Зуев Никита Иванович
"Иванов день" и канун его "Аграфена купальница"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

"Ивановъ день" и канунъ его "Аграфена купальница".

(Царь огонь и царь водица).

   Наступило лѣто, наступило тепло, наступили и лѣтнія удовольствія, отличающіяся такимъ обильнымъ разнообразіемъ, особенно въ провинціальномъ и сельскомъ быту. Тамъ каждое подобное удовольствіе или празднество непремѣнно основано на обычаѣ, на повѣрьи или преданіи, а каждый обычай и каждое преданіе имѣетъ начало въ сѣдой, далекой старинѣ. Большинство праздниковъ русскаго народа перешло къ нему изъ славянскаго язычества, и не взирая на христіанство, принятое Русью еще при Владимірѣ Святомъ, всѣ народныя игрища по сіе время сохраняютъ въ себѣ явные слѣды язычества, даже среди обрядовъ христіанства. Такимъ образомъ сохранилось вѣрованіе въ счастливые и несчастные дни, въ счастливыя и несчастныя числа разныхъ мѣсяцевъ. Понедѣльникъ считался и считается самымъ несчастнымъ днемъ недѣли и ведетъ свое начало даже не изъ славянскаго, а изъ римскаго язычества. Въ древнемъ Римѣ быль обычай выводить преступниковъ на казнь только по понедѣльникамъ (dies Lunac), а потому весьма естественно, что понедѣльникъ, по своему тяжелому впечатлѣнію на народъ, казался ему самымъ несчастнымъ днемъ недѣли и назывался тяжелымъ днемъ. Среда и пятница, дни поста, также не принадлежатъ къ благопріятнымъ человѣку днямъ, но за то вторникъ, четвергъ и особенно воскресенье почитаются легкими.
   Въ первые вѣка христіанства въ Россіи впечатлѣніе язычества было еще такъ сильно, а новое ученіе еще такъ непрочно, что не только самъ народъ, но иногда и духовенство, не противилось сочетанію языческихъ обрядовъ съ обрядами христіанства. Только къ XVI столѣтію, когда христіанство твердо упрочилось въ нашемъ отечествѣ, началось преслѣдованіе языческихъ обрядовъ, которые всѣ вообще, безъ исключенія, подведены были тогдашнимъ духовенствомъ подъ одинъ уровень колдовства и скоморошества, куда причислены были также всѣ игрища, сопровождавшіяся пляскою, пѣснями и музыкой. По языческимъ понятіямъ музыка и пѣсни имѣли чудодѣйственную силу, какъ и заклинанія заговоровъ и вмѣстѣ съ пляской принадлежали къ числу языческихъ обрядовъ. Если въ первые вѣка христіанства эти игрища не преслѣдовались формально, то уже осуждались положительно, какъ видно изъ того, что Кириллъ Туровскій называетъ ихъ играми бѣсовскими. Продолжая свое порицаніе, лѣтописецъ говоритъ: "дьяволъ льстится всяческими лестьми, пробавляя трубами и скоморохи, гусльми и русалью (русальи игры); видимъ бо игрища и людей много множество, позоры дѣюще отъ бѣса".
   Книга Стоглавъ вооружается противъ слѣдующихъ явленій: "въ мірскихъ свадьбахъ играютъ глумотворцы, и органники, и смѣхотворцы, и гусельники, и бѣсовскія пѣсни поютъ... да предъ свадебными поѣзды со всѣми тѣми игры рыщутъ, да по дальнимъ странамъ ходятъ скоморохи, совокупляясь многими ватаги по шестидесятъ, по семидесятъ и до ста человѣкъ... На погостахъ (кладбищахъ) егда учнутъ скоморохи и гудцы и прегудницы играти, тогда всѣ бывшіе, преставъ отъ плача, начнутъ скакати и плясати и въ ладони бити, и пѣсни сатанинскія пѣти".
   Такимъ образомъ Стоглавъ говоритъ противъ пѣсенъ, музыки и плясокъ, сопровождавшихъ всѣ обрядныя церемоніи и свадьбы, и праздники въ честь умершихъ, и разныя игрища. Кромѣ Стоглава противъ всѣхъ подобныхъ соблазновъ предохраняютъ разные лѣтописцы и между прочими игуменъ Памфилъ въ посланіи своемъ къ псковскимъ властямъ (1605 г.); замѣчателенъ также патріаршій указъ Іоакима въ 1684 году и грамата 1648 года. Эта грамата особенно любопытна по своимъ подробностямъ; въ ней патріархъ требуетъ, чтобы православные не призывали къ себѣ скомороховъ (плясуновъ) съ домрами, сурнами {Домра -- балалайка, сурна -- скрипка.}, волынками, гудками и всякими играми, и на улицахъ, и поляхъ, и во время свадебъ "бѣсовскихъ" пѣсенъ не пѣли бы и по ночамъ не плясали, и въ ладони не били, и скоморошныя платья и личинъ (масокъ) на себя не накладывали. Воеводамъ предписывалось отбирать у всякаго музыкальные инструменты, ломать и жечь; а тѣхъ, у кого они найдутся, бить батогами (кнутомъ) и ссылать въ украйныя мѣста. Такой строгій взглядъ на скоморошество понятенъ. Скомороху принадлежало въ языческомъ мірѣ особенное значеніе; пѣсни и пляски были необходимыми обрядами при языческихъ жертвоприношеніяхъ и воззваніяхъ къ божествамъ. Въ одномъ старинномъ сборникѣ сказано: "не подобаетъ крестьянамъ (христіанамъ) игоръ бѣсовскихъ играти, иже есть пляска, гудьба, пѣсни бѣсовскія и жертвы идольскія". Здѣсь пляска и музыка прямо отнесены къ одному разряду съ жертвами идоламъ.
   Вмѣстѣ съ плясками, музыкой и пѣснями, какъ воеводы, такъ и высшія духовныя лица постоянно дѣлали предписанія подчиненнымъ имъ властямъ о преслѣдованіи и отбираніи всѣхъ бѣсовскихъ инструментовъ, каковы были: рожки, дудки, желейки, сиповки, свирѣли, сопѣлы, роги, волынки, балалайки, гусли, гудки, ложки и тарелки.
   Какъ ни стремились къ изгнанію бѣсовскихъ игръ воеводы и епископы, даже патріархи и самые цари, стремленіе ихъ оказывалось безсильнымъ противу народнаго влеченія къ играмъ, неизбѣжно сопровождавшимся музыкой и пѣніемъ; точно также трудно было изгнать и уцѣлѣвшіе обряды язычества, заключавшіе въ себѣ такъ много поэзіи и доставлявшіе такъ много удовольствія народу. Правда, разные указы и сильныя мѣры временно подавляли народныя празднества, но при первомъ удобномъ случаѣ -- онѣ вновь возстановлялись со всѣми обычаями и обрядами милой старины.
   Весенніе праздники начинаются у русскаго народа Свѣтлымъ Христовымъ Воскресеніемъ, а за нимъ слѣдуютъ: Преполовеніе, Вознесеніе, Троицынъ день и Духовъ день. Но всѣ эти праздники отличаются чисто христіанскимъ характеромъ, а потому мы перейдемъ къ "Иванову дню" и кануну его "Аграфенѣ купальницѣ", сохранившимъ до сихъ поръ въ народныхъ увеселеніяхъ много языческаго.
   Наши предки говаривали: "обычай не клѣтка, не переставить", то есть другими словами: если бы и не хотѣлъ отпраздновать Иванова дня, какъ подобаетъ, то не достанетъ на это ни силы воли, ни умѣнья. При этихъ словахъ праотцы наши, вмѣстѣ съ преданіями старины, вмѣстѣ съ завѣтными чувствами русскаго сердца, передали намъ и разные суевѣрные обряды. Въ глубокой старинѣ эти обряды имѣли конечно свое значеніе, вытекавшее изъ образа воззрѣнія древняго человѣчества вообще и предковъ нашихъ въ особенности на мірозданіе, на господствующую въ немъ гармонію, на стихіи природы, которыя, или служатъ человѣку и его выгодамъ, или, напротивъ, враждебно сталкиваются съ нимъ. Но человѣкъ боготворилъ одинаково и милостивое, и грозное, въ окружавшей его природѣ, потому что въ первомъ имѣлъ нужду, а второго боялся. Кромѣ солнца, луны и звѣздъ, у славянъ большимъ почетомъ пользовались громъ и молнія, олицетворявшіеся въ кіевскомъ Перунѣ, которому приносились человѣческія жертвы. Далѣе, огонь и вода занимали между богами далеко не послѣднее мѣсто, чему служатъ яснымъ доказательствомъ празднества въ честь огня въ Ивановъ день и въ честь воды въ день Аграфены купальницы. На этихъ пиршествахъ всегда присутствовали вѣщіе баяны и, подобно скальдамъ и бардамъ, воспѣвали по преимуществу доблесть убитыхъ воиновъ, сопровождая пѣніе свое игрой на струнахъ особаго инструмента, походившаго на цимбалы.
   Славяне были, по преимуществу, народъ земледѣльческій и имѣли два земледѣльческихъ языческихъ празднества: Коляда и Купало. Коляда соотвѣтствуетъ тому времени, когда плоды уже собраны съ полей, когда земледѣлецъ чувствуетъ потребность возблагодарить божество за дарованныя имъ и уже осуществившіяся блага. Оно совершалось зимой, по прошествіи долгой осени и праздновалось 24 декабря, въ канунъ христіанскаго праздника Рождества Христова. Святки, съ ихъ переодѣваньями и масками, составляютъ праздникъ чисто языческій, лишь подходящій случайно по времени къ великому празднику христіанскому, а потому колядованія и всѣ святочныя забавы, гаданья и увеселенія, хотя не имѣютъ ничего общаго съ христіанскими обычаями, но такъ сроднились съ духомъ народа, что по сіе время упорно держатся въ народѣ. Ровно чрезъ полгода, то есть 24-го іюня, празднуется Купало. Это уже праздникъ не благодарности божеству, а надеждъ на его милосердіе. Земледѣлецъ видитъ предъ собою поляну, покрытую зеленью, видитъ хлѣбъ, который колосится и цвѣтетъ. Въ хорошемъ урожаѣ заключается вся его надежда на настоящій годъ. Малѣйшая немилость какого-нибудь божества, особенно же воды и солнца, истребитъ все его благосостояніе. Чувство страха и надежды борются въ сердцѣ пахаря, и что же ему остается дѣлать, какъ не умилостивлять празднествами свои божества? Все это обще-славянское относится всецѣло и до коренныхъ обитателей Россіи. Замѣчательно, что дни, посвященные православною церковью памяти святой Агрипины (Аграфены купальницы) и Рождество святаго Іоанна Предтечи совпадаютъ съ древне-языческими служеніями въ честь воды и огня (солнца, свѣта). Достойно также вниманія, что у разныхъ народовъ, занимающихся однимъ и тѣмъ же промысломъ, и религіозныя убѣжденія одинаковы: они одного и того же боятся, одно и тоже боготворятъ, и между празднествами, существующими у каждаго изъ нихъ, всегда встрѣчается большое сходство. Напримѣръ у древнихъ германцевъ Ивановъ день праздновался всегда среди лѣта. Тогда зажигались такъ называемые "ивановы оіни", чрезъ которые германцы переводили свои стада для предохраненія ихъ отъ заразы и отъ злого духа; золу же бросали на поле и около воды, для истребленія вредныхъ насѣкомыхъ. Тоже самое вѣрованіе въ силу Ивановыхъ огней, съ нѣкоторыми видоизмѣненіями, встрѣчается и въ другихъ, особенно же славянскихъ земляхъ, въ которыхъ праздникъ Купалы носитъ разныя названія. Такъ въ Литвѣ, наканунѣ дня святаго Іоанна Предтечи (23-го іюня) справлялся праздникъ росы; въ Польшѣ онъ назывался "соботками" (отъ слова собить, то есть приспособлять), какъ день, въ который приготовляются или приспособляются къ полевымъ работамъ (къ сѣнокосу). Но у большей части славянскихъ народовъ, а также и у русскихъ, празднество это называлось Купалою. Оставляя въ сторонѣ различныя мнѣнія ученыхъ о происхожденіи слова "Купало", должно только вспомнить о существующемъ во всей Россіи повѣрьѣ, что купаться можно только съ 23-го іюня, со дня Аграфены купальницы, равно какъ и томъ, что въ Ивановъ день вездѣ собираютъ различныя травы, которымъ приписывается цѣлебная и нерѣдко чудодѣйственная сила. Много сохранилось въ народѣ разсказовъ про свойства папоротника и его цвѣтка, о чудесныхъ дѣйствіяхъ разрывъ-травы и другихъ травахъ, менѣе важныхъ, изъ которыхъ однако каждая имѣетъ свое свойство и значеніе. Въ подтвержденіе же производства слова Купало, отъ времени, когда у насъ начинаютъ купаться, можно привести въ примѣръ нѣкоторыя пѣсни, относящіяся къ этому празднеству. Въ Малороссіи, по этому случаю, поется пѣсня, которая начинается такъ: "Купався Иванъ, да въ воду упавъ". Другая подобная же пѣсня пѣлась въ Галичѣ, на Днѣпрѣ:
   
   У пана Ивана посередь двора
             Стояла верба,
   На вербѣ горѣли свѣчи.
             Съ той вербы капля упала.
   Озеро стало:
             Въ озерѣ самъ богъ купався
   Съ дѣтками, судѣтками".
   
   Какъ бы то ни было, но въ народѣ до сихъ поръ господствуетъ повѣрье, что Купало есть царь-огонь, а купальница -- царь-водица. Этимъ вполнѣ объясняется боготвореніе двухъ важнѣйшихъ и необходимыхъ для земледѣльца условій, особенно въ то время, когда совершается въ честь ихъ празднество. Не у всѣхъ народовъ славянскихъ, равно какъ не во всѣхъ частяхъ Россіи празднество это происходитъ одинаково. У славянъ, жившихъ на Аркопѣ, праздникъ въ честь огня и свѣта совершался слѣдующимъ образомъ: еще наканунѣ празднества народъ собирался во множествѣ около храма. Въ самый день праздника, по принесеніи кумиру разныхъ жертвъ, совершался большой народный пиръ. Жрецъ, который вопреки общему обыкновенію страны, не стригъ ни головы, ни бороды, еще за день до праздника являлся въ святилище храма, куда только ему одному дозволенъ былъ входъ, выметалъ полъ вѣникомъ, какъ можно чище, стараясь при этомъ совершенно не дышать внутри храма, а потому всякій разъ, принужденный выдохнуть или вдохнуть въ себя воздухъ, онъ выбѣгалъ къ наружнымъ дверямъ, чтобы не осквернить человѣческимъ дыханіемъ присутствія чтимаго божества.
   На другой день жрецъ, въ виду толпившагося вокругъ храма народа, бралъ рогъ изъ рукъ кумира и если находилъ, что вина въ немъ много убыло, то возвѣщалъ безплодный годъ и повелѣвалъ беречь хлѣбъ къ будущему году, если же вино стояло въ рогѣ у кумира на значительной высотѣ, то верховный жрецъ предсказывалъ плодородіе; затѣмъ онъ возливалъ старое вино къ ногамъ кумира, а рогъ наполнялъ новымъ. Почтивъ идола особыми обрядами, какъ будто бы онъ пилъ это вино, жрецъ исчислялъ народу всѣ почетныя прозвища и титулы божества; себѣ и отечеству желалъ счастія, а присутствующимъ и отсутствующимъ гражданамъ приращенія имущества и славныхъ побѣдъ. Окончивъ рѣчь, жрецъ залпомъ очищалъ рогъ, наполнялъ его снова виномъ и подносилъ съ благоговѣніемъ идолу. При этомъ праздникѣ употребляли еще круглый пирогъ, начиненный разными сластями и необыкновенной величины, въ ростъ большого человѣка. Жрецъ ставилъ этотъ пирогъ между собою и народомъ и спрашивалъ гражданъ, видятъ ли они его изъ за пирога?
   Когда присутствовавшіе отвѣчали, что видятъ, то онъ выражалъ желаніе, чтобы годъ былъ такъ плодороденъ, чтобы на слѣдующій разъ его вовсе не было видно изъ за пирога. И славяне вѣрили, что такой обрядъ способствуетъ не только благосостоянію народа, но и обилію слѣдующей жатвы. Наконецъ верховный жрецъ привѣтствовалъ народъ именемъ божества, просилъ его не скупиться и ревностно приносить жертвы, обѣщая за это вѣрныя и несомнѣнныя побѣды надъ врагами на морѣ и сушѣ.
   Остальная часть дня проходила въ шумномъ пиру, гдѣ потреблялись жертвы и гдѣ невоздержность была добродѣтелью, а умѣренность стыдомъ. Для содержанія кумира каждый житель острова, обоихъ половъ, вносилъ въ этотъ день серебряную, а бѣдный мѣдную монету, и изъ этихъ приношеній, почти обязательныхъ, составлялись значительные капиталы; кромѣ опредѣленныхъ взносовъ ему дарили третью часть добычи и хищенія, вѣря, что его защита даруетъ вѣрный успѣхъ. Въ день празднества приводили къ истукану триста лошадей и столько же всадниковъ, которые тотчасъ же вручали верховному жрецу все то, что было добыто ими въ теченіи года насиліемъ или хитростію. Все снесенное въ день торжества къ ногамъ идола относилось жрецами въ огромные сундуки и запиралось большими висячими замками, отпереть которые могъ только самъ богь своимъ могуществомъ и силою, или свыше вдохновенный жрецъ или волшебная разрывъ-трава; въ этихъ сундукахъ скоплялось огромное количество золота, въ нихъ лежало и множество пурпуровыхъ одеждъ, пришедшихъ въ ветхость и гнилость отъ времени. Слава божества разносилась далеко и доходила до государей иноземныхъ, которые, будучи также язычниками, съ благоговѣніемъ посылали кумиру для его умилостивленія богатые подарки: между прочими король Свеновъ прислалъ ему въ даръ драгоцѣнную чашу самой художественной работы.
   Между особенными наружными отличіями бога свѣта и огня былъ посвященный ему одному совершенно бѣлый конь. Выдернуть хоть одинъ волосъ изъ гривы священнаго коня ночи считалось тяжкимъ преступленіемъ. Одинъ верховный жрецъ имѣлъ право его кормить и на немъ ѣздить, чтобы ѣзда обыкновенныхъ людей не унизила божественное животное. Славяне вѣрили, что богъ свѣта и огня ведетъ на немъ войну, а это заключали они изъ того, что часто по утрамъ видали коня стоявшаго ночью въ стойлѣ, покрытаго пѣною и грязью, какъ будто онъ воротился изъ дальней дороги. Такъ чтилось и прославлялось божество, олицетворявшее собою свѣтъ и солнечное тепло, не малымъ почетомъ пользовались также его прибоги или подчиненные ему боги.
   Праздникъ Свято-Ивановскихъ огней 24 іюня былъ на Волховѣ былъ и праздникомъ богини любви Лады. Веселыя сборища мущинъ и женщинъ появлялись съ пѣснями, играми и плясками въ лѣсахъ и тѣшились тамъ до исхода другихъ сутокъ и до полнѣйшаго истомленія силъ, но эти сборища удовольствія современемъ потеряли свой безвинный характеръ и сдѣлались предметомъ общаго осужденія, какъ самый безнравственный разгулъ, и зажиганіе живого огня, какъ это было въ Костромской губерніи, сдѣлалось синонимомъ полнѣйшаго разврата; богиня же любви Лада переименовалась въ Лайдачку, то есть мерзкую и безстыдную женщину. Какъ нравились славянамъ и русскимъ подобные праздники, можно видѣть изъ нерехтской пѣсни, гдѣ съ тревожнымъ нетерпѣніемъ ожидаются праздникъ за праздникомъ, а именно:
   
   "Скоро приходитъ праздникъ Купальницы:
   "Первый праздникъ Семикъ честной,
   "Второй праздникъ Троицынъ день,
   "А третій праздникъ Купальницы".
   
   Необъятное множество разныхъ сказаній имѣемъ мы о возжиганіи огня въ ночь съ 23-го на 24-е іюня. Общаго въ этомъ праздникѣ то, что молодые люди, мужчины и женщины, холостые и женатые выходятъ изъ своихъ селеній съ ликованіемъ и пѣснями, разводятъ огонь, лучше всего на горѣ, при рѣкѣ, въ рощѣ; пляшутъ вокругъ огня, скачутъ черезъ него, распѣвая пѣсни нѣжно или страстно-любовнаго содержанія и гадая, исполняются ли желанія сердца, или надежды честолюбія, или расчеты домовитаго хозяйства. Вникая глубже въ праздники Купалы и Купальницы мы убѣждаемся, что огонь и вода почитались у славянъ началами высшей животворности. И по сіе время у насъ, на Волховѣ, въ ночь на Ивановъ день, достаютъ живой огонь или царь-огонь посредствомъ тренія сухого дерева о мокрое. Этимъ огнемъ на Руси окуриваютъ отъ падежа скотину. Поляки палили соботки и чтобы былъ настоящій дьявольскій свѣтъ, доставали также этотъ дьявольскій огонь треніемъ сухихъ досокъ о мокрыя. Въ старинной сербской балладѣ описывается Будимская королева сожигающею на царь-огнѣ заколдованную рубашку, которая неоднократно обращала ея сына въ чудовище.
   Это дѣйствіе жизни огня при празднествѣ, во время стоянія солнца на самой большой его высотѣ, славяне распространили на всю природу, на урожай и на неурожай. Такъ русскіе, совершая торжество купальницѣ, ожидаютъ изобилія плодовъ и хорошей жатвы. Въ Богеміи скачутъ чрезъ пламя такъ высоко, какъ желаютъ, чтобы имѣла ростъ конопель. Кто скакнетъ выше, у того и конопель выростетъ выше. Въ Сербіи, навязавъ факеловъ и бересты, и зажегши то и другое, обходятъ такимъ образомъ хлѣвы и пастбища, потомъ уходятъ на гору и сжигаютъ факелы пни шумныхъ пляскахъ. Въ Малороссія бѣгаютъ вокругъ огня съ березками, приговаривая:
   "Кобъ мой, ленъ мой, такъ великій, какъ этая фаразина!"
   Изъ разныхъ пѣсенъ видно, что огни зажигаются для прогнанія вѣдьмъ и злыхъ духовъ. Ускоки держутъ надъ огнемъ маленькихъ дѣтей, чтобы отогнать отъ нихъ чары злого духа. Въ Малороссіи считается за дурное, если выпустить коня на свободу въ Ивановъ день, иначе на немъ уѣдутъ чародѣйки или вѣдьмы. Сербы, для удаленія злыхъ духовъ, вѣшаютъ на кровляхъ домовъ и на хлѣвахъ душистые вѣнки. Чехи, высокими прыжками чрезъ огонь, оберегаютъ себя отъ заколдованія и отъ обращенія въ оборотней. Польскія дѣвушки въ Галиціи припѣваютъ:
   
   "Кто на соботкѣ не будетъ,
   У того боль въ головкѣ будетъ".
   
   Въ Ивановъ день колдуны и знахари отыскиваютъ травы, имѣющія власть надъ духами: такъ въ Вильнѣ ходятъ въ Ивановъ день на Росу искать волшебный цвѣтъ папроцъ, папортникъ или кочедыжникъ; исканіе продолжается до полуночи; тогда этотъ цвѣтъ разцвѣтаетъ и въ мгновеніе ока опять опадаетъ. Кто владѣетъ такимъ цвѣткомъ, тотъ можетъ, по желанію, сдѣлаться невидимкою и оборотнемъ. По всей Россіи существуетъ обычай исканія цвѣтка кочедыжника, который оказываетъ, будто бы, несомнѣнныя услуги при исканіи кладовъ. Между волшебными травами самыми вѣрными и чародѣйственными почитаются: колюка трава, Адамова голова, собираемая въ Ивановъ день, но силу волшебства имѣющая лишь въ Великій четвергъ, трава прикрытъ, разрушающая чародѣйства при свадьбахъ, то есть спасающая заколдованныхъ невѣстъ и жениховъ, сонъ-трава, кочедыжникъ или папортникъ, тирличъ-трава, собираемая подъ Кіевомъ на Лысой горѣ, населенной знаменитыми кіевскими вѣдьмами; разрывъ трава, прыгунъ или скакунъ трава, имѣющая свойство разрывать желѣзо, сталь, золото, серебро, мѣдь на мелкіе куски, плакунъ-трава, страшная бѣсамъ, полубѣсамъ, колдуньямъ и старымъ вѣдьмамъ кіевскимъ, не-чуй-вѣтеръ трава, растущая зимою. Перуника трава, носящая грозное имя Перуна, но служащая нынѣ лишь для раскраски щекъ сербскихъ красавицъ. Калоперъ-трава, имѣющая свойство усыплять женщинъ подъ вечеръ когда хотятъ испытать ихъ вѣрность.
   Кто же былъ это царь-огонь, живой огонь? Чей кумиръ пользовался такимъ высокимъ почетомъ, горѣлъ въ огнѣ, принималъ жертвы и былъ осыпанъ приношеніеми, ѣлъ хлѣбъ и пилъ вино. Если свѣтъ, добывавшійся отъ тренія дерева, былъ настоящимъ дьявольскимъ свѣтомъ, кто же этотъ дьяволъ и духъ свѣта? Конечно Свѣтовитъ, пользовавшійся высокимъ богопочитаніемъ славянъ въ храмѣ Арконы.
   Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ дѣвицы плетутъ изъ цвѣтовъ вѣнки, возлагаютъ ихъ себѣ на головы и пляшутъ вокругъ огня, справляя зеленыя святки и проводя домашнихъ животныхъ чрезъ очистительный огонь. Дѣвушки поютъ при этомъ случаѣ свои гадальныя пѣсни и замѣчаютъ на огнѣ по разнымъ примѣтамъ, сбудутся ли ихъ желанія? Въ Украйнѣ это празднество совершается другимъ образомъ. Въ мѣсто, назначенное для празднества, приносятъ вѣтвь вербы, или же родъ куклы, величиной около трехъ четвертей аршина, утверждаютъ ее въ землѣ, украшаютъ вѣнкомъ изъ душистыхъ травъ, потомъ ходятъ вокругъ нея и поютъ различныя пѣсни въ честь Купалы. Это продолжается болѣе часу, пока молодые мужчины, стоящіе въ сторонѣ, не бросятся на вербу, которую, не смотря на защиту дѣвушекъ, они обрываютъ и уносятъ, чѣмъ и кончается обрядъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Малороссіи, вмѣсто огня, перепрыгиваютъ черезъ кучи крапивы, и проводятъ также чрезъ нее скотъ. Крапиву кладутъ на окнахъ хатъ и даже на порогахъ дверей для защиты себя отъ нападенія вѣдьмъ, которыя, по общему преданью, въ Ивановскую ночь бываютъ гораздо злѣе и зловреднѣе, чѣмъ во всякое другое время. На эту ночь онѣ слетаются для какого то важнаго совѣщанія съ цѣлью, напримѣръ, испортить посѣвы хлѣба и вообще какъ бы помѣшать осуществленію надеждъ земледѣльца. Мѣста, для празднованія Купалы, избираются обыкновенно гористыя или лѣсистыя, изобилующія травами и водою, такъ, чтобы можно было собирать разныя ивановскія травы для предохраненія себя и своего скота отъ пагубнаго дѣйствія злыхъ духовъ, а также, чтобы потомъ выкупаться для очищенія себя и сохраненія отъ болѣзней на цѣлый годъ. Въ Москвѣ, и понынѣ бываетъ въ этотъ день гулянье на трехъ горахъ, замѣчательныхъ своей водою и растительностію травъ. Въ Петербургѣ сохранилось преданіе, что болѣе ста лѣтъ тому назадъ ижорцы собирались, въ десяти верстахъ отъ Петербурга по Рижской дорогѣ, къ липѣ, вѣтви которой сплетались съ вѣтвями другихъ деревьевъ, такъ что составляли собою природную бесѣдку. Тутъ они проводили всю ночь, при разложенномъ огнѣ, съ пѣніемъ, воплями и плясками. Наконецъ сожигали бѣлаго пѣтуха, сопровождая это жертвоприношеніе пѣснями и скачками. Кромѣ того, всѣмъ извѣстное, шумное народное гулянье въ томъ же Петербургѣ, совершается въ ночь на Ивановъ день. Избранная для этой цѣли мѣстность -- Куллербергъ, находится на юго-западной сторонѣ Крестовскаго острова. Здѣсь, уже безъ всякой вѣры въ Купалу, веселятся отъ всей души, скачутъ чрезъ огонь, пляшутъ вокругъ него по болотнымъ кочкамъ, спотыкаются, валятся, снова встаютъ, снова спотыкаются и снова валятся подъ отягчающимъ вліяніемъ винныхъ паровъ и только уже на третій день, то есть не ранѣе полудня 25 іюня усталые и истомленные чтители ивановскихъ огней возвращаются въ полусознаніи по домамъ.
   Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ празднество въ честь Купальницы совершается съ другими обрядами, хотя значеніе праздника одно и тоже, именно: предохраненіе себя чудесною силою травъ и воды отъ вреднаго вліянія вѣдьмъ. Напримѣръ, въ Архангельской губерніи, въ день Аграфены Купальницы топятъ бани, настилаютъ полъ травою "лютикомъ" (травой купальницей) и потомъ купаются въ рѣкѣ. Въ окрестностяхъ Москвы и въ другихъ мѣстахъ въ этотъ день дѣвушки парятся въ баняхъ свѣжими вѣниками, связанными изъ разныхъ жгучихъ и цѣлебныхъ травъ: крапивы, папортника, богородицкой травы, Иванъ да Марьи, ромашки, мяты, полыни. Странный и нѣсколько отличный отъ обыкновеннаго обрядъ въ этотъ день совершается въ Костромской губерніи, въ Нерехтскомъ уѣздѣ: наканунѣ Аграфены Купальницы дѣвушки собираются къ одной изъ своихъ подругъ: "толочи въ ступѣ ячмень", что сопровождается веселыми пѣснями. На другой день варятъ изъ ячменя кашу, которую ѣдятъ вечеромъ; потомъ берутъ передніе колеса телѣги съ осью и оглоблями, возятъ сидящихъ на оси дѣвушекъ по селенію и полямъ, распѣвая до утренней росы пѣсни, и наконецъ умываются росою, думая, что она приноситъ имъ здоровье и красоту. Купальскія пѣсни не имѣютъ особеннаго характера, приноровленнаго къ этому празднеству. Въ нихъ обыкновенно заключаются мечты парней о своихъ возлюбленныхъ, и упоминаются какія нибудь растенія, даже и такія, которымъ приписывается волшебная сила.
   Ивановская ночь страшна по тѣмъ вѣрованіямъ, которыя распространены о ней въ народѣ: это ночь вѣдьмъ и злыхъ духовъ. По народному повѣрью, для отвращенія отъ человѣка этого ужаса, растутъ разныя купальскія травы, имѣющія огромную силу, и кромѣ того предохраняющія отъ болѣзней и злыхъ духовъ, а также открывающія тайны. Самая чародѣйственная трава папортникъ, по преданіямъ старины, только и можетъ цвѣсти въ ночь на Ивановъ день и отыскать ее очень трудно и не иначе, какъ при самыхъ затѣйливыхъ обрядахъ и заклинаніяхъ. Кто найдетъ разцвѣтшій папортникъ, почитается особеннымъ счастливцемъ, потому что въ его руки, вмѣстѣ съ чуднымъ огненнымъ цвѣткомъ, переходитъ и необыкновенное сверхъестественное могущество. Предъ нимъ открываются желѣзные запоры, ему доступны клады и всѣ сокровища міра, даже нечистые духи безропотно повинуются ему. Но если такъ хорошъ и соблазнителенъ цвѣтокъ папортника, то уже конечно трудно овладѣть имъ по общему закону природы: все трудно достающееся бываетъ хорошо, а все хорошее достается не легко. Какъ цвѣтетъ папортникъ и какія принимаются средства для его пріобрѣтенія, объ этомъ разсказываютъ, такъ называемые, знахари, и вотъ ихъ разсказъ. Изъ широколиственнаго папортника является цвѣточная почка и поднимается постепенно: она то движется, то останавливается, и вдругъ замотается, перевернется и запрыгаетъ, какъ живая. Иные даже слышатъ при этомъ голосъ и щебетаніе, и все это дѣлаетъ адская власть, чтобы, пугая людей, не допустить ихъ до цвѣтка. Когда почка созрѣетъ, тогда наступаетъ ровно двѣнадцать часовъ ночи; почка разрывается съ трескомъ, вся покрывается огненнымъ цвѣтомъ, такимъ яркимъ, что глаза не могутъ вынести: отъ цвѣтка пышетъ жаромъ. Вокругъ и вдали разливается яркій свѣтъ, и только невидимая рука срываетъ цвѣтокъ. Искатели цвѣтка очерчиваютъ около папортника кругъ, становятся на немъ и, произнося заклинаніе, ожидаютъ полуночи. Надсбно, чтобы рѣшившійся на такой опасный подвигъ, былъ неустрашимъ, и могъ бы безбоязненно перенести всѣ ужасы привидѣній. Если онъ отзовется на голосъ или повернется къ какому либо призраку, то лишится жизни: злой духъ сорветъ съ него голову, вмѣсто папортника, и пошлетъ его душу въ адъ на мученіе за то, что онъ дерзнулъ похитить цвѣтокъ, составляющій лучшее украшеніе преисподней.
   Всѣ эти суевѣрные обряды и вѣрованіе не могли не обратить на себя вниманія какъ гражданскихъ, такъ и духовныхъ властей, которыя, подъ страхомъ наказанія, запрещали народу держаться подобныхъ суевѣрій и укоряли тѣхъ, которые "въ громное громленіе купаются въ рѣкахъ и озерахъ и чинятъ безстыдное скаканіе и плясаніе и поютъ бѣсовскія пѣсни". Въ Стоглавѣ, между прочимъ, упоминается о празднествѣ Купалы слѣдующее: "егда сходятся мужья, жены и дѣвицы на ночное плещованіе и на безчинный говоръ и на скаканіе и егда нощь мимо ходитъ, отходятъ къ рѣцѣ съ великимъ кричаніемъ и умываются водою, и егда учнутъ заутреню звонити, отходятъ въ домы своя и падаютъ, аки мертвы, отъ великаго клокотанія". Далѣе мы находимъ: "Егда бо приходитъ велій праздникъ, день Рождества Предтечева, и тогда, во святую эту нощь, мало не весь градъ взмятется и взбѣсится, бубны и сопѣлы и гудѣніемъ струннымъ и всякими неподобными, сатанинскими игры, плесканіемъ и плясаніемъ, и того ради двинется и всяка встанетъ непріязненная угодія, яко въ поруганіи и безчестіе Рождеству Предтечеву. Сатана же красуется и печалуетъ ими и т. д..."
   Въ настоящее время, если и сохранились разные обряды скаканія чрезъ огонь, исканія травъ и гаданья, то уже безъ всякаго языческаго значенія; канунъ Иванова дня въ нынѣшнее время празднуется исключительно только ради удовольствія и забавы, какъ пріятная встрѣча лѣта во всей заманчивой его красотѣ. Праздникъ Рождества Іоанна Предтечи справляется во всѣхъ мѣстахъ тѣмъ охотнѣе и веселѣе, что на долю Ивановой ночи достается почти всегда отличная погода; исключенія конечно бываютъ, но они рѣдки; впрочемъ страсть къ удовольствіямъ такъ велика, что если идетъ и дождь, то и онъ не остановитъ, особенно молодежь, справить любимый народный праздникъ.

Н. Зуевъ.

"Нива", No 25, 1876

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru