Дудышкин Степан Семенович
Рассказы о Временах Меровингов. Сочинение Огюстена Тьерри

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Разсказы о Временахъ Меровинговъ. Сочиненіе Огюстена Тьерри. Санктпетербургъ. Въ тип. книжнаго магазина П. Крашенинникова и Комп. 1848. Въ большую 8-ю д. л. 480 стр.
   Давно уже Огюстенъ Тьерри занялъ одно изъ первыхъ мѣстъ между современными европейскими историками. Въ-теченіе времени, къ этому знаменитому имени присоединилось нѣсколько другихъ именъ историковъ, принадлежащихъ къ одной школѣ по способу изложенія историческихъ фактовъ. Имена Баранта, Ранке и Сѣверо-Американца Прескотта, должны занять ближайшее мѣсто къ Огюстену Тьерри. Заслугъ, оказанныхъ этимъ историкомъ французской, англійской и вообще первымъ временамъ новѣйшей исторіи, множество. Сверхъ самаго способа изложенія исторіи, ему принадлежитъ честь возсозданія цѣлыхъ эпохъ во французской исторіи въ ихъ истинномъ свѣтѣ. Любопытно, какимъ образомъ Тьерри пришелъ къ настоиihcm)взгляду своему на исторію, и что побудило его предаться историческимъ занятіямъ.
   Въ 1817 году, преданный совершенно политическимъ идеямъ, Тьерри захотѣлъ искать оправданія этихъ идей во французской исторіи. Предавшись этому труду со всѣмъ пыломъ молодости, онъ замѣтилъ, что исторія нравится ему сама-но-себѣ, какъ картина минувшихъ временъ, независимо отъ примѣненія ея къ современному для него порядку вещей. Не переставая классифировать факты въ пользу той идеи, которую ему хотѣлось доказать, онъ тѣмъ не менѣе наблюдалъ съ любопытствомъ и факты, ничего неговорившіе въ подтвержденіе того начала, которое хотѣлъ онъ защищать; и всякій разъ, когда какое-нибудь лицо или событіе, среднихъ вѣковъ представляло ему немного жизни или колорита мѣстнаго. онъ чувствовалъ невольное увлеченіе. Это испытаніе, нѣсколько разъ повторенное, совершенно перевернуло и опрокинуло его литературныя идеи. Мало-по-малу, онъ бросилъ новыя книги и началъ читать старинныя, измѣнилъ исторіямъ въ пользу хроникъ и увидѣлъ, что истина совершенно подавлена подъ условными формулами и надутымъ слогомъ французскихъ историческихъ писателей. Онъ старался изгладить, какъ новый Декартъ, все, чему его выучили, и вступилъ въ борьбу съ своими наставниками. Чѣмъ болѣе слава и кредитъ писателя были велики, тѣмъ болѣе онъ негодовалъ на себя, зачѣмъ онъ вѣрилъ ему на-слово, и зачѣмъ цѣлыя толпы вѣрили тому же и обманывались подобно ему. Въ этомъ расположеніи, въ послѣднихъ мѣсяцахъ 1820 года, онъ напечаталъ десять первыхъ Писемъ объ исторіи Франціи.
   Въ то время, исторіи Франціи, составленныя Велли и Анктилемъ, считались чрезвычайно-поучительными; а когда хотѣли привести сочиненіе, противъ котораго нельзя уже ничего сказать, то указывали на Наблюденія (Observalions) Мабли, или на Сокращеніе (Abrégé) Type. Въ то время еще не появились ни Исторія, сочиненіе Сисмонди, ни Опытъ исторіи Франціи Гизо, ни Исторія Бургундскихъ Герцоговъ Баранта.
   Мы сказали, съ какимъ негодованіемъ Тьерри смотрѣлъ на прежнихъ историковъ Франціи, перечитывая ихъ: наконецъ, негодованіе мало-по-малу смолкло, и его замѣнило одно влеченіе къ историческимъ трудамъ; онъ понялъ свое призваніе и остался ему вѣренъ во всю свою жизнь. Это призваніе онъ созналъ не потому, что ему хотѣлось возстановить какой-нибудь забытый уголокъ изъ исторіи среднихъ вѣковъ -- нѣтъ, онъ захотѣлъ возстановить въ пользу Франціи знамя полной исторической реформы. Реформа въ самомъ изученіи, реформа въ способѣ писать исторію; война писателямъ безъ достаточной учености, которые не могли видѣть истины; война писателямъ безъ воображенія, которые не могли рисовать того, что видѣли; война Мезере, Белли и ихъ продолжателямъ и ученикамъ; наконецъ, война прославленнымъ историкамъ философской школы, за ихъ разсчитанную сухость и ихъ презрительное невѣжество къ первымъ временамъ народа: такова была программа новой попытки Тьерри Первое письмо, помѣщенное въ Courrier Franèais 13 іюли 1820 года, было манифестомъ, въ которомъ Тьерри объявилъ эту ученую войну. Послѣ появленія второго письма, онъ былъ встрѣченъ какъ врагъ нѣкоторыми журналистами: его обвиняли въ томъ, что онъ хотѣлъ уничтоженія Франціи, потому-де, что онъ злостнымъ образомъ отрѣзывалъ отъ нея цѣлые пять вѣковъ. Изъ провинціи, которая была недовольна новымъ историческимъ направленіемъ Тьерри, приходили письма за письмами въ редакцію журнала; въ нихъ жаловались, между-прочимъ, большею частію на скучноватость Этихъ писемъ. Редакція журнала просила перемѣнить его сюжетъ статей, но онъ на отрѣзъ объявилъ, что съ-этихъ-поръ ничѣмъ не будитъ больше заниматься, кромѣ исторіи. Такимъ образомъ Тьерри долженъ былъ покинуть журналъ. Онъ съ сожалѣніемъ оставилъ эти еженедѣльныя критическія статьи, потому-что онѣ удовлетворили тому жару, съ которымъ онъ принялся за предметъ, и потому-что не чувствовалъ себя еще достаточно-приготовленнымъ къ продолжительному труду.
   Но въ это время, его уже безпрестанно занимала другая идея, которая представлялась ему все въ болѣе и-болѣе ясномъ свѣтѣ. Она заронилась въ немъ тогда же, когда онъ увидѣлъ необходимость новой Французской исторіи. Въ 1817 г., Тьерри участвовалъ въ "Censeur Européen" -- самомъ людномъ періодическомъ изданіи того времени. Онъ питалъ глубокое отвращеніе ко всемъ революціоннымъ тиранніямъ и, не придерживаясь никакой политической партіи, не любилъ, однакожъ, институціи англійскихъ, которымъ старалась подражать тогда Франція и, слѣдовательно, обезьянствовать самымъ смѣшнымъ и непріятнымъ образомъ, желая однажды оперить это мнѣніе на историческомъ изслѣдованіи, онъ внимательно перечелъ нѣсколько главъ Юма и былъ пораженъ идеею, которая показалась ему чрезвычайно-ясною. Онъ закрылъ книгу и сказалъ: все это идетъ отъ завоеванія: подъ всѣмъ этимъ кроется завоеваніе -- и тотчасъ же составилъ планъ представить исторію англійскихъ революцій съ этой новой точки зрѣнія. Первая часть его историческихъ очерковъ, первая попытка въ этомъ родѣ, была помѣщена въ "Censeur Europeen". Этотъ отрывокъ, чрезвычайно-поверхностный, начинался завоеваніемъ нормандскимъ въ одиннадцатомъ столѣтіи и оканчивался смертью Карла I. Революція 1640 года была представлена въ немъ въ лицѣ народной реакціи противъ существовавшаго порядка вещей, установленнаго назадъ тому шесть столѣтій, въ-слѣдствіе чужеземнаго завоеванія. Онъ не остановился на этомъ: политическій пылъ и неопытность въ исторіи заставили его идти далѣе, и онъ съ тѣми же самыми формулами -- завоеваніе и порабощеніе, побѣдители и побѣжденные -- продолжалъ разсказъ историческихъ событій, до конца царствованія Карла II. Онъ видѣлъ въ возвышеніи Кромвелля и въ тріумфѣ военной партіи надъ всѣми прочими, новое завоеваніе, измѣнническое, прикрытое только народнымъ знаменемъ. Возстановленіе Стюартовъ арміею Монка казалось ему союзнымъ договоромъ въ пользу общую, между древними и новыми завоевателями. Потерявъ много трудовъ и времени на извлеченіе ложныхъ результатовъ, онъ увидѣлъ, что такимъ образомъ онъ представлялъ исторію только въ ложномъ свѣтѣ и налагалъ на цѣлыя эпохи, совершенно между собою различныя, тождественныя формулы. Онъ рѣшился перемѣнить путь и возвратить каждому періоду его форму и особенный колоритъ (точно тотъ же путь, какимъ онъ шелъ въ изслѣдованіяхъ французской исторіи: тою и другою исторіею онъ занимался въ одно время, но никакимъ образомъ не могъ отказаться отъ мысли соединить крѣпкими узами всю новѣйшую исторію Англіи съ фактомъ завоеванія ея Норманнами. Это великое событіе, со всѣми своими политическими послѣдствіями, поразило его воображеніе, какъ проблемма, еще нерѣшенная, полная таинственности и великой важности въ историческомъ и политическомъ отношеніяхъ.
   Занимаясь изученіемъ древней французской и англійской исторіи, онъ принужденъ былъ коснуться великаго вопроса о вторженіяхъ германскихъ народовъ и разрушеніи римской имперіи. Ему казалось, что въ этомъ извращеніи римскаго порядка, не смотря на отдаленность переворотовъ, лежитъ коpeнь всѣхъ золъ тогдашней Западной Европы: ему казалось, что, не смотря на разстояніе времени, нѣчто отъ завоеваній варварскихъ еще тяготѣло надъ Франціею, и что отъ настоящаго порядка вещей, постепенно, столѣтіе за столѣтіемъ, можно взойдти до вторженія чужеземнаго племени въ нѣдра Галліи и до наслѣдственнаго господства этого племени надъ туземными племенами.-- Эта новая мысль повлекла для Тьерри новые труды; онъ началъ перечитывать все, что было написано о древней Французской исторіи. Въ глоссаріи Дюканжа онъ изучилъ политическій языкъ среднихъ вѣковъ; но, желая дойдти до корней этого полуримскаго, полуварварскаго языка, онъ, съ помощію своихъ познаній въ англійскомъ и нѣмецкомъ языкахъ, изучилъ древніе идіомы германскіе и скандинавскіе.
   Первою попыткою употребленія въ дѣлѣ пріобрѣтенныхъ познаніи въ древнихъ сѣверныхъ языкахъ и въ учрежденіяхъ среднихъ вѣковъ -- было новое обращеніе къ исторіи Англіи. До этого времени, онъ преимущественно обращалъ вниманіе на событія, послѣдовавшія за норманскимъ завоеваніемъ; на этотъ разъ онъ пошелъ далѣе и принялся за изученіе англо-саксонскаго періода. Въ этомъ трудѣ ему не малую услугу оказалъ Шаронъ Тургеръ своимъ сочиненіемъ, исполненнымъ учености. Неисчислимое множество подробностей о нравахъ и общественномъ бытѣ германскихъ завоевателей Великобританіи и о туземцахъ-Бретонахъ, многочисленные цитаты оригинальныхъ поэтическихъ произведеній кельтскихъ бардовъ и сѣверныхъ скальдовъ заинтересовали его до такой степени, что онъ не могъ оторваться отъ сладкаго труда. Общія и чисто-политическія разсужденія, къ которымъ онъ прибѣгалъ до того времени, ?оказались сухими и слишкомъ-ограниченными. Онъ почувствовалъ сильное желаніе спуститься отъ отвлеченнаго къ конкретному, представить жизнь народную во всѣхъ ея видоизмѣненіяхъ, и взять за исходный пунктъ въ рѣшеніи проблемы антагонизмъ различныхъ классовъ людей посреди одно то и того же общества -- изученіе первобытныхъ племенъ во всемъ ихъ оригинальномъ разнообразіи. Такимъ-образомъ, Тьерри обратилъ свое вниманіе на спеціальныя исторіи каждой отрасли нынѣшняго населенія Великобританіи.
   Онъ началъ исторіею Ирландіи, о которой зналъ только то, что говорятъ о ней историки англійскіе; слѣдовательно, зналъ очень-немного. По-мѣрѣ-того, какъ особенные факты этой исторіи открывались передъ Тьерри, неожиданный свѣтъ началъ проникать ту великую задачу, къ рѣшенію которой стремились всѣ его изъ исканія,-- задачу завоеванія въ среднихъ вѣкахъ и ея общественные результаты. Въ-самомъ-дѣлѣ, отпечатокъ завоеваній означенъ на каждой страницѣ лѣтописей ирландскаго народа; всѣ послѣдствія этого перваго событія, послѣдствія, которыя такъ трудно различить и за которыми такъ трудно слѣдовать въ другихъ исторіяхъ, представляются въ ирландской исторіи такъ ясно, что невольно поражаютъ взоръ историка. Въ ней открывается, въ образахъ, подлежащихъ менѣе всего сомнѣнію, въ формахъ та къ-сказать осязаемыхъ, то, что должно угадывать въ другомъ мѣстѣ: долгое сопротивленіе двухъ враждебныхъ націй на одной и той же землѣ, и все разнообразіе борьбы политической, общественной и религіозной, которая необходимо вытекаетъ, какъ изъ неизсякаемаго источника, изъ этой первоначальной вражды. Антипатія племенъ въ Ирландіи переживаетъ всѣ революціи нравовъ, законовъ и языка, идетъ въ-теченіе столѣтій, иногда нѣмая, иногда явная, повременятъ уступаетъ симпатіи, рождающейся отъ совмѣстнаго жительства и инстинктивной любви къ родинѣ, потомъ снова возгарается и раздѣляетъ людей на двѣ враждебныя партіи. Это великое, печальное зрѣлище, театромъ котораго была Ирландія въ-теченіе семисотъ лѣтъ, выдвинуло передъ нишъ драматическимъ образомъ го, что смутно представлялось его уму въ исторіяхъ Западной Европы. Это былъ живой комментарій, воздвигнутый въ дѣйствительности, какъ оправданіе его догадокъ, указывавшій ему дорогу, по которой онъ долженъ былъ идти, если хотѣлъ, безопасно для истины, призвать въ свой трудъ воображеніе на помощь логикѣ и соединить прежнее свое гаданіе съ изслѣдованіемъ и анализомъ фактовъ.
   Исторія Шотландіи, хотя менѣе-богатая видами этого рода, представила ему равнымъ образомъ, какъ прочное основаніе для наведеній и уподобленій, вѣчную вражду жителей горъ и жителей равнинъ, борьбу, драматически представленную во многихъ романахъ Вальтера Скотта. Углубляясь все болѣе и болѣе въ свою идею, онъ видитъ только одну ея непогрѣшительность. Все, что читалъ онъ въ-точеніе четырехъ лѣтъ, все, что зналъ, что чувствовалъ онъ -- все Это вмѣстѣ представилось въ одномъ планѣ, и онъ рѣшился построить свою эпопею, написать исторію завоеванія Англіи Норманнами. Онъ предположилъ дойдти до первыхъ причинъ, чтобъ отъ нихъ низойдти къ послѣднимъ результатамъ; изобразить это великое событіе въ краскахъ самыхъ вѣрныхъ и со всевозможныхъ сторонъ; театромъ разнообразныхъ сценъ сдѣлать не только Англію, по всѣ страны, которыя вблизи или издали отразили на себѣ вліяніе норманскаго населенія, или реакцію его побѣды. Въ этой обширной рамѣ онъ далъ мѣсто всѣмъ важнымъ вопросамъ, которые постепенно занимали его -- происхожденію новѣйшихъ аристократій, первобытнымъ племенамъ, ихъ нравственному различію и существованію на одной и той же землѣ, наконецъ, самому вопросу исторической методы, вопросу о формѣ и слогѣ исторіи, о чемъ онъ, незадолго предъ тѣмъ, воевалъ въ своихъ Письмахъ объ исторіи Франціи. То, что прежде представлялъ онъ какъ теорію, теперь хотѣлъ онъ употребить въ дѣло; теперь онъ рѣшился, подъ собственною отвѣтственностью, на низведеніе своей теоріи въ среду опыта; словомъ, задалъ себѣ задачу: постигать историческое искусство и науку, написать драму съ помощію матеріаловъ, пріобрѣтенныхъ долгимъ и серьёзнымъ изученіемъ предмета. Онъ принялся за дѣло съ рвеніемъ, пропорціональнымъ тому затрудненію, которое нужно было преодолѣть.
   Каталогъ книгъ, которыя долженъ былъ прочесть и изъ которыхъ долженъ былъ дѣлать извлеченія Тьерри, былъ огроменъ, и такъ какъ историкъ онъ могъ имѣть въ своемъ распоряженіи только малую часть этикъ книгъ, то онъ принужденъ былъ искать остальное въ публичныхъ библіотекахъ. Онъ долженъ былъ сидѣть зимою въ холодныхъ галереяхъ Улицы-Ришльё, а потомъ лѣтомъ бѣгать, въ одинъ и тотъ же день, изъ Улицы-св.-Женевьевы въ арсеналъ, изъ арсенала въ институтъ, котораго библіотека оставалась открытою до пяти часовъ. Недѣли и мѣсяцы текли для него быстро, посреди этихъ приготовительныхъ изъисканій; въ нихъ не встрѣчалось ни препонъ, ни затрудненій редакціи; въ нихъ умъ, паря свободно надъ собственными матеріалами, созидалъ по своей волѣ идеальную модель того зданія, которое въ-послѣдствіи долженъ былъ строить, мало-помалу и съ великимъ трудомъ. Проводя мысль свою посреди мильйоновъ фактовъ, разбросанныхъ въ сотняхъ томовъ, которые представляли ему обнаженными времена и людей эпохи завоеванія, онъ чувствовалъ увлеченіе страстнаго путешественника при созерцаніи страны, которую давно желалъ видѣть, и которая часто рисовалась въ мечтахъ его.
   Такимъ-образомъ прошелъ весь 1821 годъ; въ 1822 году, онъ началъ редижировать свои матеріалы. Трудъ редижированія былъ уже болѣе-труденъ и менѣе-привлекателенъ. Тутъ меньше должна была играть фантазія и болѣе умъ; нужно было показать другимъ ясно то, что самъ видѣлъ онъ ясно. Трудность найдти форму для труда, который былъ готовъ въ идеѣ, была тѣмъ затруднительнѣе для Тьерри, что онъ ее хотѣлъ быть рабскимъ подражателемъ другихъ историковъ. Онъ не хотѣлъ воспроизводить въ исторіи (точно также онъ поступилъ и въ "Разсказахъ о Временахъ Меровинговъ") манерѣ ни философовъ восьмнадцатаго столѣтія, ни лѣтописцевъ среднихъ вѣковъ, ни повѣствователей древности, не смотря на то, что удивленіе его къ послѣднимъ было велико. Онъ предположилъ соединить эпическое движеніе греческихъ и римскихъ историковъ съ наивностью красокъ разскащиковъ легендъ и строгою логикою новѣйшихъ писателей. Онъ хотѣлъ сдѣлать слогъ важнымъ, но не ораторски-надутымъ, простымъ, но не наивнымъ; онъ хотѣлъ рисовать прежнихъ людей колоритомъ ихъ эпохи, но, говоря языкомъ своего времени; наконецъ, онъ хотѣлъ увеличить подробности, такъ, чтобы исчерпать оригинальные тексты, не нарушая единства цѣльнаго.
   Въ этомъ покушеніи примирить различныя методы, онъ безпрестанно находился между двумя крайностями: или уже слишкомъ-классически быть правильнымъ, или потерять силу мѣстнаго колорита и живопись истины, а еще болѣе запутать разсказъ во множествѣ незначительныхъ фактовъ, можетъ-быть и поэтическихъ, но несовмѣстныхъ и лишенныхъ важности, даже значенія для читателя девятнадцатаго вѣка. Одна изъ глазъ имѣла одинъ недостатокъ, другая другой, смотря породу матеріаловъ, иногда бѣдныхъ, иногда излишествующихъ; въ послѣднемъ случаѣ ихъ нужно было сжимать, чтобы вогнать въ опредѣленную раму. Часто онъ принужденъ былъ уничтожать цѣлыя главы. Но благодаря непоколебимой волѣ и десяти часамъ каждодневнаго труда, сочиненіе подвигалось впередъ. Самъ Тьерри говоритъ, что любилъ свое созданіе нѣжно и страстно, что онъ привязывался къ нему все болѣе и болѣе, чѣмъ болѣе трудовъ оно ему стоило. На конецъ, весною 1825 года, цѣль была достигнута послѣ четырехъ съ половиною лѣтъ неутомимаго труда. Успѣхъ превзошелъ его надежды: но эта радость, вѣкъ бы ни была велика, была плохо вознаграждена: онъ потерялъ зрѣніе надъ этимъ трудомъ!
   Послѣ этого, Тьерри возобновилъ полемику 1820 года противъ старинныхъ французскихъ исторій, которыя должно было уничтожить прежде, чтобы потомъ возсоздать новую науку. Онъ распространилъ поле битвы, воспользовался вновь-пріобрѣтенными свѣдѣніями, пополнилъ свою критику двухъ франкскихъ династій и опредѣлилъ точку, гдѣ собственно начинается французская исторія. Потомъ онъ развилъ вопросъ о комюнахъ во Франціи, и къ концу 1827 года появились вновь изданныя, исправленныя и дополненныя Письма оба исторіи
   Въ 1828 Тьерри занималъ уже новый историческій вопросъ, новый трудъ, который долженъ былъ быть вѣнцомъ всѣхъ его историческихъ трудовъ. Братъ его, Амедей Тьерри, тогда окончилъ свою "Исторію Галловъ"-- одинъ изъ тѣхъ совѣстливыхъ и глубоко-ученыхъ трудовъ, въ которомъ всѣ источники предмета были исчерпаны, и который навсегда останется пріобрѣтеніемъ науки, какъ послѣднее ея слово. Онъ представилъ такимъ образомъ публикѣ одну половину введенія въ французскую исторію: кельтическія начала, картину галльскихъ переселеніи и быта Галліи во времена римскаго правленія. Огюстенъ Тьерри предпринялъ съ сваей стороны вторую половину этого труда, т. е. описать германскія начала и картину вторженій, которыя повлекли за собою разрушеніе Западной Римской Имперіи. Онъ съ такимъ же усердіемъ принялся за этотъ трудъ, какъ и за всѣ прочіе, но совершенный упадокъ зрѣнія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и недостатокъ источниковъ не позволилъ ему исполнить этого завѣтнаго желанія; онъ покорился судьбѣ...
   Тогда, придумывая предметъ, для котораго всѣ матеріалы были бы у него подъ рукою, онъ предпринялъ рядъ разсказовъ объ исторіи -- трудъ не критическій, но чисто-повѣствовательный который долженъ обнять со всѣми подробностями фактовъ, обычаевъ и характеровъ тотъ драматическій періодъ, въ которомъ господствуютъ имена Уруногильды и Фредегонды. Ему теперь посвящаетъ весь остатокъ своей жизни этотъ замѣчательнѣйшій историческій писатель вашего времени. По настоящее время вышло семь Разсказовъ о временахъ Меровинговъ.-- Въ разсказѣ первомъ, о четырехъ сыновьяхъ Клотера и въ исторіи Галесвинты, онъ показываетъ супружескую жизнь и домашніе нравы во дворцахъ меровингскихъ; во второмъ разсказѣ, объ умерщвленіи Сигберта, представлено начало продолжительной народной войны между Австразіей и Нейстріей; въ третьемъ, повѣствованіи о молодомъ Меровингѣ, второмъ сынѣ короля Гильперика, изображается жизнь изгнанника и внутренность религіозныхъ убѣжищъ; четвертый разсказъ -- исторія Претекстата, руанскаго епископа, есть картина галло-франкскаго собора. Въ пятомъ и шестомъ разсказѣ -- исторія Лендаста, турскаго графа, рѣшаетъ задачу, до какихъ степеней могъ достигнуть, подъ франкскимъ владычествомъ, Галлъ, и притомъ человѣкъ рабскаго состоянія; какъ управлялись тогда города подъ двойною властію епископа и графа, и какія были взаимныя отношенія этихъ двухъ властей, естественно враждебныхъ, или, по-крайней-мѣрѣ, соперничествовавшихъ между собою. "Если имя Лендаста (говоритъ Тьерри), едва упоминаемое въ самыхъ многотомныхъ исторіяхъ Франціи, не заслуживало изъятія изъ забвенія, за то его жизнь, тѣсно связанная съ существованіемъ многихъ знаменитыхъ лицъ, представляетъ одинъ изъ самыхъ выразительныхъ эпизодовъ общей жизни того вѣка". Разсказъ о Венанцій Фортунатъ, стихотворцѣ того вѣка, и о богословскихъ диспутахъ короля Гильперика, есть очеркъ образованія того времени, невольно поражающій васъ плѣнительностью изложенія. Итальянецъ Венанцій, родившійся въ окрестностяхъ Тревизы, воспитанный въ Равеннѣ, прибылъ въ Галлію на поклоненіе гробницѣ св. Мартына и исходилъ всю страну, посѣщая на пути своемъ епископовъ, графовъ, герцоговъ, то галльскаго, то римскаго происхожденія, и восхваляя ихъ то за возстановленіе древнихъ зданій, преторій, портиковъ, бань, то за отводъ теченія рѣки и прорытіе оросительныхъ каналовъ (и все это стихами), то за возведеніе цитаделей. Этотъ стихотворецъ служилъ связью между тѣми, которые въ мірѣ, склонявшемся къ варварству, одиноко сохраняли любовь къ словесности и умственнымъ наслажденіямъ. Седьмой разсказъ заключаетъ въ себѣ описаніе возмущенія лиможскихъ жителей.
   Во всѣхъ разсказахъ дышетъ та простота повѣствованія и та художественность картинъ, которыми Тьерри такъ искусно умѣетъ облекать свои долголѣтнія ученыя изъисканія; эти, по видимому простыя картины доказываютъ гораздо-больше, чѣмъ очень и очень-многія ученыя диссертаціи. Вотъ что самъ Тьерри говоритъ о цѣли своихъ разсказовъ: "Говорили, что цѣль исторіи повѣствовать, а не доказывать. Я не думаю, во убѣжденъ, что самый лучшій родъ доказательства въ исторіи, самый способный поражать и убѣждать умы, способъ, вселяющій наименѣе недовѣрчивости и оставляющій наименѣе сомнѣній, есть полное повѣствованіе, основанное на текстахъ, связывающее отдѣльныя подробности, собирающее малѣйшія указанія фактовъ или характеровъ и изъ всего этого образующее тѣло, въ которое вдыхаетъ жизнь союзъ науки съ искусствомъ". Семь вышедшихъ нынѣ разсказовъ служатъ лучшимъ подтвержденіемъ этой мысли, и ихъ-то редакція "Отечеств. Записокъ" предлагаетъ теперь въ подарокъ своимъ читателямъ при нынѣшней книжкѣ своего журнала, какъ и было обѣщано въ объявленіи объ изданіи "Отечественыхъ Записокъ" на 1848 годъ.

"Отечественныя Записки", No 5, 1848

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru