Зуев-Ордынец Михаил Ефимович
По разные стороны окна

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Зуев-Ордынец.
По разные стороны окна

    []

1

   Стол стоял рядом с окном. Поэтому человеку, вошедшему в комнату с зажженной лампой, пришлось подойти близко к окну.
   Вложив лампу в проволочное гнездо, он взял со стола длинный плоский хлебец и отрезал от него большой ломоть. Затем из широкогорлого горшка вытащил ножом кусок вареной баранины и начал есть, не снимая мяса с ножа.
   Другой человек, стоявший по другую сторону окна, на улице, тихо застонал. Не сводя горящего взгляда с хлеба и мяса, судорожно вцепился в раму руками. С трудом проглотил тягучую голодную слюну и в изнеможении прислонился к стене.
   Не замечая горящих голодом глаз за окном, человек в комнате ел не спеша, наслаждаясь. Вцепившись зубами в баранину, закрыв от удовольствия глаза, он отрывал мясо маленькими кусочками и жевал его медленно-медленно. Когда с бараниной было кончено, он вытер нож, стряхнул с колен хлебные крошки и, держа лампу впереди себя, удалился куда-то в глубь дома, притворив за собою дверь.
   В комнате снова стало темно. Лишь через щель от неплотно притворенной двери лег на пол луч света, тонкий и длинный.
   Человек на улице тоже отошел от окна. Качаясь, сделал несколько шагов и опустился на кучу маисовой соломы. Уперся подбородком в ладони и исподлобья взглянул на дом.
   Деревянный, из гладко обструганных досок, крытый красной черепицей, дом резко выделялся из всех остальных хижин деревни, бамбуковых, обмазанных глиной, с соломенными крышами. Рядом с домом щупала небо высокой ступенчатой крышей деревенская пагода [буддийский храм].
   Губы человека зашевелились.
   -- О, Тао-Пангу, о, брат мой, -- зашептал он. -- Если я попрошу у тебя пить, ты напоишь меня ядом змеи, если я попрошу есть, ты отведешь меня к белым дьяволам, которые накормят меня свинцом. Это так...
   Он бессильно опустил голову. Но тотчас решительно вскинул ее. Поднялся и, подойдя снова к окну, прижался лицом к стеклу, всматриваясь.
   В комнате было по-прежнему темно. Даже луч на полу теперь исчез. Видимо, в соседней комнате погасили лампу или плотнее притворили дверь.
   Человек вытащил из-за пояса длинный и тонкий, как шило, нож. Всунул его под нижний край рамы окна и нажал на ручку. Рама тихо треснула. Человек вздрогнул и огляделся по сторонам. Затем снова нажал на ручку. Створки окна бесшумно распахнулись.
   Человек перекинул одну ногу в комнату и, сидя верхом на подоконнике, наклонил вперед голову, вслушиваясь и всматриваясь. Мертвая тишина и темнота комнаты успокоили его. Он перекинул через подоконник вторую ногу и встал на пол. Крадучись, шагнул вперед и... зажмурился от яркого света.
   В широко распахнувшихся дверях соседней комнаты стоял человек. В левой руке он держал высоко над головой лампу, правая сжимала весело поблескивавший никелем револьвер.
   -- Зачем ты попал сюда, вор, собака?! -- крикнул человек с револьвером.
   Человек с улицы опустил голову:
   -- Я хотел взять только хлеба. Я голоден. Я не ел четыре дня.
   Человек с револьвером усмехнулся:
   -- Так говорят все воры. Брось нож.
   Человек с улицы бросил нож на пол и поднял голову.
   Лампа вздрогнула и чуть не вывалилась из державшей ее руки.
   -- Кай-Пангу! Брат мой...
   -- Да, я Кай-Пангу, твой брат.

2

   Два человека, полчаса тому назад стоявшие по разные стороны окна, теперь стояли друг против друга.
   С первого же взгляда можно было понять, что это братья-близнецы. Оба небольшого роста, с бледно-шоколадным цветом кожи, тонки в талиях и широки в плечах. У каждого большая голова, длинные прямые волосы и глаза с чуть косым узким прорезом. Даже родинка, похожая на ущербленную луну, была у обоих братьев в левом уголке рта. И, если бы не разница в одежде, нельзя было бы отличить одного брата от другого.
   На Тао-Пангу была белая чесучовая пижама, надетая прямо на голое тело, и такие же брюки. На Кай-Пангу -- лишь короткие рваные штаны.
   Но Тао-Пангу отличался от брата, кроме одежды, более бледным, каким-то сероватым цветом лица. Такую мутную бледность накладывает на лица лишь опиум.
   -- Как ты попал сюда? -- спросил хмуро Тао-Пангу.
   -- Меня преследуют французы... полиция. Я скрываюсь... Я четыре дня не ел ничего, кроме сухих зерен риса.
   И, глядя в упор на брата сузившимися от света зрачками, Кай-Пангу спросил:
   -- Что ты теперь сделаешь со мной?
   Тао-Пангу поставил лампу на стол и сел на низкий плетеный стул, держа револьвер на уровне груди брата.
   -- Я отведу тебя в Сайгон, к префекту французов.
   -- Зачем?
   Тао-Пангу улыбнулся холодно, одними губами:
   -- Брат мой, разве ты ребенок? Ты ведь Кай-Пангу, вождь "братьев из джунглей".
   Кай-Пангу вскинул голову.
   -- Да.
   -- И ты перебил эскадрон французских улан, посланных губернатором наказывать взбунтовавшуюся деревню Фен-Ча-Жу?
   -- Да. Я, -- послышался гордый ответ.
   -- Кроме того, ты поджег портовые пакгаузы французов в Сайгоне?
   -- Тоже я.
   -- А разве не ты сжег уже созревшие посевы маиса и индиго на плантациях французского губернатора Ляберка?
   -- И это я.
   -- Попробуй солгать, что не твоя шайка разгромила летнюю резиденцию мандарина-советника, светлейшего Вун-Ньямо-Чжи.
   -- Да. И мы жалеем лишь об одном: что не смогли повесить и самого мандарина, эту кровавую собаку. Он успел бежать в Сайгон.
   -- А потому французы назначили за твою голову награду в пять тысяч золотых пагод [В этом случае -- золотая монета Индокитая], и я хочу получить это золото.
   -- Но зачем оно тебе, брат мой? Ты живешь один, у тебя нет жены и детей, тебе хватает с излишком на хлеб, мясо и даже, я вижу по твоему лицу, на опиум.
   -- Золото никогда не бывает лишним, -- нехотя ответил Тао-Пангу, воровато пряча глаза от пристального взгляда брата.
   -- Но ведь я же брат твой, -- сказал просто и искренно Кай-Пангу.
   -- Ты не брат мне более, -- взвизгнул Тао-Пангу, и никель револьвера, вздрогнув, заиграл невинными зайчиками на потолке. -- Благодаря твоим разбоям французы хотели лишить меня должности здешнего судьи. Будь ты проклят, и пусть священная дощечка над алтарем предков запятнается твоим позором, лесной вор и разбойник!
   Кай-Пангу горько рассмеялся.
   -- Я вижу, что белые купили моего брата за пост деревенского судьи. За сколько же ты продался, брат мой?
   Тао-Пангу оскорбленно дернул губой. На этот раз сдержался и ответил спокойно:
   -- И ты мог бы быть тем же, чем я.
   -- О нет, брат мой! Жить подачками белых? Никогда!
   -- Ты заговорил так только с того дня, когда французский офицер избил тебя хлыстом, как бродячую собаку.
   -- О нет. Это только окончательно толкнуло меня на путь, по которому я иду сейчас. Неужели ты не видишь и не слышишь, как стонут под пятой белых пришельцев все наши братья?! Стонет Бирма, Кохинхина, стонут Аннам и Тонкин. Стонет вся наша земля, от Иравади до Меконга, от истоков великого Ян-Цзе-Кианга до Малакки. А ты продаешь братьев за кусок мяса и трубку опиума...
   -- Молчи, вор! -- угрожающе сверкнул белками глаз Тао-Пангу.
   -- И когда там, на улице, голодный, я смотрел, как ты ел, я понял, что мы с тобой стоим по разные стороны окна. И нам никогда не сойтись. У тебя окна, как в домах белых господ, со стеклами, и этими стеклами ты навсегда отгородился от своего народа.
   -- А ты хочешь спасти его от гнета французов? -- улыбнулся презрительно Тао-Пангу.
   -- Да, мы, "братья из джунглей", освободим наш народ, всех, кого давит каблук белых, бирманцев, тонкинцев, аннамитов, даже диких мои и катиньи с верховьев Иравади... О, брат, блеск золота белых ослепил твои глаза, иначе ты бы увидел, что наша страна умирает от голода, деревни пустеют, поля заброшены, скелетами стоят засохшие чайные кусты, а тутовые деревья давно срублены на корм скоту. Кучка белых пауками присосалась к нашей стране и душит ее безжалостно...
   -- А кто же будет править страной, когда вы прогоните французов? Как в старину? Император и мандарины?
   -- Га! Это значило бы, убив одну змею, посадить народу за пазуху другую. Нет. Страной будут управлять те, кто имеет на это право: рабочие из городов, крестьяне, пастухи и рыбаки.
   -- Ты глупец. Такого порядка нет ни в одной стране.
   -- Таков порядок в далекой суровой стране снегов. Их научил этому великий вождь, освободивший страну снегов от мандаринов. И он уничтожит мандаринов во всем мире.
   Тао-Пангу поднялся. Лицо его дергалось и кривилось в конвульсиях бешеного гнева и темного ужаса.
   -- Ты безумный! Ты обезумевший буйвол, и я должен спасти от твоего бешенства невинных людей. Ты пойдешь со мной в Сайгон.
   -- Я пойду в Сайгон, но не с кандалами в руках, а во главе моих "братьев из джунглей"!
   -- Тогда я убью тебя и отнесу твою голову префекту.
   -- Нет, собака белых!..
   Лампа, сброшенная со стола, молнией мелькнула в воздухе, ударилась об стену и, разбившись вдребезги, потухла. В темноте грохнул револьверный выстрел, другой. Затем послышалось падение на пол чего-то тяжелого, сдавленная брань... тихий умоляющий стон... хрипение. И все смолкло.
   Из раскрытого окна на улицу потянулся кислый пороховой дым.

3

   Сразу, словно сдернутое покрывало, пропала ночь. Заголубели нежно дали, и расцвел золотом восток.
   Медные звуки гонга разбудили деревню. Пагода звала на утреннюю молитву.
   Собравшись в кучки и перешептываясь, крестьяне с любопытством таращили глаза на судью, тщательно запиравшего двери своего дома. Он, видимо, собрался в дальний путь. За плечами -- дорожная сумка, на боку, в парусиновой кобуре -- револьвер. В руках судья держал небольшой круглый сверток.
   Проходя деревней, судья не отвечал на низкие поклоны крестьян, отворачивался в сторону, укрывая лицо под широкими полями соломенной шляпы.
   Крестьяне проводили его удивленными взглядами.
   Тропинка змеилась между рисовыми полями и вышла к сайгонскому шоссе. Под ногами путника заскрипел гравий...
   Лучи вставшего солнца кровью окрасили мутные волны Меконга. А вдали, в пыльной дымке, уже раскинулся Сайгон.
   По шоссе звонко зацокали лошадиные копыта. Судья поднял голову. Навстречу ему, поскрипывая седлом, шагом подъезжал полицейский сержант.
   Вздрогнув, судья остановился и нерешительно шагнул назад. Но быстро оправился и замер на месте. Лишь для чего-то открыл револьверную кобуру и смерил взглядом расстояние до ближайшего леса.
   Осадив заплясавшую лошадь и перегнувшись в седле, сержант крикнул:
   -- Приятель, эй! Что несешь?
   Из-под широких полей шляпы донеслось спокойное:
   -- Голову разбойника Кай-Пангу, к префекту.
   Сержант с трудом перевел дыхание.
   -- Ты врешь, каналья!
   -- Посмотри сам.
   Дрожащими руками сержант развернул сверток и увидел голову. Мертвые, широко открытые глаза тускло блеснули на солнце.
   -- Боже мой, он, он! Вот и родинка в виде полумесяца. Где ты ее... где ты его?..
   Закрывая старательно, как бы от солнца, лицо полями шляпы, судья ответил:
   -- Я крестьянин из Гуан-Ши. Я убил его на своем поле, он от голода ел колосья маиса.
   -- Славный подарок префекту! -- хихикал сержант.
   Закинув голову в седельную кобуру, он повернул лошадь к Сайгону.
   -- Прощай, приятель.
   -- Но...
   -- Чего тебе еще?
   -- Я бы сам хотел получить обещанную за эту голову награду. Пять тысяч золотых пагод.
   -- Ты просто дурак. Хватит с тебя и этого. Лови!
   Блеснули высоко в воздухе и плевками легли на шоссе два никелевых кванга. Сержант пришпорил коня и поскакал, взвихривая за собой красноватую пыль.
   Человек в широкой шляпе долго смотрел ему вслед. Затем перевел взгляд на монеты. Не дотрагиваясь до них, ногой засыпал их песком и вдруг, ловко, упруго перекинувшись через придорожную канаву, исчез в кустах.

4

   Префект Геляр всплеснул руками:
   -- Он, он! Нет сомнения. Боже, как доволен будет губернатор!
   Хлопнув ласково себя по лысине и, обращаясь к самому себе, воскликнул:
   -- Ну, толстячок, крест Почетного Легиона тебе обеспечен!
   Лейтенант Денойе, стоявший за спиной префекта, вскрикнул:
   -- А от кого эта записка?
   -- Какая записка? -- округлил от удивления глаза префект.
   Из стиснутого мертвого рта лейтенант выдернул клочок бумаги и протянул его Геляру.
   Префект читал медленно. Сначала его лицо выразило недоумение. Но вдруг он побледнел, как полотно, и тяжелым мешком рухнул в кресло.
   Бумажка тихо скользнула на пол. Лейтенант поднял ее и прочел:
   
   "Тебе, префект, в подарок посылаю я голову твоего верного слуги, судьи Тао-Пангу из Гуан-Ши. Он был моим родным братом и все же хотел предать меня. Ты своим золотом сделал из него верную собаку белых. Но скоро я доберусь и до твоей головы.
   Берегись ветра с севера!

Кай-Пангу".

   Лейтенант Денойе задумчиво потер переносицу:
   -- Да. Если полетят листья на нашу крышу, то благодаря лишь северному ветру.
   -- Что?.. -- прохрипел ничего не понимающий префект.
   -- Я говорю, всему этому виной северный ветер, -- отрубил лейтенант.
   И оба зябко передернули плечами под мокрыми от пота кителями, словно уже почувствовали приближение далекого северного шквала...
   
   1927 г.

--------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Зуев-Ордынец М.Е. Бунт на борту. Рассказы разных лет / Ил.: Г. А. и Н.В. Бурмагины. -- Пермь: Кн. изд-во, 1968. -- 197 с.; ил.; 21 см. С. 173--180.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru