Ходасевич Владислав Фелицианович
"Северное сердце"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


В. Ф. Ходасевич

"Северное сердце"

   Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922--1939. -- М.: Согласие, 1996.
   
   "Северная Пальмира"... Если не ошибаюсь, традиция воображать Петербург не таким, каков был он в действительности, возникла одновременно с самим Петербургом. Его очень рано начали называть Парадизом. И хотя ничего, так сказать, абсолютно райского не было в этом городе, только что восставшем "из тьмы лесов, из топи блат", -- все-таки это прозвище в некотором смысле уже подходило к нему, если принять во внимание, что по отношению ко всей остальной России он сразу представил собою нечто необыкновенное, поражающее воображение, даже фантастическое. Впоследствии ряд обстоятельств, отчасти исторических, отчасти же относящихся к истории словесности и других искусств, привел к тому, что воображаемый Петербург укрепился в сознании России на равных правах с действительным. Может быть, действительный был даже несколько заслонен воображаемым. Так сделался он Северной Пальмирой, в которой царствовала Северная Семирамида, Северная Минерва. Действительность, впрочем, старалась в себе воплотить мечту, и хотя Петербург не был Пальмирой, а Екатерина не была ни Семирамидой, ни, в особенности, Минервой, -- все-таки эти прозвища в известной степени отвечали реальности или хотя бы какой-то одной ее стороне. Традиция, таким образом, укреплялась. Постепенно она распространилась не только на Петербург, но и на всю Россию. В "Душеньке" Богдановича, в анакреонтических песнях Державина, позже -- в картинах Венецианова возникала полувоображаемая, ложноклассическая Россия, одновременно и далекая от подлинной России Фонвизина, Радищева, Болотова, и все-таки выражавшая нечто реально существующее, истинно и глубоко русское.
   Парадизный, пальмирный, эрмитажный Петербург жил полною жизнью больше ста лет. Молодой Пушкин еще застал его. К молодому Пушкину он обернулся проказами гвардейских шалунов, преданиями балетной школы, закулисными приключениями Никиты Всеволожского и Павла Нащокина. Первый удар был ему нанесен наводнением 7 ноября 1824 года, второй, уже сокрушительный, -- 14 декабря 1825 года. Этими двумя датами можно определить возникновение второго, быть может, столь же фантастического, но уже иначе воображаемого Петербурга -- двуликого, мрачного, демонического. Отсюда идет вторая традиция в восприятии и изображении города. Она начинается "Медным Всадником", а затем, вплоть до 25 октября 1917 года, живет и видоизменяется в творчестве Некрасова, Достоевского, Блока, Андрея Белого.
   Таким образом, мы имеем две традиции, две линии снов о Петербурге. После "Медного Всадника" первой из них уже не было суждено воскреснуть в сколько-нибудь значительных произведениях литературы. Однако ж, она если не воскресла, то заметно отразилась в живописи и театре начала нынешнего столетия. Слегка тронутая элегическим комизмом, она явно присутствует в полотнах и декорациях Бенуа, Лансере, Сомова, Судейкина. Она есть даже у Добужинского, воображение которого, впрочем, уже глубоко затронуто Достоевским. В виде уже гротескном она еще раз прозвучала в некоторых постановках "Летучей мыши". И вот, несколько неожиданно, ей суждено было еще раз сказаться в поэзии: я имею в виду "Северное сердце", новую книжку стихов Ант. Ладинского {"Северное сердце", стихи Ант. Ладинского. Издательство "Парабола", Берлин, стр. 57.}.
   Петербург прямо назван в ней, кажется, только раз или два, но образ Петербурга присутствует очень явственно едва ли не во всех пьесах, составляющих этот небольшой сборник. Это, однако ж, отнюдь не воспоминания. Ладинский говорит не о прошлом, а о том, что видится ему в данное мгновение. Мир, созидаемый его поэзией, весь пронизан не воспоминаниями, а видениями Петербурга. Он ими подернут, как дымкою. Все, что Ладинский видит, он видит как бы сквозь сон о Петербурге. Но самый этот сон -- отраженный: в нем повторилось то воображение о Петербурге, которое, как уже сказано, в русской поэзии пресеклось сто лет тому назад. Мне кажется, это и есть главная черта книги, главная особенность ее, в высшей степени интересная психологически и литературно: она свидетельствует о том, какой силой порой обладает литературная традиция: для Ладинского она стала вполне реальным переживанием. Петербург, созданный воображением его дальних предков, стал не только его излюбленной и драгоценной темой, но и источником самых живых его эмоций. Это именно так, потому что Ладинский вполне погружен в настоящее, в самое современное и вовсе не петербургское, -- дело все только в том, что он ни на миг не расстается со своим сном о несовременном, о петербургском. Северным сердцем владеет Северная Пальмира.
   Реальность, видимая сквозь сны, сама становится сном, видением. Все в поэзии Ладинского легко, непрочно, минутно, все истаивает прозрачным снежком. Все как будто ненастоящее, но все намекает на настоящее. Отсюда -- естественный, очень понятный и, в сущности, не новый переход к теме театра и балета, благо и тут -- одна из "заветных" петербургских тем. Мир декораций, кисеи, тарлатана, румян и пудры Ладинскому мил и близок и так же непрочен, как его петербургские сны. Но сны рассеиваются, декорации улетают ввысь или легко сгорают от одной искры. С ними обречена страдать и гореть Прекрасная Дама Ладинского -- маленькая балерина (как сгорает она у Андерсена, по-видимому -- одного из его любимых авторов). А пока что -- ногу ей жмет стальной башмачок: действительность. Этой-то болью проникнуты очень тонкие, очень легкие, нередко очаровательные, чрезвычайно искусные и богатые ритмами стихи Ладинского. Полагаю, что эта книжка -- как раз одна из тех, которые подтверждают, что молодая эмигрантская литература существует и развивается. И еще: что она может и хочет быть по духу своему глубоко русской.
   
   

КОММЕНТАРИИ

   "Северное сердце". -- В. 1932. 19 мая.
   Антонин Петрович Ладинский (1896--1961) -- по выражению Ходасевича, "один из весьма немногих поэтов эмиграции, которому удалось создать если не свой стиль, то, во всяком случае, свою манеру, свой почерк, по которому его нетрудно узнать без подписи. Тематические "сдвиги" в сочетании с безукоризненной точностью словесного материала составляют, кажется, отличительную черту и главную приманку его поэзии" ("Современные Записки". Книга 51 // В. 1933. 6 апреля). Сам Ладинский признавал два главных влияния на свою "неоромантическую" поэтику: Мандельштама и Лермонтова (см.: Терапиано. С. 244). Выпустив пять книг стихов и два романа из жизни Римской империи, Ладинский в 1955 г. вернулся в СССР, где утвердился именно как исторический романист; оставил неопубликованную книгу "Парижские воспоминания" (см.: О Ф. И. Шаляпине, И. А. Бунине, К. Д. Бальмонте... (Из "Парижских воспоминаний" А. П. Ладинского) / Публ. Е. Ю. Филькиной // Встречи с прошлым. Вып. 5. М., 1988. С. 214--227). Кроме рецензии на вторую поэтическую книгу Ладинского "Северное сердце" (Париж, 1932) Ходасевич посвятил отдельные статьи его книге стихов "Пять чувств" (В. 1938. 23 декабря) и обоим романам ("XVI-й легион" // В. 1937. 27 марта; "Голубь над Понтом" // В. 1938. 23 сентября).
   С. 224. ...Никиты Всеволожского и Павла Нащокина. -- Никита Всеволодович Всеволожский (1799--1862) и Павел Воинович Нащокин (1801--1854) -- друзья Пушкина.
   С. 225. ..."Летучей мыши". -- "Летучая мышь" (1908-- 1918) -- театр миниатюр Н. Ф. Балиева. В 10-е годы Ходасевич писал скетчи и стихи для "Летучей мыши" (см.: Malmstad John E. Vladislav Xodasevic in the theater // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by John E. Malmstad. Wien, 1989. P. 191--206); в начале 30-х годов для возрожденного в эмиграции театра Балиева писала Н. Н. Берберова (см.: Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публ. Джона Бетеа // М-5. С. 276--278).
   С. 226. ...она может и хочет быть по духу своему глубоко русской. -- Ср. в статье В. С. Варшавского: "...есть в стихах Ладинского, несмотря на их возвышенный строй и "столичный" блеск, какая-то глубокая связанность с бесхитростными романтическими мечтаниями трогательно-простой и бедной, впервые воспетой Пушкиным и теперь, вероятно, исчезнувшей, провинциальной русской жизни, и, может быть, именно эта тайная связанность, как звучание какого-то тихого и прекрасного забытого голоса, и придает что-то особо чистое, простое и прелестное стихотворному миру Ладинского" (Варшавский Вл. Книга стихов А. Ладинского // Новая газета. 1931. 1 марта).
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru