Белинский Виссарион Григорьевич
Странствователь по суше и морям

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
   Том 7. Статьи и рецензии (1843). Статьи о Пушкине (1843--1846)
   М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
   
   27. Странствователь по суше и морям. Санкт-Петербург. В тип. П. П. Бочарова. 1843. В 12-ю д. л. 216 стр.1
   
   Нам неоднократно доводилось читать (и даже слушать на кой-каких публичных чтениях) начертания путешествий, где, как в пространной географии, автор весьма подробно, по систематическому порядку, описывает положение страны, нравы и обычаи жителей, произведения природы, искусств и так далее. Всё это очень полезно, потому что всегда почти увеличивает запас наших сведений, почерпнуты ли эти сведения из напечатанных уже дорожников, или состоят из собственных наблюдений путешественника. Но всё это большею частию немножко скучно, потому что в подобных начертаниях замечаешь более трудолюбия и начитанности, нежели ума и таланта. Этого нельзя сказать об авторе "Странствователя по суше и морям": каждая страница его занимательной книжки обнаруживает в нем сметливую наблюдательность, уменье двумя, тремя резкими чертами обрисовать быт и характер народа, среди которого он жил, или замечательного лица, с которым он встречался. Это отрывистые, легкие, оживленные бойким рассказом очерки, вроде путевых впечатлений Александра Дюма.2 Путешественник обращает внимание не столько на физическую природу описываемой им страны, сколько на человека, в ней обитающего, на человека в разгаре его страстей, в роковые минуты его жизни,-- и потому рассказ автора иногда облекается в легкость романического повествования, а иногда доходит до драматического движения. В этой первой книжке (автор обещает еще другую) он описывает свое странствование по Ташкенту, Хиве и Бухаре. Последуем за путешественником в последнюю из этих малоизвестных стран и посредством одного факта, взятого из ее истории л мастерски изложенного автором, ознакомимся с характером бухарского народа и его отношениями к хану.
   
   Сила характера Несср-Уллы, нынешнего хана Бухарин, всего ярче проявилась в низложении Кучь-бегия. Кучь-беги представлял характер совершенный в восточном роде; он ни в чем не изменил себе в течение всей жизни, и самый опытный романист не мог бы создать столь полного характера (полный характер?), не мог бы выдержать его так постоянно от начала до конца. Кучь-беги был первым министром при покойном отце хана, Мир-Хайдере, и пользовался неограниченною его доверенностью. Умный, хитрый, вкрадчивый, корыстолюбивый, суеверный, властолюбивый, он не щадил никого для достижения своей цели, всё и всех считал он за средства, которые мог употреблять по произволу, лишь бы они давались ему.
   Властвовал собственно Кучь-беги, а Мир-Хайдера тешил он призраком власти и названием хана, но тем не менее надобно было его тешить или усыплять, чтобы он не очнулся и не поступил с ним так, как поступил впоследствии Несср-Улла.
   Происшествие, которое я сейчас расскажу, отчасти выказывает характер Кучь-бегия. Он был нездоров и невесел, когда ему сказали, что в Бухару пришел феринг, европеец, а зовется Мартын. Кучь-беги, без дальнейших исследований, велел феринга посадить в яму, а деньги и имущество у феринга отобрать. Вслед за тем доложили, что у феринга ни денег, ни какого вещественного имущества не оказалось, а есть какое-то особенное, которое он покажет самому Кучь-беги. Позвали феринга.
   ... -- Посмотрим, что у тебя за сокровище,-- сказал ему Кучь-беги.-- Какой-нибудь поддельный камень; знаю я вас, европейцев; но меня нелегко обмануть.
   -- Мое сокровище -- знание!-- отвечал твердо Мартын.
   Кучь-беги, не знавший этой фальшивой монеты Европы, принял слова Мартына за насмешку и пришел в исступление.
   -- Ты смел оплевать мою седую бороду, посмеяться над прахом предков моих и проч. и проч. Поток гнева его лился неукротимо, но Мартын выдержал напор его хладнокровно; только, когда дело дошло до палок, он сказал, не теряя, впрочем, своей обычной смелости: "Я покажу тебе это знание. Ты болен: я излечу тебя; ты скучен: я развеселю тебя".
   Кучь-беги укротился. "Это чорт, а не человек",-- произнес он. Мартыну только этого и надобно было: ему выгоднее было слыть чортом, нежели человеком.
   Вслед за тем он дал Кучь-беги слабительное, и тот выздоровел; принес ему дистиллированной виноградной водки, и Кучь-беги, предававшийся втайне запрещенному напитку, не мог надивиться искусству феринга. Мартын дал ему еще какого-то снадобья, за которое старик благодарил его более всего. Словом, судьба Мартына совершилась. С этих пор начинается длинный ряд его проделок, о которых мы еще будем говорить.
   Кучь-беги любил деньги... Главнейшая отрасль его доходов состояла в косвенных поборах. Он тщательно подстерегал богатых купцов и едва кто-нибудь выказывался из толпы, немедленно являлись на него доносы или в несоблюдении правил веры, или в употреблении запрещенного Магометом напитка, или в обмеривании, обвешивании и проч. Улика всегда была наготове, и только значительный выкуп и нередко конфискация всего имения спасали жизнь виновного. В Бухаре ходили только" что не в рубищах, повесив головы, набожно поглаживая бороды и бережно затаив свои мысли, не только поступки; но и тут Кучь-беги находил своих жертв, и в этом случае Мартын был деятельным его помощником. Он имел тесные связи с бухарскими евреями, по единоверию ли,-- неизвестно, какой религии он придерживался,-- или по единомыслию, в через них выведывал о богатстве и тайных поступках бухарских подданных; но наконец и эта мера налогов не могла же быть неистощимою. Хан мало обращал внимания на повсеместную, особенно наружную, бедность; он ханжил и довольствовался тем, что видел мечети, наполненные народом, а благословения ли воссылают они (народ?) или проклятия -- он об этом не справлялся. Худо было то для Кучь-бегия, что многие действительно обеднели, другие оставили Бухару. Он позвал Мартына.
   -- Ты осел, а не мудрец,-- сказал он ему,-- и золота тебе не выдумать: научи, как приобрести его.
   Мартын давно придумал одно очень затейливое, по его мнению, предприятие, которое сильно отдавалось Европой, и только дожидал случая, чтоб объяснить его умному визирю.
   -- У вас, в благословенной Бухаре, -- сказал он,-- выпивают чаю в день столько, сколько в другом месте выпивают воды; только и видишь, что чайных продавцов на всех перекрестках, не говорю о караван-сараях. Бухарец слова не скажет, не выпивши чашки чаю.
   -- Благодаря Аллаха, народ эмира благоденствует; но мне что из того?
   -- Мелкие продавцы обманывают и обкрадывают народ; запрети им эту промышленность; предоставь ее одному себе или отдай на откуп. Мартын объяснил, что значит откуп, и сметливый визирь тотчас понял: глаза его заблистали радостью.
   -- Ты точно мудрец,-- воскликнул он. -- Но коран?
   -- Коран ничего не говорит о час.
   Но Мартын ошибся. Духовенство ясно доказало кораном, что эта мера противна религии, и восстало против нее всею своею силою. Вскоре помер старый эмир, и звезда счастия Кучь-бегия закатилась: блестящее предприятие его не удалось.
   Мартын с званием доктора должен был необходимо соединять звание астролога, предвещателя и проч. Однажды старый хан вздумал похрабриться и собрать войско против Хивы; ему не хотелось подвергать своей особы (свою особу) опасностям и лишениям похода, и он вверил войско начальству Кучь-бегия. Как было отделаться от его поручения визирю? Он посоветовал хану спросить у звезд, благоприятна ли будет эта война и каким образом вести ее. Призвали Мартына, и тот, рассмотрев небо, отвечал положительно, что поход удастся, но для блага Бухарин нужно, чтоб Кучь-беги оставался дома и не покидал кормила государственного правления. Войско отправилось под начальством какого-то узбека; но не прошло и двух недель, как оно прибежало назад, разбитое неприятелем и гонимое страхом. Хан велел казнить главноначальствующего экспедицией и Мартына; но Кучь-беги спас Мартына. "Что ему в своей голове?-- возразил он хану:-- захочет, найдет другую. Ведь он сам дьявол; зачем же наживать его злобу?" Мартын убежал в Россию... Судьба Кучь-беги совершилась иначе. Молодой хан Несср-Улла, выведенный наконец из терпения деспотическими поступками Кучь-бегия, решился отдать приказание схватить его, но так испугался этой минутной решимости, что выехал за город и окружил себя войском. Он готов был отменить это распоряжение, как ему донесли, что Кучь-беги уже схвачен и брошен в яму. Имение его было конфисковано, но Несср-Улла оставил на этот раз ему жизнь по просьбе старой ханши, своей матери. Кучь-беги удалился, по соизволению хана, в маленькое оставленное ему поместье и жил, как истинный философ, узнавший всю тщету человеческой власти. Раз, сидя с своими домашними в саду, он увидел целую ватагу приближавшихся к нему людей. "Это мои палачи",-- сказал он равнодушно. И действительно, это были палачи, присланные ханом. Кучь-беги пошел на казнь, как он ходил в свой сад.
   
   Из этой полудикой драмы вы гораздо лучше узнаете быт и характер бухарцев, нежели из многих томов, наполненных длинными описаниями и статистическими сведениями. Сколько простоты и естественности в этом слоге, от которого надобно, однако ж, требовать большей правильности и определенности! В других статьях (числом шесть), не менее интересных, автор "Странствователя" описывает свое пребывание в Ташкенте, дела экспедиций против Хивы и против хищных киргизов на восточном берегу Каспийского моря. Вот как наш отряд проводил однообразные дни на походе по степям хивинским:
   
   В три часа утра бьет барабан; с полчаса потом продолжается тишина; народ завтракает, и вот поднялась тревога, вьючка, крик киргизов, единообразный рев верблюдов, громкое командование старших, общее движение, и всё это под открытым небом, в 26о мороза или в буран, где зги не видно перед собою, и всё это ночью на глубоком снегу, на открытой повсюду пустыне. Еще барабан: это 5 часов, иногда несколько позже; колонна выступает. Казаки оренбургского регулярного полка, без вьюков, едут впереди в восемь, десять рядов, и прокладывают восемь, десять тропинок в снегу, где на каждом шагу тонут лошади и где люди обыкновенно спешиваются и помогают им в тяжкой работе; передовые, выбившись из сил, сменяются: это самая утомительная борьба с природой; каждый шаг надобно брать грудью. За этим передовым отрядом тянутся в восемь, десять "ниток" вьючные верблюды длинной, бесконечной вереницей, перемежаясь то артиллерийскими орудиями, из которых некоторые идут в голове, то баталионом линейных войск, то сотнею уральских или оренбургских казаков. Арьергард, идущий в некотором отдалении, подбирает отсталых верблюдов или по крайней мере собирает с них вьюки. Работа едва ли легче работы авангарда, который имеет ту выгоду, что приходит гораздо ранее на место.
   Утомленные верблюды, особенно во время бурана, валятся на каждом шагу,-- а, заметьте, за тропой, которая шириною ровно в верблюжий ход, сугробы снегу,-- и вот бедный верблюд пал, около него раздаются проклятия киргиза-погонщика, удары сыплются градом, но бедное животное бесчувственно к ним, и только, когда весь отряд от него удалится, верблюд болезненно вытягивает шею, озирает пустыню и вновь склоняет голову, предвидя горестный конец свой. Чрез несколько минут его заносит снегом; но жизнь надолго еще остается в нем, если не набредут на него стаи волков, следующих за экспедицией!
   Буран или мороз, нередко доходивший до 30 градусов, были попеременными и всегдашними спутниками отряда. Следуя за длинной вереницей верблюдов, в голове которой не видно конца, не имея возможности ехать рядом вдвоем и разговаривать (да и не до слов бывало), на досуге изучаешь высокие добродетели одного из полезнейших, из "величайших" в мире животных -- верблюда, и учишься у него величайшей в мире добродетели -- терпению.
   Около 3-х часов останавливается отряд; новый труд. Нужно расчистить сугробы снегу для кибиток, для подножного корма верблюдов3 и лошадей и, наконец, для ночлега верблюдов, у которых только и было неги, что их на ночь клали на земле, а не на снегу; нужно добыть топлива, а это топливо большею частию составляли корни растений, замерзшие, едва тлеющие на огне и наполнявшие кибитку удушливым дымом вместо отрадного огонька. Впрочем, случался и яркий огонь на ночлеге, и это была роскошь, которой, конечно, вы не постигаете.
   
   Иногда с нашим путешественником случались приключения до того романические, что невольно подумаешь, не расцветило ли его воображение вымыслами своими обыкновенных происшествий. Так, в Ташкенте зазвала его в свой гарем жена тамошнего хана, Зюльма (слишком романическое имя!), и с исступлением стала подговаривать, чтоб он избавил ее от счастливой соперницы. В Хиве несколько ночей сряду грезился ему во сне персианин, которого потом в первый раз в жизни увидел он и наяву. Этот персианин был одарен каким-то роковым предведением, бегал от людей, проникал мысли других, вызывал тени умерших и наконец сошел с ума. Что-то странно...
   "Если первая книжка вам не понравится,-- говорит автор в предисловии, -- то вы уже не увидите второй, хотя она уже в станках типографии". Если это если обращено, между прочим и к нам, то мы просили бы автора скорее выпустить в свет вторую книжку, если она так же интересна, как первая.4
   
   1. "Отеч. записки" 1843, т. XXIX, No 8 (ценз. разр. около.30/VII), отд. VI, стр. 45--48. Без подписи.
   2. Автор этого труда -- известный путешественник и писатель Ег. П. Ко­валевский. Переводы "Путевых впечатлений" ("Impressions de voy­age") А. Дюма появлялись в "Телескопе" (1833, NoNo 7 и 24; 1834, ч. XXI), "Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду" (1837, NoNo 18 и 30), "Библиотеке для чтения" (1840, т. 43, 1843, т. 57) и "Сыне отечества" (1841, No 19).
   3. В журнальном тексте вместо "верблюдов" -- "кибиток". Исправ­лено по первоисточнику.
   4. Вышли в свет и вторая (СПб., 1843) и третья книжки (СПб., 1845) "Странствователя по суше и морям". Белинский откликнулся на вы­ход этих книжек двумя маленькими заметками (ИАН, тт. VIII и IX).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru