Князев Василий Васильевич
Тарзан от критикан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Корней Чуковский. Александр Блок. Изд. А. Ф. Маркса, 1924 г.)

  
   ИС: Красная газета
   ДТ: 17. 02. 1924

Тарзан от критикан

(КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ. АЛЕКСАНДР БЛОК. ИЗД. А. Ф. МАРКСА, 1924 Г.)

I

  
   Критик Корней Чуковский ценит и любит Блока. Он причисляет себя к поколению, жившему стихами Блока, дышавшему его поэзией, видевшему в нем, Блоке, своего духовного воспитателя и вождя.
   Он так и заявляет в своей книге о Блоке:
   -- Мы воспитывались на его поэзии!
   И вот, Корней Чуковский пишет портрет своего учителя:

А. А. БЛОК КАК ЧЕЛОВЕК

  
   Чуковский знает, какова теперь читательская аудитория. Ему известно, что наряду со старым читателем пришел читатель новый, с совершенно новыми взглядами на жизнь, совершенно новым мерилом вещей, и так далее.
   Любя своего поэта-вождя, он, несомненно, постарается изобразить его с наилучшей стороны, показать наилучшее в его фигуре и характере. Он, безусловно, попытается очаровать нового читателя, превратить его в "блоковца": последователя и ценителя его поэзии.
   Не так ли?
   Так! Чуковский -- разливается соловьем...
   Но... боже мой! О чем... чирикает этот "соловей":
  

No 1

  
   "Блок был весь в предках, как человек и как поэт. Он был последний поэт-дворянин, последний из русских поэтов, кто мог бы украсить свой дом портретами дедов и прадедов".
  

No 2

  
   "И обличие у него было барское: чинный, истовый, немного надменный. Даже в последние годы -- без воротника и в картузе -- он казался переодетым патрицием".
  

No 3

  
   "Однажды, сидя со мною в трамвае, он сказал: "Я закрываю глаза, чтобы не видеть этих обезьян".
   ...Большинство людей для него было -- чернь, которая только утомляла его своей пошлостью".
  

No 4

  
   "Блок относился и к истории, и к революции как художник.
   В сущности, даже революционные чувства были у него стародворянские".
   И так далее, и так далее: "В революции он любил только экстаз". "Максимализм его был "не от мира сего" и требовал от людей невозможного: чтобы они только и жили трагическим, чтобы они только и жаждали гибели..."
   Чуковский словно нарочно каждой новой строчкой, каждым новым признанием старается оттолкнуть нового многомиллионного читателя от предмета своей любви и поклонения.
   Кронштадтский мятеж: на весах судьба пролетарской революции: трагические для сотен миллионов тружеников мгновения! А в это время по "Дворцовой", видите ли, площади (а не по площади ли Урицкого?) проходит Чуковский со своим учителем, и тот, слушая, как громыхают орудия, говорит:
   -- Для меня и это -- тишина. Меня клонит в сон под этот грохот... Вообще, в последние годы мне дремлется...
   Самый злейший из врагов Блока посовестился бы опубликовывать эти строки! Но Чуковский -- ничего: он -- может! Какое, в сущности говоря, ему дело, что строки эти прочтут дети тех, что умирали на холодном льду под Кронштадтом?
   Дело Корнея Чуковского -- написать книгу, издать ее, а года через два-три, по обыкновению своему, всюду и везде стенать: "Ах, я недоволен этой работой, я коренным образом ее переделываю, мне стыдно этого своего произведения".
   Как и проделывал он это почти с каждой своей книгой. Например, с книгой об Уитмэне, с книгой "От Чехова до наших дней", с книгой "Критических рассказов" и прочая, и прочая и прочая.
   Критик Чуковский вовсе не любит того, о ком он пишет. Он только притворяется любящим, притворяется поклонником или последователем. Любит он одно -- писания свои, фельетоны критические свои: возможность покривляться, пожонглировать выписками и цитатами, возможностью -- "так смешно раздуть мелочишки, что со страниц пойдет казанский пар".
   Он пишет большое исследование -- "Путеводитель по Сологубу"; прочтите эту вещь и скажите -- ура он кричит в ней или караул? Он пишет книгу о творчестве Леонида Андреева; Андреев в ту пору уже общепризнан, поэтому "ура" заглушает эквилибристический "караул", но к статье зато прилагается полный словарь самых последних ругательств, что расточали по адресу писателя его враги, Гиппиусы и "Русские Знамена".
   Для чего делает все это критик Чуковский? Для того, чтобы сделать "бум", а "бум" -- это идеологический стержень буржуазно-критических фельетонистов.
  

II

  
   Запачкав и очернив всячески перед новым читателем Блока как человека, Корней Чуковский проделывает с ним ту же историю и как с поэтом.
   Последовательно разбирая его книги, он такими словами определяет их ценность:
  

No 1

  
   "Он был единственный мастер смутной неотчетливой речи.
   Нередко он скрывал от читателей самый предмет своей речи и впоследствии был вынужден писать комментарии к этим затуманенным стихам".
   Что это: похвала или порицание? По нашему, прямому, разумению -- второе.
  

No 2

  
   "Можно легко доказать, что чуть ли не в каждом своем стихотворении Блок был продолжатель и как бы двойник тех немецких не слишком даровитых писателей, которые..." и т. д.
   Это -- о Блоке ранней поры, но -- что это: похвала или порицание?
   Разбирая поэта, вождя и возлюбленного своего по косточкам, он спешит в нужном месте ввернуть: "С конца 1902 г. на него, кроме Соловьева, Полонского, Фета, стали влиять модернисты... у него стали появляться стихи, внушенные Бальмонтом, Брюсовым, Гиппиус..."
   Еще ниже (аккурат там, где это надо!) он перечисляет для чего-то эти внушенные другими поэтами строки, причем список таких "плодов музыкальной пассивности" (термин многолюбящего ученика) до такой степени внушителен и разителен, что у прямого, не умеющего и не привыкшего критически кувыркаться читателя возникает одна, вполне определенная мысль: плагиат.
   Этого ли добивался уважаемый ученик своего учителя?
   Какого мнения будет новый многомиллионный и неискушенный в чуковских тонкостях читатель о поэте, представляемом ему таким вот манером:
  

No 1

  
   "Поглубже в земное, в грязь, чтобы не было и мысли об ином. Изменить иному миру до конца. Принять все похоти и пошлость жизни.
   ...В 1904 году в его стихах впервые появляется слово "блудница" и с тех пор уже не сходит со страниц...
   ...Поэт-боговидец есть в то же время свихнувшийся пьяница...
   ... Теперь уже ему не нужно никаких небесных возлюбленных: любая трехрублевая дева уведет его за малую плату в звездную родину и покажет ему очаровательный берег, ибо другого пути к боговидению нет...
   Нового, неискушенного читателя определено -- стошнит!
   Этого ли добивался "блоковец" Корней Чуковский, ради того ли городил он свой критический огород?
   Кстати об этом огороде: на странице 77 своей книги критик говорит:
   "Поэзия существует не для того, чтобы мы изучали ее, а для того, чтобы мы ею жили".
   Несколькими строками ниже он обрушивается на "скопцов-классификаторов", на всю эту плеяду "обездушенных, которые принимают свою слепоту за достоинство и даже похваляются ею", то есть на критиков, пишущих критические исследования о поэзии и поэтах.
   Но... что делает сам Корней Чуковский? Увы, -- аккурат то же самое. Посмотрите-ка, как на страницах 94, 95, 96 лихо "скопчески классифицирует" он блоковскую ритмику, лихо отмечая "назойливо выпяченное", "совсем ненужное", и прочая, и прочая, и прочая.
  

***

  
   Корней Чуковский, критик от фельетона, нуждается только в одном -- в буме! И "бум" он своей трескучей книжкой, изданной тем же издательством, что плодит у нас параллельную гниль тарзаниады, несомненно, произвел.
   Что же касается Блока, то в биографии его теперь необходима небольшая поправка:
   Умер -- в 1921 году.
   Убит в глазах нового многомиллионного читателя-пролетария -- в 24-ом.

В. В. Князев

   Оригинал здесь -- http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/kniazev.htm
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru