Гиппиус Зинаида Николаевна
А. Ремизов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Николины притчи


  

З. Н. Гиппиус

  

А. Ремизов
Николины притчи

  
   Гиппиус З. Н. Мечты и кошмар (1920--1925)
   СПб.: ООО "Издательство "Росток", 2002.
  
   У Ремизова я люблю не все. Но мне жаль, что в нем не разбираются, не хотят понять, за что именно его нужно любить. Одни, с эстетической точки зрения, возвышают его, другие -- отрицают (тоже эстетически!), но берут непременно целиком, и главного дара, собственной его доли, -- как он любит говорить, -- обыкновенно не замечают.
   Не всегда и легко до этой ценной сущности докопаться. Художественные правдолюбцы имеют основания упрекать Ремизова: "Он изломан, надуман, притворяется!". Но когда к этим упрекам прибавляют еще: "Ремизов юродствует!" -- следует остановиться и задуматься. Да, в Ремизове есть "юродство". Но почему есть оно и в самых лучших его вещах, там, где он совсем не притворяется и ничего не выдумывает?
   Скажу сразу, что делает Ремизова писателем с "необщим выраженьем", непохожим на других: это -- его уменье сливаться с очень реальной и очень таинственной стороной русского духа, к которой мы и подходить не привыкли. Ремизов вовсе не "описывает" его, он говорит, -- когда говорит -- как бы изнутри, сам находясь в нем.
   Таинственную сторону России даже зовут, пусть неточно, но понятно, -- "Юродивой Русью". Что это такое? Если взять широко -- это вся жизнь русской народной души, ее сложный рост в истории. Это -- неразнимчатая сплетенность язычества, христианства, сказки, порыва к правде: это ее смех и горе, ее хитрость, слабость и сила. Страницы Ремизова, где он сам становится частью этой жизни с ее безмерностью и неуловимой мерой, с ее всегдашним, хотя бы чуть заметным, уклоном к "юродству" (напрасно мы понимаем его только в отрицательном смысле!), эти страницы и драгоценны, их-то и нельзя не любить, если любишь и чуешь Россию.
   Таких страниц много в "Николиных притчах".
   Почему возлюбил народ "святого Николу", избрал перед всеми святыми, чуть не сделал его, в простоте душевной, идолом своим? Почему столько "сказок" и "притч" сложил о нем? Мало у нас разве угодников? Нет, Никола духу русскому пришелся: он земной, он свой: старичок по грязным дорогам ходящий, в мужичьей беде помогающий, да такой милостивый, что и упросить его, о чем хочешь, можно, и схитрить перед ним -- не обидится. Он и сам схитрит, даже перед Христом, чтобы помочь беде: побежал же тайком вдовью корову из белой в черную мазать, когда Христос велел волку съесть "Белуху".
   На собранье святых поспевает угодник с земли -- усталый: "Все со своими мучался, пропащий народ: вор на воре, разбойник на разбойнике, грабят, жгут, убивают, брат на брата, сын на отца, отец на сына! Да и все хороши, друг дружку поедом едят!" Но когда взъярились святые: "Велел мне Ангел Господен истребить весь русский народ, отвечал Никола... да простил я им: уж очень мучаются" {Курсив мой.}.
   Не знаю, все ли "притчи" Ремизовым только взяты, или сочинены иные, но это безразлично: они единого духа. Ремизов тут почти не "писатель", просто один из многих "создателей" Николиных "сказов".
   Разбойник, вор, лукавый или простодушный обманщик, совершенно так же, как и добрый Иван, "сын купеческий", -- все они, в трудную минуту, готовы позвать: "Святой Никола, где бы ты ни был -- явись к нам!" Зовут и верят: будет им понятие и помощь от этого старичка, ведь он и чудотворец -- и свой брат, вечный труженик и странник, вечный заступник.
   Что это, примитив? Фантастика? Детское лукавство, юродство? В самом-то седеньком старичке Николе, разве нет и в нем юродства? Он простенький, он, в трудах, даже и молитвы не твердо помнит: богатый хозяин не пустил раз и ночевать: "Ты, говорит, Верую не речисто читал, а Изжени совсем не знаешь. Я таких не люблю..."
   Бесполезное дело -- подходить к этой сложной области русской жизни с чисто эстетической меркой. Тут нужно чутье, тоже художественное, -- но иного порядка; ведь нужно понять глубочайший реализм такой "фантастики". Ремизов в ней -- самый настоящий реалист. Он может, с той же искренностью и простотой, как Филипп из притчи, сказать:
  
   Милостивый наш Никола,
   где бы ты ни был -- явись к нам!
   Скажи Спасу о нашей тяжкой страде,
   заступи, защити русскую землю.
   Благослови русский народ великим благословением своим.
  
   Может, смеет, потому что в нем Филиппова же вера, и в веру эту -- верится.
   Хорошая книжка "Николины притчи". Они -- тот Ремизов, писатель с "необщим выражением", которого надо любить.
  
   P. S. Следует пожалеть, что "Николины притчи", как книга, испорчены приложенной к ней "Жерлицей дружинной" ("к картинам Рериха"). Не вдаваясь в критику "Жерлицы", скажу лишь, что, пристегнутая к "Николе", она есть верх безвкусия. Тут, впрочем, согласны все, не исключая и самого автора, к чести которого надо заметить, что неудачное соединение совершилось по "независящим от него обстоятельствам".
  

КОММЕНТАРИИ

  
   Впервые: Современные Записки. Париж, 1924. No 22. С. 447-449 под псевдонимом А. Крайний. Гиппиус пишет о книге Алексея Михайловича Ремизова (1877-1957) "Звенигород окликанный: Николины притчи" (Нью-Йорк; Париж; Рига; Харбин: Алатас, 1924).
  
   ..."необщим выраженьем"... -- (лица необщим выраженьем) -- Е. А. Баратынский. Муза (1829).
   Жерлица -- рыболовная снасть для ловли хищной рыбы.
   Рерих Николай Константинович (1874-1947) -- живописец, писатель, археолог. С 1918 г. жил за границей.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru