, по довольном рассмотрении вышепрописанного отдельного акта, подтвердили и ратификовали оный, яко же сим за благо приемлем, подтверждаем и ратификуем во всем его содержании, обещая Императорским Нашим словом, за Нас и Наследников Наших, что все в оном отдельном акте постановленное наблюдаемо и исполняемо нами будет ненарушимо. Во уверение чего Мы сию Нашу ратификацию подписав своеручно, повелели утвердить Государственною Нашею печатью. Дана в Санктпетербурге, лета от Рождества Христова тысяча восемьсот двадцать восьмого, Марта двадцатого дня, Государствования Нашего в третье лето.

Подлинная подписана собственною
Его Императорского Величества рукою тако:
НИКОЛАЙ

ВЫСОЧАЙШИЕ Рескрипты

(За собственноручным Его Императорского Величества подписанием.)

Данный на имя Командира Отдельного Кавказского Корпуса, Г. Генерала от Инфантерии Генерал-Адъютанта И. Ф. Паскевича.

Иван Федорович! открытие в настоящем году кампании против Персиян, под главным предводительством вашим, не взирая па многие местные трудности и препятствия, кои вам преодолеть надлежало, ознаменовано занятием города Нахичевана, разбитием Аббас-Мирзы, в сражении при Джаван-Булаке, и завоеванием крепости Аббас-Абада. Успехи сии, покрывшие оружие Наше новою славою, служат явным доказательством искусных распоряжений ваших, и того мужества войск, вам вверенных, которым они одушевляются вашим примером. В воздаяние столь отличных услуг ваших, Нам и отечеству оказанных, Мы признали справедливым пожаловать вас кавалером Ордена Св. Равноапостольного Князя Владимира 1 степени; коего знаки при сем препровождая, пребываю к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

В С. Петербурге,
17-го Августа 1827-го года.

Данный на имя Наказного Атамана Войска Донского, Генерал-Маиора Кутейникова.

Дмитрий Ефимьевич! Назначив приказом, сего числа отданным, любезного сына Нашего, Наследника, Великого Князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, повелеваю вам: объявить о сем по вверенному вам храброму войску Донскому, уверен будучи, что оное найдет в сем назначении новое доказательство Моей признательности и благоволения к нему, за его знаменитые услуги отечеству и верность к Престолу, в коих я тем более удостоверен, что оно уже и при Начале Царствования Моего, явило столь блистательные опыты своего усердия и храбрости в настоящую войну с Персиянами. При сем повелеваю вам, считать Его Императорское Высочество, Наследника, Великого Князя Александра Николаевича, Шефом Донского Атаманского полка, которому и именоваться Казачьим Его Императорского Высочества Наследника полком. Пребываю вам благосклонный.

В С. Петербурге,
2-го Октября 1827-го года.

Данный на имя Командира Отдельного Кавказского Корпуса, Г. Генерал-Адъютанта Паскевича.

Иван Федорович! Отличное мужество, твердость и искусство, с коими вы, начальствуя вверенным вам отдельным Кавказским Корпусом, вели столь успешно нынешнюю против Персиян кампанию, ознаменованную уже преодолением необычайных трудностей, многократными победами и блистательными подвигами вашими, а ныне увенчанною покорением Сардарь-Абада и важным для Империи завоеванием знаменитой в Азии крепости Эривани, обратили на вас особенную Монаршую Нашу признательность. В знак оной и в вознаграждение за столь значительные услуги, Мне и отечеству оказанные, жалую вас Кавалером Ордена Св. Победоносца Георгия 2-й степени большого креста. Препровождая к вам знаки сего Ордена для ношения по установлению, пребываю вам благосклонным.

На подлинных подписано собственною
Его Императорского Величества рукою:
НИКОЛАЙ

В Ревеле,
29-го Октября 1827-го года.

ВЫСОЧАЙШИЕ грамоты.

Нашему Генерал-Адъютанту, Генерал-Лейтенанту Бенкендорфу 2.

Примерной храбрости и искусным распоряжением вашим обязаны Мы блистательными успехами Отдельного отряда войск, который, под вашим предводительством в пределах Персии, ознаменовался быстрым занятием монастыря Эчмиадзинского и неоднократным поражением неприятеля, в особенности в окрестностях крепостей Эривани и Сардарь-Абада, где храбрые воины Донского и Черноморского и казачьих войск, одушевляемые вами, оказали пример отличного мужества и решимости при разбитии превосходной силами неприятельской конницы. В вознаграждение столь отличных услуг, Нам оказанным, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Равноапостольного Владимира 2-й степени, знаки коего при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 21-й пехотной Дивизии, Князю Эристову.

При поражении 5-го Июля сего года Персиян, вы командую 2-ю колонною войск Наших, посланы были поддержать атаку Нижегородского Драгунского полка для прогнания неприятеля, наступавшего па левый фланг Наш, и при исполнении сего, равно как при преследовании неприятеля, показали новые опыты примерного усердия и неустрашимости. В вознаграждение чего и в знак особенного благоволения, Мы Всемилостивейше жалуем, вам препровождаемые при сем алмазные знаки Ордена Св. Анны 1-й степени, пребывая к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Майору, Командующему Грузинским ополчением, Князю Багратиону.

В ознаменование благоволения Нашего к отличному мужеству, оказанному вами в сражения против Персиян 5-го Июля сего года, где вы, начальствуя над конным земским ополчением, бросились вместе с кавалериею в атаку на неприятеля, преследовали его и поражали, подавая подчиненным своим пример неустрашимости, Высочайше жалуем вам препровождаемые при сем алмазные знаки Ордена Св. Анны 1-й степени, пребывая к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Маиору, Начальнику 2-й Уланской Дивизии, Барону Розену 6-му.

Отличное усердие ваше к службе и новый опыт мужества, оказанного вами при обложении войсками Нашими крепости Аббас-Абада, и в особенности в сражении при Джаван-Булаке, где находившиеся под вашим начальством полки Нижегородский Драгунский и Серпуховский Уланский, опрокинув конницу Аббас-Мирзы, принудили ее к бегству, с значительным для неприятеля уроном; при чем взято от него два знамя и в числе пленных несколько Ханов, обращают на вас справедливое Наше внимание в доказательство коего и в знак особенного Нашего к вам благоволения, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени, знаки коего при сем препровождая, пребывая к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 20-й пехотной Дивизии Красовскому.

В награду отличной твердости и мужества оказанных вами 17-го минувшего Августа в сражении против Персиян при Абарани, где с трехтысячным отрядом преодолели вы все предстоявшие затруднения, успели отразить действия тридцатитысячного неприятельского корпуса под предводительством Аббас-Мирзы и освободили обложенный неприятельскими силами монастырь Эчмиадзинский; при чем ободряя войска личным своим примером, сами были ранены, а равно во внимание к особенному усердию и храбрости оказанной вами при покорении Сардарь-Абада и Эривани, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Равноапостольного Князя Владимира 2-й степени, знаки коего, при сем прилагаемые, повелеваем вам возложить на себя и носить по установлению.

Пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Начальнику 21-й пехотной Дивизии, Нашему Генерал-Лейтенанту Князю Эристову.

В вознаграждение отличных услуг, оказанных вами в нынешнюю войну с Персиянами, в продолжение которой служение ваше ознаменовано благоразумными распоряжениями и успешными действиями в Карабахе и в особенности при занятии Тавриса, где, кроме значительного числа орудий и других военных запасов, взят в плен известный военачальник Аллаяр-Хан, и в знак особенного Нашего к вам благоволения, Всемилостивейше жалуем Вас Кавалером Ордена Св. Александра Невского, знаки коего при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Генерал-Квартирмейстеру Главного Штаба Нашего, Графу Сухтелену.

В вознаграждение отличной деятельности вашей и усердия, оказанных при осаде и покорении крепости Сардарь-Абада, Всемилостивейше жалуем вам алмазные знаки Ордена Св. Анны 1-й степени, кои при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 20-й пехотной Дивизии Красовскому.

Желая наградить отличное мужество, оказанное вами при осаде и покорении крепости Сардарь-Абада Всемилостивейше жалуем вам алмазные знаки Ордена Св. Анны 1-й степени, кои при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Маиору Начальнику Артиллерии Отдельного Кавказского Корпуса Унтилье.

Во время осады и покорения крепости Сардарь-Абада, вы командуя всею артиллериею, оказывали отличную деятельность и усердие, в вознаграждение коих, Мы Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени. Препровождая при сем знаки сего Ордена, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Маиору, Начальнику Инженеров 2-й Армии, Трузсону 2-му.

В ознаменование особенного благоволения Нашего к отличному усердно и мужеству, оказанному вами при производстве Инженерных работ во время осады и покорения крепости Сардарь-Абада, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени, знаки коего при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Лейтенанту Шамхалу-Тарковскому.

В знак особенного Нашего благоволения к усердию, оказанному вами удержанием спокойствия в Дагестане, во время возмущений, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Равноапостольного Князя Владимира 2-й степени большого креста, коего знаки при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Маиору, Аслан-Хану Куринскому и Казыкумыкскому.

В ознаменование особенного благоволения Нашего к непоколебимой преданности, оказанной вами к престолу Нашему при отражении неприятеля, умышлявшего возмутить Казыкумыкскую провинцию, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени, коего знаки при сем препровождая, пребывая Императорскою Нашею милостью благосклонны.

С. Петербург,
Января 30-го дня 1827-го года.

Нашему Генерал-Адъютанту, Генерал-Маиору Князю Меньшикову.

В знак особенного Нашего к вам благоволения и в вознаграждение отличного усердия, оказанного вами во время посольства в Персию и трудов, при сем случае понесенных, Всемилостивейше жалуем вам препровождаемые при сем алмазные знаки Ордена Св. Анны 1-й степени, пребывая к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

В Твери,
Октября 1-го для 1826-го года.

Нашему Генерал-Маиору, Командиру 1-й Бригады 21-й пехотной Дивизии, фон Краббе.

В вознаграждение отличного усердия вашей к службе и примерной неустрашимости, оказанных при вторжении Персиян в пределы Наши и в военных действиях против них, бывших в 1826 году, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени, знаки коего при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

Нашему Генерал-Маиору, Командиру 2-й Бригады 20-й пехотной Дивизии Панкратьеву 1-му.

В ознаменование благоволения Нашего к отличному усердно вашему к службе, мужеству и примерной распорядительности, оказанных во время Командования вашего пехотою против Персиян при переправе чрез реку Аракс и при занятии города Тавриса, Всемилостивейше жалуем вас Кавалером Ордена Св. Анны 1-й степени, знаки коего при сем препровождая, пребываем к вам Императорскою Нашею милостью благосклонны.

В С. Петербурге,
Февраля 12-го дня 1828-го года.

На подлинных подписано собственною
Его Императорского Величества рукою тако:
НИКОЛАЙ

Конец приложениям к пятому периоду.

Текст воспроизведен по изданию: Подвиги русских воинов в странах Кавказских с 1800 по 1834 год. Том 2. Часть 4. СПб. 1836

сетевая версия - Strori. 2018

Оставить комментарий Зубов Платон Павлович (bmn@lib.ru) Год: 1836 Обновлено: 01/09/2025. 256k. Статистика. Статья: История, Публицистика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Том 2. Часть 4.

Зубов Платон Павлович Подвиги русских воинов в странах Кавказских, с 1800 по 1834 год

ЗУБОВ П. П.

ПОДВИГИ РУССКИХ ВОИНОВ В СТРАНАХ КАВКАЗСКИХ

с 1800 по 1834 год.

Описанные

Платоном Зубовым,

ТОМ ВТОРОЙ.

Часть Четвертая.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

(1826 -- по 10 Февраля 1838 года.)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

ПРИЛОЖЕНИЯ К ПЯТОМУ ПЕРИОДУ.

I.

Высочайший Указ Правительствующему Сенату, данный за собственноручным подписанием Его Императорского Величества, в Санктпетербурге 15-го Марта 1828-го года.

II.

Высочайший рескрипт.

III.

Приказ Государя Императора войскам Отдельного Кавказского Корпуса.

IV.

Приказ.

V.

Высочайший Манифест о мире с Персиею, обнародованный в С. Петербурге 31 Марта 1828 года.

Трактат между Россией и Персиею, в 10-й день Февраля 1828-го года заключенный.

Статья первая.

Статья вторая.

Статья третья.

Статья четвертая.

Статья пятая.

Статья шестая.

Статья седьмая.

Статья восьмая.

Статья девятая.

Статья десятая.

Статья одиннадцатая.

Статья двенадцатая.

Статья тринадцатая.

Статья четырнадцатая.

Статья пятнадцатая.

Статья шестнадцатая.

Статья первая.

Статья вторая.

Статья третья.

Статья четвертая.

Статья пятая.

Статья шестая.

Статья седьмая.

Статья восьмая.

Статья девятая.

ВЫСОЧАЙШИЕ Рескрипты

Данный на имя Командира Отдельного Кавказского Корпуса, Г. Генерала от Инфантерии Генерал-Адъютанта И. Ф. Паскевича.

Данный на имя Наказного Атамана Войска Донского, Генерал-Маиора Кутейникова.

Данный на имя Командира Отдельного Кавказского Корпуса, Г. Генерал-Адъютанта Паскевича.

ВЫСОЧАЙШИЕ грамоты.

Нашему Генерал-Адъютанту, Генерал-Лейтенанту Бенкендорфу 2.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 21-й пехотной Дивизии, Князю Эристову.

Нашему Генерал-Майору, Командующему Грузинским ополчением, Князю Багратиону.

Нашему Генерал-Маиору, Начальнику 2-й Уланской Дивизии, Барону Розену 6-му.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 20-й пехотной Дивизии Красовскому.

Начальнику 21-й пехотной Дивизии, Нашему Генерал-Лейтенанту Князю Эристову.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Генерал-Квартирмейстеру Главного Штаба Нашего, Графу Сухтелену.

Нашему Генерал-Лейтенанту, Начальнику 20-й пехотной Дивизии Красовскому.

Нашему Генерал-Маиору Начальнику Артиллерии Отдельного Кавказского Корпуса Унтилье.

Нашему Генерал-Маиору, Начальнику Инженеров 2-й Армии, Трузсону 2-му.

Нашему Генерал-Лейтенанту Шамхалу-Тарковскому.

Нашему Генерал-Маиору, Аслан-Хану Куринскому и Казыкумыкскому.

Нашему Генерал-Адъютанту, Генерал-Маиору Князю Меньшикову.

Нашему Генерал-Маиору, Командиру 1-й Бригады 21-й пехотной Дивизии, фон Краббе.

Нашему Генерал-Маиору, Командиру 2-й Бригады 20-й пехотной Дивизии Панкратьеву 1-му.

Конец приложениям к пятому периоду.

Зубов Платон Павлович
Подвиги русских воинов в странах Кавказских, с 1800 по 1834 год