Святополк-Мирский П. Д.
Столетие смерти Грибоедова (1829 - январь - 1929)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Столетие смерти Грибоедова (1829 -- январь -- 1929)

   Нельзя было ожидать, что столетие смерти Грибоедова повысит уважение русских к его сочинениям. "Горе от ума" -- немеркнущая звезда на небосводе, которой едва ли грозит потускнеть. Его по-прежнему знают наизусть все образованные русские, и к этому мало что можно добавить. Однако за границей Грибоедов остается одним из незамеченных светил русской литературы, он известен лишь специалистам и ученым, но не стал повседневным словом в устах интеллигенции. Едва ли это могло быть иначе с шедевром, одна из важнейших черт которого -- несравненное владение русским разговорным языком с исключительно энергичным мастерством метрического выражения.
   Характерная черта нашего времени по отношению к Грибоедову -- это заметно возросший интерес к его личности. Интерес к личностям великих писателей -- это вообще замечательная особенность послереволюционного русского читателя. Уже много лет усердно занимается Пушкиным целая корпорация "пушкинистов". Но теперь Толстой и Достоевский, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Гоголь и многие другие добавлены к числу тех, чьи жизни (и любовные истории) знакомы многим русским читателям. В былые дни критики и историки любили распространяться о личностях писателей, но сегодня этот вид литературы пользуется дурной славой, и биографии поэтов используют, в основном, редакторы, биографы и романисты. Романы и рассказы на основе биографий писателей прошлого стали приметой русской литературы. Говорят (не знаю, с какой степенью точности), что за последний год или около того появилось не меньше тринадцати повестей и романов с Лермонтовым в качестве персонажа.1 Естественно, что Грибоедов должен был разделить эту моду.
   Грибоедов, несомненно, одна из наиболее поразительных личностей русской истории. Его современники знали об этом. Они ожидали от него великих свершений -- чего-то большего, чем просто хорошей комедии, сколь бы уникален ни был этот шедевр. Пушкин, который не питал к Грибоедову приязни, не был с ним близок и принадлежал к враждебной литературной группе, тем не менее, считал его одним из трех человек, не уступавших интеллектом ему самому (остальные два, конечно же, -- Пестель и Чаадаев). Знаменитое стихотворение Баратынского на портрет Грибоедова2 -- свидетельство романтической атмосферы, которой современники склонны были окружать его. Даже простой биограф не может не поразиться необычной карьере Грибоедова, столь блестящей и столь трагически несчастной. Его ранние университетские успехи (в семнадцать лет он получил дипломы двух факультетов); его страстная жизнь в Петербурге; его знаменитая дуэль; странная изолированность его великой комедии; его дипломатические успехи; его женитьба, за несколько недель до смерти, на шестнадцатилетней девушке (которая прожила до семидесяти лет, не изменяя памяти о нем); но -- больше всего -- его смерть от рук фанатической персидской толпы, ее отвратительный ужас, и то, как твердо он стремился выполнить задачу (полная выплата персами контрибуции, оговоренной по Туркманчайскому миру), которую сам считал несправедливой и несвоевременной, -- всё это образует исключительно яркую биографию для русского литератора.
   Биограф также будет впечатлен силой и оригинальностью его писем, столь отличных в своем жилистом уме от гибкой человечности пушкинских писем. Одним из побочных продуктов возродившегося интереса к Грибоедову-человеку является то, что его поздняя поэзия начинает вызывать больше интереса, чем прежде. Полдюжины коротких стихотворений и очень скудные фрагменты трагедии, над которой он довольно вяло работал во время расцвета своей дипломатической карьеры, не стоят, конечно, на одном уровне с "Горем от ума" и не представляют его как большого оригинального поэта. Это, скорее, зарифмованные высказывания того, кто был выдающимся человеком в отличных от поэзии областях. Но в них есть безошибочный индивидуальный акцент и, как во всем, что связано с этим исключительно мужественным человеком, никогда нет недостатка в характерной мускулистой силе.
   Великолепный юбилейный памятник; обозначающий этот новый интерес к Грибоедову-человеку, -- "Смерть Вазир-Мухтара", {"Смерть Вазир-Мухтара", зарубежное издание, Берлин, Slovo-Verlag, 2 тома. "Вазир-Мухтар" на персидском языке значит "посол". -- Прим. Д. Мирского.} роман Юрия Тынянова, с Грибоедовым в роли главного героя. Тынянов -- один из наиболее выдающихся ныне живущих русских критиков и историков литературы. В этом качестве он уже многое сделал для изучения литературного фона, на котором мы должны увидеть Грибоедова. Вклад в историю русской литературы исключительной ценности -- работа Тынянова о литературных друзьях Грибоедова, Катенине и Кюхельбекере, {В книге "Архаисты и новаторы", Прибой, Ленинград, 1929. -- Прим. Д. Мирского.} которые противостояли (как и сам Грибоедов) чрезмерному французскому влиянию школы Пушкина. Тынянов дебютировал в художественной литературе в 1925 году другим романом с литературной биографией: ее главным героем был тот самый друг Грибоедова, поэт, идеалист и революционер Кюхельбекер. Роман имел большой успех, и от Тынянова сразу стали ожидать, что он сделает с Грибоедовым то же, что сделал с Кюхельбекером. Роман о Грибоедове -- определенно одна из лучших прозаических книг, появившихся в России после 1921 года, и, хотя он немного не достигает высшей сферы творчества, это в своем роде -- шедевр. Отрадно, что великий писатель получил к своему столетию соответствующий памятник. Грибоедов стал героем художественной прозы, причем так, что его личность ничего не теряет. Роман Тынянова -- это самый настоящий роман, а не биография, замаскированная под роман, или роман, замаскированный под биографию. Он рассматривает не всю жизнь, а лишь последние несколько месяцев жизни своего героя. В нем есть откровенно выдуманные сцены и эпизоды. Но это по существу исторический и биографический роман, попытка понять и воспроизвести эпоху и характер, так же, как это делается в художественной литературе. Портрет Грибоедова, каким он нарисован в книге, исключительно убедителен и, я полагаю, по сути верен. Центральная тема книги -- предательство Грибоедовым лучших идеалов своего поколения: в то время как его друзья -- декабристы, Ермолов и многие другие -- оказались побежденными, он предпочел делать карьеру и стать крупным деятелем. Навязчивые мысли о предательстве преследуют его и подрывают живые стремления. Не вполне осознавая это, он теряет цель жизни. Любовь Нины Чавчавадзе, на которой он женится на пути к смерти в Тегеране, кажется воображаемой, как голос из некоего вымышленного рая. Он движется к гибели, не веря в значение своей миссии, принимая с сомнамбулической медлительностью наиболее опасные решения, неотвратимо накликая беду. Трагическая атмосфера неизбежного бедствия, которая окружает последние месяцы этого обломка истребленного поколения в по сути враждебном мире Николая I, выражена не без мастерства. Фигура Чаадаева, появляющаяся в одной из первых глав, -- словно резонатор к Грибоедову: его случай -- такой же, только его предательство дела юности было не преднамеренным, и в новую эпоху он остается уединенным отшельником. И хотя Пушкин появляется в романе лишь в двух коротких эпизодах, судьба Грибоедова не может не напомнить судьбу, которая восемь лет спустя постигла Пушкина, задохнувшегося в безвоздушной атмосфере николаевской России, пошедшего на смерть с тем же сознательным вызовом, как и Грибоедов. Ныне мы знаем, что смерть Пушкина была сознательно замаскированным самоубийством. Смерть Грибоедова была того же рода. Он в меньшей степени сознавал это, но силы, побуждавшие обоих поэтов, были равно ясны в обоих случаях. Свет, пролитый художественным пониманием Тынянова, на последние годы Грибоедова и его смерть, объясняет, среди прочего, странную поэтическую бесплодность этих лет, и трагическую неудачу с пьесой, которую и современники, и он сам ждали как произведение много более значительное, чем "Горе от ума".
   
   Опубл.: Mirsky D. S. Centenary of the Death of Griboyedov (1829 -- January -- 1929) // Slavonic and East European Review. 1929. Vol. 8. No 22. P. 140--143.
   В "Истории русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского" (A History of Russian Literature from the Earliest Times to the Death of Dostoyevsky (1881). London; New York, 1927) Мирский писал: "Грибоедов -- homo unius libri (человек одной книги). Книга эта -- великая комедия "Горе от ума" (или, как перевел это название профессор Пэре, "Несчастие быть умным"). Другие его комедии, одна из которых была написана после "Горя", не заслуживают внимания и до странного на нее непохожи. Фрагменты социально-исторической трагедии "Грузинская ночь", над которой он в последние годы работал, тоже разочаровывают. Некоторые из его стихотворений хороши, но это только намеки на нереализованные возможности.
   Более важны его письма, ибо они -- среди лучших, написанных на русском языке. Они открывают нам Грибоедова-человека, но великий писатель раскрывается перед нами только в "Горе от ума". <...> По эпиграммам, репликам, по сжатому и лаконическому остроумию у Грибоедова в России нет соперников -- он перещеголял даже Крылова.
   В искусстве изображения характеров Грибоедов тоже ни с кем не сравним. У него было качество, унаследованное от классицистов, которым не обладал никто из русской реалистической школы. Оно было у великих мастеров XVII и XVIII вв. -- у Мольера, у Филдинга, а в XIX, думаю, только у Теккерея. Это некая всечеловечность, которая делает Тартюфа, Сквайра Вестерна и мисс Кроули чем-то большим, нежели просто характерами. Они личности, но они еще и типы -- архетипы, или квинтэссенции человеческого, наделенные всем, что есть у нас жизненного и индивидуального, но наделенные еще и сверхличностным существованием, подобно платоновским идеям или универсалиям схоластов. Это редкое искусство -- может быть, самое редкое из всех; и из русских писателей Грибоедов обладал им в высшей мере" (Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. С. 187--189).
   В рецензии 1927 года на "Кюхлю" Тынянова Мирский отмечал: "В противоположность Алданову, Тынянов определенно "историчен": для него двадцатые годы неповторимы и непохожи на двадцатый век; вместе с тем он остро чувствует течение истории, неповторяющийся и непрекращающийся поток исторического изменения. Тынянов, надо заметить, один из наиболее видных историков литературы формальной школы; по моему мнению, самый тонкий и чуткий изо всех формалистов. Его книга о "Стихотворном языке", несмотря на отпугивающий жаргон, совершенно выдающаяся работа, и его недавнее исследование о Катенине и том же Кюхельбекере (Сборник "Пушкин в мировой литературе", Ленинград, 1926) методологически лучший образец "формального метода". "Кюхля", сразу заметно, книга начинающего. Недостатки ее слишком очевидны -- плохо рассчитанные пропорции (особенно скомканность первых глав); явная спешка (по-видимому издатель торопил к юбилею декабристов); невыработанный, срывающийся, хотя в основе правильно намеченный, стиль; одностороннее (почти исключительно литературное) знакомство с эпохой, сказывающееся в дилетантски претенциозных рассуждениях о 14-ом декабря. Несмотря на это, "Кюхлю" надо признать выдающимся явлением. Эпоха декабристов представлена с большой зоркостью, зоркостью одновременно исторической и художнической" (Святополк-Мирский Д., кн. Критические заметки // Версты. 1927. No 2. С. 255--262).
   В 1929 году (год выхода статьи в "Slavonic Review") Мирский рецензировал роман Тынянова в газете "Евразия": "По сравнению с "Кюхлей", еще державшегося биографической формы, "Смерть Вазир-Мухтара" несомненный шаг вперед. <...> Наличность крепкого смыслового костяка (тема предательства и бессмысленности) спасает "Смерть Вазир-Мухтара" от сравнений с расплодившимся повсюду лже-биографическим жанром и делает его настоящим романом, с единством действия. Проявленная Тыняновым еще в "Кюхле" высокая способность создавать живых людей в новом его романе проявляется еще ярче. Сам Грибоедов сделан с большой убедительностью и в самой своей мертвости -- жив. <...> Интересно в новой манере Тынянова несомненное использование гоголевских приемов, хотя и очень "дискретное", в стремлении дать фигурам простые физические формулы. <...> У Тынянова нет той "внутренней фауны", которая одна делает "поэтов", а только понимание, которое делает историков. Заинтересованность его в своих героях объективная и социальная. Роман прямо отвечает социальному заказу (интерес читателя к эпохе). Все это не умаляет его ценности. Хорошая история лучше неумелой "поэзии". Все-таки нужно различать. И признавая высокие качества "Смерти Вазир-Мухтара", не надо забывать, что она принадлежит к иному классу, чем "Детство Люверс" Пастернака, "Конармия" Бабеля или "Рискованный человек" Тихонова" (Святополк-Мирский Д. Роман Тынянова о Грибоедове // Евразия. 1929. No 13. 16 февр. С. 7).
   
   1 См., например, повесть Б. А. Пильняка "Штосс в жизнь" (1928) (о ней см.: Moranjak-Bamburac N. Факт и фикция: "Штосс в жизнь" Б. Пильняка // Russian Literature. 1991. Vol. XXIX (I). С. 101--112; Клещикова В. H. Березовая горечь штосса // Русская речь. 1994. No 1. С. 7--11); Большаков К. Бегство пленных. История страданий и гибели Михаила Лермонтова: Роман / Предисл. П. С. Когана. Харьков, 1929; см. также: Фохт У. Р. Лермонтов в современной беллетристике // Печать и революция. 1929. No 9. С. 86--95. (Благодарим Д. Я. Калугина за предоставленные сведения.)
   2 Речь идет о стихотворении Баратынского "Взгляни на лик холодный сей..." (впервые: Северные цветы на 1826 год. С. 67). В посмертных изданиях публиковалось под названием "Надпись на портрет Грибоедова".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru