Живыя души. Очерки и разсказы Александра Круглова. Спб., 1885 г. Изображенные въ разсказахъ г. Круглова люди -- дѣйствительно живыя души, потому что у самого автора душа живая, чуткая и отзывчивая. Правда, въ ея откликахъ порою слышится предпочтеніе прежнему, старому и какъ бы укоръ молодому и новому... не укоръ даже, пожалуй, а скорѣе тихая скорбь о томъ, что это новое не оправдываетъ возлагавшихся на него надеждъ. Это односторонне, конечно; нельзя сказать, чтобы все новое, по сравненію съ отживающимъ и отжившимъ, наводило на однѣ грустныя мысли, какъ нельзя сказать, что все старое было и есть хуже пришедшаго его смѣнить. То и другое -- крайности, свойственныя или натурамъ увлекающимся, или склоннымъ къ пессимизму. Г. Кругловъ замѣтно поддается этому послѣднему направленію, и только врожденная мягкость души предохраняетъ его отъ рѣзкаго порицанія новыхъ людей и порядковъ; искренность же автора не даетъ ему впадать въ тенденціозность на этомъ довольно скользкомъ пути. Эти два качества -- мягкость і искренность -- составляютъ главное достоинство очерковъ и разсказовъ г. Круглова. Какъ на недостатокъ, укажемъ въ нѣкоторыхъ изъ нихъ на случайность обстоятельствъ, повліявшихъ на судьбу героевъ. Такъ, въ разсказѣ добрый и богатый баринъ Варгуринъ берется "человѣкомъ сдѣлать" крестьянскаго мальчика Петра, увозитъ въ городъ, отдаетъ въ школу, разсчитываетъ провести черезъ гимназію и т. д. Отецъ мальчика, умный мужикъ Касьянъ, себя не помнитъ отъ счастія, выпадающаго на долю сына. Мечты не сбылись. Варгунинъ застрѣлился отъ неудачной любви и Петруша, дошедшій лишь до 2 класса уѣзднаго училища, вернулся въ деревню, отъ которой успѣлъ отстать; вернулся грамотѣемъ, нахватавшимся кое-какихъ свѣдѣній вродѣ того, что громъ гремитъ не отъ колесницы Ильи-пророка, что рыбу можно бить острогой, хотя бы она стояла носомъ въ сторону глуби, а не берега. Все это и тому под. Петръ высказываетъ въ деревнѣ и возбуждаетъ противъ себя стариковъ и молодежь, съ которой не хочетъ якшаться. Тутъ, на бѣду, дѣлается въ селѣ падежъ. Его приписываютъ гнѣву Божію за то, что Петька сталъ "нехристемъ", и требуютъ удаленія "нехристя". Волей-неволей, Касьянъ везетъ сына обратно въ городъ въ ученье мастерству. "Что изъ него выйдетъ -- неизвѣстно,-- заканчиваетъ авторъ.-- Рабочій ли дѣльный, съ свѣтлымъ умомъ, который воспользуется пріобрѣтенными знаніями, со стремленіями къ дальнѣйшему развитію, или жалкій, грязный, русскій мастеровой, продуктъ "гнилой и ложной цивилизаціи", возбуждающій въ нашемъ сердцѣ столь горькое и обидное чувство?" Въ этомъ разсказѣ намъ многое кажется невѣрнымъ. Что Варгунинъ застрѣлился -- это случайность, которой могло не быть и которая въ дѣйствительной жизни бываетъ очень рѣдко. Падежъ скота -- случайность; возбужденіе цѣлаго села противъ мальчишки-"нехристя" и приписываніе бѣды его винѣ -- мало правдоподобно. Не застрѣлись Варгунинъ, что бы вышло? Не сдѣлайся надежа, не повини въ немъ крестьяне грамотнаго мальчика, чѣмъ бы сталъ тогда Петруша? Въ этомъ разсказѣ проглядываетъ мысль, будто знанія, преподанныя въ городской школѣ, даютъ лишь "продукты гнилой и ложной цивилизаціи", что въ дѣйствительности совсѣмъ невѣрно. Всякая ступень образованія, начиная съ первоначальной грамотности, имѣетъ свои дурныя и хорошія стороны; склонность нѣкоторыхъ писателей преувеличивать первыя и умалчивать о вторыхъ не заслуживаетъ сочувствія уже по своей односторонности, граничащей съ фальшью, иногда умышленною, часто же порождаемою простымъ недоразумѣніемъ. Самое выраженіе "гнилая цивилизація", столь излюбленное обскурантами, употребляется, по большей части, въ смыслѣ невѣрномъ. "Ученье -- свѣтъ" и, какъ таковой, само по себѣ, никогда не можетъ быть источникомъ тнили ни въ городѣ, ни въ деревнѣ, ни въ какой общественной средѣ. Правильно можетъ быть названа "гнилью" не цивилизація, а усвоеніе внѣшнихъ ея признаковъ въ несоотвѣтствіи съ внутреннимъ содержаніемъ, обозначаемымъ этимъ выраженіемъ. Въ средѣ неграмотнаго люда и незнакомаго съ какою бы то и было школою чаще всего встрѣчаются тѣ жалкіе "продукты гнилой и ложной цивилизаціи", на которые указываетъ г. Кругловъ. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, такіе же "продукты" появляются и въ высшихъ сферахъ, какъ указываетъ авторъ въ разсказѣ Дождалась, въ которомъ герой кончилъ курсъ въ университетѣ и оказался представителемъ "гнили", разъѣдающей нашъ общественный и семейный строй. Вышеприведенная фраза о крестьянскомъ мальчикѣ, поступившемъ въ ученье къ сапожнику, можетъ быть сказана о всякомъ молодомъ человѣкѣ, вступающемъ въ университетъ или оканчивающемъ въ немъ курсъ: то изъ него выйдетъ -- неизвѣстно, хорошій ли человѣкъ, имѣющій внести свѣтъ истинной цивилизаціи въ темную массу своего народа, или жалкій, вылощснный внѣшне и грязный внутренно карьеристъ, и дѣлецъ, "продуктъ гнилой и ложной цивилизаціи". Та же указанная нами невѣрная нота звучитъ не разъ и въ другихъ разсказахъ г. Круглова.
Красивая и теплая вещица -- Завѣтъ страннаго человѣка. Тяжелое чувство вынесетъ читатель изъ очерка Безродная... Да и вообще на невеселыя думы наводятъ всѣ они, и впечатлѣніе это особенно усиливается вложенною въ нихъ задушевностью самого автора, часто заслоняющею собою то, что есть ошибочнаго и невѣрнаго въ этихъ очеркахъ и разсказахъ.