Григорьев Аполлон Александрович
По поводу одной драмы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Ребенок", драма г. Боборыкина

А. А. Григорьевъ

"Время", No 5, 1861

Оригинал здесь -- http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1861/MAY/drama.htm

  

По поводу одной драмы

("Ребенокъ", драма г. Боборыкина. Библiотека для Чтенiя. Январь 1861 года.)

  
   По поводу драмы, по поводу одной драмы!.. не переносятъ ли васъ, читатель, эти слова въ то далекое прошлое время, когда въ "Отечественныхъ Запискахъ", въ прежнихъ "Отечественныхъ Запискахъ" появилась небольшая статья, носящая тоже названiе? Но что же я спрашиваю васъ, мой читатель! въ то время, т .е. лѣтъ -- 17 тому назадъ, вы быть можетъ не только не читали "Отечественныхъ Записокъ", но кромѣ азбуки еще ничего не читали, беззаботно переживая золотые дѣтскiе годы, между тѣмъ какъ мы, какъ вашъ покорнѣйшiй слуга, сидѣли на скамьяхъ разныхъ университетовъ, днемъ зубрили профессорскiя лекцiи, а по ночамъ зачитывали на смерть "Отеч. Записки". Позвольте мнѣ, въ видѣ воспомининiй, увы! такъ отрадныхъ для человѣка почтенныхъ лѣтъ, перенестись съ вами въ то отдаленное время и кое-что сказать о его историческомъ значенiи. -- Счастливое, благодатное время для нашей юности, счастливое и благодатное для "Отеч. Записокъ!" И знаете ли почему оно было счастливымъ и благодатнымъ для почтеннаго журнала? Нѣтъ, вы вѣрно не знаете: не по количеству подписчиковъ, я полагаю равному теперешнему "Современнику" (и замѣтьте, подписчики эти не прiобрѣтались въ то время "Свисткомъ"), -- о, совсѣмъ не то! а по той усладѣ, которую въ то время ощущалъ г. Краевскiй, усладѣ авторскимъ самолюбiемъ. Замѣтьте, читатель, что я, вашъ покорнѣйшiй слуга, провинцiалъ и буду говорить вамъ только о томъ, что самъ видѣлъ и въ чемъ принималъ pars magna, знаете, какъ это у Виргилiя... Тогда, т. е. назадъ тому 16-17 лѣтъ, воображали, что все, что съ такою жадностью поглощалось въ жолтомъ журналѣ, вышло изъ-подъ пера г. Краевскаго. Добродушный Бѣлинскiй поддерживалъ это прiятное очарованiе. Съ какимъ жаромъ ратовалъ онъ противъ тогдашней "Сѣверн. Пчелы", не признававшей авторскаго таланта въ г. Краевскомъ! Добродушный Бѣлинскiй, да проститъ ему Аллахъ эту мистификацiю, приводилъ такiе аргументы: какъ-де сомнѣваться, на что это похоже, въ авторствѣ того, кто уже 5-6 лѣтъ состоитъ редакторомъ журнала! И вѣрилось, и долго вѣрилось, что въ самомъ дѣлѣ сомнѣваться не слѣдуетъ. Но увы! говоря высокимъ слогомъ, пришла чреда разочарованiю, потянулась вереница этихъ 15-ти-16-ти лѣтъ -- и какiя совершились событiя и метаморфозы! Нѣтъ Ѳаддѣя Венедиктовича, замолкъ гласъ Николая Ивановича, этихъ истыхъ спутниковъ нашего просвѣщенiя, о которыхъ мы должны сказать съ благодарностью, что они были! Существуютъ "Отеч. Записки", но еще разъ увы! въ числѣ критиковъ этого журнала имя г. Краевскаго поставлено послѣ имени г. Дудышкина!
   Говоря о благодатномъ времени для "Отеч. Записокъ", я называю его, это время, во многихъ отношенiяхъ благодатнымъ. То было время, право, замѣчательное - эпоха разогнанiя всяческихъ общественныхъ тумановъ; и утреннихъ и полдневныхъ и вечернихъ. Съ позволенiя читателей и редакцiи "Времени" я принимаю нѣсколько поэтическiй тонъ, вдаюсь быть можетъ въ несвойственный мнѣ лиризмъ. И какъ не вдаться, когда приходится заговорить о томъ, о чемъ 16 лѣтъ назадъ только мечталось, было только гаданiемъ! И встаютъ предъ вами эти 16 летъ, встаетъ золотая юность не въ туманѣ, а озаренная неразлучнымъ съ нею свѣтомъ, подобнымъ теперешнему, весеннему солнцу, проглянувшему сегодня, 11 марта, только въ полдень! Густой, поѣдающiй почерневшiй снѣгъ; туманъ висѣлъ въ воздухѣ все утро; раздался колокольный звонъ... что значитъ этотъ звонъ во дни великого поста? Манифестъ объ освобожденiи, манифестъ о свободѣ читаютъ!.. Заиграло весеннее темное солнце, зажурчали мутные ручьи, исчезъ туманъ!..
   Читатель слѣдовательно пойметъ, что въ теперешнее благодатное время, въ настоящiе отрадные для Россiи дни, на всемъ ея огромномъ пространствѣ, независимо отъ состоянiя атмосферы, тепла и холода, густыхъ тумановъ или весенняго солнца, мутныхъ ручьевъ или еще нетронутаго снѣга, какъ-то невольно настрояется поэтически все, что горитъ желанiемъ блага нашей милой родины, всѣ кто благословляетъ Виновника этого блага, нашего Защитника и Главу народнаго,

Предъ Коимъ частные труды,

Какъ мелководные пруды

Передъ Невою многоводной!

  
   Если юнъ читатель, то онъ вмѣстѣ съ талантливымъ поэтомъ скажетъ въ эти дни: Погибни жъ, злое! Пускай не устаетъ сiять намъ солнце правды повсемѣстно! Если же миновалась его юность, то призывая для довершенiя великаго дѣла свѣтъ правдиваго солнца, онъ непремѣнно въ эти святые дни вызоветъ хоть не забытыя, но закутанныя густымъ туманомъ времени воспоминанiя прошлаго. Онѣ и сами явятся, какъ живыя, эти воспоминанiя! Онѣ и прежде не разъ являлись передъ нами и, милыя гости, долго оставались съ нами, возбуждая уже дремлющiя или готовыя задремать силы, снабжая насъ тѣмъ спасительнымъ пыломъ, которымъ съ избыткомъ надѣляется юность. Я говорю конечно о воспоминанiяхъ свѣтлыхъ. Можетъ быть для нѣкоторыхъ, а можетъ быть и для всѣхъ, спасительна сила и мрачныхъ воспоминанiй, но о нихъ, по крайней мѣрѣ теперь, подъ влiянiемъ теперешнихъ дней, подъ влiянiемъ только что прочитанной драмы, мнѣ говорить не хочется...
   Да, чтó ни говорите, чья юность проживалась вначалѣ 40-хъ годовъ, тотъ имѣетъ полное право считать себя счастливѣе процвѣтавшихъ въ началѣ 30-хъ или въ началѣ 50-хъ годовъ: къ нему придетъ болѣе тѣсный сонмъ свѣтлыхъ воспоминанiй, чемъ къ его предшественникамъ и преемникамъ, сколько бы послѣднiе къ нимъ ни взывали.
   Да! начало сороковыхъ годовъ, дѣйствительно было эпохою разогнанiя всяческихъ тумановъ, правда скопившихся потомъ въ густыя, мрачныя тучи, заволокшiя нашъ общественный горизонтъ, но все-таки разогнанiя и стало быть просвѣтленiя. Русская литература въ правѣ гордиться этимъ временемъ. -- Не покидая литературной почвы, постараемся набросать характеристику этой эпохи, насколько-то возможно для статьи, не имѣющей претензiи на глубину.
   Печально было положенiе нашей литературы въ концѣ 20-хъ и въ началѣ 30-хъ годовъ. Представьте, читатель, что вы не русскiй, но что вы очень любите все русское и пожелали бы познакомиться съ исторiей русскаго общества въ указанную эпоху. Откуда вамъ добыть матерiяловъ для подобнаго знакомства? Въ такъ называемыхъ исторiяхъ вы ихъ ни за что не найдете, а потому естественно вы обращаетесь къ литературѣ. Какъ ни плоха была наша литература за то время, но такъ или иначе, русская жизнь должна же была въ ней отражаться. Какое же явленiе представитъ вамъ тогдашняя русская жизнь, тогдашнее русское общество? -- Весьма неутѣшительное: это было что-то отжившее, дряхлѣющее, кукольное, -- мелочь интересовъ, мелочь мысли, крохотныя страстишки и какое-то тупоумное самодовольство. Хотя бы что-нибудь было живого, хоть бы какой-нибудь былъ задоръ! Въ такомъ положенiи дѣйствительно находилось тогдашнее такъ называемое лучшее общество, оторванное отъ всего живого, лишонное почвы, нелѣпо воспитанное, еще нелѣпѣе питающееся. Не забудьте, это еще лучшая, свѣтлая сторона тогдашней жизни, какъ ни странно называть какую бы то ни было маниловщину свѣтомъ, -- это, говоримъ, лицевая сторона, но посмотрите на изнанку, прочтите Грибоѣдова, перечитайте позже явившагося "Ревизора", которого впрочемъ мы теперь оставляемъ въ покоѣ, хотя и хотѣлось бы по поводу его сказать нѣсколько словъ. Въ "Горѣ отъ ума" вѣдь тоже рисуется высшее общество, да притомъ еще московское, знать или, какъ говорятъ въ провинцiи, аристократiя. Что же это за общество? "Горе отъ ума", господа, великое произведенiе, такъ даже думалъ Ѳаддей Венедиктовичъ съ своимъ неразлучнымъ спутникомъ и другомъ. Ошибся только въ одномъ сей знаменитый мужъ; нападая на ненавистныя ему "Мертвыя Души", онъ не понялъ одного: историко-литературнаго тожества поэмы Гоголя съ комедiей Грибоѣдова. Въ самомъ дѣлѣ, сродство двухъ этихъ произведенiй удивительное: главные герои "Мертвыхъ Душъ" не что иное, какъ опомѣщичившiеся герои грибоѣдовской комедiи, покинувшiе первопрестольную столицу и разбредшiеся по захолустьямъ. Посмотрите на Фамусова и на Чичикова, на Загорѣцкаго съ Репетиловымъ и Ноздрева, на Скалозуба и Собакевича: въ нихъ вы непремѣнно найдете общiя, генерическiя черты; поставьте ихъ на линiю, "въ три шеренги", какъ умѣлъ ставить Скалозубъ, сходство будетъ еще разительнѣе. Одни предаются ловитвѣ "почестей иль мѣстечекъ", другiе -- душъ, живыхъ и мертвыхъ; на лицахъ тѣхъ и другихъ лежитъ толстымъ слоемъ какая-то копоть, ни на что не похоже извращающая человѣческое лицо. Эти дюжiя натуры потому такъ прокоптились, что прямо вышли изъ русской жизни, не то что маниловцы 30-хъ годовъ, обоего пола, эти исхудалые, хотя дѣйствительно существующiе личности -- и de facto существующихъ и искусственно созданныхъ разною жизнью, столичною, деревенскою, литературною и т.п. -- Вотъ въ общихъ чертахъ какова была русская жизнь въ концѣ 20-хъ и въ тридцатые годы. По крайней мѣрѣ насколько мы знаемъ это изъ литературы. Что же дѣлалъ, что сдѣлалъ пользы вашъ многохвалимый Пушкинъ? спросятъ насъ незнакомые съ русской жизнью или насущники въ искусствѣ. -- Пушкинъ? -- очень многое. У насъ съ легкой руки гг. -бова и Дудышкина начинаютъ побранивать Пушкина. Это теперь даже крайне -- современно: слава Богу и Государю, отъ крѣпостнаго права мы отдѣлались, ну, а что же сдѣлалъ Пушкинъ въ исторiи крѣпостнаго права? то ли дѣло Григоровичъ {Г.Григоровичъ точно сдѣлалъ много въ исторiи крѣпостнаго права. Уже одно то, что это былъ первый голосъ въ избранномъ имъ родѣ искусства противъ этого права.}, Марко Вовчокъ! Посмотрите-ка, какъ послѣднiй отдѣлываетъ крѣпостное право, какъ онъ жужжитъ вокругъ него! Появись такой писатель въ 30-хъ годахъ, да мы бы всѣ заткнули уши и убѣжали отъ крѣпостнаго права: Богъ съ тобой, матушка!
   Третировать такимъ образомъ Пушкина значитъ не понимать ни искусства, ни русской жизни. Мы не знали, да и не могли знать Пушкина, какъ человѣка, какъ могли знать нѣкоторые изъ нашихъ читателей (да простятъ намъ дерзость разсчитывать на большой кругъ ихъ); мы смотримъ на Пушкина въ теперешнiе покаянные дни съ точки зрѣнiя историко-литературной, не обращая вниманiя на его личность. Русское общество до -- и -- послѣ Пушкина, если позволено будетъ такъ выразиться (впрочемъ теперь настало время такъ выражаться), было страшнымъ образомъ закопчено копотью крѣпачества (беремъ терминъ изъ М. Вовчка). Историко-литературная задача Пушкина состояла во первыхъ -- въ томъ, чтобы явить намъ идеалъ истиннаго художника, чтò онъ блистательно и исполнилъ, а во вторыхъ -- чтобы приготовить русское искусство (не фельетонъ, не памфлетъ, не газетныя статейки) къ полному и всецѣлому отраженiю жизни. Такая миссiя не легка и бываетъ по силамъ только генiю. Странно укорять его въ такихъ прiемахъ, которые только и возможны были въ его положенiи: вѣдь это все равно, что требовать, напримѣръ отъ профессора исторiи, чтобы онъ въ вступительной своей лекцiи обратился къ слушателямъ съ слѣдующими словами: г-да! наша наука -- пресквернѣйшая наука... и пошолъ и пошолъ откалывать въ этомъ родѣ, вмѣсто того, чтобы представить сначала идеалъ исторiи, опредѣлить ея задачи и т.п. Пушкинъ явился съ свѣтомъ, озарившимъ русскую мысль, придавшимъ ей новый, державный бѣгъ. Если вы, читатель, пессимистъ и усумнитесь въ возможности существованiя въ пушкинское время женщинъ, подобныхъ Татьянѣ; то какъ русскiй поблагодарите творца этого великолѣпнаго типа за его созданiе. Литературные типы, если вамъ угодно, отличаются тѣмъ же характеромъ насущности, какъ и разнаго рода общественныя улучшенiя: вѣдь они, т. е. эти типы тоже, что моисеевы облачные столпы, что мѣдный змiй. На нихъ устремляются взоры всего современнаго общества и нерѣдко послѣдующихъ поколѣнiй; смотря на нихъ (если это образы свѣтлые, какъ Татьяна), или врачуются и исцѣляются отъ всякихъ общественныхъ недуговъ и язвъ, или (если это òбразы мрачные) нравственно погибаютъ. Вѣдь вотъ, хоть бы все та же Татьяна, положимъ даже изукрашенная {Даже и этой уступки не можемъ мы сдѣлать противникамъ Пушкина. Татьяна -- прелестнѣйшiй типъ русской женщины и первый такой типъ по времени въ нашей литературѣ.}: неужели вы думаете, этотъ образъ не имѣетъ громаднаго значенiя въ исторiи нашей цивилизацiи, въ исторiи нашей русской женщины? Неужели вы полагаете, что влiянiе на насъ этого типа было менѣе знаменательно, чѣмъ героинь Занда? -- Нѣтъ, г-да насущники, за свѣтъ не бранятъ: чѣмъ ярче онъ, тѣмъ лучше, чѣмъ большее пространство нашей жизни озарилъ свѣтъ Пушкина, чѣмъ больше тумановъ разогналъ онъ, тѣмъ большее ему спасибо. И да будетъ стыдно тому, кто въ теперешнее время, когда мы видимъ

рабство, павшее по манiю Царя;

  
   когда такъ кстати задуманъ памятникъ великому поэту, омрачить несправедливымъ укоромъ тѣнь одного изъ лучшихъ людей земли русской, одного изъ великихъ вождей нашего самосознанiя! Пушкинъ сдѣлалъ все, что могъ: не его была вина, если русская литература еще долго плелась по старымъ, избитымъ колеямъ, если русское общество все еще устремляло свои взоры и сердца на поражающихъ его проказою мѣдныхъ змѣевъ; дѣло было сдѣлано, и шагъ назадъ невозможенъ. Да не подумаютъ поборники насущности, что говоря о Пушкинѣ мы до такой степени увлекаемся его литературною дѣятельностью, что забываемъ влiянiе другихъ идей, помимо литературы къ намъ приходившихъ до- и послѣ Пушкина. Мы говоримъ только, что шагъ назадъ былъ невозможенъ, хотя дѣло и не пошло шибко, какъ это бываетъ всегда, когда соцiальныя задачи возлагаются на плеча литературы; мы хотимъ только сказать, что разъ вспыхнувшая искра свѣта не потухаетъ. Въ исторiи нашей цивилизацiи играли и играютъ великую роль кружки, собиравшiеся вокругъ болѣе талантливыхъ и свѣтлыхъ личностей. Не говоримъ, чтобы это было очень хорошо и естественно; но что это было необходимо и весьма полезно, въ этомъ надѣемся, никто не усумнится, какъ никто, также позволяемъ себѣ надѣяться, не упрекнетъ насъ въ поклоненiи кружкамъ. Мы сказали, что они и теперь играютъ роль -- да! играютъ въ провинцiи и долго еще будутъ играть, какъ это положимъ, ни неестественно. Не знаемъ, дождемся ли мы когда-нибудь исторiи нашихъ кружковъ и возможна ли эта исторiя, -- а предметъ высокаго интереса. Кружки -- да вѣдь это протестъ противъ омраченнаго крѣпачествомъ общества; изъ кружковъ вышли всѣ лучшiе наши люди, въ кружкахъ находила литература свои свѣтлые идеалы; изъ кружковъ наконецъ развилось западничество и славянофильство, сослужившiя намъ такую честную службу, хотя западничество и славянофильство можно считать уже поглощенiемъ, слiянiемъ кружковъ. Благодаря влiянiю кружковъ, въ центрахъ нашего просвѣщенiя начали мало по малу разгоняться всякаго рода общественные туманы, потянувшiеся къ сѣверу, востоку и югу, сталъ болѣе и болѣе очищаться небосклонъ; будущая исторiя русской литературы обязана со всевозможною полнотою раскрыть это интересное явленiе; намъ такая задача не по силамъ. -- Лишонные возможности наблюдать нашу жизнь въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ скорѣе очищался небосклонъ отъ всяческихъ тумановъ, мы обращаемся къ тѣмъ мѣстамъ, гдѣ долѣе они висѣли, гдѣ гуще и удушливѣе были -- къ провинцiи, въ которой конецъ 30-хъ годовъ можно назвать эпохою туманопроцвѣтанiя.
   Туманопроцвѣтанiе! уже само по себѣ это слово избавляетъ насъ отъ необходимости представить удовлетворительную картину русскаго общества въ концѣ тридцатыхъ годовъ, -- работа, которая едва ли по силамъ даже талантливому художнику. Современный юный читатель не можтъ даже приблизительно составить себѣ понятiе объ этомъ мракѣ. Онъ царилъ повсюду этотъ мракъ, это вездѣ и повсемѣстно проявляющееся крѣпачество -- и во всѣхъ видахъ общественной и домашней жизни, и въ школѣ и, какъ ни горько въ этомъ сознаться! въ тогдашнемъ молодомъ поколѣнiи, къ которому еще такъ многiе принадлежатъ изъ насъ. Надъ молодымъ поколѣнiемъ витала бездна идей и идеаловъ -- благородства и неблагородства, мечтанiй о мѣстечкахъ, ухарства всѣхъ родовъ и видовъ, отъ героевъ Марлинскаго до Ноздрева включительно; молодое поколенiе питалось и насыщалось романтизмомъ Александра Александровича Бестужева и паѳосомъ великолѣпнѣйшаго и крупнѣйшаго изъ нашихъ поэтовъ, Дениса Васильевича Давыдова. Грубый матерьялизмъ грозилъ всеобщимъ порабощенiемъ тогдашнему большинству: почти не читался Пушкинъ, а если и читался, то нелѣпо понимался, забывался Жуковскiй, проходили мимо Баратынскаго и Одоевскаго, не обращали никакого вниманiя, что выработалось лучшаго въ предшествующiе эпохи, и, что всего печальнѣе, этотъ матерьялизмъ, эти разныхъ родовъ идеи и идеалы обѣщали страшную живучесть, потомучто, по несчастiю, оперлись на народность и долго признавались нашими, родными. Противодѣйствiе такому направленiю было спасительнымъ благодѣянiемъ. Противодѣйствiе въ жизни началось, конечно, раньше, съ кружковъ (но и это не въ провинцiяхъ); противодѣйствiе въ литературѣ -- съ западниковъ, съ Бѣлинскаго и его (да! его) "Отечественныхъ Записокъ". Западничество и славянофильство теперь отжили свой вѣкъ: теперь мы ни западники, ни славянофилы, а русскiе; но, отдавая должное славянофильству и сочувствуя ему во многомъ, мы въ интересахъ общества и исторiи, не можемъ не отдать предпочтенiя западничеству. Явившись, какъ необходимое противодѣйствiе извѣстному общественному направленiю, образовавшемуся вслѣдствiе какого-то насильственнаго отчужденiя отъ остального образованiя мiра, западничество выступило съ знаменемъ прогресса, ни разу ему не измѣняло и даже ни кому не дало повода заподозрить его въ измѣнѣ (чѣмъ не можетъ похвалиться славянофильство, хотя мы теперь и не заподозрѣваемъ его во мракѣ). Западничество энергически взялось за дѣло, начатое еще въ прошломъ вѣкѣ, начатое, но не оконченное Карамзинымъ, вытекающее изъ всей литературной дѣятельности Пушкина; борьба его съ мракомъ была сильна и благородна; могучiй боецъ его палъ съ мужествомъ трагическаго героя; самыя ошибки западниковъ, для указанiя которыхъ, конечно, потребовалось славянофильство, были поучительны и отъ времени прошли бы сами собою. Несчастiе славянофиловъ состояло въ томъ, что они выступили въ борьбу съ противникомъ, который прикрывался знаменемъ свѣта, и что не умѣли, по крайней мѣрѣ въ началѣ, выяснить значенiе народности, которую не только противники ихъ, но даже друзья смѣшивали съ мракомъ, съ туманопроцвѣтанiемъ. Впрочемъ, мы не пишемъ исторiи этихъ двухъ школъ и охотно извиняемся предъ читателемъ за длинное отступленiе, за то, что не сказали еще ни слова объ одной драмѣ, хотя мы собственно обѣщались говорить только по поводу ея. Дѣлаемъ еще одно, послѣднее отступленiе и попросимъ читателя помѣчтать вмѣстѣ съ нами и перенестись мыслью къ началу сороковыхъ годовъ, къ Бѣлинскому и его "Отечественнымъ Запискамъ."
   Мы назвали эту эпоху разогнанiемъ тумановъ. Но тогдашнiе туманы, какъ видѣлъ читатель, состояли изъ нѣсколькихъ густыхъ слоевъ; разорвать каждый слой требовалось особенное средство; чтобы не наскучить читателю личными воспоминанiями, мы не перечисляемъ ни этихъ средствъ, ни этихъ слоевъ. Мы позволяемъ себѣ только вспомнить объ одной небольшой статьѣ, прочитанной нами много лѣтъ тому назадъ въ "Отечественныхъ Запискахъ" и, если не ошибаемся, озаглавленной такъ: "По поводу одной драмы". Помнимъ лѣтнюю (и въ самомъ дѣлѣ) прекрасную ночь, проведенную нами безъ сна, надъ этой пiэской, помнимъ много долгихъ-долгихъ дней, когда мысль объ этой статьѣ не давала намъ покоя. Современный читатель не нашолъ бы теперь ничего особеннаго въ этой статьѣ: въ ней трактовалось о соцiальномъ значенiи женщины; но, о Боже! какое потрясающее впечатленiе произвела она въ ту эпоху, когда въ людяхъ нашего поколѣнiя (если вамъ, читатель, сорокъ лѣтъ или около того, значитъ вы наши сверстники) совершился тотъ ужасный нравственный переломъ, который такъ дорого намъ стоилъ! Мы ломались и помногу и почасту: въ насъ, въ тогдашней молодежи, до высшей степени были развиты всѣ тѣ инстинкты, которые величайшiй изъ русскихъ художниковъ воплотилъ потомъ въ отвратительномъ образѣ Ноздрева. Извольте-ка съ разу и вдругъ разбить этотъ типъ, который жилъ въ насъ! Онъ, какъ и другiе, ему подобные, разбился; но во что обошлась эта побѣда!.. Надѣемся, что читатель извинитъ насъ за эти восклицанiя, за эти немногiя личныя воспоминанiя: въ статьяхъ историко-литературнаго характера до извѣстной степени онѣ необходимы, какъ матерьялъ, которымъ воспользуется будущiй изслѣдователь нашей гражданственности, не мыслимой безъ изученiя исторiи литературы.
   Драма г. Боборыкина (потомучто все, что сказали мы теперь было по ея поводу) навела насъ на воспоминанiя о прошломъ, объ эпохѣ, имѣвшей такую высокую важность, о судьбѣ, по крайней мѣрѣ литературной судьбѣ русской женщины: въ "Ребенкѣ" также представляется исторiя женщины. Литературная судьба русской женщины, нашей литературной примадонны, если можно такъ выразиться, въ высшей степени интересна и, какъ многое другое у насъ, еще ни кѣмъ не изслѣдована. Русская женщина, какъ женщина, спаслась отъ той нравственной порчи, которой не избѣгнулъ ея грубый товарищъ, по крайней мѣрѣ ей легче было спастись, легче сохраниться и запастись хотя отрицательными достоинствами; эта истина превосходно между прочимъ доказывается литературною дѣятельностью Тургенева. Но, какъ бы то ни было, а положенiе нашей литературной примадонны было глубоко печально. Свѣтлый образъ Татьяны, безъ сомнѣнiя имѣвшiй въ дѣйствительной жизни громадное влiянiе на немногихъ, избранныхъ натуръ, въ литературѣ сталъ блѣднѣть и мельчать, и въ произведенiяхъ Марлинскаго, этого страннаго, въ разладъ пошедшаго съ своей судьбою писателя, достигнулъ истиннаго уродства. Мы не собираемъ чертъ русской примадонны у талантливыхъ послѣдователей Пушкина, стихотворцевъ и прозаиковъ; мы готовы согласиться, что дѣйствительно можно подобрать черты свѣтлыя и привлекательныя; но дѣло въ томъ, что компоновкѣ этихъ чертъ въ цѣльный живой образъ мѣшало давыдовское и языковское отношенiе къ женщинѣ. Но, предполагая за несомнѣнное, что русская женщина двадцатыхъ-тридцатыхъ годовъ могла быть выше мущины, хотя между прочимъ по одному поэтическому влiянiю на нее Пушкина, мы не можемъ однакоже назвать ея личнаго и общественнаго положенiя вполнѣ удовлетворительнымъ по тогдашнему состоянiю мущины, влiянiе котораго на женщину, конечно, велико. Литературное положенiе нашей примадонны было крайне печально: она не имѣла своего Гоголя, своего передового вождя. Русскую женщину спасло и возстановило западничество, -- вотъ громадная, незабвенная услуга Бѣлинскаго и друзей его, немыслимая для славянофильства, если бы даже послѣднее съ самаго начала выступило съ тою же силою и правотою, чего никакъ нельзя у него отнять за послѣднiй, самый плодотворный перiодъ его дѣятельности. Влiянiе западниковъ на развитiе русской женщины предметъ высокой важности въ исторiи нашего просвѣщенiя, предметъ неистощимый для литературной обработки, хотя надъ нимъ не разъ пробовали свои силы такiе талантливые писатели, какъ Майковъ, Некрасовъ и Тургеневъ. За подобную же обработку взялся и начинающiй писатель, г. Боборыкинъ. -- Въ добрый часъ!
   Но мы не имѣемъ намѣренiя писать теперь о самой драмѣ. Мы высказали только нѣсколько мыслей, навѣянныхъ на насъ чтенiемъ этой драмы. Скажемъ въ заключенiе только, что драма г. Боборыкина въ самомъ дѣлѣ переноситъ читателя въ доброе старое время: такъ и кажется, что она должна была появиться въ то время, когда писались "Двѣ Судьбы", "Кто виноватъ" и первые стихотворные опыты Тургенева. Все это доказываетъ только, что авторъ съ серьёзною мыслью приступилъ къ своей работѣ, но во все не то, чтобы онъ подражалъ кому-нибудь изъ названныхъ писателей. Мы очень благодарны г. Боборыкину за то, что онъ взялся за разработку старыхъ, но не воплощенныхъ идей: не все же насущность, не все же облеченiя! Процессъ развитiя молодой женской натуры, схваченный въ самый патетическiй моментъ, когда натура эта не выдерживаетъ борьбы съ жизнью, процессъ, совершившiйся подъ влiянiемъ западника -- вотъ идея "Ребенка", развитая очень не дурно и даже исполненная трагическихъ элементовъ.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru