Ясинский Иероним Иеронимович
Максим Белинский. Шесть рассказов. Спб. 1881

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

 

Максимъ Бѣлинскій. Шесть разсказовъ. Спб. 1881.

   Гамлетъ Щигровскаго уѣзда, разсказывая исторію своихъ неудачъ, упомянулъ, между прочимъ, о томъ, что онъ какъ-то послалъ въ редакцію одного журнала свою повѣсть. Редакція возвратила ему ее при письмѣ, въ которомъ сообщалось, что автору повѣсти, конечно, нельзя отказать въ умѣ, но что у него, къ сожалѣнію, нѣтъ художественнаго таланта, а въ беллетристикѣ, талантъ -- необходимое условіе. Оставляя въ сторонѣ героя г. Тургенева, нельзя не сознаться, что во взглядѣ редакціи, какъ онъ ни одностороненъ, есть своя доля правды. "Художникъ говоритъ образами" -- это эстетическая аксіома -- и говоритъ онъ тѣмъ вразумительнѣе и убѣдительнѣе, чѣмъ рельефнѣе эти образы, т. е. чѣмъ сильнѣе и больше его художественный талантъ. Бываютъ рѣдкіе случаи -- и мы имѣемъ тому яркій примѣръ, между прочимъ, и въ нашей литературѣ -- когда идея, выражаемая беллетристическимъ произведеніемъ, настолько сама по себѣ оригинальна и широка, что легко можетъ обойтись безъ помощи "искуства", можетъ пріобрѣсти вліяніе своими внутренними, а не формальными достоинствами. Но вѣдь, во-первыхъ, не можетъ быть сомнѣнія, что та же самая идея, но выраженная въ настоящей художественной формѣ, пріобрѣла бы еще большее вліяніе, если не въ глубину, то въ ширину. Во-вторыхъ -- и это главное -- такія идеи, представляющія собою синтезъ главнѣйшихъ "вѣяній" и идеаловъ данной эпохи, по самой сущности своей, выговариваются не часто и, какъ всякое исключеніе, не опровергаютъ, а подтверждаютъ общее правило. Общее же правило состоитъ въ томъ, что беллетристу, не вносящему въ общественное сознаніе какихъ-нибудь оригинальныхъ идей, изображающему только частныя стороны жизни, приходится заботиться прежде всего о живости и рельефности своихъ картинъ. Безъ рессурсовъ художественнаго таланта, его голосъ почти навѣрное останется голосомъ, въ пустынѣ вопіющимъ.
   Все это мы говоримъ по прямому адресу г. Максима Бѣлинскаго. Ему, какъ Гамлету Щигровскаго уѣзда, нельзя отказать въ умѣ, въ пониманіи явленій жизни, въ свѣжести и честности тенденцій; но собственно художественный талантъ автора признать намъ очень трудно. Съ опытностью бывалаго и умнаго литератора, г. Бѣлинскій успѣлъ выработать себѣ извѣстную, если угодно, довольно даже оригинальную манеру письма; но отъ простой манеры до настоящаго таланта -- дистанція огромнаго размѣра. Понимая, повидимому, что художественнаго таланта, опредѣленной беллетристической "физіономіи" у него нѣтъ, г. Бѣлинскій прибѣгаетъ къ нѣкоторымъ, такъ сказать, литературнымъ косметикамъ. Онъ прибѣгаетъ къ какому-то, будто бы живописному и образному, а въ сущности непріятно-вычурному, неестественному языку. Онъ слова въ простотѣ не скажетъ, а все съ ужимкой. Онъ не оставитъ ни одного существительнаго, не снабдивши его парой или тройкой неожиданныхъ прилагательныхъ, съ явнымъ разсчетомъ на эффектъ, который потому именно и не достигается, что для читателя очевидна погоня за нимъ автора. Такимъ образомъ, у г. Бѣлинскаго мы находимъ "серебрянныя звѣзды", "зеленый мракъ", "шаловливо вздрагивающія фіалки", "березы, ободрительно протягивающія вѣтви", "плавно спускавшійся къ саду бугоръ" и пр., и пр. Краснорѣчивый авторъ не скажетъ просто "грудь" -- онъ скажетъ: "упругія выпуклости груди"; не скажетъ "резеда пахла", а "резеда ярко пахла"; не скажетъ, что такіе-то мужчины и такія-то женщины между собою разговаривали, а выразится утонченно: "на фонѣ серебристыхъ звуковъ тихаго смѣха и говора женщинъ, здѣсь и тамъ гудѣли мужчины, какъ шмели". (135). Описанія г. Бѣлинскаго, съ ихъ ухищренными сравненіями, странными эпитетами и пр., трудно читать безъ улыбки. "Невскій шумѣлъ. Снопы свѣта падали съ раскаленнаго неба и слѣпили глаза. Мужчины прищуривались. Пятиэтажные колоссы, вооруженные, точно щитами, разноцвѣтными вывѣсками, гдѣ горѣли золотыя надписи, грозно надвигались на широкую улицу, сверкая своими безчисленными стеклами. За прозрачными окнами шикарныхъ магазиновъ ярко блестѣли золотыя и серебрянныя вещи, пирамиды фарфора, часовъ, брильянты, рубины, изумруды. Каналы стонали подъ тяжестью гранитныхъ набережныхъ. Отъ барокъ съ дровами поднимался смоляной запахъ. Фигура Екатерины Второй, неподвижно стоявшая съ протянутымъ скипетромъ на массивномъ постаментѣ, вырѣзывалась чернымъ силуэтомъ на солнечной лазури. Улица дрожала. Кривцовой стало совсѣмъ жутко. Мужскіе и дамскіе костюмы въ магазинахъ модъ показались ей обезглавленными франтами и франтихами. Она попросила Раковича ускорить шагъ. До ея ушей долеталъ, прорѣзываясь сквозь гулъ уличной сутолоки, протяжный лязгъ колесъ конножелѣзки. Несмотря на то, что погода была довольно теплая, дворники стояли у воротъ домовъ въ нагольныхъ шубахъ. Можно было подумать, что какіе-то сѣверные варвары наводнили городъ". (104). "Можно подумать", что г. Бѣлинскій пишетъ не серьёзно, а кого-нибудь пародируетъ. Такихъ образчиковъ мы могли бы привести изъ книжки г. Бѣлинскаго сколько угодно.
   Таковы формальныя свойства "разсказовъ" г. Бѣлинскаго. По содержанію, они гораздо болѣе удовлетворяютъ читателю. Нужно замѣтить, впрочемъ, что достоинство разсказовъ далеко не одинаково. Въ разсказахъ: "Дѣти", "Ночь", "Расплата" и "Тайна Оли" г. Бѣлинскій затрогиваетъ чисто-психологическіе, иногда очень сложные мотивы, выразить которые надлежащимъ образомъ можетъ только истинный художникъ-аналитикъ. Но г. Бѣлинскій, какъ сказано, художественнымъ талантомъ рѣшительно не обладаетъ, и естественно, что въ результатѣ, вмѣсто картины человѣческихъ характеровъ и страстей, получаются только безсильныя авторскія претензіи. Г. Бѣлинскому видимо хочется сказать нѣчто глубокое и новое, но, волей-неволей, приходится оставаться только при желаніи: безъ положительнаго таланта, при одной только манерѣ, далеко не уѣдешь. Взять хоть бы разсказъ г. Бѣлинскаго "Ночь". Въ разсказѣ этомъ, занимающемъ всего четыре небольшія странички, описываются предсмертныя мысли и ощущенія одного молодого человѣка, приготовляющагося къ самоубійству. Тема, какъ видитъ читатель, исключительно психологическаго и даже патологическаго содержанія, требующаго такого глубокаго проникновенія въ тайники изстрадавшагося человѣческаго сердца, какое по плечу только немногимъ исключительнымъ талантамъ. Естественно, что, вмѣсто психологическаго анализа, г. Бѣлинскій даетъ читателю какую-то жалостную декламацію, испещренную восклицательными знаками и "многозначительными" многоточіями, но въ сущности холодную и надутую. Герой г. Бѣлинскаго не застрѣлился, а только "время провелъ", какъ извѣстная Устюшкина мать, и вотъ какъ авторъ описываетъ возвращеніе его къ жизни:
   "Онъ снова заходилъ по комнатѣ стремительнымъ шагомъ.
   Онъ ходилъ долго.
   Почти совсѣмъ разсвѣло. Синяя дымка стала молочной. Рѣзко выступила кривая линія горизонта. Жемчужная лента на востокѣ раздвинулась. Теперь она казалась золотисто-палевой.
   Свѣча догорѣла.
   Орловъ сжалъ руки такъ, что хрустнули пальцы.
   Слезы душили его. Рыданія подступали къ горлу. Онъ хотѣлъ улыбнуться -- и вдругъ заплакалъ громко, какъ ребенокъ...
   Это жизнь побѣдила.
   Измученный, онъ ослабѣлъ и, шатаясь, опустился на стулъ. И его руки повисли, какъ плети.
   Но душевно онъ былъ бодръ.
   Онъ чувствовалъ, какъ его кровь теплѣла, какъ сердце билось въ тактъ съ милліонами другихъ сердецъ, какъ нервы сплетались съ нервами всѣхъ, какъ онъ становился атомомъ огромнаго цѣлаго, ничтожною частью общественнаго организма, горломъ того смиреннаго животнаго, которое ему грезилось часъ назадъ и которое онъ любилъ теперь до самозабвенія, и боли котораго заставляли его трепетать и жаждать крика..." (81). Съ одной стороны, это напоминаетъ Виктора Гюго, а съ другой, пожалуй, и самого князя Мещерскаго. Г. Бѣлинскій слишкомъ легко думаетъ о творчествѣ, объ искуствѣ, о поэзіи, если надѣется достичь ихъ путемъ такихъ чисто-внѣшнихъ средствъ, какъ эти короткія предложенія, эти безпрестанные абзацы и эти метафоры въ родѣ "горла смиреннаго животнаго", "сплетающихся нервовъ" и т. п.
   Совсѣмъ иное впечатлѣніе выноситъ читатель изъ тѣхъ разсказовъ г. Бѣлинскаго, въ которыхъ первенствующую роль играетъ не "психологія", а идея или, какъ у насъ обыкновенно говорятъ, "тенденція". Такихъ разсказовъ у г. Бѣлинскаго очень немного -- только два ("На чистоту" и "Подруги"); по размѣрамъ своимъ, они незначительны, по формѣ опять-таки неудачны; но читатель не забудетъ ихъ долго: они будятъ мысли, они освѣжаютъ чувство, и все это благодаря тому, что идея, положенная въ ихъ основу, и жизненна, и гуманна., и глубоко справедлива. Эти повѣсти дѣлаютъ честь г. Бѣлинскому и служатъ въ нашихъ глазахъ ручательствомъ за его литературную будущность. Фабула этихъ разсказовъ чрезвычайно незамысловата. Въ разсказѣ "Подруги", напримѣръ, рѣчь идетъ о двухъ дѣвушкахъ, вмѣстѣ когда-то воспитывавшихся, а затѣмъ разошедшихся по совершенно различнымъ дорогамъ. Случай сводить ихъ какъ-разъ въ тотъ моментъ, когда одна изъ нихъ понесла сердечную утрату въ лицѣ одного "коварнаго измѣнщика" и отъ отчаянія намѣревается утопиться. "Глупо сдѣлаешь", справедливо замѣчаетъ ей подруга, личность совершенно иного типа и закала, и между ними завязывается такой разговоръ:
   "-- Сашечка, начала съ упрекомъ Голубова: -- мнѣ кажется, ты еще не знаешь что такое горе...
   -- Можетъ быть, отвѣчала та.
   -- Ты сказала такимъ тономъ, замѣтила Марѳинька, помолчавъ: -- какъ будто бы у тебя есть посильнѣе горе... Ахъ, Сашечка, нѣтъ ужаснѣе судьбы разбитаго сердца!..
   -- Красивое выраженіе, Марѳинька! прошептала подруга.
   И онѣ снова замолчали.
   "Разсказать ей, что ли?" думала Саша, которую грызли воспоминанія о страданіяхъ своихъ и чужихъ. Тѣ муки не вытекали изъ неудавшихся плановъ личнаго блага. Онѣ имѣли иной характеръ. Тамъ было подвижничество, и оно влекло за собой "дѣйствительность физическихъ терзаній, почти всегда неминуемую... Сколько слезъ, стоновъ, безвѣстныхъ, замершихъ гдѣ-нибудь въ каменныхъ гробахъ, ледяныхъ тундрахъ, и сколько пресѣченныхъ жизней!
   Знакомыя лица, съ суровымъ взглядомъ застывшихъ глазѣ, блѣдныя, измученныя, пронеслись толпой передъ нею. Ей стало жутко. Сердце ея заболѣло, и протяжной скорбью наполнилась усталая грудь. Онъ, ея милый мужъ, былъ въ этой толпѣ!..
   "Нѣтъ, не стану разсказывать... Затѣмъ?" (228).
   Такимъ же характеромъ и тою же мыслью отличается и разсказъ "На чистоту", содержаніе котораго, если не ошибаемся, почерпнуто прямо изъ дѣйствительности. Такимъ образомъ, литературная личность г. Бѣлинскаго представляется какъ бы въ двойномъ видѣ: какъ художникъ, какъ изобразитель жизни, онъ не удовлетворяетъ читателя; какъ коментаторъ дѣйствительности, онъ является умнымъ и талантливымъ слугою идей прогресса, честнымъ и убѣжденнымъ проповѣдникомъ. Достоинства эти настолько въ настоящее печальное время рѣдки и настолько сами по себѣ цѣнны, что ради ихъ читатель охотно забудетъ слабыя стороны г. Бѣлинскаго и не задумываясь выдѣлитъ его изъ длинныхъ рядовъ нашихъ литературныхъ бездарностей и безцвѣтностей, какъ силу обѣщающую и недюжинную.

"Отечественныя Записки", No 7, 1881

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru