Робинзон Крузо, два века пользующийся такой широкой популярностью у всех культурных народов, появился на свет 25-го апреля 1719 года. Книга эта была первым романом Даниэля Дефо, английского публициста, а в молодости коммерсанта и заводчика, несмотря на то, что её автору исполнилось тогда уже шестьдесят дет. Принимаясь за Робинзона Дефо и не помышлял написать произведение мирового значения, которое удержится в европейской -- и не только европейской -- литературе на несколько столетий, наряду с немногими шедеврами. Задача его была гораздо более скромная. Он хотел дать английским, преимущественно лондонским купцам, лавочникам, подмастерьям и иному мелкому люду занимательное чтение. Вкусы этой публики он успел хорошо изучить за свою долгую деятельную жизнь и в личном общении с нею во время своих многочисленных поездок по Англии в качестве коммерсанта и политического агента, и как публицист, издатель (с 1704 года) газеты Обозрение (Review), чутко прислушивавшийся к настроениям своих читателей. То была эпоха зарождения английской колониальной империи, и представители окрепшего после кромвелевской революции третьего сословия жадно поглощали описания заморских путешествий, заманчиво изображавших неведомые страны. Но молодого английского буржуа, прошедшего суровую практическую школу пуританизма и искавшего применения своей энергии, прельщал не вымысел, не фантастические похождения идеальных героев, а подлинные приключения заурядных людей, которые для него самого могли бы послужить назиданием. Вот почему наибольшим спросом пользовался тот тип книг, который можно было бы назвать путевыми записками. Дефо понимал, что для успеха задуманных им вымышленных путешествий нужно обмануть публику, издать их не от своего имени, достаточно известного в Лондоне и большим уважением не пользовавшегося, а от имени лица, которое могло бы их действительно совершить. Непосредственным толчком послужило, вероятно, появившееся в 1718-м году второе издание знаменитого Путешествия вокруг света от 1708 до 1711 г. капитана Вудса Роджерса, в котором, среди прочих эпизодов, содержался Рассказ о том, как Александр Селькирк прожил в одиночестве четыре года и четыре месяца на необитаемом острове. Этот Селькирк, шотландец по происхождению, существовал в действительности и был одно время моряком. После ссоры с капитаном корабля, на котором Селькирк совершал плавание, он был высажен на безлюдный остров Тихого океана, Хуан Фурнандес, у берегов Чили. Спустя четыре года и четыре месяца, он был подобран мореплавателем Вудсом Роджерсом в довольно жалком виде: одетый в козьи шкуры, он по внешности походил на зверя и настолько одичал, что почти разучился говорить. По возвращении в Англию, Селькирк возбудил живой интерес среди лондонцев; его посетил знаменитый публицист, Ричард Стиль, изложивший свои впечатления в журнале Англичанин. Существует предание, впрочем, не очень достоверное, что его видел также Даниэль Дефо. Но в ту пору -- в 1712 году -- автор Робинзона был поглощён другими делами и не мог уделить много внимания отшельнику с Хуан Фернандеса. Чтобы избежать обвинения в плагиате, Дефо отнёс приключение Робинзона к более раннему времени (в 1659 до 1687 г., тогда как Селькирк пробыл на Хуан Фернандесе с 1704 до 1709 года) и поместил необитаемый остров близ устьев реки Ориноко, тогда мало исследованных. Эта часть побережья Южной Америки давно привлекала внимание Дефо, проявлявшего большой интерес к английской колониальной политике. Ещё Вильгельму Оранскому он советовал прогнать из Гвианы испанцев и захватить в свои руки золотые россыпи. Правда, Дефо наделил остров Робинзона флорой, фауной и топографией Хуана Фернандеса -- на самом деле острова близ устьев Ориноко низменные и болотистые, -- но эти частности тогда невозможно было проверить. Предосторожности Дефо излишни: для обвинения его в плагиате у нас так же мало оснований, как для обвинения в плагиате греческих трагиков, Расина и Шекспира.
Итак, Дефо написал искусную подделку записок о заморском путешествии, воспользовавшись в качестве сюжета рассказом о пребывании на пустынном острове шотландского моряка (нужно заметить, впрочем, что это был не единственный известный Дефо случай "робинзонады": лет за двадцать до Селькирка на том же Хуан Фернандесе провёл в одиночестве три года один индеец, подобранный мореплавателем Демпиером). Успех Робинзона превзошёл всякие ожидания. Первое издание было раскуплено в несколько дней; 12-го мая появилось второе издание, а 6-го июня -- третье. Успех этот не был преходящим. Интерес к Робинзону не ослабевал и в последующие годы; о нём свидетельствуют многочисленные переделки и "пиратские" издания. Если даже допустить, что первоначальный успех объяснялся обманом публики, то чем объяснить устойчивость этого успеха и после того как обман был разоблачён? Ссылка на занимательность романа недостаточна. Робинзон не отличается большой занимательностью; очевидно, произведение Даниэля Дефо отвечало какой-то глубокой общественной потребности. Как уже сказано выше, английская публика предпочитала вымыслу и фантастике описание подлинных путешествий; она инстинктивно тянулась к реализму. Но реализм бывает двоякий: реализм поверхностный, протокольная запись событий, и реализм глубокий, раскрывающий самое существо вещей. Если первый реализм требует, чтобы описываемое событие действительно произошло в определённое время и в определённом месте, и потому гонится за "мемуарностью" описаний, то подлинный реализм совсем не нуждается в такой протокольности. Он вскрывает типичное, постоянно присущее данному кругу явлений, и человек, усмотревший это типичное, почувствовавший и переживший ею, всегда сумеет -- если он художник -- так воплотить его в образах, что у читателя -- у зрителя или у слушателя -- неизбежно возникает впечатление конкретности. Величие Дефо в том, что, неожиданно для самого себя, он оказался творцом английского реалистического романа, создателем нового литературного жанра, так пышно расцветшего в течение XVIII и XIX веков. Жанр это называется по-английски novel в отличие от romance -- фантастического романа, существовавшего задолго до Дефо и переставшего удовлетворять потребностям читателей.
Героем реалистического романа является современный человек, его мировоззрение и чувства, его радости и горе, его комедия или трагедия. В отличие от рассказа или повести, роман изображает не отдельный эпизод, а целую эпоху жизни, иногда целую жизнь, или трагическую катастрофу, обнажающую и раскрывающую то, что нарастало и зрело долгие годы; отсюда значительность этого литературного жанра. Новейший исследователь жизни и творчества Даниэля Дефо, Поль Дотен [1], полагающий, что реалистический роман должен удовлетворять четырём условиям: обладать 1) правдоподобием, 2) наглядностью описаний, 3) значительностью сюжета, 4) непринуждённо-естественным стилем [2] -- находит, что в Робинзоне Крузо соблюдены все четыре перечисленные условия.
[1] - Paul Dottin. Daniel De Foe et sea romans, -- тритома. Paris, 1924.
[2] - Т. II, p. 456--456. Можно отрицать достаточность этих признаков, но нельзя не признать их необходимости (за исключением последнего, довольно расплывчатого).
Правдоподобие достигается в Робинзоне отожествлением героя с автором; если бы Дефо был на месте Робинзона, он действовал бы так же, как его герой. Дефо наделяет Робинзона всеми своими взглядами, убеждениями, верованиями, чувствами, предрассудками [3]. Робинзон-коммерсант: как он доволен, когда ему удаётся выгодно продать спасшему его португальскому капитану шкуры льва и леопарда, которые ему ничего не стоили; какую удачную ведёт он торговлю в Бенгальском заливе, в Китае и в Сибири. Робинзон-пуританин на острове он не расстаётся с библией, которая служит ему оракулом во всех затруднительных положениях, он верит в предопределение, в дьявола, ненавидит папистов и инквизицию, сильно склонен к фарисейству. Робинзон трезв, он не питает иллюзий насчёт людской порядочности: по ночам он тщательно запирается от преданного ему Пятницы. Робинзон спокоен и уравновешен: полное отсутствие сентиментальности; никаких слепых увлечений, никакой безрассудной привязанности или любви (он хладнокровно продаёт в рабство преданного ему мальчика Ксури; оставляет в Пиринеях на произвол судьбы раненого проводника; уезжает с острова, не дождавшись возвращения испанцев, любит животных, так сказать, гастрономической любовью, поскольку мясо их пригодно ему в пищу). Робинзон-собственник: он убеждён, что остров и всё, что на нём, по праву безраздельно принадлежит ему. Робинзон любит управлять и чувствовать себя господином (Пятница, колонисты, животные). Из хозяина-собственника он легко превращается в офицера (сражение с индейцами; отвоевание корабля от взбунтовавшихся матросов). Но главное качество Робинзона -- воля, упорство: "Я редко бросал работу, не доведя её до конца". У Робинзона мёртвая хватка бульдога. Робинзон трудолюбив; особенный вкус он питает к разным видам ручного труда. Припадки уныния у него очень кратковременны. Наивысшую радость Робинзон испытывает, когда усилия его увенчиваются успехом. В общем, перед нами типичная фигура англичанина с его достоинствами и недостатками, каким был -- или хотел бы быть -- сам Даниэль Дефо. Немудрено, что английским читателям Робинзон показался таким правдивым и таким знакомым. Остаётся он таким и теперь, ибо Дефо сумел подметить и изобразить самые устойчивые черты английского характера, не претерпевшие с тех пор существенных изменений, даже напротив -- во второй половине XIX века, в так называемую викторианскую эпоху или эпоху нео-пуританизма, проявившиеся с особенной выпуклостью.
[3] - В предисловии к третьему тому Робинзона -- Серьезным размышлениям -- Дефо утверждает, -- вымысел его произведения тогда был разоблачен, -- что жизнь Робинзона есть аллегорическое изображение жизни его автора.
Наглядность описаний, реализм обстановки обусловлены в Робинзоне уменьем Дефо схватывать живые подробности, за которыми чувствуется острый глаз репортёра (Робинзон заключает о гибели своих товарищей по выброшенным на берег трём шляпам, одной фуражке и двум непарным башмакам; он не ручается за точную передачу географических названий в Китае и Сибири, так как при переправе через одну речку он упал в воду, и его записная книжка подмокла); подробными перечнями ("на обломках испанского корабля я нашёл полторы дюжины носовых платков"; подарки, которые ему делает капитан освобождённого английского корабля; его подарки компаньону по плантации; результаты битвы с индейцами и т.д., и т.д.); точными подсчётами барышей (доходы от бразильской плантации; сумма, вырученная в Гамбурге за продажу приобретённых в Китае и Сибири товаров и т.д.). Впечатление реальности достигается также несвязанностью рассказа, эпизодическим появлением многих действующих лиц, откровенным признанием в неудачах.
Значительность Робинзона проистекает от бодрого оптимизма, от веры в продуктивность упорного, методического человеческого труда. Самой драгоценной находкой Робинзона на обломках английского корабля является ящик с плотницкими инструментами. Никакое богатство, никакие удовольствия не могут дать человеку такого удовлетворения и радости, как успех предприятия, потребовавшего от нас много усилий. Неудача, несчастье преходящи; к тому же, они содействуют нашему нравственному улучшению. Следует также отметить принципы терпимости и свободы, которыми руководствуется Робинзон[4]; ненависть к войне, важность солидарности, разделения труда и т.д. Редко в какой книге можно найти такое богатство положительных идей.
[4] - Реальные английские колонизаторы не обличались этими качествами. См. описание расправы английского экипажа с туземцами на о. Мадагаскаре во второй части Робинзона, а также Свифт, Путешествия Гулливера. Лгр. 1928. Изд. "Academiа", стр. 628.
Наконец, общее впечатление естественности и жизненности достигается стилем книги, стилем не пишущего, а рассказывающего человека. Речь льётся свободно, фразы растут по мере того, как в голову приходят новые мысли; нередки синтаксические неправильности, много повторений, -- один исследователь насчитал их не менее ста пятидесяти в первом томе; -- они отчасти объясняются спешкой Дефо, о которой будет сказано ниже. Наконец изрядное количество противоречий и нелепостей.
При всей этой беспорядочности роман не лишён композиции; к наиболее важным моментам Дефо подготовляет исподволь. Некоторые эффекты им тщательно и обдуманно разработаны, особенно появление человеческого следа на острове после многих лет одинокой жизни Робинзона. Следует отметить также у Дефо мастерский анализ страха и радости и описание их внешних проявлений (страхи, овладевающие Робинзоном после того, как он заметил отпечаток ноги на песке; во второй части романа страх английских и голландских кораблей, принимающих за пирата судно, на котором едет Робинзон; радость Пятницы при встрече с отцом; радость французов, спасённых с горящего корабля и т.д.). Этими описаниями Дефо стремится также к мелодраматическому эффекту, всегда нравящемуся широкой публике.
Таков Робинзон Даниэля Дефо. Заканчивая описание приключений своего героя, Дефо, в предвидении успеха, наметил на последних страницах план второго тома. Тогда принято было давать продолжение ходких книг. Головокружительный успех Робинзона побудил и издателя всячески торопить Дефо со вторым томом. Через несколько месяцев, в августе, этот том действительно вышел под заглавием Дальнейшие приключения Робинзона. Робинзон обзаводится семьёй в Англии, вдовеет, возвращается на остров, выслушивает рассказ о событиях, происшедших в его отсутствие, устраивает колонию, наделяет её необходимыми орудиями, покидает остров и длинным окружным путем -- через Бразилию, Мадагаскар, Индию, Китай и Сибирь -- возвращается в Англию. Хотя история этих новых приключений Робинзона занимательна, она не может, однако, по своему значению, сравниться с первой частью. Характер Робинзона мельчает, его поведение не представляет собою ничего поучительного. Успех этой второй части тоже был очень велик, а во Франции даже превзошёл успех первой части, но он не был столь устойчивым. Со второй половины XVIII века и в XIX веке Дальнейшие приключения Робинзона переиздаются сравнительно редко. И после выхода второго тома издатель не успокоился и стал требовать третьего. Дефо не мог пустить в новые странствования семидесятилетнего старика, и потому третий том состоит из благочестивых и назидательных размышлений на разные темы: об одиночестве, о честности, о безнравственных разговорах, о современном состоянии религии и т.д.; он так и озаглавлен: Серьёзные размышления Робинзона. Дефо не был философ; его рассуждения, которые он писал по-видимому нехотя, пресны и скучны. Они не имели никакого успеха.
Успех Робинзона был велик не только в Англии и англо-саксонских странах, но и на континенте, во Франции и Германии. Здесь, однако, произведение Дефо было воспринято несколько иначе, чем в Англии. Первоначально его успех был успехом приключенческого романа, поэтому вторая часть пользовалась даже большим спросом, чем первая. Однако, в середине XVIII века интересы публики резко меняются, и внимание к Робинзону возрастает ещё в большей степени. Виновником этой перемены был Жан-Жак Руссо. В своём знаменитом Эмиле он впервые раскрывает философский смысл произведения Даниэля Дефо. Руссо, ненавистник цивилизации, считавший, что все пороки идут от неё, по природе же человек прекрасен и добр, не мог не остановить своего внимания на Робинзоне, который на своём острове как бы начинает жизнь сызнова, освобождённый от дурных влияний испорченного человеческого общества. Творец наглядного метода в педагогике, требовавший, чтобы всё обучение происходило без книг и носило практический характер, Руссо делает исключение для одного Робинзона: это единственная книга, которую разрешается иметь Эмилю. Руссо интересуется Робинзоном как человеком, собственным умом, на опыте, приходящим к пониманию окружающего и собственными руками устраивающим себе материальное благополучие. По мнению Руссо, жизнь человека наедине с природой лучший способ избавиться от предрассудков, уродливых традиций и составить верное представление о вещах. Поэтому Руссо считает, что из всего романа нужно оставить лишь приключение на острове, отбросив остальное как ненужный балласт. Конечно, Робинзон воспринят Руссо своеобразно; он освобождён французским философом от своей англосаксонской природы; Руссо не замечает мещанского практицизма Робинзона, его чёрствости, его равнодушия к красотам природы, которыми герой Дефо умиляется один только раз, главным образом под влиянием сознания, что вся эта красота -- его собственность; Руссо не замечает, что Робинзон нисколько не избавился на своем острове от пуританских предрассудков, суеверий и т.д. Но такова сила таланта: после появления Эмиля вся европейская публика стала воспринимать Робинзона глазами женевского философа.
Под влиянием Руссо появились новые переделки Робинзона, из которых две имели огромный успех, главным образом как педагогические книги, книги для юношества. Это -- Новый Робинзон немецкого педагога-филантропа Кампе и Швейцарский Робинзон пастора Висса. Новый Робинзон Кампе, появившийся в 1779 г., написан в форме диалогов между учителем и учениками. В нём идёт речь только о пребывании Робинзона на острове. В отличие от Робинзона Дефо Робинзону Кампе не удается запастись вещами и инструментами с обломков корабля; он предоставлен всецело собственным рукам и собственной изобретательности. Словом, Кампе развивает мысли Руссо: "Робинзон Крузо на своём острове, одинокий, лишённый помощи себе подобных и каких бы то ни было инструментов, добывающий однако всё нужное для существования и создающий себе даже известное благополучие -- вот тема, интересная для всякого возраста, и можно тысячей способов сделать её увлекательной для детей". Швейцарский Робинзон изображает семью Робинзонов: Робинзон выбрасывается на пустынный остров с четырьмя сыновьями, непохожими друг на друга по характерам. Недостатком этих Робинзонов по сравнению с Робинзоном Дефо является их отвлечённость и рассудочность; это не живые люди.
Настоящий перевод М. Шишмаревой (первая часть) и 3. Журавской (вторая часть) просмотрен по изданию Charles'a Whibley London, Constable Company, 1925, буквально воспроизводящему текст первого издания Робинзона. В переводе произведены некоторые сокращения, очень небольшие в первой части и более значительные -- во второй. Право на эти сокращения даёт самый характер работы Дефо. Составив план романа и написав затейливое заглавие в духе времени (оно воспроизводится в нашем издании на титульном листе), Дефо явился к лондонскому издателю Тейлору, соблазнил его будущими барышами и сговорился об условиях; согласно этим условиям, книга должна была появиться через два-три месяца и быть определённой длины, именно 360 стр. (16-17 печатных листов). Дефо выполнил эти условия. Робинзон был действительно написан в два-три месяца; отсюда длинноты, повторения и беспорядочность о которых было сказано выше. Кроме того, чтобы заполнить 360 страниц, Дефо делает многочисленные отступления, преимущественно в виде богословских рассуждений в пуританском духе; это нравилось тогдашней лондонской публике, но современных читателей можно избавить от утомительных повторений. В ещё большей степени это касается второй части.
Вероятно первый полный перевод Робинзона (2-х частей) на русский язык принадлежит П. Корсакову; он вышел в С.-Петербурге в 1843 году. Для русского читателя любопытно описание путешествия Робинзона через Сибирь. Дефо, как публицист, коммерсант и политик, интересовался международными отношениями, в частности проявлял большой интерес и к России Петра I. Им написана даже (может быть в сотрудничестве с кем-либо из англичан, побывавших в России) книга, посвящённая деятельности Петра: Беспристрастная история жизни и деятельности Петра Алексеевича, нынешнего царя московского. Мы видим, что и в Робинзоне Дефо рекомендует Петру прекратить войну с "воинственными шведами" и направить свои силы на завоевание Китая, что, по мнению Дефо, не составит большого труда; как истый англичанин, Дефо относится к Китаю крайне пренебрежительно. Вопросу об источниках Дефо при описании Сибири посвящена статья М. П. Алексеева Сибирь в романе Дефо, помещённая в "Литературно-краеведческом Сборнике" (Иркутск 1923,) Отметим одну содержащуюся там неточность. В Тобольске Дефо ведёт беседы с ссыльным русским князем, М. Алексеев полагает, будто Дефо говорит о Головкине и будто бы во французских переводах этот Головкин перекрещён в Голицына. На самом деле у Дефо в первом издании написано: here was the famous Prince Galliozen; едва ли можно прочесть эту фамилию, как Годовкин; скорее Голицын.