Кржижановский Сигизмунд Доминикович
Бог умер

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 6.63*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Но профессор Грэхем продолжал пользоваться пером для прямых его целей: он написал книгу - "Рождение Бога". И странно, автора не заключили на Остров Третьего завета, как это сделали бы раньше, а книга к концу года шла сорок первым изданием.
  
   Сигизмунд КРЖИЖАНОВСКИЙ
  
   БОГ УМЕР
  
  
  
   I
  
   Случилось то, что когда-то, чуть ли не в XIX столетии, {{было
  предсказано одним осмеянным философом}}: _умер Бог_.
   В ангельских сонмах уже давно затлело и разгоралось предчувствие
  недоброго. И в сомкнутом круге серафимов давно шептали, роняя шептание в
  шелесты крыл, о неизбежном. Но никто не смел взглянуть, пустота зародилась и
  ширилась, черной ползучей каверной, там, где был Он, развернувший
  пространства, бросивший в бездны горсти звёзд и планет. Ничто холодило
  воскрылья, оперённые груди, ползало на беззвучно ступающих чёрных лапах по
  эллиптическим и круговидным орбитам миров, -- но никто не смел взглянуть.
   Был херувим, именем Азазиил.
   -- Хочу видеть, -- промолвил он.
   -- Погибнешь, -- зашептали вокруг.
   -- Как может погубить погибший? -- отвечал Азазиил, и, распахнув крылья,
  глянул.
   И раздался вопль Азазиилов: умер Бог! умер Бог!
   Ангелы повернули лики к средине средин и узрели там зияющее чёрною ямою
  Ничто.
   -- Умер... Умер Ветхий Днями, -- пронеслось от сонмов к сонмам, от
  звезды к звезде, из земель в земли. А херувим Азазиил развёрстыми зеницами
  вбирал даль: ничего не менялось. Бог умер -- и ничего не менялось. Миги
  кружили вкруг мигов. Всё было, как было. Ни единый луч не дрогнул у звёзд.
  Ни одна орбита не разорвала своего эллипса.
   И слёзы задрожали в прекрасных очах Азазиила.
  
  
   II
  
   Томас Грэхем, шлёпая туфлями, подошёл к книжному шкафу. Потянув за его
  стеклянную дверцу, он ясно видел, как по скользкой поверхности дверцы
  поползло и скрылось хорошо знакомое старое бритое морщинистое лицо с чуть
  прищуренными глазами; за отползшим вбок отражением блестели цветными
  корешками -- книги. Мистер Грэхем повёл глазами по переплётам и не нашёл.
  Помнил ясно: зелёный, невысокий корешок, с золотой строкой, опрокинутой на
  свою начальную букву: θ.
   В рассеянности, потрогал пальцами шероховатые переплёты у двух-трёх
  книг: нужный корешок не зазеленел ниоткуда. Доктор Грэхем досадливо потёр
  ногтем большого пальца переносицу: где бы ему быть.
   Доктор Грэхем, престарелый и заслуженный профессор Лондонской Высшей
  Школы по кафедре "Истории религиозных предрассудков", был большим чудаком и
  любил, особенно в минуты недоумения и досады, старинную вышедшую из людских
  обиходов фразеологию, поэтому-то он, проведя ещё раз пальцами по корешкам,
  пробурчал:
   -- "Бог знает", куда она девалась.
   Но Бог не знал, куда девалась книга мистера Грэхема: даже этого. Он был
  мёртв.
  
  
   III
  
   Мистер Брудж, сидя перед фотометром в круглом малом павильоне Љ 3-а
  Гринвичской Обсерватории, спешил закончить скучное поверочное вычисление
  суммы звёздного света в созвездии Скорпиона. Подведя изумрудно-белую β
  к пересечению нитей внутри рефрактора, он левой рукой повернул закрепляющий
  винт, а правая быстро нажала стальную пуговку: и тотчас же зашуршал часовой
  механизм.
   Вокруг было тихо. Мистер Брудж притиснулся глазом к окуляру. Щ`лкнул
  зажим: в поле зрения зажглось электрическое пятнышко. Оставалось повернуть
  раз-другой микрометрический винт... -- как вдруг произошло нечто странное:
  звезда β потухла. Лампочка горела, а звезда потухла.
   Мистер Брудж не растерялся. "Часовой механизм", -- подумал он: но
  вертикально натянутая стальная нить мерно вращала колёсико, с прежним
  ритмическим шуршанием. Не веря стеклу, Брудж откинулся на спинку кресла и
  простым глазом посмотрел в чёрный сегмент ночного неба, наклонившегося над
  круглым раздвижным сводом павильона. "α на месте, γ на месте,
  Δ тоже, β -- нет", -- сказал вслух Брудж, и голос его как-то
  странно и мёртво прозвучал в пустом павильоне. Придвинул лампочку;
  всмотрелся в звёздную карту: "β". Странно, -- была и нет. Брудж, глянул
  на часы: отметил на полях карты -- "anno 2204.11.11. 9№11" Scorpio
  β/†/ -- obiit. Надвинул шляпу, потушил свет. Долго стоял в
  темноте, пробуя покончить с какой-то мыслью. Вышел, тихо прикрыв за собой
  дверь: ключ не сразу выдернулся из замка, так как руки мистера Эдуарда
  Бруджа чуть-чуть дрожали.
  
  
   IV
  
   Это произошло одновременно, миг в миг, с исчезновением звезды β.
   Виктор Ренье, прославленный поэт, работал у зелёного колпачка лампы над
  поэмой -- "Тропинки и орбиты": из-под пера выпрыгивали буквы. Рифмы звучали
  остро-созвонно. Мозг укачивало мерным ритмом. Черты длинного лица Ренье
  заострились и разожглись румянцем. Счастье поэтов -- припадочно. Это и
  был -- редкий, но сильный приступ счастья: и вдруг -- что за чёрт? -- мягкий
  толчок в мозг, -- и всё исчезло, от вещи до вещи, будто свеянное в пустоту.
  Правда, ничто не шевельнулось: всё было там, где было и так, как было. Но из
  всего -- пустота: будто кто-то, коротким рывком выдернул из букв звуки, из
  лучей свет, оставив у глаз одни мёртвые линейные обводы. Было всё, как и
  раньше, и _ничего_ уже не было.
   Поэт глянул на рукопись: буквы, из букв слова; из слов строки. Вот тут
  пропущено двоеточие: поправил. Но где же поэма? Огляделся вокруг: у локтя --
  раскрытые книги, рукописи, зелёная шляпка лампы; дальше -- прямоугольники
  окон: всё -- есть, где было, и вместе с тем: нет.
   Ренье зажал ладонями виски. Под пальцами дёргался пульс. Закрыл глаза и
  понял: поэзии нет. И не будет. Никогда.
  
  
   V
  
   Если бы в феврале 2204 года газетам сообщили о смерти Бога, то,
  вероятно, ни одна из них, даже тридцатидвухстраничное "Центро-Слово", не
  отвела бы и двух строк петита этому происшествию.
   Самое понятие "Бог" давно было отдумано, изжито и истреблено в мозгах.
  Комиссия по ликвидации богопочитаний не функционировала уже около столетия
  за ненадобностью. Правда, историки писали о кровавых религиозных войнах
  середины XX и начала XXI столетия, но всё это давно отошло и утишилось, -- и
  самая возможность существования и развития вер в богов была объявлена
  результатом действия болезнетворных токсинов, ослаблявших из века в век
  внутричерепную нервную ткань. Был открыт и уловлен стеклом микроскопа даже
  особый fideococcus -- вредитель, паразитирующий на жировом веществе нейрона,
  деятельностью которого и можно было объяснить "болезнь веры", древнюю mania
  religiosa, разрушавшую правильное соотношение между мозгом и миром. Правда,
  мнение это оспаривалось Нейбургской школой нейропсихологии, -- но массы
  приняли fideococcus'а.
   Заболевавших верою в Бога (таких было всё меньше и меньше) тотчас же
  изолировали и лечили особыми фосфористыми инъекциями -- непосредственно в
  мозг. Процент излечимых был доведён до 70-75, человеческий же остаток,
  сопротивлявшийся инъекционной игле, так называемых "безнадёжно надеющихся",
  селили на малом острове, прозванном -- неизвестно кем и почему -- "Островом
  Третьего Завета". Здесь, за сомкнувшейся высокой стеной для неизлечимо
  верующих, была построена даже "опытная церковь": дело в том, что некоторые
  авторитеты, опираясь на древнее медицинское правило "simila similibus
  curantur" [2], находили, что morbus religiosa [3] имеет тенденцию в самых её
  тяжёлых и, казалось бы, неизлечимых формах, самоизживаться и что опытная
  церковь и лабораторное богослужение могут лишь ускорить естественное
  разрешение процесса в ничто.
   Опытная церковь была просторной сводчатой комнатой, с верхним светом.
  Она была оклеена серыми обоями с чередующимися вдоль длинных полос, чёткими
  изображениями: крест -- полумесяц -- лотос; крест -- полумесяц -- лотос. У
  центра комнаты -- круглый камень. На камне -- курильница. Всё.
   В миг Азазиилова вопля, больные верой, расставленные шеренгами вокруг
  круглого камня, молились, под наблюдением врачей. Они стояли молча, даже
  губы их не шевелились. И только сизому ладанному дымку в кадильнице
  разрешено было двигаться: покружив серо-синими спиралями, дымок потянулся
  было прозрачной нитью вверх, точно пробуя доползти до неба, но, закачавшись,
  стал мутными налётами оседать вниз. И вдруг дальний-дальний еле внятный
  крик, оброненный небом, ударился о купол, скользнул вдоль стен и, точно
  разбившись о землю, смолк. Врачи не слышали крика: они лишь видели ужас,
  скомкавший лица и разорвавший шеренги внезапно сбившихся в кучу, стонущих и
  шепчущих больных. Затем всё вернулось in ante [4]. Но изумлению врачей не
  суждено было закончиться сразу: в течение недели больные -- один за
  другим -- выписывались, заявляя кратко: "Бог умер". Расспросы оставляли без
  ответа. Последним ушёл ветхий старец, бывший священником и как бы последним
  апостолом опытной церкви островка.
   -- Мы оба были стары, -- сказал он, опуская голову, -- но мог ли я
  думать, что _переживу его_.
   Остров Третьего Завета -- опустел.
  
  
   VI
  
   Мистер Грэхем отыскал нужную книгу. Оставалось навестить цитату,
  проживающую, кажется, на странице 376. Улыбаясь, мистер Грэхем согнул палец
  и легонько постучал в переплёт: можно? (он любил иной раз пошутить с
  вдовствующими мыслями мертвецов). Из-за картонной двери не отвечали. Тогда
  он приоткрыл переплёт и -- глазами на 376: это была та давно забытая строка
  старинного автора, начинавшаяся со слов "умер Бог". Внезапное волнение
  овладело мистером Грэхемом. Он захлопнул книгу, но эмоция не давала себя
  захлопнуть, ширясь с каждой секундой. Схваченный новым ощущением, мистер
  Грэхем с некоторым страхом вслушался в себя: казалось, острошрифтные буквы,
  впрыгнув ему в зрачки, роем злых ос ворошатся в нейронах. Пальцы к
  выключателю: лампы погасли. Грэхем сидел в темноте. В комнату уставились
  тысячью оконных провалов сорокаэтажные дома. Грэхем спрятал глаза под веки.
  Но пляска бурь продолжалась: "Бог умер -- умер Бог". Боясь шевельнуться, он
  судорожно сжал пальцы: ему казалось -- стоит коснуться стены и рука
  продавится в пустоту. И вдруг мистер Грэхем заметил: губы его,
  шевельнувшись, выговорили: Господи!
   В эту ночь первый чёрный луч из Ничто, сменившего Всё, прорвав крылатые
  круги, достиг земли.
   И затем началось что-то странное. Краткое сообщение Бруджа об утерянной
  β Скорпиона не переступило круга специалистов. Но факты, опрокидывающие
  цифру и формулу, стали множиться, что ни день: звёзды, то и дело, не
  загорались в заранее исчисленные секунды у пересечения нитей меридионала.
  Внезапно в созвездии Весов вспыхнул изумрудный пожар, осиявший отблесками
  полнеба. Звёзды сгорали и гибли одна за другой. Спешно измышлялись гипотезы
  для покрытия фактов. Древнее слово "чудо" затлело в толпах. Радио
  успокаивало, предсказывая близкий конец катаклизма. Электрические солнца,
  повисши на проводах от небоскрёба к небоскрёбу, заслоняли бело-жёлтыми
  лучами беззвёздящееся, пустеющее небо. Но понемногу и орбиты соседних планет
  стали разрываться и спутываться. Тщетно выпученные стекла телескопов
  обыскивали чёрную бездну, пробуя изловить хоть один звёздный блик. Вокруг
  земли зияла черным-чёрная тьма. Теперь нельзя было скрывать от масс:
  укрощённая числами, расчерченная линиями орбит бездна, расшвыряв звёзды,
  смыв орбиты, восстала, грозя смертью и земле. Люди прятались на холодеющей и
  одевшейся в вечные сумерки земле, за камни стен, под толщи потолков, ища
  глазами глаз, дыханием дыхания: но к двум всегда приходило и незваное
  третье: стоило отвести взгляд от взгляда -- и тотчас, -- у самых зрачков --
  слепые глазницы третьего; стоило оторвать губы от губ, -- и тотчас -- чёрным
  в алое -- ледяной рот третьего.
   Сначала умерла поэзия. А после и поэт Ренье -- омочив обыкновенное
  стальное перо в баночку с FSN, он проколол им кожу: этого было достаточно.
  За ним и другие. Но профессор Грэхем продолжал пользоваться пером для прямых
  его целей: он написал книгу -- "Рождение Бога". И странно, автора не
  заключили на Остров Третьего завета, как это сделали бы раньше, а книга к
  концу года шла сорок первым изданием. Впрочем, территории опустевшего
  островка и не хватило бы теперь для всех, захваченных эпидемией morbus
  religiosa. Островок точно раздвинул берега, расползся по всей земле, отдавая
  её царству безумия. Люди, запуганные катастрофами, затерянные среди пустот,
  прозиявших из душ и из пространств, трепещущим стадом сбились вокруг имени
  Бога: "это кара за века неверья" -- гудело в массах. И указывая на
  разваливающийся вокруг умершего Бога мир, пророки у перекрестков кричали:
  "Вот чудеса Господни!", "Покайтесь!", "Прославьте имя творца!". Под "имя"
  спешно подводились алтари. Над алтарями нависали своды. Храмы, один за
  другим, бросали в чёрное небо золото крестов и серебро лун.
   Происходило то, чему и должно было произойти: был Бог -- не было веры;
  умер Бог -- родилась вера. Оттого и родилась, что умер. Природа не "боится
  пустоты" (старые схоласты путали), но _пустота боится природы_: молитвы,
  переполненные именами богов, если их бросить в ничто, несравнимо меньше
  нарушат его нереальность. Пока предмет предметствует, номинативное уступает
  место субстанциональному, имя его молчит: но стоит предмету уйти из бытия,
  как тотчас же появляется, обивая все "пороги сознания", его вдова -- имя:
  оно опечалено, в крепе, и просит о пособии и воспомоществованиях. Бога не
  было -- оттого и сказали все, искренне веруя и благоговея: есть.
   Реставрировался древний культ: он принимал старые католические формы.
  Был избран первосвященник, именем Пий XVII. Несколько стёртых камней давно
  срытого Ватикана были перенесены с музейных постаментов снова на пеплы Рима:
  на них, обрастая мраморами, возникал Новый Ватикан.
   Настал день освящения новой твердыни Бога. День ли: сумерки теперь не
  покидали землю; чёрное беззвёздное небо раззиялось вкруг планеты, всё ещё
  ведомой слабнущими и гаснущими лучами солнца по одинокой последней орбите
  мира. На холмах, вокруг нового храма, собрались мириады глаз, ждавших мига,
  когда престарелый первосвященник поднимет триперстие над толпами, отпуская и
  их в смерть.
   Вот у мраморных ступенек закачалась старинная лектика; и старческое "in
  nomine Deo" [5] пронеслось над толпами. Дрожащая рука, благословляя,
  протянулась к чёрному небу. На хоругвях веяли кресты. Тонкие ладанные дымки
  струились в небо: но небо было мертво. Тысячи и тысячи губ, повторяя "имя",
  брошенное им urbi et orbi [6], звали Бога, тысячи и тысячи глаз, поднявшись
  кверху вслед за триперстием и дымками кадилен, искали там за мёртвым и
  чёрным беззвездием Бога.
   Тщетно: Он был мёртв.
  
   1922
  
   ___________________
   [1] Звезда β созвездия Скорпиона умерла (погасла) (лат.).
   [2] Подобное излечивается подобным (лат.).
   [3] Болезнь веры (лат.).
   [4] К прежнему (лат.).
   [5] Во имя Господа.
   [6] Граду и миру (лат.) -- формула из традиционного благословения
  римского папы, означающая, что благословение распространяется на "град"
  (Рим) и на весь мир.
  
  ___________________________________NOTICE___________________________________
   Публикуется по изданию: Кржижановский С.Д. Сказки для вундеркиндов:
  повести, рассказы.-- М.: Советский писатель, 1991.-- Стр.200-207.
   Рассказ "Бог умер" был включён автором в неопубликованный сборник
  "Сказки для вундеркиндов".
   {{было предсказано одним осмеянным философом}} -- имеется в виду Ф.Ницше
  (1844-1900).
  
  _________________________________COPYRIGHT__________________________________
   (c) Кржижановский Сигизмунд Доминикович, текст, 1922
   (c) Перельмутер Вадим Гершевич, подготовка текста, 1991
   (c) Перельмутер Вадим Гершевич, примечания, 1991
   (c) "Советский писатель", публикация, 1991
   (f) Novice, OCR, 2006/07/19
Оценка: 6.63*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru