Ганзен Анна Васильевна
Предисловие к книге Й. Йенсена "Гиммерландские рассказы"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Анна Ганзен
Предисловие
к книге Й. Йенсена "Гиммерландские рассказы"

   Иоганнес В. Йенсен -- современный датский писатель, соединяющий с ярким и чрезвычайно своеобразным талантом большую литературную плодовитость, завоевал себе за последнее десятилетие более чем широкий круг читателей не только па родине, но и за границей, -- особенно в Германии. Любимец широкой публики, он вместе с тем высоко ставится избранными ценителями литературы и руководителями художественных вкусов общества. Некоторые из произведений Йенсена, -- главным образом, из знаменитых "Гиммерландских рассказов"-- причисляются даже к наилучшим образцам датской литературы.
   Родился Йенсен в 1873 г., в местечке Фарсе в Гиммерланде [О Гиммерланде см. ниже стр. 17.], наиболее своеобразной н самобытной части Ютландии, где отец его занимал должность уездного ветеринара. Из десяти человек детей Иоганнес был вторым по старшинству и рос в очень скромной обстановке; обиход семьи немногим отличался от общекрестьянского, что объяснялось не только ограниченностью материальных средств семьи, но и крестьянским ее происхождением. Ветеринар Йенсен был сыном землепашца и ткача, коренного Гиммерландца; жена его- уроженкой о. Фальстера. Учился Иоганнес в народной школе и дома, под руководством то одного, то другого из местных приходских пасторов, и только 17 лет от роду впервые очутился за пределами родного Гиммерланда, поступив 4-ый класс гимназии города Виборга, одного из главных городов Ютландской провинции. Через три года Иоганнес был уже студентом Копенгагенского университета.
   Избрав своей специальностью медицину, молодой Йенсен два года работал при госпитале, но в 1896 г. променял медицину на литературу. В этом году двадцатитрехлетний студент выступил в печати с повестью "Датчане", посвященной изображению датской молодежи, гимназистов и студентов, по преимуществу из провинциальной среды, -- уроженцев и питомцев маленьких городков и деревни.
   Более чуткие из датских литературных критиков сразу отметили свежее многообещавшее дарование автора "Датчан", его острый верный глаз наблюдателя, способность схватить и зарисовать несколькими характерными чертами, как внешний, так и внутренний образ наблюдаемых предметов, н живую, своеобразную манеру изложения.
   Спустя два года, молодой писатель, успевший тем временем побывать в Америке, издал роман "Эйнар Элькер" (1898 г.), героями которого также явились представители датской молодежи, поколения девятидесятников. Роман этот укрепил надежды, возлагавшиеся критикой па автора "Датчан", а последовавший за романом сборник рассказов "Гиммерландцы" (1898 г.) оправдал эти надежды в такой мере, что Йенсен был единогласно признан крупным художником слова, имевшим все права на одно из первых мест в ряду молодых скандинавских писателей.
   От внимания серьезных критиков не могли, конечно, ускользнуть внешние и внутренние недостатки первых произведений Йенсена, но недостатки эти не умаляли значения самых произведений, как наиболее ярких проявлений духа того самого поколения, которое описывал и к которому принадлежал автор.
   В "Датчанах" и в "Эйнаре Элькере*' он с захватывающей искренностью изобразил душевные противоречия, беспорядочные искания и беспочвенные надежды своих сверстников. Эти семнадцати- и двадцатилетние гимназисты и студенты, подстрекаемые с одной стороны беспокойным, алчущим новых идеи духом времени, с другой -- угнетаемые глубоко засевшею в их душах закваскою прошлого, пережитками старого мировоззрения, заглушавшими ростки всего нового, -- так стремительно спешили зараз и вырывать с корнем старое, и созидать новое, что быстро изнемогали; усталость же порождала в них тоску и отчаяние.
   Всего лучше удался Йенсену из таких со-временных ему типов тип датского студента с крестьянской и христианской подоплекой (если можно так выразиться), захваченного модным учением немецкого писателя-философа Ницше, который делил все человечество на рабов и господ -- в духовном смысле, т. с. на толпу и на избранных, способных рождать новые мысли, создавать новые законы нравственности, словом, быть "господами жизни", высшим типом человека или "сверхчеловеком". Смело и правдиво, хотя не с равномерною художественностью, Йенсен изобразил, как идеи Ницше, вторгнувшись в сознание студента, вышедшего из глубоко религиозного народного слоя, не только опрокидывают все его врожденные нравственные чувства и понятия, но прямо разрывают их в клочья. И как затем это врожденное духовное содержание вновь и вновь пытается срастись, сложиться заново, основываясь на новой истине, проникающей в сознание. Всякий раз, когда такой человек готов сделаться добычей привитых ему болезненных настроений и чувств, ему на помощь спешит природный здравый смысл, который, как хладнокровный хирург, в любую минуту готов приступить к спасительной операции, к вскрытию душевных нарывов, внушая надежду на выздоровление.
   Жажда выздоровления и уверенность в победе здоровых начал -- характерные черты творческой личности Йенсена, обусловившие переход датского писателя к другим темам и типам, что и отличает его от многих других писателей, творчество которых сохранило свой болезненный характер, не пойдя дальше изображения героев в духе Ницше, вернее -- неудачных кандидатов в "сверхчеловеки".
   
   Другие темы и типы Йенсен тоже нашел в родной действительности, но в другой среде, в той, где провел свое детство и отрочество. В том же году, как и "Эйнар Элькер", вышли "Гиммерландцы", явившиеся первым зрелым плодом творчества Йенсена и составившие первый сборник "Гиммерландских рассказов", которые вызвали почти восторженные отзывы печати и быстро завоевали Йенсену внимание читателей.
   Следующие два сборника "Гиммерландских рассказов" (1904 и 1910 гг.) имели столь же крупный успех, и критика отнесла некоторые из этих единственных в своем рода рассказов, рисующих оригинальные нравы и типы родины автора, к "неподражаемым и неувядаемым образцам" народно-бытовой литературы, не только датской, по и общеевропейской.
   Наряду с лучшими из "Гиммерландских рассказов" могут быть поставлены и лучшие из "Мифов и типов", четыре сборника которых вышний в течение 1907--1912 гг. В "Мифах и типах" нашла себе простор богатейшая фантазия автора, много путешествовавшего и черпающего свои сюжеты во всех странах, в пределах между двумя полюсами, и во всех временах --и в далеком прошлом, и в настоящем, и в будущем. Полет фантазии, однако, не увлекает Йенсена в "Мифах" за пределы * художественной меры, и в смысле формы и языка он остается тем же мастером, как и в рассказах из родного действительного быта.
   К "Мифам и типам" примыкают с одной стороны сборники рассказов, под заглавием "Леса" (1904 г.) и "Экзотические рассказы" (1907), с другой -- обобщенные (как указывает сам автор) внутреннею идеен крупные произведения: роман-трилогия (т. е. роман, состоящий из 3 самостоятельных частей) "Падение Короля" (1900--1901), романы "Мадам д'Ора" (1904 г.) и "Колесо" (1905 г.), "Ледник" или "Мифы о ледниковом периоде и о первом человеке" (1908 г.) и "Корабль" (1912 г.)
   В этих произведениях фантазия писателя развернулась еще шире и создала ряд блестящих, увлекательных картин. Немые леса и старые стены, звезды и ветры, животным н птицы -- все как будто обретают дар слова и делятся с писателем своими сокровеннейшими внутренними переживаниями, а он пересказывает их нам своим гибким, звучным, живописным языком. Раскрытой книгой являются для него и тайники душ л лей, даже самых чуждых ему, далеких рас и поколений. Он умеет проследить все их побуждения и поступки до самых первоисточников, до глубоко схороненных в этих душах первобытных инстинктов.
   Наиболее характерен в этом отношении "Ледник" или "Мифы о ледниковом периоде и о первом человеке".
   На фоне доисторической природы оживают под пером Йенсена доисторические люди и животный, которых особенно облюбовала его творческая фантазия. В живописных картинах, выпуклых образах и драматических сценах развертывается перед читателями история человеческой культуры, постепенного преображения жалкого первобытного дикаря, недалеко ушедшего от обезьяны, в покорителя природы, в творца и двигателя прогресса.
   Роман "Корабль", составляющий, в сущности, продолжение "Ледника" менее удался автору. В обработке темы не чувствуется той победоносной непосредственности поэтического творчества, которая отличает "Ледник" и большинство других произведении Йенсена. Но и "Корабль" богат мастерскими описаниями природы- живыми типичными фигурами и сценами, полными то высоких напряженных чувств, то заразительной веселости. Особенно хороши некоторые картины моря и все сцены, в которых участвуют дети.
   "Падение короля" -- самое поэтическое из прозаических произведений Йенсена. В обрисовке характеров и событий больше поэтической правды, нежели исторической верности, а главные действующие лица являются скорее просто носителями идей автора, чем историческими фигурами, но в самое их изображение вложено автором столько сердечной теплоты и тонкого понимания человеческой души, что они кажутся выхваченными прямо из жизни и производят глубокое впечатление.
   "Мадам д'Ора" и "Колесо"--создания причудливой и необузданной фантазии. Писателю как будто надоели скучные комедии будничной жизни, и он с улыбкой отдался самым фантастическим, почти горячечным грезам, задорно утверждая, что они действительность.
   Своим происхождением оба романа обязаны сильным впечатлениям, вынесенным молодым писателем из пребывания в Америке.
   Место действия первого романа -- Нью-Йорк, второго -- Чикаго. Американские впечатления Йенсена вылились в ряде эффектных картин жизни этих городов-великанов и в прославлении осмысленной целесообразной рабочей силы.
   Проходящее красной нитью в "американских" романах Йенсена преклонение поэта перед "рабочим духом" века, с его научными открытиями, техническими завоеваниями и культурными приобретениями, находит более безыскусственное и серьезное выражение в путевых очерках, литературных характеристиках и портретах, в критических и публицистических статьях, вошедших в сборники: "Готический ренессанс" [Ренессанс -- Возрождение] (1901 г.), "Новый Свет" (1907 г.), "Дух Севера" (1911 г.) и "Введение в историю нашего века" (1915 г.). Говоря в поименованных произведениях о завоеваниях современной науки и техники, об успехах промышленности, распространении положительных знаний, улучшении жизненных условий трудовых масс, отмечая общий культурный рост человечества, Йенсен поднимается иногда до такой высоты поэтического настроения, какая в былые времена считалась уместною лишь в области чистой поэзии. Но Йенсен чувствует дыхание поэзии и в мерном стуке поршней, и в гудении машин, в автоматическом вращении маховых колес и в бешеном беге локомотивов; в фабричной трудовой дисциплине и в беспорядочной уличной сутолоке. Поэт, любовно воскрешающий в своих произведениях доисторическую первобытность и седую древность цивилизованного мира, оказывается в то же время певцом современной "машинной культуры". Сочетание своеобразное, но не противоестественное. В творчество Йенсена это сочетание, во всяком случае, вс вносит раздвоенности. Что бы он ни описывал, ни изображал, он остается верным себе и, как поэт, и как человек, выше всего ставящий самое ж и з н ь, озаренную светом ничем не затемненного разума, направляемую твердой трудовой волей, ведущую к совершенствованию человеческого рода и к возможному улучшению его земного существования.
   Не лишнее повторить, что при всем разнообразии тем творчества Йенсена, почерпаемых им, как уже было отмечено, во всех временах и странах, он является писателем истинно народным. Творчество его имеет глубокие корни в родной почве, и горячая любовь к родине, как и высокое мнение о духовных силах, способностях и роли северо-германской нации в мировой истории, проникают более или менее явно все его произведения и обусловливают самое возникновение их.

* * *

   Наиболее ценным ядром богатого творчества Иоганнеса Йенсена остаются "Гиммерландские рассказы", вызвавшие в свое время, как уже упомянуто, почти восторженные отзывы датской печати.
   Прежде всего в этих отзывах подчеркивалась совершенно новая манера изложения, напоминающая своей глубокою выразительностью и богатством языка, при сжатости слога, стиль знаменитых древне-северных сказаний, но в смысле изображения людских типов и характеров вполне современная. Литературные ценители допускали даже, что необычная сила и непосредственность изложения могли поставить в тупик среднего читателя, которого автор вводил как бы в совсем новую для него область словесного материала и словесных построений, поражая своеобразностью языка и тона, в которых первобытная суровость, почти грубость, соединялась с мягкой гибкостью и захватывающею сердечною теплотою.
   Далее критикою единодушно отмечалось, что в обрисовке самых образов и типов, взращенных родною почвой писателя, чувствовались мощь, страсть, размах и глубина, каких давно уже не знавала датская литература. Словом, признавалось, что на этих образах лежит та же печать крупного самобытного таланта их творца, как и на языке, который он создал для словесного их воплощения.
   Поразившая критику и публику своеобразность писательского облика молодого Йенсена в значительной степени объяснялась своеобразностью самой среды, из которой он черпал материал для "Гиммерландских рассказов". Все первые 17 лет своей жизни целиком Йенсен провел в родном Гиммерланде, со всею восприимчивостью и чуткостью богато одаренной детской души впитывая в себя дух и быт этой наиболее своеобразной части Ютландии, которая, в свою очередь, до сих пор еще остается самою обособленною и самобытною из датских провинций.
   Глубоки и богаты зародышами творческих идей оказались эти детские и юношеские впечатления; из них выросли не только "Гиммерландские рассказы"; они легли в основу всей литературной! деятельности датского писателя, как он сам подтверждает в очерке, посвященном описанию Гиммерланда.
   Гиммерланд -- восточная часть Ютландского полуострова, ограниченная с севера и с запада заливом Лимфьорд, с юга заливом Мариагер, а с востока проливом Каттегат, -- представляет собой сравнительно невысокое плоскогорье (в среднем футов 200 над уровнем моря), пересекаемое с востока на запад несколькими более высокими увалами. Торговые города, расположенные на расстоянии 8--10 датских миль [датская миля равняется 4 верстам] один от другого, образуют как бы наружное кольцо вокруг внутреннего Гиммерланда с его немногочисленными захолустными городками, поселками и редко разбросанными крестьянскими хуторами или дворами. Та часть западного Гиммерланда, где родился и вырос Йенсен, является совершенно открытой, безлесной равниной, по которой свободно разгуливает буйный ютландский ветер. Ветер этот дует не только целыми днями, но целыми неделями напролет, ни на час не ослабевая, и сам Йенсен, много где побывавший на белом свете, говорит, что не встречал угла, где бы ветер был хуже, дул упорнее во все времена года, чем на его родине.
   В периоды равноденствия [в марте и в сентябре, когда день равен ночи] и в зимнее время ветер усиливается до бури, которая "норовит выплеснуть всю воду из озерков и прудов", срывает соломенные крыши со строений и уносит пустые ящики и бочки и тому подобные предметы из одной волости в другую.
   Глазу человеческому почти не на чем отдохнуть в этой безрадостной местности, кроме жалких истрепанных ветром садиков при крестьянских дворах; нигде ни деревца, ни живой изгороди; за исключением небольших возделанных участков, всюду голая земля, летучий песок или вересковая степь. Почти нет и помещичьих владений; очень мало сел или деревень; главным образом небольшие крестьянские хутора или одинокие дворы.
   Заселение Гиммерланда происходило в сравнительно поздние времена, и заселялся он постепенно, по преимуществу отдельными переселенцами-крестьянами, выходцами из других местностей полуострова или датских островов, что и обусловило особый внешний и внутренний характер самой местности и ее обитателей: почти нет "господ"; преобладают крестьяне-домохозяева, хоть и мелкие, но собственники. люди нетребовательные, но самостоятельные, выносливые, упорные в труде и в своих стремлениях, но осторожные, бережливые и крайне замкнутые. Присущая их натуре глубокая первобытная страстность способна давать себя знать бурными, норою даже чудовищными взрывами, но большею частью находит себе невинный исход в безудержном хмельном веселье крестьянских пирушек по окончании жатвы, после уборки хлеба, по случаю свадеб и т. п.
   Отличающие коренных гиммерландцев трезвая деловитость и крепкая привязанность к родной земле, к привычному укладу жизни уживаются в них со стремлением к сказочным далям и с "тягой за море", в Новый свет. Гиммерланд дает очень высокий процент переселенцев в Америку, но они редко порывают связь с родиной, напротив, часто возвращаются назад -- навсегда или на время -- и служат проводниками новейшей культуры. Эта культура несет с собой много хорошего, полезного; во многих отношениях освобождает умы, раскрепощает физическую силу, сближает и равняет между собою, как отдельные народы, так и различные слои одного и того же народа, но вместе с тем до известной степени обезличивает, обесцвечивает, стирая национальные и бытовые особенности. И недалеко, пожалуй, то время, когда от старого самобытного Гиммерланда уцелеет лишь поэтическое его отражение в произведениях Иоганнеса Йенсена и других писателей.
   Живым примером упомянутого влечения гиммерландцев вдаль, в заморские страны, является сам Йенсен. Но где бы он ни странствовал он всюду чувствовал себя природным скандинавом, и чем больше видел чужих земель, тем сильнее ощущал -- по его собственному признанию -- свою неразрывную связь с родиной.
   Бедная внешними событиями, замкнутая в кругу внутренних впечатлений, жизнь в Гиммерланде, и еще более бедная природа последнего, были для Йенсена богатым источником чувств и мыслей. Самыми глубокими и задушевными впечатлениями детства он -- по его словам -- был обязан Гиммерландской степи.
   Рассеянные по ней в изобилии памятники старины -- "богатырские курганы" или могильные холмы древних вождей, "исполиновые горницы", -- т. е. гробницы, сложенные в доисторические времена из громадных гранитных или известняковых плит, -- и так называемые "кухонные остатки" (скопившиеся на местах частых стоянок доисторических кочевников кучи раковин, костей, обломков орудий, домашней твари и т. п.) -- рано стали привлекать внимание пытливого детского ума. Связанные с этими немыми свидетелями глубокой древности народных сказания и поверья давали богатую пищу жадной детской фантазии и способствовали раннему пробуждению в Йенсене поэтической тоски по давно минувшему, стремлению проникнуть вглубь веков, а беспредельный горизонт степи, где-то вдали сливавшейся с небом, тревожил воображение мальчика и манил его вдаль.
   Юношей и взрослым человеком Йенсен удовлетворил оба эти сильные влечения своей природы, и оба они запечатлены в его художественном творчестве, -- как уже отмечено выше, в общем обзоре произведений датского писателя.
   Но, -- как также отмечено выше -- устремление вглубь и вдаль не помешало тому, что самый зрелый и, пожалуй, самый ценный плод литературно-художественной деятельности Йенсена -- "Гиммерландские рассказы" -- вырос из наиболее близкой ему и по времени и по месту действительности. Из действительности, с которой он сжился, сросся органически душой и телом. Вот откуда завидная уверенность и легкость пера, необыкновенные искренность и непосредственность рассказчика, восхищающие критиков и читателей "Гиммерландских рассказов". В последних нет ничего надуманного, натянутого. Автор, видимо, с полной непринужденностью следовал своему писательскому призванию, давал полное выражение музыке своей души, полный исход звучащим в ней мотивам, не связывая себя никакими предвзятыми мыслями, не задаваясь никакими посторонними целями, кроме одной главной -- создать живые образы и правдивые картины жизни, в которых перед читателем встал бы воочию внешний и внутренний мир Гиммерланда, каким знавал его сам писатель -- непосредственно и по рассказам окружающих.
   Цель эта достигнута нм вполне. Необыкновенные типы и своеобразный быт "мужицкого" царства -- Гиммерланда -- становятся в художественном изображении Йенсена понятны и близки каждому мало-мальски чуткому и вдумчивому читателю. Он оказывается в состоянии разобраться в душевных переживаниях, побуждениях и поступках этих людей, как бы они пи отличались от него физической природой и характером; они способны не только заинтересовать его, но ' и заставить полюбить их, с волнением и участием следить за их судьбою.
   Лучшие из "Гиммерландских рассказов" отличаются или глубокой трогательностью, или заразительным юмором, -- добродушно-насмешливою шутливостью без примеси желчи или яда. Характерным примером рассказов трогательных может послужить "Сельген-Малыш"-- коротенькое, бесхитростное и бесслезное, но хватающее за сердце повествование о скорбной судьбе деревенского сироты. А лучшими примерами рассказов второго рода являются "Ане и Буренка", "Сони" и в особенности "Зверинец". В последнем из названных рассказов, справедливо называемом "жемчужинкой датской литературы", описывается, как посетил Ютландское захолустье всемирно известный зверинец американца Уомбвеля.
   В мирное, почти сонное существование гиммерландских обывателей ворвалось нечто ослепительное, шумное, взбудораживающее, нечто из "большого света", где все по-иному, по особенному. Происходит как бы столкновение двух миров -- мира американской напряженной деловитости, почти бешеной энергии, лихорадочной быстроты, крикливого шарлатанства, бьющих в глаза эффектов, и мира тяжеловесной черноземной силы, угрюмой сосредоточенности, умственной и телесной неповоротливости, мужицкой недоверчивости и наивного невежества. Несложный, но своеобразный внутренний мир гиммерландцев потрясен, взбаламучен. За один день они восприняли внешних впечатлении больше, чем за всю жизнь, и отзываются на них по-своему, невольно обнаруживая при этом свою истинную, прежде глубоко запрятанную сущность. Главная прелесть рассказа в уменье автора передать эти разнообразные, ошеломляющие или возмущающие впечатления так, что читатель сам невольно переживает их вместе е героями рассказа, и получает общую сумму впечатлений всей деревни, почти не чувствуя посредничества автора. Последний хоть и ведет рассказ, в сущности, от своего лица, но настолько в духе и манере действующих лиц, что читатель как бы видит их глазами, слушает их ушами, приобщается к их образу мыслей и узнает их подлинную манеру выражаться.
   В смысле естественности и выразительности тона и меткости и образности языка "Зверинец", вообще, от начала до конца образец высокого мастерства. В бытовом же и психологическом отношении особенно выдаются две сцены: первая -- где Уомбвель, действуя, как настоящий укротитель зверей, заставляет мужицкую аристократию в поте лица вытаскивать из грязи застрявший фургон, и вторая -- где он сам чувствует себя побежденным косностью и упрямою недоверчивостью толпы; затем сцены знакомства крестьян с невиданными зверями и, в особенности, те сцены, в которых выступают три мальчугана, представители пробуждающегося в Гиммерланде нового духа.
   Вполне оценить "Гиммерландские рассказы" в состоянии лишь читающие их в оригинале. Однако, и чужестранцы, принужденные довольствоваться переводами, не могут не согласиться с мнением авторитетных критиков-земляков Йенсена, что это -- не просто рассказы из народного быта, но истинно художественные произведения, занимающие совершенно особое место в мировой литературе.

----------------------------------------------------------------

   Источник текста: Гиммерландские рассказы / И. Йенсен; Пер. с дат. А. и П. Ганзен Под ред. и с предисл. А. В. Ганзен. -- Пб.: Всемир. лит., 1919. -- 107 с.; 16 см.- - (Всемир. лит. Дания; No 25)
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru