Чуковский Корней Иванович
Н. А. Некрасов на рубеже двух эпох

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Н. А. Некрасов на рубеже двух эпох

"День" / 1917

   Ахали и негодовали.
   -- "Что я? Что со мною? Где я был? Что читал? Где это сочиняют? В Пекине? На островах Сандвичевых?" -- ужасался проф. Шевырев 1.
   И Фаддей Булгарин вслед за ним:
   -- "Не нарушение ли это всех священных чувств, не насмешка ли над природою и человечеством!"2.
   И даже друг Пушкина, прекраснодушный Плетнев, и тот восклицал с омерзением:
   -- "Грязное и отвратительное исчадие праздности!".
   -- "Мы желали бы знать, -- писал он у себя в "Современнике", -- "для кого все это печатается? Ужели есть жалкие читатели, которым понравится собрание столь грязных и отвратительных исчадий праздности? Это последняя ступень, до которой могла упасть в литературе шутка, если только не преступление называть шуткою то, чего нельзя назвать публично собственным именем!" 3.
   Что же произошло? Откуда такая ярость? Чем вызваны эти исступленные вопли? Кто этот изверг, посмевший нарушить самые священные чувства?
   Это некто Некрасов, молодой альманашник, поставщик водевилей.
   Он взял знаменитую Лермонтовскую "Казачью Колыбельную Песню", вывернул ее наизнанку и сделал из нее -- "черт знает что"! Нет, вы только послушайте! У Лермонтова, например, говорится:
   
   Но отец твой старой воин,
   Закален в бою:
   Спи, малютка, будь спокоен,
   Баюшки-баю!
   
   Что же сделал из этих стихов ваш Некрасов!
   
   Но отец твой -- плут известный,
   Знает роль свою.
   Спи, пострел, покуда честный,
   Баюшки-баю.
   
   "Неблагопристойность!" "безнравственность!" Если у Лермонтова сказано так:
   -- Богатырь ты будешь с виду и казак душой!
   То у Некрасова так:
   -- Будешь ты подьячий4 с виду и подлец душой!
   Как же не вопить, не ужасаться? "Вот что современная мать поет сыну у его колыбели!" Ведь это -- потрясение семейных основ, революция! И какое неуважение к опоре престола, к чиновникам, среди коих не одни же титулярные! Немедленно шеф жандармов обращается к министру просвещения: "как смели цензора пропустить? Чтобы впредь подобного не было!" А Фаддей Булгарин доносит другому жандарму, Дуббельту:
   -- Некрасов самый отчаянный коммунист... Он страшно вопиет в пользу революции", и ссылается на тот Альманах, где напечатана "Колыбельная песня". Пользуясь своей дружбой с жандармами, Фаддей строго распекает цензуру:
   -- "Даже Некрасов--великий муж у вас",-- пишет он цензору Крылову, -- "и вы пропустили в С.-Петербургском Альманахе колыбельную песню, которую мать поет при колыбели младенца: спи, подлец, покуда честный".5
   Из этих доносов и воплей видно, каким смелым протестом были в ту мертвую пору такие, казалось бы, невинные строки. Фельетонная пародия на Лермонтова! -- но русское общество именно из этой пародии впервые смутно постигло, что пред ним Муза Мести, Муза Великого Гнева, и взбудоражилось, и взволновалось. В представлении русского общества Некрасов до этой пародии -- был просто балагур, пустослов, -- каких тогда были тысячи, -- угодливый развлекатель почтеннейшей публики, -- и вот впервые пред всеми обнаружилось, что у этого развлекателя -- кнут. Недаром же Третье Отделение и через семь-восемь лет не забудет поэту этой "мерзкой", "безнравственной", "неблагопристойной" пародии, и когда в 1853 году жандармам по какому-то поводу понадобится справка о его благонадежности, -- им, как на главное его преступление, будет указано на "Колыбельную Песню".6.
   Не только о х р а н и т е л е й, но и эстетов возмутила эта пародия на Лермонтова. И профессору Плетневу, и профессору Шевыреву здесь почудилась профанация искусства. -- "Эти пародии выражают ненависть к поэзии", -- твердил в "Москвитянине" Борис Алмазов и с негодованием вопрошал у читателей:
   -- Что же вы не оскорблялись, когда Некрасов написал пародию на "Баюшки-баю"?7.
   И чтоб отмстить пародисту, пародировал его же стихи -- знаменитую Некрасовскую "Тройку", с откровенными намеками па личную жизнь поэта:
   
   Дорогую наймёшь ты квартеру,
   С модным светом знакомство сведешь,
   Залетишь ты в опасную сферу,
   Закружишься, морально падёшь,--
   
   Хотя Лермонтов едва ли нуждался, чтоб его защищали -- пасквилем!

* * *

   Несмотря на эти общие крики об "оскорблении" Лермонтова, Некрасов в 1849 году снова "профанировал" его поэзию -- такой же "неблагопристойной" пародией. Так как она не вошла ни в одно собрание его стихотворений и большинству совершенно неизвестна, приводим ее здесь целиком.
   Гениально-задушевную мелодию Лермонтова:
   
   Они любили друг друга так долго и нежно,
   С тоскою глубокой и страстью безумно-мятежной --
   Некрасов превратил в такие строки:
   В один трактир они оба ходили прилежно
   И пили с отвагой и страстью безумно-мятежной.
   Враждебно кончалися их биллиардные встречи,
   И были дики и буйны их пьяные речи.
   Сражались они меж собой, как враги и злодеи,
   И даже во сне все друг с другом играли.
   И вдруг подралися... Хозяин прогнал их в три шеи,
   Но в новом трактире друг друга они не узнали.
   
   В рукописи подписано: О г а р е в у Н. Н е к р а с о в8. Очевидно, эта пародия не лишена автобиографических черт. В том же 1849 году одна дама пишет жене Огарева:
   -- "Некрасов пьянствует и скандалит".
   И вот отрывок из воспоминаний его современника:
   -- "В моей молодости я очень любил игру на биллиарде и для этой забавы посещал такие трактиры, которые теперь и назвать совестно. В этих заведениях я часто встречал двух оборвышей... Эти личности, бледные, подозрительные, всегда были неразлучны. Когда я спросил, что это за господа, мне отвечали: Некрасов и Г.".
   Конечно, в 1849 году Некрасов уже не был "оборвышем", но влечение к "трактиру" и "биллиардным встречам" у него еще сохранялось. Впоследствии он даже завел свой собственный биллиард при редакции, хотя сам играл мало, -- разве что с цензором, которого было нужно задобрить 9, а все больше отдавался картам.
   Эта страсть не преминула сказаться в других его пародиях на Лермонтова.

* * *

   А разве были и другие пародии на Лермонтова?
   Да, как это ни странно, их у Некрасова много, и меня больше всего удивляет такое его отношение к Лермонтову, -- исключительно как к материалу для пародий10. Ведь Некрасов был юношей, восемнадцатилетним, когда всех ошеломил, околдовал демонический голос поэта.
   Как же было не поддаться ему! Но Некрасов нисколько не поддался, остался тверд и непоколебим -- и на самые могучие творения Лермонтова ответил разухабистой пародией. Ему бы восхищаться и рыдать, а он как будто только хихикал. Он посягнул даже на эти священные строки:
   
   И скучно, и грустно, в некому руку подать
   
   и так пропародировал их в своем сборнике "Первое Апреля":
   
   И скучно, и грустно, и некого в карты надуть
   В минуту карманной невзгоды...
   Жена?.. Но что пользы жену обмануть?
   Ведь ей же отдашь на расходы.
   Засядешь с друзьями, но счастия нет и следа, --
   И черви, и пики, и все так ничтожно.
   Ремизиться вечно не стоит труда,
   Наверно играть невозможно...
   Крепиться?.. Но рано иль поздно обрежешься вдруг,
   Забыв увещанья рассудка...
   И карты, как взглянешь с холодным вниманьем вокруг --
   Такая пустая и глупая шутка!..
   
   Привожу эту пародию полностью, так как и она не вошла в собрание сочинений Некрасова, погребенная в давно забытом альманахе 1846 г., где она помещена без подписи автора.
   В ней нет и следа того протеста, которым исполнена пародия па казачью Колыбельную песню. Это именно угождение вульгарнейшим вкусам тогдашней мелко-чиновничьей черни. Не забудем, что интеллигенция в ту пору только что зарождалась, а главным потребителем литературы был на Невском проспекте Хлестаков да, пожалуй, Поприщин, всякая "канцелярская сволочь", "департаментские мошки и букашки". Некрасов первое время именно на них и потрафлял. Там где-то, на самых верхах, парили Искандеры, Белинские, Грановские, но у канцелярии, у "департаментских мошек" были свои гении, свои пророки, -- и Некрасов, стряпая бесчисленные водевили, издавая "Польку в Петербурге" и "Статейки в стихах без картинок", больше всего хлопотал угодить именно этому обширнейшему (и пошлейшему!) слою тогдашнего русского просвещенного общества.
   Вскоре и он воспарит, и встанет плечо к плечу с великими вождями молодого героического поколения, но покуда он всеми силами, как будто по обдуманному плану, низводит величайшие создания той эпохи к самому низменному уровню, ко вкусам и требованиям всеобщего Кувшинного Рыла, и вот какой облик принимает, например, у него в альманахе титанический Лермонтовский "Демон".
   -- "Клянусь звездою полуночной и генеральскою звездой, клянуся пряжкой беспорочной и небесгрешною душой.
   -- "Клянусь изрядным капитальцем, который в службе я скопил, и рук усталых каждым пальцем, клянуся бочкою чернил".
   Вот какими бесшабашными куплетами становится под пером у Некрасова клятва Демона перед Тамарой, да и сама Тамара, для потехи той же читательской черни, преображается у него в Федосью Карповну. Пародия так и заканчивается:
   
   Моя любовь, моя отрада,
   Федосья Карповна моя!
   
   Кувшинному Рылу ведь не надобен Демон, или -- пусть этот Демон и сам превратится в Кувшинное Рыло. Пусть он и сам захрюкает о выпивке, о преферансе, о чинах, пусть "небесный огонь" и "надзвездные края", о которых пророчествует Лермонтов, превратятся у него в "семерку пик" или в "изрядный капиталец", и только такого Демона он поймет и полюбит как родного.
   Такого-то именно Демона и предлагает ему пародист:
   
   Клянуся счастьем скоротечным,
   Несчастьем в деньгах и чинах!
   Клянусь ремизом бесконечным,
   Клянуся десятью в червях! --
   
   Поет этот Демон, и здесь, в немногих словах, сгущенно представлены все интересы, все мысли того мелко-канцелярского общества, которому в эту раннюю пору служила суровая муза Некрасова.

* * *

   Все пародии, которые мы здесь перечислили, посвящены чиновничьему быту. Но если в первой -- чиновник оказался у поэта "подлецом", то во всех остальных Некрасов не только не обличает его, но даже говорит от его имени, даже угождает его вкусам, даже смотрит на все его глазами и ни единой чертой не обнаруживает, что он хоть сколько-нибудь выше его.
   Конечно, это приспособление к интересам и вкусам вульгарнейших читательских кругов было у Некрасова в значительной мере искусственным. Не забудем, что уже тогда он был автором "Чиновника", "Современной Оды" и "Дороги", которая очаровала Белинского; -- что эти беспардонные пародии 1846 и 1849 года были, по отношению к его прежним читателям, как бы последним п р о с т и на пороге нового самобытного творчества для новой, пробудившейся России. Он покинул прежний стан не сразу, не сразу поэт-обыватель преобразился в поэта-гражданина, и его "колеблющийся шаг" на рубеже между враждебными станами запечатлелся в этом цикле случайных пародий.

К. Чуковский

Примечания

   1 "Москвитянин 1846, кн. 11 стр. 184--185.
   2 "Голос Минувшего" 1913, кн. IV.
   3 "Современник" 1846 т. XLII стр. 218. (В книгу В. Зелинского "Сборник Критич. Статей о Н. А. Некрасове" эти отзывы почему-то не вошли).
   4 В позднейших изданиях слово п о д ь я ч и й заменено словом ч и н о в н и к.
   5 Мих. Лемке. "Николаевские жандармы" Спб. 1909 Стр. 186 и 349.
   6 Там же. Стр. 216.
   7 "Москвитянин" 1851, ч. V, стр. 273. (В сборник Зелинского эта рецензия не вошла).
   8. "Русская Мысль", 1903, дек.
   9 "Наблюдатель", 1882, IV. П. Боборыкин "Некрасов по личным воспоминаниям".
   10 Правда, вскоре после того, как Некрасов приехал в Петербург и в "Отеч. Записках" появилась великолепная Лермонтовская "Дума", она произвела такое впечатление на юношу, что он тогда пересказал ее своими стихами в наивной элегии "Жизнь". Но влияние Жуковского и Бенедиктова отвлекло его от влияния Лермонтова.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru