Боборыкин Петр Дмитриевич
Петербургские театры

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

ПЕТЕРБУРГСКІЕ ТЕАТРЫ.

(Съ 15 августа по 15 октября.)

I.

   Текущій сезонъ открылся плохимъ исполненіемъ "Ревизора", которое походило на какіе-то похороны, а не на комическое ликованіе, какимъ должно-бы сопровождаться исполненіе одного изъ двухъ перловъ нашей драматической литературы. Намъ приводилось замѣчать, что г. Виноградовъ умный и способный актеръ, но если онъ не ограничитъ свою сценическую дѣятельность, его игра перейдетъ въ простое лицедѣйство. За городничаго ему не слѣдуетъ ни въ какомъ случаѣ браться: для этого лица у него нѣтъ ни силы, ни яркости, ни юмора. Онъ можетъ, конечно, утѣшиться тѣмъ, что его конкуррентъ, г. Зубровъ, еще плоше; но это, какъ говорятъ французы: "une maigre fiche de consolation". Роль городничаго не подъ силу никому изъ здѣшней труппы, точно такъ-же, какъ и роль Хлестакова, въ которой гг. Монаховъ и Сазоновъ только упражняются, не создавая намека на типъ, столь обслѣдованный нашей критикой.
   Пьеса, поставленная отъ дирекціи вслѣдъ за "Ревизоромъ": "Тетеревамъ не летать по деревамъ", передѣлана на россійскіе нравы г. Семеномъ Райскимъ изъ забавной французской пьесы: "Le voyage de М-r Berrichon", въ которой въ Парижѣ Жофруа, а здѣсь покойникъ Лемениль создали истинно комическое лицо Перритона. Эта пьеса построена водевильно, но главное лицо прекрасно обработано, хоть-бы въ любую серьезную комедію. Перри тонъ -- разновидность буржуазнаго типа. Всѣ характерныя свойства, отличающія этотъ типъ, собраны въ немъ очень ловко и производятъ крайне забавное впечатлѣніе. На французской сценѣ Перритонъ совсѣмъ не каррикатуренъ. Надъ нимъ стоитъ поработать всякому первостатейному комику. Посмотрите, что дѣлаетъ изъ него Жофруа въ Парижѣ. Онъ -- типъ съ головы до пятокъ. Его игра -- и художественное творчество, и ѣдкая сатира надъ Перришонами, которыми кишитъ Парижъ и все французское общество.
   Въ передѣлкѣ на русскіе нравы, Перришонъ вышелъ смѣшной, но нисколько не типичной для нашихъ нравовъ фигурой. Наши доморощенные Перришоны совсѣмъ не такъ заявляютъ свои особенности. Чтобы ихъ изобразить, какъ слѣдуетъ, нужна совсѣмъ иная обстановка. Но и въ передѣлкѣ, при всѣхъ ея несообразностяхъ, Перришона можно сыграть и забавно, и правдиво въ психологическомъ отношеніи. Роль состоитъ изъ цѣлаго ряда моментовъ буржуазнаго тщеславія. Актеру съ умомъ и дарованіемъ весьма не трудно было-бы каждому такому моменту придать обликъ правды и произвести комическій эфектъ, не удаляясь отъ нея. На Александринскомъ театрѣ, г. Виноградовъ черезчуръ старался о смѣшной сторонѣ роли, такъ что человѣка-то совсѣмъ и не было видно. Въ сценической натурѣ г. Виноградова, сколько мы замѣчали, есть простота и спокойствіе, но для этого онъ долженъ играть болѣе тусклыя, такъ сказать, роли. А какъ только ему достанется роль ярко-комическая, онъ теряетъ всякое самообладаніе, начинаетъ ужасно усердствовать и прибѣгать къ пріемамъ, отзывающимся слишкомъ долгимъ пребываніемъ на провинціальныхъ сценахъ.
   Тотъ-же г. Семенъ Райскій не передѣлалъ, а перевелъ съ англійскаго мелодраму "Дитя". Намъ не приводилось ни читать этой пьесы въ оригиналѣ, ни видѣть ее на лондонскихъ сценахъ. Англійскаго въ ней нѣтъ ничего. Это заурядная мелодрама французскаго покроя, которая, въ сокращенныхъ размѣрахъ, и съ другимъ исполненіемъ, могла-бы держаться на репертуарѣ театра, сдѣлавшаго себѣ спеціальность изъ подобныхъ зрѣлищъ. У насъ такого театра нѣтъ, а въ Александринскомъ мелодрамы играютъ съ претензіей на простоту, производящей одну мертвенную скуку. Во всякомъ случаѣ, г. Семенъ Райскій могъ-бы выбрать что-нибудь побойчѣе изъ запаса бульварныхъ драмъ, въ родѣ какого-нибудь "Mangeur de fer", гдѣ, по крайней мѣрѣ, есть сцены изъ трущобной жизни Парижа, а главному исполнителю можно выказать себя блистательнымъ гримомъ, что и дѣлалъ въ Парижѣ извѣстный бульварный актеръ Клеманъ Жюстъ.
   

II.

   Наконецъ, послѣ передѣлокъ и переводовъ началась отечественная бенефисная драматургія. Въ первый бенефисъ г-жи Струйской возобновлена игранная когда-то драма г. Виктора Александрова "Противъ теченія". Мы уже высказывали свой взглядъ на этого "примѣнителя" пьесъ по поводу его новѣйшихъ, болѣе удачныхъ сочиненій. Повторять нашъ взглядъ было-бы совершенно лишнее; можно прибавить лишь то, что г. Александрову, даже какъ переводчику "Прекрасной Елены", не слѣдовало возобновлять такой вещи, какъ "Противъ теченія". Одна только претензія бенефиціантовъ заставляетъ ихъ ставить непремѣнно оригинальныя пьесы, нисколько не заботясь о томъ: какъ проведутъ вечеръ ихъ зрители, заплатившіе за бенефисъ двойныя и тройныя цѣны. Но въ бенефисахъ актеровъ и актрисъ, стоящихъ на виду, пьеса дѣло третьестепенное. Какова-бы ни была пьеса, бенефиціантка все-таки получитъ букеты, гирлянды и подарки.
   За г-жой Струйской бенефиціантомъ явился г. Малышевъ, съ комедіей г. Островскаго "Не было ни гроша, да вдругъ алтынъ". Г. Малышевъ принадлежитъ теперь къ обыкновенному разряду петербургскихъ актеровъ, дослужившихся до степеней извѣстныхъ. Дослуживался онъ до нихъ медленнѣе, чѣмъ другіе его сверстники; но за то если-бы насъ спросили: что онъ такое въ труппѣ? мы-бы рѣшительно затруднились отвѣтить. Онъ не имѣетъ рѣшительно никакой сценической физіономіи. Стариковъ онъ еще не пробовалъ играть. Комическихъ ролей также. Сильныхъ героическихъ у насъ не пишутъ. Первыхъ любовниковъ ему тоже неудобно исполнять: ни по лѣтамъ, ни, главное, по фигурѣ, онъ уже не годится на эту спеціальность. Нечего, стало быть, и удивляться, что онъ выбралъ въ своей бенефисной пьесѣ совершенно безцвѣтную роль молодого человѣка, которую одинаково хорошо могъ-бы сыграть и г. Нильскій, и г. Пронскій, и г. Душкинъ, и даже г. Жулевъ.
   

III.

   Комедія Островскаго, напечатанная въ "Отечественныхъ Запискахъ" 1872 г.,-- новая вѣха на наклонной плоскости, по которой спускается нашъ драматургъ. Въ прошедшемъ сезонѣ, на страницахъ "Дѣла", мы позволили себѣ охарактеризовать чисто сценическій талантъ г. Островскаго и указать на то, какъ и обще-литературная иниціатива его у'нала за послѣдніе годы. Если комедія "Лѣсъ" оказалась ниже требованій публики Александринскаго театра, то въ ней была, по крайней мѣрѣ, сколько нибудь новая задачка. Въ пьесѣ-же, шедшей въ бенефисъ г. Малышева, самый страстный поклонникъ г. Островскаго не нашелъ-бы никакихъ элементовъ успѣха. Фабула голая и дѣтски-анекдотическая... Лицо скряги -- печальная претензія на созданіе характера. Неужели нашъ драматургъ до сихъ поръ не знаетъ, что скучное и грубое изображеніе скаредности не представляетъ никакого интеллигентнаго интереса? Если-бъ Гарпагонъ у Мольера былъ только отвратительно-скупъ, комедіи-бы не было, а для трагическаго впечатлѣнія такая фигура, какъ герой г. Островскаго, слишкомъ медка и безсодержательна И когда это у насъ перестанутъ писать комедіи, гдѣ женщины воютъ втеченіи пяти актовъ, а главное лицо вѣшается? Комедія должна имѣть комическій и никакой другой замыселъ. Комическаго-же въ пьесѣ г. Островскаго -- двѣ три сцены купеческаго быта, гдѣ, однакожъ, нѣтъ ничего новаго въ смыслѣ наблюденія: Въ патетическомъ-же вкусѣ есть одна довольно сильная сцена, когда въ одномъ углу дѣвушка прощается съ своимъ возлюбленнымъ, а въ другомъ ее продаютъ старому купцу. Самыми удачными лицами вышли: купеческая дочь, сожигаемая потребностями своей натуры, и ея женихъ; но и они старые знакомые въ репертуарѣ г. Островскаго. Еслибъ у автора была настоящая сценическая жилка, онъ и изъ такой разношерстой и пустой пьесы сдѣлалъ-бы занимательное зрѣлище; по его неисправимо-эпическая натура наложила и на эту комедію печать тягучести и многословія, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подавляющихъ зрителей. Видно было, какъ надоѣли даже публикѣ Александринскаго театра безпрестанныя вставки безвкусныхъ діалоговъ. При такомъ томительномъ настроеніи, какъ-же удивляться, что пьеса "провалилась", выражаясь жаргономъ русскихъ рецензентовъ.
   По здѣшнему, она была розыграпа согласно, съ большимъ ансамблемъ, чѣмъ это обыкновенно бываетъ въ пьесахъ г. Островскаго. Главное лицо не могло удасться г. Васильеву-2. Изъ него ни Самойловъ, ни Шумскій, къ таланту которыхъ болѣе подходитъ эта роль, не сдѣлали-бы ничего выдающагося. Напрасно только г. Васильевъ такъ заботился о серьезности исполненія. Лучше-бы онъ пустилъ полегче, не придавалъ-бы старому скареду такого безвкуснаго реализма. Такъ называемая "естественность" недостаточна въ сценическомъ творчествѣ. Взявши одну ноту и повторяя ее втеченіи всей пьесы, вы ничего не вызовете, кромѣ тяжести, какъ-бы естественно вы ее ни выдѣлывали. Удачнѣе всѣхъ оказалась игра молодой, начинающей актрисы г-жа Левкѣевои 2. Она безъ всякаго подчеркиванья, крупными штрихами, намѣтила роль купеческой дочери. Наружность ея, какъ нельзя болѣе, подходитъ къ этому лицу. Тонъ она взяла вѣрный и ни разу съ него не сбилась; оставаясь очень эфектной, какъ женщина, она постоянно производила комическое впечатлѣніе. Партнеръ ея, г. Сазоновъ, въ роли придурковатаго парня, гораздо болѣе на мѣстѣ, чѣмъ въ роляхъ фатовъ изъ комедій булгаринскаго, нравственно-сатирическаго направленія. У этого актера было-бы еще больше веселости, если-бы онъ не такъ усердствовалъ и не насиловалъ своихъ комическихъ средствъ.
   

IV.

   На той-же недѣлѣ состоялся первый дебютъ г. Никитина. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ г. Никитинъ игралъ на Александрпискомъ театрѣ молодыя роли, сколько помнится, не безъ успѣха. Передъ тѣмъ и послѣ того онъ постоянно игралъ въ провинціи, гдѣ и считался тѣмъ, что тамъ называется "первымъ актеромъ". Въ петербургскихъ клубахъ онъ часто выходилъ на подмосткахъ, въ качествѣ чтеца. Какъ чтецъ, онъ пріобрѣлъ нѣкоторую репутацію и здѣсь. Въ театральныхъ извѣстіяхъ газетъ объ его дебютахъ говорили съ интересомъ. Г. Никитинъ выбралъ роль Чацкаго. Выступать въ Чацкомъ ему ни въ какомъ случаѣ не слѣдовало. Мы отправлялись смотрѣть его съ желаніемъ откликнуться на малѣйшую дозу оригинальности, вкуса, искуства, силы. Въ Чацкомъ -- Никитинѣ мы, къ великому нашему сожалѣнію, ничего не нашли, кромѣ претензій чтеца: показать себя въ монологахъ; вѣроятно, это и руководило г. Никитина въ выборѣ перваго дебюта. Онъ совершенно забылъ, что отъ Чацкаго теперь требуютъ, прежде всего, такой-же индивидуальности, какъ и отъ Фамусова или Загорецкаго, потомъ отъ него требуютъ ума, жолчи, оттѣнковъ дикціи, представительности, порядочности и манеръ. Ни о чемъ подобномъ, по поводу игры г. Никитина, нельзя и говорить. Остается одна декламація. Но и тутъ, къ немалому нашему удивленію, мы услыхали самое грубое, спѣшное, непродуманное и чисто актерское чтеніе. Мы еще не помнимъ ни одного Чацкаго, не выключая и г. Вильде въ Москвѣ, который бы такъ отработалъ свою роль, по школьнически. Безъ малѣйшей надобности г. Никитинъ подымалъ и опускалъ голосъ, не уважалъ знаковъ препинанія, проглатывалъ цѣлыя фразы и, что уже отнюдь неприлично для "чтеца", онъ не умѣлъ ровно переводить духъ, такъ что, не желая нисколько глумиться надъ нимъ, мы-бы рекомендовали ему упражняться съ спеціальною цѣлью: выработать себѣ искуство передышки. Въ первыхъ двухъ актахъ онъ былъ такъ слабъ, что не вызвалъ ничего въ публикѣ, видимо, заинтересованной имъ. Послѣ монологовъ третьяго и четвертаго акта его шумно вызывали, но эти вызовы -- весьма печальнаго свойства: кромѣ неумѣстнаго пыла, онъ и тутъ ничего не выказалъ.
   

V.

   Въ бенефисѣ г. Монахова, поставившаго "Свадьбу Кречинскаro" единственно выдающеюся подробностью было исполненіе г. Васильевымъ 2 роли Тасплюева. До сихъ поръ намъ не случалось видѣть его въ этой роли. Мы хорошо помнимъ въ ней покойнаго П. М. Садовскаго, создавшаго типъ чрезвычайно полный и крупный,-- Расплюева философа и, такъ сказать, объективиста. Совсѣмъ другимъ лицомъ явился г. Васильевъ, и мы должны сознаться, онъ вложилъ въ эту роль гораздо больше творчества, чѣмъ покойный Садовскій. Садовскій бралъ въ ней своими общими характерными особенностями и вовсе почти не измѣнялъ ни своего внѣшняго вида, ни манеръ, ни тона. Лицо выходило у него живымъ потому, главнымъ образомъ, что оно задумано было цѣльно, а остальное додѣлывали громадныя сценическія средства исполнителя. У Васильева-же мы видимъ совсѣмъ другое. Онъ при самомъ появленіи своемъ на сцену отнюдь не похожъ на актера Васильева 2, исполняющаго /омическую роль, а олицетворяетъ собою рѣзко очерченную личность по наружному виду, тону, жестамъ и походкѣ. Этой внѣшней типовой обособленности вполнѣ соотвѣтствовалъ внутренній замыселъ лица. Расилюевъ -- Васильевъ говоритъ вамъ гораздо больше о цѣлой полосѣ русской жизни, чѣмъ даже Расплюевъ -- Садовскій: вы тутъ видите и первобытную испорченность, и добродушное плутовство, и смѣшной задоръ, и своего рода гоноръ, и безпробудное шалопайничество, и чисто русское резонерство, присущее такимъ проходимцамъ. Глядя на Васильева -- Расплюева, при самомъ его появленіи на сцену, вамъ становится гораздо понятнѣе, какъ Кречинскій могъ держать его при себѣ и даже безъ особенной надобности показывать семейству Муромскихъ. Такой Расплюевъ во всей своей мизерабельности имѣетъ все-таки нѣчто обще-дворянское, хотя въ пьесѣ и значится, что онъ просто "Иванъ Антоновъ Расплюевъ". Такая отдѣлка внѣшняго типа показываетъ даровитую наблюдательность. А въ исполненіи сильныхъ мѣстъ Расплюевской роли г. Васильевъ 2 проявилъ настоящее чувство душевной правды и большое комическое воображеніе. Во второмъ актѣ, въ самыхъ грязныхъ сценахъ лицо, имъ созданное, не переставало быть смѣшнымъ. Это есть лучшее доказательство творческихъ способностей исполнителя. Г. Васильевъ 2 при иныхъ условіяхъ былъ-бы большою силою; но, вслѣдствіе системы разовыхъ, ему часто приходится играть неподходящія роли, насиловать свои средства и сбиваться съ настоящаго художественнаго пути.
   Въ Свадьбѣ Кречинскаго, роль Муромскаго играетъ г. Зубовъ. Онъ же играетъ постоянно и Фамусова. Этотъ актеръ, неимѣющій крупнаго комизма, неспособный разнообразить свое исполненіе и выработать себѣ оригинальную сценическую физіономію, все-таки оказывается удовлетворительнѣе всѣхъ въ нѣкоторыхъ роляхъ; такъ напримѣръ мы находимъ, что въ "Горе отъ Ума" только онъ и похоть немного на то, чѣмъ-бы слѣдовало быть Фамусову. Эта роль идетъ у него съ большой округленностью; мѣстами онъ даже забавенъ и находитъ характерные жесты и интонаціи. Но публика его, видимо, не любитъ. Рецензенты сдѣлались къ нему совершенно равнодушны, а когда онъ дебютировалъ, то нѣкоторые изъ нихъ ставили его чуть не выше Сосницкаго. Такъ точно и роль старика Муромскаго исполняется г. Зубовымъ живо, не карикатурно, искренно и забавно. И г. Бурдинъ, и г. Зубровъ были-бы гораздо хуже; но ихъ навѣрно-бы вызывали. Такіе примѣры никогда не мѣшаетъ заносить въ театральную лѣтопись, чтобъ показывать, до какой степени наша публика заражена неосмысленностью своихъ симпатій и антипатій.
   

VI.

   Если г. Монаховъ по особымъ обстоятельствамъ принужденъ былъ отказаться отъ выбранной имъ новой пьесы и поставить наскоро "Свадьбу Кречинскаго", то его соперникъ по амплуа, г. Сазоновъ исподволь подготовлялъ вокально-драматическое представленіе. Извѣстный нѣмецкій актеръ и составитель пьесъ Гуго Миллеръ написалъ когда-то, нравоучительную Posse, подъ заглавіемъ "Von Stufe zu Stufe", что на русскомъ діалектѣ значитъ "Со ступеньки на ступеньку". Самый большой успѣхъ имѣла эта пьеса въ Вѣнѣ, гдѣ она была передѣлана на туземные нравы и діалектъ. Тамъ ее давали въ небольшомъ театрѣ Іозефъ-штадта, одного изъ такъ называемыхъ "предмѣстій" Вѣны. Ее давали тамъ чуть не полгода сряду. Успѣхъ этотъ поддерживался исключительно мѣстнымъ колоритомъ, бойкими куплетами и карикатурами разныхъ вѣнскихъ знаменитостей. Сама по себѣ эта поссе одна изъ самыхъ слабыхъ и дѣтски задуманныхъ вещей въ такомъ вкусѣ. Но надо побывать въ Александринскомъ театрѣ, чтобы убѣдиться, въ какой степени наше доморощенное передѣлочное мастерство ниже иностранной театральной фабрикаціи. Въ Вѣнѣ такія представленія имѣютъ все-таки связь съ окружающей жизнью. Это родъ фельетона, въ которомъ вы находите болтовню, мотивированную текущими новостями дня. Дѣйствующія лица хотя и смахиваютъ на маріонетокъ, но говорятъ, по крайней мѣрѣ, типическимъ жаргономъ, а нѣкоторые изъ нихъ грубо сдѣланныя, но все-таки схожія фотографіи. Этотъ родъ представленій выработался въ Вѣнѣ, сдѣлался популярнымъ и его непремѣнно нужно изучать, если вы хотите узнать, какъ слѣдуетъ, вѣнскую жизнь. Ничего подобнаго у насъ нѣтъ. Нашъ водевиль -- мертворожденный плодъ. Онѣ ни во что сколько-нибудь жизненное до сихъ поръ не выработался. Офенбаховская оперетка была перенесена къ намъ цѣликомъ; тѣ-же вставки, какія были дѣланы въ ней переводчиками, для приданія мѣстной пикантности, оказывались крайне плоскими и безсодержательными. Офенбахіады вызвали, однако-же, куплетный родъ игры и попытки доморощенной "Posse". На оригинальный замыселъ, хотя бы нелѣпый и дикій, никто изъ петербургскихъ составителей пьесъ не оказался способнымъ, дальше передѣлокъ они не могутъ идти; но эти передѣлки и показываютъ всю глубину ихъ ограниченности. Въ нѣмецкомъ оригиналѣ изображена швея, колеблющаяся между добродѣтелью и порокомъ и собирающаяся замужъ за какого-то обойщика. Этого обойщика передѣлыватель цѣликомъ перенесъ въ петербургскую дѣйствительность, назвавши его Карлушой. Надо собственными ушами выслушать тирады этого Карлуши, чтобы убѣдиться, до какого высокаго комизма можетъ достигнуть доморощенное сочинительство. Карлуша говоритъ монологи языкомъ героевъ когда-то знаменитаго драматурга г. Львова. И что всего забавнѣе, въ его діатрибахъ видно авторское желаніе подѣйствовать на цивическія чувства зрителей. Швея говоритъ такимъ-же высокимъ штилемъ и съ подругой своею поетъ, подъ темпъ вальса цивическіе-же куплеты о "душевномъ родствѣ". Сѣмена этого львовскаго свободомыслія падаютъ на добрую почву: публика рукоплещетъ. Собственнаго сочиненія является фигура адвоката или "дровоката", какъ онъ остроумно названъ въ пьесѣ. Будь у передѣлывателя хоть крупица таланта, онъ-бы могъ хоть немного поиграть на эту темку. Мы-бы посмѣялись даже карикатурѣ на типическихъ представителей сословія, защищающаго вдовъ и сиротъ, если-бъ она была хоть сколько-нибудь мѣтка и забавна. Но предъ нами бенефиціантъ болталъ какой-то безвкусный вздоръ и пѣлъ куплеты, гдѣ, по части новизны сюжетовъ, были домохозяева, дровяники и благодѣтельная полиція, открывающая продажу дровъ въ частныхъ домахъ. Ботъ на этакихъ зрѣлищахъ и познаешь, какимъ смѣхотворнымъ самомнѣніемъ исполнены мы, русскіе. У насъ каждое ничтожество, которое строчитъ полуграмотныя отмѣтки, третируетъ, какъ олимпійскій богъ, произведенія западной театральной промышленности. Все это оказывается у него глупо, пошло, плоско, безобразно. А сами мы втеченіи цѣлаго сезона высидимъ вотъ такую ступеньку, гдѣ вдобавокъ все существенное выкрадено изъ нѣмецкаго оригинала. И такая ступенька даетъ блистательные сборы. Ужь коли въ публикѣ есть наклонность къ подобнымъ зрѣлищамъ, отчего-же не воспользоваться-бы этимъ и не писать сценическихъ фельетоновъ, въ которыхъ хоть сколько-нибудь отражалась-бы если не обще-русская, то, по крайней мѣрѣ, петербургская жизнь. Быть можетъ, когда театры въ столицахъ перестанутъ быть привилегированными, и различные роды спектаклей обособятся на различныхъ сценахъ, и петербургская "Posse" будетъ на что нибудь похожа.
   Въ бенефисъ г. Сазонова, г жа Кронебергъ явилась въ первый разъ въ драматической роли. Мы когда-то замѣчали, что ей не мѣшало-бы попробовать себя, въ чемъ нибудь кромѣ офенбахіадъ. Жаль, что она выбрала роль добродѣтельной швеи, въ которой все дышетъ сочиненіемъ; но и въ этомъ опытѣ она выказала себя приличной исполнительницей. Она не старается играть, говоритъ просто, не позволяетъ себѣ возгласовъ, кажется симпатичной и вовсе не рисуется. Это больше отрицательныя свойства; но они все-таки выносимѣе обыкновенной рутины. Всѣ исполнительницы Александринскаго театра до такой степени приглядѣлись, что пріятно было уже видѣть новую фигуру и слышать свѣжій голосъ. Во всякомъ случаѣ г-жѣ Кронебергъ не слѣдуетъ отказываться отъ появленія въ неопереточныхъ роляхъ, подходящихъ къ ея средствамъ.
   

VII.

   Едва-ли не съ самимъ большимъ ладомъ идетъ на здѣшней французской сценѣ комедія Дюма-сына "Полусвѣтъ", которую возобновили за отсутствіемъ новаго репертуара. Эта пьеса, безспорно самая законченная изъ всѣхъ сценическихъ произведеній Дюма,-- характеризуетъ собою цѣлую полосу реализма, внесеннаго во французскій театръ. Дюма впервые открылъ своимъ соотечественникамъ существованіе особаго мірка, разросшагося потомъ въ огромную сферу парижской жизни. Буржуа увидали, что рядомъ и бокъ объ бокъ съ. ихъ владѣніями, гдѣ царствуетъ формальная нравственность гражданскаго кодекса, образовался особый станъ женщинъ, желающихъ прикрыть неправильности своего положенія обликомъ порядочности. Самое слово "Полусвѣтъ" было пущено въ ходъ Дюма-сыномъ, и, послѣ появленіи его комедіи, тема эта стала разработываться и романистами, и драматургами во всевозможныхъ формахъ. А тѣмъ временемъ героини полусвѣта все болѣе и болѣе захватывали себѣ владѣній и въ послѣдніе годы второй имперіи не только не скрывали своего настоящаго происхожденія, но открыто и съ торжествующимъ лицомъ издѣвались надъ всѣми основами узаконенной нравственности.
   Поэтому "Полусвѣтъ", въ настоящую минуту пріобрѣтаетъ значеніе первоначальнаго изслѣдованія, первоначальнаго творческаго продукта по цѣлой сторонѣ французской жизни. Пьеса до сихъ поръ смотрится съ большимъ интересомъ. Она построена вовсе не театрально, и первые два акта имѣютъ разговорный характеръ. Но съ самаго ея начала зритель заинтересовывается подъ обаяніемъ бойкаго, анализирующаго ума автора. Умъ сквозитъ во всемъ и заставляетъ зрителя интересоваться не только судьбой личностей, завязанныхъ въ дѣйствіи, но и тѣмъ, что они говорятъ. Но этотъ самый умъ и помѣшалъ автору высвободиться изъ рамокъ формальнаго творчества. Возьмите вы его главнаго героя и резонера пьесы. У Дюма хватило-бы таланта создать типичное конкретное лицо. Его Оливье Жаленъ дѣйствуетъ втеченіи пяти актовъ, читаетъ мораль, разсыпаетъ цвѣты остроумія, занимается спеціально изобличеніемъ героинь "Полусвѣта", разстраиваетъ ихъ ковы, дерется изъ за того на дуэли и оканчиваетъ женитьбой на юной дѣвицѣ, которую онъ извлекъ изъ пучины полусвѣта. Очень большая сценическая карьера и весьма благодарная роль, но и только; все, что онъ говоритъ -- остроумно, кстати, очень часто дѣльно, все, что онъ дѣлаетъ, съ извѣстной точки зрѣнія, понятно и реально, а типа все-таки нѣтъ. Вы чувствуете что-то мелко тревожное, полицейское въ этомъ человѣкѣ. Его принципы и самая натура стоятъ выше полусвѣта только вслѣдствіе того, что онъ вѣренъ извѣстной традиціи. Онъ вовсе не врагъ героинь полусвѣта до тѣхъ поръ, пока онѣ услаждаютъ его досуги. Онъ вооружается противъ нихъ съ того лишь момента, когда личности полусвѣта заявляютъ намѣреніе проникнуть въ настоящій свѣтъ. Онъ въ сущности дѣйствуетъ совершенно такъ, какъ тотъ старый прелюбодѣй, который пустилъ въ ходъ героиню комедіи баронессу Д'Анжъ, купивъ ей бумаги и устроивъ ея матеріяльное положеніе. Этому старцу ничего не значило нарушить принципы самой элементарной честности, онъ съ удовольствіемъ участвовалъ въ подлогѣ даже и тогда, когда его сообщница собралась выдти замужъ за порядочнаго человѣка. Она-бы и вышла преспокойно, но женихъ ея оказался родственникомъ старца. Тогда онъ возмутился и погрозилъ обличить ее. Никакой нѣтъ разницы между его поведеніемъ и поведеніемъ Оливье Жалена. Оба они жрецы формальной морали. Это могло-бы придать имъ настоящую реальность, потому что во французскомъ обществѣ, къ которому они-бы принадлежали въ жизни, иначе и не водится; но всего болѣе отдѣланный изъ нихъ Оливье Жаленъ потому не смотритъ вполнѣ живымъ лицомъ, что подъ нимъ видитъ резонерство самаго автора. Этотъ авторъ затѣмъ только сдѣлался драматургомъ-реалистомъ, чтобы явиться впослѣдствіи поборникомъ дикой морали, которую онъ теперь развиваетъ догматически въ своихъ предисловіяхъ и брошюрахъ.
   

VIII.

   Героиня "Полусвѣта" мнимая баронесса Д`Анжъ, несмотря на то, что она принадлежитъ къ породѣ хищниковъ и заканчиваетъ свою интригу въ пьесѣ самымъ циническимъ безсердечіемъ, въ цѣломъ все-таки не производитъ особенно отталкивающаго впечатлѣнія. Свѣжій человѣкъ, просмотрѣвъ пьесу, скажетъ: "для такихъ поборниковъ морали, какъ всѣ эти Жалены, нужны личности, подобныя баронесѣ Д'Анжъ, и она, если взять исторію ея происхожденія, нисколько не ниже ихъ, быть можетъ, даже заслуживаетъ большаго интереса и сожалѣнія."
   Какъ роль, это -- одна изъ самыхъ законченныхъ и благодарныхъ ролей въ новѣйшемъ репертуарѣ вообще. Она гораздо болѣе типъ, чѣмъ всѣ остальныя лица комедіи. Въ ней собраны родовые признаки французской женщины, развившейся въ воздухѣ систематическаго обмана и интриги. Въ каждой француженкѣ съ умомъ и характеромъ вы непремѣнно найдете свойства баронессы Д'Анжъ: и разсудочный умъ, и вѣчно присутствующій расчетъ, и способность эксплуатировать слабости ближнихъ, и особую суховатость натуры, отнимающую у женщинъ настоящую поэзію, и большой житейскій тактъ, и гибкость въ обработываніи всевозможныхъ дѣлъ и дѣлишекъ. Это -- коренныя особенности женщины кельтическаго племени, прошедшаго чрезъ римскую культуру; въ личности, подобной баронессѣ Д'Анжъ, всѣ онѣ развились въ виду одной цѣли: пользованія благами жизни съ внѣшнимъ почетомъ и пріобрѣтенія ихъ посредствомъ тонкаго обмана. У добродѣтельныхъ француженокъ, столь-же одаренныхъ, какъ и она, цѣль эту замѣняетъ что-нибудь менѣе злоумышленное по замыслу, но такое-же формальное: добиться виднаго положенія для мужа, имѣть салонъ и туалеты, выдать выгодно замужъ дочь, пристроить сына, скопить капиталъ и оставить его дѣтямъ. И когда такая дѣльность соединена съ борьбой противъ твердынь настоящаго свѣта, то личность женщины пріобрѣтаетъ гораздо больше рельефности.
   Мы не знаемъ роли болѣе подходящей къ средствамъ г-жи Паска. Изъ всего того, что она играла въ Парижѣ и здѣсь, баронесса Д'Анжъ самое характерное и полное ея созданіе. Трудно даже представить себѣ г-жу Паска въ другой роли, когда желаешь опредѣлить сценическія особенности этой исполнительницы. Всѣ ея лучшія свойства находятъ тутъ прямое примѣненіе. Въ г-жѣ Паска мы видимъ блистательныя средства для выполненія какъ разъ тѣхъ типическихъ сторонъ французской женской натуры, какія мы характеризовали выше. Она призвана исполнять на сценѣ француженку дѣятельнаго и хищническаго типа. У нея есть для этого всѣ данныя: ея наружность не привлекаетъ къ себѣ особой граціей, но производитъ сразу впечатлѣніе особой значительности. На сценѣ такія женщины -- не чувствительныя героини, а бойцы. Въ нихъ умъ -- главная сила. Онъ даетъ всѣмъ проявленіямъ колоритъ той значительности, которая поражаемъ васъ прежде всего во.внѣшнемъ видѣ и въ манерѣ г-жи Паска. Это умъ разсудочный, обращенный на житейскіе интересы; руководящій страстями и побужденіями. Поэтому, изображая собирательный типъ женщины-бойца, г-жа Паска достигаетъ настоящей художественности въ спокойномъ исполненіи, въ такомъ, гдѣ инстинкты, страсти и желанія сдерживаются разсудочнымъ мѣриломъ. Никогда еще на Михайловскомъ театрѣ героини не вели такъ діалога, не выполняли такъ оттѣнковъ умственной и нравственной борьбы, не выказывали такой смѣлости и такой силы, не прибѣгая къ усилію выразительныхъ средствъ. Во всемъ этомъ г-жа Паска идетъ самобытнымъ путемъ, слѣдуетъ своей оригинальной манерѣ, новъ мѣстахъ, подающихъ поводъ къ "театральству", она увы! не лишена рутины, недостаточно занялась выработкой себѣ своеобразныхъ пріемовъ и въ этой области исполненія. Когда г-жа Паска должна исполнять роли въ родѣ Коры, въ драмѣ Вело "Статья 47", то ей, по необходимости, нужно дѣйствовать сильными средствами, чтобы придать лицу какую-нибудь значительность. Но мы можемъ смѣло сказать, играй г-жа Паска втеченіи сезона только такія роли, какъ Кора, она утратила-бы свою естественную манеру спокойнаго исполненія и сдѣлалась-бы ходульна.
   

IX.

   Къ такимъ-же ролямъ принадлежитъ и лицо героини въ пьесѣ того-же Вело "Драма въ улицѣ Мира", явившейся въ этотъ сезонъ первою новинкой, хотя она поставлена была въ Парижѣ года три-четыре тому назадъ. Вело -- типъ литературной посредственности. Всего бездарнѣе онъ въ передѣлкахъ своихъ романовъ въ драмы. Обѣ пьесы, поставленныя здѣсь, принадлежатъ къ такимъ банальнымъ передѣлкамъ. "Статья 47" нисколько не лучше "Драмы въ улицѣ Мира", но въ ней, по крайней мѣрѣ, есть намекъ на развитіе психологической задачи въ лицѣ Коры, которая отъ мщенія переходитъ къ любовной страсти и сумасшествію.
   Во второй-же пьесѣ нѣтъ никакой психологической задачи, нѣтъ даже интересной уголовщины, а просто на просто два сочиненныхъ мотива, которые были-бы правдоподобны и даже естественны, если-бы у автора хватило таланта создать двѣ живыя личности. Эти два мотива: мщеніе, завѣщанное женѣ убитымъ мужемъ, и страсть къ отысканію истины въ полицейскомъ сыщикѣ. Но женщину г. Вело сдѣлалъ крайне безличною, хотя и назвалъ ее итальянкою. Изъ пьесы видно, что она не чувствовала къ мужу страстной привязанности; стало-быть, мщеніе, которымъ она задалась, имѣло для нея одинъ лишь характеръ долга. На такомъ мотивѣ трудно построить драму, даже и болѣе талантливому человѣку, чѣмъ Вело. У него-же Жюль Видаль только повторяетъ патетическія фразы, но остается сочиненной фигурой, не возбуждающей ни симпатіи, ни интереса въ зрителяхъ. Когда она влюбляется въ убійцу своего мужа, то и это не дѣлаетъ ее занимательнѣе. Мы не видамъ никакой психологической борьбы, которая-бы придала этой женщинѣ сколько-нибудь оригинальную драматическую физіономію.
   Такая роль есть олицетворенное общее мѣсто. Играть ее можно также одними общими мѣстами. И мы видѣли, что г-жа Паска, втеченіи первыхъ четырехъ актовъ, при всей своей талантливости, не производила на зрителей никакого впечатлѣнія. Только въ послѣднемъ актѣ, когда она вызываетъ убійцу своего мужа на признаніе, и потомъ съ ужасомъ поражена имъ, исполнительница воспользовалась двумя-тремя театральными моментами для того, чтобы сколько-нибудь подцвѣтить роль. Конечно, будь на мѣстѣ г-жи Паска другая актриса Михайловскаго театра, даже г-жа Делапортъ, она-бы сдѣлала изъ роли еще менѣе; но намъ все-таки жаль г-жу Паска: такъ-какъ она обречена на сильныя роли, то ей придется играть на одно живое лицо двадцать пять безцвѣтныхъ или ходульныхъ. Мы желали-бы также видѣть въ ней большее разнообразіе жестикуляціи и тона. Иначе она утратитъ способность къ внѣшнему созданію типовъ. Въ значительныхъ женскихъ характерахъ, которые призвана исполнять г-жа Паска, всего удобнѣе находить подходящіе пріемы для разнообразнаго творчества типовъ. Г-жа Паска не отличается такой граціей, съ которой ей тяжело было-бы разстаться. Въ ней преобладаютъ мужественныя особенности; поэтому ей и легче было-бы придавать себѣ въ каждой роли своебразную физіономію. За предѣлами комедіи и бытовой драмы, г-жа Паска была-бы неудовлетворительна. Настоящаго трагизма мы въ ней не видимъ. Онъ, во французскомъ репертуарѣ, требуетъ другихъ наружныхъ свойствъ и другого внутренняго тона. Къ сожалѣнію, современный репертуаръ пустъ до нельзя. Крупное здоровое творчество точно совсѣмъ изсякло. И если такъ пойдетъ дальше, г-жа Паска сильно рискуетъ сдѣлаться, при всемъ своемъ дарованіи, жертвою сценическихъ общихъ мѣстъ.
   

X.

   Тотъ-же упрекъ репертуару должны мы сдѣлать и по поводу игры г. Ренара, который съ каждымъ новымъ появленіемъ дѣлается все симпатичнѣе публикѣ. Онъ остается вѣренъ принципу и пріемамъ настоящей художественной простоты.
   Дебютъ г. Ренара одинъ только, изъ всѣхъ состоявшихся иностранныхъ дебютовъ, былъ для публики пріятнымъ сценическимъ возбужденіемъ. По всей вѣроятности, г. Ренаръ опредѣлитъ здѣсь вполнѣ свою актерскую физіономію. До сихъ поръ онъ не занималъ еще ни на одномъ парижскомъ театрѣ совершенно обозначеннаго амплуа. Онъ пробилъ себѣ дорогу, сколько намъ извѣст* но, сначала на черновой работѣ, на мелкой водевильной игрѣ, а потомъ созданіемъ двухъ-трехъ типовъ въ пьесахъ, даваемыхъ на маленькихъ парижскихъ театрахъ, въ родѣ: "Les chevaliers du Pince-nez". Этой пьесой онъ получилъ на бульварахъ нѣкоторую извѣстность. Оставаясь недолго въ "Одеонѣ", г. Ренаръ не могъ занять тамъ перваго мѣста въ труппѣ; но его уже всѣ знали, какъ актера съ несомнѣннымъ дарованіемъ, ожидающаго хорошихъ ролей. Дюма-сынъ пожелалъ, чтобъ директоръ театра "Гимназіи", г. Монтиньи, пригласилъ его для роли, которую здѣсь въ Петербургѣ игралъ въ прошломъ году г. Дюпюи, въ комедіи "Une visite de noce". Въ тотъ-же сезонъ г. Ренаръ исполнилъ еще роль въ пьесѣ Дюма-сына: "La Princesse Georges", ту самую роль аристократическаго лакея, которую здѣсь игралъ г. Діедонне. Этимъ и ограничилась парижская карьера г. Ренара. По его лѣтамъ, ему въ настоящій моментъ какъ-разъ время выработать изъ себя окончательно, если не перваго комика, то, по крайней мѣрѣ, крупнаго исполнителя на характерныя роли комическаго оттѣнка. Изъ того репертуара, какой онъ игралъ, г. Ренаръ выбралъ водевиль: "Ce que femme veut... " наивнаго содержанія, но съ выгодною ролью холостяка-учителя, въ которой не мало забавныхъ сценическихъ положеній. Роль задумана и ведена водевильно, но г. Ренаръ придалъ ей тонъ комедіи, и если не создалъ очень яркаго лица, то заявилъ себя актеромъ, способнымъ на настоящее творчество. Намъ пріятно было видѣть, что публика Михайловскаго театра оцѣнила, въ первый-же дебютъ, умъ г. Ренара, юморъ, добродушіе, замѣчательную простоту, отдѣлку тона и дикціи, умѣренность и умѣстность жестовъ. Трудно даже вѣрить, что этотъ актеръ годами игралъ на второстепенныхъ парижскихъ театрахъ, гдѣ онъ могъ такъ легко искривляться.
   Въ Петербургѣ г. Ренаръ безпорно первый исполнитель по непринужденности своей манеры. Высшее-же достоинство актера, способность къ разнообразному творчеству онъ еще недостаточно проявилъ. Вслѣдъ за своимъ дебютомъ онъ исполнилъ опять полуводевильную роль въ пьескѣ "Послѣ бала". Роль стараго дяди, попадающаго къ невѣстѣ своего племянника, которая принимаетъ его сначала за искателя приключеній,-- забавна, но не даетъ возможности создать ярко обозначенный типъ. Все, что можно было извлечь изъ этого водевильнаго лица, т. е., рядъ комическихъ положеній, г. Ренаръ исполнилъ это даровито и чрезвычайно пріятно для зрителей. Юмористическая пріятность -- главная особенность его таланта. Онъ приводитъ залу въ веселое настроеніе, какъ только появится, и вызываетъ улыбки и взрывы смѣха безъ малѣйшаго усилія. Мы-бы сказали, что онъ болѣе юмористъ, чѣмъ комикъ въ тѣсномъ смыслѣ слова. Чтобы опредѣлить точнѣе характеръ и размѣры дарованія г. Ренара, слѣдовало-бы видѣть его въ мольеровскихъ типахъ. Это лучшій оселокъ для каждаго французскаго комика. Но Мольера въ Михайловскомъ театрѣ у насъ не выносятъ. Мы въ этомъ убѣдились еще разъ, глядя, какъ публика относилась къ веселой и забавной двухъ-актной комедіи Мольера "Любовная Ссора", въ которой г. Ренаръ игралъ роль лакея -- Гро-Рене. Типъ мольеровскихъ лакеевъ -- слишкомъ традиціоненъ, и выполненіе одной этой роли недостаточно для того, чтобы судить о г. Ренарѣ, какъ объ исполнителѣ Мольера. Но г. Ренаръ выказалъ въ роли Гро-Рене кромѣ уже заявленныхъ имъ особенностей, прекрасную дикцію, игривость и настоящій комизмъ тамъ, гдѣ легко было-бы впасть въ шаржъ. Ему аплодировали и то не такъ, какъ слѣдовало-бы. Мольера-же выносили съ трудомъ и послѣ перваго акта началось повальное бѣгство изъ креселъ. Комедія шла вообще бойко, со всѣми нужными оттѣнками, хоть-бы на сцену "Французскаго театра". Г-жа Борелли, обыкновенно безцвѣтная въ свѣтскихъ роляхъ, явилась тутъ веселой и забавной субреткой; даже г. Вормсъ, прискучившій всѣмъ въ визиткѣ и во фракѣ, въ шитомъ кафтанѣ и подъ бѣлокурымъ парикомъ былъ и молодъ, и веселъ, и изященъ. Но ничто не помогало. Эмиграція изъ креселъ продолжалась, и мы слышали вокругъ возгласи: "Какъ-же можно давать Мольера, такое старье!"
   Дѣйствительно, скажемъ мы, не слѣдуетъ давать Мольера предъ такой публикой. Она дѣлаетъ себѣ изъ французскаго языка кастовую вывѣску, учитъ наизусть куплеты дѣвицы Филиппо, упражняется въ жаргонѣ кокотокъ, пріѣзжающихъ сюда изъ Парижа, когда имъ тамъ спадетъ цѣна, но мольеровскаго стиха она не выноситъ потому, что его не понимаетъ. Наша французоманія въ высшей степени забавна. Всего больше французятъ у насъ именно тѣ, кто не имѣетъ никакихъ серьезныхъ симпатій ко всему лучшему, что есть во французской жизни и литературѣ.
   

XI.

   Третьимъ дебютомъ г. Ренара была эпизодическая роль въ пьесѣ Вело "Драма въ улицѣ Мира." Какъ всякій посредственный сочинитель Вело вводитъ въ свою уголовную исторію персонажъ, долженствующій забавлять публику. Онъ выдумалъ лицо, быть можетъ, и не совсѣмъ фантастическое, но у него опять-таки не хватило таланта, чтобы удержаться въ должныхъ предѣлахъ и не перейти въ безвкусную карикатуру. Его Дюмушъ -- парижскій шалопай, пожелавшій въ зрѣломъ возрастѣ сдѣлаться писателемъ по спеціальности уголовныхъ романовъ. Онъ суется всюду, гдѣ только можно что-нибудь записать, отзывающееся обстановкой уголовщины. Сыщикъ, задавшійся цѣлью отыскать во что-бы то ни стало убійцу, избираетъ его жертвой своей мистификаціи. Надо имѣть всю простоту и достолюбезность игры г. Ренара, чтобы казаться въ этой роли сколько нибудь живымъ человѣкомъ. Но и его одолѣваетъ эта роль своимъ безвкусіемъ, полнѣйшимъ отсутствіемъ юмора, остроумія и какого-нибудь разнообразія. Дюмушъ повторяетъ до конца пьесы все однѣ и тѣ-же глупости.
   Мы думаемъ, что здѣсь, на Михайловскомъ театрѣ г. Ренаръ выяснитъ вполнѣ, свою сценическую физіономію. Уже и теперь послѣ двухъ-трехъ дебютовъ, онъ выдвинулся на первый планъ изо всей труппы. Всего болѣе теряетъ отъ этого совмѣстничества г. Дюпюи, у котораго, какъ мы не разъ замѣчали, нѣтъ настоящаго комизма. Г. Дюпюи отличается также простотой игры, но рядомъ съ игрою г. Ренара его исполненіе кажется гораздо болѣе искуственнымъ. Въ немъ замѣтно большее усиліе, происходящее, быть можетъ, отъ продолжительной игры на подмосткахъ Михайловскаго театра, чрезвычайно невыгоднаго для актеровъ въ акустическомъ отношеніи.
   

XII.

   Открылись съ началомъ сезона и два частныхъ петербургскихъ театра: театръ Буфъ и театръ Берга. Театръ Буфъ былъ еще въ прошломъ году на половину театръ и на половину кафе-шантанъ. Теперь-же онъ превратился въ настоящій опереточный театръ. Это показываетъ, что привилегированные театры уже менѣе боятся конкуренціи; но это отнюдь не разрѣшаетъ вопроса о полной свободѣ театральнаго дѣла въ столицахъ. Въ театрѣ Буфъ не только нѣтъ уже концертныхъ отдѣленій, но и самыя оперетки являются въ полномъ своемъ составѣ или съ весьма небольшими урѣзками. Только еще парижскія заглавія пьесъ передѣлываются. Такъ, новая оперетка, которою открылся сезонъ вмѣсто "Ста дѣвъ" называется "Зеленый островъ." Мы не станемъ, конечно, распространяться объ этомъ Зеленомъ островѣ; но мы заявимъ, что для русскихъ предпринимателей, которые дашли-бы средство открыть въ Петербургѣ частный театръ, весьма поучительно побывать въ Буфѣ. Они-бы убѣдились во-очію въ томъ, что есть полная возможность, безъ всякой государственной или иной субсидіи содержать большую сцену съ трупою выписныхъ, и слѣдовательно дорогихъ актеровъ и значительнымъ оркестромъ, ставить всѣ новости парижскихъ опереточныхъ театровъ, съ весьма приличной обстановкой и костюмами. Какъ ни велика наклонность Петербурга къ такъ называемому каскадному искуству, но все-таки французскій языкъ не есть еще достояніе массы публики. Заведите вы театръ съ веселымъ репертуаромъ на русскомъ языкѣ вы, конечно, будете имѣть въ десять разъ большую публику. Потому у насъ и не можетъ развиться репертуаръ мелкихъ комедій, пародій и фарсовъ, что нѣтъ особаго театра. Въ театрѣ Берга допускаются всякія зрѣлища: и французскія оперетки, и русскія интермедіи, и гимнастическія упражненія, и танцы, и пѣніе всевозможныхъ шансонетъ. Постарайтесь попасть къ Бергу въ тотъ моментъ, когда на сцену влетаетъ дѣвица Луиза Филино, и вы придете къ тому убѣжденію, что даже не чувственная приманка, не эротическія выходки приводятъ публику въ восхищеніе. Передъ вами на сценѣ лицедѣйство, достигшее крайнихъ предѣловъ озорничества, вульгарности и грязи. Оно не можетъ дѣйствовать на эротическіе инстинкты, потому что въ немъ нѣтъ даже женственности самыхъ циническихъ гетеръ. Это -- грязь во всёмъ своемъ самодурствѣ.
   Этимъ мы заканчиваемъ двухмѣсячную лѣтопись петербургскихъ театровъ. Читатель самъ видѣлъ -- жатва весьма скудная, врядъ-ли и въ дальнѣйшемъ предстоятъ художественныя богатства. Парижскіе театры пробавляются старыми или посредственными пьесами; стало быть и Михайловскій театръ будетъ съ бѣднымъ репертуаромъ. На Александринскомъ навѣрно поставятъ десятокъ пятиактныхъ пьесъ; но двѣ трети ихъ окажутся бенефиснаго изготовленія. Позитивисты не даромъ говорятъ: "Savoir, c`ést prévoir".

П. Б.

ѣло", No 11, 1872

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru