Доннелли Игнатиус
Крушение цивилизации

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Caesar's Column).
    Социологический роман.
    Перевод с английского под редакцией и с вступительной статьей Р. И. Сементковского (1910).

   

КРУШЕНІЕ ЦИВИЛИЗАЦІИ

СОЦІОЛОГИЧЕСКІЙ РОМАНЪ

Э. Буажильбера.

   Вмѣсто изображенной Беллами картины мира и довольства насъ ожидаетъ страшное и кровавое будущее -- неизбѣжное послѣдствіе своекорыстія и самоувѣренности цивилизаціи.

-----

   Истинный поэтъ -- только скрытый исповѣдникъ, спеціальное назначеніе котораго заключается въ томъ, чтобы устранять опасное въ чувствахъ и вредное въ дѣйствіяхъ, яркимъ изображеніемъ послѣдствій.

(Гете).

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ И СЪ ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬЕЙ
Р. И. Сементковекаго.

Изданіе Ф. Павленкова.

Цѣна 1 рубль.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. А. Александрова (Надеждинская, 43),.
1910.

   

СОДЕРЖАНІЕ.

   Вступительная статья Р. И. Сементковскаго
   Предисловіе автора
   Глава I. Великій городъ
   " II. Приключеніе
   " III. Домъ нищаго
   " IV. Подземный міръ
   "V. Эстелла Вашингтонъ
   " VI. Свиданіе
   " VII. Тайникъ
   " VIII. Братство
   " IX. Отравленный кинжалъ
   " X. Приготовленія
   " XI. Причины крушенія цивилизаціи
   " XII. Моя утопія
   " XIII. Совѣтъ олигарховъ
   " XIV. Разсказъ шпіона
   " XV. Главнокомандующій "демонами"
   " XVI. Мое безуміе
   " XVII. Бѣгство и погоня
   " XVIII. Казнь
   " XIX. Мамелюки поднебесья
   " XX. Сходка рабочихъ
   " XXI. Проповѣдь въ XX столѣтіи.
   " XXII. Эстелла и я
   " XXIII. Пѣвица
   " XXIV. Наборщикъ
   "XXV. Первое горе
   "XXVI. Вдова и ея сынъ
   Глава XXVII. Кузница
   " XXVIII. Неожиданное счастіе
   " XXIX. Рай
   " XXX. На крышѣ
   " XXXI. Баррикады
   " XXXII. Мышеловка
   "XXXIII. Море выступаетъ изъ береговъ
   " XXXIV. Князь даетъ послѣднюю взятку
   " XXXV. Освобожденный узникъ
   " XXXVI. Цезарь воздвигаетъ себѣ памятникъ
   "XXXVII. Второй день
   " XXXVIII. Бѣгство
   " XXXIX. Европа
   " XL. Садъ въ горахъ
   

ВСТУПЛЕНІЕ.

   Въ сложныхъ вопросахъ тезисъ почти всегда вызываетъ антитезисъ, и если первый возбудилъ общій интересъ, то и ко второму никто не отнесется равнодушно. Надѣлавшая въ свое время много шуму книга Беллами: "Черезъ сто лѣтъ", какъ вспомнятъ читатели, въ сущности является апологіею современной цивилизаціи. Это однако отнюдь не значитъ, что авторъ принадлежитъ къ числу лицъ, довольныхъ нынѣшними экономическими и соціальными условіями. Напротивъ, онъ ими недоволенъ, но находитъ, что современная цивилизація заключаетъ въ себѣ всѣ элементы, необходимые для исцѣленія общественныхъ недуговъ, и что послѣдовательное развитіе положительныхъ сторонъ цивилизаціи уже въ скоромъ времени, черезъ какія-нибудь сто лѣтъ, приведетъ насъ къ идеальному состоянію. Націонализація труда, доходовъ, собственности вызоветъ умственное и нравственное равновѣсіе и общее благополучіе, такъ что уже въ концѣ ХХ-го вѣка мы съ ужасомъ и недоумѣніемъ будемъ вспоминать о тѣхъ страданіяхъ, о томъ горѣ, о той несправедливости, которыя такъ недавно еще существовали на свѣтѣ единственно вслѣдствіе непризнанія вышеуказаннаго плодотворнаго принципа.
   Таковъ тезисъ Беллами. Авторъ предлагаемаго здѣсь читателю соціологическаго романа рѣшительно оспариваетъ вѣрность этого взгляда на вещи. Онъ въ противоположность Беллами утверждаетъ, какъ видно уже изъ эпиграфа къ его труду, что дальнѣйшее развитіе нашей цивилизаціи, если направленіе ея не измѣнится кореннымъ образомъ, неизбѣжно приведетъ къ грандіозному ея крушенію. Оба автора полагаютъ, что теперешнее положеніе безотрадно и во что-бы то ни стало должно быть измѣнено, но въ средствахъ исцѣленія общественныхъ недуговъ они совершенно расходятся. Беллами думаетъ, что въ общемъ мы находимся на вѣрномъ пути и что есть полная надежда на то, что человѣчество пойметъ свою ошибку, заключающуюся въ чрезмѣрномъ пристрастіи къ существующимъ формамъ собственности, труда и распредѣленія заработковъ и доходовъ. Буажильберъ наоборотъ думаетъ, что вслѣдствіе своекорыстія господствующихъ классовъ нельзя ожидать добровольнаго ихъ отреченія отъ привилегированнаго положенія и что поэтому человѣчество быстро приближается къ соціальному катаклизму, описаніе котораго и составляетъ главное содержаніе его интереснаго романа.
   Быть можетъ, однако авторы не такъ сильно расходятся въ основной своей мысли, какъ это имъ самимъ кажется. Въ сущности книга Буажильбера является воззваніемъ къ правящимъ классамъ. Изображая въ самыхъ мрачныхъ краскахъ ужасы будущаго соціальнаго переворота, онъ надѣется убѣдить ихъ въ необходимости поступиться нѣкоторыми правами въ пользу пасынковъ современнаго общества. На невозможное никто не надѣется. Слѣдовательно и Буажильберъ, подобно Беллами, въ сущности не отчаивается въ возможности исцѣленія общественныхъ язвъ путемъ дальнѣйшаго мирнаго развитія нашей цивилизаціи. Если онъ возстаетъ противъ Беллами, то преимущественно потому, что считаетъ его книгу опасной не столько по существу, сколько по той формѣ, въ которой тотъ трактуетъ свой предметъ. Буажильберъ возмущается оптимизмомъ Беллами, признавая его крайне опаснымъ, потому что онъ будто-бы усыпляетъ совѣсть дирижирующихъ классовъ, между тѣмъ какъ, по мнѣнію Буажильбера, слѣдуетъ наоборотъ расшевелить въ нихъ дремлющія альтруистическія чувства. Съ этою цѣлью онъ и написалъ свою книгу, желая нейтрализовать то зло, которое будто-бы натворилъ Беллами.
   По нашему мнѣнію, зло это не такъ велико. Вѣдь и Беллами, какъ и самъ Буажильберъ, не проповѣдуетъ равнодушнаго отношенія къ участи пасынковъ современнаго общества; напротивъ, онъ чрезвычайно рельефно оттѣнилъ необходимость коренныхъ соціальныхъ реформъ, а конецъ его книги написанъ горячо, именно въ томъ духѣ, котораго добивается Буажильберъ. Слѣдовательно обѣ книги бьютъ въ одну точку, хотя повидимому авторы и враждуютъ между собою. Такимъ образомъ съ точки зрѣнія посторонняго читателя, не заинтересованнаго въ домашнемъ спорѣ двухъ авторовъ, возбужденный ими вопросъ пріобрѣтаетъ иной интересъ. Оба они касаются въ очень рѣшительной и занимательной формѣ вопроса, волнующаго человѣчество уже много тысячелѣтій и до сихъ поръ не смотря на его огромное значеніе все еще невыясненнаго и спорнаго. Мало того, они рѣшаютъ этотъ вопросъ почти совершенно одинаково. Какъ и Беллами, Буажильберъ видитъ центръ тяжести его рѣшенія въ усиленіи альтруистическихъ чувствъ съ тою разницею, что по мнѣнію перваго рѣшеніе его легче всего можетъ быть достигнуто устраненіемъ главнаго повода къ проявленію эгоизма, именно частной собственности; второй-же ожидаетъ спасенія отъ предварительнаго усиленія этическаго начала, которое, по его мнѣнію, заставитъ людей отказаться отъ сосредоточенія значительныхъ богатствъ въ рукахъ отдѣльныхъ лицъ или классовъ общества, несовмѣстимаго съ благополучіемъ народныхъ массъ. Въ самой жизни оба процесса происходятъ одновременно и находятся въ такомъ тѣсномъ взаимодѣйствіи, что весьма трудно разграничить ихъ и опредѣлить, который изъ нихъ будетъ предшествовать другому въ дѣлѣ установленія болѣе нормальныхъ хозяйственныхъ и общественныхъ условій. Въ этомъ отношеніи можно сказать, что оба автора въ одинаковой степени правы или неправы.
   Но дѣло въ томъ, что они оба рисуютъ намъ картину не настоящаго, а болѣе или менѣе отдаленнаго будущаго. Настоящее представляется обоимъ безотраднымъ. Они испытываютъ мучительное чувство при видѣ страданій пасынковъ современнаго общества и, устремляя свой взоръ въ будущее, стараются представить намъ картину такого состоянія общества, которое не допускало-бы господствующей въ немъ теперь неправды. Изображеніе такого идеальнаго или идилическаго общественнаго строя въ формѣ доступной всякому образованному человѣку, т. е. въ формѣ, дѣйствующей больше на чувство и воображеніе, чѣмъ на умъ, составляетъ предметъ особой литературы, имѣющей болѣе чѣмъ 2000-лѣтнюю давность. Эта литература, родоначальникомъ которой можно считать величайшаго философа, рожденнаго человѣчествомъ, т. е. Платона, насчитываетъ въ числѣ своихъ представителей знаменитыхъ мыслителей, государственныхъ людей и поэтовъ. Чрезвычайно интересно составить себѣ по поводу вновь появляющихся книгъ этого рода понятіе о томъ, насколько всѣ эти попытки раскрыть намъ будущее человѣческаго общества совпадаютъ въ основныхъ своихъ пунктахъ или-же представляютъ хаотическое столпотвореніе разнообразнѣйшихъ и самыхъ противорѣчивыхъ благопожеланій. Мы уже говорили, что въ этой литературѣ чувство и воображеніе, какъ иначе и быть не можетъ, преобладаютъ надъ холодно взвѣшивающимъ и расчитывающимъ умомъ. Поэтому естественно предположить, что авторы подобныхъ сочиненій сильно расходятся въ своихъ взглядахъ на будущую организацію человѣческаго общества, тѣмъ болѣе что они жили въ столь различное время и при столь различныхъ культурныхъ, соціальныхъ и политическихъ условіяхъ. Что кажется можетъ быть общаго между міровоззрѣніями величайшаго ума древности, Платона, знаменитаго канцлера Генриха VIII, Томаса Мора, доминиканскаго монаха Кампанеллы, протестантскаго пастора Андреэ, комуниста Кабэ и нынѣшнихъ составителей соціологическихъ романовъ вродѣ Беллами или Буажильбера, озабоченныхъ главнымъ образомъ рѣшеніемъ рабочаго вопроса, этой жгучей современной злобы? Однако, изучая ихъ труды, мы поражаемся тѣмъ обстоятельствомъ, что рисуемыя ими картины будущаго, не смотря на свой утопическій характеръ, представляютъ если не полное соотвѣтствіе, то во всякомъ случаѣ изумительную аналогію. Не знаемъ, потрудился-ли кто-нибудь въ европейской литературѣ сопоставить основные выводы составителей утопій именно въ этомъ смыслѣ; намъ попытки этого рода неизвѣстны, и мы дали себѣ трудъ еще разъ просмотрѣть и продумать содержаніе наиболѣе извѣстныхъ политическихъ и соціальныхъ романовъ всѣхъ временъ съ этой точки зрѣнія. Мы были изумлены полученными нами результатами. Прежде всего оказывается, что авторы утопій придаютъ весьма второстепенное значеніе политической организаціи. Это фактъ почти невѣроятный. Невольно спрашиваешь себя: неужели безконечная борьба изъ-за политической власти, которою главнымъ образомъ опредѣляется содержаніе всемірной исторіи, которая въ такой невѣроятной степени возбуждала страсти и вызывала безконечныя кровопролитія, какъ-бы просмотрѣна составителями утопій, лишь очень поверхностно относящихся къ вопросу о политической реорганизаціи человѣческаго общества и обращающихъ все свое вниманіе на экономическое и соціальное его переустройство! Однако если вдуматься въ этотъ поразительный на первый взглядъ фактъ, то можетъ быть окажется, что составители утопій, насчитывающіе въ своихъ рядахъ такихъ выдающихся мыслителей, какъ Платонъ, Моръ. Бэконъ, глубже взглянули на причины бѣдствій, постигающихъ народы, чѣмъ участники въ политической борьбѣ или историки. Не является-ли эта борьба съ ея безконечнымъ кровопролитіемъ лишь послѣдствіемъ? Не кроется-ли ея первопричина въ стремленіи къ богатству и соціальному вліянію? Такъ смотрятъ на дѣло выдающіеся государствовѣды, какъ напримѣръ Лоренцъ Штейнъ, подобно своему знаменитому учителю Роберту Молю. Уже этого глубокаго проникновенія въ истинныя причины міровыхъ событій было-бы достаточно, чтобъ не раздѣлять пренебрежительнаго отношенія нѣкоторыхъ цеховыхъ ученыхъ къ занимающему насъ роду литературы. Можно вполнѣ присоединиться къ мнѣнію Моля, что такъ называемыя утопіи заслуживаютъ глубокаго вниманія даже со стороны профессіональныхъ ученыхъ и государственныхъ дѣятелей. Самъ Моль, несомнѣнно первоклассный и наиболѣе авторитетный изъ государствовѣдовъ прошлаго вѣка посвятилъ нѣсколько прекрасныхъ страницъ политическимъ и соціальнымъ романамъ {Geschichte und Literatur der Staatswissenshaften, т. I, стр. 165--214. Erlangen, 1855.}. Онъ первый въ серьезной политической литературѣ обратилъ на нихъ вниманіе, признавая за ними большое значеніе какъ въ смыслѣ прямого воздѣйствія на жизнь, такъ и для науки.
   "Нѣкоторыя изъ этихъ книгъ,-- говоритъ онъ:-- много читались образованными людьми всѣхъ европейскихъ народовъ, и если даже допустить, что онѣ не произвели другого впечатлѣнія, то онѣ во всякомъ случаѣ вызвали убѣжденіе, что существующія установленія не могутъ быть причислены къ единственно возможнымъ и справедливымъ, что наоборотъ они если не порождаютъ, то допускаютъ многообразное зло и бѣдствія. Въ особенности авторы подобныхъ книгъ несомнѣнно обратили вниманіе на печальное положеніе нисшихъ общественныхъ классовъ и настроили въ ихъ пользу чувство и воображеніе".
   Моль не довольствуется этимъ, а пытается даже начертить общія начала для плодотворнаго труда этого рода. Авторъ, по его мнѣнію, долженъ обратить главное вниманіе на противопоставленіе эгоизму общественнаго духа, безконечнымъ протестамъ -- серьезную положительную дѣятельность, нашимъ во многихъ отношеніяхъ еще неразумнымъ установленіямъ -- болѣе осмысленныя и честныя". "Но главнымъ образомъ -- заключаетъ Моль:-- онъ долженъ имѣть въ виду участь бѣднѣйшихъ и несчастнѣйшихъ классовъ общества и предложить намъ лучшую организацію труда... Тогда -- мы это смѣло пророчимъ -- его утопія вызоветъ сочувствіе и окажетъ свое дѣйствіе, а наука вынуждена будетъ причислить ее къ своимъ сокровищамъ".
   Вотъ какъ оцѣниваетъ одинъ изъ самыхъ серьезныхъ и авторитетныхъ государствовѣдовъ значеніе политическихъ и соціальныхъ романовъ. Мнѣ, какъ публицисту, воспитанному на трудахъ Моля, хотѣлось-бы по поводу книгъ Беллами и Буажильбера развить мысль моего высокочтимаго учителя. Моль ясно сознавалъ главную задачу современности, и поэтому онъ такъ мѣтко оттѣнилъ значеніе трудовъ, въ которыхъ дается выраженіе наболѣвшему общественному чувству. Его очеркъ содержанія политическихъ романовъ сдѣланъ мастерски, съ огромнымъ, какъ всегда, знаніемъ соотвѣтствующей отрасли литературы. Но мнѣ кажется, что окончательный итогъ имъ не подведенъ, хотя онъ ужъ очень близко подходитъ къ нему. Моль не выяснилъ намъ или, точнѣе говоря, обошелъ то поразительное соотвѣтствіе во взглядахъ составителей утопій всѣхъ временъ, которое я уже общимъ образомъ отмѣтилъ. Мы видѣли, что почти всѣ они не придаютъ важнаго значенія политической организаціи, полагая, что не въ ней сила, что человѣчество добьется болѣе счастливой жизни только въ томъ случаѣ, если измѣнитъ экономическій и общественный свой строй. Что-же касается политической организаціи, то большинство составителей утопій высказываются за демократическую организацію съ выборными правителями въ лицѣ монарховъ или президентовъ. Исключеніе тутъ составляютъ Ксенофонтъ, высказывающійся за неограниченную монархію, Кампанелла съ его знаменитымъ 0` какъ онъ называетъ своего великаго метафизика или первосвященника, правда, подлежащаго избранію, но пользующагося неограниченною властью, Фуаньи ("Похожденія Жака Садера"), признающій всякія политическія учрежденія излишними, затѣмъ Платонъ, Бэконъ и Бретонъ ("Французскій Дедалъ"), предоставляющіе въ своихъ утопіяхъ государственное управленіе философамъ, ученымъ и вообще лучшимъ людямъ, т. е. высказывающіе за умственную и нравственную аристократію, наконецъ Бэрингтонъ ("Мемуары Гауденціо"), устанавливающій въ своемъ средне-африканскомъ государствѣ патріархальный образъ правленія. Словомъ, изъ шестнадцати составителей болѣе извѣстныхъ утопій девять высказываются за демократическій строй съ выборными правителями; но въ наиболѣе знаменитыхъ утопіяхъ, каковы, "Государство" Платона, "Утопія" Мора, "Солнечное государство" Кампанеллы, "Новая Атлантида" Бэкона, завѣдываніе государственными дѣлами возлагается на людей, подготовленныхъ къ исполненію ихъ трудныхъ обязанностей: философовъ, ученыхъ государственниковъ, причемъ имъ предоставляется болѣе или менѣе широкая власть, а Моръ, составившій, какъ извѣстно, одну изъ самыхъ дальновидныхъ утопій съ кореннымъ переустройствомъ всего общества, относится къ политическому смыслу массы еще съ большимъ пренебреженіемъ, чѣмъ Платонъ. Въ его идеальномъ государствѣ гражданамъ предоставляется только избирательное право, но устраняется всякая свобода слова, равно какъ свобода сходокъ и ассоціацій. Впрочемъ, какъ я уже упомянулъ, авторы утопій придаютъ, за исключеніемъ одного Платона, довольно второстепенное значеніе дѣятельности правителей. Для нихъ -- и тутъ Платонъ очевидно склоняется отчасти въ пользу большинства -- главный вопросъ заключается въ правильной экономической и соціальной, организаціи. Чтобы понять, почему они придаютъ политическимъ установленіямъ такое второстепенное значеніе, мы должны вникнуть въ причины, которыя, по ихъ мнѣнію, вызываютъ безотрадныя или весьма несовершенныя условія человѣческаго существованія. Далеко не всѣ авторы высказываются въ этомъ отношеніи вполнѣ ясно; но большинство обращаютъ все свое вниманіе на соціальное переустройство общества и слѣдовательно какъ-бы молчаливо признаютъ, что корень зла заключается въ несовершенныхъ соціальныхъ установленіяхъ. Объ основной причинѣ говоритъ однако Платонъ, усматривая ее въ эгоизмѣ. Его примѣру слѣдуетъ Кампанелла и Буажильберъ. Бэконъ полагаетъ, что все зло объясняется недостаткомъ образованія, Андреэ и Бэрингтонъ -- недостаточнымъ нравственнымъ развитіемъ, Бульверъ въ своемъ трудѣ "Грядущая раса" -- несовершеннымъ умѣньемъ пользоваться силами природы, и одинъ только Бретонъ въ своемъ "Французскомъ Дедалѣ" -- трудѣ совершенно фантастическомъ -- какъ бы рѣшительно склоняется въ пользу того мнѣнія, что политическія учрежденія составляютъ одну изъ основныхъ причинъ царящаго въ мірѣ зла. Въ общемъ-же мнѣніе составителей утопій сводится къ тому, что главными причинами являются несовершенство человѣческой природы (эгоизмъ) и неудовлетворительныя соціальныя условія, причемъ очевидно, что эти двѣ причины совпадаютъ, потому что несовершенныя соціальныя установленія порождаются, по мысли авторовъ, несовершенствомъ человѣческой природы.
   Перейдемъ теперь къ вопросу о томъ, какою по мнѣнію авторовъ утопій должна быть новая соціальная организація. Главными пунктами тутъ будутъ понятно собственность, трудъ, воспитаніе, внѣшнее устройство жизни, бракъ, положеніе женщины -- эти краеугольные камни всякой общественной организаціи. Мы перечислили эти пункты въ нисходящемъ порядкѣ ихъ значенія. Изучая взгляды авторовъ утопій, мы будемъ поражены слѣдующимъ явленіемъ,-- именно, чѣмъ существеннѣе данный пунктъ, тѣмъ большее единодушіе царствуетъ между авторами. Начнемъ съ положенія женщины. Тутъ далеко не всѣ высказываются ясно и опредѣленно. Большинство какъ-бы избѣгаетъ этого вопроса, придерживаясь очевидно того мнѣнія, что онъ не представляетъ особеннаго значенія и что положеніе женщины можетъ оставаться приблизительно прежнимъ, т. е. по преимуществу семейнымъ. Блестящее исключеніе составляетъ въ этомъ отношеніи геніальный Платонъ, который уже болѣе 2000 лѣтъ тому назадъ высказался за полную гражданскую и политическую равноправность женщины. Отчасти къ нему примыкаетъ и Моръ, но такъ какъ общественная организація послѣдняго является ничѣмъ инымъ, какъ расширеніемъ семьи или правильнѣе говоря объединеніемъ расширенныхъ семей, то женщинѣ отводится въ обществѣ и государствѣ приблизительно такая-же роль, какъ и въ семьѣ. Доминиканецъ Кампанелла устанавливаетъ полную равноправность между мужчинами и женщинами, поручая женщинамъ только болѣе легкія работы. Что касается Бульвера, то онъ въ своемъ фантастическомъ подземномъ государствѣ отводитъ женщинамъ какъ-бы преимущественное положеніе. У него женщины -- носители умственной жизни; онѣ занимаются наукою, леченіемъ больныхъ: не мужчины ухаживаютъ за ними, а онѣ ухаживаютъ за мужчинами. Въ этомъ отношеніи Бульверъ повторяетъ только мысль Вераса, въ "Царствѣ севарамбовъ" котораго дѣвушки сами избираютъ себѣ жениховъ и дѣлаютъ имъ предложенія, на которыя послѣднія впрочемъ могутъ отвѣтить отказомъ. Само собою разумѣется, что Беллами и Буажильберъ высказываются согласно духу времени за женскую равноправность, но идеалъ ихъ, особенно послѣдняго, заключается въ сохраненіи за женщиною ея теперешняго положенія въ семьѣ.
   Въ тѣсной связи съ положеніемъ женщины находится вопросъ о бракѣ. Тутъ замѣчается то явленіе, что до половины позапрошлаго вѣка большинство авторовъ утопій стоитъ за многоженство. Какъ извѣстно, Платонъ въ своемъ "Государствѣ" высказывается за общность имущества, женъ и дѣтей. Моръ -- строгій приверженецъ моногаміи. То-же можно сказать о пасторѣ Андреэ и о католическомъ священникѣ Бэрингтонѣ. Но Кампанелла, слѣдуя примѣру Платона, упраздняетъ бракъ и всецѣло возлагаетъ на правительство надзоръ за правильностью дѣторожденія. Въ "Царствѣ севарамбовъ" Вераса обыкновенный гражданинъ можетъ имѣть только одну жену за исключеніемъ того случая, когда она бездѣтна: тогда ему предоставляется имѣть кромѣ жены еще одну наложницу. Но должностныя лица пользуются, смотря по значенію поста, который они занимаютъ, правомъ имѣть нѣсколько женъ, число которыхъ для главы государства доводится до 12. Морелли въ своей "Базильядѣ" совершенно отмѣняетъ бракъ. Фонтенель въ своей "Республикѣ философовъ" также высказывается за многоженство, впрочемъ, умѣренное: онъ допускаетъ только двухъ женъ. Но это былъ послѣдній сторонникъ многоженства изъ числа авторовъ утопій, если не считать Фурье, который, впрочемъ, утопій не писалъ, а дѣлалъ положительныя предложенія. Кабэ, Бульверъ, Беллами, Буажильберъ высказываются единогласно за моногамію или даже сильно порицаютъ многоженство.
   Въ тѣсной связи съ этимъ вопросомъ находится и вопросъ о внѣшнемъ устройствѣ жизни, подъ которымъ я разумѣю взгляды авторовъ на пользу и желательность общежитій. Понятно, что упраздненіе брака неизбѣжно ведетъ къ установленію общежитій, т. е. общихъ квартиръ, столовыхъ и т. д. Поэтому Платонъ. Кампанелла, Верасъ высказываются за общежитія; но и нѣкоторые авторы, защищающіе единобрачіе, въ томъ числѣ и Моръ, признаютъ общежитія необходимыми. Другіе предлагаютъ смѣшанную систему, т. е. устанавливая общія квартиры и столовыя, въ то-же время предоставляютъ гражданамъ имѣть и отдѣльныя помѣщенія. Къ числу ихъ принадлежатъ Андреэ и Кабэ. Но начиная съ Кабэ, если опять-таки не считать Фурье, авторы утопій почти единодушно высказываются за отдѣльныя помѣщенія для каждой семьи, въ томъ числѣ Бульверъ, Беллами и Буажильберъ.
   Мы теперь переходимъ къ тѣмъ пунктамъ идеальной организаціи общества, относительно которыхъ между авторами нѣтъ почти никакого разногласія. Защищаютъ-ли они многоженство или единобрачіе, общественное или частное устройство внѣшней жизни,-- всѣ они рѣшительно высказываются за общественное воспитаніе. Разница заключается только въ томъ, что авторы, отстаивающіе многоженство, предлагаютъ общественное воспитаніе, уже, такъ сказать, съ самаго рожденія (Платону, какъ извѣстно, первому принадлежитъ мысль о дѣтскихъ садахъ), а авторы, защищающіе единобрачіе, высказываются за болѣе отдаленный возрастъ, но и тутъ замѣчается поразительное единодушіе въ установленіи того года, съ какого должно начинаться общественное воспитаніе. Какую утопію мы не возьмемъ, почти вездѣ для этого устанавливается шестилѣтній возрастъ. Получается такое впечатлѣніе, какъ будто авторы утопій, жившіе въ столь различное время и при такихъ различныхъ условіяхъ, сговорились между собою относительно этого пункта.
   Но еще болѣе поражаетъ соотвѣтствіе ихъ взглядовъ въ двухъ кардинальныхъ пунктахъ всякой экономической и соціальной организаціи: мы говоримъ о трудѣ и собственности. Изъ шестнадцати авторовъ утопій только трое допускаютъ свободный трудъ; всѣ-же остальные высказываются самымъ рѣшительнымъ образомъ за принудительный или обязательный трудъ. Впрочемъ и относительно этихъ трехъ авторовъ, придерживающихся особаго мнѣнія, надо замѣтить, что ихъ разногласіе съ остальными не существенно. Дѣло въ томъ, что "грядущая раса" Бульвера до такой степени подчинила себѣ силы природы, что вся трудная работа, требующая значительнаго физическаго напряженія, исполняется природою или точнѣе говоря новою чудодѣйственною ея силою (вриль). При такихъ условіяхъ легко было избавить человѣчество отъ принудительнаго труда. Въ "Базильядѣ" Морелли предполагается, что люди воодушевлены общимъ соревнованіемъ въ производительномъ трудѣ и слѣдовательно въ какомъ-бы-то ни было принужденіи не представляется надобности. Это конечно значитъ не рѣшить, а обойти вопросъ, точно такъ-же, какъ его обходитъ и Буажильберъ въ своемъ романѣ. У послѣдняго конгрессъ устанавливаетъ только минимумъ платы за трудъ, но авторъ не поясняетъ, имѣетъ-ли законодательная власть право принуждать къ работѣ лицъ, нежелающихъ трудиться. Въ этомъ отношеніи, какъ и во всѣхъ остальныхъ, планъ Беллами болѣе продуманъ. Послѣдній, какъ извѣстно, устанавливаетъ общую повинность труда на подобіе общей воинской повинности, хотя и онъ повидимому нѣсколько соблазняется мыслью Морелли, высказанною полтораста лѣтъ тому назадъ, именно, что возможно достигнуть такого положенія, когда всѣ люди будутъ воодушевлены общимъ соревнованіемъ въ трудѣ. Онъ однако восполняетъ недостаточность этого стимула присужденіемъ наградъ въ формѣ орденовъ. Но всѣ остальные авторы утопій, какъ я уже замѣтилъ, рѣшительно высказываются за обязательный трудъ, причемъ назначаютъ особыхъ должностныхъ лицъ, надсмотрщиковъ, для наблюденія за точнымъ исполненіемъ заданныхъ уроковъ. Довольно единодушно они устанавливаютъ и число рабочихъ часовъ, которое колеблется между пятью и восемью, въ среднемъ-же составляютъ около шести.
   Еще большее соотвѣтствіе замѣчается во взглядахъ относительно собственности. Тутъ всѣ авторы за исключеніемъ двухъ высказываются за общую собственность. Исключеніе составляютъ опять-таки Бульверъ и Буажильберъ. Но первый придерживается взгляда, что собственность при легкости, съ какою удовлетворяются всѣ человѣческія потребности новооткрытою силою природы (врилемъ), является тяжелымъ бременемъ, доставляющимъ собственнику тольку заботы и непріятности, а второй, какъ увидятъ читатели, значительно ограничиваетъ право частной собственности и такимъ образомъ рѣшаетъ этотъ основной вопросъ такъ-же въ духѣ подавляющаго большинства авторовъ утопіи.
   Для наглядности я составилъ слѣдующую таблицу, въ которой соединены главные выводы авторовъ утопій относительно основныхъ пунктовъ ихъ идеальной общественной и государственной организаціи.

0x01 graphic

   Подводя общій итогъ, мы можемъ сказать, что относительно собственности между авторами существуетъ почти безусловное единодушіе. Всѣ они признаютъ частную собственность несовмѣстною съ идеальною общественною организаціею. Почти съ такимъ-же единодушіемъ они требуютъ обязательнаго умѣреннаго труда, причемъ для исполненія особенно тяжелыхъ работъ разсчитываютъ, какъ Платонъ и Моръ, на рабовъ и чужеземцевъ или на болѣе совершенную эксплоатацію силъ природы. Безусловное единодушіе замѣчается и относительно воспитанія дѣтей, которое по общему мнѣнію должно быть общественнымъ. Что касается внѣшняго устройства жизни, т. е. такъ называемыхъ общежитій, то чѣмъ болѣе мы приближаемся къ нашему времени, тѣмъ сильнѣе частный принципъ начинаетъ преобладать надъ общественнымъ. То-же наблюдается и относительно формъ брака. Между тѣмъ какъ до половины позапрошлаго столѣтія большинство авторовъ высказывалось за полное упраздненіе брака или за многоженство, съ половины прошлаго столѣтія требованіе единобрачія безусловно господствуетъ. Относительно общественнаго положенія женщины, такъ называемаго вопроса о женской эмансипаціи, большинство авторовъ не высказываютъ опредѣленнаго сужденія, какъ-бы мирясь съ семейнымъ положеніемъ женщины; но тѣ изъ нихъ, которые затрогиваютъ этотъ вопросъ, высказываются за равноправность женщины. Относительно формы правленія преобладаетъ демократическая. Наконецъ корень зла усматривается преимущественно въ несовершенной соціальной организаціи и въ эгоизмѣ. Если принять во вниманіе, что составителями утопій были великіе мыслители, выдающіеся государственные люди, католическіе и протестантскіе священники, крупные писатели, то нельзя будетъ не признать, что полное ихъ единодушіе въ основныхъ вопросахъ и значительное соотвѣтствіе въ остальныхъ, представляетъ несомнѣнный интересъ и имѣетъ не маловажное симптоматическое значеніе.
   Что касается книги Буажильбера, то она, какъ я уже замѣтилъ, въ смыслѣ разработки новой общественной организаціи, далеко уступаетъ по обдуманности плана книгѣ Беллами. Но она представляетъ большой интересъ въ другомъ отношеніи. Въ ней очень рѣшительно выдвинуто распространенное теперь какъ въ западной Европѣ, такъ и у насъ въ Россіи теченіе, именно недовѣріе къ благотворности современной цивилизаціи, насколько она касается благополучія народныхъ массъ. Это все тотъ-же рабочій вопросъ въ его самой полной и широкой формѣ пріобщенія нисшихъ общественныхъ слоевъ къ культурнымъ благамъ, достигнутымъ высшими. Этотъ вопросъ мы унаслѣдовали отъ глубокой древности. Онъ прошелъ черезъ три великія стадіи: рабство, крѣпостничество и матеріальную необезпеченность освобожденныхъ рабовъ и крѣпостныхъ. Въ послѣдней формѣ онъ до сихъ поръ стоитъ предъ нами мучительною загадкою. Всѣ заняты его рѣшеніемъ: ученые, государственные люди, филантропы, поэты. Кто его рѣшитъ, неизвѣстно; но человѣчество не успокоится, пока онъ не будетъ рѣшенъ. Книги Беллами и Буажильбера указываютъ намъ на два противоположныя рѣшенія, составляющія какъ-бы крайніе полюсы. Беллами увѣренъ, что цивилизація найдетъ въ самой себѣ рѣшеніе соціальнаго вопроса: Буажильберъ полагаетъ, что мы приближаемся къ катастрофѣ. Будемъ надѣяться, что истина, какъ это обыкновенно бываетъ, и въ данномъ случаѣ находится по серединѣ, т. е. что человѣчество не безъ страданій и можетъ быть не безъ нѣкоторыхъ потрясеній выйдетъ побѣдителемъ изъ трудной борьбы. Если эта побѣда будетъ одержана, то вѣроятно новый общественный строй болѣе приблизится къ идеалу Беллами, чѣмъ къ идеалу Буажильбера, потому что первый глубже и основательнѣе оцѣпилъ условія современнаго строя и силъ, въ немъ лежащихъ, между тѣмъ какъ Буажильберъ отвергаетъ всю современную цивилизацію,-- продуктъ тысячелѣтнихъ усилій человѣчества,-- сохраняя въ своемъ африканскомъ царствѣ только техническія пріобрѣтенія цивилизаціи и основывая свой планъ спасенія человѣчества на настроеніи и чувствахъ, которыя въ столь значительной степени уже подорваны. Трудно въ настоящее время мечтать о возвращеніи человѣчества къ первобытному безъискусственному, но на самомъ дѣлѣ вовсе незаманчивому строю, о которомъ мечталъ еще Ж. Ж. Руссо и о которомъ теперь мечтаютъ его русскіе послѣдователи вродѣ гр. Л. Толстого. Но не въ этомъ сила книги Буажильбера: она является горячимъ призывомъ къ альтруистическимъ чувствамъ образованнаго общества и съ этой точки зрѣнія представляетъ большой интересъ и, несомнѣнно, возбуждаетъ въ читателѣ симпатіи.

Р. Сементковскій.

   

ПРЕДИСЛОВІЕ АВТОРА.

   Я посвящаю эту книгу всѣмъ вдумчивымъ и благомыслящимъ людямъ въ надеждѣ, что она принесетъ нѣкоторую пользу. Надѣюсь кромѣ того, что намѣренія, руководившія мною при составленіи моего труда, не будутъ истолкованы въ дурную сторону. Если я описываю крушеніе нашей цивилизаціи, то это не значитъ, что я его желаю. Пророкъ не отвѣтственъ за тѣ событія, которыя онъ предсказываетъ; онъ ихъ предусматриваетъ съ болью въ сердцѣ.
   Я и не анархистъ; напротивъ, я изображаю страшныя послѣдствія восторжествованія анархизма.
   Я стараюсь доказать людямъ богатымъ, вліятельнымъ и способнымъ къ борьбѣ великую истину, что безучастіе къ страданіямъ ближняго, забвеніе великихъ узъ братства, составляющаго основу христіанскаго ученія, и слѣпое, грубое поклоненіе богатству должны, если они усилятся, со временемъ неизбѣжно привести къ разложенію общества и къ крушенію цивилизаціи.
   Я обращаюсь къ церквамъ съ сердцемъ, исполненнымъ глубокаго уваженія къ основнымъ догматамъ религіи; я стараюсь показать имъ, почему онѣ могутъ утратить свое вліяніе надъ бѣдными, -- надъ этою громадною массою, которая болѣе всего вѣритъ въ царствіе небесное,-- и указываю, какимъ образомъ онѣ могутъ упрочить свой авторитетъ. Я говорю имъ, что для того, чтобы религія не утратила своего призванія верховной властительницы душъ, она должна во всеоружіи выступить заступницею всѣхъ обездоленныхъ.
   Въ наше время міръ нуждается быть можетъ болѣе въ дѣлахъ, въ хлѣбѣ, состраданіи и любви, чѣмъ въ краснорѣчивыхъ словахъ и въ трезвомъ совѣтѣ.
   Многіе скажутъ, что событія, описанныя въ этой книгѣ, невозможны. Кого однако удовлетворяетъ нынѣшнее положеніе общества? Говорятъ, что для громаднаго большинства людей жизнь ничто иное, какъ юдоль плача и стенаніи. Меньшинству хорошо, но масса страдаетъ. Заработная плата все понижается; жизненные припасы все возростаютъ въ цѣнѣ. Богатые, вообще говоря, презираютъ бѣдныхъ, бѣдные ненавидятъ богатыхъ. Трудъ становится однообразнымъ, тяжелымъ; прежняя христіанская любовь исчезла; съ одной стороны образовались постоянныя арміи, а съ другой -- обширныя коммунистическія организаціи; общество распалось на враждебные лагери, которые никогда не обмѣниваются бѣлыми флагами, а ждутъ только барабаннаго боя и трубнаго звука, чтобъ начать вооруженную борьбу.
   Это положеніе дѣлъ создалось менѣе чѣмъ въ сто лѣтъ; многое сложилось всего втеченіи послѣдняго времени. Представьте себѣ, что зло будетъ прогрессировать съ тою-же быстротою втеченіи дальнѣйшихъ ста лѣтъ, -- и кто тогда поручится, что описываемыя мною событія не наступятъ? Въ человѣческихъ дѣлахъ все происходитъ съ возростающею скоростью. Массы дѣйствуютъ сознательнѣе по мѣрѣ того, какъ ихъ постигаетъ несчастіе, и становятся болѣе способными къ солидарному отпору по мѣрѣ того, какъ ими овладѣваетъ отчаяніе. Современныя рабочія организаціи были немыслимы пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ. Но если причина дѣйствуетъ, то и послѣдствія неизбѣжны. Можно-ли воспрепятствовать наступленію ночи, пока земля продолжаетъ вращаться вокругъ своей оси? Безумецъ можетъ воскликнуть: "Не будетъ больше ночи!" Но часы идутъ безостановочно, и мракъ наступаетъ.
   Многіе можетъ быть скажутъ, что даже если все это вѣрно, то тѣмъ не менѣе моей книгѣ не слѣдовало-бы являться въ свѣтъ. Развѣ она можетъ предотвратить катастрофу? Но что сказали-бы мы о хирургѣ, который, видя у своего паціента первые признаки рака, объявилъ-бы ему, что опасности нѣтъ? Если мои соображенія вѣрны, то они должны быть высказаны. Надо вырѣзать ракъ, пока еще есть время. Было-бы преступно съ моей стороны хранить молчаніе, когда я убѣжденъ, что вѣрно предусматриваю ходъ событій. Я выступаю въ защиту болѣе возвышенныхъ и благородныхъ чувствъ, болѣе широкой любви и состраданія, возстановленія узъ братства между разными классами общества,-- въ защиту наступленія царства справедливости, которая уничтожитъ вражду и страсти, угрожающія нынѣ міру.
   Если мой слабый трудъ обратитъ на себя вниманіе, онъ можетъ принести нѣкоторую пользу, ибо -- Богъ это видитъ -- онъ продиктованъ любовью къ ближнему и желаніемъ помочь ему.

Авторъ.

   

I.
Великій городъ *).

*) Книга эта представляетъ собою собраніе писемъ Габріэля Вельтштейна изъ Нью-Іорка къ его брату, Генриху Вельтштейну, въ африканское царство Уганда. Прим. автора.

Нью-Іоркъ, 10-го сентября 1988 г.

Дорогой братъ!

   Наконецъ я въ великомъ городѣ. Я не помню себя отъ изумленія, и въ моемъ умѣ то и дѣло мелькаетъ мысль: "Поразительно, поразительно!"
   Трудно повѣрить, какъ изобрѣтательны люди въ созданной ими грандіозной цивилизаціи! Эти дѣятельные, трудолюбивые, способные на все, муравьи готовы взять приступомъ самое небо. Можно-ли установить предѣлъ, до котораго родъ человѣческій дойдетъ въ своемъ прогрессѣ?
   Но, не смотря на все мое изумленіе, сердце мое остается холоднымъ. Глядя на весь этотъ блескъ и величіе, я невольно переношусь мысленно на родину, въ горныя долины Африки, къ первобытной безъискусственной пастушеской жизни, къ моей возлюбленной матери, ко всѣмъ вамъ, дорогіе мои! Стѣны пышной, раззолоченной комнаты, въ которой я нахожусь, раздвигаются, и я вижу зеленѣющіе холмы, долины, въ которыхъ пасутся наши стада, слышу журчанье ручья и милые мнѣ звуки пастушьяго рожка.
   Но мечты опять разсѣялись. Вокругъ меня раздается уличный шумъ великаго города, словно мощные раскаты водопада.
   Въ настоящее время въ Нью-Іоркѣ насчитывается десять милліоновъ жителей. Это самый большой городъ на всемъ земномъ шарѣ. Трудно сказать, гдѣ онъ начинается и гдѣ кончается: вплоть до самой Филадельфіи тянутся безконечныя виллы; далеко за предѣлами городской черты на востокъ, западъ и сѣверъ красуются величественныя зданія.
   Когда мы приближались на нашемъ воздушномъ кораблѣ къ городу съ востока, мы видѣли еще за сто верстъ до материка отблескъ милліоновъ магнитическихъ огней, отражавшихся въ небѣ, подобно отблеску громаднаго пожара. Эти огни получаются не при посредствѣ электро-динамическихъ машинъ, какъ въ прежнее время; человѣкъ ухитрился примѣнить къ дѣлу магнитизмъ земного шара. Эта чудесная сила земли, которую индѣйцы называли "пляскою духовъ", а цивилизованный человѣкъ -- "сѣвернымъ сіяніемъ", употребляется теперь для освѣщенія великаго города, и благодаря ей получается свѣтъ чистый, нѣжный, бѣлый, какъ свѣтъ луны, по гораздо ярче его. Магнитическая сила сберегается такъ искусно, что она безъ всякой убыли возвращается обратно въ землю. Такимъ образомъ человѣкъ просто пользуется ею временно, не уплачивая за нее никакихъ процентовъ.
   Между днемъ и ночью исчезла всякая разница, потому что магнитическій свѣтъ усиливается автоматически, по мѣрѣ того какъ потухаетъ дневной свѣтъ. Въ полночь болѣе населенныя части города представляютъ такую-же оживленную картину, какъ и въ полдень. Въ прежнее время, какъ мнѣ говорили, улицы раздѣлялись на троттуары для пѣшеходовъ и на мостовыя для конной ѣзды, и пѣшеходъ, переходившій съ одной стороны улицы на другую, подвергался опасности попасть подъ экипажъ. Но съ теченіемъ времени городская жизнь такъ развилась, что троттуары оказались уже недостаточными для движенія пѣшеходовъ; они тѣснились на мостовыхъ, вслѣдствіе чего дѣло не обходилось безъ несчастій. Въ концѣ концовъ рѣшено было совсѣмъ прекратить ѣзду на улицахъ центральныхъ частей города и предоставить ихъ въ исключительное пользованіе пѣшеходовъ, раздѣливъ ихъ каменными столбами на двѣ половины такъ, чтобы толпа, движущаяся въ одномъ направленіи, не сталкивалась съ обратною людскою волною. Надъ улицами устроена стеклянная крыша, не мѣшающая притоку воздуха, но представляющая хорошую защиту отъ дождя и непогоды. Что за удивительные магазины встрѣчаются на каждомъ шагу! Роскошь и великолѣпіе ихъ не поддаются описанію. Подъ центральными улицами, составляющими дѣловую часть города, проведены подземныя улицы, по которымъ движутся пассажирскіе и товарные поѣзда, приводимые въ движеніе электричествомъ. Они не производятъ ни дыма, ни шума. На углу всякой улицы находятся электрическія подъемныя машины, такъ называемые краны для спуска и подъема пассажировъ, желающихъ попасть на поѣздъ или сойти съ него. А высоко надъ всѣми домами проходятъ воздушныя желѣзныя дороги, установленныя на стальныхъ столбахъ, нисколько не похожія на жалкія воздушныя желѣзныя дороги, которыя изображены въ нашихъ дѣтскихъ книжкахъ, и пересѣкающія городъ по діагоналямъ для сокращенія разстояній и сбереженія времени.
   Вся мѣстность между Бродвейемъ и Бовери, между Брумъ-Стритомъ и Густонъ-Стритомъ застроена зданіями компаніи воздушныхъ кораблей. Поразительное зрѣлище представляютъ эти корабли, походящіе на чудовищныхъ птицъ и наполненные пассажирами, которые ѣдутъ въ Европу, Южную Америку, Австралію, Китай, Индію и Японію или пріѣзжаютъ изъ всѣхъ частей свѣта.
   Эти воздушные корабли бываютъ двухъ родовъ. Одни движутся при помощи вращающихся колесъ на безконечныхъ проволокахъ, которыя прикрѣплены къ неподвижнымъ аллюминіевымъ аэростатамъ, имѣющимъ форму рыбъ и повертывающимся заостренными своими концами противъ вѣтра. Тамъ, гдѣ воздушныя линіи проходятъ черезъ океаны, аллюминіевые аэростаты прикрѣплены къ плавучимъ плотамъ, стоящимъ на якоряхъ, достаточно сильныхъ, чтобы выдержать самую опасную бурю. На этихъ искусственныхъ островкахъ есть дома для сторожей, которые обязаны поддерживать надлежащее количество газа въ аэростатахъ. Воздушные корабли второй категоріи -- огромные аэростаты, имѣющіе форму сигаръ. Они движутся свободно при помощи электричества съ такою ужасающею быстротою, что самый сильный вѣтеръ дѣйствуетъ на нихъ такъ-же мало, какъ примѣрно на пушечный снарядъ. Паруса на кораблѣ такъ установлены, что даже противный вѣтеръ ускоряетъ его ходъ, напирая на него и заставляя его, какъ птицу, подыматься и опускаться въ верхній или нижній, болѣе благопріятный, воздушный слой. Подобно тому какъ прежніе пароходы снабжались спасательными лодками на случай кораблекрушенія, такъ и теперь на палубахъ воздушныхъ кораблей прикрѣплены парашюты съ лодками. Въ случаѣ несчастія, каждый парашютъ можетъ спасти двухъ воздухоплавателей и десять пасажировъ. Долголѣтняя практика научила воздухоплавателей съ большимъ искусствомъ спускаться на землю. Эта новая отрасль передвиженія создала цѣлое поколѣніе воздухоплавателей, о которомъ даже не снилось нашимъ предкамъ. Быстрота, съ какой несутся эти воздушные корабли, какъ я уже говорилъ, необычайная: въ обыкновенную погоду переѣздъ изъ Нью-Іорка въ Лондонъ совершается въ 36 часовъ. Катастрофы случаются гораздо рѣже, чѣмъ на прежнихъ пароходахъ, потому что воздушные корабли, направляющіеся на востокъ, держатся на болѣе значительной высотѣ, чѣмъ корабли, направляющіеся на западъ, такъ что столкновенія не можетъ произойти: къ тому-же всѣ они держатся надъ областью тумановъ, которые были причиною многихъ несчастій на морѣ. Въ случаѣ урагановъ, воздушные корабли поднимаются на такую высоту, гдѣ уже не бываетъ бурь. Благодаря успѣхамъ метеорологіи, мы уже за нѣсколько дней впередъ предвидимъ приближеніе циклона и даже перемѣны въ слояхъ воздуха, въ которыхъ онъ движется.
   Я могъ-бы тебѣ, дорогой другъ, написать цѣлую книгу о роскоши отеля, въ которомъ я живу. Онъ называется "Дарвинъ", по имени великаго англійскаго ученаго прошлаго вѣка и занимаетъ цѣлый кварталъ, отъ Пятой Аллеи до Мадисоновой Аллеи и отъ Сорокъ-шестой улицы до Сорокъ-седьмой. Все въ немъ изумительно приспособлено къ удовлетворенію самыхъ изысканныхъ потребностей человѣка. При сооруженіи зданія, повидимому, имѣлась въ виду только одна цѣль -- избавить человѣка отъ всякаго физическаго напряженія. Прежнія подъемныя машины превратились въ цѣлыя комнаты, въ которыхъ многочисленные посѣтители,-- мужчины и женщины -- поднимаются съ перваго этажа на крышу дома. Въ это время виртуозъ исполняетъ разныя пьесы на инструментѣ, который однако уже не походитъ на рояли нашихъ прабабушекъ, а представляетъ собою грандіозный механизмъ, передающій всякаго рода звуки, начиная съ трели соловья и кончая грохотомъ цѣлаго оркестра. Когда ты доберешься такимъ образомъ до крыши отеля, предъ тобою открывается тропическій лѣсъ подъ стеклянною крышею; воздухъ пропитанъ благоуханіемъ самыхъ разнообразныхъ цвѣтовъ; сладостное пѣніе птицъ, сверкающихъ самыми яркими цвѣтами своихъ перьевъ, услаждаетъ твой слухъ и между деревьями мелькаютъ красавицы съ блестящими, какъ звѣздочки, глазами, напоминающія гурій Магометова рая.
   Положимъ, ты проголодался. Тогда ты немедленно спускаешься въ столовую. Эта зала въ триста футовъ длины: здѣсь всегда много публики, но всѣ ѣдятъ молча. Считается непозволительнымъ мѣшать пищеваренію разговорами, такъ какъ въ такомъ случаѣ дѣятельность организма перемѣщается, такъ сказать, отъ желудка къ мозгу. Наши дѣды любили за столомъ бесѣдовать и острить. Теперь не то. Тебя подводитъ къ столу важный и солидный оффиціантъ въ очень красивомъ мундирѣ. Какъ только ты опускаешься на стулъ, вѣсъ твоего тѣла приводитъ въ движеніе какой-то механизмъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ передъ тобою внезапно поднимается изъ стола большое зеркало или нѣчто въ этомъ родѣ; въ то-же время на его поверхности появляется длинное меню съ обозначеніемъ самыхъ разнообразныхъ кушаніи подъ нумерами. Весь свѣтъ является тутъ данникомъ по части гастрономіи, начиная съ сѣверныхъ странъ и кончая тропическимъ югомъ. Тутъ соединяется все, что только можно придумать по части мясной и растительной пищи: живность, говядина, пресмыкающіяся рыбы, слоновые окорока, улитки, пауки, раки и странныя, красивыя животныя, открытыя недавно въ глубинахъ океана и добываемыя оттуда при помощи динамита: словомъ, здѣсь перечислено все, что можетъ прійтись по вкусу человѣка. Тебѣ извѣстно, что многіе составили себѣ состоянія разведеніемъ разныхъ породъ животныхъ, напримѣръ: оленей, лосей, буйволовъ, антилопъ, сернъ, горныхъ козъ и другихъ животныхъ, которыя давно-бы уже исчезли, если-бъ ихъ не разводили искусственно. Промышленники этого рода селятся на невоздѣланныхъ участкахъ земли умѣреннаго пояса, окружаютъ ихъ проволочной оградой и разводятъ огромныя стада животныхъ, которыхъ потомъ продаютъ лакомкамъ большихъ городовъ за огромныя деньги.
   Когда я въ первый разъ усѣлся обѣдать, я буквально растерялся и, обращаясь къ степенному оффиціанту, стоявшему возлѣ меня, назвалъ нѣсколько блюдъ. Онъ снисходительно мнѣ улыбнулся, какъ провинціалу, и указалъ на массу маленькихъ пуговокъ на поверхности моего стола съ нумерами, соотвѣтствовавшими каждому блюду. Онъ сказалъ мнѣ, что эти пуговки сообщаются при помощи электрическихъ проводовъ съ кухнею отеля и что мнѣ стоитъ только замѣтить нумеръ того кушанья, котораго я желаю, нажать соотвѣтственную пуговку, и мой обѣдъ будетъ въ мигъ изготовленъ и поданъ. Я послѣдовалъ его указанію и черезъ нѣсколько минутъ возлѣ меня прозвенѣлъ электрическій звонокъ. Меню исчезло съ зеркала, раздался легкій шумъ какъ-бы отъ движенія механизма, середина стола раздвинулась и въ отверстіи появился, очень тщательно сервированный, заказанный мною обѣдъ. Я не стану тебѣ описывать моего удивленія. Я началъ ѣсть и вдругъ тотъ самый звонокъ, который возвѣстилъ объ исчезновеніи меню, прозвучалъ опять. Я взглянулъ и увидѣлъ передъ собою въ зеркалѣ названія всѣхъ Штатовъ республики, начиная съ Гудзонова залива до Панамскаго перешейка, равно какъ названія всѣхъ странъ свѣта, каждое подъ особымъ нумеромъ. Оффиціантъ, замѣтивъ мое недоумѣніе, обратилъ мое вниманіе на то, что по обѣимъ сторонамъ стола оказались новые ряды электрическихъ пуговокъ, соотвѣтствовавшихъ нумерамъ названій на зеркалѣ. Онъ объяснилъ мнѣ, что если я интересуюсь какою-нибудь страною или мѣстностью, то мнѣ" стоитъ только нажать соотвѣтственную пуговку и въ зеркалѣ изобразятся всѣ новѣйшія событія, касающіяся этой страны или мѣстности. Онъ обратилъ мое вниманіе еще и на то, что передъ каждымъ посѣтителемъ находится такое-же зеркало, и что многіе изъ нихъ читаютъ въ немъ газету. Я надавилъ пуговку, соотвѣтствующую нумеру моей родины, и въ зеркалѣ тотчасъ-же изобразилось все, что тамъ происходитъ, вся жизнь страны: рѣчи и дѣйствія выдающихся людей, преступленія, торговая и промышленная статистика,-- словомъ, передо мной, какъ въ панорамѣ, развертывалась вся общественная жизнь моей отчизны. Я подавилъ пуговку другого африканскаго государства, Ніанза, и передо мною замелькали извѣстія о новыхъ желѣзныхъ дорогахъ, о пароходахъ, появившихся на великомъ озерѣ, о колоніяхъ бѣлыхъ людей, образовавшихъ новое государство на высокихъ плоскогорьяхъ внутренней Африки, объ ихъ училищахъ, книгахъ, газетахъ. Въ особенности меня заинтересовало изслѣдованіе зулусскаго профессора о Чаусерѣ, надѣлавшее много шума въ ученомъ мірѣ Трансвааля. Я нажалъ пуговку Китая и прочелъ, что республиканскій конгрессъ этой великой и высокоцивилизованной страны объявилъ англійскій языкъ, получившій универсальное распространеніе на всемъ земномъ шарѣ, оффиціальнымъ во всѣхъ судахъ и обязательнымъ во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ. Затѣмъ я узналъ, что одинъ манджурскій профессоръ написалъ ученый трудъ на англійскомъ языкѣ, въ которомъ доказывалъ, что заслуги Джоржа Вашингтона преувеличены его соотечественниками. Ему возражалъ ученый японецъ, доказывавшій, что слава такъ называемыхъ великихъ людей зависитъ отъ случайностей и что всякое знаменитое имя, сохранившееся въ исторіи, связано съ какимъ-нибудь важнымъ событіемъ, въ то время какъ сотни не менѣе талантливыхъ людей жили и умерли въ неизвѣстности. По этому поводу возгорѣлся горячій споръ, и весь Китай и Японія раздѣлились на два лагеря, ожидая рѣшенія спора съ величайшимъ нетерпѣніемъ.
   Наши бѣдные невѣжественные предки употребляли алкоголь въ самыхъ различныхъ видахъ и въ такихъ дозахъ, что разстраивали здоровье и ускоряли смерть. Это подало поводъ къ безпорядкамъ, прекратившимся только тогда, когда производство и продажа спиртныхъ напитковъ были запрещены почти повсемѣстно. Однако въ концѣ концовъ ученые люди замѣтили, что склонность къ спиртнымъ напиткамъ вызывается потребностью организма, что алкоголь находится въ небольшомъ количествѣ во всѣхъ питательныхъ веществахъ, и что вѣрное средство борьбы противъ пьянства заключается въ томъ, чтобъ незамѣтно увеличить количество алкоголя въ пищѣ".
   Смѣшно теперь читать, какъ въ прежнее время люди мучали себя пилюлями, микстурами и порошками. Теперь лекарство заключается въ самой пищѣ, и докторъ прописываетъ только, -- какую пищу больному употреблять или избѣгать. Всякій къ тому-же самъ слѣдитъ по инструменту, въ точности опредѣляющему всякую перемѣну въ магнитическихъ и электрическихъ силахъ его тѣла, за состояніемъ своего здоровья. Затѣмъ онъ можетъ выбрать блюда, содержащія много хинина или желѣза, и тѣмъ не менѣе очень вкусныя. Вотъ почему столѣтній старецъ составляетъ здѣсь среди богатыхъ классовъ такое-же обычное явленіе, какъ семидесятилѣтній старикъ сто лѣтъ тому назадъ. Многіе доживаютъ даже до болѣе глубокой старости, сохраняя при этомъ всѣ свои умственныя и физическія способности.
   Я оглянулся вокругъ и осмотрѣлъ моихъ сосѣдей. Всѣ они по наружности были люди богатые, держали себя чинно, прилично, съ достоинствомъ. Но я не могъ не замѣтить, что всѣ женщины, молодыя и старыя, имѣли въ себѣ одну общую черту, дѣлавшую ихъ похожими другъ на друга, словно онѣ были отлиты въ одной формѣ. У всѣхъ были красивые высокіе лбы: сильно развитыя челюсти, рѣзко очерченные, какъ у солдатъ, и классически -- правильные, энергическіе профили. Особенно поражали ихъ глаза. Въ нихъ совершенно не было того нѣжнаго, мягкаго выраженія, которое такъ привлекательно въ моей дорогой матушкѣ и другихъ тебѣ знакомыхъ женщинахъ. Взглядъ ихъ былъ смѣлый, проницательный, нескромный: онъ васъ вызывалъ, ободрялъ; онъ какъ будто проникалъ въ самую глубь вашей души.
   Въ выраженіи лицъ мужчинъ бросались въ глаза недовѣрчивость, хитрость, подозрительность, безсердечіе. Вокругъ себя я не замѣтилъ ни одного добраго лица. Лицъ, выражавшихъ силу, было много: надменные носы, рѣзко очерченные рты, прекрасные лбы, словомъ, отличительные признаки силы и злобы, -- вотъ и все! Я не видѣлъ ни одного человѣка, о которомъ могъ-бы сказать: "вотъ человѣкъ, способный пожертвовать собой ради другихъ: вотъ человѣкъ, который любитъ ближняго".
   Я невольно подумалъ, что внѣшнія условія, въ которыя были поставлены всѣ эти люди, дѣйствовали на нихъ неотразимо; иначе какъ-же объяснить себѣ эти общія черты ихъ внѣшняго вида? Мнѣ было ихъ жаль. Я говорилъ себѣ: "Къ чему все это приведетъ? Чего можно ожидать отъ этого безсердечнаго племени, если цивилизація служитъ только къ удовлетворенію животныхъ инстинктовъ! Можетъ-ли развиваться человѣческій умъ, когда сердце умерло!"
   Я всталъ и вышелъ изъ комнаты.
   Я замѣтилъ, что воздухъ въ отелѣ былъ мягче и чище, чѣмъ на улицѣ. Я спросилъ одного изъ оффиціантовъ, какъ это достигается. Онъ меня повелъ вверхъ, откуда можно было видѣть все зданіе, и указалъ на огромную холщевую трубу, поднимавшуюся надъ отелемъ и соединявшуюся съ аэростатомъ, казавшимся небольшою черною точкою, -- такъ высоко онъ былъ надъ нами. Труба состояла изъ двухъ отдѣленій: черезъ одно нагрѣтый и испорченный воздухъ отеля удалялся вверхъ, а черезъ другое накачивался свѣжій воздухъ изъ высшихъ слоевъ атмосферы на высотѣ нѣсколькихъ миль надъ землею, а затѣмъ уже распредѣлялся при помощи множества меньшихъ трубъ по всему отелю. Всѣ городскія больницы снабжены такимъ аппаратомъ, и вслѣдствіе этого смертность уменьшилась на половину. Добываемый съ огромной высоты воздухъ не содержитъ въ себѣ никакихъ бактерій и обладаетъ прекрасными свойствами. Здѣсь образовалась даже цѣлая компанія, снабжающая дома богатыхъ людей за извѣстную плату этимъ чистымъ, прохладнымъ воздухомъ.
   О если-бъ люди, -- подумалъ я,-- изобрѣли средство сообщаться съ небомъ для того, чтобы черпать оттуда духъ братской любви ко всѣмъ обездоленнымъ, распространять его во всѣхъ вертепахъ порока и способствовать исцѣленію души и сердца человѣка!
   Мой оффиціантъ былъ малый чрезвычайно вѣжливый и обходительный. Замѣтивъ, что я -- иностранецъ, онъ сообщилъ мнѣ, что весь городъ отопляется горячей водой, извлекаемой изъ нѣдръ земли и распредѣляемой по домамъ такъ, какъ сто лѣтъ тому назадъ распредѣлялась вода. Это водяное отопленіе такъ дешево, что совершенно вытѣснило всѣ другіе способы отопленія -- дровяное, каменноугольное, газовое и пр.
   Затѣмъ онъ сообщилъ мнѣ нѣчто такое, что произвело на меня крайне непріятное впечатлѣніе. По нашимъ устарѣвшимъ понятіямъ считается грѣхомъ лишать себя жизни. Можешь-ли ты себѣ представить, что въ этомъ городѣ дошли до того, что облегчаютъ самоубійство! Въ послѣднія 50 лѣтъ возникла школа философовъ, которые придерживаются того мнѣнія, что такъ какъ человѣкъ явился помимо своей воли на свѣтъ Божій, то онъ имѣетъ полное право покончить съ своей бренной оболочкой, когда только это ему вздумается. Юристы, пользующіеся громаднымъ вліяніемъ въ этой утилитарно-настроенной странѣ, также утверждаютъ, что разъ человѣкъ принялъ твердое рѣшеніе покончить съ собою, то ему никто не вправѣ помѣшать, и поэтому слѣдуетъ всячески облегчить ему возможность совершить самоубійство, не подвергая другихъ непріятностямъ или безпокойству. Часто случается, что самоубійцы кончаютъ съ собою тѣмъ, что бросаются въ воду, и ихъ трупы заражаютъ рѣки; городу приходится съ большими затратами и хлопотами очищать ихъ. Затѣмъ явились гуманные люди, которые стали утверждать, что слѣдуетъ доставить человѣку, рѣшившемуся покончить съ собою, средства сдѣлать это самымъ пріятнымъ образомъ, не подвергая себя страданіямъ. Постепенно ихъ взгляды восторжествовали, и теперь во многихъ скверахъ и паркахъ устроены прекрасные дома, снабженные всевозможнымъ комфортомъ, спальными и ваннами. Человѣкъ, рѣшившійся покончить съ собою, нанимаетъ здѣсь комнату. Прежде всего съ него снимаютъ фотографическую карточку и записываютъ его имя и прежнее мѣстожительство, если онъ этому не противится. Затѣмъ онъ дѣлаетъ свои распоряженія относительно похоронъ; пишетъ прощальныя письма роднымъ и друзьямъ. Докторъ знакомитъ его со свойствами и дѣйствіемъ различныхъ ядовъ, и онъ можетъ выбрать себѣ, какой ему вздумается. Онъ проглатываетъ маленькую пилюлю и ложится по желанію въ постель или гробъ: пріятная музыка облегчаетъ ему переходъ изъ этой жизни въ другую. Каждый день сотни людей умираютъ такимъ образомъ, тѣла ихъ сжигаются въ огромной печи. Говорятъ что въ этомъ отношеніи сдѣланы большія усовершенствованія: Но на меня все это нагоняетъ тоску. Въ этомъ огромномъ городѣ человѣкъ чувствуетъ себя совершенно лишнимъ, и это чувство вѣроятно и побуждаетъ многихъ прибѣгать къ самоубійству.
   Прежде чѣмъ окончить это письмо, скажу еще нѣсколько словъ о гостиныхъ отеляхъ. Чтобы попасть туда, незачѣмъ утруждать себя ходьбой. Я сажусь въ кресло, внутри котораго помѣщена электрическая батарея, нажимаю пружину, и кресло приходитъ въ движеніе. Я управляю имъ ногою и качусь на одну изъ большихъ подъемныхъ машинъ, спускаюсь въ маленькую гостиную, а оттуда въ большую. Здѣсь сотни такихъ креселъ, какъ мое. Въ нихъ сидятъ элегантные мужчины и красивыя, но не симпатичныя женщины. Онѣ поражаютъ своею силою, энергіею и красотою, но зато мало привлекательны.
   Прощай; шлю вамъ всѣмъ привѣтъ и остаюсь любящимъ тебя братомъ.

Габріэль Вельтштейнъ.

   

II.
Приключеніе.

Дорогой Генрихъ!

   Когда я писалъ тебѣ третьяго дня, я и не предчувствовалъ, что черезъ двадцать четыре часа мое положеніе совершенно измѣнится. Еще вчера я былъ обитателемъ пышнаго дворца "Дарвина"; теперь я скрываюсь въ странномъ домѣ и дрожу за свою свободу. Но разскажу все по порядку. Вчера я все утро хлопоталъ по продажѣ нашей шерсти и металловъ, но безуспѣшно, и возвращался домой на поѣздѣ воздушной желѣзной дороги, направлявшемся въ Центральный паркъ.
   Я не стану тебѣ описывать подробно всѣхъ чудесъ и всего великолѣпія этого волшебнаго парка; скажу только два, три слова. Среди роскошныхъ деревьевъ бродятъ дикіе звѣри. На первый взглядъ кажется, что они на свободѣ, но присматриваясь ближе, замѣчаешь, что они заключены въ проволочной оградѣ, почти незамѣтной для глаза. Тамъ и сямъ блестятъ большія озера наполненныя разнообразными рыбами. Воздухъ оглашается нѣжнымъ пѣніемъ чудныхъ птицъ съ яркими перьями. Гигантскія, вѣковыя деревья образуютъ живописныя группы. На лужайкахъ играютъ прелестныя дѣти. Все это имѣетъ нарядный, праздничный видъ. Сквозь листву виднѣются бѣлые и бронзовые бюсты и статуи великихъ людей, имена которыхъ сохранились въ исторіи этой страны за послѣднія двѣсти лѣтъ,-- поэтовъ, художниковъ, филантроповъ и государственныхъ людей.
   Полюбовавшись этою сельскою картиною, я вышелъ изъ парка. Когда я миновалъ ворота и сторожей, пропускающихъ только блестящіе экипажи, меня вдругъ поразилъ громкій крикъ: "берегись!" Я обернулся и увидалъ зрѣлище, отъ котораго я весь похолодѣлъ. Черезъ дорогу проходилъ старый, горбатый нищій, одѣтый въ рубище, а на него наѣзжала великолѣпная карета, запряженная парою кровныхъ рысаковъ. Дородный кучеръ въ пышной ливреѣ, крикнувшій свое "берегись," однако нисколько не сдерживалъ лошадей. Въ одну минуту нищій оказался подъ лошадьми, а кучеръ только смѣялся. Я находился въ двухъ шагахъ отъ кареты. Съ быстротою молніи я бросился къ лошадямъ, схватилъ ихъ за уздцы такъ, что онѣ встали на дыбы. Въ эту минуту нищій выползъ изъ-подъ экипажа, а кучеръ негодуя, что такое презрѣнное существо осмѣлилось преградить путь великолѣпному экипажу, ударилъ его хлыстомъ въ то самое время, какъ онъ поднимался на ноги. Бросивъ лошадей, которыя теперь стояли неподвижно, я вырвалъ хлыстъ изъ рукъ этого негодяя и изо всѣхъ силъ началъ его хлестать. Каждый ударъ оставлялъ кровавую полосу на его лицѣ. Онъ бросилъ возжи и началъ кричать благимъ матомъ. Къ счастью, вокругъ насъ собралась толпа, и нѣсколько бѣдно одѣтыхъ людей сдерживали лошадей. Въ то время какъ я собирался еще разъ хлестнуть этого мерзавца, я услышалъ голосъ одной изъ двухъ молодыхъ дамъ, сидѣвшихъ въ каретѣ. Чувство вѣжливости восторжествовало надъ гнѣвомъ, я отступилъ назадъ и сталъ извиняться, объясняя причину моего поступка. Въ каретѣ сидѣли двѣ молодыя женщины поразительной красоты, но нисколько непохожія другъ на друга. У той, которая была ближе ко мнѣ, и которая вскрикнула, были рѣзкія черты лица, черные глаза и волосы. На видъ ей было лѣтъ двадцать. Ея лицо было чрезвычайно правильно, но въ ея большихъ глазахъ было смѣлое и дерзкое выраженіе, которое я замѣчалъ у другихъ женщинъ. Ея подруга поразила меня. Мнѣ казалось, что я еще никогда не видѣлъ болѣе прекраснаго лица. Она была моложе своей подруги на два или на три года: тѣлосложенія она была нѣжнаго; длинные золотистые волосы падали на ея красивую шею; ея большіе, голубые глаза, какъ и все лицо, носили на себѣ отпечатокъ благородства и дышали спокойнымъ умомъ. Она повидимому нисколько не была встревожена, а когда я ей разсказалъ, за что собственно побилъ кучера, ея лицо прояснилось, и она мнѣ сказала: "Мы очень вамъ благодарны, сэръ: вы поступили благородно".
   Я было собирался отвѣчать ей, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то дернулъ меня за платье и, оглянувшись, я увидѣлъ того-же нищаго. Онъ старался оттащить меня отъ кареты. Я былъ пораженъ перемѣною, совершившеюся въ его наружности. Онъ точно помолодѣлъ, и его черные глаза смотрѣли на меня съ выраженіемъ энергіи, которое составляло рѣзкій контрастъ съ его сѣдыми волосами, сгорбленной спиной и дырявымъ платьемъ.
   -- Уходите скорѣй отсюда, сказалъ онъ хриплымъ шепотомъ:-- а иначе васъ арестуютъ и посадятъ въ тюрьму.
   -- За что? спросилъ я.
   -- Потомъ объясню, взгляните сюда.
   Я оглянулся. Огромная толпа собралась какъ-бы по мановенію волшебнаго жезла. Вообще, въ этомъ городѣ съ десяти-милліоннымъ населеніемъ при каждомъ уличномъ происшествіи собирается несмѣшная толпа. Поодаль я замѣтилъ полицейскаго. Кучеръ также увидалъ его и, оправившись отъ испуга, крикнулъ ему: "Держи его! Держи его!" Полицейскій схватилъ меня за шиворотъ. Я замѣтилъ, что нищій шепнулъ ему что-то на ухо, и онъ выпустилъ меня. Въ ту-же минуту нищій воскликнулъ: "Берегись! Берегись! Динамитъ!" Толпа разбѣжалась во всѣ стороны въ большомъ смятеніи, а я почувствовалъ, что нищій съ силою увлекалъ меня за собой, повторяя свой крикъ: "динамитъ, динамитъ!" до тѣхъ поръ, пока толпа обратилась въ бѣгство, а мы очутились въ маленькой аллеѣ. "Идемъ, идемъ!" -- повторялъ онъ:-- "намъ нельзя терять времени, скорѣй, скорѣй!" Мы не шли, а бѣжали. Всѣ пріемы нищаго внушали мнѣ ужасъ. Мы свертывали въ боковыя улицы, въ маленькіе переулки, которые онъ повидимому зналъ, какъ свои пять пальцевъ, вышли на большую улицу и, поровнявшись на углу ея съ подъемнымъ краномъ, сѣли на поѣздъ воздушной желѣзной дороги. Проѣхавъ двѣ, три мили, мы пересѣли на другой поѣздъ, а съ него на третій, исколесивъ такимъ образомъ взадъ и впередъ огромное пространство надъ великимъ городомъ. Наконецъ мы вышли на чрезвычайно многолюдную торговую улицу и остановились на углу ея. Нищій, казалось, искалъ извозчика. Мимо насъ проѣхало ихъ нѣсколько, но онъ только тщательно вглядывался въ лица возницъ. Наконецъ онъ махнулъ одному рукою и мы усѣлись въ карету. Онъ шепотомъ далъ нѣсколько приказаній кучеру, и мы тронулись.
   -- Бросьте это, сказалъ мнѣ мой спутникъ.
   Тутъ только я замѣтилъ, что все еще держу въ рукѣ бичъ въ золотой оправѣ.
   -- Я возвращу его хозяину, возразилъ я.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, бросьте! Онъ послужитъ противъ васъ уликою, и вы будете обвинены въ уличномъ грабежѣ.
   Я взглянулъ на него съ удивленіемъ и воскликнулъ:
   -- Что за вздоръ! Кто можетъ меня обвинить въ грабежѣ за то, что я отхлесталъ мерзавца?
   -- Да вѣдь вы остановили экипажъ аристократа, вырвали дорогой бичъ изъ рукъ его кучера и унесли его съ собой. Если это не грабежъ, то какъ-же вы это назовете? Бросьте его скорѣй.
   Онъ говорилъ повелительно, сопровождая свои слова такимъ-же властнымъ движеніемъ руки. Я бросилъ бичъ въ окно кареты и впалъ въ мрачное размышленіе. Время отъ времени я украдкою бросалъ взглядъ на моего страннаго спутника.
   Проѣхавъ съ полчаса, мы остановились у одного углового дома скромной, но почтенной наружности. Казалось, мы теперь находились въ старой части города. Мой товарищъ расплатился съ извозчикомъ и отпустилъ его. Мы вошли въ домъ.
   Я, понятно, давно уже догадывался, что мой спутникъ вовсе не нищій. Но что это былъ за человѣкъ и что означалъ этотъ маскарадъ.
   

III.
Домъ нищаго.

   Домъ, въ который мы вошли, былъ обставленъ съ нѣкоторою роскошью, чего никакъ нельзя было подозрѣвать по его внѣшнему виду. Мы взошли по лѣстницѣ, и оказались въ изящной комнатѣ, увѣшанной картинами и уставленной книжными шкафами. Нищій оставилъ меня здѣсь одного.
   Я просидѣлъ нѣсколько минутъ, осматриваясь и размышляя о странномъ происшествіи, благодаря которому я попалъ сюда, и еще болѣе о моемъ таинственномъ товарищѣ. Я теперь былъ вполнѣ, увѣренъ, что онъ -- не нищій, потому что онъ вошелъ въ домъ какъ хозяинъ и выражался не только правильно, но и изящно. Пока я размышлялъ обо всемъ этомъ, въ комнату вошелъ красивый молодой человѣкъ, одѣтый по послѣдней модѣ, Я всталъ и, извиняясь за свое невольное вторженіе въ незнакомый мнѣ домъ, объяснилъ, что меня привелъ сюда нищій, которому я оказалъ маленькую услугу на улицѣ". Молодой человѣкъ выслушалъ меня съ улыбкой и, протягивая мнѣ руку, сказалъ:
   -- Я никто иной, какъ тотъ-же нищій. Теперь позвольте поблагодарить васъ за оказанную мнѣ услугу. Я долженъ былъ сдѣлать это раньше, но въ суматохѣ было некогда. Если бы вы не подоспѣли ко мнѣ на помощь, то по всей вѣроятности я теперь былъ-бы раздавленъ каретою или избитъ этимъ грубымъ кучеромъ.
   По всей вѣроятности мое лицо выражало большое удивленіе, потому что онъ продолжалъ:
   -- Я вижу, вы удивлены: но въ нашемъ городѣ совершается много диковинныхъ вещей. Я имѣлъ причины переодѣваться нищимъ, но не могу вамъ ихъ раскрыть. Позвольте мнѣ однако узнать вашу фамилію, конечно, если вы не имѣете основанія скрывать ее?
   -- Нѣтъ, возразилъ я улыбаясь:-- я не скрываю ея. Меня зовутъ Габріэлемъ Вельтштейномъ: родомъ я изъ Уганды, новаго государства, расположеннаго среди горъ Африки по близости отъ города Стэнли, и занимаюсь овцеводствомъ. Я житель швейцарской колоніи, основанной моимъ дѣдомъ семьдесять лѣтъ тому назадъ. Я пріѣхалъ въ Нью-Іоркъ, чтобы сговориться непосредственно съ фабрикантами относительно продажи имъ моей шерсти помимо торговцевъ, которые захватили въ свои руки не только эту страну, но весь свѣтъ. Однако оказалось, что фабриканты уже связаны по рукамъ и ногамъ. Они не смѣютъ принять мое предложеніе, и мнѣ придется продавать шерсть по прежнимъ цѣнамъ. И такое положеніе дѣлъ царствуетъ въ странѣ, которая называетъ себя свободной!
   -- Извините, пожалуйста: я васъ оставлю на минутку, сказалъ молодой человѣкъ и вышелъ изъ комнаты.-- По возвращеніи его я продолжалъ:
   -- Такъ какъ я познакомилъ васъ съ своею личностью, то не скажите-ли вы мнѣ и о себѣ что-нибудь?
   -- Съ удовольствіемъ, отвѣтилъ онъ: -- я -- здѣшній уроженецъ, зовутъ меня Максимиліаномъ Пешьономъ: по профессіи я -- адвокатъ и живу въ этомъ домѣ съ своей матерью, съ которой васъ сейчасъ познакомлю.
   -- Благодарю васъ, сказалъ я, -- все еще вглядываясь въ моего новаго знакомаго. Цвѣтъ его лица былъ смуглый, а волосы почти черные: глаза, также черные, имѣли ясное и проницательное выраженіе: лобъ у него былъ высокій, носъ острый, а очертаніе рта выражало твердость. Это лицо внушало уваженіе и довѣріе: однако я все еще относился къ моему новому знакомому недовѣрчиво. Я не могъ забыть превращенія, которое совершилось на моихъ глазахъ. Я еще видѣлъ передъ собою нищаго, преобразившагося въ джентльмэна. Я зналъ, что къ такому переодѣванью очень склонны преступники. Поэтому рѣшилъ сдѣлать ему нѣсколько вопросовъ и такимъ образомъ незамѣтно для него выяснить то, что я желалъ знать -- Позвольте спросить васъ, сказалъ я: -- отчего вы меня увели такъ таинственно и торопливо изъ парка?
   -- Потому что вамъ угрожала большая опасность. Вы оказали мнѣ услугу, и я не могъ допустить, чтобъ васъ арестовали и посадили въ тюрьму на продолжительное время за то, что вы спасли жизнь ближнему и наказали негодяя.
   -- Но почему я могъ подвергнуться тюремному заключенію? У насъ, въ Африкѣ, мой поступокъ вызвалъ-бы общее одобреніе. И почему вы не посовѣтывали мнѣ на мѣстѣ бросить бичъ, чтобъ меня не могли обвинить въ кражѣ, и не выступили затѣмъ свидѣтелемъ въ мою пользу?
   -- Вы, очевидно, не знаете, кому принадлежалъ этотъ экипажъ и чей это былъ кучеръ.
   -- Нѣтъ, я здѣсь никого не знаю.
   -- Это былъ экипажъ князя Кабано, перваго богача и самаго мстительнаго человѣка въ городѣ. Еслибы васъ арестовали, то вы просидѣли-бы нѣсколько лѣтъ въ тюрмѣ.
   -- Нѣсколько лѣтъ! воскликнулъ я.-- За то, что я побилъ нахала! Не можетъ быть! Ни одинъ судъ не произнесъ-бы подобнаго приговора.
   -- Судъ! воскликнулъ мой собѣсѣдникъ съ горькою усмѣшкою: -- Тотчасъ видно, что вы -- иностранецъ, пріѣхали изъ другой части свѣта и не знаете, что творится на нашемъ цивилизованномъ материкѣ. Судъ сдѣлаетъ то, что будетъ пріятно князю Кабано. Всѣ, наши суды ничто иное, какъ орудіе въ рукахъ богачей. Справедливость исчезла въ нихъ, и они склоняютъ теперь чашу своихъ вѣсовъ только въ пользу того, кто имъ платитъ. Обыкновенный смертный не имѣетъ никакой надежды добиться правосудія, и если онъ имѣетъ дѣло съ богачемъ, то чувствуетъ себя въ судѣ, какъ новорожденный младенецъ въ пасти волка.
   -- Въ такомъ случаѣ, воскликнулъ я съ жаромъ:-- я обращусь къ общественному мнѣнію черезъ газеты.
   -- Газеты! сказалъ онъ, и лицо его омрачилось:-- Газеты являются только рупоромъ людей вліятельныхъ: онѣ -- защитницы общественной неправды: онѣ употребляютъ свое вліяніе въ пользу того, кто платитъ имъ больше. Ихъ обязанность -- служить дѣлу правды и прогресса, а онѣ поступаютъ наоборотъ. Имъ платятъ за то, чтобъ онѣ обманывали народъ. Такое положеніе началось сто лѣтъ тому назадъ, и постепенно дѣло дошло до того, что печати перестали вѣрить, и надъ нею только смѣются.
   -- Можетъ-ли это быть? возразилъ я.
   -- Сейчасъ я вамъ представлю доказательства, отвѣтилъ онъ, и, приблизившись къ стѣнѣ, на которой виднѣлся цѣлый рядъ телефонныхъ трубочекъ, проговорилъ въ одну изъ нихъ.
   -- Пришлите мнѣ сообщеніе о происшествіи съ кучеромъ князя Кабано.
   Почти тотчасъ-же раздался звонокъ, и на противоположной стѣнѣ, гдѣ какъ мнѣ казалось, находилось зеркало, появились слѣдующія слова:
   Изъ "Evening Guardian".

Ужасное оскорбленіе!
Уличный грабежъ! Тысяча долларовъ награды!

   "Сегодня въ три часа пополудни у южныхъ воротъ Центральнаго парка случилось происшествіе, которое свидѣтельствуетъ о безпокойномъ и вредномъ настроеніи нисшихъ классовъ и доказываетъ необходимость принятія строгихъ мѣръ противъ нихъ.
   "Экипажъ уважаемаго гражданина князя Кабано, въ которомъ ѣхали двѣ.близкія его родственницы, спокойно въѣзжалъ въ паркъ, какъ вдругъ рослый парень, очевидно, иностранецъ, съ длинными желтоватыми волосами, ниспадавшими на его плечи, неожиданно выхватилъ дорогой въ золотой оправѣ кнутъ изъ рукъ кучера, и когда тотъ оказалъ ему сопротивленіе, принялся хлестать его по лицу. Лошади испугались и, только благодаря тому, что двое почтенныхъ людей, Джонъ Хендерсонъ, живущій въ Делевановой улицѣ No 5222, и Вилльямъ Горукъ, живущій въ Бисмарковской улицѣ домъ No 7322, сдержали лошадей, предотвращено было страшное несчастіе. Полицейскій No 17,822 схватилъ гнуснаго злодѣя, но онъ сшибъ блюстителя порядка съ ногъ и скрылся въ сопровожденіи стараго оборванца, повидимому, его сообщника. Полагаютъ, что негодяи намѣревались ограбить дамъ, ѣхавшихъ въ экипажѣ, потому что рослый парень уже обратился къ нимъ съ угрозою, но его сообщникъ, замѣтивъ приближавшагося полисмэна, предупредилъ его объ этомъ, и оба тотчасъ-же пустились бѣжать. Понятно, что князь Кабано чрезвычайно недоволенъ этимъ происшествіемъ. Онъ назначилъ награду въ тысячу долларовъ за указаніе мѣстопребыванія того или другого изъ этихъ злодѣевъ. Полицейскіе прослѣдили ихъ на большомъ разстояніи; но послѣ того какъ они сошли съ поѣзда воздушной желѣзной дороги, всякій слѣдъ внезапно и таинственно исчезъ. Бичъ найденъ въ улицѣ Бомба. Преступники неизвѣстны полиціи. Рослый парень -- человѣкъ еще молодой, довольно привлекательной наружности, одѣтъ прилично; между тѣмъ какъ его товарищъ похожъ на нищаго и повидимому уже семидесяти-лѣтній старикъ. Начальникъ полиціи дастъ щедрое вознагражденіе за всякое свѣдѣніе, которое можетъ повести къ аресту злодѣевъ".
   -- Что-же вы думаете объ этомъ? сказалъ мой новый знакомый.
   Нечего и говорить, что я былъ совершенно ошеломленъ этимъ ловкимъ извращеніемъ фактовъ. Я тутъ только подумалъ объ опасности, которая мнѣ угрожала. Я былъ чужой въ этомъ большомъ городѣ безъ друзей и знакомыхъ, и меня преслѣдовали какъ преступника. Пока я соображалъ все это, въ моемъ умѣ пронеслось воспоминаніе о прекрасномъ лицѣ незнакомки съ ея нѣжной, кроткой улыбкой и взглядомъ благодарности, которымъ она меня наградила за то, что я отхлесталъ грубаго кучера. Однако если мой новый знакомый правъ, и мнѣ нечего ждать правосудія ни отъ суда, ни отъ общественнаго мнѣнія, то я могу дѣйствительно просидѣть нѣсколько лѣтъ въ тюрьмѣ, не совершивъ ничего преступнаго. Если правда, что здѣсь всѣмъ управляютъ деньги, и если оскорбленный богачъ пожелаетъ мнѣ мстить, то конечно онъ можетъ меня погубить. Пока я обо всемъ этомъ раздумывалъ, я услыхалъ звукъ электрическаго звонка въ одномъ углу комнаты: въ то-же время находившійся тамъ маленькій ящичекъ открылся. Молодой человѣкъ подошелъ къ нему и вынулъ листъ бумаги. Это была телеграмма. Онъ внимательно прочелъ ее, и я замѣтилъ, что онъ нѣсколько разъ искоса взглядывалъ на меня, какъ будто сравнивалъ мои примѣты съ тѣмъ, что было написано въ телеграмѣ. Наконецъ онъ приблизился ко мнѣ" и, привѣтливо протягивая мнѣ руку, сказалъ:
   -- Я только что назвалъ васъ своимъ спасителемъ; теперь позвольте назвать васъ своимъ другомъ.
   -- Что-же случилось? спросилъ я.
   -- Я теперь знаю, отвѣтилъ онъ, -- что все, что вы мнѣ сказали о себѣ, совершенно вѣрно; вы заслуживаете полнаго уваженія всякаго порядочнаго человѣка. Вы, повидимому, удивлены. Вы мнѣ только что сообщили нѣсколько свѣдѣній о себѣ и вашемъ мѣстожительствѣ. Я принадлежу къ обществу, имѣющему развѣтвленія во всѣхъ частяхъ свѣта. Когда вы вошли въ эту комнату, я послалъ въ городъ, расположенный недалеко отъ вашей родины, чтобъ собрать свѣдѣнія о вашей наружности, профессіи, состояніи. Я не стану вамъ читать полученнаго отвѣта, но вы извините мое недовѣріе: живя въ этомъ громадномъ городѣ, мы привыкли относиться недовѣрчиво не только къ иностранцамъ, но даже другъ къ другу. Я думалъ, что вы находитесь на службѣ враговъ нашего общества и что вы хотите заручиться моимъ довѣріемъ. оказавъ мнѣ услугу,-- вѣдь къ этой уловкѣ постоянно прибѣгаютъ полицейскіе. Теперь я вамъ безусловно довѣряю и вы можете вполнѣ располагать мною.
   Я взялъ его руку и съ жаромъ поблагодарилъ его. Я уже не сомнѣвался въ его искренности.
   -- Но, сказалъ я, -- не угрожаетъ-ли намъ большая опасность; не выдастъ-ли насъ извозчикъ, чтобъ получить награду?
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ онъ, -- извозчика нечего опасаться. Развѣ вы не замѣтили, что я пропустилъ больше десяти извозчиковъ, прежде чѣмъ остановить одного изъ нихъ? У этого человѣка я замѣтилъ значекъ, по которому узналъ, что онъ принадлежитъ къ нашему братству. Ему очень хорошо извѣстно, что если онъ насъ выдастъ, то черезъ двадцать четыре часа его не будетъ въ живыхъ, и никакая сила не спасетъ его. Поэтому не бойтесь ничего; мы здѣсь въ такой безопасности, какъ будто нашъ домъ охраняется стотысячною арміею.
   Я полюбопытствовалъ узнать, не написанъ-ли отчетъ о происшествіи съ нами полицейскимъ, который схватилъ меня за шиворотъ?
   -- Да, отвѣчалъ онъ спокойно.
   -- Теперь скажите мнѣ, кто такой князь Кабано и почему онъ называется княземъ? Вѣдь у васъ въ республикѣ титулы не признаются.
   -- Совершенно вѣрно, по закону, отвѣтилъ онъ: но въ общежитіи титулы у насъ въ ходу; ихъ употребляютъ изъ вѣжливости. Такъ, напримѣръ, князь Кабано подписывается на дѣловыхъ бумагахъ просто Яковъ Исаакъ. Его отецъ былъ уже богачемъ и, отличаясь честолюбіемъ, купилъ въ Италіи за огромную сумму княжеское помѣстье. Итальянское правительство, сильно нуждаясь въ деньгахъ, предоставило ему вмѣстѣ съ помѣстьемъ и княжескій титулъ.
   -- Исаакъ -- еврейское имя?
   -- Да, отвѣтилъ мой собесѣдникъ: -- нынѣшняя аристократія большею частью еврейскаго происхожденія.
   -- Какъ-же это могло случиться?
   -- Это все тотъ-же старый законъ борьбы за существованіе. Христіанскіе народы преслѣдовали евреевъ и подвергали ихъ втеченіе многихъ столѣтій самымъ ужаснымъ гоненіямъ. Только наиболѣе сильные, искусные и талантливые изъ нихъ могли не погибнуть при такихъ условіяхъ. Когда восторжествовала свобода и равенство, евреи стали въ свою очередь господами и побѣдили аристократію, которая презирала и боялась ихъ. Теперь они -- всемірные финансовые тузы. Постепенно изъ тряпичниковъ и торговцевъ они сдѣлались коммерсантами, банкирами, князьями. По отношенію къ несвоимъ они стали такъ-же неумолимы, какъ эти послѣдніе были по отношенію къ нимъ. Колесо фортуны сдѣлало полный оборотъ. Потомки старьевщиковъ живутъ во дворцахъ, у задняго крыльца которыхъ ихъ предки торговали нѣкогда ветошью; между тѣмъ какъ потомство прежнихъ владѣльцевъ пышныхъ палатъ впало въ нищету и смѣшалось съ нисшими классами общества. Грустное зрѣлище представляетъ все это, и если вдумаешься въ то, что творится, то невольно сдѣлаешься философомъ. Право, не знаешь -- смѣяться или плакать!
   -- Можете-ли вы мнѣ сказать, спросилъ я.-- къ какой ассоціаціи вы принадлежите?
   -- Я не могу вамъ этого сказать теперь, отвѣтилъ онъ:-- сообщу вамъ только, что это тайное политическое общество, насчитывающее милліоны членовъ и распространенное по всему свѣту. Цѣль его -- благо человѣчества. Когда-нибудь, я надѣюсь, вы узнаете больше объ этомъ. А теперь, прибавилъ онъ,-- я покажу вамъ свой домъ и познакомлю васъ съ своей матушкой.
   Онъ надавилъ скрытую пружину; передъ нимъ отворилась потаенная дверь, и мы вошли въ маленькую комнатку, походившую на уборную въ театрѣ. По стѣнамъ висѣло множество разнообразныхъ костюмовъ для мужчинъ и женщинъ. На столѣ лежала цѣлая коллекція стклянокъ съ жидкостями для окрашиванія волосъ. Здѣсь-же находилась цѣлая коллекція париковъ, бородъ и усовъ. Мнѣ показалось, что между ними я узналъ сѣдой парикъ нищаго, и указалъ на него.
   -- Да. сказалъ мой собесѣдникъ со смѣхомъ: -- теперь мнѣ нельзя уже больше носить этотъ костюмъ.
   На другомъ столѣ лежалъ цѣлый арсеналъ кинжаловъ, пистолетовъ, ружей и какія-то странныя желѣзныя и мѣдныя вещицы, которыя, какъ онъ объяснилъ мнѣ, -- были ничто иное, какъ патроны для динамита и другихъ взрывчатыхъ веществъ.
   Я подумалъ, что мой новый товарищъ -- заговорщикъ,-- но какого рода заговорщикъ? Я не могъ предположить, чтобъ онъ замышлялъ что-нибудь дурное. Его лицо носило отпечатокъ мужественности и доброты, которая исключала всякое невыгодное для него предположеніе, хотя квадратный подбородокъ, выдающіяся скулы и твердое очертаніе рта указывали на то, что въ его натурѣ кроется много опасныхъ свойствъ. Я замѣтилъ также нѣсколько безпокойное и дикое выраженіе въ его глазахъ.
   Я вошелъ вслѣдъ за нимъ въ другую комнату. Здѣсь сидѣла старушка съ очень привлекательнымъ лицомъ, съ тѣмъ-же, какъ у сына, широкимъ лбомъ и энергичнымъ, хотя очень пріятнымъ очертаніемъ губъ. Они видимо были очень привязаны другъ къ другу, хотя по временамъ, когда она взглядывала на сына, лицо ея выражало безпокойство и смущеніе. Мнѣ показалось, что она знала его участіе въ тайныхъ и опасныхъ дѣлахъ.
   Она приблизилась ко мнѣ съ улыбкою и. протянувъ мнѣ обѣ руки, сказала:
   -- Мой сынъ уже сообщилъ мнѣ, что вы оказали ему большую услугу. Мнѣ нечего говорить, какъ я вамъ признательна.
   Я объяснилъ ей, какъ произошло дѣло и объявилъ, что не сынъ ея, а я у него въ долгу. Скоро мы сидѣли уже за прекраснымъ обѣдомъ и вели самый оживленный разговоръ. Мои хозяева казались людьми очень образованными. Въ прежнее время наши предки тратили очень много времени по-пустому, изучая мертвые языки. Цивилизація невольно подчинялась вліянію классическаго міра: древніе управляли человѣчествомъ изъ своихъ гробницъ. Теперь-же человѣкъ старается обогатить свой умъ фактическими знаніями; поэтому онъ -- дѣльнѣе и занимательнѣе въ бесѣдахъ. Я сдѣлалъ моему новому другу Максимиліану по этому поводу нѣсколько замѣчаній, и онъ отвѣтилъ мнѣ:
   -- Да, какъ жаль, что такая блестящая цивилизація оказалась ненужною и подгнила въ самомъ корнѣ.
   -- Подгнила въ самомъ корнѣ!-- воскликнулъ я въ изумленіи:-- что вы хотите этимъ сказать?
   -- Я хочу сказать, что наша цивилизація ничто иное, какъ красивая скорлупа. Снаружи она прекрасна и привлекательна, но внутри -- безконечныя человѣческія жертвы и всякая мерзость. Человѣчество льнетъ ко всему хорошему и достигло значительнаго совершенства, а между тѣмъ на-верху царствуютъ -- жестокость, коварство, разрушеніе, а внизу -- скорбь, грѣхъ и позоръ.
   -- Что вы этимъ хотите сказать? спросилъ я.
   -- Я хочу сказать, что цивилизація оказалась вполнѣ несостоятельною для большинства людей,-- по меньшей мѣрѣ для 3/4 части всего человѣческаго рода. Большинство терпитъ недостатокъ въ одеждѣ, голодаетъ, окружено мракомъ и отчаяніемъ, проклинаетъ Провидѣніе. Грустно подумать, чѣмъ стало наше общество и чѣмъ оно могло-бы быть, если-бъ паши предки не отрѣшились отъ нравственной жизни и не предались-бы чревоугодію.
   -- Однако, возразилъ я:-- міръ не представляется мнѣ въ такомъ свѣтѣ. Еще недавно въ моихъ письмахъ на родину, я выражалъ свой восторгъ по поводу всѣхъ этихъ трофеевъ цивилизаціи, благодаря которой самыя сокровенныя силы природы служатъ человѣку. На мой взглядъ этотъ городъ свидѣтельствуетъ на каждомъ шагу о величіи человѣчества и блескѣ цивилизаціи.
   -- Вы правы, мой другъ, отвѣтилъ Максимиліанъ: -- но вы видите только внѣшнюю сторону, оболочку этой великой столицы. Завтра я васъ поведу въ такія мѣста, гдѣ вы увидите скрытые плоды нашей современной цивилизаціи. Мы заберемся съ вами не на палубу общественнаго корабля, гдѣ играетъ музыка и при легкомъ дуновеніи вѣтерка развѣваются разноцвѣтные флаги, а въ темные и мрачные трюмы, гдѣ карлики, обливаясь потомъ, поддерживаютъ огонь, при помощи котораго движется могучій корабль, съ блескомъ и съ торжествомъ несущійся по волнамъ времени. Мы посѣтимъ съ вами "Подземный міръ."
   

IV.
Подземный міръ.

   Дорогой Генрихъ! Со вчерашняго дня я видѣлъ страшныя сцены; я заглянулъ въ глубину ада. Я боленъ душой и страдаю за все человѣчество.
   Максъ (такъ я называю моего новаго друга) разбудилъ меня очень рано, и мы позавтракали при лампахъ. Вчера онъ самъ выкрасилъ для меня парикъ и подрѣзалъ мнѣ волосы. Затѣмъ онъ послалъ за портнымъ, который вмигъ изготовилъ мнѣ платье, сшитое по послѣдней модѣ. Оригинальный горецъ, какимъ я былъ еще наканунѣ.-- котораго такъ усердно преслѣдовала полиція, и голова котораго была оцѣнена въ тысячу долларовъ (раньше она никогда не цѣнилась такъ высоко), -- преобразился въ свѣтскаго молодого человѣка.
   У подъѣзда насъ уже ожидала карета. Проѣзжая по дремавшимъ еще улицамъ, мы продолжали бесѣдовать другъ съ другомъ.
   -- Могутъ-ли порочные и преступники быть членами вашего братства?
   -- Нѣтъ, мы преступниковъ не принимаемъ; у нихъ природа слишкомъ извращенная; они не могутъ внушать довѣрія. Только люди энергичные, вышедшіе побѣдителями изъ условій, которыя увлекаютъ слабаго въ бездну грѣха, могутъ быть членами нашего братства.
   -- Сколько-же членовъ насчитываетъ ваше общество?
   -- Въ общемъ болѣе ста милліоновъ.
   Я посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.
   -- Между ними однако могутъ оказаться и измѣнники?-- замѣтилъ я.
   -- Совершенно вѣрно. Но большинство членовъ не имѣютъ особеннаго значенія. Они ничто иное какъ члены организма, которыми управляетъ неизвѣстная имъ сила. Масса походитъ на солдатъ въ арміи: они повинуются, но не участвуютъ въ военныхъ совѣтахъ.
   Черезъ полчаса мы въѣхали въ кварталъ бѣдныхъ.
   По улицамъ двигалась безконечная процессія мужчинъ и женщинъ съ небольшими корзинами и лопатами. Они шли на работу. Было шесть часовъ утра. Я замѣтилъ, что и мужчины, и женщины были небольшого роста и очень походили другъ на друга, словно среда наложила на нихъ особый отпечатокъ. Они шли медленно, угрюмо. Это были существа забитыя, тупыя, истощенныя. У болѣе пожилыхъ въ выраженіи лица замѣчалось отчаяніе. Многіе изъ нихъ сурово и даже съ ненавистью поглядывали на насъ. Болѣе безотрадной, печальной картины я еще никогда не видывалъ. Изъ улицы въ улицу тянулись они безконечною вереницею; имя имъ было легіонъ. Всѣ они были одѣты очень бѣдно, а многіе -- въ рубищахъ. Женщины, подчиняясь своей страсти, старались принарядиться: тамъ и сямъ мелькала цвѣтная ленточка, шляпка, передникъ: но шляпы были старомодныя, давно уже вышедшія изъ употребленія, а передники достались имъ, очевидно, изъ третьихъ или четвертыхъ рукъ. Въ этой толпѣ встрѣчались дѣти, но въ нихъ не было замѣтно ни рѣзвости, ни веселія. Они шли молча, точно взрослые, бросая по сторонамъ дерзкіе взгляды, свидѣтельствовавшіе о томъ, что они уже знакомы съ порокомъ. Весь этотъ рабочій людъ держалъ себя напряженно, какъ бы въ ожиданіи невидимаго врага -- лютой нужды. Насколько я могъ судить, тутъ были люди разныхъ національностей,-- французы, нѣмцы, ирландцы, англичане, венгерцы, итальянцы, русскіе, евреи и даже китайцы и японцы; узкіе глаза многихъ изъ нихъ и неправильныя черты лица татарскаго тина напомнили мнѣ, что въ республикѣ законъ, направленный противъ вторженія желтолицыхъ, давно уже сдѣлался мертвой буквою.
   Волѣе всего меня однако поразило безмолвіе этихъ массъ. Это было шествіе приговоренныхъ къ смерти. Они казались мнѣ простыми автоматами въ рукахъ неумолимаго рока. Они несомнѣнно жили; но не было въ нихъ ни бодрости, ни надежды, ни иллюзій, которыя манятъ насъ впередъ, даже когда мы идемъ по самому тернистому пути. Они знали, что завтрашній день не принесетъ имъ ничего лучшаго, и что ихъ ожидаетъ все-таки позорная, жалкая, презрѣнная борьба изъ-за куска хлѣба. Если они производили на свѣтъ дѣтей, то съ отвращеніемъ и противъ воли: они знали, что ихъ сыновей и дочерей ожидаетъ та-же участь, что они подобно имъ вступятъ въ мрачное ущелье, изъ котораго нѣтъ выхода, что они будутъ заключены въ немъ съ самаго ранняго дѣтства до могилы, нѣтъ не до могилы, потому что у бѣдняка нѣтъ даже могилы. По соображеніямъ общественной безопасности, тѣла ихъ по 20--40 заразъ доставляютъ по желѣзной дорогѣ къ кремаціоннымъ печамъ, гдѣ огонь съ трескомъ и ужасающею быстротою превращаетъ ихъ въ дымъ, развѣваемый на всѣ четыре стороны. Эти громадныя печи являются единственнымъ памятникомъ для милліоновъ людей. Ихъ могила -- воздухъ. Вѣтеръ разсѣиваетъ съ такою быстротою дымъ, въ который обратилась ихъ бренная оболочка, что кажется, будто онъ спѣшитъ отнять у нихъ и то. что природа имъ ссудила на время ихъ несчастнаго земного существованія. Все, что есть на свѣтѣ энергичнаго, сильнаго, казалось, восклицаетъ: "Чортъ съ ними! Они отжили свое время. Пусть гибнетъ слабый! Да здравствуетъ сильный!"
   Я не стану, дорогой братъ, упоминать о всѣхъ фабрикахъ и мастерскихъ, которыя мы посѣтили. Вездѣ мы встрѣчали одно и то-же. Мы видѣли примѣненіе во всей полнотѣ "желѣзнаго закона заработной платы". Вслѣдствіе конкуренціи, заработки низведены до минимума, такъ что ихъ едва хватаетъ на поддержаніе жизни и мускульной силы, необходимой для исполненія работъ.
   О, какія грустныя сцены мнѣ, пришлось видѣть! Я переходилъ изъ дома въ домъ, видѣлъ безконечныя вереницы согбенныхъ, безмолвныхъ рабочихъ, молодыхъ и старыхъ, мужчинъ, женщинъ и дѣтей. Но самое безотрадное впечатлѣніе производятъ эти безстыжіе, вызывающіе взгляды, которые бросаютъ женщины при видѣ порядочно одѣтаго мужчины. Въ нихъ нѣтъ и слѣда страсти или похоти, а простое желаніе отдать за кусокъ хлѣба все, что вы потребуете. Чердачныя, подвальныя помѣщенія, -- темныя, мрачныя, зловонныя, -- переполнены жильцами. Воздухъ такъ зараженъ, что у васъ спираетъ дыханіе. Подумай, братъ мой, о всѣхъ этихъ несчастныхъ существахъ и сравни эту жизнь съ своею. При видѣ этой оборотной стороны цивилизаціи, невольно переносишься воображеніемъ въ нашъ мирный край съ его обширными пастбищами, огромными стадами, чуднымъ воздухомъ горныхъ равнинъ, спускающихся къ долинѣ Нила,-- этой колыбели цивилизаціи. Подумай объ этихъ милліонахъ несчастныхъ, осужденныхъ проводить свою безотрадную жизнь въ такихъ ужасныхъ условіяхъ! Взгляни на нихъ, когда они ѣдятъ. У нихъ нѣтъ отдыха послѣ работы, нѣтъ бесѣды, нѣтъ веселья. Не отрываясь отъ работы, они жуютъ подъ наблюденіемъ надсмотрщика на скорую руку свои черствые куски хлѣба и пожираютъ ихъ, какъ дикіе звѣри, жадно и торопливо.
   Работа, работа, работа съ утра до поздней ночи! Когда наконецъ настаетъ ночь, эти несчастныя существа отъискиваютъ свои жалкіе углы и въ изнеможеніи падаютъ на жесткія постели, спятъ нѣсколько часовъ безпокойнымъ сномъ въ атмосферѣ, пропитанной міазмами, а затѣмъ встаютъ и опять идутъ на работу. И это продолжается безъ конца. Однообразный трудъ не оживляется проблескомъ веселья. Они тянутъ нѣсколько лѣтъ свою тяжелую лямку, наживаютъ себѣ болѣзни, умираютъ, а послѣ смерти пламя пожираетъ ихъ трупы такъ-же безпощадно, какъ общество пожирало ихъ силы при жизни.
   Я освѣдомился у одного подмастерья о заработкахъ этихъ мужчинъ и женщинъ. Онъ удовлетворилъ мое любопытство. Трудно повѣрить, чтобы можно было поддерживать человѣческую жизнь за такую ничтожную плату. Я спросилъ затѣмъ, употребляютъ-ли они мясную пищу. "Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ,-- развѣ только попадется крыса или мышь".-- "Крыса или мышь!-- воскликнулъ я въ недоумѣніи. О, да! отвѣтилъ онъ:-- крысы и мыши -- очень лакомое блюдо. Наши дѣти, еще неспособные къ труду, выуживаютъ ихъ изъ водосточныхъ трубъ крючками совершенно такъ, какъ было сто лѣтъ тому назадъ въ Парижѣ во время осады. А собака -- большое лакомство. Когда убиваютъ бродячихъ собакъ, то между бѣдняками происходятъ изъ-за нихъ настоящія побоища.
   Я былъ глубоко возмущенъ всѣми этими подробностями и невольно вспомнилъ, какъ одинъ ученый объясняетъ людоѣдство на островахъ Тихаго океана: тамъ нѣтъ крупныхъ животныхъ, которыхъ могли-бы употреблять въ пищу туземцы, большіе охотники до мясной пищи, и этимъ объясняется, что они пожираютъ своихъ плѣнныхъ даже въ наше время.
   -- Вступаютъ-ли эти люди въ законный бракъ? спросилъ я.
   -- Законный бракъ! воскликнулъ онъ со смѣхомъ: да они не въ состояніи внести налога, который требуется закономъ. И зачѣмъ имъ жениться? Они не признаютъ нравственности. Они до такой степени пали, что походятъ на австралійскихъ дикарей, и если-бъ они не боялись полиціи, то жили-бы какъ собаки.
   Максимиліанъ сказалъ мнѣ, что этотъ человѣкъ принадлежалъ къ ихъ братству.
   Изъ фабрикъ и мастерскихъ Максимиліанъ повелъ меня въ кварталы, населенные преступниками. Мы видѣли дикихъ звѣрей въ ихъ берлогахъ, откуда они по временамъ вырываются на гибель своихъ ближнихъ. Какъ печальны послѣдствія превратныхъ соціальныхъ условій! Можно было-бы прослѣдить въ восходящей линіи, какъ постепенно передавались нынѣшнимъ разбойникамъ и убійцамъ всѣ звѣрскія наклонности ихъ предковъ, начиная съ бѣднаго крестьянина среднихъ вѣковъ, погрязшаго въ преступленіи подъ гнетомъ феодализма. Ничтожныя сѣмена порока и злодѣйства развивались въ теченіи поколѣній, пока наконецъ не народились настоящія нравственныя чудовища. Цивилизація создала новый типъ человѣка, который неизбѣжно будетъ передаваться изъ рода въ родъ.

Твой братъ
Габріель.

   

V.
Эстелла Вашингтонъ.

   Дорогой Генрихъ! Какъ-то утромъ послѣ завтрака мы съ Максомъ сидѣли въ библіотекѣ, покуривая сигары. Я спросилъ его, между прочимъ, обратилъ-ли онъ вниманіе на двухъ молодыхъ женщинъ, сидѣвшихъ въ экипажѣ князя Кабано въ то утро, когда я отхлесталъ кучера. Онъ отвѣтилъ, что особеннаго вниманія на нихъ не обратилъ, потому что былъ слишкомъ встревоженъ угрожавшею мнѣ опасностью; однако не могъ не замѣтить, что обѣ онѣ чрезвычайно красивы.
   -- Не знаете-ли вы, кто онѣ такія? спросилъ я, послѣ нѣкотораго молчанія, не желая выдать, что меня особенно интересуетъ одна изъ нихъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ онъ равнодушно: -- вѣроятно это дамы сердца князя.
   Эти слова кольнули меня въ сердце. Я привсталъ съ пылающимъ лицомъ и сверкающими глазами.
   -- Что съ вами? спросилъ Максимиліанъ -- надѣюсь, что я вамъ не сказалъ ничего обиднаго?
   Я опять усѣлся, стыдясь своей минутной вспышки, и отвѣтилъ:
   -- О, нѣтъ, но я увѣренъ, что вы ошиблись. Если бы вы хорошенько разсмотрѣли младшую, то вы никогда-бы не сдѣлали такого предположенія.
   -- Я не хотѣлъ сказать ничего дурного, успокоивалъ меня Максъ: -- но князь -- вдовецъ, и у него во дворцѣ настоящій гаремъ. Его агенты всюду разыскиваютъ красивыхъ женщинъ, которыхъ можно было-бы купить. Когда я увидалъ этихъ дамъ въ экипажѣ, я подумалъ, разумѣется, что это именно такого рода женщины.
   -- Покупать женщинъ? воскликнулъ я.-- Что вы говорите? Мы живемъ въ свободной Америкѣ, а не въ мусульманскомъ государствѣ.
   -- У насъ нравы, пожалуй, похуже, чѣмъ у магометанъ, возразилъ онъ: -- мы живемъ въ порабощенной Америкѣ и чѣмъ дольше живемъ, тѣмъ безотраднѣе становится все вокругъ насъ. Въ Америкѣ, дѣйствительно, былъ когда-то золотой вѣкъ, вѣкъ свободы, сравнительно равномѣрнаго распредѣленія богатствъ и демократическихъ учрежденій. Теперь осталось только подобіе всего этого -- одинъ миражъ. Американскіе штаты -- республика только по имени, и свобода ихъ только номинальная. Магометанство даже въ худшія времена не знало такого полнаго и ужаснаго деспотизма, какой царствуетъ теперь у насъ. Постоянныя увѣренія нашихъ продажныхъ газетъ, что мы -- самый свободный народъ на землѣ, даетъ намъ только сильнѣе чувствовать наше рабство. Это -- все равно что дразнить умирающаго отъ голода самыми изысканными блюдами. Что-же касается до покупки женщинъ для гаремовъ, то это, милый другъ,-- старая исторія. Болѣе ста лѣтъ тому назадъ издатель распространенной лондонской газеты подвергся тюремному заключенію за то, что возсталъ противъ этого соціальнаго недуга. Добродѣтельное общество отреклось отъ человѣка, который протестовалъ противъ грѣха, и приняло виновныхъ подъ свою защиту. А въ нашемъ столѣтіи положеніе дѣлъ стало еще хуже. Голодъ восторжествовалъ надъ всякою нравственностью; убѣжденія не устояли передъ потребностями тѣла. Давно поэтъ сказалъ, что "даже богатыя женщины не отличаются строгостью нравовъ, а нужда заставляетъ пасть и цѣломудренную весталку". Но напрасно онъ примѣняетъ эти слова къ однѣмъ женщинамъ. Самыя твердыя убѣжденія мужчинъ таятъ въ горнилѣ нужды подобно мягкому воску. Добродѣтель исчезаетъ подъ давленіемъ нужды. Нравственность какъ для мужчинъ, такъ и для женщинъ -- пышный цвѣтокъ, распускающійся только на плодородной почвѣ: отнимите соки у земли,-- и цвѣтокъ вянетъ. Если въ жизни, повидимому, случается обратное, то это означаетъ только, что гнетъ нужды не былъ особенно силенъ. Чувство собственнаго достоинства, скромность, честь исчезаютъ, когда мужчина или женщина ввергнуты въ позорную нищету. Передъ крикомъ желудка душа безсильна.
   -- Я не могу этому повѣрить, сказалъ я: -- вспомните мучениковъ, которые умирали на кострахъ.
   -- Это совсѣмъ другой вопросъ: человѣкъ легко умираетъ въ экстазѣ за свои убѣжденія. Тутъ человѣкъ жертвуетъ земною жизнью для вѣчной славы. Но возьмите дѣвушку, которая безбоязненно бросилась-бы въ пламя; поселите ее гдѣ-нибудь на чердакѣ, окружите ее пошлою невѣжественною средою: отнимите у нея всякую надежду на лучшее будущее, всякую облагораживающую мысль и взамѣнъ дайте ей безконечный трудъ и голодъ, -- что тогда? Тогда она превратится въ грубое животное, которому ничего не нужно, кромѣ пищи. Вспомните, дорогой другъ, что цѣломудріе -- продуктъ цивилизаціи, что варварскіе народы его не знаютъ: у нихъ развратная женщина пользуется иногда почетомъ.
   -- Дорогой мой Максимиліанъ, мнѣ кажется, что это совершенно неосновательный взглядъ на дѣло. Цѣломудріе свойственно всѣмъ женщинамъ. Но вернемся къ нашему прежнему разговору. Такъ, напримѣръ, я вполнѣ увѣренъ, что молодая женщина, сидѣвшая въ экипажѣ -- особа скромная и нравственная. Такая благородная наружность не можетъ служить оболочкой испорченной души. Выраженіе ея лица, а въ особенности ея глазъ свидѣтельствуютъ о развитомъ умѣ, о добромъ сердцѣ, о возвышенной душѣ.
   -- Ага! сказалъ Максъ, -- кажется, стрѣла Купидона уже ранила моего друга, не смотря на всю его философію.
   -- Не скажу этого, отвѣтилъ я.-- Но молодая особа дѣйствительно меня очень интересуетъ. Мнѣ никогда не случалось видѣть такого привлекательнаго лица.
   -- Въ такомъ случаѣ, отвѣтилъ Максъ: -- я вамъ докажу, что значитъ имѣть друга. Скоро вы узнаете о ней все, что только можно узнать. Во всякомъ богатомъ домѣ въ Нью-Іоркѣ есть члены нашего общества, и мнѣ нетрудно узнать, кто она такая. Я справлюсь прежде всего у дворецкаго князя Кабано, кто такія эти двѣ дамы.
   Онъ подошелъ къ стѣнѣ, надавилъ пружину и передъ нимъ отворились дверцы. Я увидалъ небольшое углубленіе, къ которомъ находились чернила, бумага и перья. Онъ написалъ записку и, помѣстивъ ее въ воронкообразную впадину, соединявшуюся пневматической трубкой, позвонилъ; черезъ нѣсколько минутъ раздался другой звонокъ, онъ вынулъ изъ той-же впадины отвѣтную записку и прочелъ мнѣ слѣдующее:
   "Старшая дама -- миссъ Фредерика Боуерсъ: младшая -- миссъ Эстелла Вашингтонъ, обѣ постоянно живутъ у князя Кабано".
   -- Эстеллла Вашингтонъ, какое благородное имя! Можете-ли вы узнать еще что-нибудь объ ней?
   -- Да, конечно, отвѣтилъ онъ: -- наше общество имѣетъ свою справочную контору. Она доставляетъ намъ самыя точныя свѣдѣнія не только о членахъ нашего общества, по о комъ угодно. Подождите минутку.
   Онъ опять открылъ тотъ-же пріемникъ въ стѣнѣ, написалъ нѣсколько словъ на листѣ бумаги, опустилъ ее опять въ отверстіе и при помощи пневматическаго аппарата направилъ въ главную справочную контору. Прошло около четверти часа, пока нами полученъ былъ слѣдующій отвѣтъ:
   "Миссъ Эстелла Вашингтонъ восемнадцати лѣтъ. Внѣшнія примѣты: высокаго роста, стройная, глаза голубые, волосы длинные, золотистые, лицо красивое. Происхожденіе: происходитъ по прямой линіи отъ Лаврентія Вашингтона, брата перваго президента республики. Родители: Уильямъ и Софья Вашингтонъ. Отецъ кончилъ курсъ въ виргинскомъ университетѣ и состоялъ профессоромъ индо-европейской литературы въ гавардскомъ университетѣ втеченіи десяти лѣтъ. Дѣдъ Лаврентій Вашингтонъ въ теченіе пятнадцати лѣтъ былъ членомъ верховнаго суда Соединенныхъ Штатовъ. Софія, мать Эстеллы, урожденная Вейнрайтъ, признавалась спеціалисткою по греческой и санскритской словесности и была дочерью профессора Ильи Вейнрайта, занимавшаго каѳедру психологіи въ іэльской коллегіи втеченіе двадцати лѣтъ. Въ семействѣ Эстеллы много ученыхъ, занимающихъ видное общественное положеніе, но богатыхъ между ними нѣтъ. Исторія Эстеллы. Отецъ умеръ, когда Эстеллѣ было всего восемь лѣтъ, оставивъ семью безъ всякихъ средствъ къ существованію. Мать пережила его только на два года. Десятилѣтняя Эстелла осталась на попеченіи вдовы ея дяди, Джоржа Вашингтона. Вскорѣ Марія вышла вторично замужъ за Езекіиля Пленкета, но опять овдовѣла. Это -- женщина простого происхожденія, суроваго и хитраго нрава. Она живетъ въ домѣ No 2,682 въ Большой улицѣ. Замѣтивъ, что Эстелла обѣщаетъ быть красавицей, она рѣшилась взять ее на свое попеченіе, дать ей хорошее образованіе и затѣмъ за большую сумму продать ее богатому аристократу. И дѣйствительно, 5-го числа прошлаго мѣсяца она была продана за 5,000 дол. дворецкому князя Кабано и взята въ его доятъ. Эстелла -- совершенно неопытная дѣвушка и вполнѣ довѣряетъ своей теткѣ, къ которой она къ тому-же очень привязана. Она воображаетъ, что взята въ качествѣ компаньонки къ миссъ Фредерикѣ Боуерсъ -- любимой подругѣ князя, которая выдаетъ себя за его племянницу".
   Можешь себѣ представить, дорогой братъ, съ какимъ ужасомъ я прочелъ этотъ сухой документъ, подъ которымъ скрывалась для меня цѣлая трагедія. Подумай только: молодая, нравственная, красивая дѣвушка обречена на такой позоръ женщиной, которую она любитъ и которой довѣряетъ! Какой ужасный свѣтъ бросаетъ эта исторія на общество, гдѣ возможны подобныя вещи! Я невольно пересталъ прикидываться равнодушнымъ и, вскочивъ съ мѣста съ лицомъ, пылавшимъ отъ негодованія, воскликнулъ:
   -- Я ее спасу во что-бы ни стало!
   Максимиліанъ, болѣе закаленный въ борьбѣ за существованіе среди этого извращеннаго общества, былъ однако также глубоко возмущенъ, и глаза его сверкали отъ негодованія.Онъ схватилъ меня за руку и прошепталъ:
   -- Я вамъ помогу, другъ мой...
   -- Но что-же намъ дѣлать? спросилъ я.
   -- Мы сейчасъ увидимся съ ней, и если не поздно, увеземъ ее, вырвемъ изъ рукъ этого негодяя, который такъ падокъ до хорошенькихъ женщинъ. Мы имѣемъ уже одинъ шансъ: дворецкій, купившій Эстеллу для князя, -- то самое лицо, которое сейчасъ отвѣчало на мое письмо. Онъ состоитъ членомъ нашего братства. Онъ мнѣ безусловно повинуется, устроитъ намъ свиданіе съ молодой дѣвушкой и сдѣлаетъ все, что мы прикажемъ.
   Тонкія губы Макса приняли еще болѣе рѣшительное выраженіе, а красивые глаза гнѣвно сверкали. Онъ на минуту вышелъ въ другую комнату и, вернувшись оттуда, сказалъ:
   -- Вотъ вамъ револьверъ и ножъ.-- Онъ подалъ мнѣ кривой ножъ въ прекрасной золотой оправѣ.-- Мы идемъ въ вертепъ, гдѣ можно всего ожидать. Не вынимайте ножа безъ надобности, потому что каждая сдѣланная имъ царапина безусловно смертельна. Ножъ пропитанъ самымъ сильнымъ ядомъ, который когда-либо былъ открытъ химиками. Это изобрѣтеніе итальянскаго профессора, члена нашего общества. Секретъ извѣстенъ только намъ.
   

VI.
Свиданіе.

   Мы сѣли на поѣздъ электрической желѣзной дороги и вскорѣ были у дома князя. Мы вошли въ домъ черезъ черный ходъ, и Максимиліанъ послалъ свою карточку дворецкому. Тотъ скоро вышелъ къ намъ, почтительно поклонился моему другу и повелъ насъ въ свою комнату. Максимиліанъ заперъ дверь на ключъ и тщательно осмотрѣлъ комнату, заглянувъ даже за занавѣски. Помѣщеніе дворецкаго, какъ и все во дворцѣ, было убрано съ большою роскошью и пышностью. Довольный своимъ осмотромъ, Максимиліанъ обратился къ Рудольфу, -- такъ звали дворецкаго,-- и, подавая ему записку, полученную изъ справочной конторы, сказалъ:
   -- Прочтите.
   Рудольфъ принялся читать, замѣтно смущенный.
   -- Мнѣ кажется, что все здѣсь изложенное вполнѣ вѣрно, сказалъ онъ:-- что-же вы желаете?
   -- Во-первыхъ, отвѣтилъ Максимиліанъ: -- скажите, знаетъ-ли Эстелла, для чего она здѣсь находится?
   -- Нѣтъ, возразилъ онъ: -- Фредерика изъ зависти не пускаетъ ее на глаза князя. Она конечно не хочетъ, чтобъ болѣе молодая и красивая женщина вытѣснила ее.
   -- Слава Богу! воскликнулъ Максимиліанъ.-- Мы должны повидаться съ Эстеллой. Можете-ли вы намъ устроить свиданіе?
   -- Могу, отвѣтилъ онъ:-- я сейчасъ приведу ее сюда. Я знаю, что она дома: я ее только-что видѣлъ. Подождите меня здѣсь.
   -- Постойте, сказалъ Максимиліанъ: -- есть-ли у васъ росписка отъ мистриссъ Пленкетъ въ полученіи 5,000 долларовъ?
   -- Нѣтъ: но я могу достать ее.
   -- Пожалуйста, сдѣлайте это. а когда придетъ сюда Эстелла, то представьте ей меня въ качествѣ мистера Мартина, а моего друга назовите мистеромъ Генри. Она можетъ отказаться отъ нашей помощи и выдать насъ князю. Мы должны позаботиться и о себѣ...
   -- Слушаю-съ, отвѣтилъ Рудольфъ, и мнѣ показалось. что онъ обращался съ моимъ другомъ, какъ съ начальникомъ.
   Пока мы ожидали его возвращенія, я находился въ состояніи сильнаго волненія. Меня радовало, что молодая дѣвушка осталась непорочна, какъ ангелъ, и въ то-же время я съ трепетомъ ожидалъ ея появленія
   Наконецъ дверь отворилась, вошелъ Рудольфъ, а за нимъ высокая, прекрасная дѣвушка, которую я тотчасъ-же призналъ за Эстеллу; но она мнѣ показалась еще красивѣе, чѣмъ въ первый разъ. Ея взглядъ устремился прежде всего на меня; она остановилась и покраснѣла. Видно было, что она меня узнала, и мнѣ показалось, что видъ мой не былъ ей непріятенъ. Затѣмъ она взглянула на Максимиліана, потомъ на Рудольфа, который отрекомендовалъ насъ, какъ было условлено. Я подалъ ей стулъ; она сѣла, видимо, совершенно озадаченная нашимъ посѣщеніемъ. Послѣ минутнаго молчанія,-- такъ какъ Максимиліанъ былъ очевидно не менѣе меня пораженъ ея красотой,-- она сказала тихимъ пріятнымъ голосомъ:
   -- Мистеръ Рудольфъ сказалъ мнѣ, что вы желаете со мной поговорить о чемъ-то очень важномъ.
   По знаку Максимиліана Рудольфъ заперъ дверь на ключъ. Она съ изумленіемъ взглянула на него и потомъ повернулась ко мнѣ, очевидно, довѣряя мнѣ больше другихъ.
   -- Это правда, миссъ Вашингтонъ, сказалъ Максимиліанъ,-- мы хотимъ сообщить вамъ нѣчто очень для васъ важное. Мы должны васъ непріятно поразить и вынуждены быть даже жестокими, рискуя вызвать ваше неудовольствіе,-- такъ что я и не знаю, съ чего начать.
   Она немного поблѣднѣла, а я поспѣшилъ прибавить:
   -- Будьте увѣрены, что мы питаемъ къ вамъ самое глубокое уваженіе и одушевлены искреннимъ желаніемъ помочь вамъ и избавить васъ отъ угрожающей вамъ опасности. Вотъ почему мы осмѣлились пригласить васъ сюда.
   На ея лицѣ выразилась тревога, но. пересиливъ себя, она съ большимъ достоинствомъ отвѣтила:
   -- Я васъ не понимаю. О какой опасности говорите вы? Объяснитесь пожалуйста.
   -- Вы, кажется, узнали моего друга, мистера Габріэля, сказалъ Максъ.
   -- Да, отвѣтила она, опять покраснѣвъ: -- если я не ошибаюсь, этотъ джентельмэнъ спасъ отъ смерти нищаго и наказалъ нашего дерзкаго кучера. По моей просьбѣ, племянница князя, миссъ Фредерика, перестала съ тѣхъ поръ выѣзжать съ нимъ. Я очень рада, что имѣю возможность еще разъ поблагодарить васъ за вашъ благородный поступокъ,-- прибавила она, обращаясь ко мнѣ съ обворожительною улыбкою.
   -- За пустую услугу я награжденъ сторицею вашими добрыми словами, произнесъ я.
   -- Вы легко поймете, сказалъ Максимиліанъ, -- что мой другъ съ того самаго момента вами заинтересовался.
   Она опять покраснѣла и опустила глаза. Въ моей головѣ промелькнуло, что можетъ быть и она думала обо мнѣ.
   -- Я -- членъ тайнаго общества, сказалъ Максимиліанъ.-- У насъ есть своя справочная контора, собирающая всевозможныя свѣдѣнія, которыя намъ могутъ пригодиться. Когда мой другъ спросилъ меня о васъ, я тотчасъ-же послалъ запросъ въ нашу справочную контору и получилъ отвѣтъ. Я боюсь показать его вамъ. Для васъ было-бы слишкомъ сильнымъ ударомъ вдругъ разочароваться въ людяхъ, которымъ вы вполнѣ довѣряете. Боюсь, чтобы это не было-бы для васъ непосильнымъ ударомъ. А между тѣмъ я рѣшительно не знаю, какъ при вашей неопытности и невинности сообщить вамъ о гнусностяхъ, которыми вы окружены.
   Эстелла улыбнулась и протянула руку къ бумагѣ съ большимъ достоинствомъ и хладнокровіемъ.
   -- Дайте мнѣ это прочесть. Я не думаю, что здѣсь было-бы написано что-нибудь такое, что могло-бы меня сильно поразить.
   Максимиліанъ подалъ ей бумагу и наблюдалъ за ней, пока она читала. Сначала на ея лицѣ выразилось удивленіе, что всѣ ея семейныя обстоятельства такъ точно изложены въ этомъ документѣ. Затѣмъ оно смѣнилось напряженнымъ вниманіемъ, потомъ ея глаза расширились отъ негодованія и ужаса, и наконецъ она съ гнѣвомъ бросила бумагу и, вскочивъ со стула, крикнула:
   -- Это -- низкая ложь! Вы мнѣ разставляете ловушку и хотите позорно оклеветать мою тетушку.
   И, проходя мимо Рудольфа, она съ сверкающими глазами прибавила:
   -- Отоприте дверь. Я сейчасъ-же разскажу все князю. Какъ вы смѣли впустить сюда этихъ людей?
   Рудольфъ, встревоженный за самого себя, молча поникъ головою. Онъ весь дрожалъ.
   -- Рудольфъ! торжественно произнесъ Максимиліанъ:-- во имя данной вами присяги, приглашаю васъ засвидѣтельствовать этой дамѣ, что все написанное здѣсь -- правда.
   -- Я полагаю, что все это вѣрно, произнесъ Рудольфъ тихимъ голосомъ.
   Въ глазахъ Эстеллы сверкнуло негодованіе, когда она проницательно взглянула сначала на Рудольфа, потомъ на Максимиліана.
   -- Рудольфъ, продолжалъ Максимиліанъ:-- во имя данной вами клятвы, скажите миссъ Вашингтонъ, заплатили ли вы 5,000 долларовъ ея теткѣ, Маріи Пленкетъ?.
   -- Да, заплатилъ, отвѣтилъ Рудольфъ также тихо.
   -- Это -- ложь! крикнула Эстелла.
   Однако въ ея тонѣ слышалось уже подозрѣніе.
   -- Рудольфъ, сказалъ Максимиліанъ: -- скажите этой дамѣ, имѣете-ли вы отъ ея тетки росписку въ полученіи этой суммы.
   -- Имѣю, отвѣтилъ Рудольфъ.
   -- Миссъ Вашингтонъ, обратился къ Эстеллі Максимиліанъ дѣловымъ тономъ:-- признали-ли бы вы почеркъ вашей тетки?
   -- Конечно.
   -- Часто вамъ случалось видѣть ея почеркъ?
   -- Сотни разъ.
   -- Имѣете-ли вы основаніе не довѣрять Рудольфу? Вѣдь вы знаете, что ложное показаніе погубитъ его.
   -- Да, да, отвѣтила она, и ея взглядъ выражалъ ужасъ и отчаяніе.
   -- Прочти росписку, Рудольфъ, сказалъ Максимиліанъ.
   Рудольфъ прочелъ тѣмъ-же тихимъ и дрожащимъ голосомъ:
   "Нью-Іоркъ 5-го августа 1988 года.-- Я, нижеподписавшаяся, получила отъ князя Кабано черезъ посредство Матью Рудольфа сумму въ пять тысячъ долларовъ, за которую предоставила свою племянницу, Эстеллу Вашингтонъ, въ полное распоряженіе князя Кабано и отказалась отъ всякихъ правъ на нее. Равнымъ образомъ я обязуюсь не открывать родственникамъ Эстеллы Вашингтонъ теперешняго ея мѣстожительства.

Марія Пленкетъ."

   Когда онъ кончилъ, Эстелла поспѣшно выхватила у него росписку изъ рукъ и вперила взоръ въ подпись. Лицо ея смертельно поблѣднѣло, и она упала-бы безъ чувствъ, если-бъ я не поспѣшилъ поддержать ее и отнести на диванъ. Рудольфъ принесъ стаканъ воды и прыснулъ ей воды въ лицо. Она скоро пришла въ себя, съ видомъ удивленія оглянулась кругомъ, потомъ вспомнила все случившееся, и лицо ея опять приняло выраженіе страданія и отчаянія. Я боялся, что она вторично лишится чувствъ и, опустившись возлѣ нея на колѣни, поднесъ къ ея губамъ стаканъ воды. Она посмотрѣла на меня долгимъ, внимательнымъ взглядомъ, затѣмъ перевела глаза на Максимиліана и Рудольфа, стоявшихъ почтительно въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ меня. Слезы струились по ея лицу: потомъ словно новая мысль мелькнула въ ея головѣ, и она привстала, сказавъ:
   -- Не можетъ быть, чтобы это была правда! Моя тетка не способна на это. Васъ я не знаю. Это какой-то заговоръ. Я спрошу Фредерику.
   -- Только ради Бога не Фредерику, сказалъ Максимиліанъ.-- Она вамъ не скажетъ правды. Но можетъ быть, вы довѣряете которой-нибудь изъ вашихъ служанокъ?
   -- Да, сказала она: -- моя горничная честная дѣвушка и заслуживаетъ довѣрія. Это -- Мэри Калаганъ. Я думаю, что она меня любитъ и не обманетъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Рудольфъ: -- пошлите за ней и поговорите съ ней сами; мы ей не скажемъ ни слова и спрячемся за драпировку. Не плачьте, позовите прислугу и прикажите привести сюда Мэри.
   Черезъ нѣсколько минутъ въ комнату вошла здоровая, краснощекая ирландка съ голубыми глазами и привлекательной улыбкой.
   -- Мэри, сказала Эстелла: -- вы всегда любили меня и старались мнѣ угождать. Я хочу предложить вамъ нѣсколько вопросовъ. Скажите-ли вы мнѣ полную правду?
   -- Да, конечно.
   -- Скажите мнѣ, Мэри, Фредерика приходится племянницей князю Кабано?
   -- Она никогда не была съ нимъ въ родствѣ.
   -- Почему-же она живетъ здѣсь? спросила Эстелла.
   -- Мнѣ трудно отвѣтить на этотъ вопросъ, потому что я легко могу лишиться мѣста. Въ наше время честной дѣвушкѣ живется не легко. Я сама сюда попала только потому, что прихожусь родственницей помощнику эконома, мистеру Флаэрти. Если я скажу что-нибудь противъ миссъ Фредерики, то меня тотчасъ-же уволятъ.
   -- Говорите только правду, Мэри, я никому не передамъ вашихъ словъ. Я васъ спрашиваю не изъ празднаго любопытства.
   -- Конечно, возразила Мэри: -- Если-бы вы не были такъ невинны, то поняли бы, что здѣсь происходитъ. Вѣдь ни для кого не тайна, кто такая миссъ Фредерика.
   Она приблизилась къ Эстеллѣ и шепнула ей на ухо:-- Она главная любовница князя.
   Эстелла невольно отступила назадъ. Послѣ нѣкотораго молчанія она продолжала:
   -- Скажите, Мэри, кто-же эти другія молодыя особы, которыхъ князь называетъ кузинами: миссъ Люси, миссъ Юлія и прочія?
   -- То же самое, что и миссъ Фредерика. Я еще недавно говорила объ этомъ съ Анной, нашей судомойкой. Я ее увѣряла, что вы ничего не знаете и что миссъ Фредерика старается держать васъ вдали отъ князя, а потому разъѣзжаетъ съ вами по цѣлымъ днямъ и отвела вамъ комнату въ отдаленномъ концѣ дворца. Вѣдь если-бъ князь только увидалъ васъ, то пѣсенка миссъ Фредерики была-бы спѣта.
   Изъ своей засады я увидалъ, что Эстелла схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть, и произнесла сдавленнымъ голосомъ:
   -- Благодарю васъ, Мэри: вы можете идти. Я вамъ очень благодарна.
   Когда мы вышли изъ-за драпировки, она сидѣла въ креслѣ и судорожно рыдала. Наконецъ она подняла голову и, увидавъ насъ, воскликнула:
   -- Боже мой, Боже мой, что мнѣ дѣлать? Я продана, продана, какъ невольница. О, это ужасно!
   -- У васъ есть друзья, и мы вамъ поможемъ, сказалъ я, приближаясь къ ней.
   -- Я должна бѣжать! воскликнула она:-- но какъ это сдѣлать и куда?
   -- Дорогая моя миссъ Вашингтонъ, -- сказалъ Максимиліанъ: -- у меня есть мать, которая будетъ очень рада принять васъ къ себѣ. Вы будете жить спокойно и въ полной безопасности у насъ до тѣхъ поръ, пока вы не устроитесь какъ-нибудь иначе. Рудольфъ можетъ вамъ поручиться, что я -- честный человѣкъ и что вы можете вполнѣ на меня положиться.
   -- Да, подтвердилъ Рудольфъ: -- Максимиліанъ Пешенъ -- человѣкъ безупречной честности, и одно слово его значитъ больше, чѣмъ клятва другого человѣка.
   -- Въ такомъ случаѣ уйдемъ тотчасъ-же отсюда, сказала Эстелла.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Рудольфъ, -- это невозможно. Домъ наполненъ шпіонами; васъ выслѣдятъ и вернутъ назадъ.
   -- Что-же вы предложите? спросилъ Максимиліанъ.
   -- Надо это обдумать,-- отвѣтилъ старикъ: -- Сегодня четвергъ: въ будущій понедѣльникъ, вечеромъ, здѣсь состоится собраніе членовъ "правительства"; приглашено будетъ также множество гостей, и суматоха будетъ порядочная. Тогда потребуется нѣсколько лишнихъ сторожей, и я найму одного члена братства. Онъ будетъ стоять у входа въ залу смежную съ этой комнатой. Вотъ здѣсь находится особенный выходъ на лѣстницу. Я припасу мужской костюмъ для миссъ Эстеллы. Она высокаго роста, и въ темнотѣ ее легко примутъ за мужчину. Затѣмъ я приготовлю билетъ для пропуска экипажа. Вы пріѣдете въ каретѣ и будете ожидать недалеко отъ подъѣзда, вмѣстѣ съ другими экипажами. Но кто-нибудь долженъ сопровождать миссъ Эстеллу изъ этой комнаты къ каретѣ, потому что мнѣ самому нельзя будетъ отлучиться.
   Я выступилъ впередъ и сказалъ:-- Это я беру на себя.
   -- Однако, дѣло не такъ легко, какъ вы думаете. Можно поплатиться жизнью, сказалъ Рудольфъ, зорко всматриваясь въ меня. Если васъ откроютъ, то церемониться не станутъ.
   -- Мнѣ-бы хотѣлось, чтобы опасность была въ десять разъ больше.
   Эстелла покраснѣла и подарила меня взглядомъ благодарности.
   -- Вотъ еще затрудненіе, произнесъ Максимиліанъ.
   -- Въ чемъ-же дѣло? спросилъ Рудольфъ.
   -- Мнѣ кажется опасно оставлять миссъ Вашингтонъ втеченіи четырехъ дней въ этомъ домѣ.
   -- Я буду наблюдать, что-бы съ ней не случилось ничего дурного,-- сказалъ Рудольфъ.-- Ей лучше всего прикинуться больной и не выходить изъ комнаты. Тогда князь едва-ли увидитъ ее.
   -- Миссъ Вашингтонъ, -- сказалъ я, подавая ей ножъ, которымъ меня снабдилъ Максъ:-- возьмите это оружіе; оно пропитано самымъ сильнымъ ядомъ, какой только есть на свѣтѣ; малѣйшая царапина вызываетъ моментально смерть. Употребите его для самозащиты, если на васъ нападутъ.
   -- Я знаю, какъ имъ воспользоваться въ случаѣ надобности, сказала она съ удареніемъ.
   -- Лучше смерть, чѣмъ позоръ, поддержалъ я ее.
   Она взглядомъ поблагодарила меня и спрятала кинжалъ на груди.
   -- Вотъ еще о чемъ надо подумать, сказалъ Рудольфъ Максу:-- въ понедѣльникъ собраніе будетъ очень важное, насколько я могу судить по нѣкоторымъ даннымъ. Кажется, будутъ обсуждаться мѣры на случай ожидаемаго народнаго возстанія. Хорошо было-бы имѣть подъ рукою человѣка вполнѣ надежнаго, который могъ-бы сообщить намъ все, что здѣсь произойдетъ. Кого-бы назначить?
   -- Не могу-ли я вамъ служить? спросилъ я.-- Мнѣ во всякомъ случаѣ придется здѣсь остаться до конца засѣданія.
   -- Онъ не изъ нашихъ, сказалъ Рудольфъ съ недовѣріемъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Максимиліанъ:-- но я ручаюсь за его честность своею жизнію.
   -- Въ такомъ случаѣ хорошо, отвѣтилъ Рудольфъ,-- я покажу вашему другу, гдѣ спрятаться.
   

VII.
Тайникъ.

   Дорогой Генрихъ! Много роскоши во всѣхъ ея проявленіяхъ мнѣ довелось видѣть здѣсь; но то, что я увидѣлъ во дворцѣ князя Кабано, превзошло всѣ, мои ожиданія. Толстые мягкіе ковры заглушали наши шаги; мы шли словно по дерну, покрытому роскошными цвѣтами. Витыя лѣстницы, по которымъ мы поднимались, были такія широкія, что въ нихъ умѣстились-бы рядомъ три экипажа. Вездѣ виднѣлись прелестныя статуи и чудныя картины. Намъ пришлось миновать огромныя залы, отведенныя подъ библіотеку. Мягкій свѣтъ падалъ на безконечные ряды книгъ въ богатыхъ переплетахъ: но отъ нихъ вѣяло холодомъ. Никто ихъ не читалъ; никто не заглядывалъ въ эти сокровища, собранныя втеченіи цѣлыхъ вѣковъ и заключавшія въ себѣ самые рѣдкіе экземпляры. Мимо насъ поминутно проходили мужчины и женщины -- дворцовая прислуга, которой здѣсь множество. Тамъ и сямъ стояли сторожа, обязанность которыхъ заключается въ томъ, чтобы охранять драгоцѣнности, разбросанныя по столамъ: книги, произведенія искусства, бронзовыя вещицы, ящички, осыпанные драгоцѣнными камнями,-- словомъ, всевозможный bric-à-brac, собранный со всѣхъ концовъ свѣта, по цѣнности своей составляющій уже одинъ громадное состояніе. Каждая комната является своего рода великолѣпнымъ музеемъ. При видѣ этой безполезной роскоши, удовлетворявшей только тщеславіе, я не могъ не вспомнить ужасной картины нищеты, которую видѣлъ наканунѣ. Въ моемъ сердцѣ невольно раздавался крикъ: "Доколѣ-же, о Господи!" И затѣмъ я подумалъ о томъ, какая тонкая и хрупкая оболочка отдѣляетъ эту роскошь отъ бездны нищеты. И мнѣ казалось уже, что наша планета начинаетъ колебаться, что я слышу подземный грохотъ, вижу, какъ бурный разрушительный потокъ злобы и голода вторгается въ эти палаты и уничтожаетъ накопленныя въ ней богатства. Я стоялъ безмолвно, углубившись въ свои размышленія, какъ вдругъ Рудольфъ дотронулся до моей руки и пригласилъ меня послѣдовать за нимъ черезъ большую залу, увѣшанную фамильными портретами. Отсюда мы вступили въ великолѣпную комнату, убранную съ баснословною роскошью. Въ серединѣ стоялъ большой столъ, а вокругъ него около сорока стульевъ изъ темнаго тропическаго дерева. Эта комната напоминала собою совѣщательную залу могущественнаго правительства съ трономъ, стоявшемъ въ концѣ ея.
   -- Вотъ, сказалъ Рудольфъ торжественно: -- тутъ происходятъ засѣданія. Америка управляется этимъ тайнымъ правительствомъ, а не оффиціальнымъ, которое существуетъ только для формы. Люди, собирающіеся здѣсь, рѣшаютъ судьбу сотенъ милліоновъ людей, живущихъ въ странѣ, открытой Колумбомъ. Здѣсь создаются политическія партіи, избираются конгрессы, законодательныя палаты, президенты, назначаются судьи, губернаторы; отсюда-же ведется контроль надъ всѣми мѣстными учрежденіями. Декреты, формулируемые здѣсь, воспроизводятся тысячами газетъ, комментируются столькими-же ораторами и приводятся въ дѣйствіе безчисленною арміею солдатъ, слугъ, шпіоновъ и даже убійцъ. Тотъ, кто становится поперекъ дороги людямъ, собирающимся здѣсь -- гибнетъ. Тотъ, кто не сочувствуетъ имъ,-- рискуетъ жизнью. Здѣсь, молодой человѣкъ, вы все равно что въ центрѣ земли; здѣсь рычагъ, при помощи котораго земной шаръ приводится въ движеніе.
   Меня охватилъ безотчетный ужасъ. Мнѣ казалось, что эта торжественная молчаливая комната населена могучими духами, подчиняющими и порабощающими себѣ все человѣчество. Я на цыпочкахъ послѣдовалъ за Рудольфомъ въ другой конецъ залы, отдѣленный широкой аркой.
   -- Здѣсь, сказалъ онъ: -- зимній садъ, который постоянно пополняется и обновляется самыми роскошными растеніями изъ дворцовыхъ оранжерей. Князь любитъ растенія и это, кажется, единственная человѣческая черта, сохранившаяся въ немъ. Его любимое растеніе -- своеобразный южно-американскій кактусъ съ его прелестнымъ цвѣткомъ на грубомъ уродливомъ стволѣ, покрытомъ колючими иглами. Онъ растетъ только на безплодной землѣ. Я воспользовллся этимъ растеніемъ, чтобы устроить тайникъ, о которомъ вамъ говорилъ. Нѣкоторые изъ этихъ кактусовъ имѣютъ пятнадцать футовъ вышины и, какъ видите, упираются въ самый потолокъ. Вокругъ нихъ я устроилъ настоящую живую изгородь изъ менѣе высокихъ кактусовъ, растущихъ въ большихъ ящикахъ. Черезъ эту колючую стѣну невозможно проникнуть: ящики-же скрѣплены между собою изнутри крючками и желѣзными скобками. Однако одинъ ящикъ остался незакрѣпленнымъ, и сильный мужчина можетъ сдвинуть его въ сторону и черезъ отверстіе проникнуть за баррикаду. Тамъ онъ будетъ находиться, словно въ неприступной крѣпости. Его можно видѣть только сверху. Затѣмъ между тайникомъ и совѣщательной комнатой я устроилъ еще изгородь изъ цвѣтовъ, которая васъ скроетъ, но въ тоже время вы сами будете видѣть все, что дѣлается въ залѣ. Однако на случай, если васъ замѣтятъ, вы можете воспользоваться окномъ, находящимся за кактусами. Погода стоитъ теплая; я могу оставить его открытымъ. Вдоль стѣны растетъ виноградная лоза, по которой вы можете спуститься. Берегитесь только пистолетныхъ выстрѣловъ, когда вы будете бѣжать въ темнотѣ черезъ садъ. Я познакомлю васъ съ мѣстностью, чтобы вы не заблудились. Если васъ поймаютъ, то вы можете выдать себя за ночного вора и сказать, что вы проникли въ домъ съ цѣлью грабежа. Не вздумайте однако впутывать меня въ дѣло, потому что вы отъ этого ничего не выиграете. Насъ обоихъ по-просту убьютъ, какъ шпіоновъ, между тѣмъ какъ за воровство вы будете приговорены только къ тюремному заключенію на извѣстный срокъ. Я вамъ сообщаю обо всемъ этомъ на всякій случай, хотя я увѣренъ, что все обойдется благополучно. Мы пользовались уже неоднократно этимъ тайникомъ и, благодаря ему, наше братство узнаетъ самыя важныя тайны. Если вы будете осторожны, то вамъ нечего бояться. Засѣданіе начнется въ восемь часовъ, а въ половинѣ восьмого я долженъ осмотрѣть всѣ комнаты, удостовѣриться, всели въ порядкѣ, не проникли-ли къ намъ шпіоны, лично донести обо всемъ князю и вручить ему ключъ отъ этой залы. Васъ я наряжу лакеемъ и возьму съ собой во время обхода дворца. Вы воспользуетесь благопріятнымъ моментомъ, чтобъ проникнуть въ тайникъ и тамъ снимете платье, которое я вамъ дамъ, и спрячете его между растеніями. На всякій случай вы должны имѣть при себѣ оружіе. Мы сойдемся съ вами въ саду въ половинѣ шестого. Но прежде чѣмъ мы съ вами разстанемся, я дамъ вамъ ключъ отъ калитки, черезъ которую вы можете войти. По окончаніи засѣданія совѣта я вернусь въ залу, и вы опять надѣнете костюмъ лакея. Князь на прощанье всегда угощаетъ своихъ гостей роскошнымъ ужиномъ. Тѣмъ временемъ я приведу Эстеллу въ мою комнату, и затѣмъ вы отправитесь вмѣстѣ съ нею къ экипажу. Сговоритесь заранѣе съ Максимиліаномъ, гдѣ оставить карету: лакей кликнетъ ее вамъ. но какъ только вы сядете въ карету -- мчитесь во весь духъ. Остановитесь у какого-нибудь дома, принадлежащаго нашему братству, пройдите поскорѣе черезъ него на другую улицу, гдѣ васъ должна ожидать другая карета. Вамъ придется прибѣгнуть къ разнымъ уловкамъ, потому что вы имѣете дѣло съ сильными и находчивыми людьми. Нашъ дворецъ всегда окруженъ шпіонами: но когда бываютъ совѣщанія, ихъ особенно много. А теперь пойдемте въ садъ; я васъ съ нимъ ознакомлю.
   Я былъ пораженъ этимъ тонко задуманнымъ планомъ и сказалъ Рудольфу:
   -- Какъ могло случиться, что вы, занимая такое отвѣтственное положеніе въ домѣ, въ то-же время состоите членомъ тайнаго общества, которое, насколько я понимаю, желаетъ ниспровергнуть существующій порядокъ? Вы не могли-же примкнуть къ революціи изъ нужды.
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ.-- Я воспитывался въ Гейдельбергѣ и происхожу отъ богатаго семейства, но въ молодости я мечталъ объ облагодѣтельствованіи рода человѣческаго и сдѣлался членомъ германской отрасли братства, которое распространилось теперь повсемѣстно. О моемъ участіи въ этомъ обществѣ однако провѣдали, и я вынужденъ былъ бѣжать въ Америку. Я терпѣлъ здѣсь большую нужду до тѣхъ поръ, пока братство мнѣ не помогло и не опредѣлило меня сюда въ качествѣ лакея. Постепенно мнѣ удалось заручиться довѣріемъ князя. Теперь я уже не такой пылкій мечтатель и не вѣрю, чтобъ революція дала хорошіе результаты; но я видѣлъ въ жизни такъ много зла и несправедливости, что увѣрился въ правотѣ нашего дѣла и въ необходимости какого-нибудь переворота. Я не могъ-бы теперь отступить, если-бъ даже хотѣлъ: и, вѣроятно, я не отступилъ-бы, даже если-бъ могъ. Насъ всѣхъ увлекаетъ потокъ, а куда онъ насъ унесетъ, -- никто этого не можетъ сказать. Однако пойдемте въ садъ, прибавилъ онъ: -- а то насъ замѣтятъ и наша продолжительная бесѣда можетъ вызвать подозрѣнія.
   

VIII.
Братство.

   Я не могу, дорогой братъ, передать тебѣ теперь все. что я здѣсь переживаю, хотя ты конечно интересуешься всѣми подробностями моихъ похожденій. Времени не хватаетъ. Впослѣдствіи я запишу всѣ происшествія и познакомлю тебя съ ними.
   Чѣмъ больше я бесѣдую съ Максимиліаномъ, тѣмъ сильнѣе я убѣждаюсь, что цивилизованному міру угрожаетъ опасность. Братство Разрушенія съ его ужасными цѣлями и громаднымъ числомъ членовъ дѣйствительно существуетъ. Если-бы правящій классъ имѣлъ дѣло только съ грубою крестьянскою массою, то онъ могъ-бы справиться съ нею, лишивъ ее возможности организоваться. Но благодаря современной системѣ образованія и другимъ республиканскимъ учрежденіямъ, сохранившимся до нынѣ, просвѣщеніе распространилось среди рабочихъ классовъ. И дѣйствительно, рабочіе здѣсь умственно развиты; ихъ ассоціаціи служили для нихъ своего рода клубами и законодательными учрежденіями. Ты знаешь, что величайшіе умы человѣчества вышли изъ народа. Высшая аристократія очень мало содѣйствовала увеличенію списка геніальныхъ людей. Неудивительно потому, что изъ рабочихъ классовъ вышли блестящіе ораторы, выдающіеся организаторы, глубокіе ученые, политическіе дѣятели, экономисты, государственные люди и дипломаты. Природа, порождающая все новые виды и имѣющая въ своемъ распоряженіи безконечное число здоровыхъ элементовъ, создала и среди обездоленныхъ нѣсколько замѣчательныхъ народныхъ вождей. Суровая, молчаливая, мрачная борьба за существованіе ихъ закалила и лишила всякаго рода иллюзій, всякой поэзіи. Они ведутъ борьбу трезвую, разсчитанную въ мельчайшихъ деталяхъ, безпощадную. Къ чести народныхъ массъ, надо сказать, что онѣ способны подъискивать себѣ талантливыхъ людей даже среди бѣдняковъ, и что онѣ всячески содѣйствуютъ выполненію великой ихъ задачи. Не подлежитъ сомнѣнію, что если-бы дирижирующіе классы признавали этихъ народныхъ вождей равными себѣ и протянули-бы имъ руку помощи, то уже давно прекратился-бы антагонизмъ между двумя главными общественными классами и было-бы установлено болѣе справедливое вознагражденіе за трудъ безъ серьезнаго нарушенія интересовъ правящихъ классовъ. Но событія, предшествовавшія въ Англіи войнѣ противъ аристократіи въ 1640 году, французской революціи 1789 г. и американской гражданской войнѣ 1861 г., свидѣтельствуютъ, что нельзя убѣдить плутократію въ необходимости поступиться нѣкоторыми ея привилегіями. Въ этомъ и заключается главная опасность, вызывающая возможность общественнаго переворота. Поэтому-то будущее мнѣ и представляется въ такомъ мрачномъ свѣтѣ. Высшіе классы могли-бы помочь дѣлу, но не хотятъ; нисшіе классы хотятъ, но не могутъ:-- и вотг" постепенно сложилось твердое и единодушное убѣжденіе, что единственное средство помощи заключается въ общемъ разрушеніи. Мы можемъ только повторить то, что говорилось во времена Кромвеля: "Да спасетъ Господь Богъ страну, которую можно спасти только разрушеніемъ!" Пролетаріатъ доведенъ до отчаянія; онъ готовъ, подобно слѣпому Самсону, расшатать столбы храма и сокрушить его, если-бъ даже ему пришлось погибнуть самому подъ развалинами, потому что могила для этихъ людей привлекательнѣе, чѣмъ ихъ постылая жизнь.
   Я узналъ отъ Максимиліана, что его общество имѣетъ весьма совершенную организацію. Всѣ эти сотни милліоновъ вооружены самымъ усовершенствованнымъ магазиннымъ ружьемъ. Благодаря употребленію пороха высшаго качества, патроны доведены до самыхъ микроскопическихъ размѣровъ: пули также очень малы, но онѣ наполнены взрывчатымъ веществомъ, которое разрываетъ жертву на куски. Въ магазинѣ ружья можно помѣстить до сотни этихъ страшныхъ патроновъ, такъ что каждый вооруженный человѣкъ имѣетъ теперь въ своемъ распоряженіи оружіе, по своему разрушительному дѣйствію далеко превосходящее гатлингскія или армстронговскія пушки.
   Способъ изготовленія этихъ ружей показываетъ, какъ совершенна организація общества и какими громадными средствами оно располагаетъ. Въ виду дороговизны ружей, усиливаемой прибылями фабрикантовъ и посредниковъ, и въ виду того, что правительство не разрѣшило-бы покупку оружія въ большихъ количествахъ, братство рѣшило изготовлять ихъ собственными средствами. Въ гористой и дикой мѣстности Тенеси, въ глубинѣ покинутыхъ каменноугольныхъ копей, оно открыло много лѣтъ тому назадъ свои оружейные и сталелитейные заводы. Прикрываясь добываніемъ угля и желѣза, члены братства, уже работавшіе въ національныхъ мастерскихъ, принялись здѣсь за изготовленіе ружей. Они обучили этому дѣлу много другихъ членовъ братства, и заводы дѣйствовали непрерывно, до тѣхъ поръ, пока всѣ члены обширнаго общества въ Америкѣ и Европѣ не были снабжены ружьями и полнымъ комплектомъ патроновъ. Цѣна ихъ была доведена до минимума, и они оплачивались членами-же братства, которые удѣляли на этотъ предметъ небольшой процентъ изъ своихъ скудныхъ заработковъ. Но для того, чтобъ они не воспользвовались ружьями преждевременно и не произвели возстанія безъ разрѣшенія своихъ вождей, оружіе было выдано наруки только десятому человѣку. Дѣло въ томъ, что братство раздѣлено на группы, по десяти человѣкъ въ каждой, и старшій изъ нихъ состоитъ ихъ начальникомъ, хранить оружіе и патроны въ резиновыхъ мѣшкахъ и выдастъ ихъ только тогда, когда послѣдуетъ сигналъ. Въ то-же время члены братства обучаются всѣмъ ружейнымъ пріемамъ. Ты поймешь, какъ остроумна эта организація. Если найдется измѣнникъ, то онъ можетъ выдать не болѣе девяти товарищей и немедленно будетъ умерщвленъ. Но когда данъ будетъ сигналъ, то сто милліоновъ обученныхъ солдатъ выступятъ въ походъ съ самыми усовершенствованными ружьями. Всѣ распоряженія будутъ исходить отъ центральной власти. Просто трудно повѣрить, что готовится страшное разрушеніе, а міръ, ничего не подозрѣвая, продолжаетъ жить безпечно и веселиться совершенно такъ, какъ передъ разрушеніемъ Помпеи въ веселые августовскіе дни 79-го года; уже подземные удары начались и всѣ признаки указывали на близкое изверженіе, а жители Помпеи ничего не подозрѣвали. Теперь все человѣчество напоминаетъ собою этихъ безпечныхъ людей.
   Если-бъ я могъ думать, что братство способно на что-либо другое, кромѣ разрушенія, то будущее не казалось-бы мнѣ такимъ ужаснымъ. Но послѣ разрушенія должно опять начаться созиданіе,-- возстановленіе закона и цивилизаціи на развалинахъ нынѣшняго порядка вещей. Можно-ли повѣрить, чтобъ эти бѣдные, грубые люди, вооруженные смертоноснымъ оружіемъ, исполненные страсти, ненависти и жажды мщенія, были способны создать новый строй? Въ цивилизованныхъ обществахъ большинство должно работать, а многіе-ли изъ этихъ освобожденныхъ рабовъ склонны будутъ положить оружіе и приняться за дѣло? Когда вспыхнуло кровавое возстаніе негровъ въ Санъ-Доминго, они, одержавъ побѣду, могли жить, припѣваючи и ничего не дѣлая, въ тропической странѣ, гдѣ роскошная природа безвозмездно предлагала имъ свои дары на каждомъ деревѣ или кустѣ. Но въ умѣренной полосѣ Европы и Америки большинство населеніи можетъ существовать только при тяжеломъ трудѣ, и если никто не пожелаетъ работать, то всѣмъ придется умереть съ голоду; но прежде чѣмъ умереть, люди начнутъ убивать другъ друга, и произойдетъ всеобщее столкновеніе, наступитъ одичаніе нравовъ, варварство, хаосъ.
   Мнѣ становится страшно, когда я думаю обо всемъ этомъ. Опасность приближается незамѣтно, медленно, подобно притаившемуся звѣрю, готовому въ данный моментъ выскочить изъ засады и броситься на свою жертву. Но когда наступитъ этотъ моментъ? Сегодня? Завтра? Черезъ недѣлю? Кто можетъ это сказать?
   Мысль моя невольно возвращается къ этому вопросу, и я спрашиваю себя, не могу-ли я чѣмъ-нибудь предотвратить катастрофу? Неужели нѣтъ никакого спасенія. Вѣдь человѣчество само по себѣ стремится къ прекрасному, благородному, возвышенному и желаетъ осчастливить всю вселенную. Какъ совершенны были первые люди, вышедшіе изъ рукъ Творца! Сколько любви свѣтилось въ ихъ большихъ глазахъ; какою добротою были преисполнены ихъ счастливыя сердца,-- и все это должно привести къ такому концу, къ аду несправедливости, къ общей рѣзнѣ!
   Богъ тутъ ни причемъ, природа также не виновата. Нельзя винить и цивилизацію, если подъ нею разумѣть торжество человѣческаго могущества. Это дѣло человѣческой алчности, слѣпой, ненасытной и отвратительныхъ низменныхъ инстинктовъ. Крысы не прогрызаютъ стѣнокъ корабля, который ихъ везетъ, а такъ называемые всесвѣтные мудрецы подкопали устои общественнаго зданія, которое можетъ теперь ежеминутно рухнуть. Сами-же они еще глумятся и смѣются, считая себя въ полной безопасности, и воображаютъ, что они восторжествовали надъ свирѣпою стихіею.
   Эти мысли неотступно преслѣдуютъ меня и лишаютъ меня сна. Я не могъ отдѣлаться отъ нихъ всѣ эти дни, когда посѣщалъ въ сопровожденіи Максимиліана митинги рабочихъ въ разныхъ частяхъ города. Дирижирующіе классы давно уже лишили ихъ свободы слова, ссылаясь на то, что этого требуетъ безопасность общества. Но они не могутъ помѣшать имъ собираться въ частныхъ домахъ, и вотъ эти люди устраиваютъ свои собранія въ подвальныхъ помѣщеніяхъ, въ заброшенныхъ и полуразвалившихся сараяхъ и пивоварняхъ. Въ этихъ обширныхъ помѣщеніяхъ съ низкими потолками при сальной свѣчѣ, тускло освѣщающей темныя закоптѣлыя стѣны, рабочіе собираются въ громадномъ числѣ, произносятъ свои спичи, подзадориваютъ другъ друга противъ своихъ притѣснителей и постоянно намекаютъ на великій день суда и расправы, когда наступитъ наконецъ время ихъ торжества.
   На этихъ митингахъ собираются собственно не члены братства, а всякіе рабочіе. Нѣкоторыя приводятъ своихъ друзей, а такъ какъ между ними можетъ оказаться измѣнникъ, то у всѣхъ входовъ стоятъ сторожа.
   Мнѣ не разъ приходилось говорить съ рабочими на этихъ мрачныхъ собраніяхъ. Хотя я горячо сочувствую имъ и негодую противъ ихъ притѣснителей, однако я убѣждаю ихъ отказаться отъ всякаго насилія и совѣтую имъ добиваться не разрушенія, а реформъ. Я указывалъ имъ на величіе цивилизаціи, излагалъ исторію ея медленнаго развитія, доказывалъ, что она втеченіи долгихъ вѣковъ двигалась черепашьимъ шагомъ и сдѣлала изумительные успѣхи за послѣднія два столѣтія. Я говорилъ, что теперь человѣкъ совершенно покорилъ и поработилъ себѣ природу, сковалъ ее, какъ своего плѣнника. Я имъ указывалъ, что разбойникъ однимъ ударомъ можетъ лишить человѣка жизни, которую затѣмъ не возстановятъ никакіе доктора и философы, что точно также можно разрушить въ одинъ часъ цивилизацію, слагавшуюся втеченіи тысячелѣтій, и что никакая сила, никакая человѣческая мудрость не создастъ ея вновь.
   Рабочіе слушали меня почтительно: нѣкоторые мнѣ возражали: были и такіе, которые подтрунивали надо мною. Но убѣдить мнѣ никого не удалось. Слушатели мои походили на плѣнниковъ, давно томящихся въ заключеніи и вдругъ услыхавшихъ призывъ своихъ товарищей-освободителей. Никакая сила не можетъ ихъ остановить, и они вырвутся изъ тюрьмы, хотя-бы имъ угрожала вѣрная смерть. Удерживать ихъ совѣтами -- все равно что нашептывать Ніагарскому водопаду, чтобы онъ остановился въ своемъ могучемъ паденіи, или приказывать циклону, чтобы онъ пріостановилъ свое стремительное движеніе и пощадилъ растущія на его пути розы и фіалки.
   

IX.
Отравленный кинжалъ.

   Когда мы вернулись домой въ воскресенье вечеромъ, Максъ нашелъ ящикъ, сообщавшійся съ пневматической трубкой, открытымъ. Въ немъ лежало длинное шифрованное письмо. Онъ съ удивленіемъ прочелъ нѣсколько строкъ и сказалъ мнѣ:
   -- Важное извѣстіе, Габріэль. Это письмо написано шифромъ нашего братства: я вамъ переведу его. Оно помѣчено нумеромъ Рудольфа и адресовано на мой нумеръ. Мы не знаемъ другъ друга въ нашемъ братствѣ по имени; каждый членъ получаетъ при вступленіи въ братство нумеръ и извѣстенъ остальнымъ членамъ подъ этимъ нумеромъ. Слушайте-же!
   "Отъ No 28263 М 2 къ No 160053 Р 4. Изъ дома осужденнаго No 826 В."
   -- Это значитъ, пояснилъ Максимиліанъ, -- изъ дома князя Кабано.
   Онъ продолжалъ читать: "Съ тѣхъ поръ какъ мы съ вами видѣлись, случились ужасныя событія. Бывшая до Фредерики первая фаворитка 826 В, француженка Целестина д'Облэ, ненавидитъ свою замѣстительницу со всею страстью южной натуры. Она узнала отъ прислуги, что въ домѣ находится новая жертва,-- Эстелла, дѣвушка замѣчательной красоты, и что Фредерика всячески скрываетъ ее отъ 826 В. Она рѣшилась устроить западню Фредерикѣ и вчера, въ субботу, вечеромъ подстерегала 826 B въ комнатахъ и корридорахъ. Старый негодяй имѣетъ обыкновеніе шататься по всему дому и осматривать всѣ углы изъ опасенія, чтобы его не обокрали. Целестина скоро встрѣтилась съ нимъ и преградила ему дорогу.
   -- Ну, что, моя милочка? сказалъ онъ, потрепавъ ее по щекѣ:-- какъ поживаешь? Давно ужь я не видѣлъ твоего хорошенькаго личика?
   -- Что и говорить! отвѣтила Целестина.-- Очень вы заботитесь о моемъ хорошенькомъ личикѣ, съ тѣхъ поръ какъ вы забавляетесь новою игрушкою,-- Эстеллой!
   -- Эстеллой, повторилъ онъ, -- что это за Эстелла?
   -- Притворяетесь, притворяетесь, сказала Целестина смѣясь, -- знаемъ мы васъ! Мистеръ Рудольфъ давно уже привезъ въ домъ замѣчательную красавицу, а вы теперь только спрашиваете, кто она такая. Не проведете меня, я васъ вижу насквозь!
   -- Однако я въ самомъ дѣлѣ никогда ея не видалъ. Я въ первый разъ объ ней слышу. Кто-же она такая?
   -- Ее зовутъ Эстеллою Вашингтонъ, отвѣтила Целестина:-- и ей не болѣе восемнадцати лѣтъ.
   -- Эстелла Вашингтонъ, повторилъ онъ почтительно: -- благородное имя. Что-же, она очень хороша?
   -- Я ужь вамъ говорила, что это замѣчательная красавица. Она высока ростомъ, стройна, граціозна и невинна.
   -- Да я ее долженъ видѣть!
   Онъ поспѣшилъ въ библіотеку и вызвалъ меня.
   -- Рудольфъ, сказалъ онъ, когда я вошелъ въ комнату:-- Что это за Эстелла Вашингтонъ, которую вы привезли въ домъ нѣсколько недѣль тому назадъ? Я только-что узналъ о ней отъ Целестины. Какъ это могло случиться, что я ея до сихъ поръ еще не видѣлъ?
   Я ужасно испугался, но, пересиливъ себя, сказалъ:
   -- Я вамъ докладывалъ уже. ваше сіятельство, о томъ, что я заплатилъ 5,000 долларовъ теткѣ, Эстеллы.
   -- Да, да. отвѣтилъ онъ:-- я припоминаю. Я былъ очень занятъ и не обратилъ вниманія на ваши слова. Однако какъ-же могло случиться, что она была въ домѣ, а я ея никогда не видалъ?
   Мнѣ не хотѣлось выдавать Фредерику, и я отвѣтилъ:
   -- Должно быть это случайность. Эстелла очень тихая, скромная дѣвушка и рѣдко выходитъ изъ своей комнаты.
   -- Ступайте къ ней и позовите ее сюда.
   Нечего было дѣлать, я повиновался.
   -- Миссъ Вашингтонъ, сказалъ я Эстеллѣ: -- я пришелъ къ вамъ съ плохими извѣстіями: князь требуетъ васъ къ себѣ.
   Она вскочила съ мѣста и сильно поблѣднѣла.
   -- Боже мой! воскликнула она,-- что мнѣ дѣлать?
   Она начала ощупывать грудь и искать кинжала. Я остановилъ ее.
   -- Успокойтесь и не отчаивайтесь, сказалъ я.-- Вамъ остается переждать только два дня, и вашъ другъ будетъ здѣсь. Намъ надо только выиграть время. Не выходите изъ своей комнаты, а я скажу князю, что вы больны и не встаете, но что вы надѣетесь скоро поправиться и можетъ быть уже завтра засвидѣтельствуете ему свое почтеніе. Такимъ образомъ мы отсрочимъ дѣло на двадцать четыре часа, а завтра прибѣгнемъ къ той-же отговоркѣ.
   Тѣмъ не менѣе волненіе Эстеллы не проходило и, ломая руки, она расхаживала по комнатѣ. Чтобъ ее успокоить, я сказалъ:
   -- Здѣсь вы въ безопасности; вы можете запереть свою дверь на ключъ, а въ случаѣ крайности у васъ есть еще спасеніе. Вотъ здѣсь за окномъ скрыта веревочная лѣстница. Вы можете по ней спуститься изъ окна внизъ. Всѣ комнаты въ этой части дворца снабжены такими лѣстницами на случай пожара. Вы увидите между деревьями дорожку и дальше натолкнетесь на стѣну и калитку. Вотъ ключъ отъ нея. Изучите хорошенько садъ изъ вашихъ оконъ. Бѣжать вамъ надо ночью. Когда вы, выйдя изъ калитки, очутитесь въ незнакомой вамъ мѣстности, думайте только о самомъ поспѣшномъ-Бѣгствѣ. Въ немъ будетъ ваше спасеніе. Но до понедѣльника, надѣюсь, мы какъ-нибудь дотянемъ при помощи разныхъ уловокъ. Не теряйте мужества. Помните, что я -- вашъ другъ и ручаюсь за васъ своею жизнью.
   Она повернулась ко мнѣ, и ея взглядъ какъ будто хотѣлъ проникнуть въ самую глубь моей души.
   -- Какъ могу я вамъ довѣриться?-- воскликнула она.-- Я васъ не знаю: мало того, вы -- наемное орудіе этого чудовища, этого торговца живымъ мясомъ. Вы купили и привели меня сюда. И кто такіе ваши друзья? Они оба мнѣ неизвѣстны. Могу-ли я довѣриться чужимъ людямъ? Если близкое мнѣ лицо, которое я любила и къ которому питала безграничное довѣріе, обмануло меня и обрекло на такую ужасную участь, то чего ожидать мнѣ отъ чужихъ?
   Я опустилъ голову.
   -- Случается, сказалъ я робко:-- что орудіе порока ненавидитъ человѣка, которому служитъ. Палачъ можетъ питать глубокую жалость къ жертвѣ. Я васъ не виню за ваши подозрѣнія. Было время, когда и я имѣлъ такія-же высокія, чистыя стремленія, какъ и вы. Но что мы такое? Игрушки въ рукахъ судьбы, жертвы обстоятельствъ. Мы видимъ передъ собою неизбѣжный рокъ, голову Медузы, отъ которой каменѣетъ наша воля, если не наша душа. Одинъ Богъ, видящій все, можетъ быть судьею человѣческаго сердца. Но я соединенъ самыми тѣсными узами съ обществомъ, которое задалось великими цѣлями справедливости и милосердія, и если я васъ не отстою, то мнѣ угрожаетъ смерть. Одинъ изъ вашихъ друзей занимаетъ высокое мѣсто въ этомъ обществѣ.
   -- Который? спросила она поспѣшно.
   -- Тотъ, который пониже ростомъ и смуглѣе.
   -- Можете-ли вы мнѣ сообщить что-нибудь о другомъ? спросила она, и ея щеки покрылись румянцемъ, словно она устыдилась своего вопроса.
   -- Очень немного, отвѣтилъ я:-- онъ не состоитъ членомъ нашего братства; но другъ мистера Максимиліана не можетъ быть дурнымъ человѣкомъ.
   -- Нѣтъ, сказала она въ раздумьѣ:-- это хорошая благородная душа, и я ему вѣрю.
   -- Однако пора. Князь разсердится, что я такъ долго не возвращаюсь.
   Она заперла за мной дверь на ключъ, а я доложилъ князю, что миссъ Вашингтонъ больна и не встаетъ съ постели, но что она надѣется завтра ему представиться. Онъ нѣсколько насупился, но промолчалъ. Разставшись съ нимъ, я пригласилъ къ себѣ Фредерику. Она скоро явилась, и я ей сказалъ:
   -- Миссъ Фредерика, позвольте вамъ предложить нѣсколько вопросовъ, очень важныхъ какъ для васъ, такъ и для меня.
   -- Говорите, отвѣтила она.
   -- Во-первыхъ скажите, считаете-ли вы меня своимъ другомъ? Былъ-ли я когда-нибудь недостаточно услужливъ и внимателенъ къ вамъ.
   Она отвѣтила мнѣ улыбкой и увѣреніемъ въ дружбѣ.
   -- Теперь другой вопросъ, продолжалъ я:-- любители вы Эстеллу?
   -- Да, конечно; она очень добрая, милая и невинная дѣвушка.
   -- Очень радъ это слышать. Извѣстно-ли вамъ, что князь знаетъ объ ея присутствіи въ этомъ домѣ и только что посылалъ меня къ ней?
   Ея большіе черные глаза гнѣвно сверкнули, и она спросила дрожащимъ голосомъ:
   -- Кто сказалъ ему о ней?
   -- Вашъ врагъ,-- миссъ Целестина.
   -- Я такъ и думала.
   -- Целестина только и помышляетъ о томъ, какъ-бы вамъ подставить ножку и замѣнить васъ другой.
   -- Знаю, знаю, отвѣтила она и бросила вызывающій взглядъ, какъ будто хотѣла поскорѣе встрѣтиться съ врагомъ.
   -- Теперь еще одинъ вопросъ, продолжалъ я: -- желали-бы вы, чтобъ Эстеллы не было въ этомъ домѣ?
   -- Разумѣется, отвѣтила она быстро.
   -- Если я вамъ довѣрюсь, вы меня не выдадите?
   Она взяла меня за руку и серьезно произнесла:
   -- Я вамъ никогда не измѣню, что-бы со мною не случилось.
   -- Въ такомъ случаѣ скажу вамъ, что у Эстеллы есть друзья, и что они хлопочутъ о томъ, чтобы увезти ее отсюда. Въ понедѣльникъ вечеромъ они будутъ здѣсь. Вы должны оберечь ее отъ князя до тѣхъ поръ и затѣмъ облегчить ея побѣгъ.
   -- Я вамъ помогу, сказала она:-- скажите только, что я должна дѣлать?
   -- Постарайтесь по возможности заинтересовать собою князя и отвлечь его вниманіе отъ Эстеллы. Теперь она сослалась на нездоровье и не выходитъ изъ комнаты; такимъ образомъ намъ можетъ быть удастся выиграть время до понедѣльника. Помните, прибавилъ я, коснувшись рукою до ея плеча и серьезно взглянувъ ей въ глаза, такъ какъ я, надо сказать, мало довѣряю подобнымъ натурамъ:-- что я -- членъ обширнаго тайнаго общества, и если со мной случится какое-нибудь несчастье, то и вы поплатитесь жизнью.
   Она съ испугомъ отступила назадъ и снова увѣрила меня въ своихъ добрыхъ намѣреніяхъ. Такъ какъ она желаетъ избавиться отъ Эстеллы, то она насъ не выдастъ."

"Воскресенье, 7 часовъ вечера.

   
   Продолжаю свой разсказъ. Я пережилъ страшныя минуты со вчерашняго дня. Сегодня около пяти часовъ вечера князь потребовалъ меня къ себѣ.-- Приведите Эстеллу, сказалъ онъ.
   Я вышелъ изъ комнаты и отправился къ Эстеллѣ. Она была блѣднѣе обыкновеннаго и, казалось, не смыкала глазъ втеченіи всей ночи.
   -- Эстелла, князь опять требуетъ васъ къ себѣ. Я снова прибѣгну къ вчерашней отговоркѣ. Не тревожьтесь: все обойдется благополучно. Мы однимъ днемъ ближе къ вашему освобожденію.
   Я вернулся къ князю и сказалъ, что Эстеллѣ гораздо хуже, что у нея сильная лихорадка и что она не можетъ придти сегодня, но надѣется быть завтра.
   Мои слова его очевидно раздражили. Фредерика вѣроятно пересолила и возбудила въ немъ подозрѣніе. Надо замѣтить, что князь -- очень хитрый и недовѣрчивый человѣкъ.
   -- Въ этомъ дѣлѣ замѣшана Фредерика,-- сказалъ онъ.
   -- Въ какомъ дѣлѣ, ваше сіятельство?
   -- Въ этой исторіи съ Эстеллою. Сейчасъ-же приведите ее сюда, здоровую или больную,-- приказалъ онъ:-- я хочу ее видѣть.
   Онъ не хотѣлъ слушать моихъ доводовъ и я вынужденъ былъ снова отправиться къ Эстеллѣ. Однако я зашелъ сначала къ себѣ, чтобы сообразить, что мнѣ дѣлать. Эстеллѣ не оставалось ничего, какъ запереться въ своей комнатѣ и не выходить изъ нея. но какъ ей прожить безъ пищи до часа освобожденія? Я побѣжалъ къ Михайлу, помощнику повара, человѣку вполнѣ мнѣ преданному, и, взявъ съ него слово не выдавать меня, захватилъ у него провизіи. Затѣмъ поспѣшилъ къ Эстеллѣ. сообщилъ объ угрожавшей ей опасности, вручилъ ей корзинку съ провизіей и посовѣтовалъ держать дверь на замкѣ.
   -- Если-же они къ вамъ ворвутся, сказалъ я:-- то пустите въ ходъ вашъ ножъ. Если вамъ пришлютъ пищу или какіе-нибудь напитки, не дотрогивайтесь до нихъ. Остерегайтесь хлороформа. Если дѣло дойдетъ до крайности, воспользуйтесь веревочной лѣстницей. Если вамъ удастся выбраться изъ сада черезъ калитку, то возьмите извозчика и поѣзжайте по этому адресу. (Я далъ ей вашъ адресъ). Если васъ задержатъ, то проглотите эту бумажку. Но не теряйте ни на минуту мужества и надежды: за васъ -- могущественное общество, и оно васъ спасетъ, даже если васъ заключатъ въ темницу. Прощайте.
   Она горячо поблагодарила меня, и когда я вышелъ изъ комнаты, я услышалъ, какъ она защелкнула замокъ.
   Я вернулся къ князю и сообщилъ, что Эстелла такъ нездорова, что не можетъ выйти къ нему. Не привыкнувъ къ ослушанію, въ особенности въ своемъ домѣ, князь разсвирѣпѣлъ.
   -- Позовите сюда слугъ, воскликнулъ онъ: -- мы посмотримъ, кто здѣсь хозяинъ.
   На его зовъ тотчасъ-же сбѣжалось нѣсколько людей. Фредерика вышла также, за ней явились и другія женщины. Мы направились къ Эстеллѣ. Князь началъ стучаться въ дверь.
   -- Отворите, вскричалъ онъ:-- или я ворвусь силою.!
   Изнутри комнаты послышался голосъ Эстеллы, спокойный и твердый. Слова ея раздавались громко и внушительно.
   -- Я обращаюсь къ закону и требую, чтобы меня выпустили изъ этого дома. Я -- американская гражданка. Конституція Соединенныхъ Штатовъ не допускаетъ рабства. Мои предки содѣйствовали установленію правительства этой страны, и никто не имѣетъ права продавать меня. Я происхожу отъ великихъ и благородныхъ предковъ и требую своего освобожденія.
   -- Довольно этихъ разглагольствованій, отворяйте дверь, кричалъ князь, напирая на дверь, такъ, что она затрещала.
   Опять раздался торжественный голоса, Эстеллы:
   -- Тотъ, кто войдетъ, будетъ немедленно убитъ.
   Князь, пораженный ужасомъ, отступила, назадъ.
   -- Кто выломаетъ дверь и выведетъ оттуда эту женщину?-- спросилъ онъ.
   Съ минуту царствовало глубокое молчаніе, затѣмъ выступилъ впередъ съ хвастливымъ видомъ Іоахимъ, широкоплечій, пронырливый парень, всячески подслуживавшійся къ князю, шпіонь и доносчикъ.
   -- Я ее выведу, отвѣтилъ онъ.
   -- Ступай-же, угрюмо произнесъ князь.
   Іоахимъ налегъ на дверь, она затрещала, но не поддалась. Онъ еще сильнѣе принялся напирать на нее; замокъ выскочилъ, дверь настежъ отворилась, и Іоахимъ упалъ. Я увидѣла, Эстеллу. Она стояла, прислонившись къ окну: ея правая рука была поднята, и на, ней блестѣлъ ножъ. Ва, одну секунду Іоахимъ вскочилъ и бросился къ ней. Я видѣлъ, какъ онъ схватилъ ее. Произошла легкая борьба, а затѣмъ Іоахимъ бросился изъ комнаты, блѣдный, какъ смерть и, держась за грудь, неистово кричалъ:
   -- Боже, она ранила меня!
   Она, растегнулъ жилетъ: на груди виднѣлось кровавое пятнышко. Лезвіе ножа ударилось о грудную кость и оставило лишь маленькую царапину. Іоахимъ засмѣялся, застегнулъ жилетъ и сказалъ:
   -- Я такъ и зналъ, что дѣвичья рука не можетъ поразить смертельно. Я сейчасъ доставлю ее, ваше сіятельство. Дайте мнѣ веревку.
   Эти послѣднія слова были обращены ко мнѣ. Но въ ту-же минуту я увидѣлъ, что его лицо судорожно исказилось; онъ опять прижалъ руку къ груди, и въ его глазахъ выразился ужасъ.
   -- О, Господи! воскликнулъ онъ:-- я отравленъ.
   Онъ испустилъ страшный крикъ, члены его вдругъ утратили гибкость и онъ пластомъ упалъ на полъ. Еще глубокій вздохъ, и его не было въ живыхъ.
   Мы въ ужасѣ, отступили назадъ. Въ дверяхъ показалась Эстелла: ея голубые глаза были широко раскрыты, золотистые ея волосы длинными прядями падали на ея платье, а въ рукахъ у нея блестѣлъ окровавленный ножъ. Она походила на богиню мщенія: у ногъ ея уже лежала человѣческая жертва. Кровь ея славныхъ предковъ сказывалась въ каждой чертѣ! ея лица. Перешагнувъ черезъ мертвое тѣло, она приблизилась къ князю, стоявшему поодаль въ своемъ халатѣ, почти такой-же блѣдный, какъ убитый Іоахимъ
   -- Это вы, сказала она,-- торгуете человѣческимъ мясомъ и купили меня? Подойдите-же ко мнѣ и возьмите свою невольницу!
   Съ крикомъ ужаса князь бросился бѣжать; всѣ послѣдовали его примѣру. Въ концѣ корридора находится желѣзная дверь, устроенная на случай пожара.
   -- Скорѣй заприте дверь, заприте дверь, крикнулъ князь.
   Когда его приказаніе было исполнено, онъ пересталъ дрожать и вздохнулъ свободнѣе. Оправившись. немного отъ страха, онъ произнесъ:
   -- Сеичасъ-же послать за полиціей! Мы съ ней справимся при помощи хлороформа.
   Я дотронулся до руки Фредерики, она послѣдовала за мной въ другую комнату.
   -- Скажите ему, шепнулъ я ей поспѣшно:-- чтобы онъ не посылалъ за полиціей, потому что будетъ возбуждено слѣдствіе насчетъ убійства Іоахима, намъ придется отвѣчать на весьма щекотливые вопросы, Эстеллу арестуютъ, и онъ ея лишится. Если онъ прибѣгнетъ къ хлороформу, то она зарѣжется. Скажите, что вы примѣшаете къ ея пищѣ наркотикъ. Когда она проголодается, то конечно съѣстъ, что ей дадутъ, а когда она уснетъ, можно будетъ овладѣть ею вмѣстѣ съ ея ножемъ.
   Фредерика согласилась со мною и побѣжала къ князю. Ей удалось убѣдить его. Онъ опасается народнаго возстанія, о которомъ уже ходятъ слухи. Онъ взялъ назадъ свое приказаніе. Однако такъ какъ онъ не довѣряетъ Фредерикѣ и опасается измѣны, то рѣшилъ самъ приготовить пищу для Эстеллы. Далѣе онъ распорядился, чтобы двое заслуживающихъ довѣрія сторожей постоянно стерегли входъ въ ея комнату и чередовались каждые восемь часовъ. Когда они замѣтятъ, что она заснула, они тотчасъ-же должны доложить объ этомъ князю; тогда плотники снимутъ дверь съ петель, сторожа войдутъ, схватятъ ножъ и арестуютъ дѣвушку. Эстелла однако повидимому заставила дверь кроватью и всею мебелью, которая только была у нея въ комнатѣ. Если-бы она даже заснула, то конечно проснулась-бы немедленно при попыткѣ войти къ ней. Къ тому-же она находится въ такомъ возбужденномъ состояніи, что едва ли будетъ спать, а до ѣды не дотронется. Мы сговорились съ Фредерикой, которая пользуется большою властью въ домѣ, что въ понедѣльникъ вечеромъ обоимъ сторожамъ поднесутъ какого-нибудь напитка съ морфіемъ. Когда они заснутъ, а князь будетъ занятъ своими гостями, она или я отнесемъ Эстеллѣ мужское платье и въ такомъ видѣ проведемъ ее въ мою комнату, въ которой будетъ ждать и вашъ другъ.
   Я не думаю, чтобы ей угрожала непосредственная опасность. Отравленный кинжалъ -- ея спасеніе. Послѣ того что, случилось съ Іоахимомъ, весь домъ боится ея, какъ огня. Хорошо, что вы ей дали этотъ ножъ.
   Если не случится ничего дурного съ вашимъ другомъ, то все обойдется благополучно. До свиданья
   No 28.263 М 2."
   Мнѣ нечего упоминать о томъ, дорогой Генрихъ, что мы оба слѣдили за разсказомъ съ самымъ напряженнымъ вниманіемъ.
   -- Храбрая дѣвушка! воскликнулъ я.-- Для нея стоитъ умереть!
   -- Или жить! Это гораздо лучше. Какая она была гордая и величественная, замѣтилъ Максъ.
   -- Да, сказалъ я,-- въ ней заговорила кровъ.
   -- Это сомнительно! возразилъ онъ.-- На законъ наслѣдственности можно такъ-же мало разсчитывать, какъ и на подборъ. Всѣ мы созданы изъ земли и обратимся въ ничто.
   -- Какъ вы думаете, спросилъ я послѣ нѣкотораго молчанія:-- не угрожаетъ-ли ей опасность до завтрашняго вечера? Не пойдти-ли мнѣ къ ней теперь? Не поговорить-ли съ Рудольфомъ? И не посовѣтовать-ли ей спуститься по веревочной лѣстницѣ?
   -- Нѣтъ, возразилъ Максъ:-- теперь поздно, уже полночь. Вы вполнѣ можете довѣриться Рудольфу; онъ человѣкъ чрезвычайно предусмотрительный и не успокоится, пока Эстелла не выберется оттуда. Лучше всего пойдемте спать: отдохнемъ хорошенько, чтобы приготовиться къ завтрашнимъ треволненіямъ и опасностямъ. За Эстеллу не бойтесь. Она ужь не ребенокъ; въ одинъ часъ она стала женщиною.
   

X.
Приготовленія.

   На другое утро я засталъ Максимиліана въ обществѣ какого-то мнѣ незнакомаго человѣка, крѣпкаго тѣлосложенія, съ широкими скулами и повидимому необщительнаго нрава. Я собирался выйти изъ комнаты, но мой другъ остановилъ меня и пригласилъ сѣсть.
   -- Мы сейчасъ обсуждали вопросъ о приготовленіяхъ къ завтрашнему дню, сказалъ онъ.-- Весьма вѣроятно, что когда мы выйдемъ изъ дома князя, за нами будутъ слѣдить. Мы не можемъ, какъ совѣтовалъ Рудольфъ, зайти къ какому-нибудь другу, чтобы изъ его квартиры выбраться на другую улицу, гдѣ насъ будетъ ожидать карета. Олигархія будетъ страшно мстить человѣку, который окажется нашимъ сообщникомъ. Я поручилъ этому джентльмэну нанять для насъ черезъ посредство коммиссіонера три пустыхъ дома въ различныхъ частяхъ города, и онъ это исполнилъ. Эти дома имѣютъ проходные дворы, гдѣ насъ будутъ ожидать кареты, запряженныя рысаками. Наши преслѣдователи вообразятъ, что мы вошли въ домъ и вернутся доложить объ этомъ своимъ господамъ. Такъ какъ на слѣдующій день исчезновеніе Эстеллы выяснится, то полиція нагрянетъ въ домъ и сдѣлаетъ обыскъ: но не найдетъ ничего, кромѣ занавѣсокъ на окнахъ.
   -- Однако, сказалъ я, -- они, по всей вѣроятности, прослѣдятъ нашу карету, узнаютъ, кому она принадлежитъ, и заставятъ кучера выдать сѣдоковъ.
   -- И объ этомъ я ужь позаботился. Мы выписали нѣсколькихъ членовъ братства изъ другого города, и трое изъ нихъ будутъ слѣдовать въ каретѣ, за людьми, которымъ будетъ поручено наблюдать за нами. Они будутъ вооружены револьверами и кромѣ того ручными гранатами, начиненными динамитомъ. Замѣтивъ, что шпіоны становятся слишкомъ назойливы или намѣреваются прослѣдить наши экипажи до самыхъ квартиръ, они быстро опередятъ ихъ и бросятъ бомбы подъ ноги лошадямъ. Пока шпіоны будутъ розыскивать новыхъ лошадей, нашъ слѣдъ давно простынетъ. Если понадобится, наши друзья убьютъ самихъ шпіоновъ.
   -- Но не узнаютъ-ли они человѣка, который нанималъ дома?
   Максимиліанъ засмѣялся:
   -- Однако, милый Габріэль, вы такъ предусмотрительны, что изъ васъ вышелъ-бы превосходный заговорщикъ. Мы готовы васъ завербовать въ братство! Но мы сами -- слишкомъ старые воробьи, чтобы попасться на мякину. Человѣкъ, нанимавшій дома, пріѣхалъ за сто миль отсюда и былъ тщательно загримированъ. Нанявъ дома и заплативъ за мѣсяцъ впередъ, онъ выѣхалъ отсюда и до завтрашней ночи будетъ у себя дома. Онъ не можетъ навлечь на себя подозрѣнія. Я никогда не пустилъ-бы васъ одного въ домъ князя. Намъ будутъ помогать двадцать членовъ нашего братства. Они будутъ находиться въ качествѣ слугъ во дворцѣ; кромѣ того, триста человѣкъ вооруженныхъ съ головы до ногъ будутъ ожидать насъ по сосѣдству, и если представится надобность, возьмутъ домъ приступомъ и даже подожгутъ его, но не допустятъ, чтобы вы или Эстелла погибли.
   Я горячо пожалъ руку Макса и поблагодарилъ его за всѣ попеченія обо мнѣ и о дорогой для меня дѣвушкѣ. Онъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Хорошихъ и безкорыстныхъ людей на свѣтѣ, такъ мало, что нашъ долгъ всячески ихъ поддерживать. Если мы не будемъ о нихъ заботиться, то они исчезнутъ съ лица земли, какъ допотопные звѣри.
   -- Но, -- сказалъ я,-- не разыщетъ-ли насъ все таки олигархія?
   -- Нѣтъ,-- возразилъ онъ:-- меня трудно поймать. Здѣсь я живу незагримированный, но подъ ложнымъ именемъ. У меня есть квартира и въ другомъ домѣ. Тамъ я живу подъ своимъ настоящимъ именемъ, но загриммированный. Здѣсь я -- серьезный заговорщикъ, а тамъ безпечный мотъ и шелопай, котораго никто не станетъ опасаться. Въ былое время нѣкоторыя обстоятельства, о которыхъ я вамъ когда-нибудь разскажу, заставили меня долго жить вдали отъ родины: я вернулся для дѣла мести и принялъ всѣ мѣры предосторожности. Я возвратился въ общество, но я въ немъ появляюсь такъ, что никто меня узнать не можетъ. Шпіоны слѣдятъ за человѣкомъ, который проводитъ время въ пьянствѣ и сумасбродствахъ. Его враги смѣются и говорятъ: "онъ для насъ не опасенъ: онъ скоро самъ себя изведетъ". Такимъ образомъ, живя въ одномъ мѣстѣ подъ настоящимъ именемъ и съ измѣненною наружностью, а въ другомъ подъ ложнымъ именемъ и съ настоящею наружностью я веду двойственную жизнь, вожу за носъ самыхъ хитрыхъ изъ моихъ враговъ и подготовляюсь къ своей мести.
   Его глаза мрачно блеснули, и я догадался, что въ его жизни скрывается трагедія, что этотъ пылкій, любящій человѣкъ сильно пострадалъ отъ людской несправедливости. Я взялъ его за руку и сказалъ:
   -- Дорогой Максъ отнынѣ ваши враги -- мои враги, и ваше дѣло -- мое дѣло.
   Его лицо просіяло, и онъ отвѣтилъ:
   -- Когда нибудь, дорогой Габріэль, я воспользуюсь вашимъ содѣйствіемъ.
   -- Согласенъ, сказалъ я:-- когда угодно.
   Онъ вручилъ своему агенту свертокъ монетъ, и они разстались.
   

XI.
Причины крушенія цивилизаціи.

   Мы чувствовали себя въ самомъ непріятномъ настроеніи и не находили себѣ мѣста до вечера. Чтобъ скоротать время, мы начали бесѣдовать о предметахъ, близкихъ нашему сердцу.
   Я спросилъ расхаживавшагося по комнатѣ Максимиліана:
   -- Скажите, какъ дошелъ міръ до такого ужаснаго положенія? Неужели умные люди ничего не предвидѣли? Неужели міръ безсознательно и слѣпо шелъ къ своей гибели?
   -- Нѣтъ, -- отвѣтилъ Максимиліанъ, подходя къ книжному шкапу:-- уже сто лѣтъ тому назадъ было не мало предсказаній. Возьмемъ, напримѣръ, февральскій нумеръ журнала "The Century Magazine" за 1889 г. Вотъ что мы читаемъ на страницѣ 622.
   "Что касается до меня, то я опасаюсь, что если не состоится пересмотръ нашей избирательной системы, то черезъ пятьдесятъ лѣтъ политическая наша система потерпитъ насильственное крушеніе. Не очевидно ли, что нынѣшнее положеніе вещей очень неудовлетворительно? Постоянно усиливающаяся система подкуповъ, открытая продажа голосовъ служатъ признаками большой опасности... Вы думаете, что можно убѣдить большинство должностныхъ лицъ, приставленныхъ къ избирательнымъ урнамъ, въ преступности утвержденія выборовъ, когда они знаютъ, что голоса подкуплены. Нѣтъ; избирательный механизмъ всегда будетъ дѣйствовать неправильно, пока атмосфера пропитана подкупомъ. Вся эта система рушится. Въ государствѣ, въ которомъ возможны подкупы, все постепенно придетъ въ разстройство".
   -- А вотъ вамъ, -- сказалъ онъ, взявъ другую книгу:-- перепечатка изъ одной статьи "North American Review". Въ мартовскомъ нумеръ за 1889 г. генерагъ Л. С. Брайсъ, членъ конгреса, говорилъ:
   "Мы живемъ въ промышленный вѣкъ, и вся народная жизнь принимаетъ промышленный характеръ. Всюду распространяется господство необузданной плутократіи, созданной и упроченной въ значительной степени дѣятельностью законодательныхъ учрежденій. Эта плутократія богатствомъ. своимъ превосходитъ всякую аристократію, которая когда-либо существовала. Она создалась въ самое короткое время. Имена ея членовъ составляютъ длинный списокъ хищниковъ страны и обезславятъ отечественную исторію. Они борются не за свободу, а за порабощеніе страны; они стремятся не къ завоеванію великой хартіи, а къ обезпеченію за собой желѣзнодорожныхъ концессій. Эта плутократія распространяетъ свое господство на всѣ отрасли промышленности. Она держитъ въ своихъ рукахъ цѣны на хлѣбъ, на сахаръ, на освѣтительные матеріалы и даже на гроба, въ которыхъ мы находимъ послѣднее успокоеніе. Эта плутократія не содѣйствуетъ установленію хорошихъ отношеній между землевладѣльцемъ и арендаторомъ; она подтасовываетъ выборы и заходитъ такъ далеко въ своей беззастѣнчивости, что заставляетъ неразвитыя массы искать спасенія въ комунизмѣ, который приведетъ къ самымъ ужаснымъ послѣдствіямъ!"
   -- Въ то время было множество подобнаго рода предостереженій. Даже президентъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ произнесъ въ томъ же 1889 г. слѣдующія знаменательныя слова:
   "Пусть тѣ, которые прибѣгаютъ къ противозаконнымъ дѣйствіямъ подъ вліяніемъ эгоистическихъ мотивовъ, остановятся и спросятъ себя: чѣмъ же все это кончится?"
   Нью-Іоркскій епископъ Поттеръ во время національнаго торжества 30-го апрѣля 1889 года въ память столѣтней годовщины перваго вступленія Джоржа Вашингтона въ должность президента, много говорилъ о плутократіи, принявшей тревожные размѣры, и выразилъ сомнѣніе, чтобы республика дожила до второй столь-же славной годовщины. Онъ пояснилъ свою мысль слѣдующими словами:
   "Когда я говорю о наступленіи плутократіи, никто не станетъ перетолковывать моихъ словъ въ дурную сторону. Мы всѣ ясно сознаемъ, какъ усиливается власть денегъ: она подавляетъ независимость народа: слѣпые защитники всемогущества денегъ утверждаютъ, что всякая обида легко переносится, если ее подсластить деньгами. Проповѣдники не возвышаютъ должнымъ образомъ голоса. Плутократы -- враги религіи, враги государства. И притомъ я имѣю въ виду не однихъ политиковъ. Я слышалъ, какъ священники публично защищали подкупъ на выборахъ, приглашали своихъ слушателей извращать такимъ образомъ смыслъ священнаго избирательнаго нрава. Я считаю необходимымъ поставить такихъ дѣятелей къ позорному столбу".
   А епископъ Шпальдингъ говорилъ въ то-же время въ Иллинойсѣ:
   "Замѣтьте мои слова: общественная жизнь въ Америкѣ приняла пагубный характеръ. Кабакъ, гдѣ люди пьянствуютъ и обсуждаютъ политическіе вопросы, сдѣлался угрозою и опасностью для государства. Люди, любящіе свое отечество и свободу, должны поставить ребромъ этотъ вопросъ, провести энергическія законодательныя мѣры противъ подкуповъ и противъ растленія парламентскихъ нравовъ. Наша печать, которая такъ много сдѣлала для просвѣщенія народа и прежде служила выраженіемъ многихъ хорошихъ сторонъ цивилизаціи, должна также войти въ себя. Ей не слѣдуетъ потворствовать низменнымъ инстинктамъ толпы. Она не должна пробуждать въ ней звѣря... Нашимъ богачамъ слѣдуетъ опомниться, или они погибнутъ. Говорю вамъ, что въ Америкѣ мы не потерпимъ сосредоточенія большихъ богатствъ въ рукахъ людей, которые ничего не дѣлаютъ для народа".
   А вотъ что писалъ въ апрѣльскомъ нумеръ журнала "Forum" докторъ Барри: "Гартманъ называетъ девятнадцатое столѣтіе самымъ безбожнымъ изъ всѣхъ. Онъ правъ. Но почему мы дошли до такого безвѣрія? Виновата-ли въ этомъ церковь? Нѣтъ, дѣло въ томъ, что царствуетъ полное равнодушіе ко всему, что не приводитъ къ богатству. То, что такъ краснорѣчиво изображалось успѣхомъ цивилизаціи, -- матеріальное благосостояніе и безпримѣрное развитіе національнаго богатства или, выражаясь скромнѣе, обогащеніе средняго класса, -- приводитъ, если взглянутъ на дѣло безъ всякихъ экономическихъ иллюзій -- къ созданію класса общества, лишеннаго земли, дома, орудій производства и вообще собственности. Положеніе этого класса, по своей безотрадности, превосходитъ все то, что описывалъ Данте. Рабочіе погрязли въ нуждѣ, невѣжествѣ и безнравственности. На нихъ оправдываются слова: "Если существуетъ загробный міръ, то они будутъ въ немъ осуждены; если-же его нѣтъ, то они осуждены уже теперь"... Въ виду этого понятно, что содержатель кабака въ Калифорніи можетъ богатѣть на счетъ пьяныхъ рудокоповъ, а крупные финансовые тузы -- предписывать миръ и войну европейскимъ монархіямъ. Поклоненіе всесильному доллару -- это такое идолопоклонство, отъ котораго пришелъ-бы въ изумленіе самъ Веспасіанъ съ своимъ: "Ut puto, deus fio". Приближается трудное время. Оно уже стучится въ наши двери. Не слѣдуетъ-ли благомыслящимъ людямъ подумать о томъ, какъ встрѣтить его и что предпринять для того, чтобы оно не застало насъ врасплохъ и прошло безъ потрясеній?"
   -- А вотъ вамъ еще, прибавилъ Максъ, -- статья профессора Шелигана, въ которой онъ заимствуетъ изъ декабрьской книжки "Forum'а" за 1889 г. описаніе злоупотребленій со стороны желѣзнодорожныхъ обществъ и капиталистовъ. Въ 1882 году желѣзныя дороги:-- говоритъ онъ, -- взяли себѣ половину всего урожая пшеницы въ Канзасѣ, чтобъ доставить другую половину на рынокъ! Съ 1850 года въ теченіи тридцати восьми лѣтъ прибыли желѣзныхъ дорогъ въ Соединенныхъ Штатахъ увеличились на 1580%: банкирскихъ учрежденій -- на 918%, а землевладѣльцевъ -- всего на 292%. Нѣкто Томасъ Г. Ширманъ выяснилъ, что если положеніе дѣлъ не измѣнится, то черезъ 30 лѣтъ три пятыхъ всего народнаго богатства сосредочатся въ рукахъ 100,000 человѣкъ. "American Economist" увѣрялъ въ 1889 г., что втеченіи двадцати пяти лѣтъ число лицъ, владѣющихъ въ Соединенныхъ Штатахъ собственными домами, понизилось съ 5/8 до 3/8. Бостонская газета "Progress" сгруппировала въ 1889 г. слѣдующія данныя:
   "Краснорѣчивый Патрикъ Генри сказалъ, что мы можемъ судить о будущемъ на основаніи прошлаго.
   Оглянемся-же назадъ.
   Когда палъ Египетъ, то два процента его населенія сосредоточивали въ своихъ рукахъ 97% всего богатства страны. Народъ умиралъ съ голоду.
   Когда палъ Вавилонъ, все его богатство сосредоточивалось въ рукахъ двухъ процентовъ всего населенія. и народъ умиралъ съ голоду.
   Во время паденія Персіи, всею землею владѣлъ одинъ процентъ населенія.
   Во время паденія Рима 1,800 человѣкъ владѣли всѣмъ извѣстнымъ тогда міромъ.
   Въ Англіи, Ирландіи и Уэльсѣ населеніе простирается до 40 мил. человѣкъ; изъ нихъ 100.000 владѣютъ землею всего Соединеннаго Королевства.
   Втеченіи послѣднихъ двадцати лѣтъ Соединенные Штаты быстро слѣдовали по стопамъ старыхъ народовъ.
   Въ 1850-мъ году въ рукахъ капиталистовъ сосредоточилось 37 1/2% всего національнаго богатства; въ 1870 г.-- 63%.
   Въ 1889 г. изъ числа 1.500,000 жителей Нью-Іорка 1.000,000 жили въ наемныхъ квартирахъ.
   Въ то же время цѣна земли понизилась втеченіи двадцати восьми лѣтъ на двѣ трети или наполовину.
   Американскій государственный дѣятель г. Вудъ заявилъ въ 1889 г., что, по его мнѣнію, черезъ нѣсколько десятилѣтій въ штатѣ Нью-Іоркъ не останется ни одного фермера-собственника.
   Въ 1889 г. сумма долговъ, числившихся на фермерахъ въ западныхъ штатахъ, простиралась до 3.422.000.000 долларовъ.
   -- Неужели всѣ эти краснорѣчивыя статистическія данныя не произвели никакого впечатлѣнія на современниковъ?
   -- Никакого, отвѣчалъ Максъ: -- это былъ гласъ вопіющаго въ пустынѣ. Слабый голосъ филантроповъ заглушался трубными звуками, возвѣщавшими о побѣдахъ ловкихъ мошенниковъ. Толпа увлекается побрякушками и мишурою.
   -- Неужели, спросилъ я,-- не было дальнѣйшихъ предостереженій о приближающейся катастрофѣ?
   -- О, да, были, отвѣтилъ Максъ:-- и очень много. Лучшіе, благороднѣйшіе люди прошлаго столѣтія наполняли газетные столбцы и журналы, когда только имъ представлялась возможность, своими предостереженіями и пророчествами. Но никто ихъ не слушалъ. Съ каждымъ поколѣніемъ положеніе становилось все безнадежнѣе и отчаяннѣе; съ каждымъ годомъ бѣдствіе увеличивалось. Однако близорукіе люди не могли понять, что сила перестаетъ дѣйствовать только тогда, когда сталкивается съ большею силою; а послѣдней не было. По мѣрѣ того, какъ увеличивались власть и высокомѣріе плутократіи, возможность ему противодѣйствовать въ предѣлахъ закона и коиституціи для нисшихъ классовъ уменьшалась. Въ сущности всѣ дороги были преграждены общею продажностью. Судовъ, законодательныхъ собраній, конгрессовъ какъ будто не существовало. Народъ былъ отдѣленъ отъ нихъ неприступною стѣною. Нисшимъ классамъ ничего не оставалось, какъ вернуться къ грубымъ животнымъ инстинктамъ. Это такъ и случилось, и тогда-то возникло Братство Разрушенія. Трудно описать страданія, которыя пришлось перенести его членамъ втеченіи нынѣшняго столѣтія за ихъ попытку спасти родъ человѣческій. Многіе были выброшены изъ общества; другіе лишены всякихъ средствъ къ существованію и погрязли въ страшной нищетѣ; третьи наконецъ (и я замѣтилъ, какъ Максъ поблѣднѣлъ и губы его нервно передернулись) -- третьи поплатились своей свободой, благодаря продажнымъ клятвопреступникамъ, и были заключены въ тюрьмы, гдѣ они до сихъ поръ томятся въ отвратительныхъ арестантскихъ платьяхъ и исполняютъ самыя гнусныя работы.
   Я видѣлъ на лицѣ Макса признаки сильнаго внутренняго волненія. Послѣ нѣкотораго молчанія, я его спросилъ:
   -- Почему-же народъ такъ долго терпѣлъ эту великую неправду? Развѣ онъ не могъ возстать противъ нея?
   -- Онъ дѣлалъ все, что могъ, отвѣтилъ Максъ:-- но время еще не настало. Въ концѣ XIX столѣтія во всѣхъ большихъ американскихъ городахъ произошли сильные безпорядки среди рабочихъ. Они разрушали дома, убивали людей и захватили во многихъ городахъ власть въ свои руки. Національное правительство созвало волонтеровъ, и сотни тысячъ молодыхъ людей (сыновей фермеровъ) взялись за оружіе. Послѣ нѣсколькихъ кровопролитныхъ сраженій удалось подавить революцію. Десятки тысячъ людей остались на мѣстѣ сраженія, а мстительная олигархія отправила тысячи людей въ каторгу. Съ тѣхъ поръ въ Америкѣ очень часто случались бунты рабочихъ, но они всегда, имѣли тотъ-же исходъ. Положеніе вещей становилось все тревожнѣе, и рабочіе классы грязли въ нищетѣ. Сыновья землевладѣльцевъ успѣшно боролись съ рабочими; но плодъ созрѣвалъ. Теперь землевладѣльцы лишились своихъ земель; ихъ поля проданы: при помощи ловкихъ законовъ, плоды ихъ трудовъ попали въ карманы крупныхъ компаній, которыя великодушно ихъ ссужали деньгами за большіе проценты. Такъ какъ гнетъ продолжался, то они въ концѣ концовъ лишились и своихъ домовъ. Теперь одинъ богачъ владѣетъ нерѣдко цѣлымъ графствомъ, а территорія цѣлыхъ штатовъ принадлежитъ нѣсколькимъ крупнымъ банкамъ. Люди, въ прежнее время обработывавшіе свои собственныя поля, переселились въ города и увеличили собою толпу бездомныхъ, или если остались въ деревнѣ, то обратились въ жалкихъ пролетаріевъ, раздѣляющихъ участь китайскихъ куліевъ. Уютные дома, выстроенные ихъ предками, разрушены. Армія лишилась главнаго контингента людей, изъ которыхъ она вербовалась. Фермеры также поступили теперь въ. ряды братства. Когда наступитъ великій день возмездля и республика обратится съ призывомъ къ волонтерамъ, какъ въ прежнія времена, ея кликъ не найдетъ отголоска въ опустѣлыхъ деревняхъ, или на него откликнутся только одичалые и доведенные до отчаянія люди, которые съ радостью ухватятся за разрушеніе, предвидя въ немъ кровавый пиръ. А несчастные, желтолицые, истощенные куліи въ женскомъ платьѣ, прикрывающемъ ихъ слабое тѣло, не пожелаютъ или-же окажутся неспособными выступить въ защиту своихъ притѣснителей.
   -- Но развѣ у олигархіи нѣтъ постоянной арміи? спросилъ я.
   -- Есть. Въ Европѣ вслѣдствіе финансовыхъ затрудненій пришлось значительно сократить численность войскъ. Тамъ, какъ вамъ извѣстно, настоящіе правители -- группа банкировъ, состоящая большею частью изъ евреевъ. Всякое понятіе о національной славѣ, всякое рыцарское чувство, гордость, борьба за первенствующее вліяніе,-- давно исчезли. Европа представляетъ собою ассоціацію, работающую исключительно на банкировъ. Фонды -- вотъ предметъ національныхъ стремленій. Главная цѣль банкировъ заключается въ томъ, чтобъ высасывать бѣдныхъ: участь народовъ -- работать и покоряться. Цѣль, которой тщетно добивался Ганнибалъ, именно покоренія латинскихъ и смѣшанныхъ готскихъ племенъ Европы владычеству семитовъ, жившихъ въ Карѳагенѣ, осуществлена въ наше время племенемъ, родственнымъ финикійскому -- евреями. Странствующія дѣти Авраама послѣ безконечныхъ гоненій изъ кочующаго племени, жившаго въ равнинахъ Палестины, сдѣлались царями міра. Въ наше время міръ становится семитическимъ. Дѣти Іафета,-- покорные рабы потомковъ Сима, и сына Хама преклоняются передъ ихъ владычествомъ. Постоянныя арміи Европы теперь ничто иное, какъ вооруженная полиція. Всѣ народы Запад. Европы управляются одною силою,-- деньгами, и поэтому нечего опасаться военнаго столкновенія между ними. Но вслѣдствіе алчности и торгашескаго настроенія, господствующаго на континентѣ, не только число войскъ низведено до минимума, но и жалованье выплачивается имъ самое ничтожное. Мирная эра, господствовавшая такъ долго, сдѣлала правителей безпечными. Тѣмъ временемъ наша могущественная ассоціація распространилась среди этихъ народовъ съ чрезвычайною быстротою; даже войска прониклись нашими идеями; многіе солдаты -- члены нашего братства. Въ Америкѣ-же правители оказались болѣе предусмотрительными. Хотя они и сократили численность постоянной арміи, но платятъ ей хорошее жалованье. Поэтому войска не сочувствуютъ нашимъ цѣлямъ. Но мы превышаемъ ихъ численностью въ десять разъ и не страшимся ихъ. Есть только одно препятствіе, котораго мы въ свое время не предусмотрѣли. Вамъ извѣстно, что уже болѣе ста лѣтъ тому назадъ изобрѣтены воздушные корабли, которыми можно управлять по желанію. Олигархія имѣетъ въ своемъ распоряженіи нѣсколько тысячъ такихъ кораблей, покрытыхъ легкимъ, но крѣпкимъ металломъ, аллюминіемъ; въ простонародьѣ ихъ называютъ "демонами." Проносясь надъ непріятельскими войсками, они бросаютъ въ нихъ бомбами, начиненными самыми смертоносными взрывчатыми веществами и пулями. Когда такая бомба ударяется о землю и разрывается, то она напоминаетъ собою кратеръ вулкана и по всѣмъ направленіямъ разноситъ смерть. Но это еще не все. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ одинъ французскій химикъ изобрѣлъ смертоносное вещество,-- такой ядъ, который, будучи тяжелѣе воздуха, однако быстро распространяется по поверхности земли и моментально отравляетъ всякаго, кто только его вдохнетъ. Французъ-изобрѣтатель продалъ олигархіи за огромную сумму секретъ изготовленія этого яда; но ему не пришлось долго пользоваться плохо пріобрѣтеннымъ богатствомъ. На другой-же день онъ былъ найденъ мертвымъ въ своей постелѣ. Воздухъ его комнаты оказался пропитаннымъ нѣсколькими каплями его яда. Полагаютъ, что онъ отравленъ олигархами, которые опасались, что онъ выдастъ еще кому-нибудь свой секретъ. На этотъ ядъ они возлагаютъ главнымъ образомъ свои надежды въ случаѣ возстанія угнетеннаго народа. "Демоны" снабжены бомбами, начиненными этимъ сильнымъ ядомъ. Если случится возстаніе, то эти воздушные корабли появятся на небѣ, точно туча хищныхъ птицъ съ черными крыльями, и будутъ бросать бомбы въ толпу. Эти бомбы внушатъ такой ужасъ, что всѣ, кто не будетъ умерщвленъ, разбѣгутся, и всякому сопротивленію наступитъ конецъ. Мы долго старались переманить на нашу сторону людей, снаряжающихъ воздушные корабли и изготовляющихъ ядъ, но безуспѣшно. Олигархи знаютъ имъ цѣну и платятъ имъ хорошо. Тѣмъ не менѣе намъ удалось подкупить одного или двухъ изъ ихъ помощниковъ. Хотя они не знаютъ ихъ тайны, но уговариваютъ техниковъ постоянно требовать прибавки жалованія. Олигархи исполняли до сихъ поръ ихъ требованія: но это ведетъ только къ новымъ требованіямъ. Мы надѣемся, что въ концѣ концовъ они откажутся ихъ удовлетворять; тогда между техниками распространится неудовольствіе, и они будутъ сговорчивѣе. И опять повторится старая исторія: армія, призванная защищать истощенный Римъ, захватываетъ въ свои руки власть и выдвигаетъ новаго избранника. Такова участь всѣхъ жестокихъ и несправедливыхъ системъ. Невольно вспоминаешь слова Манфреда: "Духи, вызванные мною, покидаютъ меня".
   -- Вы правы, замѣтилъ я.-- Только справедливость прочно обезпечиваетъ миръ; это -- единственная почва, на которой не произростаетъ ядовитыхъ растеній. Всеобщая справедливость означаетъ: одинаковыя условія существованія для всѣхъ и подавленіе при помощи закона эгоизма, раззоряющаго милліоны для пользы тысячей. Въ прежнія времена эгоизмъ принималъ форму завоеванія, и нАроды обращались въ рабовъ. Позднѣе онъ выражался въ грабежахъ и убійствахъ. Для борьбы съ этими преступленіями изданы были законы. Затѣмъ эгоизмъ сталъ выражаться въ болѣе утонченной формѣ стачекъ предпринимателей и подобныхъ ухищреній капиталистической промышленности. Многіе изъ этихъ формъ едва ощутительны, но тѣмъ не менѣе ими достигается эксплоатація неимущихъ, и народъ приводится къ рабству такъ-же вѣрно, какъ въ прежнее время пришлые завоеватели порабощали первоначальныхъ жителей страны.
   

XII.
Моя утопія.

   -- Но что-бы вы сдѣлали, мой добрый Габріэль, спросилъ меня, улыбаясь Максъ:-- если-бы отъ васъ зависѣла участь человѣчества? У всякаго человѣка есть своя утопія. Изложите мнѣ свою...
   -- Прежде всего, отвѣтилъ я:-- надо совершенно уничтожить проценты. Проценты, получаемые на деньги, составляютъ корень всего зла. Они доставляютъ одному полное благополучіе, и подрываютъ благосостояніе другого. Отсюда и происходитъ неравенство между людьми.
   -- Какъ вы приходите къ этому выводу? спросилъ Максъ.
   -- Заимодавецъ беретъ въ обезпеченіе землю, домъ или товары, выдавая половину или треть ихъ дѣйствительной стоимости, а должникъ долженъ работать изо всѣхъ силъ, чтобы уплатить долгъ. Но его успѣхъ зависитъ отъ всякаго рода случайностей. Дожди, бури, засуха могутъ уничтожить урожай землевладѣльца: плохой урожай отражается и на дѣлахъ коммерсанта; крупное банкротство и ураганъ также подрываютъ дѣла послѣдняго. Фабричные рабочіе находятся еще болѣе въ зависимости отъ всякихъ случайностей, отражающихся на положеніи торговли и промышленности. Кромѣ того, рабочій можетъ лишиться мѣста, заболѣть. Заимодавецъ-же не рискуетъ ничѣмъ, и несостоятельность его должника не отражается на его дѣлахъ: напротивъ, несчастіе постигшее должника, обогащаетъ его, потому что онъ оставляетъ за собою заложенное имущество, цѣнность котораго въ два или три раза превышаетъ сумму займа. Возьмемъ для примѣра общество, состоящее изъ милліона людей: втеченіи ста лѣтъ самое ничтожное неравенство между однимъ классомъ и другимъ увеличится въ поразительныхъ размѣрахъ; незначительное зло разростется. Вотъ красивый молодой человѣкъ, полный жизни, здоровья и надеждъ. Введите въ его организмъ одинъ болѣзнетворный микробъ, невидимый, невѣсомый, неосязательный, но обладающій способностью размножаться до безконечности. Молодость живетъ безпечно. Проходятъ мѣсяцы и годы: болѣзнь начинаетъ дѣлать свое дѣло и обнаруживается явственными симптомами: тѣло теряетъ свою гибкость, глаза тускнѣютъ, щеки утрачиваютъ свѣжесть, силы истощаются: молодой, цвѣтущій здоровьемъ человѣкъ превращается въ живой трупъ и наконецъ сходитъ въ могилу. Дайте одной группѣ общества финансовыя преимущества надъ остальными, хотя-бы самыя ничтожныя, и втеченіи нѣсколькихъ столѣтій этотъ привилегированный классъ захватитъ въ свои руки все богатство страны и доведетъ ее до нищеты. Одинъ пенсъ, отданный на проценты въ тотъ день, когда Колумбъ отправился открывать Америку, въ наше время превратился-бы въ громадный капиталъ, равный всему государственному богатству сѣверной и южной Америки, вмѣстѣ взятыхъ.
   -- Но какъ-же люди могутъ обходиться безъ ссудъ?
   -- Необходимость пользоваться ссудами является естественнымъ послѣдствіемъ предложенія ссудъ. Болѣзненные симптомы вызываются самою болѣзнью. Людей, обогатившихся при помощи полученныхъ ими ссудъ, гораздо меньше, чѣмъ такихъ, которые раззоряются, воспользовавшись ссудами. Всякое несчастіе, постигающее людей средняго класса, доводитъ ихъ до нищеты, которая все увеличивается. Деньги сами по себѣ не имѣютъ цѣнности. Онѣ пріобрѣтаютъ цѣнность только потому, что могутъ быть обмѣнены на необходимые человѣку предметы. Если-бы не было возможности отдавать деньги въ ростъ, то капиталисты вынуждены были-бы помѣщать ихъ въ предпріятія, которыя вызвали-бы усиленную потребность въ рабочихъ. А такъ какъ промышленнымъ предпріятіямъ въ такомъ случаѣ не приходилось-бы выносить двойное бремя, т. е. прокармливать предпринимателя и ростовщика, скрывающагося за нимъ,-- а только одного предпринимателя, то успѣхъ предпріятій былъ-бы обезпеченъ. При этомъ увеличилось-бы благосостояніе общества, такъ какъ въ немъ былобы больше предпріятій, больше спроса на трудъ, а слѣдовательно и больше заработковъ. Ростовщичество парализуетъ предпріимчивость, вызывая банкротства: благодаря ему, общество распадается на однихъ богатыхъ и бѣдныхъ. Каждый долларъ, который предприниматели выплачиваютъ своимъ кредиторамъ, неизбѣжно взимается съ рабочихъ. Ростовщичество поэтому является причиною возникновенія олигархіи, а изъ нея выростаютъ другія формы соціальнаго неравенства. Прослѣдите, какимъ образомъ нынѣшніе капиталисты и крупныя компаніи скопили въ своихъ рукахъ богатства, и въ девяти случаяхъ изъ десяти окажется, что первоисточникомъ послужили ссуды подъ проценты. Кораловый островъ образуется изъ труповъ умершихъ кораловыхъ полиповъ; крупныя богатства обыкновенно образуются путемъ крушенія мелкихъ, и каждый долларъ богача, слѣдовательно, указываетъ на происшедшее несчастіе.
   -- Хорошо, сказалъ Максъ: -- но, уничтоживъ ростовщичество, что-же вы предпримите потомъ?
   -- Я изучилъ-бы всѣ законы, обычаи, жизненныя условія, которыя приводятъ къ возвышенію одного человѣка надъ другими или сосредоточиваютъ богатство и вліяніе въ рукахъ меньшинства. Изслѣдовавъ такимъ образомъ причину зла, я устранилъ-бы ее немедленно.
   -- Прекрасно, сказалъ Максъ: -- допустимъ, что васъ оставили-бы въ живыхъ тѣ, у которыхъ вы отняли-бы ихъ привилегіи. Что-же потомъ? Люди не походятъ другъ на друга. Многіе обладаютъ изобрѣтательностью, другіе -- силою, третьи -- предусмотрительностью, хитростью, страстью къ наживѣ. Какъ вы можете помѣшать этимъ людямъ разбогатѣть?
   -- Я и не стану объ этомъ заботиться. Эти различія слишкомъ глубоко коренятся въ природѣ человѣка и ихъ нельзя уничтожить законами. Но всѣ эти различія не опасны сами по себѣ. Онѣ представляютъ зло только тогда, когда принимаютъ слишкомъ широкіе размѣры. Человѣкъ долженъ заботиться о пріобрѣтеніи богатства для обезпеченія себѣ мирной, почтенной и безбѣдной старости, а дѣтямъ своимъ -- лучшей жизни. Община въ тысячу человѣкъ, изъ которыхъ каждый имѣетъ состояніе въ 10, 50 или даже 100 тысячъ дол., можетъ только процвѣтать; но когда въ рукахъ одного человѣка сосредоточивается 50--100 милліоновъ или, какъ въ наше время, даже тысяча милліоновъ, тогда благосостоянію и счастью каждаго отдѣльнаго человѣка угрожаетъ опасность. Я установилъ-бы максимумъ дозволеннаго богатства. До извѣстнаго предѣла человѣкъ могъ-бы, сколько угодно, богатѣть, потому что ему по природѣ свойственно заботиться о своемъ благосостояніи. Но если у него окажется излишекъ, то я обязалъ-бы употребить его подъ руководствомъ правительственнаго учрежденія на обширныя работы въ пользу недостаточныхъ классовъ. Онъ долженъ былъ-бы устраивать школы, коллегіи, сиротскіе пріюты, больницы, сады, парки, общественныя библіотеки, курорты, увеселительныя прогулки и заведенія, концертныя и гимнастическія залы. Я дозволилъ-бы ему обезсмертить свое имя и почтилъ-бы его статуей въ обширной національной галлереѣ, чтобы увѣковѣчить въ потомствѣ память о благодѣтелѣ рода человѣческаго.
   -- Однако, возразилъ Максъ съ улыбкой: -- положимъ, что ваши богачи все это устроили,-- излишекъ все-таки окажется. Куда-же его дѣвать?
   -- Мы найдемъ и ему употребленіе. Мы учредимъ напримѣръ большой фондъ для сооруженія національныхъ желѣзныхъ дорогъ, которыя будутъ доставлять продукты фермеровъ рабочимъ и обратно произведенія рабочихъ -- фермерамъ за самую ничтожную плату помимо всякихъ посредниковъ и спекулянтовъ. И фермеры и рабочіе будутъ жить лучше, тратить меньше денегъ и не надрываться, какъ теперь.
   -- Все это прекрасно, сказалъ Максъ:-- но тогда посредники умрутъ съ голоду.
   -- Вовсе нѣтъ: человѣкъ умный и сильный не умретъ съ голоду. Вездѣ наступитъ блестящая эра общаго процвѣтанія, и посредники примѣнятъ къ чему-нибудь другому свои способности. Тѣмъ не менѣе имъ придется отчислять часть своихъ прибылей. Теперь они одни пользуются молокомъ, масломъ и мясомъ, между тѣмъ какъ другіе только вскармливаютъ и выращиваютъ скотъ.
   -- Но все это не поможетъ нашимъ фермерамъ: они вѣдь не могутъ справиться съ огромнымъ количествомъ земли.
   -- Совершенно вѣрно. Но если богатство каждаго отдѣльнаго лица будетъ вообще ограничено, то и крупное землевладѣніе исчезнетъ. Я назначилъ-бы максимумъ поземельной собственности въ 100--500 акровъ и упразднилъ-бы корпораціи, распредѣливъ ихъ землю между частными лицами. Во время великой гражданской войны прошлаго столѣтія Авраамъ Линкольнъ далъ южанамъ нѣсколько дней на размышленіе, пригласивъ ихъ либо сложить оружіе, либо отпустить своихъ рабовъ. Я назначу также два или три года, втеченіи которыхъ крупные землевладѣльцы должны будутъ продать свои помѣстья прежнимъ владѣльцамъ, разсрочивъ платежи и отказавшись отъ всякихъ процентовъ. Если-бы по истеченіи опредѣленнаго срока крупные землевладѣльцы не исполнили этого требованія, то я конфисковалъ и продалъ-бы ихъ земли, подобно тому, какъ въ прежнее время правительство продавало общественную землю новымъ поселенцамъ.
   -- Но если-бъ вы уничтожили ссуды, то бѣднымъ людямъ пришлось-бы умереть съ голоду, прежде чѣмъ они собрали-бы свой урожай.
   -- Въ такомъ случаѣ я воспользовался-бы властью президента, какъ во время великой гражданской войны. 1861 г. и выпустилъ-бы бумажныя деньги, которыя принимались-бы въ уплату всѣхъ налоговъ и податей и обезпечивались-бы достояніемъ 500 милліоннаго населенія. Наиболѣе пострадавшіе крестьяне получалибы въ первые годы бѣдствія безпроцентныя ссуды. Правительство представляетъ собою только механизмъ для водворенія правосудія и для оказанія помощи народу, и мы до сихъ поръ еще далеко не снабдили его всѣми полномочіями для достиженія этой великой цѣли. Намъ нѣтъ надобности придерживаться административныхъ пріемовъ нашихъ предковъ, точно такъ-же какъ и ограничиваться ихъ опытомъ, изобрѣтательностью или воззрѣніями. Дѣло въ томъ, что среди многихъ людей держится заблужденіе, будто-бы опасно измѣнять правительственныя системы, но такъ какъ всѣ, онѣ придумываются только для обезпеченія человѣческаго благополучія, то критика и перемѣны тутъ вполнѣ умѣстны. Цѣль всего существующаго на землѣ -- благо человѣка, и кромѣ человѣка нѣтъ ничего священнаго на землѣ, потому что въ немъ заключается частица божественнаго разума.
   -- Надо однако думать, что ваши бумажныя деньги будутъ размѣниваться на золото и серебро?
   -- Въ этомъ не представляется особенной надобности. Поклоненіе золоту и серебру -- предразсудокъ, благодаря которому банкиры являются хозяевами положенія, а остальные люди -- жертвами. Сами по себѣ эти металлы не имѣютъ большой цѣнности. Отчего-же намъ дорожить ими?
   -- Вѣдь они принадлежатъ къ самымъ рѣдкимъ и дорогимъ произведеніямъ земли.
   -- Нисколько: есть много металловъ, гораздо болѣе рѣдкихъ и цѣнныхъ. Одинъ килограммъ золота стоитъ около 730 дол., а серебра около 43 1/2 дол., килограмъ-же иридія, самаго тяжелаго металла, стоитъ 2,400 дол.: паладія -- 3,075; кальція -- около 10.000; ванадія, "царя металловъ" -- 25,000.
   -- Но развѣ они употреблялись когда-нибудь въ качествѣ монетъ?
   -- Богъ вѣсть! Деньги существовали въ доисторическія времена. Человѣкъ признаетъ только то, что существовало, когда онъ появился на свѣтъ.
   -- Но вѣдь золото и серебро гораздо красивѣе другихъ металловъ. Къ тому-же они употребляются въ качествѣ денежныхъ знаковъ, можетъ быть, потому, что не подвергаются окисленію.
   -- Нѣтъ, многіе другіе металлы гораздо красивѣе. Алмазъ-же далеко превосходитъ всѣ металлы по, красотѣ и цѣнности, а стекло совсѣмъ не окисляется.
   -- Что-же вы предлагаете?
   -- Золото и серебро составляютъ всюду основаніе, денежнаго обращенія. Если этого металла много, то много и бумажныхъ денегъ. Если ихъ мало, то соотвѣтственно уменьшается и количество бумажныхъ денегъ; въ противномъ случаѣ несоотвѣтствіе между наличными металлическими деньгами и бумажными вызываетъ стѣсненіе и панику на денежномъ рынкѣ. Вотъ уже полтораста лѣтъ, какъ производство золота и серебра постоянно сокращается, между тѣмъ какъ населеніе и торговые обороты быстро возрастаютъ. Поясню мою мысль примѣромъ: предположимъ, что на пятилѣтняго ребенка надѣваютъ желѣзный поясъ и. заковываютъ его на немъ. Сначала онъ не причиняетъ ему ни малѣйшаго безпокойства, но вотъ ребенокъ подростаетъ, и поясъ начинаетъ его все сильнѣе стѣснять. Его органы не могутъ свободно развиваться. Голова, плечи, руки и ноги -- у него какъ у взрослаго человѣка, а талія узка; онъ представляетъ урода: долго жить онъ не можетъ и умираетъ. Таково и наше общество; оно связано глупымъ предразсудкомъ какого-нибудь доисторическаго народа. Но это не все. Всякое уменьшеніе, дѣйствительное или относительное, количества золота и серебра увеличиваетъ покупную силу долларовъ, и долларъ становится равноцѣнностью болѣе значительнаго количества труда и его продуктовъ. Благодаря этому, богачъ еще болѣе богатѣетъ, а бѣднякъ еще болѣе бѣднѣетъ. Желѣзный поясъ вызвалъ перемѣщеніе жизненныхъ органовъ. По мѣрѣ того какъ долларъ возвышается въ цѣнѣ, человѣкъ утрачиваетъ свое значеніе: происходитъ уменьшеніе заработковъ, увеличеніе власти, богатства, роскоши среди меньшинства и нищеты среди большинства.
   -- Но какъ-же вы думаете помочь горю?
   -- Я созвалъ-бы всемірный конгрессъ и предложилъ-бы выпустить международныя бумажныя деньги. Онѣ будутъ выпущены въ различныхъ странахъ, но приниматься повсемѣстно. Количество ихъ будетъ въ точности соотвѣтствовать численности народонаселенія. Обезпеченіемъ послужитъ достояніе всего цивилизованнаго міра, и эти деньги будутъ приниматься въ уплату налоговъ обще-государственныхъ и мѣстныхъ. Золото и серебро займутъ тогда мѣсто размѣнной монеты для уплаты суммъ не болѣе пяти долларовъ. Международные банки были-бы учреждены въ Нью-Іоркѣ, Лондонѣ, Берлинѣ, Мельбурнѣ, Парижѣ и въ Амстердамѣ. Ихъ кредитные билеты обращались-бы всюду. Человѣчество, освобожденное отъ желѣзнаго пояса, лучше обезпечивало-бы свое благосостояніе; исчезнутъ всякіе крахи и банкротства, потому что исчезнетъ всякое денежное стѣсненіе. Не будетъ болѣе предѣла человѣческому развитію, а вмѣстѣ съ тѣмъ и пользованіе силами природы достигнетъ размѣровъ, о которыхъ не могли и мечтать наши предки. Одни моря и озера будутъ доставлять человѣку гораздо больше жизненныхъ припасовъ, чѣмъ въ настоящее время весь земной шаръ. Теперь рыба гибнетъ непроизводительно въ самомъ зародышѣ. Наступитъ время, когда способы обработки земли сильно разовьются, и пища человѣка будетъ добываться при помощи соединенія, посредствомъ электричества и магнитизма, химическихъ элементовъ, изъ которыхъ она состоитъ. Мы уже сдѣлали многіе удачные опыты въ этомъ направленіи. Современемъ наши горныя цѣпи будутъ сравнены и обращены въ полевыя угодья для прокормленія самаго просвѣщеннаго и культурнаго народа на всемъ земномъ шарѣ. Все это возможно, если только цивилизація не будетъ находиться во власти невѣжественной и грубой плутократіи, которая напоминаетъ собою рабовладѣльцевъ 1860 года. Она слѣпо и настойчиво подготовляетъ собственную гибель, разрушая то, что могло-бы ее спасти.
   -- Но вѣдь, надѣюсь, человѣческій разумъ будетъ и впредь господствовать надъ міромъ?
   -- Конечно, но какой разумъ? Это -- очень широкое понятіе. Разумъ долженъ соединяться съ любовью и кротостью. Человѣкъ, который изучаетъ творенія Божія и мѣсто человѣка въ природѣ, не можетъ, быть жестокимъ къ своимъ ближнимъ. Если разумъ эгоистиченъ, то онъ благоразуменъ въ своемъ эгоизмѣ; онъ ясно видитъ, что такое ужасное положеніе вещей, какъ господствующее теперь, продолжаться не можетъ. Онъ знаетъ, что масса не должна умирать съ голода въ трюмѣ, въ то время какъ меньшинство благодушествуетъ себѣ на палубѣ. Люди въ трюмѣ вѣдь могутъ придти въ отчаяніе, поджечь корабль или просверлить дыру,-- и меньшинство погибнетъ вмѣстѣ съ большинствомъ. Истинный разумъ широкъ, предусмотрителенъ, милосердъ и справедливъ. Большія богатства пріобрѣтаютъ не поэты, не философы, не филантропы, не историки, не ученые и вообще не самые развитые люди. Нѣтъ; мозгъ обладаетъ особенной способностью, называемою изворотливостью; она не имѣетъ ничего общаго съ благородствомъ ума, чистотою души, знаніями или широтою взглядовъ; это самая низменная, пошлая сторона ума. Она составляетъ характеристическую черту лисицъ, обезьянъ, крысъ и другихъ животныхъ этого рода. Она развивается въ подземныхъ норахъ, не брезгаетъ грязью, ложью, воровствомъ, мошенничествомъ, насиліемъ. Поясню это примѣромъ. Когда вспыхнула гражданская война 1861 г., въ Нью-Іоркѣ жилъ богатый купецъ А. Т. Стюартъ. Для сотень тысячъ людей война представлялась великимъ вопросомъ объ отмѣнѣ рабства, объ освобожденіи четырехъ милліоновъ человѣческихъ существъ и охраненіи національной чести. Всѣ съ энтузіазмомъ бросились въ борьбу и готовы были положить жизнь за отечество и свободу. Но среди этого общаго энтузіазма и возбужденія, въ то время, какъ всякій покидалъ домъ, семью, богатство, Стюартъ думалъ только о томъ, что война, прервавъ всякія сношенія между сѣверомъ и югомъ, вызоветъ сильное вздорожаніе хлопка и бумажныхъ товаровъ. И вотъ во время разгара патріотическаго одушевленія онъ послалъ своихъ агентовъ скупать весь хлопчатобумажный товаръ, какой только окажется на-лицо. Говорятъ, что онъ такимъ образомъ нажилъ милліонъ долларовъ. Однако если-бъ всѣ поступили, какъ онъ, то до сихъ поръ не было-бы американскаго Союза, и невольничество процвѣтало-бы по-прежнему. Нація была тогда спасена бѣдняками, которые въ критическій моментъ не заботились о цѣнѣ хлопка. Они погибли, но память о нихъ навсегда сохранится въ потомствѣ. Съ другой стороны все богатство коммерсанта перешло къ его родственнику, а тѣло его, по странной ироніи судьбы, не нашло успокоенія подъ величественнымъ памятникомъ, а было растерзано хищными звѣрями. Этотъ маленькій примѣръ представляетъ прекрасную иллюстрацію къ моей мысли. Не разумъ господствуетъ среди богатыхъ, а изворотливость, хиттрость. Въ прежнее время человѣчествомъ управляла сила мышцъ, а разуму приходилось скрываться въ монастыряхъ. Теперь мускульная сила порабощена, а хитрость сдѣлалась властительницею міра. Позвольте привести еще другой примѣръ. Въ какой-нибудь отрасли промышленности работаютъ десять тысячъ человѣкъ. Одному изъ нихъ посчастливилось сдѣлать изобрѣтеніе, благодаря которому производительность увеличилась въ десять разъ. Прежде каждый рабочій производилъ предметъ, стоившій, положимъ, четыре съ половиною доллара, и получалъ за то полтора доллара въ день. Теперь онъ въ состояніи, благодаря новому изобрѣтенію, изготовить въ день на сорокъ пять долларовъ. Увеличился-ли однако его заработокъ въ тойже степени; будетъ-ли онъ получать пятнадцать или хотя-бы только пять долларовъ въ день? Ничуть. Въ дѣло вмѣшалась "хитрость", купила изобрѣтеніе рабочаго за ничтожную сумму и затѣмъ подъ покровительствомъ закона заручилась привилегіею. Рабочіе продолжаютъ получать полтора доллара въ день, а "хитрость" кладетъ себѣ барыши въ карманъ. Но мало того, теперь одинъ человѣкъ можетъ работать за десятерыхъ; поэтому девять другихъ остаются безъ работы. Однако имъ надо-же жить, кормиться самимъ и содержать семью. Поэтому они соглашаются на болѣе дешевую плату, и заработки постоянно сокращаются. Наконецъ заработная плата достигаетъ минимума, едва покрывающаго потребности рабочаго. Общество такимъ образомъ создало одного милліонера и тысячи бѣдняковъ. Милліонеръ не можетъ потреблять больше пищи и одежды, чѣмъ напримѣръ зажиточный земледѣлецъ, и поэтому онъ не содѣйствуетъ своимъ спросомъ развитію торговли и промышленности. Но тысячи бѣдняковъ должны уплачивать подати; имъ приходится сильно сокращать свои расходы; они не могутъ покупать много товара у фабрикантовъ или торговцевъ,-- и дѣла приходятъ въ застой. Словомъ, изъ всего, что только можетъ дать страна, милліонеры -- самое худшее! Если-бы общество выписало изъ Индіи нѣсколько кровожадныхъ тигровъ и выпустило-бы ихъ на улицы, то они не причинили-бы и десятой доли того вреда, какой причиняютъ равное имъ число милліонеровъ. Къ тому-же тигровъ можно убить, но противъ богачей нельзя возстать, потому что они находятся подъ покровительствомъ законовъ того народа, который имъ приносится въ жертву.
   -- Ну, а ваше средство? спросилъ Максъ.
   -- Я вижу спасеніе только въ вѣрной системѣ государственнаго и общественнаго управленія; вотъ -- ключъ къ лучшему будущему. Было время, когда въ городахъ жили только крестьяне, искавшіе безопасности подъ сѣнью замковъ. Лишь очень медленно эти крестьянскія общины превратились въ настоящіе города. Для того, чтобы рѣшить міровую проблему, намъ надо это имѣть въ виду. Человѣкъ, живущій одиноко -- дикарь; люди живущіе вмѣстѣ -- цивилизованныя существа. Для дальнѣйшихъ успѣховъ цивилизаціи необходимо усилить дѣйствіе кооперативнаго принципа. Было время, когда каждый человѣкъ самъ долженъ былъ позаботиться о доставкѣ своей корреспонденціи. Теперь правительство взяло почтовое дѣло въ свои руки, и доставка писемъ обходится гораздо дешевле. Было время, когда каждая семья должна была сама себѣ доставлять воду, теперь городъ снабжаетъ всѣхъ водой. То-же слѣдуетъ сказать и о просвѣщеніи. Было время, когда каждое семейство само воспитывало своихъ дѣтей; теперь ихъ воспитываетъ государство. Въ прежнее время каждый человѣкъ носилъ при себѣ оружіе и самъ заботился о своей безопасности: теперь его охраняетъ полиція. Такая кооперативная дѣятельность можетъ получить дальнѣйшее развитіе. Въ будущемъ городъ будетъ доставлять всѣмъ врачебную помощь, давать совѣты юридическіе или вообще дѣловые; тогда ни одинъ человѣкъ не будетъ грабить другого, и не будетъ болѣе голодаю, щихъ, если только люди пожелаютъ работать.
   -- Однако, сказалъ Максъ,-- если вы уничтожите всю кредитную систему и раздробите крупныя предпріятія на безчисленное множество мелкихъ, то что станется съ людьми, стоящими во главѣ крупныхъ предпріятій и работающими очень успѣшно на пользу промышленности хотя-бы только ради собственныхъ прибылей? Что вы сдѣлаете съ коммерсантами, доставляющими, благодаря капиталу и труду, промышленности потребителей? Развѣ эти люди не нужны обществу? Развѣ они не создаютъ работу? Не двигаютъ-ли они прогрессъ своею дѣятельностью и могучею изобрѣтательностью? Предположимъ, что въ какой-нибудь мѣстности много бѣдныхъ людей, не находящихъ себѣ заработковъ; къ нимъ является одинъ изъ этихъ ловкихъ предпринимателей; онъ видитъ, что можно воспользоваться древесною корою и шкурою животныхъ, и устраиваетъ кожевенный заводъ. Правда, что онъ можетъ нажить гораздо больше денегъ, чѣмъ наживутъ тысячи рабочихъ, которымъ онъ дастъ дѣло, но вѣдь онъ и принесетъ больше пользы, чѣмъ они. Его умъ больше значитъ, чѣмъ физическая сила всѣхъ этихъ малоразвитыхъ людей.
   -- Ваши доводы очень основательны, отвѣтилъ я:-- и такими предпринимателями не слѣдуетъ пренебрегать. Но физическая сила рабочихъ столько-же ему нужна, какъ и его умъ, и поэтому необходимо болѣе равномѣрное распредѣленіе прибылей. Для страны гораздо выгоднѣе, если ее населяютъ тридцать милліоновъ людей счастливыхъ, довольныхъ и проникнутыхъ патріотизмомъ, чѣмъ сто милліоновъ людей невѣжественныхъ, нуждающихся и готовыхъ воспользоваться всякимъ случаемъ, чтобы ниспровергнуть существующій строй. Чрезмѣрное заселеніе земного шара наступитъ скорѣе, чѣмъ мы думаемъ. Намъ незачѣмъ ускорять его. Простоватые предки американцевъ называли это "національнымъ развитіемъ" и приманивали въ страну милліоны иностранцевъ, раздавая имъ землю и лишая ея собственныхъ своихъ дѣтей. И вотъ что надо принять во вниманіе: люди сначала работаютъ, ради средствъ къ существованію и чтобъ обезпечить себя на старость, но затѣмъ они начинаютъ работать изъ тщеславія, представляющаго самую низменную изъ человѣческихъ, страстей. Богачъ, имѣющій сто тысячъ долларовъ, говоритъ себѣ: "у Джонса пять сотъ, тысячъ долларовъ; онъ ведетъ болѣе роскошную жизнь, чѣмъ я. Я долженъ увеличить свое состояніе до полмилліона". Джонсъ съ своей стороны сравниваетъ себя съ Броуномъ, у котораго состояніе доходитъ до милліона. Онъ знаетъ, что люди подобострастничаютъ передъ нимъ. Онъ долженъ имѣть милліонъ, а полъ-милліона это вздоръ. Броунъ-же чувствуетъ, что онъ пасуетъ передъ Смитомъ съ его десятью милліонами,-- и это дѣтское соревнованіе продолжается до безконечности. Люди имѣютъ значеніе не сами по себѣ, а по своему состоянію. Но сосредоточеніе огромныхъ капиталовъ въ однѣхъ рукахъ совершается на счетъ благополучія массы. Если община состоитъ изъ тысячи человѣкъ и имѣетъ сто милліоновъ, которые раздѣлены равномѣрно между всѣми, то всѣ члены ея чувствуютъ себя хорошо и счастливо. Если напротивъ десять человѣкъ забираютъ въ свои руки при помощи разныхъ ухищреній три четверти всѣхъ богатствъ страны, а на долю 990 остается одна четверть, то послѣдніе терпятъ нужду. Такимъ образомъ подъ вліяніемъ пустого тщеславія люди не увеличиваютъ, а напротивъ уменьшаютъ общее благосостояніе. Ничтожныя личности появляются на эстрадѣ передъ всѣмъ человѣчествомъ, щеголяютъ и чванятся, какъ обезьяны, украсившія себя ниткою бусъ: они хвастаютъ славою, которую пріобрѣли не талантомъ или заслугами, а за деньги; выставляютъ на показъ не свои достоинства, которыхъ у нихъ нѣтъ, а свое богатство. Это вызываетъ раболѣпство со стороны бѣдняковъ. Безумцы! Они не узнаютъ мудрецовъ, встрѣчаясь съ ними въ жизни, но креза они чувствуютъ на разстояніи мили и охотно падаютъ передъ нимъ ницъ...
   -- Довольно, довольно, сказалъ Максъ,-- вы становитесь желчнымъ. Хорошо устранить все зло на землѣ, но и не дурно пообѣдать. Вы, пожалуй, меня убѣдите покинуть Нью-Іоркъ и купить клочекъ земли въ вашей Утопіи.
   

XIII.
Совѣтъ олигарховъ.

   Все случилось такъ, какъ предсказалъ Рудольфъ. Я былъ уже во дворцѣ князя въ половинѣ шестого; въ половинѣ седьмого я надѣлъ поверхъ моего обыкновеннаго платья ливрею и отправился въ сопровожденіи Рудольфа въ совѣщательную залу. Мы разставили стулья, разложили на столѣ бумагу, перья; затѣмъ, когда все было приведено въ порядокъ, отодвинули въ сторону тяжелый ящикъ, въ которомъ росъ великолѣпный кактусъ grandiflorus, стоявшій въ полномъ цвѣту и распространявшій чудное благоуханіе. Я пробрался въ тайникъ, снялъ ливрею и отдалъ ее Рудольфу. Онъ придвинулъ ящикъ на прежнее мѣсто, а я закрѣпилъ крючки и оказался за баррикадой. Рудольфъ далъ мнѣ еще нѣсколько наставленій и простился со мной. Я слышалъ, какъ его шаги удалялись, какъ онъ заперъ дверь на замокъ,-- но не ту, черезъ которую мы вошли,-- и кругомъ водворилась тишина.
   Въ моемъ тайникѣ я могъ довольно удобно сидѣть на полу, сложивъ ноги по-турецки.
   Я принялся терпѣливо ждать и думалъ объ Эстеллѣ. Рудольфъ увѣрилъ меня, что ее больше не тревожатъ и разсчитываютъ, что голодъ заставитъ ее отвѣдать приготовленной для нея пищи. Я соображалъ, удастся ли намъ спастись. Затѣмъ вспоминалъ все, что она мнѣ говорила, когда мы видѣлись въ комнатѣ Рудольфа, ея взгляды, ея плавныя движенія,-- и мнѣ стало жутко и хорошо. Даже мертвая тишина, господствовавшая въ обѣихъ большихъ залахъ, и мое томительное одиночество не могли ослабить быстраго біенія моего сердца. Я ужъ не думалъ о томъ, зачѣмъ сюда пришелъ; я думалъ только объ Эстеллѣ и ея судьбѣ.
   Стукъ отпиравшейся вдали двери привелъ меня въ себя. Я слышалъ, какъ Рудольфъ сказалъ въ отвѣтъ на чей-то вопросъ:
   -- Да, ваше сіятельство, я самъ осмотрѣлъ комнаты и убѣдился, что нигдѣ нѣтъ шпіоновъ.
   -- Посмотримъ, сказалъ князь:-- поднимите драпировки.
   Я слышалъ, какъ они расхаживали по совѣщательной залѣ, потомъ шаги ихъ приблизились ко мнѣ. Я невольно пригнулся къ полу. Они расхаживали между цвѣтами и даже нѣсколько минутъ стояли передъ цвѣтущимъ кактусомъ.
   -- Этотъ flagelliformis, сказалъ князь:-- немного чахнетъ: я думаю, что земля для него слишкомъ жирная. Скажите садовнику, чтобы онъ перемѣнилъ ее.
   -- Слушаю, отвѣчалъ Рудольфъ.
   Наконецъ они удалились. Скоро шаги ихъ раздались въ совѣщательной залѣ. Я медленно и осторожно привсталъ. Рудольфъ искусно устроилъ ширмочку изъ цвѣтовъ, помѣстивъ ихъ между кактусомъ и залой. Я однако нашелъ отверстіе между роскошными цвѣтами и могъ видѣть все, что происходитъ въ другой комнатѣ. Князь разговаривалъ съ Рудольфомъ. Это былъ широкоплечій, полный мужчина, нѣсколько обрюзглый. Рѣзкія, угловатыя черты его лица обнаруживали еврейское происхожденіе. У него былъ высокій, выдающійся лобъ, орлиный носъ, волосы казались подкрашенными, длинные, густые, черные усы покрывали верхнюю губу, но не могли совершенно скрыть жесткаго, циничнаго и язвительнаго выраженія рта. Подъ глазами, маленькими и пронырливыми, виднѣлись отеки. Въ общемъ лицо его напоминало мнѣ портреты Наполеона III, который, по отзывамъ многихъ людей, не имѣлъ ничего общаго съ Наполеономъ I.
   Наружность князя Кабано носила на себѣ отпечатокъ большой самоувѣренности, лучше всего въ жизни обезпечивающей успѣхъ. У него были властныя манеры, какъ у людей, облеченныхъ большимъ могуществомъ. Я невольно вспомнилъ мумій египетскихъ царей. Тысячелѣтія не могли сгладить съ ихъ лицъ выраженія аристократическаго высокомѣрія. Тоже выраженіе вы видите на памятникахъ у крестоносцевъ. Это были варвары, которые грабили и убивали десятерыхъ, чтобы спасти одного вѣрующаго. Вы встрѣчаете тоже выраженіе и у крупныхъ банкировъ, желѣзнодорожныхъ тузовъ, всемірныхъ спекулянтовъ и царей биржи, золотая колесница которыхъ беззаботно несется по тѣламъ простертаго у ихъ ногъ народа.
   Есть другой классъ людей, который всюду охотно принимаетъ на себя роль помощниковъ и агентовъ этихъ притѣснителей. Вы узнаете ихъ съ перваго взгляда: это широкоплечіе, грубые, коренастые люди съ красными лицами, съ пошлыми вкусами; они говорятъ громко и держатъ себя самоувѣренно, пресмыкаются передъ сильными и давятъ слабыхъ. Они хотятъ жить припѣваючи и не обращаютъ вниманія на несчастныхъ, гибнущихъ вокругъ нихъ. Вопли голодныхъ не лишатъ ихъ аппетита или расположенія духа. Изъ такихъ людей состоитъ въ Америкѣ высшее общество. Они раболѣпствуютъ, расточаютъ комплименты и не жалѣютъ себя, чтобы добиться общаго одобренія. Они не понимаютъ, что ведутъ самую пустую, праздную и болѣе чѣмъ безполезную жизнь. Въ этой погонѣ за земными благами, обезпечивающими ихъ личное благополучіе, они не замѣчаютъ голодающихъ массъ, гибнущихъ подъ гнетомъ несправедливости и равнодушія.
   Пока я предавался подобнымъ размышленіямъ, въ залу вошли члены собранія. За ними шли слуги; снявъ съ нихъ верхнее платье, они удалялись съ низкими поклонами. Затѣмъ входную дверь заперли на ключъ; Рудольфъ остался возлѣ нея въ качествѣ караульнаго.
   Большая часть гостей князя были пожилые люди или даже старики, но вообще они имѣли цвѣтущій видъ. У нѣкоторыхъ изъ нихъ черты были рѣзкія. Они походили на дѣльцовъ. У другихъ, какъ и у князя, лица были чувственныя и указывали на разсѣянный образъ жизни. Это было безспорно собраніе людей сильныхъ и ловкихъ. Ораторовъ между ними не было, и вообще въ ихъ наружности не было ничего такого, что производитъ впечатлѣніе на толпу. Всякій изъ нихъ говорилъ сидя, медленно, запинался, пріискивалъ слова; но все, что они говорили, имѣло вѣсъ и было, по большей части, остроумно. При нихъ не было секретарей; они не рѣшались никому довѣрить своихъ тайнъ. Ихъ резолюціи сообщались княземъ Кабано одному довѣренному лицу, которое съ своей стороны передавало приказанія главнымъ агентамъ, а тѣ нисшимъ агентамъ. Такимъ образомъ рѣшенія властей съ быстротою молніи достигали самыхъ отдаленныхъ частей такъ называемой республики. Приговоры этихъ людей поражали многихъ несчастныхъ, разоряли ихъ, повергали въ нищету; но никто не подозрѣвалъ, откуда сыпались на нихъ удары.
   Князь любезно привѣтствовалъ своихъ гостей и каждому указывалъ его мѣсто. Когда всѣ оказались въ сборѣ, онъ произнесъ слѣдующую рѣчь:
   -- Я пригласилъ васъ сюда, милостивые государи, чтобы сообща обсудить очень важные вопросы. Мы переживаемъ опасное время и находимся по всей вѣроятности наканунѣ вторичнаго возстанія безпокойной черни. Судя по многимъ признакамъ, надо полагать, что возстаніе приметъ широкіе размѣры. Толпа повидимому приходитъ въ отчаяніе, иначе она-бы не шла на вѣрную смерть. Вамъ надо выслушать по этому поводу двухъ людей, которые теперь находятся въ моемъ домѣ. Одинъ изъ нихъ генералъ Яковъ Куинси, командующій всѣми воздухоплавательными силами. Подъ его начальствомъ находятся всѣ десять тысячъ нашихъ воздушныхъ кораблей, называемыхъ "демонами". Наша безопасность и наша власть зависятъ отъ этихъ воздухоплавателей и смертоносныхъ бомбъ, заряженныхъ ядовитымъ газомъ. Мы не должны забывать, что наши враги гораздо сильнѣе насъ, что на каждаго нашего солдата приходится тысяча враговъ и что міръ все неохотнѣе подчиняется нашему господству. Если-бы у насъ не было "демоновъ" и смертоносныхъ бомбъ, то я-бы опасался за исходъ предстоящей борьбы: но съ ними я спокоенъ. Куинси, подчиняясь требованіямъ своей арміи, испрашиваетъ для нея прибавки жалованья. Мы. уже неоднократно подчинялись ея требованіямъ. Мы до нѣкоторой степени находимся въ томъ-же положеніи, въ какомъ находился древній Римъ, когда преторіанскія войска умертвили императора Пертинакса и продали императорскую корону Дидію Юліану. Въ рукахъ людей Куинси находится судьба всего американскаго материка. Къ счастью для насъ, они не вполнѣ сознаютъ свою силу и пока ограничиваются только требованіями прибавки жалованья. Въ виду предстоящаго возстанія мы не должны ссориться съ ними. Отказъ съ нашей стороны заставитъ ихъ перейти на сторону непріятеля. Я указываю вамъ на все это, чтобы вы воздержались отъ выраженія неудовольствія генералу Куинси, какъ-бы ни безразсудны были его требованія. Отпустивъ его. мы потолкуемъ о томъ, какъ намъ быть послѣ подавленія возстанія. Я хочу вамъ сдѣлать предложеніе по этому поводу.
   Присутствующіе выразили князю полное одобреніе.
   -- Теперь мы перейдемъ къ другому вопросу. Въ моемъ домѣ находится въ настоящее время очень хитрый и ловкій шпіонъ. Онъ служитъ у насъ въ тайной полиціи. Мнѣ онъ извѣстенъ подъ именемъ Стефана Андрью. Настоящаго его имени я не знаю. Вамъ извѣстно, какъ трудно намъ было разузнать что-нибудь опредѣленное о новомъ враждебномъ намъ обществѣ. Его организація такъ хороша и общество такъ ловко ведетъ свои дѣла, что всѣ наши попытки вывѣдать что-нибудь ни къ чему не привели. Многіе изъ нашихъ шпіоновъ пропали безъ вѣсти, и полиціи не удалось ничего разузнать объ ихъ судьбѣ. Конечно, они убиты, но и трупы ихъ не найдены. Андрью пока уцѣлѣлъ. Онъ работаетъ въ качествѣ механика въ одной изъ мастерскихъ и выдаетъ себя за одного изъ самыхъ озлобленныхъ и закоренѣлыхъ нашихъ враговъ. Онъ поддерживаетъ сношенія только со мною, потому что не довѣряетъ всей городской полиціи и приходитъ сюда очень рѣдко, одинъ разъ въ два или три мѣсяца. Тогда я ему даю щедрое вознагражденіе и назначаю новую работу. Въ послѣдній разъ я ему поручилъ вывѣдать, кто находится во главѣ новаго заговора. Объ этомъ очень трудно разузнать что-либо положительное. Братство раздѣлено на группы по десяти человѣкъ въ каждой. Члены братства знаютъ только своихъ товарищей по группѣ. Начальники группъ избираются высшею властью. Но въ этой высшей группѣ, члены не знаютъ другъ друга ни по имени, ни въ лицо. Они совѣщаются замаскированными. Центральная власть находится въ рукахъ группы, состоящей изъ ста человѣкъ, избираемыхъ исполнительнымъ комитетомъ. Андрью послѣ долгаго выжиданія и терпѣливой работы избранъ въ эту верховную сотню. Завтра состоится его посвященіе. Теперь онъ требуетъ отъ меня денегъ; попавъ въ число главныхъ заговорщиковъ, онъ подвергнется большей опасности. Я говорилъ ему, что вы пожелаете сдѣлать ему нѣсколько вопросовъ, и сегодня онъ явился ко мнѣ переодѣтымъ женщиной и теперь дожидается въ библіотекѣ. Мнѣ кажется, что прежде чѣмъ пригласить сюда Куинси, лучше предварительно выслушать его. Прикажите послать за нимъ.
   Послѣдовало общее согласіе. Князь направился къ двери и велѣлъ Рудольфу привести женщину изъ библіотеки. Черезъ нѣсколько минутъ дверь отворилась и въ ней показалась высокая фигура въ женскомъ платьѣ и съ густымъ вуалемъ на лицѣ. Князь сказалъ:
   -- Запри дверь и подойди сюда.
   Фигура исполнила приказаніе, приблизилась къ столу сняла шляпу и вуаль, и присутствующіе увидѣли темное, загорѣлое лицо рабочаго, съ суровымъ, смѣлымъ, хитрымъ и проницательнымъ выраженіемъ глазъ.
   

XIV.
Разсказъ шпіона.

   -- Андрью, началъ князь:-- разскажите этимъ господамъ все, что вы узнали относительно общества, его распространенія и его вождей.
   -- Господа, отвѣчалъ рабочій:-- я могу вамъ сообщить только то, что слышалъ отъ другихъ людей, передающихъ свои свѣдѣнія тайкомъ и съ оглядкой. Изъ этихъ отрывочныхъ свѣдѣній я могъ составить себѣ только поверхностное сужденіе; но въ скоромъ времени я надѣюсь сообщить вамъ нѣчто болѣе положительное.
   -- Я понимаю, что задача ваша не легкая, отвѣтилъ князь:-- но эти джентльмены не потребуютъ отъ васъ слишкомъ большой точности.
   -- Вы не можете себѣ представить, какой трудъ я принялъ на себя.-- Это ужасное общество и едва-ли что-нибудь подобное существовало прежде на землѣ. Годъ тому назадъ насъ работало пятнадцать человѣкъ. Изъ нихъ уцѣлѣлъ только я одинъ.
   Произнося эти слова, онъ поблѣднѣлъ, и видно было, что его сообщеніе производитъ сильное впечатлѣніе на присутствующихъ.
   -- Общество, продолжалъ онъ:-- называется "Братствомъ Разрушенія". Оно имѣетъ развѣтвленія въ Европѣ и Америкѣ, и число его членовъ, какъ говорятъ, простирается до ста милліоновъ.
   -- Можетъ-ли это быть? воскликнулъ одинъ изъ присутствующихъ.
   -- Я думаю, что все это вѣрно, произнесъ Андрью торжественно.-- Почти всякій трудолюбивый и трезвый рабочій въ Нью-Іоркѣ и во всѣхъ другихъ городахъ принадлежитъ къ этому обществу. Кромѣ того всѣ южно-американскіе негры поголовно состоятъ его членами. Прежніе хозяева держали ихъ въ состояніи одичанія и не заботились о распространеніи среди нихъ просвѣщенія, и вотъ они теперь -- такіе-же кровожадные варвары, какими были ихъ предки, когда ихъ вывезли изъ Африки. Они представляютъ отличный матеріалъ для "братства".
   -- Чѣмъ-же объясняется это обширное движеніе?
   -- Всеобщей нуждой и нищетой пролетаріата, какъ городского, такъ и сельскаго.
   -- Имѣютъ-ли они оружіе?
   -- Говорятъ, отвѣтилъ Андрью: -- что всѣ члены до одного вооружены самымъ совершеннымъ магазиннымъ ружьемъ и имѣютъ достаточное количество патроновъ.
   -- Я думаю, любезный мой, сказалъ одинъ изъ членовъ совѣта насмѣшливо: -- что васъ напугала какая-нибудь досужая старуха. Гдѣ могло тайное общество купить ружья и кто могъ продать ихъ! Далѣе гдѣ-же оно ихъ хранить? Нашимъ оружейнымъ заводамъ законъ воспрещаетъ продавать огнестрѣльное оружіе безъ спеціальнаго разрѣшенія кого-нибудь изъ высшихъ властей. Кромѣ, того, для пріобрѣтенія ружей потребовалась-бы громадная сумма, которая вашему обществу не по карману. Наконецъ, наши полицейскіе постоянно слѣдятъ, чтобы никто не имѣлъ оружія ни въ городахъ, ни въ селахъ, и изъ ихъ отчетовъ видно, что у простого народа нѣтъ никакого оружія за исключеніемъ старыхъ охотничьихъ ружей, доставшихся по наслѣдству.
   -- Я уже вамъ говорилъ, отвѣтилъ Андрью:-- что я сообщаю только то, что узналъ отъ рабочихъ. Я можетъ быть ошибаюсь, но я слышалъ, что ружья изготовляются самими рабочими въ разныхъ уединенныхъ мѣстностяхъ. Члены общества получаютъ ихъ за очень дешевую цѣну и покупаютъ въ разсрочку. Оружіе сдается начальнику каждой группы и хранится въ резиновыхъ мѣшкахъ въ землѣ.
   -- Этимъ, пожалуй, можно объяснить, сказалъ одинъ изъ присутствующихъ, до сихъ поръ молчавшій:-- фактъ, случившійся на дняхъ въ Германіи. Недалеко отъ Тильзита, одинъ крестьянинъ предложилъ полиціи выдать девятерыхъ своихъ товарищей -- заговорщиковъ вмѣстѣ съ ихъ ружьями, если его помилуютъ и дадутъ ему 300 марокъ награды. Предложеніе было принято, и деньги выданы. Онъ повелъ полицейскихъ на конюшню и тамъ въ навозной кучѣ они нашли десять великолѣпныхъ американскихъ ружей и при нихъ необходимое количество патроновъ. Все это хранилось въ резиновыххъ мѣшкахъ, предохранявшихъ ружья отъ сырости. Девять крестьянъ были арестованы и подвергнуты наказанію; но ни ихъ начальникъ, ни они сами не могли сообщить ничего больше. Нѣмецкія газеты были переполнены соображеніями о томъ, какъ попали туда ружья, но никто не могъ дать точнаго объясненія.
   -- Какая-же участь постигла крестьянъ? спросилъ съ любопытствомъ Андрью.
   -- Всѣ они были приговорены къ пожизненной каторгѣ. Но доносчикъ въ ту-же ночь былъ убитъ со всѣмъ своимъ семействомъ, а домъ его сожженъ. Даже оба его брата, жившіе по сосѣдству съ нимъ, были убиты, хотя они не принимали никакого участія въ дѣлѣ.
   -- Я такъ и думалъ, отвѣтилъ Андрью спокойно.
   Эта непредвидѣнная развязка исторіи шпіона произвела на всѣхъ сильное впечатлѣніе, и втеченіи нѣсколькихъ минутъ въ залѣ господствовало глубокое молчаніе. Наконецъ князь прервалъ его.
   -- Андрью. сказалъ онъ: -- что-же вы узнали о вождяхъ тайнаго общества?
   -- Говорятъ, что ихъ трое: они образуютъ такъ-называемый исполнительный комитетъ. Главнокомандующаго, какъ передаютъ втихомолку, зовутъ или по крайней мѣрѣ звали, -- потому что теперь имя его никому неизвѣстно -- Цезаремъ Ломелици. Онъ -- итальянскаго происхожденія, но уроженецъ южной Каролины,-- человѣкъ исполинскаго роста, чрезвычайно энергичный и храбрый. Исторія его очень странная. Ему теперь около сорока пяти лѣтъ. Въ молодости онъ переселился въ новый штатъ Джеферсонъ, лежащій у верховья рѣки Саскатчеванъ, рано вступилъ въ бракъ и имѣлъ семью. Поселившись въ новой мѣстности, онъ занялся земледѣліемъ. Въ то время это былъ мирный и трудолюбивый человѣкъ. Но однажды, когда онъ убиралъ хлѣбъ на своихъ поляхъ, разразилась гроза, и молнія убила его лошадей; другихъ для смѣны у него не было; купить было не на что, а безъ лошадей онъ былъ все равно, что безъ рукъ. Ему пришлось заложить свою землю, чтобы купить себѣ новыхъ лошадей. Деньги онъ могъ получить только за очень высокіе проценты. Такъ какъ всѣ банкиры -- какъ называютъ себя эти люди -- находятся въ стачкѣ, то дешевой ссуды онъ нигдѣ получить не могъ. Съ нимъ повторилось то, что случается со всѣми. Неурожай и другія неблагопріятныя обстоятельства разстроили его окончательно. Проценты причислялись къ суммѣ долга. Онъ началъ продавать скотъ, машины и другія хозяйственныя принадлежности. Дѣло дошло до того, что онъ оказался по горло въ долгахъ, а въ концѣ концовъ все его имущество вмѣстѣ съ домомъ было продано съ молотка. Всѣ его труды пропали даромъ. Какъ разъ въ разгаръ этихъ бѣдствій Цезарь узналъ, что одинъ юристъ,-- адвокатъ его банкира -- обольстилъ его старшую дочь, очень красивую дѣвушку, и что въ скоромъ времени она будетъ матерью. Тогда пробудились въ немъ дурныя чувства. Въ ту-же ночь адвокать оказался убитымъ и буквально изрѣзаннымъ на куски; таже участь постигла и банкира. Самъ Цезарь бѣжалъ съ своей семьей въ горы, на сѣверъ. Здѣсь онъ собралъ вокругъ себя шайку такихъ-же головорѣзовъ, какъ онъ самъ, и объявилъ безпощадную войну обществу. Онъ придерживался извѣстной системы въ своихъ злодѣяніяхъ: щадилъ бѣдныхъ и немилосердно убивалъ богатыхъ. Наконецъ правительство двинуло на него войска: Цезарю грозила большая опасность. Онъ бѣжалъ съ своей шайкой на тихоокеанское прибережье и втеченіи трехъ или четырехъ лѣтъ объ немъ не было ни слуху, ни духу. Когда вспыхнуло возстаніе негровъ на нижнемъ теченіи Миссисипи, то ихъ вождемъ былъ бѣлый человѣкъ, настоящій великанъ, необычайно храбрый и отважный. Послѣ кровопролитныхъ битвъ, возстаніе было подавлено, и бѣлый человѣкъ исчезъ. Теперь, говорятъ, онъ находится въ нашемъ городѣ и состоитъ главнымъ начальникомъ страшнаго "Братства Разрушенія"!
   Шпіонъ умолкъ. Князь спросилъ его:
   -- А кто-же остальные начальники общества?
   -- Говорятъ, что второй начальникъ, но фактически главный руководитель, -- австрійскій еврей. Его имени мнѣ не удалось узнать: объ немъ почти ничего неизвѣстно, и лишь немногіе его видѣли. Онъ -- калѣка. Говорятъ, что много лѣтъ тому назадъ единовѣрцы отлучили его отъ синагоги за какое-то преступленіе. Полагаютъ, что это онъ придумалъ организацію братства въ Европѣ, затѣмъ переселился сюда и образовалъ еще двѣ большія его вѣтви. Если о немъ говорятъ правду, то это чрезвычайно ловкій, умный и вліятельный человѣкъ.
   -- Кто-же третій? спросилъ князь.
   -- Его исторія менѣе извѣстна, отвѣтилъ шпіонъ.-- Я слышалъ, что это -- молодой, очень богатый американецъ, помогающій братству деньгами. Однако другіе отрицаютъ это. Дженкинсъ, членъ нашего братства, убитый нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, говорилъ мнѣ, что ему удалось узнать много интересныхъ подробностей объ этомъ человѣкѣ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ Нью-Іоркѣ жилъ богачъ, по профессіи юристъ, но безъ практики: его звали Артуромъ Филипсомъ. Это былъ прекрасный человѣкъ, большой мечтатель и по наклонностямъ своимъ ученый. Онъ усердно изучалъ всѣхъ выдающихся соціалистическихъ писателей, самъ былъ убѣжденнымъ соціалистомъ и интересовался положеніемъ рабочихъ. Для осуществленія своихъ плановъ, онъ основалъ журналъ, говорилъ рѣчи на сходкахъ рабочихъ и пользовался общимъ уваженіемъ и любовью. Конечно все это не нравилось олигархамъ (я повторяю только то, что слышалъ), и къ нему стали придираться. Но это его нисколько не смутило. Его семейство состояло изъ жены и единственнаго сына, который былъ тогда въ университетѣ. Его дѣятельность на пользу рабочихъ классовъ все болѣе расширялась. Въ то время у него былъ процессъ съ однимъ вліятельнымъ и богатымъ членомъ правительства. Филипсъ представилъ въ судъ документъ, подписанный двумя свидѣтелями, и далъ присягу, что онъ самъ видѣлъ, какъ свидѣтели подписывали его. Однако, свидѣтели отказались отъ своихъ подписей и, съ своей стороны, поклялись, что подписи подложны. Филипсъ проигралъ процессъ. Но мало того: на другой день онъ былъ привлеченъ къ судебной отвѣтственности за подлогъ и клятвопреступничество и, не смотря на свое богатство и на поддержку друзей, быль приговоренъ къ двадцатилѣтнимъ каторжнымъ работамъ. Его друзья утверждали, что онъ не виновенъ и что онъ поплатился за свое сочувствіе къ рабочимъ классамъ. Правительство опасалось его и рѣшило его погубить. Свидѣтели, судьи, присяжные всѣ были подкуплены. Прошло нѣсколько лѣтъ, сынъ пострадавшаго, называющійся также Артуромъ Филипсомъ, кончилъ курсъ въ университетѣ, и вотъ теперь онъ состоитъ третьимъ членомъ исполнительнаго комитета. Онъ поклялся отомстить за несправедливости, отъ которыхъ такъ сильно пострадалъ его отецъ.
   Всѣ присутствующіе съ напряженнымъ вниманіемъ слушали этотъ разсказъ, и одинъ изъ нихъ, человѣкъ высокаго роста въ нѣсколько эксцентричномъ костюмѣ, слегка покраснѣлъ, между тѣмъ, какъ остальные повернулись и взглянули на него. Князь-же спокойно сказалъ:
   -- Графъ, это вашъ противникъ.
   -- Да, отвѣтилъ тотъ холодно: -- однако это неправда, по крайней мѣрѣ, заключеніе разсказа невѣрно. Я поручилъ полицейскимъ слѣдить за молодымъ Филипсомъ, и они мнѣ донесли, что онъ ведетъ самую распутную жизнь, проводитъ время въ ресторанахъ и волочится за актрисами и пѣвицами. Онъ скоро промотаетъ все свое состояніе и изведетъ самого себя.
   Нечего говорить, что я съ напряженнымъ вниманіемъ прислушивался къ каждому слову и невольно сопоставлялъ разсказъ шпіона съ тѣмъ, что мнѣ говорилъ Максъ. Теперь я былъ увѣренъ, что Максимиліанъ Пешьонъ и Артуръ Филипсъ -- одно лицо. Я понялъ, почему такой умный, чистосердечный и благородный но природѣ человѣкъ могъ принять участіе въ отчаянномъ заговорѣ. Слушая печальныя подробности разсказа, я не рѣшался произнести приговоръ надъ моимъ другомъ. Однако болѣе всего меня поразило то обстоятельство, что графъ даже не пытался опровергнуть ту часть разсказа, которая касалась его. Онъ, по видимому, нисколько не опасался потерять уваженіе своихъ товарищей. Одинъ изъ нихъ сказалъ даже:
   -- Хорошо еще, что отецъ этого негодяя содержится подъ замкомъ.
   Всѣ согласились съ нимъ.
   Въ числѣ этихъ людей у многихъ выраженіе лица было довольно пріятное. При иныхъ условіяхъ изъ нихъ могли-бы выйти хорошіе люди. Но они были жертвами пагубной системы. И бѣдняки, живущіе въ трущобахъ или просто подъ открытымъ небомъ, становятся пьяницами и преступниками, благодаря окружающимъ ихъ условіямъ.
   -- Когда-же ожидаютъ возстанія? спросилъ одинъ изъ членовъ совѣта.
   -- Этого я вамъ не могу сказать, отвѣтилъ Андрью:-- они какъ будто чего-то выжидаютъ или можетъ быть у нихъ встрѣтились какія-либо затрудненія. Люди рвутся въ бой, но вожди сдерживаютъ ихъ. Они увѣрены, что одержатъ побѣду.
   -- Каковъ-же ихъ планъ? спросилъ князь.
   -- Особеннаго плана у нихъ нѣтъ, отвѣчалъ Андрью: -- они собираются жечь, разрушать, грабить и убивать. У нихъ уже составленъ длинный списокъ людей, приговоренныхъ къ смерти. Сотни тысячъ, какъ я слышалъ, должны поплатиться жизнью, въ томъ числѣ всѣ здѣсь присутствующіе. Заговорщики намѣрены убивать всѣхъ, принадлежащихъ къ плутократіи -- мужчинъ, женщинъ и дѣтей, за исключеніемъ молодыхъ дѣвушекъ, которыя обречены на худшую участь. Такъ по крайней мѣрѣ болтаютъ посѣтители пивныхъ за кружкою пива.
   Присутствующими, очевидно, овладѣло мрачное настроеніе; нѣкоторые изъ нихъ поблѣднѣли.
   -- Не можете-ли вы придти сюда въ среду вечеромъ и сообщить намъ, что узнаете о засѣданіи "совѣта ста?" спросилъ князь.
   -- Хорошо, отвѣтилъ Андрью:-- если я останусь въ живыхъ. Мнѣ опасно приходить сюда.
   -- Подождите немного въ библіотекѣ, сказалъ ему князь:-- когда я освобожусь, то дамъ вамъ ордеръ на полученіе обѣщанныхъ тысячи долларовъ. Вы получите также ключъ, чтобъ входить во дворецъ, когда это потребуется -- днемъ и ночью.
   -- Господа, обратился князь къ гостямъ.-- Не желаетъ-ли кто предложить этому человѣку еще какой-нибудь вопросъ?
   Никто не откликнулся, и Андрью удалился.
   -- Я думаю, сказалъ князь:-- что намъ лучше назначить новое собраніе въ среду вечеромъ. Дѣло принимаетъ критическій оборотъ.
   Предложеніе было принято. Князь направился къ двери и шепотомъ отдалъ какое-то приказаніе Рудольфу.
   

XV.
Командующій "демонами".

   Черезъ нѣсколько минутъ дверь отворилась, и въ комнату вошелъ высокаго роста красивый офицеръ въ мундирѣ бригаднаго генерала Соединенныхъ Штатовъ.
   Князь почтительно встрѣтилъ его и пригласилъ занять мѣсто.
   -- Генералъ Куинси, сказалъ онъ:-- мнѣ нечего рекомендовать васъ этимъ господамъ; вы встрѣчались съ ними уже раньше. Я сообщилъ имъ, что вы желаете поговорить по поводу важнаго дѣла, касающагося вашей службы: мы готовы васъ выслушать.
   -- Господа, сказалъ генералъ, вставая: -- къ сожалѣнію, мнѣ приходится опять предъявить вамъ требованіе нашихъ офицеровъ и солдатъ касательно прибавки жалованья; боюсь, что эти постоянныя требованія покажутся вамъ назойливыми или неразумными. Я являюсь сюда не по своей волѣ, а въ качествѣ посредника. Равнымъ образомъ я долженъ замѣтить, что не подстрекалъ моихъ людей къ предъявленію этихъ требованій. Очевидно, офицеры и солдаты сознаютъ, что они необходимы при настоящемъ положеніи вещей и открыто заявляютъ, что олигархи пользуются силой, которой они были-бы лишены безъ ихъ содѣйствія. Поэтому справедливость требуетъ, чтобъ имъ щедро платили.
   Генералъ умолкъ, а князь произнесъ самымъ ласковымъ голосомъ:
   -- Это весьма правильная точка зрѣнія. Сколько-же они требуютъ?
   Генералъ вынулъ изъ кармана листъ бумаги и, подавая его князю, сказалъ:
   -- Вотъ смѣта, одобренная на послѣднемъ митингѣ: новые оклады составятъ отъ 5000 дол. для рядовыхъ до 25,000 для главнаго начальника.
   Ни одинъ членъ совѣта не выразилъ неудовольствія по поводу этого чрезвычайнаго требованія. Только князь сказалъ:
   -- Конечно эти оклады очень значительны: но необходимыя суммы будутъ покрыты изъ государственнаго бюджета, а не изъ нашихъ кармановъ. Если вы ручаетесь, что ваши подчиненные съ удвоеннымъ рвеніемъ, преданностью и мужествомъ будутъ служить закону, обществу и порядку, то мы согласны ихъ удовлетворить. Ваше мнѣніе, господа?
   Всѣ выразили согласіе.
   Командиръ "демоновъ" поблагодарилъ собраніе и увѣрилъ, что офицеры и солдаты съ благодарностью отнесутся къ тому, что ихъ просьба была уважена, и что они готовы будутъ выказать на дѣлѣ свою преданность и усердіе.
   -- Имѣете-ли вы достаточный запасъ смертоносныхъ бомбъ? спросилъ князь.
   -- Да, много тоннъ.
   -- Хорошо-ли онѣ охраняются?
   -- При нихъ постоянно находится тысяча солдатъ
   -- А воздушные корабли въ полномъ-ли порядкѣ?
   -- Да, обученіе происходитъ ежедневно.
   -- Вы ожидаете возстанія?
   -- Съ часу на часъ.
   -- Не желаетъ-ли кто-нибудь сдѣлать дальнѣйшіе вопросы генералу Куинси? спросилъ князь, обращаясь къ членамъ совѣта.
   -- Нѣтъ.
   Генералъ раскланялся и удалился. Князь, проводивъ его, занялъ свое мѣсто.
   -- Господа, сказалъ онъ,-- пока намъ нечего опасаться. Но вы видите, на какой шаткой почвѣ мы стоимъ. Воздухоплаватели не удовлетворятся нашей уступкой: по мѣрѣ того какъ они увѣрятся въ своей силѣ,-- ихъ требованія будутъ возростать. Они знаютъ, что мы ихъ боимся. Со временемъ они возьмутъ правительство въ свои руки, и мы должны будемъ проститься съ властью. Если мы вздумаемъ сопротивляться, то имъ стоитъ только бросить нѣсколько смертоносныхъ бомбъ на крыши нашихъ дворцовъ,-- и мы погибли.
   -- Что-же намъ дѣлать? спросило нѣсколько голосовъ.
   -- Надо обратиться къ исторіи и воспользоваться ея уроками. Въ XIII столѣтіи египетскій султанъ Малекъедъ-Адель II создалъ изъ рабовъ, купленныхъ у монголовъ, которыхъ тѣ захватили въ плѣнъ на полѣ сраженія, отрядъ тѣлохранителей, называвшихся мамелюками. Они были облечены въ роскошные мундиры и снабжены великолѣпными конями. Эти рабы были черкескаго происхожденія. Но Малекъ въ лицѣ ихъ создалъ опасную силу. Прошло нѣсколько лѣтъ, и они низложили и умертвили его сына, а вмѣсто него возвели на престолъ своего начальника. Впродолженіи нѣсколькихъ поколѣній они правили Египтомъ. Для борьбы съ ними была сформирована новая армія мамелюковъ -- такъ называемые "борджиты". Но лекарство оказалось опаснѣе болѣзни. Въ 1882 г. борджиты-мамелюки произвели возстаніе, низвергли господство своихъ предшественниковъ и водворили на престолѣ своего вождя Баркока. Его династія продержалась до 1517 г., когда Египетъ былъ покоренъ Отоманскими турками. Скоро послѣдніе убѣдились, что они должны либо отказаться отъ Египта, либо уничтожить мамелюковъ. Они убивали ихъ безпощадно, пока наконецъ Мехметъ-Али заманилъ хитростью 470 мамелюкскихъ офицеровъ въ каирскую цитадель. заперъ ихъ тамъ и приказалъ сжечь. Но одному человѣку удалось спастись; онъ перескочилъ на конѣ черезъ окопы. Лошадь его пала отъ отчаяннаго скачка, но онъ остался невредимъ. Посмотримъ теперь, что мы должны извлечь изъ этого урока исторіи. Я предлагаю слѣдующее: когда возстаніе будетъ подавлено, мы приступимъ къ сооруженію новыхъ десяти тысячъ воздушныхъ кораблей, и это дастъ намъ возможность обучить контингентъ новыхъ воздухоплавателей. Мы выберемъ молодыхъ, способныхъ и надежныхъ людей и такимъ образомъ сформируемъ новую воздухоплавательную армію. При ихъ содѣйствіи мы захватимъ склады бомбъ, арестуемъ офицеровъ и солдатъ и обвинимъ ихъ въ измѣнѣ. Офицеровъ мы разстрѣляемъ, а солдатъ приговоримъ къ пожизненной каторгѣ, потому что было-бы опасно дать имъ свободу. Затѣмъ мы устроимъ складъ для бомбъ и мастерскую для приготовленія яда, и будемъ сами управлять ими. такъ что воздухоплавательныя войска впредь не будутъ имѣть надъ нами такой власти.
   Этотъ планъ былъ встрѣченъ общимъ одобреніемъ.
   -- Но какъ быть съ ожидаемымъ возстаніемъ? спросилъ одинъ изъ присутствующихъ.
   -- Я подумалъ и объ этомъ, сказалъ князь:-- Въ нашихъ интересахъ было-бы воспользоваться возстаніемъ, чтобъ вызвать такое страшное кровопролитіе, какого еще никогда не было на свѣтѣ. Во всякомъ случаѣ земля чрезмѣрно заселена, а рѣшительными мѣрами мы такъ напугаемъ чернь, что она надолго присмирѣетъ.
   -- Но какъ-же это будетъ устроено? спросилъ кто-то.
   -- Да очень просто, отвѣтилъ князь.-- Вы знаете, что инсургенты обыкновенно начинаютъ съ того, что устраиваютъ на улицахъ баррикады изъ камня, земли,-- словомъ изъ чего попало. Тутъ-то мы и устроимъ имъ ловушку. По моему мнѣнію, мы должны предоставить имъ свободу дѣйствій. Пусть ихъ себѣ строятъ баррикады, а если они оставятъ какой-нибудь проходъ, то наши солдаты загородятъ его. Такимъ образомъ инсургенты окажутся въ западнѣ, а всѣ сосѣднія улицы будутъ заняты нашими войсками. Тогда "демоны" поднимутся вверхъ и спустятъ свои бомбы. Кромѣ того мы прикажемъ войскамъ не брать плѣнныхъ. Если инсургенты вздумаютъ искать спасенія въ бѣгствѣ, то наши войска загонятъ ихъ обратно. Положимъ, что такимъ образомъ погибнутъ десять милліоновъ. Тѣмъ лучше для остальныхъ: имъ будетъ просторнѣе, а вмѣстѣ съ тѣмъ миръ и спокойствіе снова водворятся на землѣ. Съ вашего разрѣшенія я разошлю этотъ проэктъ во всѣ наши города и за море, въ Европу. Когда возстаніе будетъ подавлено въ городахъ, намъ не трудно будетъ справиться съ сельскимъ населеніемъ.
   

XVI.
Мое безуміе.

   Громкія рукоплесканія раздались въ отвѣтъ на это сатанинское предложеніе, и долго гулъ ихъ оглашалъ совѣщательную залу. Я былъ совершенно ошеломленъ и не вѣрилъ собственнымъ ушамъ. На мгновеніе я словно оцѣпенѣлъ, глаза мои расширились отъ ужаса, и сердце стучало въ груди, какъ молотокъ. Передо мною мелькала уже страшная картина будущей катастрофы, о которой такъ хладнокровно разсуждали эти ужасные, безсердечные люди. У меня было всегда пылкое воображеніе, и мнѣ уже казалось, что весь этотъ планъ осуществился: въ моей головѣ проходили, точно въ панорамѣ, кровавыя сцены. Я видѣлъ улицы, переполненныя порабощеннымъ народомъ. Надъ ними мелькаютъ черныя тѣни "демоновъ": на землю падаетъ первая бомба; въ толпѣ -- ужасъ, смятеніе, крики, стоны: затѣмъ падаютъ другія бомбы, разнося всюду смерть: дикое бѣгство: баррикады представляютъ непрерывную линію штыковъ и огня; слышится безостановочная ружейная пальба, и этотъ звукъ вызываетъ представленіе о какомъ-то ужасномъ механизмѣ, который раздробляетъ человѣческія кости; мертвыя тѣла покрываютъ улицы на нѣсколько футовъ, а бомбы все лопаются и распространяютъ всюду смертоносный газъ. Смерть, смерть, вездѣ смерть! Десять милліоновъ убитыхъ! О. Господи! Я схватился за голову; мнѣ казалось, что я съ ума схожу. Я долженъ спасти міръ отъ такого бѣдствія. Вѣдь тѣ, которые замышляютъ его,-- люди. Они не могутъ оставаться безчувственными къ призыву о пощадѣ, о справедливости!
   Подъ вліяніемъ этихъ мыслей я вскочилъ, сдвинулъ ящикъ въ сторону, выползъ изъ своей засады и черезъ секунду уже стоялъ въ залѣ, освѣщенный потоками электрическаго свѣта.
   -- Именемъ Бога умоляю васъ, спасите міръ отъ этого страшнаго бѣдствія! Сжальтесь надъ родомъ человѣческимъ! Я слышалъ все -- не навлекайте на землю этихъ ужасовъ, отъ которыхъ содрогнутся даже свѣтила небесныя. Міръ можетъ быть спасенъ. Вы можете это сдѣлать. Сжальтесь. Выслушайте меня. Я отправлюсь къ вождямъ заговорщиковъ, и вы придете съ ними къ соглашенію.
   -- Это сумасшедшій! воскликнулъ кто-то.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ я.-- Я -- не сумасшедшій. Это вы всѣ здѣсь безумцы: и несчастный народъ также лишился разсудка: онъ обезумѣлъ отъ страданія и лишеній, какъ вы -- отъ гордости и безсердечія. Вы однако люди; выслушайте ихъ требованія. Откажитесь отъ вашихъ милліоновъ; вы покорите ихъ сердца милосердіемъ и вызовете въ нихъ любовь. Взываю къ вамъ именемъ Христа, пострадавшаго и распятаго за всѣхъ людей. Будьте великодушны, справедливы и добры. Вѣдь они -- ваши братья, и у нихъ такая-же душа, какъ у васъ. Ну, отвѣчайте-же! Я готовъ работать до послѣдняго моего вздоха; я не буду щадить себя, чтобъ только примирить различные классы злополучнаго общества и спасти цивилизацію.
   При моемъ появленіи князь, видимо, сильно испугался. Теперь онъ нѣсколько успокоился.
   -- Какъ вы попали сюда? спросилъ онъ.
   Къ счастью, холодность, съ какою члены совѣта прослушали мое горячее воззваніе, нѣсколько отрезвила меня. Я сообразилъ, что не долженъ выдавать Рудольфа и отвѣтилъ:
   -- Я влѣзъ въ открытое окно.
   -- Какъ-же вы добрались до него?
   -- Я вскарабкался по ползучимъ растеніямъ.
   -- Зачѣмъ-же вы сюда пришли?
   -- Умоляю васъ именемъ Бога, не дайте вспыхнуть страшному возстанію!
   -- Это религіозный фанатикъ, замѣтилъ одинъ изъ членовъ совѣта.-- Вѣроятно это уличный проповѣдникъ.
   Князь отвелъ въ сторону двухъ-трехъ членовъ совѣта, и они шепотомъ обмѣнялись нѣсколькими словами. Затѣмъ онъ подошелъ къ двери и заговорилъ съ Рудольфомъ. До меня донеслись слова: "Не оставляйте... въ живыхъ. Пошлите за Макаромъ... въ полночь... въ саду"...
   Рудольфъ приблизился и взялъ меня за руку. Тутъ я окончательно пришелъ въ себя. Въ моей головѣ промелькнула ужасная мысль: что будетъ съ Эстеллой? Я послѣдовалъ за нимъ, какъ послушный ребенокъ. При мнѣ было оружіе: но меня могли-бы убить, какъ малое дитя.
   Когда мы вошли въ корридоръ, Рудольфъ сказалъ мнѣ шепотомъ:
   -- Я слышалъ все. У васъ благородныя чувства, но вы поступили безумно. Вы могли погубить насъ всѣхъ. Но оставимъ это. Надо пока подумать о вашемъ спасеніи. Убійца придетъ сюда не раньше, какъ черезъ часъ, а тѣмъ временемъ вамъ надо вести себя очень осторожно и безпрекословно исполнять все, что я прикажу.
   Я обѣщалъ повиноваться ему во всемъ.
   

XVII.
Бѣгство и погоня.

   Рудольфъ отворилъ дверь и втолкнулъ меня въ какую-то комнату.
   -- Подождите меня здѣсь, сказалъ онъ.
   Я оглянулся вокругъ. Я находился въ комнатѣ Рудольфа, въ которой былъ уже раньше. Я былъ не одинъ. У окна стоялъ молодой человѣкъ и смотрѣлъ въ садъ. Онъ повернулся, приблизился ко мнѣ, улыбаясь, и протянулъ мнѣ руку. Это была Эстелла, болѣе прелестная, чѣмъ когда-либо. Я схватилъ ея руку и упалъ передъ ней на колѣни.
   -- О, Эстелла, простите меня! воскликнулъ я.-- Я только что чуть было не принесъ васъ въ жертву человѣчеству! Но вы для меня дороже всего на свѣтѣ. Какъ безумецъ, я выскочилъ изъ своей засады и сталъ увѣщевать этихъ людей съ каменными сердцами, этихъ дикихъ звѣрей пощадить міръ. Они собираются убить десять милліоновъ людей. Я все забылъ,-- забылъ даже, что могу васъ погубить!
   Ея глаза широко раскрылись, пока я говорилъ; и затѣмъ она безъ всякой ложной скромности, естественно и просто положила мнѣ руку на голову и сказала:
   -- Если-бы вы этого не сдѣлали, я любила-бы васъ меньше. Что значить моя личность въ сравненіи съ подобною катастрофой? Если вы обречены на смерть, то мы можемъ умереть вмѣстѣ. Въ этомъ отношеніи мы имѣемъ важное преимущество передъ нашими врагами. Наша свобода -- не въ ихъ рукахъ.
   -- Но вы не умрете, воскликнулъ я, вскочивъ.-- Скоро явится убійца. Дайте мнѣ отравленный ножъ. Какъ только онъ откроетъ дверь, я брошусь на него и заколю его. Я васъ унесу отсюда, и съ этимъ оружіемъ въ рукахъ мы преодолѣемъ всѣ препятствія. Только-бы намъ удалось выбраться на улицу!..
   Она вынула изъ кармана своего сюртука ножъ и вручила его мнѣ.
   -- Однако мы должны сообразоваться съ совѣтами Рудольфа, сказала она.-- Онъ нашъ преданный другъ.
   -- Несомнѣнно, подтвердилъ я.
   Мы подсѣли другъ къ другу. Я не предполагалъ, чтобы.она могла принять рѣшеніе, о которомъ только что упомянула. Это была женщина, которую слѣдовало боготворить. Сидя возлѣ нея, я разсказалъ ей исторію моей жизни, описалъ мою родину, заочно познакомилъ ее съ моею матушкою и братьями.
   Прошло полчаса. Дверь отворилась. До насъ донесся громкій смѣхъ и звонъ стакановъ. Къ намъ вошелъ Рудольфъ.
   -- Князь съ своими друзьями, сказалъ онъ:-- заранѣе празднуетъ побѣду. Если вы разскажите Максу все, что вы слышали сегодня, то результатъ получится иной, чѣмъ они ожидаютъ. Слѣдуйте за мною.
   Онъ повелъ насъ черезъ рядъ комнатъ, смежныхъ съ его помѣщеніемъ.
   -- Намъ надо обмануть гончихъ и скрыть нашъ слѣдъ, сказалъ онъ.
   Къ нашему изумленію, онъ сорвалъ тяжелыя занавѣски съ обоихъ оконъ, предварительно заперевъ дверь. Затѣмъ онъ принялся рѣзать драпировки на длинные куски и связывать ихъ вмѣстѣ. Тѣмъ временемъ мы испытывали ихъ прочность. Потомъ онъ открылъ окно, выбросилъ одинъ конецъ импровизированнаго каната, а другой конецъ привязалъ внутри комнаты къ тяжелой мебели.
   -- Преслѣдователи вообразятъ, что вы бѣжали отсюда, сказалъ онъ:-- я уже выбросилъ веревочную лѣстницу изъ окна комнаты Эстеллы. Эти предосторожности необходимы для моей собственной безопасности.
   Затѣмъ мы заперли двери, которыя вели изъ этой комнаты въ комнату Рудольфа.
   -- Накиньте на себя эти плащи, сказалъ онъ:-- чтобы никто не могъ васъ узнать. Спускайтесь смѣлѣе съ лѣстницы, прибавилъ онъ, отворяя другую дверь:-- и помните, что вамъ надо повернуть налѣво. Вы въ темнотѣ нащупаете дверь, отворите ее и скажите сторожу, стоящему на часахъ: "проведи насъ къ каретѣ лорда Соутсвортса". Такого лорда нѣтъ; но сторожъ -- нашъ человѣкъ. Я съ нимъ условился. Онъ проведетъ васъ къ каретѣ съ Максомъ въ роли лакея на козлахъ. Прощайте, Богъ въ помощь!
   Мы пожали другъ другу руки. Я сообразовался со всѣми его указаніями. По дорогѣ мы не встрѣтили ни одного человѣка. Я отворилъ дверь и сторожъ, услыхавъ фамилію лорда Соутсвортса, провелъ насъ среди множества экипажей къ каретѣ, стоявшей въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ другихъ, подъ деревомъ. Лакей поспѣшилъ отворить дверцы. Я помогъ Эстеллѣ войти въ карету. Но эта инстинктивная вѣжливость не ускользнула отъ вниманія многочисленныхъ шпіоновъ, сновавшихъ вокругъ. Имъ показалось страннымъ, что одинъ мужчина подсаживаетъ другого. Одинъ шпіонъ высказалъ свои подозрѣнія вслухъ. Едва мы отъѣхали отъ дворца, какъ Максимиліанъ нагнулся къ нашему окну и сказалъ:
   -- Боюсь, что насъ преслѣдуютъ.
   Наша карета повернула въ другую улицу, потомъ въ третью. Я выглянулъ изъ окна и при яркомъ магнитическомъ свѣтѣ увидѣлъ на нѣкоторомъ разстояніи за нами два другіе экипажа, не отстававшіе другъ отъ друга, между тѣмъ какъ на довольно значительномъ разстояніи ихъ догонялъ третій. Максимиліанъ еще разъ нагнулся ко мнѣ и сказалъ:
   -- Эти два экипажа гонятся за нами; а третій нашъ: въ немъ находятся наши товарищи съ бомбами. Мы подъѣдемъ къ первому изъ нанятыхъ нами домовъ. Приготовьтесь выскочить, какъ только я остановлю лошадей. Вы послѣдуете за мною въ домъ: все зависитъ отъ быстроты движеній.
   Черезъ нѣсколько минутъ карета внезапно остановилась. Я подалъ руку Эстеллѣ, но она не нуждалась въ помощи. Максъ уже входилъ въ подъѣздь съ ключомъ въ рукѣ: мы слѣдовали за нимъ. Я оглянулся назадъ. Одинъ изъ преслѣдовавшихъ насъ экипажей виднѣлся на нѣкоторомъ разстояніи, другой за нимъ. Нашего экипажа съ бомбами я не видѣлъ; можетъ быть, деревья скрывали его отъ насъ: можетъ быть онъ не могъ насъ догнать.
   -- Живѣе! промолвилъ Максъ, втолкнувъ насъ въ дверь. Когда мы всѣ трое вошли, онъ заперъ ее за нами.
   Мы побѣжали черезъ длинныя освѣщенныя сѣни, выбрались въ садъ и черезъ садовую калитку попали на противоположную улицу, гдѣ насъ ожидалъ другой экипажъ. Мы заняли мѣста въ каретѣ; Максъ сѣлъ на козлы, ударилъ по лошадямъ, и мы помчались. Но въ ту-же минуту быстрый глазъ моего друга уловилъ на поворотѣ улицы одинъ изъ экипажей, гнавшійся за нами.
   -- Догадались! прошепталъ Максъ.-- Но гдѣ-же, чортъ возьми, человѣкъ съ бомбами! прибавилъ онъ съ тревогой.
   Наши лошади мчались во весь опоръ: но тѣнь, слѣдовавшая за нами, не отставала. Было уже за полночь; на улицахъ, тихихъ, пустынныхъ, было такъ свѣтло, какъ-будто луна въ полномъ блескѣ сіяла на безоблачномъ небѣ.
   -- А вотъ онъ наконецъ! воскликнулъ Максъ.-- Я боялся, что мы натолкнемся на полицейскихъ и что наши преслѣдователи позовутъ ихъ на помощь. Тогда намъ пришлось-бы выдержать борьбу. Теперь посмотрите, что произойдетъ.
   Эстелла, стоя на колѣняхъ на подушкѣ, смотрѣла черезъ оконце въ задней стѣнкѣ кареты. Я помѣстился возлѣ нея и также сталъ наблюдать.
   -- Взгляните, Эстелла, воскликнулъ я,-- съ какою быстротою задній экипажъ догоняетъ нашихъ преслѣдователей. Лошади мчатся, словно кровные рысаки.
   Разстояніе между обоими экипажами все сокращалось. Кучеръ передняго, казалось, хорошо сознавалъ опасность. Онъ пустилъ лошадей во весь духъ; но тѣмъ не менѣе экипажи поровнялись другъ съ другомъ и ѣхали нѣсколько мгновеній рядомъ. Потомъ наши друзья стали опережать другой экипажъ. Лошади, видимо, выбивались изъ силъ. Вдругъ кучеръ нашихъ преслѣдователей поднялъ лошадей на дыбы. Но было уже поздно. Въ коляскѣ нашихъ друзей стоялъ человѣкъ. Я видѣлъ, какъ его рука описала полукругъ въ воздухѣ; въ ту-же минуту вся улица освѣтилась вспышкой яркаго краснаго огня, и въ нашихъ ушахъ раздался оглушительный взрывъ. Сквозь дымъ и пыль, застилавшіе улицу, я разглядѣлъ бившихся на мостовой лошадей.
   -- Теперь мы спасены, сказалъ Максъ спокойно. Затѣмъ онъ повернулъ въ улицу налѣво.
   Мы долго колесили, чтобы окончательно сбить нашихъ преслѣдователей. Когда мы убѣдились, что никто за нами не гонится, мы медленно направились къ дому Макса.
   Его старушка-мать любезно встрѣтила Эстеллу. Онѣ дружески обнялись, и обѣ заплакали отъ радости. Мы ихъ оставили вдвоемъ и удалились съ Максомъ въ библіотеку. Я разсказалъ ему о томъ, что случилось въ домѣ князя. Онъ внимательно прослушалъ мой разсказъ, покуривая сигару. Его лицо слегка омрачилось, когда я передалъ разсказъ шпіона; онъ не отрицалъ той части разсказа, которая касалась лично его. Когда-же я ему разсказалъ о командующемъ "демонами", на его лицѣ изобразилось напряженное вниманіе. Я передалъ разговоръ, происходившій по уходѣ генерала Куинси, и его лицо освѣтилось радостью. Онъ съ тѣмъ-же напряженнымъ вниманіемъ выслушали, планъ князя, и затѣмъ мрачно улыбнулся. Когда-же мнѣ пришлось передать о томъ, какъ я выскочилъ изъ тайника и умолялъ олигарховъ пощадить человѣчество, онъ вскочилъ съ мѣста и въ глубокомъ волненіи прошелся по комнатѣ; потомъ горячо обнялъ меня и сказалъ:
   -- Милый безумецъ! Какъ это на васъ похоже!
   Но я видѣлъ, что его глаза наполнились слезами.
   Нѣсколько минутъ онъ сидѣлъ въ глубокомъ раздумьѣ и потомъ проговорилъ:
   -- Габріэль, согласны-ли вы сдѣлать хорошее дѣло?
   -- Конечно, отвѣтилъ я.
   -- Согласны-ли вы пойти со мною завтра въ совѣтъ "братства" и разсказать тамъ все, что вы знаете? Отъ этого зависитъ моя собственная жизнь, жизнь моихъ друзей, а также свобода существа мнѣ дорогого.
   -- Я охотно пойду съ вами, отвѣтилъ я.-- Признаться сказать, я не одобряю вашего страшнаго "братства"; но то, что я слышалъ сегодня ночью, заставляетъ меня желать, чтобы царству плутократовъ былъ положенъ конецъ. Люди, которые могутъ, смѣясь и пируя, хладнокровно толковать о смерти десяти милліоновъ людей, должны быть стерты съ лица земли, какъ враги человѣчества, какъ гады!
   Максъ схватилъ мою руку и крѣпко пожалъ ее.
   Когда я легъ спать, я съ блаженствомъ думалъ, что Эстелла любитъ меня, что я спасъ ей жизнь и что мы теперь живемъ подъ одной кровлей.
   

XVIII.
Казнь.

   -- Теперь, Габріэль, сказалъ мнѣ Максъ на другое утро:-- я долженъ завязать вамъ глаза не потому, чтобы я вамъ не довѣрялъ, но потому, что этого требуетъ нашъ уставъ.
   Онъ завязалъ мнѣ глаза шелковымъ платкомъ, помогъ мнѣ сойти съ лѣстницы и усадилъ меня въ экипажъ. Затѣмъ онъ шепнулъ кучеру, куда ѣхать, и мы тронулись въ путь. Мы ѣхали очень долго. Наконецъ я почувствовалъ влагу въ воздухѣ и понялъ, что мы приближаемся къ рѣкѣ. Кругомъ господствовала мертвая тишина; не слышно было ни стука колесъ, ни людскихъ шаговъ. Мы поѣхали медленнѣе и наконецъ остановились. Я услыхалъ шепотъ голосовъ. Затѣмъ мы стали спускаться по лѣстницѣ. Воздухъ становился сырымъ, словно мы спускались въ подземелье. Сквозь повязку я видѣлъ слабый свѣтъ и догадался, что проводникъ несъ передъ нами фонарь. Мы остановились. Кругомъ раздался сдержанный гулъ голосовъ и шелестъ бумаги, какъ будто сторожа разсматривали какой-то документъ. Шепотъ возобновился; мы стали опять спускаться по лѣстницѣ и опять шли по ровной поверхности.
   Воздухъ сдѣлался удушливымъ и пахло землей. Я услыхалъ шепотъ голосовъ и шелестъ бумаги, затѣмъ произошла задержка. Кто-то отправился впередъ и скоро возвратился. Затѣмъ дверь отворилась, и мы вступили въ комнату, гдѣ воздухъ казался суше и было свѣтлѣе. Кругомъ слышался сдержанный шумъ, словно мы находились въ людномъ собраніи. Я стоялъ неподвижно.
   Раздался громкій, суровый голосъ:
   -- Габріэль Вельтштейнъ, поднимите правую руку.
   Я исполнилъ приказаніе. Голосъ продолжалъ:
   -- Клянетесь-ли вы передъ лицомъ Всемогущаго Бога, что всѣ ваши показанія будутъ согласны съ истиною, что вы въ нихъ не руководствуетесь ненавистью, злобою или другими недостойными побужденіями, что вы будете говорить только одну правду и что вы готовы принять смерть, если ваши показанія окажутся ложными.
   Я наклонилъ голову въ знакъ согласія.
   -- Кто изъ братьевъ ручается за этого незнакомца? спросилъ тотъ-же суровый голосъ.
   Максъ отвѣтилъ у самаго моего уха:
   -- Я ручаюсь. Если-бъ я не былъ готовъ поручиться за него собственною жизнью, я не просилъ-бы разрѣшенія привести его сюда, хотя онъ и не состоитъ членомъ "Братства". Онъ спасъ мнѣ жизнь; онъ -- благородный, правдивый и честный человѣкъ; онъ любитъ своихъ ближнихъ и готовъ имъ помочь по мѣрѣ силъ и возможности. Онъ вамъ сообщитъ данныя, касающіяся насъ всѣхъ.
   -- Довольно, произнесъ суровый голосъ. Вы присутствовали на совѣщаніи у князя Кабано въ прошлую ночь. Разскажите намъ все, что вы видѣли и слышали.
   Какъ разъ въ это время раздался легкій шумъ, какъ будто кто-то подвигался къ двери, въ которую я только-что вошелъ. Затѣмъ раздался другой голосъ, тонкій, рѣзкій, пронзительный, повелительный, который я-бы отличилъ среди тысячи другихъ.
   -- Назадъ, воскликнулъ онъ.-- Ричардъ, скажите сторожамъ, чтобы они никого не выпускали изъ комнаты до окончанія сходки.
   Послышался шорохъ шаговъ, шепотъ голосовъ, и затѣмъ снова водворилась тишина.
   -- Продолжайте, сказалъ опять суровый голосъ.
   Опустивъ все, что касалось Эстеллы, и не упоминая имени Рудольфа, котораго я называлъ просто членомъ "братства", извѣстнымъ Максимиліану, -- я разсказалъ среди гробового молчанія о томъ, какъ я спрятался въ сосѣдней съ совѣщательной залой комнатѣ и уже собирался передать то что происходило дальше, но тутъ раздался прежній суровый голосъ.
   -- Снимите повязку съ его глазъ!
   Максимиліанъ развязалъ платокъ. Съ минуту я былъ совершенно ослѣпленъ внезапнымъ свѣтомъ; затѣмъ когда мои глаза привыкли къ нему, я разглядѣлъ, что нахожусь въ обширномъ подвальномъ помѣщеніи со сводами. Вокругъ на деревянныхъ скамьяхъ сидѣло около ста человѣкъ. На одномъ концѣ возвышалась эстрада, и на ней стоялъ человѣкъ исполинскаго роста, замаскированный и въ плащѣ. Пониже его, также на возвышеніи, сидѣлъ другой человѣкъ, и я замѣтилъ, что у него кривая шея. Еще ниже его, уже не на эстрадѣ сидѣло за столомъ двое людей, вѣроятно секретари. Всѣ присутствующіе были въ черныхъ маскахъ и длинныхъ темныхъ плащахъ. Возлѣ меня стоялъ человѣкъ въ такомъ-же плащѣ, и я догадался по его росту и осанкѣ, что это -- Максимиліанъ.
   Это было торжественное, молчаливое, мрачное собраніе, и видъ его вызывалъ во мнѣ трепетъ. Я сильно смутился, когда увидѣлъ направленные на меня со всѣхъ сторонъ взгляды изъ-подъ черныхъ масокъ. Эти фигуры представлялись мнѣ привидѣніями или тѣнями умершихъ, въ которыхъ жили только глаза.
   Исполинъ всталъ.
   -- Снимите маски, скомандовалъ онъ.
   Произошло общее движеніе, и черезъ минуту маски и плащи исчезли.
   Я увидѣли, рядъ серьезныхъ, темныхъ, закаленныхъ лицъ съ большими, широкими лбами и мрачными глазами.
   Наканунѣ я присутствовалъ на совѣтѣ олигарховъ; теперь передо мною было совѣщаніе пролетаріевъ. Большія головы тянулись одна возлѣ другой длинной вереницей вдоль стѣнъ; на нихъ лежалъ отпечатокъ долгихъ лѣтъ страданій, упорнаго труда, подъ гнетомъ котораго жили цѣлыя поколѣнія. Безсердечіе наверху вызвало безсердечіе внизу; изворотливость плутократіи породила изворотливость рабочихъ, жестокость однихъ -- жестокость другихъ. Какъ вверху, такъ и внизу люди были жертвами,-- безсознательными жертвами общественнаго строя. Они не были виноваты въ своихъ преступленіяхъ: отвѣтственность лежала на прошлыхъ поколѣніяхъ, безучастныхъ къ человѣческому горю, легкомысленныхъ...
   Я искалъ глазами вождей. Я замѣтилъ, что Максъ былъ загримированъ, конечно вслѣдствіе чрезмѣрной осторожности; онъ былъ въ очкахъ и съ большими темными усами; вообще-же онъ не носилъ ни бороды, ни усовъ.
   Я перевелъ глаза на предсѣдателя. Такого человѣка я еще не видывалъ. Я думаю, что онъ былъ ростомъ не менѣе шести съ половиною футовъ. Его длинныя руки касались почти колѣнъ. Цвѣтъ его лица былъ смуглый, почти какъ у негра, а цѣлый лѣсъ волосъ густыхъ, черныхъ, курчавыхъ и безъ всякаго блеска покрывалъ его огромную голову. Лицо его, суровое и мускулистое, было все испещрено рубцами и шрамами, особенно лобъ и подбородокъ. Въ особенности меня поразили глаза, глаза дикаго звѣря, блестящіе съ нависшими на нихъ бровями. Они сидѣли глубоко въ орбитахъ и сверкали, какъ у кошки, какимъ-то внутреннимъ блескомъ. Это навѣрное Цезарь -- главный вождь страшнаго "Братства", подумалъ я.
   Затѣмъ я взглянулъ на человѣка, сидѣвшаго пониже его. Онъ говорилъ что-то предсѣдателю и представлялъ съ нимъ странный контрастъ. Онъ казался истощеннымъ старикомъ. Одна рука у него точно высохла, а голова была свернута въ сторону; лицо маленькое, сморщенное, имѣло мрачное выраженіе; во рту у него осталось всего два зуба; носъ былъ крючковатый, глаза маленькіе, острые, проницательные, безпокойные; но лобъ у него былъ благородный, красивый. У него былъ неряшливый видъ и руки -- грязныя. Если-бъ я встрѣтился съ нимъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, то онъ произвелъ-бы на меня впечатлѣніе человѣка способнаго, но вмѣстѣ съ тѣмъ опаснаго. Это былъ, очевидно, вице-президентъ собранія, австрійскій еврей и "голова Братства", какъ его называли.
   -- Габріэль Вельтштейнъ, сказалъ исполинъ прежнимъ. суровымъ, громкимъ голосомъ:-- передъ вами теперь будутъ проходить всѣ присутствующіе одинъ за другимъ. Во имя данной вами присяги, приглашаю васъ указать.-- есть-ли между ними шпіонъ, котораго вы видѣли прошлую ночь во дворцѣ князя. Но прежде всего скажите мнѣ: хорошо-ли вы его разглядѣли и узнаете-ли его.
   -- Да, я видѣлъ его втеченіи получаса, и конечно, узнаю его.
   -- Братья, продолжалъ президентъ: теперь про...
   Но тутъ его на полсловѣ прервалъ шумъ, раздавшійся за мною. Я оглянулся и увидѣлъ двухъ людей, боровшихся съ третьимъ, который очевидно старался пробраться къ двери. Втеченіи нѣсколькихъ минутъ слышался шумъ борьбы, затѣмъ проклятія, и наконецъ раздался сухой, короткій пистолетный выстрѣлъ. Воздухъ огласился крикомъ и потомъ опять проклятіями; засверкали ножи, нѣкоторые изъ присутствовавшихъ бросились къ мѣсту схватки: но наконецъ численное превосходство одержало верхъ. Въ середину комнаты притащили какого-то человѣка. Его лицо было покрыто смертельною блѣдностью, кровь струилась изъ головы: въ глазахъ виднѣлось выраженіе ужаса; онъ весь дрожалъ и, какъ безумный, озирался вокругъ. Исполинъ сошелъ съ эстрады и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ. Несчастный лежалъ у моихъ ногъ.
   -- Скажите, проговорилъ Цезарь, узнаете-ли вы этого человѣка?
   -- Да, это онъ, отвѣтилъ я.
   Исполинъ ступилъ на одинъ.шагъ впередъ и остановился какъ разъ надъ несчастнымъ.
   -- Братья, продолжалъ онъ:-- къ какому наказанію приговорите вы шпіона?
   -- Къ смерти! раздался единодушный крикъ.
   Исполинъ сунулъ руку за пазуху, и на его лицѣ мелькнуло страшное выраженіе, какъ будто онъ давно ждалъ этой минуты.
   -- Поднимите его! сказалъ онъ.
   Двѣ пары сильныхъ рукъ приподняли шпіона и поставили его на ноги; онъ барахтался, вырывался, кричалъ: но желѣзныя руки держали его, словно въ тискахъ.
   -- Остановитесь! воскликнулъ тонкій, пронзительный голосъ, и калѣка приблизился къ нашей группѣ. Обратившись къ несчастному, онъ сказалъ:
   -- Слѣдовалъ-ли кто за тобою сюда?
   -- Да, да, поспѣшно отвѣтилъ шпіонъ:-- пощадите меня! Пощадите меня, и я ничего не скрою отъ васъ. Трое полицейскихъ ѣхали въ каретѣ за моимъ извозчикомъ. Они ждутъ конца митинга и затѣмъ прослѣдятъ самаго высокаго человѣка и калѣку до ихъ квартиръ. Теперь они спрятались въ сараѣ.
   -- Условились-ли вы между собою насчетъ лозунга?
   -- Да, отвѣтилъ несчастный въ полной увѣренности, что если онъ выдастъ другихъ, то тѣмъ спасетъ себя.-- Пощадите меня, и я все вамъ разскажу.
   -- Продолжай, произнесъ калѣка.
   -- Я не хотѣлъ довѣриться имъ и условился лично съ княземъ относительно лозунга. Имъ сказано, что если я подойду къ нимъ и скажу: "Добрый вечеръ! который теперь часъ?", то это значитъ, что я нуждаюсь въ ихъ помощи. Они должны мнѣ отвѣтить: "теперь воровской часъ". Тогда я имъ скажу: "чѣмъ больше времени, тѣмъ лучше" и они послѣдуютъ за мной.
   -- Ричардъ, сказалъ калѣка:-- слышали?
   -- Слышалъ.
   -- Возьмите съ собой шестерыхъ и оставьте ихъ въ погребѣ пивоварни. Полицейскихъ заманите туда; тѣла бросьте въ рѣку.
   Ричардъ удалился; за нимъ послѣдовали ихъ помощники.
   Шпіонъ все озирался вокругъ, какъ бы умоляя о пощадѣ.
   -- Пощадите меня, воскликнулъ онъ: -- мнѣ извѣстны тайны банковъ... Я проведу васъ въ домъ князя... Не убивайте меня!..
   -- Кончено? спросилъ великанъ.
   -- Да, отвѣтилъ калѣка
   Великанъ сдѣлалъ еще шагъ впередъ. Онъ походилъ въ эту минуту на кровожаднаго тигра, долю подстерегавшаго свою добычу. Лицо его имѣло звѣрское выраженіе. Глаза дико горѣли. Предо мной словно молнія сверкнуло что-то блестящее; затѣмъ послышался тяжелый вздохъ. Шпіонъ вырвался изъ рукъ державшихъ его людей; онъ сдѣлалъ прыжокъ и мертвый упалъ возлѣ меня. Исполинъ пронзилъ ему сердце. Прыжокъ не былъ произвольнымъ движеніемъ живого человѣка. Это былъ протестъ тѣла противъ насильственнаго разлученія души съ нимъ; это была попытка бренной оболочки удержать душу.
   Великанъ наклонился и вытеръ окровавленный ножъ о платье убитаго. Калѣка засмѣялся отвратительнымъ, сухимъ смѣхомъ. Дай Богъ, чтосъ мнѣ больше никогда не довелось услышать подобнаго смѣха! Другіе подхватили его, и онъ гулко пронесся подъ сводами. Я не могъ уже ни о чемъ думать. Этотъ хохотъ стоялъ въ моихъ ушахъ, и мнѣ представлялось, что врата ада раскрылись и приняли души всѣхъ этихъ людей.
   -- Да погибнутъ такъ всѣ враги "Братства"! воскликнулъ калѣка.
   И долго еще раздавались радостные крики и восклицанія.
   -- Утащите трупъ и бросьте его въ рѣку! скомандовалъ великанъ.
   -- Прежде обыщите его! прибавилъ калѣка.
   Приказаніе было исполнено: въ карманахъ мертвеца нашли деньги, выданныя княземъ, и связку бумагъ. Деньги сданы были казначею "Братства", а бумаги оставилъ себѣ вице-предсѣдатель.
   Великанъ вернулся на мѣсто и сказалъ:
   -- Габріэль Вельтштейнъ, братство благодаритъ васъ за важную услугу, которую выему оказали. Мы очень сожалѣемъ, что совѣсть не позволяетъ вамъ сдѣлаться членомъ нашего общества. Но мы считаемъ васъ своимъ другомъ и уважаемъ васъ, какъ человѣка. Если когда-нибудь вамъ понадобится наша помощь, то мы употребимъ всю свою власть и могущество, чтобъ вамъ ее оказать.
   Я былъ слишкомъ потрясенъ недавней сценой и могъ только отвѣтить наклоненіемъ головы.
   -- Еще объ одномъ я васъ попрошу продолжалъ онъ:-- повторите вашъ разсказъ одному лицу, которое будетъ сейчасъ здѣсь. Черезъ Максимиліана мы уже знали, что вы намѣреваетесь сдѣлать намъ важное сообщеніе и отдали соотвѣтственныя распоряженія. Однако, прибавилъ онъ:-- вы не тревожьтесь. Казни больше не будетъ.
   Повернувшись къ слушателямъ, онъ скомандовалъ: -- Маски!
   И онъ самъ, какъ и всѣ остальные, опять надѣли свои маски.
   

XIX.
Мамелюки поднебесья.

   Вице-предсѣдатель приблизился къ одному изъ секретарей и шепнулъ ему нѣсколько словъ на ухо. Послѣдній всталъ и, взявъ съ собою двухъ людей, вышелъ изъ комнаты. Мнѣ предложено было сѣсть. Прошло, можетъ быть, минутъ десять. Ни одинъ звукъ не прерывалъ молчанія; потомъ раздался отрывистый стукъ въ дверь. Другой секретарь всталъ и вышелъ. Произошло короткое совѣщаніе шепотомъ; затѣмъ дверь отворилась, и въ комнату вошли секретари, которые вели за руки рослаго мужчину съ завязанными глазами и въ военномъ мундирѣ. Они остановились посрединѣ комнаты.
   -- Генералъ Яковъ Куинси, раздался суровый голосъ президента:-- прежде чѣмъ мы снимемъ повязку съ вашихъ глазъ, я попрошу васъ повторить здѣсь обѣщаніе, которое вы уже дали сегодня представителямъ "братства".
   Генералъ отвѣчалъ:
   -- Вашъ посланный сказалъ мнѣ, что вы желаете сдѣлать мнѣ сообщеніе, касающееся не только благополучія, но даже жизни подчиненныхъ мнѣ офицеровъ и солдатъ. Вы пригласили меня сюда, поручившись за мою безопасность; въ то-же время вы оставили своего посланнаго въ качествѣ заложника. Я-же далъ слово хранить въ тайнѣ все, что здѣсь увижу или услышу за исключеніемъ только того, что вы мнѣ разрѣшите передать моимъ подчиненнымъ, чтобъ предупредить ихъ объ опасности, которая, какъ вы увѣряете, имъ угрожаетъ. Я повторяю здѣсь свое обѣщаніе и клянусь Всемогущимъ Богомъ никогда не нарушить его.
   -- Снимите съ него повязку, сказалъ президентъ.
   Приказаніе было исполнено, и я увидалъ того-же красиваго и интеллигентнаго офицера, котораго видѣлъ въ прошлую ночь въ совѣщательной залѣ князя.
   Президентъ кивнулъ калѣкѣ, какъ будто между ними заранѣе было все условлено и сказалъ:
   -- Продолжайте.
   -- Генералъ Яковъ Куинси, произнесъ вице-предсѣдатель своимъ рѣзкимъ, пронзительнымъ голосомъ:-- вы были вчера ночью въ одномъ домѣ и совѣщались тамъ о вопросахъ, касающихся вашихъ подчиненныхъ. Многіе-ли знаютъ о вашемъ посѣщеніи?
   -- Трое, отвѣтилъ генералъ съ явнымъ изумленіемъ.-- Завтра мнѣ придется сообщить о результатахъ этого посѣщенія моимъ подчиненнымъ, а до тѣхъ поръ я считалъ болѣе благоразумнымъ не разглашать этого дѣла.
   -- Позвольте васъ спросить, кто эти люди, которымъ вы говорили о посѣщеніи?
   -- Я-бы могъ не отвѣчать на вашъ вопросъ, сказалъ генералъ:-- но я думаю, что вами руководятъ серьезныя побужденія. Это -- мой братъ полковникъ Куинси, мой главный адъютантъ, капитанъ Эндервудъ, и мой другъ, маіоръ Артрейтъ.
   -- Какъ вы полагаете, эти люди не разгласятъ тайны?
   -- Конечно нѣтъ; я ручаюсь за нихъ, тѣмъ болѣе что я ихъ просилъ хранить тайну. Но почему вы дѣлаете мнѣ эти вопросы?
   -- Потому, отвѣтилъ лукаво калѣка: -- что здѣсь есть свидѣтель, который повторитъ вамъ до мельчайшихъ подробностей все, что вы говорили въ совѣтѣ въ прошлую ночь. Если-бы вы раскрыли тайну многимъ или лицамъ, не заслуживающимъ довѣрія, то можно былобы допустить, что свидѣтель узналъ отъ нихъ нѣкоторые факты, а самъ не присутствовалъ на совѣщаніи у князя, и, слѣдовательно, не заслуживаетъ довѣрія въ другихъ вопросахъ. Правильно-ли я разсуждаю?
   -- Конечно, сказалъ генералъ:-- если вы представите мнѣ человѣка, который повторитъ все то, что я говорилъ и что мнѣ отвѣчали, то я признаю, что онъ дѣйствительно присутствовалъ на совѣтѣ, потому что я вполнѣ увѣренъ, что онъ не узналъ ничего ни отъ меня, ни отъ моихъ друзей, и что члены совѣта также не могли ничего передать ни вамъ, ни вашимъ друзьямъ.
   -- Будьте любезны, встаньте, обратился ко мнѣ калѣка.
   Я повиновался.
   -- Видали-ли вы когда-нибудь этого человѣка?
   Генералъ внимательно посмотрѣлъ на меня и отвѣтилъ:
   -- Никогда.
   -- А вы видѣли этого человѣка? спросилъ калѣка меня.
   -- Да.
   -- Гдѣ и когда?
   -- Въ прошлую ночь, во дворцѣ князя въ совѣщательной залѣ.
   -- Разскажите намъ все, что тамъ происходило.
   Я исполнилъ его желаніе. Генералъ внимательно слушалъ, не спуская съ меня глазъ. Когда я кончилъ, калѣка спросилъ его, вѣрны-ли всѣ подробности. Генералъ призналъ ихъ безусловно вѣрными.
   -- Слѣдовательно, вы полагаете, что это вполнѣ, достовѣрный свидѣтель и что онъ присутствовалъ въ совѣщательной залѣ?
   -- Да, подтвердили, генералъ Куинси.
   -- Теперь продолжайте разсказывать, что случилось по уходѣ генерала Куинси, обратился ко мнѣ калѣка.
   По мѣрѣ того какъ я разсказывалъ, лицо генерала все болѣе омрачалось, и когда я кончилъ, онъ весь вспыхнулъ отъ гнѣва.
   -- Не желаете-ли ему предложить какой-нибудь вопросъ? спросилъ калѣка.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ генералъ.
   Онъ стоялъ нѣсколько минутъ въ глубокомъ раздумья. Я чувствовалъ, что въ этотъ моментъ рѣшается участь міра; наконецъ онъ заговорилъ сдержаннымъ голосомъ:
   -- Кто изъ васъ главный представитель этого тайнаго общества?
   -- Исполнительный комитетъ, отвѣтилъ президентъ.
   -- Гдѣ-же члены его?
   -- Насъ трое: я, затѣмъ вице-президентъ,-- онъ указалъ на калѣку,-- и тотъ джентльмэнъ,-- онъ указалъ на Макса, стоявшаго возлѣ меня въ маскѣ и плащѣ.
   -- Могу-ли я имѣть съ вами частный разговоръ?
   -- Какъ-же, отвѣтилъ президентъ поспѣшно: -- пожалуйте сюда.
   Всѣ четверо двинулись къ боковой двери, которая, очевидно, вела въ другое подземное помѣщеніе. Калѣка вооружился факеломъ.
   -- Подождите меня здѣсь, шепнулъ мнѣ Максъ, проходя мимо меня.
   Я снова усѣлся. Замаскированныя фигуры сидѣли неподвижно вдоль стѣнъ; ни одинъ звукъ не нарушалъ тишины. Глаза всѣхъ были устремлены на дверь, въ которую вышли члены исполнительнаго комитета, и я самъ также не могъ оторвать отъ нея глазъ.
   Мы чувствовали, что совершается что-то очень важное. Прошло минутъ десять, пятнадцать, двадцать. Наконецъ дверь отворилась. Мы думали, что совѣщаніе кончилось. Нѣтъ; вышелъ одинъ калѣка, его лицо было безъ маски и выражало сильное возбужденіе. Онъ торопливо приблизился къ секретарскому столу, взялъ перо, чернила и бумагу и вышелъ, заперевъ за собою дверь. Между замаскированными фигурами произошло движеніе; онѣ начали шептаться; высказывалась догадка, что дѣло приняло благопріятный оборотъ, если понадобились письменныя принадлежности. Прошло еще четверть часа; наконецъ дверь отворилась, и всѣ четверо вернулись въ комнату; впереди шелъ Цезарь. Маски были у всѣхъ сняты, и мнѣ показалось, что всѣ были довольны. Командиръ "демоновъ" казался спокойнымъ и задумчивымъ, какъ человѣкъ, принявшій важное и серьезное рѣшеніе.
   Президентъ занялъ опять свое мѣсто и, слегка наклонившись къ секретарю, сказалъ:
   -- Завяжите опять глаза генералу Куинси, возьмите съ собою двухъ людей, проводите его до экипажа, поѣзжайте съ нимъ до его дома и привезите нашего заложника. До свиданья, генералъ, обратился онъ къ нему и любезно прибавилъ:-- au revoir!
   -- Au revoir, отвѣтилъ генералъ уже съ повязкою на глазахъ.
   Командиръ "демоновъ" удалился съ своими провожатыми. Президентъ взглянулъ на часы, и когда дверь заперлась, онъ всталъ и воскликнулъ съ сверкающими глазами и возбужденнымъ лицомъ:
   -- Братья, міръ въ нашихъ рукахъ! Наконецъ наши труды увѣнчались успѣхомъ. "Демоны" на нашей сторонѣ!
   Воздухъ огласился громкими криками торжества: присутствующіе принялись обниматься и цѣловаться.
   -- Конецъ общему рабству! воскликнулъ одинъ.
   -- Долой олигарховъ! подхватили другіе.
   -- Пойдемте, сказалъ мнѣ Максъ, дотрогиваясь до моей руки. Намъ давно пора домой.
   Онъ опять завязалъ мнѣ глаза и вывелъ меня. Все время пока мы шли черезъ сосѣднее подвальное помѣщеніе, до насъ доносились громкіе клики и ликованія торжествующихъ заговорщиковъ. Побѣда была обезпечена. У меня упало сердце. Этотъ чудовищный хоръ пѣлъ отходную міру.
   Въ каретѣ я замѣтилъ, что Максъ весь дрожитъ. Казалось, онъ находился всецѣло подъ вліяніемъ одной мысли. "Онъ будетъ освобожденъ!" повторялъ онъ ежеминутно. Наконецъ онъ нѣсколько успокоился, обнялъ меня, назвалъ своимъ спасителемъ и спасителемъ своей семьи, своихъ друзей, своего отца! Но затѣмъ его волненіе опять усилилось: онъ проклиналъ человѣческую подлость. "Было-бы благородно, сказалъ онъ:-- изъ мести или ради справедливости сокрушить подгнившій міръ; но продать свое слово за первые награбленные пятьдесятъ милліоновъ -- это отвратительно, гнусно! Позорно было пользоваться подобнымъ орудіемъ, но весь міръ до такой степени испорченъ, что его спасти иначе нельзя. Теперь скоро конецъ. Слава Богу, конецъ близокъ!"
   Онъ хлопалъ въ ладоши и смѣялся какъ сумасшедшій.
   Наконецъ онъ успокоился, и я спросилъ его, когда назначенъ день переворота? Онъ сказалъ, что не такъ еще скоро. На слѣдующій день утромъ вице-предсѣдатель отправится на воздушномъ кораблѣ въ Европу съ шифрованнымъ письмомъ отъ генерала Куинси къ командиру англійскихъ "демоновъ". Калѣка -- человѣкъ ловкій и изворотливый. Ему поручено подкупить командировъ всѣхъ европейскихъ "демоновъ", затѣмъ онъ созоветъ совѣтъ вождей "братства" въ Европѣ и подготовитъ по обѣимъ сторонамъ Атлантическаго океана внезапный переворотъ, такъ чтобъ европейская плутократія не могла прійти на помощь американской. Если-же этого не удастся достигнуть, то онъ вернется, и "братство" устроитъ переворотъ повсемѣстно и одновременно въ Америкѣ, а затѣмъ будетъ сопротивляться европейской банкократіи.
   Въ эту ночь я долго не могъ заснуть и находился въ тревожномъ настроеніи. Меня занимала судьба Эстеллы.
   Я хотѣлъ вернуться въ Африку до всеобщаго переворота. Я не могъ оставаться и быть безучастнымъ свидѣтелемъ крушенія міра. Но, съ другой стороны, я не могъ бросить Эстеллу на произволъ судьбы. Максъ могъ быть убитъ. Я зналъ, что у него пылкій и отчаянный нравъ: къ тому-же несправедливость, причиненная его отцу, ожесточила его. Онъ только и мечталъ о мщеніи. Это сдѣлалось его маніей. Если онъ погибнетъ во всеобщей свалкѣ, то что станется съ Эстеллой? У нея нѣтъ ни отца, ни матери, ни крова. Она меня любила,-- я долженъ былъ спасти ее. Но въ то-же время она вѣдь могла въ минуту опасности мнѣ высказать гораздо больше, чѣмъ желала. Я не долженъ былъ пользоваться ея несчастьемъ и навязывать ей свою любовь? Однако если планы "братства" потерпятъ крушеніе, то не захочетъ-ли князь вернуть ее въ свой ненавистный дворецъ? Ее окружали опасности. Она вѣдь можетъ поѣхать со мною въ Африку, если не въ качествѣ жены, то въ качествѣ сестры. Здѣсь она не можетъ оставаться. Я долженъ спасти ее.
   Такія мысли волновали меня, и я заснулъ лишь подъ утро.
   

XX.
Сходка рабочихъ.

   Я тебѣ писалъ, дорогой Генрихъ, что мнѣ не разъ уже приходилось участвовать въ митингахъ рабочихъ. Сегодня я вернулся съ самаго многолюднаго изъ нихъ. Онъ происходилъ въ обширномъ подвальномъ помѣщеніи или погребахъ, расположенныхъ одинъ возлѣ другого. Прежде чѣмъ лечь спать, я тебѣ опишу эту сходку не только потому, что она дастъ тебѣ понятіе о настроеніи рабочихъ, но и потому, что она имѣла печальный исходъ.
   У входа въ подземелье разставлены были часовые, чтобъ предупредить рабочихъ въ случаѣ появленія полиціи. Собралось нѣсколько тысячъ человѣкъ. Это было въ субботу ночью. Когда мы вошли, все было переполнено народомъ. Намъ представилось мрачное и молчаливое собраніе. Женщинъ не было: черный цвѣтъ преобладалъ всюду. Собраніе состояло главнымъ образомъ изъ рабочихъ, лица которыхъ носили на себѣ отпечатокъ тяжелаго и упорнаго труда. Максъ шепнулъ мнѣ, что сходка была многочисленнѣе, чѣмъ когда-либо, и что, вѣроятно, это объясняется предчувствіемъ близости освобожденія.
   Предсѣдатель занялъ свое мѣсто на эстрадѣ еще до нашего прихода. При моемъ появленіи я былъ встрѣченъ рукоплесканіями, и меня тотчасъ пригласили на платформу. Максъ занялъ мѣсто возлѣ меня.
   Въ это время уже говорилъ одинъ блузникъ. Онъ коснулся ученія Маркса и германскихъ соціалистовъ прошлаго вѣка. Его слушали съ большимъ вниманіемъ, но его слова не вызвали энтузіазма. Присутствующіе, казалось, слишкомъ свыклись съ подобными темами.
   Послѣ него выступилъ другой рабочій, говорившій на тему о преимуществахъ коопераціи. Его рѣчь была умѣренная. Ему отвѣчалъ третій рабочій, который привелъ статистическія данныя и доказывалъ, что втеченіи цѣлаго столѣтія кооперативная система не получила широкаго распространенія.
   "Было слишкомъ много алчныхъ предпринимателей и слишкомъ много безпомощныхъ рабочихъ. Конкуренція понизила заработную плату и ожесточила сердца хозяевъ, увеличивъ въ то-же время число бѣдняковъ, которымъ пришлось работать за самую ничтожную плату, чтобъ не умереть съ голоду". (Рукоплесканія) Теперь требуется болѣе радикальное лекарство". (Шумное одобреніе).
   За нимъ выступилъ школьный учитель. По его мнѣнію, лучшимъ средствомъ противъ соціальнаго зла является широкое распространеніе образованія. "Если образованіе будетъ доступно всѣмъ, то всякій лучше будетъ защищать свои права. Образованіе значитъ умственное развитіе, а умственное развитіе означаетъ благосостояніе. Американскіе рабочіе доведены были до пауперизма вслѣдствіе наплыва изъ Европы невѣжественныхъ массъ." (Рукоплесканія).
   Тутъ выступилъ человѣкъ суроваго вида,-- какъ я узналъ, англійскій рудокопъ,-- и просилъ позволенія сдѣлать нѣсколько замѣчаній противъ высказаннаго предшествующимъ ораторомъ мнѣнія. (Я вообще замѣтилъ, что англійскіе рабочіе, за небольшимъ исключеніемъ, любятъ употреблять весьма вѣжливые обороты, какъ будто они говорятъ въ парламентѣ).
   "Рабочій, умѣющій читать и писать, получаетъ столько-же за трудъ, сколько и рабочій неграмотный. (Рукоплесканія). Запасъ знаній дѣлаетъ его только еще болѣе несчастнымъ. Образованіе настолько распространилось, что образованному человѣку приходится довольствоваться самой ничтожной платой, такъ что его положеніе подчасъ хуже положенія неграмотнаго рабочаго. (Рукоплесканія). Тюрьмы и благотворительныя заведенія переполнены образованными людьми, и три четверти класса преступниковъ люди грамотные. Предшествовавшій ораторъ не правъ, называя европейскихъ эмигрантовъ невѣжественными массами. Дѣло въ томъ, что процентъ неграмотныхъ въ нѣкоторыхъ европейскихъ странахъ ничтожнѣе, чѣмъ въ американской республикѣ (Рукоплесканія со стороны присутствующихъ иностранцевъ). Не могу я также согласиться съ тѣмъ, что образованный человѣкъ болѣе развитъ. Въ среднемъ классѣ есть много людей, получившихъ хорошее образованіе, но не имѣющихъ самостоятельнаго мнѣнія ни о чемъ и черпающихъ свои "убѣжденія" изъ газетъ. (Рукоплесканія). Газеты-же находятся въ рукахъ богатыхъ людей, а читатели въ рукахъ газетъ, такъ что на практикѣ богатый человѣкъ располагаетъ всѣми сотнями тысячъ голосовъ. Если-бъ эти люди были неграмотны, то они разсуждали-бы объ общественныхъ дѣлахъ между собою и такимъ образомъ составили-бы себѣ самостоятельное и болѣе правильное сужденіе. Образованіе только содѣйствуетъ ихъ умственному порабощенію; они прикрѣплены къ колесницѣ олигархіи и не узнаютъ истину до второго пришествія". (Волненіе и шумныя рукоплесканія)
   Тутъ я вмѣшался.
   "Образованіе необходимо, сказалъ я:-- но его одного недостаточно. Образованіе не устранитъ общественнаго зла. Не всякій образованный человѣкъ умѣетъ пользоваться свободой: но тѣмъ не менѣе образованіе необходимо для того, чтобы умѣло пользоваться свободой. Человѣкъ можетъ умѣть читать и писать, и тѣмъ не менѣе оставаться дуракомъ и рабомъ. (Смѣхъ и одобреніе). Общество нуждается въ томъ, чтобы люди вносили въ трудъ ту-же самую проницательность, смѣлость и даже изворотливость, при помощи которыхъ обезпечивается торжество плутократіи. Умственное развитіе даетъ извѣстныя преимущества, но не все. Не слѣдуетъ забывать о Богѣ и любви къ ближнему, потому что природный инстинктъ человѣка за послѣднее время, повидимому, доводитъ его съ неотразимою силою до человѣконенавистничества. Мы походимъ теперь на акулъ: мы сами пожираемъ слабыхъ".
   Я умолкъ. Тутъ всталъ высокій худощавый господинъ въ черномъ сюртукѣ, застегнутомъ по шею. Я догадался, что это -- священникъ. Онъ спросилъ присутствующихъ, склонны-ли они выслушать иностранца. Его слова встрѣчены были гробовымъ молчаніемъ, потому что духовенство не пользуется популярностью среди пролетаріата. Наружность его была очень прилична и безпритязательна. Онъ казался честнымъ человѣкомъ.
   Предсѣдатель отвѣтилъ ему, что онъ не сомнѣвается, что аудиторія охотно выслушаетъ его мнѣніе и пригласилъ его взойти на платформу.
   Онъ началъ тонкимъ, слабымъ голосомъ:
   "Я прослушалъ, братья, съ величайшимъ интересомъ и удовольствіемъ соображенія, высказанныя разными ораторами. Не подлежитъ сомнѣнію, что условія, въ которыхъ мы живемъ, весьма неудовлетворительны. Хорошо, что вы собираетесь для обсужденія мѣръ, которыя могутъ помочь бѣдѣ и выяснить причины ея. Съ вашего позволенія я изложу вамъ свой взглядъ на дѣло. Братья, ваши бѣдствія, по моему мнѣнію, объясняются ослабленіемъ вѣры и добродѣтели. Для возрожденія человѣческаго рода необходимо воскресить сочувствіе къ церкви. Если всякій человѣкъ очиститъ свое сердце, то всѣ сердца будутъ чисты; а если всѣ сердца будутъ чисты и исполнены чувства братства и справедливости, то ни одинъ человѣкъ не будетъ обижать ближняго. Но все-таки вы должны помнить, что земная жизнь только временное испытаніе, которое приготовляетъ васъ къ лучшей жизни на томъ свѣтѣ. Здѣсь, на землѣ, мы проходимъ короткій, тяжелый, безотрадный путь, но тамъ вы будете наслаждатся вѣчнымъ блаженствомъ въ сонмѣ ангеловъ небесныхъ. Въ священномъ писаніи говорится, что богатства мѣшаютъ человѣку войти въ Царствіе Небесное. Лазарь удостоился вѣчнаго блаженства, между тѣмъ какъ богачъ, крохами котораго онъ питался, богачъ, одѣвавшійся въ пурпуръ и тончайшее бѣлье, былъ ввергнутъ въ геену. Вспомните, что верблюду легче пройти сквозь игольное ушко, чѣмъ богачу войти въ рай. Поэтому, братья, вы можете въ вашихъ страданіяхъ утѣшиться тѣмъ, что чѣмъ хуже вамъ на землѣ, тѣмъ лучше будетъ на небѣ. Не слушайте людей, которые увѣряютъ васъ, что надо ненавидѣть власть и законъ. Власть -- отъ Бога. Если вы будете покорно переносить земныя страданія, вы заслужите Царствіе Небесное. Вамъ обѣщаютъ земное счастье. Но даже если эти обѣщанія осуществятся, то что толку отъ земныхъ благъ, если вы лишитесь небесныхъ? Что пользы обрѣсти весь міръ и душу свою потерять? Поэтому, братья, будьте терпѣливы..."
   По мѣрѣ того какъ говорилъ почтенный ораторъ, среди присутствующихъ поднимался ропотъ. Наконецъ онъ превратился въ взрывъ негодованія и проклятій, совершенно заглушившихъ его голосъ. Всѣ лица пылали гнѣвомъ, многіе потрясали кулаками, и мнѣ положительно казалось, что я нахожусь въ сумасшедшемъ домѣ.
   Болѣе пылкіе рабочіе бросились къ священнику и готовы были избить его. Но я остановилъ ихъ и, только благодаря уваженію, которое я имъ внушалъ, какъ ихъ другъ, мнѣ удалось предотвратить несчастіе и возстановить порядокъ.
   "Дорогіе друзья,-- сказалъ я:-- остановитесь. Неужели вы только хвастаетесь своею терпимостью? Вы собрались здѣсь, чтобы обсудить свое положеніе. А когда выступаетъ человѣкъ и предлагаетъ вамъ средство помощи, вы бросаетесь на него и готовы его избить. Будьте справедливы. Этотъ человѣкъ можетъ ошибаться; сословіе, къ которому онъ принадлежитъ, можетъ также ошибаться относительно того, какъ лучше служить человѣчеству и какъ спасти его. Но можно-ли сомнѣваться, что этимъ человѣкомъ руководятъ добрыя намѣренія и что онъ васъ любитъ? Взгляните на него; обратите вниманіе на его поношенное платье, на его истощенное лицо,-- можно-ли думать, что онъ пользуется благами жизни? Онъ всѣмъ жертвуетъ, чтобы вамъ помочь. Онъ посѣщаетъ во всякое время дня и ночи ваши столь опасные для здоровья подвалы, утѣшаетъ нуждающихся и больныхъ и, насколько можетъ, помогаетъ имъ, заботясь о спасеніи души. И что-же въ этомъ дурного? Кто можетъ сомнѣваться въ загробной жизни? Зная, что вещество безсмертно, что оно не можетъ подвергаться окончательному разрушенію, можемъ-ли мы говорить, что умъ, разумъ, душа, составляющіе хотя-бы только проявленіе вещества,-- если не что-нибудь высшее,-- погибаютъ и обращаются въ ничто? Если справедливо, что вещество, изъ котораго состоитъ наше тѣло, служащее покровомъ для души,-- нѣтъ, даже наше платье,-- не погибнетъ и будетъ существовать, даже когда наша планета окаменѣетъ и солнце будетъ забыто,-- то можете-ли вы думать, что вашъ разумъ и ваша душа, раскрывающая вамъ сокровеннѣйшія тайны природы, можетъ погибнутъ. уничтожиться? Нѣтъ, во имя Божьей благодати и милосердія, я обращаюсь къ вамъ. Во мнѣ, когда я говорю, и въ васъ, когда вы слушаете, есть равныя частицы вѣчнаго Творца Вселенной, безъ котораго никакая жизнь немыслима (Одобреніе). И такъ, друзья мои, всякій добрый человѣкъ, который любитъ васа, и хочетъ помочь вамъ здѣсь или въ той жизни, другъ вамъ, и вы должны уважать его (Одобреніе). И какъ-бы мы ни порицали заблужденія нѣкоторыхъ представителей религіи въ прежнія или теперешнія времена, мы не должны забывать объ ея заслугахъ. Недостатки присущи не ей, а ея представителямъ. Ученіе о братствѣ людей, объ отеческой заботливости Творца, составляющее основное положеніе христіанства, обезпечиваетъ искупленіе человѣчества. Но нѣкоторые служители церкви ложно истолковали ученіе Христа и воспользовались имъ для личныхъ недостойныхъ цѣлей. Христосъ, который изгналъ торговцевъ изъ храма, не могъ бы и теперь отнестись равнодушно и безучастно къ страданіямъ человѣческаго рода. На свѣтѣ нѣтъ силы слишкомъ великой и священной для того, чтобы Богъ не воспользовался ею въ борьбѣ со зломъ. Религія, истинная религія, не простая обрядность, а вдохновенная идея должна покорить себѣ правительства міра и водворить на землѣ справедливость. Чистая душа -- великая сила. Ее можно сравнить съ убраннымъ жилищемъ, въ которомъ обитаютъ ангелы, взирающіе на міръ сочувственнымъ и скорбнымъ окомъ. Но это не все. Проповѣдывать добродѣтель въ средѣ, гдѣ преобладаетъ порокъ, значитъ ставить добродѣтель въ невыгодныя условія. Учить народъ терпѣнію и незлобивости, когда преобладаютъ лукавство и жестокость, значитъ предоставлять невинныхъ агнцевъ на съѣденіе кровожаднымъ волкамъ. Вотъ почему вліяніе церквей на человѣчество все болѣе ослабѣвало втеченіи двухъ послѣднихъ столѣтій. Люди любятъ только то, что имъ приноситъ пользу. Церкви должны придти на помощь народу или оставить поле сраженія. Большое добродѣтельное меньшинство среди жестокаго, кровожаднаго большинства, -- все равно, что дитя въ когтяхъ тигра. Добродѣтель намъ нужна, но добродѣтель, выросшая на почвѣ общей справедливости. Въ то время, какъ вы спасаете одну душу, нищета втягиваетъ въ порокъ милліоны душъ. Міровая религія должна быть построена на всеобщемъ благополучіи, а это возможно только при господствѣ общей справедливости. Если ткань въ одномъ мѣстѣ спутана -- значитъ, въ другомъ мѣстѣ не хватаетъ нитки. Если одинъ бѣдствуетъ -- значитъ другимъ живется слишкомъ хорошо. Человѣчеству нужна новая организація, -- обширное "Братство справедливости". Оно должно состоять изъ людей, которые готовы помочь угнетеннымъ и спасти цивилизацію и общество. Оно должно дѣйствовать при помощи государственныхъ учрежденій, пользоваться школами и избирательными урнами. Оно должно сплотить все доброе, которое -- я увѣренъ еще не совсѣмъ вывелось, въ борьбѣ противъ зла. Оно должно объявить послѣднему безпощадную войну. Не слѣдуетъ ограничиваться залечиваніемъ ранъ, нанесенныхъ дикимъ звѣремъ: надо преслѣдовать его до берлоги и убить его (Одобреніе). Братство должно не только утолять голодъ, но и сдѣлать голодъ невозможнымъ. Оно должно искоренить зло въ самомъ корнѣ. При самой широкой терпимости къ тѣмъ, кто возлагаетъ свои надежды на будущую жизнь, относясь безучастно къ земной, наше общество должно избрать своимъ единственнымъ лозуномъ справедливость. Если есть лучшая, загробная жизнь, а не только продолженіе смутнаго земного существованія, то мы тѣмъ вѣрнѣе сподобимся ея, если будемъ заботиться объ общемъ благосостояніи на землѣ. А тотъ, кто содѣйствовалъ обращенію земли въ адъ, получитъ на томъ свѣтѣ должное возмездіе. Обращаюсь къ вамъ, гг. пастыри! Неужели вы не придете на помощь народу! Неужели вы не вырвете добычу изъ пасти хищника! Подумайте, сколько пользы вы могли бы принести, если бы сплотились и ополчились противъ страшнаго общественнаго зла. Чтобъ спасти міръ, вы должны вступить въ борьбу съ продажностью и растлѣніемъ. Передъ вами такой обширный міръ, о какомъ никогда не мечталъ Моисей. Передъ вами населеніе болѣе многочисленное, болѣе просвѣщенное, болѣе воспріимчивое, чѣмъ дѣти Израиля и подданные императорскаго Рима. Отрѣшитесь отъ прошлаго и живите въ настоящемъ. Богъ нашихъ дней -- такой-же Богъ, какимъ Онъ былъ во времена Фараоновъ. Если онъ любилъ тогда человѣка, то онъ его любитъ и теперь. Просвѣщенный человѣкъ нынѣшняго столѣтія, живущій среди блеска его цивилизаціи, столько-же заслуживаетъ милосердія своего Творца, какъ и невѣжественный дикарь Аравійской пустыни, жившій за пять тысячъ лѣтъ тому назадъ. Богъ живетъ и понынѣ, Богъ живетъ для насъ".
   Я умолкъ. Хотя обширная аудиторія внимала мнѣ терпѣливо и по временамъ даже выражала одобреніе, однако я видѣлъ, что не тронулъ этихъ людей. И дѣйствительно, съ одной изъ боковыхъ скамеекъ всталъ плотный мужчина съ черною бородою, видимо, рабочій, и сказалъ:
   "Товарищи, мы слушали съ большимъ вниманіемъ нашего друга Габріэля Вельтштейна, такъ какъ увѣрены, что онъ пришелъ-бы намъ на помощь, если-бъ могъ, и что его сердце съ нами. То, что онъ говорилъ, отчасти вѣрно. Но прошло время для такого общества, о которомъ онъ говоритъ. Нищета и бѣдствія народа такъ велики, что если-бъ мы образовали это братство, то сами члены его продали-бы насъ въ день выборовъ (Одобреніе). Общество подгнило въ самомъ основаніи и такъ подгнило, что перестало это даже сознавать (Одобреніе). Въ немъ нѣтъ ни одного здороваго мѣста. Средствъ помощи нѣтъ никакихъ, кромѣ полнаго сокрушенія существующаго порядка (Шумныя рукоплесканія). Хуже не будетъ, чѣмъ теперь, а можетъ быть будетъ лучше" (Одобреніе).
   -- Вы хотите уничтожить цивилизацію? воскликнулъ я.
   -- Цивилизацію! возразилъ онъ торжественно:-- Какая намъ польза отъ нея? Оглянитесь вокругъ и посмотрите на ея плоды. Здѣсь собралось по всей вѣроятности около десяти тысячъ трудолюбивыхъ, трезвыхъ, интеллигентныхъ рабочихъ: но едва-ли среди нихъ найдется хоть одинъ, который по совѣсти могъ-бы сказать, что онъ ѣлъ до-сыта втеченіи этой недѣли (Крики: "совершенно вѣрно"!) Я сомнѣваюсь, найдется-ли между ними хоть одинъ, который повѣрилъ-бы, что нынѣшнее положеніе можетъ привести къ сносному будущему (Одобреніе). Наша жизнь -- вотъ все, что мы имѣемъ. Можетъ быть у насъ никогда иного достоянія не будетъ. Она однако для насъ такъ-же дорога, какъ дорога жизнь и милліонеру. Какое значеніе можетъ имѣть цивилизація, которая означаетъ благополучіе для нѣсколькихъ тысячъ людей и нищету для сотенъ милліоновъ? Нашъ трудъ создаетъ все, а мы ничего не имѣемъ. Впрочемъ у насъ есть скудный запасъ пищи, который поддерживаетъ наши силы, чтобъ мы могли работать на другихъ (Рукоплесканія). Мы перестали быть людьми: мы стали машинами. Но неужели Бога для насъ нѣтъ? Нѣтъ, Онъ существуетъ и для насъ! Мы гибнемъ подъ бременемъ міра, который мы одни поддерживаемъ, а наши стоны заглушаются звуками музыки и смѣха (Шумныя рукоплесканія). Мы томимся въ аду болѣе ужасномъ, чѣмъ о какомъ намъ обыкновенно говорятъ, потому что намъ приходится страдать для того, чтобы доставлять только другимъ наслажденія (Смѣхъ и рукоплесканія). Не думаете-ли вы, что если-бъ небо было сокрушено, то аду было-бы хуже? но тогда по крайней мѣрѣ кончился-бы каторжный нашъ трудъ (Продолжительныя рукоплесканія и крики: "вѣрно").
   Въ эту минуту въ одномъ концѣ подвала раздался шумъ: задержали человѣка, который тайкомъ записывалъ слова оратора. Это былъ очевидно шпіонъ. Въ одну минуту человѣкъ сто набросилось на него и избили его такъ, что онъ не только тотчасъ умеръ, но и утратилъ всякое подобіе человѣка. Трупъ его былъ немедленно выброшенъ на улицу. Трудно себѣ представить шумъ и смятеніе, которое послѣдовало затѣмъ. Но вскорѣ дверь широко раскрылась, и въ собраніе вошелъ отрядъ полицейскихъ въ нѣсколько сотъ человѣкъ съ револьверами и кастетами въ рукахъ. Они бросились на присутствовавшихъ, сыпали удары направо и налѣво, хватали всѣхъ, кого попало, а толпа разбѣгалась по всѣмъ направленіямъ, ища выходовъ. Максимиліанъ схватилъ меня и бѣднаго священника, который сидѣлъ на мѣстѣ уныло и растерянно, и вытолкалъ насъ на лѣстницу. Мы сквозь толпу пробрались на улицу, сѣли въ экипажъ и уѣхали. Когда мы, доставивъ священника на его квартиру, возвращались домой, Максъ сказалъ:
   -- Вы видите, мой милый Габріэль, кто изъ насъ правъ! Рабочій не ошибается, когда говоритъ, что ваши идеи нѣсколько запоздали. Сто лѣтъ тому назадъ вы могли организовать "братство справедливости" и спасти общество, а теперь осталось одно спасеніе: "братство разрушенія".
   -- О, дорогой другъ, не говорите этого. Разрушеніе! Что это значитъ? Это значитъ -- уничтоженіе всего того, что человѣческій умъ создавалъ втеченіи тысячелѣтій, свѣтопреставленіе, день послѣдняго Суда. Всѣ произведенія искусства, всѣ великія творенія литературы будутъ уничтожены и превратятся въ прахъ. А то, что есть дикаго, жестокаго, грубаго въ человѣческой природѣ, разнуздается и сокрушитъ все, что встрѣтитъ на своемъ пути. О, это ужасно, ужасно! Отъ одной этой мысли я холодѣю. Я понимаю, что такъ могутъ разсуждать бѣдствующіе, доведенные до отчаянія, униженные рабочіе,-- эти дѣти нищеты, и рабства. Они могутъ мечтать о томъ, чтобы разбить двери своей тюрьмы, хотя-бы отъ этого погибъ міръ. Но мы съ вами, милый другъ, воспитаны въ болѣе возвышенныхъ понятіяхъ. Мы знаемъ цѣну цивилизаціи. Мы знаемъ, что такое варварство, и знаемъ, что отъ его торжества никому лучше не будетъ. Я теперь достаточно познакомился съ вашимъ обществомъ и знаю, что его развѣтвленія распространяются всюду и что оно пробуждаетъ самыя опасныя страсти. Вамъ стоитъ только нажать пружину, -- и вы вызовете общій взрывъ. Безумія столѣтій нашли себѣ, выраженіе въ этой страшной организаціи на гибель человѣчества. Но, другъ мой, у васъ возвышенный умъ и благородное сердце. Скажите мнѣ, нѣтъ-ли иныхъ средствъ? Нельзя-ли предотвратить наступленіе этого дня кровавой расправы?
   Я продолжалъ говорить, а изъ глазъ моихъ струились слезы. Максъ нѣжно взялъ меня за руку и сказалъ:
   -- Дорогой Габріэль, я много думалъ объ этомъ, хотя не съ такою страстностью, какъ вы, и меня также страшило то, что вы называете общимъ катаклизмомъ, свѣтопреставленіемъ. Но передъ краснорѣчіемъ фактовъ безмолствуетъ мысль. Во время всякаго пожара бываетъ моментъ, когда огонь можетъ быть потушенъ нѣсколькими ведрами воды: но потомъ онъ разростается до такой степени, что требуется много бочекъ; наконецъ и самые смѣлые пожарные отступаютъ и предоставляютъ полную волю стихіи. Двѣсти лѣтъ тому назадъ мудрыя мѣры могли предотвратить бѣдствія, отъ которыхъ теперь гибнетъ міръ. Сто лѣтъ тому назадъ, чтобы спасти общество, потребовались-бы уже страшныя усилія со стороны всѣхъ благомыслящихъ людей. Теперь огонь уже выбивается изъ всякаго отверстія; крыша проваливается; стѣны трескаются; страшное пламя свирѣпствуетъ внутри зданія; оно обречено на гибель, и нѣтъ на землѣ силы, которая могла-бы его спасти; оно должно обратиться въ груду пепла и развалинъ. Что можемъ сдѣлать мы съ вами? Развѣ мы принесемъ пользу міру, если бросимся сами въ пламя и погибнемъ? Нѣтъ; мы наблюдаемъ дѣйствіе великихъ причинъ, которыя созданы не нами. Разъ человѣкъ допустилъ укорениться и разростись злу, онъ долженъ нести его послѣдствія. Наши предки были слѣпы, равнодушны, безсердечны, а мы живемъ въ такое время, когда сѣмена, посѣянныя ими, дали всходы. Они теперь покоятся въ могилахъ, которыя поросли цвѣтами, а мы несемъ отвѣтственность за ихъ грѣхи. Да и какъ приступить теперь къ реформамъ? Вы присутствовали въ сегодняшнемъ собраніи рабочихъ. Неужели вы ихъ считаете пригоднымъ матеріаломъ для реформъ? Одинъ изъ рабочихъ былъ правъ. Въ общемъ они конечно честны: но между ними не найдется ни одного человѣка, который устоялъ-бы передъ десятью долларами, когда его мучитъ голодъ, когда въ сердцѣ у него отчаяніе. Подумайте, что такое для нихъ десять долларовъ. Вѣдь это пища, одежда, веселіе,-- все, въ чемъ они нуждаются. Десять долларовъ открываютъ имъ небо... по крайней мѣрѣ на нѣсколько дней. Да что и толковать; они готовы заложить свою душу, продать Христа за сто долларовъ! И не они въ этомъ виноваты, а тѣ, кто далъ имъ дойти до такого состоянія. А куда вы еще обратитесь? Къ газетамъ? Но онѣ въ тысячу разъ безчестнѣе, чѣмъ рабочіе. Въ законодательныя собранія? Но вѣдь въ нихъ царствуетъ полное растлѣніе. Только богатые и располагающіе властью могутъ совершить реформы; но они признаютъ ихъ лишними. Для нихъ жизнь -- ясный, безоблачный день; цивилизація означаетъ ихъ торжество; они живутъ на небѣ и имъ не нужно другого рая. Они такъ долго дѣйствовали успѣшно, что теперь смѣются при мысли о возстаніи массъ, собирающихся ихъ свергнуть.
   -- Но, сказалъ я:-- если къ нимъ обратиться съ воззваніемъ, если ихъ убѣдить, что имъ угрожаетъ страшная опасность, если затронуть въ нихъ лучшія человѣческія чувства, то неужели они не примутъ къ сердцу участь народныхъ массъ? Не можетъ быть, чтобъ всѣ они были такъ развращены и безсердечны, какъ князь Кабано и члены совѣта!
   Максъ отвѣтилъ:
   -- Да развѣ вы уже не пытались обратиться къ нимъ съ воззваніемъ? Лучшій изъ нихъ, вѣроятно, повѣсилъ-бы васъ. Неужели вы думаете, что для облегченія бѣдствіи ближняго, они откажутся хотя-бы отъ десятой доли своихъ богатствъ и наслажденій? Если вы это воображаете, то вы имѣете очень слабое понятіе объ ихъ безсердечіи. Вы совершенію правы, когда говорите, что жизненный принципъ христіанства заключается въ любви къ ближнему. Но христіанскія чувства давно уже исчезли среди плутократовъ. Наука увеличила ихъ знанія на сто процентовъ, а ихъ тщеславіе на тысячу процентовъ. Чѣмъ больше они узнаютъ о вещественномъ мірѣ, тѣмъ меньше они понимаютъ духовный. Знакомясь съ природою, они забываютъ о Богѣ.
   -- О, воскликнулъ я,-- вѣдь это ужасная мысль! Мнѣ кажется, что человѣкъ, имѣющій глаза, не можетъ не видѣть тысячу доказательствъ существованія Бога, отвергаемыхъ слѣпцомъ: равнымъ образомъ лицо, изучившее природу, лучше видитъ доказательства существованія верховнаго Руководителя. Ничтожная былинка свидѣтельствуетъ о Немъ. Какая сила заставляетъ ее произростать, зеленѣть и цвѣсти? Кто наполняетъ ее соками и веществомъ, которое потомъ превращается въ кровь и плоть милліоновъ животныхъ? Какой пробѣлъ существовалъ-бы въ природѣ, если-бы растеній не было или если-бы они были несъѣдобны и ядовиты? Кто постоянно заботится о питаніи корней, о всходахъ и плодахъ для того, чтобы поддерживать жизнь безчисленныхъ поколѣній? Поэтому каждая травка, поднимающаяся своимъ тонкимъ стеблемъ къ небу, свидѣтельствуетъ о вѣчномъ, милосердномъ Богѣ. Страшно подумать, что человѣкъ можетъ все глубже и глубже проникать въ сущность природы и въ то-же время утрачивать способность здраво разсуждать. Разумъ перестаетъ понимать разумъ, и только прахъ понимаетъ прахъ. Это -- самоубійство души.
   -- Да, плутократы дошли до этого, сказалъ Максъ.-- Завтра -- воскресенье, мы пойдемъ въ одну изъ нашихъ церквей, и вы увидите сами, какъ далеко зашли люди въ своемъ слѣпомъ поклоненіи доллару и безсердечномъ пренебреженіи къ бѣднымъ.
   

XXI.
Проповѣдь XX столѣтія.

   Мы съ Максомъ вошли въ церковь. Это было великолѣпное зданіе, пышный, модный храмъ чрезвычайно изящной архитектуры, состоявшій изъ разноцвѣтнаго мрамора и окруженный колоннами. У дверей стояли швейцары въ нарядныхъ ливреяхъ. Они отгоняли бѣдно одѣтыхъ людей. Это зданіе считалось только по названію церковью, а въ сущности было аристократическимъ клубомъ.
   При входѣ мы замѣтили множество мраморныхъ статуй. Любопытный примѣръ эволюціи, совершившійся въ религіозныхъ воззрѣніяхъ за послѣднее время, представляютъ эти статуи, которыя не служатъ олицетвореніемъ жившихъ нѣкогда людей или какихъ-нибудь миѳовъ или древнихъ преданій. До Христа скульпторъ изображалъ въ своихъ статуяхъ языческія божества, напоминавшія какую-нибудь страничку исторіи. Бахусъ служилъ воспоминаніемъ о древнемъ народѣ, который перенесъ виноградникъ въ Европу и Африку, Церера -- о народѣ, научившемъ людей земледѣлію. Зевсъ. Геркулесъ, Сатурнъ и другіе боги были, по всей вѣроятности, какъ думалъ Сократъ, смертные, перенесенные на Олимпъ. Конечно, и христіанское искусство было полно прекрасныхъ намековъ на жизнь Христа, святыхъ и мучениковъ. Но статуи, которыя мы здѣсь видѣли, были ничто иное, какъ чудныя изображенія нашихъ человѣческихъ тѣлъ, мужскихъ и женскихъ, чрезвычайно красивыхъ, но не имѣвшихъ ничего общаго съ религіозными преданіями.
   Мы прошли мимо всѣхъ этихъ произведеній искусства и вступили въ великолѣпную залу. Въ отдаленномъ концѣ его возвышалась эстрада, вся утопавшая въ роскошныхъ цвѣтахъ. Свѣтъ проникалъ изъ боковыхъ разноцвѣтныхъ оконъ, и вся зала, казалось, залита этимъ волшебнымъ свѣтомъ. По стѣнамъ висѣло множество картинъ. Всѣ онѣ представляли собою произведенія выдающихся художниковъ, но ни одна не имѣла отношенія къ религіи и мы могли принять даже одну изъ нихъ за изображеніе Венеры, выходящей изъ морскихъ волнъ.
   Середина залы походила на обширную читальню. Тутъ не было ничего такого, что настраивало-бы мысль на молитву; но тутъ были мягкія скамейки, снабженныя подушками и всѣмъ, что могло увеличить комфортъ. Зала была наполнена большею частью женщинами. Между ними были замѣчательныя красавицы, и даже пожилыя женщины казались свѣжими и моложавыми, благодаря разнымъ косметикамъ, слишкомъ хорошо извѣстнымъ аристократіи. Замѣчу кстати, что долговѣчность высшихъ классовъ и преждевременное истощеніе нисшихъ составляетъ характеристическую черту современныхъ обществъ. Эти женщины, какъ и тѣ, которыхъ я видѣлъ въ отелѣ "Дарвинъ", при всей красотѣ казались жестокими, бездушными; пухлыя, красныя губы выражали чувственность, которая на-ряду съ блескомъ глазъ обличала въ нихъ, ничто иное, какъ красивыхъ самокъ.
   Швейцаръ провелъ насъ впередъ и указалъ мѣсто на скамьѣ, покрытой толстымъ ковромъ. На ней сидѣла уже какая-то молодая дама замѣчательной красоты. Она взглянула на насъ смѣло, безъ всякой застѣнчивости и слегка улыбнулась. Мы усѣлись. Въ это время пѣли -- не скажу молитву, но пѣсню на тему: "Красота и добро" или что-то въ этомъ родѣ. Музыка и слова были очень гармоничны, но не имѣли отношенія ни къ религіи, ни къ Богу, ни къ небу, ни къ чему-либо священному. Молодая дама подсѣла ближе ко мнѣ и предложила мнѣ слѣдить за пѣніемъ по ея книгѣ. Она сама пѣла довольно пріятнымъ голосомъ, но безъ всякаго выраженія.
   Вскорѣ на эстрадѣ появился проповѣдникъ. Максъ объяснилъ мнѣ, что это профессоръ Одайярдъ, одинъ изъ выдающихся философовъ и ораторовъ, но человѣкъ не отличавшійся высокою нравственностью. Это былъ высокій, коренастый, цвѣтущій мужчина съ темнымъ цвѣтомъ лица, пухлыми губами, съ большой бородой, черными волосами и такими-же глазами.
   Онъ обладалъ пріятнымъ, гармоническимъ голосомъ и очевидно долго совершенствовался въ ораторскомъ искусствѣ. Онъ говорилъ съ большимъ одушевленіемъ и жестикулировалъ какъ актеръ.
   Онъ началъ съ того, что познакомилъ присутствовавшихъ съ новымъ научнымъ открытіемъ, сдѣланнымъ въ Германіи профессоромъ фонъ-деръ-Слаге. Оказывалось, что тѣло человѣка и другихъ животныхъ и что даже неодушевленные предметы состоятъ изъ живыхъ бациллъ, но только не въ смыслѣ болѣзнетворныхъ бациллъ или паразитовъ, а такъ, что всякое вещество образуется изъ живыхъ организмовъ, слѣдовательно нѣтъ вещества безъ жизни, все существующее живетъ и само вещество есть ничто иное, какъ жизнь.
   Затѣмъ онъ перешелъ къ важному открытію Орегонскаго профессора Томаса О'Конора, обѣщавшаго положить конецъ всѣмъ болѣзнямъ на землѣ и продлить человѣческую жизнь до возраста древнихъ патріарховъ. Болѣе ста лѣтъ тому назадъ уже сдѣлано было наблюденіе, что когда болѣзнетворныя бактеріи разводились для научныхъ цѣлей, около ихъ колоній, черезъ нѣкоторое время образовались колоніи другихъ бактерій, ихъ пожиравшихъ.
   По мнѣнію профессора О'Конора, въ силу закона природы жизнь пожираетъ жизнь и всѣ живыя существа имѣютъ своихъ враговъ, которые задерживаютъ ихъ чрезмѣрное размноженіе: олень пожирается волками; голуби становятся добычею ястреба, мошки -- стрекозы и т. д.
   Точно также и бактеріи всѣхъ видовъ, по мнѣнію профессора О'Конора, пожираются другими бактеріями. Выздоровленіе означаетъ, что болѣзнетворные микробы уничтожены своими естественными врагами, прежде чѣмъ онѣ успѣли размножиться въ опасныхъ размѣрахъ: смерть-же наступаетъ тогда, когда жизненныя силы организма угасаютъ до окончанія этого процесса. Поэтому профессоръ находитъ, что лекарствомъ противъ болѣзни служитъ среда, въ которой болѣзнетворныя бактеріи погибаютъ, и что эту жидкость необходимо вводить въ кровь больного. Это все равно, что напустить хорьковъ въ амбаръ, переполненный крысами. Невидимыя бациллы проникаютъ въ организмъ, вступаютъ въ борьбу съ своими врагами, пожираютъ ихъ, и человѣкъ выздоравливаетъ. Когда въ обществѣ распространяется эпидемическая болѣзнь, то слѣдуетъ всѣмъ привить соотвѣтственную жидкость, и если странствующій микробъ проникнетъ въ организмъ человѣка, то онъ погибнетъ раньше, чѣмъ успѣетъ размножиться. Профессоръ утверждаетъ, что даже самое старчество объясняется въ значительной степени присутствіемъ въ организмѣ бациллъ и что можно создать вѣчную молодость, если только найденъ будетъ соотвѣтственный микробъ, который уничтожаетъ микробъ, подтачивающій жизненныя силы старика.
   Далѣе профессоръ коснулся новаго изобрѣтенія калифорнійскаго ученаго Генри Майерса. Послѣднему удалось при помощи телефона установить сношенія съ невидимыми существами, насъ окружающими,-- не духами или привидѣніями, а съ такими-же организмами, какъ мы сами, но до сихъ поръ недоступными нашимъ чувствамъ. Это -- новыя формы вещества, но состоящія изъ безконечно мелкихъ атомовъ. Они одарены разумомъ, подобно намъ, но не столь развитымъ и могущественнымъ. По всей вѣроятности, эти тѣнеподобныя земныя существа и вызвали множество повѣрій о духахъ, привидѣніяхъ, домовыхъ, ангелахъ и демонахъ, лѣшихъ и русалкахъ. Теперь открыта возможность точныхъ наблюденій въ этой области и трудно сказать, какъ велико разнообразіе этихъ существъ,-- развивалъ свою мысль проповѣдникъ. Замѣчательно, что наши предки никогда объ этомъ не догадывались. Они однако знали, что есть звуковыя волны, не доступныя нашему слуху, и свѣтовыя волны, не доступныя нашему глазу. Отсюда прямо слѣдуетъ, что въ природѣ можетъ быть безконечное множество жизненныхъ формъ недоступныхъ нашимъ чувствамъ. Такъ напримѣръ, въ этомъ самомъ помѣщеніи могутъ находиться дома, мастерскія и рынки, масса существъ, которыя насъ окружаютъ, но вещество которыхъ такъ тонко, что они проходятъ черезъ наше вещество, а мы черезъ ихъ вещество, нисколько не нарушая ихъ цѣлости. Все, что мы знаемъ о природѣ, свидѣтельствуетъ объ ея безконечномъ творчествѣ въ созданіи формъ жизни, и такимъ образомъ то, что прежде называлось духомъ, ничто иное, какъ самое тонкое вещество.
   Аудиторія состояла очевидно изъ очень развитыхъ и образованныхъ людей; они слушали проповѣдника съ величайшимъ вниманіемъ. Я самъ начиналъ понимать, что въ такой матеріалистическій вѣкъ проповѣдники могутъ сохранить свое обаяніе, только если они будутъ собирать втеченіи недѣли всѣ литературныя и научныя новинки, появившіяся въ печати, извлекать изъ нихъ сущность, тщательно ихъ перерабатывать, и подносить по воскресеньямъ слушателямъ въ привлекательной формѣ. Такимъ образомъ священникъ можетъ пережить упадокъ вѣры, превратившись въ свѣтскаго обозрѣвателя, лектора-импровизатора.
   "Природа,-- продолжалъ ораторъ, -- неумолима въ своихъ законахъ и въ то-же время щедра въ своихъ дарахъ. Взглянемъ напримѣръ на маленькую полевую мышь. Подумайте, какое искусное сочетаніе костей, мускуловъ, нервовъ и жилъ представляетъ она? Все это скрыто подъ тонкою, красивою, блестящею шкуркою. Приглядитесь къ безчисленнымъ приспособленіямъ этого маленькаго животнаго. Въ немъ горячая, быстро волнующаяся кровь, блестящіе глаза, обладающіе чудесными свойствами, чуткій мозгъ, способный воспринимать самыя разнообразныя ощущенія: любовь, страхъ, надежду: замѣтьте также эту сложную систему нервовъ, своего рода телеграфный аппаратъ, связывающій мозгъ съ глазами, ушами и быстрыми маленькими ножками. Тотъ, кто хотя-бы на-половину изучилъ этого маленькаго звѣрка, невольно воскликнетъ: "Какъ велико доброжелательство природы, снабдившей даже маленькую полевую мышь такими средствами самозащиты: чуткими ушами, зоркими глазами, прыткими ногами!" Но присмотритесь ближе, братья мои, и чтоже вы увидите? Эта самая доброжелательная природа сотворила другое существо, которое подстерегаетъ этого маленькаго, пугливаго звѣрка и даже въ минуты его безмятежнаго счастья и спокойствія вдругъ разрываетъ его на куски. Для этой цѣли природа одарила болѣе крупнаго звѣря цѣлой системой столь-же замѣчательныхъ приспособленій: она дала ему глаза, которые видятъ въ темнотѣ, острые зубы и когти, гибкіе члены, терпѣніе и желудокъ, требующій крови невинныхъ звѣрковъ.
   "Какой-же урокъ можемъ мы извлечь для себя въ нашъ высокообразованный вѣкъ изъ этихъ фактовъ? Только одинъ: исполненіе предначертаній природы вызываетъ жестокость, страданія, несправедливость, разрушеніе, смерть...
   "Въ прежнее время существовала довольно многочисленная школа филантроповъ, -- къ счастью, весьма рѣдко встрѣчающихся нынѣ,-- утверждавшихъ, будто-бы человѣкъ не можетъ быть счастливъ, когда ближній его страдаетъ; будто-бы мы должны отказаться отъ доли наслажденій, чтобы облегчить страданія другихъ. Но, друзья мои, развѣ природа учитъ чему-либо подобному, когда она заставляетъ кошку пожирать мышь. Нѣтъ, природа, снабжаетъ всякое существо орудіями для разрушенія и убійства.
   "Если она въ своей безконечной производительности дала жизнь милліонамъ человѣческихъ существъ, для которыхъ нѣтъ мѣста на землѣ, то что намъ за дѣло до этого, братья? Не мы ихъ создали и не мы просили дать имъ жизнь. Поэтому кормить ихъ -- дѣло природы, а не наше. Развѣ мы лучше природы? Развѣ мы мудрѣе ея? Можемъ-ли мы, какъ-бы въ укоръ нашей великой матери, принимать на себя заботу о людяхъ, о которыхъ она не печется? Если въ ея намѣренія входило сдѣлать всѣхъ людей счастливыми, то почему-же она не позаботилась объ этомъ? Она -- всемогуща. Она допускаетъ зло, между тѣмъ какъ могла-бы однимъ дуновеніемъ своимъ устранить его навсегда. Но существованіе зла входило въ ея намѣренія, когда она создала міръ. Она равнодушна къ раздающимся вокругъ насъ воплямъ, сливающимся въ несмолкаемый стонъ. Холодными глазами безстрастно взираетъ всемогущая богиня на человѣческія страданія. Ея платье смочено кровью; она творитъ -- разрушая, создаетъ жизнь -- сѣя всюду смерть. Жестокіе идолы язычниковъ вѣрно изображали природу, исключая изъ нея милосердіе,-- это чуждое намъ растеніе, перенесенное на несвойственную ему почву.
   "Пусть стоны раздаются! Зачѣмъ намъ смущаться ими? Мы не можемъ помочь страждущимъ. Въ древнее время говорили: "много званыхъ, мало избранныхъ". Наши предки придавали извѣстное толкованіе этому тексту. Но мы понимаемъ его иначе: много званыхъ для страданій, мало избранныхъ для наслажденія. Къ чему-же намъ о нихъ безпокоиться! Они составляютъ необходимую принадлежность человѣческаго общества. Предоставимъ-же ихъ природѣ: она ихъ создала, пусть-же она сама заботится о нихъ!
   "Итакъ, братья, будемъ радоваться, что мы предназначены для счастья. Для насъ существуютъ: музыка, живопись, скульптура, упоеніе танца, поэзія, краснорѣчіе, благоуханіе цвѣтовъ, изысканныя явства, искрящіяся вина, а превыше всего любовь, любовь, -- возбуждающая и упоительная любовь, съ ея пылающими ланитами, горящими устами, пылкими объятіями, жгучими поцѣлуями, трепещущею грудью, съ ея сочетаніемъ красоты и обаятельности".
   Тутъ моя молодая сосѣдка ближе придвинулась ко мнѣ и взглянула на меня взглядомъ, въ истинномъ значеніи котораго не могъ ошибиться ни одинъ сынъ Адама. Я подумалъ объ Эстеллѣ, отвернулся отъ моей сосѣдки и продолжалъ слушать проповѣдь. Она мнѣ казалась безсердечной и гнусной: но проповѣдникъ былъ въ такомъ экстазѣ, говорилъ съ такою страстностью, что я заинтересовался имъ съ психологической точки зрѣнія. Я невольно подумалъ о томъ вѣковомъ процессѣ, который довелъ людей до такого страннаго сочетанія умственнаго развитія съ чисто-животною чувственностью. Въ основаніи всего этого лежало равнодушіе къ бѣдствіямъ и страданіямъ ближнихъ.
   "Будемъ пѣть и веселиться, гремѣлъ проповѣдникъ: хотя-бы намъ пришлось плясать на могилахъ. Будемъ черпать силу наслажденія въ бѣдствіяхъ міра. Когда мы слышимъ шумъ бури, свирѣпствующей на улицѣ, намъ тѣмъ пріятнѣе сидѣть въ уютномъ уголкѣ и грѣться у камелька. Древніе египтяне имѣли обыкновеніе приносить на пиршества муміи своихъ покойниковъ, чтобъ напоминать присутствующимъ о скоротечности жизни. Это былъ безразсудный обычай. Люди созданы, чтобъ пировать и затѣмъ умереть: то и другое -- въ природѣ вещей. Когда мы сходимся, чтобъ веселиться. будемъ открывать настежъ наши окна, чтобъ видѣть голодную толпу пѣшеходовъ, проходящихъ мимо нашихъ домовъ. Ихъ истомленныя блѣдныя лица и впалые глаза въ сущности могутъ только усилить нашъ аппетитъ. Мы тогда съ чувствомъ удовлетворенія будемъ думать, что если въ мірѣ не все идетъ хорошо, то мы по крайней мѣрѣ стоимъ надъ общимъ бѣдствіемъ и пользуемся счастіемъ.
   "Поэтому, дѣти мои, веселитесь и пользуйтесь богатствомъ, здоровьемъ, силою, удовольствіями и любовью. Вы -- цвѣтъ и вѣнецъ человѣчества. Не смущайтесь ни на минуту чужими страданіями. Смерть -- конецъ всему: сознанію, ощущенію, счастью. Если вы уже не въ состояніи наслаждаться, то вамъ нечего жить, потому что конецъ любви -- смерть.
   "Но что такое любовь? Любовь есть взаимное тяготѣніе двухъ существъ, естественное влеченіе и соединеніе двухъ душъ, создающее жизнь,-- торжествующую жизнь.
   "Что за могущественный двигатель -- любовь! Она столь всеобъемлюща, какъ природа. Взаимное сцѣпленіе химическихъ элементовъ, притяженіе солнцъ и планетъ, все это любовь. Взгляните, какъ растеніе разбрасываетъ свою пыль, а вѣтеръ ее разноситъ и осаждаетъ на однородныхъ цвѣткахъ! Среди благоуханія и сладостнаго дуновенія зефира и здѣсь совершается великая тайна жизни. Растеніе лишено разума, но любовь и ему доступна.
   "Когда мы созерцаемъ весь этотъ сложный механизмъ, при помощи котораго божественная природа,-- безучастная къ страданіямъ, грѣху и смерти, но нѣжная и благосклонная къ рожденію и жизни -- поощряетъ любовь, дѣлаетъ ее могущественной и всепокоряющей силой, можемъ-ли мы сомнѣваться, что конечная цѣль жизни -- любовь? Какою жалкою и безплодною представляется намъ жизнь людей, бѣжавшихъ отъ любви въ пустыни. Оскорбленная природа мстила имъ за себя и посѣщала ихъ въ сновидѣніяхъ: бѣлыя руки и любящія уста женщины преслѣдовали ихъ жгучими ласками въ видѣніяхъ, съ которыми они тщетно боролись...
   "О, братья, любите всѣми фибрами вашего существа. Любовь торжествуетъ надъ смертью, потому что только любовь увѣковѣчиваетъ жизнь. Любовь -- жизнь, любовь -- вѣра, любовь -- во всемъ, любовь -- все!"
   Закончивъ свою проповѣдь этимъ восклицаніемъ, онъ сѣлъ среди шумныхъ рукоплесканій, словно мы были не въ молитвенномъ домѣ, а въ театрѣ.
   Мнѣ нечего пояснять тебѣ, дорогой Генрихъ, что я былъ возмущенъ этою проповѣдью до глубины души. Я привыкъ слышать въ нашей маленькой церкви чистое ученіе о нравственности, милосердіи, любви къ ближнему и не могъ совладать съ собою, выслушавъ эту жестокую, безсердечную, проникнутую чувственностью проповѣдь. Ея краснорѣчіе напоминало мнѣ цвѣты, прикрывающіе ядовитыхъ змѣй.
   Но присутствовавшіе повидимому давно привыкли къ подобнымъ проповѣдямъ, и проповѣдникъ былъ обязанъ своимъ успѣхомъ преимущественно тому, что онъ смѣло и открыто одобрялъ чувства, одушевлявшія этихъ людей. Они прислушивались съ жаднымъ вниманіемъ къ этому краснорѣчивому отголоску и оправданію своихъ стремленій, къ этому возрожденію язычества. Женщины подсаживались ближе къ мужчинамъ, и я замѣтилъ быстрый обмѣнъ взглядовъ, ясно видѣлъ, что слова проповѣдника падаютъ на воспріимчивую почву.
   Запѣли другой хоралъ; затѣмъ послышался шорохъ шелковыхъ и атласныхъ платьевъ. Присутствовавшіе начали расходиться. Проповѣдникъ продолжалъ сидѣть на своемъ диванчикѣ и отиралъ широкій лобъ платкомъ. Видимо, рѣчь его сильно утомила. Во мнѣ-же такъ и кипѣло негодованіе. Я не могъ дольше сдержать себя, вскочилъ и сказалъ громкимъ голосомъ, обратившимъ на себя вниманіе выходившей толпы:
   -- Почтенный сэръ, позвольте иностранцу высказать нѣсколько замѣчаній по поводу вашей проповѣди.
   -- Сдѣлайте одолженіе, отвѣтилъ проповѣдникъ очень вѣжливо.-- Мы всегда рады преніямъ. Неугодноли вамъ на платформу?
   -- Если позволите, я буду говорить съ мѣста, отвѣтилъ я.-- Скажу вамъ только, что я чрезвычайно огорченъ и смущенъ вашею рѣчью. Развѣ вы слѣпы, развѣ вы не видите, что христіанство имѣетъ совершенно иное значеніе, что оно возникло, какъ противовѣсъ жестокости и грубости прежнихъ временъ. Развѣ великое ученіе объ эволюціи, въ которое вы вѣрите, не говоритъ вамъ того-же. Человѣкъ былъ первоначально животнымъ, потомъ сталъ вести лучшую жизнь, хотя все еще остался дикаремъ, разбойникомъ и хищникомъ. Впослѣдствіи сложилась цивилизація, культура, филантропія. Не виденъ-ли въ этомъ развитіи человѣческаго общества перстъ Божій, указавшій человѣку его путь? Да, онъ долженъ стремиться къ постепенному совершенствованію, пока не одолѣетъ въ себѣ окончательно грѣха. Не таково ваше ученіе. Ваша вѣра ведетъ не впередъ, а назадъ -- къ троглодитамъ, разбивавшимъ своимъ жертвамъ кости, чтобъ извлечь изъ нихъ мозгъ для своихъ пиршествъ. Ваша проповѣдь была-бы умѣстна тамъ, среди дикарей (Сильное волненіе среди присутствующихъ).
   "А что такое ваша -- любовь. Въ ней нѣтъ ничего, кромѣ скотскаго чувства. Подобно древнимъ грекамъ и римлянамъ, вы обоготворяете низменные инстинкты природы. Вы изгоняете изъ храма чистыя стремленія, милосердіе, мысли, окрыляющія душу и возносящія ее къ небу, и оскверняете храмъ низменными инстинктами, чувственностью, которая до того охладѣваетъ душою, что, придавая человѣку грубый, отвратительный видъ, дѣлаетъ его недоступнымъ къ истинной любви, вянущей въ немъ, какъ подкошенный морозомъ цвѣтокъ.
   "О, близорукій проповѣдникъ! Развѣ вы не видите, что христіанство было новою силою, посланною самимъ небомъ, чтобъ смягчить суровые слѣпые законы природы, которымъ вы поклоняетесь. Въ ней есть много дикаго, неумолимаго, какъ та вѣра, которую вы исповѣдуете. Явился Богъ и смягчилъ, облагородилъ дикаря; затѣмъ явился Его Сынъ и открылъ намъ, что сущность религіи заключается въ любви къ ближнему и къ Богу, что Отецъ его исцѣляетъ больныхъ, кормитъ голодныхъ, даетъ кровъ бездомному и поддерживаетъ падающаго. Вотъ какова истинная любовь. Это не то, что вы называете любовью,-- не то, что воспламеняетъ эти лица страстью и зажигаетъ въ этихъ глазахъ вожделѣніе".
   Я продолжалъ говорить въ этомъ духѣ. Рѣчь моя лилась плавно, и я былъ этому очень радъ, какъ вдругъ одна молодившаяся старуха, стоявшая возлѣ меня, нарумяненная и набѣленная, съ фальшивою гутаперчевою грудью и плечами, не помня себя отъ гнѣва, швырнула въ меня большою, толстою книгою. Преклонный возрастъ не помѣшалъ почтенной дамѣ прицѣлиться въ меня очень мѣтко и нанести мнѣ довольно сильный ударъ. Книга попала мнѣ прямо въ правое ухо, такъ что я пошатнулся и упалъ на Макса. Когда я оправился отъ этого удара и, ни сколько не смутившись происшедшимъ, собирался продолжать свою рѣчь, на меня со всѣхъ сторонъ посыпались книги, подушки, зонтики, калоши и другіе предметы. Я замѣтилъ, что всѣ присутствующіе -- мужчины и женщины -- поднялись съ своихъ мѣстъ и шли на меня. Я хотѣлъ изложить имъ еще нѣсколько вѣскихъ доводовъ, но Максъ, не любившій богословскихъ преній и испугавшійся предстоящей битвы съ амазонками, схватилъ меня за руку и буквально вытолкалъ изъ церкви. Я однако продолжалъ осыпать упреками проповѣдника, который отвѣчалъ мнѣ потоками брани. Женщины вопили, мужчины кричали. Да, это была интересная сценка!
   -- Пойдемте скорѣй, говорилъ мнѣ Максъ: -- васъ, пожалуй, еще арестуютъ, и это все испортитъ.
   Онъ втолкнулъ меня въ экипажъ. Не смотря на то, что я весь находился подъ впечатлѣніемъ разыгравшейся сцены, я невольно засмѣялся, когда, оглянувшись назадъ, увидѣлъ толпу, тѣснившуюся на паперти. Всѣ дико жестикулировали: только нѣсколько сострадательныхъ дамъ цѣловали проповѣдника -- ахъ, какой оні былъ милый!-- чтобъ утѣшить его за нанесенное ему мною оскорбленіе. Я невольно вспомнилъ осиное гнѣздо, на которое нечаянно наступилъ мальчишка.
   -- Ну, ладно, сказалъ Максъ:-- странный вы человѣкъ! Вы когда-нибудь поплатитесь жизнью за свое выходки. Если-бъ я не зналъ васъ хорошо, то могъ-бь подумать, что вы -- сумасшедшій. И что вамъ за охота постоянно соваться не въ свое дѣло! Вѣдь вы ихъ не убѣдите, какъ не могли убѣдить и олигарховъ.
   -- Однако, милый другъ, не могъ-же я не сказать этому старому плуту, что я о немъ думаю. Можетъ быть, это все-таки принесетъ нѣкоторую пользу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ Максъ,-- единственный проповѣдникъ, который можетъ убѣдить это собраніе -- это Цезарь Ломелини. Цезарь конечно будетъ похуже ихъ всѣхъ,-- а это много значитъ. Но разница между ними та, что они уже заручились разными благами міра, а Цезарь ихъ только еще добивается. Есть впрочемъ еще разница между ними: они -- дрессированные звѣри, Цезарь -- дикій звѣрь.
   

XXII.
Эстелла и я.

   Ты самъ поймешь, дорогой Генрихъ, какъ я сильно люблю Эстеллу. Я ее обожаю не только за ея красоту, не поддающуюся никакому описанію, но и за нравственный ея обликъ, который возбуждаетъ во мнѣ глубокое уваженіе, почти благоговѣніе. Ея внѣшность служитъ только яснымъ и чистымъ выраженіемъ возвышенной и прекрасной души, на которой нѣтъ ни одного пятнышка и. которая не способна на какое-либо дурное движеніе. Эстелла -- олицетвореніе доброты и кромѣ того въ ней есть много наслѣдственныхъ чертъ: большая твердость характера и неустрашимость, доходящая при случаѣ до героизма и самоотреченія. Но это не лишило ея женственности: она -- женщина въ полномъ смыслѣ этого слова, безъ всякой рѣзкости и угловатости, нѣжная и любящая. Тебѣ, дорогой братъ, будутъ вполнѣ понятны мои чувства, такъ какъ и ты самъ любишь. Я не въ силахъ жить безъ нея, къ тому-же я не могу считать себя несчастнымъ обожателемъ, потому что она созналась мнѣ въ любви въ минуту страшной опасности. Да, въ "любви". Это слово она сама употребила, а взглядъ, сопровождавшій его, придавалъ ея признанію особенное значеніе. Тѣмъ не менѣе могъ-ли я воспользоваться этимъ признаніемъ? При ея полномъ одиночествѣ и сиротствѣ могъ-ли я добиваться ея расположенія? Но въ то-же время могу-ли я оставить ее одну среди приближающихся опасностей? Если-бы она жила счастливая въ семьѣ, имѣла отца, мать, сестеръ, братьевъ, если-бы ей улыбалась мирная будущность, я, можетъ быть, рѣшился броситься къ ея ногамъ и просить ея руки: Но теперь! Она вѣдь одинокая, несчастная дѣвушка? Что мнѣ было дѣлать? Дни и ночи я размышлялъ надъ этимъ вопросомъ и наконецъ придумалъ, какъ мнѣ быть.
   Я отправился къ ней. Изъ дворца князя она бѣжала, въ чемъ была, и теперь приходилось пополнять гардеробъ. Женщина можетъ быть героиней, но она остается женщиной. Жанна д'Аркъ вѣроятно думала не мало о чепцѣ и лентахъ. Эстелла совѣтовалась съ портнихой. Я спросилъ, могу-ли я съ ней говорить? Она взглянула на меня, немного покраснѣла и направилась въ другую комнату. Я заперъ дверь.
   -- Милая Эстелла, сказалъ я: -- знаете чѣмъ я занимался за послѣднее время? Я сочинялъ волшебную сказку.
   -- Это, сказала она съ улыбкой,-- странное времяпрепровожденіе для философа и филантропа.
   -- Можетъ быть, отвѣтилъ я,-- въ томъ-же шутливомъ тонѣ:-- но у меня есть поэтическая жилка, которая заставляетъ меня пускаться въ такого рода сочинительство. Однако вотъ что! Я никакъ не могу придумать развязку и разсчитываю на вашу помощь.
   -- Я васъ слушаю, отвѣтила она.-- Разсказывайте вашу сказку. Нѣтъ, подождите минутку; я принесу какую-нибудь работу и буду слушать васъ, съ сознаніемъ, что не теряю напрасно времени.
   -- А, такъ вы думаете, что напрасно потеряете время, если будете меня слушать?
   -- Нѣтъ, отвѣтила она смѣясь:-- не васъ, а вашу волшебную сказку.
   Она вернулась черезъ нѣсколько минутъ, и мы усѣлись. Я старался скрыть свои чувства подъ напускною веселостью, а Эстелла слушала меня внимательно, не отрывая глазъ отъ работы.
   -- Надо вамъ сказать, началъ я,-- что моя сказка называется:
   

Сказка о принцессѣ "Очаровательной" и рыцарѣ "Слабосердомъ".

   "Жила-была,-- вы знаете, что всѣ сказки такъ начинаются,-- въ пышномъ дворцѣ красавица-принцесса. Звали ее "Очаровательною". Она во всѣхъ отношеніяхъ заслуживала своего имени, потому что была и очень добра, и очень красива. Но въ одинъ прекрасный день страшный карликъ опустошилъ страну, убилъ множество народа, умертвилъ отца и мать принцессы, отнялъ у нея ея чудный дворецъ и отвезъ ее къ старой и злой колдуньѣ Катэль, которая по цѣлымъ днямъ сидѣла, окруженная черными котами, у огня, варила волшебныя снадобья и продавала ихъ. Между покупателями былъ кровожадный великанъ, жившій по близости отъ Катэль въ своемъ замкѣ. Его звали людоѣдомъ Редгоромъ. Онъ питался человѣческимъ мясомъ и покупалъ у вѣдьмы чары, при помощи которыхъ заманивалъ мужчинъ, женщинъ и дѣтей въ свою страшную берлогу, окруженную грудами костей убитыхъ и съѣденныхъ имъ людей. Когда онъ явился къ Катэль, она предложила ему купить молодую красавицу. Онъ отвѣтилъ, что охотно купитъ ее для пиршества, которое собирается устроить своимъ товарищамъ-великанамъ. Вѣдьма показала ему красавицу "Очаровательную", сидѣвшую въ слезахъ на полу кухни среди золы. Онъ ощупалъ ея плечи, чтобы увѣриться, насколько ея тѣло годится для пиршества, и остался доволенъ. Они уговорились съ вѣдьмой относительно цѣны.
   "Вскорѣ послѣ того онъ ужъ мчался съ бѣдной принцессой въ свой замокъ. Онъ держалъ ее подъ мышкой, а она оглашала воздухъ горестными воплями и криками о помощи.
   "Въ это время по дорогѣ проѣзжалъ странствующій рыцарь, по прозванію "Слабосердый". Онъ ѣхалъ изъ далекаго края. Одѣтъ онъ былъ въ стальную броню и вооруженъ копьемъ. Услыхавъ жалобные крики принцессы, она пришпорилъ коня и бросился впередъ. Онъ уже занесъ копье надъ великаномъ, но тотъ выпустилъ изъ рукъ принцессу, проворно отскочилъ въ сторону и, схвативъ копье рыцаря, разломалъ его на мелкіе куски. Затѣмъ они скрестили свои мечи и начался страшный поединокъ. Принцесса "Очаровательная" опустилась на колѣни у большой дороги и долго, горячо молилась за успѣхъ добраго рыцаря "Слабосердаго". Послѣдній хотя и былъ слабъ сердцемъ, отличался мужествомъ и силою; онъ послѣ нѣсколькихъ могучихъ ударовъ отрубилъ голову людоѣду. Но тутъ, оставшись одинъ на одинъ съ принцессой, онъ испугался больше, чѣмъ прежде, когда ему пришлось сражаться съ великаномъ. Она тѣмъ временемъ встала, осушила слезы и поблагодарила его. Принцесса и рыцарь находились въ большомъ затрудненіи; она, конечно, не могла вернуться къ злой колдуньѣ и ей рѣшительно негдѣ было преклонить голову. "Слабосердый" рыцарь послѣ долгихъ колебаній предложилъ ей наконецъ укрыться въ лѣсу, въ пещерѣ, въ которой жилъ онъ самъ."
   Я взглянулъ на Эстеллу: лицо ея было спокойно, но улыбка исчезла съ него. Я продолжалъ:
   "Дѣлать было нечего: бѣдная принцесса сѣла къ рыцарю на коня и они поѣхали вмѣстѣ къ пещерѣ. Здѣсь рыцарь отдѣлилъ уголокъ для принцессы, устроилъ ей ложе изъ душистыхъ вѣтвей, сдѣлалъ дверь, показалъ, какъ она можетъ ее запереть и принесъ ей цвѣтовъ. Каждый день онъ ходилъ на охоту, убивалъ оленей и медвѣдей, разводилъ огонь и готовилъ ей пищу. Онъ относился къ принцессѣ съ такимъ уваженіемъ и почтеніемъ, какъ будто она была царицею.
   "О, какъ бѣдный рыцарь "Слабосердый" любилъ принцессу! Для него была дорога земля, по которой она ступала, природа, которая ее окружала, солнце, мѣсяцъ, звѣзды, которыя ей свѣтили. Онъ не только любилъ, онъ боготворилъ ее. Она была путеводною звѣздою его жизни. Не было на свѣтѣ ничего, что могло-бы его заставить хотя на минуту забыть о ней. День и ночь ея образъ наполнялъ его грезы: и птицы, и вѣтерокъ, и шелестъ листьевъ -- все казалось нашептывало ему ея имя.
   Но какъ быть,-- спрашивалъ онъ себя? Принцесса бѣдна, безпомощна, зависитъ отъ него. Благородно-ли пользоваться ея несчастьемъ и добиваться ея руки? Не можетъ-ли она принять свою благодарность за любовь? Оказала-ли-бы она ему предпочтеніе, если-бы была свободна?
   "Такъ разсуждалъ рыцарь "Слабосердый". Онъ подавлялъ свои чувства, продолжалъ охотиться, готовить обѣдъ и поджидалъ минуты свиданья съ возлюбленной принцессой.
   "Однажды до рыцаря дошли страшныя вѣсти. Въ предѣлы страны вторгнулись суровые, жестокіе вандалы,-- народъ кровожадный и воинственный. Они принялись опустошать страну, убивать жителей и уводить въ плѣнъ женщинъ. Надо было бѣжать. Что могъ сдѣлать одинъ человѣкъ противъ цѣлыхъ полчищъ?
   "Принцессу онъ не могъ покинуть. Она попала-бы въ руки дикарей. Онъ зналъ, что она настолько довѣряетъ ему, что пойдетъ съ нимъ на край свѣта, и смутно чувствовалъ, что она его любитъ. Какъ быть, какъ быть? Долженъ-ли онъ преодолѣть свои сомнѣнія и просить ея руки или пригласить ее послѣдовать за нимъ въ качествѣ друга, сестры?"
   -- Теперь, милая Эстелла, сказалъ я, задыхаясь отъ волненія: -- сказку я знаю только до этого мѣста. Не приберете-ли вы конца?
   Она взглянула на меня, покраснѣла, но на ея губахъ играла лукавая улыбка.
   -- Давайте изобразимъ вашъ разсказъ въ лицахъ, сказала она.-- Предположимъ, что я -- принцесса "Очаровательная", хотя для этого требуется много воображенія; а вы примете на себя роль рыцаря "Слабосердаго". Эта роль вамъ очень къ лицу. Ну, а теперь, помните стишекъ:
   
   "Если, молодецъ, ты любишь Марту,
   То не трусь и все поставь на карту"!
   
   -- Поэтому я вамъ совѣтую, такъ какъ вы исполняете роль рыцаря "Слабосердаго",-- дѣйствовать смѣлѣе и предложить принцессѣ свою руку.
   Я понялъ все, бросился на колѣни, схватилъ руку принцессы и признался ей въ любви въ самыхъ нѣжныхъ выраженіяхъ, которыя я не рѣшаюсь даже повторить тебѣ, мой дорогой братъ.
   Когда я остановился, чтобъ перевести духъ, Эстелла сказала:
   -- Теперь, кажется, реплика за принцессой "Очаровательной".
   Тутъ она поцѣловала меня, все еще стоявшаго на колѣняхъ, въ лобъ и сказала смѣясь, между тѣмъ какъ глаза ея блестѣли внутреннимъ волненіемъ:
   -- Вы совершенно вѣрно называете себя рыцаремъ "Слабосердымъ". Нѣтъ, я предпочитаю людоѣда, которому вы такъ жестоко отрубили голову, или одного изъ тѣхъ ужасныхъ вандаловъ, которыми вы меня хотѣли напугать. Какъ-же вы малодушны, если не можете понять, что женщина никогда не боится зависимости отъ любимаго человѣка, точно такъ-же, какъ плющъ не сожалѣетъ, что вьется вокругъ дуба и не можетъ рости безъ его поддержки? Женщина должна опираться на любимое существо: она не можетъ жить въ одиночествѣ. Поэтому принцесса "Очаровательная" принимаетъ руку и сердце бѣднаго рыцаря "Слабосердаго".
   Я заключилъ ее въ свои объятія и началъ осыпать ее поцѣлуями. Но она шутя оттолкнула меня, воскликнувъ:
   -- Довольно, довольно, представленіе кончилось.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣтилъ я,-- оно только-что началось и будетъ продолжатся всю жизнь...
   Улыбка исчезла съ ея лица и она проговорила серьезно:
   -- До дня нашей смерти!
   

XXIII.
Пѣвица.

   Когда однажды вечеромъ Максъ вернулся домой, я замѣтилъ, что онъ необычайно веселъ. Можно даже сказать, что у него лицо сіяло. Онъ постоянно улыбался безъ видимой причины. За ужиномъ его мать также это замѣтила и пошутила по этому поводу надъ сыномъ. Максъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Да, я очень счастливъ и послѣ ужина разскажу вамъ нѣчто такое, что васъ очень удивитъ.
   Послѣ ужина мы перешли въ библіотеку. Максъ заперъ дверь, и мы всѣ усѣлись: онъ -- около матери, а я -- рядомъ съ Эстеллой.
   -- Теперь, сказалъ Максъ:-- я разскажу вамъ очень длинную исторію. Быть можетъ, она вамъ покажется не столь интересною, какъ мнѣ самому, но вы не должны прерывать меня, а вы, милая матушка, продолжалъ онъ, глядя на нее любовно:-- не должны обижаться, что я до сихъ поръ скрывалъ отъ васъ все, что вы сейчасъ услышите. Въ сущности я и самъ не зналъ до сегодняшняго дня, какъ все это разыграется. Живя подъ своею настоящею фамиліею, но появляясь всюду переодѣтымъ и зная, что за мной зорко слѣдятъ, я постоянно посѣщалъ всѣ публичныя мѣста, гдѣ только собирается много народу. Я дѣлалъ это не только для того, чтобы ввести моихъ враговъ въ заблужденіе насчетъ моего образа жизни, но также и потому, что основная цѣль моей жизни требовала знакомства съ людьми всѣхъ классовъ общества.
   Въ одномъ изъ бѣднѣйшихъ кварталовъ города есть концертная зала или такъ называемый кафе-шантанъ, посѣщаемый главнымъ образомъ людьми средняго и нисшаго классовъ. Устроена зала по образцу всѣхъ театровъ, но въ партерѣ разставлены столики и публика за ними пьетъ пиво и куритъ трубки. Сидя среди облаковъ дыма, вы можете слѣдить за театральнымъ представленіемъ. Такихъ театровъ въ городѣ очень много, и я очень хорошо знакомъ со всѣми. Это -- клубъ и опера бѣдныхъ людей. Понятно, что исполнители неважные и нравственностью не отличаются. Однако случается нерѣдко, что на этихъ скромныхъ подмосткахъ впервые выступаютъ хорошіе люди и таланты, достигающіе впослѣдствіи громкой славы.
   Однажды вечеромъ я отправился въ одинъ изъ такихъ театровъ, усѣлся у столика и потребовалъ трубку и кружку пива. Я относился безучастно къ представленію, потому что оно меня вовсе не занимало, но тщательно всматривался въ лица посѣтителей. Вдругъ меня поразило замѣчательно мелодичное пѣніе, долетѣвшее до моего слуха со сцены. Повернувшись, я увидѣлъ очень молодую дѣвушку небольшого роста, почти ребенка, съ нотами въ рукахъ. Она пѣла старинную балладу подъ аккомпаниментъ плохого фортепіано. Дѣвушка была очень худенькая, малорослая, нѣжнаго тѣлосложенія. Взглянувъ на афишу, я узналъ, что она поетъ въ первый разъ передъ публикой. Она видимо конфузилась; руки у нея дрожали. Я не могу сказать, чтобы голосъ у нея былъ очень развитой, но онъ отъ природы былъ чрезвычайно звученъ и пріятенъ. Ея пѣніе напоминало веселый гамъ дѣтей въ счастливой семьѣ или мелодичное щебетаніе птичекъ, привѣтствующихъ зарю занимающагося дня, когда въ природѣ кругомъ царитъ еще тишина и все покрыто росою. Мертвое молчаніе водворилось среди изумленной публики. Пѣвица пропѣла первую строфу, и вся зала разразилась громомъ рукоплесканій. Я съ удовольствіемъ замѣтилъ, что лицо пѣвицы вдругъ просіяло, глаза ея заблестѣли, локоны затрепетали, какъ-бы выдавая ея радость, и когда рукоплесканія смолкли, а старый инструментъ снова заигралъ, пѣсня полилась свободно, и въ голосѣ пѣвицы зазвучали обворожительные и веселые тоны, о которыхъ, конечно, и не мечталъ авторъ старинной баллады. Публика была въ восторгѣ. Голосъ проникалъ въ самую душу этихъ грубыхъ людей и пробуждалъ въ нихъ давно забытыя мечты. Всѣ поднялись съ своихъ мѣстъ: шляпы полетѣли на воздухъ; на сцену посыпался дождь серебряныхъ и даже золотыхъ монетъ, и рукоплесканія все еще не смолкали. Дебютантка имѣла успѣхъ; она выдержала трудное испытаніе. Передъ ней открывался путь въ обѣтованную землю славы и богатства. Я еще разъ взглянулъ на афишу и прочелъ: "Соло исполнитъ миссъ Христина Карльсонъ въ первый разъ". Это было шведское имя, и наружность обличала шведское происхожденіе исполнительницы. Она очевидно принадлежала къ племени Нильсонъ и Линдъ. Ея волосы со множествомъ капризныхъ короткихъ прядей имѣли особенный свѣтло-желтоватый оттѣнокъ, часто встрѣчаемый у шведокъ и напоминающій волосы древнихъ галловъ, которые, по описанію Цезаря, выцвѣтали въ сѣверной странѣ среди длинныхъ ночей и въ природѣ, окованной льдомъ и снѣгомъ. Но болѣе всего поразилъ меня среди этой загрубѣлой публики ея невинный видъ, -- эта чистота и непорочность, свѣтившая въ каждой чертѣ ея лица. Въ ней не было искусственности, ничего изысканнаго или дѣланнаго: не было въ ней замѣтно и тщеславія. Она очевидно была въ восторгѣ, что счастливо выдержала свое первое испытаніе и что теперь ее примутъ на сцену. Хлѣбъ, слѣдовательно, обезпеченъ. Повидимому это была единственная мысль, которая ее занимала.
   Кто она такая? Откуда взялась? эти вопросы такъ и сыпались вокругъ меня. Среди присутствующихъ были и нѣмцы, и французы, и евреи, страстные поклонники музыки. Для нихъ появленіе новой звѣзды на артистическомъ горизонтѣ -- все равно, что для астрономовъ открытіе новаго міра планетъ.
   Когда она удалилась со сцены, многіе артисты бросились за кулисы; я послѣдовалъ за ними. Здѣсь возлѣ маленькой пѣвицы стояла повидимому ея мать -- женщина среднихъ лѣтъ, но раньше времени поблекшая отъ работы и нужды. Она поправляла платьице дѣвушки, около которой тѣснилась толпа поклонниковъ, въ томъ числѣ нѣсколько старыхъ ловеласовъ. Всѣ они расточали ей комплименты, которые Христина выслушивала съ сіяющимъ лицомъ, но видимо сильно смущенная.
   Я вернулся въ зрительную залу и невольно сталъ слѣдить за представленіемъ. Этотъ ребенокъ произвелъ на меня странное впечатлѣніе. Я старался отдѣлаться отъ овладѣвшаго мною чувства и сказалъ себѣ: неужели ты потерялъ голову? Она одна изъ отверженныхъ; ей предстоитъ такая-же участь, какъ и другимъ въ ея положеніи; она будетъ падать все ниже и ниже. Но когда я вглядывался въ скромное и счастливое личико, мои мысли принимали другое направленіе, и я говорилъ себѣ: "Если она дѣйствительно такая невинная, какою кажется, то я буду оберегать ее. Дѣвушка въ ея положеніи нуждается въ другѣ. Успѣхъ для нея опаснѣе нищеты."
   Когда Христина съ матерью вышли изъ театра, я послѣдовалъ за ними, но на нѣкоторомъ разстояніи. Собственнаго экипажа у нихъ не было, дилижансовъ также въ этой мѣстности нѣтъ, -- и онѣ возвращались домой пѣшкомъ. Я шелъ за ними по грязнымъ узкимъ улицамъ и переулкамъ. Наконецъ онѣ остановились у невзрачнаго дома съ меблированными комнатами. Онѣ вошли, и я прокрался за ними. Поднимаясь по лѣстницѣ все выше и выше, онѣ добрались наконецъ до чердачнаго помѣщенія. Христина громко постучала, и дверь отворилась. Онѣ вошли въ комнату, повидимому, переполненную дѣтьми. Я услыхалъ громкій, мужской голосъ и радостныя дѣтскія восклицанія, когда Христина выложила на столъ золотыя и серебрянныя монеты и принялась разсказывать о своемъ успѣхѣ, ссылаясь на свидѣтельство матери. Скоро изъ комнаты выбѣжалъ коренастый мужчина въ широкой блузѣ съ корзиной въ рукахъ. Я едва успѣлъ забиться въ уголъ. Онъ не замедлилъ вернуться. Очевидно онъ бѣгалъ за ужиномъ; корзина его была наполнена хлѣбомъ, масломъ, бутылками пива и пирожками. Какой радостный шумъ поднялся теперь въ комнатѣ? Я притаился за дверью и продолжалъ прислушиваться. Изъ комнаты долеталъ топотъ ногъ большихъ и маленькихъ, шумъ передвигаемаго стола, суетня, стукъ тарелокъ, ножей, вилокъ, болтовня. Скоро всѣ усѣлись за столъ, и Христина пропѣла нѣсколько тактовъ своему отцу, чтобы дать ему понятіе о томъ, какія мѣста пѣсни особенно привели публику въ восторгъ. Дѣтвора хлопала въ ладоши съ радостнымъ смѣхомъ, а мать благодарила Бога за то, что насталъ конецъ ихъ страданіямъ.
   Притаившись за дверью, я, въ качествѣ непрошеннаго свидѣтеля этого семейнаго праздника, чувствовалъ себя какъ-бы виноватымъ. Наконецъ я оторвался отъ этой сцены и спустился внизъ. Мнѣ нечего вамъ говорить, что я еще сильнѣе заинтересовался прелестной пѣвицей. Эта картина бѣдности, среди которой народился талантъ, эти люди столь преданные другъ другу производили трогательное впечатлѣніе.
   На слѣдующій день я обратился къ агенту сыскной полиціи и попросилъ его доставить мнѣ справки о пѣвицѣ и ея семьѣ. Онъ мнѣ доставилъ ихъ вечеромъ того-же дня. Полицейскій побывалъ въ домѣ и вывѣдалъ отъ сосѣдей, лавочниковъ и другихъ лицъ слѣдующее:
   Въ домѣ не было человѣка, котораго звали-бы Карльсономъ, но въ чердачномъ помѣщеніи жилъ Карлъ Янсонъ, шведъ по происхожденію, кузнецъ по ремеслу, честный, хорошій рабочій, но чрезвычайно бѣдный. Онъ уже нѣсколько лѣтъ находился въ Нью-Іоркѣ, имѣлъ многочисленную семью. Жена его занимается стиркой, увеличивая этимъ доходы семьи. Старшую дочь зовутъ Христиной; ей семнадцать лѣтъ; она училась въ народной школѣ и за послѣднее время зарабатывала деньги вышиваньемъ. Это -- хорошая, привѣтливая дѣвушка; о ней всѣ отзываются съ величайшей похвалой. Она посѣщала воскресную школу, гдѣ обратили вниманіе на ея голосъ и взяли ее въ хоръ. По прошествіи нѣкотораго времени ея мать, по совѣту учителей, привела ее къ содержателю театра. Ему такъ понравилось ея пѣніе, что онъ допустилъ ее на сцену. Послѣ ея дебюта всѣ посѣтители театра и сосѣди Христины только и говорили, что объ ея успѣхѣ. Удивительно, что всѣ безъ изъятія радовались счастью бѣднаго семейства.
   -- Итакъ, подумалъ я: -- Карльсонъ -- только сценическое имя, вѣроятно, предложенное самимъ антрепренеромъ.
   Я рѣшилъ ближе познакомиться съ семействомъ прелестной Христины.
   

XXIV.
Наборщикъ.

   На слѣдующій день всѣ мѣста въ кафе-шантанѣ брались съ бою, зала была такъ переполнена, что многимъ приходилось стоять. Пиво лилось рѣкой, и воздухъ былъ наполненъ табачнымъ дымомъ. На афишахъ значилось, что Христина споетъ три соло. Каждый ея выходъ былъ настоящимъ торжествомъ. Когда занавѣсъ спускался, ее вызывали безъ конца и на сцену летѣли золотыя и серебряныя монеты и даже букеты. Я опять отправился за кулисы и засталъ счастливую дѣвушку, окруженную поклонниками. Ее осыпали похвалами. Я отозвалъ въ сторону антрепренера. Мы были съ нимъ давно знакомы: онъ меня зналъ въ качествѣ богатаго жуира. Я ему сказалъ:
   -- Сколько вы платите Христинѣ въ недѣлю?
   -- Я обѣщалъ ей пять долларовъ; но, сказалъ онъ, глядя на меня подозрительно:-- я рѣшилъ удвоить эту сумму и буду платить ей десять.
   -- Это мало, сказалъ я:-- она для васъ настоящая находка; вы должны ей платить пятьдесятъ.
   -- Дорогой мой сэръ, отвѣтилъ онъ:-- я не могу столько платить, ей Богу, не могу.
   -- Хорошо, въ такомъ случаѣ я поговорю съ Джобсономъ (это былъ конкурентъ антрепренера); онъ согласится платить сто долларовъ. Я сегодня его видѣлъ; онъ слышалъ уже о Христинѣ.
   -- Но она со мной заключила контрактъ на три мѣсяца по пяти долларовъ въ недѣлю; кромѣ того я ей позволилъ взять себѣ всѣ деньги, которыя ей бросаютъ на сцену. Ну, я буду ей платить десять долларовъ. Развѣ это не щедро?
   -- Щедро! воскликнулъ я:-- скажите лучше: скаредно. Эта дѣвушка доставила вамъ сегодня въ одинъ вечеръ сто долларовъ чистаго дохода. Она несовершеннолѣтняя и не можетъ заключать контрактовъ. Деньги-же, которыя бросаютъ ей на сцену,-- ея собственность, а не ваша. Ну что-же, идти мнѣ къ Джобсону или нѣтъ?
   -- Скажите, почему вы интересуетесь этой дѣвушкой? спросилъ антрепренеръ мрачно.
   -- Это ужъ не ваше дѣло. Если вы ей не будете платить того, что я требую, то она завтра-же будетъ пѣть у Джобсона.
   -- Хорошо, я согласенъ. Только я не понимаю, съ какой стати вы вмѣшиваетесь въ мои дѣла.
   -- Погодите, прервалъ я его.-- Ступайте сейчасъ-же и скажите ей, что она доставляетъ вамъ большой доходъ и что поэтому вы просите ее принять отъ васъ въ видѣ подарка пятьдесятъ долларовъ. Затѣмъ скажите ей еще въ моемъ присутствіи, что она будетъ получать впредь по пятидесяти долларовъ въ недѣлю. Ея семейство въ большой нуждѣ. Если она не будетъ знать, что вы ей назначили порядочное вознагражденіе, то она можетъ перейти на другую сцену. Я говорю въ вашихъ-же интересахъ.
   Съ минуту онъ стоялъ въ нерѣшительности. Видимо, онъ былъ не доволенъ, но въ концѣ концовъ подавилъ свое неудовольствіе и направился къ Христинѣ. Приблизившись къ ней, онъ, улыбаясь и кланяясь, сказалъ ей:
   -- Миссъ Христина, вашъ прелестный голосокъ привлекъ сегодня многочисленную публику, и я желалъ-бы подѣлиться съ вами доходами. Вотъ вамъ пятьдесятъ долларовъ.
   Христина просіяла отъ восторга. У нея никогда не было такой суммы. Она передала ее матери, и обѣ разсыпались къ благодарности, въ то время какъ толпа выражала свое одобреніе великодушному антрепренеру громкими рукоплесканіями.
   -- Но это не все, сказалъ онъ:-- вмѣсто пяти долларовъ, какъ мы уговорились, вы будете получать пятьдесятъ въ недѣлю.
   Тутъ публика уже разразилась восторженными рукоплесканіями. Христина блаженствовала. Ея мать плакала отъ радости. Дѣвушка схватила руку антрепренера, а старый плутъ принялъ ея благодарность, какъ будто онъ дѣйствительно проявилъ великодушіе и былъ самый благородный человѣкъ въ мірѣ. Я не сомнѣваюсь, что если-бъ я не вмѣшался въ дѣло, онъ держалъ-бы Христину на пяти долларахъ, а бѣдная дѣвушка была-бы довольна и этимъ скуднымъ вознагражденіемъ.
   Я опять проводилъ ихъ до дому, чтобы быть свидѣтелемъ ихъ радости и счастья. Я слышалъ, какъ мать заявила отцу, что теперь пора перемѣнить квартиру, такъ какъ деньги есть. Тутъ у меня промелькнула въ головѣ одна мысль и я поспѣшно удалился.
   На другое утро я на разсвѣтѣ отправился къ тому-же полицейскому, который мнѣ наканунѣ доставилъ свѣдѣнія о Христинѣ. Это былъ ловкій и довольно привѣтливый малый. Я изложилъ ему свое намѣреніе, и мы рѣшили дѣйствовать вмѣстѣ. Мы взяли экипажъ и поѣхали отыскивать квартиру. Полицейскій, казалось, былъ очень доволенъ, что участвуетъ, можетъ быть, въ первый разъ въ жизни въ добромъ дѣлѣ. Что собственно я затѣялъ, будетъ видно изъ дальнѣйшаго моего разсказа.
   Въ половинѣ девятаго утра семейство Янсона только что позавтракало и въ двадцатый разъ бесѣдовало о счастьѣ, выпавшемъ на его долю. Затѣмъ Христина осталась съ дѣтьми, а отецъ съ матерью отправились нанимать новую квартиру. Попадавшіеся имъ на пути сосѣди сердечно ихъ поздравляли, а они отвѣчали имъ очень привѣтливо на разспросы, не желая имъ очевидно показать, что они гнушаются старыми товарищами, какъ только счастье имъ самимъ улыбнулось. Они объяснили имъ, что для Христины необходимо жить ближе къ театру, и что поэтому они намѣреваются перемѣнить квартиру, взять для дочери учителей пѣнія, музыки и мимики, потому что теперь она кормитъ семью и, какъ надо надѣяться, поступитъ въ оперу. Тутъ они спрашивали, не знаютъ-ли сосѣди какой-нибудь подходящей квартиры? Понятно, никто такой квартиры не могъ указать, потому что эти люди рѣдко бывали въ другихъ частяхъ города.
   Но одинъ человѣкъ, походившій на рабочаго и слушавшій весь разговоръ, сказалъ, что онъ сегодня утромъ замѣтилъ билетикъ на одномъ хорошенькомъ, небольшомъ домикѣ по близости отъ театра. Такъ какъ онъ идетъ именно туда, то очень радъ проводить ихъ. Они поблагодарили его и, объяснивъ, что они не съумѣютъ сами нанять квартиру, такъ какъ жили всегда въ одной или двухъ комнатахъ, охотно согласились на его предложеніе. Онъ повелъ ихъ въ спокойную, приличную улицу и остановился у чистенькаго трехъ-этажнаго домика съ маленькимъ палисадникомъ на улицѣ и небольшимъ садомъ во дворѣ.
   -- Какой прекрасный домикъ! воскликнула мать.-- Но мнѣ кажется, плата будетъ слишкомъ высокая для насъ.
   -- Ну, спросъ не бѣда, сказалъ рабочій, позвонивъ.
   Изъ дома вышелъ молодой человѣкъ, по наружности походившій на ремесленника. Онъ пригласилъ ихъ войти. Домъ былъ скромно, но вполнѣ прилично меблированъ. Помѣщеніе оказалось вполнѣ подходящимъ. Наниматели осмотрѣли и садъ. Очевидно, домъ имъ очень нравился. Наконецъ они нерѣшительно освѣдомились о цѣнѣ.
   -- Дѣло вотъ въ чемъ, привѣтливо заговорилъ молодой человѣкъ:-- я по ремеслу наборщикъ и зовутъ меня Францискомъ Монгомери. Домъ этотъ мнѣ достался по наслѣдству отъ моихъ родителей. Это -- все мое имущество. Я холостъ и не могу занимать весь домъ: онъ слишкомъ великъ для меня. Вотъ почему я вздумалъ отдавать его въ наймы, тѣмъ болѣе что надо-же платить всякіе установленные сборы. Такъ какъ я родился и выросъ въ этомъ домѣ, то мнѣ не хотѣлось-бы продать его, и вотъ я рѣшилъ пустить въ домъ приличное семейство, оставивъ за собой только верхній этажъ. Плата будетъ умѣренная (тутъ онъ назвалъ цифру), но съ условіемъ, чтобъ я могъ столоваться у моихъ квартирантовъ. Я не требователенъ, прибавилъ онъ:-- и буду доволенъ вашимъ столомъ. Вы мнѣ нравитесь, и если условія вамъ подходятъ, то по-рукамъ. Я къ тому-же рѣдко бываю дома.
   Предложеніе было принято: рабочаго горячо поблагодарили. Въ тотъ-же вечеръ все семейство уже переселилось въ новый домъ. Христина была въ восторгъ. Ту комнату, которую, какъ я предполагалъ, ей отведутъ я убралъ цвѣтами.
   Мнѣ ее представили; мы подали другъ другу руки. Скоро я сдѣлался членомъ семейства. Оно состояло изъ множества ребятишекъ пухленькихъ, свѣженькихъ, веселыхъ, рѣзвыхъ, съ розовыми щечками и свѣтлыми волосами. Они привезли съ собой незначительную часть своей прежней обстановки, которая вовсе не подходила къ новому помѣщенію, такъ что они раздарили почти все своимъ прежнимъ сосѣдямъ. Однако я замѣтилъ, что отецъ тщательно снесъ въ кухню старое развалившееся кресло, у котораго уже не было спинки, такъ что кресло было въ сущности табуреткой. На другой день я замѣтилъ, что маленькій толстопузый мальчуганъ лѣтъ трехъ (любимецъ отца, какъ я потомъ узналъ) вколачивалъ въ него гвозди маленькимъ желѣзнымъ молоткомъ.
   -- Стой, стой молодецъ! воскликнулъ я: -- не надо портить мебель гвоздями.
   Я взглянулъ на кресло и увидалъ, что все сидѣньѣ было, какъ рѣшето, пробито гвоздями. Христина, замѣтивъ мое удивленіе, сказала:
   -- Въ прошломъ году къ Рождеству мы были въ большой нуждѣ; у отца не было работы, и мы ея перебивались. Всѣ готовились къ праздникамъ, въ магазинахъ были вездѣ выставлены игрушки, родители покупали ихъ для дѣтей, и папѣ было очень тяжело, что онъ не могъ купить подарокъ даже маленькому Оливеру, своему любимцу. И вотъ онъ отправился кузницу своего пріятеля и, взявъ кусокъ желѣза, валявшагося на полу, сдѣлалъ изъ него маленькій молотокъ и много гвоздей. Онъ принесъ все это домой и показалъ мальчику, какъ употреблять молотокъ и вбивать гвозди въ стулъ. Когда они были всѣ вбиты, папа вытаскиваетъ ихъ опять, а мальчикъ снова принимался вбивать ихъ и былъ весь день счастливъ.
   Меня очень тронулъ этотъ разсказъ. Я невольно подумалъ о массѣ дорогихъ игрушекъ, которыя дарятъ дѣтямъ въ богатыхъ семействахъ и сопоставилъ ихъ съ этимъ самодѣльнымъ молоткомъ и жалкимъ стуломъ, который замѣнялъ мальчугану въ то-же время и лошадку. Затѣмъ я невольно подумалъ о прямомъ характерѣ дѣвушки, которая въ новой обстановкѣ нисколько не стыдилась, какъ другія, говорить о прежней нуждѣ.
   Оливеръ продолжалъ вбивать гвозди въ стулъ.
   -- Неужели, спросилъ я дѣвушку:-- вы не боитесь давать мальчугану въ руки такую игрушку?
   -- О, нѣтъ, отвѣтила она:-- сначала Оливеръ дѣйствительно нѣсколько разъ больно попадалъ молоткомъ по пальчикамъ и горько плакалъ. Но папа ему говорилъ, что мужчины никогда не плачутъ, и Оливеръ, бывало, тотчасъ-же перестанетъ всхлипывать. Изъ большихъ глазенокъ его такъ и текутъ слезы, но ни одинъ стонъ, ни одинъ вздохъ не вырывается изъ его груди.
   Вотъ матеріалъ, подумалъ я, изъ котораго сложилось мощное племя, покорившее въ былое время міръ. Снѣгъ и ледъ закалили его нравственно и физически и лишь впослѣдствіи жаркое солнце юга изнѣжило его. Да, несчастіе дѣлаетъ человѣка великимъ, а счастье низводитъ его до посредственности. Въ этомъ мальчуганѣ, глотающемъ слезы и сдерживающемъ даже вздохи, течетъ кровь викинговъ.
   Съ этими добрыми и честными людьми я долженъ былъ позволить себѣ уловку, которая мнѣ была очень непріятна. Я зналъ, что шпіоны олигарховъ слѣдятъ за мною и вывѣдаютъ, что я нанялъ этотъ домъ. Они навѣрно объяснятъ мои дѣйствія какими-нибудь зловредными намѣреніями. Я сообразилъ, что агенты моихъ враговъ навѣрное разболтаютъ обо мнѣ прислугѣ или самимъ членамъ семьи. Я долженъ былъ слѣдовательно позаботиться о томъ, чтобъ это семейство считало меня такимъ-же вѣтрянымъ молодымъ человѣкомъ, какимъ меня знали въ околоткѣ другіе. Поэтому на другой день вечеромъ я явился къ ужину пьянымъ. Интересно было видѣть, съ какимъ изумленіемъ переглянулись члены семейства, сколько печали и состраданія было въ ихъ взглядахъ, обращенныхъ на меня, когда я говорилъ и у меня языкъ заплетался. Но моя уловка сослужила мнѣ службу въ одномъ отношеніи: между мною, какъ хозяиномъ дома, и ими, моими квартирантами, какъ будто рушилась преграда. Наши отношенія стали вдругъ гораздо сердечнѣе и непринужденнѣе. Какъ это ни покажется парадоксальнымъ на первый взглядъ, но я долженъ сказать, что они теперь больше заинтересовались мною. Моя мнимая слабость заставила ихъ жалѣть меня и думать обо мнѣ, а вѣдь отъ сожалѣнія до любви очень недалеко. Доброе сердце всегда печалится о томъ, кому оно можетъ оказать помощь, а человѣкъ сильный и безупречный не нуждается въ сочувствіи. Я въ ихъ глазахъ пересталъ быть домовладѣльцемъ и сдѣлался просто рабочимъ-наборщикомъ, склоннымъ къ пьянству, но вообще добрымъ малымъ. Два дня спустя Христина, нѣсколько разъ поглядывавшая на меня нерѣшительно и смущенно, наконецъ отозвала меня въ сторону и принялась уговаривать меня записаться членомъ общества трезвости, къ которому принадлежалъ и ея отецъ. Мило и трогательно было видѣть почти материнскую заботливость, съ какою эта маленькая особа, взявъ меня за руку, убѣждала воздерживаться отъ порока и горячо и краснорѣчиво указывала мнѣ на его ужасныя послѣдствія. Я не былъ на столько безразсуденъ, чтобъ вообразить себѣ, что ею руководитъ нѣжное чувство ко мнѣ. Она была отъ природы чрезвычайно добра, относилась ко всѣмъ сострадательно, а во мнѣ привыкла уже видѣть члена семьи. Понятно, что ей была тягостна мысль о человѣкѣ, подготовлявшемъ собственную гибель. Если-бъ я дѣйствительно былъ пьяницей, она навѣрное исправила-бы меня. Я увѣрилъ ее, что попробую воздерживаться и постепенно отвыкну отъ вина, что въ будущемъ году я непремѣнно примкну къ обществу трезвости и дамъ обѣтъ полнаго воздержанія. Она радостно выслушала мои обѣщанія и послѣ этого я хотя и старался поддерживать свою репутацію, но никогда уже не прикидывался совершенно пьянымъ, а приходилъ домой только на-веселѣ.
   Мои новые знакомые были милые, добрые, обходительные люди; счастье какъ-будто нисколько не повліяло на ихъ нравственный обликъ. Еще когда они были бѣдны, дѣти ходили всегда въ чистенькихъ платьяхъ; теперь ихъ одѣвали нѣсколько наряднѣе, но все-таки просто. Они были очень набожны и имъ очень понравилось, что я иногда принималъ участіе въ ихъ молитвахъ. Я говорилъ себѣ: философы увѣряютъ, будто Бога нѣтъ; но онъ долженъ быть хотя-бы для того, чтобъ внимать молитвѣ этихъ благодарныхъ, любящихъ сердецъ. Я не могъ представить себѣ, что такая горячая молитва теряется въ безконечномъ пространствѣ. Мнѣ казалось, что самое стремленіе къ молитвѣ свидѣтельствуетъ о существованіи Бога.
   

XXV.
Первое горе.

   Все шло пока хорошо, солнце сіяло, птички пѣли, но вдругъ на горизонтѣ появилась мрачная туча.
   Христина по цѣлымъ днямъ занималась со своими учителями. Она страстно любила музыку и хотѣла усовершенствоваться въ пѣніи. Она брала уроки игры на фортепіано и декламаціи. Я ей по временамъ помогалъ приготовлять уроки. Два раза въ недѣлю она ѣздила къ извѣстному итальянскому учителю пѣнія на домъ. Кромѣ того она любила посѣщать своихъ прежнихъ сосѣдей и приносила подарки бѣднымъ и больнымъ. Слава ея росла. Своимъ пѣніемъ она трогала даже самыя черствыя сердца. Ея выходы всегда сопровождались восторженными оваціями. объ ней говорили въ печати, и ей было сдѣлано предложеніе пѣть на одной изъ большихъ оперныхъ сценъ. Передъ ней открывалась блестящая будущность, сулившая ей славу, богатство и счастье.
   Однако она не убереглась отъ непріятныхъ приключеній, неизбѣжныхъ въ такого рода профессіяхъ. Мать постоянно сопровождала ее въ театръ, и это было необходимо, потому что поклонники просто осаждали Христину. На улицѣ ее останавливали, просили у нея позволенія представиться ей; въ театрѣ ее осыпали подарками, цвѣтами, фруктами, драгоцѣнностями и всякими другими рода бездѣлушками, до которыхъ обыкновенно такъ падки женщины. Но Христину онѣ не прельщали. Она казалась олицетвореніемъ всего добраго и хорошаго, и дурныя страсти были ей чужды. Посадите два растенія въ одну и туже почву,-- и одно изъ нихъ будетъ извлекать изъ нея только горечь и ядъ, а другое -- благоуханіе и сладость.
   Среди людей, докучавшихъ Христинѣ своимъ ухаживаніемъ, былъ молодой человѣкъ по имени Натанъ Бредергагенъ, сынъ богатой вдовы. Это былъ пустой малый, изъ числа тѣхъ, которые пользуются своимъ богатствомъ только для того, чтобы развратничать. Онъ былъ на самомъ дѣлѣ тѣмъ, чѣмъ я только старался казаться: безпечнымъ, разгульнымъ мотомъ, вся жизненная цѣль котораго заключалась въ винѣ и женщинахъ. Онъ проводилъ дни въ праздности, а ночи въ разгулѣ. Увидавъ красивую и талантливую Христину, онъ увлекся ею. Это была новая игрушка, которая показалась ему привлекательнѣе всѣхъ другихъ, и онъ сталъ добиваться ея, какъ избалованный, капризный ребенокъ. И вотъ начался цѣлый рядъ преслѣдованіи. Онъ вездѣ искалъ съ ней встрѣчи, старался привлечь ея вниманіе на сценѣ, присылалъ ей разные подарки, а такъ какъ она всегда возвращала ихъ и отвергала его ухаживаніе, то онъ пришелъ въ полное отчаяніе и наконецъ предложилъ жениться на ней, хотя считалъ это большой жертвой для себя. Но и на это предложеніе Христина отвѣтила, къ его удивленію, благодарностью и отказомъ. Молодой безумецъ потерялъ окончательно голову, сталъ еще болѣе пьянствовать и распутничать. Наконецъ одинъ изъ его пріятелей, человѣкъ того-же пошиба, какъ и онъ, но болѣе рѣшительный, спросилъ его: "Да почему ты ее не увезешь?"
   Натанъ широко раскрылъ глаза и даже въ первый моментъ онѣмѣлъ отъ изумленія. Однако умный совѣтъ ему понравился и онъ началъ ворочать мозгами, какъ-бы привести его въ исполненіе. Чтобы придать себѣ больше храбрости, онъ подкрѣпился усиленной порціей вина, а къ вечеру былъ совсѣмъ пьянъ. Нанявъ карету, онъ съ своимъ не менѣе пьянымъ товарищемъ сталъ поджидать возвращенія Христины по близости отъ ея дома. Когда онъ увидалъ ее съ матерью, онъ бросился къ ней, между тѣмъ какъ его товарищъ схватилъ мистриссъ Янсонъ. Сорванецъ потащилъ Христину къ каретѣ; но молодая дѣвушка оказалась сильнѣе его. Она вырвалась у него изъ рукъ и начала кричать. Мать вторила ей до тѣхъ поръ, пока не сбѣжался народъ. Мистеръ Янсонъ также выбѣжалъ изъ дома и, узнавъ голосъ жены и дочери, поспѣшилъ къ нимъ на помощь. Сорванецъ-же, увидавъ, что дѣло не выгорѣло, бросился къ молодой дѣвушкѣ съ трагическимъ крикомъ: "умри-же!" -- пырнулъ ее прямо въ шею маленькимъ кинжаломъ, который онъ захватилъ съ собою. Вслѣдъ затѣмъ онъ бросился въ карету и уѣхалъ. Христина-же вдругъ умолкла, зашаталась и безъ чувствъ упала отцу на руки.
   Въ эту ночь меня не было дома, такъ какъ я хлопоталъ по дѣламъ Братства. На другое утро я завтракалъ въ ресторанѣ; на другомъ концѣ; города. Вдругъ я услышалъ звукъ фонографа, обыкновенно громко извѣщавшаго о событіяхъ дня, услыхалъ слѣдующее:
   

Покушеніе на жизнь молодой дѣвушки.

   "Въ прошлую ночь около половины двѣнадцатаго въ улицѣ Сюардъ, близь 51-й аллеи, на одну молодую дѣвушку совершено нападеніе двумя мужчинами. Одинъ изъ нихъ нанесъ ей ударъ ножемъ въ шею. Эта дѣвушка-пѣвица въ театрѣ Петра Бингама, находящемся по близости отъ мѣста покушенія. Она возвращалась въ сопровожденіи матери изъ театра: одинъ изъ мужчинъ схватилъ мать, въ то время какъ другой старался втолкнуть молодую дѣвушку въ карету, очевидно, намѣреваясь увезти ее съ собою. Но она сопротивлялась и сбѣжался народъ. Видя, что ему не удастся овладѣть ею, мужчина вынулъ ножъ и ранилъ дѣвушку въ горло, затѣмъ уѣхалъ въ каретѣ вмѣстѣ съ своимъ товарищемъ. Дѣвушку тотчасъ-же отнесли въ квартиру отца, находящуюся въ домѣ No 1252, въ улицѣ Сюардъ, и къ ней былъ приглашенъ извѣстный хирургъ, докторъ Гемнипъ. По его мнѣнію, рана опасная. Молодую дѣвушку зовутъ Христиною Янсонъ, поетъ она подъ сценическимъ именемъ Христины Карльсонъ, а отца ея зовутъ Карломъ Янсономъ. По справкамъ въ театрѣ, оказалось, что эта дѣвушка пользуется прекрасной репутаціей и уваженіемъ всѣхъ лицъ знающихъ ее, и считается восходящею звѣздою".
   

Позднѣйшія извѣстія.

   "Молодой человѣкъ, по имени Натанъ Бредергагенъ, принадлежащій къ почтенному и богатому семейству и живущій съ своею матерью въ Шерманской улицѣ въ домѣ No 637, арестованъ сегодня въ часъ по полудни, по примѣтамъ указаннымъ семействомъ несчастной дѣвушки. У него въ карманѣ найденъ окровавленный кинжалъ. Такъ какъ дѣвушка, по всей вѣроятности, умретъ, то поручительство отвергнуто, и онъ препровожденъ въ тюрьму. Онъ слыветъ за распутнаго, безпечнаго малаго. Повидимому онъ былъ влюбленъ въ эту дѣвушку и добивался ея руки; но она отказала ему. Въ пылу страсти онъ бросился на нее съ намѣреніемъ лишить ее жизни. Это страшное преступленіе повергло многочисленныхъ друзей и родственниковъ Христины въ глубокую печаль".
   Какъ только я услыхалъ, что злополучная дѣвушка -- пѣвица театра Петра Бингама, я вскочилъ съ своего мѣста; но когда было объявлено ея имя и было упомянуто объ опасности, угрожающей ея жизни, мной овладѣли такія душевныя муки, которыя нельзя передать словами.
   Мы обыкновенно думаемъ, что очень хорошо знаемъ себя; но въ глубинѣ нашего существа часто кроются такія качества, свойства и чувства, которыя не поддаются никакому анализу. Подъ вліяніемъ тѣхъ или другихъ впечатлѣній они вдругъ всплываютъ изъ глубины нашего сердца и всецѣло овладѣваютъ нами. Въ то время какъ раздавался однообразный, безстрастный голосъ фонографа, какъ будто произносившій смертный приговоръ, я понялъ, чѣмъ была для меня маленькая пѣвица.
   "Ранена! Убита!"
   Я схватилъ шляпу, и къ удивленію сосѣдей бросился какъ сумасшедшій въ дверь. На улицѣ я кликнулъ извозчика. Мнѣ надо было еще перемѣнить гримировку. Я сердился, что приходится терять время на эту необходимую предосторожность. Но я заплатилъ двойную плату извозчику, и онъ помчался съ быстротою, на какую только была способна его лошадь. Я велѣлъ ему остановиться у ресторана, принадлежавшаго одному изъ членовъ Братства, гдѣ я имѣлъ обыкновеніе перемѣнять костюмъ и гримировку. Я отпустилъ экипажъ, бросился въ свою комнату и черезъ нѣсколько минутъ уже мчался на другомъ извозчикѣ въ улицу Сюардъ. Доѣхавъ до дома, я стремительно вбѣжалъ по лѣстницѣ. Въ передней меня встрѣтила мать. Она была вся въ слезахъ.
   -- Жива-ли она? спросилъ я ее.
   -- Да, да! отвѣтила она.
   -- Что-же говоритъ докторъ?
   -- Онъ говоритъ, что она не умретъ: но что она навсегда лишится голоса.
   Она опять залилась слезами. Слова ея потрясли меня до глубины души. Правда, было ужь большимъ утѣшеніемъ, что Христина останется въ живыхъ; но каково было думать, что ея чудный, мелодичный голосъ, увлекавшій всѣхъ, кто ее слушалъ, умолкнетъ на-вѣки! Мнѣ казалось, что я слышу погребальную пѣснь. Такой восхитительный и рѣдкій даръ Бога, способный тронуть самое загрубѣлое сердце, погибъ безвозвратно! О, въ эту минуту я готовъ былъ растерзать убійцу! Если-бы онъ подвернулся мнѣ подъ руку, я, кажется, закололъ-бы его собственнымъ его кинжаломъ, освященнымъ теперь ея драгоцѣнною кровью. Подлый, гнусный бездѣльникъ! Я былъ такъ взволнованъ, что долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ, чтобы не упасть. Бѣдная мистриссъ Янсонъ слишкомъ была поглощена своимъ горемъ, чтобы замѣтить, что происходитъ въ моей душѣ;. Ее терзали страданія дочери, она сожалѣла о потерѣ ея голоса, но болѣе всего ее безпокоилъ вопросъ о будущемъ. Передъ ней вновь открывалась грозная перспектива неумолимой нужды, изъ тисковъ которой она только-что высвободилась. Ей представлялось опять печальное лицо ея мужа, изнывавшаго подъ тяжестью заботъ, и она слышала плачъ дѣтей, просившихъ хлѣба. Я читалъ мысли бѣдной женщины на ея лицѣ. Въ ней говорилъ не эгоизмъ, а любовь къ дорогимъ ей существамъ. Я взялъ ея руку и почти не сознавая, что говорю, умолялъ ее успокоиться и увѣрялъ ее, что ни она, ни ея дѣти, никогда уже нужды терпѣть не будутъ. Она съ удивленіемъ взглянула на меня, поблагодарила и сказала, что я всегда былъ къ нимъ добръ и внимателенъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ, я уже былъ въ комнатѣ Христины. Бѣдная дѣвушка приняла морфію и теперь спала тревожнымъ сномъ. Ея лицо вслѣдствіе потери крови было очень блѣдно, а голова и шея были у нея повязаны бѣлыми бинтами, мѣстами испачканными кровью, струившеюся изъ раны. Она представляла печальное зрѣлище: ея короткіе, вьющіеся золотистые волосы выбивались капризными прядями изъ-подъ складокъ полотняной повязки, и я невольно вспоминалъ, какъ она обыкновенно встряхивала ими на сценѣ и какъ они дрожали, какъ будто подъ тактъ ея пѣсни. Увы! подумалъ я,-- не слыхать намъ болѣе ея пѣнія! Бѣдныя маленькія кудри! На-вѣки умолкшій голосъ! О, какъ это ужасно! Я подошелъ къ окну, чтобы скрыть слезы, навернувшіяся у меня на глаза.
   Когда она проснулась, видъ мой, казалось, доставилъ ей удовольствіе, и она протянула мнѣ руку съ легкой улыбкой. Докторъ строго запретилъ ей говорить. Я съ минуту держалъ ея руку въ моей, и выразилъ дѣвушкѣ глубокое мое сочувствіе. Потомъ я предложилъ принести карандашъ и бумагу, чтобы она могла сообщать намъ свои желанія. Я добавилъ, что у меня нѣтъ теперь никакихъ занятій, что мнѣ нечего дѣлать, что я могу оставаться при ней (я знаю, что Богъ не взыщетъ съ меня за эту ложь), что другія дѣти очень малы, мать должна оставаться съ ними и что слѣдовательно дежурить при ней могутъ только отецъ и я. Она опять улыбнулась и поблагодарила меня взглядомъ.
   Я былъ почти счастливъ, когда на цыпочкахъ ходилъ по комнатѣ въ туфляхъ, чтобы не нарушить ея сна, или весело бесѣдовалъ съ ней о разныхъ разностяхъ, чтобы развлечь ее, убиралъ ея комнату цвѣтами, или подносилъ ей жидкую пищу, такъ какъ всякая другая ей строго была воспрещена.
   Докторъ приходилъ ежедневно. Я отводилъ его въ сторону и разспрашивалъ о ходѣ болѣзни. Это былъ умный человѣкъ, и, какъ мнѣ казалось, полюбилъ свою маленькую паціентку. Онъ объяснилъ мнѣ, что ножъ только на одинъ волосъ прошелъ мимо сонной артеріи, но къ несчастью перерѣзалъ возвратный гортанный нервъ, идущій отъ шейныхъ переплетающихся нервовъ и питающій гортанные мускулы; вслѣдствіе этого гортанные мускулы парализованы, и послѣдовала потеря голоса. На мой вопросъ: будетъ-ли она когда-нибудь пѣть? онъ отвѣтилъ неопредѣленно. Если перерѣзанные нервы сростутся, сказалъ онъ, то голосъ можетъ вернуться. Надо надѣяться, что все кончится благополучно.
   Однажды утромъ меня вызвали на лѣстницу. Это было черезъ три или четыре дня послѣ покушенія на жизнь Христины. Оказалось, что меня ожидалъ полицейскій мѣстнаго участка. Онъ сказалъ мнѣ, что такъ какъ по дѣлу о нападеніи возбуждено судебное слѣдствіе, то необходимо устроить очную ставку между Бредергагеномъ и Христиной. Докторъ заявилъ, что послѣдней не угрожаетъ смерть; поэтому родственники преступника хотятъ взять его на поруки. Я отвѣтилъ, что посовѣтуюсь съ докторомъ, можно-ли безъ вреда для здоровья Христины устроить свиданіе. Полицейскій поблагодарилъ меня и удалился. Въ тотъ-же день я переговорилъ съ докторомъ Гемнипомъ. Христина настолько уже оправилась, что по его мнѣнію свиданіе могло безъ всякаго вреда состояться уже дня черезъ два. Въ то-же время онъ совѣтовалъ ей не волноваться и не произносить ни одного слова. На вопросы полиціи ей слѣдуетъ давать односложные письменные отвѣты. Свиданіе должно быть по возможности краткое. Обо всемъ этомъ я сообщилъ полиціи и назначилъ день и часъ очной ставки.
   

XXVI.
Вдова и ея сынъ.

   На другой день около 10-ти часовъ утра я вышелъ изъ дому за лекарствомъ для Христины. Когда я вернулся, то къ удивленію своему услыхалъ незнакомый мнѣ голосъ въ комнатѣ больной. Я вошелъ и мистриссъ Янсонъ представила меня мистриссъ Бредергагенъ, богатой вдовѣ и матери преступника. Это была высокого роста, цвѣтущая особа, вычурно и богато одѣтая, говорившая слащавымъ, несимпатичнымъ голосомъ. свойственнымъ неискреннимъ натурамъ Ея адвокаты объяснили ей, что Натану, по всей вѣроятности, придется отсидѣть нѣсколько лѣтъ въ тюрьмѣ. Поэтому она явилась къ жертвѣ просить пощады. Она отлично разыграла свою роль. Въ своемъ шелковомъ платьѣ и кружевахъ она опустилась на колѣни у постели больной, схватила руку Христины и принялась всхлипывать, жалуясь на свое одиночество и вдовью участь, мимоходомъ упоминая о такихъ добродѣтеляхъ своего покойнаго супруга, которыхъ послѣдній конечно и самъ-бы не призналъ. Затѣмъ она начала восхвалять своего бѣднаго сына, говорила о его добромъ сердцѣ, о томъ, что его губитъ дурное общество и проч... Христина напряженно слушала ея разсказъ; но лицо ея вспыхнуло, когда вдова стала увѣрять, что ея сынъ глубоко ее любитъ и что только пылкая любовь побудила его къ такому отчаянному поступку. Она заявила, что хотя Христина -- лишь бѣдная пѣвица, а ея сынъ -- потомокъ семьи, имѣющей длинную и славную родословную, тѣмъ не менѣе она явилась къ Христинѣ съ предложеніемъ отъ сына, вполнѣ одобреннымъ ею самою. Если молодая дѣвушка согласна спасти его отъ тюрьмы, а его семью отъ позора, то онъ готовъ немедленно жениться на ней; сама-же вдова охотно прижметъ ее къ своему сердцу, какъ дочь, несмотря на все неравенство ихъ положеній. Говоря это, она не выпускала руки Христины и сопровождала свои слова потоками слезъ и глубокими вздохами.
   Наконецъ она кончила, встала и оправила свои кружева. Христина взяла карандашъ и написала:
   -- Я не могу выдти замужъ за вашего сына: чтоже касается до остального, то я должна объ этомъ подумать. Пожалуйста, не приходите больше ко мнѣ.
   Вдова уже собиралась снова упасть на колѣни и приняться за свои вздохи и просьбы; но яотвелъ ее въ сторону и сказалъ:
   -- Развѣ вы не видите, что молодая дѣвушка очень слаба и что ваше присутствіе ее сильно волнуетъ. Поѣзжайте домой, а я привезу вамъ отвѣтъ.
   Я взялъ ее за руку и твердо, хотя почтительно, вывелъ изъ комнаты со всѣми ея кружевами, драгоцѣнностями и побрякушками. Она вовсе не была удовлетворена результатомъ визита, но я проводилъ ее внизъ, усадилъ въ карету и приказалъ кучеру отвезти ее домой. Меня охватило негодованіе. Я ясно видѣлъ, что это была простая комедія, разсчитанная на то, чтобы растрогать мою бѣдную больную и что эта вдова въ сущности безсердечная старая плутовка.
   На другой день въ назначенный часъ явился начальникъ полиціи въ сопровожденіи преступника. Послѣдній уже нѣсколько дней какъ не бралъ въ ротъ хмѣльного, и теперь казался очень истощеннымъ. Вся его храбрость и дурь исчезли. Это было какое-то несчастное развинченное существо. Онъ сознавалъ, что его преступленіе вызоветъ строгую кару, и чувствовалъ безвыходность своего положенія настолько, насколько можетъ это чувствовать подобный субъектъ. При видѣ; его я нахмурилъ брови и такъ грозно взглянулъ на него, что онъ очевидно испугался и спрятался за спину полицейскаго.
   Христинѣ дали глотокъ подкрѣпляющаго напитка. Докторъ стоялъ возлѣ; нея и щупалъ ея пульсъ. Она сидѣла на постели, окруженная подушками. Въ комнатѣ присутствовали и ея отецъ съ матерью. Когда мы вошли, она съ минуту смотрѣла на преступника и я видѣлъ, какъ дрожь пробѣжала по ея тѣлу. Затѣмъ она закрыла глаза.
   -- Миссъ Янсонъ, началъ начальникъ полиціи: -- скажите пожалуйста, признаете-ли вы въ этомъ господинѣ человѣка, пытавшагося убить васъ?
   Я подалъ ей бумагу и карандашъ, она написала нѣсколько словъ. Я передалъ записку начальнику полиціи.
   -- Что-же это значитъ? спросилъ онъ въ изумленіи.
   Я взялъ записку у него изъ рукъ, и меня какъ громомъ поразили слѣдующія неожиданныя слова:
   "Это не тотъ человѣкъ".
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ начальникъ полиціи:-- намъ остается только освободить его.
   Отецъ и мать приблизились къ ней: но она махнула имъ рукой. Начальникъ полиціи отпустилъ Натана, который не вѣрилъ собственнымъ ушамъ.
   -- Что-же это значитъ, Христина? спросилъ я такимъ тономъ, въ которомъ звучало негодованіе и чуть-ли не раздраженіе.
   Она взяла карандашъ и написала:
   -- Зачѣмъ сажать этого бѣднаго безумца на нѣсколько лѣтъ въ тюрьму? Онъ совершилъ нападеніе въ пьяномъ видѣ, иначе онъ никогда не тронулъ-бы меня. Зачѣмъ навлекать позоръ на его семью? Можетъ быть этотъ урокъ послужитъ ему въ пользу, и изъ него выйдетъ хорошій человѣкъ.
   Тутъ я рѣшилъ, что Христина, если она только захочетъ, будетъ моей женой. Такимъ женщинамъ нѣтъ цѣны: онѣ слишкомъ рѣдки; природа на нихъ скупится, и счастливъ тотъ, кто можетъ назвать одну изъ нихъ своею.
   Но я не пошелъ къ ея родителямъ. Мнѣ хотѣлось повидаться съ вдовой и поговорить съ нею. Я поспѣшилъ изъ дома, нанялъ извозчика и поѣхалъ къ мистриссъ Бредергагенъ. Я засталъ ее съ сыномъ въ настоящемъ пароксизмѣ радости. Они въ восторгъ обнимались и цѣловались.
   -- Мистриссъ Бредергагенъ, сказалъ я:-- вашъ порочный сынъ избѣгъ заслуженнаго наказанія за свой жестокій и безсердечный поступокъ. Его спасло безпримѣрное великодушіе этой бѣдной дѣвушки. Но извѣстно-ли вамъ, какой вредъ онъ ей причинилъ? Онъ на-вѣки погубилъ ея талантъ и лишилъ ее чуднаго голоса. Бѣдняжка никогда больше не будетъ пѣть, а между тѣмъ она служила поддержкой всей семьи: теперь она раззорена. Вы должны обезпечить ее въ размѣрѣ той суммы, которую она зарабатывала за послѣднее время, именно въ размѣрѣ 50 долларовъ въ недѣлю.
   Вдова вышла изъ себя и закричала, что она не понимаетъ, съ какой стати будетъ выдавать Христинѣ 50 долларовъ въ недѣлю. Вѣдь на нее совершилъ нападеніе не ея сынъ, который ни въ чемъ не повиненъ.
   -- Ха, ха, воскликнулъ я:-- такъ вотъ ваше рѣшеніе? Ну, слушайте-же: вы сейчасъ пошлите за нотаріусомъ и исполните то, что я вамъ прикажу, или черезъ часъ вашъ сынъ будетъ опять въ тюрьмѣ. Мать Христины видѣла его очень хорошо и удостовѣритъ его личность; а сама Христина не захочетъ подтвердить подъ присягою свое великодушное, но ложное показаніе. Вы -- достойная мать такого сына, если не можете оцѣнить благороднѣйшаго изъ поступковъ.
   Вдова сильно поблѣднѣла, услыхавъ мои угрозы, отошла съ сыномъ въ сторону и шепотомъ обмѣнялась съ нимъ нѣсколькими словами. Наконецъ она изъявила согласіе подчиниться моимъ условіямъ. Послали за нотаріусомъ и скоро актъ былъ составленъ, а я получилъ чекъ на 200 долларовъ за первый мѣсяцъ.
   -- Теперь сказалъ я, обращаясь къ Натану: -- позвольте сказать вамъ пару словъ, молодой человѣкъ. Если вы когда-нибудь приблизитесь къ миссъ Карльсонъ, заговорите съ нею или какимъ-нибудь другимъ образомъ будете докучать ей (тутъ я ближе подошелъ къ нему и посмотрѣлъ на него въ упоръ), то я убью васъ, какъ собаку.
   Съ этими рѣшительными словами я простился съ милой парочкой и ушелъ.
   

XXVII.
Кузница.

   Мнѣ нечего описывать радость, съ какою встрѣтила меня вся семья, когда я вернулся съ дарственною записью и деньгами отъ мистриссъ Бредергагенъ. Христина еще не знала о потерѣ голоса и была склонна отвергнуть великодушный подарокъ, какъ она выражалась. Но мы напомнили ей, что вдова богата, а сынъ ея нанесъ ей такія раны, которыя помѣшаютъ ей зарабатывать втеченіи нѣсколькихъ недѣль хлѣбъ, не говоря уже объ издержкахъ на доктора и лекарства. Наконецъ мы ее убѣдили, и она согласилась принять отъ вдовы деньги и пользоваться ея поддержкой до тѣхъ поръ, пока она не вернется снова на сцену. За то мистриссъ Янсонъ просіяла и совершенно утѣшилась.
   Мнѣ нечего подробно описывать выздоровленіе Христины. День ото дня здоровье ея крѣпло. Она начинала шепотомъ произносить слова, постепенно къ ней вернулась и разговорная рѣчь, хотя голосъ долго оставался хриплымъ. Скоро она стала расхаживать по всему дому: молодость вѣдь лучшій врачъ. Однажды она взяла меня за руку, поблагодарила за мою доброту и сказала съ своею лукавой улыбкой, что я -- добрый хорошій малый, но жаль, что у меня одна слабость. Затѣмъ она просила меня не забывать даннаго ей обѣщанія относительно новаго года и выразила опасеніе, что я запустилъ свои дѣла, ухаживая за ней.
   По прошествіи нѣкотораго времени, она узнала отъ доктора, что лишилась голоса и никогда не будетъ уже больше пѣть. Это былъ для нея жестокій ударъ, и она тихо плакала втеченіи нѣсколькихъ часовъ. Нѣкоторымъ утѣшеніемъ ей послужило то, что семья ея была обезпечена благодаря мнимой щедрости мистриссъ Бредергагенъ. Конечно если-бъ не эта мысль, она пришлабы въ отчаяніе.
   Втеченіи нѣсколькихъ дней меня занималъ новый планъ. Мнѣ казалось, что эти простые добрые люди чувствовали-бы себя гораздо счастливѣе, живя въ деревнѣ, а не въ шумномъ городѣ, къ тому-же тамъ они могли-бы имѣть больше заработковъ. Въ ихъ жилахъ текла крестьянская кровь, а нужны долгіе годы, чтобы сельскій житель забылъ приволье полей и благоуханіе луговъ. Въ городѣ жизнь течетъ однообразно, она проходитъ въ мастерской и растрачивается на пустяки. Къ тому-же мнѣ казалось, что мистеръ Янсонъ тяготится своею праздностью. Это былъ рослый, крѣпкій мужчина, привыкшій къ тяжелому труду, и его мускулы требовали работы. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей я каждый день выходилъ изъ дому и совершалъ прогулки въ разныхъ направленіяхъ. Наконецъ мнѣ очень приглянулось одно мѣстечко. Оно находилось въ двѣнадцати миляхъ отъ застроенныхъ пригородныхъ участковъ. Мѣстность была возвышенная. Среди маленькой рощищы и сада стоялъ старый просторный домъ. Правда, домъ требовалъ ремонта, но за то за рощей скрещивались двѣ дороги и на перепутьѣ было прекрасное мѣсто для постройки кузницы. Я купилъ участокъ земли съ постройками очень дешево, нанялъ плотниковъ для исправленія дома и постройки кузницы. Меблировалъ домъ, а кузницу снабдилъ наковальней, мѣхами и другими кузнечными снарядами, а также углемъ и желѣзомъ.
   Когда все было готово, я опять прибѣгъ ко лжи. Я сообщилъ Христинѣ, что мистриссъ Бредергагенъ, узнавъ, что она навсегда лишилась голоса, пожелала, насколько возможно, исправить зло и подарила ей маленькій участокъ земли за городомъ, мнѣ-же она поручила купить все недостающее.
   И вотъ мы всѣ отправились осмотрѣть кузницу. Трудно сказать, кто больше всѣхъ радовался. Христина, ея мать или отецъ? Я склоненъ думать, что послѣдній. Онъ долго со слезами на глазахъ любовался кузницею со всѣми наполнявшими ее орудіями, большою вывѣскою, на которой значилось: "Карлъ Янсонъ, кузнецъ." и изображенъ былъ человѣкъ, подковывавшій лошадь. Христина съ своей стороны весело прогуливалась въ цвѣтникѣ, а мать разсматривала домашнюю обстановку и хозяйственныя принадлежности.
   Скоро все семейство переселилось за городъ. Я былъ правъ: племя, жившее втеченіи нѣсколькихъ поколѣній въ деревнѣ, чувствуетъ себя не хорошо въ городѣ, какъ растеніе, перенесенное на несвойственную ему почву.
   

XXVIII.
Неожиданное счастье.

   Я каждый день ѣздилъ въ кузницу, и меня всегда встрѣчали какъ члена семьи. Третьяго дня я засталъ всѣхъ въ домѣ въ радостномъ возбужденіи. Христина укладывала младшаго брата спать. Укачивая его въ люлькѣ, она безсознательно принялась напѣвать тихимъ голосомъ колыбельную пѣсенку,-- и вдругъ, вскочивъ побѣжала къ матери съ крикомъ:
   -- Мама, мама,-- я могу пѣть, слушай!
   Однако голосъ ея былъ еще очень слабъ, и когда она брала высокія ноты, то чувствовала боль въ горлѣ.
   Я посовѣтовалъ матери не позволять ей еще пѣть и дать голосовымъ связкамъ совершенно окрѣпнуть. Возможно, что докторъ ошибся въ своемъ діагнозѣ, а можетъ быть нервы, какъ онъ и предсказывалъ, срослись, и функція ихъ возстановилась. Для насъ всѣхъ, а особенно для бѣдной дѣвушки было большимъ утѣшеніемъ думать, что ея чудный голосъ вернется во всей своей полнотѣ.
   Сегодня я былъ опять у нихъ.
   Мнѣ показалось, что отецъ отнесся ко мнѣ нѣсколько сдержанно. Когда мы встрѣтились съ мистриссъ Янсонъ, она не привѣтствовала меня, но обыкновенію, дружеской улыбкой и скоро удалилась. А когда я вошелъ въ гостинную, то меня еще болѣе поразило принужденное обращеніе Христины. Она покраснѣла, протянувъ мнѣ руку, и казалась очень смущенною, хотя въ ея обращеніи не было ничего враждебнаго или недоброжелательнаго ко мнѣ. Я недоумѣвалъ.
   -- Что случилось, Христина? спросилъ я.
   Маленькая пѣвица рѣшительно не была способна на скрытность или ложь и тотчасъ-же отвѣтила:
   -- Знаете, мнѣ очень часто приходило на умъ, что мистриссъ Бредергагенъ была чрезвычайно, даже слишкомъ добра ко мнѣ. Правда, что сынъ ея мнѣ сильно повредилъ. Онъ могъ даже убить меня, а я все-таки отказалась дать показанія противъ него. Но она не только обезпечила меня на всю жизнь, но и папѣ подарила этотъ прелестный домъ. И вотъ я подумала, что съ моей стороны было-бы очень не хорошо, еслибы я не явилась поблагодарить ее лично. Къ тому-же я знаю, что Натана послали въ Европу. Вчера я рѣшила ѣхать въ городъ посѣтить мистриссъ Бредергагенъ и поблагодарить за все то. что она для меня сдѣлала. Отъ станціи желѣзной дороги я взяла извозчика и, подъѣхавъ къ ея дому, послала ей свою карточку. Она приняла меня очень ласково. Послѣ нѣсколькихъ разспросовъ и общихъ мѣстъ, я выразила ей свою благодарность. Она улыбнулась. Потомъ я принялась горячо благодарить ее за домъ и за кузницу, подаренные отцу.
   -- Что вы такое говорите, милая? воскликнула она.-- Я никогда не дарила вамъ ни дома, ни сада, ни кузницы.
   Можете себѣ представить мое изумленіе!
   -- Какъ-же! сказала я. Вѣдь вы-же дали Франку Монгомери деньги для покупки дома и поручили поселить въ немъ моего отца.
   -- Милая, вы меня удивляете. Я никогда въ жизни не видала никакого Франка Монгомери, и уже разумѣется никакихъ денегъ ему не давала.
   -- Вы не знаете того Франка Монгомери, который передалъ мнѣ отъ васъ деньги?
   -- Я вручила ихъ не Франку Монгомери, а мистеру Артюру Филипсу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы ошибаетесь, воскликнула я:-- это былъ Франкъ Монгомери, наборщикъ по ремеслу: у него есть собственный домъ, къ которымъ мы и жили, въ улицѣ Сюардъ. Я отлично знаю его.
   -- Удивительно! произнесла она:-- Мистеръ Артуръ Филипсъ,-- очень богатый молодой человѣкъ, адвокатъ по профессіи,-- явился ко мнѣ; въ тотъ самый день, когда вы заявили, что не признаете въ моемъ сынѣ своего убійцу и сказалъ мнѣ, что если я не буду выдавать вамъ по 50 долларовъ въ недѣлю и не обезпечу васъ нотаріальнымъ порядкомъ, то Натанъ будетъ опять арестованъ за покушеніе на убійство и свидѣтельницей противъ него явится ваша матушка. И вдругъ вы теперь увѣряете, что Артюръ Филипсъ адвокатъ -- одно лицо съ Франкомъ Монгомери, наборщикомъ, что онъ живетъ въ маленькомъ домикѣ въ улицѣ; Сюардъ и что я ему дала деньги на покупку дома, сада и кузницы за городомъ! Надѣюсь, милая моя, что вашъ разсудокъ не пострадалъ отъ ужаснаго испытанія, постигшаго васъ. Тѣмъ не менѣе совѣтую вамъ отправиться домой къ родителямъ.
   И она очень вѣжливо раскланялась со мною.
   Я была ошеломлена. По выходѣ отъ нея я долго стояла на лѣстницѣ, не зная, что начать. Затѣмъ я сообразила, что мнѣ надо повидаться съ вами и потребовать отъ васъ объясненія. Я не сомнѣвалась, что мистриссъ Бредергагенъ ошибалась, и что вы въ самомъ дѣлѣ -- наборщикъ Франкъ Монгомери. Однако вашъ домъ оказался запертымъ: онъ былъ пустъ и на двери виднѣлось объявленіе о сдачѣ его въ наймы. Я отправилась въ фруктовый магазинъ, находящійся въ угловомъ домѣ. Тамъ меня хорошо знали. Я начала разспрашивать о васъ у приказчика, но онъ не могъ мнѣ дать никакихъ свѣдѣній: затѣмъ на мой вопросъ, не ему-ли поручено сдавать домъ, онъ отвѣтилъ, что вы никогда не были собственникомъ дома. Я высказала предположеніе, что можетъ быть вы долго жили въ немъ? Онъ мнѣ отвѣтилъ, что вы наняли его въ то самое утро, когда и мы переѣхали. Я была еще болѣе удивлена и окончательно не знала, что думать. Что-же все это значитъ? Вы -- не хозяинъ дома, не родились въ немъ, не жили въ немъ всю жизнь, какъ вы говорили; значитъ и все остальное было не вѣрно, и самое имя ваше -- ложно? И для чего все это дѣлалось? Почему вы въѣхали въ этотъ домъ въ одинъ день съ нами? Это походило на какую-то ловушку, разставленную намъ; между тѣмъ вы всегда-были такъ добры и привѣтливы къ намъ, что я не могла подумать что-либо худое о васъ. Я рѣшила повидаться съ Петромъ Бингамомъ. Мнѣ хотѣлось сообщить ему, что есть надежда на возстановленіе моего голоса и что можетъ быть въ скоромъ времени мнѣ понадобится новый ангажементъ. Но когда я пришла къ нему, я замѣтила, что онъ обращается со мной нахально, а когда я заговорила о моемъ поступленіи на сцену, онъ засмѣялся мнѣ въ лицо и сказалъ, что онъ полагаетъ, что мнѣ никогда больше не придется выступать въ качествѣ пѣвицы. Почему-же? спросила я. Онъ опять засмѣялся и сказалъ, что мистеръ Филипсъ не отпуститъ меня. Затѣмъ онъ сталъ нападать на васъ и сказалъ, что вы заставили его платить мнѣ пятьдесятъ долларовъ въ недѣлю, между тѣмъ какъ мое пѣніе не стоило и десяти. Теперь его не проведешь; всѣмъ извѣстно, что все это значитъ и почему вы жили нѣсколько мѣсяцевъ въ одномъ домѣ со мной, а теперь купили для своей птички клѣтку за городомъ. Сначала я не нашлась что отвѣтить; но когда я поняла, что онъ хотѣлъ сказать,-- я ударилась въ слезы, а онъ сталъ извиняться. Я однако не стала его слушать, поспѣшила домой и все разсказала папѣ и мамѣ.
   -- Теперь, прибавила она, глядя на меня своимъ прямодушнымъ взоромъ:-- мы съ родителями долго толковали объ этомъ и пришли къ нѣкоторымъ заключеніямъ. Во-первыхъ, вы не Франкъ Монгомери, а Артюръ Филипсъ; во-вторыхъ, вы не бѣдный наборщикъ, а богатый аристократъ: въ-третьихъ, вы сдѣлали мнѣ много добра и приписали все другимъ. Вы добились для меня высокаго вознагражденія у Бингама; вы заставили мистриссъ Бредергагенъ выплачивать мнѣ опредѣленный доходъ: вы ухаживали за мной во время моей болѣзни съ братскою заботливостью и, наконецъ, купили и подарили это прелестное мѣстечко папѣ. Вы ничего намъ не дѣлали, кромѣ добра, и за это не потребовали никакого вознагражденія. Мы будемъ вѣчно вамъ благодарны, будемъ молиться о вашемъ благополучіи до конца нашихъ дней. Но (тутъ она взяла меня за руку, какъ сестра) мы здѣсь оставаться не можемъ. Вы сами это поймете. Когда мы знали васъ, какъ бѣднаго наборщика, мы были съ вами на равной ногѣ. Этотъ благородный подарокъ богатаго, молодого человѣка будетъ всѣми истолкованъ въ смыслѣ платы за мою честь. Всѣ уже и теперь такъ смотрятъ на это. Обезпеченіе мистриссъ Бредергагенъ я принимаю до возвращенія моего на сцену: но этого дома мы не можемъ принять и завтраже выѣдемъ отсюда. Намъ не зачѣмъ встрѣчаться теперь, но... прибавила она:-- но... я никогда не забуду о вашей добротѣ.
   Въ ея глазахъ стояли слезы, и она съ трудомъ договорила послѣднія слова.
   -- Христина, сказалъ я,-- если-бъ я былъ наборщикъ Франкъ Монгомери, вы не прогнали-бы меня?
   -- О, нѣтъ, нѣтъ! воскликнула она.-- Вы нашъ лучшій и самый дорогой другъ. Я не гоню васъ отъ себя, но должна разстаться съ вами. Отношенія между нами,-- между богатымъ молодымъ человѣкомъ и бѣдной пѣвицей, дочерью иностранца-рабочаго -- могутъ быть объяснены въ дурную сторону.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ, я, обнимая ее:-- пусть всѣ болтуны и сплетники знаютъ, что эта бѣдная маленькая пѣвица занимаетъ въ моемъ сердцѣ; и въ моемъ умѣ; первое мѣсто и что она для меня выше и лучше всѣхъ королевъ и принцессъ въ мірѣ. Въ ней я нашелъ неоцѣненное сокровище,-- по-истинѣ добрую и благородную женщину. Если я обманывалъ васъ, то потому, что любилъ, любилъ всею душою, всѣмъ моимъ существомъ. Я хотѣлъ жить подъ одной кровлей съ вами, изучить вашъ характеръ, постоянно видѣться съ вами. Ухаживая за вами во время болѣзни, я былъ такъ счастливъ, какъ никогда еще въ жизни. Мнѣ не хотѣлось раскрыть вамъ правду, когда вы поправились и болѣе во мнѣ не нуждались. А теперь, Христина, согласны-ли вы быть моею женою и назначить день нашей свадьбы?
   Какъ только я заговорилъ, я зналъ, что она будетъ моей. Она не пыталась вырваться "изъ моихъ объятій; и, по мѣрѣ того какъ я продолжалъ говорить, ея лицо утрачивало свое принужденное выраженіе, и подъ конецъ ея головка довѣрчиво склонилась на мое плечо.
   -- Франкъ, сказала она тихимъ голосомъ и не глядя на меня:-- я всегда буду называть васъ Франкомъ. Я полюбила бѣднаго наборщика съ перваго дня нашего знакомства, и если богатый человѣкъ можетъ довольствоваться чувствами, которыя я питала къ бѣдному, то я отдаю ему не только сердце, но и жизнь. Однако подождите, прибавила она взглянувъ на меня съ лукавой усмѣшкой:-- вы помните ваше обѣщаніе относительно новаго года?
   -- О, моя милочка, возразилъ я: -- это касается бѣднаго Франка, и, я думаю, вы полюбили его больше всего за эту слабость. Но если вы согласитесь выйти замужъ за богатаго, молодого человѣка, то вамъ придется забыть обо всѣхъ пріятныхъ качествахъ бѣднаго наборщика. Я-же не припишусь къ обществу трезвости въ день Новаго года и не дамъ обѣта воздерживаться отъ спиртныхъ напитковъ. Но я даю другую клятву,-- каждый день цѣловать самую милую изъ всѣхъ женщину на свѣтѣ.
   Опасаясь измѣнить этому священному для меня обязательству, я тотчасъ началъ приводить его въ исполненіе.
   Затѣмъ мы пригласили къ себѣ стариковъ, и я повторилъ имъ все, что сказалъ Христинѣ: кромѣ того я сообщилъ имъ, что обществу угрожаетъ большая опасность, и катастрофа можетъ наступить изо дня въ день. Мы согласились между собой отпраздновать свадьбу въ домѣ Христины черезъ день. А завтра, вы, моя милая матушка, и вы, дорогіе друзья мои, должны поѣхать со мною къ милой и благородной дѣвушкѣ, которая обѣщала составить счастье вашего покорнаго слуги".
   Когда Максъ кончилъ свой разсказъ, его мать встала и со слезами на глазахъ обняла и поцѣловала его: а Эстелла и я горячо пожали ему руку. Мы радовались его счастью, и, глядя на наши веселыя лица, никто-бы не подумалъ, что троихъ изъ насъ жестоко преслѣдуютъ олигархи и что мрачная тѣнь приближающейся грозы уже надвинулась надъ нами.
   Прежде чѣмъ отправиться спать, мы съ Эстеллой имѣли конфиденціальное совѣщаніе, которое, какъ это ни странно, кончилось такою-же клятвою, какую Максъ далъ Христинѣ. При этомъ я сдѣлалъ еще болѣе поразительное открытіе, что мы боготворимъ только ту женщину, за которою мы ухаживаемъ. Но ни одинъ человѣкъ никогда не узнаетъ, что мы съ Эстеллой говорили другъ другу въ этотъ вечеръ. Послѣдствія-же бесѣды выяснятся изъ дальнѣйшаго хода этого правдиваго разсказа.
   

XXIX.
Рай.

   Стоялъ ясный, солнечный осенній день. Мы съ Эстеллой приготовились къ поѣздкѣ; за городъ. Эстелла надѣла золотыя очки, черный парикъ и вуаль и очень напоминала собою учительницу среднихъ лѣтъ, собирающуюся отдохнуть въ воскресный день на лонѣ природы. Мы сѣли на поѣздъ электрической желѣзной дороги и взяли билетъ до станціи, находящейся въ двухъ миляхъ разстоянія отъ дома мистера Янсона. Со станціи мы отправились пѣшкомъ. Воздухъ былъ чистый и прозрачный; онъ казался намъ дыханіемъ самого неба. Мы были самою счастливою парочкою. Легкій вѣтерокъ дулъ намъ въ лицо. Передъ нами разстилался роскошный видъ: мягкіе холмы, зеленѣющія поля, лужайки чередовались съ группами деревьевъ. Картина оживлялась мычаніемъ рогатаго скота и веселыми криками дѣтей, игравшихъ вокругъ домовъ. Я былъ настроенъ на возвышенный ладъ. Я благодарилъ Бога, что онъ намъ даровалъ этотъ чудный міръ и одарилъ насъ способностью наслаждаться имъ Въ виду радостной природы смерть, полное уничтоженіе, казались мнѣ; невозможными. О, какой контрастъ представляла эта тихая, ясная жизнь съ тою, которую мы оставили за собою въ этомъ тѣсномъ, многолюдномъ городѣ съ его бѣдствіями, нищетою, грѣхами, неправдою, стремленіемъ къ наживѣ, мрачною ненавистью и ужасными заговорами. Хотя Богъ и позволяетъ человѣку готовить самому себѣ гибель, думалось мнѣ, Онъ не даетъ ему права разрушать міръ. Дернъ выростаетъ на могилахъ; цвѣты появляются въ трещинахъ пушечныхъ ядеръ: плющъ украшаетъ развалины тюрьмы, а хлѣбъ ростетъ у ногъ раба и свободнаго земледѣльца. Я говорилъ себѣ, что хотя цивилизація и совершитъ надъ собою самоубійство, міръ однако не погибнетъ, и нѣсколько представителей человѣчества уцѣлѣютъ. Изъ общаго разрушенія возродится новая порода людей, болѣе достойныхъ тѣхъ даровъ, которыми Богъ насъ наградилъ.
   По случаю нашего визита мистеръ Янсонъ закрылъ свою кузницу и облачился въ новое платье изъ тонкаго сукна, въ которомъ онъ чувствовалъ себя, словно въ цѣпяхъ. Христина, хорошенькая, веселая, вся въ бѣломъ, съ розами въ вьющихся волосахъ, выбѣжала намъ на встрѣчу. Мать Макса заключила ее въ свои объятія, поцѣловала ее, назвала своею дочерью и выразила свою радость по поводу того, что сынъ ея женится на такой милой и хорошей дѣвушкѣ. Мистриссъ Янсонъ сначала скромно стояла въ сторонѣ, немного сконфуженная нашимъ обществомъ, но Христина вывела ее изъ угла и представила намъ. Затѣмъ мы познакомились съ цѣлой ватагой ребятишекъ съ розовыми щечками, голубыми глазами, свѣтлыми, вьющимися волосами. Всѣ они были веселы и радовались новымъ бѣлымъ платьицамъ и яркимъ лентамъ. Даже маленькій Оливеръ забылъ на время свой молотокъ и стоялъ, вытаращивъ свои большіе круглые глазенки на незнакомыхъ ему лицъ. Мы вошли въ домъ, и здѣсь среди смѣха и веселыхъ восклицаній школьная учительница въ очкахъ превратилась въ мою возлюбленную и счастливую Эстеллу. Обѣ молодыя дѣвушки скоро сошлись и непринужденно болтали.
   Между нами завязалась оживленная бесѣда. Всякія заботы и треволненія были забыты. Мы шутили, смѣялись, дурачились.
   -- Я однако не понимаю, Христина, сказалъ Максъ:-- объясни мнѣ, пожалуйста, вотъ что. Твое имя "Христина Янсонъ", а между тѣмъ ты въ публикѣ извѣстна подъ именемъ Христины Карльсонъ. Я отказываюсь вѣнчаться до тѣхъ поръ, пока ты мнѣ не объяснишь, что это значитъ. Вѣдь меня могутъ привлечь къ отвѣтственности и обвинить въ двоеженствѣ. Я хочу жениться на Христинѣ Янсонъ, а что мнѣ дѣлать съ Христиной Карльсонъ? Я могу быть счастливъ только съ одной изъ нихъ.
   Христина засмѣялась, покраснѣла и сказала:
   -- Если вы не будете себя вести хорошо, то не получите ни одной. Но такъ и быть, я вамъ скажу, милый другъ, какъ это случилось. Вамъ извѣстно, что у насъ въ Швеціи, въ особенности въ сѣверныхъ мѣстностяхъ, откуда родомъ мои родители, народъ очень примитивный и далеко "отсталъ отъ вѣка", какъ вы-бы выразились. Мы не называемся тамъ по фамиліямъ, въ родѣ Броуна, Джонса или Смита, и всякій только прибавляетъ къ своему имени имя своего отца. Такъ у Петра есть сынъ, названный Оливеромъ, вотъ послѣдній и называется Оливеръ Петерсонъ т. е. сынъ Петра. А если у него есть сынъ Джонъ, то его будутъ звать Джономъ Оливерсономъ. Мнѣ; кажется въ книгахъ, которыя вы мнѣ какъ-то приносили, Франкъ, я читала, что и въ Англіи нѣсколько столѣтій тому назадъ существовалъ тотъ-же обычай. Воспоминаніемъ объ этомъ служатъ нѣкоторыя фамиліи, какъ напримѣръ Джонсонъ, Вильямсонъ, Жаксонъ и др. Но женскіе члены семейства называются у насъ dotters, дочерьми, и поэтому меня напримѣръ надо звать: Христина Карльдоттеръ. Мистеру Бингаму такъ не понравилась моя фамилія, что онъ не хотѣлъ ставить ея на афишу и переименовалъ меня въ Христину Карльсонъ; вотъ вамъ и весь сказъ!
   -- Часъ отъ часу не легче! воскликнулъ Франкъ:-- Теперь оказываются три Христины. Мнѣ придется вѣнчаться не только съ Христиной Янсонъ и съ Христиной Карльсонъ, но и съ Христиной Карльсдоттеръ. Это ужь не двоеженство, а троеженство.
   Тутъ вмѣшалась Эстелла и сказала, что Максъ навѣрно радъ жениться на Христинѣ, какъ-бы она ни называлась.
   Франкъ однако не унимался и замѣтилъ мнѣ:
   -- Видишь-ли, старый другъ. Ты женишься на дѣвушкѣ съ родословной, а у моей невѣсты нѣтъ никакой.
   -- Нѣтъ, возразила Христина: -- это неправда. У насъ самое имя, которое мы носимъ, составляетъ своего рода родословную. Такъ я -- Христина, дочь Карла, Карлъ былъ сынъ Джона, сына Фредерика, сына Христіана и др. Вы можете прослѣдить нашу родословную въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ. У меня длинная родословная, и я очень горжусь ею. Мои предки были всѣ люди честные, добродѣтельные.
   Ея лицо выражало гордость. Франкъ поцѣловалъ ее при всѣхъ, а она въ знакъ наказанія подергала его слегка за ухо. Затѣмъ мы отправились обѣдать.
   Что это былъ за веселый обѣдъ! Овощи изъ собственнаго огорода, масло, молоко, сливки, сметана -- отъ собственныхъ коровъ; фрукты изъ собственнаго сада, пудингъ, какъ сказала намъ мать, приготовила Христина, и поэтому Франкъ съѣлъ двойную порцію. Все было такъ мило и привѣтливо! Франкъ увѣрялъ, что онъ никогда не видалъ такого желтаго масла съ золотистымъ оттѣнкомъ. Мистриссъ Янсонъ объяснила, что въ Швеціи масло изготовляютъ особеннымъ способомъ и тутъ-же объяснила въ чемъ дѣло. Единственный человѣкъ, чувствовавшій себя за столомъ, какъ-бы не въ своей тарелкѣ, былъ Карлъ Янсонъ, который видимо страдалъ отъ постояннаго опасенія, что можетъ испортить свое новое платье. Я подозрѣваю, что онъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ, когда гости разъѣдутся, чтобъ сбросить съ себя свой парадный костюмъ съ такимъ чувствомъ блаженства, съ какимъ умирающій святой разстается съ своимъ бреннымъ тѣломъ.
   Среди общаго веселья и смѣха меня словно ножемъ кольнула мысль о приближающейся грозѣ. Меня охватилъ страхъ, и я чуть не простоналъ во всеуслышаніе. Я невольно сравнивалъ всѣхъ присутствовавшихъ съ овцами, не замѣчающими приближенія волка. Однако почему не веселиться? Развѣ мы довели міръ до настоящаго положенія? Почему намъ не пользоваться солнечнымъ свѣтомъ, яркимъ сіяніемъ любви? Только одинъ Богъ, создавшій женщину, истинную женщину, знаетъ, какія стремленія къ добру онъ вложилъ въ ея душу. Я думаю, что Ева вкушала отъ запрещеннаго плода, чтобы узнать истину, а Адамъ съѣлъ его просто потому, что былъ голоденъ.
   Всѣ эти мысли бродили въ моей головѣ въ то время, какъ я смотрѣлъ на Эстеллу. Онѣ съ Христиной совѣщались о чемъ-то серьезномъ. Золотистые волосы обѣихъ дѣвушекъ сливались, въ то время, какъ онѣ наклонялись другъ къ другу, смѣялись и краснѣли. Наконецъ Эстелла подошла ко мнѣ и, опять зардѣвшись -- шепнула:
   -- Христина въ восторгъ отъ нашего плана.
   Тогда я обратился къ Максу и произнесъ торжественно:
   -- Дорогой мой Максъ, Франкъ или Артюръ или какъ-бы ты тамъ ни назывался, я съ сожалѣніемъ замѣтилъ, что ты страшишься момента, когда тебѣ придется во время брачнаго обряда выдержать молніеносные взоры трехъ Христинъ. И вотъ я думая, что друзья должны помогать другъ другу не только въ несчастійи, но и въ минуты опасности. Поэтому мы завтра съ Эстеллой поспѣшимъ тебѣ на помощь. Еслиже ты бросишь одну изъ Христинъ, то я съ позволенія Эстеллы, самъ женюсь на ней, потому что я рѣшилъ, что золоту нечего пропадать.
   Всѣ обрадовались, заволновались. Максъ обнялъ меня, потомъ поцѣловалъ Христину. Я-же счелъ себя въ правѣ поцѣловать, глядя на него, и свою прелестную невѣсту. Затѣмъ поцѣловались и старики: стали цѣловаться и ребятишки.
   Когда мы вслѣдъ затѣмъ усѣлись въ саду, я замѣтилъ, что Христина съ Эстеллой оживленно шептались и смѣялись. Въ рукахъ у нихъ была какая-то бумага, которую они читали. И вдругъ этотъ негодяй Максъ подкрался сзади, протянулъ руку надъ ихъ головами и выхватилъ бумагу. Эстелла сильно смутилась, взглянула на меня и покраснѣла, а Максъ принялся скакать и плясать, махая бумагой и крича:
   -- О-го, го! У насъ въ семьѣ есть поэтъ!
   Я вспомнилъ, что подносилъ Эстеллѣ стихи, въ которыхъ описывалъ свою любовь. По моему, человѣкъ, который не ощущаетъ зуда писать стихи, когда влюбленъ -- ничего не стоитъ. Поэзія для человѣка все равно, что пѣснь для птицы. Но нельзя-же разглашать подобныхъ вещей. Я бросился за Максомъ; онъ ускользнулъ у меня изъ рукх и вскарабкался на дерево. Усѣвшись тамъ, онъ -- о жестокій!-- началъ читать мои лирическія изліянія вслухъ.
   -- Слушайте!-- воскликнулъ онъ:-- У меня тутъ четырнадцать строфъ, и каждая изъ нихъ оканчивается обращеніемъ къ ней во второмъ лицѣ: ты! И что за заглавія. Вотъ одно изъ нихъ: "Артезіанскія Воды"! Какъ вамъ это нравится!
   Но тутъ Христина, Эстелла и я забросали бездѣльника яблоками.
   -- Знаю, отчего стихотвореніе называется "Артезіанскими водами". Стихи должно быть надо извлекать громаднымъ буравомъ, воскликнулъ онъ: -- ха! ха! Но слушайте!
   Онъ началъ читать другое стихотвореніе, но не дочиталъ и первой строфы.
   -- Уфъ! крикнулъ онъ:-- какъ разъ угодили мнѣ въ носъ:-- только не стихи, а яблоки! Но на зло вамъ прочитаю. Слушайте! "Къ Эстеллѣ".
   Я не могъ допустить, чтобы онъ прочелъ это стихотвореніе. Видя, что яблоки не помогаютъ, я самъ полѣзъ на дерево. Это была яблоня, къ тому-же не высокая. Максъ долженъ былъ, отступить, но при этомъ не удержалъ равновѣсія и упалъ, не причинивъ себѣ впрочемъ никакого вреда. Дамы поспѣшно бросились къ нему и вырвали у него мои драгоцѣнныя стихотворенія, которыя Эстелла спрятала у себя на груди. Черезъ нѣсколько времени онѣ съ Христиной опять читали ихъ втихомолку.
   -- Да, сказала Эстелла:-- въ немъ говоритъ просто зависть, потому что онъ самъ не въ состояніи написать такихъ прелестныхъ стиховъ.
   -- Ну, извините, возразилъ Максъ:-- если-бъ я написалъ что-нибудь подобное, я просто сгорѣлъ-бы со стыда.
   -- Мужчина не имѣетъ право жениться, если онъ не написалъ поэмы, сказала Эстелла.
   -- Если вы заставите Макса написать стихи, сказалъ я:-- то другіе скорѣе повѣсятся, чѣмъ будутъ ихъ слушать.
   Такимъ образомъ проходили эти счастливые часы среди общаго веселья, смѣха, шутокъ, возни.
   Было уже поздно; однако мы не хотѣли уѣзжать, не взглянувъ, какъ доятъ коровъ. Этой минуты ожидали съ нетерпѣніемъ. Это было своего рода событіе дня. Я никогда не видывалъ такой чудной коровы, какъ Босси. Дѣти украсили ей рога ленточками. Оливеръ помѣстился на ея широкой спинѣ., а остальные радостно плясали вокругъ нея. Животное терпѣливо стояло, пережевывая жвачку и невозмутимо поглядывая вокругъ.
   Я невольно подумалъ о томъ, какими вѣрными товарищами человѣка были эти добрыя животныя споконъ вѣка. Они выкормили милліоны дѣтей. Съ доисторическихъ временъ до нашихъ дней они оказывали человѣчеству огромную услугу. Кажется, намъ слѣдуетъ любить животное, такъ тѣсно связанное съ исторіею человѣчества и такъ много содѣйствовавшее возникновенію нашей цивилизаціи.
   Однако настало время ѣхать домой. Карлъ очень довольный тѣмъ, что трудная роль любезнаго хозяина для него кончается и что онъ можетъ сбросить свой парадный костюмъ, повезъ насъ на станцію въ открытомъ рессорномъ экипажѣ. Эстелла, опять обратившаяся въ пожилую учительницу въ очкахъ, помѣстилась рядомъ со мной, а маленькая Христина возлѣ матери Макса, между тѣмъ какъ мой другъ усѣлся на козлы и съ дѣловымъ видомъ бесѣдовалъ съ Карломъ о родословной знаменитой лошади "Молнія", которая только что отхватала милю меньше чѣмъ въ двѣ минуты.
   Глядя на Карла, я думалъ о томъ, какъ мало нужно человѣку, чтобъ жить счастливо своимъ домкомъ, какъ хорошъ человѣкъ при благопріятныхъ обстоятельствахъ и какъ жестоки и отвратительны тѣ, кто можетъ притѣснять ближняго и принуждать его къ грѣху и позору.
   Я не стану тебѣ описывать, дорогой братъ, всѣхъ подробностей двойной свадьбы, происходившей на другой день. Обоихъ насъ вѣнчалъ одинъ и тотъ-же шведскій священникъ, другъ Янсоновъ. Я не особенно интересовался узнать, кто скрѣпилъ и подписалъ брачное свидѣтельство Эстеллы, такъ какъ былъ вполнѣ увѣренъ, что оно въ порядкѣ. Но я думаю, что союзъ между мужчиной и женщиной не долженъ быть простымъ гражданскимъ договоромъ. Бракъ не коммерческое товарищество. Бракъ долженъ быть самымъ тѣснымъ единеніемъ двухъ душъ, двухъ жизней, и если онъ вполнѣ счастливъ, то мужчина и женщина какъ-бы сливаются въ одно существо и становятся похожими другъ на друга не только по складу ума и характера, но даже и по наружности. Если-же душа наша, какъ мы вѣримъ, частица самого Бога, то бракъ, который разрушаетъ до такой степени индивидуальность двухъ людей, создавая изъ нихъ одно цѣлое, долженъ имѣть благословеніе свыше.
   Это былъ счастливый день.
   Когда я теперь вспоминаю о немъ, онъ мнѣ представляется яснымъ лучемъ солнца, прорѣзавшимъ небо, покрытое тучами, отблескомъ заходящаго солнца, которое на минуту освѣтило мрачный и грозный небосклонъ.
   Но лучъ скоро угасъ: разразилась страшная буря, сѣя всюду смерть.
   

XXX.
На крышѣ.

   Черезъ нѣсколько дней послѣ нашей свадьбы, Максъ прибѣжалъ къ намъ въ сильномъ возбужденіи и сказалъ:
   -- Завтра дѣло начнется.
   Онъ далъ каждому изъ насъ по красному кресту, который мы должны были нашить на наши платья, и тотчасъ-же удалился.
   Я говорилъ ему на другой день нашего брака, что желалъ-бы вернуться домой до наступленія катастрофы, потому что теперь на мнѣ лежала отвѣтственность за жизнь и безопасность Эстеллы. Я опасался, что всякое сообщеніе между Америкою и другими частями свѣта будетъ прервано. Но онъ просилъ меня остаться и обѣщалъ устроить мое благополучное возвращеніе на родину. Максъ сказалъ мнѣ, что по договору, заключенному съ генераломъ Куинси, всѣ три члена исполнительнаго комитета,-- Цезарь, вице-президентъ и онъ самъ,-- получатъ въ свое распоряженіе по воздушному кораблю, вполнѣ вооруженному необходимой командой и бомбами. Эти "демоны" будутъ предоставлены имъ по первому требованію, а до тѣхъ поръ будутъ охраняться войсками въ магазинѣ за городомъ.
   Комитетъ имѣлъ уважительное основаніе потребовать этого. Возстаніе могло кончиться неудачею. Тогда виновнымъ пришлось-бы бѣжать. Съ другой стороны въ случаѣ успѣха возстанія могла вспыхнуть полная анархія и тогда вождямъ пришлось-бы также спасаться отъ бури, которую они сами вызвали. Максъ всегда вѣрилъ, что послѣ низверженія олигархіи инсургенты создадутъ лучшія и болѣе справедливыя соціальныя условія: но за послѣднее время, благодаря нашимъ бесѣдамъ и его личнымъ наблюденіямъ, его взглядъ на дѣло кореннымъ образомъ измѣнился.
   Онъ просилъ меня повременить отъѣздомъ и ручался за нашу безопасность. Онъ предложилъ мнѣ выждать, какой оборотъ приметъ возстаніе и затѣмъ уже отправиться на родину на воздушномъ кораблѣ. Если инсургенты не пожелаютъ подчиняться ему и его друзьямъ, то онъ, освободивъ отца изъ тюрьмы, отправится вмѣстѣ, со мной и со всѣмъ своимъ семействомъ, и мы всѣ поселимся въ Угандѣ. Въ виду этихъ соображеній онъ реализовалъ все свое громадное недвижимое имущество, а золото и серебро хранилъ у себя въ домѣ. Я съ своей стороны накупилъ массу книгъ научныхъ, публицистическихъ, историческихъ, философскихъ, равнымъ образомъ шрифты, печатные станки, телескопы, фонографы, фотографическіе и электрическіе аппараты и разныя другія изобрѣтенія послѣдняго столѣтія. Всѣ эти сокровища человѣческаго ума я помѣстилъ въ отдѣльной комнатѣ, которую они наполняли доверху. Если Цивилизаціи суждено погибнуть въ Новомъ и Старомъ Свѣтѣ, то я по крайней мѣрѣ спасу частицу ея въ горахъ Африки, защищенныхъ скалами и высокими горными цѣпями отъ всякихъ нападеній. Здѣсь какъ-бы въ оазисѣ; мы будемъ ждать, чтобы революція совершенно затихла и утомленное человѣчество проявило готовность выслушать насъ и помочь намъ возстановить порядокъ на новыхъ, болѣе разумныхъ основаніяхъ.
   Максъ вернулся къ вечеру и привелъ съ собою Карла Янсона, со всѣмъ его семействомъ, а также двѣнадцать человѣкъ старыхъ и вѣрныхъ слугъ своей собственной семьи. Они несли большіе ящики, наполненные магазинными ружьями, пистолетами, боевыми снарядами и ручными бомбами. Мы всѣ распредѣлили между собою оружіе, снабдивъ имъ и женщинъ. Слуги скоро опять ушли и вернулись съ запасами съѣстныхъ припасовъ въ такомъ количествѣ, что мы могли выдержать втеченіи нѣсколькихъ дней осаду и ни въ чемъ себѣ не отказывать во время переѣзда на мою родину. Принесена была также и вода въ боченкахъ, такъ какъ водопроводы могли быть испорчены. Когда наступила ночь, Максъ приказалъ заколотить окна нижняго этажа и входъ въ погребъ; наружная дверь была также заколочена дубовыми досками толщиною въ три ряда. Затѣмъ мы принялись заколачивать такимъ-же образомъ окна второго этажа, но предварительно продѣлали въ стѣнѣ отверстія, которыя могли служить намъ амбразурами. Наконецъ мы заколотили и окна третьяго этажа тѣмъ-же способомъ. Дверь чернаго хода была оставлена свободною для нашего общенія съ внѣшнимъ міромъ, но поперекъ ея были положены тяжелыя полосы желѣза и приготовлена дубовая доска, которою мы могли ее заколотить во всякое время. Ручныя бомбы, которыхъ оказалась цѣлая груда, были сложены въ подвалѣ. Закончивъ всѣ эти приготовленія, мы приказали одному изъ слугъ нарисовать красные кресты на дверяхъ и окнахъ.
   Поужинали мы въ глубокомъ молчаніи. Всѣ находились подъ гнетомъ неизъяснимаго ужаса. Всѣ наши пожитки и цѣнныя вещи были собраны, и мы готовы были по первому сигналу обратиться въ бѣгство. Мы распредѣлили между собою вещи, которыя каждому придется взять съ собою.
   Около десяти часовъ ночи Максъ, который то и дѣло уходилъ изъ дому, вернулся и пригласилъ насъ отправиться на крышу. Нашъ домъ, какъ я уже упоминалъ, находился на углу двухъ улицъ, въ старой части города. Не далеко отъ насъ должно было произойти первое большое сраженіе. Максъ шепнулъ мнѣ, что въ Европѣ возстаніе должно произойти въ шесть часовъ, а въ Америкѣ въ полночь. Слѣдовательно въ Старомъ Свѣтѣ борьба уже началась. Далѣе Максъ объяснилъ мнѣ планъ сраженія. Въ двѣнадцать часовъ Братство примется заграждать улицы, въ которыхъ находятся казначейство Соединенныхъ Штатовъ и крупные банки, именно улицы: Цедарскую, Пайнскую, Вальскую, Насаускую, Вильямскую, Пирльскую и Уатеръ-стритъ. Сто тысячъ человѣкъ должны были охранять эти баррикады. Затѣмъ инсургенты бросятся на крупныя банковыя учрежденія и взорвутъ ихъ кладовыя. На разсвѣтѣ; одинъ изъ воздушныхъ кораблей генерала Куинси явится за полученіемъ пятидесяти милліоновъ,-- своей доли добычи и платы за помощь. Какъ только онъ получитъ эту сумму, онъ пришлетъ цѣлый флотъ воздушныхъ кораблей. Если-же генералъ Куинси нарушитъ свое обязательство и не окажетъ инсургентамъ поддержки, то они двинутъ противъ него значительное число огромныхъ пушекъ на высокихъ лафетахъ и устроенныхъ такъ, что онѣ могутъ стрѣлять вертикально. Эти пушки заряжены бомбами, начиненными самымъ смертоноснымъ взрывчатымъ веществомъ. Если такой снарядъ поразитъ воздушный корабль только въ одномъ мѣстѣ, то произойдетъ въ немъ взрывъ и разрушитъ его или испортитъ до такой степени его механизмъ, что сдѣлаетъ его совершенно негоднымъ. Все слѣдовательно было предусмотрѣно.
   Въ 11-ть час. Максъ подошелъ ко мнѣ и шепнулъ мнѣ на ухо: "Если со мною случится что нибудь, то возьми съ собою мою жену, мать и отца въ Африку". Я схватилъ его руку и увѣрилъ его въ томъ, что исполню его просьбу.
   Затѣмъ онъ обнялъ Христину, мать и ушелъ, оставивъ ихъ въ слезахъ.
   Крыша была окружена перилами. Я подошелъ къ углу и склонившись взглянулъ внизъ на улицу. Эстелла была тутъ-же. Она казалась совершенно спокойною. Магнитическій свѣтъ еще горѣлъ, и на улицѣ почти было такъ-же свѣтло, какъ днемъ. Народу было сравнительно мало. Тамъ и здѣсь мелькалъ экипажъ или человѣкъ верхомъ, скакавшій во всю прыть. Я подумалъ: олигархія навѣрное узнала о страшныхъ событіяхъ въ Европѣ и принимаетъ свои мѣры. Ночь стояла ясная, звѣзды торжественно блестѣли на небѣ, равнодушно взирая на то, что творится на нашей маленькой планетѣ. По моему разсчету, время близилось къ полуночи. Я вынулъ карманные часы и взглянулъ на нихъ; недоставало одной минуты до двѣнадцати. Еще одно мгновеніе и весь городъ внезапно погрузится въ глубокій мракъ. Братство имѣло нѣсколько членовъ, работавшихъ на магнитическихъ заводахъ и, согласно данному имъ приказанію, они должны были перерѣзать магнитическіе проводы и лишить городъ свѣта.
   

XXXI.
Баррикады.

   Я взгянулъ внизъ, въ покрытую мракомъ улицу. Сначала я ничего не могъ различить; но изъ глубины доносился до меня глухой гулъ и смутный шумъ. Постепенно онъ становился громче и явственнѣе, и наконецъ я различилъ шаги многочисленныхъ людей, куда-то спѣшившихъ, и скрипъ и грохотъ нагруженныхъ возовъ. Я догадался, что телѣги были нагружены камнями для сооруженія баррикадъ. Не было слышно ни криковъ, ни даже простого говора; но безпрерывно раздавался стукъ тяжелыхъ шаговъ, и тамъ, гдѣ изъ окна вырывался снопъ свѣта, сверкало дуло ружья, и я могъ различить верховыхъ, -- очевидно, начальниковъ, но по одеждѣ ничѣмъ не отличавшихся отъ простыхъ рабочихъ. Передо мной тянулся рядъ домовъ, и изъ освѣщенныхъ оконъ выглядывали блѣдныя лица, съ изумленіемъ и ужасомъ смотрѣвшія на темную, молчаливую процессію, словно выроставшую изъ земли. Она была такъ велика, что казалось, будто трубный гласъ архангела воскресилъ всѣхъ воиновъ, павшихъ когда-либо на полѣ брани. Такія-же могучія, безмолвныя процессіи двигались и по сосѣднимъ улицамъ. Всѣ онѣ направлялись въ ту часть города, гдѣ сосредоточивались главныя богатства.
   Затѣмъ на разстояніи нѣсколькихъ домовъ отъ насъ вспыхнулъ огонекъ и сталъ быстро разростаться. Я могъ различить фантастическія фигуры, суетившіяся вокругъ него и сваливавшія въ пламя ящики, боченки и разныя горючія вещества. Это былъ костеръ, разведенный для того, чтобъ освѣщать работы по сооруженію баррикады. Поперекъ улицы поставлены были телѣги, одна возлѣ другой. Лошадей выпрягли. Сотни людей торопливо работали, взрывали мостовую и бросали камни и землю подъ телѣги. Постепенно возникалъ валъ поперекъ улицы, а отъ этого вала тянулась по направленію ко мнѣ; глубокая рытвина. Люди, освѣщенные краснымъ свѣтомъ костра, казались на нѣкоторомъ разстояніи роемъ копошившихся муравьевъ. За ними кишѣли безконечныя темныя массы. Тамъ и сямъ на нихъ падалъ свѣтъ отъ костра, освѣщая сверкавшую холоднымъ блескомъ сталь. Эти люди стояли уже внутри баррикадъ. Съ разныхъ сторонъ до меня доносился смутный гулъ и шумъ, и я догадывался, что въ различныхъ частяхъ города воздвигались такія-же баррикады. Затѣмъ гулъ шаговъ около нашего дома прекратился, и на нѣкоторое время водворилась мертвая тишина.
   До сихъ поръ на улицѣ; не было видно ни одного солдата и ни одного полицейскаго. Олигархія очевидно дѣйствовала по плану принца Кабано. Она предоставляла инсургентамъ безпрепятственно строить баррикады. На улицѣ появлялось только нѣсколько любопытныхъ, привлеченныхъ необычайнымъ зрѣлищемъ, и въ окнахъ все еще виднѣлись блѣдныя лица. Нѣкоторые жильцы переговаривались, спрашивая другъ у друга о томъ, что все это значитъ.
   Внезапно раздался оглушительный взрывъ, который потрясъ нашъ домъ до самаго основанія, и съ неба посыпались камни, кирпичи, куски дерева и всякаго рода обломки. Затѣмъ послѣдовалъ второй взрывъ, за нимъ третій, четвертый, наконецъ они превратились какъ-бы въ безпрерывную пальбу. Наконецъ они стихли и черезъ нѣсколько времени послышались уже не столь явственные взрывы, точно доносившіеся издалека.
   -- Это взрываютъ банки,-- шепнулъ я Эстеллѣ.
   Потомъ водворилась опять тишина: но черезъ нѣсколько минутъ взрывы возобновились какъ будто уже въ отдаленной части города.
   Но все еще въ опустѣлыхъ улицахъ поблизости отъ меня не было видно ни одного солдата.
   Опять раздались взрывы, и на горизонтѣ вспыхнулъ багровый свѣтъ зари. Наступило утро рокового дня.
   Вотъ наконецъ вдали съ сѣвера раздался шумъ, сначала глухой, но постепенно становившійся все явственнѣе. Скоро я различилъ звуки военнаго хора, то ослабѣвавшіе, то раздававшіеся съ новою силою и заглушавшіе всякій другой шумъ. Я различилъ звуки старинной шотландской пѣсни: "The Campbells are Coming".
   Защитники общества двигались стройно, торжественно, вполнѣ; увѣренные въ побѣдѣ.
   Это было величественное зрѣлище.
   Войска въ блестящихъ мундирахъ со знаменами подъ тактъ торжественной музыки шли стройными рядами передъ нами. Какой контрастъ представляли онѣ съ этой темной, мрачной и оборванной толпою, которая раньше проходила мимо насъ! Вмѣстѣ съ ними съ страшнымъ грохотомъ двигалось множество убійственныхъ механическихъ орудій, извергающихъ огонь и смерть: ихъ везли красивыя, лоснящіяся откормленныя лошади. Этимъ войскамъ отданъ былъ приказъ приступить къ безпощадному кровопролитію. Имъ отданъ былъ приказъ не брать плѣнныхъ. Предстоялъ урокъ, -- страшный, кровавый урокъ. Но войска не подозрѣвали, кто его получитъ!
   Въ смутномъ свѣтѣ зачинавшагося дня безчисленной массой приближались къ намъ войска. Во всѣхъ окнахъ имъ махали платками, и воздухъ оглашался радостными криками и наилучшими пожеланіями. Во главѣ каждаго отряда ѣхалъ верхомъ на кровномъ конѣ, который, казалось, плясалъ подъ нимъ, красивый офицеръ, улыбавшійся и раскланивавшійся съ дамами въ окнахъ. Вѣдь это былъ для нихъ настоящій праздникъ. Самые звуки музыки выражали побѣду, торжество. мщеніе, и каждый инструментъ, казалось, грозилъ погубить непокорныхъ.
   Да, это было величественное зрѣлище! Это былъ словно апоѳеозъ военной науки, развивавшейся втеченіи десяти тысячъ лѣтъ среди сраженій и кровопролитій.
   Однако до меня донесся возгласъ одного офицера, когда войска проходили мимо насъ:
   -- Что случилось съ "демонами"? Ихъ все еще не видно!
   -- Не знаю, отвѣтилъ другой:-- но они явятся вовремя.
   Громадный могучій потокъ солдатъ наполнилъ улицы. Онъ остановился какъ разъ у высокой баррикады. Это было громадное сооруженіе въ 15 футовъ высоты и въ нѣсколько футовъ ширины. Мракъ окончательно разсѣялся, наступилъ день, и яркій свѣтъ солнца широкими волнами разливался вокругъ. По близости около меня защебетало нѣсколько воробьевъ, только-что проснувшихся. Они конечно также дивились необычайному зрѣлищу и по-своему выражали другъ другу изумленіе.
   Войска охватили своею цѣпью баррикады. Скоро инсургенты были ими окружены со всѣхъ сторонъ и всякій выходъ былъ для нихъ закрытъ. Ловушка была готова. Но гдѣ-же "демоны"? Я видѣлъ, что всѣ смотрѣли вверхъ на западъ, ожидая появленія страшныхъ воздушныхъ союзниковъ. Но ихъ все не было.
   Наступила мертвая тишина. Это было затишье передъ бурею.
   

XXXII.
Мышеловка.

   Нѣсколько отрядовъ приблизилось къ баррикадѣ. Въ ту-же минуту на ея гребнѣ; по всей длинѣ; засверкали огни. Войска отвѣчали, и началась страшная, продолжительная перестрѣлка. Пальба раздавалась всюду: на всѣ; баррикады произведено было нападеніе.
   Вдругъ перестрѣлка начала стихать, какъ будто среди многолюднаго собранія заговорилъ знаменитый ораторъ. Слова его долетѣли сначала до людей, стоявшихъ по близости отъ него, и они умолкли. Молчаніе передавалось постепенно все дальше и дальше, словно волненіе по водной поверхности; наконецъ все смолкло и притихло. Случилось нѣчто необычайное, вдругъ пріостановившее кровавый бой. Только по временамъ воздухъ оглашался еще отрывочными выстрѣлами, но и тѣ наконецъ стихли.
   Я видѣлъ, что взоры солдатъ обратились опять на западъ. Я навелъ въ эту сторону свою зрительную трубу. Да, случилось нѣчто ужасное! Вмѣсто цѣлаго флота воздушныхъ кораблей, которыхъ поджидали войска, на горизонтѣ появился точно большая черная птица только одинъ "демонъ".
   По мѣрѣ; того какъ онъ приближался, видно было, что онъ подаетъ кому-то сигналы. На немъ появились разноцвѣтные флаги. Я повернулся и взглянулъ на одну изъ улицъ за баррикаду. Тамъ стояла группа людей. Они также выставили флаги. Черная птица приближалась. Всѣ; глаза и множество зрительныхъ трубъ были направлены на нее. Инсургенты ликовали: солдаты пріуныли. "Демонъ" все приближался.
   Наконецъ онъ остановился надъ высокимъ зданіемъ и началъ спускаться, какъ морская чайка, собирающаяся сѣсть на волну. Вотъ онъ уже на недалекомъ разстояніи отъ крыши. Я различилъ на небѣ; легкія очертанія веревочной лѣстницы, спускавшейся съ корабля на крышу. Люди, стоявшіе на ней внизу, приняли и укрѣпили ее; человѣкъ спустился съ корабля на крышу. Что-то блеснуло на немъ въ лучахъ восходящаго солнца. Это по всей вѣроятности былъ офицеръ. Онъ взошелъ на крышу, раскланялся и обмѣнялся рукопожатіями съ людьми, стоявшими на ней. Затѣмъ онъ махнулъ рукою людямъ, оставшимся на кораблѣ. Нѣсколько человѣкъ спустились оттуда, исчезли въ домѣ, снова появились и опять взобрались на лѣстницу. Это повторилось нѣсколько разъ.
   -- Они переносятъ на корабль золото, объяснилъ я Эстеллѣ; и Христинѣ.
   Затѣмъ офицеръ опять пожалъ руки людямъ, находившимся на крышѣ;, и снова взобрался по лѣстницѣ вверхъ. Воздушный корабль поднялся, уносясь все выше и выше, какъ орелъ, витающій въ привольной стихіи, и отлетѣлъ опять на западъ.
   Вѣкъ общей продажности увѣнчался грандіознымъ подкупомъ!
   Я видѣлъ, что внизу офицеры собрались въ кучку и совѣщались между собою. Они видимо были смущены. Нѣкоторые принялись писать. Они сообщали олигархамъ о сценѣ, только-что разыгравшейся передъ ними, равно какъ о своихъ подозрѣніяхъ. Ординарцы поскакали по различнымъ направленіямъ съ депешами. Но черезъ нѣсколько минутъ они уже вернулись въ полномъ смятеніи. Я взглянулъ на сѣверъ. Тамъ чернѣла поперекъ улицы высокая баррикада, самая большая изъ всѣхъ. Она была сооружена пока происходило сраженіе, а за нею на далекомъ разстояніи, на сколько хваталъ глазъ, тянулись сплошныя массы народа.
   Ординарцы докладываютъ о чемъ-то, ихъ слова вызываютъ волненіе. Я вижу повелительные жесты одного офицера. Онъ командуетъ отступленіе черезъ боковыя улицы. Войска раздѣляются и бросаются въ разныя улицы. Но увы! черезъ нѣсколько минутъ они возвращаются назадъ: выходовъ нѣтъ. Всѣ улицы загромождены баррикадами и переполнены рабочими.
   Вотъ она -- настоящая мышеловка.
   Олигархи долго будутъ ждать донесеній съ театра борьбы. Они получатъ ихъ развѣ на томъ свѣтѣ. Дерево дало плоды, они созрѣли,-- и случилось неизбѣжное. Міръ свергаетъ плутократію.
   Наступила мертвая тишина. Могутъ-ли солдаты сражаться, когда ихъ душу охватило страшное подозрѣніе?
   Скоро мы узнаемъ,-- чѣмъ все это кончится. Далеко на западѣ появилась темная, грозовая туча; постепенно она разрослась на подобіе могучей арміи. Словно неизбѣжный рокъ движутся на небѣ, длинные ряды "демоновъ"...
   Выполнятъ-ли они заключенный ими договоръ?-- подумалъ я,-- или въ нихъ проснется честность и вѣрность своимъ прежнимъ господамъ.
   Нѣтъ, нѣтъ! Мы живемъ въ продажный вѣжъ. Разложеніе пустило болѣе глубокіе корни, чѣмъ любовь.
   Вотъ они приблизились; ихъ всѣхъ насчитывается тысяча. Они быстро описываютъ кругъ и останавливаются надъ инсургентами. Войска ободряются. Напрасная надежда! Никакихъ бомбъ,-- этихъ метеоровъ смерти,-- не падаетъ. Корабли раздѣляются и направляются на сѣверъ, югъ, востокъ и западъ. Наконецъ. они останавливаются надъ улицами, переполненными войсками.
   Господь да помилуетъ ихъ! Воспоминаніе о томъ, что случилось, будетъ преслѣдовать меня до самой могилы. Среди яснаго дня вдругъ посыпался ливнемъ частый и крупный градъ темнаго цвѣта. Это были бомбы.
   О, Боже мои! Что за ужасная сцена разыгралась въ этихъ запруженныхъ народомъ улицахъ, среди людей, одѣтыхъ по-праздничному! Всѣ; какъ будто оцѣпенѣли отъ ужаса. Трескъ, удары, взрывы слѣдовали одинъ за другимъ. Все пришло въ волненіе и полное разстройство; но ужаснѣе всего была неизбѣжная, невидимая смерть, распространявшаяся въ воздухѣ въ видѣ ядовитаго газа.
   По линіямъ баррикадъ началась пальба. При помощи моей зрительной трубы, я могъ различить динамитные снаряды, попадавшіе въ солдатъ и разрывавшіе ихъ на куски.
   Паническій страхъ овладѣлъ всѣми. Солдаты бросились очертя голову, кто впередъ, кто назадъ. На всѣхъ баррикадахъ ихъ встрѣчали градомъ пуль, надъ ихъ головами скользили медленно и неумолимо черныя тѣни,-- "демоны", осыпая ихъ ядовитыми бомбами.
   Ядъ покрываетъ поверхность земли. Солдаты въ отчаяніи молятъ о пощадѣ;, бросаютъ свои ружья и стараются проникнуть въ дома и укрыться въ нихъ. Но и тутъ сатанинскій планъ князя Кабано исполняется въ точности,-- только на его собственную гибель. Торжествующая чернь врывается въ дома черезъ задніе дворы и штыками закалываетъ солдатъ, надѣявшихся найти убѣжище подъ кроватями, въ чуланахъ, погребахъ, или-же выбрасываютъ ихъ изъ оконъ или съ крышъ обратно на улицу, гдѣ; ихъ ожидаетъ неизбѣжная смерть.
   А бомбы все падаютъ и съ трескомъ разрываются; на баррикадахъ продолжается дѣятельная перестрѣлка, и мертвыя тѣла уже лежатъ грудами на улицахъ.
   Но вотъ огонь ослабѣлъ: бомбы перестали падать, и только по временамъ изъ домовъ выбѣгаютъ жертвы на вѣрную смерть. Стрѣлять больше не въ кого; огромная армія плутократіи уничтожена вся до послѣдняго человѣка.
   "Демоны" медленно двинулись въ обратный путь. Они не даромъ получили милліоны. Воздушные "мамелюки" свергнули султана и теперь возвращались въ свои магазины для дѣлежа добычи.
   Тихо и безмолвно стояла чернь втеченіи нѣсколькихъ минутъ, точно окаменѣвая: она еще не вѣрила, что городъ въ ея власти. Но потомъ она поняла, что одержала блестящую побѣду. Городъ у ея ногъ; онъ покоренъ и ждетъ, чтобы она наложила на него свою руку.
   

XXXIII.
Море выступаетъ изъ береговъ.

   Затѣмъ всѣ выходы открылись. Подобно прорвавшемуся громадному потоку, бурному, мутному, грязному, несущему съ собою обломки, народная масса направилась въ разныя стороны, распространяя всюду смятеніе и страхъ. Грубые и хищные инстинкты руководили чернью. Она состояла изъ людей; покрытыхъ грязью и потомъ, жившихъ въ цивилизованной странѣ, но мало отличавшихся отъ дикихъ звѣрей.
   Сначала она подчинялась своего рода дисциплинѣ и направлялась къ тюрьмамъ, отыскивая заключенныхъ по спискамъ, находившимся въ рукахъ начальства. Освобождая ихъ, она испускала радостные крики.
   Иногда по улицѣ пробѣгалъ, ища спасенія въ бѣгствѣ, какой-нибудь бѣднякъ, вся вина котораго заключалась въ томъ, что онъ былъ одѣтъ получше; за нимъ гнались, словно собаки за зайцемъ, съ гиканьемъ другіе люди. Когда онъ попадался въ ихъ руки, человѣкъ сто вырывали его другъ у друга, и онъ скоро падалъ подъ ударами ружейныхъ прикладовъ, палокъ и штыковъ. Иного несчастнаго буквально разрубали на куски.
   Глухой шумъ и ревъ наполняли воздухъ, когда этотъ человѣческій циклонъ приближался, оставляя за собою только смерть и разрушеніе. Вотъ онъ остановился у одного дома. Предводитель смотритъ въ свой каталогъ. По его командѣ; толпа могучимъ натискомъ выламываетъ двери; затѣмъ принимается разбивать окна и начинается ужасная сцена. Люди выбрасываются головами внизъ изъ оконъ на разтерзаніе остервенѣлой толпы; по временамъ трупъ, кружась въ воздухѣ, падаетъ на улицу; обезумѣвшіе отъ страха жильцы дома спасаются на крышѣ, но хищники преслѣдуютъ ихъ и тамъ съ крыши на крышу, настигаютъ ихъ и безпощадно убиваютъ на глазахъ у жаждущихъ крови зрителей. Но болѣе всего радуетъ толпу поимка главы осужденнаго семейства. Онъ прячется въ затаенныхъ углахъ, въ шкафахъ, погребахъ или въ угольныхъ складахъ; но его извлекаютъ оттуда, покрытаго пылью, въ полуразорванномъ платьѣ, оцѣпенѣвшаго отъ ужаса, и выбрасываютъ изъ двери или изъ окна въ когти дикихъ звѣрей, привѣтствующихъ его взрывомъ побѣдоносныхъ криковъ и признающихъ себя счастливыми, что могутъ нанести смертный ударъ своей жертвѣ.
   Затѣмъ принимаются искать новую жертву. Толпа жаждетъ мести. Передъ нею все опустѣло; лавки, магазины, дома закрыты и двери изнутри заколочены. На нѣкоторомъ разстояніи другъ отъ друга бѣгутъ, сломя голову, люди, ища спасенія въ бѣгствѣ, а черезъ отверстія въ ставняхъ смотрятъ другіе люди, обезумѣвъ отъ страха, на разнузданную толпу, словно на вторгшихся въ страну варваровъ.
   Она оставляетъ за собою разрушеніе, трупы изрубленные и изуродованные до утраты всякаго подобія человѣка. Но хуже всего разгулъ несчастныхъ подонковъ общества, этихъ жестокихъ, безчеловѣчныхъ, страшныхъ существъ! Они походятъ на стаю шакаловъ, идущихъ по слѣдамъ львовъ. Они грабятъ трупы, пробираются въ дома, убиваютъ тѣхъ, кто имъ сопротивляется, набиваютъ себѣ карманы. Радость ихъ неописанная: для нихъ начался рай. Воры, мошенники, разбойники, убійцы, отбросы кабаковъ и вертеповъ,-- всѣ они вырвались изъ своихъ мрачныхъ притоновъ. Явились даже женщины или вѣрнѣе созданія, носящія это имя, имѣющія образъ женщины, но по нраву настоящіе разбойники смѣлые, отчаянные, безстыдные, недоступные хорошему чувству. Онѣ пляшутъ, воютъ, болтаютъ, спорятъ и дерутся, какъ коршуны изъ-за добычи.
   Цивилизація рушилась, и зло разнуздалось! Нѣтъ болѣе судовъ, судей, полиціи, тюремъ! Въ одинъ часъ исчезло все то, что человѣчество создавало втеченіи десяти тысячъ лѣтъ.
   А грозный бурный циклонъ все движется и свирѣпствуетъ на всѣхъ улицахъ. Случайно загорѣлся одинъ домъ; но это не входило въ намѣренія толпы. Эти люди хотятъ сами жить въ роскошныхъ домахъ. Они хотятъ быть богатыми, бросивъ всякую работу; дочери богачей будутъ ихъ служанками, а они сами облекутся въ шелкъ и бархатъ.
   Но тамъ и сямъ вспыхиваетъ новый пожаръ. Можетъ быть воры поджигаютъ дома. Пожаръ разростается; онъ охватываетъ множество домовъ и останавливается только тамъ, гдѣ наталкивается на пустое пространство. Некому его потушить; люди заняты другимъ. Къ счастью или къ несчастью, въ воздухѣ; нѣтъ ни малѣйшаго вѣтерка. Сегодня буря бушуетъ на землѣ, а воздушныя силы притаились, какъ-бы испуганные тѣмъ, что творятъ маленькіе гады, именуемые людьми.
   Въ общемъ грабежей нѣтъ. Одна мысль воодушевляетъ всѣхъ,-- месть и месть. И зачѣмъ толпѣ воровать и грабить? Не при надлежитъ-ли ей теперь все богатство города? По временамъ имъ въ руки попадается слишкомъ смѣлый воръ; его избиваютъ до смерти или выбрасываютъ изъ окна, и онъ умираетъ смертью честнаго человѣка, за котораго его по ошибкѣ приняли. Онъ погибаетъ за то. чѣмъ никогда не былъ и не могъ быть. Какая иронія судьбы! Вора принимаютъ за порядочнаго человѣка, и онъ никого не можетъ увѣрить, что онъ только -- воръ и больше ничего.
   Грубые, невѣжественные, грязные рабочіе пріобрѣтаютъ нѣкоторое обаяніе благодаря своимъ страшнымъ цѣлямъ. Они -- судьи, мстители за все зло, существующее въ мірѣ, за страданія слабыхъ. Они не помышляютъ о томъ, чтобы разрушить міръ: они хотятъ только преобразовать, освободить его, создать такой строй, въ которомъ, не было-бы ни непосильнаго труда, ни порабощенія. Бѣдные люди! Руки ихъ болѣе способны творить зло, чѣмъ головы -- рождать добро. Они всесильны въ дѣлѣ разрушенія, но создать имъ ничего не удастся.
   Разрушеніе и кровопролитіе продолжались. Могущественный городъ со своими десятью милліонами жителей порабощенъ, подавленъ и находится въ безпомощномъ положеніи. Разсвирѣпѣвшая чернь властвуетъ. Собаки стали львами. Населеніе не знаетъ, что дѣлать. Всѣ ожидаютъ появленія защитниковъ: полиціи, войска. Гдѣ они? Не разсѣется-ли этотъ страшный кошмаръ? Нѣтъ, нѣтъ; онъ будетъ вѣчно продолжаться! Болѣзнь вѣка проявилась во всей силѣ, и насталъ день гнѣва Божія.
   Вы были слѣпы, вы были безсердечны, равнодушны къ страданіямъ ближняго. Стонъ бѣдняка не трогалъ васъ; но всякая жалоба, всякій вздохъ этихъ обездоленныхъ мужчинъ, женщинъ, дѣтей, голодавшихъ и физически, и нравственно, разростался и поднимался, подобно огромному облаку, къ престолу Всевышняго. Теперь по прошествіи вѣковъ грянулъ громъ, и надъ вашими головами разразилась буря, уничтожающая и разрушающая всѣхъ и все.
   Вы пользовались богатствомъ, просвѣщеніемъ; вы были властелинами міра и для васъ все было возможно. Развѣ вы говорили другъ другу: "Эти бѣдные люди -- наши братья, за нихъ Христосъ умеръ на крестѣ. Что можемъ мы сдѣлать, чтобы облегчить ихъ участь?" Нѣтъ; вы восклицали: "Будемъ пѣть и веселиться, а они пусть себѣ погибаютъ!"
   Вы улыбались и повторяли другъ другу слова перваго убійцы, солгавшаго передъ Господомъ: "Развѣ я сторожъ брату моему?". Вы даже отрицали самое существованіе Бога; вы думали, что еслибъ Онъ существовалъ, то не допустилъ-бы господства неправды въ мірѣ. Но вотъ Онъ проявилъ себя. Вы надѣетесь укрыться отъ Него? Вы воображаете, что Творецъ всего существующаго Всемогущій, Всевѣдущій пройдетъ мимо васъ?
   Что вы посѣяли, то и пожнете. Зло имѣетъ только одно дѣтище -- смерть. Втеченіи тысячелѣтій вы вскармливали и распространяли зло. Теперь вы сѣтуете, что оно дало чудовищные плоды, что оно стоитъ теперь передъ вами съ мечемъ и факеломъ. Чего-же вы ожидали? Развѣ зло могло породить добро?
   Ваши предки болѣе двухъ вѣковъ тому назадъ установили и допустили рабство. Что для нихъ значилъ вопль рабовъ, рыданія матери, оторванной отъ ребенка, жены, разлученной съ мужемъ и проданной съ публичнаго торга? Кто изъ нихъ заботился объ изнуренныхъ тѣлахъ, о позорной жизни рабовъ? Предки ваши веселились, пѣли и плясали, говоря: "Богъ спитъ".
   Но наступилъ день возмездія,-- и въ каждомъ домѣ лежитъ трупъ,-- трупъ не чернаго негра, раба, а бѣлолицаго человѣка, самаго культурнаго, мужественнаго, благороднаго. И на сѣверѣ, и на югѣ, среди пепла и обломковъ сидятъ несчастные, заливаясь слезами и призывая къ жизни близкихъ людей, которыхъ имъ никогда, никогда уже болѣе не суждено видѣть.
   Богъ смываетъ съ лица земли неправду страданіемъ, зло -- кровью, грѣхъ -- смертью, и вы не можете укрыться отъ его карающей десницы, какъ не можете покинуть нашу планету.
   

XXXIV.
Князь даетъ послѣднюю взятку.

   Но только когда чернь ворвалась въ самыя богатыя части города, начались настоящіе ужасы опустошенія. Тутъ почти въ каждомъ домѣ находился осужденный. Правда, многіе изъ нихъ бѣжали. Но калѣка принялъ уже свои мѣры. На всѣхъ станціяхъ желѣзныхъ дорогъ, на мостахъ и въ портахъ были разставлены патрули, которые арестовывали всѣхъ плутократовъ; если-же кому нибудь и удавалось избѣгнуть опасности въ городѣ и благополучно добраться до какого-нибудь селенія, то и здѣсь несчастнаго встрѣчали вооруженныя шайки крестьянъ, которые убивали всякаго, не носившаго на себѣ отпечатка бѣдственнаго существованія. Почти всѣ богатые люди имѣли въ собственномъ домѣ заклятаго врага, ненавидѣвшаго ихъ и съ нетерпѣніемъ ожидавшаго дня ужаснаго мщенія.
   Князь Кабано, благодаря своимъ безчисленнымъ шпіонамъ, узналъ раньше другихъ объ опасности. Онъ поспѣшно собралъ свои сокровища, заперъ ихъ въ большую шкатулку, перекинулъ ее черезъ плечо, вооружившись чѣмъ попало, позвалъ Фредерику (онъ дѣйствительно питалъ нѣкоторое расположеніе къ своей прелестной сожительницѣ) и бѣжалъ съ нею къ берегу рѣки. Здѣсь колыхалась его красивая яхта. Онъ звалъ и кричалъ до тѣхъ поръ, пока не охрипъ, но никто не откликнулся на его зовъ. Онъ оглянулся вокругъ. Пристань и набережная были пустынны; нѣсколько лодокъ качалось на своихъ цѣпяхъ, но ни одного перевозчика не оказалось. Хозяинъ безсчетнаго числа слугъ находился въ самомъ безпомощномъ положеніи. Онъ кричалъ, звалъ, рвалъ на себѣ волосы, топалъ ногами, бранился. Человѣкъ, безжалостно и холодно произнесшій смертный приговоръ надъ десятью милліонами людей, пришелъ въ ужасъ отъ того, что онъ самъ можетъ умереть. Онъ пустился обратно домой, не выпуская руки Фредерики, въ надеждѣ укрыться въ чащѣ своего сада. Онъ можетъ быть еще найдетъ вѣрнаго слугу, который доставитъ его на яхту. Но тутъ, подобно шуму урагана, бушующаго, вырывающаго съ корнемъ деревья и разрушающаго все на своемъ пути, послышался отдаленный гулъ приближавшейся толпы. Она уже у воротъ. Онъ бросился съ своей подругой въ густую чащу кедровъ и почти припалъ къ землѣ. О, какъ жалокъ былъ владѣлецъ милліоновъ! О, какъ быстро покинуло его достоинство и умъ въ этотъ критическій моментъ! Въ его испуганной душѣ пробудилась мысль о Богѣ,-- о милосердномъ Богѣ, который любитъ всѣхъ своихъ дѣтей. Даже Фредерика, не питавшая къ нему ни любви, ни уваженія, жалѣла его, глядя на это тѣло, распростертое у ея ногъ. Неужели это тотъ самый человѣкъ, который съ ногъ до головы былъ олицетвореннымъ властолюбіемъ, который еще нѣсколько дней тому назадъ замышлялъ уничтоженіе почти всего рода человѣческаго?
   Но чу! Что за шумъ? Это -- звонъ и трескъ разбиваемыхъ стеколъ, столовъ и стульевъ, грохотъ взламываемыхъ дверей. Чернь вторглась во дворецъ и завладѣла имъ. Князя ищутъ вездѣ, его не находятъ.
   Люди разбрелись по дому и саду; они бросаются туда, сюда, заглядываютъ во всѣ углы, устремляются впередъ, назадъ, словно охотничьи собаки, потерявшія слѣдъ.
   Князь уже слышитъ возлѣ себя пискливый голосъ маленькаго оборванца, босоногаго и исхудалаго. "Они только что вернулись съ рѣки и вошли сюда. Вотъ по этой дорожкѣ, по этой!" Это -- одинъ изъ шпіоновъ калѣки, приставленный для наблюденія за княземъ. Въ ту-же минуту, словно стадо дикихъ звѣрей, толпа подъ предводительствомъ великана звѣрской наружности, почернѣвшаго отъ пыли и забрызганнаго человѣческою кровью, бросается въ рощу, ломая деревья.
   Услыхавъ дикіе крики преслѣдователей, открывшихъ его убѣжище, князь вскочилъ и собрался бѣжать, но его ноги уже не повинуются, глаза его дико смотрятъ въ пространство: онъ пытается вынуть саблю, но руки его безсильны. Въ ту-же минуту раздается пистолетный выстрѣлъ. Пуля попала князю къ затылокъ, въ то самое мѣсто, въ которое сто лѣтъ тому назадъ мстительная пуля поразила убійцу президента Линкольна. Съ страшнымъ крикомъ князь падаетъ на землю. Онъ испытываетъ такія ужасныя страданія, что не смотря на всю свою трусость, вопитъ: "Убейте меня, убейте меня." Одинъ рабочій, чувствуя къ нему состраданіе, выступаетъ впередъ и наводитъ на него дуло своего пистолета, но калѣка останавливаетъ его.
   -- Нѣтъ, нѣтъ говоритъ онъ: -- пусть помучается нѣсколько часовъ за всѣ тѣ страданія, которыя онъ и ему подобные причиняли человѣчеству втеченіи вѣковъ. Рана его смертельна, тѣло парализовано; но чувствовать онъ можетъ. Онъ испытываетъ теперь адскія мученія. Пойдемте.
   Въ это время Цезарь увидѣлъ заманчивую добычу. Когда раздался выстрѣлъ, Фредерика вскочила и бросилась бѣжать: Цезарь погнался за нею, ломая кусты, какъ разъяренный кабанъ. Скоро раздался зловѣщій смѣхъ калѣки: великанъ возвращался, таща за собок красавицу за волосы, подобно тому какъ изображаютъ въ сказкахъ людоѣда, уносящаго ребенка.
   А князь все лежалъ распростертымъ на землѣ; онъ все еще кричалъ и стоналъ въ мучительной агоніи, моля о смерти.
   Прошелъ часъ: кругомъ водворилась тишина, нарушаемая только его криками. Толпа отхлынула; она жаждала крови и направилась въ другіе дворцы.
   Вдругъ князь услыхалъ шаги. Приближался воръ, рыскавшій за добычей. Князь съ большими усиліями повысилъ голосъ и крикнулъ:
   -- Подойди сюда!
   Изъ-за кустовъ на него выглянуло блѣдное, исхудалое лицо, потомъ воръ подошелъ и склонился надъ нимъ.
   -- Согласенъ ты убить человѣка за сто тысячъ долларовъ? спросилъ князь.
   Воръ осклабился и кивнулъ головою. Онъ готовъ былъ совершить убійство и за гораздо меньшую сумму
   -- Я смертельно раненъ и переношу страшныя муки, простоналъ князь, прерывая свои слова сдержанными рыданіями. Если я тебѣ скажу, гдѣ найти сто тысячъ долларовъ, то вонзишь-ли ты мнѣ ножъ въ сердце?
   -- Согласенъ, отвѣтилъ воръ.
   -- Въ такомъ случаѣ возьми мой ножъ.
   Воръ взялъ ножъ, жадно всматриваясь въ золотую рукоятку, осыпанную брилліантами.
   -- Но, сказалъ князь, зная самого себя и не довѣряя другимъ:-- если я тебѣ скажу, гдѣ находятся деньги, то ты убѣжишь и бросишь меня.
   -- Нѣтъ, возразилъ воръ:-- честное слово...
   Честное слово вора!
   -- Я скажу тебѣ, что ты долженъ сдѣлать, продолжалъ князь послѣ минутнаго молчанія.-- Встань на колѣни и обними меня. Я самъ не могу держать тебя, потому что мои руки парализованы: но ты вложи край своего платья мнѣ въ зубы. Тогда я тебѣ скажу, гдѣ деньги, но буду держать тебя зубами до тѣхъ поръ, пока ты меня не убьешь. Ты уйдешь отсюда только тогда, когда я буду мертвъ.
   Воръ исполнилъ все, что было ему сказано: онъ обнялъ князя и вложилъ край своего кафтана ему въ ротъ, а князь, крѣпко стиснувъ зубы, пробормоталъ:
   -- Деньги въ этой шкатулкѣ возлѣ меня.
   Не говоря ни слова, воръ поднялъ правую руку и вонзилъ князю ножъ прямо въ сердце. Такимъ образомъ этотъ представитель вѣкового зла, жестокости и неправды купилъ себѣ жалкую смерть... въ объятіяхъ вора.
   

XXXV.
Освобожденный узникъ.

   Около двухъ часовъ пополудни Максъ вернулся домой. Онъ былъ весь покрытъ пылью и пороховымъ дымомъ; но на немъ не было крови. Я не замѣтилъ, когда онъ вернулся домой; но когда я вошелъ въ гостиную, то невольно отступилъ назадъ: я увидалъ незнакомаго мнѣ человѣка. Я тотчасъ догадался, кто это такой. Мать Макса держала его въ своихъ объятіяхъ. Онъ имѣлъ самый жалкій видъ. Это былъ высокій, худой человѣкъ съ коротко обстриженными волосами и спутанною, бѣлою, какъ снѣгъ, бородою. Этотъ человѣкъ очевидно состарился раньше времени; онъ былъ сгорбленъ; его блѣдное, поблекшее лицо напоминало растеніе, выросшее въ темномъ подвалѣ. Взглядъ у него былъ мутный и унылый, какъ у человѣка, долго подвергавшагося грубому обращенію; его руки были покрыты шрамами и мозолями отъ тяжелой работы. Сюртука на немъ не было и его штаны были исполосованы, точно тигровая шкура. Онъ рыдалъ какъ ребенокъ въ объятіяхъ своей жены и казался очень слабымъ разсудкомъ и тѣломъ. Максимиліанъ усадилъ его въ кресло, а мать сѣла возлѣ него на полу, горько рыдая. Она любовно гладила его мозолистыя руки и нашептывала ему слова утѣшенія. Бѣднякъ дико озирался вокругъ, словно ничего не понимая. Время отъ времени онъ бросалъ боязливый взглядъ на дверь, словно ожидая появленія своего жестокаго надсмотрщика.
   -- Габріэль, сказалъ Максимиліанъ съ выраженіемъ страданія на лицѣ:-- это мой отецъ.
   Я взялъ бѣдныя старческія руки въ свои, поцѣловалъ ихъ и старался ободрить его. Это былъ когда-то богатый, сановитый, красивый, образованный человѣкъ, ученый и филантропъ! Единственное его преступленіе заключалось въ томъ, что онъ любилъ ближняго!..
   Его обмыли, накормили, одѣли. Онъ улыбался какъ ребенокъ, поглаживалъ рукой тонкое сукно своего сюртука и, казалось, въ первый разъ началъ понимать, что онъ уже не узникъ и никогда не увидитъ своихъ тюремщиковъ.
   -- Я долженъ теперь удалиться, сказалъ Максъ торопливо:-- на мнѣ еще лежитъ одна обязанность. Я вернусь сегодня-же вечеромъ.
   Онъ пришелъ домой уже въ полночь.
   Въ его глазахъ сверкалъ страшный огонь.
   -- Я отомстилъ за своего отца, сказалъ онъ мнѣ хриплымъ голосомъ:-- пойдемъ сюда.
   Мы перешли съ нимъ въ библіотеку, потому что онъ не хотѣлъ разсказывать при дамахъ свою исторію. Я заперъ дверь, и онъ сказалъ:
   -- Я принялъ всѣ необходимыя мѣры, чтобъ предупредить побѣгъ графа и его сообщниковъ. Я зналъ, что при первой-же тревогѣ; онъ бросится къ своей яхтѣ, которая стоитъ въ гавани. Онъ погубилъ моего отца подкупомъ; я воспользовался тѣмъ-же орудіемъ противъ него и за большую сумму денегъ подкупилъ его друга, командовавшаго его яхтой. Онъ обѣщалъ мнѣ выдать его. Я разсчиталъ совершенно вѣрно: злодѣй бѣжалъ къ гавани и его арестовали на его-же суднѣ: затѣмъ на него надѣли кандалы и привязали къ мачтѣ. Онъ молилъ о пощадѣ, просилъ освободить его. При немъ было цѣлое состояніе. Онъ предлагалъ все это своему бывшему другу, догадываясь, что его ожидаетъ. Капитанъ яхты возразилъ согласно даннымъ мною инструкціямъ, что графъ уже не можетъ распоряжаться своими сокровищами, потому что они теперь уже принадлежитъ не ему, а капитану, который и безъ разрѣшенія графа присвоилъ ихъ себѣ.
   Негодяй отлично понималъ власть и могущество денегъ, когда нужно было совершить недоброе дѣло; теперь онъ увидалъ ихъ въ новомъ свѣтѣ, потому что самъ былъ нищимъ. Освободивъ моего отца изъ тюрьмы и доставивъ его сюда, я позаботился и о другихъ узникахъ и затѣмъ уже отправился на яхту и отрекомендовался графу. Я сказалъ ему, что обманулъ бдительность его шпіоновъ и велъ двойственную жизнь, что я примкнулъ къ братству и сдѣлался однимъ изъ его вождей съ единственною цѣлью наказать его и его гнусныхъ сообщниковъ и спасти моего отца. Такъ какъ они погубили моего отца при помощи денегъ, то и я пустилъ въ ходъ противъ него то-же оружіе. Я сказалъ, что всѣ они теперь въ моихъ рукахъ и должны умереть въ страшныхъ мученіяхъ; но что если-бъ они могли сто разъ поплатиться своею жизнью, то это было-бы слишкомъ мало для того, чтобъ искупить страданія одного благороднаго и великодушнаго человѣка. Они обрекли его на долгіе годы работы среди подонковъ общества,-- работы слишкомъ тяжелой даже для молодого и сильнаго человѣка; его разлучили съ семьей, постепенно убивали въ немъ душу, сердце и тѣло; его били и наказывали за малѣйшія провинности. Онъ выносилъ тысячу смертей и было-бы несправедливо просто убить его враговъ. Они должны умереть въ долгой и мучительной агоніи. А такъ какъ онъ, графъ, всегда придерживался того правила, что нужно пользоваться безпомощнымъ положеніемъ другихъ и возлагать на нихъ осуществленіе своихъ плановъ, то и я послѣдую его примѣру и самъ не трону его.
   Затѣмъ я приказалъ капитану и матросамъ перенести его въ лодку и доставить на берегъ.
   Плѣнникъ молилъ и просилъ, плакалъ и кричалъ; но онъ обращался къ такимъ-же черствымъ сердцамъ, каково было его собственное.
   На берегу рѣки находился отрядъ моихъ людей. Они охраняли другихъ плѣнниковъ, -- подкупленнаго судью, нѣсколькихъ присяжныхъ (остальные тѣмъ временемъ умерли) и четырехъ лже-свидѣтелей. Они были всѣ скованы вмѣстѣ одною цѣпью. Вокругъ нихъ собралась значительная толпа народа, и они въ присутствіи ея подписали признаніе, что были подкуплены и принесли ложную присягу противъ моего отца. Подъ вліяніемъ страха, они назвали ту сумму, за которую согласились совершить страшное злодѣяніе.
   -- Пощадите меня! пощадите меня! молилъ графъ, ползая по землѣ:-- я доставилъ только часть этихъ денегъ. Я былъ орудіемъ въ рукахъ правительства, я долженъ былъ повиноваться ему.
   -- Другіе уже получили должное возмездіе, ни одинъ не избѣгъ своей участи, и вы ея не избѣгнете, сказалъ я.
   Я приказалъ плѣннымъ привязать его къ столбу, стоявшему по серединѣ, набережной. Имъ развязали руки, и они поспѣшно принялись за исполненіе моего приказанія. Мои люди стояли вокругъ, готовые застрѣлить всякаго, кто-бы вздумалъ бѣжать. Графъ корчился, вырывался изъ рукъ, звалъ на помощь, но въ одинъ мигъ онъ былъ крѣпко-на-крѣпко прикованъ къ столбу. Возлѣ пристани стояла барка, нагруженная разнымъ хламомъ. Я приказалъ доставить весь этотъ грузъ на берегъ и разложить его вокругъ столба. Скоро образовалась стѣна около десяти футовъ высоты. Но мои люди продолжали наваливать вокругъ ея разные предметы. Графъ началъ понимать, какая смерть ему угрожаетъ и испускалъ страшные вопли. Но я ему сказалъ:
   -- Графъ, успокойтесь. Ваша участь все-таки лучше, чѣмъ участь человѣка, двадцать лѣтъ просидѣвшаго въ тюрьмѣ. Вспомните, мой милый графъ, какъ вы наслаждались жизнью во всѣ, эти годы, когда мой бѣдный отецъ работалъ въ тюрьмѣ и его поминутно стегали кнутомъ. Вспомните о винахъ и яствахъ, которыя вы вкушали. Къ тому-же смерть, ожидающая васъ, любезный графъ, была когда-то очень въ ходу и многіе добрые и святые люди попали прямо на небо какъ разъ съ этого одра смерти, изъ пламени и пепла. Взгляните, добрый графъ, какъ эти честные люди, которыхъ вы подкупили вашими презрѣнными деньгами, чтобъ погубить моего отца, -- какъ они помогаютъ устроить вамъ костеръ! Какъ гибка и покладиста совѣсть подлаго человѣка! Въ ней одна только нехорошая сторона: она можетъ обратиться противъ насъ-же самихъ и оскорбляетъ наше чувство. Но молитесь, графъ, молитесь, потому что теперь только одинъ Богъ можетъ спасти васъ.
   -- Вотъ вамъ хворостъ, сказалъ я судьѣ:-- подложите его подъ костеръ.
   Несчастный, дрожа, но въ надеждѣ спасти самого себя, опустился на колѣни, разжегъ хворостъ и подложилъ огонь подъ костеръ, который вскорѣ запылалъ, и черезъ нѣсколько минутъ раздались раздирающіе душу крики графа изъ глубины вспыхнувшаго со всѣхъ сторонъ пламени.
   Я далъ условный сигналъ моимъ людямъ,-- и въ одно мгновеніе ока остальные плѣнные были связаны по рукамъ и ногамъ.
   -- Вы сыграли блестящую шутку съ моимъ отцомъ, господа, сказалъ я имъ:-- отправивъ въ тюрьму безупречнаго человѣка и положивъ въ карманъ плату за его честь и свободу. Теперь мы расквитаемся. Бросьте и ихъ въ огонь.
   Одинъ за другимъ они полетѣли въ огонь и негодяи погибли, испуская дикіе крики.
   Я въ ужасѣ слушалъ этотъ мрачный разсказъ. Въ глазахъ Макса сверкалъ зловѣщій огонь, и я понялъ, что долгія размышленія о несправедливости, причиненной отцу, и видъ его исхудалаго, изнуреннаго тѣла породили въ его головѣ своего рода манію мщенія.
   -- Максъ, милый Максъ, сказалъ я:-- ради самого неба, никогда не разсказывайте Христинѣ объ этомъ.! Это было помѣшательство. Забудьте все это. Вы искупили преступленіе кровью и пусть оно будетъ навѣки забыто! Отрѣшитесь отъ этихъ ужасныхъ сценъ: иначе вы сдѣлаетесь маньякомъ.
   Онъ съ минуту сидѣлъ молча въ глубокой задумчивости: потомъ украдкой взглянулъ на меня и проговорилъ:
   -- Развѣ месть -- несправедливость? Развѣ она не восполняетъ правосудія?
   -- До извѣстной степени да, отвѣтилъ я.-- Если-бы вы убили этихъ негодяевъ собственной рукой, то трудно было-бы васъ винить. Однако вспомните слова Творца: "Мнѣ; отмщеніе, и Азъ воздамъ". Убивать людей и такъ ихъ мучить,-- это ужасно!
   -- Но вѣдь смерть ничего не значитъ, возразилъ онъ:-- это просто конецъ жизни, быть можетъ сознанія. Она не представляетъ искупленія за долгіе годы страданія, за безконечные дни тяжелой агоніи, болѣе страшной, чѣмъ сама смерть.
   -- Я не стану спорить съ вами, Максъ. Вы не правы, но я васъ люблю. Неужели вы не понимаете, что если человѣкъ съ нѣжнымъ и великодушнымъ сердцемъ замышляетъ и приводитъ въ исполненіе такую страшную месть, то это значитъ, что разсудокъ у него помраченъ? Но бросимъ этотъ разговоръ. Страшное время довело васъ до отчаянія и заставило прибѣгнуть къ крайнимъ средствамъ. Олигархія несомнѣнно виновата, въ томъ, что такія глубоко-честныя и мягкія натуры ожесточились и одичали. Въ этомъ она виновата передъ многими милліонами. Она подавляла добродѣтель и развивала порокъ.
   

XXXVI.
Цезарь воздвигаетъ себѣ памятникъ.

   -- Не случилось-ли еще чего-нибудь? спросилъ я.
   -- Случилось нѣчто такое, что васъ очень поразитъ, отвѣтилъ Максъ.
   -- Что-же именно?
   -- Цезарю пришла въ голову самая дикая и нелѣпая фантазія.
   -- Не сошли-ли ужь всѣ члены исполнительнаго комитета съ ума?
   -- Должно быть. Оправданіемъ намъ могутъ служить ужасныя событія послѣднихъ дней. Но слушайте. Отомстивъ за своего отца, я отправился разыскивать Цезаря. Мнѣ говорили, что онъ поселился во дворцѣ князя Кабано. Я поспѣшилъ туда, потому что мнѣ необходимо было переговоритъ съ нимъ о важныхъ дѣлахъ. Вокругъ дворца, сдѣлавшагося своего рода главной квартирой, собралась огромная толпа. Цезарь присвоилъ себѣ все, что было во дворцѣ. Я нашелъ его въ залѣ засѣданія. Никогда я не видывалъ подобнаго зрѣлища! Цезарь былъ весь покрытъ пылью, кровью. Густые его волосы походили на львиную гриву. Онъ былъ отвратителенъ, -- пьяный, съ дикими вращавшимися зрачками. Въ рукѣ онъ держалъ мечъ, окровавленный по самую рукоятку. Онъ былъ въ страшномъ возбужденіи и не говорилъ, а рычалъ. Самъ чортъ, вышедшій только-что изъ ада не могъ-бы произвести такого отталкивающаго впечатлѣнія. За нимъ въ углу притаилась прелестная группа плачущихъ женщинъ. Цезарь устроилъ себѣ гаремъ. Увидавъ меня, онъ бросился ко мнѣ и схвативъ мою руку, крикнулъ:
   -- Ура, старый товарищъ! Это поинтереснѣе, чѣмъ сажать картофель въ Саскатчеванѣ или скрываться среди негровъ въ Луизіанѣ. Долой олигархію! Къ чорту ее! Ура! Это мой дворецъ. Я король! Взгляните-ка сюда,-- и онъ, кивнувъ въ сторону головою, указалъ рукою черезъ плечо на дрожавшихъ и плакавшихъ женщинъ;-- не правда-ли красотки? Всѣ онѣ мои; всѣ до одной.
   Тутъ одинъ изъ приближенныхъ его офицеровъ подошелъ къ нему и между ними произошелъ слѣдующій разговоръ:
   -- Я пришелъ, генералъ, спросить васъ, что дѣлать съ убитыми?
   -- Убивайте ихъ, прорычалъ Цезарь:-- убивайте ихъ, чортъ возьми!
   -- Однако, генералъ, вѣдь они уже убиты, отвѣтилъ офицеръ, степенный малый.
   -- Хорошо; что-же съ ними дѣлать? отвѣтилъ Цезарь:-- Ну, ну, Биль, если они уже убиты, то дѣло въ шляпѣ. Выпей-ка стаканчикъ, прибавилъ онъ, подходя нетвердыми шагами къ столу, на которомъ вмѣсто письменныхъ принадлежностей красовалась цѣлая батарея бутылокъ.
   -- Мы ужь разсуждали объ этомъ, замѣтилъ офицеръ:-- Многія улицы стали непроходимы,-- такъ онѣ завалены трупами. Тамъ лежатъ не менѣе четверти милліона солдатъ и гражданъ, и число ихъ ежеминутно увеличивается. Погода стоитъ теплая и трупы начнутъ скоро разлагаться. Тѣ, которые погибли отъ яда, уже начинаютъ издавать зловоніе. Мы не рѣшились дѣйствовать безъ вашего приказанія и вотъ, я явился къ вамъ за инструкціями.
   -- Сожгите ихъ, сказалъ Цезарь.
   -- Невозможно. Если мы будемъ сжигать ихъ на улицахъ, то весь городъ сгоритъ. Труповъ слишкомъ много: похоронить такую массу труповъ также невозможно.
   -- Свалите ихъ въ одну огромную кучу.
   -- И этого невозможно. Вслѣдствіе разложенія и зловонія ихъ трудно будетъ переносить на рукахъ, и они могутъ разнести заразу.
   Цезарь съ минуту постоялъ на мѣстѣ, шатаясь и глядя на насъ мутнымъ взглядомъ. Вдругъ какая-то мысль зародилась въ его головѣ,-- мысль столь-же чудовищная, какъ и самая его голова. Въ глазахъ у него сверкнулъ огонь.
   -- Придумалъ, воскликнулъ онъ:-- честное слово, придумалъ. Сдѣлайте изъ нихъ пирамиду и залейте цементомъ. Пусть она служитъ вѣчнымъ памятникомъ славнаго нашего дѣла. Ура!
   -- Прекрасная мысль! сказалъ офицеръ, и другіе присутствующіе, словно царедворцы, шумно одобрили ее.
   -- У насъ будетъ свой памятникъ, который на вѣки сохранится и будетъ свидѣтельствовать о нашихъ славныхъ дѣяніяхъ! воскликнулъ Цезарь.-- Стой, Биль! Ты будешь строить его, и... я говорю... зачѣмъ намъ пирамида? Пусть это будетъ коллонна... да... Кесаревъ столбъ... чортъ возьми! Онъ будетъ возноситься къ самому небу! Если-же матеріала не хватитъ, то труповъ надѣлать не трудно. Старикаша, который здѣсь жилъ... въ моемъ дворцѣ... хотѣлъ убить 10.000.000 человѣкъ, истребить всѣхъ насъ,-- да... Однако это ему не удалось! Другъ Макса,-- тотъ длинноногій молодецъ изъ Африки,-- надулъ его. Вѣдь онъ разсказалъ все Куинси. А теперь всѣ самыя красивыя дѣвушки старикашки, что сидятъ тамъ въ углу -- мои. Это прелестно! Однако принимайтесь строить коллону,-- Биль, высокую, мощную колонну. Я помню... какъ строились дома въ Соскатчеванѣ, когда я разводилъ тамъ картофель. Они брали большой срубъ и ставили двѣ стѣны рядомъ въ три или четыре фута вышины. Между ними они наваливали щебень, землю и всякую всячину, наполняя пустое пространство до верху, и затѣмъ заливали все это цементомъ, который уже черезъ нѣсколько минутъ былъ твердъ какъ камень. Я это говорю, Биль, для того, чтобы ты строилъ Кесаревъ столбъ такимъ-же манеромъ. Пусть Чарли Карпентеръ помогаетъ тебѣ, онъ вѣдь инженеръ. Стой, Биль. Возьми динамиту. Джимъ мнѣ говорилъ, что найдено много тоннъ -- такъ возьми... динамиту... и положи его въ середину колонны. Если захотятъ разрушить мой монументъ, то онъ всѣхъ взорветъ на воздухъ. Я говорю, Максъ... вашъ другъ, этотъ длинноногій проповѣдникъ, африканецъ долженъ сочинить надпись. Слышите? Онъ можетъ сочинить что-нибудь эдакое, хорошее. Чортъ возьми! Мы соорудимъ такой памятникъ, который затмитъ собою пирамиды всѣхъ другихъ Кесарей. Кесаревъ столбъ! Ура!
   И этотъ дикій звѣрь принялся скакать отъ восторга.
   Биль удалился. Инсургенты захватили въ плѣнъ 60,000 человѣкъ, не принадлежавшихъ къ числу осужденныхъ, преимущественно купцовъ. Возникъ вопросъ о томъ, что дѣлать со всѣми этими плѣнными. Нѣкоторые предложили убить ихъ: но я подалъ мысль воспользоваться ими для постройки Кесарева столба и даровать имъ жизнь, если они будутъ работать хорошо. Мое мнѣніе было принято. Теперь они сооружаютъ памятникъ на Союзной площади. Мертвыя тѣла подвозятся на безконечной вереницѣ телѣгъ. Безчисленные-же возы подвозятъ цементъ, песокъ и другіе матеріалы. Биль съ своимъ другомъ Карпентеромъ орудуютъ всѣмъ дѣломъ. Они уже сколотили огромные деревянные ящики въ сорокъ футовъ вышины и пятьдесятъ длины. Въ нихъ трупы складываются рядами, такъ что ноги однихъ касаются головъ другихъ. Въ серединѣ коллоны будетъ оставлено отверстіе съ основанія до вершины памятника въ пять квадратныхъ футовъ. Въ это отверстіе будетъ положенъ динамитъ, а проводы будутъ находиться между трупами, такъ что если сдѣлана будетъ попытка разрушить памятникъ или потревожить трупы, то это неизбѣжно вызоветъ взрывъ. Послѣ обѣда пойдемъ взглянуть на ихъ работу; она будетъ продолжаться день и ночь, пока не будетъ кончена. Всѣмъ членамъ Братства чрезвычайно понравилась мысль о памятникѣ, который будетъ служить воспоминаніемъ объ ихъ торжествѣ.
   -- Помнится, сказалъ я, гдѣ-то мнѣ пришлось читать, что нѣсколько вѣковъ тому назадъ отрядъ бѣлыхъ людей совершилъ набѣгъ на одно варварское государство. Бѣлые потерпѣли пораженіе, и всѣ до одного были убиты. Туземцы, мавры, устроили изъ ихъ труповъ громадный памятникъ, и эта пирамида скелетовъ, съ ихъ бѣлыми костями и оскаленными челюстями сохранилась и до нашего времени, служа страшнымъ предостереженіемъ для другихъ народовъ, которые вздумали-бы совершить вторженіе въ страну. Цезарь, должно быть, читалъ объ этомъ событіи.
   -- Можетъ быть, сказали, Максъ:-- но эта мысль могла зародиться и самостоятельно въ его головѣ. Трудно сказать, на что способна такая натура, такой звѣрь, да еще опъяненный виномъ и кровью.
   За обѣдомъ отецъ Макса какъ будто нѣсколько пришелъ въ себя. Онъ предлагалъ своему сыну много вопросовъ относительно возстанія.
   -- Артюръ, сказалъ онъ:-- если тотъ злой человѣкъ и его сообщники попадутся вамъ въ руки въ качествѣ плѣнныхъ, прошу тебя, какъ особеннаго одолженія для меня, не наказывай ихъ. Предоставь ихъ суду Божію и ихъ совѣсти.
   -- Хорошо, отвѣтилъ Максъ спокойно.
   Мать горячо поддержала своего мужа. Я опустилъ глаза: но въ моемъ воображеніи пронеслась мрачная картина костра съ прикованнымъ къ столбу человѣкомъ по серединѣ, и высоко надъ нимъ взлетали въ воздухъ связанные люди, подбрасываемые сильными руками и съ криками ужаса падали въ пламя.
   Строго наказавъ людямъ караулить домъ, мы съ Максомъ захватили съ собой оружіе, пришили красные кресты къ рукавамъ и, въ сопровожденіи двухъ самыхъ преданныхъ слугъ, выбрались на улицу по черному ходу.
   Что за зрѣлище представилось мнѣ. Хаосъ и запустѣніе всюду. Не было ни лошадей, ни экипажей. Воры и грабители рыскали вокругъ насъ. На каждомъ шагу мы наталкивались на сцены насилія и смерти. Мы шли, близко прижавшись другъ къ другу; наши ружья были на-готовѣ.
   Красные кресты предохраняли насъ отъ членовъ Братства, а воры чувствовали почтеніе къ нашему оружію и не трогали насъ. На одномъ перекресткѣ мы встрѣтили транспортъ труповъ; ихъ везли къ памятнику. Возница, членъ Братства, узналъ Макса и пригласилъ насъ помѣститься сзади. Когда освоишься съ видомъ смерти, то она производитъ такъ-же мало впечатлѣнія, какъ и жизнь. Мы приняли предложеніе и въ этомъ окровавленномъ экипажѣ медленно поѣхали по Бродвею, запустѣлому и носившему слѣды всевозможныхъ преступленій. Двери всѣхъ магазиновъ были взломаны; мертвыя тѣла валялись всюду; тамъ и сямъ горѣлъ домъ, и огненные языки, окруженные чернымъ дымомъ, поднимались къ небу. Мѣстами торчали разрушенныя, обгорѣлыя и обуглившіяся строенія. По мѣрѣ того какъ мы приближались къ Союзной площади, передъ нами отчетливѣе выступало поразительное зрѣлище, какого міръ еще не видывалъ. Громадные пылающіе костры освѣщали всю площадь; сотни тысячъ людей собрались сюда на мрачную, похоронную работу. Ближе къ намъ, образуя внѣшній кругъ, стояли члены Братства или члены другихъ рабочихъ ассоціацій, чувствовавшіе себя здѣсь въ безопасности. Между ними были и женщины и не мало воровъ и мошенниковъ, на время забывшихъ свои хищническіе инстинкты. Внутри этого обширнаго внѣшняго круга мрачныхъ, страстныхъ и возбужденныхъ лицъ находилось сборище людей иного рода. Это были плѣнники, сооружавшіе памятникъ. Между ними оказалось много стариковъ и раненыхъ. Лица у нихъ были блѣдныя и испуганныя. Нѣкоторые изъ этихъ несчастныхъ были полунагіе или въ лохмотьяхъ, платье буквально висѣло лоскутьями съ ихъ плечъ. Всѣ имѣли утомленный видъ; тѣмъ не менѣе они старались не отставать другъ отъ друга, такъ какъ мимо нихъ то и дѣло сновали съ хлыстомъ или палкой въ рукахъ надсмотрщики, ругаясь и подгоняя ихъ. Максъ назвалъ мнѣ нѣсколько извѣстныхъ именъ: коммерсантовъ, юристовъ и духовныхъ особъ. Всѣ имѣли такой видъ, какъ люди, испытавшіе страшное землетрясеніе и утратившіе вѣру въ устойчивость міра. Это была картина анархіи; люди интеллигентные исполняли тяжелую работу, а рабочіе отдавали имъ приказанія. Я невольно вспомнилъ разсказъ Свифта о странѣ, въ которой люди прислуживаютъ лошадямъ.
   Вагоны и телѣги подъѣзжали по 12 заразъ и съ шумомъ сваливали свой страшный грузъ на мостовую. Бѣдные трепещущіе плѣнники схватывали трупы за голову и за ноги и передавали ихъ другимъ плѣннымъ, находившимся внутри ящиковъ и укладывавшихъ ихъ двойными рядами лучеобразно, начиная отъ середины. Затѣмъ когда ящикъ былъ плотно наполненъ тѣлами, его заливали жидкимъ цементомъ, только что передъ тѣмъ распущеннымъ: онъ тотчасъ застывалъ,-- и трупы были на-вѣки преданы своей могилѣ. Затѣмъ ящикъ поднимался вверхъ и ставился на другіе,-- и похоронная работа возобновлялась.
   Пока я стоялъ и смотрѣлъ на эту сцену, по близости отъ меня раздался раздирающій душу крикъ. Молодой человѣкъ, помогавшій переносить трупы, бросилъ одинъ изъ нихъ на мостовую и самъ свалился тутъ-же со стономъ. Я приблизился къ нему. Онъ узналъ въ застывшемъ, безжизненномъ лицѣ съ запекшеюся на губахъ кровью знакомыя черты... своей жены!
   Одинъ изъ надсмотрщиковъ уже поднялъ хлыстъ съ крикомъ:
   -- Ну. ну! Поварачивайся! Безъ этихъ глупостей!
   Я схватилъ негодяя за руку. Бѣднякъ обнималъ и цѣловалъ мертвое тѣло, жалобно со стонами причитая нѣжныя выраженія любви надъ ухомъ, которое уже не могло слышать его жалобъ и стоновъ. Надсмотрщикъ гнѣвно пригрозилъ мнѣ. Но толпа была растрогана сценой и вступилась за меня. Она даже дозволила несчастному унести трупъ жены изъ освѣщеннаго круга и исчезнуть въ темнотѣ. Но гдѣ могъ онъ похоронить ее?
   Я былъ потрясенъ до глубины души. Вся эта зловѣщая картина производила на меня подавляющее впечатлѣніе.
   Я приблизился къ столбу. Онъ возвышался уже на нѣсколько футовъ отъ земли и къ нему приставлена была лѣстница. Рабочимъ подносили кофе, хлѣбъ и мясо.
   Мнѣ бросился въ глаза парень отталкивающей наружности, расхаживавшій между плѣнными и заглядывавшій имъ въ лица. Недалеко отъ меня 70-ти-лѣтній старикъ въ оборванномъ платьѣ и безъ шляпы помогалъ другому старику перенести тяжелый трупъ къ лѣстницѣ. Парень заглянулъ сначала въ лицо человѣка, несшаго трупъ за ноги, затѣмъ приблизился къ другому. Изъ его груди вырвалось радостное восклицаніе.
   -- Ага, старый чертъ -- крикнулъ онъ, вынимая пистолетъ: -- наконецъ-то я тебя нашелъ! Это ты выгналъ мою больную жену изъ своего дома за то, что она не платила за квартиру. Теперь я съ тобою расквитаюсь!
   Старикъ упалъ на колѣни, поднялъ руки и молилъ о пощадѣ. Раздался выстрѣлъ, красное пятно внезапно появилось на его вискѣ и онъ свалился мертвымъ на трупъ, который помогалъ нести.
   -- Живѣй! Поворачивайтесь! Несите обоихъ наверхъ -- воскликнулъ одинъ изъ сторожей, щелкая своимъ хлыстомъ.
   Мнѣ сдѣлалось дурно. Максъ подошелъ ко мнѣ.
   -- Какъ вы блѣдны, сказалъ онъ.
   -- Уведите меня скорѣй отсюда или я лишусь чувствъ,-- проговорилъ я.
   Мы поѣхали домой въ другомъ революціонномъ экипажѣ,-- въ колесницѣ смерти.
   

XXXVII.
Второй день.

   Мы пережили ужасную ночь. Въ городъ то и дѣло вторгались изъ окресностей толпы фермеровъ и крестьянъ. Это были не тѣ честные, храбрые и патріотичные земледѣльцы, которыми въ прежнее время пополнялись ряды армій Вашингтона, Джэксона, Гранта и Шермана. Это были ихъ огрубѣвшіе потомки, неистовые рабы, жестокіе и кровожадные пролетаріи. Всякій человѣкъ, имѣвшій какую-то-бы ни было собственность, былъ ихъ врагомъ или жертвой. Они вторгались во всѣ дома, друзей и недруговъ, умерщвляли мужчинъ, женщинъ и дѣтей. Грабежъ! Грабежъ! Въ этомъ словѣ заключалась вся ихъ программа. Въ полночь ко мнѣ подошелъ одинъ изъ нашихъ слугъ и сказалъ:
   -- Слышите вы эти крики?
   -- Да.
   -- Это они убиваютъ всѣхъ жильцовъ сосѣдняго дома.
   Тамъ жили хорошіе, добрые люди, никогда не причинившіе кому-либо зла. Но этотъ мутный потокъ увлекалъ за собою или разрушалъ все, что встрѣчалось на его пути.
   Скоро прибѣжалъ ко мнѣ другой слуга съ крикомъ: -- На нашъ домъ нападаютъ.
   -- Откуда?-- спросилъ я.
   -- Съ улицы.
   -- Брось въ аттакующихъ ручную бомбу.
   Раздался громкій трескъ, а затѣмъ послышались шаги убѣгавшихъ людей. Трусливые злодѣи скрылись. Это были убійцы, а не воины. Городъ превратился въ какой-то сумасшедшій домъ. Темныя улицы кишѣли народомъ. Намъ приходилось три раза прибѣгать къ ручнымъ бомбамъ. Въ разныхъ частяхъ города вспыхивалъ пожаръ, огненные языки прорѣзывали мракъ и зловѣщимъ заревомъ освѣщали страшныя сцены, еще невиданныя человѣчествомъ. Мнѣ пришла въ голову мысль: а что если какой-нибудь негодяй подожжетъ сосѣдній домъ? Намъ придется выбирать между смертью въ пламени или отъ рукъ разбойниковъ. Не лучше-ли погибнуть среди пламени и развалинъ, чѣмъ попасться въ руки разъяренной черни?
   Никто не смыкалъ глазъ. Максъ сидѣлъ въ сторонѣ о чемъ-то глубоко задумавшись. Можетъ быть теперь,-- увы, слишкомъ поздно, -- онъ понялъ, что не долженъ былъ поддерживать революцію, вызвавшую такую страшную катастрофу. Раннимъ утромъ онъ вышелъ изъ дому съ тремя людьми.
   Мы завтракали молча. Мнѣ казалось, что мы не имѣли права ѣсть, когда кругомъ свирѣпствуетъ смерть и разрушеніе.
   Надъ нами послышался шумъ и вслѣдъ затѣмъ ружейные выстрѣлы. Нѣсколько негодяевъ пытались пробраться на крышу нашего дома съ сосѣднихъ строеній. Мы бросились на верхъ. Началась оживленная перестрѣлка. Наши магазинныя ружья и ручныя бомбы выдержали испытаніе, нѣсколько человѣкъ пало, остальные обратились въ бѣгство. Это были крестьяне, рыскавшіе за добычей.
   Черезъ нѣсколько минутъ раздался громкій стукъ въ наружную дверь. Я перегнулся черезъ перила и спросилъ: кто тамъ? Какой-то оборванецъ отвѣтилъ, что онъ принесъ мнѣ; письмо.
   Опасаясь какой-нибудь ловушки, я спустилъ длинную веревку и велѣлъ привязать къ ней письмо. Онъ исполнилъ приказаніе. Дѣйствительно, это былъ большой свернутый листъ грязной бумаги. На ней было нацарапано карандашемъ нѣсколько строкъ ученическимъ почеркомъ. Я едва разобралъ слѣдующія слова:
   "М-ръ Габріэль, другъ Макса.-- Цезарь желаетъ получить то, что будетъ изображено на памятникѣ.

Биль".

   Долго я не могъ понять, что это значитъ. Наконецъ я вспомнилъ разсказъ Макса и понялъ, что офицеръ Цезаря, Биль, просилъ меня сочинить надпись для памятника. Я велѣлъ посланцу подождать отвѣта, а самъ сошелъ внизъ. Послѣ; нѣкотораго размышленія я написалъ на смятой бумагѣ; слѣдующія слова:
   Этотъ памятникъ воздвигнутъ Цезаремъ Ломеллини, главнокомандующимъ Братства Разрушенія въ воспоминаніе о смерти и погребеніи современной цивилизаціи.
   "Онъ сооруженъ изъ тѣлъ 250,000 людей, отравлявшихъ неправдой, угнетеніемъ и насиліемъ жизнь этого могущественнаго, но увы! разрушеннаго города.
   "Эти были люди злые и порочные.
   "Они вносили растлѣніе въ суды, законодательныя собранія, печать, конгрессы, избирательную систему и всячески развращали населеніе.
   "Они организовали цѣлую систему для эксплоатаціи бѣдныхъ, для ухудшенія участи несчастныхъ, для лишенія неимущихъ послѣдняго ихъ достоянія.
   "Они пользовались учрежденіями свободной страны, чтобъ распространять гнетъ, они обратили свободу въ пустой звукъ, они изгнали правду изъ страны и водворили вмѣсто нея жестокость, невѣжество, отчаяніе и порокъ.
   "Ихъ сердца были безчувственнѣе мельничныхъ жернововъ: они унижали человѣчество и оскорбляли Бога.
   "Наконецъ негодованіе овладѣло небомъ, а на землѣ попранная человѣческая природа возстала и произвела общее возмущеніе.
   "Злые люди погибли отъ рукъ своихъ-же созданій. Они покоятся здѣсь, замуравленные въ этихъ стѣнахъ, а среди нихъ лежитъ взрывчатое вещество, столь-же разрушительное, какъ была ихъ собственная жизнь. Мы презираемъ ихъ пороки, но оплакиваемъ ихъ участь. Они представляютъ собой послѣднее слово разложенія, происходившаго втеченіи вѣковъ: они понесли страшную кару за грѣхи нѣсколькихъ близорукихъ и эгоистичныхъ поколѣній, равно какъ и за свою собственную порочность и жестокость.
   "Пусть этотъ памятникъ,-- о прохожій!-- сохранится на вѣки.
   "Если цивилизація когда-нибудь возродится на землѣ, то пусть люди приходятъ сюда и взглянутъ на этотъ столбъ, научатся обуздывать свой эгоизмъ и жить для правды. Пусть человѣчество извлечетъ изъ этого грознаго столба урокъ, что никакое господство не можетъ быть долговѣчно, если оно не основано на милосердіи, справедливости, правдѣ и любви!"
   Я привязалъ бумажку опять къ веревкѣ и спустилъ ее посланному.
   Въ полдень вернулся Максъ. Платье на немъ было разорвано, лицо у него было блѣдно, глаза дико горѣли, а голова повязана бѣлымъ платкомъ, окрашеннымъ кровью.
   Христина вскрикнула, а мать лишилась чувствъ.
   -- Что случилось, Максъ? спросилъ я.
   -- Плохи дѣла! отвѣтилъ онъ съ отчаяннымъ жестомъ.-- Я надѣялся возстановить порядокъ изъ хаоса и пересоздать общество. Но эта мечта разсѣялась какъ дымъ.
   -- Въ чемъ-же дѣло?
   -- Сегодня утромъ я отправился во дворецъ князя Кабано, чтобъ столковаться съ Цезаремъ. Но онъ всю ночь пировалъ и былъ пьянъ. Я засталъ его въ постелѣ. Затѣмъ я пошелъ къ черни, чтобъ поговорить съ нею. Но тутъ я узналъ о другой бѣдѣ. Въ прошлую ночь вице-президентъ, калѣка, бѣжалъ на одномъ изъ "демоновъ" и увезъ съ собою 100.000.000 долларовъ, хранившихся у него.
   -- Куда-же онъ направился?
   -- Неизвѣстно; онъ взялъ съ собою нѣсколькихъ преданныхъ соотечественниковъ. Говорятъ, что онъ отправился въ Палестину, намѣревается провозгласить себя іерусалимскимъ царемъ и возстановить царство Соломона и прежнее величіе еврейскаго народа на развалинахъ міра.
   -- Какъ-же отнеслась чернь къ его бѣгству?
   -- Она пришла въ ярость и сдѣлалась до крайности подозрительна. Теперь громадная толпа народа караулитъ дворецъ Кабано, чтобы не дозволить Цезарю бросить ихъ такъ-же, какъ бросилъ ихъ калѣка. Всѣ увѣрены, что и онъ припрятали, гдѣ-нибудь въ подвалахъ дворца другія 100.000.000. Они еще при мнѣ требовали, чтобы онъ къ нимъ вышелъ. Толпа страшно бушуетъ. Я взошелъ на ступеньки крыльца и обратился къ нимъ съ рѣчью. Я сказалъ имъ, что имъ нечего бояться побѣга Цезаря, потому что онъ теперь лежитъ пьяный въ постелѣ. Если они опасаются измѣны, то пусть выберутъ коммиссію, которая осмотритъ дворецъ. Но, продолжалъ я, самому народу угрожаетъ опасность, о которой онъ не подумалъ. Онъ долженъ установить какое-нибудь правительство и повиноваться ему,-- иначе скоро всѣ умрутъ съ голоду. Я объяснилъ имъ, что этотъ обширный городъ съ 10 милліонами жителей получалъ всѣ необходимые предметы пропитанія извнѣ, что ежедневно прибывали тысячи возовъ съ съѣстными припасами. Теперь подвозы прекратились. Толпа съѣла все, что было съѣстного въ лавкахъ и лабазахъ, и завтра начнется голодъ. Я пытался объяснить, что голодная смерть угрожаетъ всѣмъ одновременно. Всѣ вдругъ смолкли, и кто-то изъ толпы крикнулъ:
   -- Что-же намъ, по вашему, дѣлать?
   -- Вы должны утвердить временное правительство и избрать одного человѣка, которому всѣ будутъ повиноваться. Затѣмъ надо учредить совѣтъ, съ которымъ избранный могъ-бы совѣщаться о дѣлахъ. Тѣ изъ васъ, которые были инженерами, механиками, кондукторами на желѣзныхъ дорогахъ или рулевыми на воздушныхъ корабляхъ, -- должны вернуться на свои мѣста, пусть они отправятся за городъ и обмѣняютъ добычу, собранную вами, на скотъ, хлѣбъ, овощи и другіе предметы первой необходимости.
   -- Онъ самъ хочетъ сдѣлаться королемъ, проворчалъ какой-то негодяй.
   -- Разумѣется, подхватилъ другой:-- а насъ засадить опять за работу.
   -- Вѣдь онъ также аристократъ, -- воскликнулъ третій.
   Однако у нѣкоторыхъ нашлось столько здраваго смысла, чтобъ понять справедливость моихъ словъ, и толпа раздѣлилась на двѣ партіи. Отъ словъ перешли къ оружію. Многіе были убиты. Трое бросились на меня. Я застрѣлилъ одного, ранилъ другого, а третій самъ нанесъ мнѣ рану въ голову саблей. Моя шляпа смягчила силу удара, -- иначе мнѣ-бы не сдобровать. Онъ поднялъ вторично оружіе и замахнулся на меня, но я успѣлъ выстрѣлить въ него, и онъ упалъ мертвый. Мои друзья насильно втолкнули меня въ дверь дворца, у которой я стоялъ. Мы заперли ее на ключъ изнутри, чтобъ сдержать толпу и мнѣ удалось бѣжать черезъ черный ходъ и добраться сюда.
   -- Вся надежда исчезла, печально прибавилъ онъ: -- я не могу ничего сдѣлать. Остается только позаботиться о нашей собственной безопасности.
   

XXXVIII.
Бѣгство.

   -- Да, отвѣтилъ я: -- намъ нельзя здѣсь дольше оставаться, Подумайте только, что будетъ съ нами, если по близости загорится домъ и пожаръ вспыхнетъ у насъ.
   Онъ взглянулъ на меня съ испугомъ.
   -- Да, да, сказалъ онъ: -- мы должны бѣжать. Я готовъ былъ-бы пожертвовать жизнью, чтобы остановить всѣ эти ужасы; но это ни къ чему не приведетъ.
   Христина приблизилась и стала около него. Онъ написалъ письмо генералу Куинси и снялъ съ него три копіи. Выбравъ трехъ наиболѣе преданныхъ слугъ, онъ снабдилъ каждаго изъ нихъ письмомъ, приказалъ имъ вооружиться и всѣмъ вмѣстѣ отправиться въ арсеналъ воздушныхъ кораблей. Это было очень опасное путешествіе. Если-бъ кому-нибудь изъ нихъ удалось добраться до мѣста назначенія, то онъ долженъ былъ вручить генералу Куинси письмо. Въ немъ Максъ просилъ прислать ему, согласно условію, одинъ изъ воздушныхъ кораблей къ восьми часамъ вечера и въ тоже время въ видѣ сигнала спустить одного изъ "демоновъ".
   Скоро мы отправились на крышу, вооружившись зрительными трубами. По нашему разсчету посланные могли черезъ два часа добраться до арсенала. Прошло два часа. На небѣ ничего не было видно. Что если всѣ наши посланные убиты? Что если генералъ Куинси откажется прислать намъ корабль? Какое значеніе могли имѣть для человѣка обязательства во время такой анархіи? Прошло два часа съ четвертью, два съ половиною,-- никакого сигнала! Мы начали отчаиваться. Какъ пережить вторую ночь? Наконецъ Эстелла, спокойно смотрѣвшая на западъ въ свою зрительную трубу, воскликнула:
   -- Смотрите, что-то поднимается на воздухъ.
   Мы взглянули въ ту сторону. Да, слава Богу! Это былъ сигналъ. "Демонъ", подобно чудовищному ястребу, поднялся на значительную высоту, описалъ кругъ въ пространствѣ и затѣмъ медленно сталъ опускаться.
   Помощь скоро явится.
   Всѣ принялись за работу. Мы образовали безпрерывную цѣпь отъ крыши до комнатъ и передавали другъ другу все, что было у насъ цѣннаго. Даже женщины приняли участіе въ этой работѣ. Мы переносили на крышу все, что собирались увезти съ собою. Намъ нечего было ожидать посланныхъ: они должны были вернуться на воздушномъ кораблѣ.
   Къ вечеру городъ сравнительно успокоился. Блуждавшія тамъ и сямъ группы высматривали скорѣе пищу, чѣмъ цѣнныя вещи. Многіе, по всей вѣроятности, утомились и отдыхали, приготовляясь къ ночной оргіи. Надо было ожидать, что съ наступленіемъ ночи сатурналіи смерти разыграются съ новою силою.
   Мы пообѣдали въ шесть часовъ; затѣмъ м-ръ Филипсъ предложилъ совершить общую семейную молитву.
   -- Можетъ быть, сказалъ онъ: -- намъ ужь никогда не удастся помолиться вмѣстѣ.
   Онъ долго и горячо молился о спасеніи дорогихъ ему лицъ и мы всѣ усердно ему вторили.
   Въ половинѣ восьмого, окончивъ свои приготовленія къ путешествію, всѣ собрались на крышѣ и снова напряженно стали смотрѣть на западъ. Не задолго до восьми мы увидали сквозь сумерки, окутывавшія городъ, какъ вдали надъ арсеналомъ воздушныхъ кораблей поднялся темный "демонъ". Куинси сдержалъ слово. "Демонъ" быстро несся къ намъ, затѣмъ описалъ нѣсколько круговъ и началъ спускаться какъ разъ надъ нашими головами. Въ десяти футахъ отъ крыши онъ остановился и выбросилъ двѣ лѣстницы. Дамы и м-ръ Филипсъ прежде всѣхъ поднялись на палубу корабля, а мужчины принялись переносить ящики, сундуки, тюки, деньги, книги и инструменты.
   Какъ разъ въ эту минуту съ улицы донесся до насъ страшный шумъ. Я склонился надъ перилами и взглянулъ внизъ. По улицѣ съ сѣвера приближалась громадная толпа народа. Люди такъ вопили и кричали, что показались мнѣ всѣ пьяными. Крики, ревъ, брань стояли въ воздухѣ, быстро приближаясь къ намъ. У нѣкоторыхъ людей были факелы въ рукахъ. Во главѣ толпы шелъ оборванецъ съ длиннымъ шестомъ. На верхнемъ концѣ, его торчала какая-то черная масса, которую я въ сумеркахъ не могъ различить. Въ эту минуту толпа увидала "демона", и ревъ усилился; люди рвались къ намъ словно безумные, и сотни голосовъ звали Макса.
   -- Что это значитъ? спросилъ я его.
   -- Это значитъ, что они гонятся за мной. Торопитесь, ребята, живѣй, живѣй!
   Мы всѣ бросились помогать. Женщины стояли на верху лѣстницы и принимали болѣе легкія вещи, которыя мы имъ передавали.
   Вдругъ снизу раздался громовой голосъ:
   -- Отворите дверь или мы ее разломаемъ.
   Максъ отвѣтилъ тѣмъ, что бросилъ на мостовую бомбу. Послѣдовалъ взрывъ и нѣсколько человѣкъ было убито. Но эту толпу не такъ легко было устрашить, какъ воровъ. Въ насъ начали стрѣлять. Къ счастью, наступившій мракъ охранялъ насъ. Толпа передъ домомъ увеличивалась и становилась все грознѣе. Потомъ вдругъ появилось нѣсколько дюжинъ молодцовъ съ длиннымъ бревномъ, которое должно было имъ служить стѣнобитнымъ орудіемъ. Они очевидно собирались выломать дверь, которая не поддавалась.
   -- Спустите намъ смертоносную бомбу, приказалъ Максъ командѣ "демона".
   Двое сильныхъ молодцовъ осторожно снесли внизъ огромный черный желѣзный шаръ.
   -- Бросьте его внизъ! скомандовалъ Максъ.
   Раздался трескъ, потомъ взрывъ; толпа замѣтила струи ядовитаго дыма, бросила бревно и съ криками ужаса пустилась бѣжать въ разныя стороны. Скоро улица опустѣла на значительномъ разстояніи вокругъ дома.
   -- Живѣй, живѣй, повторялъ Максъ.
   Я выглянулъ черезъ перила. Человѣкъ пять вбѣжало въ сосѣдній домъ. Черезъ нѣсколько минутъ они выбѣжали оттуда, постоянно оглядываясь назадъ.
   -- Боюсь, что они подожгли домъ, замѣтилъ Максъ.
   -- Вѣроятно, отвѣтилъ я спокойно.
   -- Живѣй, живѣй, ребята, воскликнулъ онъ опять.
   Груда предметовъ, лежавшая на крышѣ, быстро уменьшалась. Я вернулся, чтобы передать кипы моихъ драгоцѣнныхъ книгъ. Новый шумъ поразилъ меня. Это былъ пожаръ. Чернь ликовала. Клубы дыма вылетали изъ оконъ домовъ; скоро появились огромные огненные языки. Пламя шипя разрѣзало мракъ, какъ будто хотѣло разсѣять ночь и затмить звѣзды. Затѣмъ задымилась крыша, разгорѣлась яркимъ пламенемъ, и по ней разлилось цѣлое море огня, дыма и разлетавшихся во всѣ стороны искръ. При видѣ пожара толпа отступила на нѣкоторое разстояніе.
   -- Боже мой! воскликнулъ Максъ:-- вѣдь это голова Цезаря!
   Я выглянулъ на улицу и дѣйствительно различилъ на огромномъ шестѣ голову страшнаго великана. На темномъ фонѣ улицы она рѣзко выдѣлялась, освѣщенная пламенемъ. Я видѣлъ неподвижные, вытаращенные, мутные глаза, высунутый языкъ, огромную нижнюю челюсть, отвратительно отвисшую, а на толстой шеѣ висѣли большія капли сгустившейся и почернѣвшей крови.
   -- Это всегда такъ бываетъ, замѣтилъ Максъ спокойно:-- чернь прежде всего начинаетъ подозрѣвать своихъ вождей и избиваетъ ихъ. Они убили Цезаря и теперь пришли за мной. При видѣ "демона" ихъ подозрѣнія усилились. Они теперь увѣрены, что я увожу съ собою сокровища.
   Я не могъ оторвать глазъ отъ этой звѣрской головы. Она кивала и шаталась при отблескѣ пламени. Казалось, она плясала въ воздухѣ среди этой страшной обстановки. Она носилась надъ этой толпой, словно злой духъ.
   Толпа ревѣла, и ревъ ея смѣшивался съ шумомъ огня и трескомъ разрушавшагося зданія. Пожаръ охватилъ другой домъ, и крыша ближайшаго къ намъ строенія уже дымилась. Чернь, видя, что мы не двигаемся съ мѣста, рѣшила, что механизмъ воздушнаго корабля испортился и начала издавать радостные крики, когда пламя приблизилось къ намъ.
   Наше имущество, пакеты и ящики,-- все было спасено. Насъ теперь не страшили ни пожаръ, ни чернь. Возлѣ нашего дома уже пылала крыша и мы слышали, какъ трещалъ огонь.
   Работа кончена.
   -- Наверхъ, наверхъ, ребята!
   Мы съ Максомъ послѣдніе оставили крышу; она уже накалялась. Мы поднялись на палубу; машинистъ тронулъ рычагъ электрической машины; громадная птица съ минуту колыхалась, затѣмъ начала подыматься словно фениксъ изъ своего огненнаго гнѣзда. Когда толпа увидѣла, что мы удаляемся, она взвыла. Въ насъ посыпался градъ пуль, но онѣ отскакивали, не причиняя намъ никакого вреда, отъ металлической брони воздушнаго корабля. Выше и выше, прямо и плавно, какъ стрѣла, уносились мы вверхъ. Подъ нами разстилался, словно громадная карта, могучій городъ, освѣщенный пламенемъ пожаровъ, вспыхивавшихъ то тамъ, то здѣсь. Въ зрительную трубу я различилъ между деревьями Союзной площади бѣлую линію Кесарева столба, освѣщенную пылающими кострами. Я сказалъ Максу:
   -- Что станется со всѣми этими 10.000.000 завтра?
   -- Они начнутъ голодать, сказалъ онъ.
   -- А черезъ недѣлю?
   -- Они станутъ пожирать другъ друга, отвѣтилъ онъ.
   Нѣсколько минутъ длилось молчаніе, потомъ я спросилъ:
   -- Не возникнетъ-ли новый гражданскій строй на этихъ развалинахъ?
   -- Еще не скоро. Долго еще будутъ господствовать грубость, невѣжество, разнузданность, суевѣріе, преступленія. Люди, такъ долго изнывавшіе подъ гнетомъ тяжелыхъ условій труда, едва-ли захотятъ вернуться къ нему. И куда имъ идти на работу? Послѣ того какъ три четверти погибнутъ отъ голода или будутъ убиты, остальные, пережившіе другихъ, въ силу закона борьбы за существованіе, какъ болѣе сильные и грубые, сочтутъ нужнымъ въ видахъ самозащиты сформировать вооруженные отряды или шайки. Тотъ, кто будетъ искуснѣе и храбрѣе всѣхъ, сдѣлается ихъ вождемъ, какъ у дикарей. Затѣмъ медленно повторится всемірная исторія. Самый смѣлый изъ атамановъ этихъ шаекъ привлечетъ на свою сторону нѣсколько другихъ отрядовъ и сдѣлается ихъ властелиномъ. Постепенно возстановится трудъ въ самой тяжелой формѣ: но сначала будутъ работать преимущественно рабы. Люди будутъ отдавать свою свободу въ обмѣнъ на покровительство законовъ. По прошествіи вѣка или двухъ возникнетъ опять торговля. Затѣмъ послѣдуютъ вѣковыя войны между провинціями или народами. Новая аристократія народится, культура воскреснетъ; можетъ возникнуть могущественное государство на подобіе древняго Рима. Въ мірѣ распространится какое-нибудь суевѣріе, можетъ быть начнутъ боготворить Альфреда, Викторію и Вашингтона, какъ въ прежнее время боготворили Сатурна, Юнону, Геркулеса; можетъ быть будутъ введены кровавыя жертвоприношенія, какъ было у Карѳагенянъ и Мексиканцевъ. Такимъ образомъ шагъ за шагомъ люди снова разыграютъ великую человѣческую драму, которая всегда начинается трагедіей, переходитъ въ комедію и кончается катастрофой.
   Городъ исчезъ подъ нами. Корабль несся надъ океаномъ и насъ освѣжалъ прохладный, пропитанный солью вѣтерокъ. Мы оглянулись назадъ.
   -- Подумайте только, что тамъ происходитъ, сказалъ я Максу.
   Максъ вздрогнулъ. Въ его глазахъ свѣтился мрачный огонекъ. Онъ взглянулъ на отца, который въ это время стоялъ на колѣняхъ и молился.
   -- Я-бы разрушилъ весь міръ, сказалъ онъ, указывая на него,-- чтобъ только спасти его изъ живой могилы.
   Онъ видимо хотѣлъ оправдать себя въ собственныхъ глазахъ.
   -- Габріэлъ, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія:-- если-бъ не случилось этого возстанія теперь, то оно случилось-бы позднѣе. Это былъ только вопросъ времени. Гнетъ, тяготѣвшій надъ человѣчествомъ, былъ слишкомъ великъ. Оно не могло жить въ такихъ условіяхъ, не могло и вернуться назадъ. Катастрофа была неизбѣжна. Можетъ быть, Богъ судилъ сокрушить всю эту неправду. Мнѣ кажется, старая легенда о разрушеніи человѣчества огнемъ и мечемъ,-- ничто иное, какъ смутное воспоминаніе о такихъ-же событіяхъ.
   -- Очень можетъ быть, Максъ, отвѣтилъ я, и мы умолкли.
   Даже море свидѣтельствовало о гибели человѣчества. На маякахъ не было уже огней, предостерегающихъ моряковъ отъ опасности. Мимо насъ не пролеталъ ни одинъ воздушный корабль съ освѣщенными окнами, похожими на огненные глаза, наполненный пассажирами и разсѣкающій воздухъ съ поразительною быстротою и силою. Тамъ и сямъ на морѣ мелькало парусное судно или пароходъ, и люди на нихъ не подозрѣвали, что по возвращеніи на родину ихъ встрѣтятъ толпы голодныхъ и кровожадныхъ изверговъ.
   Какъ тиха и торжественна была необъятная ночь, мирно взиравшая на спящую землю! Какъ чистъ и ароматенъ былъ воздухъ! Какъ упоительна была тишина ея послѣ недавняго бушеванія разсвирѣпѣвшей толпы! Какъ пріятно дѣйствовала темнота на глазъ, утомленный зрѣлищемъ пожара и кровопролитія! Эстелла и Христина подсѣли къ намъ. Ихъ лица носили явные слѣды мукъ, испытанныхъ ими не столько отъ страха за себя, сколько отъ страданія за участь гибнущихъ людей.
   Я взглянулъ вверхъ. Надо мною разстилался безконечный небесный сводъ, усѣянный звѣздами. Я подумалъ о томъ хаотическомъ времени, когда еще не было человѣка, и только небесныя свѣтила толпами неслись передъ Творцомъ, не помышлявшемъ еще о созданіи безпокойной, пресмыкающейся, задорной толпы, которую мы называемъ человѣчествомъ. И невольно мнѣ на умъ пришла мысль: "О зачѣмъ Богъ снизошелъ до сотворенія человѣка?"
   И опять я почувствовалъ, что одно благородное сердце, устремляющееся въ своей безпредѣльной любви къ свѣту вѣчной истины, имѣетъ болѣе значенія для вселенной, чѣмъ громады горныхъ скалъ, даже чѣмъ вся звѣздная пустыня. Вещество -- ничто иное, какъ матеріалъ, изъ котораго Богъ творилъ, между тѣмъ какъ мысль, любовь, сознаніе -- частицы самого Бога. Мы мыслимъ, слѣдовательно мы божественнаго происхожденія, мы молимся, слѣдовательно мы безсмертны.
   Частицы Бога? Страшнаго, необъяснимаго, непостижимаго Бога! Его грозная десница правитъ съ неустанною силою безчисленными солнцами и созвѣздіями, и въ то-же время легкимъ прикосновеніемъ создаетъ нѣжный лепестокъ цвѣтка и расписываетъ радужными цвѣтами тонкія крылья бабочки.
   Я готовъ былъ рыдать надъ участью человѣка,-- но я подумалъ, что все-таки надъ мірами есть Богъ.
   

XXXIX.
Европа.

   Весь слѣдующій день мы неслись надъ океаномъ. Подъ нами плескались, колыхаясь, измѣнчивыя волны, играя всѣми цвѣтами свѣта, пѣны и воды. Далеко, насколько могъ обнять глазъ, онѣ неслись, перегоняя другъ друга, вздымаясь и опускаясь словно живыя существа, вѣчно враждующія между собою. Надъ нами нависли тучи, такъ часто служащія предвѣстниками ужасовъ. Вѣдь даже легкія облака въ своемъ медленномъ, мирномъ движеніи иногда предсказываютъ бурю.
   Въ волнахъ плеснулъ китъ и всплылъ на поверхность. Счастливая природа! Какъ мудро приспособила она эти влажныя скользкія волны къ чешуѣ и кожѣ тѣхъ существъ, которыя такъ игриво ныряютъ въ волнующейся водѣ. Цѣлая толпа дельфиновъ, сверкая на солнцѣ чешуею, плескалась и играла. Какое громадное семейство, веселое, рѣзвое, счастливое! Вокругъ нашего корабля летали чайки, какъ будто принимая его за огромную птицу. Какъ ловко пользовались онѣ вѣтромъ: ныряли, поднимались вверхъ или бросались впередъ. Для нихъ это не былъ трудъ, а наслажденіе жизнью. Вездѣ радость, восторгъ, упоеніе: свѣтъ, звукъ, воздухъ, волны, облака, звѣри, рыбы и птицы сливались въ чудной гармоніи. Мы были въ средоточіи всего, мы чувствовали себя частицей всего, мы наслаждались всѣмъ.
   Но мои мысли снова перенеслись на востокъ въ огромный городъ, къ этому столпотворенію домовъ, къ этимъ улицамъ, запруженнымъ убійцами, къ этой голодной стонущей толпѣ.
   Почему она меня не хотѣла слушать? Отчего богатые и бѣдные поднимали меня на смѣхъ? Если-бъ они не были глухи и слѣпы, то ужасная чаша миновала-бы ихъ. Но вѣра и цивилизація какъ будто несовмѣстимы другъ съ другомъ. Христосъ могъ явиться только среди босоногихъ людей, а тѣ немногіе, которые носили обувь, умертвили его. Какъ извращено людское племя, добровольно повергающее себя въ бѣдствія въ то время, какъ вся природа наслаждается и блаженствуетъ!
   Максъ мнѣ разсказалъ, что мы едва спаслись отъ бѣды. Изъ трехъ людей, посланныхъ къ генералу Куинси, только одинъ добрался до него, остальные были убиты. Къ тому-же, этотъ единственный, спасшійся слуга уже засталъ мамелюковъ поднебесья въ дѣятельныхъ приготовленіяхъ къ бѣгству; онѣ собирались въ ту же ночь улетѣть въ гористую область южной Америки. Если-бъ мы отложили нашъ отъѣздъ до другого дня или всѣ три гонца были убиты, то намъ пришлось бы погибнуть въ пламени.
   На другой день показались берега Европы. Поровнявшись съ ними, мы увидали множество лодокъ, рѣчныхъ пароходовъ и всевозможныхъ судовъ, переполненныхъ народомъ. Многіе изъ этихъ судовъ не могли выдержать морского путешествія, но люди, скученные въ нихъ, спасались отъ такихъ ужасовъ, что ихъ не могла испугать и смерть въ волнахъ. Люди кричали намъ въ рупоръ, чтобы мы вернулись назадъ, такъ какъ вся Европа представляетъ только груду развалинъ. Мы съ своей стороны предостерегли ихъ не ѣхать въ Америку, а искать убѣжища въ нецивилизованныхъ странахъ, у варваровъ.
   Спустившись ближе къ берегу, мы увидѣли, что вся пристань и всѣ насыпи буквально запружены народомъ. Люди, какъ безумные, дрались изъ-за нѣсколькихъ оставшихся еще лодокъ или кораблей. Первымъ попавшимся оружіемъ они отгоняли массы лучше вооруженныхъ, но обезумѣвшихъ людей. Изъ толпы раздавался призывъ о помощи. Наши сердца обливались кровью, но мы ничего не могли сдѣлать. Они въ отчаяніи поднимали къ вамъ руки, когда воздушный корабль плылъ надъ ними.
   Но зачѣмъ останавливаться на ужасныхъ подробностяхъ мрачной картины, развертывавшейся подъ нами? Деревни, села, города, столицы представляли почернѣлыя и дымящіяся развалины. На всякой проселочной дорогѣ, во всякой улицѣ происходила схватка. Мы слышали крики бѣглецовъ, выстрѣлы преслѣдователей. Многіе даже направляли оружіе на насъ и стрѣляли въ воздухъ, какъ будто ихъ раздражали мысли, что кто-нибудь можетъ спастись. Всюду царствовало отчаяніе. Никогда мнѣ и въ голову не приходило, что родъ человѣческій могъ быть такимъ ничтожнымъ и подлымъ! Мнѣ невольно вспомнилось, сколько зла въ человѣческой природѣ подавлялось въ теченіе вѣковъ желѣзной силой закона. Неужели въ каждомъ человѣкѣ дѣйствительно сидитъ и ангелъ, и чортъ? Среди этого пароксизма рока, чортъ восторжествовалъ.
   Мы повернули на югъ и полетѣли надъ разрушенными садами и виноградниками Франціи. Громадное море огня и развалинъ, пылавшихъ и дымившихся на нѣсколько миль протяженія, указывало то мѣсто, гдѣ былъ Парижъ. Вокругъ него шатались оборванцы, высматривая себѣ пищу или выкапывая изъ земли корни. Въ одномъ пунктѣ, въ пустынной мѣстности я замѣтилъ какъ разъ подъ нами высокое, одинокое дерево, по близости отъ него тлѣли развалины большого дома. Ближе къ вершинѣ дерева, среди зеленой листвы двигалось что-то бѣлое. Я навелъ зрительную трубу и увидалъ женщину, державшую что-то въ рукахъ.
   -- Нельзя-ли взять ее съ собой? спросилъ я капитана корабля.
   -- Мы не можемъ остановить сразу корабля, но можно будетъ вернуться къ этому мѣсту.
   -- Въ такомъ случаѣ, ради Бога, сдѣлайте это.
   Мы спустились внизъ, промчались мимо дерева. Женщина отчаянно кричала, поднимая къ намъ ребенка. Христина, Эстелла и другія женщины плакали. Мы пронеслись мимо дерева, крики женщины раздирали намъ душу. Потомъ она ободрилась; она видитъ, что корабль дѣлаетъ оборотъ и медленно возвращается назадъ. Наконецъ мы останавливаемся, выбрасываемъ веревочную лѣстницу: я спускаюсь внизъ, хватаю ребенка и помогаю женщинѣ взобраться по лѣстницѣ. Она падаетъ на палубу корабля, крича по французски: "пощадите моего ребенка!" Страшное время, когда всякаго человѣка принимаютъ за разбойника! Женщины успокаиваютъ ее. Платье на ней изорвано, но на пальцахъ сохранились дорогія кольца. Ребенка посадили ей на колѣни. Она изнемогаетъ отъ голода и усталости. Три дня она скрывалась на деревѣ, ничего не ѣла, не пила. Она была свидѣтельницей смерти всѣхъ дорогихъ ей лицъ, и ей удалось спасти только себя и сына Франсуа. Съ какимъ наслажденіемъ Христина и Эстелла нянчились и кормили хорошенькаго маленькаго иностранца.
   Максъ за послѣдніе дни ходитъ въ глубокой задумчивости, изъ которой не въ силахъ его вывести его молодая жена. Онъ глядитъ на разрушенный и опустѣлый міръ и вздыхаетъ. Можетъ-ли онъ быть счастливъ, когда кругомъ царствуетъ горе? Не онъли содѣйствовалъ этой катастрофѣ?
   Но скоро подъ нами мелькнули привѣтливыя воды Средиземнаго моря, смѣющіеся островки, покрытые зеленѣющими лѣсами.
   И они остались позади, и передъ нами далеко, насколько хватаетъ глазъ, разстилаются желтые пески необъятной пустыни. По нимъ тяжело двигаются караваны съ неуклюжими, терпѣливыми верблюдами и угрюмыми проводниками. Въ этой пустынѣ ничего не знаютъ о переворотѣ, разрушившемъ міръ. Люди молятся Аллаху и Магомету и счастливы. Горячее, ясное, голубое небо возвышается громаднымъ куполомъ надъ ихъ головами; они питаются скудной и грубой пищей, но въ ихъ крови не горятъ дикія страсти честолюбія, которыя довели человѣчество до безумія и гибели. Они живутъ и умираютъ, какъ жили и умирали ихъ предки 10.000 лѣтъ тому назадъ. Они не измѣнились, какъ не измѣняются звѣзды надъ ихъ головами. Эти звѣзды сіяли и сверкали въ то время, когда халдейскіе пастухи ихъ впервые изучали и намѣтили орбиты планетъ.
   Предъ нами, наконецъ, показались громадныя голубыя массы горъ, возвышающихся къ небу, подобно облакамъ. По мѣрѣ того, какъ мы подвигаемся впередъ, онѣ превращаются въ безконечную цѣпь горъ съ снѣговыми вершинами и съ желтою пустынею, разстилающеюся у ихъ подножія, словно персидскій коверъ.
   Я указываю путь лоцману и черезъ нѣкоторое время воздушный корабль начинать уменьшать свой ходъ и описываетъ большіе круги. Внизу бѣгутъ стада, испуганныя нашею тѣнью, затѣмъ мелькаетъ большой, бѣлый домъ съ широкою верандою, а на ней стоятъ и съ удивленіемъ смотрятъ на насъ моя дорогая матушка, братъ и наши слуги.
   Корабль спускается и останавливается послѣ продолжительнаго путешествія. Мы дома, мы спасены.
   

XL.
Садъ въ горахъ *).

*) Эти заключительныя страницы извлечены изъ дневника Габріэля Вольтштейна.

   Со времени моего возвращенія на родину я не бездѣйствовалъ. Прежде всего я позаботился о томъ, чтобы привести въ порядокъ всѣ письма, которыя я писалъ изъ Нью-Іорка моему брату Генриху. Мнѣ казалось, что они имѣютъ значеніе, какъ картина крушенія цивилизаціи и событій, вызвавшихъ его. Я отпечаталъ ихъ на своемъ станкѣ, полагая, что съ теченіемъ времени они пріобрѣтутъ для потомства особенную цѣну и сдѣлаются такимъ-же сокровищемъ, какъ все, что сохранилось отъ допотопныхъ временъ.
   Я привелъ въ порядокъ всѣ эти письма, чтобъ они могли служить послѣдовательнымъ отчетомъ о происходившихъ событіяхъ.
   Объяснивъ моему семейству причины нашего возвращенія, отчасти уже извѣстныя моему брату изъ моихъ писемъ,-- и познакомивъ его съ своею женою и друзьями, я созвалъ сходку изъ жителей нашей колоніи, состоящей изъ пяти тысячъ человѣкъ:-- мужчинъ, женщинъ и дѣтей.
   Мѣстомъ сходки назначена была старая роща на склонѣ холма. Люди явились съ провизіею, какъ-бы на пикникъ. Я обратился къ нимъ съ рѣчью и передалъ разсказъ о страшномъ крушеніи цивилизаціи. Нечего и говорить, что мои слова произвели на нихъ потрясающее впечатлѣніе; многіе плакали навзрыдъ, такъ какъ у нихъ остались въ Старомъ свѣтѣ, въ Швейцаріи, дорогіе друзья и родственники. Я утѣшалъ ихъ, какъ могъ, и напомнилъ, что Швейцарская республика пережила много революцій, что жители ея не преданы роскоши и излишествамъ погубившимъ міръ, что это здоровый народъ, среди котораго трудъ всегда пользовался почетомъ, что это кромѣ того -- народъ воинственный и что горы, въ которыхъ онъ живетъ, служатъ ему надежною защитою. "Поэтому, прибавилъ я:-- весьма вѣроятно, что они отразятъ вторженіе голодныхъ и кровожадныхъ полчищъ, опустошающихъ остальной міръ."
   -- Прежде всего, продолжалъ я:-- намъ надо подумать о томъ, какъ предохранить себя отъ подобныхъ-же опасностей.
   Затѣмъ мы принялись обсуждать географическія условія нашей страны. Это было обширное плоскогорье расположенное на значительной высотѣ надъ тропическими, опасными для здоровья, равнинами и окруженное высокими горами, въ которыхъ живутъ остатки любопытнаго бѣлаго племени, открытаго Стэнли. Единственный доступъ въ нашу страну изъ низкихъ мѣстностей представляетъ горное ущелье. Въ одномъ мѣстѣ отвѣсныя стѣны этого ущелья сходятся такъ близко, что два воза съ трудомъ могутъ разъѣхаться. Мы рѣшили созвать туда на другой день весь народъ, и соорудить въ этомъ проходѣ высокую стѣну, которая отрѣжетъ всякое сообщеніе съ остальнымъ міромъ. Эта стѣна должна была имѣть такую высоту и толщину, чтобы ее не могла пробить никакая сила.
   Это было съ успѣхомъ выполнено, и теперь между нашей колоніей и внѣшнимъ міромъ возвышается стѣна въ 30 футовъ высоты и около 50 ширины, хотя мы съ грустью думаемъ о томъ, что человѣческимъ существамъ приходится такъ ограждать себя отъ другихъ человѣческихъ-же существъ.
   На высочайшей горѣ, по близости отъ этой стѣны, откуда открывался видъ на нѣсколько миль вокругъ, мы устроили сторожевой постъ. Въ случаѣ приближенія непріятеля, онъ долженъ былъ дать знать объ этомъ населенію сигнальными огнями.
   Затѣмъ мы открыли мастерскую, въ которой подъ руководствомъ Карла Янсона обучались молодые люди ковать желѣзо и выдѣлывать изъ него ружья, и приступили къ заготовленію большого запаса магазинныхъ ружей, чтобъ снабдить ими всѣхъ жителей. Карлъ принадлежалъ къ числу тѣхъ скромныхъ людей, которые больше дѣлаютъ, чѣмъ говорятъ. Онъ очень искусный оружейный мастеръ. Желѣзо и уголь мы нашли въ большомъ количествѣ въ нашихъ горахъ. Кромѣ того мы выставили значительное число дальнобойныхъ пушекъ на высокихъ лафетахъ, которыя могутъ стрѣлять вертикально въ случаѣ нападенія на насъ воздушныхъ кораблей, хотя по всей вѣроятности секретъ ихъ устройства погибъ вмѣстѣ съ цивилизаціей. Своего "Демона" мы однако помѣстили въ сарай, выстроенный нарочно для этой цѣли и рѣшили впослѣдствіи соорудить нѣсколько воздушныхъ кораблей, чтобъ при помощи ихъ сообщаться съ остальныхъ міромъ, если мы того пожелаемъ.
   Принявъ всѣ необходимыя мѣры предосторожности, чтобъ защитить себя отъ вторженія, мы стали придумывать, какъ-бы предохранить себя отъ самихъ-же себя. Худшіе враги народа находятся всегда въ его средѣ; это -- его страсти и тщеславіе. Самый опасный врагъ приближается не съ барабаннымъ боемъ и развивающимися знаменами, но тайкомъ, крадучись, какъ роковая болѣзнь.
   Въ этомъ отношеніи большую поддержку мнѣ оказалъ Максъ и особенно его отецъ. Разсудокъ м-ра Филипса окрѣпъ. Онъ хорошо изучилъ разныя формы правленія и по прежнему былъ одушевленъ горячимъ желаніемъ принести пользу человѣчеству. Максъ послѣ нашего пріѣзда казался очень угнетеннымъ и углублялся въ мрачныя мысли. Онъ съ жаромъ принялся за дѣло, которое я ему поручилъ, какъ будто онъ спѣшилъ служеніемъ нашему народу искупить вредъ причиненый міру. Мы неоднократно устраивали сходки и совѣщанія. Добрыя намѣренія и честныя стремленія не боятся гласности; они вполнѣ доступны массѣ; но болѣе сложныя задачи государственнаго управленія и политики доступны лишь немногимъ высшимъ умамъ. По крайней мѣрѣ въ одномъ человѣкѣ рѣдко соединяются способность дѣлать добро и желаніе дѣлать добро.
   Разработавъ нашъ планъ управленія страною, мы созвали народное собраніе и послѣ нѣсколькихъ дней совѣщанія онъ былъ одобренъ.
   Въ нашихъ основныхъ законахъ мы прежде всего подтвердили зависимость человѣка отъ Всемогущаго Бога, руководствуясь той мыслію, что всѣ добрыя побужденія людей исходятъ отъ него и что ни одно правительство, на которомъ нѣтъ благословенія свыше, не можетъ дѣйствовать успѣшно.
   Затѣмъ мы провозгласили выборную форму правленія. Право голоса признавалось за всякимъ совершеннолѣтнимъ мужчиной и женщиной, находящихся въ здравомъ разсудкѣ. Мы приняли у себя такую систему голосованія, которая, по нашему мнѣнію, обезпечивала полную тайну и предупреждала подкупъ вродѣ тѣхъ, которые практиковались въ нѣкоторыхъ странахъ до возстанія пролетаріата.
   Высшимъ преступленіемъ считается государственная измѣна. Подъ эту категорію подходитъ не только возстаніе, но и подкупъ должностныхъ лицъ и избирателей. Виновные въ этихъ преступленіяхъ подлежатъ смертной казни. Но такъ какъ по своему характеру эти преступленія принадлежатъ къ числу тайныхъ, то для нихъ полагается три формы вердикта: "виновенъ", "невиновенъ" и "подозрѣвается". Послѣдняя форма примѣняется въ тѣхъ случаяхъ, когда судъ присяжныхъ убѣжденъ на основаніи различныхъ данныхъ въ виновности подсудимаго, но не имѣетъ достаточныхъ уликъ, чтобъ постановить обвинительный приговоръ. Тогда судъ имѣетъ право -- не въ видахъ наказанія виновнаго, а для охраненія безопасности государства -- лишить его права голоса или права на занятіе должностей втеченіи опредѣленнаго срока: отъ одного года до пяти лѣтъ. Мы потому считаемъ подкупъ и лихоимство государственною измѣною, что опытъ выяснилъ, что по своимъ по слѣдствіямъ эти преступленія наносятъ народу гораздо большій вредъ, чѣмъ открытое возстаніе или убійство.
   Далѣе мы постановили ввести общее и обязательное обученіе. Человѣкъ, не умѣющій читать и писать, лишается права голоса. Мы полагаемъ, что вліяніе необразованнаго человѣка парализуетъ вліяніе образованнаго. Невѣжество губительно не только для отдѣльнаго человѣка, но и для всего общества. Это -- эпидемическая болѣзнь, которая всюду разноситъ смерть.
   Мы упразднили всѣ частныя школы за исключеніемъ высшихъ образовательныхъ заведеній, такъ какъ для процвѣтанія и спокойствія государства полезнѣе, чтобы дѣти богатыхъ и бѣдныхъ родителей воспитывались вмѣстѣ. Такимъ образомъ племенные, религіозные и кастовые предразсудки сглаживаются, и всѣ члены общества воспитываются вмѣстѣ какъ братья. Въ протовномъ-же случаѣ черезъ одно или два поколѣнія народъ распадается на враждебныя партіи, и ихъ раздѣляетъ въ публичной и частной жизни китайская стѣна предразсудковъ, подозрительности и антагонизма.
   Такъ какъ по нашему мнѣнію не слѣдуетъ развивать умъ въ ущербъ сердцу, то на-ряду съ отвлеченными знаніями мы рѣшили преподавать нравственныя и религіозныя правила, принятыя всѣми церквами. Чтоже касается догматовъ, присущихъ отдѣльнымъ вѣроисповѣданіямъ, то тутъ общее преподаваніе немыслимо. Поэтому рѣшено, что дѣти будутъ посѣщать школу только пять дней въ недѣлю, а шестой день, не считая воскресенья, посвящать изученію религіи подъ руководствомъ родителей или духовныхъ пастырей.
   Затѣмъ всякая отдача денегъ въ ростъ воспрещается, а виновный подвергается тюремному заключенію.
   Государство владѣетъ и управляетъ желѣзными дорогами, вообще путями сообщенія, почтами, телеграфами, телефонами и рудниками.
   Такъ какъ всѣ эти отрасли государственнаго хозяйства потребуютъ со временемъ привлеченія многочисленнаго контингента служащихъ, на выборъ которыхъ можетъ вліять наиболѣе сильная политическая партія, то мы постановили, чтобъ человѣкъ, имѣющій общественную должность, лишался на это время права голоса. Слуги народа не имѣютъ права принимать участіе въ законодательной дѣятельности, кто больше дорожитъ своимъ правомъ голоса, чѣмъ службой, можетъ отказаться отъ должности.
   Такъ какъ у насъ нѣтъ наслѣдственнаго дворянскаго сословія, какъ въ Европѣ, и обширныхъ географическихъ подраздѣленій, какъ въ Америкѣ, то при образованіи нашего конгресса или парламента мы придерживаемся особенной системы.
   Наше законодательное собраніе, называемое "Народомъ", раздѣляется на три группы. Первая избирается исключительно производителями изъ ихъ же среды. Группа производителей состоитъ изъ гордскихъ рабочихъ, ремесленниковъ и землевладѣльцевъ. Такъ какъ она образуетъ собою главное ядро населенія, то палата, въ которой засѣдаютъ ея представители, будетъ напоминать собою англійскую палату общинъ или американскую палату представителей. Вторая группа избирается исключительно изъ среды купцовъ и фабрикантовъ, вообще изъ лицъ, занимающихся самостоятельно торговлею и промышленными предпріятіями. Третья группа, самая маленькая изъ всѣхъ, избирается художниками, литераторами, философами, учеными, журналистами и вообще писателями. Въ рукахъ этой группы будутъ находиться вѣсы власти, къ которымъ не будутъ допускаться двѣ другія группы. Можно ожидать, что третья группа будетъ состоять изъ людей, отличающихся широкими и человѣколюбивыми взглядами. Вопросъ о принадлежности избирателя къ той или другой группѣ рѣшается президентомъ республики.
   Ни одинъ законъ не можетъ пройти, если онъ не получилъ большинства голосовъ въ каждой изъ трехъ группъ или двухъ третей голосовъ въ двухъ группахъ. Когда возникаетъ разногласіе по поводу одного пункта законопроекта, то три группы собираются вмѣстѣ, обсуждаютъ вопросъ окончательно и пытаются придти къ соглашенію, а такъ какъ всемірный опытъ доказалъ, что гнетъ со стороны плутократовъ надъ производителями составляетъ главную опасность -- за исключеніемъ развѣ того случая, когда, какъ это было недавно, послѣдніе доведены до отчаянія,-- то постановлено, что если наша палата общинъ (т. е. депутаты производителей) приметъ какой-нибудь билль большинтвомъ трехъ четвертей голосовъ, то онъ пріобрѣтаетъ силу закона, не смотря на то, что двѣ другія группы отвергаютъ его.
   Исполнительная власть выбирается конгрессомъ на четырехъ-лѣтній періодъ времени, и одни и тѣ-же лица не могутъ быть выбраны вторично. Исполнительный комитетъ не пользуется правомъ veto и контроля надъ разными отраслями управленія. Для избранія президента необходимы двѣ трети голосовъ каждой группы.
   Если со временемъ окажется, что въ какой-нибудь другой странѣ заработки и условія благосостоянія столь-же благопріятны, какъ у насъ, то мы можемъ объявить свободу торговли съ нею. Но всякія торговыя сношенія будутъ совершенно воспрещены съ такою страною, гдѣ населеніе бѣднѣе и получаетъ меньшіе заработки, чѣмъ у насъ, потому что трудъ, плохо оплачиваемый, хотя-бы въ странѣ, огражденной отъ насъ китайскою стѣною, неизбѣжно повлечетъ уменьшеніе заработковъ въ сосѣдней странѣ. Таможенные тарифы этомъ дѣлѣ не достаточны. Хотя они лучше, чѣмъ свобода торговли, но, повышая цѣну товаровъ, они все-таки допускаютъ въ страну продукты иностраннаго производства, а это уменьшаетъ заработки, такъ какъ сокращаетъ спросъ на произведенія отечественной промышленности въ той-же мѣрѣ, въ какой производится сбытъ иностранныхъ. Такимъ образомъ въ то время, какъ цѣны товаровъ повышаются въ пользу фабрикантовъ, рабочіе страдаютъ. Между двумя народами, стоящими на различныхъ ступеняхъ цивилизаціи и производящими одни и тѣ-же товары, не можетъ быть нормальныхъ торговыхъ сношеній. Самый свободный народъ раззоряется наиболѣе угнетеннымъ. Что было-бы съ небомъ, если-бы вы разрушили преграду, отдѣляющую его отъ ада? Мы рѣшили, что наша страна будетъ сама для себя и сама по себѣ -- "въ большомъ прудѣ лебединое гнѣздо".
   Въ дополненіе ко всему этому мы постановили, что конгрессъ имѣетъ право опредѣлять размѣры вознагражденія за всѣ формы труда, такъ что заработки никогда не будутъ падать ниже того уровня, который необходимъ для того, чтобы рабочій могъ жить безбѣдно и сберегать кое-что на старость. Это просто вопросъ о правильномъ распредѣленіи цѣнностей. Правда, опыты подобнаго рода неоднократно предпринимались въ разныхъ странахъ; но при этомъ всегда имѣлись въ виду интересы предпринимателей, а рабочимъ не предоставлялся рѣшающій голосъ. Плутократы были заинтересованы въ томъ, чтобы низвести стоимость труда, и поэтому физическая сила считалась ни во что, а искусство цѣнилось высоко. Это продолжалось до тѣхъ поръ, пока не наступила катастрофа. Теперь трудъ имѣетъ свою группу представителей въ нашемъ конгрессѣ и можетъ защищать свои права и выяснять свои нужды.
   Соглашеніе взглядовъ трехъ классовъ общества окажется всегда возможнымъ; но если будетъ совершена ошибка, то мы предпочитаемъ, чтобы она оказалась въ пользу большинства, а не меньшинства, какъ это бывало прежде.
   Во вступленіи къ нашимъ основнымъ законамъ сказано, что правительство намѣрено служить простымъ орудіемъ для обезпеченія за каждымъ трудолюбивымъ гражданиномъ не только свободы, но и образованія, удобнаго жилища, обильной пищи и одежды, мирной и счастливой жизни.
   Не составляетъ-ли все это высшей цѣли, къ которой правительство должно стремиться?
   Мы не будемъ стремиться къ установленію однообразнаго вознагражденія за всякую работу, потому что мы знаемъ, что искусная работа имѣетъ большую цѣну, чѣмъ неискусная, и что многія формы умственнаго труда гораздо важнѣе для общества, чѣмъ простая мышечная работа. Наша цѣль будетъ заключаться въ томъ, чтобъ поднять человѣка, а главное не дать массамъ дойти до того ужаснаго положенія, которое окончилось міровою катастрофою.
   Правительство будетъ регулировать число учениковъ, поступающихъ въ мастерскія и ремесленныя заведенія. Такъ, напримѣръ, въ странѣ можетъ оказаться избытокъ сапожниковъ и недостаточное число фермеровъ. Сапожники будутъ мѣшать другъ другу на рынкѣ, сбивать цѣну и голодать. Но если тѣ-же люди приложатъ свои силы къ земледѣлію или другому труду, въ которомъ не хватаетъ рабочихъ рукъ, то вознагражденіе окажется достаточнымъ.
   Нѣтъ никакого основанія брезгать человѣческою изобрѣтательностью для рѣшенія великаго соціальнаго вопроса. Человѣкъ покорилъ себѣ силу пара и электричества, но онъ до сихъ поръ не установилъ нормальной общественной организаціи, отъ которой зависитъ счастье милліоновъ. Если-бъ та-же изобрѣтательность, которую онъ проявилъ въ усовершенствованіи паровоза, обратилась-бы на то, чтобъ установить правильныя отношенія между людьми и между ремеслами и различными отраслями труда, спросъ и предложеніе пришли-бы въ равновѣсіе, и на свѣтѣ не было-бы пауперизма и нужды; бѣдствовали-бы развѣ, больные и полоумные. Даже число нищихъ уменьшилось-бы, если-бъ исчезъ гнетъ тѣхъ классовъ, которые не замѣчаютъ опасности, угрожающей имъ отъ пролетаріата. Серебро и золото имѣютъ у насъ значеніе только размѣнной монеты, не свыше пяти долларовъ. До сихъ поръ у насъ не открыто залежей этихъ металловъ, поэтому мы не можемъ связывать съ ними нашего благосостоянія. Небольшой сравнительно запасъ ихъ, имѣющійся въ странѣ, постепенно перешелъ бы въ немногія руки, и эти люди завоевали-бы власть. Поэтому наша законная денежная единица -- кредитная, принимающаяся въ уплату всѣхъ государственныхъ и частныхъ долговъ; количество этихъ бумажныхъ денегъ должно находиться въ опредѣленномъ соотвѣтствіи съ численностью населенія.
   Мы установили максимумъ частнаго имущества. Весь излишекъ долженъ употребляться на общеполезныя работы либо самимъ капиталистомъ, либо правительствомъ.
   Въ нашей колоніи есть только одинъ городъ -- Стэнли, и тотъ по размѣрамъ своимъ напоминаетъ деревню. Вся окружающая его земля куплена государствомъ по опредѣленной цѣнѣ. Она будетъ продаваться только такимъ лицамъ, которыя желаютъ строить на ней дома, и притомъ исключительно для себя. Эти участки продаются по цѣнѣ, по какой они достались правительству. Такимъ образомъ бѣднякъ имѣетъ всегда возможность обзавестись собственнымъ домомъ.
   Далѣе мы постановили, что если впослѣдствіи будутъ строиться города или села, то не иначе, какъ самой націей. Если человѣкъ сто или болѣе выразятъ желаніе построить городъ и обратятся за разрѣшеніемъ къ правительству, то оно пріобрѣтетъ достаточное количество земли, уплативъ за нее дѣйствительную, а не искусственную цѣну. Затѣмъ оно будетъ продавать ее по той-же цѣнѣ участками съ тѣмъ однако, чтобы на нихъ отнюдь не строились дома, отдаваемые въ наемъ. Спекуляція строжайше воспрещается.
   Города, возникшіе инымъ путемъ, не будутъ имѣть ни желѣзныхъ дорогъ, ни почтоваго сообщенія.
   Когда возникнетъ городъ такимъ образомъ, то населеніе приступитъ къ устройству парковъ. Участковъ менѣе, чѣмъ въ одинъ акръ, не будетъ; улицы будутъ просторны и усажены въ два или три ряда фруктовыми деревьями. Въ центрѣ города будетъ воздвигнута городская ратуша съ залою для муниципальныхъ собраній, вмѣщающею всѣхъ жителей города. Въ ратушѣ будутъ устроены также даровыя общественныя ванны, библіотека, читальня и другія публичныя учрежденія. Муниципалитетъ раздѣлитъ все населеніе на группы въ 500 человѣкъ каждая, и каждая группа будетъ имѣть своего особеннаго доктора, нанимаемаго на общественный счетъ. Муниципалитетъ-же будетъ устраивать общественные безплатные концерты, чтенія и спектакли. Рабочій день будетъ ограниченъ восемью часами, и два дня въ недѣлю, среда и воскресенье, будутъ считаться праздниками. Если содержаніе почты обходится государству значительно дешевле, то содержаніе докторовъ и устройство увеселеній обойдется городу также дешевле, чѣмъ частнымъ лицамъ, какъ это практиковалось прежде.
   Изобрѣтеній, при помощи которыхъ сберегается трудъ, мы не поощряемъ, хотя ихъ и не отвергаемъ. По нашему мнѣнію правительство должно стремиться не къ дешевымъ товарамъ или труду, а къ тому, чтобъ сдѣлать людей счастливыми. Всякое полезное изобрѣтеніе и открытіе пріобрѣтается правительствомъ по сходной цѣнѣ для пользы народа.
   Населеніе избираетъ людей, которые будутъ рѣшать всѣ споры. Каждая изъ спорящихъ сторонъ избираетъ своего повѣреннаго и трое такихъ лицъ образуютъ третейскій судъ. Проигравшій искъ уплачиваетъ судебныя издержки. Мы считаемъ несправедливымъ, чтобъ миролюбивые граждане несли налоги для облегченія двумъ спорящимъ людямъ возможности веденія тяжбы. Если человѣкъ приговоренъ къ тюремному заключенію за какое-нибудь преступленіе, то онъ долженъ отработать судебныя издержки и свое содержаніе въ тюрьмѣ.

-----

(Извлеченіе изъ дневника Габріеля по прошествіи пяти лѣтъ).

   Я только что оставилъ счастливыхъ людей на верандѣ:-- Эстеллу съ нашими двумя дорогими малютками и Христину съ ея тремя бѣлокурыми херувимчиками. Максъ ушелъ на свою ферму; онъ разводитъ овецъ. Моя мать, м-ръ Филипсъ и его жена читаютъ и играютъ съ дѣтьми. Солнце ярко свѣтитъ и птички весело поютъ. Я зашелъ въ библіотеку, чтобъ занести нѣсколько размышленій въ мой дневникъ.
   Господь благословилъ насъ и весь народъ. Противъ нашихъ реформъ горячо возстала небольшая группа консерваторовъ, но мы спокойно замѣтили имъ, что если они не могутъ или не хотятъ быть счастливыми въ странѣ, то мы перевеземъ ихъ за-границу и они тамъ найдутъ другой уголокъ, гдѣ и могутъ жить по старой системѣ. Теперь они -- горячіе сторонники новаго порядка вещей. Они энергично поддерживаютъ его. Вообще надо замѣтить, что если вамъ удастся привлечь на свою сторону консерватора, то онь такъ-же энергично поддерживаетъ ваши идеи, какъ прежде возставалъ противъ нихъ. Вообще это недурной народъ; только ихъ головы не способны сразу примѣниться къ новымъ понятіямъ.
   Вчера "Демонъ" вернулся изъ своего заграничнаго путешествія. Предсказаніе Макса сбылось съ ужасающею точностью. Три четверти всего человѣческаго рода въ цивилизованныхъ странахъ погибли. Во Франціи, Италіи и Германіи происходило самое жестокое кровопролитіе. Во многихъ странахъ "Демонъ" не встрѣчалъ ни одного человѣческаго существа на пространствѣ сотни миль. Дикіе звѣри, волки и медвѣди рыскаютъ всюду. Въ Скандинавіи и сѣверной Америкѣ, гдѣ суровый климатъ до нѣкоторой степени смягчилъ и ослабилъ кровожадность человѣка, возникло нѣчто вродѣ правительства, и крестьяне образовали арміи, чтобъ защищать свои дома и свой скотъ отъ мародеровъ.
   Но гражданственность и культура повидимому исчезли. Нѣтъ болѣе ни газетъ, ни книгъ, ни школъ, ни учителей. Ближайшее поколѣніе будетъ просто варварами, и у нихъ сохранится только нѣсколько смутныхъ легендъ о цивилизаціи и утонченной жизни предковъ. Хорошо еще, что въ нашей гористой странѣ сохранились всѣ орудія и средства, при помощи которыхъ мы возстановимъ цивилизацію прежнихъ вѣковъ, какъ только міръ будетъ готовъ воспринять ее.
   Наши основные законы дѣйствуютъ превосходно. Недалеко отсюда возникло красивое селеніе Линкольнъ. Намъ доставляетъ истинное наслажденіе время отъ времени посѣщать его.
   Широкія улицы обсажены фруктовыми деревьями. Плоды ихъ доступны каждому. Вокругъ каждаго скромнаго домика раскинутъ садъ, наполненный цвѣтами, и огородъ, въ которомъ произрастаютъ всѣ необходимые овощи. Здѣсь нѣтъ пышныхъ дворцовъ, бросающихъ холодную тѣнь на робкую работу, нѣтъ великолѣпныхъ экипажей, возбуждающихъ зависть и вражду бѣдняковъ; нѣтъ пустого тщеславія, и всѣ жители связаны между собою чувствомъ братской любви. Бѣднякъ не работаетъ до истощенія силъ, безотрадный и непрерывный трудъ не сводитъ его въ преждевременную могилу. Онъ работаетъ припѣваючи и весело у него на душѣ. Ему не угрожаютъ ужасы голода и нужды. Мы воспитываемъ людей, а не милліонеровъ.
   Жена поетъ у домашняго очага, приготовляя ужинъ; она помнитъ, что сегодня вечеромъ -- спектакль, а тамъ на стулѣ лежитъ недошитое платье, которое ея красавица-дочь надѣнетъ на еженедѣльный субботній балъ. Сыновья-же ея усердно углубились въ чтеніе книгъ по химіи и исторіи.
   Взгляните на все семейство, когда оно собирается за ужиномъ. У молодыхъ и старыхъ веселыя, цвѣтущія лица. За столомъ ведется оживленный разговоръ и передъ ними обильная и дешевая пища: фрукты изъ общественнаго сада и овощи изъ собственнаго огорода.
   Прислушайтесь къ ихъ разговору. Отецъ разсказываетъ, что года 3 тому назадъ муниципалитетъ купилъ за дешевую цѣну значительное число телокъ, а теперь онѣ -- уже дойныя коровы и городскія власти собираются раздать ихъ бѣднымъ семьямъ.
   Они сочувствуютъ этому дѣлу, они любятъ людей и правительство, которое заботится о нихъ и старается поднять уровень ихъ благосостоянія. Затѣмъ отецъ объясняетъ, что каждая семья, получившая безвозмездно корову, должна будетъ вернуть муниципалитету телку, если она родится, затѣмъ городъ будетъ вскармливать ихъ втеченіи 2--3-хъ лѣтъ для раздачи ихъ другимъ бѣднякамъ и такъ дѣло будетъ продолжаться. Организованная такимъ образомъ благотворительность приноситъ обильные плоды: отъ нея никто не страдаетъ, а всѣ чувствуютъ себя счастливѣе.
   Но вотъ ужинъ кончился среди общаго смѣха и веселья, и семья отправляется на спектакль. Пойдемте за нею. На улицахъ виднѣются толпы народа, но это не тѣ темныя, мрачныя лица, которыя такъ живо сохранились въ моемъ воспоминаніи. Это веселыя группы, въ которыхъ раздаются смѣхъ и веселый говоръ. Всѣ обращаются другъ къ другу съ привѣтливой улыбкой и добрымъ словомъ. Вотъ мы подошли къ театру.
   Обстановка скромная; но театръ доступенъ всѣмъ, какъ и улицы. Что за суетня, суматоха, смѣхъ, болтовня, шуршанье платьевъ, пока зрители отыскиваютъ свои мѣста!
   Занавѣсь поднимается. Актеры -- мѣстные обыватели, обладающіе сценическими дарованіями. Сценическому искусству они обучались на счетъ города и теперь получаютъ небольшое вознагражденіе за участіе въ спектакляхъ разъ въ недѣлю. Театръ ярко освѣщенъ, музыка кажется особенно увлекательной, а сцена прекрасной! И какъ интересны эти фигуры, одѣтыя въ живописные костюмы отдаленной страны. Чу! Они разсказываютъ старую престарую исторію -- о любви, всегда дорогой человѣческому сердцу.
   Но вотъ сцена измѣняется; она изображаетъ деревенскій праздникъ. Входитъ толпа молодыхъ парней и дѣвушекъ, и передъ вами начинается танецъ, выражающій жизнь съ ея волненіями -- поэзія человѣческихъ движеній.
   Такъ развивается прелестная драма.-- Это идилія золотого вѣка, того славнаго времени, когда добродѣтель будетъ вѣчно торжествовать.
   Спектакль кончился и публика выходитъ со смѣхомъ и веселою болтовнею на улицу подъ звѣздное небо, и расходится по своимъ скромнымъ, но утопающимъ въ цвѣтахъ домамъ.
   И какъ мало нужно человѣку для счастья!
   Чего намъ не достаетъ въ этой счастливой жизни. Чего намъ опасаться? Куда дѣвались волки, рыскавшіе въ прежнее время по городамъ и мѣстечкамъ? Гдѣ мрачные кровожадные злодѣи, которые подъ тѣмъ или другимъ хитроумнымъ девизомъ накидывались на бѣдняка и губили злополучный невинный народъ,-- гдѣ они?
   О, теперь все измѣнилось. Правительство подавляетъ всякій инстинктъ жестокости и эгоизма. Волки исчезли и нашъ маленькій мірокъ представляетъ собою мирный и прекрасный садъ, полный гармоническихъ звуковъ мира, смѣха и веселья.
   Такимъ образомъ человѣчество дружно переходитъ отъ счастливой жизни къ счастливой смерти и небо съ доброю улыбкою взираетъ на него.

Конецъ.

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru