Глаголев Андрей Гаврилович
Mифология

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Mиѳологія.

   Басни μῠϑοι получили начало свое еще въ тѣхъ лѣсахь и пещерахь, въ которыхъ укрывались первобытные люди. Живучи въ разсѣяніи и большею частію въ отдаленіи другъ отъ друга, не могли они долго оставаться въ одиночествѣ. Сама природа вложила въ душу человѣческую склонность въ общежитію: а потому и захотѣли они: окружить себя существами сколько нибудь себѣ подобными. Разумъ находился тогда въ младенчествѣ; онъ не могъ проникать въ причины тѣхъ безчисленныхъ явленій, которыя встрѣчались повсюду удивленнымъ ихъ чувствамъ. Такое невѣжество и ослѣпленіе само собою приуготовляло ихъ воображеніе къ разнымъ баснямъ и вымысламъ, а вліяніе стихіи и другія испытанныя ими нужды подали можетъ быть первой къ тому поводъ. Во время грозной бури два или три человѣка нашли себѣ убѣжище въ темнотѣ лѣса, и защищенные густыми вѣтвями, внимали съ ужасомъ реву вѣтра, пробѣгающаго надъ ихъ главами и наклоняющаго вѣковыя деревья. Ето для нихъ не вѣтръ, но нѣкое сильное и грозное существо, которому ничто противустать не можетъ, когда оно бываетъ гнѣвнымъ. Въ часы своего изступленія придали существу сему крылья, уста, необыкновенное дыханіе, и назвали его Еоломь. Въ продолженіе той же бури слышали скрыпъ деревъ, имѣющій нѣкоторое сходство съ воплемъ дикой женщины; ето, по ихъ мнѣнію, Дріады иди Амадріады (отъ ἄμα вмѣстѣ и δ'ῦς дубъ или дерево), которыя родились съ дубами и умираютъ вмѣстѣ съ ними. Онѣ защищали ихъ отъ бури и зноя; по сему и признаны были священными, божественными {Древніе, въ разсужденіи сего не одинакаго были мнѣнія. Одни почитали все то божественнымъ, что находилось въ дубахъ, а другіе, какъ то Друиды, жрецы Галловъ, признавали за божество одно только сердце дуба. Г.}. Нѣкогда случилось замѣтить огонь, упадшій съ высоты и зажегшій любимую ихъ дубраву огонь сей названъ Саламандрою все пожирающею, или Вулканомь, божествомъ сильнымъ и свирѣпымъ, низверженнымъ съ неба. Одно дерево покрытое прекрасными плодами остановило взоръ дикаго человѣка; онъ сорвалъ то яблоко, которое болѣе его прельщало, позналъ сладость его, и началъ мечтать, что подъ симъ деревомъ непремѣнно должно скрываться какое нибудь благодѣтельное существо, которое произращаеть плоды сіи: ето Помона. -- Сильная жажда привела его къ источнику, изъ ближней горы изливающемуся, много разъ отходилъ отъ него, много разъ онъ возвращался, и всегда видѣлъ то же обиліе водъ и ту же тѣнь, которая отражалась на днѣ источника при каждомъ его наклоненіи. Какое же ето божество, которое всегда изливаетъ сіи воды и которое многократно имъ самимъ видимо было? онъ назвалъ его Наядою. Между тѣмъ давно было замѣчено, что на всѣ радостные и печальные его клики всегда отвѣчалъ голосъ какого-то существа невидимаго, обитающаго въ мрачной пещерѣ. Онъ долго мечталъ о немъ, разныя дѣлалъ сужденія, и положилъ наконецъ, что тамъ должна привитать Нимфа Ехо.
   Таковъ ходъ понятій человѣческаго разума еще младенчествующаго; и сіе-то можетъ быть подало поводъ новѣйшимъ философамъ предполагать въ душѣ нашей врожденныя понятія о Богѣ (ideas innatas). Я сего ни защищаю, ни опровергаю; и хотя путешественниками найдены такіе народы, которые не имѣютъ совсѣмъ ни имени для означенія существа высочайшаго, ни понятія о немъ никакого {Собственныя слова путешественника Nicolas dei Techo de rebus Caaiguartum: "Reperi cam gentem nullum nomena habere, quod Deum et hominis animam significet, mulla sacra habet, nulla idola."}: однако не можно отвергать, чтобы они не признавали ничего чудеснаго, ничего такого, что заставляло бы ихъ бояться, или удивляться.
   Какъ бы то ни было, но время отъ времени число чрезъестественныхъ существъ умножалось, неодушевленныя вещи, окружающія человѣка, начали въ глазахъ его чувствовать, жить и мыслишь о и такимъ образомъ положено было основаніе тому чудесному міру, которымъ столько плѣняютъ насъ древніе стихотворцы, и коего (если позволено такъ выразиться) одни только развалины остались въ новѣйшихъ поемахъ.
   Когда люди вышли: изъ мрачныхъ убѣжищъ своихъ и вступили въ общество, тогда произошли басни другаго рода. Сперва сообщали другъ другу то, что ими замѣчено было въ первомъ образъ жизни; разсказывали о Фавнахъ и Силенахь, о прекрасныхъ видѣнныхъ ими Нимфахъ, и всегда увеличивали столько, сколько свойственно новымъ людямъ, возхищающимся всѣми явленіями природы. Спустя нѣсколько времени, ощутивъ разныя выгоды общежитія, начали повѣствовать много чудеснаго о тѣхъ, которые ввели ихъ въ сей новый родъ жизни. Орфей своимъ пѣніемъ очаровалъ жителей лѣса; покрытые древесными листьями и звѣриными кожами, они стекались отвсюду на звукъ его лиры. Орфей учредилъ общество, даровалъ законы; и восторженные свидѣтели сего происшествія сказали о немъ, что онъ привлекалъ звѣрей и двигалъ цѣлые лѣса. Амфіонъ стоить съ арфою при вратахъ новосозидающагося града, и ударяетъ въ струны ея, чтобы заохотить новыхъ гражданъ въ сооруженію стѣнъ каменныхъ, высокихъ; трудящіеся, забывая тягость ноши своей, оканчиваютъ непримѣтно работу: и Амфіонъ творить чудеса, двигаетъ камни; его арфа необыкновенная, божественная, низпослана ему отъ самихъ небожителей. Современникъ Сатурна, Царя миролюбиваго и добраго, пережилъ своего благодѣтеля, и не одинъ разъ воспоминалъ съ прискорбіемъ о всемъ невозвратимомъ. Сей древній старецъ былъ нѣкогда молодъ; съ молодыми лѣтами улетѣли всѣ его радости и удовольствія; и онъ думалъ, что съ перемѣною его одного перемѣнилось все существующее въ природѣ. Часто, опершись на посохъ, грустилъ въ кругу дѣтей о протекшемъ золотомъ, по его словамъ, времени. Дѣти сіи состарѣлись въ свою очередь, и передали потомкамъ разныя басни о золотомъ вѣкѣ.
  
   "Flumina jam lactis, jam flumlna nectaris ibant;
   "Flavaque de viridi stillabant ilioe mella."
  
   Впрочемъ и слѣдовавшіе за симъ вѣки имѣли свои выгоды, какъ и свои басни, Чѣмъ болѣе познавали люди пользу общежитія, тѣмъ болѣе было случаевъ къ новымъ вымысламъ. Они вкусили сладость любви, познали прелести ея, и выдумали богиню Венеру, окруженную Радостями, Играми и Смѣхами. Когда испытали горечь и лютость сей страсти, тогда сотворили Купидона, божество вѣчно юное, прелестное, но коварное, грозное и всегда готовое поражать своими стрѣлами сердца юношей и красавицъ. Любовь непостоянна,-- и Купидонъ съ крылами; любовь неразборчива, слѣпа -- и на глазахъ Купидонъ повязка...
   Сіи и другія подобныя басни, въ которыя одѣты отвлеченныя понятія, родились послѣ другихъ, заимствованныхъ отъ физическихъ явленій. Начало ихъ надобно относить къ тому времени, когда способности души человѣческой довольно уже обогатились познаніями. Источники, изъ которыхъ и тѣ и другія басни проистекали, почти безчисленны. Разное вліяніе климатовъ, разные характеры, разныя степени просвѣщенія были причиною разныхъ вымысловъ, Порабощенный Египтянинъ вымышлялъ все низкое; свободной и благородной Грекъ украшалъ приключенія и вымыслы такою наружностію, которая привлекала къ себѣ уваженіе. Астрономъ перенесъ все то на небо, что поражало его душу; Піитъ изъ мечтательнаго міра своего хотѣлъ переселить все, что казалось ему изящнымъ, Философъ-нравоучитель сокрылъ подъ прекрасными картинами полезные уроки: отъ сего произошли басни историческія, піитическія, физическія, астрономическія и самыя нравственныя, которыя извѣстны подъ именемъ апологовъ.
   У древнихъ было также господствующее мнѣніе о безсмертіи. Любовь къ самимъ себѣ и привязанность къ другимъ милымъ предметамъ заставила ихъ заботиться о будущемъ. Ничто столько не тревожитъ человѣка, какъ мысль о вѣчной смерти и о совершенномъ уничтоженіи существа его; по сему и началъ онъ мечтать о царствѣ тѣней, вымыслилъ Елисейскія поля для добрыхъ, и Тартаръ для нечестивыхъ. Иные хотѣли изъяснить безсмертіе переселеніемъ душъ изъ однихъ тѣлъ въ другія; и изъ сего Египетскіе жрецы составили особенную науку. Пиѳагоръ перенесъ ее въ Грецію и распространилъ въ большей части Европы. А таковое господствовавшее понятіе было поводомъ къ вымысламъ особеннаго рода, извѣстнымъ подъ именемъ прекращеніи μεταμορϕώσεων. Если смерть похищала героя, благодѣтеля, брата или другой предметъ милой для сердца, то иногда искренняя любовь и признательность, иногда лесть и раболѣпство, переселяли душу умершаго въ другое тѣло, имѣющее съ первымъ какое-нибудь сходство или въ свойствахъ, или въ имени, или въ образѣ.-- На берегахъ рѣки, орашающей Аркадію, жилъ нѣкогда Инахъ. Онъ былъ благодѣтельный Царь, но несчастный отецъ. Здѣсь, при сихъ исходищахъ, часто онъ сѣтовалъ о потерѣ единственной дщери своей Іо; часто сливалъ свои слезы съ сими водами, свои жалобы съ ихъ унылымъ журчаніемъ. Инаха не стало, смерть пресѣкла сумрачные дни его; но Инахъ снова начинаетъ жить въ сей рѣкѣ, которая носить имя его; Іо снова дышетъ въ образѣ сей телицы, которая столь часто посѣщаетъ струи ропщущаго Инаха. -- Мечтательный житель Ѳессаліи проходитъ прелестнѣйщую долину Темпе, приближается къ пѣнистымъ водамъ шумящаго Пенея, здѣсь встрѣтилъ онъ прекрасной лавръ и погрузился въ мечты временъ протекшихъ. Онъ думалъ въ сію минуту о прекрасной Нимфѣ Дафнѣ, превращенной нѣкогда въ сіе дерево. -- на островѣ Киприды сидѣлъ подъ тѣнію Лотона счастливый пастухъ, увѣнчанный розовыми цвѣтами; и подавая единъ изъ нихъ своей любезной, близь него сидящей, напомнилъ ей о Венерѣ, омочившей сей цвѣтъ своею кровію. Пастушка срываетъ румяной анемонъ, подаетъ любезному, и говоритъ: ето Адонисъ -- онъ вѣренъ быль по смерть свою...
   Таковы были общія понятія о превращенія; и чего не могли прибавить къ сему стихотворцы? чего не могъ придумать Грекъ, рожденный подъ благораствореннымъ небомъ и получившій въ удѣлъ всѣ дары природы? Какихъ цвѣтовъ не разсыпалъ Римлянинъ, одаренный живымъ и пламеннымъ воображеніемъ? Не говорю о славныхъ превращеніяхъ Овидія; они всѣмъ извѣстны; прочтемъ изъ любопытства одну или двѣ басни изъ превращеній Антонина Либералиса {Сей писатель жилъ во времена Клавдія Императора. Имя его показываетъ, что онъ Римлянинъ, и писалъ на Греческомъ языкѣ можетъ бытъ по общему тогдашнему употребленію онаго. Впрочемъ можетъ статься и то, что онъ былъ природный Грекъ; но переселясь въ Римъ, принялъ фамилію Римскую, по извѣстному примѣру Архія Лицинія, которой такъ назвался отъ фамиліи Лициніевъ, его покровителей.}, отличающагося своею ясностію и простотою. Предлагаемый здѣсь переводъ заимствованъ съ Греческаго подлинника.
  

I. Ктисилла.

   Ктисилла, дочь Алкидамантова, рождена на островѣ Xиoсъ въ городѣ Юліи. Нѣкогда въ Карѳеѣ, въ праздникъ Пиѳійскихъ игръ, Ермохарисъ Аѳинянинъ увидѣлъ ее пляшущую предъ жертвенникомъ Аполлона, и плѣнился ею. Вскорѣ вырѣзалъ слова на яблокѣ, и бросилъ его въ капище Діаны Ктисилла подняла и прочла. На немъ была начертана клятва отъ лица ея самой, и такого содержанія, что она клянется богинею Діаною выйдти въ супружество за Ермохариса Аѳинянина. Ктисилла, зардѣвшисъ отъ стыда, бросила яблоко, и столько же симъ раздражена была, сколько Кидиппа обманутая Аконтіемъ. Впрочемъ отецъ Ктисиллы условился о бракѣ съ Ермохарисомъ, и прикасаяся лавровому древу, поклялся Аполлоноімь. По истеченіи времени Пиѳійскихъ игръ забылъ клятву и обручилъ дочь свою другому.-- Случилось ей приносить жертву въ капищѣ Діаны; распаленный гнѣвомъ Ермохарисъ вторгся въ священное мѣсто сіе, и дѣва, увидѣвъ предъ собою юношу, ощутила взаимную любовь къ нему. Послѣ того, сговорившись съ кормилицею, во время ночи украдкою отъ родителя отправилась на корабль въ Аѳины, и совершила бракъ съ Ермохарисомы. Но во время родовъ, не могши перенести жестокой боли, лишилась жизни по волѣ божества, отмстившаго ей за клятвопреступленія родителя. Когда же выносили ее къ погребенію, то изъ гробницы вылетѣла голубка, и тѣло Ктисиллы болѣе не было видимо. Ермохарису, вопрошавшему оракула, данъ былъ такой отвѣтъ, чтобы онъ во имя Китсиллы соорудилъ храмъ Афродиты въ городѣ Юліи. Сей же отвѣтъ получили и жители о. Xиоса. По сей причинѣ и доселѣ они приносятъ жертву Афродитѣ, именуя ее одни Ктисиллою, другіе Ктисиллою Екаергою.
  

VI. Перифaсъ.

   Сынъ Земли Перифасъ жилъ въ Аттикѣ еще до временъ Кекропса, рожденнаго также Землею, онъ царствовалъ надъ первобытными людьми и быль мужъ праведный, богатый, благочестивый. Соорудилъ многіе храмы, и рѣшилъ многія распри. Никто не порицалъ его, и онъ всѣми любимъ былъ. За знаменитыя дѣла сіи согласились всѣ отмѣнить поклоненіе Зевесу, и воздавать божескую честь Перифасу. И такъ посвятили ему капища и храмы, и начали поклоняться подъ именемъ блюстителя, промыслителя и благодѣтеля. Раздраженный симъ Зевесъ опредѣлилъ поразить громомъ весь домъ Перифаса. Когда же Аполлонъ просилъ его пощадить сколько-нибудь домъ сего мужа которой самъ ему покланялся, то Зевесъ отмѣнилъ опредѣленіе. Но пришедши въ домъ Перифаса и заставши его бесѣдующаго съ супругою, сжалъ его своими руками и превратилъ въ орла. Въ ту минуту молила супруга превратить и ее въ птицу одного рода съ Перифасомъ, и была превращена въ лилекъ (или козодой изъ роду орловъ). Впрочемъ Перифасу за его благочестіе, которымъ превосходилъ всѣхъ людей. Зевесъ даровалъ преимущество быть царемъ всѣхъ птицъ, блюстителемъ священнаго скипетра, и имѣть доступъ къ его престолу. А супруги его, превращенной въ лилекъ, оказана та милость, чтобы людямъ, приступающимъ къ какому бы-то ни было дѣлу, появленіемъ своимъ всегда предзнаменовала добрый успѣхъ.

А. Глаголевъ.

"Вѣстникъ Европы", No 5 и 6, 1815

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru