Исторія отношеній между Русскими Князьями Рюрикова Дома. Сочиненіе Сергѣя Соловьева. Москва. Въ университетской тип. 1847. Въ 8-ю д. л. X и 700 стр.
Съ появленіемъ въ свѣтъ этой такъ нетерпѣливо-ожидаемой книги, русская исторія обогатилась,-- мы смѣло скажемъ -- образцовымъ, классическимъ сочиненіемъ. Съ какой стороны его ни взять, оно удовлетворяетъ самымъ строгимъ, изъискательнымъ требованіямъ. Длинный періодъ времени отъ внесенія въ Россію первыхъ зачатковъ государственности Варягами, до окончательнаго утвержденія московскаго самодержавія, обслѣдованъ здѣсь съ одной изъ самыхъ живыхъ, любопытныхъ его сторонъ, ибо исторія рюрикова княжескаго рода въ это время, безспорно, есть большая и важнѣйшая часть государственной и политической исторіи Россіи. Самое изслѣдованіе превосходно. Въ немъ все ново. То, что другими писателями не замѣчено, или замѣчено такъ, мимоходомъ, но осталось неразвитымъ, слѣдовательно, потеряннымъ для исторіи, г. Соловьевъ выдвинулъ на первый планъ, поставилъ какъ главное, движущее начало, и тѣмъ придалъ жизнь и смыслъ до-московской Руси, которой тайна до-сихъ-поръ была закрыта. И до г. Соловьева пытались поставить вверхъ дномъ прежній взглядъ на древнѣйшую Русь, ибо уже давно многіе чувствовали его неестественность, покрывавшую непроницаемой завѣсой дѣйствительное содержаніе нашей исторіи; но никто еще не приступалъ къ дѣлу съ такой начитанностью въ нашихъ лѣтописяхъ, съ такимъ богатымъ запасомъ фактическихъ знаній, какъ г. Соловьевъ, и потому никто такъ прямо и вѣрно не достигалъ этой цѣли, какъ онъ. Чтобъ убѣдиться, стоитъ взглянуть на книгу: каждое слово подтверждено ссылками, большею частію выписками изъ источниковъ; по нимъ каждый можетъ при самомъ чтеніи повѣрять автора, и рѣдко гдѣ эта повѣрка выпадаетъ не въ пользу г. Соловьева. Наконецъ, изложеніе изящно, мѣстами увлекательно, какъ рѣдко пишутся у насъ и не ученыя сочиненія.
Дурно поймутъ насъ тѣ, которые въ этихъ словахъ, высказанныхъ отъ полнаго убѣжденія, увидятъ панегирикъ сочиненію, или сочтутъ насъ за безусловныхъ поклонниковъ взгляда г. Соловьева, до того ослѣпленныхъ пристрастіемъ, что справедливый судъ и оцѣнка для насъ невозможны. Недостатки въ сочиненіи и взглядахъ г. Соловьева есть; нѣкоторые изъ нихъ мы видимъ; другіе, можетъ-быть, увидятъ ихъ и больше. По не забудемъ, что достоинства и недостатки всякаго новаго сочиненія опредѣляются не общимъ какимъ-нибудь мѣриломъ, а состояніемъ и средствами той литературы, въ которой оно является. Еслибъ вышло теперь сочиненіе по римскому праву, съ какой-нибудь, впрочемъ, незначительной ошибкой, эта ошибка покажется чрезвычайно-важною и уронитъ книгу, по обработанности предмета. Съ другой стороны, мы знаемъ, что у Огюстена Тьери есть недосмотры, есть какая-то легкость въ обращеніи съ источниками, а между-тѣмъ, кто жь не назоветъ его великимъ, геніальнымъ историкомъ? Въ этомъ смыслѣ мы отозвались и о книгѣ г. Соловьева. Мысли, которыя въ ней встрѣчаемъ, теперь въ большомъ ходу, это правда. Но кто думаетъ, что мы преувеличиваемъ похвалы, тотъ пусть взглянетъ на то, что было писано объ этомъ же предметѣ до-сихъ-поръ: сравненіе заставитъ оцѣнить книгу, можетъ-быть, еще выше, чѣмъ мы цѣнили, и во всякомъ случаѣ оставитъ за г. Соловьевымъ честь полнаго, совершеннаго переворота въ нашихъ теперешнихъ понятіяхъ о жизни древнѣйшей Россіи. А эта заслуга такъ велика, что мы имѣемъ полное право, оставаясь совершенно-безпристрастными, назвать книгу г. Соловьева превосходной, классической, не смотря на недостатки и ошибки, въ добавокъ, неизбѣжные въ столько юной исторической литературѣ, какова наша.
Изложимъ возможно коротко содержаніе разсужденія и его главную, основную мысль.
Съ самаго начала, во вступленіи, которое какъ-бы служитъ программой для цѣлаго сочиненія, г. Соловьевъ высказываетъ совершенно-новый, въ высокой степени оригинальный и вѣрный взглядъ на политическую исторію Россіи. До-сихъ-поръ мы думали, что удѣлы появились у васъ со смерти Ярослава, если не ранѣе, и всю длинную эпоху русской исторіи до утвержденія московскаго государства называли вообще періодомъ удѣловъ: г. Соловьевъ доказываетъ, что это несправедливо, что удѣлы никогда не играли у насъ первой, главной роли, ибо сначала ихъ не было, а потомъ они являются какъ подраздѣленіе княжества, какъ понятіе подчиненное. Монгольскому игу мы приписывали до-сихъ-поръ главнѣйшую, почти исключительную роль въ развитіи нашего государственнаго быта: г. Соловьевъ опровергаетъ это и вычеркиваетъ названіе монгольскій періодъ изъ русской исторіи. На мѣсто этихъ представленій объ удѣлахъ и татарскомъ владычествѣ, которыя, будучи результатомъ одного поверхностнаго, такъ-сказать, внѣшняго изученія русской исторіи, заслоняли отъ насъ органическое, постепенное развитіе древней Руси, онъ ставитъ начало, которое двигало всею нашею тогдашнею частною и общественною жизнью, наполняло ее своимъ развитіемъ и различными своими Фазами опредѣляло различіе между эпохами и вѣками древней русской исторіи. Мы разумѣемъ родовое начало. Авторъ даетъ ему первенствующую роль въ отношеніяхъ между князьями до XIII вѣка, и даже въ послѣдующей до-московской русской исторіи видитъ лишь постепенную замѣну этого начала государственнымъ; слѣдовательно, опредѣляетъ ее отчасти тѣмъ же родовымъ началомъ, но только отрицательно. Такимъ образомъ названіе патріархальная Русь, которое мы давно уже давали себѣ, руководимые какимъ-то вѣрнымъ чутьемъ, -- теперь оправдано наукой.
Не станемъ вдаваться въ разсужденія о томъ, что это новое воззрѣніе чрезвычайно-важно, и что въ немъ лежитъ ужь зародышъ наступающаго кореннаго переворота въ теперешнихъ взглядахъ на до-петровскую Русь: предѣлы рецензіи намъ этого не позволяютъ. Познакомимъ лучше читателей съ аргументами автора. Это тѣмъ болѣе необходимо, что безъ того мысли его многимъ покажутся слишкомъ-смѣлыми; притомъ же онъ ихъ развиваетъ по-своему, можетъ-быть, нѣсколько различно отъ тѣхъ, которые согласны съ нимъ въ главныхъ началахъ.
"Мы привыкли (говоритъ г. Соловьевъ) къ выраженіямъ: раздѣленіе Россіи на удѣлы, удѣльные князья, удѣльный періодъ, удѣльная система, исчезновеніе удѣловъ при Іоаннѣ III, при сынѣ его Василіи, при Іоаннѣ IV. Употребляя эти выраженія, мы необходимо даемъ знать, что Россія, начиная отъ смерти Ярослава І-го до конца XVI-го вѣка, была раздѣлена, ставимъ удѣлъ на первомъ планѣ, даемъ ему главную роль; за удѣлъ идутъ всѣ борьбы, около удѣла вращается вся исторія, если періодъ называется удѣльнымъ, если господствуетъ удѣльная система. Но раскроемъ лѣтописи отъ временъ Ярослава І-го до XIII-го вѣка: идетъ ли въ нихъ рѣчь объ удѣлахъ? встрѣчаемъ ли выраженіе: удѣльный князь и великій? происходитъ ли борьба за удѣлъ, за распространеніе, усиленіе одного удѣла на счетъ другаго, раздѣлена ли наконецъ Россія? Нисколько: всѣ князья суть члены одного рода, вся Русь составляетъ нераздѣльную родовую собственность; идетъ рѣчь о томъ, кто изъ князей старшіе, кто моложе въ родѣ, за это всѣ споры, всѣ междоусобія. Владѣніе, города, области имѣютъ значеніе второстепенное, имѣютъ значеніе только въ той степени, въ какой соотвѣтствуютъ старшинству князей, ихъ притязаніямъ на старшинство, и потому князья безпрестанно мѣняютъ ихъ. Князь, у котораго во владѣніи обширная область на сѣверѣ, оставляетъ ее и бьется изо всѣхъ силъ за одинъ городъ на югѣ, потому что этотъ городъ приближаетъ его къ старшинству: однимъ словомъ, интересъ собственника вполнѣ подчиненъ интересу родича. Вмѣсто раздѣленія, которое необходимо связано съ понятіемъ объ удѣлѣ, мы видимъ единство княжескаго рода: развѣ борьба Святославичей съ Мономаховичами есть борьба удѣловъ, борьба Чернигова съ Кіевомъ, Смоленскомъ, Суздалемъ? это борьба за единство Ярославова рода, за общность, нераздѣльность владѣнія: "мы внуки одного дѣда", говорятъ Святославичи, я потому домогаются Кіева. Начинается вторая борьба, въ семьѣ Мономаха, между Мстиславичами и Юріемъ Долгорукимъ, и опять но за удѣлы, но за старшинство. Наконецъ третья усобица между Ростиславичами и Юрьевичами идетъ также не за удѣлы, но за родовыя отношенія: Ростиславами требуютъ, чтобъ старшій князь поступалъ съ младшими, какъ съ братьями, а не какъ съ подручниками. Гдѣ же удѣлы? въ лѣтописи вы не находите отношеній В. Князя къ удѣльнымъ, вы находите только отношенія отца къ сыновьямъ, старшаго брата къ младшимъ, дяди къ племянникамъ; даже самое слово: удѣлъ, мы не встрѣчаемъ въ лѣтописи; если не было понятія о раздѣлѣ, о выдѣлѣ, объ отдѣльной собственности, то не могло быть и слова для его выраженія; когда же на сѣверѣ явилось понятіе объ отдѣльной собственности, то явился и удѣлъ; до этого же времени мы встрѣчаемъ только слова: волость и столъ. Такимъ образомъ-выраженіе: удѣльный періодъ, удѣльная система, приводятъ къ совершенно ложному, обратному представленію, выставляя господство удѣла, владѣнія, отдѣльной собственности въ то время, когда господствовали родовыя отношенія при раздѣльной родовой собственности." (Стр. I--III.)
"Скоро мы видимъ, что единство Ярославова рода рушится, и Русь дѣлится, впервые, на нѣсколько княжествъ, каждое съ своимъ В. Княземъ, потому что В. Князь означаетъ только старшаго въ княжескомъ родѣ, и если родъ Ярослава раздробился на нѣсколько особыхъ родовъ,ти каждый родъ долженъ былъ имѣть особаго старшаго: явилось нѣсколько Великихъ Князей. Начинается борьба между отдѣльными княжествами; цѣль этой борьбы -- пріобрѣтеніе собственности, усиленіе одного княжества во счетъ другихъ, подчиненіе всѣхъ княжествъ одному сильнѣйшему: борьба оканчивается усиленіемъ княжества Московскаго, подчиненіемъ ему всѣхъ остальныхъ. Но во время этой борьбы между отдѣльными В. Князьями, или старшинами родовъ, внутри каждаго княжества, въ каждомъ; одѣ идетъ борьба между старшимъ княземъ и младшими теперь уже удѣльными князьями, борьба также за собственность и за государственныя отношенія противъ родовыхъ: каждый В. Князь хочетъ уничтожить удѣлы, привести удѣльныхъ князей въ подданническое къ себѣ отношеніе; послѣдніе ратуютъ во имя старыхъ родовыхъ отношеній, старыхъ правъ. Эта внутренняя борьба въ другихъ княжествахъ оканчивается вмѣстѣ съ подчиненіемъ ихъ Московскому, въ послѣднемъ же оканчивается только съ пресѣченіемъ Рюриковой династіи." (Стр. III--IV.)
"Не смотря однако на то, что начиная съ XIII вѣка Русь точно раздѣляется на нѣсколько особыхъ княжествъ, и при господствѣ понятія объ отдѣльной собственности, объ удѣлѣ встрѣчаемъ частое упоминовеніе, являются отношенія между удѣльными князьями и великими, возникаетъ борьба между ними, стремленіе великихъ князей уничтожать удѣлы, -- не смотря на все это, и здѣсь названіе: удѣльный періодъ, удѣльная система, опредѣленіе дѣятельности Іоанна III или сына его Василія уничтоженіемъ удѣловъ, не могутъ имѣть мѣста, ибо Русь раздѣляется не на удѣлы, а на нѣсколько независимыхъ княжествъ, изъ которыхъ каждое имѣетъ своего В. Князя и своихъ удѣльныхъ князей, и отношенія между великими князьями играютъ столь же важную роль, какъ и отношенія великихъ князей къ ихъ удѣльнымъ; слѣдовательно, названіе удѣльнаго періода и удѣльной системы и здѣсь также не вѣрно, потому что не обнимаетъ всѣхъ сторонъ княжескихъ отношеній." (Стр. VI.)
"Но если несправедливо названіе: удѣльный періодъ, то еще менѣе справедливо названіе Монгольскаго періода. Это названіе можетъ быть допущено только тогда, когда мы беремъ одну внѣшнюю сторону событій; по слѣдя за внутреннимъ, государственнымъ развитіемъ Россіи, мы не имѣемъ никакого основанія ставить Монгольскія отношенія на первомъ планѣ, приписывать Азіатской ордѣ такое сильное вліяніе на развитіе Европейско-Христіанскаго общества. Мы видѣли, что стремленіе замѣнить родовыя отношенія государственными началось съ Андрея Боголюбскаго, слѣдовательно, гораздо прежде Монголовъ; это стремленіе вызвало сильную борьбу между родовыми и государственными отношеніями, условія для которой были приготовлены прежде Монголовъ. Правда, когда отдѣльныя княжества, явившіяся въ слѣдствіе разрыва родоваго единства и преобладанія понятія объ отдѣльной собственности, начинаютъ борьбу другъ съ другомъ, то Монголы принимаютъ дѣятельное участіе въ этой борьбѣ, помогаютъ войскомъ то; тому, то другому князю или княжеству: но здѣсь они дѣйствуютъ безотчетно, безсознательно, точно такъ, какъ прежде дѣйствовали Половцы, помогавшіе одному князю противъ другаго въ ихъ родовыхъ спорахъ; однако никто не вноситъ въ Русскую исторію Половецкаго періода. Возразятъ: Половцы не порабощали Руси своему игу, не налагали дани, не давали ярлыковъ.князьямъ нашимъ, по казнили ихъ въ степяхъ своихъ: но Монголы, не смотря на свое видимое владычество, но имѣютъ никакого понятія о княжескихъ отношеніяхъ, поддерживаютъ, даютъ ярлыки тѣмъ изъ князей, которые дадутъ имъ больше денегъ; еслибъ во время Монголовъ продолжали господствовать прежнія родовыя отношенія, то Монголы точно бы также поддерживали то дядей противъ племянниковъ и наоборотъ, Мономаховичей противъ Ольговичей, и наоборотъ; въ XIII-мъ же и XIV-мъ вѣкахъ, когда родовыя отношенія потеряли господство, Монголы помогаютъ князьямъ; Московскому, Рязанскому, Тверскому, Нижегородскому ярлыками и войскомъ въ борьбѣ ихъ другъ съ другомъ, цѣль кокорой есть усиленіе одного княжества на счетъ другихъ, подчиненіе всѣхъ княжествъ одному, собраніе земли Русской. Какая разница между участіемъ Монголовъ и Половцевъ въ княжескихъ отношеніяхъ? Та, что для склоненія Хана Монгольскаго на свою сторону, князь долженъ быть ѣхать въ Орду, тогда какъ для задариванія Половецкаго Хана Князь снимался съ нимъ на границахъ степей: слѣдствія были одни и тѣ же. Ханы казнили Русскихъ князей въ Ордѣ: не Ханы казнили ихъ, по Русскіе князья посредствомъ Ханскихъ палачей истребляли другъ друга; Ханы служили здѣсь только орудіемъ для цѣлей чуждыхъ, которыхъ они совершенно не понимали; для насъ важно не то, какъ, посредствомъ кого князья истребляютъ другъ друга, по но какимъ началамъ дѣйствуютъ, какія цѣли преслѣдуютъ въ своей борьбѣ, а эти начала, эти цѣли явились независимо отъ Татаръ и прежде нихъ. Ханъ могущественно способствовалъ усиленію и обогащенію В. Князя, сдѣлавъ его своимъ прикащикомъ, сборщикомъ податей: по какого В. Князя разумѣютъ здѣсь? Московскаго? но кромѣ Московскаго были другіе В. Князья, которые въ своихъ областяхъ были также прикащиками Хана, собирали дань съ своихъ удѣльныхъ, и могли также обогащаться и усиливаться на счетъ послѣднихъ. Узбекъ помогъ Москвѣ восторжествовать надъ Тверью: по развѣ Половцы не давали побѣды князьямъ нашимъ? И такъ названіе Монгольскаго періода должно быть исключено изъ Русской исторіи, потому что мы не можемъ приписать Монголамъ самаго сильнаго вліянія на произведеніе тѣхъ явленій, которыми отличается наша исторія, начиная съ XIII вѣка; новый порядокъ вещей начался гораздо прежде Монголовъ и развивался естественно, въ слѣдствіе причинъ внутреннихъ, при пособіи разныхъ внѣшнихъ обстоятельствъ, въ числѣ которыхъ были и Монгольскія отношенія, но не подъ исключительнымъ ихъ вліяніемъ." (Стр. VI--ІХ.)
Положивъ новое начало въ основаніе своихъ изслѣдованій объ отношеніяхъ князей въ древней Руси, г. Соловьевъ долженъ былъ создать и новое раздѣленіе этихъ отношеній, по времени, на періоды или эпохи. Такъ онъ и сдѣлалъ. Въ между-княжескихъ отношеніяхъ, пока не исчезли въ Россіи владѣтельные князья, онъ различаетъ два главніе періода; до и послѣ Андрея Боголюбскаго. Въ первомъ господствуютъ одни родовыя отношенія; во второмъ они мало-по-малу смѣняются государственными. Этотъ послѣдній періодъ раздѣленъ авторомъ на три отдѣла; отъ Боголюбскаго до Ивана Калиты, отъ Калиты до Ивана Ill, и отъ него до прекращенія Рюриковой династіи. Сначала родъ раздробляется, образуются отдѣльныя княжества, которыя стараются усилиться одно на счетъ другихъ; первенство остается за Москвой; потомъ въ Москвѣ родовыя отношенія болѣе-и-болѣе уступаютъ государственнымъ; наконецъ первыя совершенно исчезаютъ въ кровавой борьбѣ Ивана IV съ московскимъ вельможествомъ.
Историческому изложенію родовыхъ между княжескихъ отношеній, въ первый періодъ, предшествуетъ ихъ общій.обзоръ. Читатели уже отчасти знакомы съ этой превосходной главой новаго сочиненія г. Соловьева, ибо она была, въ видѣ отдѣльной статьи, напечатана въ первомъ томѣ "Московскаго Сборника" и тогда же разобрана нами подробно въ XLVII томѣ "Отечественныхъ Записокъ" (184-6) въ Библіографической Хроникѣ (стр. 27--31). По этому мы не станемъ надъ ней останавливаться, хотя она и является теперь въ новомъ видѣ, съ значительными дополненіями и измѣненіями. Скажемъ только, что добросовѣстный аи торъ, по видимому, воспользовался нѣкоторыми изъ замѣчаній, которыя были ему сдѣланы, что, какъ мы думаемъ, увеличило и безъ того несомнѣнное достоинство этой главы.
Самое изложеніе отношеній между князьями авторъ начинаетъ съ Рюрика. По малочисленности ли князей, или по особенному ихъ характеру, въ-слѣдствіе котораго они постоянно истребляли другъ друга, и власть почти всегда находилась въ рукахъ одного,-- но мы видимъ, что до самаго Ярослава родовыя отношенія не высказываются; не на чемъ было. Едва ли даже правъ авторъ, что ввелъ этотъ періодъ времени въ свое разсужденіе; по предмету онъ къ нему почти не относится, тѣмъ менѣе по характеру, о которомъ споръ не кончится, пока но разрѣшится вопросъ о происхожденіи нашихъ Варяговъ. До-сихъ-поръ, такъ-называемый норманскій періодъ русской исторіи до того теменъ и мало похожъ на послѣдующіе, что о немъ нельзя говорить безъ оговорки. Г. Соловьевъ не сдѣлалъ этого и слилъ его съ Ярославовымъ княженіемъ и дальнѣйшими происшествіями. Не смотря на то, глава, посвященная этому періоду, заключаетъ въ себѣ много новаго и любопытнаго. Особенной благодарности заслуживаетъ авторъ за то, что воспользовался извѣстіями такъ-называемой іоакимовой лѣтописи, которая послѣ Татищева, по винѣ Карамзина, была почти совсѣмъ забыта. Своими прекрасными изслѣдованіями г.Соловьевъ доказалъ, что извѣстія этой лѣтописи очень-правдоподобны и, не противорѣча прочимъ источникамъ, дополняютъ и поясняютъ ихъ весьма-важными данными. Такое возстановленіе достоинства памятника, легкомысленно объявленнаго подложнымъ,-- большая заслуга. Обратимъ также вниманіе читателей на изслѣдованіе о сыновьяхъ Владиміра, которое, по тщательности и остроумію, мало найдетъ себѣ равныхъ въ нашей исторической литературѣ.
Разсказавъ, въ III главѣ, какъ дѣти Ярославовы подѣлили между собою отеческія владѣнія, авторъ переходитъ наконецъ къ главной тэмѣ разсужденія и исторически, подробно излагаетъ отношенія между князьями. Какъ ни коротокъ періодъ времени отъ смерти Ярослава до взятія Кіева Андреемъ Боголюбскимъ (1054--1169), но характеръ этихъ отношеній успѣлъ значительно измѣниться. Авторъ, внимательно слѣдя за малѣйшими ихъ подробностями, не теряется въ нихъ и рѣзкими чертами характеризуетъ оттѣнки., которые преимущественно принимали эти отношенія.
"Всѣ борьбы, всѣ усобицы (говоритъ г. Соловьевъ), имѣвшія мѣсто отъ смерти Ярослава І-го до смерти Мстислава І-го, происходятъ отъ исключенія племянниковъ изъ сонаслѣдія съ дядьми; борьба идетъ въ трехъ, областяхъ: Полоцкой, Черниговской, Владиміро-Волынской. Первая оканчивается при Мстиславѣ І-мъ изгнаніемъ потомковъ Пзяслава Владиміровича въ Грецію; вторая при Святополкѣ Изяславичѣ, на Любечьскомъ съѣздѣ, возвращеніемъ несправедливо исключеннымъ Святославичамъ отцовской области; третья борьба оканчивается также при Святополкѣ, на Витичевскомъ съѣздѣ, исключеніемъ Давида Игоревича и раздѣленіемъ области между двумя остальными соперничествующими линіями -- Изяслава и Владиміра Ярославичей; но это самое раздѣленіе спорной области вело къ новой враждѣ между линіями, подѣлившими ее, между Ярославомъ Святополчичемъ и Ростиславичами; сюда присоединилась вражда Ярослава къ Мономаху, и дѣло кончилось тѣмъ, что участокъ Изяславичей перешелъ ко Всеволодовичамъ. При этомъ но должно думать однако, что междоусобія идутъ за области -- Черниговскую или Владиміроволынскую; эти области служатъ только сродствомъ для исключенныхъ князей снова войдти въ родъ и во владѣніе родовою собственностію; имъ нѣтъ нужды, какія бы волости имъ не дали, только бы ввели ихъ въ родъ; но такъ какъ отцы ихъ княжили въ означенныхъ областяхъ, то они домогаются по крайней мѣрѣ, получить ихъ, хотя въ отдѣльную собственность, наподобіе княжества Полоцкаго, чего il достигли Ростиславичи въ Галиціи; но Святославичи, получивъ опять отцовскую Черниговскую область, по хотятъ ограничиться ею и выдѣлиться изъ рода Ярославова." (Стр. 134--135).
"Борьба между князьями, начавшаяся по смерти Мстислава, носитъ совершенно другой характеръ: теперь ужо князья бьются не для того, чтобъ снова получить участки въ родовой собственности, они бьются за старшинство. Внуки и правнуки Святослава враждуютъ теперь со внуками и правнуками Всеволода уже не за область Черниговскую, но за старшинство, за Кіевъ; теперь уже Мономаховичи не изгоняютъ Святославичей изъ Чернигова, но хотятъ только исключить ихъ изъ владѣнія Кіевомъ, твердятъ имъ: оставайтесь за Днѣпромъ какъ распорядился прадѣдъ вашъ Ярославъ Великій; Ольговичи отвѣчаютъ: "Мы не Венгры и не Ляхи, но потомки одного предка и отказаться отъ Кіева не можемъ", слѣд. являются защитниками нераздѣльнаго, общаго владѣнія; по они знаютъ, что право старшинства разъ нарушено и возстановить его трудно въ слѣдствіе столкновенія противуположныхъ правъ и интересовъ: Мономаховичи считаютъ полное право на своей сторонѣ, ибо Святославичи не противились троекратному нарушенію своего права и такимъ образомъ добровольно отказались отъ него. Вотъ почему, когда Святославичамъ удастся перейти на западную сторону Днѣпра, овладѣть Кіевомъ, то они хотятъ перебраться всѣ на эту завѣтную сторону, оставить ее за потомствомъ, въ свою очередь исключить Мономаховичей, отбросить ихъ на Востокъ; какая же цѣль этого стремленія? Желаніе прервать единство рода, раздѣлиться? проглядываетъ ли тутъ начало новаго порядка вещей, новыхъ отношеній? ничего подобнаго: имъ хочется только удержать постоянно старшинство за собою, въ томъ самомъ значеніи, въ какомъ его тогда понимали, оставляя въ силѣ всѣ прежнія отношенія старшаго къ младшимъ членамъ рода, -- однимъ словомъ, Святославичи хотятъ Кіева по для Кіева, но для старшинства.
"Но борьба за старшинство идетъ по между одними Святославичами и Всеволодовичами; три княжескія линіи, игравшія прежде важную роль -- линія Изяслава Владиміровича Полоцкаго, Пзяслава и Игоря Ярославичей вышли теперь изъ борьбы (хотя Полоцкіе князья возвращаются изъ Греціи, но уже не имѣютъ никакого вліянія на отношенія между Ярославичами), но за то встала страшная котора въ самомъ родѣ Мопомаховомъ. Здѣсь, повидимому, повторяется прежняя борьба, борьба дядей съ племянниками, но опять уже съ другимъ значеніемъ: дядья не исключаютъ племянниковъ изъ владѣнія родовою собственностію, но враждуютъ съ ними за старшинство, не хотятъ допустить, чтобы дѣти старшаго брата отнимали старшинство и столъ Кіевскій у младшихъ дядей своихъ, въ слѣдствіе новаго представленія, что старшій сынъ старшаго брата есть старшій братъ дядьямъ своимъ." (Стр. 137--139).
При Андреѣ Боголюбскомъ, первомъ князѣ въ новомъ смыслѣ слова, воплотившемъ собою типъ единовластителя, собственника и самодержца, характеръ между-княжескихъ отношеній снова измѣнился. Борьба, начавшаяся при Андреѣ между юго-западными и сѣверо-восточными русскими князьями, выражаетъ уже глубокое различіе, существовавшее между древней отживавшей и новой, едва лишь возникавшей Русью.
"Здѣсь (говоритъ г. Соловьевъ) борются не за волости отцовскія и не за старшинство, по князья южные, или Ростиславичи борются за старый порядокъ вещей, за старую Русь, за родовой бытъ, который хотятъ упразднить Юрьевичи. Съ этой великой и многозначительной борьбѣ обѣ враждебныя линіи княжескія или, лучше сказать, обѣ Руси выставляютъ каждая по двое князей для борьбы: Русь старая, Ростиславами выставляютъ двоихъ Мстиславовъ -- отца и сына, прямыхъ правнуковъ Мопомаха, представлявшихъ образецъ князей стараго времени, героевъ въ битвахъ, щедрыхъ къ дружинѣ и народолюбивыхъ; новая сѣверная Русь имѣетъ представителями двоихъ братьевъ Юрьевичей, Андрея Боголюбскаго и Всеволода Ш; оба князя стремятся къ уничтоженію прежнихъ родовыхъ отношеній." (Стр. 223-224).
Въ другомъ мѣстѣ читаемъ:
"Новое стремленіе, начатое Боголюбскимъ, стремленіе утвердиться на сѣверѣ, пріобрѣсть силу и посредствомъ ея измѣнить родовыя отношенія въ государственныя, неуклонно преслѣдуется братомъ его Всеволодомъ, что видно изъ поведенія его касательно Новгорода, Рязани, князей южныхъ, съ которыми онъ избѣгаетъ столкновенія въ чистомъ полѣ, зная ихъ неодолимую храбрость и слабость въ битвахъ сѣвернаго народонаселенія, не окрѣпшаго въ усобицахъ, и однако умѣетъ заставить южныхъ князей признаться, что они не могутъ обойтись безъ него. Представленіе о старшинствѣ всѣхъ дядей надъ племянниками, по видимому, торжествуетъ, ибо старшинство держитъ самый младшій сынъ четвертаго изъ Мономаховичей; по этотъ старшій живетъ на сѣверѣ, гдѣ господство понятія о собственности ведетъ неминуемо къ торжеству представленія о старшинствѣ старшаго племянника надъ всѣми дядьми, что показалъ разительно поступокъ Всеволода, который какъ собственникъ и, самовластецъ, отнимаетъ старшинство у старшаго сына и отдаетъ его младшему; этотъ младшій съ другими младшими братьями идутъ противъ правъ старшихъ, основываясь на своей силѣ; распоряженіе отца-собственника, имѣвшаго слѣд. право располагать своею собственностію, и сила -- вотъ право младшихъ Всеволодичей: "перемоги насъ, говорятъ они старшему брату, и тебѣ вся земля!" И такъ теперь, въ слѣдствіе понятія объ отдѣльной собственности, является понятіе о правѣ силы безъ уваженія къ старымъ родовымъ обычаямъ. Отсюда уже тотчасъ же является недовѣрчивость младшихъ къ старшимъ, ибо они знаютъ, что старшій сильнѣе ихъ, знаютъ притомъ, что сила богатаго собственника заставляетъ его увеличивать эту собственность на счетъ слабѣйшихъ, и потому младшіе, при первомъ подозрительномъ движеніи старшаго, вооружаются, заключаютъ союзъ, чтобъ отразить силу силою." (Стр. 239 -- 200).
Таково значеніе и всѣхъ между-княжескихъ отношеній послѣ Всеволода, и подъ татарскимъ владычествомъ, до Ивана Калиты:
"Въ это время всѣ прежнія понятія о нравѣ старшинства исчезли; В. Князья показали, что они добиваются не старшинства, но силы. Каждый князь, получивъ область В. Княжества Владимірскаго, старается увеличить свою собственность, упрочить силу въ своей семьѣ, на счетъ другихъ князей другихъ княжествъ. Но мы знаемъ, что и въ прежнее время младшіе князья какъ скоро видѣли, что старшій разрозниваетъ свои интересы съ интересами рода, то воставали противъ него и каждый заботился о себѣ. Теперь же, когда преобладаніе собственности, отдѣльности владѣнія заставляло каждаго В. Князя неминуемо заботиться только о самомъ себѣ, теперь всѣ остальные князья не могли уже болѣе довѣрять родственной связи, должны были также заботиться о самихъ себѣ, всѣми средствами должны были стараться пріобрѣсть силу, потому что имъ оставалось на выборъ: быть жертвою сильнѣйшаго, или другихъ сдѣлать жертвами своей силы. Вотъ почему мы видимъ теперь возстанія князей на Великаго съ попраніемъ всѣхъ старинныхъ правъ всѣхъ родовыхъ отношеній." (Стр. 274--275).
Съ Ивана Калиты начинается постепенное, но непрерывное усиленіе московскихъ князей и московскаго княженія на счетъ другихъ, пока, наконецъ, послѣднія не исчезаютъ, и первое не становится московскимъ государствомъ. Это возвышеніе Москвы и подавленіе другихъ самостоятельныхъ княженій совершается на основаніи того новаго типа и характера власти, котораго первымъ представителемъ былъ Боголюбскій. Подъ старыми родовыми отношеніями, которыя обратились теперь въ пустую юридическую формалистику, уже вырабатываются отношенія полновластнаго господина и безусловныхъ подданныхъ. Подробному историческому изложенію постепеннаго созрѣванія этого новаго порядка вещей, какъ оно выражалось въ между-княжескихъ отношеніяхъ, предшествуетъ въ книгѣ г. Соловьева общій взглядъ на эти отношенія. Такой взглядъ дѣйствительно необходимъ, потому-что эти отношенія далеко были уже не прежнія, которыя такъ превосходно очерчены авторомъ въ первой главѣ перваго отдѣла. По мы позволимъ себѣ замѣтить, что этотъ общій взглядъ не выполняетъ своей задачи. Вмѣсто того, чтобъ показать, какъ теперь отношенія князей измѣнились противъ прежняго подъ вліяніемъ измѣнившагося характера и значенія князей и ихъ власти, г. Соловьевъ разсказываетъ подробно внутреннее устройство и бытъ княженій, сколько можно объ нихъ заключать по современнымъ источникамъ; трудъ прекрасный, изобилующій новыми, свѣтлыми взглядами, остроумными и оригинальными объясненіями, но тутъ онъ не у мѣста. Этотъ недостатокъ выкупается, впрочемъ, всѣмъ послѣдующимъ разсказомъ, гдѣ на каждомъ отдѣльномъ событіи различіе прежнихъ отношеній съ новыми показано самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Нельзя при этомъ не замѣтить особеннаго таланта, которымъ г. Соловьевъ одаренъ въ высокой степени,-вводить читателя въ описываемую эпоху и время, и какъ-бы воскрешать лица и событія. Это видно во всемъ сочиненіи, но особенно въ третьемъ его отдѣлѣ, въ изложеніи событій отъ Ивана Калиты до перваго московскаго царя, Ивана III; здѣсь каждое слово рѣзко выставляетъ отличительныя черты времени и тогдашнихъ дѣятелей. Для примѣра приведемъ характеристику московскихъ князей;
"Иванъ Калита Московскій продолжаетъ поведеніе брата своего Юрія, т. е. будучи проникнуть господствовавшею въ то время мыслію -- усилить во что бы то ни стало свое княжество на счетъ другихъ, онъ примышляетъ къ своему владѣнію земли, дѣлаетъ это съ меньшимъ насиліемъ, но не съ меньшею пользою и прочностію. Кто пріобрѣтаетъ, тотъ дорожитъ своимъ пріобрѣтеніемъ и не рискуетъ имъ; такой характеръ бережливаго хозяина, который трепещетъ за свою собственность, за свои пріобрѣтѣнія, и потому избѣгаетъ мѣръ рѣшительныхъ, былъ необходимъ въ нашихъ князьяхъ въ слѣдствіе новаго порядка вещей, именно въ слѣдствіе понятія о собственности, въ слѣдствіе того, что всѣ сѣверные князья были собственниками: отсюда этотъ хозяйственный характеръ, господствующая мысль о пріобрѣтеніи и сбереженіи, избѣжаніе рѣшительныхъ мѣръ, которыя отличаютъ большинство сѣверныхъ князей, и преимущественно князей Московскихъ, отъ Даніила до Іоанна III, послѣдняго князя-хозяина и перваго Государя. Разумѣется, что такой хозяйственный характеръ сѣверныхъ князей лишенъ той прелести, того блеска и благородства, которыми отличался характеръ князей южныхъ, героевъ, предводителей дружинъ, которые не сбирали себѣ ни золота, ни серебра, но все раздавали дружинѣ -- и расплодили Русскую землю. Точно, наши древніе князья своею отвагою, своею безпокойною дѣятельностію расплодили Русскую землю, намѣтили границы ея Европейской государственной области, неутомимо пробѣгая ея пустынныя пространства, строя города, прокладывая пути чрезъ лѣса и болота, населяя степи, соединяя расточенное народонаселеніе; но здѣсь и оканчивается ихъ благодѣтельная дѣятельность, ибо прочности, крѣпости всему этому они дать не могли но своему характеру; для этого необходимъ былъ хозяйственный характеръ скверны хъ князей собственниковъ. Южные князья до конца удержали прежній характеръ, и южная Русь вѣками бѣдствій должна была поплатиться за это, и спаслась единственно съ помощію сѣверной Руси, собранной и сплоченной умнымъ хозяйствомъ князей своихъ." (Стр. 333 -- 334).
Въ концѣ, разсказавъ подробно исторію послѣднихъ княжескихъ междоусобіи въ княженіе Василья-Темнаго, г. Соловьевъ переходитъ къ четвертому и послѣднему отдѣлу своей книги -- къ описанію между-княжескихъ отношеній отъ Цвана III до смерти Грознаго. Это не повѣсть объ отношеніяхъ равныхъ князей между собою, а картина окончательнаго уничтоженія тѣни тѣхъ княжескихъ правъ, которыя удерживали еще за собою удѣльные князья, уже прежде низошедшіе въ разрядъ царскихъ колоній. Иванъ III принимаетъ титулъ царя, съ которымъ насъ издавна соединялось понятіе о власти самодержавной.
"Главною заботою Московскихъ князей (говоритъ г. Соловьевъ) было собираніе Русской земли, примыслы, прибытки; изъ князей, вождей дружины, сѣверные князья, преимущественно Московскіе, стали князьями собственниками, хозяевами; но эти князья, которые кланялись въ Ордѣ но только Хану, но и вельможамъ его, отъ которыхъ родичи еще требовали родственнаго, равнаго обхожденія, эти князья не были еще окружены тѣмъ величіемъ, которымъ были окружены другіе монархи Европы, какъ преемники цезарей, какъ помазанные свыше. У насъ, не смотря на стремленія духовенства, В. Князю трудно было получить царственное значеніе именно, въ слѣдствіе родоваго быта, такъ долго господствовавшаго и затруднявшаго развитіе идей государственныхъ. Чтобъ церкви успѣть въ своемъ стремленіи сообщить В. Князю царственное величіе, нужна была помощь извнѣ, и какъ на западѣ на помощь церкви пришли преданіи имперіи, такъ точно и у насъ на Руси эти преданія имперіи принесены къ Московскому двору Софіею Палеологъ. Изслѣдуйте движенія, перемѣны, имѣвшія мѣсто при Иванѣ III, и вы увидите, что все движется, измѣняетъ форму для принятія какихъ-то новыхъ, неизмѣнныхъ идей. Византійская царевна хочетъ быть царицею: для этого ей нуженъ дворъ по образцу Византійскаго, и этотъ дворъ является при Иванѣ III; по прежде всего царевнѣ нужно гдѣ жить, и вотъ въ этой бѣдной Москвѣ, наполненной лачужками, являются дворцы, соборы, тронныя палаты, для построенія которыхъ вызываются иностранные художники, а для этого заводятся связи съ иностранными государствами; наши послы отправляются къ западнымъ дворамъ, просятъ прислать художниковъ своему государю; Императоръ и короли хотятъ воспользоваться этимъ случаемъ для достиженія своихъ цѣлей, предлагаютъ союзы, крестовые походы, браки; Московскій князь не прочь ни отъ чего, по хитрый правнукъ Калиты преслѣдуетъ во всемъ ближайшую цѣль, не заходить далеко, не обязывается никакими обѣщаніями: онъ не спускаетъ глазъ съ Орды, Литвы и Польши, для чего пересылается съ Императоромъ, и вмѣстѣ ищетъ дружбы Султана. Вотъ слѣдствія появленія Греческой царевны въ Москвѣ для распространенія нашихъ иностранныхъ сношеній; но гораздо важнѣе были перемѣны внутреннія, подъ ея вліяніемъ произведенныя. Никто лучше смѣтливаго Ивана III не могъ воспринять тѣхъ идей, которыя принесла Софія: вотъ почему онъ такъ легко является Грознымъ государемъ на Московскомъ великокняжескомъ столѣ; онъ первый получилъ названіе Грознаго, потому что первый явился для двора и народа Монархомъ, требующимъ безпрекословнаго повиновенія, и строго карающимъ за ослушаніе, первый возвысился до царственной, недосягаемой высоты, передъ которою бояринъ, князь, потомокъ Рюрика и Гедимина должны были благоговѣйно преклониться наравнѣ съ послѣднимъ изъ подданныхъ. Такая перемѣна въ характерѣ В. Князя не могла не возбудить сильнаго негодованія въ толпѣ князей и бояръ: Иванъ III посягнулъ на важнѣйшее ихъ право, право отъѣзда, и, по первому мановенію грознаго Самодержца, головы крамольныхъ князей и бояръ лежали на плахѣ; отсюда та страшная ненависть князей и бояръ къ новому порядку вещей, начавшемуся съ Ивана 111" (Стр. 529--531).
Разсказъ о роли Софіи въ царствованіе Ивана, объ отношеніяхъ его ко внуку Дмитрію, сыну Насилью и къ Литвѣ, можетъ быть названъ образцовымъ; остроумныя предположенія, въ объясненіи взаимныхъ отношеній разныхъ партій при Иванѣ III и его преемникахъ, очень-правдоподобны и вызываютъ на свѣтъ не одну еще-неподмѣченную характеристическую черту древней Руси.
Послѣдняя глава посвящена Ивану IV. Всѣмъ извѣстно, что, за исключеніемъ автора статьи, помѣщенной въ "Вѣстникѣ Европы" въ 1821 году (кажется, Арцыбашева) и г. Погодина, которые, впрочемъ, съ разныхъ точекъ зрѣнія старались объяснить это замѣчательное историческое лицо-всѣ прочіе повторяли, безъ размышленія, историческій приговоръ Карамзина. Въ послѣднее время въ разговорахъ послышались уже сильныя и основательныя возраженія противъ Карамзинскаго взгляда на Грознаго, и въ-слѣдствіе этого начала мало-по-малу возникать и слагаться новая оцѣнка этого историческаго дѣятеля. Правда, до-сихъ-поръ, она еще не вполнѣ сложилась. г. Соловьевъ, въ новомъ своемъ сочиненіи, первый печатью высказываетъ новый взглядъ на Ивана, существенно различный отъ прежнихъ. Въ его характеристикѣ мы находимъ важные матеріалы для будущаго, правильнаго его обсужденія, какъ человѣка и царя, и потому позволимъ себѣ прибавить къ прежнимъ выпискамъ еще нѣкоторыя.
Приступая къ описанію дѣйствій Грознаго, особливо въ-отношеніи къ тогдашнимъ князьямъ и боярству, г. Соловьевъ начинаетъ взглядомъ на эпоху, въ которую явился этотъ преобразователь.
"Мы достигли въ нашей исторій (говоритъ г. Соловьевъ) того времени, когда оба порядка вещей, родовой и государственный, дали другъ другу послѣднюю отчаянную битву, которою знаменуется царствованіе Грознаго. Господство родовыхъ отношеній между князьями имѣло, какъ необходимо слѣдуетъ ожидать, могущественное вліяніе на весь общественный составъ Руси, имѣло могущественное вліяніе на бытъ городовъ, на положеніе дружины, когда, слѣдовательно, родовыя отношенія между князьями начали смѣняться государственными, то эта смѣна должна была отозваться во всемъ общественномъ организмѣ, должна была повлечь измѣненія и въ бытѣ городовъ, и въ положеніи дружины, двора. Отсюда ясно, что В. Князья, въ своихъ государственныхъ стремленіяхъ должны были встрѣтить сопротивленіе не со стороны однихъ князей родичей, но со стороны всего того, что получило свое бытіе или, по крайней мѣрѣ, поддерживалось родовыми княжескими отношеніями. Здѣсь первое мѣсто занимаетъ возможность вольнаго, безнаказаннаго перехода отъ одного князя къ другому, существовавшая для городовъ, для членовъ дружины, для людей изъ остальнаго даже народонаселенія при господствѣ родовыхъ княжескихъ отношеній и прекращавшаяся при смѣненіи ихъ государственными. Эту-то возможность перехода, являвшуюся для нѣкоторыхъ въ видѣ права (напримѣръ, для дружинниковъ и вообще слугъ вольныхъ), для другихъ въ видѣ священнаго обычая, старины (напримѣръ, для старыхъ городовъ), старое общество поддерживало всѣми силами противъ государственныхъ стремленій Московскихъ В. Князей, которые справедливо видѣли въ ней несообразность, беззаконіе, измѣну. Вотъ смыслъ борьбы, начинавшейся давно въ Сѣверной Руси, но обнаружившейся съ большею силою при Иванѣ III и дошедшей до крайности при внукѣ его Иванѣ IV. Если справедливо, что, какъ говорятъ, Иванъ IV былъ помѣшанъ на измѣнѣ, то вмѣстѣ съ этимъ должно допустить, что старое общество было помѣшано на переходѣ, или отъѣздѣ. Изъ вышесказаннаго ясно, какъ несправедливо видѣть въ строгихъ мѣрахъ Грознаго исключительное противоборство какимъ-то аристократическимъ, боярскимъ стремленіемъ; факты противорѣчатъ этому: Иванъ IV вооружался не противъ однихъ бояръ, ибо не одни бояре были заражены закоренѣлою болѣзнію стараго Русскаго общества, -- страстію къ переходу или отъѣзду.
"Иванъ III и сынъ его Василій имѣли одинакій характеръ, отличавшій болѣе или менѣе всѣхъ князей Московскихъ, ихъ предшественниковъ: главныя черты этого характера -- разсудительность, расчетливость, преобладаніе головы надъ сердцемъ; прямые наслѣдники Калиты, Иванъ III и сынъ его Василій, не увлекались никогда чувствомъ. Совершенно иная была природа Ивана IV: это былъ безспорно самый даровитый государь, какого только вамъ представляетъ Русская исторія до Петра Великаго, самая блестящая личность изъ всѣхъ Рюриковичей; но съ необыкновенною ясностію взгляда, ловкостію въ рѣчахъ и поступкахъ, качествами, полученными въ наслѣдство отъ предковъ, въ Иванѣ было развито въ высшей степени другое противоположное начало, женственное, чувство: сколько Иванъ былъ уменъ и проницателенъ, столько же былъ страстенъ, воспріимчивъ, раздражителенъ, способенъ увлекаться, доходить до крайности. Можно легко угадать, какой характеръ долженствовала принять борьба такого Государя съ неисцѣлимымъ зломъ старинныхъ притязаній. Притомъ Иванъ III и сынъ его Василій не были еще такъ далеки отъ стараго порядка вещей, смотрѣли на него еще исторически, и потому въ борьбѣ своей съ нимъ были необходимо хладнокровнѣе и умѣреннѣе; по Иванъ IV былъ уже третій государь на престолѣ Московскомъ, въ этомъ смыслѣ порфирородный, рожденный и воспитанный уже монархомъ. Напитанный въ дѣтствѣ высокими понятіями о власти государя, онъ еще болѣе укрѣпилъ эти понятія своею обширною начитанностію, изученіемъ церковной, Римской Исторіи; онъ хотѣлъ быть тѣмъ же на Московскомъ престолѣ, чѣмъ Давыдъ и Соломонъ были на Іерусалимскомъ, Августъ, Константинъ и Ѳеодосій на Римскомъ; Иванъ IV сталъ первымъ царемъ но потому только, что первый принялъ царскій титулъ, во потому, что первый созналъ вполнѣ все значеніе царской власти, первый составилъ себѣ ея теорію, тогда какъ отецъ и дѣдъ его усиливали свою власть только практически. И вотъ Иванъ IV, который хочетъ вести свое происхожденіе отъ Августа Кесаря (и точно ведетъ его, только духовно, а не естественно), Иванъ IV съ глубокимъ убѣжденіемъ о святости, неприкосновенности своихъ правъ окруженъ толпою князей и дружинниковъ, которые толкуютъ о происхожденіи своемъ отъ князей Ярославскихъ, Суздальскихъ, Смоленскихъ, о томъ, что Государь не долженъ ничего дѣлать безъ совѣта со старшими членами дружины, какъ водилось прежде, о правѣ безнаказаннаго отъѣзда. Но этого мало: оскорбленный такими противогосударственными притязаніями, какъ Государь, Иванъ IV былъ глубоко оскорбленъ лично, какъ человѣкъ, недостойными поступками окружавшихъ его во время дѣтства и потомъ трижды еще оскорбленъ въ своей довѣренности и въ своихъ чувствахъ, какъ отецъ и какъ мужъ. Вотъ почему въ борьбѣ своей со старыми притязаніями, Иванъ IV, не только преслѣдуетъ противогосударственныя стремленія, какъ государь, по вмѣстѣ преслѣдуетъ враговъ своихъ, какъ человѣкъ лично оскорбленный. Наконецъ для такого Государя, какъ Иванъ IV, съ природою въ высшей степени воспріимчивою и страстною, нужно было самое осторожное, глубоко обдуманное воспитаніе, надобно было допускать до него только одни благія впечатлѣнія и вмѣсто того отъ ранняго дѣтства его окружали только самыми недостойными сценами и какъ бы нарочно раздражали самымъ безумнымъ образомъ. Что же были за причины подобнаго воспитанія? Мы знаемъ, что Димитрій Донской, сынъ его и внукъ вступали на великокняжескій престолъ въ ранней молодости, когда еще не могли управлять сами, и между тѣмъ въ началѣ ихъ княженій мы вовсе не видимъ тѣхъ оскорбительныхъ явленій, которыя имѣли мѣсто во время малолѣтства Ивана IV: напротивъ, мы видимъ необыкновенно умное, дружное и дѣятельное управленіе бояръ для блага князя и княжества; откуда же происходитъ такая разница? При Донскомъ, сынѣ и внукѣ его интересы князя и бояръ были тѣсно соединены; ни князь,_ ни бояре не обнаруживали еще противоположныхъ стремленій; бояре Московскіе дружно отстаивали права своего князя и княжества противъ притязаній другихъ князей, потому что этого требовали ихъ собственныя выгоды. Но со временъ Ивана III интересы В. Князя и бояръ разрознились: князь началъ руководствоваться идеями государственными, бояре выставили свои, несовмѣстимыя съ этими идеями притязанія. По смерти Василія Ивановича опекуншею малолѣтнаго сына его Ивана осталась жена его Елена, уже ненавистная боярамъ: она не отступала отъ поведенія своего мужа, слѣдовательно, не уменьшила этой ненависти. Не могши управлять одна, Елена ввѣрилась извѣстному лицу изъ бояръ же, и такимъ образомъ внесла этимъ предпочтеніемъ раздѣленіе между послѣдними; отсюда ненависть къ любимцу, стараніе свергнуть его какими бы то ни было средствами, партіи между боярами, борьба между партіями. Наконецъ еще одно важное различіе: при Донскомъ и его преемникахъ между Московскими боярами не было князей, ни Рюрикова, ни Гедиминова рода; во время малолѣтства Ивана IV они наполняли дворъ, куда принесли свои притязанія и свою ненависть къ Московскимъ Государямъ, лишившимъ ихъ удѣловъ, сведшимъ ихъ со степени независимыхъ владѣльцевъ на степень слугъ своихъ" (Стр. 596 -- 601.)
Затѣмъ, подробно разсмотрѣно регентство Елены Глинской, которая является совершенно въ другомъ свѣтѣ, нежели у Карамзина, оскорбленнаго ея дѣйствительною или мнимою связью съ Телепневымъ-Оболенскимъ; борьба придворныхъ боярскихъ партій послѣ смерти Елены, которыхъ взаимная вражда выходила не изъ началъ, или мнѣніи, а за власть, за то, что "великій государь извѣстное лицо жаловалъ и берегъ". Она окончилась, какъ и надо было ожидать, тѣмъ, что въ 1544 году Грозный казнилъ смертью Андрея Шуйскаго и "отъ тѣхъ мѣстъ начали бояре отъ государя страхъ имѣти и послушаніе". Особенно интересенъ и новъ взглядъ автора на отношенія къ Ивану Сильвестра, и на причины, приготовившія его паденіе. У Карамзина и то и другое какъ-то сверхъестественно, исполнено чудеснаго, и эффекту принесена въ жертву истинность, исполненная смысла прозаичность событій. Г. Соловьевъ заставляетъ говорить факты, историческіе документы, и если нѣкоторые изъ его выводовъ могутъ возбудить споры и вызвать опроверженія, то другіе заставятъ крѣпко и крѣпко призадуматься безусловныхъ порицателей Грознаго.
"Не одного Адашева взыскалъ царь ради помощи душѣ своей; сильную помощь этой растерзанной, озлобленной душѣ оказалъ въ началѣ Сильвестръ, священникъ Благовѣщенскаго дворцоваго Собора, родомъ Новгородецъ. По своему званію священника дворцовой церкви, Сильвестръ безпрестанно былъ на глазахъ у Ивана, а замѣчательная личность, рѣзко выдававшаяся изъ толпы людей, запятыхъ одними мелкими интересами и крамолами, не могла не обратить на него вниманіе Государя. Что вліяніе Сильвестра началось давно, доказательствомъ служитъ извѣстіе, что по мысли его было освобождено изъ темницы семейство князя Андрея Старицкаго, а это освобожденіе имѣло мѣсто еще въ 1341 году. Чѣмъ болѣе выросталъ Иванъ и приходилъ въ сознаніе своего положенія, тѣмъ болѣе прилѣплялся къ Сильвестру и усиливалось вліяніе послѣдняго на дѣла. Странно было бы представлять себѣ Сильвестра какимъ-то загадочнымъ сверхъестественнымъ существомъ, явившимся въ первый разъ предъ царя во время большаго Московскаго пожара и такъ напугавшимъ воображеніе Ивана, что тотъ совершенно подчинился его вліянію. Не надобно также упускать изъ виду разстояній времени, протекшаго отъ одного событія до другаго; такъ напр., если мы помѣстимъ тотчасъ за пожаромъ и появленіемъ Сильвестра созваніе выборныхъ и рѣчь царя на лобномъ мѣстѣ (тогда какъ пожаръ былъ въ 1547 году, а созваніе выборныхъ имѣло мѣсто въ 1549), то этимъ сокращеніемъ времени скроемъ естественное, постепенное развитіе умственныхъ и нравственныхъ силъ царя: чего онъ не могъ сознать вполнѣ и совершить въ 17 лѣтъ, то онъ сознаётъ и совершаетъ въ 19: это ясно! Но при этомъ ясно также, что поступки Ивана были слѣдствіемъ его естественнаго, самостоятельнаго развитія, а не совершались подъ исключительно чуждымъ вліяніемъ. Сильвестръ и Адашевъ были давно въ глазахъ царя, но не имѣли большаго вліянія на дѣла, потому что самъ Царь еще не имѣлъ его; съ возрастаніемъ же Ивана возрастало вліяніе этихъ двухъ людей, которыхъ онъ взыскалъ на помощь душѣ своей, по его собственному выраженію. Нравственное вліяніе обоихъ, и Сильвестра и Адашева, на царя, нравственная помощь отъ нихъ душѣ его безспорна; сильная религіозность Ивана давала особенно Сильвестру большую власть надъ нимъ но самому сапу его: въ дѣлахъ, касающихся религіи и нравственности Иванъ слушался Сильвестра, какъ добрый христіанинъ слушается духовнаго отца, достойнаго служителя алтаря. Привыкнувъ совѣтоваться и слушаться Сильвестра въ дѣлахъ религіозныхъ, и нравственныхъ, питая къ нему довѣренность неограниченную, царь не могъ не совѣтоваться съ нимъ и въ дѣлахъ политическихъ: но здѣсь-то и начало борьбы между царемъ и Сильвестромъ. Сильвестръ, относительно ясности политическаго взгляда, былъ несравненно ниже Ивана; но, привыкши требовать исполненія своихъ религіозныхъ и нравственныхъ совѣтовъ отъ него, какъ отъ частнаго человѣка, Сильвестръ требовалъ исполненія и своихъ политическихъ совѣтовъ, тогда какъ царь не могъ своихъ, свѣтлыхъ государственныхъ мыслей принести въ жертву уваженію своему къ Сильвестру: отсюда тягость, которую началъ чувствовать Государь отъ несправедливыхъ притязаній Сильвестра, на пр. Иванъ первый зачалъ въ себѣ великую мысль, что Россія можетъ утвердить свое могущество и не бояться Востока только тогда, когда усвоитъ себѣ плоды европейской цивилизаціи, для чего необходимо непосредственное сношеніе съ Европою, которому неодолимую преграду поставлялъ Ливонскій орденъ, не пускавшій въ Россію ученыхъ и художниковъ изъ справедливаго опасенія ея могущества; отсюда твердое намѣреніе царя покорить Ливонію. Противъ этого намѣренія возстала вся дума и особенно Сильвестръ: они совѣтовали царю завоевать Крымъ, что необходимо должно было повлечь къ борьбѣ съ Турціею, которой трепетала еще вся Европа и противъ которой у тогдашняго Московскаго государства, разумѣется, не было никакихъ средствъ, къ) сопротивленію; Иванъ, понималъ всю безразсудность этого совѣта и отвергъ его преслѣдуя войну Ливонскую. Какъ же поступилъ Сильвестръ въ. этомъ случаѣ? Онъ не постыдился говорить царю, что болѣзнь его, его жены и дѣтей есть Божіе наказаніе за то, что онъ не слушается его совѣтовъ. Такъ употреблялъ во зло Сильвестръ довѣренность Ивана! Мало того: онъ употребилъ во зло глубокое религіозное чувство царя, позволивъ себѣ обмануть его какими то ложными видѣніями. Кто изучалъ сколько нибудь душу человѣческую, тотъ знаетъ, что всѣ возможныя оскорбленія прощаются гораздо легче, чѣмъ обманъ, потому что при послѣднемъ оскорбитель разсчитываетъ на слабоуміе оскорбляемаго, а такой разсчетъ простить трудно! вотъ почему и частные люди, и цари, и цѣлые народы такъ жестоко, кроваво мстятъ за обманъ. Наконецъ неблагоразуміе Сильвестра и его стороны нанесло самый тяжкій ударъ сердцу царя. Въ 1353 году Иванъ опасно занемогъ: ему предложили сдѣлать духовную и взять клятву въ вѣрности сыну своему, младенцу Димитрію, съ кн. Владиміра Андреевича Старицкаго и бояръ. Но тутъ-то обнаружились съ одной стороны притязанія родичей, князей удѣльныхъ, съ другой притязанія бояръ; двоюродный братъ царскій, Владиміръ Андреевичъ не замедлилъ выставить свои права на престолъ по смерти Ивана, мимо племянника Дмитрія, вопреки новому обычаю престолонаслѣдія, за который такъ стояли всѣ Московскіе князья. Что удѣльный князь выставилъ устарѣлое право, тутъ нѣтъ еще ничего удивительнаго: есть преданія, есть понятія, отъ которыхъ нельзя освободиться, которыя родятся съ нами и умираютъ съ нами вмѣстѣ: такъ удѣльныя преданія вымерли только съ послѣднимъ удѣльнымъ княземъ; по удивительно то, что Сильвестръ сталъ на сторонѣ старыхъ притязаній, на сторонѣ удѣльнаго князя, руководствуясь мелкимъ духомъ партій." (Стр. 633--638.)
За живымъ, драматическимъ разсказомъ боярской смуты у смертной постели царя, объясненія доселѣ незамѣченныхъ отношеній царя и бояръ къ Волоцкому Монастырю и важнаго значенія свиданія Ивана съ Вассіаномъ Топорковымъ, подробно разобрана знаменитая переписка Андрея Курбскаго съ Грознымъ. Вотъ, что говоритъ объ ней г. Соловьевъ:
"Въ письмахъ своихъ къ Ивану, равно какъ въ исторіи его царствованія Курбскій вполнѣ обнаруживаетъ старинныя притязанія дружинниковъ, и преимущественно потомковъ князей-родичей; съ своей стороны, въ отвѣтныхъ письмахъ царь высказываетъ свои понятія о царской власти, свою теорію объ ней. Въ этой драгоцѣнной перепискѣ передъ нами говорятъ старая и новая Русь, Русь съ родовымъ бы томъ и Русь съ бытомъ государственнымъ говорятъ въ лицѣ своихъ представителей -- Курбскаго, отъѣзжаго боярина, потомка Ярославскихъ князей, и Ивана, В. К. Московскаго, перваго царя. Такимъ образомъ вмѣсто сухой, мертвой лѣтописи, гдѣ лѣтописецъ очень часто опускаетъ самое важное для насъ, въ сочиненіяхъ Курбскаго и особенно въ его перепискѣ съ царемъ мы имѣемъ живую, страстную рѣчь двоихъ борцовъ, двоихъ представителей противоположныхъ стремленій; вмѣсто лѣтописца, который такъ часто скрадываетъ причины явленій, Курбскій и царь высказываютъ намъ свои задушевныя мысли, свои чувства, руководившія ихъ поступками, раскрываютъ тайныя пружины борьбы. Разумѣется безпристрастія въ исторіи Курбскаго и въ перепискѣ его съ царемъ искать нельзя: оба -- и царь и Курбскій суть не иное что, какъ адвокаты своего дѣла; рѣчь ихъ страстна, они щедры на сильные эпитеты, щедры на неумѣренную брань чужимъ, на неумѣренную похвалу своимъ". (Стр. 653 -- 636).
"Я долженъ обратить вниманіе на тѣ мѣста въ письмахъ царя, гдѣ онъ, по видимому, самъ признается, что при Сильвестрѣ онъ не имѣлъ никакой власти, что все дѣлалъ Сильвестръ съ своими сторонниками, и слѣд. можно заключить, что первая блестящая половина его царствованія принадлежитъ не ему, а Сильвестру. Но я уже замѣтилъ разъ, что оба -- и Курбскій и царь пишутъ подъ вліяніемъ страсти, въ слѣдствіе чего впадаютъ въ противорѣчія; если основная мысль Курбскаго состоитъ въ томъ, что царь долженъ слушаться совѣтниковъ, то основная мысль Ивана, что подданые должны повиноваться царю, а не стремиться къ подчиненію Царской воли волѣ собственной, такое стремленіе есть величайшее изъ преступленій, и всею тяжестію его Иванъ хочетъ обременить Сильвестра и его сторонниковъ, вотъ почему онъ приписываетъ имъ самое преступное злоупотребленіе его довѣренности, самовольство, самоуправство, говоритъ, что вмѣсто его они владѣли царствомъ, тогда какъ онъ самъ облекъ ихъ не ограниченною своею довѣренностію". (Стр. 672--673.)
Въ заключеніе, г. Соловьевъ разсматриваетъ завѣщаніе Грознаго, написанное имъ въ 1572 году, слѣдовательно, за 12 лѣтъ до смерти и въ самый разгаръ борьбы съ вельможествомъ и Старою-Русью. Намъ помнится, что кто-то удивлялся бѣдности содержанія этого завѣщанія. Но опытный и зоркій взглядъ знатока открылъ въ немъ не одинъ перечень владѣній, оставляемыхъ дѣтямъ, не одни общепринятыя и освященныя обычаемъ назидательныя увѣщанія, а прочелъ душевную мысль Ивана,-- мысль, которая терзала его въ то время и даетъ новое объясненіе его дѣйствіямъ. Царь, по словамъ г. Соловьева, "былъ вполнѣ убѣжденъ, что онъ и семейство его непрочны на московскомъ престолѣ, считалъ себя изгнанникомъ, а государство въ военномъ положеніи до-тѣхъ-поръ, пока онъ съ своею опричниною не истребитъ враждебныя начала, и не утвердится снова на престолѣ; при этомъ онъ не предвидѣлъ еще близкаго конца борьбѣ, и въ духовной дѣлаетъ наставленія сыновьямъ, какъ они должны жить до ея окончанія". Приложенныя выписки вполнѣ подтверждаютъ этотъ выводъ, и оставляютъ на душѣ какое-то тяжелое, страшное впечатлѣніе. Ужасно становится, когда подумаешь, чего стоила намъ о-сю-пору наша небогатая жизнь, и что за кровавая, ожесточенная борьба совершалась въ древней Россіи!
Предѣлы рецензіи не позволяютъ вамъ входить въ подробный разборъ замѣчательной книги г. Соловьева. Мы ужь сдѣлали много выписокъ; но еслибъ останавливаться на всемъ, что въ ней новаго, вѣрно-подмѣченнаго, или удачно-поправленнаго въ прежнихъ изслѣдованіяхъ, -- пришлось бы написать цѣлое сочиненіе. Не имѣя ни возможности, ни времени это сдѣлать, мы позволимъ себѣ, въ заключеніе, отъ души поблагодарить автора за его добросовѣстный, умный, прекрасный трудъ и вмѣстѣ съ читателями порадоваться, что въ наше время молодые изслѣдователи русской старины начинаютъ свое поприще такими блистательными учеными подвигами.