Эйгес Иосиф
К переводам И. Козлова из Байрона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ЗВЕНЬЯ

СБОРНИКИ МАТЕРИАЛОВ И ДОКУМЕНТОВ
ПО ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ,
ИСКУССТВА И ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ XIX ВЕКА

ПОД РЕДАКЦИЕЙ
ВЛАД. БОНЧ-БРУЕВИЧА

V

"ACADЕMIА"
МОСКВА-ЛЕНИНГРАД
1935

   

К переводам И. Козлова из Байрона

Сообщил Иосиф Эйгес

   Среди стихотворений наших известных поэтов некоторые переводные считаются оригинальными. Влияет на это и отсутствие указания на иностранного автора и иногда какое-либо особое обстоятельство, затрудняющее усматривайте в данном стихотворении перевода. Так, например, трудно было ожидать переводное среди стихотворений Жуковского, входящих в отдел так называемых его "Долбинских стихотворений" (1814 и 1815). Здесь -- послания, заметки, записки, шутки и пр. Между тем, популярное по хрестоматиям дореволюционных лет стихотворение "Мотылек" ("Вчера я долго веселился, Смотря, как мотылек...") из этого отдела следует признать вольным переводом раннего стихотворения Гете "Радости" ("Die Freuden": Es flattert um die Quelle Die wechselnde Libelle...). Это показано мною в статье "Новые разыскания о стихотворениях Лермонтова и Жуковского" -- журн. "Сирена", Воронеж 1919, No 4--5, 30 янв. (Подзаголовок: Из Гете -- я добавил к стих. "Мотылек" уже в составленной мною книжке избранных произведений Жуковского: "Стихи и проза". Вступит, статья и примечания И. Эйгеса. Изд. Универс. Б-ка. М. 1916, стр. 42.) Таким образом, Гете на русском языке обогащается произведением, которое до наших дней оставалось в единственном переводе, притом такого выдающегося поэта, как Жуковский.
   До сих пор у Козлова {И. И. Козлов (1779--1840) -- один из первых у нас ярко отразил влияние Байрона,-- главным образом, в знаменитой поэме "Чернец. Киевская повесть". Поэзия Козлова вообще в значительной доле связана с именем Байрона: он перевел полностью поэму Байрона "Абидосская невеста" и дал еще двадцать переводов его отдельных стихотворений и отрывков из поэм ("Обворожение" из "Манфреда" -- заклинание таинственного голоса -- остается доныне едва ли не лучшим из всех переводов этих строф, включая и перевод Бунина и др.). На смерть Байрона Козлов написал два больших стихотворения: "Венецианская ночь" (поев. Плетневу) и "Байрон" (поев. Пушкину). Восторженными ценителями поэзии Козлова были: Жуковский, Гоголь (отдельные статьи их о Козлове), Пушкин (стих. "Козлову"), Лермонтов (стих. "Хомутовой"), Фет (стих, "Вечерний звон. Памяти Козлова"). Интересно отметить следы широкого распространения поэзии Козлова, которые находятся в произведениях Тургенева. В повести "Петушков", гл. VI, поручик, желая просветить свою безграмотную возлюбленную, выбирает для прочтения ей из стихов -- поэму "Княгиню Наталию Долгорукую" Козлова. В рассказе "Яков Пасынков", гл. I, есть такие строки: "На небе сияли бесчисленные звезды. Яков поднял глаза и, стиснув мне руку, тихо воскликнул:
   
         Над нами
   Небо с вечными звездами --
   А над звездами их Творец...
   
   Благоговейный трепет пробежал по мне; я весь похолодел и припал к его плечу... Сердце переполнилось... Где те восторги? Увы! там же, где и молодость".
   Здесь приведены с небольшим изменением заключительные стихи послания Козлова "К другу В. А. Жуковскому (По возвращении его из путешествия)". В оригинале: "Взгляни: над нашими главами есть небо..." и далее, как у Тургенева.} считалось всего три отрывка из 4-й песни поэмы "Чайльд-Гарольд" Байрона, именно стихотворения -- "При гробнице Цецилии", "О, время..." (в Колизее) и "К морю", представляющие переводы строф: 104--105, 130--137, 178--183. Так это и указано в примечаниях П. О. Морозова и С. А. Венгерова к первому тому сочинений Байрона в изд. Брокгауза, 1904, стр. 583. Сюда следует внести поправку, именно добавить еще два стихотворения, представляющие переводы строф 23--24 и 121 той же 4-й песни "Чайльд-Гарольда".
   Первый отрывок дан у Козлова в стихотворении "П. О. Балк-Полеву", вошедшем уже в издание стихотворений Козлова 1828 года (другое стихотворение Козлова с тем же названием относится к 1838 году). Это -- послание к другу, сопровождаемое эпиграфом на французском языке, и в нем нельзя было ожидать перевода. Но кроме отмеченных дополнений -- обращения к другу и эпиграфа -- все стихотворение есть несомненно перевод 23 и 24 строф 4-й песни "Чайльд-Гарольда". Известен аналогичный случай у Жуковского. Именно его послание "К Батюшкову" (1812) включает в себе вольный перевод стихотворения "Раздел земли" Шиллера. Вот это стихотворение Козлова с эпиграфом: "Lorsque je sens le réséda, je crois d'abord entendre un son, puis il me semble voir une forme" ("Когда я чувствую запах резеды, мне сначала как будто слышится звук, а потом мне кажется, что вижу какую-то форму"):
   

П. О. БАЛК-ПОЛЕВУ

   Друг, ты прав: хотя порой,
   Достигая бед забвенья,
   Мы, в груди стеснив волненья,
   Дремлем томною душой,--
   Невзначай, в мечте воздушной
   Отзыв прежнего слетит
   И предмет нам равнодушный
   Память сердца воскресит.
   Неожиданно, случайно,
   Потрясет душевной тайной
   Летний вечер, звук, цветок,
   Песня, месяц, ручеек,
   Ветер, море,-- и тоскою
   Все опять отравлено;
   Как бы молнийной струею
   Снова сердце прожжено.
   И той тучи мы не знаем,
   Вдруг откуда грянул гром,
   Лишь томимся и страдаем,
   Мрак и ужасы кругом:
   Призрак страшный, неотступный
   Образует в думе смутной
   Холод дружбы, сон любви,
   То, с кем радость погребли,
   Все, о чем мы тосковали,
   Что любили, потеряли,
   Чем был красен божий свет,
   Все, чего для нас уж нет.
   
   Соответствующий оригинал у Байрона:
   

XXIII.

   But ever and anon of griefs subdued
   There comes a token like a scorpion's sting,
   Scarce seen, but with fresh bitterness imbued;
   And slight withal may be the things which bring
   Back on the heart the weight which it would fling
   Aside for ever: it may be a sound --
   A tone of music -- summer's eve -- or spring's --
   A flower -- the wind -- the ocean -- which shall wound,
   Striking the electric chain wherewith we are darkly bound.
   

XXIV

   And now and why we know not, nor can trace
   Home to its cloud this lightning of the mind,
   But feel the shock renewed, nor can efface
   The blight and blackening which it leaves behind,
   Which out of things familiar, undesigned.
   When least we deem of such calls up to view
   The spectres whom no exorcism can bind,--
   The cold -- the changed -- perchance the dead anew --
   The mourned,-- the loved,-- the lost -- too many! yet how few!
   
   Буквальный перевод этих (23--24) строф Байрона дает следующее:
   "Но иногда вдруг проявляется след подавленных страданий, как укус скорпиона, едва видимый, но напоенный свежей горечью. И может быть совсем незначительным то, что возлагает вновь на сердце бремя, которое ему хотелось бы сбросить навсегда: это может быть звук, музыкальный тон, летний вечер или весенний, цветок, ветер, океан. Они ранят, касаясь-(ударяя по) электрической цепи, которою мы таинственно связаны.
   Как и почему мы не знаем и не можем проследить молнию мысли (пославшей ее) тучи; но мы чувствуем новое потрясение и не в силах изгладить черный след опустошения, который она оставляет за собой. Она вызывает из вещей, нам привычных, не предназначенных к тому, призраки,-- когда мы меньше всего о них думаем -- которых никакие заклинания не могут обуздать,-- холодные, изменчивые, может быть, вновь мертвые, оплакиваемые, любимые, утерянные,-- их слишком много и все-таки их мало".
   Второй отрывок из "Чайльд-Гарольда" -- 121-я строфа той же 4-й песни -- дан у Козлова в следующем стихотворении:
   
   Не на земле ты обитаешь,
   Любовь, незримый серафим,
   Но верой мы к тебе горим,
   И чье ты сердце сокрушаешь
   Огнем томительным страстей,
   Тот веры мученик твоей.
   Но кто ты? Что ты? Наше зренье
   К тебе никак не долетит.
   Тебя, любовь, воображенье
   По тайной прихоти творит.
   Так небеса мечтой любимой
   Оно умеет населять
   И думам образы давать
   И пыл души неутолимой,
   Усталой, сжатой и крушимой
   В ее порывах услаждать.
   
   Лишь размер изменен, как и в первом случае. Оригинал Байрона:
   

CXXI

   Oh, Love! no habitant of earth thou art --
   An unseen Seraph, we believe in thee,--
   A faith whose martyrs are the broken heart,--
   But never yet hath seen, nor e'er shall see
   The naked eye, thy form, as it should be;
   The mind hath made thee, as it peopled Heaven,
   Even with its own desiring phantasy,
   And to a thought such shape and image given,
   As haunts the inquenched soul -- parched -- wearied -- wrung -- and riven.
   
   Дословный перевод:
   "О любовь, ты не жительница земли, невидимый серафим, мы верим в тебя, вера, мученики которой -- разбитые сердца, но никогда не видели и не увидят никогда простым глазом твой облик в его настоящем (должном) виде. Ум создал тебя так же, как и небожителей, согласно желаниям своей фантазии и дал мысли такую форму и образ, которые преследуют неудовлетворенную душу,-- испепеленную, истомленную, измученную и разбитую".
   Н. Гербель (Сочинения Байрона в переводе русских поэтов, т. I, приложение, изд. 1874, стр. 293) поместил это стихотворение Козлова в списке переводов первой из "Еврейских мелодий" (she walks in beauty, like the night...); это, конечно, явное заблуждение.
   Наконец, собственная, очевидно, пометка Козлова: "Подражание Байрону" -- стоит под данным стихотворением в одном издании стихотворений Козлова, именно 1828 года. Ныне я указываю его точный оригинал.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru