Яблочков Георгий Алексеевич
Г. Яблочков. Рассказы. Том первый

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Г. Яблочковъ. Разсказы. Томъ первый. Издательское т-во писателей. Спб. 1912. Стр. 297. Ц. 1 р.
   Изъ двѣнадцати разсказовъ девять заканчивается смертью: убиваютъ себя, убиваютъ другихъ, умираютъ отъ старости и отъ болѣзни, казнятъ враговъ и стрѣляютъ въ любимыхъ; рядъ разсказовъ посвященъ маніакамъ, сумасшедшимъ, демоническимъ женщинамъ, въ которыхъ и самъ авторъ какъ будто склоненъ видѣть только истеричекъ. Больная атмосфера безумія и ужаса нависла надъ разсказами -- хочется разсѣять ее, выбраться изъ нея, сказать, что она не нужна ни читателямъ, ни автору! Его тянетъ къ "роковымъ" сюжетамъ и фигурамъ -- и онъ не справляется съ ними, не даетъ въ нихъ ничего новаго, своего, ничего остраго и углубляющаго извѣстныя схемы. И это понятно: дарованіе автора совсѣмъ въ другомъ; онъ хорошій наблюдатель, онъ бытовикъ, онъ въ своей сферѣ тамъ, гдѣ схватываетъ внѣшнія формы жизни, съ легкимъ юморомъ спокойнаго созерцанія вглядываясь въ ея игру, въ фантастику ея безпредѣльнаго творчества. Но онъ не знаетъ, куда помѣстить свою наблюдательность, какъ использовать свое умѣніе видѣть; ему нужны большія схемы, большіе характеры или большія идеи; въ нихъ онъ находитъ точку опоры, скелетъ, вокругъ котораго собираются подмѣченныя имъ черточки жизни. Но "роковые" образы вырождаются въ его разсказѣ въ трафаретъ большія идеи въ тенденцію; основное дано здѣсь грубо, навязчиво но не убѣдительно, притязающее на глубину оказывается внѣшнимъ. Есть, однако, и противовѣсъ: то, что казалось внѣшнимъ, подмѣчено и изображено такъ хорошо, что само по себѣ углубляется, вбираетъ въ себя широкое содержаніе и говоритъ о многомъ. Особенно показательны въ этомъ отношеніи лучшіе разсказы сборника. Въ "Смерти Мюллера" разсказано, какъ знаменитый клиницистъ читаетъ лекцію надъ умирающимъ, уже находящимся въ агоніи; надо показать, какъ для ученаго спеціалиста живой человѣкъ вырождается въ объектъ изученія, какъ эта точка зрѣнія вытравляетъ въ ученомъ врачѣ всякое человѣческое отношеніе къ безнадежному уже паціенту. Проведена эта тенденція съ чрезвычайной грубостью; самый случай -- агонизирующаго больного приносятъ въ аудиторію для "демонстраціи умирающаго человѣка" -- вѣроятно, сочиненъ. Въ знаменитомъ клиницистѣ уничтожено все человѣческое; это машина на каѳедрѣ; авторъ не устаетъ подчеркивать "се левъ, а не собака": профессоръ "имѣлъ безжизненное лицо стараго патриція и говорилъ тихимъ, безстрастнымъ голосомъ"... "Спокойно смотрѣлъ на больного сверху внизъ"... "Безстрастный, какъ деревянный скрипъ, голосъ"... "Онъ помолчалъ, безстрастный, какъ льющійся въ окно зимній свѣтъ". Безконечныя повторенія не дѣлаютъ образъ профессора убѣдительнымъ: схематичность выѣла въ немъ индивидуальность, которую сообщаютъ только специфическія, личныя черточки, не присочиненныя, а дѣйствительно опредѣляющія человѣческую фигуру. Ничего этого нѣтъ -- и вмѣстѣ съ вѣрой въ нечеловѣчески-объективнаго клинициста падаетъ вѣра во всю эту исторію. Между тѣмъ исторія разсказана хорошо: ясно, послѣдовательно, сжато, съ крайней экономіей въ средствахъ; отлично схвачены детали, картина лекціи видна, чувствуется настроеніе аудиторіи, остаются въ памяти эпизодическія мелочи и фигуры; только основное оставляетъ неудовлетвореннымъ -- и причина этого въ публицистической обнаженности тезиса. Этого тезиса нѣтъ въ другомъ удачномъ разсказѣ сборника: "Старикъ Пѣтуховъ",-- и какъ онъ выигрываетъ отъ этого. Простая деревенская картинка, разсказанная безъ всякой предвзятости -- "вотъ какъ бываетъ": поссорился старый Пѣтуховъ со своимъ пріемышемъ Михайлой и его женой Еленой. Ихъ подѣлили: Михаилѣ съ женой присудили тягло и домъ, а старику на пропитаніе избушку и огородъ. Безъ огорода не прожить семьѣ Елены, а старикъ, обозленный тѣмъ, что у него при дѣлежѣ отобрали его собственный домъ, не хочетъ мириться, и въ одиночествѣ, въ нищетѣ, въ оброшенности жадно цѣпляется за жизнь -- и самой своей живучестью торжествуетъ надъ обидчиками. Превосходны всѣ подробности коротенькаго и выразительнаго разсказа, чувствуешь эти медленные приливы и отливы жизни въ старомъ тѣлѣ, начинаешь понимать эту бѣшеную злобу, ставшую жизненнымъ элексиромъ, видишь эту страшную крестьянскую тяготу,-- и уходишь отъ разсказа съ мыслями, которыя глубже и полновѣснѣе всякой тенденціи. Разсказъ запоминается, не смотря на то, что нѣтъ въ немъ ни гибели парохода, ни ужасовъ кошмара, ни казней, ни перитонита, ни берлинскаго кафэ, ни одесской тюрьмы, ни сумасшедшихъ любовниковъ, ни демоническихъ кокотокъ. Здѣсь, несомнѣнно, область, на которую должно быть направлено художественное вниманіе г. Яблочкова. Это не совѣты,-- это форма характеристики; даже маленькій художникъ въ глубинѣ своего существа самъ лучше другихъ знаетъ, что ему дѣлать съ собой.

"Русское Богатство", No 12, 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru