Предисловие к сборнику рассказов С. Т. Григорьева Оригинал здесь: Публичная библиотека
Молодой инженер путей сообщения прибыл на строительство железной дороги и остановился в деревне, в крестьянской избе. Хозяйские дети заинтересовались приезжим, в особенности привезенной им круглой картонной коробкой, и однажды, когда старших не было дома, открыли ее и заглянули внутрь. Роскошный пушистый зверь, свернувшись, лежал в коробке. Его густой коричневый мех отливал, как на морозе, серебром. Но это был не зверь, а бобровая опушка парадной шапки инженера. Для детей первое впечатление - сильнейшее: оно делает личность инженера таинственной, приковывает к нему внимание ребят. Так умело заинтересовывает юного читателя в одной из своих повестей - "Революция на рельсах" - писатель Сергей Тимофеевич Григорьев. И это умение стать для читателя сразу же интересным и держать его в напряжении до самого конца большой или малой книги и есть основной писательский дар Григорьева. Его далекие предки были ямщиками на большом Петербургском тракте; дед был лоцманом на барках, ходивших по каналам и Ладожскому озеру; отец же - паровозным кочегаром, а потом - машинистом. Двадцать пять лет водил он пассажирские поезда. Родился Сергей Тимофеевич Григорьев в Сызрани в 1875 году. "На шестом году жизни я при содействии руки отца в первый раз сдвинул ручку регулятора и стронул паровоз, - писал он в автобиографии. - С тех пор я нежно люблю паровозы". И эту любовь к машине, к таинственному, блещущему медью и маслом, окутанному паром и послушному руке человека чуду, Григорьев принес в детскую литературу, принес в нее своевременный и нужный интерес к технике и труду. Очень помогло в этом писателю техническое образование. Детская увлеченность техникой не прошла, и его потянуло в Технологический институт; но занимательные рассказы отца об электротехническом заводе в Петербурге соблазнили Григорьева, и он поступил в Петербургский электротехнический институт. Учиться было трудно, так как в институте царил суровый, почти военный режим. Юный электротехник не выдержал, бросил учебу и, возвратившись на Волгу, провел там три года (1894 - 1897), работая то в Сызрани, то в Самаре, то в селе Печерском на Самарской луке. Но диплом инженера был нужен. И Сергей Тимофеевич опять поехал в столицу и вторично поступил в тот же институт, чтобы завершить образование. Однако участие в студенческом движении и возникшая весной 1901 года угроза ареста заставили его, не закончив института, покинуть Петербург. И снова Григорьев в родных местах - там, где прошло его детство. В 1899 году он познакомился с Алексеем Максимовичем Горьким, печатавшим свои фельетоны в "Самарской газете". Вскоре и Григорьев поместил там свой рассказ "Нюта", задуманный им и для взрослых, и для детей. До 1917 года Григорьев жил во многих городах Поволжья. "Нанесенный на карту Российской империи, мой жизненный путь, - говорит в автобиографии Сергей Тимофеевич, - очень затейливо по ней петляет". А с 1922 года он прочно осел под Москвой, в Сергиевом посаде, городе, переименованном затем в Загорск. В то время в Загорске жили писатели Михаил Пришвин, Алексей Кожевников, художник Владимир Фаворский. Григорьева окружали мастера знаменитых Сергиевских игрушек - резных и расписных петушков и баранов, медведей и лис. В подмосковном затишье Григорьев пишет свои первые детские произведения: рассказ о гражданской войне "Красный бакен" и повести "С мешком за смертью" и "Тайна Ани Гай" - о советских детях в голодные годы. В 1920 - 1930 гг. Григорьев создает несколько исторических повестей о прошлом нашей родины: "Берко-кантонист", "Флейтщик Фалалей" и "Мальчий бунт". Последняя повесть об участии детей в знаменитой забастовке на Орехово-Зуевской фабрике. Чтобы изобразить стачечное движение русских ткачей, писатель ездил туда и на месте собирал материал. В годы Великой Отечественной войны писателем была создана, пожалуй, лучшая его повесть "Кругосветка" - о большом путешествии А. М. Горького по Волге в 1895 году с Самарской детворой. В этой повести со всей полнотой и раскрылся дар Григорьева - способность разговаривать с юным читателем так же серьезно, как и со взрослыми, и видеть важное, нужное дело, казалось бы, в простой детской игре. Вспомним, как из ребячьей игры в "потешные", затеянной юным Петром I, вышло дело большой государственной важности - русская регулярная армия. Такую и г р у предложил Аркадий Гайдар в своей повести "Тимур и его команда", и каким общественно важным д е л о м обернулась она по всей стране. Недаром в свою последнюю повесть о Великой Отечественной войне "Архаровцы" Григорьев ввел Аркадия Гайдара и тимуровцев, встретившихся лицом к лицу с грозной опасностью, "когда игрушкам пришел конец". Проблема мужества, героизма, незаметный переход от детской игры к настоящему подвигу - такова тема, разрабатываемая Григорьевым в его лучших исторических повестях: "Александр Суворов" и "Малахов курган". В плане игры поданы автором все знаменитые чудачества великого русского полководца - суворовские странности, хорошо понятные солдатской массе, и неожиданные для "сильных мира сего" поступки, в которых всегда проглядывают и народная мудрость, и тайный глубокий смысл. Вот картинка развода дворцовых караулов. Император Павел I вводил в армии немецкие порядки и хотел похвастаться ими перед Суворовым. Суворов же всячески подсмеивался над императором. Однажды, так и не дождавшись конца развода, Суворов схватился за живот и, вскрикнув: "У меня брюхо болит!" - уехал. Другой, уже трагический, эпизод происходит в Италии. Русские войска оказываются не в состоянии сбить с сильной позиции французов. Суворов приказывает рыть для себя могилу. "Я не могу пережить такой день!" - говорит он. И это действует на солдат. Позиция взята. Интересна рассказанная автором легенда о живой воде, которой окатывал себя в Италии Суворов, чтобы не забыть о живительной русской ключевой воде. Но образ Суворова в сознании солдат дан писателем в плане героическом. Вот что рассказывает старый солдат о штурме турецкой крепости Туртукай. " - Однако так ли, сяк ли, - говорит Суворов, - Туртукай надо брать. Много ли турок?" - "Да вшестеро против нашего". - "Что скажете, богатыри?" - спрашивает Суворов молодых. Те мнутся: "Маловато-де нас". Тогда он ко мне самолично: "Помнишь, что Первый Петр турецкому султану сказал? Объясни-ка молодым". А вот что, товарищи, было. Хвастал перед Петром турецкий султан, что у него бойцов несметная сила. И достал султан из кармана шаровар пригоршню мака: "Попробуй-ка сосчитай, сколько у меня войска". Петр пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перцу да и говорит:
И Туртукай пал. Повести "Александр Суворов" и "Малахов курган", написанные в предвоенные годы, полны глубокой веры в силы народа, его беззаветной любви к родной земле. Юный герой повести "Малахов курган" - сын офицера Могученко, Веня, - во многом похож на своего сверстника Сеньку из повести "Архаровцы", который тоже совершает настоящий подвиг и получает "взаправдашнюю" медаль. С той же игры, что и для "архаровца" Сеньки, начинается служение родине для севастопольца Вени, как только к Севастополю приближается вражеский флот из тридцати пароходов и множества кораблей. "...Веня уловил маневр коварного врага" - так начинает Григорьев описание этого эпизода. Затем мальчик, приставив кулак рупором ко рту, кричит комендору, который, конечно, не может его услышать на судне: " - Носовое!.. Бомбой пли!.." Словно повинуясь команде Вени, комендор стреляет. "Рыгнув белым дымом, мортира с ревом прыгнула назад. На чужом пароходе рухнула верхняя стеньга на первой мачте. Чужой фрегат убрал паруса, но не успел повернуться для залпа, как Веня скомандовал: - Лево на борт! Всем бортом пли!.." И эта команда Вени оказывается правильной и поэтому совпадающей с действиями комендора. "Владимир" повернул и дал залп всем бортом. Веня приставил кулак к левому глазу зрительной трубой и увидел: чужой сделал поворот и, не дав залпа, пошел в море, держа к весту. - А, хвост поджал! Струсил! Ура, братишки! Наша взяла! Ура!" Повесть "Малахов курган" С. Григорьева показывает беспримерный героизм защитников Севастополя, патриотизм и мужество русского народа, которые в грозные годы проявились в полную силу.
Я помню Сергея Тимофеевича грузным высоким человеком, с серым веником бороды, по-стариковски сморщенным носом и грустным взглядом задумчивых глаз, иногда вспыхивающих озорным блеском за стеклами старомодных очков. Он имел обыкновение, прощаясь с собеседником, отдавать по-военному честь, произносить короткое словечко "чик" и тут же с улыбкой пояснять: "Честь имею кланяться". Помню такой случай. В годы Великой Отечественной войны Сергей Тимофеевич написал для Военно-морского издательства повесть об адмирале Макарове ("Победа моря" - так называется ее вариант для детей). В издательстве рукопись прочел строгий рецензент - контр-адмирал и указал автору на некоторые военно-морские неточности: корабли-де не "плавают", а "ходят", а парус яхты не "клонится", а "ложится", и тому подобное. Сергей Тимофеевич, ознакомившись с отзывом, размашисто наискось начертал: "Не согласен". И подписался: "В и ц е-а д м и р а л С. Г р и г о р ь е в". С точки зрения моряков-редакторов, это было недопустимым озорством и нарушением устава. Но Григорьев был человек штатский и любил пошутить. С. Т. Григорьев был и остается одним из самых любимых юным читателем авторов. Он прожил большую жизнь (1875 - 1953) и всегда отлично знал то, о чем писал. "Окидывая взглядом свой жизненный путь, я с трепетом вижу, что был участником... событий на протяжении более половины столетия. И какого столетия!" - писал он в 1950 году, когда ему исполнилось семьдесят пять лет.
Г. Ш т о р м