Апрелева Елена Ивановна
Руфина Каздоева. Роман в 5 частях. Е. И. Ардова. Спб., 1892 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Руфина Каздоева. Романъ въ 5 частяхъ. Е. И. Ардова. Спб., 1892 г. Цѣна 8 руб. Въ недавнее время и на нашихъ глазахъ ученіе гр. Л. Н. Толстаго вызвало со стороны его молодыхъ послѣдователей,-- немногочисленныхъ, впрочемъ,-- попытки "опроститься", жить своимъ трудомъ, воздѣлывая землю, заводя свои хозяйства, по образцу крестѣянъ-пахарей. Само по себѣ это движеніе "интеллигентовъ" на землю далеко не ново, и, хотя вызвано оно совсѣмъ иными мотивами, чѣмъ въ прежніе годы, въ основѣ его лежитъ все тотъ же романтизмъ и тѣ же мечтанія о прелести жизни на лонѣ природы, о превосходствѣ земледѣльческаго труда передъ другими работами, о тихомъ счастьи вдалекѣ отъ "мірской суеты". Разница въ томъ, что пытавшіеся найти счастье посредствомъ "опростѣнія" въ шестидесятыхъ годахъ мечтали не о личномъ только счастьи и искали не личнаго довольства, а хотѣли осчастливить все человѣчество водвореніемъ новыхъ порядковъ на землѣ, представлявшихся имъ идеальными. Тогдашніе вожаки движенія и увлеченные ими послѣдователи знали, что устарѣвшія, по ихъ мнѣнію, формы общественной жизни не уступятъ безъ упорнаго сопротивленія вновь измышленнымъ формамъ общежитія. Новаторы шестидесятыхъ годовъ понимали, что имъ приходится вступить въ тяжелую борьбу со всѣмъ, установившимся вѣками, и смѣло шли на такую борьбу, жертвуя личнымъ покоемъ, довольствомъ, счастьемъ и даже, болѣе того, добровольно отказываясь отъ личнаго счастья, ради идеи, ради возможности найти для всего человѣчества пути къ общему счастію. Они могли быть фантазёрами, при попыткахъ осуществить свои мечты они могли впадать въ прискорбныя ошибки и заблужденія, но они были, несомнѣнно, искренни, правдивы и великодушны, -- возвышенна была идея, которой они служили или хотѣли служить. Тогдашніе идеалисты стремились создать извѣстныя условія жизни, долженствовавшія осчастливить человѣчество, и воспользоваться всѣми благами "общаго" счастья. Безъ этого личное счастье они считали немыслимымъ, недозволительнымъ, достойнымъ всяческаго осужденія, чтобы не сказать -- презрѣнія. Не то нынѣшніе "толстовцы", какъ ихъ называютъ: они, прежде всего, ищутъ личнаго счастья въ довольствѣ малымъ, въ покоѣ, въ удаленіи отъ мірскаго "нечестія". Желающій обрѣсти счастіе пусть слѣдуетъ ихъ примѣру, ни для кого и ни для чего они жертвы не приносятъ, ни въ какую борьбу не вступаютъ, въ томъ предположеніи, что обособленнымъ счастіемъ можетъ удовлетвориться всякій въ отдѣльности, въ своей "кельѣ подъ елью", затѣмъ то же ждётъ большинство и впослѣдствіи -- все человѣчество враздробь, разумѣется. Какая изъ двухъ идей болѣе способна увлекать "взыскующихъ града", понятно всякому уже потому, что послѣдняя изъ нихъ ведетъ не къ созиданію "града", а къ его опустошенію черезъ разбродъ по "кельямъ". Въ романѣ Е. II. Ардова повѣствуется о томъ, какъ героиня, Руфина Каздоева, дѣвушка изъ богатой семьи и высшаго петербургскаго общества, увлеклась исканіемъ "града", долженствующаго осчастливить человѣчество. Дѣйствіе происходитъ въ шестидесятыхъ годахъ, когда сразу выступило много "вопросовъ", выдвинутыхъ великимъ дѣломъ освобожденія крестьянъ отъ крѣпостной зависимости, всего русскаго народа отъ административнаго и судебнаго произвола старыхъ "приказныхъ". "Все оживало, шло впередъ", по выраженію русскаго поэта, множество людей устремилось къ первому источнику, какъ личнаго, такъ и общаго счастья -- къ наукѣ, и женщины заняли очень видное мѣсто въ этомъ движеніи, не прекращающемся до сихъ поръ и не могущемъ никогда и ни отъ чего прекратиться, ибо всѣмъ ясно стало, что знаніе даетъ силу и что безсильному жить на свѣтѣ плохо. Какою бы энергіей ни былъ одаренъ отъ природы человѣкъ, безъ знанія его природныя силы останутся неуравновѣшенными, недисциплинированными и необузданными, а, слѣдовательно, и проявленіе ихъ должно оказаться неосмысленнымъ, когда онѣ будутъ направлены на исканіе личнаго счастья. Въ такомъ, именно, положеніи находится другая героиня того же романа, дочь богатѣйшаго московскаго купца Марья Даниловна Карпачева. Для нея все счастье заключается въ томъ, чтобы наслаждаться жизнью. Въ предшествовавшее разсказаннымъ событіямъ время все было такъ крѣпко установлено обычаями и условіями общественной и семейной жизни, что ими опредѣлялось и регулировалось всякое проявленіе личной энергіи. Что не сгибалось и не укладывалось въ разъ принятыя рамки, то въ нихъ втискивалось насильственно, заколачивалось въ нихъ и безпощадно ломалось. При обновленіи всей жизни общества, старыя рамки не выдержали, разсыпались и никакихъ сдержекъ не оказалось для личныхъ силъ, не урегулированныхъ знаніемъ. Всякій искалъ своего, что ему казалось наиболѣе привлекательнымъ,-- искалъ въ потемкахъ, ощупью, на собственный рискъ и страхъ, спотыкаясь, падая, разбиваясь нравственно, вмѣстѣ съ разбитыми надеждами, погибая подъ ударами разочарованія. По недостатку мѣста, мы не можемъ останавливаться на личности Мани Карпачевой, тѣмъ болѣе, что сама по себѣ она не оригинальна, не нова, и судьба ея не представляетъ особеннаго интереса. Много любопытнѣе Руфина Каздоева, отказавшаяся отъ личнаго счастья, ради служенія идеѣ, въ осуществимость которой она беззавѣтно увѣровала. Подъ вліяніемъ чисто-идеальныхъ стремленій она ушла изъ богатаго родительскаго дома, изъ высшаго общества, отъ любимаго человѣка и вся отдалась "общему дѣлу". Это "общее дѣло" представилось ей въ видѣ учрежденія общежитія съ равноправностью его членовъ, въ видѣ "коммуны", которая должна была служить первымъ образцомъ и первымъ камнемъ въ основаніе новаго общества, на началахъ справедливости и гуманности. Руфина вѣрила и съ нею многіе вѣрили, что, жертвуя собою, они работаютъ надъ созиданіемъ идеальныхъ условій для счастья человѣчества. Вѣрили они, какъ въ "пророка", и въ "учителя", принявшаго на себя руководительство "общимъ дѣломъ". Въ лицѣ "учителя" авторъ представляетъ въ романѣ человѣка безусловно искренняго, правдиваго, фанатика, не щадящаго себя ради торжества идеи. Для осуществленія предпринятаго дѣла все складывается въ повѣствованіи г. Ардова вполнѣ благопріятно: деньги для учрежденія колоніи-коммуны находятся на льготныхъ условіяхъ, также какъ и земля, съ прекрасною усадьбой, садомъ и всѣми приспособленіями къ веденію выгоднаго хозяйства. И, тѣмъ не менѣе, все гибнетъ не отъ помѣхи со стороны, не отъ "независящихъ обстоятельствъ", а отъ денежныхъ затрудненій, происхожденія которыхъ авторъ не объясняетъ. Такъ и осталось неизвѣстнымъ, почему не удалась попытка основать "коммуну" и почему разбрелись врознь члены общины. То обстоятельство, что "учитель" и "пророкъ" воспылалъ нѣжною страстью къ Руфинѣ Каздоевой, недостаточно для разрушенія колоніи, и не его выставляетъ авторъ поводомъ къ уничтоженію общежитія. Какъ бы то ни было, Руфина ушла первая изъ увлекавшей ее такъ сильно коммуны, утративши вѣру въ "учителя" и усомнившись въ спасительности самой идеи. "Положимъ, -- разсуждаетъ героиня,-- сдѣлана ошибка въ примѣненіи, но сама идея развѣ отъ этого пострадала? Или я ошиблась, и въ самой идеѣ есть фальшь!"... "Хватаюсь за то, что мнѣ кажется истиной, и что-жь?-- въ рукахъ оказывается безсмысленная игрушка!"...-- "Могутъ ли жить вмѣстѣ одною жізнью люди, духовно не связанные?" -- восклицаетъ далѣе Руфина. Разумѣется, не могутъ. Но, вѣдь, основателя и членовъ коммуны связывала между собою духовно ихъ идея. Отчего же произошла рознь? Въ чемъ причина разрушенія этой духовной связи? Вотъ что надо было съ полною ясностью показать читателю, и этого-то не сдѣлалъ докторъ. Онъ не высказалъ даже опредѣленно, въ чемъ заключалась "ошибка", въ примѣненіи идеи или въ основѣ самой идеи. А черезъ это значительно умаляется смыслъ всего романа. Послѣ фіаско, постигшаго коммуну, Руфина возвращается въ свою семью, еще нѣкоторое время волнуется и мятется духомъ, потомъ утихаютъ ея порывы въ исканіи новыхъ путей къ общему счастью и она выходить замужъ за любимаго человѣка, какъ самая заурядная барышня. И на этотъ разъ авторомъ не выяснено, почему такъ случилось, какимъ внутреннимъ процессомъ героиня дошла до полнаго примиренія съ тѣми формами жизни, которыя представлялись ей такъ долго никуда негодными. Все это оставляетъ читателя неудовлетвореннымъ и вызываетъ вопросъ, для чего же, собственно, написанъ этотъ огромный романъ въ сорокъ печатныхъ листовъ большаго формата? Отдѣльныя картинки изъ жизни нашего общества шестидесятыхъ годовъ написаны вѣрно и живо, но цѣльной картины, все таки, не вышло и отнюдь не "по независящимъ обстоятельствамъ", въ чемъ легко убѣдится всякій, прочитавши романъ. Нѣкоторыя фигуры дѣйствующихъ лицъ не лишены оригинальности и довольно ярки, только по внѣшности. Что же касается ихъ внутренней жизни, то она представляется въ такихъ неясныхъ очертаніяхъ, что не отличишь одно дѣйствующее лицо отъ другаго. За всѣхъ думаетъ и чувствуетъ самъ авторъ и передаетъ читателю все такъ, какъ онъ думалъ бы и чувствовалъ при данныхъ обстоятельствахъ. Это придаетъ роману большое однообразіе и этимъ стираются всѣ характерныя, психическія особенности, которыми обусловливается типичность той или другой личности. Слишкомъ большой размѣръ романа,-- несоразмѣрный съ сюжетомъ,-- происходитъ, повиди мому, отъ неумѣнья автора выдѣлить существенное отъ ненужнаго для развитія фабулы и для характеристики какъ лицъ, такъ и времени, въ которое имъ приходится дѣйствовать.

"Русская Мысль", кн.IX, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru