Катков Михаил Никифорович
Книга "Блудов и его время"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Царствование императора Александра I), соч. Ег. Ковалевского.

М.Н. Катков

Книга "Блудов и его время"
(Царствование императора Александра I), соч. Ег. Ковалевского

   Карамзин и Блудов, эти два имени как-то сами собой вспоминаются одно за другим. Тот и другой по своему образованию и способностям могли быть и государственными людьми, и литераторами, и если первый из них не хотел покинуть литературных занятий для министерского портфеля, то мысль его постоянно обращалась в сфере высших государственных вопросов; с другой стороны, если граф Блудов никогда не покидал служебной карьеры, то он имел все задатки, чтобы быть блестящим литератором, и посреди государственных дел не переставал интересоваться литературой. Карамзин рекомендует Блудова императору Николаю, Блудов дописывает недоконченный манускрипт Карамзина, -- поистине, эти два человека, высокоразвитые умственно и нравственно, эти две благородные личности взаимно дополняют друг друга, и появление в свет жизнеописания одного из них очень кстати совпало с юбилеем другого. Биография таких людей -- важное приобретение: их жизнь есть в самом деле, по выражению нашего знаменитого историографа, "завет предков потомству", завет добрый, полный нравоучения. Люди, подобные Карамзину и графу Блудову, как будто говорят нам из-за порога жизни: будьте таковы, как мы, и, если можно, лучше нас!
   Появившийся на днях том биографии графа Блудова (детство и юность) {Граф Блудов и его время. (Царствование императора Александра I). Ег. Ковалевского. СПб. 1866. К сожалению, у нас не образовалось еще издательское искусство. Книга, отличающаяся столь значительным интересом, издана, или, точнее сказать, приготовлена к печати не так тщательно, как бы того заслуживала.} написан с одушевлением и знанием дела и наполнен фактами, любопытными не только в отношении к самому Блудову, но и к той замечательной эпохе, когда он жил. Про книгу Ег. П. Ковалевского можно сказать, что она есть очерк царствования императора Александра I, -- царствования, завещавшего нашему времени множество поучительных уроков. Остановимся на одном из них.
   
   Для России, -- говорит автор, -- воцарение императора Александра I было зарею пробуждения. Трудно представить себе государя и человека, так щедро одаренного природой и с таким блестящим образованием, как Александр I. Современники свидетельствуют, что при известии о его воцарении на улицах люди, незнакомые между собою, друг друга обнимали и поздравляли... В манифесте своем он объявил, что будет править Богом врученным ему народом по законам и по сердцу премудрой бабки своей, Екатерины Великой, и первым действием его было освобождение всех, содержавшихся по делам тайной экспедиции в крепостях и сосланных в Сибирь или в отдаленные города и деревни России под надзор местных властей, и уничтожение самой тайной экспедиции. Рассказывают, будто Алексей Петрович Ермолов, выходя из Петропавловской крепости, надписал на стене: "Свободна от постоя". Государь, узнавши об этом, сказал: "Желаю, чтобы навсегда".
Александр I был по преимуществу человек в высоком, многообъемлющем смысле этого слова, а потом уже государь. Природа соединила в нем ум обширный, сердце, исполненное высоких побуждений, мысль пытливую, проницательную, но постоянная, усиленная борьба то с судьбою, то с людьми или самим собой нередко колебала его веру в собственные силы. Недоверчивый к себе, он искал опоры в людях, разрешения сомнений в тайнах природы, безраздельно предавался избранным друзьям, предавался мистицизму, но ни в тех, ни в другом не находил ответа своему пытливому сердцу и опять заключался в самом себе. Он создавал в своем воображении идеалы, которые разбивались при столкновении с действительностью, и тем печальнее казалась для него эта действительность. Его упрекали в шаткости характера, недостатке силы воли, в противоречии самому себе, но мы увидим впоследствии, как бывала несокрушима эта воля, освободившаяся от постороннего влияния. В первые же месяцы своего царствования, несмотря на молодость и неопытность, он умел сбросить с себя то насильственное влияние, которым было думал пользоваться граф Пален. А действия его в Отечественную войну! Допустим еще, что в бытность неприятеля в пределах России весь народ, соединившись как один человек, увлекал его за собою к одной общей цели; но после, за границей, когда вся среда, в которой находился он, требовала мира с Наполеоном, -- кто, как не он один, решился дать этот мир только в Париже? Кто увлек союзников против их желания в Париж?
   
   Так очерчивает г. Ковалевский личность Александра I, и мы думаем, что портрет, им нарисованный, верен истине. Вступив на престол с искренним желанием блага для своих подданных, с намерением даровать им и просвещение, и благоустройство, и благосостояние, он оставался верен своим возвышенным стремлениям до конца. Но государь, хотя и самодержавный, не всегда имеет возможность сделать все то, что желал бы сделать. Первые советники Александра, товарищи его молодости, призванные им содействовать осуществлению его благодетельных видов, не замедлили обнаружить свое незнакомство с делом и оказались ниже своего призвания. Притом, как показывает ближайшее знакомство с их деятельностью, призваны будучи благотворить России, они смотрели на русский народ свысока и даже с презрением и воображали себя как бы существами, составляющими счастливое изъятие из народа. Один только из группы молодых друзей Александра I считал себя сыном своего народа, обязанным служить ему, трудиться для его блага, -- но это был сын другого народа, князь Чарторыйский. Вот, полагаем мы, первоначальный источник той странной двойственности, которая замечается в характере управления императора Александра I. С одной стороны, ему твердили о славном прошедшем Польши, о рыцарских чувствах польского дворянства и просили для них просвещения и свободы; с другой -- выставляли грубость России, выражали сомнение в ее способности быть цивилизованною страной и требовали только строгого надзора. Еще не отказываясь от мысли дать России устройство, сообразное с духом времени, государь приблизил к себе Сперанского и сделал его главным исполнителем своих мыслей; но Сперанский, доктринер французской школы, весь отдался механизму порученного ему дела и не внес в него любви к конечной цели этого дела -- русскому народу. Интрига сгубила этого необыкновенно способного человека. Сперанский был сослан; но кто его заменит? Государь, естественно, стал искать преемника ему между его врагами, окружавшими престол, не нашел никого, близко подходящего к нему по силе дарований, -- и взял Аракчеева. Такое назначение служит явным доказательством, что он уже отчаялся в исполнении своих первоначальных намерений, что ему опостылело навязывать благотворения народу, представители которого упорно отталкивали руку благотворящую и заботились только о своих личных или чисто сословных интересах. Русский народ томился в крепости: тем лучше; в России не было ни суда, ни законности: тем лучше, и т.д. И вот Государь поставил Аракчеева, чтобы смотреть за порядком и тишиной в России, и обратил всю теплоту своей души туда, куда его издавна призывали. Таким образом, мы уверены, история охарактеризует царствование императора Александра; она проведет резкую черту между личным характером этого государя, исполненного возвышенных чувств и стремлений, и его правлением. Г. Ковалевский уже намекает на это, между прочим, в следующих строках, в которых он старается объяснить причину загадочной привязанности либерального и просвещенного государя к полуграмотному и черствому временщику:
   Не должно забывать также, что Александр уже проникся мыслию, которую ему постоянно старались внушить извне, что дух волнения и непокорности властям, господствовавший в Европе, распространился в России, и что только насилием можно подавить его, а для этого, как ему казалось. Аракчеев был необходимым человеком. Александр забывал, что даже в то время достаточно было одного появления его (Александра), чтобы смирить всякое возмущение.
   В быстро набросанной картине мировых событий и судеб громадного государства личность молодого Блудова не может, разумеется, стоять на первом плане: он вступает, как известно, в ряды государственных людей уже в последующее царствование, которое, надеемся, будет предметом дальнейшего труда г. Ковалевского. К сожалению, мы не можем надеяться, чтобы труд г. Ковалевского был принят всеми с таким же дружелюбием, с каким мы принимаем его. Мы опасаемся, что между нашими журналистами (их осталось уже немного!) найдутся такие, которым не понравится его явное сочувствие к интересам греческого и сербского народа и обличение политики Венского двора, который во время Венского конгресса заключил тайный союз против России с Англией и Францией. Иным господам не понравится, может быть, и то, что почтенный автор несколько раз и с особенной силой разоблачает тайну влияния Аракчеева и окружавшей его клики, которая заодно с князем Меттернихом пользовалась каждым случаем, чтобы возбуждать недоверие Государя к чувствам русского народа и которая расположила военные поселения не на границах империи, а внутри ее, как угрозу не врагам государства, а этому самому государству. Иным, может быть, не понравятся и следующие строки из книги г. Ковалевского, которые выписываем в заключение:
   Блудов принадлежал к тому древнему, русскому, коренному дворянству, которое жило из рода в род в провинции, вдали от двора, близко к народу, знало его, помогало в беде и нуждах не по одному своекорыстному расчету, а по сочувствию к той среде, в которой постоянно находилось. В этом дворянстве, чуждом интриг боярской думы и царского двора, жила и живет безусловная преданность престолу, тесно связанная с религиозным верованием и любовью к отечеству. Подобно крепостному сословию, оно оставалось в стороне от политических и дворцовых потрясений, но, когда могло, противостояло олигархическим замыслам боярских родов, бескорыстно, не выторговывая для себя у царей ни льгот, ни наград. Это направление провинциального дворянства, засвидетельствованное веками, проявилось в последнее время при освобождении крестьян; в этом деле оно усердно споспешествовало и помогало Государю, неся потери, более чувствительные для него, чем для богатых, знатных родов дворянства русского. Конечно, оно, отерпевшееся и окрепшее в бедствии подобно народу, скорее сольется с ним и представит надежный оплот государству.
   
   Впервые опубликовано: "Московские Ведомости". 1866.10 декабря. No 260.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru