Бердяев Николай Александрович
Г. Геффдинг. История новейшей философии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Очерк истории философии от Канта до наших дней.

Николай Александрович БЕРДЯЕВ

Г. ГЕФФДИНГ. ИСТОРИЯ НОВЕЙШЕЙ ФИЛОСОФИИ.
ОЧЕРК ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ ОТ КАНТА ДО НАШИХ ДНЕЙ

Перев. с нем. Издание ред. журн. "Образование". С.-Петербург. 1900, стр. 496. Ц. 2 р.

   При бедности нашей философской литературы перевод "Истории новейшей философии" Геффдинга является очень важным вкладом в неё. Переведенный том составляет только вторую часть труда Г[еффдинг]а, охватывая ровно 125 лет, считая со смежных годов смерти Хр. Вольфа и появления первого значительного произведения Канта до восьмидесятого года истекающего столетия, который автор делает гранью для своего исследования. Переводчики вполне справедливо полагали, что второй том представляет больше интереса для русских читателей.
   Г[еффдинг] как датчанин по географическому положению своей страны стоит между и вне наций, для которых развитие философского мышления связано с вопросом о прогрессе родного народа. Со стороны он может объективнее, беспристрастнее и равномернее оценивать вклад в общую сокровищницу человеческого духа той или другой нации. Это преимущество во внешнем положении автора в значительной мере отразилось на его труде. Он не сосредоточивает своего исключительного внимания на одном или нескольких течениях, лишь бегло касаясь других, как это иногда бывает, а довольно равномерно распределяет имеющееся в его распоряжении место между различными школами. Наибольшее количество страниц он посвящает двум крайним противоположностям -- позитивизму (170 с.) и философии романтизма (120 с.); критической философии и философии последних тридцати лет в Германии он отводит сравнительно меньше места (90 и 60 с.); наконец, на долю философии просвещения XVIII ст[олетия] и философии на Севере выпадает всего 20 и 6 с.
   Тем не менее, эта равномерность и беспристрастность при воздаянии каждому по его заслугам, конечно, только относительна. На самом деле Г[еффдинг] сторонник известного направления и имеет вполне определенные симпатии. Это настолько естественно, что никто не может быть на него в претензии за это, тем более, что в общем он остается весьма объективным исследователем. Но в одном случае Г[еффдинг], несомненно, нарушил общее равновесие между отдельными частями своего труда. Пострадал от этого Кант. Ту философию, которую Г[еффдинг] излагает под именем философии Канта, можно признать кантовской только с большими оговорками, так как это очень спенсеризированный Кант.
   Само по себе нельзя признать предосудительным изложение взглядов какого-нибудь мыслителя в той или иной, своеобразной, не вполне ему принадлежащей окраске. Даже прилаживание мыслей одного из современных или модных философов к проблемам и запросам, по существу ему чуждым, вполне законный литературный прием. Так поступали, напр[имер], Лессинг и Гердер со Спинозой или наши публицисты с Дарвином и Спенсером. Еще более часто отступают от идей учителя сторонники известного направления, составляющие школу, напр[имер], кантианцы, дарвинисты, марксисты. Но различные роды литературы требуют и различных литературных приемов. В "Истории философии" неуместна чуждая философу окраска его взглядов. Особенно это надо признать по отношению к философу, действовавшему более ста лет тому назад и занимающему центральное место, философу, критическая литература о котором, составляющая целую библиотеку, главным образом задавалась целью очистить его миросозерцание от всех наносных и чуждых ему элементов.
   Излагая философию Канта в своеобразном освещении, заимствованном у Спенсера, которого Г[еффдинг], впрочем, не называет, он, по-видимому, думает оказать этим услугу Канту, делая более понятным, доступным и современным. Вероятно, с ним согласятся и наши спенсерианцы. С беспартийной точки зрения, однако, Кант только проигрывает от этого нового покушения на его оригинальный и самобытный облик. Конечно, нельзя не признать чрезвычайно удачной и меткой формулу Спенсера, по которой априорным для индивидуума является то, что для рода служит a posteriori. Но она не включает в себя ничего больше, чем превращение опыта из индивидуального в родовой, и в таком виде может быть согласована с Кантом. Ведь кантовское a priori проявляется главным образом на опыте, составляя часть его, и вне опыта мы познаем его только благодаря отвлекающей и изолирующей деятельности нашей мысли. Подстановка родового опыта на место индивидуального не только не противоречит идеям Канта, но отчасти даже намечено им самим. Однако, спенсеровское родовое a posteriori, превращающееся для индивидуума в a priori, должно откуда-нибудь браться. Утверждают, что оно является накопленным опытом рода, унаследованным индивидуумом. Но опыт в том значении, какое ему придают эмпиристы, т. е. как ряд впечатлений, воспринятых извне, не заключает в себе тех объединяющих элементов, о которых собственно и идет речь. Притом признавать, что именно такой опыт передается путем наследственности, это значило бы являться сторонником самой грубой теории врожденных идей, так как этот опыт -- не что иное, как содержание наших представлений. Следовательно, приходится прийти к заключению, что этим a posteriori могут быть только те объединяющие душевные функции, которые человечество творит из себя, или которые развиваются в человечестве, но только в определенном направлении и точных границах, так что это развитие-творчество сводится к уяснению или к постепенному проникновению в сознание тех задатков, которые заложены в человеческом сознании.
   Спенсеровское освещение, т. е. объяснение всего исключительно одним развитием, при изложении кантовских априорных начал выступает наиболее ярко, конечно, в отношении Геффдинга к этике Канта. Изложению её он предпосылает рассмотрение культурно-исторических трудов Канта -- причем слабой опорой ему служит хронология появления этих сочинений: уже давно доказано, что последняя не совпадает с хронологией возникновения отдельных идей и заключительных звеньев системы Канта. Несомненно, что с точки зрения Спенсера Канта следует именно так понимать, как будто бы его моральный закон историческая цель рода, действующая наравне с другими родовыми инстинктами, а не единственное в своем роде, так сказать, безвременное сознание долга. Но это не исторический Кант. В дальнейшем изложении Г[еффдинг] истолковывает кантовские понятия "человечества" и "человеческого рода" в эмпирическом и историческом смысле. Это несомненное недоразумение: у Канта "человечество" и "человеческий род" имеют не эмпирическое и историческое, а трансцендентальное значение, т. е. для Канта они означают не то, что существует и создает в человечестве, а что безусловно осязательно для него.
   Верхом непозволительного отношения к Канту со стороны Г[еффдинг]а надо признать пропуск четвертой антиномии Канта, заключающей в себе учение о том, что одинаково логично можно доказать как бытие, так и небытие Необходимого Существа. Это приводит автора даже к извращению Канта, так как он противопоставляет первым двум антиномиям третью, совсем не упоминая даже о существовании четвертой (с. 52-53), между тем как Кант противопоставляет первые две антиномии двум последним. Неожиданность такого извращения настолько поражает, что можно даже заподозрить какой- нибудь курьез, обусловленный "не зависящими от редакции обстоятельствами". Но при сравнении русский текст оказывается дословным переводом с немецкого. От каких бы причин, однако, ни произошел этот недочет, он настолько важен, что редакция, если она только преследует общеобразовательные цели, обязана была справиться с датским оригиналом и в крайнем случае оговорить этот пропуск в особом примечании.
   На основании всего вышесказанного нужно придти к заключению, что нельзя рекомендовать знакомство с Кантом по Г[еффдинг]у. К счастью, этот недостаток может быть пополнен чтением одного из имеющихся в русском переводе исследований о Канте Паульсена и особенно Виндельбанда.
   Лучший отдел в сочинении Г[еффдинг]а -- третий, посвященный позитивизму. Кто желает по книге Г[еффдинг]а познакомиться со взглядами автора, а не изучать по ней истории философии, тот должен начать именно с этого отдела. В нем Г[еффдинг] излагает не только позитивизм, а всю философию Франции и Англии за последнее столетие, так что сюда входят и Де-Местр, и [Мен де] Биран, и Кузен, и Кольридж, и Карлейль, и Гамильтон, и другие мыслители, не имеющие ничего общего с позитивизмом. Но они совершенно теряются в широком потоке позитивного мышления, выдвинувшем во Франции и Англии самых крупных философов этого столетия. Особенно подробно Г[еффдинг] останавливается на Конте, Дж. Ст. Милле и Спенсере. Изложение идей этих трех философов одинаково хорошо и полно, но предпочтение, несомненно, надо отдать изложению философии Спенсера, тем более, что и сам автор в своих симпатиях сильнее всего склоняется к нему.
   В противоположность французской и английской философии, или позитивизму, автор не сочувствует немецкой философии от Канта до разложения гегелевской школы или "философии романтизма", как он её называет. Свой общий резкий приговор над спекулятивными системами Г[еффдинг] сам опровергает изложением этих систем в отдельности. Надо отдать ему справедливость, что он сумел очень удачно и в довольно краткой форме извлечь существенное содержание из этих систем. При этом идейное богатство их выступает, может быть, против его воли, с поразительной яркостью.
   Последняя часть сочинения Г[еффдинг]а, посвященная немецкой философии от 1850 до 1880 г., несколько короче других и носит как бы отрывочный характер. Причина этого заключается в том, что автор, положив себе пределом восьмидесятый год истекающего столетия, на что он имел полное право, захотел придумать внутреннее объяснение для своего решения и мотивировать его тем, что с этого времени начинается коллективная разработка философских проблем. Объяснение это несколько натянуто и не вполне верно, так как возникновение коллективной разработки философии надо отнести к концу шестидесятых и к началу семидесятых годов. Поэтому-то Г[еффдинг], не считая материализма, трактует только о пяти наиболее видных и не связанных между собой философах этой эпохи, что оказывается недостаточным. Даже неокантианством он занят только в лице Фр. А. Ланге. В действительности же Фр. А. Ланге настолько связан со всей неокантианской литературой, что положительно трудно решить, он ли больше повлиял на быстрое её развитие, или она вызвала его к деятельности и сразу сообщила ему крупное значение. Уделяя здесь так мало места неокантианству, Г[еффдинг] несколько непоследователен, так как раньше он сам доказывал, что даже "во время кажущегося единодержавия романтического умозрения он (Кант) всегда имел круг верных и вдумчивых последователей" (с. 198). Что касается разбора идей философов этого периода, то Г[еффдинг], несомненно, очень односторонне изобразил Лотце лишь как создателя метафизической системы, которому он делает упрек в том, что "Лотце вообще не понимал теории познания" (с. 450). Последнее было бы совершенно верно по отношению к Лотце первого периода. Но во втором издании своей "Логики" он посвящает "познанию" третью часть её, которая принадлежит к лучшему, что мы имеем по теории познания за последние пятьдесят лет. Впрочем, нельзя отрицать, что по своему своеобразному положению Лотце не подходит к другим исследователям, создавшим широкий интерес к теории познания, и что у него навсегда сохранилось очень странное и несправедливое отношение к Канту. Лучшим очерком в последней части сочинения Г[еффдинг]а является очерк философии Дюринга, служащий заключением для всей книги.
   Перевод сочинения Г[еффдинг]а надо признать в общем удовлетворительным. При чтении книги, однако, бросается в глаза крайняя неровность его. Так, в начале, в конце и в одном отрывке в середине книги часто встречаются немецкие обороты и неупотребительные в литературном русском языке слова и выражения, как напр[имер], "пребывающее значение" (с. 106, 239), "прицепляться за букву догмата" (с. 157), "его критической интеллигенцией" (с. 162), "провизорно" (с. 170), "идейной авантюрой" (с. 198), "красивое и теплое чествование" (с. 199), "конфессиональных рамок" (с. 201), "прицепляли их к божественному существу" (с. 234). Вопрос терминологии в переводных сочинениях, несомненно, очень важный, так как, благодаря переводам, в выработке терминов могут участвовать более широкие круги писателей. Те писатели, которые не решатся в оригинальном сочинении употребить новый термин, бывают принуждены при переводе иностранных книг употреблять и создавать таковые. При переводе Г[еффдинг]а не все термины переданы удачно. Так, кантовское "Anschauung" очень неудачно переведено словом "воззрение" (с. 40), хотя в книге Паульсена о Канте, вышедшей в издании того же журнала, этот термин вполне правильно переведен словом "интуиция". Не менее неудачно для "Wissenschaftslehre" Фихте употреблено слово "наукоучение" (с. 122, 124, 127), являющееся удвоением одного и того же корня, т. е. как бы тавтологией, но и термин "наукословие", введенный при переводе "Истории новой философии" Фалькенберга, мало подходит; поэтому наиболее соответствующим термином, вероятно, будет слово "науковедение". Также неправилен перевод слова "Inharenz" термином "пребываемость" (с. 210, 212), так как его надо переводить словом "принадлежность". В заключение необходимо указать на несколько ошибок, вкравшихся в перевод. На с. 69 названо "юношеским" произведение Канта, которое он выпустил, когда ему было 40 лет. В другом месте (с. 187) желчь названа выделением почек, хотя в немецком тексте, конечно, стоит слово "Leber" -- печень. Также ошибочно названа философия Краузе "пантеизмом" (с. 224), между тем как он, в противоположность пантеизму, называл её "панентеизмом", объединяя в одном слове формулу древних "εν και παν" -- "единое [и] все". Наконец, по поводу проблемы "принадлежности" Гербарта сказано, что "она возникает потому, что одна и та же вещь как будто обладает несколькими свойствами" (с. 210), а в немецком тексте говорится, "что одной и той же вещи должны быть приписаны несколько свойств".

("Мир Божий", 1901, No 2, февраль, с. 90-94; подпись: Б. К-ский)

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru