Lib.ru/Классика: Чарушников Андрей Иванович. Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников

А. Павлов
(Андрей Иванович Чарушников)

Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников

Предисловие

Среди толстых тетрадей, в которые отец заносил выписки из различных архивных источников при поиске материалов по издательству "С. Дороватовский и А. Чарушников", находилась тетрадь с небольшой на ней наклейкой, на которой от руки было написано "А. Павлов. Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников. Тетрадь No 1. Начата -- 8 сентября 1975 г. Окончена -- 3 мая 1976 г. А. Павлов -- это журналистский псевдоним отца и, видимо, под ним он задумывал издание своих изысканий по издательству, издавшему первые книги Максима Горького. В конце, полностью заполненной текстом тетради, сделана приписка, что продолжение будет в тетради No 2. Но такой тетради (No 2) с продолжением записей в его архиве не попадалось и, по всей видимости, продолжения не последовало. Это косвенно подтверждает и записка, вложенная в тетрадь No 1, а, судя по дате на ней, она была составлена почти через полтора года после окончания работы с тетрадью No 1. В ней был следующий текст: "Все мои пронумерованные тетради + черно-серая тетрадь с каталогом книг издательства + тетрадь, на которой написано: "Первый издатель М. Горького" -- отдать Толстякову Артуру Павловичу. 5/IX-77г.", и под текстом записки стоит его подпись с расшифровкой. О наличии тетради No 2, с продолжением записей про первого издателя М. Горького, в записке также ничего не говорилось. Отец ушёл из жизни спустя 16 лет после составления записки-распоряжения -- в 1993 году, и естественно, что про записку, лежащую в тетради No 1, было забыто, и данное им при жизни распоряжении не было исполнено -- архив перешел мне. На основе этого архива его работы были размещены в интернете, издана книга "Первые книги Максима Горького" и ряд его работ были размещены в альманахе "Герценка. Вятские записки". Как-то ознакомившись с записями в тетради No 1, пришёл к выводу, что это была его первая попытка обобщения собранного на то время материала по издательству, которая так и не получила продолжения, и осталась незавершённой. А на днях просматривая эту тетрадь, подумалось, что в этой незавершённой работе имеется ряд фактов и лиц, которые в последующих его работах отсутствуют, а возможное ознакомление с ними будет кому-то интересны, хоть они и не значительны.

В. А. Чарушников.

Кемерово. 20 июля 2025г.

Утром 8 мая 1913 года читатели газеты "Русские ведомости" на первой её странице увидели траурные сообщения. В первом из них говорилось: "Александр Петрович Чарушников после тяжёлой болезни тихо скончался в 11 часов вечера 6 мая, о чём сестра, брат и друзья извещают родных и знакомых. Панихида -- 8-го мая в 10 часов утра 6¹/₂ часов вечера; вынос тела из квартиры покойного (Воздвиженка, No 6, кв. 46) -- 9-го мая в 9¹/₂ часов утра. Отпевание -- в церкви Крестовоздвиженского монастыря на Воздвиженке. Погребение на Ваганьковском кладбище". И во втором: "Правление Северного страхового общества с глубоким прискорбием извещает о кончине своего многолетнего сотрудника, главного инспектора по отделу транспортного страхования Александра Петровича Чарушникова".

За 15 лет до появления этих траурных извещений -- в апреле 1898 года -- свершилось малозаметное обычное на первый взгляд событие: на прилавках книжных магазинов впервые появились книги со скромным названием "Очерки и рассказы" с незнакомым для очень многих читателей именем автора -- М. Горький.

Вслед за указанными траурными извещениями в большевистской газете "Правда" в No 106 за 1913 год был опубликован некролог: "Смерть первого издателя Максима Горького. В ночь на 7 мая скончался известный в литературно-общественных кругах Александр Петрович Чарушников, стоявший во главе популярного по своей культурной деятельности издательства "Дороватовского и Чарушникова". По происхождению А. П. вятский крестьянин. Служа мальчиком в конторе горного завода, затем у мирового судьи, в земской управе, он столкнулся в родном Глазовском уезде со ссыльными, которые пробудили в нём живой интерес к книге и общественным знаниям.

Покойный был первым издателем сборника рассказов Максима Горького. По словам WP "Это случилось так: в беседе с приятелями Чарушников однажды услышал, что есть больной туберкулёзом талантливый начинающий писатель, которому необходимо 300 рублей, чтобы поехать в Крым, но что никто не желает издавать его фельетонов, что ж, давайте поддержим и издадим". И издал, Этим писателем бы М. Горький.

Между прочим, покойный первый издал так же и столь популярный в рабочей среде "Курс экономической науки" А. Богданова".

Как видите, в некрологе подчёркивались два обстоятельства, обратившие на себя внимание большевистской газеты: первое -- издание умершим первых книг М. Горького, и второе -- издание им "Краткого курса экономической науки" А. Богданова.

На смерть Александра Петровича Чарушникова откликнулись и другие газеты, и журналы. Некрологи о нём были опубликованы в "Русских ведомостях", в ежегоднике газеты "Речь", в газете "Вятская речь" (город Вятка, ныне город Киров), в газете "Утро России" (в этой газете некролог дан под названием "Крёстный" отец Максима Горького", в журналах "Исторический вестник", "Жизнь для всех". В одних изданиях, как, например, в ежегоднике газеты "Речь" некролог был в несколько строк (ежегодник "Речи" в нескольких строчках отмечал события, достойные, по его мнению внимания, происшедшие в минувшем году), в других они были обширными с подробным описанием жизни и деятельности умершего, как, например, в газете "Русские ведомости", в журнале "Жизнь для всех".

Эти факты говорят о том, что смерть первого издателя М. Горького не прошла незамеченной передовой литературной и политической общественностью тех дней. В моём рассказе о первом издателе Максима Горького наиболее интересным должно быть, думается, не столько освещение самого факта издания первых книг родоначальника пролетарской литературы; не менее интересным должно быть и выяснение того почему первый издатель М. Горького стал им -- первым издателем М. Горького. Ведь в то время и в Москве, и в Петербурге было немало и крупных, и мелких издательств, в том числе и таких, которые или слыли, или, по крайней мере, старались слыть издательствами демократическими, были и такие издательства, которые, случалось, издавали книги, не сулившие большого барыша, а иногда не сулившие никакой прибыли. Многим, наверно, известны существовавшие тогда издательства Сытина, братьев Сабашниковых, Калмыковой, Поповой, Суворина, Сойкина, А. Ф. Маркса, "Посредник" и другие. И всё же ни одно из существовавших тогда, к концу 1890-х годов, издательств либо не увидело Горького-писателя, либо сознательно отказалось печатать его. Потребовалось по всем прочим издательствам какое-то новое время, чтобы произведения М. Горького увидели свет не на страницах провинциальных газет, не в отдельных номерах "толстых" и иных журналов, а собранные воедино в книгах, рассчитанных на большого, если позволительно так выразиться, читателя России и не только России.

Показания современников тех лет говорят, что были попытки издать сборники рассказов М. Горького в существовавших тогда издательствах. Вот что об этом пишет в своих мемуарах Адам Егорович Богданович в книге "Страницы из жизни М. Горького". В описываемое время автор мемуаров жил Нижнем-Новгороде, туда же, в конце 1897 года, возвратился после поездки в Крым, в Мануйловку на Полтавщине и на бумажную фабрику в Осташковском уезде Тверской губернии, и М. Горький. "Наряду с нашими беседами, -- вспоминает А. Богданович, -- шла другая работа. Так как рассказов накопилось уже довольно много, то Алексей Максимович подумывал об издании их в отдельных книжках или томиках. В этих видах он обратился к В. А. Поссе, прося его приискать подходящего издателя и заключить с ним условие на издание, с тем, чтобы авансом было выдано не менее 330 рублей"¹.

Обратимся к воспоминаниям непосредственного исполнителя желания М. Горького издать свои произведения -- Владимиру Александровичу Поссе². "По уполномочию Горького я предлагал издать их по расчёту -- 50 рублей за печатный лист в 40000 букв. За каждый том издателю приходилось уплатить по 500 рублей... На эти условия согласилась О. Н. Попова и обещала выслать больному писателю 500 рублей". Но вскоре В. А. Поссе узнал, что О. Н. Попова отказалась от своего обещания издать М. Горького. "Огорчённый и возмущённый я поехал в Петербург объясняться с О. Н. Поповой, -- пишет он. -- Попова "объяснила" мне, что её фирме недостойно издавать провинциальные фельетоны. Пришлось искать другого издателя. Это оказалось не так легко. Все, к кому я обращался, посмеивались над моим увлечением Горьким и, ссылаясь на то, что не "идут" произведения "даже" И. А. Бунина, прочили провал отдельного издания рассказов Горького. Посылали к А. С. Суворину, который, быть может, рискнёт, но к Суворину я не пошёл. Наконец, согласился издать "Горького" Семенов³, официальный издатель тогда только что закрытого правительством "Нового слова": Семенов обещал немедленно выслать Горькому 200 рублей, а затем через несколько дней остальные триста"⁴.

Надо сказать, что Горький уже имел связь с этим журналом. Так, в письме жене Екатерине Павловне, датированном 5 марта 1896 годом и посланном из Самары в Петербург Алексей Максимович сообщает: "Сегодня послал рассказ в " Северный вестник" -- ещё на днях пошлю в "Новое слово" и скоро кончу рассказ для "Мира божьего"⁵. В двух номерах "Нового слова" за июнь и июль 1896 года был опубликован его рассказ "Тоска (страничка из жизни одного мельника)", в 1897 году в октябрьской и ноябрьской книжках этого журнала был напечатан другой его рассказ -- "Бывшие люди".

Рассказы М. Горького печатались и в других "толстых" журналах, и следует отметить, что они не прошли для критики бесследно. В журнале "Русская мысль" в 1895 году (в No 8), в 1897 году (в No 9) были помещены похвальные рецензии на опубликованные рассказы М. Горького. Так что, строго говоря, у Семенова были все основания дать согласие на издание первых книг с очерками и рассказами Горького. Но, как оказалось у Семенова обещание разошлось с делом -- дальше словесного согласия он не пошёл, и вопрос об издании "Горького" вновь повис в воздухе.

Из писем Алексея Максимовича к жене Екатерине Павловне Пешковой видно, что он сам пытался решить этот вопрос. В письме из Мануйловки от 12 октября 1897 года он пишет: "... получил я письмо от Корчагина с настойчивым предложением издать книгу. Ответил отказом, но обещал зайти к нему, будучи в Москве. Может быть издавать?" И через шесть дней, 18 октября, он извещает Екатерину Павловну: "Выезжаю 20-го... В Москве буду день, быть может, даже ночую, ибо буду у Корчагина"⁶. Судя по тому, что книготорговец В. Д. Корчагин так и не издал Горького, ничего из его намерения не вышло.

И всё же в скором времени, спустя лишь несколько месяцев, первые два тома "Очерков и рассказов" М. Горького появились на прилавках книжных магазинов. Произошло это, по свидетельству В. А. Поссе, следующим образом: "Я зашёл к одному старому знакомому С. П. Дороватовскому, у которого в это время был в гостях москвич А. П. Чарушников⁷. Оба они стояли далеко от издательского мира. Я с горечью рассказал им о своих неудачах с устройством издания рассказов М. Горького. Выслушав меня, А. П. Чарушников обратился к С. П. Дороватовскому с вопросом: "А не издать ли нам с Вами рассказы Горького?" Дороватовский согласился, и через несколько минут мне были вручены 500 рублей для передачи Горькому...".

Через несколько недель появились два тома рассказов Горького, и вместе с тем "основалось" новое издательство -- "С. Дороватовского и А. Чарушникова"⁸. Так пишет В. А. Поссе. Но надо полагать, что в беседе автора этих воспоминаний с будущими издателями речь шла не только о "неудачах с устройством издания рассказов М. Горького", но, несомненно, и о личности самого их автора -- М. Горького. Выяснялось, видимо, "кто он и откуда", кто скрывается под псевдонимом "М. Горький", кто такой Алексей Пешков, выяснялось направление его творчества, содержание его рассказов, очерков или, как их тогда называли, "фельетонов". Без выяснения всех этих обстоятельств трудно предположить, чтобы "будущие издатели", люди деловые, не могли не учитывать и причин, повлёкших "неудачи с изданием рассказов". И, естественно, оценили тот риск предстоящих материальных потерь, которые они лично понесут в случае "провала" предпринимаемого ими за свой счёт издания произведений молодого автора.

В. А. Поссе мог если не вполне, то в очень многом удовлетворить любопытство будущих издателей. В то время он очень близко сошёлся с М. Горьким, они дружили; в письмах к жене Екатерине Павловне М. Горький называет его "Володька" и значительно преувеличивал его роль в общественной и журнальной жизни тогдашнего Петербурга.

А. П. Чарушников загорелся желанием издать "Горького". И в положительном решении вопроса об "издании Горького" решающую роль, думается, сыграли взгляды "мировоззрение" одного из будущих издателей, ставшего фактическим главой и руководителем нового издательства, а именно, Александра Петровича Чарушникова. Это его мировоззрение взяло в данном случае верх и над причинами, которые заставляли опытных издателей отказываться от предлагаемого им издания "Горького", и над риском личных материальных потерь в случае "провала" издания его рассказов отдельными книгами. Возможно, в ходе разговора с В. А. Поссе ему вспомнилась и та "ниточка", которая не так давно, лет восемь тому назад, связывала его с Казанью, с её народническими кружками, в деятельности которых принимал активное участие юноша Алексей Пешков.

Здесь приведён рассказ В. А. Поссе. Следует привести и то место из мемуаров А. Богдановича "Страницы из жизни М. Горького", которое относится к факту первого издания книг М. Горького. А. Богданович пишет: "Поссе случайно встретил своего знакомца А. П. Чарушникова, инспектора какого-то страхового общества, и предложил ему заняться издательством, начиная с издания рассказов молодого автора, который, несомненно, будет иметь успех. Тот заявил, что был бы непрочь, но ввиду того, что его должность разъездная, ему надо приискать компаньона. Вскоре он пригласил С. Дороватовского, управляющего делами земельного магната Шереметева, и ответил согласием. Так составилось новое издательство, впоследствии развившееся в значительное предприятие"⁹.

Как видно, и в рассказе В. А. Поссе, и в мемуарах А. Богдановича речь идёт об одном и том же факте, а именно, что В. А. Поссе имел встречу с А. П. Чарушниковым, в результате которой последний решил издать первые сборники очерков и рассказов М. Горького. Но о деталях этой встречи, её месте, характере разговора более достоверно говорит, видимо, В. А. Поссе -- свою статью "Идейное издательство" он опубликовал в 1910 году, в его памяти ещё были свежи воспоминания об этом факте, были ещё живы и непосредственные участники его -- С. П. Дороватовский и А. П. Чарушников. Свои же мемуары А. Е. Богданович начал писать в 1923 году, когда эти люди ушли из жизни, к тому же не надо забывать, что А. Богданович писал об этом факте не как очевидец, а как человек, слышавший от других рассказ о нём, причём по прошествии полутора десятков лет.

Как бы то ни было, А. П. Чарушников решил "издать Горького", пригласив в качестве компаньона С. П. Дороватовского, и издать его не малым по тому времени для молодого автора тиражом в 2400 экземпляров, и уплатить ему гонорар за два тома очерков и рассказов 1000 рублей. "Алексей Максимович находил эту цену хорошей и говорил, что они прогорят с этим изданием"¹⁰. Уместно заметить, что и опытные в издательских делах люди предостерегали новых издателей от печатания большого тиража. Даже критик и редактор журнала "Мир Божий" Ангел Иванович Богданович (однофамилец А. Е. Богдановича), выступавший в защиту реалистической литературы демократического направления, высоко ценивший В. Короленко, А. Чехова и молодого писателя М. Горького, не советовал им печатать более 1200 экземпляров первого тома рассказов. Но издатели не последовали советам "опытных людей" и пошли на "риск", и оказались правы.

Вот точные данные о выходе в свет первых двух томов "Очерков и рассказов" М. Горького весной 1898 года. 1-й том вышел из печати в неделю с 24-го по 31 марта тиражом в 3000 экземпляров. Объём книги 333 страницы, цена -- 1 рубль. 2-й том вышел из печати дней 20 спустя, в неделю с 16-го по 23 апреля тиражом в 3500 экземпляров. Объём книги 371 страница. Цена -- 1 рубль. Книги печатались в типографии И. Богельмана, в Петербурге¹¹. Как видно из этих данных, издатели даже превысили намечаемый ими самими тираж первых книг М. Горького.

И каков же результат? Как отнёсся читатель к книгам М. Горького? Убедительный ответ на эти вопросы даёт то обстоятельство, что книги эти быстро разошлись и исчезли с прилавков книжных магазинов. Но спрос на них продолжался, и потребовалось новое издание "Очерков и рассказов" М. Горького. А ведь совсем недавно, когда "Очерки и рассказы" впервые вышли в свет, отношение к ним было более чем прохладное: владельцы некоторых крупных книжных магазинов отказывались брать их даже на комиссию. Не малую роль в этом сыграли и "опытные" продавцы, убеждавшие владельцев магазинов, что книги эти "Не ходкий товар: фирма издательская совсем неизвестная, а имя автора чудное и незнакомое". Но к удивлению и продавцов, и владельцев этих магазинов "товар" оказался очень ходким, -- второе издание "Очерков и рассказов" так же быстро расходилось. Те издатели, которые ранее либо под благовидными предлогами, либо без всяких предлогов отказывались от "издания Горького" теперь стали осаждать его, предлагая издавать его произведения на самых выгодных для него условиях. Но Алексей Максимович решил, что будет лучше, если он сам примет непосредственное участие в издании своих книг и 4 сентября 1900 года вступил в члены издательского товарищества "Знание"¹². Но прежде, чем это произошло, в издательстве "С. Дороватовского и А. Чарушникова" вышел ещё один -- третий -- том "Очерков и рассказов" М. Горького. Таким образом, это издательство выпустило в свет два издания первых двух томов и одно издание третьего тома произведений молодого Горького. В эти три книги вошло всё лучшее, что было написано родоначальником пролетарской литературы до 1899 года. Вот содержание этих трёх томов. Полный перечень очерков и рассказов, вошедших в три первые книги М. Горького, встречается редко, а он даёт представление с каким "багажом" вошёл в большую литературу молодой писатель, чем завоевал сердца читателей. В первом томе были помещены следующие произведения: "Челкаш", "Песня о соколе", "На плотах", "Тоска", "Зазубрина", "Дед Архип и Лёнька", "Скуки ради", "Озорники", "Макар Чудра" и "Супруги Орловы"; во втором томе -- "Коновалов", "Мальва", "Ярмарка в Голтве", "О чиже" (во втором издании рассказ "О чиже" был заменён на "Болесь"), "Дело с застёжками", "Бывшие люди", "Емельян Пиляй", "Старуха Изергиль", "В степи" и "Ошибка"; в третьем томе -- "Варенька Олесова", "Каин и Артём" "Дружки", "Однажды осенью", "Кириллка", "О черте", "Ещё о черте", "Мой спутник", "Проходимец" и "Читатель".

Любопытен факт, связанный с изданием первых книг М. Горького. Издатели, учитывая новизну, специфику произведений молодого автора, видимо, всё же побаивались: как бы не "прогореть" с этим делом, и они решили "подстраховать" себя. Вот что пишет И. Груздев в кратком биографическом очерке "М. Горький": "...Горькому предложено было написать предисловие, мотивирующее появление необычного материала. Из сохранившегося ответа Горького видно, что автор понимал желание издателей: "Огорчён, что не могу написать предисловие, но -- не могу. Пробовал, знаете, но всё выходит так, точно я кулаки показываю и на бой вызываю. А то -- как будто я согрешил и слёзно каюсь. И, чувствуя, что всё это неподходяще, -- бросил я это дело"¹³. Но издатели не оставили мысли заполучить от автора очерков и рассказов злополучное предисловие, и добились, что оно было всё же написано Горьким. В январе 1898 года Алексей Максимович в письме С. П. Дороватовскому сообщает: "Предисловие я тоже послал ему¹⁴, но ей-богу же мне было бы легче написать целый том, чем эти несколько строчек. Нужны ли они? Это очень смущает меня"¹⁵. Издателей либо не удовлетворили те "несколько строчек", которые в качестве предисловия представил им автор, либо они приняли во внимание нежелание М. Горького выступать перед читателями в роли "саморекламщика". Как бы то ни было, предисловия к "Очеркам и рассказам" не было. Теперь всем известно, -- отсутствие предисловия нисколько не повредило. "Очерки и рассказы" Горького нашли дорогу к сердцу и разуму читателя.

Следует сказать, что издательство само приложило немало усилий, чтобы познакомить читателей с молодым автором. Объяснялось это, конечно, не только желанием как можно шире распространить его произведения, отвечавшие идейным устремлениям руководителя издательства. Не меньшее значение имело и деловая, коммерческая сторона дела -- надо было обеспечить и чисто издательский успех: ведь быстрая распродажа выпущенных в свет книг избавляло не только от возможных убытков, но и укрепляло авторитет в глазах публики нового издательства, его "марки". В целях рекламы и имени нового автора, и новых книг издательство обратилось к помощи прессы. Редакциям газет и журналов было разослано "для отзыва" триста экземпляров книг, дано до четырёх тысяч объявлений, в периодической печати был помещён ряд публикаций, рассказывающих о первых книгах М. Горького.

И пресса не заставила себя ждать. Содержание первых книг М. Горького нашло взволнованный отклик, восторженные оценки критики. Первый том "Очерков и рассказов" вышел в конце марта, второй том -- в конце второй декады апреля, а в июньском, а затем и в июльской книжках очень популярного журнала "Русское богатство", во главе которого стоял В. Г. Короленко, уже были опубликованы первые критические заметки о них. Автор критических заметок А. И. Богданович очень положительно отзывался об очерках и рассказах Горького. В следующих книжках журнала (No No 9 и 10) появилась обстоятельная статья Н. К. Михайловского "О Горьком и его героях". В этом же 1898 году на страницах "Северного вестника" (No No 10 --12, а потом в No 2 за 1899 год) появились об этих книгах заметки А. Волынского. "Певец протестующей тоски" -- так назвал свою статью, помещённую в No 11 (1899г.) "Образования", В. Поссе, М. Протопопов свои критические статьи, названные им "Пропадающие силы" поместил в двух книжках (No 5 и No 6 за 1899 г.) "Русской мысли". Не преминула высказать своё благожелательное отношение к первым книгам Горького и периферийная печать. Критические очерки о горьковских томах А. Уманский опубликовал в "Саратовском листке" (No No 11 и 12 за 1899 г.).

А.П. Чарушников не ограничился организацией "пропаганды Горького" в периодической печати. Издательство заключило договор с широко известным критиком Е. А. Соловьёвым (Андреевичем), который обязался к 1 января 1900 года представить издательству широкое исследование произведений М. Горького, охарактеризовать направление его творчества. Предполагалось, что работа эта вместе с автобиографией молодого писателя составит солидную книгу, которую предполагалось назвать "Книгой о Горьком". А. А. Соловьёв энергично приступил к работе, подготовка книги почти завершалась. Но книга эта всё же не вышла в свет: Е. А. Соловьёв заболел, перестал работать над ней. Но труд не пропал. Его книга всё же вышла в свет несколько позднее, и была посвящена уже не одному М. Горькому, а и А. Чехову, она так и называлась: "Книга о Максиме Горьком и А. П. Чехове" (Она была издана другим издательством в 1901 году).

Сказанное позволяет сделать вывод, что усилия издательства, направленные на возможно более широкое ознакомление читателей с произведениями М. Горького, с его необычной судьбой, в какой-то, возможно, и в немалой степени способствовали стремительно вознёсшейся популярности Алексея Максимовича.

О том, что с изданием первых книг М. Горького он вышел, если можно так выразиться, и на международную литературную арену, говорит такой интересный факт. В те годы В. Д. Бонч-Бруевич находился в эмиграции, жил в Женеве. В своих воспоминаниях он пишет: "С появлением в свет произведений Горького отдельными книжками, прежде всего в издательстве Дороватовского и Чарушникова, ещё раз обратили на себя внимание мелкие рассказы, которые всеми признавались как наиболее удачные"¹⁴. И. Груздев в книге "Горький. Биография" пишет: "1898 год был знаменательным годом в жизни Горького. В этом году впервые вышли отдельным книжным изданием его произведения -- два томика по десять рассказов в каждом... Известно, какой успех имели эти два маленьких томика, вышедшие под названием "Очерки и рассказы". За десять месяцев разошлось трёхтысячное издание, -- в то время для молодого автора это было более чем серьёзным успехом. Появление "Очерков и рассказов" в то же время стало событием не только в истории литературы, но и в истории революционного подъёма 90-х годов"¹⁵. Хочется привести индивидуальные отклики на впервые вышедшие в свет книги "Очерков и рассказов" М. Горького. Известный художник и поэт Максимилиан Александрович Кириенко-Волошин в юности, будучи студентом, много читал, следил за современной русской литературой, "... разделял увлечения многих передовых людей произведениями Максима Горького. В январском письме 1900 года к А. М. Петровой¹⁶ он писал: "... вот вы прочтите роман Горького "Фома Гордеев", напечатанный в журнале "Жизнь"¹⁷ за этот год ... Горький -- это будущая громадная сила, да и теперь он уже не маленький. Вы читали книжки его рассказов? Если нет, то непременно прочтите и напишите, какое впечатление произведёт". А в письме от 7 апреля 1900 года говорится: "Ваши восторги относительно Горького я вполне разделяю и могу сказать только: "А вот прочтите-ка второй и третий том"¹⁸.

Эти первые книги М. Горького ныне являются чрезвычайной библиографической редкостью. О каждой новой находке такой книги библиофилы спешат рассказать, рассказать о судьбе такой книги. В этом отношении очень интересен очерк Б. Д. Челышева "Судьба одной библиотеки" в его сборнике, который называется "В поисках редких книг"¹⁹. В очерке рассказывается о многолетней дружбе М. Горького и Андрея Степановича Деренкова, начавшейся в 1885 году в Казани, об активном участии М. Горького в казанских народнических кружках, о близком знакомстве его с членами этих кружков, о том, как попал в руки автора очерка в далёкой от бывшего Петербурга --ныне Ленинграда -- и Казани Западной Сибири, в Кузбассе от шахтёра угольного города Анжеро-Судженска экземпляр первого тома второго издания (1899 г.) "Очерков и рассказов" М. Горького с владельческой надписью: "А. С. Деренков". "...только наиболее смелые мечтатели среди горьковедов сейчас надеются найти в каком-нибудь букинистическом магазине три тома, выпущенные петербургскими издателями С. Дороватовским и А. Чарушниковым и скромно названные: М. Горький "Очерки и рассказы". А сам автор в посвящении (А. И. Ланину -- нижегородскому адвокату, у которого Алексей Максимович одно время работал письмоводителем) даже назвал свои произведения "набросками". И это о таких шедеврах как "Челкаш", "Песня о Соколе", "Зазубрина", "Супруги Орловы"..."²⁰.

Выше рассказано кратко о самом факте издания первых книг Горького, какие последствия имело это событие. Теперь следует познакомить читателя с А. П. Чарушниковым, рассказать "кто он и откуда", о развитии его мировоззрения, способствовавшее ему стать первым издателем первого пролетарского писателя. Родился он в городе Глазове вятской губернии (ныне Глазов довольно крупный промышленный город Удмуртской АССР). В деле о полицейском надзоре за А. П. Чарушниковым, начатом 20 августа 1879 года (содержит 115 листов), указано, А. П. Чарушников родился в 1852 году и к воинской повинности не привлекался²¹.

Что представлял в то время город Глазов? В этом уездном городе к 1870 году насчитывалось 229 дворов, в том числе 13 каменных, 5 небольших заводов кожевенный, сально-свечной, водочный и два кирпичных. О размерах этих заводов можно судить по тому, что на них работали 35 рабочих. Кроме заводов были и два пряничных заведения с 8-ю рабочими. Имелись и кустарные промыслы, отвечающие нуждам жителей -- ремонт и шитьё обуви, меховых шапок, занятие плотницким делом. В городе насчитывалось более 20-ти купцов второй гильдии, в большинстве выходцев из крестьян. Они вели торговлю хлебом, вином, кожами, съестными припасами. Для нужд торговли городские плотники ежегодно строили несколько барж. По весне гружёные баржи сплавлялись по реке Чепце.

В том старом Глазове имелись и четыре учебных заведения -- начальная земская школа, два уездных мужских училища, причём одно из них специально для детей церковнослужителей, и одна женская прогимназия, да и та была открыта только в 1875 году. Следует отметить, что при уездной земской управе имелась публичная библиотека²². Вот в таком захолустном городишке в многодетной семье одного из купцов 2-й гильдии родился и рос будущий первый издатель М. Горького, руководитель одного из прогрессивных издательств России. И, как это не покажется на первый взгляд странным, может именно захолустье родного города способствовало тому, что будущий глава прогрессивного издательства ещё в детские годы впервые соприкоснулся здесь с идеями свободолюбия, равенства и братства. Дело в том, что Вятская губерния как одна из отдалённых, глухих, наиболее захолустных мест тогдашней Российской империи была определена царским правительством местом ссылки для политических "преступников". Первоначально, -- в 1863 году -- было даже установлено количество мест для таких ссыльных -- 185²³. Но стремительно развивающееся революционно-демократическое движение в России быстро поломало эти "намётки" царской охранки: к 1-му января 1879 года в сёлах и деревнях, в уездных городах Вятской губернии и в самой Вятке находилось 303 ссыльных политических "преступников", а через год -- уже 372²⁴. Среди этих политических "преступников" были братья Короленко -- Владимир и Илларион, и Александр Чарушников.

Вятский край в то время входил в состав Казанского учебного округа. Это обстоятельство обусловило его тяготение к самой Казани с её высшими учебными заведениями. Немало вятчан учились в Казанском университете и других высших учебных заведениях Казани. Нужно сказать, что уже в 60-е годы XIX века высшие учебные заведения России, и в первую очередь университеты, являлись теми местами, в которых организовывались ячейки свободомыслящих людей, ищущих путей к преобразованию общества. Приезжая в родные места, -- в городишки -- студенты Казанского университета привозили с собой подпольную литературу, революционные идеи. Известен, например, так называемый "Казанский заговор" начала 1860-х годов, ставивший целью поднять на партизанскую борьбу крестьян Вятской и Казанской губерний. Влияние участников этого заговора коснулось и города Глазова: впоследствии секретарём уездной земской управы был Шулятиков, прикосновенный к этому заговору. Таким образом, Вятский край через ссыльных из центральных губерний студентов, в том числе и из Казани, а также посредством нелегальной печати насыщался просветительными, демократическими, революционными думами, стремлениями, идеями. Можно привести пример, касающийся непосредственно города Глазова, в котором в то время жил и учился Александр Чарушников. В Глазове в начале 60-х годов за участие в студенческих беспорядках был водворён московский студент П. И. Войнаральский. Вскоре глазовский протопоп донёс епископу, а последний сообщил Вятскому губернатору, что идеи своеволия и безбожия коснулись и Глазова доселе богобоязненного и благонравного, они обнаружились не только среди тесного круга лиц занимающихся обучением детей, но и среди обывателей города²⁵. Из Вятского края вышли впоследствии такие известные деятели русского демократического революционного движения как Н. А. Чарушин, Якимова, А. Д. Кувшинская, Голубев, Чемоданова, Халтурин и другие. Свободолюбивые идеи оказали, видимо, влияние и на юного Александра Чарушникова. С некоторыми из названных здесь лиц -- Н. А. Чарушиным, А. Д. Кувшинской и другими -- у него завязались и сохранились на многие годы дружеские и деловые связи, а через них и с другими участниками освободительного движения.

В родительской купеческой семье он прожил недолго. После окончания уездного училища он вскоре уходит из-под родительского крова и начинает самостоятельную жизнь. В возрасте 14-ти лет поступает мальчиком на побегушках в контору Омутинского горного завода. Взрослея, меняет места работы. Служит письмоводителем у мирового судьи, в земской управе, приказчиком в ювелирном магазине. Различные условия работы, встречи с разными многими людьми, наблюдения за их жизнью, -- всё это обогащает его опытом жизни. Наделённый энергией, стремлением к знаниям, Александр постоянно занимается самообразованием. Юношей 20-ти лет он попадает в Нижний-Новгород. Здесь у него завязываются новые знакомства и, возможно, новые связи с представителями демократического, а может быть и настоящего революционного движения. В опубликованных материалах об этом, как и о последующих его связях с непосредственными участниками освободительного движения говорится глухо, а о нижегородском периоде его жизни, о его нижегородских связях -- ничего. Это, конечно, вполне объяснимо по условиям того времени о подпольных связях в печати -- как легальной, так и нелегальной, -- умалчивалось. Так, в некрологе "Александр Петрович Чарушников", опубликованном в журнале "Жизнь для всех" (No 6, 1913г.) говорится: "С 1873 года А. П., работая в Нижнем-Новгороде, сошёлся с местной интеллигенцией, а затем, переехав в Петербург, особенно интересуется и принимает участие в народническом движении". Как видно, здесь не конкретизируется, в чём выражалось его знакомство с нижегородской интеллигенцией, с какой именно "интеллигенцией", и в чём проявлялся его интерес к народническому движению, каково было его участие в нём. Естественно, не называется ни одной фамилии. Этот пробел в некоторой степени восполняет справка об А. П. Чарушникове, помещённая в Биобиблиографическом словаре "Деятели революционного движения в России", в которой упомянуто, что А. П. Чарушников в 1879 году в Петербурге знаком с А. Ольхиным, а также со Степаном и Михаилом Беляковыми²⁶. Краткий рассказ об этих людях поможет представить круг интересов молодого Александра Чарушникова и отчасти степень его участия в народническом движении. Михаил и Степан Беляковы -- братья, сыновья унтер -- офицера с Херсонщины. В 1879 году Михаил жил в Петербурге вместе с А. П. Чарушниковым. Михаил, несомненно, был связан с революционным движением, так как был обвинён в политическом преступлении, в связи с чем был подвергнут полицейскому надзору. Его брат Степан, студент Медико-хирургической Академии также участник освободительного движения. Он был арестован на квартире Василия Семенова, в которой собирались сходки студентов и людей "опасного направления мыслей"; читались приносимые ими запрещённые правительством сочинения. Подозреваемый охранкой в знакомстве с Александром Соловьёвым, который утром 2 апреля 1879 года на Дворцовой площади Петербурга стрелял в Александра II, Степан Беляков был также подчинён полицейскому надзору²⁷. Впоследствии известный психиатр, скончался в сравнительно молодом возрасте -- 53 лет в 1911 году.

А кто такой А. Ольхин? Здесь необходимо сделать небольшое отступление от хронологического повествования. За семь с небольшим месяцев до покушения А. Соловьёва на Александра II произошло другое событие -- 16 августа 1878 года Сергей Михайлович Кравчинский (впоследствии он принял литературный псевдоним "Степняк") средь белого дня в центре Петербурга -- на Михайловской площади -- ударом кинжала в грудь убил шефа жандармов генерала Мезенцева и скрылся. Полиция его не нашла. В книге Е. А. Таратута "С. М. Степняк-Кравчинский -- революционер и писатель" можно прочесть: "Близкий к революционным кругам адвокат Александр Ольхин под впечатлением от убийства шефа жандармов написал стихи -- "У гроба", посвятив их "поразившему Мезенцева", то есть Кравчинскому. Своё стихотворение Ольхин передал Н. Морозову для помещения его в "Земле и воле". Н. А. Морозов очень высоко оценил это стихотворение, он говорил, что "это лучшее из всех стихотворений, которые мне приводилось читать в нашей литературе"²⁸. Е. А. Таратута приводит строфу из этого стихотворения: "Как удар громовой всенародная казнь / Над безумным злодеем свершилась. / То одна из ступеней от трона царя / С грозным треском долой отвалилась". Поэт, -- пишет Е. А. Таратута, -- обличает преступления самого царя, именуя его "ненавистником свободы", разорителем страны, убийцей тысяч своих поданных. Счёт преступлений царя заканчивается грозным пророчеством гибели царского трона. Эти стихи были напечатаны в первом же номере "Земли и воли". В начале октября номер был уже готов. Адриан Михайлов (1853 -- 1929) вспоминает, что последние корректуры они читали 10 октября 1878 года"²⁹.

Сейчас легко и просто написать, а нам прочитать, что "Ольхин передал свои стихи Н. Морозову для помещения их в "Земле и воле". Что это значило в те тревожные дни? Это значило, что А. Ольхин знал, какую роль в революционной организации "Земля и воля" играет Николай Александрович Морозов. А он был одним из активнейших её членов, входил в её руководящий состав, являлся редактором её печатного органа. Свою близость к А. Ольхину подтверждает и сам Н. А. Морозов, впоследствии видный народоволец, один из редакторов печатного органа партии "Народная воля", просидевший в одиночной камере Шлиссельбургской крепости за свою активную революционную деятельность свыше 20-ти лет, учёный, удостоенный Советским правительством высокого звания почётного академика. В своей книге "Повести моей жизни" он рассказывает, что присяжный поверенный Александр Ольхин в те годы был его другом. "Заметая" следы от шпиков он, Морозов, нередко ночевал у А. Ольхина, давал ему на сохранение секретные бумаги организации "Земля и воля". Больше того, только четыре человека знали, где хранится святая святых революционеров -- архив "Земли и воли", а потом партии "Народная воля". Эти люди -- сам Н. Морозов, которому землевольцы, а затем народовольцы доверили быть "хозяином-хранителем" архива, его ближайший товарищ по организации Александр Михайлов (1855 --1884), который в случае ареста Н. Морозова становился "хозяином архива", А. Ольхин, который и рекомендовал непосредственного хранителя архива старика Владимира Рафаиловича Зотова (1821 -- 1896), секретаря редакции газеты "Голос", абсолютно не причастного к каким бы то ни было революционным делам, вследствие чего его квартира была вне всяких подозрений со стороны царской охранки³⁰. Чтобы закончить характеристику А. Ольхина можно привести ещё два факта из его жизни. В марте 1879 года Лев Мирский (1859 -- 1919(20) покушался на жизнь шефа жандармов генерала А. Р. Дрентельна (преемника Мезенцева), но неудачно. Мирский скрылся, но вскоре был арестован в Таганроге. "В конце ноября того же года в Петербурге состоялся суд над Мирским и ещё семью привлеченными вместе с ним лицами, в числе которых был Тархов, поэт Ольхин и другие"³¹. И следует отметить, что Александр Ольхин был знаком с Глебом Успенским, который рекомендовал его Г. Лопатину, жившему в 1875 году в Париже, в качестве "верного раба" по части корреспонденции о русской жизни³². Вот с этими людьми -- политическими "преступниками" братьями Степаном и Михаилом Беляковыми, Александром Ольхиным и был знаком 26-летний А. Чарушников. Возможно, круг его знакомств, общения с участниками народнического движения был шире, возможно, он и сам в какой-то степени принимал участие в нём. И это предположение подтверждается его арестом в 1979 году.

Непосредственная причина его ареста -- хранение нелегального землевольческого издания журнала "Земля и воля". Из рассказанного выше становится ясным от кого мог получить он на хранение это нелегальное издание. Тот же Александр Ольхин, получая от Н. Морозова только что отпечатанные номера журнала, мог давать их на хранение А. Чарушникову. Но только ли на хранение? Арест его кажется на первый взгляд случайным. 2-го апреля, как уже было сказано выше, А. Соловьев пытался убить царя Александра II. В этой связи жандармерия столицы была "поставлена на ноги", произвела массовые обыски среди молодёжи, студенчества. 2-го апреля была обыскана и комната, в которой жил А. Чарушников, в ней были обнаружены номера "Земли и воли", Александр был тут же арестован. Но почему он был подвергнут обыску? На этот вопрос отвечает то обстоятельство, что он уже подозревался в распространении "Земли и воли". Незадолго до этого события в Глазов, на имя Глазовской земской публичной библиотеки из Петербурга был прислан пакет, в котором, как оказалось, были три экземпляра "Земли и воли". "... в конце 1870-х годов издания "Земля и воля" присылаются в Глазовскую земскую публичную библиотеку, которой заведовал земский гласный крестьянин Николай Яковлевич Вертячих. В отправке их в Глазов департамент полиции заподозрил глазовского уроженца А. П. Чарушникова..."³³. Из этого следует, что быстрый обыск у А. Чарушникова не был случайным, он уже был на "прицеле" охранки, и покушение А. Соловьёва на Александра II только ускорило события. Не следует забывать, что в этот же день был арестован и Степан Беляков, подозреваемый в знакомстве с покушавшимся на царя А. Соловьёвым, а Степан Беляков, как мы уже знаем -- брат Михаила Белякова, который жил в одной квартире с А. Чарушниковым. Все эти "нити" давали жандармам более чем достаточно оснований для немедленного его ареста. После ареста он был посажен в Литовский замок. Так называлась тогда одна из Петербургских тюрем, от которой ныне не сохранилось ничего. В Литовском замке находился в "отсидке" Владимир Галактионович Короленко. Впоследствии в своей книге "История моего современника" он вспоминает: "Из сидевших в то время в Литовском замке мне приходится упомянуть ещё Александра Петровича Чарушникова, известного впоследствии издателя..."³⁴.

А. П. Чарушников был признан виновным в связи с революционным движением. Ему была определена высылка -- без суда -- из столицы "в места не столь отдалённые". Местом ссылки назначили родной ему Глазов. Возможно, те, кто определил ему это место ссылки, считали, что в доме отца купца 2-й гильдии заблудший сын поймёт свои "ошибки". И встанет на стезю добропорядочного царского верноподданного. Но этого не случилось. Александр Петрович уже имел свои твёрдо установившиеся взгляды существующие порядки и, как показали дальнейшие события, не выказал желания изменять самому себе. В Глазов его доставили 23 августа 1879 года³⁵. Встреча с родителями не была радостной. Отец не одобрял взглядов сына, его противоправительственной деятельности, опасался, как бы поведение крамольного сына, которого власти признали "опасным государственным преступником" не отразилось и на отношение к нему глазовского начальства, на отношение к нему собратьев по торговым делам -- купцов. Всё это создавало для Александра в родительском доме гнетущую атмосферу. К счастью для него судьба распорядилась так, что в Глазове он вновь встретил братьев Короленко -- Владимира и Иллариона. Они также были подвергнуты ссылке в этот уездный городишко отдалённого Вятского края, и прибыли в сопровождении жандармов в Глазов почти на три месяца раньше Александра. В первом же письме, отправленном родным 4 июня, на другой же день по приезде в Глазов, В. Г. Короленко пишет: "Приехали вчера, т. е. 3 июня, часа в 4 или 5. Не очень приветливо встретило нас новое место. Из Вятки мы выехали 2-го, ехали целые сутки частым дождичком... предложили пока поселиться при полицейском управлении в особой комнате, пока найдётся квартира... смотрел я из окна комнаты над полицейским управлением на грязную улицу, на мокрые крыши³⁶.

В таком маленьком городке, каким был Глазов, новости распространяются быстро, и Александр в первый же день своей "доставки к месту ссылки" узнал, что здесь уже живут Короленки и другие ссыльные, организовавшие свою колонию. Эта "новость" явилась самой радостной для него. "Значит, я не один, -- думал он, -- значит и здесь есть с кем поговорить по душам, посоветоваться, поспорить". На другой же день по приезде Александр встретился с Владимиром и Илларионом Короленко, с другими ссыльными. Александр Христофоров и Иван Кузьмин были рабочими Семянниковского завода (ныне Невский) в Петербурге, их выслали в Глазов "за распространение преступной пропаганды среди рабочих". Александр быстро подружился с ними, но особая дружба у него завязалась с Владимиром Короленко. Этому, вероятно, способствовали общность взглядов, любовь у обоих к книгам, не малую роль сыграло и то, что они были ровесниками -- Владимиру было 26 лет, а Александру -- 27 лет. Интересны в этом отношении документы, которые характеризуют роль В. Г. Короленко среди глазовских ссыльных и имеющие прямое отношение к А. П. Чарушникову. В. Г. Короленко обратился к Вятскому губернатору с жалобой на то, что присылаемые ему книги, надолго задерживаются глазовским исправником. Глазовский исправник в своём рапорте губернатору от 2-го апреля 1879 года за No 381 в частности писал: "Представляя на благоусмотрение Вашего превосходительства заявление Короленко, я не могу умолчать о том, что крайне было бы желательно устранить его из города на жительство в уезд, не ввиду моих личных интересов, как оскорблённого лица, но в отвращении влияния его самостоятельных и дерзких наклонностей на других политических ссыльных, имеющих молодые лета, как например брата его, о нравственности которого по жизни в Глазове я не могу сказать ничего нарекательного, ссыльных Христофорова, Кузьмина, Стольберг и Чарушникова, с которыми он имеет хорошие отношения. В заключение всего я получил точные сведения, что Короленко отделился от совместного проживания в квартире с прочими ссыльными политического строя Кузьминым, Христофоровым и Стольберг, в виду того, что он, навещая библиотеку глазовской земской управы, приглашён был в Совет управы для выписки разных периодических изданий на 1880 год, как подписчик библиотеки по чтению книг, и чтобы иметь единоличные свидания для суждений с купцом Чарушниковым, который часто у него бывает"³⁷.

Самоуправством исправника возмущался и Александр Чарушников. Он негодовал по поводу грубых придирок его к ссыльным, затрудняющим и без того тяжёлую их жизнь, крайне медленного просмотра исправником писем, адресованных ссыльным и отправляемых ими, особенно он возмущался тем, что исправник нередко препятствовал ему выезжать в глазовские деревни, хотя такие отлучки ему были разрешены губернатором. Обо всех этих неправильных действиях исправника Александр часто жаловался вятскому губернатору. Его частые жалобы раздражали исправника, и он в свою очередь доносил губернатору: "При старании избегать жалоб через своё мягкое отношение с лицами, состоящими под надзором полиции, они, как заметно, требуют самого жёсткого обращения, чтоб больше затруднять правительство и поселять недоверие к лицам, поставленным правительством. Идея эта развивается быстро между всеми ссыльными, что заметно из отношений Чарушникова с Короленко, который помогает ему писать прошения"³⁸. И ещё один документ, свидетельствующий о большом влиянии братьев Короленко на Александра Чарушникова, об их дружбе. Этот документ -- отзыв глазовского исправника об Илларионе Галактионовиче Короленко вятскому губернатору от 14 января 1880 года. В нём говорится: "Короленко, как человек развитой в литературном отношении, при имеющейся закоренелой наклонности и противуправительствующим идеям, был с Чарушниковым в самых дружеских отношениях, просиживал у него целые ночи и, как заметно, своими идеями восстанавливал Чарушникова, при начале всех его неблагонадёжных действиях, оставляя после себя хитрозлостную кротость, которая не могла быть замечена только при единоличной его жизни в ссылке, но при общественности с подобными ему ссыльными она проявляется в твёрдо уклончивом и хитростном вреде на каждого, имеющего короткое с ним сношение"³⁹.

Надо отдать должное стилю глазовского исправника. Суть же всего этого та, что Короленко и Чарушников были очень близки в Глазове, и первый оказал на второго очень большое влияние. Дружеские задушевные беседы, в которых, несомненно, обсуждался широкий круг вопросов, в первую очередь касающихся общественной жизни России, порядков в ней, расширяли кругозор Александра, убеждали его в правильности тех взглядов, на устройство жизни, которые он выработал ещё до ссылки и которые связали его с революционным движением.

Братья Короленко влияли на Александра Чарушникова, а он в свою очередь влиял на некоторых своих братьев. В это время в родительском доме жили его братья Михаил и Пётр, а младший Иван учился в Нижнем-Новгороде. Влияние Александра сказалось в том, что отцовская семья как бы разорвалась, раскололась по своим взглядам надвое. Старший брат Михаил, будущий первый продолжатель дела отца-купца, недоброжелательно относился к "преступному" брату, осуждал его и желал, чтобы его как можно скорее выслали куда-либо из города. Александр был как бы бельмом в глазу, был таким человеком, подозрительная тень от которого падала во мнении обывателей и торговых людей города и на него -- Михаила. И он старался держаться от Александра подальше, подчёркивая при каждом удобном случае и свою непоколебимую верноподданность, и своё враждебное отношение к ссыльному брату. С братом же Петром у Александра сложились более чем дружеские отношения -- отношения единомышленников. 3-го января 1880 года полицейский надзиратель представил глазовскому исправнику рапорт, в котором доносил, что в декабре 1879 года купец Пётр Чарушников жаловался ему, т. е., полицейскому надзирателю: "Мои сыновья Александр и Пётр не верят в бога, не признают царя и правительство, народ вольный. Из меньшего сына Ивана, который учится в Нижнем, тоже толку не будет"⁴⁰.

Как уже было сказано выше, Александр подружился в Глазове и с другими ссыльными -- слесарями Александром Христофоровым и Иваном Кузьминым. Глазовский исправник Петров, неусыпно следя за жизнью отданных ему под надзор "политических преступников", немедленно сообщал вятскому губернатору о поведении каждого из них, так 12 февраля 1880 года в своём доносе он извещает его о том, что: "...в Христофорове усматривает самого вредного человека и хотя он, Христофоров, до настоящего времени не был включён в сообщество других политических ссыльных, известных уже Чарушникова и Короленко, но был замечен, что скрытно всегда поддерживал их отношения во всех неблагонадёжных поступках и с отъездом Чарушникова, вошёл ближе, чем в дружеские отношения с братом его Петром Чарушниковым, который считается самым неблагонадёжным из политических ссыльных"⁴¹. Об Иване Кузьмине он сообщал: "Кузьмин в предосудительных поступках замечен не был, занимается слесарными работами, или же чтением книг, получаемых из Глазовской земской библиотеки. Знакомых, кроме Чарушникова, тоже состоящего под надзором полиции, не имеет. Квартирует в одних комнатах вместе с Стольбергом, братьями Короленко и Христофоровым. Жизнь ведёт трезвую"⁴². Интересным собеседником был и Карл Стольберг, уже имевший за плечами большой путь нелегальной деятельности. Таков был круг ссыльных в Глазове. С ними А. Чарушников общался ежедневно, "отводил душу в разговорах", впитывал их опыт, их знания жизни, сопоставлял их взгляды на революционную деятельность со своими. Но кроме ссыльных у него возобновились дружеские отношения и с местными, "неблагонадёжными" в глазах начальства полицейского управления, людьми. Одним из них был Николай Яковлевич Вертячих. Надо полагать, что с Николаем Александр вёл знакомство ещё с ученических лет. Они почти ровесники -- Вертячих только года на два старше. Сыну крестьянина Глазовского уезда посчастливилось поступить в Глазовское уездное земское училище, в котором обучался и Александр. Там, в училище, они, видимо, и подружились, и дружба их не прерывалась, и в последующие годы. Об этом можно судить по следующему факту: в 1879 году, уже, будучи гласным Глазовской земской управы и заведующим городской земской публичной библиотекой Н. Я. Вертячих хранит в библиотеке запрещённые книги, а на адрес библиотеки из Петербурга поступает пакет с нелегальной литературой -- тремя номерами журнала "Земля и воля", в отправке которого жандармское управление заподозрило А. Чарушникова. В связи с "прибытием" крамольного пакета Н. Я. Вертячих был обыскан, в библиотеке были обнаружены запрещённые книги. Учитывая, что Николай Яковлевич имел близкое общение с поднадзорными, он был подвергнут надзору полиции и в апреле 1880 года выслан из Глазова в Котельнич⁴³. Но до высылки из Глазова у Н. Я. Вертячих собирались ссыльные -- братья Короленко, А. Чарушников, Христофоров и другие. В этих "сходбищах", -- как определила полиция такие посещения ссыльными Н. Я. Вертячих, -- принимали участие бывший мировой судья Горбунов и учитель Глазовского уездного училища Махаев, которые также были под подозрением у полиции в крайней политической неблагонадёжности⁴⁴. Более того Махаев, по имеющимся в полицейском управлении агентурным сведениям, способствовал побегу из Глазова административно ссыльной, находящейся под надзором полиции, О. В. Канановой⁴⁵.

Петербургские друзья не забывали ссыльного, старались сообщать ему столичные новости. Одно из писем, адресованных ему, полиция задержала. Автор письма -- петербургский студент Бе...ов⁴⁶, писал относительно приговора суда над Леоном Мирским и другими, описывал обращение Л. Мирского к суду и к подсудимым⁴⁷, сообщал, что из Петербурга многие отлучились⁴⁸. Скупые строчки письма говорили, видимо, адресату о многом. Автор письма не мог, конечно, писать открыто и под "отлучились" подразумевал несомненно, что из Петербурга многие высланы, т. е. отправлены в ссылку. Среди этих "многих" для Александра были и знакомые лица, как например, А. Ольхин, привлечённый к суду по делу Л. Мирского, а, возможно, и другие. Это ещё раз подтверждает, что ещё до ссылки в Глазов он имел более широкие связи с революционно настроенными кругами, с землевольцами, чем об этом знало столичное жандармское управление. Настояния глазовского исправника о "выдворении" из города строптивых ссыльных В. Г. Короленко и А. Чарушникова увенчались, наконец, для него успехом. В конце октября 1879 года В. Г. Короленко переведён в одно из наиболее глухих мест Глазовского уезда -- в деревушку Березовые починки, а А. П. Чарушников 29 января 1880 года с разрешения Министерства внутренних дел переведён в город Уржум. Так закончилась для Александра глазовская ссылка. Эти почти полгода, проведённые в родном городе в качестве ссыльного, дали ему очень много, -- сдружили с хорошими людьми и не просто с хорошими, а одними из лучших, передовых людей России, посвятивших свою жизнь борьбе за освобождение России от произвола царизма.

В уржумской ссылке он провёл ещё почти два года -- 24 ноября 1881 года его освободили от полицейского надзора, и в декабре он выехал из Уржума в Глазов, а оттуда -- в Петербург. Эти долгие месяцы тянулись для него томительной чередой. Такой дружной "семьи" ссыльных, которая была в Глазове, в Уржуме не было. Выезды из города в уржумские деревни ему были запрещены. Оставалось только вести жизнь тихую и скромную, которая так нравилась уржумскому исправнику, дававшему губернатору о ссыльном поднадзорном А. П. Чарушникове благожелательные отзывы. Лишь редкие письма скрашивали жизнь в глухом городишке. Их писали такие же ссыльные. Сохранились сведения, что среди писавших ему в Уржум были Фекла Ивановна Донецкая и Эвелина Людвиговна Улановская. Он же, помимо ответных писем, посылал им книги. Где и как познакомился с ними Александр, долго ли продолжалось их личное знакомство -- сказать трудно, да сейчас, пожалуй, и невозможно. Ф. И. Донецкая (урождённая Лизовская), дочь волынского дворянина, увлёкшись освободительными идеями, нашла пути, связавшие её с киевскими революционерами, в частности, с так называемой "киевской коммуной", вела пропаганду среди крестьян села Плиски Борзенского уезда Черниговской губернии -- она работала там сельской учительницей. За "недозволенную" пропаганду, за участие в собраниях киевского кружка была привлечена по делу о пропаганде в империи. 19 февраля 1879 года её в административном порядке, без суда, подвергли особому надзору полиции и уже 8 апреля из Киева выслали в Сибирь⁴⁹. Как видно, до высылки в Сибирь она и Александр встретиться не могли. Но, возможно, виновником их заочного знакомства, оказался В. Г. Короленко. Это могло произойти при следующих обстоятельствах. Как известно, В. Г. Короленко за вменённую ему "попытку к бегству" был из Берёзовских починок выслан в Восточную Сибирь. Его с партией ссыльных доставали в Томскую пересыльную тюрьму, и только здесь сообщили, что вместо Восточной Сибири местом его ссылки определена пермская губерния, в связи с чем он будет возвращён в европейскую Россию. В этой же партии ссыльных находилась и Ф. И. Донецкая. 10 августа 1880 года ей также объявили, что сибирская ссылка ей заменена на ссылку в пределах европейской России -- в Вятскую губернию. Тот факт, что она на пути следования до Томска могла познакомиться с В. Г. Короленко, подтверждается тем, что при "водворении" её в Вятскую губернию у неё был отобран список политссыльных так называемой второй партии, с которой шёл и В. Г. Короленко⁵⁰. И вполне возможно, что он, узнав, что Ф. И. Донецкая будет в Вятской губернии, рассказал ей о тамошних своих знакомых, о ссыльных, в том числе и о том, с кем был наиболее дружен -- об А. П. Чарушникове, посоветовал завязать с ним знакомство, хотя бы путём переписки. В вятской губернии местом жительства Ф. И. Донецкой определили город Нолинск. Из этого города и приходили А. Чарушникову в Уржум её письма. С Э. Л. Улановской он мог познакомиться либо В Петербурге, либо в самом Глазове. Зимой 1878-79 годов Э.Л. Улановская, -- ей тогда было 19 лет, -- училась на фельдшерских курсах. Уже один этот факт говорит о многом. В те годы доступ женщин к высшему образованию был фактически закрыт. Для девушек, решивших отдать свои силы служению народу, оставались два пути -- изучить акушерство или фельдшерское дело, а потом идти в деревню, "в народ", и, работая в сельских больницах, вести пропаганду среди крестьян, либо с той же целью получить свидетельство о звании сельской учительницы. Э. Л. Улановская, как видно, решила стать фельдшерицей, и с этой целью из Екатеринбурга приехала в Петербург, поступила на фельдшерские курсы, подружившись с сокурсниками, и, как это видно из последующего, вошла в кружок революционно настроенной молодёжи. В это время в Петербурге жил и был, как мы уже знаем, связан с землевольцами и А. П. Чарушников. Это и даёт возможность предположения, что он уже в те месяцы мог с ней познакомиться. 25 февраля 1879 года полиция "накрыла" сходку этого кружка, устроенную на петроградской стороне под видом обычной увеселительной вечеринки. Участники сходки высланы из столицы "в места не столь отдалённые", Э. Л. Улановскую отправили в город Пудож Олонецкой губернии, летом этого же года её перевели в глухой угол Вятской губернии -- в деревушку Березовые починки. 3 ноября 1879 года она была доставлена в Глазов, а на следующий день её отправили в Берёзовые починки. Таким образом, она провела в Глазове, в его полицейском управлении, только сутки. Но и за это время А. П. Чарушников, как и другие ссыльные, мог узнать о новой ссыльной, доставленной в Глазов, постараться свидеться с ней, поговорить, узнать от "новенькой" кто она и откуда, оказать ей дружеское участие. Это предположение, видимо, наиболее верное. Если же такая встреча по каким-либо причинам в Глазове не состоялась, то посредником их заочного знакомства опять-таки мог быть В. Г. Короленко. Переведённый из Глазова в Березовые починки, он познакомился там с Э. Л. Улановской, выступил в роли её защитника от притеснений местного урядника⁵¹. После их знакомства Э. Л. Улановская сразу в письме к матери сообщает: "...теперь я богатая, в одном лице у меня отец, брат, товарищ. Уже теперь я никого и ничего не боюсь"⁵². Так вот, вполне вероятно, что В. Г. Короленко, проявивший такое близкое участие к засланной в глухой угол девушки, мог организовать её переписку со ссыльным другом своим А. П. Чарушниковым. Возможна и такая версия их заочного знакомства. Май и июль 1880 года Э. Л. Улановская провела в глазовской тюрьме, куда её посадили, привезя из Березовских починок, за её "проступок" ещё в Пудоже (за участие в так называемом "грибном бунте"). По выходе из тюрьмы она провела несколько дней в Глазове. По поводу её освобождения и "прибытия в Глазов" политссыльные устроили собрание, в котором участвовали И. Г. Короленко, студент Попов, А. Христофоров, Лазарев и другие. На этом собрании ей могли рассказать и о том, как жил в Глазове её друг по Березовым починкам Владимир Короленко, что дружил он с Александром Чарушниковым, который отбывает ссылку в Уржуме, подали мысль завязать с ним переписку. За участие в этом собрании Э. Л. Улановскую срочно переправили в Котельнич, куда и доставили 30 сентября 1880 года⁵³. Из Котельнича она и писала А. Чарушникову в Уржум, а он ей посылал книги. О том, как медленно доходили вести до ссыльных, говорит такой факт. 16 октября 1881 года, т.е. более чем через полтора года по отъезде В. Г. Короленко их Березовских починок Э. Л. Улановская сообщает в письме к А. П. Чарушникову: "В конце августа стало известно, что Владимир направил стопы свои на Дальний Восток". И это сообщается как новость в то время когда "Владимир" -- Короленко -- уже из Томска ещё в прошлом 1880 году, летом, был направлен обратно в европейскую Россию, в Пермскую губернию. В том же письме относительно книг она пишет: "...с пересылкой книг настоящая беда: если что не застраховано, то до меня не доходит"⁵⁴.

Годы, проведённые в ссылке, близкое общение с политическими ссыльными, особенно с таким незаурядным человеком как В. Г. Короленко, несомненно, оказали на А. П. Чарушникова, его духовное и умственное развитие огромное влияние. Главный их итог тот, что они не только не поколебали его взглядов на существующие порядки в России, а, наоборот, укрепили их, и всю последующую свою жизнь он был верен освободительным идеям, не изменял им. Полицейский надзор снят, ссылка окончена, можно уезжать из Уржума. Куда? Он ещё под подозрением, въезд и проживание в столицах -- Москве и Петербурге -- ему запрещены (разрешение на жительство в Москве ему дано лишь в 1885 году). Александр выбирает Саратов. Почему именно Саратов? Ведь ещё совсем недавно город этот считался российской глушью⁵⁵. Но он -- на Волге, величайшей водной артерии России, вместе с развитием торговли растёт на глазах, выдвигается в число заметных российских городов. Там родина Николая Гавриловича Чернышевского, и может быть скоро, -- об этом идут слухи, -- ему по состоянию здоровья разрешат выезд из далёкой Якутии в родной город. Саратов -- на Волге, на Волге же и Казань, которая многими нитями освободительного революционного движения связана с Вятским краем. В Казани учился и младший брат Иван. На Волге и Нижний-Новгород, уже ставший одним из крупнейших торговых и промышленных центров России. В Нижнем Александр жил работал в свои юношеские годы. Волга связывает эти города как бы в одно целое, а это немаловажное обстоятельство: в то время железнодорожная сеть была ещё редкая и не имела преимуществ перед волжской водной магистралью. Как бы то ни было в феврале 1882 года Александр приезжает в Саратов⁵⁶. Здесь он поступает на службу в Северное страховое общество в качестве инспектора. О том, как он жил в Саратове, чем занимался, с кем вёл знакомство, сведений пока не обнаружено. Да и жил он в этом городе недолго. Уже через год, в 1884 году, его "след" обнаруживается в Нижнем-Новгороде, в том самом городе, в который он впервые приехал 20-летним юношей, и в котором у него тогда установились связи, знакомства среди демократически настроенной интеллигенции⁵⁷. В Нижнем-Новгороде в конце этого года полиция вновь подвергла его обыску. Своё пристальное внимание полиция обратила на него в связи с немаловажным для неё обстоятельством, поставившим на ноги всё жандармское управление. Этим обстоятельством явился арест Германа Лопатина. При аресте у Г. Лопатина были отобраны заметки, а в них среди других обнаружена и фамилия Чарушникова⁵⁸. Итак, всплывает ещё одно имя, связанное с именем Александра Чарушникова -- имя Германа Александровича Лопатина. Кто он? Почему царская охранка охотилась за ним с особым рвением? Герман Лопатин -- видный революционный деятель того времени, один из друзей Маркса⁵⁹, первый переводчик на русский язык его "Капитала" (это вообще первый перевод "Капитала" на другой язык)⁶⁰, член Генсовета I Интернационала. Удивительно, что он формально не входил в какие-либо русские революционные организации. Но, живя за границей, принимая самое живое непосредственное участие в зародившемся и быстро развивающемся мировом рабочем движении, Герман Лопатин с чувством глубокой заинтересованности и личной ответственности следил за революционной борьбой в России. И когда после блестяще удавшегося покушения на Александра II , совершённого народовольцами 1 марта 1881 года, партия "Народная воля" подверглась жесточайшему разгрому, и непрекращающимся преследованиям у него созрело решение -- выехать в Россию, помочь товарищам воссоздать "Народную волю", пополнить её новыми силами, увлечь её на новую борьбу. С этой целью Герман Лопатин в начале 1884 года оформил своё вступление в "Народную волю" и выехал в Россию. В Петербург он явился уже в качестве члена нового исполнительного Комитета партии "Народная воля". Воссоздание "Народной воли" потребовало огромной работы. Г. Лопатину пришлось побывать во многих городах России, устанавливать новые связи с революционным подпольем, встречаться и беседовать со многими оставшимся ещё на воле народовольцами, вовлекать в партию новых членов. Цель, поставленная перед собой Г. Лопатиным, казалась уже близкой к достижению: благодаря его настойчивости, связи между уцелевшими от разгрома после 1 марта 1881 года организациями "Народной воли" налаживались, они опять сливались в единое целое, активизировали свою борьбу с царским самодержавием. Но кипучая деятельность Лопатина продолжалась недолго. Она оборвалась неожиданно и трагически для "Народной воли": в октябре 1884 года Г. Лопатин был арестован в центре Петербурга у Казанского собора. Лев Григорьевич Дейч в своих мемуарах пишет: "В описываемую мною зиму 1884--85 годов в разных концах России происходили многочисленные аресты по, так называемому, "делу Лопатина". Этот выдающийся у нас революционер, задался, как известно, целью возродить к тому времени почти уже разрушенную, вследствие погромов, организацию "Исполнительного Комитета "партии "Народная воля". Приехав с этой целью из заграницы, Герман Лопатин стал заводить обширные знакомства, но, не полагаясь на свою память, записывал фамилии новых лиц с лаконичными их характеристиками, без всякого шифра. К несчастью его уверенность, что он всегда успеет уничтожить эту запись, не оправдалась: его неожиданно схватили сзади на улице, не допустив проглотить бумажку с неконспиративными записями"⁶¹. Действительно, приехав 3 октября из Москвы в Петербург, Герман Лопатин сразу же, уже на петербургском Московском вокзале, попал под наблюдение агента охранки Ловицкого, который в тот же день "переправил" его в надёжные руки: у Казанского собора, днём, сыщики схватили его, сразу заломив ему руки за спину, и в таком положении довезли до жандармского управления. В жандармском управлении Герман Лопатин пытался проглотить пергаментные узкие полоски с записями, но ему так сдавили горло, что он потерял сознание. Так его записи попали жандармам, и после его ареста последовали другие многочисленные аресты. Это означало по существу конец "Народной воли" как организованной партии⁶².

Три года длилось предварительное заключение Германа Лопатина. В продолжение этих лет допросы следовали один за другим, скрупулёзно изучались его записи, выискивались и арестовывались лица, упомянутые в них, допрашивались, выявлялись новые обстоятельства. На всех допросах Г. Лопатин запутывал следователей, чтобы обелить людей, названных в захваченном у него списке⁶³. Наконец, 26 мая 1887 года начался суд "по делу Лопатина", он продолжался до 4 июня. Смертный приговор, вынесенный Г. Лопатину, был заменён пожизненным заключением⁶⁴. Сейчас остаётся пока только высказывать различные предположения о том, как имя А. П. Чарушникова оказалось в заметках Г. А. Лопатина, о том, кто, где, когда сообщил ему это имя, с какой целью, какие надежды возлагал на это имя Г. Лопатин. А может быть, он и виделся с А. П. Чарушниковым во время своих разъездов по городам России. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что появление фамилии Александра в записках Г. Лопатина говорит о том, что А. П. Чарушников был известным в среде народовольцев человеком, что он и после ссылки не порвал связей с ними, и не только не порвал, а и, возможно, выполнял практическую работу.

Связь же А. П. Чарушникова с людьми "Народной воли", с деятелями народнического движения была и продолжалась. И тут нужно вспомнить его младшего брата Ивана, того самого, о котором их отец жаловался в Глазове полицейскому надзирателю, что из него тоже толку не будет, вспомнить Казань. "Пророчество" отца сбылось -- купеческого "толка" из Ивана не получилось: он, как и старший брат, нашёл путь к участию в освободительном движении. Впервые его имя в материалах жандармерии появилось в 1883 году как одного из участников группы молодых народовольцев, организовавших и ведших переписку с узниками Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. История этой крепости знает только один случай связи с волей -- переписки -- узников Трубецкого бастиона -- это именно тот, в котором принимал участие Иван. В то время в Трубецком бастионе были заживо погребены народовольцы, в той или иной степени связанные с деятельностью партии "Народная воля", с организованным и осуществлённым ею 1 марта 1881 года смертного приговора царю Александру II. Оставшиеся на свободе их товарищи считали своим долгом установить с ними связь, оказать им всемерную моральную поддержку, а если удастся, то, возможно, и вызволить их из тюремного плена. И им удалось организовать с узниками Трубецкого бастиона переписку через польстившегося на деньги (а может быть и с умыслом провокации) жандармского унтер-офицера Ефима Провоторова. Молодые народовольцы получили из Трубецкого бастиона письма, рассказывавшие о поистине варварском отношении царских властей к заключённым революционерам, о свирепом режиме их содержания, рассчитанном на медленное их умерщвление. Письма были напечатаны в "Вольной" типографии партии "Народная воля". Одно стало известно под названием "От мёртвых к живым", другое под названием "Каторга и пытка в Санкт-Петербургской крепости". Письма были переправлены за границу, попали в руки С. М. Кравчинского. В своей книге "Россия под властью царей" он пишет о Трубецком бастионе: "Сюда отправляют также тех террористов, которых не повесили, -- их слишком много и всех не перевешаешь. Оборудованная для своей нынешней цели в конце 1881 или начале 1882 года (содержания пойманных и осуждённых народовольцев после 1 марта 1881 года -- А. Ч.), эта тюрьма в тюрьме сразу была поставлена под жесточайший надзор, были приняты все предосторожности, чтобы не допустить проникновения на волю сведений о том, что творится за этими мрачными стенами. Однако в 1883 году три письма от узников прошли через все преграды, и попали в руки их товарищей. Эти письма потрясли всю просвещённую Россию, наполнили её возмущением и жалостью. Так была приподнята завеса над дикими зверствами, равных которым в Западной Европе знавали только много веков назад. Два письма были коротки и написаны второпях -- душераздирающие крики отчаяния и боли. Третье письмо -- самое длинное -- содержит много подробностей. Оно сразу же было напечатано в подпольной типографии "Народной воли" под названием "Каторга и пытки в Петербурге в 1883 году" И хотя автор письма ухитрился достать перо и бумагу, ему пришлось писать собственной кровью, и он добывал её за отсутствием ножа, кусав себя в руку... Вот это кровью написанное письмо так глубоко взволновало петербургскую интеллигенцию. Несколько выдержек из него было опубликовано в газете "Таймс" в июне 1884 года. К этому письму -- я сам держал его в руках, -- дополненному деталями, почерпнутыми из двух других писем, я обязан сведениями о жизни узников в Трубецком бастионе"⁶⁵. Долгое время оставалось тайной, кто же был организатором переписки узников Трубецкого бастиона с волей. Об этом знал лишь узкий круг народовольцев, ведших эту переписку, архивные же материалы жандармского управления, крепко хранили тайну. Только в 1931 году в историко-революционном вестнике "Каторга и ссылка" появилась статья Ф. Венедиктова "Петропавловская крепость и Сергей Дегаев" (К вопросу о сношениях арестованных Трубецкого бастиона с волею)". Автор статьи на основе архивных материалов рассказывает о том, как была организована эта переписка, кто её вёл, как провокатор Сергей Дегаев выдал жандармам эту группу народовольцев. В заключение статьи говорится: "Из боязни провала столь ценного агента-провокатора, каким, несомненно, был знаменитый Сергей Дегаев, правительство ограничилось преданием суду одного лишь жандармского унтер-офицера Ефима Провоторова... Дело тянулось необыкновенно долго: обвинительный акт был составлен только 9 апреля 1885 года⁶⁶, суд же состоялся 25 апреля... суд приговорил Ефима Провоторова к 8 годам каторжных работ на заводах⁶⁷. Все остальные арестованные по этому делу были выделены, и дело о них было разрешено по высочайшему повелению во избежание провала секретного сотрудника полковника Судейкина, С. Дегаева, в административном порядке, причём А. Леонтьев и С. Гудков подверглись полицейскому надзору и ссылке в Западную Сибирь на 3 года, Ольга и Екатерина Артемьевы и Е. Михайлова -- высланы под надзор полиции на 2 года с зачётом предварительного тюремного заключения; И. Чарушников был отдан под гласный надзор полиции на 1 год"⁶⁸.

Из приведённых фактов можно сделать вывод, что когда А. П. Чарушников был ещё в ссылке в Уржуме, а после её окончания приехал в Саратов и поступил на службу в Северное страховое общество, его младший брат Иван уже принимал участие в делах "Народной воли". Об этом, надо полагать, не мог не знать старший брат, таиться от которого у младшего не было резона. Тут уместно отметить, что старший из двух братьев -- Александр, -- прежде, чем попасть в Петербург, жил в Нижнем, где познакомился с представителями интеллигенции, а когда был сослан из Петербурга в Глазов, младший -- Иван -- учился в Нижнем. Помните? Отец Пётр Чарушников жаловался глазовскому полицейскому надзирателю, что "Из младшего сына Ивана, который учится в Нижнем, тоже толку не будет". Вполне можно предположить, что Иван, находясь в Нижнем, мог воспользоваться тамошними связями Александра, и, приехав вскорости в Петербург, был уже, видимо, основательно "подкован" в этом отношении, так как быстро нашёл путь к законспирированной организации "Народная воля", и её людям, стал участником смелого предприятия, о котором рассказано выше -- организации и ведения переписки с узниками Трубецкого бастиона. Вскоре после этого дела Иван объявился в Казани, а Александр, которому в 1885 году было разрешено проживание в Москве, переехал в столицу, по-прежнему продолжал работать в Северном страховом обществе, но теперь уже в его правлении в отделе по транспортному страхованию (разрешение на повсеместное проживание, в том числе и в Петербурге, ему было дано лишь в 1892 году, то есть спустя 13 лет после высылки его из Петербурга в глазовскую ссылку). И вот в один из зимних дней 1888 года в московскую квартиру А. П. Чарушникова позвонил незнакомый человек. Он назвался Эмилием Ивановичем Гауэнштейном, передал хозяину привет из Казани от брата Ивана и вручил солидную пачку, как тогда говорили "крупную партию" -- почти полный чемодан -- нелегальных книг для распространения в столице. Что же это была за "крупная партия" нелегальной книги? Об этом тоже стоит рассказать подробнее, ибо отсюда, из Казани, возможно, тянется одна из ниточек к объяснению того, почему А. П. Чарушников так быстро организовал первое издание произведений Максима Горького, оказав ему этим и содействие в выходе на "арену" большой литературы, так и нужную Горькому материальную помощь. "крупная партия" состояла из 50-ти экземпляров нелегального сборника "Социальный вопрос". Сборник этот был отпечатан в количестве 200 экземпляров в подпольной типографии, оставшейся нераскрытой жандармами, в городе Казани. Инициатором создания этой подпольной типографии, редактором отпечатанного в ней сборника "Социальный вопрос" был Иван Петрович Чарушников. Известный историк Н. Сергиевский, изучавший освободительное движение в России, историю "Земли и воли", "Народной воли" отмечал, что этот сборник является последним по времени выступлением народников в нелегальной печати. В сборнике были помещены статьи Н. Ф. Анненского "Социализм и народничество", В. Г. Короленко "Очерк развития социально-революционного движения в России -- 40 и 60 -- е годы" (эти статьи были написаны специально для сборника по просьбе И. П. Чарушникова) и другие материалы. (По поводу авторства Короленко: литературовед Е. Г. Бушканец предположил, что рукопись "Очерка..." действительно передал издателям "Социального сборника" В. Г. Короленко, получивший её от кого-то из "каракозовцев", возвратившихся в середине 1880-х годов из Сибири. И автором этого "Очерка..." являлся Пётр Фёдорович Николаев (1844 -- 1910). Смотреть: "Статья каракозовца П. Ф. Николаева о революционном движении в России". Вступительная статья и публикация Э. С. Виленской. -- В. Ч.). Активные участники кружка, организовавшегося вокруг подпольной типографии, Ю. О. Бородин, Э. И. Гауэнштейн, М. В. Смоленская (Гауэнштейн), Е. Ф. Печоркин в своих воспоминаниях рассказывают, что в первой половине 1880--х годов в Казань приехала немало студентов, исключённых из университетов других городов за участие в студенческих беспорядках. Среди них оказались активные революционные работники, к числу которых авторы воспоминаний относят студентов Петербургского университета естественного факультета И. П. Чарушникова и Чеботарёва, студентов Харьковского университета М. Д. Фокина, Д. Д. Бекарюкова, Семёнова.

На этом на последней странице общей тетради записи заканчиваются с припиской: (продолжение в тетради No 2).

Примечания

1. А. Богданович. Страницы из жизни М. Горького. Минск, 1965. с. 28.

2. Владимир Александрович Поссе -- (1864 -- 1940) -- журналист, общественный деятель, близко соприкасавшийся с различными течениями русского демократического освободительного движения, видевший путь к социализму главным образом через кооперацию мелких производителей и потребителей. Во второй половине 1890-х годов редактировал журналы "легальных марксистов" -- "Новое слово"; с 1899 года по 1901 год, -- "Жизнь". В те годы он близко сошёлся с М. Горьким, были на "ты", в письмах к жене Екатерине Павловне Пешковой Горький называл его "Володя", "Володька", преувеличивал роль и значение его, он в письме от 30/IX-1891 года писал: "Поссе, знаешь ли, будет играть здесь огромную роль руководителя общественным мнением", в письме от 10/X -- 1899 года: " Владимир -- здесь крупная фигура..." (Архив М. Горького. ГИХЛ. М. 1965. Т. V. С. 64, 66). После 1905 года В. А. Поссе был издателем-редактором журнала "Жизнь для всех", в котором в 1910 году (в No 7) опубликовал свою статью "Идейное издательство", посвящённую деятельности издательства "С. Дороватовского и А. Чарушникова". В мемуарах В. А. Поссе "Мой жизненный путь" (М.-Л. 1929) и "Воспоминания В. А. Поссе" (Мысль, Петроград. 1923) много любопытного фактического материала. После Октябрьской революции В. А. Поссе работал в системе советской кооперации.

3. По другим данным Семенов сам обратился к Алексею Максимовичу по вопросу издания его рассказов. (А. Богданович. Страницы из жизни М. Горького. Минск,1965. С. 28).

4. В. А. Поссе "Идейное издательство". Журнал "Жизнь для всех", No 7. 1910. С. 112 -- 120.

5. Архив А. М. Горького. ГИХЛ. М. 1965, Т. V. Письма к Пешковой. С. 17.

6. Архив А. М. Горького. ГИХЛ. М. 1965, Т. V. С. 48.

7. Сергей Павлович Дороватовский в то время жил в Петербурге в доме No 50 по Шпалерной улице, ныне улица имени Воинова.

8. В. А. Поссе. Идейное издательство. Журнал "Жизнь для всех", No 7. С. 112 -- 120.

9. А. Богданович. Страницы из жизни М. Горького. Минск, 1965. С. 29.

10. А. Богданович. Страницы из жизни М. Горького. Минск, 1965. С. 29.

11.Список изданий, вышедших в России в 1898 году. СПБ. 1900. С. 88, 111.

12. К концу 1902 года М. Горький вместе с К. П. Пятницким стал совладельцем этого издательства. С приходом М. Горького "Знание" заняло последовательную демократическую позицию; с 1904 года стало выпускать сборники "Знания", которые, как отмечал В. И. Ленин в письме к Горькому от 22/XI -- 1912 года стремились "...концентрировать лучшие силы художественной литературы". (В. Бонч-Бруевич. Воспоминания. Художественная литература. М. 1969. С. 193).

13. И. Груздев. М. Горький. Краткий биографический очерк. ГИХЛ. Л. 1936. С. 27. Эта книжка примечательна тем, что вышла в свет 20/VI-36 -- на второй день после смерти М. Горького и является первым "книжным" откликом на его смерть.

14. В. Бонч-Бруевич. Воспоминания. Художественная литература. М. 1968. С. 100.

15. И. Груздев. Горький. Биография. ОГИЗ. Госполитиздат. М. --Л. 1946. С. 60 -- 62.

16. Волошин в гимназические годы жил в Феодосии на квартире у Петровых. Дочь Петровых Александра Михайловна (1871 -- 1921) была большим другом и первой ценительницей стихов Волошина. Ей он посвятил цикл стихотворений "Звезда полынь" (Стихотворения. 1900 -- 1910. М. Гриф. 1910. С. 72 -- 98). Сохранилась большая переписка Волошина и А. М. Петровой. Ей же он посвятил статью "Киммерийская Сивилла" (памяти А. М. Петровой), рукопись которой хранится в архиве поэта. (Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1973 год. Наука. Л. 1976. С. 143).

17. "Жизнь" -- литературный, научный и политико-публицистический журнал, выходивший в Петербурге. Журнал по постановлению правительства был закрыт, поводом к этому послужило опубликование в нём "Песни о Буревестнике" М. Горького (в апрельской книжке). Жандармский генерал Ратаев, докладывая в апреле 1901 года об умонастроениях в столице, пришёл к выводу, что "...всякие меры к усилению волнующегося общества и учащейся молодёжи едва ли сколько-нибудь достигнут цели, если при этом не последует распоряжение о совершенном прекращении журнала "Жизнь". (М. Горький. Материалы и исследования. Т.2. Академия Наук СССР. М.-Л. 1936. С. 145). В 1902 году В. Поссе выпустил за границей шесть номеров журнала. Пайщиками журнала были и А. П. Чарушников, и С. П. Дороватовский.

18. Из студенческих лет М. А. Волошина. Публикация Р. П. Хрулевой. Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1973 год. Наука. Ленинградское отделение. Л. 1976. С. 136.

19. Б. Д. Челышев. В поисках редких книг. Просвещение. М. 1970. С. 95 -- 110.

20. Книжное обозрение, No 19 от 10/V -74. С. 12. Статья "От газеты "Кавказ" до полного академического". Второй том "Очерков и рассказов" Алексей Максимович посвятил "самарской приятельнице М. С. Позерн, славной женщине". (А. Богданович. Страницы из жизни М. Горького. Минск. 1965. С. 29.).

21. Кировский исторический архив. Фонд 582, опись 58. Ед. хранения 617. Лист дела 84.

22. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811 доктора исторических наук Луппова Павла Николаевича. Опись 1. Единица хранения 28. Лист 10.

23. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 36. Лист 61.

24. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 107. Лист 2 об.

25. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 36. Лист 63 -- 64.

26. Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. 2. Выпуск 4. Ст.1928. М. 1932. Всероссийское Общество ссыльнопоселенцев и политкаторжан.

27. Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. 2. Выпуск 1. Ст. 104.

28. Н. А. Морозов. Повести моей жизни. Т. II. М. 1947. С. 425.

29. Е. А. Таратута. С.М. Степняк-Кравчинский -- революционер и писатель. Художественная литература. М. 1973. С. 185 -- 186. Указанный первый номер "Земли и воли" со стихотворением А. Ольхина "У гроба", занявшим в журнале три страницы, вышел в свет 1 ноября 1878 года -- такая дата стоит в его выходных данных. В другой своей книге "Подпольная Россия". Судьба книги С. М. Степняка-Кравчинского" (издательство "Книга", М. 1967г.) Е. А. Таратута приводит (стр. 16) ещё одну строфу этого стихотворения А. Ольхина: "Именинный пирог из начинки людской /Брат подносит державному брату. /А на родине ветер холодный шумит /И разносит солдатскую хату. Е. А. Таратута отмечает, что стихотворение это вскоре стало песней, её "... пели как гимн, как песнь гнева... Эта песня была одной из любимых песен Александра Ульянова".

30. Н. А. Морозов. Повести моей жизни. Т. II. Наука. М. 1965. С. 353 -- 358, 678 -- 681.

31. Л. Г. Дейч. 16 лет в Сибири. 2-е издание Н. Глаголева. СПБ. 1912. С. 199.

32. Николай Кондратьев. Пока свободою горим. Лениздат. 1975. С. 332. Г. Успенский писал Г. Лопатину: "Если О. не сцапают, то он Ваш верный раб (по части корреспонденций)".

33. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 36, лист 174.

34.В. Г. Короленко. История моего современника. Собр. соч. Т. 6. Художественная литература. М. 1954. С. 250.

35. М. Буня. Глазовские находки. Ижевск. Удмуртия. 1971. С. 46.

36. М. Буня. Глазовские находки. Ижевск. Удмуртия. 1971. С. 38 -- 39.

37. Документы о вятской ссылке В. Г. Короленко. Историко-революционный вестник "Каторга и ссылка". М. 1933. Документ 30. С. 59.

38. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 107. Листы 102 -- 106. Александр Петрович Чарушников.

39. Берёзовский изгнанник. В. Г. Короленко. (1879 -- 1880). Газета "Вятская правда" No 162 от 7 ноября 1929 года. Автор П. Н. Луппов в своей статье впервые опубликовал в печати этот рапорт глазовского исправника. (По поводу этой статьи смотреть работу А.И. Чарушникова "Ошибка историка П. Н. Луппова". Историко-литературный журнал "Русская литература". 1979, No 4. С. 192 -- 193. Размещено и в Интернете -- В.Ч.).

40. Н. А. Буркова. Александр Петрович Чарушников. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 107. Листы 102 -- 106.

41. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 107. Лист 29.

42. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 107. Лист 37.

43. Био-библиографический словарь "Деятели революционного движения в России". Т. 2, выпуск 1-й, столбец 187. В том же, 1880 году. Он переведён в Малмыж, а в 1881 году срок полицейского надзора за ним продлён ещё на два года.

44. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Лист 102 и след.

45. Био-библиографический словарь "Деятели революционного движения в России". Т. 2, выпуск 3. Столбец 892. Кананова Ольга Владимировна (урождённая Палицина) одна из руководительниц в Петербурге в 1873 году грузинского кружка, находившемся в сношениях с В. В. Берви (Флеровским), с заграничными эмигрантами и Г. Здановичем. Привлечена к дознанию по делу о пропаганде в империи (дело 193-х), в административном порядке выслана в Глазов, прибыла туда 7 мая 1876 года, а 16 сентября того же года бежала, скрылась за границу, жила в Женеве, потом в Америке.

46. Возможно, Степан Беляков, о котором уже выше шла речь.

47. Мирский Леон Филиппович, сын польского шляхтича. 13 марта 1879 года в Петербурге стрелял в шефа жандармов генерала А. Р. Дрентельна, преемника убитого С. М. Кравчинским генерала Мезенцева. После покушения Мирский успел скрыться. При аресте 6-го июля 1879 года в Таганроге оказал вооруженное сопротивление. Суд над ним и привлечёнными по этому делу состоялся 15 -- 17 ноября 1879 года, приговорён к смертной казни, замененной к пожизненным каторжным работам. Находясь в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, выдал правительству заговор С. Г. Нечаева, организованный для побега. Выслан в Сибирь, на Кару. В 1890 году выпущен в вольную команду. После 1895 года жил в Верхнеудинске. В 1906 году карательной экспедицией генерала Ренненкампфа, как редактор верхнеудинской газеты, приговорён к смертной казни, заменённой каторжными работами без срока. Умер в Верхнеудинске в 1919 -1920 г.г. (Деятели революционного движения в России. Т. 2, выпуск 3, столб. 934).

48.Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Лист 102 -- 106.

49.Био-библиографический словарь. Деятели революционного движения в России. Т. 2, выпуск 1, столб. 367.

50. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 30, лист 72.

51. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 31, листы 1 -- 3.

52. Каторга и ссылка. Т. 24 (письмо Улановской). (Там же, ед. хранения 28, лист 61 -- это примечание, видимо, относится к Фонду 811. -- В. Ч.).

53. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 31, лист 5.

54. Ленинградское отделение Архива Академии Наук СССР. Фонд 811. Опись 1. Ед. хранения 31, лист 9.

55. Помните? В "Горе от ума" А. Грибоедова Чацкий восклицает: "В глушь! В Саратов!".

56. В некоторых опубликованных материалах сказано, что из Уржума А. П. Чарушников выехал в Москву (некролог в газете "Утро России" No 105 за 1913 год), а так же в комментарии, помещённом в 6-ом томе Собрания сочинений В. Г. Короленко. М. 1954. С. 319). Этому верить трудно, ибо, как сказано выше, разрешение на проживание в Москве ему дано только в 1885 году.

57. Следует сказать, что по окончании ссылки в Глазове в конце 1884 года в Нижний-Новгород приехал и Илларион Галактионович Короленко, всё ещё находившийся под негласным надзором полиции, от которого был освобождён в середине декабря 1888 года. (В середине декабря 1890-х годов был одним из организаторов страхового дела в Сибири, жил в Томске, потом в Одессе. По приезде Иллариона Короленко в Нижний-Новгород А. П. Чарушников уже служил в Северном страховом обществе). В это же время в Нижнем-Новгороде жил и Владимир Галактионович Короленко.

58. Био-библиографический словарь "Деятели революционного движения в России". Т. 2, выпуск 4, столб.1929.

59. Вот отзыв К. Маркса о Г. Лопатине: "Немногих людей я так люблю и уважаю, как его". Это из письма к Н. Ф. Даниельсону от 28/ V-1872 года. (Из эпиграфа книги Николая Кондратьева "Пока свободою горим". Л. 1975).

60. Перевод "Капитала" Г. Лопатин не закончил -- он прекратил эту работу в связи с выездом в Россию с целью освобождения из якутской ссылки Н. Г. Чернышевского. Перевод "Капитала" завершил Н. Ф. Даниельсон. Издание первого тома "Капитала" на русском языке впервые осуществил в 1872 году издатель Николай Петрович Поляков (1843 -- 1905).

61. Л. Г. Дейч. "16 лет в Сибири". 2-е исправленное и дополненное издание. Издание Н. Глаголева, С.-Петербург, стр. 115 (издано, вероятно, в 1905 -- 06гг. ? -- А.Ч).

62. Не один Г. А. Лопатин пытался воссоздать "Народную волю", завоевавшую среди революционно настроенных кругов огромный авторитет. С целью объединить все разрозненные силы, идейно примыкавшие к разбитой "Народной воле", восстановить её деятельность в России из эмиграции в 1888 году приехала С. М. Гинзбург. Но и её постигла неудача: "Она совершила тяжкий промах, забыв в магазине ридикюль, в котором находился текст прокламации на случай удачного покушения на царя. Арестованная в мае 1889 года, Гинзбург особым присутствием Сената была осуждена на смертную казнь, позже заменённую бессрочной каторгой. После 38 дней пребывания в карцере Старой тюрьмы (Шлиссельбургской крепости -- А. Ч.) рядом с безумными узниками, избиваемыми жандармами, Гинзбург перерезала на шее кровеносные сосуды ножницами, полученными для починки бушлата". (П. Я. Канн, Ю. И. Кораблев. "Петрокрепость. Историко-революционный очерк", Лениздат, 1961, стр. 106).

63. По записям Г. Лопатина был арестован 41 человек, 11 из них были освобождены до суда. Всего "по делу Лопатина" -- о "руководящем кружке преступного сообщества, именующегося партией "Народной воли" было обвинено 59 человек, из которых 21 предан военному суду; дела в отношении 17 человек разрешены в административном порядке, в отношении 11 -- прекращены, в отношении 10 -- приостановлены. (А. Кондратьев. "Пока свободою горим", Лениздат, 1975, стр.425, 428).

64. Г. А. Лопатин просидел в одиночной камере Шлиссельбургской крепости 18 лет, только революция 1905 года освободила его, избавила от пожизненного заключения. Г. Лопатин умер 26 декабря 1918 года в Петропавловской больнице Петербурга.

65. С. М. Степняк-Кравчинский. "Россия под властью царей". Издательство "Мысль", стр. 156-157. Выдержки из письма, опубликованные в "Таймсе" обошли всю европейскую печать, но русское правительство не посмело ни оспаривать его достоверность, ни опровергнуть изложенные в нём факты. (там же, стр. 163).

66. Напомню, что Сергей Дегаев выдал эту группу народовольцев ещё летом 1883 года.

67. Кстати, надо сказать, что этот факт -- факт организованной группой молодых народовольцев переписки с томившимися в Трубецком бастионе людьми "Народной воли" -- в последующем не нашёл в литературе должного исследования. Даже в обстоятельной книге А. А. Троицкого "Народная воля" перед царским судом" (издательство Саратовского университета, 1971 год) Ефим Проваторов представлен как народоволец, а не как жандарм, польстившийся на деньги. В приложениях к книге помещена сводка под названием "Подсудимые на политических процессах в России 1880 -- 1891 гг.", в которой перечислены все процессы, связанные с "Народной волей". В этой сводке под No 84 (стр. 187) указано и "Дело Е. П. Проваторова". Но Е. Проваторова судили не как народовольца, а как воинского чина, нарушившего присягу. О самом же факте переписки в книге не говорится ни слова.

68. Д. Венедиктов. Петропавловская крепость и Сергей Дегаев. (К вопросу о сношениях арестованных Трубецкого бастиона с волею). Историко-революционный вестник "Каторга и ссылка", 1933 г., книга 3 (76), стр. 180 -- 219.

Оставить комментарий Чарушников Андрей Иванович (bmn@lib.ru) Год: 1977 Обновлено: 21/07/2025. 96k. Статистика. Статья: Публицистика, Критика Об издателе	Скачать FB2 Ваша оценка:

Чарушников Андрей Иванович Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников

А. Павлов (Андрей Иванович Чарушников)

Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников

Предисловие

Примечания

Чарушников Андрей Иванович
Первый издатель Максима Горького -- Александр Петрович Чарушников

А. Павлов
(Андрей Иванович Чарушников)