Беранже Пьер Жан
Полное собрание песен Беранже (по парижскому изданию 1867 г.), в переводе русских писателей, под редакцией И. Ф. Тхоржевского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Полное собраніе пѣсенъ Беранже (по парижскому изданію 1867 г.), въ переводѣ русскихъ писателей, подъ редакціей И. Ф. Тхоржевскаго.

   Новое изданіе стихотвореній Беранже заслуживаетъ полнаго сочувствія. Не смотря на общеизвѣстные переводы покойнаго Курочкина, литературная физіономія замѣчательнаго французскаго поэта не обрисована еще въ русской журналистикѣ съ полною отчетливостью. Замѣтка Добролюбова, напечатанная во второмъ томѣ его сочиненій, слишкомъ отрывочна, мимолетна, а предисловіе Курочкина къ Пѣснямъ Беранже, написанное превосходнымъ языкомъ и съ большимъ воодушевленіемъ, имѣетъ только біографическій характеръ. Новое изданіе г. Тхоржевскаго, исполненное съ любовью, послужитъ конечно поводомъ къ болѣе подробному и разностороннему обозрѣнію поэтическихъ произведеній Беранже.
   Собранныя вмѣстѣ стихотворенія Беранже поражаютъ живостью настроеній, яркостью художественныхъ красокъ, звучностью вѣчно играющей и разливающейся въ треляхъ сердечной мелодіи. Надъ всѣми произведеніями Беранже вѣетъ одно чувство -- горячая любовь къ французскому народу. Въ его патріотической сатирѣ слышатся раскаты здороваго, сильнаго, повелѣвающаго убѣжденія, вызывающаго представленіе о натурѣ въ высшей степени сильной, прямодушной, отражающаго въ себѣ типическія свойства французской національности. Въ фривольныхъ пѣсняхъ Беранже васъ подкупаетъ блестящій, хотя незлобивый юморъ, взрывы свободнаго остроумія, шаловливая грація замѣчательнаго бытового рисунка. По словамъ одного французскаго писателя, Беранже съумѣлъ къ вѣчно улучшающемуся инструменту родной рѣчи прибавить нѣсколько новыхъ струнъ. Въ узкую форму пѣсни онъ съумѣлъ внести безконечное разнообразіе ритма, тона, манеры. Его нельзя причислить никъ одной группѣ французскихъ писателей, но если-бы классификацій понадобилась во что-бы то ни стало, Беранже слѣдовало-бы поставить возлѣ Лафонтена, съ которымъ онъ соперничаетъ во многомъ, равняясь ему своею мягкостью, независимостью философскихъ взглядовъ и превосходя его искренней веселостью. Нѣкоторые штрихи въ его произведеніяхъ напоминаютъ Мольера: однимъ ударомъ онъ поражаетъ намѣченный порокъ, однимъ взмахомъ пера онъ подымаетъ передъ читателемъ живой художественный образъ, просто, мѣтко, съ непритворной легкостью передающій авторское намѣреніе. Богатый талантъ со всѣми звуками юности, со всею пылкостью молодыхъ надеждъ, со всѣмъ безстрашіемъ жаркихъ чувствъ и вдохновеннаго краснорѣчія. Оригинальный лирическій поэтъ съ удивительно музыкальнымъ складомъ. рѣчи. Куплеты съ веселыми припѣвами, мелодія рвется изъ каждой строки, слова звучатъ, точно клавиши хорошо настроеннаго рояля подъ бойкими, гибкими пальцами блестящаго виртуоза. Радость народа, его негодованіе, все находитъ въ немъ откликъ. Его пѣсня, какъ эхо народнаго голоса, стремительно звучитъ въ защиту общаго дѣла. "Le peuple c'est ma muse". Народное благо было его вѣчною цѣлью -- и, не приставая ни къ какой политической партіи, Беранже всю жизнь былъ вѣрнымъ представителемъ всего народа -- выразителемъ его надеждъ, его печалей въ извѣстный историческій моментъ. Его талантомъ была его природа, его популярностью -- патріотизмъ, его могуществомъ -- гуманность, говоритъ Ламартинъ, объясняя вліяніе пѣсенъ Беранже на политическія событія 1830 г.
   Въ упомянутомъ предисловіи Курочкина мы находимъ нѣсколько біографическихъ подробностей, превосходно оттѣняющихъ нравственную личность Беранже. Съ 1833 г. Беранже сошелъ съ политической сцены, совершенно удалившись отъ движенія и шума столичныхъ событій. Съ этихъ поръ онъ писалъ мало и при жизни напечаталъ только десять пѣсенъ. Но въ какой бы мѣстности ни поселился Беранже, всѣ жители узнавали его. Гдѣ бы ни проходилъ этотъ простой старикъ въ старомодномъ сюртукѣ, съ волосами, безпорядочно сбѣгавшими изъ подъ старой поярковой шляпы съ широкими полями на согбенную лѣтами спину, вездѣ отцы благоговѣйно указывали на него дѣтямъ. Но вотъ наступили февральскіе дни, и признательность французск аго народа къ пѣвцу своихъ надеждъ и своихъ печалей выразилась такимъ взрывомъ энтузіазма, какого старый поэтъ не могъ даже ожидать въ своемъ уединеніи. Болѣе 200,000 голосовъ требовали, чтобы Беранже принялъ участіе въ судьбахъ страны, но поэтъ, вѣрный своимъ нравственно-гражданскимъ началамъ, скромно отклонилъ отъ себя эту честь. Послѣдовали восторженныя манифестаціи. Избиратели, работники, студенты соединились въ одномъ восторженномъ союзѣ, чтобы склонить эту твердую волю. Но все было напрасно. Беранже, по тонкому и гуманному толкованію Курочкина, боялся рисковать тѣмъ, что было для него выше всякой славы -- боялся рисковать судьбами народа. Онъ не сдѣлался политическимъ дѣятелемъ только потому, говоритъ талантливый переводчикъ, что въ его сердцѣ было слишкомъ много любви къ народу и человѣчеству, и любовь эта, безъ внѣшней политической дѣятельности, выразилась цѣлостно, практически и реально въ поэтическомъ дѣлѣ его долгой, безукоризненной жизни... Беранже умеръ 17 іюня 1857 г. Уступая общественному мнѣнію, наполеоновское правительство встало само во главѣ манифестаціи и устроило народному поэту, на государственный счетъ, похороны маршала Франціи. Извѣстіе объ его смерти облетѣло мгновенно весь Парижъ. Въ день, когда тѣло его предавалось землѣ, надъ городомъ носились таинственныя богини траура. Необозримыя массы народа въ благоговѣйной тишинѣ двигались за гробомъ, будто поднимаемымъ однимъ общимъ біеніемъ сердца. "Народъ, восклицаетъ Курочкинъ, придаетъ обыкновенно всему, что дѣлаетъ массами, свою могучую торжественность, наполняющую душу могучими чувствами. Самой смерти онъ будто сообщаетъ часть своей лихорадочной жизни, его тихія и мѣрныя движенія подъ открытымъ небомъ свидѣтельствуютъ святую и вѣчную истину: гласъ народа -- гласъ Божій".
   Скромный, но великій поэтъ, не могъ предвидѣть такихъ почестей.
   
   Часъ близокъ. Франція, прости! Я умираю.
   Возлюбленная мать, прости. Какъ звукъ святой,
   Сберегъ до гроба я привѣтъ родному краю.
   О, могъ ли такъ, какъ я, тебя любить другой?
   Тебя въ младенчествѣ я пѣлъ, читать не зная,
   И видя смерти серпъ надъ головой почти,
   Я въ пѣснѣ о тебѣ, дыханье испуская,
   Слезы, одной твоей слезы прошу. Прости!
   Когда стонала ты въ рукахъ иноплеменныхъ,
   Подъ колесницами надменныхъ королей,
   Я рвалъ знамена ихъ для ранъ твоихъ священныхъ,
   Чтобъ боль твою унять, я расточалъ елей.
   (В. Курочкинъ).
   
   Плакалъ весь народъ. Разбилось зеркало народныхъ мечтаній, народныхъ страданій и весь народъ, какъ одинъ человѣкъ, понесъ къ могилѣ на своихъ плечахъ умершаго поэта.
   Это было такъ недавно. Веселая, задорная, съ многочисленными интонаціями пѣсня Беранже звучитъ еще въ ушахъ, какъ яркій поэтическій подвигъ прошлаго, но новыхъ народныхъ пѣсенъ, равныхъ его пѣснямъ по захватывающей силѣ патріотическаго мотива, по укрѣпляющему, ободряющему веселью здоровой любви, по звонкости смѣлаго, выкованнаго изъ чистѣйшихъ поэтическихъ элементовъ стиха -- такихъ народныхъ пѣсенъ во французской литературѣ больше не раздается. Стихи Беранже -- это пропѣтая пѣсня юности, пропѣтая, быть можетъ, на всегда. Они сдѣлали свое дѣло. Они отразили въ совершеннѣйшемъ художественномъ изображеніи народныя чувства, и затѣмъ, въ обратномъ теченіи, вошли навѣки въ поэтическій обиходъ народа. И сколько свѣжихъ силъ въ этой пропѣтой пѣснѣ. Какой трогательный, довѣрчивый взглядъ на жизнь, на природу, на собственное поэтическое дѣло. Въ міросозерцаніи поэта нѣтъ трагическаго внутренняго разлада, нѣтъ борьбы противорѣчивыхъ чувствъ. Напротивъ, въ немъ есть такая очаровывающая бодрость молодой увѣренности, красота свѣжей улыбки, юношеская беззаботность. Это міросозерцаніе безъ настоящей философской глубины, сильное только своимъ непосредственнымъ чутьемъ. Безсознательная отгадка правды восхищаетъ своею непосредственностью. Пройдя длинный, священный путь внутреннихъ страданій, съ радостью обращаешься воспоминаніемъ къ порывамъ юности: въ нихъ было предчувствіе правды, въ нихъ былъ инстинктъ добра. Но разумъ человѣческій требуетъ побѣждающихъ доказательствъ, свѣтильниковъ, горящихъ въ безконечной духовной глубинѣ. Но разумъ человѣческій жаждетъ паѳоса убѣжденія возмужалаго, испытаннаго, непоколебимаго, какъ твердый выводъ изъ неопровержимыхъ данныхъ науки, философіи, религіи. Порывы юности хороши, какъ предчувствіе будущихъ разумныхъ побѣдъ. Имъ -- наше удивленіе, наше радостное браво, наше гордое сочувствіе. Ему, зрѣлому убѣжденію философскаго пониманія -- вся послѣдняя энергія нашей страсти, нашего до глубины взбудораженнаго сознанія...
   
             Въ чаду любви, вина, веселья,
             Я за столомъ люблю порой,
             Сквозь дымку свѣтлаго похмелья,
             Предвидѣть день послѣдній свой.
   Мнѣ кажется тогда, что я душой витаю
   Высоко надъ землей... Веселый пиръ, прощай!
   Душа моя! Тебя я самъ благословляю:
   Съ улыбкой въ небеса спокойно улетай!
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             И такъ, не медли лучъ свѣтлѣйшій
             Въ вѣнцѣ пресвѣтлаго Творца!
             Лети изъ рукъ жены нѣжнѣйшій
             На лоно вѣчнаго Отца!
   Друзья своей рукой глаза мои закроютъ
   И окропятъ виномъ... Спокойно умирай!
   Душа моя! Потомъ... Потомъ мой трупъ зароютъ,
   А ты -- ты въ небеса спокойно улетай!
   (Иванъ-да-Марья).
   
   Это дума о смерти именно сквозь дымку свѣтлаго похмелья, въ чаду любви, вина, веселья.
   Мы возвратимся къ пѣснямъ Беранже, когда г. Тхоржевскій, самъ талантливый переводчикъ подъ приведеннымъ псевдонимомъ Иванъ-да-Марья, окончитъ свою редакторскую и издательскую работу. Тогда мы займемся болѣе подробно замѣчательной личностью французскаго писателя, давшаго прекрасное доказательство того, что гражданскій мотивъ въ рукахъ настоящаго художника -- мотивъ поэтическій, если только онъ не искаженъ никакимъ публицистическимъ педантизмомъ, никакимъ пошлымъ заигрываніемъ съ національнымъ самолюбіемъ и партійными пристрастіями. Въ пѣсняхъ Беранже любовь къ французскому народу возвышается до степени общечеловѣческаго и общепонятнаго чувства. Они близки нашей душѣ потому, что имѣютъ общегуманный характеръ и, обрушиваясь на пороки французской жизни, шлютъ проклятія всякому пороку вообще, всякой человѣческой испорченности. Эти пѣсни звучатъ, какъ родныя повсюду, гдѣ бьются живыя сердца, гдѣ кровь не застыла въ жилахъ, гдѣ играетъ воображеніе. Истинная поэзія, въ вѣчномъ союзѣ съ красотою и возвышенною правдою, естественно выходитъ изъ узкихъ національныхъ границъ и становится общимъ достояніемъ. Искусство, какъ солнце: оно для всѣхъ, для всякаго живого дыханія...

"Сѣверный Вѣстникъ", No 11, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru