Ходасевич Владислав Фелицианович
Паноптикум

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
   Том третий (Статьи, рецензии, заметки 1935-1939 гг.)
   Под редакцией Роберта Хьюза
   Berkeley Slavic Specialties
   

Паноптикум.

   Пушкинисты, упорно трудящиеся над выяснением самых даже на первый взгляд мелочных вопросов, касающихся жизни Пушкина, текста и датировки его произведений, делают в высшей степени полезное и необходимое дело: без этих предварительных трудов настоящее изучение Пушкина невозможно. Нужно быть круглым невеждою в литературоведении, чтобы отрицать значение и пользу пушкинизма. Нужно быть просто глупцом, чтобы над "пушкинистским гробокопательством" хихикать. Все же, как выше сказано, работа пушкинистов -- лишь предварительная.
   Изучение биографии, текстов, рукописей -- суть дисциплины вспомогательные. Прекрасный, в высшей степени полезный и почтенный пушкинист может очень поверхностно и неудачно судить о смысле и качестве того или иного пушкинского произведения, так же, как о творчестве Пушкина в целом, -- ценность его биографических или текстологических работ от того не уменьшается. Нельзя отрицать, что до сих пор большинство пушкинистов, за исключением Гершензона, Брюсова и некоторых других, влеклось к Пушкину скорее инстинктом, нежели умом. Как раз наилучшие пушкинисты, как Лернер, высказывали о его творчестве самые неудачные мысли. Другие, как Модзалевский или Цявловский, от высказываний критического характера воздерживались и воздерживаются.
   Есть, однако же, одна область, в которой непонимание и неосведомленность большинства пушкинистов вредит самой работе их. Это -- область чистой просодии, стихотворного ремесла. Ошибочные, порой нелепые суждения, высказывания здесь пушкинистами, сплошь и рядом, поистине поразительны. Чтобы не приводить примеров "раздражающих", упомяну о том, что Леонид Майков, сделавший для пушкиноведения очень много, в примечаниях к первому тому Академического издания, который он редактировал, дал совершенно фантастическое определение размера, которым написано стихотворение "Роза". По этому поводу Брюсов вполне справедливо указал на странность редактирования Пушкина человеком, о котором можно повторять пушкинские стихи:
   
   Не мог он ямба от хорея,
   Как мы ни бились, отличить.
   
   Другой пример еще более выразителен. В бумагах С.Д.Комовского, товарища Пушкина по Лицею, Я.К.Грот нашел восьмистишие, в котором увидел пропущенную строфу из "19 октября 1825 г." Поднялся спор, длившийся лет сорок, потому что в рукописях "19 октября" нет ни намека на эту строфу, лестную для Комовского. Комовского упрекали чуть ли не в подлоге. Наконец, выяснилось, что стихи представляют собою отброшенный вариант "Гавриилиады". В споре участвовали -- Грот, Ефремов, Гастфрейнд, Морозов, но характерно, что за сорок лет никому в голову не пришло самое простое соображение: все "19 октября" написано строфами определенной структуры, с которыми восьмистишие Комовского не имеет ничего общего, и следовательно оно не могло входить в состав этого стихотворения. Даже Брюсов в примечаниях к этой пьесе ограничивается указанием на то, что в рукописях "19 октября 1825 г." строфы о Комовском нет. О том, что она и не могла там быть, он не догадался.
   Недавно случился новый курьез в той же области. В своем Пушкине (ч. 2, глава 9) Юрий Тынянов рассказывает о впечатлении, произведенном на лицейского профессора Кошанского пушкинским стихотворением "Измены". Слушая "Измены", Кошанский сперва хотел было дать своему ученику несколько советов, сделать замечания, но невольно был покорен прелестью и новизною стихов. "Он хотел было сказать, -- говорит Тынянов, -- что трехстопный ямб не следовало избирать мерою, потому что он дребезжит, как бубенцы на шее лошадей, загнанных ямщиком, -- он давно уже приготовил это сравнение, и вдруг не сказал..." Тынянов очень великодушно отнесся к своему герою, не заставив его сказать насчет трехстопного ямба. Но еще великодушнее было бы, если бы Тынянов не заставлял Кошанского даже и думать такие вещи, потому что все это сущая чепуха. "Измены" никаким трехстопным ямбом не написаны, потому что написаны усеченным двухстопным дактилем, в чем не трудно убедиться из первых же строк пьесы:
   
   "Все миновалось!
   Мимо промчалось
   Время любви.
   Страсти мученья!
   В море <мраке> забвенья
   Скрылися вы..." -- и т.д.
   
   Но это еще не все. По поводу того же стихотворения Тынянов пускается в философию: "Стихи трактовали женские измены... И откуда сей отрок мог знать женские измены?" Если читатель не поленится взять с полки первый том Пушкина в любом издании, то он найдет там "Измены" и тотчас удостоверится, что ни о каких женских изменах в mix нет и речи. Содержание пьесы можно передать в немногих словах. Автор сначала радуется, что он "премены сладость вкусил" и забыл "гордую Елену" для Хлои, Лилы, Темиры, но затем выясняется, что измены его не утешили и что он по-прежнему страдает от любви к Елене. Словом, в стихотворении говорится об изменах самого "отрока", а ни о каких "женских изменах" в нем нет и помину. Прославленный автор романа о Пушкине не сумел разобраться ни в форме, ни в содержании одного из самых простых пушкинских стихотворений.

(Возрождение, 1937/4071 (27 марта))

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru