Фаге Эмиль
Вергилий
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Фаге Эмиль
(перевод: Под редакцией Августы Гретман) (
yes@lib.ru
)
Год: 1911
Обновлено: 23/08/2025. 25k.
Статистика.
Эссе
:
Переводы
,
Публицистика
,
Критика
Чтение хороших старых книг
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Два друга: Низус и Эвриал в Энеиде
.
Перевод под редакцией
Августы Гретман
(1912)
.
Эмиль Фогэ.
Вергилий
Два друга: Низус и Эвриал в Энеиде
Троянцы, оставшиеся в живых после разрушения Трои, достигли под предводительством Энея Италии, чтобы основать там город. Они сражались с землевладельцами, которые отказались их принять, но случилось так, что, будучи запертой в сильной крепости, отрезанная от своего предводителя Энея, осажденная часть троянцев искала средство уведомить Энея о своем критическом положении и позвать его к себе на помощь. Двое молодых людей, из которых один уже привык к войне, а другой почти ребенок, связанные нежной дружбой предложили себя в посланные. Рискуя всем, они хотели пробраться через осаждающих и найти Энея. То были Низус и Эвриал.
Один вход под стражей был сына Гиртака [*],
По имени Низа, который был полон
Воинственным жаром. Леса покидая
Всем милой им Иды, обильные дичью,
Искусный в метаньи стрелы быстрокрылой,
Пошел по стопам он героя Энея.
С ним был неразлучен Эвриал. Красивей
Всех в войске, казался он просто дитятей,
На щеках румяных чуть-чуть пробивался
Пух юности первый. Сближенные нежной
И искренней дружбой, они и на битвы
Ходили все вместе. И в эту минуту
Обоим охрана вверялася входа.
[*] --
"Энеида" в переводе Соснецкого.
После того, как Вергилий так подробно, описал своих действующих лиц, чтобы обратить внимание на всю их важность в его рассказах и на то, что он намерен много говорить о них, он их выводит на сцену и заставляет их разговаривать.
Не Боги ль какие, мой милый Эвриал, --
Так молвил Низ другу -- меня сожигают
Воинственным жаром, иль каждый из смертных
Страсть богом считает? Давно я стремлюся
Сразиться иль сделать великое дело:
Душа недовольна подобным покоем.
Сейчас же мы видим, что Низус -- беспокойный искатель приключений, полный отваги, храбрости и решимости, способный проникнуться высоким намерением, но недостаточно осторожный и хладнокровный. Он так продолжает говорить:
Смотри, как беспечны, как странны рутулы [*].
Огни их блистают друг к другу далеко,
А сами рутулы иль спят или пьяны,
Кругом все безмолвно; узнай же, Эвриал,
Что я замышляю, и мысли какие
Мой ум наполняют. Все воины Трои,
И все полководцы хотят, чтоб Анхизид
Сюда был отозван, чтоб вестники скоро
Его известили об этих событьях.
Когда мне трояне дадут обещанье,
Что все то исполнят, чего прошу я,
Тебе, мой Эвриал, (а я уж доволен
Скромною славой подобного дела):
Но я при подошве вот этого холма
Найду путь удобный к стенам Палантеи.
[*] --
Племя в древней Италии.
Из этого видно, почему Вергилий так обставил эту сцену. Прежде всего намерение Низуса окончательно определилось здесь, на этом валу, во время его караула в эту ночь, когда он думал о положении вещей, глядя на эту равнину и мечтая о славе. Перед блокадой Низус обошел окрестности. Он охотился в лесах, видимых там по правую сторону; он знает дорогу, которая ведет к Палантею, если только возможно будет перейти через цепь врагов; он также заметил, что в эту ночь рутулы веселились и не сторожили свой лагерь. Потом, все это представлено очень живо и даже драматично потому, что Низус, говоря Эвриалу в то же время показывает ему, что видит: "Ты видишь эти леса направо от горизонта. Там есть дорога, которая ведет в Палантею; ты видишь лагерь рутулов; кое-где мелькает свет; у них плохой караул". Мы видим все это так же, как Эвриал, и это даст поэту возможность описывая, в то же время показывать. Это первое действие драмы отлично составлено.
Эвриала поразили слова друга: жажда славы поднимается в нем; Низус ему говорит о плане славном и полезном, который возможно исполнить, но не предлагает ему принять в нем участие. Это удивляет Эвриала, унижает его и почти что возмущает. Возможно, что Низус думал о том, чтоб Эвриал разделил с ним предполагаемое предприятие, но желал, чтоб это предложение было выражено добровольно его другом. Этого я не знаю. Но это возможно. Как бы то ни было, Эвриал не хваля своего друга за его прекрасную мысль, а жалуясь на то, что он отстранен, говорит:
Как, Низ, ты не хочешь
Делить с Эвриалом подобного дела?
Ужель одного я на беды такие
Пустить соглашусь? Где же те наставленья,
Что дал мне родитель могучий,
И к войне приобвыкший, среди всех смятений
И долгой осады, и бед Илиона?
Меня ты видал ли таким, как с тобою
Иду за судьбами героя Энея?
Да, это вот сердце, конечно умеет
Смотреть равнодушно на блага земные.
И я не считал бы великою жертвой,
Коль пролил бы каплю последнюю крови
За честь -- взять участье в твоем предприятьи.
Надо заметить, что Эвриал говорит о желании разделить экспедицию из дружбы к Низусу: "Ужель одного я на беды такие пустить соглашусь". Но главное его побуждение -- любовь к славе и гордость молодого солдата. "Да, это вот сердце, конечно, умеет смотреть равнодушно на блага земные..." Я извиняюсь, что говорю, что тут все размерено. Дружба к Низусу является главной причиной, побуждающей Эвриала, и о ней он сначала и говорит; но это не самый сильный мотив; в юноше также говорит любовь к родине и славе:
Я не считал бы великою жертвой,
Коль пролил бы каплю последнюю крови
За честь взять участье в твоем предприятии.
И наконец, -- даже главным образом, -- затронуто самолюбие молодого человека, юноши, который себя считает достаточно взрослым, чтоб подвергаться опасностям наравне с другими. Его не берут. Разве его считают ребенком. Он тоже умеет презирать жизнь, и его для этого воспитали. В нем есть приятная гордость дворянина времен Людовика XIII или Людовика XIV. Это тот же "корнет" в полку, который не хочет, чтоб его обошли во время атаки. Можно ли предположить, чтоб он дорожил жизнью, когда дело идет о славе. Достоинства не зависят от возраста.
Низус задумался. В сущности, я предполагаю, что он хочет убедиться, твердо ли решение Эвриала, и он согласен взять его с собой, если узнает, что тот действительно намерен последовать за ним и станет настаивать на своем намерении, чем докажет, что это решение серьезное, а не каприз доброго ребенка. Одним словом, он задумался, или, по-видимому, задумался.
На это Низ заявил:
Что храбр ты Эвриал,
Кто ж в том сомневался? Такого сомненья
Нельзя допустить мне. О, если б Юпитер
И прочие боги, которым угодно
Мое предприятие, меня невредимым
К тебе возвратил. Но если судьбою
Иль богом враждебным влекусь я на гибель
(Ты видишь на беды какие пускаюсь),
Хочу, чтоб Эвриал, меня пережил ты:
Твой возраст имеет, ведь, большее право
На жизнь: коль паду я -- мне друг сохранится,
Чтоб труп мой исторгнуть из рук победивших,
Иль, выкупив даже, предать погребенью;
Но, если судьбою и то и другое
Свершить запретится, заочно он тени
Участье окажет, и в честь мне воздвигнет,
Он холм погребальный. Пусть боги избавят
Меня от несчастья причиной быть горя
Для матери бедной: для той, что одна лишь
Из всех жен троянских отправилась с сыном
И жить не хотела в приюте Ацеста.
И для того, чтобы испытать Эвриала, -- как я об этом говорил, -- или выражая действительно свою мысль (а вернее всего, что и то и другое вместе), Низус приводить все доводы Эвриалу, пытаясь, его отговорить от намерения сопутствовать себе. Он связан со своей матерью, такой самоотверженной. Этим не сказано, чтоб он не должен был воевать, но должен бы подвергаться только тем опасностям, которым подвергаются другие, он только не должен вдаваться в частные предприятия, связанные с личной отвагой. Он еще очень молод, а юность имеет особые права на жизнь (Низус об этом говорить очень кратко, сознавая, что он может обидеть Эвриала). В конце концов, и на чем Низус больше всего настаивает, -- это дружба Эвриала к нему, Низусу, который не позволяет Эвриалу следовать за ним. Если Низуса убьют, Эвриал найдет возможность -- все предположения предвидены -- или похитить тело Низуса у врага, -- что мало вероятно, но все-таки возможно, -- или выкупить его совместно с другими троянцами, и в обоих случаях предать тело земле; или, наконец, если случится такое несчастье, что тело останется у "рутулов", воздвигнуть ему пустую могилу. Древние думали, что, когда нельзя положить в могилу тело (или пепел) умершего, то это уже нечто до известной степени благоприятное, если удастся воздвигнуть могилу и совершить ритуальные церемонии для успокоения души усопшего. Это была могила отсутствующего и похоронные почести отсутствующему.
Эвриал ничего не отвечает, что является верным признаком непоколебимости его решения. Он говорит два слова: "Пустые предлоги... Я твердо решился; пойдем же скорее".
Низус, втайне очень довольный тем, что его друг последует за ним, не настаивает более. Эвриал будит солдат, чтобы сменить в карауле его и Низуса, и оба они отправляются к начальникам, которые в эту самую ночь, стоя и упираясь да свои длинные пики со щитом на руке, советовались о важных вопросах государства.
Друзья представляются начальникам и говорят о своем намерении. Асканий, сын Энея, выслушав, молодых людей, обещает им самые богатые и самые славные подарки, если их план удастся. Эвриал отвечает:
Одно попрошу я, и милость такая
Мне выше подарков, тобой присужденных
Имею я матерь. Она не чужая
По роду, Приаму. Голубушка, тяжко
Ей было и больно расстаться со мною.
Покинув отчизну, она не решилась
Остаться и в доме приветном Ацеста.
Она и не знает, каким я намерен
Подвергнуться бедам, и я отправляюсь;
Увы, не свершивши, последних прощаний.
Тебя заклинаю я Ночью и правой
Твоею рукою (не мог бы снести я
Рыданий родимой): утешь ее горе,
Тебя умоляю; имей состраданье
К покинутой сыном. Пускай отправляюсь
Я с сим убеждением: и с большей отвагой
Я встречу все беды, которые верно
Меня поджидают...
Асканий обещает сделать мать Эвриала своей матерью. Молодые люди уходят среди ночи. Они проходят через лагерь спящих осаждающих и затевают ссору.
Это их ошибка, потому что они теряют дорогое время, и скоро настанет день, их самый опасный враг. Низус замечает это Эвриалу: "Довольно; настает день, который может нас выдать; мы достаточно отомщены: дорога через неприятелей стала нам открыта".
Они выходят из вражьего стана, но уже слишком поздно. Триста рутульских всадников из главной итальянской армии присоединились ночью к лагерю осаждающих. Они в порядке приближались к долине под предводительством Вольцента.
...Но вот они оба
Выходят из стана и ищут приюта,
Где можно б укрыться. Меж тем, как все войско
Предалось покою, занявши равнину, туда из Лаврента
Неслися три сотни наездников славных:
Они с поручением явилися к Турну,
Под личной командой лихого Вольцента.
Отряд достигает почти уж до входа,
Как вдруг промелькнули какие-то тени
Вдали на тропинке, ведущей налево;
И шлем изменяет собой Эвриалу
На тени отразивший блеснувший луч лунный.
То было несчастным тогда указаньем.
И вот из отряда Вольцент восклицает:
"Эй, воины, стойте! Куда вы идете.
Зачем вы в окружьи и кто вы такие?"
На это ни слова два друга; поспешно
Они убегают в тенистую рощу,
И ночи глубокой себя поручают.
Но всадники следом, пустились в погоню
Им очень известны в лесу все тропинки,
А выходы тотчас замкнулись стражей.
И с этого момента чувствуется, что Низус и Эвриал погибли. Вергилий не для того описал этот эпизод, чтоб обучить читателей, как надо исполнить военную миссию, и каких надо избегать ошибок; он его описал, чтоб дать прекрасный пример братской дружбы между товарищами по оружию. Но вместе с тем он пишет для римлян, и он сам римлянин. Он (а также и его читатель) ничего не имеет против того, чтобы показать, что, проходя в качестве посланного, через неприятельскую армию, не надо задерживаться на ненужных убийствах; не надо ждать до зари и не надо надевать каску, которая даже ночью может вас выдать. Низус и Эвриал, особенно последний, шаловливые дети.
Они, может быть, дорого заплатят за свои многочисленные неосторожности.
А в лесу этом пропасть ползучих растений,
И путь затрудняли огромные терны:
Лишь кой-где тропинка чуть видно змеилась,
Слегка извиваясь по темному лесу.
И листья густые, и тяжесть добычи
Собой затрудняют путь Эвриала.
Вергилий, большой мастер в описаниях. В нескольких чудных стихах, для того, чтоб доставить себе удовольствие, он описал лес; но он его рисует несколькими штрихами, очень выразительными, имеющими прямое отношение к предмету. Он описывает только то, что само по себе красиво, и объясняет почему. Эвриал заблудился в лесу и встретил там препятствия.
А страх уклоняет с избранной тропинки,
И он заблудился в местах незнакомых,
Низ этого горя совсем не заметил;
Он все продолжает бежать; напоследок
Успел он и скрыться, явившись в пределы,
Которые после назвались Альбаны,
От имени Альбы: Латин царь имел там
Богатые фермы. Низ дух переводит...
Глядит, но не видит нигде Эвриала.
Тут мог произойти, что называется конфликт между чувством и долгом. Низус, как друг, должен был бы вернуться обратно и искать Эвриала; долг же Низуса, как солдата, заставляет его продолжать свой путь, так как по неожиданной случайности он ускользнул от неприятеля. Он обязан сохранить себя для своих товарищей, оказать им ценную услугу: спасти их и для того должен продолжать свою миссию. Народный интерес требует, чтоб кто-нибудь добрался до Энея; разве этот народный интерес не должен побороть все остальные. Можно об этом говорить, спорить, рассуждать. Может выйти конфликт. Об этом конфликте Вергилий не упоминает. Низус ни минуты не рассуждает. Дело в том, что Вергилий описывает людей примитивных, инстинктивных, действующих по первому побуждению, не имеющих времени реагировать против этого первого побуждения и задавать себе вопрос, есть ли у них другой долг.
Римлянин времен Ромула наверно оставил бы Эвриала в лесу и прямо направился бы к Энею. Римлянин же времен Вергилия, читая этот эпизод, сказал бы: "Мы поступаем иначе; но как естественно, что наши предки поступили бы так, как это описывает Вергилий. И возможно, что кто-нибудь из нас, даже теперь, поступил бы как Низус, и никто бы его не мог презирать".
И так, Низус возвращается в лес. Он не зовет Эвриала, потому что он не настолько неосторожен, но...
Бежит по изгибам изменника леса
Опять попадает на те же тропинки,
И снова кустарник пред ним молчаливый
Вдруг слышит он топот: его поражает
Шум громкий оружий и воинов знаки;
Но вот крик донесся до Низова слуха:
Он друга увидел, который был местом
И ночью обманут; его поразило
Врагов нападенье, и в руки рутулов
Эвриал попался, хотя отбиваться
Он пробовал храбро: все было напрасно.
Что делать? (Низ думал) -- Какая же сила,
Какое оружье помогут исторгнуть
Из вражьей неволи любезного друга.
Не броситься ль прямо в средину рутулов,
Чтоб смерть отыскать там, достойную славы.
Но вдруг отклонивши немножечко руку,
Копье потрясает, и, взор обративши
К луне, восклицает: "Богиня, -- сказал он --
Будь мне благосклонна; в моем предприятии
Ты помощь пошли мне. Когда мой родитель
Гитак многоумный, для счастья сына,
На жертвенник клал твой свои приношенья;
Коль я точно также делился с тобою
Плодами охоты, их вешая к сводам,
Иль в портиках храмов, тебе посвященных,
Дозволь, чтоб рассеян отряд был рутулов;
Вергилий здесь очень подражает Гомеру, который будучи, верным художником своего времени, рисует своих героев, старающихся ко всякому своему предприятию привлечь какое-нибудь божество. Этот архаизм не лишний, потому что он хорошо характеризует время, когда происходит поэма, а также и характер отдельных личностей.
Сказал он, и тотчас всей силой десницы
Копье посылает, которое, дрогнув,
Разрезало сумрак и в спину Сулмона
Мгновенно вонзилось: на мелкие части
Оно разлетелось, и эти осколки
Сквозь сердце проходят. Сулмон упадает;
Он весь холодеет; кровь льется потоком
И сердце трепещет в предсмертных биеньях
Рутулы повсюду свой взор обращают
И, меж тем, покуда толпятся в смятеньи,
Низ, первым успехом вполне ободренный,
Стрелу направляет, свистит каленая...
И, Тага навылет в висок поразивши,
Врезается в череп и кровью дымится...
Вольцент несдержимый, не видя, кто смеет
Свершать те убийства, весь яростью пышет
"Так ты же, -- сказал он, -- ты кровью своею
За смерть мне заплатишь двух воинов этих".
И тотчас несется с мечом к Эвриалу.
Тогда Низ, забывшись, стерпеть уж не в силах
Всей скорби душевной; в каком-то безумьи
Он вдруг выбегает из мрака наружу;
Вперед он стремится с прерывистым криком;
"Я... я... подождите... все сделано мною...
Ко мне обратите мечи все и копья.
Один я виновен: ведь юноша этот
Иль лучше -- ребенок, не мог, не посмел бы.
На это решиться: звездами и небом
Я в этом клянуся. Он в том лишь виновен,
Что слишком любил он несчастного друга".
Вот, здесь видна преданность Низуса, преданность великая, несмотря на то что можно было бы его упрекнуть в недостатке дисциплины и отсутствии военного долга. Низус не мог устоять в своем страдании, в своей любви, в импульсе своего сердца. Его друг умирал, он, может быть, надеялся его спасти, если б, -- что мало вероятно; -- ярость врагов перешла бы с Эвриала на него самого; а скорее всего, и он только об этом и мечтает, он хотел с ним умереть. Два чувства, в которых он не дает себе отчета, но которые им слепо руководят, являются причиной этого действия; он чувствует, что он причина несчастья этого ребенка, потому что позволил ему следовать за собой; он сознает, что отныне не в состоянии жить без него; и он бросается в пропасть, куда попал друг.
Но враг не внемлет его мольбе, и Низус еще не кончил говорить, как Эвриал, может быть, был уже мертв.
Еще говорил он, а меч уж поднятый
С ужасною силой разит Эвриала,
И грудь рассекает: он пал бездыханный
Прекрасные члены покрылися кровью,
И тихо к бессильным плечам головою
Поник Эвриал, как будто цветочек,
Подрезанный с корня железной сохой,
Как мак, весь измятый дождем непрерывным,
Склоняет головку, припавши на стебель.
Смерть Эвриала описана Вергилием очень трогательно, но тут втерлось немного и артистического кокетства. Хотелось бы, чтоб это было проще; сцена напоминает немного театр и актеров, которые хотят "красиво умереть". Но, заметим сперва, что эти стихи очень красивы сами по себе, а во-вторых, что те сравнения, которые нам кажутся слишком деланными, часто встречаются у старинных поэтов, особенно у Гомера, которым проникнуты эти старинные поэмы.
Что же остается делать Низусу? Умереть. Он сам хорошо знает, что должен умереть; но умереть, если это возможно, после того как отомстит за своего друга.