Фаге Эмиль
Альфред де Виньи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Фаге Эмиль.
Альфред де Виньи

[]

Жилище пастуха

   Всем известно, что жилищем пастуха (в некоторых местностях во Франции) служит подвижная хижина на колесах, где пастух может спать, когда на ночь, летом, не загоняют баранов в овчарню.
   Альфред де Виньи, живший в первой половине XIX века, был поэт-меланхолик, ненавидевший пребывание в городах, но также и в деревне. Он не искал утешения в природе, как многие другие, видя в ней скорее врага, считая ее силой эгоистичной, относящейся к человеку с глубоким равнодушием. Но бежать из городов, жить в деревне в одиночестве в жилище пастуха, вдали от сел и городов казалось заманчиво, и он в то же время мечтал о подруге, к которой он будет чувствовать не только любовь, но и сострадание, как к предмету, которому суждено исчезнуть. В этом грустном чувстве поэт, расположенный к меланхолии, находит утешение.
   Эту поэтическую, отчасти философскую, мечту де Виньи выразил в стихотворении "Жилище пастуха" [Перевод Льва Уманца].
   
   Если тебе города опостылели [*],
   Если тебя тяготит их лицемерие и ложь:
   Беги из городов от рабства и разврата,
   Взгляни на жалкий мир с духовной высоты;
   Смотри: вся жизнь людей пороками объята,
   Несись в надзвездный мир возвышенной мечты.
   Подобно островам на необъятном море
   Рассеяны они среди немых полей.
   Беги с цветком в руке, забыв людское горе,
   Среди полей беги, подальше от людей.
   
   [*] -- говорит он своей подруге.
   
   Особенно это хорошо в настоящую минуту. Наступил вечер... Роса освежит твои ноги, мы отдохнем среди лилий под тенью ивы, склонившейся к ручью.
   
   Спустились сумерки, и вечер благовонный
   Окутал все кругом, настал блаженный миг,
   Спокоен темный лес, в дремоту погруженный,
   И травы, и цветы, и трепетный тростник,
   И пышные сады, и гроздья винограда;
   И дремлет в тишине журчащий ручеек.
   Какая тишь кругом и сумрак, и прохлада!
   Лишь оживился вновь полуночный цветок!
   
   Поселимся в жилище пастуха. Будем кочевать с места на место. Хорошо или нет нам будет на чужбине, я буду счастлив, когда твой взор мне скажет: "Да".
   Другие предпочитают путешествовать по железной дороге. Но движение слишком быстро, оно не позволяет мечтать. Поэты этого не любят. Поэт предвидит то время, когда иного передвижения не станет. Это будет очень скучно, и путешествие от этого много потеряет.
   Поэт мысленно прощается с тем временем, когда путешествовали медленно, прислушиваясь к малейшему шуму, к смеху прохожего, к скрипу телеги, приглядываясь к изгибам дороги, радуясь встрече приятеля, надеясь прибыть хотя поздно в уединенное жилище.
   К тому же новый способ передвижения представляет опасности. Садясь в вагон, увлекаемый паром, приходится возносить молитвы к Провидению:
   
   Пусть Бог руководит железною дорогой,
   Направляя к цели бурливый паровик, --
   Небесный херувим с волненьем и треногой
   Пускай за ним следит, -- следить в опасный миг.
   Когда железный змей скрывается в туннеле,
   Когда, как бурный вихрь, летит чрез шаткий мост,
   И слышен стон его, как бурный стон метели,
   И о чугун стучит его железный хвост...
   
   Действительно, каждый поезд нуждается в охране херувима, чтоб дойти благополучно до своего назначения. Это, конечно, было предусмотрено Провидением, но не вполне ясно. Между тем, охрана необходима.
   "Но если херувим с мечом в руке, витая над дорогой, и охранит путника от бед, не дав поезду погибнут в воде или огне, то просто камушек, брошенный рукою малого ребенка, -- может разорвать в куски магическую печь".
   Быть может, человек слишком рано доверился этому новому изобретению, не научившись им управлять, что, впрочем, применимо ко всем изобретениям, уносящим в первое время так много жертв, что люди начинают сомневаться в их пользе.
   
   Железный этот бык, на нас смотрящий грозно,
   Искусству нашему совсем не подчинен,
   Доверившись ему, рискуем мы серьезно, --
   С улыбкой, без забот садимся мы в вагон.
   Отца, жену и мать ему вверяем слепо,
   И даже жизнь свою, рискуя каждый миг,
   Забыв, что этот зверь, дышащий так свирепо,
   Нас в пепел обратит, как карфагенский бык.
   
   Поэтому поэт, который любит уединенные прогулки по дальним дорожкам, советует избегать нового способа передвижения и прибегать к нему лишь в крайнем случае. Так, например, для спасения друга от угрожающей опасности, или для защиты отечества, или для свидания с матерью, когда она вас призывает на смертном одре: "Желая раз последний встретить печальный нежный взор..."
   Будем же избегать этих путей...
   Цель путешествия пробудить в человеке способность к созерцанию.
   Эмерсон скажет позднее: "Путешествий рай для дураков", что совершенно верно для путешествий, совершаемых с головокружительной быстротой. Путешествие без спешки можно назвать постепенным проникновением души в окружающие ее предметы. Но во время путешествия по железной дороге душа ничего не испытывает, кроме потрясений и толчков.
   "Мирному мечтателю оно внушает ужас... Желая проникать своим глубоким взором и вопрошать тайны бытия, мечтатель идет с поникшей головою, свободно отдыхая на своем пути..."
   Жилище пастуха дает возможность постоянно находиться в свободном общении с природой, передвигаться или отдыхать по собственному желанию.
   Поэт, а равно и женщина, предпочитает такого рода путешествия. Но, что такое женщина? Какова ее природа и назначение?
   
   Ты, Ева, знаешь ли сама свою природу,
   Свою обязанность и жизни тяжкий гнет?
   Увы, нам Бог послал тяжелую невзгоду
   За то, что человек вкусил запретный плод.
   Везде, во все века, себя мы только любим,
   Нам свойственно любить всегда самих себя,
   И душу всю, и жизнь мы эгоизмом губим,
   Себя и лишь себя мучительно любя.
   
   Одним словом, мужчина -- презренный и несчастный эгоист. Если Бог создал женщину вместе с ним, только для того, чтоб рядом с ним стояла она бескорыстная, способная на самоотвержение в порыве воодушевления.
   "Женщина создана, чтоб он мог видеть, как в зеркале, отражение своей души; чтоб он мог слушать ее голос в порыве воодушевления, чтоб она была его судьей и вместе с тем рабой, чтоб она повелевала его жизнью, исполняя его законы".
   Мысли женщин изменчивы, и быстро утомляются; но в страстном порыве воодушевления женщина может заставить человека стряхнуть с себя лень и нерешительность.
   
   Всегда сочувствуешь ты, видя наши раны,
   За нас, за нашу скорбь страдаешь ты в тиши,
   Так в сумраке церквей несется звук органа,
   Сливаясь с воплями страдающей души...
   Обиду смоешь ты горячею молитвой,
   Ты речью пламенной зажжешь огонь в сердцах.
   Ты вдохновишь борца пред страшной
                                        грозной битвой;
   Герои пред тобой склоняются во прах.
   
   Вот почему ей хорошо, вдали от городов, на свободе, где она может размышлять о судьбе человечества и проникаться великими мыслями, зарождающимися среди безмолвия. Женщина способна к аскетизму и к апостольству.
   
   Голосу страданья, который глухо носится
                                        среди толпы людской,
   Должна внимать ты...
   
   "Нередко заглушаемые шумом, до тебя все же достигают и заставляют сердце твое разрываться на части несущиеся издали отголоски гражданской войны. Над прокопченными крышами города они сливаются в один общий крик, но среди безграничной свободы, ты ясно слышишь могучий призыв".
   Поэт зовет подругу на простор полей. Он не доверяет природе: не хочет оставаться с ней наедине: он ее страшится, как жестокого божества, не способного ему сочувствовать; но в союзе с любимой женщиной, -- он все ею измеряет, -- все относит к ней, любя все в ней и для нее -- он готов взглянуть прямо в глаза природе.
   Пойдем же.
   
   Ты являешься мне в сияния зари, Твой храм на вершине лесистой горы; Благоуханье цветов и песнь соловья -- Все создано для тебя...
   И блеск твоих очей природу отражает.
   О, как люблю тебя и взор небесный твой,
   Ведь он на все кругом блаженство изливает
   И прелесть нежную и сладостный покой.
   Ты примиришь меня с сердечною невзгодой,
   И счастье дать душе лишь можешь ты одна.
   Не оставляй меня наедине с природой,
   С природой я знаком и мне она страшна.
   
   Как объяснить его страх перед природой?
   Мы это сказали раньше. Поэт находит природу равнодушной к страданиям людей и всякого создания вообще. Он считает ее враждебной, жестокой, мучительной. Надо заметить при этом, что Руссо, Шатобриан, Ламартин, Виктор Гюго искали успокоение в природе и находили его. Ламартин говорит:
   
   Перед тобой природа, она любвеобильна,
   Погрузись в ее недра, они открыты всем...
   
   Альфред де Виньи находит, что природа его не любит и не влечет к себе. Он находит -- и это его особенность, -- что она его отвергает и проклинает, что она не имеет никакого отношения к человеку, обходясь без него, презирая и отвергая его. И вот какие слова он ей приписывает:
   
   Она мне говорит: "Не ведая тревоги,
   Я безучастна к вам, я сцена, ты -- актер.
   Мне дела нет до вас, меня создали боги,
   Едва скользит по вас мой безучастный взор.
   Из-за людских страстей, все ваши крики, стоны,
   Не могут до небес достигнуть никогда.
   Не стану я для вас менять свои законы;
   И люди чужды мне, и я для них чужда".
   
   Наконец природа, указывает на человека, как на скоропреходящее явление вечной земли, и на жизнь, как на один момент в бесконечной истории развития планеты, чем объясняется ее презрение к людям:
   
   До вас я вся была прекрасной, безграничной,
   И ветерок играл кудрей моих волной.
   Неслась в пространстве я, дорогою привычной,
   Гармония небес звучала надо мной.
   Орбитой вечною, мне данною от Бога,
   В неведомых мирах лежит моя дорога.
   И после вас нестись, как прежде, буду я.
   Средь чуждого для вас иного бытия.
   
   Поэт воображает, что слышит этот голос. Он содрогается от страха и ненависти, так как свойственно человеку ненавидеть то, что его ненавидит.
   
   Так говорит она с улыбкою печальной.
   И ненавидеть я тогда ее готов.
   Луга, поля, леса -- лишь саван погребальный:
   Под этим саваном -- тела моих отцов,
   Они питают их своею кровью, соком...
   И обращаюсь я моим духовным оком
   К тебе, которую любить могу лишь раз.
   Любуюсь я тобой и не спускаю глаз...
   
   Он говорит себе, что никогда он не полюбит природу и будет любить то, что составляет противоположность ей, то, что не имеет вечности, -- все преходящее, мимолетное, -- оставаясь равнодушным ко всему неизменному, поклоняясь преходящему, во не бессмертному.
   Наконец, возвращаясь естественно к любимой женщине, как к предмету преходящему, переменчивому и мимолетному, поэт ее сравнивает с природой, противополагая ее природе. Этим он заключает свое размышление, уверяя подругу, что он способен любить ее одну, полюбив через нее, хотя немного, и природу, но дополненную ею.
   Люби, чего ты дважды не увидишь!
   "И как не любить это нежное создание, рождающееся и умирающее с лаской, с его томной, чистой, страдающей улыбкой, всегда отвечающей на наш взгляд?"
   Между тем, холодную природу, гордую своим бессмертием, равнодушную к нашему поклонению, не испытавшую страдания, любить нельзя:
   
   Живи холодная, бездушная природа
   И возрождайся вновь, как это было встарь;
   А нас пускай гнетет и горе, и невзгода.
   Ничтожный человек твой только мнимый царь.
   Мне дороги его страданья и печали,
   Не твой холодный блеск. Красуйся и живи.
   Твои объятия меня не привлекали
   Я не могу тебе шептать слова любви!..
   
   "Твой мнимый царь". Может быть, Господь и намеревался поставить человека царем над землей до его грехопадения -- во всяком случае он считал себя им, и лишь впоследствии заметил, что представляет собою только одну из незначительных фигур в истории земли, только однодневного пассажира на этом вечном корабле.
   Все же природа хотя и безучастна, но красива, и дает возможность при величественной обстановке предаться грустным мечтам. И поэт приглашает подругу "положив головку на его плечо, вместе с ним с порога мирного пастушьего жилища взглянуть на тени тех, кто ушли или скоро уйдут". Он обещает ей, что среди необъятной безмолвной равнины перед ними, как живые, встанут все картины, какие порождает его чистое воображение.
   И так прислушиваясь "тихо, внимательно, серьезно", поэт и его подруга насладятся горькой негой спускающихся сумерек и серьезными мыслями, пробуждаемыми бесполезно угасающим днем в душах, склонных к созерцанию.
   "И вот мы пройдем, -- заключает поэт, -- оставляя лишь нашу тень на этой неблагодарной земле, где прошли и умершие. Мы будем говорить между собой о них в тот час, когда все темно, когда тебе нравится ступать по едва видной тропинке, останавливаясь иногда, в раздумье, прислонясь к качающейся ветви, или, подобно Диане, роняя слезу над судьбой своей грустной любви, которой вечно грозит опасность".
   Жилище пастуха -- поэма философская, проникнутая глубокой печалью. Эта поэма, пессимиста, т. е. человека, который в мире видит одни страдания, и убеждается, что страдание неизбежно, необходимо.
   Но вот замечательные слова: "Мне дороги его страданья и печали".
   Эти слова содержат вкратце вывод, к которому приходит Альфред де Виньи. Если в мире царит зло и страдание, будем сострадательны к друг другу, будем любить друг друга, от всего сердца. Пессимизм переходит в сострадание и любовь. Вот к какому выводу приходит Альфред де Виньи, и вот какое направление приняла его мысль, когда он писал эту поэму.

-------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Чтение хороших старых книг / Акад. Э. Фагэ; Под ред. А.Ф. Гретман. -- Москва: "Звезда" Н. Орфенов, 1912. -- 368 с.; 28 см. -- (Наука, искусство, литература; No 17).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru