Дашков Дмитрий Васильевич
Московские записки. Театр

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Московскія записки.

   Театръ. Изъ объявленій, прилагаемыхъ при Московскихъ Вѣдомостяхъ, видно, что 20 Февраля представлена была французскими актерами Вольтерова трагедія Семирамида. Неимѣвъ удовольствія быть на семъ зрѣлищѣ, я могу по крайней мѣрѣ услужить читателямъ выпискою изъ статьи, помѣщенной въ одномъ французскомъ журналѣ по случаю представленія Семирамиды, передъ симъ незадолго, на Парижскомъ театрѣ (Theatre Franèais).
   "Нынѣ удивляются, что Семирамида была освистана при первомъ представленіи; но для меня гораздо болѣе то удивительно, что послѣ принимать ее стали съ рукоплесканіями. Семирамида освистана въ то время, когда Вольтеръ былъ еще только обыкновеннымъ стихотворцомъ, тогда онъ небылъ еще ни первосвященникомъ, ни полубогомъ, тогда еще никто небылъ обязанъ всѣ произведенія пера его почитать за святыню; тогда еще незнали закона о непогрѣшительности сего великаго мужа. Но какъ скоро принялъ онъ въ руки свои бразды верховнаго правленія, то православнымъ послѣдователямъ ученію его въ философіи и литтературѣ необходимо уже надлежало всѣ освистанныя трагедіи его, всѣ шутовскія и ругательныя произведенія его въ стихахъ и въ прозѣ, почитать твореніями образцовыми. Вольтеръ, какъ могучій чародѣй, вознамѣрился появленіемъ мертвеца испугать пожилую Царицу, и такую героиню, которая въ пятьнадцать лѣтъ своего владычества прославилась мужественными подвохами и завоеваніями. Чтобъ испугать такую женщину, надлежало вызвать мертвеца изъ могилы; но сего еще недовольно: надобно было все распорядить такъ, чтобы мертвецѣ говорилъ и приказывалъ въ день, при множествѣ народа, при собраніи всѣхъ вельможъ и знатнѣйшихъ гражданъ Вавилонскихъ, вопреки обыкновенію всѣхъ прочихъ мертвецовъ, которые боятся многолюдства и дневнаго свѣта, и по большей части являются пужливымъ людямъ ночью и въ тихомъ уединеніи.
   "Казалось бы, что великой Царицѣ, прославившей себя столь знаменитыми побѣдами и мудрыми распоряженіями, вовсе неприлично бояться привидѣній, устрашенная гнѣвомъ небесъ пожилая вдова Нинова, чтобы отвратить грозящую опасность, рѣшается выдти за мужъ за молодаго человѣка. Средство очень хорошее, но совершенно безполезное.
   "Неговорю ничего о таинственномъ сундучкѣ, показываемомъ на сценѣ; неупоминаю о двусмысленныхъ словахъ вразсужденій гробницы Ниновой; не спрашиваю, прилично ли все сіе трагическому стихотворцу; но просто говорю, что характеръ Семирамиды совсѣмъ обезображенъ. Сію Вавилонскую Царицу, которой Исторія дала мѣсто наряду между завоевателями и героями, Вольтеръ представилъ женщиною слабой, малодушною, подобною Королевѣ Гертрудѣ, матери Гамлетовой. Захотѣвши подражать Шекспиру, онъ пренебрегъ Софокла и Расина, изобразившихъ Клитемнестру и Аталію. Какой благоразумной человѣкъ предполагать можетъ, чтобы боги вселили раскаяніе въ душу беззаконную, которую они погубить вознамѣрились? Не справедливѣе ли думать, что они пробуждаютъ совѣсть въ тѣхъ преступникахъ, которыхъ пощадить желаютъ? Не прискорбно ли видѣть, что бѣдная Семирамида, покорная, униженная, раскаивающаяся, готовая исполнить все по волѣ боговъ и своего мужа, не избавляется отъ жестокаго ихъ мщенія? Было бы гораздо благороднѣе и приличнѣе важности характера Царицѣ Вавилонской, еслибъ она безтрепетно ожидала неминуемаго удара судьбы, умерла бы какъ героиня и завоевательница, и немучилась бы страхомъ. Кребильонъ гораздо лучше умѣлъ сохранить театральныя приличія; онъ представилъ намъ Семирамиду такою, какою быть ей должно; несдѣлавши хорошей трагедіи, онъ по крайней мѣрѣ изобразилъ хорошій характеръ...
   "Вольтеръ самъ чувствовалъ, что унижаетъ Семирамиду, заставляя ее воздыхать и плакать; ибо показывая ее малодушною и робкою, онъ въ тѣ же время вселяетъ въ нее гордость чрезмѣрную и заставляетъ выговорить слишкомъ велерѣчиво: странная противуположность! Всмотритесь въ рѣчь, произносимую къ государственнымъ чинамъ Вавилона; увидите, что она ни чѣмъ не уступаетъ пустословію Замора. Хвастливые Гасконцы не умѣютъ изъясняться такими гиперболами, какими, Семирамида щеголяетъ передъ собраніемъ вельможъ Вавилонскихъ. Въ продолженіе, пятьнадцати лѣтъ, говоритъ она, земля наполнялась ея славою и чтила въ рукахъ ея мечъ и скипетръ. Непобѣдимое сердце ея побуждается желаніемъ выдти замужъ за молодаго человѣка для блага міра. Можетъ быть скажутъ, что пышность прилична восточному слогу; но я утверждаю, что пышной слогъ неприличенъ трагедіи, когда онъ бываешь комическимъ."
   Февраля 24 Цинна, трагедія Корнелева въ 5 актахъ. Поелику и сія трагедія представлена была Французскими же актерами, то опять удовольствуемся выпискою изъ Парижскаго журнала. Простительно думать, что французы лучше насъ разумѣютъ, въ чемъ именно состоятъ красоты и достоинства ихъ языка.
   "Расинъ образовалъ вкусъ свой твореніями Виргилія и Еврипида; Корнель иногда подражалъ Сенекѣ и Лукану, и крѣпость у его была такова, что онъ незаражался худыми примѣрами, сочинялъ трагедіи удивительная и самыя даже погрѣшности образцовъ своихъ превращалъ въ примѣры изящности. Корнель взялъ у Сенеки содержаніе и главныя сцены сей трагедіи. Неизвѣстно, самъ ли философъ Римскій изобрѣлъ повѣсть о милосердномъ поступкѣ Августа, или нашелъ его въ запискахъ своего времени; но признаться должно, что поступокъ сей описанъ съ такимъ краснорѣчіемъ, какое рѣдко находить можно у Сенеки.
   "Августъ, бывши уже слишкомъ сорока лѣтъ, приѣхалъ въ Галлію. Тамъ донесли ему, что Люцій Цинна вознамѣрился лишитъ его жизни. Одинъ изъ сообщниковъ заговора подробно разсказалъ Императору обо всѣхъ распоряженіяхъ Цинны. Августъ въ первую минуту гнѣва рѣшился погубить врага своего; онъ велѣлъ друзьямъ своимъ явиться къ себѣ на другой день поутру... и всю ночь провелъ въ мучительномъ безпокойствѣ: ему казалось весьма труднымъ и соблазнительнымъ дѣломъ осудить на смерть Внука Помпея-Великаго, незапятнавшаго себя до толѣ никакимъ зазорнымъ поступкомъ. Тотъ самой Августъ, которой прежде вмѣстѣ съ Антоніемъ на пиршествахъ и за трапезою очень охотно подписывалъ приговоры объ изгнаніи гражданъ Римскихъ, теперь не могъ рѣшиться погубить одного человѣка. Слова его показываютъ сильное безпокойство душевное. "Какъ! говорилъ Августъ: не ужели надобно, чтобы убійца мой оставался въ совершенной безопасности, а я терзался бы, мучительнѣйшимъ страхомъ? Надобно ли, чтобы непонесъ достойной казни безразсудный заговорщикъ, дерзнувшій посягнуть на жизнь человѣка, уцѣлѣвшаго на многихъ сраженіяхъ и непогибшаго среди свирѣпства междуусобныхъ браней? Какъ? достоинъ ли вѣроломный, по возстановленіи всеобщей тишины на водахъ и на сушѣ возжелавшій умертвить меня, или лучше сказать принести на жертву?" (Послѣднія слова значительны, потому что заговорщики назначили было исполнить свой умыселъ во время жертвоприношенія.) Послѣ того предался онѣ глубокой задумчивости, которую иногда прерывалъ жестокими самому себѣ упреками. Сильно досадуя болѣе на себя нежели на Цинну, онъ воскликнулъ: "для чего мнѣ жить на свѣтѣ, когда столь многимъ людямъ нужна моя погибель? Долго ли еще проливать кровь? долго ли подписывать казни? Всѣ молодые патриціи направляютъ стрѣлы на мою голову. Ахъ! лучше умереть, нежели для безопасности своей губить толикое множество граждамъ!"
   "Не останавливаюсь надъ политическимъ совѣтомъ Ливіи, и поспѣшаю къ свиданію Августа съ Цинною, къ прекраснѣйшей сценѣ въ Трагедіи, насильно извлекающей слезы. Hепснимаю, какимъ образомъ такая драматическая мысль родилась въ головѣ Сенеки, велерѣчиваго декламатора! Основаніе етой сцены точно ему принадлежитъ; но Корнель искусно присвоилъ ее себѣ и украсилъ. Читатели, знающіе: трагедію Корнелеву, могутъ тотчасъ видѣть, что французскій стихотворецъ занялъ, у Сенеки и что почерпнулъ въ сокровищницѣ своего генія. Продолжаю переводить Сенеку. Августѣ наединѣ съ Цинною.
   "Прежде всего повелѣваю тебѣ, сказалъ Императоръ, слушать терпѣливо и неперерывать словъ моихъ никакими восклицаніями: ты будешь имѣть время говорить въ свою очередь. Цинна! ты не сдѣлался моимъ неприятелемъ, но ты врагъ мой по природѣ. Нашедъ тебя въ станѣ побѣжденныхъ, я оставилъ при тебѣ все твое имѣніе. Ты нынѣ столько богатъ и счастливъ, что даже побѣдители могутъ завидовать тебѣ побѣжденному. Ты просилъ себѣ достоинства верховнаго первосвященника; многіе изъ числа тѣхъ, кои за меня сражались, искали онаго сана: я тебѣ отдалъ преимущество. Вотъ что я для тебя сдѣлалъ, Цинна; а ты хочешь лишить меня жизни!" При сихъ словахъ Цинна воскликнулъ: "Мнѣ и на мысль не приходило такое безразсудство!" -- Императоръ остановилъ его: "Ты не хранишь условія. Мы положили, чтобы ты не прерывалъ словъ моихъ. Такъ, Цинна; ты вознамѣрился умертвить меня!" Тутъ онъ сказалъ, гдѣ, когда и какъ назначено было произвести въ дѣйство намѣреніе; наименовавъ всѣхъ заговорщиковъ и того, кто взялся нанести первый ударъ. Цинна молчалъ не столько по долгу повиновенія какъ отъ угрызеній совѣсти. "Что побудило тебя посягать на жизнь мою? "продолжалъ Августъ: не хочешь ли заступить мое мѣсто? Съ прискорбною жалостію "взиралъ бы я на Римскую Имперію, еслибъ я одинъ препятствовалъ тебѣ достигнуть престола! но ты не въ состояніи распоряижать домашними своими дѣлами. Ты не давно проигралъ тяжбу и долженъ былъ уступить сыну отпущенника, одержавшаго верхъ надъ тобою! Не ужели думать, что легче получить успѣхъ противъ Цезаря? Помысли, я ли одинъ останавливаю честолюбивое твое стремленіе? Развѣ думаешь ты, что Павлы, Фабіи, Коссы, Сервиліаны охотно уступятъ тебѣ право на санъ верховный? Развѣ надѣешься ты, что покорится тебѣ многочисленный сонмъ патриціевъ, не предками только знаменитыхъ, но и собственными своими "заслугами?" Сказываютъ, что Августѣ цѣлые два часа говорилъ безперерывно, Цинна слушалъ терпѣливо, ибо все наказаніе, имъ понесенное, состояло единственно въ безотвѣтномъ вниманіи. Императоръ заключилъ сими достопамятными словами: "Цинна! я уже однажды простилъ тебя какъ врага своего, теперь опять дарую тебѣ жизнь какъ злодѣю и отцеубійцѣ. Отнынѣ будемъ друзьями и постараемся наперерывъ одинъ передъ другимъ доказывать на самомъ дѣлѣ, я ли больше достоинъ былъ даровать тебѣ жизнь, или ты получишь прощеніе." Корнель весьма удачно воспользовался прозою Сенеки; въ прекрасныхъ стихахъ своихъ онѣ выразилъ еще сильнѣе мысли Римскаго писателя."

-----

   Къ достопамятностямъ здѣшней Столицы, безъ всякаго сомнѣнія, принадлежитъ о приглашеніи ко вступленію въ супружество, напечатанное въ Московскихъ Вѣдомостяхъ, Старожилы увѣряютъ, что нѣкогда въ Сатирическомъ Вѣстникѣ помѣщаемы были отъ жениховъ и невѣстъ, объявленія сего рода; слѣдственно упомянутый вызовѣ не есть новость необычайная. Разница въ томъ только, что во время издаванія Сатирическаго Вѣстника, лѣтѣ за двадцать передъ симъ, кандидаты супружескаго союза не дались чтеніемъ отъ 12 до 2 часовѣ пополудни, въ книжной лавкѣ противъ гостиннаго двора на Ильинкѣ, ибо тамъ не было еще книжной лавки, убѣдительности предложенныхъ во объявленіи доводовъ -- о томъ, чтобы нѣжной полъ не былъ застѣнчивымъ въ честномъ дѣлѣ супружества, и чтобы удалилъ отъ себя предразсудки -- подавала мнѣ причину думать, что въ назначенную пору найду я въ книжной лавкѣ противъ гостиннаго двора на Ильинкѣ толпу приглашаемыхъ чрезъ газеты пожилыхъ вдовъ либо дѣвицъ, какихъ бы ни было лѣтъ; я полагалъ, что найду нѣсколько и молодыхъ особѣ женскаго пола, хотя обѣщано имъ неболѣе какъ можетъ бытъ, но къ удивленію моему я увидѣлъ книжную лавку и библіотеку наполненныя мущинами различныхъ націй и разнаго званія. Не возможно было распознать, кто былъ между ними повѣренный отъ пожилой вдовы либо дѣвицы, какихъ бы ни было лѣтѣ, кто явился по препорученію молодой особы, и кто пришелъ изъ любопытства, навѣдаться о новыхъ книгахъ.

Д. Д.

-----

   Московския записки // Вестн. Европы. -- 1812. -- Ч.62, N 5. -- С.59-71.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru