Герцен Александр Иванович
Смирнов В. Д. Жизнь и деятельность А. И. Герцена в России и за границей. Биографические наброски С.-Петербург 1897

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Смирновъ В. Д. Жизнь и дѣятельность А. И. Герцена въ Россіи и за границей. Біографическіе наброски С.-Петербургъ 1897. Движеніе русской общественной мысли и литературы въ 40-хъ, 50-хъ, а отчасти и въ 60-хъ голахъ нельзя представить хотя сколько-нибудь полно, если не отвести одно изъ важнѣйшихъ мѣстъ личности и дѣятельности Герцена. Всего три-четыре писателя: Новиковъ, Бѣлинскій, Чернышевскій, Салтыковъ, по размѣрамъ своего вліянія, могли бы оспаривать у него первенствующее значеніе въ развитіи русскаго общества, и ни одному русскому писателю, быть можетъ, не суждено было принимать такого непосредственнаго участія въ ходѣ историческихъ событій. Препятствія, представлявшіяся при воспроизведеніи исторической картины дѣятельности Герцена, въ послѣднее время начинаютъ, повидимому, ослабѣвать. Въ 70-хъ и 80-хъ годахъ приходилось ограничиваться почти одними намеками и писать только начальную букву фамиліи. Еще въ 1890 г. А. Н. Пыпинъ не находитъ возможнымъ удѣлить Герцену сколько-нибудь значительное мѣсто во 2-мъ изданіи своей Характеристики литературныхъ мнѣній. Въ послѣдніе годы, однако, все чаще стали появляться въ печати матеріалы для его біографіи, письма, мемуары, критическія оцѣнки. Пора, быть можетъ, подумать о томъ, чтобы свести, наконецъ, въ одну картину всѣ эти разбросанныя данныя и попытаться переиздать хотя нѣкоторыя изъ его сочиненій: это была бы большая заслуга передъ русскимъ читателемъ, который рѣдко имѣетъ возможность наблюдать такую цѣльную, энергичную дѣятельность, всю проникнутую высокой идеей освобожденія.
   Біографическіе наброски г. Смирнова лишь въ весьма слабой степени способны разрѣшить назрѣвшую задачу. Уже самые размѣры книжки (160 страницъ небольшой октавы) не могутъ допустить исчерпывающей обработки предмета. При этомъ этюдъ г. Смирнова на каждомъ шагу обнаруживаетъ черты несомнѣннаго дилеттанства: матеріалъ очень часто разбросанъ неправильно, различные періоды жизни Герцена изложены безъ всякой равномѣрности, нѣкоторыми весьма важными источниками авторъ, повидимому, совсѣмъ не пользовался, наконецъ, собственныя разсужденія автора поражаютъ иногда странностью. Чтобы не быть голословными, приведемъ разсужденія г. Смирнова, напр., объ освобожденіи крестьянъ. "Порою даже, подчиняясь впечатлѣніямъ современности,-- говоритъ онъ,-- мы склонны умалять его значеніе, низводя всѣ его послѣдствія къ нулю или прямо къ отрицательной величинѣ. Мы (?) говоримъ, что прежде, правда, народъ былъ закрѣпощенъ, терпѣлъ всякія обиды и истязательства отъ помѣщиковъ, но этотъ закрѣпощенный народъ жилъ въ сравнительномъ достаткѣ, и истязанія и обиды являлись не правиломъ, а исключеніемъ. Мужика, и барина, продолжаемъ мы, соединялъ общій интересъ: хозяинъ-помѣщикъ понималъ и видѣлъ, что онъ можетъ быть богатъ лишь при условіи, если его мужики не разорены, если у нихъ есть скотъ, запасъ для посѣва, инвевтарь, изба,-- и даже, если онъ сравнительно доволенъ своею судьбою. Случается, что порою мы впадаемъ въ тонъ Карлейля (?), утверждая, что не только государственныя установленія, не только общая выгода, а что-то другое, болѣе сильное и чистое, служило связью между помѣщиками и ихъ холопами, и это болѣе сильное и чистое -- взаимная привязанность, благожелательная у однихъ, покорная у другихъ" (стр. 6 и 7). Г. Смирновъ думаетъ, что "въ наши дни это можно высказывать безъ всякихъ подозрительныхъ побужденій", справедливо замѣчая при этомъ, что "всѣ эти соображенія не могли быть въ шестидесятыхъ годахъ: они показались бы уродливыми, за ними немедленно усмотрѣли бы лишь личный барскій эгоизмъ, желаніе продолжить въ безконечность жизнь на счетъ дарового крестьянскаго труда". Авторъ, повидимому, совершенно не знаетъ, что и теперь такой "карлейлевскій топъ" кажется безусловно такимъ же уродливымъ и неприличнымъ въ уважающей себя прессѣ, иначе онъ долженъ былъ бы точнѣе опредѣлить, кто эти "Карлейли", отъ липа которыхъ онъ говорить "мы". Самъ г. Смирновъ однако сторонникъ манифеста 19 февраля, и всю почти заслугу Герцена онъ видитъ въ томъ, что тотъ подготовилъ общество къ освобожденію крестьянъ съ землею. При помощи Герцена, Бѣлинскаго и нѣкоторыхъ другихъ дѣятелей 40-хъ годовъ, "русская передовая мынь съ отвлеченной высоты нѣмецкой идеалистической философіи спрыгнула (sic) въ дѣйствительность" (стр. 13). Спрыгнувши, она поняла, что "свобода не только въ правахъ, въ хартіяхъ, сознаніи. Ей нужна опора. Нашъ вѣкъ ясно говорить, какая опора нужна ей. Это -- собственность" (стр. 18). Такимъ образомъ, когда выводы г. Смирнова даже не расходятся съ азбучными истинами, онъ умѣетъ выразить ихъ въ своеобразно неточной формѣ.
   Мы не будемъ, однако, долѣе останавливаться на собственныхъ соображеніяхъ г. Смирнова. Предметъ его монографіи самъ по себѣ такъ интересенъ, что заставляетъ часто забывать присутствіе посредника, гдѣ этому не мѣшаетъ самый характеръ изложенія. Г. Смирновъ большею частью предпочитаетъ говорить цитатами изъ самого Герцена, и благо ему. Передъ читателемъ мелькаютъ, къ сожалѣнію, только слишкомъ быстро, яркія характеристики стараго барина Яковлева, его легкомысленнаго брата, матеріалиста "химика", брата будущей жены Герцена и прототипа Базарова и пр. и пр. Борьба со схоластикой элементарнаго обученія и жадное чтеніе книгъ отцовской библіотеки, начало дружбы съ кроткимъ Никомъ Огаревымъ, университетскіе кружки, натурфилософія и сенъ-симонизмъ, первыя любовныя приключенія, -- все это разсказано или словами самого Герцена, или его подруги дѣтства, Татьяны Пассекъ. Затѣмъ, нелѣпая ссылка, скитаніе по Перми, Вяткѣ, Владиміру, экзальтированность чувства Герцена и будничная его жизнь подробнѣе извѣстны публикѣ изъ безконечной перепискѣ его съ Н. А. Захарьиной, сначала просто "ангеломъ-хранителемъ", а послѣ невѣстой и женой. Періодъ жизни Герцена отъ возвращенія въ Москву до выѣзда заграницу, полемика съ Бѣлинскимъ на почвѣ гегеліанства и съ славянофилами изъ-за западничества, глухая семейная драма, кружковая жизнь, дружба и охлажденіе между Герценомъ и Грановскимъ, играли слишкомъ большую роль для самого Герцена и для всего русскаго общества, чтобы можно было все это изложить на двадцати страницахъ. Это время, когда душевный и умственный складъ Герцена получилъ окончательную форму, когда онъ сталъ тѣмъ, какимъ онъ проявился впослѣдствіи въ заграничной дѣятельности. Первыя заграничная впечатлѣнія разсказаны опять довольно полно (конечно, словами Герцена). Это былъ революціонный 48-й годъ. Герценъ былъ очевидцемъ страшныхъ іюньскихъ дней въ Парижѣ, одной изъ самыхъ позорныхъ страницъ въ исторіи либеральной буржуазіи. Благородныя, красивыя декламаціи съ парламентской трибуны, безсиліе оплатить выданныя всенародно обязательства, тамерлановскіе подвиги національной гвардіи, инспирированные "народнымъ" правительствомъ, и, наконецъ, первые предвозвѣстники эры Наполеона III -- не могли не произвести на Герцена удручающихъ впечатлѣній. Тутъ окончательно созрѣлъ его скептицизмъ къ либеральнымъ политическимъ формамъ, лишавшій его эмигрантскую дѣятельность значительной доли практическаго значенія, но дѣлавшій его однимъ изъ первыхъ пророковъ кореннаго перестроенія соціальнаго склада Европы. Эмигрантская жизнь, въ Женевѣ, а затѣмъ въ Лондонѣ до начала "Колокола" (1856 г.) -- самый тяжелый періодъ для Герцена: отсутствіе послѣдовательной общественной дѣятельности, дрязги и непріятности въ средѣ эмигрантовъ, тяжелыя сердечныя потрясенія характеризуютъ эти годы. Съ родины получались также нерадостныя вѣсти. "Положеніе наше,-- пишетъ Грановскій въ 1850 г.,-- становится нестерпимѣе день ото дня. Всякое движеніе на Западѣ отзывается у насъ стѣснительной мѣрой. Доносы идутъ тысячами. Обо мнѣ въ теченіе трехъ мѣсяцевъ два раза собирали справки. Но что значитъ личная опасность въ сравненіи съ общимъ страданіемъ и гнетомъ. Университеты предполагаютъ закрыть", и т. д... "Есть съ чего сойти съ ума. Благо Бѣлинскому, умершему во время! Много порядочныхъ людей впали въ отчаяніе и съ тупымъ спокойствіемъ смотрятъ на происходящее, когда же развалится этотъ міръ?.." (стр. 93). Такія сообщенія не могли улучшить самочувствія Герцена на чужбинѣ. Несмотря на всѣ эти тягостныя условія существованія, Герценъ не впалъ ни въ разочарованіе, ни въ пессимизмъ. Бодрое, живое, практическое направленіе его послѣдующей дѣятельности доказываетъ это. Къ сожалѣнію, лондонскій періодъ жизни Герцена изложенъ у г. Смирнова совершенно отрывочно, такъ что не посвященный читатель не только не могъ бы получить изъ его книжки хотя бы отдаленное понятіе о содержаніи и направленіи литературной дѣятельности Герцена, но и не пріобрѣтетъ ясныхъ свѣдѣній даже о событіяхъ чисто біографическаго характера.
   Такимъ образомъ,-- по причинамъ вполнѣ, впрочемъ, понятнымъ,-- работа г. Смирнова не соотвѣтствуетъ важности предмета, и будущему, болѣе счастливому, біографу Герцена предстоитъ попрежнему идти совершенно самостоятельнымъ путемъ собиранія, группировки и изслѣдованія матеріала. Но пока приходится быть благодарнымъ и г. Смирнову за то, что. онъ предложилъ вниманію забывчивой публики, правда, далеко не полную и не совершенную, но все же интересную картину дѣятельности одного изъ самыхъ выдающихся русскихъ людей.

"Міръ Божій", No 11, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru