Зубовский Юрий Николаевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нечисть ("Нечисть лесная пугает меня...")
    "За деньги все - веселие, любовь ли..."
    Я сжег стихи... ("Кто за дверью стучит?.. Там не Парка ли...")
    Паxарь ("Он в летний день работал, как всегда...")
    Молитва ангелов ("Когда умолкнет гул безумной, грозной битвы...")
    "Ты, юноша, любишь так жгуче, так много...")
    "Хлопотала осень, быстро стаскивая..."
    Осень ("Мечта осенняя печальнее и строже...")
    Видение ("Я в этот день бежал от площадей и зданий...")
    Женщина ("Он был похож на сказочного принца...")
    Сумерки ("Облака полетом бурным вспенив...")
    "Пой самовар!.. Январь суровый..."
    "Любовь ушла... Печаль осталась..."
    "Рай - на земле! В цветеньи луга...")
    Сеанс ("Пестро и нелепо, как на экране...")
    Войны ("Идете вы по жутким мёртвым селам...")
    Арлекин ("Последняя свеча на елке догорела...")
    Молитва ("Много их - сынов святой Руси...")
    "Собирала осень первенцы..."
    Осенние дни ("За окнами листвы последняя тесьма...")
    Ивашкин путь ("Старушка Русь, тоскую я безвольно...")
    Крепостник

Юрий Зубовский

Стихотворения

                   Нечисть
   
   Нечисть лесная пугает меня,
   Тени страшат непонятной игрою...
   Сяду у темного, мшистого пня,
   Изнеможённые веки закрою.
   
   Дик и болотист глубокий овраг,
   А за оврагом развесистый ельник...
   Ждет меня леший -- старинный мой враг,
   Кутаясь в мягкий, сырой можжевельник.
   
   Странные тени пугливо дрожат,
   Сумрак тоскливый пугающе-черен,
   Темные силы меня сторожат,
   Я перед ними бессильно-покорен.
   
   Крепко рукой обниму я сосну
   И притаюсь, терпеливо-молчащий,
   Изнеможённый испугом усну
   В жуткой, развесистой чаще.
   
   "Пробуждение" No 1, 1913 г.
   
   
                   * * *
   
   За деньги все -- веселие, любовь ли
   Тебе нужны -- найдется продавец.
   На рынке мировой, разнузданной торговли
   Торгует раб, властитель и отец.
   
   На улицах, в домах и на дорогах шумных,
   В чертогах царственных, на площади большой
   Толпа людей продажных и безумных
   Торгует мыслями, телами и душой.
   
   Терзает душу боль, что вся земля готова
   Продать себя за гулкий звон грошей
   И ждешь, когда Христос придет на землю снова
   Изгнать разнузданных и лживых торгашей.
   
   "Пробуждение" No 24, 1913 г.
   
   
                   Я сжег стихи...
   
   Кто за дверью стучит?.. Там не Парка ли
   Мне вещает надгробную сень?..
   Злые вороны горестно каркали
   Над унылой дорогой весь день.
   
   Я готов выпить чашу последнюю --
   Сжег сегодня я, плача, стихи,
   Я сегодня за ранней обеднею
   Исповедовал Богу грехи.
   
   Бог простит -- он увидел отчаянье,
   Видел он, как горели листки,
   Как отверг я мечтанья и чаянья
   И поверил в безумье тоски.
   
   Кто за дверью стучит?.. Да, войдите же --
   Мои мысли бесплодно пусты...
   Жил я светлой мечтою о Китеже,
   О неведомом граде мечты.
   
   В этом граде вы были царицею,
   Ярким светом святого огня...
   Вы забыли, ушли и темницею
   Стали мир и мечты для меня.
   
   Но сегодня великою жертвою
   Искупил я безумье грехов:
   Вам я, женщина, с радостью жертвую
   Груду пепла любимых стихов!
   
   "Пробуждение" No 2, 1914 г.
   
   
                   Паxарь
   
   Он в летний день работал, как всегда,
   В глубокой тишине уже созревших пашен,
   Плодами долгого, упорного труда
   Безмолвный дол был радостно украшен.
   
   Прекрасен мир в полдневный знойный час:
   Цветут поля, взлетает птичек стая
   И ветерков задумчивый рассказ
   Звучит, как музыка -- простая и святая.
   
   Прекрасен мир и если труд тяжел,
   Сияет солнце, нежно утешая,
   Вознаградит трудящегося дол
   Восторгом, роскошью и благом урожая.
   
   Он в летний день работал, как всегда,
   И вдруг услышал зов -- волнующий и смелый:
   То родина его от мирного труда
   Звала на грозное, но радостное дело.
   
   И он оставил плуг, услыша этот зов,
   Безропотно пошел на поле грозной сечи,
   Затем, что родина звала своих сынов,
   Чтоб защитить ее от вражеской картечи.
   
   И кровью ей купить покой и благодать,
   Купить ей долгий мир страдальческою кровью,
   И подвигом своим смиренно доказать
   Великой матери свою любовь сыновью!
   
   "Пробуждение" No 20, 1914 г.
   
   
                   Молитва ангелов
   
   Когда умолкнет гул безумной, грозной битвы
   И ночь окутает безмолвием просторы,
   С небес слетают ангельские хоры
   И над усопшими поют свои молитвы.
   О, дай им, Господи, ушедшим от юдоли
   Житейских, страшных мук, познать покой безгрешный,
   Так молится печальный Ангел в поле,
   Склонясь над трупами и плача неутешно.
   Им -- павшим воинам, героям грозной битвы --
   Дай благость тишины! Была горька их доля!
   И ангелов печальные молитвы
   Взлетают к небесам от мертвенного поля!
   
   "Пробуждение" No 22, 1914 г.
   
   
                   * * *
   
   Ты, юноша, любишь так жгуче, так много,
   Как чудо приемлешь дыханье мечты,
   Легла широко пред тобою дорога,
   И нет ей предела и нет ей черты.
   
   Мечта исчезает, приходит другая,
   Манит и пьянит: загорись и сгорай!
   И новую радость, едва постигая,
   Стремишься ты снова в неведомый край.
   
   Любовные взоры, намеков узоры,
   Восторженных ласк и молений пора,
   Влюбленных велений, свершений просторы
   И чувств беспредельно-иная игра.
   
   Как дорог тебе этот сладкий и нежный
   Рассвет твоей жизни, твоей красоты,
   Как любишь ты девушек -- чуткий, мятежный,
   Горишь молодыми надеждами ты.
   
   Но верю и знаю -- скажи я, спроси я.
   Что в жизни желанней тебе и нужней,
   Ты гордо и твердо ответишь: "Россия,
   Ее я люблю горячей и нежней!".
   
   И в этих словах, в убежденности жгучей,
   В сыновьей любви к нашей бедной стране
   Душа твоя -- чистой, могучей и лучшей --
   Прекрасно и ясно откроется мне.
   
   "Пробуждение" No 4, 1915 г.
   
   
                   * * *
   
   Хлопотала осень, быстро стаскивая
   С веток золотые кружева.
   Опустела наша роща ласковая
   И стоит -- жива и не жива.
   
   Ветер снял с лугов пахучих скатерти --
   Летних дней любовные труды,
   И дрожат, как нищие на паперти,
   Из березок зябкие ряды.
   
   Паутина золотая тянется,
   Солнце бледно на небе горит,
   И душа -- измученная странница --
   С осенью о смерти говорит.
   
   "Новый журнал для всех". No 9, 1915 г.
   
   
                   Осень
   
   Мечта осенняя печальнее и строже
   Наивных грез ликующей весны...
   Из листьев мертвых траурное ложе,
   Воспоминания, несбывшиеся сны...
   
   Напевы осени задумчиво-грустны,
   И сердцу бедному своей тоской дороже
   Наивных грез ликующей весны.
   
   Так старость тихая весельем не богата.
   Полна раздумием, покорною тоской...
   Уходят дни печально, без возврата,
   
   И ближе смерть... Безмолвие... Покой...
   Но радостно душе печальной и больной
   Благодарить Творца за тишину заката.
   
   "Пробуждение" No 14, 1915 г.
   
   
                   Видение
   
   Я в этот день бежал от площадей и зданий,
   От городских, обманчивых небес,
   От шумных улиц, криков и страданий...
   Я ждал чудес!
   
   Душа пылала жуткою тревогой,
   Душа звала в чертоги красоты
   От жизни пестрой, страшной и убогой,
   От гула суеты.
   
   Остались позади трамваи и кокотки
   И улицы безумия и слез...
   Я -- у реки... Среди тумана в лодке
   Плывет Христос!
   
   Он с горестью глядит на городские тени,
   Из глаз его струятся капли слез,
   И я упал, тоскуя, на колени:
   "Куда грядешь, Христос?
   
   Людей поработил порочный грозный Колосс,
   Гранитный Бог обял безумьем их..."
   Мне прозвучал в ответ печальный голос:
   "Иду страдать за них!
   
   Умолкнут навсегда стенанья и проклятья
   И будет мир святою правдой нов...
   Я вновь приму позорное распятье,
   Тоску и боль Голгоф!
   
   Моя душа тоскует все безмерней.
   Моя душа страданием горит:
   За то, что я приму тоску и боль от терний,
   Отец людей простит!"
   
   1915
   
   
                   Женщина
   
   Он был похож на сказочного принца,
   Когда протяжный свист его бича
   Тревожил тишину огромного зверинца,
   И львы вставали яростно рыча.
   
   Всегда покойный, элегантно-гибкий,
   Он в каждом жесте был прекрасно нов,
   И силою своей презрительной улыбки
   Он укрощал свирепо-гордых львов.
   
   Но помню день, тяжелый день разлуки...
   Шепча несвязная и жалкие слова,
   Он плакал, как дитя, мои целуя руки...
   О, неужели я была сильнее льва?..
   
   1915
   
   
                   Сумерки
   
   Облака полетом бурным вспенив,
   Ветер стих и благостен закат...
   Может быть, когда-нибудь Тургенев
   Здесь грустил в тиши глухих оград.
   Странно-чутки, радостны и кротки,
   Вечера задумчиво грустят...
   Кто скользит средь белых лилий в лодке,
   Тишиною нежною обят.
   И о чем грустит он в час заката?..
   Может быть, о сказочно-былом,
   Что ушло навеки без возврата,
   Стало давним, лучезарным сном.
   Злой туман поднялся у купален.
   Пеленою белою ползет...
   Вечер тих, задумчив и печален,
   Над земной долиною плывет.
   
   1915
   
   
                   * * *
   
   Пой самовар!.. Январь суровый
   Угрюм и зол, Ветра поют.
   Мне дорог маленькой столовой
   Простой задумчивый уют.
   
   Пой самовар! Ворчливо, тонко,
   Не умолкая, долго пой,
   Как дед, баюкая ребенка...
   Мне хорошо, легко с тобой.
   
   Я иного знал, я много видел...
   Скитаясь много жутких лет,
   Бродяжий путь возненавидел
   И полюбил тепло и свет.
   
   Мне -- хорошо. В душе -- безбрежный
   Покой. Теперь я -- мудр и стар,
   Так пой же ласковый и нежный,
   Старинный друг мой, самовар!
   
   "Огонек" No 2, 1916 г.
   
   
                   * * *
   
   Любовь ушла... Печаль осталась --
   Воспоминания и боль.
   И вновь страдания, усталость --
   Земная, тяжкая юдоль.
   
   Любовь ушла... Холодный пепел...
   В душе -- безмолвье пустоты,
   И словно я с тобою не пил
   Из кубка счастья и мечты.
   
   "Огонек" No 9, 1916 г.
   
   
                   * * *
   
   Рай -- на земле! В цветеньи луга.
   В полете ветра, в пеньи вьюг!
   Равно прекрасны -- зной и вьюга,
   Хмельной буран и летний луг.
   
   Великолепьем одинаков
   Неумолимый, вьюжный хлад
   С расцветом пряных летних злаков
   И звонок яркий листопад.
   
   Прекрасен мир и в день осенний,
   Когда он тонет в жуткой мгле...
   Прекрасен мир и мудр, как гений,
   И верю я -- рай на земле!
   
   "Огонек" No 10, 1916 г.
   
   
                   Сеанс
   
   Пестро и нелепо, как на экране
   Кинематографа, жизнь промелькнула --
   Святость мечтаний, разгул в ресторане,
   Жгучие ночи хмельного разгула.
   
   Так же за драмой тяжелой и жуткой
   Фарс безобразный мелькал на экране,
   Так же кончались обидною шуткой
   Долгие годы пытливых исканий.
   
   Так же мечты зачарованный терем
   Горько сменялся дешевым притоном.
   Юная девушка -- женщиной-зверем,
   Чуткая лирика -- злым фельетоном.
   
   В смене веселой неслись панорамы...
   Ужас, потом безразличие транса...
   Быстро сменялись Глупышкиным драмы...
   Близится и окончанье сеанса.
   
   "Огонек" No 13, 1916 г.
   
   
                   Войны
   
   Идете вы по жутким мёртвым селам
   (В них злобно тешил враг неистовство свое),
   И заунывно с криком невеселым
   Над вами жадное летает воронье.
   
   От мирных сел войною грозной взяты,
   Услышав горький стон своей родной страны,
   Идете вы -- могучие солдаты, --
   России верные и храбрые сыны.
   
   Своею кровью нивы орошая,
   Собою жертвуя покорно вновь и вновь,
   Идете вы, и вас ведет большая
   К родной стране великая любовь.
   
   Вам счастье родины дороже вашей жизни,
   Но знайте, что и вы -- отважны и сильны --
   Неизмеримо-дороги отчизне,
   Как матери её достойные сыны.
   
   "Пробуждение" No 22, 1916 г.
   
   
                   Арлекин
   
   Последняя свеча на елке догорела,
   Из-за окна вошла ночная мгла...
   Ты подошла к роялю и несмело
   По клавишам рукою провела.
   
   В пустынной комнате отчетливо и ясно
   Лилась гармония, как греза о весне,
   Лилась с тоской, надменно и прекрасно,
   И умирала радостно во мне.
   
   Под елкой Арлекин измятый, несуразный,
   Гримасничал усталостью больной.
   И мне казался он насмешкой безобразной
   Над нашей верою, над нашею мечтой...
   
   Прошли года! Исканья умирали,
   Жизнь шла знакомой лентою картин,
   Но не было любви, мы гордые устали, --
   И понял я тогда, что прав был Арлекин.
   
   "Пробуждение" No 24, 1916 г.
   
   
                   Молитва
   
   Много их -- сынов святой Руси
   Пало на полях родного края...
   Души их на небо вознеси,
   Даруй мир им в горних кущах рая.
   
   За ряды безвременных могил,
   Мы за них -- за убиенных молим...
   Из метельных, снеговых кадил
   Белый ладан поплывет над полем.
   
   Похоронно запоют ветра,
   Будет стон их неизбывно-долог,
   И раскинуть вьюги до утра
   Над усопшими холодный полог.
   
   Мир тому, кто за страну свою
   Отдал жизнь безропотно и просто,
   Кто уснул в неведомом краю
   На просторах снежного погоста.
   
   "Пробуждение" No 24, 1916 г.
   
   
                   * * *
   
   Собирала осень первенцы
   В помертвелых просторах рощ
   И, сверкая, падал на землю
   Золотой, звонко-плещущий дождь.
   
   Из шуршащих, багряных листьев
   Зажигала осень костры,
   Принимала с грустной улыбкой
   Побежденного лета дары.
   
   И в полях, пустых, одиноких,
   Где с песнями май проходил.
   Плыл не тая -- унылый, белый
   Дым печальных, туманных кадил.
   
   "Огонек" No 38, 1916 г.
   
   
                   Осенние дни
   
   За окнами листвы последняя тесьма...
   Поют ветра о вьюгах и буране...
   Она в тоске тревожно ждёт письма,
   Заветных строк оттуда -- с поля брани.
   
   Измучена душа... Не нужен жизни гам...
   Ах, были только с ним они влюбленно-близки...
   И пробегает жадно по утрам
   В газете раненых и павших в битве списки.
   
   Однообразны дни, а ночью тяжек сон,
   Тревога жгучая терзает сердце чаще,
   И молится подолгу у икон:
   О, сохрани его, Заступник всех скорбящих!
   
   В безмолвии ночном протяжен ветра крик.
   Тоска подходит злобно к изголовью,
   И сердца стон -- безмерен и велик,
   Оно горит большой, страдальческой любовью
   
   1916.
   
   
                   Ивашкин путь
   
   Старушка Русь, тоскую я безвольно,
   Что тяжко жить, тебя, как мать, любя.
   Ты так добра, богата, сердобольна,
   Но горько мне и больно от тебя.
   Не я один. Нас много, очень много,
   В сердцах у нас -- любовь и злая жуть.
   У нас одна тернистая дорога,
   У нас один тяжелый крестный путь.
   Идти, упасть и вновь идти упрямо
   И видеть сны, волнующие сны,
   Искать алтарь неведомого храма
   Обетованной солнечной страны.
   Идти и знать -- тебя одну мы ищем
   И по твоим просторам мы идем...
   До гроба быть бездомным, жалким, нищим
   И не найти родимый отчий дом!
   Родимый дом... Исполнив волю злую.
   До смерти пить из чаши злых отрав,
   И много раз, родимый дом минуя,
   Его пройти, ни разу не узнав.
   
   "Донская волна" No 5, 8 июля 1918 г.
   

-------------------------------------------------------

   Большинство текстов заимствовано отсюда: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
   

-----

   Русская стихотворная сатира 1908-1917-х годов
   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
   Л., "Советский писатель", 1974
   

Ю. ЗУБОВСКИЙ

352. КРЕПОСТНИК

   Я -- либерал с душой крепостника.
   Душа -- от предков горькое наследство.
   Ее томила неустанно с детства
   Тяжелая, упорная тоска.
   В селе мне старец древний рассказал
   О том, как, вымещая гнев неправый
   И совершая жуткие расправы,
   Мой пьяный дед дворовых истязал.
   Со сладострастной, смутною тоской
   Я думаю, как, злобе дед послушен,
   Сек мужиков нещадно у конюшен
   И девок бил нагайкою в людской.
   Почувствовав необъяснимый страх
   И проклиная буйные попойки,
   Стаканов звон и бешеные тройки,
   Постился дед и каялся в грехах,
   Чтобы потом в безумии хмельном
   Оставить вдруг наскучившую келью,
   Предаться исступленному веселью,
   Залить тоску разгулом и вином.
   
   Я -- либерал с душой крепостника,
   Я говорю о праве, о народе,
   О равенстве, о братстве, о свободе,
   Но сердце гложет лютая тоска.
   И трудно мне словами рассказать,
   Как этот мир мне нестерпимо скучен.
   Баб хочется пороть мне у конюшен
   И мужиков до смерти истязать!
   
   <1916>
   

КОММЕНТАРИИ

   Юрий Николаевич Зубовский (р. 1890), выступавший в периодике также под инициалами "Ю. З.", -- журналист и поэт. Родился в Тобольске, печататься начал в 1909 г. В 1911 г. выпустил в Киеве сборник стихов "Из городского окна". В 1915--1916 гг. сотрудничал в журналах "Весь мир" и "Новый сатириком".
   352. НС, 1916, No 36, с. 2.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru