Энгельгардт Анна Николаевна
Из общественной и литературной хроники Запада

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конец года и конец века.- Тайна "железного канцлера".- Фальсификация Эмской депеши.- Двадцать лет катастроф.- Страничка из отрывного календаря. - Христофор Колумб и Фердинанд Лессепс. - Повестка апелляционного суда города Парижа. - Семьдесят пять сантимов.- Из прошлого министра юстиции Рикара.- Набережная Лессепса.- Встреча Лессепса Рикаром. - "Великий француз". - Интервью с Делаге.- Панамская пивная.- Депутат клянется добраться до дна клоаки.- Убежище Лессепса.- Замок Агнесы Сорель.- Счастливое неведение.- Мельхиор де Вогюэ о Панамском деле.- Новый феодализм. - Пресса и ее смысл.- Спящая власть.- Интервью с главою Армии Спасения.- Идеи генерала Бута.- Движение в католицизме.- Антиклерикальный папа.- Схоластики нестественники.- Бунт медиков в Париже.- "Paris-Tripot".- Грозный редактор.- Убийство застрахованной жены.- Писательский мозг.- Мозг Альфонса Додэ, Эмиля Зола и Франсуа Коппэ.

  

Изъ общественной и литературной хроники Запада.

Конецъ года и конецъ вѣка.-- Тайна "желѣзнаго канцлера".-- Фальсификація Эмской депеши.-- Двадцать лѣтъ катастрофъ.-- Страничка изъ отрывного календаря. -- Христофоръ Колумбъ и Фердинандъ Лессепсъ. -- Повѣстка апелляціоннаго суда города Парижа. -- Семьдесятъ пять сантимовъ.-- Изъ прошлаго министра юстиціи Рикара.-- Набережная Лессепса.-- Встрѣча Лессепса Рикаромъ. -- "Великій французъ". -- Интервью съ Делаге.-- Панамская пивная.-- Депутатъ клянется добраться до дна клоаки.-- Убѣжище Лессепса.-- Замокъ Агнесы Сорель.-- Счастливое невѣдѣніе.-- Мельхіоръ де Вогюэ о Панамскомъ дѣлѣ.-- Новый феодализмъ. -- Пресса и ея смыслъ.-- Спящая власть.-- Интервью съ главою Арміи Спасенія.-- Идеи генерала Бута.-- Движеніе въ католицизмѣ.-- Антиклерикальный папа.-- Схоластики нестественники.-- Бунтъ медиковъ въ Парижѣ.-- "Paris-Tripot".-- Грозный редакторъ.-- Убійство застрахованной жены.-- Писательскій мозгъ.-- Мозгъ Альфонса Додэ, Эмиля Зола и Франсуа Коппэ.

  
   Годъ закончился для Европы такими событіями, которыя представятъ, конечно, для будущаго историка переживаемаго нами времени, поучительнѣйшую и интереснѣйшую страницу. Панамское дѣло, развернувшее передъ взорами изумленнаго человѣчества язвы современнаго, выродившагося парламентскаго режима, великій Лессепсъ, облагодѣтельствовавшій міръ, подъ судомъ, смѣшанъ съ шайкой парламентской черни, банкировъ, биржевиковъ, всякихъ "дѣльцовъ", вотъ одна половина картины. Другая -- бывшій желѣзный канцлеръ, опутывавшій, какъ паукъ своими сѣтями Европу -- Бисмаркъ, открываетъ страшную тайну, ту уловку "маклера", съ помощью которой онъ поднялъ одну націю на другую и пролилъ рѣки крови.
   Фальфисикація депеши! вотъ кровавая тайна, которую выдало время въ подтвержденіе того, что нѣтъ ничего тайнаго, что не сдѣлалось бы явнымъ. Только старческимъ ослабленіемъ можно объяснить то, что Бисмаркъ открылъ свой секретъ.
   "Я былъ въ Варцинѣ,-- говоритъ Бисмаркъ,-- когда по Парижу прокатилась вѣсть о кандидатурѣ принца Леопольда Гогенцоллерна на тронъ Испаніи. Французы взволновались, словно потеряли голову... Положеніе вещей было какъ нельзя болѣе удобнымъ для насъ... Я отправился въ Берлинъ, чтобы переговорить съ Мольтке и Роономъ о всѣхъ вопросахъ. Дорогою, я получилъ слѣдующее телеграфическое сообщеніе: "Принцъ Карлъ Гогенцоллернъ, изъ любви къ миру, взялъ обратно кандидатуру своего сына Леопольда. Все въ порядкѣ".
   "Я былъ крайне пораженъ этимъ оборотомъ дѣла. Представится ли еще такой удобный случай? думалъ я...
   "... Я сидѣлъ за столомъ съ Мольтке и Роономъ, когда пришла Эмская депеша. Въ ней значилось: "Извѣстіе объ отреченіи наслѣднаго принца Гогенцоллерна было оффиціально сообщено испанскимъ правительствомъ французскому, когда французскій посланникъ въ Эмсѣ обратился къ его величеству съ просьбой уполномочить его, телеграфировать въ Парижъ, что его величество король не выскажетъ одобренія, въ томъ случаѣ, если Гогенцоллерны заявятъ вновь свою кандидатуру.
   "Слѣдовало длинное объясненіе о заявленіяхъ Бенедетти и отказѣ короля принять французскаго посла.
   "Прочитавъ это письмо, я обратился къ Мольтке:
   "-- Думаете-ли вы,-- сказалъ я,-- что наша армія достаточно хороша, чтобы начать войну?
   Мольтке отвѣчалъ:
   "-- Мы никогда еще не имѣли лучшей арміи, какъ въ эту минуту.
   "-- Будьте спокойны,-- отвѣчалъ я. Я внимательно перечелъ депешу, взялъ крандашъ, и вычеркнулъ всю середину, гдѣ говорилось, что Бенедетти проситъ новую аудіенцію и проч. Я оставилъ только голову и хвостъ. Теперь, депеша явилась совершенно въ иномъ видѣ и тонѣ... Я немедленно приказалъ ее разослать съ возможною поспѣшностью въ телеграфныя бюро, во всѣ газеты, во всѣ миссіи. Желаемый эффектъ былъ произведенъ. Депеша словно бомба разразилась надъ Парижемъ. Что затѣмъ слѣдовало -- извѣстно. Я полагалъ,-- прибавляетъ Бисмаркъ,-- что былъ уполномоченъ сдѣлать эту помарку, казавшуюся мнѣ совершенно необходимой. Въ моей волѣ было опубликовать депешу in extenso или въ извлеченіи. Я не жалѣю, что опубликовалъ ее въ извлеченіи".
   Да, что затѣмъ послѣдовало -- извѣстно. Кровавый годъ франко-прусской войны до сихъ поръ какъ гигантскій призракъ тяготѣетъ надъ Франціей, сгоняя улыбку съ ея прекраснаго лица, заставляя кланить голову великій лавроносный народъ,-- да, этотъ годъ не забудется, такъ же тяготѣетъ онъ надъ Франціей, какъ надъ Русью -- годъ Берлинскаго конгресса.
  
   Страшный годъ! Газетное витійство
   И рѣзня, проклятая рѣзня!
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   О, любовь! -- гдѣ всѣ твои усилья?
   Разумъ! -- гдѣ плоды твоихъ трудовъ?
   Жадный пиръ злодѣйства и насилья,
   Торжество картечи и штыковъ!
   Этотъ годъ готовитъ и для внуковъ
   Сѣмена раздора и войны.
   Въ мірѣ нѣтъ святыхъ и кроткихъ звуковъ,
   Нѣтъ любви, свободы, тишины!
  
   Чего только не пережила Франція за эти двадцать лѣтъ! Война, нашествіе, ужасы государственнаго крушенія, междуусобица, религіозныя преслѣдованія, насилія надъ совѣстью, изгнаніе потомковъ царствующихъ династій, разложеніе королевскихъ домовъ, крахъ аристократіи, честь, попранная деньгами, разложеніе правящихъ классовь, темныя силы пролетаріата громче и громче заявляютъ о себѣ, трагическія стачки, динамитъ, динамитъ, динамитъ! ужасающая разнузданность аппетитовъ и пороковъ, солдатъ едва не схватилъ вѣнца Франціи, но кончилъ самоубійствомъ, нравы грубо преобразились, пресса продажна, парламентъ продаженъ, крахи финансовыхъ спекуляцій, порнографія и натурализмъ въ литературѣ, "bote humaine" живописуемая со всей силой могучаго поэтическаго дара, магическій прогрессъ наукъ, новыя страны открыты для цивилизаціи и... для пороха и алькоголя, перемѣщеніе политическаго центра тяжести, Россія протягиваетъ руку Республикѣ, русскій народъ съ несмолкаемыми криками восторга встрѣчаетъ въ Москвѣ французовъ, святѣйшій отецъ благословляетъ республиканскую Францію и принимаетъ четвертое сословіе подъ свое покровительство, крушеніе принциповъ и идей, добро и зло, честь и безчестіе, дѣла, за которыя должно краснѣть, и дѣла, которыми должно гордиться!
   Какое пестрое двадцатилѣтіе! Сколько поучительнаго въ исторіи этихъ лихорадочныхъ дней! Ни одна эпоха на такомъ маломъ промежуткѣ времени не сконцентрировала столькихъ разнообразныхъ событій. И мы еще не дожили до развязки. Этотъ вѣкъ обѣщаетъ кончиться такъ же, какъ начался. Всѣ струны натянуты. Европа въ равновѣсіи неустойчивомъ, толчокъ и... Политическія и соціальныя метаморфозы, которыми чревато грядущее столѣтіе, предвѣщаются массою "признаковъ времени", для тѣхъ, "кто имѣетъ очи, чтобы видѣть", и конечно эти метаморфозы будутъ совершенно неожиданными для всевозможныхъ доктринеровъ.
   Но изъ всѣхъ событій послѣднихъ дней, позорнѣйшимъ является конечно Панамское предпріятіе, начавшееся съ ткимъ блескомъ и рухнувшее съ такимъ трескомъ.
  

* * *

  
   Возьмите любой французскій "отрывной" календарь на 1892 г. и вы въ немъ найдете:
  

НОЯБРЬ

Солнце восх. 7 ч. 18 м. Заход. 4 ч. 13 м.

20

1869. Торжественное открытіе Сэуцкаго канала, прорытаго Лессепсомъ, для соединенія Средиземнаго моря съ Краснымъ.

Воскресенье

325. св. Эдмонда. 41.

  
   20 ноября 1869 г., при рукоплесканіяхъ всѣхъ націй земного шара, великій Лессепсъ открылъ Суэцкій каналъ.
   А 20 ноября 1892 г., судебный приставъ представилъ Лессепсу повѣстку, приглашающую его предстать передъ трибуналомъ его страны.
   Эта повѣстка можетъ идти въ параллель съ цѣпями Христофора Колумба, открывшаго Новый Свѣтъ.
   Какъ Христофоръ Колумбъ свои цѣпи, такъ и старецъ Фердинандъ Лессепсъ можетъ потребовать, чтобы эту повѣстку положили ему въ гробъ.
   Другія націи завидовали Франціи, что она имѣетъ такого человѣка. Съ его именемъ сроднилась слава его страны. Всѣ правительства почитали его. Гамбетта именемъ Республики наименовалъ его "Великимъ французомъ" и это имя осталось за нимъ какъ титулъ, признанное цѣлымъ міромъ. Французская академія открыла ему свои двери. Его слова цитировали, его бумаги хранили какъ акты царственнаго лица. Ему улыбались какъ дѣду, когда онъ еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ катался верхомъ по аллеямъ Булонскаго лѣса, окруженный своими дѣтьми, составлявшими его кортежъ. Завистливая, стремящаяся все нивелироватъ демократія признавала его права на высокое положеніе.
   Творецъ Суэцкаго канала! Почти девяностолѣтній старикъ -- и его отдать подъ судъ! Событія движутся съ неумолимостью падающей гири, и никто не замѣчаетъ, что вновь совершается дѣло, которое занесется въ летописи человѣчества, какъ примѣръ, среди многихъ другихъ, превратности человѣческой судьбы.
   Древній старикъ едва ли даже хорошенько понимаетъ, что съ нимъ происходитъ. Геній его угасъ подъ бременемъ трудовъ и лѣтъ, самое сознаніе потускнѣло.
   Неужели же его въ креслахъ принесутъ въ судъ?
   Неужели служитель Ѳемиды въ своей удивительной шапкѣ будетъ его спрашивать:
   -- Подсудимый, какъ ваше имя?
  

* * *

  
   Но, скажутъ, какъ бы то ни было, а Панамское предпріятіе рухнуло и вкладчики поплатились за свою довѣрчивость?
   Но неужели нельзя отдѣлить очевидно опутаннаго плутоватыми аферистами старика отъ этихъ аферистовъ? Въ то время, какъ Америка приступала къ чествованію Христофора Колумба, во Франціи былъ составленъ слѣдующій актъ на своеобразномъ судейскомъ жаргонѣ:
  

"Апелляціонный Судъ города Парижа.

   Тысяча восемьсотъ девяносто второго года, двадцатаго ноября по докладу г. Генеральнаго Прокурора передъ Апелляціоннымъ Парижскимъ судомъ, въ засѣданіи онаго, въ вышеназванномъ городѣ, въ зданіи суда.
   "Я, Шарль-Мари-Жоржъ Дюпюи, приставъ Апелляціоннаго Парижскаго Суда, проживающій въ зданіи суда, нижеподписавшійся,
   "Призванный явиться въ пятницу двадцать пятаго текущаго ноября, предъ оберъ-президентомъ, президентами и совѣтниками Аппеляціоннаго Суда, заявилъ, что приговоръ произнесенъ будетъ заочно въ случаѣ если не явятся слѣдующіе лица:
   "во 1-хъ, де-Лессепсъ (Фердинандъ-Мари), кавалеръ креста Почетнаго Легіона первой степени, проживающій въ Парижѣ, въ улицѣ Монтень, 11;
   "во 2-хъ, де-Лессепсъ (Шарль-Эме-Мари), членъ общества Панамскаго канала, проживающій въ Парижѣ, въ улицѣ Монтень, 51;
   "въ 3-хъ, Фонтанъ (Маріусъ-Этьенъ), проживающій въ Парижѣ, улица Шарро, 9;
   "въ 4-хъ, Коттю (Анри-Луи-Феликсъ), проживающій въ Парижѣ, улица Булонскаго лѣса, 36;
   "въ 5-хъ, Эйфель (Александръ-Гюставъ), проживающій въ Парижѣ, улица Рабле, 1:
   обвиняемые въ томъ, что они въ сообществѣ и въ теченіе трехъ лѣтъ употребляли мошенническіе пріемы съ цѣлью заставить вѣрить въ химерическое предпріятіе и воображаемый кредитъ, растратили ввѣренныя имъ на опредѣленное дѣло и употребленіе подъ акціи суммы и такимъ образомъ присвоили себѣ чужую собственность, что предусмотрѣно и наказуемо статьями 405, 406, 408, 2, 5, 59 и 62 уголовнаго кодекса.
   "А для того, чтобы они не могли отговориться незнаніемъ, я вручилъ каждому изъ нихъ копію съ настоящаго акта, стоимость коей 0 франковъ 75 сантимовъ.

"Подписалъ Жоржъ Дюпюи".

  
   405 статья, подъ которую "подвели" великаго Лессепса, присуждаетъ каждаго, кто съ помощью мошенническихъ пріемовъ увѣритъ другихъ въ химерическомъ предпріятіи, возбудитъ ложныя надежды на успѣхъ и заставитъ другихъ пріобрѣтать дутыя акціи, облигаціи и т. п., присвоитъ себѣ ихъ собственность, подвергается тюремному заключенію отъ одного до пяти лѣтъ, а также можетъ быть лишенъ особыхъ правъ и преимуществъ, срокомъ minimum на пять лѣтъ и maximum десять (права голосованія, избираемости, лишается права занимать общественныя должности, носить оружіе, неспособенъ быть опекуномъ, экспертомъ, свидѣтелемъ и т. д.).
   Палата вотировала 580-ю голосами необходимость принять во вниманіе высокое достоинство ордена Почетнаго Легіона, котораго Лессепсъ кавалеръ (а не его заслугъ, значитъ!?), но тѣмъ не менѣе судебное преслѣдованіе возбуждено {Въ концѣ-концовъ все-таки нашли возможнымъ выдѣлить пока Фердинанда Лессепса изъ числа прочихъ.} Риваромъ, хранителемъ печати, министромъ юстиціи и культовъ. Понятно, ни съ чѣмъ не сравнимое волненіе, которое произвело это извѣстіе въ Парижѣ и во всей Франціи. Нѣтъ городка, деревушки, послѣдняго кабачка, гдѣ бы съ жаромъ не трактовали о Панамскомъ дѣлѣ.
   Любопытно, что Риваръ, нынѣ возбудившій преслѣдованіе противъ Лессепса, нѣкогда былъ мэромъ Руана. Въ качествѣ послѣдняго, онъ въ 1885 году организовалъ въ честь Лессепса празднество въ Руанѣ. По его настоянію набережная въ порту была названа по имени великаго француза и торжественное ея открытіе совершено было 5 мая въ присутствіи Лессепса.
   Ему были предоставлены покои префектуры и Риваръ первый его привѣтствовалъ по прибытіи, поднесъ ему дипломъ отъ Муниципальнаго совѣта на званіе "Гражданина Руана" и произнесъ рѣчь:
  

"Monsieur de Lesseps!

   "Городъ Руанъ счастливъ васъ привѣтствовать и открыть въ вашемъ присутствіи набережную, названную набережной Лессепса!..
   "Ваша славная жизнь такъ полна полезными дѣяніями, что я и помыслить не могу перечислить всѣ услуги, оказанныя вами странѣ.
   "Имя "Великаго француза" (le Grand Franèais) у всѣхъ на устахъ; я могу утверждать, что оно такъ же и во всѣхъ сердцахъ..." и т. д. и т. д. и т. д.
   Въ Руанскихъ газетахъ можно отыскать эти рѣчи Рикара.
   Что написано перомъ, того не вырубишь топоромъ.
  

* * *

  
   Газеты своевременно извѣстили русскую публику о томъ бурномъ засѣданіи французской палаты депутатовъ, въ которомъ Делаге бросилъ въ лицо парламенту и прессѣ обвяненіе въ продажности, не отвѣчая на требованія назвать имена; назначено слѣдствіе, затѣмъ судъ -- дѣло въ концѣ-концовъ разъяснится конечно. Но когда мы пишемъ эти строки, оно еще бурлитъ и клокочетъ, поднимая грязь со дна французскаго общества, мутный потокъ ширится, разливается, готовъ все поглотить, одна за другой подмывается имъ репутація дѣятелей политики и прессы, словно вновь началось "половодье", долженствующее очистить Францію отъ накопившагося сору. Если бы Буланже былъ живъ, если бы у него хватило силъ душевныхъ перенести кризисъ своей блестящей карьеры, его бы фонды въ настоящую минуту поднялись высоко, и, кто знаетъ, какъ бы высоко взнесли его волны Панамскаго дѣла. Но Буланже нѣтъ.
   Продажность французской прессы -- дѣло не новое. Но подобныя разоблаченія происходятъ въ первый разъ и, повидимому, журналисты ничего такого не ожидали. Они сжились съ обычаемъ "благодарности", какъ гоголевскіе чиновники со взятками. Но вѣдь гоголевскіе чиновники жили въ городѣ, изъ котораго хоть три года скачи, никуда недоскачешь, были людьми невѣжественными и представителями мертвой канцелярщины и ябеды, а тутъ вѣдь дѣло идетъ о міровой столицѣ, о центрѣ цивилизаціи, о "прессѣ", о представителяхъ мысли, пера, печатнаго слова!
   Разоблаченія, сопровождающія Панамское дѣло, освѣщаютъ недостатки парламентскаго режима, который такъ долго выставлялся вепогрѣшимымъ. Депутаты "грѣютъ руки", пресса "грѣетъ руки", создатель новой вавилонской башни, Эйфель, "грѣетъ руки"... и это на порогѣ двадцатаго столѣтія. Право, точно переносишься въ Миргородъ, въ доброе старое время, когда еще тамъ проживали Ѳедоръ Ивановичъ съ Иваномъ Никифоровичемъ.
   Своеобразные порядки французской прессы начались, впрочемъ, не съ сегодняшняго дня: еще Бальзакъ въ своемъ романѣ "Illusions Perdues" (въ переводѣ "Погибшія мечтанія" помѣщался въ истекшсмъ году въ нашемъ журналѣ) рисуетъ первый расцвѣтъ "разбойничества пера". Мы видимъ уже созрѣвшій плодъ его.
  

* * *

  
   Однимъ изъ дѣятельнѣйшихъ разоблачителей Панамскаго краха явился, какъ извѣстно, депутатъ Делаге. Любопытно "интервью" одного парижскаго журналиста съ этимъ энергическимъ обличителемъ.
   Депутатъ, поднимающій такія бури въ Палатѣ, живетъ въ спокойномъ и молчаливомъ кварталѣ, гдѣ возвышаются суровыя стѣны монастырскихъ зданій, пустынно, тихо, точно не въ Парижѣ. Депутатъ живетъ во дворѣ, во второмъ этажѣ. Надо подняться нѣсколько ступеней вверхъ.
   -- Звоню,-- разсказываетъ журналистъ,-- слуга отворяеть. Представляю мого карточку и черезъ нѣсколько минутъ появляется Делаге, только что сѣвшій за обѣдъ. Онъ приглашаетъ меня пройти въ столовую.
   -- У меня всѣ секунды на счету,-- говоритъ мнѣ любезный депутатъ Индры и Луары,-- но, если желаете, пока я буду кончать обѣдъ, потолкуемъ.
   -- Вы знаете зачѣмъ я явился, mon cher député, и извините, надѣюсь, нескромность посѣщенія въ такой необычный часъ. Рѣшено начать преслѣдованіе противъ администраціи Панамы, и я желалъ бы знать...
   -- Буду ли я требовать ускореннаго разслѣдованія дѣла??.. Непремѣнно. И такъ это положительно вѣрно, что рѣшили преслѣдовать???..
   -- Совершенно вѣрно...
   -- Ну, а предприниматели? -- разспрашиваетъ Делаге, какъ будто совершенно посторонній дѣлу.
   -- Покамѣстъ называютъ только одного...
   -- Эйфеля!.. Я не считаю его виновнѣе другихъ. Я желаю одного -- разслѣдованія. Я желаю, чтобы всѣ участники, всѣ вкладчики могли ясно видѣть суть этого темнаго дѣла, всѣ его пружины. Я желаю одного, и борюсь за это изъ всѣхъ силъ,-- чтобы правосудіе обличило и покарало всѣхъ низкихъ плутовъ, бравшихъ дань со всѣхъ. Тутъ дѣло не въ частномъ нарушеніи нравственности, тутъ задѣта политическая мораль, и если виновными окажутся даже члены Парламента, что дѣлать! Безъ колебанія надо ими пожертвовать. Скандалъ страшный и будетъ еще больше!
   Вы представить себѣ не можете, какія разоблаченія приходятъ ко мнѣ со всѣхъ сторонъ, отъ всѣхъ партій, со всѣхъ концовъ Франціи, на счетъ низостей, которыя совершила Панамская компанія. Каждый день разоблачаются новыя вражи, которыя совершались съ самымъ наглымъ цинизмомъ.
   -- Вы думаете, что должно преслѣдовать предпрняимателей?
   -- Да, но всю отвѣтственность должно сложить на инженеровъ, и какъ тутъ цвѣтъ французскихъ инженеровъ будетъ скомпрометированъ, то вы можете угадать, что произойдетъ...
   Но среди администраторовъ есть же хоть сколько нибудь, которые вели себя какъ честные люди.
   -- Да, конечно... Но остальные! Существуетъ въ счетахъ чековъ на семьдесятъ милліоновъ, подписанныхъ Маріусомъ Фонтаномъ... Употребленіе этихъ секретныхъ суммъ порою совершенно невѣроятное. Повѣрите ли, что компанія давала субсидію одной пивной съ женской прислугой!
   -- Пивной съ женской прислугой?
   -- Да... Существовала въ Латинскомъ кварталѣ пивная съ вывѣсвой "А l'Isthme de Panama", въ окнѣ этой панамской пивной выставленъ былъ громадный транспарантъ, представлявшій работы по прорытію канала. И вотъ хозяинъ этой пивной съ женской прислугой, дѣла которой шли не блестяще, получалъ изъ кассы компаніи регулярное вспомоществованіе... Хороши гуси, а?! Вотъ почему, милостивый государь, я буду настаивать на разоблаченія этой шайки. Необходимо, чтобы въ это дѣло внесенъ былъ свѣтъ... и я пойду до конца, я взрою до дна эту клоаку.
   Такъ объясняетъ депутатъ свою дѣятельность. Каковы истинныя пружины его -- опредѣлить трудно.
   Во всякомъ случаѣ онъ достигъ своего -- клоака возмущена и вся грязь поднялась со дна.
  

* * *

  
   Въ тридцати километрахъ отъ городка Иссуденъ находится замокъ Шене. Холоднымъ туманнымъ утромъ, въ ноябрѣ, дорога среди голой и ровной пустынной мѣстности этого уголка Берри кажется довольно долгой, а телѣжка, въ которой приходится совершать это путешествіе, довольно тряской. Словоохотливость философа-возницы, впрочемъ, можетъ нѣсколько скрасить скучную дорогу, опровергая нелестное мнѣніе Бальзака о жителяхъ Иссудена, высказанное въ одномъ изъ его романовъ.
   Вотъ уже 25 лѣтъ, какъ замокъ Шене служитъ лѣтней резиденціей фамиліи Лессепсовъ. Онъ расположенъ въ открытой мѣстности, въ разстояніи одного лье отъ мѣстечка Ватана.
   Выйдя изъ экипажа, путешественникъ замѣчаетъ въ осеннемъ туманѣ, среди построекъ раскинувшейся фермы, окружающей замокъ и рощи парка, двѣ башеньки древней резиденціи Агнесы Сорель.
   По мѣрѣ увеличенія семейства, Лессепсъ пристраивалъ къ древнему зданію новыя, и мало помалу образовался патріархальный фаланстеръ, гдѣ старика лѣтомъ окружаютъ его тринадцать дѣтей (старшему 52 года, а самому младшему 7), многочисленные друзья и домашніе.
   -- Подъ деревомъ собираются во время тихой погоды, въ грозу же благоразумные спѣшатъ отъ него удалиться,-- сказалъ Овидій.
   Но съ Лессепсомъ этого не случилось. Несмотря на тяжелыя времена, онъ окруженъ друзьями. За послѣдніе три года силы старика значительно упали. Жена является его ангеломъ-хранителемъ. Панамская катастрофа сразу подорвала силы Фердинанда Лессепса, одолѣвавшаго въ теченіе тридцати лѣтъ надвигавшуюся старость. Теперь онъ слабъ и боленъ, катается въ коляскѣ по парку своего уединеннаго убѣжища, иногда пройдется и пѣшкомъ.
   Парижанинъ, пріѣхавшій "интервьюировать" старика, былъ проведенъ женою въ нему. Уже полдень и скоро должны позвонить къ завтраку.
   Лицо Лессепса мало измѣнилось: тѣ же черные глаза въ морщинистыхъ орбитахъ, съ напряженнымъ блескомъ, полные жизни, улыбка осталась молодой и милой. Первое его движеніе -- протянуть руку посѣтителю, первыя слова:
   -- Вы завтракаете съ нами?
   Большую часть дня Лессепсъ посвящаетъ чтенію "Revue des Deux Mondes" и "Nouvelle Revue", которыя всегда у него подъ руками. Онъ разспрашиваетъ гостя о m-me Adam, o парижскихъ друзьяхъ, говоритъ мало -- онъ слишкомъ слабъ.
   Отъ него скрываютъ печальныя новости, приходящія изъ Парижа. Жена, конечно, все знаетъ.
   -- Я немного фаталистка,-- говоритъ она,-- какъ и мой мужъ. Въ тяжелые дни своей жизни, онъ всегда надѣялся на счастливый исходъ. Онъ предоставлялъ событіямъ идти своимъ чередомъ; онъ считалъ, что вещи должны совершаться въ томъ порядкѣ, въ которомъ онѣ совершаются. Я практивую его философію. Я понимаю, что этотъ процессъ неизбѣженъ, и не боюсь его... Я вѣрю, что истина и справедливость восторжествуютъ наконецъ. Что такое Панама, чья тутъ ошибка? Ничего не могу сказать; но я убѣждена въ одномъ -- въ абсолютной честности моего мужа и его сыновей. Ошибки или иллюзіи? Не знаю. Безчестная плутня? Никогда. О всемъ, что извѣстно моему мужу, онъ думаетъ какъ и я. Я ежедневно провожу нѣсколько часовъ, отвѣчая на письма, телеграммы, заявленія любви, уваженія, довѣрія, которыя приносятъ почти каждое утро, подписанныя какъ самими славными, такъ и самыми скромными именами. Я спокойна. Я забочусь лишь объ одномъ, чтобы нашъ дорогой больной не зналъ всѣхъ этихъ печальныхъ вещей и мирно наслаждался покоемъ въ кругу любимыхъ дѣтей.
   Завтракъ конченъ. Толпа близкихъ и гостей, до 25-ти человѣкъ, окружаетъ знаменитаго старца. Его переносятъ въ будуаръ, возлѣ обширной гостиной, гдѣ со стѣны улыбается изъ массивнаго золота рамы туманная фигура Агнесы Сорель. Молодая дѣвушка садится за фортепьяно и мелодичный вальсъ навѣваетъ сладкія грезы на засыпающаго старика. Остальная молодежь идетъ въ паркъ, гдѣ старыя деревья слабо шумятъ подъ холодными лучами осенняго солнца.
   Такъ въ счастливомъ невѣдѣніи дремлетъ, среди безконечныхъ равнинъ, въ старомъ замкѣ, "Великій Французъ", съ младенческой улыбкой на устахъ. Онъ не слышитъ криковъ ораторовъ, вопля парламентской черни, онъ далекъ отъ борьбы, грызни, своры, раздавленныхъ самолюбій, разъяренныхъ страстей, парижскаго гвалта.
   Онъ не знаетъ ничего изъ того, что произошло въ эти послѣдніе три года. Не знаетъ, что происходитъ сегодня и, быть можетъ, не узнаетъ и того, что произойдетъ завтра.
  

* * *

  
   Сдѣлать правильную оцѣнку настоящаго момента, переживаемаго Франціей, разобраться въ той бурѣ, которая возмутила общественную и политическую жизнь ея, конечно не легко. Тѣмъ интереснѣе появившаяся въ послѣдней книжкѣ "Revue des Deux Mondes" статья Мельхіора де-Вогюэ,-- " L'Heure présente".
   Мы считаемъ умѣстнымъ изложить нѣкоторыя мысли этого писателя по поводу послѣдняго кризиса, которыхъ нельзя не признать весьма остроумными и бросающими свѣтъ на общее положеніе дѣлъ во Франціи.
   Республика вела въ теченіе 20 лѣтъ долгую и упорную борьбу за существованіе, она была въ двухъ шагахъ отъ гибели, когда восторжествовалъ буланжизмъ, и спаслась только благодаря удивительному малодушію, вдругъ выказанному человѣкомъ, который по выраженію Мельхіора де-Вогюэ, "схватилъ ее горло". Она, наконецъ, совершенно истощилась въ борьбѣ, не признаваемая тѣми европейскими странами, которыя были чужды ея политическихъ тенденцій. Но вдругъ счастье ей улыбнулось. Въ три года она возросла и укрѣпилась вновь. Воспоминаніе Всемірной выставки и Кронштадскихъ манифестацій увѣнчали ее двойнымъ ореоломъ богатства и силы.
   Ошибки ея основателей, партійный духъ, все было забыто. "Съ каждымъ днемъ закрѣплялись дружественныя связи съ могучей имперіей,-- говоритъ Мельхіоръ де-Вогюэ; -- викарій Христа, казалось только и думалъ и писалъ о томъ, какъ поддержать Францію, свою любимую дочь".
   Республика основала обширныя колоніи. Удалось соединить у кормила правленія страной нѣсколькихъ изъ наиболѣе почтенныхъ ветерановъ политики и молодыхъ, но выдавшихся несомнѣнными достоинствами дѣятелей.
   И вдругъ въ этомъ тріумфальномъ шествіи республика спотыкнулась на трупъ темнаго ажіотажнаго предпріятія, и вся правительственная машина потрясена, общество смущено, порядокъ нарушенъ. Что собственно произошло? Сомнительное дѣло рухнуло. Но неужели раньше это не бывало? Почему оно могло такъ страшно потрясти организмъ государства? "Потому что этотъ пошлый случай,-- утверждаетъ Вогюэ,-- открылъ неизлечимое худосочіе нашего политическаго и соціальнаго организма, обнаружилъ его внутреннюю нищету. Анархія и отсутствіе власти предстали воочію".
   И министры, люди съ несомнѣнными личными достоинствами, дѣятели, которые въ своихъ департаментахъ выказали себя въ качествѣ хорошихъ администраторовъ, кажутся паралитиками, когда они собраны у трибуны, и должны рѣшать государственные вопросы. Мельхіоръ де-Вогюэ указываетъ на то вырожденіе идей, положенныхъ въ основу современной Франціи, которое обезсилило и обезцвѣтило учрежденія и всѣ функціи общественной жизни. Первоначальная доктрина, за которую стояли теоретиви, движимые самыми благородными побужденіями въ жизни, видоизмѣнились до неузнаваемости. Напримѣръ, къ чему повела свобода прессы? Она создала изъ нее страшную силу, но сила эта начинаетъ становиться зловредной.
   Политическою и общественною жизнью правитъ финансовый феодализмъ, онъ-же дѣйствуетъ и въ прессѣ. Существуетъ волоссальное недоразумѣніе въ отношеніяхъ читателя и газеты. Въ силу медленности, съ какою происходитъ измѣненіе разъ составленнаго мнѣнія, публика продолжаетъ требовать направленія мысли отъ промышленнаго заведенія.
   Пря своемъ появленіи газета являлась служительницей и носительницей чистой идеи, цѣннымъ орудіемъ политическихъ и литературныхъ движеній.
   Въ силу неуловимой эволюціи, она превратилась въ цвѣтущую отрасль промышленности. Всякій разъ, какъ въ мірѣ появляется новая сила, выгода, эта главная пружина челоческой дѣятельности, не можетъ успокоиться, пока не овладѣетъ этой силой и не заставитъ ее служить своимъ цѣлямъ. Сознавая свое могущество, увлекаемая всемірнымъ утилитаризмомъ, пресса заняла важное мѣсто въ новомъ феодальномъ мірѣ. Нѣтъ такой дорожки, такого ручейка, которые не были загорожены ея заставами. Она беретъ дань со всего живущаго, со всѣхъ проявленій жизни, какъ бароны брали въ эпохи великихъ грабежей.
   Многіе мечтаютъ въ наше время объ этомъ миѳѣ, о безкорыстной газетѣ, которая говорила бы истину и только истину. Мечта неосуществимая быть можетъ.
   Спутанная по ногамъ и рукамъ интересами партій и матеріальными выгодами, каждая газета осуждена на условный языкъ, какъ всѣ общественные дѣятели, на плечахъ которыхъ лежитъ отвѣтственность за важныя предпріятія. Всякій органъ принимаетъ участіе въ условной лжи нашей цивилизаціи. Но и разнузданности аппетитовъ, и вообще стремленію раздуть скандалъ, довести его до степени общественнаго краха, Мельхіоръ де-Вогюэ полагаетъ возможнымъ положить предѣлъ. Онъ указываетъ на власть президента, которую игнорируютъ.
   "Для нашего народа,-- говоритъ онъ,-- президентъ Республики является прежде всего иниціаторомъ выставки и Кронштадта. Онъ въ глазахъ народа -- l'homme de l'Exposition, l'homme de Cronstadt, и прежде всего высоко честный человѣкъ, неподкупно честный, въ эпоху, когда всякаго почти подозрѣваютъ чуть не въ мошенничествѣ". Тѣ, кто посѣщалъ департаменты, убѣждались, какъ имя этого человѣка уважаемо, могущественно, популярно: это имя друга Россіи.
   Въ политическихъ сферахъ другіе дѣятели являются, повидимому, первыми величинами, а слава о ихъ достоинствахъ находитъ лишь самый слабый и глухой отголосокъ въ народныхъ массахъ.
   Но президентъ, скажутъ, плѣнникъ конституціи. Она его сковываетъ по рукамъ и ногамъ.
   Общее мѣсто, которое повторяютъ, не считая нужнымъ провѣрить, основательно-ли оно.
   Перечитайте конституцію. Она даетъ главѣ государства не малую власть. Президенту совмѣстно съ членами палатъ принадлежитъ власть законодательная.
   Онъ располагаетъ вооруженными силами; отъ него исходятъ всѣ гражданскія и военныя назначенія.
   Президентъ сообщается съ палатами посредствомъ посланій, читаемыхъ министромъ. Президентъ можетъ потребовать отъ палаты новаго постановленія; можетъ распустить ее на мѣсяцъ два раза въ одну сессію; можетъ смѣнить ее, наконецъ, по соглашенію съ сенатомъ. Наконецъ, онъ ничѣмъ не стѣсненъ въ выборѣ министровъ и можетъ въ посланіяхъ обращаться прямо къ странѣ.
   Мы изложили эти мысли Мельхіора де-Вогюэ, хотя онѣ и касаются области политики. Но въ настоящее время общественная и литературная жизнь Франціи до того тѣсно связана съ вопросами соціальными и политическими, что хроникеру трудно не касаться ихъ, говоря объ общественной жизни. Событія данныхъ дней освѣщаются исторіей дней прошлыхъ; вопросы религіозные, такъ же, какъ и вопросы о матеріальномъ упорядоченіи отношеній людей, становятся двигателями общественной жизни Запада, даютъ ей цвѣтъ, тонъ и направленіе. Дѣйствительно, религіозные вопросы сплетаются съ соціальными, въ общемъ вопросѣ объ отношеніи человѣка къ человѣку. И мы видимъ, какъ эта близость выражется въ своеобразныхъ явленіяхъ.
   Взять хотя бы "Армію Спасенія". При своемъ появленіи она возбуждала только смѣхъ. Но теперь серьезность дѣла уже заставляетъ отнестись къ нему съ уваженіемъ.
   По своему устройству "Арміи" напоминаетъ идеи Игнатія Лойолы, когда онѣ еще не принизились и не выродились въ чудовищный іезуитизмъ. Военное устройство обоихъ орденовъ роднитъ ихъ. "Офицеръ" "Арміи Спасенія", какъ и іезуитъ, является въ рукахъ генерала послушнымъ "какъ трупъ". Каждую минуту онъ долженъ быть готовъ идти хоть на край свѣта.
   Новый орденъ развѣтвился по всему земному шару, исключая Россіи, гдѣ, за неимѣніемъ еще пролетаріата, ему и дѣлать нечего.
   Не многимъ извѣстно то необыкновенное развитіе, котораго достигла въ Англіи и въ особенности въ Америкѣ "Армія Спасенія".
   Исторія этой своеобразной ассоціаціи въ высшей степени поучительна. Въ настоящее время она владѣетъ милліонными капиталами, заинтересовала дахе англійскую королеву въ своемъ дѣлѣ и насчитываетъ въ одномъ Лондонѣ болѣе ста тысячъ послѣдователей. "Салютисты" сходятся на митинги тысячами. Иногда собирается ихъ до 20 тысячъ.
   Какъ изрѣстно, иниціаторъ этого дѣла генералъ Бутъ. Еслт бы онъ былъ только основателемъ секты, какихъ сотни въ Англіи, онъ еще не представлялъ бы особаго интереса. Онъ основалъ въ окрестностяхъ Лондона колонноубѣжище, гдѣ работаетъ до двухъ тысячъ его послѣдователей, пашутъ землю, хорошо живутъ, получаютъ значительный доходъ и заботятся о своемъ нравственномъ развитіи. Въ самомъ Лондонѣ нѣсколько сотенъ рабочихъ-салютистовъ занято выдѣлкой разныхъ вещей: спичекъ, калошъ и т. д.
   Борьба съ пауперизмомъ -- вотъ цѣль генерала Бута и онъ надѣется достигнуть результатовъ, имѣющихъ универсальное значеніе.
   Какъ бы то ни было Бутъ доказалъ свои необыкновенныя административныя способности, и весьма интересенъ тотъ путь, который онъ избралъ, чтобы осуществить въ конкректной формѣ абстракціи теоретиковѣ.
   Нѣкій Жюль Гюре, наиболѣе юркій изъ парижскихъ интервьюеровъ, описываетъ свое посѣщеніе генерала Бута и бесѣду съ нимъ, сообщая нѣкоторыя данныя, которыя могутъ послужить къ характеристикѣ этого человѣка, и его дѣятельности.
   "Я видѣлъ генерала Бута,-- разсказываетъ журналистъ,-- въ его главной квартирѣ, въ улицѣ королевы Викторіи, въ Лондонѣ. Помѣщеніе его состоитъ изъ обширнаго дома въ нѣсколько этажей, постоянно переполненнаго посѣтателями; внизу идетъ торговля самыми разнообразными предметами, сваленными въ различныхъ частяхъ этажа -- тутъ связки колоссальныхъ размѣровъ моркови, съ этикетами: "Фермы колоніи Армія Спасенія". Рядомъ -- тамбурины, которые служатъ возбуждающимъ средствомъ на собраніяхъ салютистовъ, предметы хозяйства, сработанные на лондонскихъ мануфактурахъ, брошюры для пропаганды идей "Арміи", башмаки, кастаньеты. Здѣсь цѣлый отрядъ молодыхъ людей, приказчиковъ, въ красномъ форменномъ платьѣ "Арміи", молчаливыхъ, проворныхъ, вѣжливыхъ. Въ первомъ этажѣ помѣщаются: бюро, конторы, нѣсколько разгороженныхъ маленькихъ пріемныхъ".
   "Меня попросили дать списокъ тѣхъ вопросовъ, которые и хочу задать генералу, я написалъ ихъ и меня попросили пожаловать на другой день.
   "Генералу можно дать 55 лѣтъ. Это человѣкъ высокаго роста, худощавый, съ широкой походкой, борода съ просѣдью, падаетъ ему на грудь, увѣшанную крестами и медалями, вѣроятно знаками его достоинства. Одѣтъ онъ въ широкуіо черную сутану на красной подкладкѣ. У него необыкновенно живые глаза; жесты быстрые, иногда разсѣянные.
   "-- Генералъ, я-бы желалъ узнать, какъ вы разрѣшаете соціальный вопросъ?
   "-- Я знаю одно, что до тѣхъ поръ на землѣ будетъ существовать грѣхъ, пока будетъ нищета. Я не знаю, всегда ли нищета будетъ и не могу предложить окончательнаго рѣшенія вопроса. Во всякомъ случаѣ, прежде всего надо стремиться воспитывать душу низшихъ классовъ и я думаю, что если выполнить мои планы, то можно будетъ значительно подавить бѣдность!..
   -- Вотъ именно это мнѣ интересно знать. Какіе же ваши планы?
   -- Государство должно вступиться и это такъ легко: достаточно обработывать землю "экономически". Вотъ, напримѣръ, въ Австраліи существуютъ владѣнія въ 50.000 акровъ (болѣе двадцати милліоновъ квадратныхъ метровъ), принадлежащихъ одному капиталисту. На земляхъ этихъ пасется скотъ и приносятъ онѣ крайне незначительный доходъ. Если эти земли распредѣлить между нѣсколькими тысячами рабочихъ, онѣ будутъ приносить въ 50 разъ болѣе. Въ весьма короткомъ времени эти рабочіе выкупятъ всю землю, изъ произведеній полученныхъ ими здѣсь же. Я убѣждалѣ мельбурнскихъ рабочихъ, что они могутъ въ нѣсколько лѣтъ, принимая существующія цѣны, выкупить всѣ земли въ Австраліи!
   "Да, все, въ томъ, чтобы культивировать земли экономически. Я доказываю, что обладая кускомѣ земли въ 1.200 акровъ (около 500 гектаровъ), можно занять работой и прокормить двѣ или три тысячи работниковѣ. Англія насчитываетъ около 35 милліоновъ жителей, страна не велика и тѣмъ не менѣе земли достаточно, чтобы дать жизнь сотнямъ милліоновъ людей.
   "-- Но эти земли принадлежатъ въ настоящее время частнымъ собственникамъ. Въ этомъ весь вопросъ. Какъ сдѣлать, чтобы онѣ перешли въ руки тѣхъ, кто въ нихъ нуждается?
   "Генералъ пропустилъ длинные пальцы въ свои волосы и отвѣчалъ, съ нѣкоторымъ колебаніемъ:
   "-- Если рабочіе не могутъ сами, продуктами своего труда, выкупить земли, въ такомъ случаѣ государство должно вступиться, и сдѣлать эту операцію... Такъ или иначе придется перераспредѣлитъ собственность...
   "-- Но какимъ образомъ совершить эту экспропріацію, какъ такъ сдѣлать, чтобы зло вновь не возродилось сейчасъ же? Передѣлъ земли будетъ безплоденъ, такъ какъ сейчасъ же болѣе трудолюбивые возьмутъ перевѣсъ надъ лѣнивыми. Не возобновится ли черезъ нѣсколько лѣтъ то положеніе, которое мы видимъ сейчасъ?
   "-- Земля будетъ принадлежать государству. Всякій работникъ будетъ фермеромъ государства.
   "-- Но не будетъ-ли это лишь перемѣною собственника? Какую гарантію будетъ имѣть человѣкъ, что новый собственникъ не обманетъ его довѣріе?
   "Генералъ поднялъ глаза къ небу и медленно заговорилъ:
   "-- Нищета имѣетъ три источника: неблагоустройство общества, несчастный случай и распутство. Необходимо преобразовать условія соціальной жизни.
   "-- Могу я узнать подробности того плана, при помощи котораго вы осуществите это?
   "-- Я думаю, что все сказанное мной -- истяна. Вотъ и все.
   "-- Желаетели вы улучшить положеніе бѣдныхъ людей или только спасти ихъ души?
   "-- И то, я другое! Я желаю исцѣлить душу бѣдняка, дѣйствуя на его тѣло, и напитать тѣло, облагородивъ душу. Если я не имѣю власти спасти ихъ въ будущей жизни, я желаю по крайней мѣрѣ сдѣлать ихъ лучше въ этой.
   "И генералъ прибавилъ, пожавъ плечами:
   "-- Очень трудно спасать душу!
   "-- Но думаете ли вы, что ничего прочнаго не можетъ быть создано безъ религіи?
   "-- Я дѣйствительно убѣжденъ, что безъ религіи и вѣры въ Іисуса Христа ничего не можетъ быть сдѣлано прочнаго. Человѣческій эгоизмъ есть основа его нищеты. Только христіанская любовь можетъ побѣдить этотъ эгоизмъ. Я задался цѣлью возродить души бѣдняковъ и много уже работалъ въ этомъ направленіи и видѣлъ чудесныя преображенія, произведенныя по милости Божіей.
   "-- Что вы думаете о другихъ дѣятеляхъ въ области соціальнаго вопроса? Вы признаете ихъ теоріи?
   -- Эти люди изобрѣли божественныя системы, только и требуютъ они божественныхъ свойствъ отъ своихъ послѣдователей. Мнѣ кажется, что съ людьми, не равными ангеламъ, имъ не осуществить своихъ высокихъ теорій.
   "-- Послѣдній вопросъ. Вы употребляете немного грубыя, извините меня, балаганныя средства, чтобы дѣйствовать на толпу: флейты, барабаны, кастаньеты, трубы, представленія, изображающія спасеніе души, скажите, вся эта обстановка, бьющая на эффеитъ, у васъ одно изъ существенныхъ средствъ, или вы пускаете все это только при случаѣ, при подходящихъ обстоятельствахъ? Не боитесь вы, что это можетъ оттолкнуть отъ васъ болѣе деликатныя, тонкія души?
   "-- Конечно мы сообразуемся съ обстоятельствами. Повѣрьте, что если бы мы задумали спасти души редакторовъ газеты "Figaro", мы прибѣгли бы къ чему либо болѣе тонкому, чѣмъ барабанный бой. Лично вы, я думаю, хорошій человѣкъ, и еслибы вы ввѣрили нашимъ заботамъ вашу душу, мы въ скоромъ времени причислили бы васъ къ лику избранныхъ...
   "Но тутъ,-- прибавляетъ журналистъ,-- я долженъ былъ прервать, къ сожалѣнію, нашу интересную бесѣду"...
  

* * *

  
   Обозрѣвая картину современной жизни Запада, мы должны въ ряду преобладающихъ въ ней явленій, отвести выдающееся мѣсто тому движенію, которое началось въ католическомъ мірѣ.
   Давно ли, казалось, всѣ устои Рима пошатнулись. Торжество республики во Франціи, вмѣстѣ съ тѣмъ было повидимому торжествомъ антихристіанскихъ началъ.
   Въ настоящее время во всей Европѣ замѣчается сильный поворотъ въ иную сторону. Конечно, это не значитъ, чтобы западное человѣчество отказывалось отъ научныхъ пріобрѣтеній. Истинная, строгая наука конечно останется по прежнему руководительницей умовъ. Но скороспѣлыя теоріи и обобщенія сами собой устарѣли и обветшали и жизнь показала всю ихъ ничтожность. Наука конечно не можетъ, при объясненіяхъ естественныхъ явленій, прибѣгать къ какимъ бы то ни было сверхъестественнымъ дѣятелямъ, въ этомъ отношеніи наука роковымъ образомъ матеріалистична, но ея матеріализмъ не имѣетъ ничего общаго съ матеріализмомъ "полунауки", матеріализмомъ толпы.
   Дѣйствуя въ опредѣленной сферѣ, наука тѣмъ вовсе не отрицаетъ того, что находится внѣ ея, и что часто представляетъ самую сокровенную суть жизни человѣчества, даетъ ей смыслъ и цѣну.
   Была въ отрицательныхъ увлеченіяхъ третьей четверти нашего вѣка и своя хорошая сторона. Скептицизмъ "осолилъ", выражаясь библейскимъ рѣченіемъ, идеи, превратившіяся въ избитыя мѣста, расшевелилъ религіозную мысль и плодомъ этого явились, напримѣръ, новыя, крайне любопытныя теченія въ католическомъ мірѣ. Глава католической церкви, тѣмъ интересомъ, которое онъ выказалъ къ наисущественнѣйшему и самому жгучему вопросу современной Европы,-- вопросу четвертаго сословія, всѣхъ униженныхъ, оскорбленныхъ и обойденныхъ цивилизаціей, тѣмъ покровительствомъ, которымъ онъ осѣнилъ Францію, примиреніемъ своимъ съ республикой, произвелъ сильное недоумѣніе во многихъ, въ комъ рутина мѣшала взглянуть на суть дѣла.
   Многіе были удивлены, и ихъ удивленіе весьма естественно, и вотъ почему: французы вообще, и парижане въ частности, представляютъ себѣ всегда вмѣстѣ Тронъ и Алтарь. Почтенный буржуа еще кое-какъ пойметъ, что папа можетъ быть въ раздорѣ съ королемъ, но ни въ какомъ случаѣ, той простой вещи, что принципъ церкви вовсе не связанъ необходимымъ образомъ съ принципомъ королевской власти.
   Въ представленіяхъ народа, папа является "plus royaliste que les rois" и слово "ультрамонтанъ" (названіе партизановъ доктринъ, возникающихъ по ту сторону Альпъ), обозначаеть для большинства "ультрароялистъ" или "ультракатоликъ", что, съ точки зрѣнія массъ, тожественно.
   Когда же увидѣли, что его святѣйшество Левъ XIII формальнымъ образомъ примирился съ французской республикой, его признали новаторомъ, Папой, который заводитъ опасныя новшества.
   Это глупое слово "fin de siècle" произнесено было и по этому поводу.
   Но ничего нѣтъ ошибочнѣе этого взгляда, отожествляющаго папу съ королемъ. Съ порожденія своего папство являлось въ характерной роли противовѣса королевскому могуществу въ пользу народныхъ массъ, такъ по крайней мѣрѣ утверждаютъ современные богословы, подыскивая историческое оправданіе дѣйствіямъ папы, такъ что, признавъ республику, основанную на народномъ голосованіи, папа поступилъ совершенно логически. Извѣстно, что папа ярый "томистъ", т. е. послѣдователь доктринъ св. Ѳомы Аквинскаго. А по ученію Ѳомы Аквината, право народовъ выше права властителей.
   Конечно отъ этого не слѣдуетъ предполагать, чтобы папа не признавалъ одного источника власти -- божественнаго.
   Формула: "Милостью Божіею и волею народною", является compendium'омъ идей св. Ѳомы и Льва XIII.
   Замѣтимъ, что мы излагаемъ здѣсь разговоръ почтеннаго представителя французской церкви, не пожелавшаго открыть своего имени, съ однимъ парижскимъ журналистомъ.
  

* * *

  
   Святой отецъ, такъ же какъ и его знаменитый учитель, вовсе не республиканецъ, онъ только думаетъ, что въ данный моментъ воля французскаго народа за Республику.
   Смущаетъ многихъ и то, что папа, повидимому, выказываетъ симпатію къ лагерямъ враждебнымъ католицизму и его органы цитируютъ матеріалистскій "Temps" и другія газеты свободомыслящихъ, протестантовъ и франмассоновъ.
   До того доходитъ, что Льва XIII называютъ "антиклерикальнымъ Папой". И это до извѣстной степени имѣетъ основаніе. Папа дѣйствительно абсолютно не одобряетъ главныя тенденціи современнаго католическаго духовенства.
   Но тутъ надо остеречься ложной и опасной мысли, будто Левъ XIII,-- "Папа-реформаторъ", для этого придется войти въ нѣкоторыя общія объясненія.
   Католическая церковь, неизмѣняемая въ своей сущности, тѣмъ не менѣе допускаетъ прогрессивное развитіе своихъ идей. Ея догматы, ея доктрины, конечно, неизмѣнимы въ своихъ основахъ, но какъ въ сѣмени таится цвѣтокъ, такъ основная идея церкви должна прорости, развиться, расцвѣсть и распуститься во всей красѣ, проявиться, наконецъ, полностью, что и будетъ вѣнцомъ ея существованія, и окончательнымъ тріумфомъ, предсказаннымъ пророками, по мысли папы.
   Но это проростаніе, ростъ и расцвѣтъ сопровождаются появленіемъ формъ, которыя соотвѣтствуютъ характеру извѣстной эпохи, не нарушая неизмѣнности основнаго направленія.
   Въ силу вышеизложеннаго, характеръ формъ, въ которыя отливается сущность идеи, не тотъ уже въ эпоху великихъ схоластиковъ, какимъ онъ былъ въ первые вѣка церкви, не тотъ уже въ эпоху Игнатія Лойолы, какимъ былъ въ эпоху Ѳомы Аквинскаго.
   Средніе вѣка, великолѣпно резонирующіе, проникнутые идеями Аристотеля, иначе обставляли внѣшнюю форму религіи, чѣмъ XVII, артистическій и романтическій вѣкъ. Могучій мозгъ Ѳомы Аквинскаго былъ иначе организованъ, чѣмъ пламенный и блестящій мозгъ основателя ордена Іисуса, рыцаря св. Дѣвы, котораго де-Местръ называетъ Донъ-Кихотомъ вѣры.
   Наконецъ настала минута, когда подъ вліяніями, объяснять которыя было-бы слишкомъ долго и трудно, католицизмъ принялъ формы болѣе чувственно-внѣшнія, чѣмъ духовныя, болѣе мистическія, чѣмъ разумныя, болѣе простонародныя, если можно такъ выразиться, чѣмъ истинно мистическія.
   То, что нѣкогда считалось лишь частнымъ и не существеннымъ выраженіемъ религіозныхъ чувствъ, заняло главенствующее мѣсто и оттѣснило все остальное.
   Такъ несоразмѣрно развились формы обожанія св. Дѣвы, хотя и полныя трогательной вѣры, но порою слишкомъ театральныя, если позволено такое выраженіе. Будучи далевимъ отъ грубаго и жестоваго слова "inariolatria", пущеннаго враждебными лагерями, нельзя было не сознаться многимъ изъ сторонниковъ католицизма, что такого рода благочестивыя сами по себѣ формы обожанія священныхъ идей, могутъ стать почти опасными, если не будутъ сдержаны въ извѣстныхъ границахъ.
   Видимъ, напримѣръ, картины, изображающія Notre Dame de la Salette, преклонившуюся передъ Notre Dame de Lourdes; трогательные обряды поклоненія сердцу Іисуса, порою переходятъ границы, отдѣляющія вѣру отъ ереси.
   -- Вы, конечно, знаете,-- сказало духовное лицо въ своемъ разговорѣ съ журналистомъ, надпись на фронтонѣ церкви св. Сердца на Монмартрѣ? Вотъ она:
  

Sacratissimo Cordi Jesa, Gallia
penitens et devota.

  
   Что такое сердце Іисуса? Это самъ Іисусъ, это Богъ; вѣдь нельзя предпочитать созданіе Создателю. Это тавталогія, которая, однако, можетъ прямо повлечь къ ереси.
   Я знаю, что въ Римѣ были очень недовольны этой надписью, но измѣнить ее, конечно, невозможно.
   Вотъ въ силу всего этого въ настоящее время есть два элемента въ католической церкви, которые стремятся къ нѣкотораго рода реформѣ; именно, въ этой тенденціи возводить на главное мѣсто частныя формы поклоненія святынѣ, которыя менѣе всего могутъ имѣть raison d'être въ эпоху, когда положительное знаніе и жизнь, полная нервной мысли и дѣятельности, сокрушила не самую доктрину, которая безсмертна, но, опасныя для нея самой, внѣшнія, частныя формы ея, оторванныя отъ связи съ цѣлымъ и доведенныя до абсурда.
   Эти два элемента во первыхъ схоластики, которые стремятся построить церковную доктрину на остроумныхъ теологическихъ выкладкахъ среднихъ вѣковъ, а во вторыхъ тѣ, которыхъ можно назвать "естественниками", которые хотятъ внести новый элементъ въ апологетику и побѣдить позитивное атеистическое знаніе знаніемъ спиритуалистическимъ, христіанскимъ, также имѣющимъ позитивный характеръ.
   Левъ XIII, многіе итальянскіе и испанскіе теологи -- во главѣ схоластиковъ; многіе нѣмецкіе, англійскіе и французскіе духовные лица и писатели -- во главѣ естественниковъ.
   Эти два лагеря, въ началѣ враждебные, нынѣ объединяются въ борьбѣ съ вышеупомянутыми сторонниками внѣшнихъ формъ. Вмѣсто блестящаго культа, который въ обычаѣ у французскаго духовенства, они желаютъ учредить обрядность упрощенную, болѣе соотвѣтствующую настроенію современныхъ умовъ, охлажденныхъ тѣмъ, что принято называть побѣдами точнаго знанія. Хотятъ смягчить то, что отталкиваетъ въ католическихъ обрядахъ современнаго европейца и отдаляетъ съ каждымъ днемъ многихъ и многихъ отъ церкви.
   Надѣются произвести переворотъ мирнымъ путемъ прогрессивнаго роста идей.
  

* * *

  
   Въ Парижѣ разбушевались медики и съ такимъ азартомъ, что публика разслышала ихъ даже чрезъ громы Панамскаго дѣла.
   Праздношатающіеся, равно какъ и дѣловые люди, были недавно удивлены сборищемъ на площади Hôtel de Ville.
   Тамъ кричала и жестикулировала толпа молодыхъ людей,
   -- Кто такіе? Что за шумъ? Анархисты? -- слышались тревожные вопросы.
   Но это были просто студенты-медики.
   Вотъ изъ-за чего они взволновались:
   Муниципальный совѣтникъ Штраусъ явился въ госпиталь св. Антонія. У него произошло столкновеніе съ экстерномъ госпиталя Салмономъ, въ одной изъ залъ, которую онъ осматривалъ. Уходя, онъ сказалъ студенту:
   -- Вы еще услышите обо мнѣ!
   Три дня спустя Салмонъ былъ исключенъ.
   Въ одно прекрасное утро четверо профессоровъ явились въ амфитеатръ зданія Общественнаго Призрѣнія, чтобы экзаменовать поступающихъ въ госпиталь экстернами.
   Войдя въ залу, господа эти нашли тамъ множество студентовъ, около 700, которые явились протестовать противъ мѣры, принятой Пейрономъ, директоромъ госпиталя, противъ ихъ товарища.
   Студенты желали помѣшать экзамену.
   Профессора сѣли за экзаменаціонный столъ среди невообразимаго гвалта, писка, визга, лая, мяуканья, гоготанья, грохота, хохота, свиста и стука.
   Почтенный предсѣдатель экзаменаціонной коммиссіи принялся за звонокъ, надѣясь возстановить спокойствіе. Но напрасно. Переждавъ четверть часа, онъ возопилъ:
   -- Silencium!
   Затихли.
   Предсѣдатель заявилъ, что корпорація профессоровъ никогда не думала порвать солидарность, объединяющую ее съ учащимися...
   Студенты захлопали.
   -- Но,-- продолжалъ докторъ,-- хотя я самъ просилъ придти въ амфитеатръ г. Пейрода, онъ положительно заявилъ, что явиться не можетъ.
   При этихъ словахъ гамъ возобновился съ новой силой. Стали ломать свамейки, рѣшетки, бросать обломками въ окна, въ люстры... Студенты не желали, чтобы экзаменъ состоялся. Одинъ изъ нихъ подошелъ къ столу, гдѣ сидѣли профессора, спокойно налилъ въ стаканъ предсѣдателя воды, выпилъ и затѣмъ разбилъ его въ дребезги у ногъ почтеннаго ареопага. Затѣмъ потушили газъ... Экзаменаціонная коммиссія ретировалась.
   "Освиставъ" директора госпиталя, студенты съ пѣснями направились къ ратушѣ, намѣреваясь вытребовать муниципальнаго совѣтника Штрауса для объясненій.
   Одни шумѣли на площади, другіе забрались въ ратушу, крича:
   -- Долой Пейрона! Въ отставку! Долой Штрауса!
   Муниципалитета въ ратушѣ не оказалось, но скоро явилась муниципальная гвардія и полицейскіе агенты и медикамъ пришлось разойтись.
  

* * *

  
   Скандалъ этотъ, разумѣется, надѣлалъ шума. Газеты отрядили репортеровъ для разслѣдованія дѣла.
   Прежде всего допрошенъ былъ почтенный муниципальный совѣтникъ Штраусъ.
   -- Муниципальный совѣтъ,-- заявилъ тотъ обиженно,-- даетъ ежегодно на общественное призрѣніе 20 милліоновъ. Кажется его представители могутъ на этомъ основаніи, при посѣщеніи госпиталей, разсчитывать по крайней мѣрѣ на вѣжливое обращеніе.
   Коммиссія общественнаго призрѣнія, которой президентомъ я имѣю честь состоять, послала насъ осмотрѣть госпиталь, чтобы убѣдиться, какъ обращаются тамъ съ больными, на содержаніе которыхъ городъ столько жертвуетъ. Мы явились какъ снѣгъ на голову. Войдя въ одну изъ палатъ, мы нашли тамъ трехъ экстерновъ; они были въ шапкахъ, болтали, одинъ курилъ.
   Мы имѣемъ привычку, входя въ палату къ больнымъ, снимать шляпы.
   Я ясно слышалъ, какъ сопровождавшій насъ директоръ шепнулъ экстернамъ:
   -- Это муниципальные совѣтники.
   Они не перемѣнили своихъ манеръ. Тогда я подошелъ въ тремъ безпечнымъ молодымъ людямъ и сказалъ имъ: "Меня крайне удивляетъ, господа, что вы себя такъ держите въ палатѣ, гдѣ лежатъ больные. Вы говорите громко, курите, въ шляпахъ".
   Двое сняли шляпы, третій же отвѣчалъ: "Какое вамъ до насъ дѣло? Мы вѣдь не вашего прихода".-- "Я муниципальный совѣтникъ, и если это званіе ничего вамъ не говоритъ, то я къ тому же и членъ гигіеническаго совѣта".
   Узнали имя студента и онъ былъ исключенъ, но лишь на полтора мѣсяца. Товарищи его подняли шумъ. Вотъ и все,-- заключилъ парижскій эдилъ.
   Отъ Штрауса репортеръ отправился съ студентамъ, въ ихъ клубъ.
   -- Мы не знали,-- сказали они,-- что Салмонъ исключенъ лишь на время. Онъ талантливый человѣкъ и славный малый. Мы не допустимъ, чтобы его карьера была разбита. Эти господа муниципалы, распоряжаясь городскими суммами, проникаются мыслью, что это ихъ собственныя деньги. "Мы, молъ, жертвуемъ на это столько-то, а на то вонъ столько!". Они на этомъ основаніи почитаютъ себя нашимъ начальствомъ. Но въ госпиталѣ мы никого не признаемъ, кромѣ главнаго доктора.
  

* * *

  
   Въ амфитеатрѣ зданія Общественнаго Призрѣнія состоялось любопытное собраніе интерновъ и экстерновъ медиковъ. Говорились рѣчи.
   -- Въ Бордо,-- вопіялъ одинъ ораторъ,-- былъ удаленъ интернъ. Товарищи пригрозили стачкой и его опять приняли. Такая же исторія произошла въ Ларибуазіерѣ. Примемъ энергическія мѣры и нашъ товарищъ будетъ спасенъ.
   Обсуждали какъ устроить забастовку (la grève).
   -- Это будетъ жестоко -- лишить больныхъ нашей помощи. Будущіе доктора не должны на больныхъ вымѣщать досаду на администрацію.
   -- Мы можемъ сами забастовать, но выбрать въ каждый госпиталь одного экстерна и одного интерна, которыя будутъ дежурить, на всякій случай.
   -- Голосовать! Голосовать!
   Предсѣдатель ставитъ вопросъ:
   -- Желаете вы забастовку?
   -- Да.
   Пишется постановленіе: общее собраніе учащихся медиковъ протестуетъ противъ исключенія ихъ товарища Салмона. Если администрація не приметъ его опять, собраніе постановляетъ забастовку.
   Собрались тоже и муниципальные совѣтники. Долго рядили и судили, говорили рѣчи.
   Кончилось, однако, тѣмъ, что Салмонъ былъ вновь принятъ.
   Медики успокоились.
  

* * *

  
   Періодъ разоблаченій! Обличено не только Панамское общество, не только печать, подкупленная имъ, обличенъ и "Paris-Tripot"!
   Вы, конечно, спросите, что такое "Paris-Tripot"? Органъ, органъ особого рода шантажа, гроза ресторановъ, кафе, кабачковъ, клубовъ, докторовъ, продающихъ цѣлебныя мази и лѣкарства. Просуществовалъ онъ, впрочемъ, недолго.
   "Paris-Tripot" -- подъ этимъ остроумнымъ заглавіемъ стала выходить газетка съ прошлаго лѣта. Подъ заголовкомъ стояди слѣдующія, глубоко ироническія слова: "Газета, охраняющая интересы публики отъ мошенниковъ".
   Подписная цѣна -- десять франковъ въ годъ. Но не подпиской думалъ существовать "Paris-Tripot". Это былъ органъ обличительный. Редакторъ имѣлъ списокъ всѣхъ злачныхъ мѣстъ въ Парижѣ, и тѣхъ, которыя не вносили контрибуціи, обличалъ жестоко, платящихъ же воспѣвалъ въ высокомъ слогѣ.
   Онъ обличалъ грязныя салфетки и маргаринъ ресторановъ.
   Онъ вопилъ о фальсификаціи винъ въ кабачкахъ.
   Онъ трагически предостерегалъ молодыхъ людей, посѣщавшахъ тѣ или иные сады и кафе, торгующіе въ ночное время.
   Онъ, наконецъ, раскрывалѣ тайны всеизлѣчивающихъ лѣкарствъ, указывая на ихъ составъ изъ сенской воды и всякихъ химическихъ отбросовъ.
   Хозяева заведеній, доктора спѣшили въ редакцію и, послѣ непродолжительнаго разговора, на другой день читали восторженныя похвалы въ "Paris-Tripot".
   Издатель листка былъ невидимъ. Главный редакторъ, Тальма, положительно терроризировалъ парижскихъ виночерпіевъ.
   -- Всѣ кафе въ Парижѣ у моихъ ногъ,-- говорилъ онъ въ упоеніи своимъ могуществомъ.-- Безъ моего позволенія, ни въ одномъ трактирѣ не посмѣютъ съиграть въ вегли.
   Этотъ ужасный человѣкъ требовалъ отъ парижскихъ кабатчиковъ раболѣпія. Онъ былъ жестокъ и неумолимъ, и смлгчился лишь получивъ дань. Молчаніе "Paris-Tripot" стоило дорого, похвала еще дороже.
   Теперь "Paris-Tripot" молчитъ даромъ, такъ какъ редакторъ его со всѣми сотрудниками сидитъ на казенныхъ хлѣбахъ въ тюрьмѣ.
  

* * *

  
   Шантажные и иные подвиги уже можно было бы классифицировать на нѣсколько категорій. Есть особые спеціалисты, напримѣръ, обдѣлывающіе свои дѣлишки при помощи страхованія жизни. Такого рода предпріятіе недавно разоблачено въ Бельгіи.
   Двѣ молодыя работницы, сестры Жанна и Люси Россумъ, встрѣчаютъ на улицѣ въ Брюсселѣ въ поздній часъ двухъ господъ, довольно приличнаго вида.
   Сестры входятъ въ кафе, за ними незнакомцы и быстро завязывается знакомство. Молодые люди назвали себя: Шмидтъ и Дебавелеръ. Они пріѣхали изъ Франціи, намѣреваясь основаться въ Бельгіи. Одинъ изъ нихъ, Шмидтъ, по его словамъ, надѣялся получить наслѣдство и пріобрѣсти положеніе въ дѣловомъ мірѣ. Онъ желалъ жениться по любви.
   Не выходя изъ кафе, онъ объяснился въ любви Жаннѣ Россумъ, младшей сестрѣ, восемнадцатилѣтней дѣвицѣ. Шмидтъ, безъ дальнихъ проволочекъ, предложилъ ей руку и сердце, но просилъ, чтобы свадьба была не въ Брюсселѣ, а въ провинціи.
   Жанна отказалась наотрѣзъ.
   Тогда Шмидтъ обратился съ предложеніемъ къ схаршей, Люси, дѣвушкѣ 22 лѣтъ. Перспектива замужества съ богатымъ человѣкомъ ей улыбнулась. Она согласилась.
   Тогда пріятели помѣстили Люси въ меблированныхъ комнатахъ. Затѣмъ, черезъ нѣсколько дней, Шмидтъ, по важнымъ яко бы дѣламъ, отправился въ Люттихъ, оставивъ Люси на попеченіи друга.
   Въ Люттихѣ Шмидтъ купилъ передвижную печку, нанялъ меблированную квартиру въ одномъ изъ подозрительныхъ кварталовъ и телеграфировавъ Люси, прося ее пріѣхать.
   Свадьба была рѣшена. Но Шмидтъ высказалъ желаніе застраховать жизнь своей будущей супруги: "Мало ли что можетъ случиться! -- говорилъ онъ. Онъ обратился въ одно страховое общество, желая застраховать жизнь своей жены въ 40.000 руб. Этотъ капиталъ въ случаѣ ея смерти долженъ быть выданъ мужу. Но во всѣхъ обществахъ, въ Люттихѣ, въ которыя обращался Шмидтъ, ему отказывали. Наконецъ ему удалось застраховать свою будущую супругу въ Парижскомъ обществѣ страхованія жизни, "Urbaine", при чемъ онъ и уплатилъ 1.340 франковъ.
   Нѣсколько дней спустя, женихъ и невѣста, въ сопровожденіи Дебавелера, отправились въ Тирлемонъ, гдѣ заняли меблированную квартиру изъ трехъ комнатъ. Купленная женихомъ въ Люттихѣ переносная печка поставлена была въ комнатѣ Люси.
   Въ день рожденья Люси устроенъ былъ ужинъ и пировали до трехъ часовъ утра. Люси была наконецъ отведена въ ея комнату, гдѣ и заснула мертвымъ сномъ, между тѣмъ какъ друзья продолжали сидѣть за столомъ, чокаясь и балагуря.
   Молодая дѣвушка заснула такъ крѣпко, что ужь больше и не просыпалась.
   Утромъ на другой день, докторъ, приглашенный друзьями, нашелъ ее мертвой въ постели и уже совершенно остывшей. Онъ констатировалъ аневризмъ, послѣдовавшій отъ прилива врови въ мозгу, произведеннаго опьяненіемъ и переполненіемъ сердца.
   Шмидтъ и Дебавелеръ выражали неподдѣльное горе, граничившее съ отчаяніемъ.
   Вечеромъ того дня, когда было совершено погребеніе бѣдной Люси, Шмидтъ явился въ общество "Urbaine" и потребовалъ 40.000 страховой преміи, такъ какъ жена его умерда. Инспекторъ общества отправился въ Тирлемонъ и потребовалъ, чтобы было назначено слѣдствіе. Тѣло было вскрыто и химическій анализъ показалъ, что Люси Ванъ Россимъ умерла отъ отравленія угольной кислотой.
   Она была отравлена угаромъ. Убійца поставилъ возлѣ ея кровати переносную печку съ утольями, и несчастная не проснулась больше.
   Дебавелеръ убѣжалъ. Слѣды его потеряны въ Англіи. Шмидтъ же былъ арестованъ. Онъ оказался контрабандистомъ, извѣстнымъ своей дѣятельностью на французской границѣ. Это человѣкъ лѣтъ 30, съ тонкой и хитрой физіономіей, одѣтый весьма элегантно въ черное, въ бѣломъ галстухѣ, выражающійся съ изысканнымъ изяществомъ. Онъ осужденъ на смертную казнь.
  

* * *

  
   Какъ устроенъ мозгь писателя? Какъ онъ думаетъ, какъ чувствуетъ, какъ работаетъ его мыслительная машина? Разрѣшеніемъ этого любопытнаго вопроса занятъ въ настоящее время профессоръ Лавассанъ Ліонскаго факультета.
   Онъ предполагаетъ провѣрить доктрину, созданную Галлемъ о "мозговой локализаціи". Конечно, самый искусный физіологъ не въ состояніи проникнуть въ чужой мозгъ, доколѣ владѣлецъ его живъ. Разслѣдованіе производится на основаніи показаній и самонаблюденій писателей, надъ процессомъ творчества.
   Прежде всего надо изучить "внутренній языкъ и различные способы представленія". Умственные процессы въ послѣднемъ отношеніи классифицируются сообразно мозговымъ центрамъ и преимущественной роли того или другого въ процессѣ мысли, слѣдующимъ образомъ:
   Процессъ этотъ "воззрительный" (visuels), если читаютъ слова своихъ мыслей.
   "Слуховой" (auditifs), если ихъ слышатъ.
   "Словесный" (moteurs), если ихъ говорятъ.
   По теоріи можно напередъ утверждать, что реалистъ Эмиль Зола, обладающій конкретной мыслью, думаетъ на иной манеръ, чѣмъ отецъ Дидонъ, спиритуалистъ, съ умомъ абстрактнымъ. Одинъ изъ учениковъ Лавассаня посѣтилъ многихъ артистовъ, литераторовъ, замѣчательныхъ мыслителей. Результаты его изслѣдованій составили драгоцѣнные психологическіе матеріалы.
   Вотъ нѣкоторыя изъ этихъ характеристикъ "писательскаго мозга":
  

Альфонсъ Додэ.

  
   -- Страдаю сильной близорукостью съ дѣтства; въ Ліонѣ мои профессора никогда не хотѣли этому вѣрить, и я вышедъ изъ лицея, такъ ни разу и не видавъ, что такое писалось на доскѣ во время объясненій,-- сообщилъ Додэ посѣтившему его физіологу.
   -- Позвольте узнать напряженность вашего зрѣнія?
   -- Постоянно ровная, не увеличивается и не уменьшается.
   -- Слухъ?
   -- Превосходный, какъ у слѣпца. Въ ушахъ -- мое зрѣніе.
   -- Воззрительная память?
   -- Прекрасная. Я помню со всѣми деталями картину, которую видѣлъ десять лѣтъ тому назадъ.
   -- Какъ вы представляете себѣ безконечность, вѣчность, совершенство и тому подобныя отвлеченныя идеи?
   -- Я ихъ никакъ себѣ не представляю. Я никогда не могъ вызвать ихъ въ своемъ мозгу.
   -- Память слуха?
   -- Отличная. Звуки запоминаются мною удивительно. Ихъ своеобразные оттѣнки отпечатлѣваются съ необыкновенной точностью. Мнѣ припоминаются аккорды фразы, уловленные мимоходомъ. Если я хочу возстановить то состояніе ума, души, которое было у меня нѣкогда, вспомнить что либо изъ давняго прошлаго, я всегда стараюсь вспомнить ту арію, которую я тогда напѣвалъ, и разъ она воскреснетъ въ моемъ ухѣ, память возстановитъ все остальное. Что касается процесса моей мысли, то вотъ что я могу сказать:
   Когда я желалъ охарактеризовать въ Нума Руместанѣ южанина, я заставилъ его сказать: "я только тогда думаю, когда говорю". Эту характеристику, которую я считалъ новою, потомъ я отыскалъ у Монтеня. Очевидно, это характеристика вполнѣ вѣрная, южнаго ума, такъ какъ Монтень былъ тоже южанинъ.
   Часто, когда въ умѣ моемъ возникаетъ какое либо слово, я машинально соображаю четное или нечетное число составляющихъ его буквъ. Эта манія такъ уже давно меня преслѣдуетъ, что теперь я почти мгновенно могу сказать четное или нечетное число буквъ у даннаго слова.
   Чтобы запомнить номеръ дома, я быстро складываю числа. Напр. д. No 31 улица Бельшасъ... 3+1 = 4...
   -- Видите вы сны?
   -- Уже пять или шесть лѣтъ, что я не могу спать безъ пріема наркотика, и не вижу больше сновъ. Но прежде я видѣлъ часто такіе живые и яркіе сны, что писалъ на нихъ сказки. Я часто записывалъ свои сны, проснувшись и еще въ поту отъ кошмара. Вотъ, напримѣръ, нѣкоторыя: Le Calvaire dans les cerises; Monsieur Daudet не regardez pas à droite; l'Urubu...
   -- Обладаеіе вы умомъ синтетическимъ или аналитическимъ?
   -- Абсолютно аналитическимъ.
   -- Вы хорошій наблюдатель?
   -- До маніи и съ дѣтства. Съ дѣтства же я могъ такъ же раздвояться и наблюдать за самимъ собою...
  

* * *

  

Эмиль Зола.

  
   -- Когда я былъ ребенкомъ у меня была отличная память. Въ школѣ я выдавался, благодаря ей. Уже я тогда работалъ лишь настолько, насколько было необходимо, не надрывался въ усердіи. Я торопился всегда кончить занятія и затѣмъ ничего не дѣлать. Въ постели я повторялъ про себя уроки, прежде чѣмъ уснуть; это лучшій способъ укрѣпить выученное въ памяти.
   На другой день я ихъ отлично зналъ, и могъ повторить ихъ отъ слова до слова. Я очень рѣдко ошибался или запинался. Память позволяла мнѣ съ легкостью заучивать быстро и хорошо, но все вылетало изъ моей головы такъ же быстро и хорошо.
   И въ то время, какъ и теперь, моя память воспринимая, затѣмъ какъ бы утрачивала воспринятое, но въ нужную минуту вновь обнаруживая повидимому забытое. Это губка, весьма быстро высыхающая, это рѣка, которая все увлекаетъ и воды которой затѣмъ быстро пропадаютъ въ песчаныхъ меляхъ. Отличительное свойство моей памяти, воспринимать и вызывать воспоминанія, согласно моему желанію. Я обладаю прекрасною памятью на предметы, но если я смотрю на нихъ безъ желанія ихъ запомнить, они не остаются въ моемъ сознаніи. Когда я былъ назначенъ президентомъ общества литераторовъ, мнѣ понадобилось болѣе трехъ недѣль, чтобы запомнить лица 24 членовъ общества.
   Но когда я хочу написать романъ, всѣ нужныя мнѣ представленія возникаютъ въ моемъ умѣ, такъ-какъ мнѣ хочется, чтобы они возникли.
   Воспоминанія видѣннаго у меня необыкновенно выпуклы и ярки. Моя память безконечна, чудесна, она стѣсняетъ меня. Когда я вызову представленіе о какомъ либо предметѣ, оно предо мною является какъ совершенно реальный предметъ, со всѣми линіями, формами, цвѣтами, запахами, звуками. Это просто матеріализація вещи.
   Солнце, которое освѣщаетъ предметы въ моемъ воображеніи, просто ослѣпляетъ меня, запахъ меня душитъ, выступаетъ столько деталей, что онѣ мѣшаютъ мнѣ видѣть цѣлое.
   Но эта способность вызывать, во всей его реальной яркости представленіе, недолго сравнительно дѣйствуетъ. Сначала образъ необыкновенно рельефенъ, но потомъ блѣднѣетъ и исчезаетъ.
   -- Это,-- продолжаетъ Зола,-- счастливый для меня феноменъ, я написалъ много романовъ, собралъ значительные матеріалы, такъ что еслибы моя память все это хранила, я былъ-бы раздавленъ ихъ тяжестью. Я забываю романъ по мѣрѣ его написанія. Когда я приду къ концу сочиненія, я уже забуду его начало. Я составляю столько же отдѣльныхъ плановъ, сколько предполагаю написать главъ; если романъ изъ двадцати главъ,-- двадцать плановъ, разработанныхъ до послѣднихъ мелочей. Затѣмъ уже я спокоенъ, съ такимъ планомъ я уже не заблужусь... Выводъ же такой -- моя память характеризуется выходящей изъ ряду вонъ силой запоминанія и вмѣстѣ съ тѣмъ необыкновенной хрупкостью своихъ впечатлѣній.
   Я не запоминаю, ради удовольствія помнить, не обладаю той памятью, которою пользуются для того, чтобы поражать быстротою запоминанія...
   Всѣ знаютъ, какъ я пишу свои романы. Я собираю всѣ документы, какіе только могу достать, путешествую, такъ какъ мнѣ необходимо подышать той атмосферой, въ которой будетъ развиваться мой романъ; я знакомлюсь съ очевидцами того, что хочу описывать; я ничего не выдумываю; романъ уже заключенъ въ матеріалахъ къ нему...
   Для меня слово не имѣетъ особаго значенія. Его можетъ породить образъ или доводъ. Я могу легко говорить, но истинно краснорѣчивымъ становлюсь лишь подъ вліяніемъ страсти. Я не переношу общихъ, избитыхъ мѣстъ, онѣ меня парализируютъ, мѣшаютъ мнѣ говорить. Часто написанное слово приводитъ меня въ удивленіе, словно я его въ первый разъ узналъ; оно кажется мнѣ дикимъ, грубымъ, некрасивымъ, неграціознымъ; слово пробуждаетъ въ моемъ умѣ образъ; я никогда не читаю и не произношу его въ умѣ, но когда я пишу, фраза слышна мнѣ, она сопровождается какъ бы музыкой.
   Когда я былъ юнъ, я обожалъ стихи и много ихъ писалъ; настоящая музыка не трогаетъ меня; вѣроятно у меня не достаточно вѣрное ухо.
   Я не приготовляю фразы, я бросаюсь какъ въ воду, начиная писать, я не боюсь фразы; я храбро овладѣваю ею, гляжу ей прямо въ лицо, беру ее приступомъ. У нашихъ романистовъ это рѣдко встрѣчается. Всѣ писатели, которыхъ я знаю, долго оттачиваютъ фразу, прежде чѣмъ ее написать... Я скоро устаю; написавъ четыре, пять положенныхъ страницъ, я долженъ бросить перо; я работаю всего часа три въ день; это создало мнѣ репутацію труженика, но это ошибка; я чрезвычайно регуляренъ и чрезвычайно лѣнивъ; я спѣшу окончить урокъ, чтобы потомъ уже ничего не дѣлать...
   ...Я близорукъ и ношу 9-й номеръ очковъ; я надѣлъ ихъ въ 16 лѣтъ.
   Вообще же мои органы чувствъ въ хорошемъ состояніи: обоняніе великолѣпное. Я часто вижу сны, но они не ярки, я не вижу ихъ при солнечномъ блескѣ, сверкающемъ днемъ; предметы и лица окутаны свѣтлыми сумерками, ихъ нѣжныя очертанія на половину теряются въ разсѣянномъ и сѣроватомъ свѣтѣ...
  

* * *

  

Франсуа Коппэ.

  
   -- Зрѣніе до сорока пяти лѣтъ нормальное, а затѣмъ немного дальнозоркое. Я имъ сильно злоупотреблялъ въ моей жизни. И теперь еще я читаю по ночамъ.
   -- Слухъ? -- хорошій.-- Прочіе органы чувствъ? -- Нормальные (по крайней мѣрѣ, я такъ думаю).-- Память? -- о, да, у меня еще превосходная память. Она немного ослабѣла въ послѣдніе годы, сравнительно съ прошлымъ (особенно относительно именъ). Всякое слово вызываетъ передо мною образъ. Я ненавижу абстрактныя идеи и метафизику. Я обладаю вѣрнымъ голосомъ и нѣкоторой музыкальной памятью, несмотря на мое полное невѣжество въ музыкѣ.
   -- Когда вы думаете, то не бываетъ съ вами, что вы внутренно слышите произносимыми всѣ слова своихъ мыслей, какъ это было у Ривароля, который утверждалъ, что въ одиночествѣ и тишинѣ, размышляющій человѣкъ слышитъ тайный голосъ, который называетъ ему всѣ предметы, о которыхъ онъ думаетъ.
   -- Я не дѣлалъ надъ собою такихъ наблюденій. Однако нѣтъ... я не слышу словъ моихъ мыслей.
   -- Быть можетъ вы принадлежите къ числу тѣхъ, которые читаютъ слова своихъ мыслей такъ, какъ будто видятъ ихъ передъ собою написанными? Такъ, Шарма сказалъ: "Мы думаемъ написаннымъ, такъ же какъ и записываемъ то, что думаемъ".
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ вы принадлежите къ числу тѣхъ, которые умственно произносятъ слова своихъ мыслей, какъ, напримѣръ, Монтень, сказавшій: "все то, что мы говоримъ, мы должны сперва сказать самимъ себѣ, все это должно отозваться въ нашемъ ухѣ, прежде, чѣмъ его услышитъ чужое".
   -- И этого нѣтъ. На года и числа у меня плохая память. Повидимому, простыя слова всего свойственнѣе мнѣ. Къ иностраннымъ языкамъ у меня плохія способности.
   Я вижу сны всегда въ видѣ образовъ, но рѣдко говорю и слышу слова во снѣ. Галлюцинацій со мною вообще не бывало. Только порою, крайне рѣдко, неизвѣстный голосъ отрывисто произноситъ около меня мою фамилію: Коппэ. Въ выраженіи голоса слышно состраданіе, если мнѣ тяжело, упрекъ, если я собою недоволенъ.
   Меня сильно интересуютъ естественныя науки. Кажется и могъ бы сдѣлаться докторомъ. Предметъ моихъ всегдашнихъ наблюденій -- внѣшній міръ.
   -- Развитъ у васъ музыкальный инстинитъ?
   -- Довольно развитъ. Я не "чувствую" музыки, не понимаю ее, но иногда, только иногда, она производятъ на меня очень сильное впечатлѣніе.
   -- Вообще искусства вы любите?
   -- Я живу только литературою. Ребенкомъ у меня было расположеніе къ рисованію. Мой отецъ, очень любившій литературу, самъ кое-что писалъ и не безъ таланта. Ничего не издано.

А. Э.

"Вѣстникъ иностранной литературы", No 1, 1893

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru