Храповицкий Алексей Павлович
Приготовление к пастырскому званию

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


митрополит Антоний (Храповицкий)

   "Собрание сочинений. Том I": ДАРЪ; Москва; 2007
   

Приготовление к пастырскому званию1

1 В первый раз была напечатана в журнале "Православный собеседник", 1896 г., май.

   Учение о пастырском призвании в настоящих условиях должно заменить учением о пастырском приготовлении. Последнее можно начинать с различных степеней соответственно естественной подготовленности кандидатов священства. Если взять в качестве примера великого пастыря Церкви, блж. Августина, в первый период его жизни, то учение о пастырском приготовлении нужно бы начать с увещания к нравственному исправлению, с увещания оставить прежнюю греховную жизнь и начать жизнь новую. Это повело бы нас, конечно, слишком далеко, но во всяком случае должно признать, что начальная ступень в изложении данного предмета -- вещь условная. Она может быть выше и ниже. Естественнее всего повести речь о таком кандидате священства, который, получив богословское образование, сам желает быть священником, и священником хорошим.
   

Важность предмета

   Важность учения о пастырском приготовлении для такого кандидата, конечно, понятна, ведь мы знаем, что священство в большинстве случаев принимается в молодые годы и что вполне безупречных и беспорочных людей нет. Даже если согласимся с тем возражением, будто истинно добрым пастырем может быть лишь тот юноша, который обогащен мистическим даром призвания, как бы некий пророк, и потому для него не нужны человеческие усилия для усовершенствования, то все же перед нами остается то громадное большинство обыкновенных смертных, призываемых Церковью к священству и желающих не быть наемниками, но не одаренных этим неопределенным вдохновением. Ужели же и им вступать в священное звание без предварительной работы над собой и, при предполагаемой возражателями невозможности быть совершенными в пастырстве, оставаться вовсе неприготовленными? Конечно, нет. И обыкновенный смертный может нечто прибавить к своим естественным силам и воспользоваться последними в избранном направлении.
   

Значение русского характера для пастырского звания

   Духовная природа русского человека имеет кроме общечеловеческих, еще и некоторые частные черты, весьма благоприятствующие приготовлению к служению пастырскому. Каков центральный тип русского образованного юноши по указанию опыта и по изображению литературы? Это -- молодой человек, ищущий нравственного обновления, с чуткою совестью, тяготящийся средою и своею испорченностью, стремящийся выйти из нее {См. статью "Письма к пастырям".}. Правда, в конце концов они оказываются большею частью неудачниками, но причиной этого является именно их беспочвенность. Молодые люди хотя руководились благородными стремлениями, но увлеклись непрактичной фантазией и не имели для осуществления ее достаточных нравственных сил. Потому они и кончали так печально. Но если бы эти стремления к лучшей жизни подчинить правильному руководству, то можно бы развить из них высокие христианские качества, особенно важные для пастыря Церкви. Главная черта пастырского духа -- это сострадание к греховной немощи людей, скорбь о грешных людях и пламенеющее желание о приближении их и себя к Богу. Подобное свойство пастырского духа может выработаться в человеке из совокупности вышеуказанных черт русского характера, из его недовольства собою и мировой скорби, если их поставить в тесную связь с Церковью.
   Задача пастырского богословия как науки -- преподать теорию этого пастырского аскетизма, т. е. средства направления внутренней жизни к созиданию в себе пастырских чувств к людям. Подвизаться в таком делании должен пастырь в продолжение всей жизни своей, как монах -- в развитии качеств монашеских.
   

Средства для приготовления к пастырству

   Теоретические.
   а) Чтение
   В чем же должно состоять это руководство?
   Руководство к выработке пастырского духа -- двух родов: 1) теоретическое изучение законов духовной жизни через чтение и наблюдение и 2) деятельная работа над самим собою. Первейшим средством к пастырскому самообразованию прежде всего служит чтение слова Божия, причем особенное внимание нужно сосредоточить на уразумении борьбы добра со злом, излагаемой во всех книгах Св. Писания. Пастырь Церкви всю жизнь свою должен употребить на борьбу со злом и потому ему всего нужнее знать законы этой борьбы и средства для успешности ее. Все это он может почерпнуть из слова Божия. Особенного его внимания с этой точки зрения заслуживает Евангелие Иоанна Богослова. Отличительный характер этого Евангелия, как и всех писаний Иоанновых, заключается в том, что в речах Христовых, им содержимым, везде излагается борьба христианства с духом мира сего. О внутреннем же настроении пастыря в отношении к ближнему особенно сильно говорится во Втором Послании ап. Павла к Коринфянам и в толкованиях на него свт. Иоанна Златоуста. Кроме чтения слова Божия средством приготовления к пастырству служит чтение святоотеческих творений и между ними особенно творений свт. Григория Богослова и свт. Иоанна Златоуста. В творениях их точно так же раскрываются законы борьбы добра со злом в жизни церковно-общественной.
   Что касается до изучения той же борьбы в обстановке современных нам нравов, то пособием для этого может служить чтение изящной литературы, особенно русской. В ней очень много говорится о нравственной борьбе человека, о его падениях, о развитии порочных склонностей, наконец, о покаянии и возрождении; последнего рода картины написаны в достояние векам Достоевским.
   б) Изучение жизни
   Но одной книжной начитанности недостаточно как средства для подготовления к пастырству. Правда, человек, усердно читающий Библию, сам собою делается философом и так или иначе обсуждает все явления жизни с точки зрения Божественного Промысла. Но пастырю Церкви необходимо изучать жизнь непосредственно, изучать явления ее со стороны их внутреннего содержания, лицом к лицу наблюдать жизнь, где она перестает тщательно скрывать свое содержание под личиной вежливости или практических забот. Для сего особенно важно посещать больных, присутствовать при умирающих ("Письма о священстве" Стурдзы). В этих случаях один день часто бывает для пастыря полезнее целых десятилетий книжного чтения. Полезно, хотя и очень тяжело, наблюдать душевнобольных. Вообще же, скажем словами Екклезиаста, для пастыря полезнее "ходить в дом плача, нежели в дом веселия" (см. Еккл. 7,2).
   Раскрытие внутреннего содержания жизни, т. е. обнаружение религиозных чувств, наполняющих русского человека, и его нравственной борьбы можно наблюдать среди богомольцев наших религиозных центров. В этом отношении кандидату священства полезно жить в монастыре, наблюдать за его жизнью, за паломниками и т. п.
   Кроме чтения и наблюдения, одним из лучших средств подготовления к пастырству служат беседы с добрыми пастырями и старцами, опытными в духовной жизни. Но все эти наблюдения будут полезны для кандидата священства только тогда, когда он будет сосредоточивать все свое внимание на внутреннем настроении людей. Без того же от наблюдений внешнебытового характера пользы будет мало. Известно, что лица (например, купцы), изъездившие чуть не всю вселенную, видевшие немало различных людей, так или иначе вступавшие с ними в сношения, обладают иногда немалым психологическим опытом. Но так как наблюдения их бывают большею частью односторонне-утилитарными, то и сердцеведами они оказываются лишь в некоторых явлениях общежития, например, в угадывании человека скупого, щедрого и т. п.
   в) Проповедь слова Божия
   К какого рода упражнениям, теоретически-познавательному или внутреннему, должно отнести упражнение в проповедовании? К тому и другому. Оно может быть названо средством внутреннего подготовления, потому что проповедование есть борьба человека с самим собою, со своим самолюбием, застенчивостью и т. п. С другой стороны, проповедь тесно связана с теоретическим себе самому уяснением и уразумением истин веры. Так как я считал себя несведущим, говорит приблизительно блж. Августин, то я удержал бы слово. Но так как слово Божие когда бывает внутри, то бывает сравнительно малодейственно, а будучи передаваемо другим, растет и для преподающего, как пять хлебов, когда их начали раздавать народу, то и я решаюсь делиться с тобою крохами своего раздумья. В жизни современной, когда малочисленность пастырей требует от каждого великих даров учительства с первого же дня их священнослужения, это упражнение в проповедничестве является более необходимым, чем когда-либо.
   

Деятельные средства, их односторонность в нашей подвижнической практике

   Переходим к средствам чисто внутреннего деятельного приготовления к пастырству. Таких средств два вида: а) выработка чисто индивидуальных черт христианских добродетелей, как то: нравственной чистоты, благочестия и т. п.; б) выработка тех черт духа, которые сказываются в отношениях пастыря к ближним, основанных на любви и сострадании к ним. Должно различать эти две области духовного саморазвития. Бывают глубоко религиозные и благочестивые аскеты, но мало одаренные пастырским духом. Они смотрят на пастырское служение не как на духовное сочетание пастыря с паствой, а как на подвиг послушания, в смысле только исполнения известных обязанностей и правил без усвоения духа пастырского, а потому при всей ценности своих нравственных качеств они являются для пасомых тяжелыми, чиновниками. Прав был свт. Златоуст, говоривший, что многие пустынножители, достигшие высших созерцаний, могут оказаться совершенно жалкими и непригодными, когда поставляются на свещнике пастырском. Ныне, т. е. в жизни русской, подобные явления возможны еще гораздо скорее, потому что наше духовное подвижничество, хотя бы и мирянами проходимое, имеет склад чисто монашеский, монастырский, а монастырский склад современный несравненно уже и ниже древнего. Поэтому и всякий ревнитель благочестия, желающий возвысить свой дух к приятию полноты пастырских даров, не достигнет своей цели, если ограничится тем, чтобы отдать себя руководству современных книг по подвижничеству. При всех своих несомненных достоинствах они едва ли дадут ему все желаемое, а лишь одну его половину, т. е. укажут путь к чистоте, к богомыслию, но не к тому, чтобы душа его стала отзывчива на все духовные нужды ближнего, чтобы уподоблялась по духу ревности Илии и Павла, -- какова и должна быть душа истинного пастыря, -- для этого в современном подвижничестве руководящих правил не преподается. Правда, их можно бы найти не только в Библии и у свт. отцов, учивших о христианском благочестии вообще, но даже и у учителей монашества, например, у свт. Василия Великого, рассуждавшего о монашестве как о жизни созерцательной и вместе с тем как об общественном служении. Однако, к сожалению, правила свт. Василия очень мало прививаются к русскому современному византийскому монашеству: их даже вовсе не позволяют читать новоначальным, хотя свт. Василий и почитается учредителем и законодателем нашего восточного монашеского общежития. Из русских монахов-пастырей наиболее отзывчивые люди были до периода 60-х годов, по преимуществу киевские монахи, более северных подходившие под воззрения свт. Василия Великого. В белом духовенстве дух пастырства воспитывается более в семейной жизни или через непосредственное общение с прихожанами и добрыми людьми, нежели путем нарочитого духовного чтения.
   Между тем сознательное воспитание духа пастырского, и прежде всего любви и отзывчивости к людям, -- дело весьма важное и в теоретической своей обработке настолько новое, насколько лично-аскетическое воспитание есть дело старое и известное для читателей духовных книг. Посему первого мы можем коснуться лишь в виде самых общих указаний.
   а) Молитва
   Прежде всего главным средством для стяжания какого бы то ни было духовного дара является молитва. Для пастыря православного молитва есть не только средство к получению духовных даров, но и цель его стремлений; сама молитва для него есть один из ценнейших даров. Православный пастырь путем долговременного подвига должен создать в себе молитвенную стихию -- способность возноситься к небу в загробный мир и быть там как бы своим человеком, и это уже потому, что в противном случае он не окажется способным с вниманием и усердием исполнять все многосложные священнослужения и будет обманщиком, ремесленником, а не богомольцем.
   б) Борьба с самозамкнутостью
   Теперь нужно сказать о средствах, благодаря которым созидается способность соединения с ближними, любовь и сострадание к ним. Эта способность может созидаться также только на попрании самолюбия и самозамкнутости в сношениях с людьми. Хотя бывают люди любвеобильные и открытые по природе, но редко, и это люди большею частью из святых семей.
   Обычным же смертным должно много работать над собою для развития этих качеств. Чтобы развить в себе искреннее участие к ближним, нужно прежде всего воспитать в себе убеждение в необходимости и возможности этого дара. Препоной к нему служит ложный стыд и черствость; нелегко при нынешнем развитии самолюбия и замкнутости раскрывать всегда таящиеся в неиспорченной юной душе зачатки сочувствия к ближним и тем развивать и укреплять их, но все же подобную борьбу с ложным стыдом начать необходимо. Первые шаги такой работы над собою могут заключаться хотя бы в том, чтобы, по крайней мере, пользоваться подходящими случаями жизни, хотя, правда, и здесь нельзя обойтись без борьбы и усилий над собою. Случается, например, что ближние сами напрашиваются в тяжелые минуты на нашу откровенность и участие; случается, что сама жизнь тяжелыми картинами страданий или приближающейся к кому-либо из близких к нам смерти поневоле охватывает нас порывом участия к ближним. Должно по крайней мере в этих случаях не подавлять ложным стыдом сердечного участия к ближнему, но раскрывать его в словах и делах. Затем уже менее труда будет постепенно расширять круг дел и слов любви и вместе с тем умножать в себе душевную мягкость и открытость сердца. Совершенствование в подобном направлении вскоре пойдет дальше и дальше, почти без всяких уже усилий со стороны человека, ибо душа, вкушающая сладость бескорыстной любви, уже сама будет искать случаев ее приложения.
   Кроме того, и окружающие побуждают сострадательного человека укрепляться в избранном направлении. Все высоко ценят эти чувства любви и сострадания в наш век скудости искренних и задушевных людей. Нарочитая необходимость для пастыря искренности обусловливается еще тем, что без нее он неспособен будет быть проповедником, так как только искренность и сострадание к ближним сближают пастыря с его пасомыми настолько, что он начинает хорошо понимать их душевную жизнь и настроенность. Отсюда у него появляется способность угадать настроение слушателей, дать ответ на их душевные запросы, а особенно в этом и заключается отличительное достоинство проповеди в отличие от учебного преподавания закона Божия.
   Печальным последствием отсутствия у многих пастырей духа задушевности и искренности является разобщенность между нашим духовным и светским миром в области мысли. Когда происходит обмен мыслей между представителями того и другого мира, то причиной сухости отвлеченного номизма и схоластического содержания различных откликов духовной литературы на то или иное учение светских писателей бывает именно эта замкнутость, так сказать, застенчивость ума писателей духовных, а вовсе не действительное отсутствие у них искренних убеждений, как это думают их литературные противники.
   Итак, чтобы быть истинным пастырем и нравственным руководителем, нужно предварительно раскрыть в себе путем указанных упражнений способность совершенно открыто и искренно входить в общение с ближними, отстранять от себя самовольную застенчивость и замкнутость.
   в) Исповедание религиозных убеждений
   Второе свойство пастыря -- постоянное и неуклонное исповедание истин христианской веры. Недостаточно только иметь известные убеждения, нужно быть человеком идеи. О постепенном созидании в себе такого качества надлежит сказать особенно подробно, потому что оно отсутствует в наших духовных питомцах, несмотря на многие их нравственные достоинства.
   Как человек, пастырь Церкви не будет свободен от грехов и ошибок, и хотя миряне очень строго судят его за это, но они все-таки понимают, что иерей еще не Ангел. Зато они совершенно неумолимы по отношению к тому священнику, ошибки и грехи которого представляются им не как слабость или падение воли, но как колебание его убеждений, как отступление сознательное. И конечно, не только суд человеческий, на сей раз совершенно справедливый, но и суд собственной совести, и суд Божий требуют от священника, чтобы он был прежде всего человеком идеи, чтобы ни на минуту не покидал того знамени христианской истины и добродетели, которое защищать он призван. Несомненно и то, что между молодыми людьми, готовящимися к принятию священного сана, можно встретить такие цельные души, которые во всяком месте и во всяком обществе говорят и ведут себя так, как свойственно проповеднику Евангелия, не отступая от своего исповедания ни перед кем. Но большинство из них подчиняется свойственной нашему веку условной точке зрения на все, подчиняющей ум и волю человека данной обстановке, обществу или моменту и оставляющей на его долю лишь разнообразные порывы и увлечения, а не твердые, непоколебимые устои.
   

Нравственная неустойчивость общества

   Никто не будет отрицать, что далеко не все стороны жизни и мысли нашего общества и даже нашей духовной школы проникнуты религиозным началом, как это было в первые века христианства. В настоящее время началами, господствующими в жизни всего общества, а также и любого кружка, бывают самые разнообразные явления. Человек, добровольно поддающийся общему течению, -- а таких большинство, -- меняется по возрастам жизни, по временам календарного года, наконец, по часам дня. В воскресенье утром он -- молящийся христианин, в послеобеденное время -- светский сплетник, вечером в театре -- непринужденный поклонник искусства, а после театра -- нередко грубый циник и кощунник. В некоторых натурах, более цельных, это лишь падение, в прочих -- прямое отступничество. Отступничество это более тонкое, нежели прямо выраженное пренебрежение к предметам веры, но равно лишающее душу той внутренней устойчивости, которая необходима в пастыре Церкви и которая, как увидим, не дается без предварительного закаления духа в единстве исповедания.
   В древних святоотеческих руководствах пастырям вы, может быть, не найдете подобных указаний и предостережений, но то время не знало современной колеблемости умов. Правда, из проповедей свт. Иоанна Златоуста нам известны увлечения столичных жителей зрелищами в ущерб молитвословиям, но повторяем, то было падение слабых сердец, а не отступничество. Тем не менее не только пастырь, но и каждый христианин того времени не решался сознательно отступиться от исповедания истин христианской веры или как-нибудь отказаться от признания обязательности христианских заповедей, не решался считать догматы за нечто только терпимое и вовсе не переносит упоминаний о некоторых добродетелях, например, о смирении. Тогда шла речь о правильном разумении истин и о выполнении заповедей самим делом, а теперь хотя бы о неуклонном, энергичном, благоговейном и восторженном их признании. Целые общества, особенно при соединении обоих полов в не служебных, а светских или товарищеских собраниях, не будучи отрицателями и скептиками по профессии, прямо или подразумевательно соглашаются в отрицании или пренебрежении то самой христианской веры, то отдельных ее истин.
   

Вытекающая отсюда обязанность будущих пастырей

   Ввиду таких печальных колебаний одною из задач юноши, готовящегося к священству, должно быть усвоение себе противоположной исповеднической настроенности. Мы, пожалуй, не требуем, чтобы кандидат священства выступал всегда обличителем и заводил споры в таких случаях, когда, например, заводят речь о нетождестве учения Св. Писания с церковным (при явном, хотя и умалчиваемом выводе о ложности последнего), когда безоговорочно восхищаются гениальностью философа-атеиста, говорят о гуманности и превосходстве христоненавистнической культуры современной французской республики, о том, что, не веруя в Бога, можно иметь все христианские добродетели и т. п. бессмыслицы, с сознательным, хотя и молчаливым соглашением о ненужности и ложности христианства. Все, что мы требуем от кандидата священства, это то, чтобы он не соглашался, не сливался, не объединялся с такими речами, с господствующим в данную минуту настроением общества. Хорошо, конечно, он сделает, если будет посильно вразумлять заблуждающихся, если выразит свое несогласие, но он будет неизвинителен в том случае, если, как это часто бывает, он прямо станет под выброшенный флаг пренебрежения или полуневерия, если, забыв цель своей жизни, хотя на один час перейдет в лагерь, враждебный Евангелию. Мы здесь не говорим о самом грехе отступничества, о том, что некогда Христос постыдится его перед Ангелами, не говорим о соблазне других и о жернове осельском на его вые: мы только напоминаем ему, что, не закаляя своей души в постоянно-целостной преданности религии, он не соде лает себя той нерушимой стеной, той скалой, разбивающей морские волны, какою должен быть пастырь в наше маловерное время, дабы мирянин, ищущий опоры, тонущий в сомнениях, хотя в ком-либо видел веру, а полный отрицатель -- хотя в ком-либо пристыжение себе.
   Проповедник-пастырь согласно отеческим толкованиям должен всецело относить к себе слова, сказанные к пророку: Ты препояшь чресла твои, и встань, и скажи им все, что Я повелю тебе; не малодушествуй пред ними, чтобы Я не поразил тебя в глазах их. И вот, Я поставил тебя ныне укрепленным городом и железным столбом и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей. Они будут ратовать против тебя, но не превозмогут тебя; ибо Я с тобою, говорит Господь, чтобы избавлять тебя (Иер. 1, 17--19). Прибегать к Богу иногда -- это очень легко; трудно -- никогда не прибегать к Нему, но едва ли многим легче -- всегда исповедовать Его неуклонно и во всем среди волнующегося маловерия и пренебрежения. Только созданная упражнениями отстойчивость (твердость) в искусительных обществах маловеров может удержать пастыря на высоте своего положения, чего не дает одна теоретическая убежденность. Одна убежденность слабее, чем заразительное отсутствие ее в окружающей толпе. Вспомним прекрасное изображение этой бессознательной заразительности окружающей ложью у Иеремии: Вы увидите в Вавилоне богов серебряных и золотых и деревянных, носимых на плечах, внушающих страх язычникам. Берегитесь же, чтобы и вам не сделаться подобными иноплеменникам, и чтобы страх пред ними не овладел и вами. Видя толпу спереди и сзади их поклоняющеюся перед ними, скажите в уме: "Тебе должно поклоняться, Владыко!" (Посл. Иер. 1, 4--5).
   

Противоположная сим обязанностям действительность и вытекающие отсюда последствия

   Вот это-то постоянство в исполнении первой заповеди десятословия и должен в себе создать кандидат священства. Но, увы, часто при искренней религиозности он не только не остается верен хотя бы принципиальному предпочтению перед всем веры и благочестия, но с особенной тщательностью печется поаккуратнее пригнать себе тот духовный мундир, тот нравственный облик, который господствует в данном обществе; он охотно будет поддакивать речам о превосходстве науки в смысле пописывания разных компилятивных монографий перед апостольским служением, но и с униженною благодарностью будет радоваться, если за последним признают право на существование в числе последних жребиев в жизни, если его уравняют хотя бы с службой в консистории или в хозяйственном управлении, где служат люди "образованные". Недавно еще в одном столичном духовном журнале какой-то горький апологет священства умолял читателей приравнять это служение к прочим интеллигентным профессиям! Есть книжка священника Громачевского о задачах сельского духовенства, написанная под тою же точкой зрения. Здесь, впрочем, кроме интеллигентности рассудочной идет речь о культурности светской, усваивать которую наши богословы средней и высшей школы тоже охотно соглашаются до самого открытого ее предпочтения своим не религиозным только, но подчас и ученым задачам, лишь только попадут в соответственную среду. Недавно отпечатан рассказ в каком-то иллюстрированном журнале о студенте академии, попавшем на урок к пошлой и развратной барыне, но с благоговением преклонявшемся перед ее непринужденной светскостью и презиравшем перед нею себя со своей наукой.
   Мудрено ли после этого, что наши пастыри, поступив в военное ведомство, нередко делаются почти офицерами плохого пошиба, служащие в женских учебных заведениях уподобляются по манерам и взглядам типу классных дам, а законоучители высших учебных заведений нередко стараются отыскать в неоспоримой якобы материалистической космологии Дарвина хоть какой-нибудь свободный промежуток для включения туда хотя бы двух-трех, конечно, извращенных при этом, истин христианской веры. Конечно, не умственное сомнение, но нерешимость противостоять с истиной в устах обществу и веку, т. е. миру, -- вот причина этих грустных измен пастыря своему призванию, своему долгу.
   

Отступления общественной жизни от исповедания нравственных истин христианства

   Серьезность рассматриваемой задачи священника представится для нас еще яснее, когда мы вспомним, что жизнь -- общественная, народная, товарищеская -- не так часто восстает против истин веры, сколько подвергает сознательному изгнанию ту или другую нравственную обязанность, прямо даже осмеивает ее. А между тем выдержать преданность истине теоретической легче, нежели держаться неуклонного исповедания какой-либо добродетели. Не тем ли сильно магометанство, и жидовство, и папизм, что своими обрядовыми постановлениями делает последователей своих непременными исповедниками и таким образом закаляет их в преданности своей религии. Книжники и фарисеи никогда не решались усомниться в бытии Божием или в исполнении пророчеств, но Господь называл их сынами диавола и чуждыми Отца (см. Ин. 5, 37), потому что они хотели творить похоти исконного человекоубийцы. Потому они и возненавидели Христа и не приняли Его, что не искали славы, которая от Бога (см. Ин. 5, 44), хотя и не изменяли верности Его имени. Они ненавидели Христово смирение, смеялись над ним, потому что были корыстолюбивы (см. Лк. 16,14), стали Его врагами, потому что ненавидели Его добродетель. Напротив, псалмопевец с особенною силою прославляет того мужа, который ненавидит путь нечестивых (см. Пс. 1), почитает себя противником кровожадных (см. Пс. 138, 19), ужасается при виде оставляющих закон Божий (см. Пс. 118, 53) и не забывает закона, когда сети нечестивых окружают его (см. Пс. 118, 61).
   

Последствия таких отступлений для пастыря

   Блажен, конечно, тот пастырь, который не только умом и волею своею поклоняется Христову закону, но и делом его исполняет, но велик соблазн и проклят путь того, кто отступается от самого исповедания заповедей, кто глумится над богомольностью, над обычаями Церкви, кто похваляется пренебрежением к церковным правилам, выражает полушутя сочувствие циничной жестокости или пьяным подвигам беззаконников и т. п. Такое отступничество соблазнительнее маловерия, которое не для многих даже понятно, а между тем постоянный запрос самой жизни к той или другой нравственной оценке различных явлений является постоянным испытанием и искушением пастыря в верности исповедания заповедей. В семейной, исполненной столкновений и ссор жизни, в постоянных встречах с множеством разнообразнейшего люда только тот пастырь не изменит себе в этом отношении, кто заранее старался созидать в себе гармоническую целостность настроения, благодаря которой его душа, как верный компас, всегда могла бы если не пойти, то хотя указать всем на правильный путь в том или другом вопросе или явлении нравственной жизни. Эту-то целостность подготовлять должен кандидат священства, помня, что неверность в исповедании христианских добродетелей и заповедей отомщается человеку его природой строже, чем сомнение в истинах созерцательных. Осмеянное целомудрие, попранный сознательно и перед другими молитвенный восторг или оправданное в принципе самолюбие кладут на душе отступника дегтярные пятна и делают ее гораздо более дряблой в следовании пути Христову, нежели самые грехи, допущенные по слабости и покрываемые покаянием. Славянофилы наши справедливо почитают себя в праве назвать русский народ богоносцем потому только, что народ сей никогда не назовет зло добром и не поклонится какой-либо нравственной грязи. Но по этой же логике подобного названия никак нельзя приложить к интеллигентному обществу, потому что оно, "влаясь" (церк. "колебаться") ветрами учения в верованиях догматических, в своих нравственных уклонениях старается прежде всего о том, чтобы их не только оправдать, но и представить чем-то похвальным. Крестьянин, согрешая, говорит: мы ослабели, -- а весь строй жизни светской есть провозглашение законности и одобрительности всякому пожеланию нашей злой природы. Апостол говорит: они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют (Рим. 1,32). Христианин, согрешив и каясь, укоряет себя и единственное утешение находит в мысли о том, что не сознательное ослушание воли Божией, а лишь слабость собственной воли ввергла его в грех. Между тем современный быт проникнут и в речах, и в самых манерах нескрываемым желанием показать свою полную независимость не только от дисциплинарных, но и от чисто нравственных требований святой веры. Зло нашего времени состоит в том, что люди при развитии самолюбия не только грешат, но говорят и ведут себя так, чтобы показывать всякому, что греха своего я не стыжусь, но его похваляю, горжусь им. Подчиняется ли подобному же раздвоению жизнь духовенства? Слава Богу, нет, по крайней мере, нечасто. Прекрасное изображение почти светского времяпрепровождения, но не изменяющего духу Христову можно видеть в недавнем рассказе Потапенко "Именины". Священники с семьями пируют, шутят, некоторые даже допускают излишества, но ни вера, ни добродетель не сдвигаются никем со своих престолов ни разу. Напротив, как горько бывает видеть пастырей или кандидатов на это служение, стыдящихся перекреститься перед храмом, старающихся смягчить свое отличие от пиджачников манжетами и воротничками, прямо или косвенно извиняющихся за свое священство в безрелигиозном круге и т. д. В пастырских руководствах говорят о необходимости создать себе церковную выправку, неоспоримо, что это важно и связано с внутренним содержанием пастыря, но неумение или незнание, даже самое неграциозное и смешное, во сто раз менее соблазнительно, чем сознательное пренебрежение своею задачей или стыд перед христианскими обязанностями, особенно перед смирением пастыря, столь ненавистным современному культурному человеку, создавшему себе бога из чувства собственного достоинства. Трудно избавиться от таких грехов тому пастырю, который в студенческие годы с глупою беспечностью становился под любое нравственное или, точнее, безнравственное знамя. В таких грехах бывают виновны кандидаты священства в тщетной надежде на то, что когда они станут священниками, то будут говорить и поступать иначе, забывая, что взгляд на священство как на внешнепринятую профессию лишает приемлющего того благодатного обновления, которое дается духу пастыря в дарах священства. Горькими, но, может быть, поздними слезами и воплями отплатит он за свои уклонения, когда впоследствии при всем желании неуклонно прославлять добродетель душа его пребудет суха и черства, яко земля безводная (см. Пс. 142, 6). Она изнесет лишь диалектические доводы в пользу того, что зло предосудительно, а добродетель почтенна, но доводы эти никого не подвинут к добру.
   Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает (Лк. 11,23), -- сказал Господь. Труден путь к Нему, невозможно, невероятно представляется тесное с Ним общение для того, кто много раз от Него отрекался. Если к кому, то именно к такому человеку относятся слова апостола: и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему (Евр. 6, 6). Конечно, Бог простит омытый раскаянием грех, но мысль та, что одно покаяние еще не возвратит человеку прежней духовной целостности, а восстановлять ее придется многими трудами и долгими скорбями, как это было с прп. Марией Египетской. Апостолы, отступившиеся от Господа, не могли долго поверить Его воскресению, а верные мироносицы сразу признали Явившегося.
   

Последствие неуклонной верности кандидата священства своему знамени

   Если уклонение от исповедания веры приводит будущего пастыря к таким печальным последствиям, то, наоборот, постоянная верность слову истины сообщает ему неоценимое сокровище духовных благ. Постоянное следование одному знамени прежде всего создает в человеке, христианине, ту целостность нравственного характера, то гармоничное взаимное соглашение всех сторон последнего, по которой вы сразу можете узнать человека религиозного без фанатизма, без болезненной раздражительности или бездеятельного оцепенения, квиэтизма. Правила христианской добродетели и истин веры служат для него неизменным мерилом при оценке и явлений жизни, и произведений мысли, и самих людей. Но этого мало: постоянная привычка давать и себе отчет в нравственной качественности всякого, воздвигаемого в общественной жизни знамени развивает в нем художественный вкус для мгновенной иногда оценки людей или явлений трудноопределимых или лицемерных. "Думаю, -- говорит греческий мудрец, -- что не последняя часть мудрости заключается в том, чтобы распознавать, каков каждый человек". Иисус, сын Сирахов, советуя каждому по силе своей узнавать ближних его (см. Сир. 9, 19), научает судить о них по себе самому и рассуждать о всяком действии (см. Сир. 31, 17). Но начало этой духовной мудрости есть страх Божий, противополагаемый всякому другому страху: "Бойся Господа, и кроме Него не бойся никого" (см. Притч. 7,1). Пока ап. Петр не освободился от изменчивого страха, то не имел дара ясного познания вещей и отговаривал Спасителя от крестного подвига. Неутвержденные в вере самаряне не понимали личности Симона-волхва, но тот же Петр, просвещенный Духом Святым и исповедничеством, стал говорить ему: Вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды (Деян. 8, 23). Точнейшее изречение о связи между верностью и разумом духовным -- это слова Господни: прежде же всего того возложат на вас руки и будут гнать вас, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое; будет же это вам для свидетельства. Итак положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам (Лк. 21, 12--15). Христианская совесть, поставленная несколько раз высшею целью наших дел и слов, приобретает ту исключительную ясность и чуткость, которая при содействии Божественной благодати научает у людей читать в сердцах, а в явлениях жизни, встречах или предприятиях сейчас усматривать пользу их или вред для спасения.
   Как далеко должна простираться верность христианскому знамени в делах и в мыслях? Ответ: должно распространять религиозно-нравственную точку зрения на все области жизни и мысли, все сверять с истиной и благом. В этом состоит, может быть, главное условие приобретения дарований пастырских, условие к тому, чтобы христианин, посвящая себя сему служению не по имени только, но на самом деле, был способен вещать как бы "уста Божия", чтобы каждый вопрос христианской совести находил в нем верный и твердый ответ и совет. Наше малодушие уклоняется от такой постоянной верности слову истины, боясь прослыть фанатиком, узким, нетерпимым, ненавистным для всех человеком, но опасения напрасные. Ненавидят тех религиозных людей, которые вносят в свою религиозность какую-либо страсть, недоброжелательство, злобу и т. п., а тип истинного, любящего и неуклонно-верного христианина есть тип более любимый людьми, чем всякий иной. С другой стороны, Божественная истина так широка и всеобъемлюща, что ради нее ничто доброе в жизни не может быть отвергнуто или умалено. Верность истине и применение ее ко всем жизненным явлениям расширят в его уме самые религиозные понятия и создаст цельное и стройное религиозное миросозерцание.
   Важность этих благих последствий от неуклонного следования знамени истины и гибельность последствий его изменников побудили нас поподробнее остановиться на раскрытии этих житейских истин, обыкновенно просматриваемых в курсах пастырского богословия.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru