Аннотация: Сочинение В. Пушкина, Москва. В Типогр. Н. С. Всеволожского 1811 года июня 20 дня.
О каруселяхъ ( * ).
(*) Сочиненіе В. Пушкина, Москва. Въ Типогр. H. С. Всеволожскаго 1811 года Іюня 20 дня.
Маленькое сочиненіе о каруселяхъ напечатано въ то время, когда вся Москва занималась приятнымъ для многихъ и благодѣтельнымъ для бѣдныхъ людей зрѣлищемъ {Извѣстно, что нынѣшнимъ лѣтомъ карусель данъ былъ и въ пользу бѣдныхъ.}, напоминающимъ старинные подвиги и военныя игрища рыцарскія. Карусели прекратились, a вмѣстѣ съ ними и разговоры въ публикѣ объ увеселеніяхъ сего рода; слѣдственно обойтись бы можно и безъ воспоминанія о маленькой тетрадкѣ, въ которой содержится историческое извѣстіе о каруселяхъ. Но у насъ въ Вѣстникѣ (No 13 стр. 63) обѣщана особливая статья о рыцарствѣ и о турнирахъ, и мы за непреложную обязанность почитаемъ устоять въ словѣ, чтобы послѣ не было намъ стыдно. Мы думаемъ, что статья наша о рыцарствѣ будетъ имѣть большій вѣсъ, когда предложимъ ее подъ заглавіемъ критики, и когда свидѣтельства, приводимыя г-мъ Сочинителемъ тетрадки о каруселяхъ поставимъ въ параллель съ другими свидѣтельствами же, о которыхъ онъ неупоминаетъ. Пускай оба наши сочиненія вмѣстѣ идутъ въ потомство: маловажныя несходства не помѣшаютъ ихъ товариществу. Г. Сочинитель украсилъ тетрадку свою епиграфомъ изъ Виргиліевой Енеиды Аббата Делиля: Un jour y ces spuvenir auront pour nous des charmes: намъ хотѣлось бы начать свою статью словами самаго Виргилія Olim meminisse juvabit; но какъ языкъ Аббата Делиля, переводчика, всѣми дамскими писателями и всѣми пишущими дамами предпочитается comme de raison языку самаго Виргилія, то мы, изъ угожденія тѣмъ и другимъ, на сей разъ должны были отказаться отъ эпиграфа; ето первое несходство, a есть и другіе: г. Сочинитель въ показаніяхъ своихъ опирается на парѳагенца Тертулліяна, жившаго въ концѣ втораго и въ началѣ третьяго столѣтій, на Русскія Лѣтописи и на изустныя преданія; a мы въ виду имѣемъ не болѣе какъ Дюканжа, Сентъ Пале {Mémoires sur la chevalerie par M. de Sainte-Palaye. Въ статьѣ подъ названіемъ Образъ жизни и нравы рыцарей (Вѣст. Евр. 1810 No 20) авторъ сей нѣсколько разъ названъ Sainte Palage; еще ошибка.} и еще нѣкоторыхъ новѣйшихъ же авторовъ; иногда справляемся съ Тацитомъ, описавшимъ нравы и обычаи древнихъ Германцовъ, у которыхъ надобно искать начала многихъ обыкновеніи, распространившихся по всей Европѣ.
Карусели, говоритъ г. Сочинитель, ссылаясь на Тертулліана, изобрѣтены богинею Цирцеею, которая учредила ихъ будто бы въ честь Солнца, своего родителя. "Отъ того самаго иные думаютъ, что, слово карусель происходитъ отъ carrus solis, или carro del sole. Вѣроятнѣе всего, что карусели получили свое названіе отъ "колесницъ, въ сихъ Рыцарскихъ упражненіяхъ употребляемыхъ." Ciи строки имѣютъ свое достоинство, ежели принять ихъ въ шутку, сочиненную на заданныя слова: Тертулліянъ, Цирцея, Карусель, carrus solis, carro de sole, Колесница, Рыцарскія упражненія. Г. Сочинитель вѣроятно самъ знаетъ, что между Цирцеею и Латынью, между колесницами и забавами рыцарей (то есть всадниковъ), между баснословіемъ и исторіею неизмѣримое разстояніе; ибо онъ самъ учрежденіе каруселей полагаетъ около 1560 года послѣ бывшаго въ Орлеанѣ въ послѣдній {Послѣдній во Франціи не значитъ послѣдній вездѣ. Въ Англіи продолжались турниры при Елисаветѣ, при Іяковъ и даже при Карлѣ І. Карусели часъ отъ часу болѣе входили въ употребленіе, a турниры давались рѣже и наконецъ совсѣмъ прекратились. См. A view of society in Europe by G. Stuarf. Bazil, 1797, pag. 217.} разъ турнира, на которомъ Принцъ крови Генрихъ Бурбонъ Монпансье, упавъ съ лошади, умеръ. "Духъ Рыцарства исчезъ съ прекращеніемъ сихъ Рыцарскихъ поединковъ и мы видимъ только слабые остатки онаго въ учрежденныхъ потомъ каруселяхъ." Вотъ это ближе; за чѣмъ же было въ истинѣ въ началѣ сочиненія о каруселяхъ приписывать изобрѣтеніе сихъ новыхъ игрищъ древней, баснословной волшебницѣ?
Чтобы нераспространяться, покажемъ сперва систему г-на Сочинителя, a потомъ предложимъ собранныя нами нѣкоторыя свѣдѣнія о рыцарствѣ.
У г-на Сочинителя написано: "Французы, Англичане и Нѣмцы спорятъ между собою объ учрежденіи такъ называемыхъ турнировъ (tournois), и опредѣляютъ оное въ девятомъ вѣкѣ." -- Намъ извѣстно, что Россія почти въ то же самое время, какъ начались турниры въ прочихъ Европейскихъ государствахъ, т. е. въ девятомъ вѣкѣ, славилась также своими храбрыми витязями и могучими богатырями." -- "Древніе остатки народныхъ богатырскихъ пѣсень и сказокъ доказываютъ, что въ Россіи, также какъ и въ другихъ Европейскихъ государствахъ, такія игры и поединки существовала и также господствовала система странствующихъ рыцарей." -- "Насилія вельможъ, разбои и опустошенія отъ злонамѣренныхъ враговъ, около 996 года при владѣніи Великаго Князя Владиміра Святославича распространившіяся, заставляютъ предполагать, что онъ былъ первымъ учредителемъ рыцарскаго Богатырскаго въ Россіи ордена."
Главной причины къ установленію рыцарства и турнировъ искать должно въ старинныхъ обычаяхъ и въ самыхъ нравахъ Германцевъ, въ ихъ склонности къ военнымъ подвигамъ, въ ихъ почитаніи женщинъ, въ ихъ набожности. Въ Германскихъ, говорю, лѣсахъ искать должно тѣхъ источниковъ, откуда проистекли установленія и обычаи, долгое время господствовавшіе во всей Европѣ, и коихъ слѣды даже и теперь еще неизгладились.
Страсть къ военнымъ подвигамъ была y нихъ главною. Оружіе открывало дорогу къ почестямъ и славѣ; мужество и храбрость давали право на всѣ преимущества. Юноши нетерпѣливо ожидали того времени, когда имъ дозволяемо было носить оружіе. Сіе дозволеніе почиталось у нихъ отличною почестію и совершалось при наблюденіи установленнаго обряда. Юноша при собраніи и по общему одобренію торжественно получалъ копье и щитъ изъ рукъ старѣйшины, или отца своего, или родственника {Tacit. De Mor. Germ. c. 13.}; до того времени былъ онъ членомъ семейства, а по принятіи оружія становился уже членомъ общества {Ibid.}. Отсюда произошло въ разныхъ мѣстахъ бывшее обыкновеніе торжественно препоясывать мечемъ молодыхъ Принцовъ, и вручать имъ оружіе {Du Cange voc. Arma.}; отсюда же происходитъ и начало рыцарства. Носящій оружіе благорожденный юноша принадлежалъ уже къ сонму воиновъ и пользовался всѣми выгодами сего званія. У Лонгобардовъ Королевской сынъ не могъ сидѣть за обѣденнымъ столомъ вмѣстѣ съ родителемъ своимъ, ежели неудостоился напередъ принять оружіе изъ рукъ чужестраннаго государя. Въ прежнія времена, говоритъ Сентъ-Пале, самая знатная порода не давала никакого преимущества дворянину, ежели онъ не имѣлъ титла или степени воина, то есть рыцаря {Memoirs sur l'ancien, cheval. T.1. p. 298.}. Очень понятно, что у сихъ Германскихъ народовъ были игрища, сообразныя съ ихъ обычаями. Тацитъ свидѣтельствуетъ {De Mor. Germ. c. 24.}, что юноши ихъ при многолюдныхъ собраніяхъ, нагіе бросались между мечей и копій, и что удовольствіе зрителей было для нихъ наградою. Сіи военныя игрища, распространены Германцами по всѣмъ странамъ, или покореннымъ, и подали поводъ къ установленію такъ называемыхъ турнировъ или примѣрныхъ сраженій, которыя въ средніе вѣки назывались tormeamenta, ludi militares, milituria exercitia, imaginariae bellorum prolusiones (военными играми, военными упражненіями). Одинъ писатель y Дю Канжа {Gloss. ѵос. torneamentum.} говоритъ, что турнирами назывались нѣкоторыя сборища или праздники, на которые сзываются рыцари для показанія силъ ихъ и отваги. Сперва турниры отправляемы были рыцарями по ихъ произволу, но послѣ государи, какъ начальники Рыцарства, присвоили себѣ власть назначать время и мѣсто для сихъ военныхъ игрищъ. Иногда сраженія происходили общія, то есть одна толпа сражалась съ другою; a иногда рыцари выходили на поединки. Часто случалось, что рыцари лишались тамъ жизни. Отъ того Папы и Епископы сильно возставали противъ турнировъ и бросали громы проклятія на ратоборцовъ; не смотря на то, ратоборства продолжались дотолѣ, пока очищеніе нравовъ не показало ихъ безполезности при новыхъ обычаяхъ. Въ послѣдней половинѣ шестьнадцатаго вѣка турниры становились часъ отчасу рѣже, a на мѣсто ихъ появлялись карусели, тѣ же военныя игрища, но уже не сраженія и не единоборства. Мнимые рыцари (ибо тогда уже истинные несуществовали) старались превзойти одинъ другаго ловкостію и проворствомъ) въ оборотахъ и въ разныхъ тѣлесныхъ упражненіяхъ. Почти невѣроятно, однaкожъ справедливо, что даже наука о гербахъ, достигшая высокой степени въ цвѣтущее время Рыцарства и турнировъ, ведетъ начало свое отъ самой отдаленной епохи. Вспомнимъ, что Германцы при отправленіи общественныхъ дѣлъ своихъ и даже въ пиршествахъ всегда присутствовали вооруженные {Tacit. de Mor. Germ c. 22.}, что утрата на сраженіи щита, влекла за собою неизгладимое безчестіе {Ibid. c. 5.}, и что щиты ихъ для отличія были расписываемы отборнѣйшими красками {Ibid.}.
Отличное почтеніе древнихъ Германцевъ къ женщинамъ было основано на причинахъ весьма важныхъ. Онъ воспламеняли въ мущинахъ любить свободы, подкрѣпляли въ нихъ чувство чести, одушевляли въ нихъ мужество. Похвала ихъ почиталась безцѣнною наградою геройскихъ подвиговъ. Ні cuique sansimi lestes, говоритъ Тацитъ {De Mor. Germ. c. 7.}, hi maximi laudatores.
Вѣра, во всѣ времена и у всѣхъ народовъ управляющая дѣйствіями людей, была свято чтима Германцами. Доказательствомъ языческой изъ набожности служатъ жреческія гаданія и обряды, о которыхъ упоминаетъ тотъ же знаменитый историкъ. Каждое дерево и каждой источникъ имѣли своего генія; воздухъ, лѣса и воды по мнѣнію Германцевъ, наполнены были духами, подъ управленіемъ верховнаго существа живущими. Самой обыкновенной случай приписываемъ былъ дѣйствію сверхъестественной силы. Оттуда произошли волшебники и очарованія, великаны и карлы, которыми наполнены рыцарскія сказки. Верховной богъ особенно любилъ войну и покровительствовалъ храбрымъ. Такимъ образомъ набожность и любовь одушевляли Германца въ одно и то же время. Мечемъ своимъ угождалъ онъ богу и любовницѣ. Новая вѣра не уничтожила древнихъ обычаевъ; они процвѣтали и въ средніе вѣки. Вотъ откуда произошло главное правило и первой урокъ Рыцарства: любить бога и женщинъ {St. Palaye Mem. fur l'ane. chev. T. 1. p. 7.}. Отъ сихъ началъ, отъ страсти къ войнѣ, почитанія женщинъ и набожности, въ средніе вѣки составилось Рыцарство, получившее образованіе свое и правила въ одиннадцатомъ вѣкѣ. Всякой свободной человѣкъ, по званію своему обязанный служить ей оружіемъ въ рукахъ, назывался тогда воиномъ miles. Дворяне же обыкновенно служили на коняхъ; оттуда произошли caballarius, chevalier, ritter. Сіи имена въ концѣ одиннадцатаго вѣка исключительно уже принадлежали людямъ, по новому установленію обязавшимся присягою оборонять безпомощныхъ и утѣсняемыхъ, охранять честь женщинъ и преслѣдовать враговъ вѣры. Духовенство принимало великое участіе въ образованіи и усовершенствованіи Рыцарскихъ установленій, которыя во время крестовыхъ походовъ измѣнялись, ибо сообщеніе крестоносцевъ съ Греками, Арабами и Персами имѣло великое вліяніе на духъ Рыцарства {Eichhorns Erläuter. zur allgem. kult. Gesch. I. 20.}. Благородной юноша съ самаго нѣжнаго возраста оставлялъ домъ родительской и опредѣлялся въ замкѣ другаго рыцаря. Тамъ учился онъ военному искусству, учился любить Бога и почитать женщинъ. Черезъ нѣсколько времени, въ четырнадцати лѣтъ своего возраста, у подножія олтаря при совершеніи установленныхъ обрядовъ получалъ онъ оружіе и титло оруженосца (armiger, famulus, ecuyer, garèon), съ тѣхъ поръ начиналось важнѣйшее служеніе. Оруженосецъ долженъ былъ находиться при своемъ рыцарѣ на всѣхъ битвахъ. Между тѣмъ вкоренялись въ немъ всѣ правила Рыцарства, мужество съ человѣколюбіемъ, духъ свободы съ послушаніемъ. Многіе служили во всю свою жизнь оруженосцами при знаменитыхъ рыцаряхъ. Возведеніе въ достоинство рыцаря совершаемо было иногда съ обрядами, a иногда просто троекратнымъ меча удареніемъ Приготовленія къ тому состояли въ постѣ, молитвахъ, исповѣди, причащеніи, бдѣніи въ церкви и омовеніи. Новый рыцарь обязывался торжественною клятвою никогда не лгать, стоять за правду, оборонятъ вѣру; ея служителей и храмы, слабыхъ и бѣдныхъ, вдовъ, сиротъ и тѣхъ невинныхъ, наконецъ преслѣдовать невѣрныхъ. По троекратномъ удареніи (по обоимъ плечамъ и по шее), давали ему мечь, щитъ и прочее оружіе. Права и преимущества рыцаря и жены его были весьма важны. Самые государи почитали за необходимое носить на себѣ званіе рыцаря; но достоинство сіе получали они въ отроческихъ лѣтахъ и безъ дальнихъ обрядовъ, a только посредствомъ ударенія мечемъ. Сперва открытъ былъ путь къ Рыцарству однимъ благороднымъ; но съ половины двенадцатаго вѣка и мѣщане удостоивались сей почести. Рыцарство процвѣтало лѣтъ триста (съ 1100 по 1400), a первой крестовой походъ былъ самымъ лучшимъ его временемъ. Турниры, отъ простыхъ воински*ъ игрищъ возникшіе, утвердили бытіе Рыцарства и распространили славу его подвиговъ. Во Франціи введены они въ 1066 году Готфридомъ Преильи, которой сочинилъ для нихъ постановленіе и правила.
И такъ, Французы, Англичане и Нѣмцы, которые спорятъ между собою объ учрежденіи турнировъ и опредѣляютъ оное въ девятомъ вѣкѣ, сами не знаютъ, о чемъ спорятъ. Чтожъ касается до системы странствующихъ рыцарей, то и ей не льзя было господствовать въ Россіи, когда еще ни гдѣ и никакая рыцарская система не существовала; равнымъ образомъ Великій Князь Владиміръ Святославичь не могъ быть первымъ учредителемъ рыцарскаго богатырскаго въ Россіи ордена, потому что орденъ сей выдуманъ очень недавно: около половины Іюня текущаго года; еще почитаемъ за нужное сказать, что мнимые рыцари богатырскаго ордена съ великимъ своимъ Гроссмейстеромъ принадлежатъ не девятому вѣку, хотя въ тетрадкѣ о каруселяхъ и объявлено, будто Россія въ девятомъ вѣкѣ уже славилась своими храбрыми витязями и могучими богатырями; наконецъ замѣтимъ, что ежели поединокъ между Печенѣжскимъ исполиномъ и Русскимъ кожевникомъ (которой въ тетрадкѣ о каруселяхъ представленъ въ видъ рыцаря и безвинно прекращенъ въ Донъ-Кихота) относятся къ исторіи Рыцарства и турнировъ, то къ ней уже принадлежать должны и всѣ единоборства, начиная съ описанныхъ въ Библіи и къ Гомеровой Иліадѣ.
Упомянувъ о славномъ каруселѣ, данномъ въ 1760 году при Екатеринѣ Великой, г. Сочинитель, къ удовлетворенію любопытства читателей, предложилъ нѣкоторыя строфы изъ оды, воспѣтой Лирикомъ Петровымъ. Любопытство читателей удовлетворилось бы иначе, когда бы предложены были хорошія строфы знаменитаго Петрова, a не худыя. Похвально уважать дарованія живыя писателей; но еще похвальнѣе отдавать справедливость пѣснопѣвцамъ умершимъ, за которыхъ ходатайствуютъ единственно ихъ заслуги, и которымъ не помогаютъ уже ни знатность, ни происки, ни знакомства, ни ласкатели. Вотъ худая строфа Петрова, помѣщенная въ тетрадкѣ о каруселяхъ:
Уборомъ дорогимъ покрыты
Даютъ махъ кони гривъ на вѣтръ,
Брозды ихъ пѣною облиты,
Встаетъ прахъ вихремъ изъ подъ бедръ;
На нихъ подвижники избранны
Несутся въ путь пескомъ устланный
И кровь въ предсердіи кипитъ,
Душевный даръ изнесть на внѣшность
Явить нетрепетну поспѣшность,
Ихъ честь, ихъ царскій взоръ крѣпилъ.
A вотъ та же самая строфа напечатанная въ Сочиненіяхъ Петрова {Сочиненія В. Петрова. Часть первая. Въ Санктптербургѣ. Печатана въ вольной типографіи y ІІІнора 1782.}; она, вѣроятно, понравится и читателямъ тетрадки о каруселяхъ:
Драгимъ уборомъ покровенны
Летятъ быстряе стрѣлъ кони;
Брозды ихъ пѣной умовѣнны,
Сверкаютъ изъ ноздрей огни.
Крутятся, топаютъ бурливы,
По вѣтру долги вѣютъ гривы;
Копыта мещутъ вихремъ персть.
На нихъ подвижники избранны,
Теча въ стези пескомъ устланны,
Стремятся чести храмъ отверзть!
Четыре строфы изъ оды Петрова на карусель помѣщены въ тетрадкѣ, и всѣ четыре несходны съ напечатанными: въ Сочинеіняхъ сего знаменитаго Лирика, прославлявшаго побѣды Румянцова и Орлова. Между тѣмъ какъ испортить словцо въ отрывкѣ изъ поемы, Аббата Делиля, не такъ прочитать стихъ изъ Вольтеровой трагедіи y насъ (къ счастію не у всѣхъ) почитается ужаснымъ невѣжествомъ, мы не знаемъ, или не хотимъ знать, изданы ли творенія знаменитаго Петрова; не знаемъ или не хотимъ знать пѣснопѣній того Поета, которой о сожегшихъ при Чесмѣ Турецкой флотъ герояхъ вѣщаетъ:
Полночны Тифисы, защитники Россіи
Летятъ среди валовъ! гремящи въ облакахъ
Перуны въ ихъ рукахъ:
Послушны имъ стихіи!
Преходятъ морь стези; гдѣ кроется ихъ врагъ;
Очами ищутъ, гдѣ Турецкой вѣетъ флагъ.
Нашли, обрадуясь пустились, долетѣли!
Всѣхъ руки на ударъ простерты, взнесены,
Всѣ гнѣвомъ разжены
Постигли, загремѣли!
того превосходнаго живописца, которой въ слѣдующихъ стихахъ удивительно изображаетъ морское сраженіе:
Не молкнетъ трескъ снастей, желѣзныхъ свистъ шаровъ;
Густится дымъ столбомъ всходя до облаковъ,
Стѣсненны межь громадъ... въ громады волны плещутъ!
И вѣтрилъ бѣлизна и дневныхъ свѣтъ лучей
Сокрылись отъ очей;
Одни перуны блещутъ!
О опытъ тягостной нетрепетныхъ сердецъ!
Ужасенъ взору бой, ужаснѣе конецъ.
Тамъ двѣ крылатыя, двѣ грозныя махины,
Какъ Етна съ Геклою, одна съ другой слетясь,
Всей тяжестью сразясь,
Вспылали средь лучины!
Не знаемъ, или не хотимъ знать безсмертныхъ стиховъ Петрова, чтобы дать просторъ моднымъ своимъ басенькамъ и посланіямъ! К.