Эткинд Ефим Григорьевич
Ален Рене Лесаж (1668-1747)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Ален Рене Лесаж

(1668--1747)

Людовик XIV и Жиль I

   Двумя выдающимися событиями ознаменовался во Франции 1715 год: умер король Людовик XIV и родился слуга Жиль Блас.
   Вместе с Людовиком XIV ушла в прошлое огромная эпоха -- король этот царствовал более полустолетия. Перс Узбек, один из персонажей знаменитого романа Монтескье "Персидские письма", вышедшего в 1721 году, писал своему корреспонденту: "Царствование покойного короля было так продолжительно, что под конец все забыли его начало". Но начало было забыто не только из-за продолжительности царствования. Людовик XIV начал с укрепления национального государства, и тогда он пользовался поддержкой широких кругов нации. Кончил он разорительными войнами, из которых последняя -- война за испанское наследство -- чуть было не привела его к потере короны. "Король-солнце" -- так он сам любил себя называть и так наперебой именовали его льстецы -- стал тираном. Ни с кем не считаясь, он возвел в закон свое "благоусмотрение". Тот же Узбек писал своему другу Иббену в Смирну в 1713 году: "Король Франции стар... Я изучил его характер и обнаружил в нем противоречия, которые никак не могу объяснить: есть у него, например, министр, которому всего восемнадцать лет, и возлюбленная, которой восемьдесят... Хотя он бежит городского шума и мало с кем общается, он тем не менее с утра до вечера занят тем, чтобы дать повод поговорить о себе; он любит трофеи и победы, однако так же боится поставить хорошего генерала во главе своих войск, как боялся бы его во главе неприятельской армии... Он любит награждать тех, кто ему служит, но одинаково щедро оплачивает как усердие, или, вернее, безделье придворных, так и трудные походы полководцев..."
   А герцог де Сен-Симон в своих "Мемуарах" оценил Людовика Великого как "надменного монарха", который "держал в оковах всю Европу, который наложил цепи на своих подданных всякого звания... который гнал свободу, да так, что даже отнял ее у совести людей", вследствие чего "королевство доведено до непоправимых бедствий и очутилось на краю полной гибели".
   Ничего нет удивительного в том, что тело усопшего короля постарались как можно скорее и как можно незаметнее предать земле, опасаясь народных волнений.
   И в тот же год родился Жиль Блас. В этом рассудительном и бесцеремонном юноше сосредоточились черты характера французского народа, которые долго и безуспешно стремился задушить покойный король: и неистребимая галльская веселость, и смелость, и живая инициатива, и самостоятельность суждений, и презрение к власть имущим.
   Смертью Людовика кончился XVII век. Появление Жиль Бласа знаменовало начало новой исторической эры -- того стремительного и грозного XVIII столетия, которое прославили великие бунтари Вольтер, Дидро, Руссо, Бомарше, которое завершилось очистительной бурей революции. Дело, начатое Жиль Бласом, продолжил его прямой потомок -- Фигаро. Создал Жиль Бласа парижский мещанин Ален Рене Лесаж, человек своего времени, достойный предшественник творцов "Энциклопедии", первый том которой вышел через три года после смерти Лесажа.

Лесаж, парижский мещанин

   "Он работал, чтобы жить. Такова жизнь Лесажа, изложенная в четырех словах".
   Эта простая и точная оценка биографии Лесажа принадлежит другому великому французу, писателю новейшего времени -- Анатолю Франсу. Не только верно, но и в высшей степени важно, что Лесаж был писателем-профессионалом, жившим лишь на литературный заработок. Никакие вельможи не платили ему пенсий, никаких должностей он ие занимал. "Я отказался от постов, на которых другие бы разбогатели,-- говорил он сыну,-- но там я не умножил бы моего состояния; я был слишком честным человеком". И еще он говорил, уже в глубокой старости, тому же сыну-священнику: "Милости сильных мира сего можно добыть себе только искательством, учтивостями, интригами, которые именуют необходимыми шагами и которые в действительности являются низостями".
   Так и прожил он долгую восьмидесятилетнюю жизнь -- в гордой, независимой и тяжкой нищете. Он не гнушался никакой литературной поденщиной: переводил испанские романы, десятками писал пьесы для ярмарочных балаганов, издавал сборники анекдотов... И никогда не шел на уступки тем, кого презирал и кто готов был щедро оплачивать его золотое перо, брызжущее истинно галльским весельем и истинно плебейским задором. Откупиться от него пытались и финансисты и аристократы. Но Лесаж был неподкупен. Недаром он с надменным вызовом подписывался: "Лесаж, парижский мещанин". Как-то раз писатель должен был читать свою комедию "Тюркаре" в салоне герцогини Бульонской. Он задержался и пришел с опозданием. "Из-за вас мы потеряли час", -- с неудовольствием заметила герцогиня. "Что ж, сударыня,-- отвечал Лесаж,-- в таком случае я дам вам возможность выиграть целых два часа". И, взяв свою рукопись, ушел. Уже на лестнице его пытались остановить, вернуть. Все было безуспешно. Современник Лесажа Колле, записавший этот факт в своем дневнике, так комментировал его: "Если бы писатели меньше унижались, то и покровители их были бы менее наглы. Каблуком давят только пресмыкающихся".
   Лесаж не позволял оскорблять себя. В самом деле, чем еще владел в ту эпоху парижский мещанин, кроме чувства собственного достоинства? Дворяне обладали привилегиями, откупщики -- деньгами. Мещанина не защищали даже законы. Презрение к хозяевам жизни, к паразитам из дворянского сословия проходит через всю жизнь и все творчество Лесажа. Могущественный покровитель, министр Оливарес, пожаловал его герою Жиль Бласу грамоту на дворянское звание. А когда Жиль Блас хочет жениться, слуга его Сипион вполне цинично ему говорит: "...если во что бы то ни стало надо быть дворянином, чтобы жениться на Доротее, так разве вы не дворянин? У вас есть дворянский патент, и этого достаточно для вашего потомства. После того как время подернет эту грамоту непроницаемой вуалью, прикрывающей происхождение всех благородных семейств, через четыре-пять поколений род Сантильяны будет одним из знатнейших" (кн. XII, гл. XIII).
   Но за что Жиль Бласу было даровано дворянство? За подвиги? В основном -- за услуги, оказанные королю, которому ловкий секретарь доставил знакомство с хорошенькой потаскушкой. Получив эту грамоту, Жиль Блас и сам признавался читателю: "В похвалу себе смею сказать, что она не внушала мне никакой гордости. Всегда памятуя о своем низком происхождении, я видел в этой новой почести скорее унижение, нежели повод для чванства" (кн. XII, гл. VI). Лесаж был первым французским писателем нового времени, сознававшим себя плотью от плоти народа, чьи интересы, вкусы, нравственные принципы, как он понимал, несовместимы с интересами, вкусами и принципами двора и дворянства. Несовместимы с ними и даже противоположны им.

Старшие братья Фигаро

   Сын провинциального нотариуса, Лесаж, двадцатидвухлетним юношей в 1690 году приехал из родной Бретани в Париж. Здесь он изучал право, стал адвокатом и спустя четыре года женился на девушке, которая, как и он, была из мещан и не обладала никаким состоянием. Он пытался было поступить на службу, но вскоре с отвращением отказался от этого плана и занялся литературным трудом. Некоторое время он зарабатывал на жизнь переводами и, наконец, уже в возрасте сорока лет, выступил с двумя произведениями, которые доставили ему шумную литературную известность. То были пьеса "Криспен -- соперник своего господина" и роман "Хромой бес". Обе вещи появились в 1707 году.
   Криспен -- слуга, задумавший стать откупщиком. Он решает воспользоваться подвернувшимся ему удобным случаем: узнав, что богатый буржуа Оронт хочет выдать дочь свою за некоего Дамиса, которого будущий тесть не видел в глаза, Криспен разыгрывает роль Дамиса. При этом он оказывается соперником собственного хозяина, Валера, который влюблен в дочь Оронта. Плутня Криспена раскрывается лишь случайно, но и тут ему удается выпутаться из беды. Криспен ловок, хитер, энергичен, и он добьется своего -- не мытьем, так катаньем, не обманом, так угодливостью и грубой лестью.
   Лесаж вывел в этой пьесе слугу, который не только не устраивает дел своего господина (как это бывало прежде во французской комедии), но, напротив, за счет своего господина устраивается сам. Симпатизирует ли ему Лесаж? Едва ли. Впрочем, у Криспена нет ничего -- ни привилегий, ни богатства. У него есть только хитрость, энергия, бесшабашность, и он достаточно аморален, чтобы бороться против не менее аморальных буржуа.
   Эта история впоследствии войдет в роман "Жиль Блас" в качестве одной из вставных новелл. Мошенник дон Рафаэль, подобно Криспену, обманывает сеньора Херонимо де Мойадас (кн. V, гл. I), выдавая себя сначала за жениха его дочери Флорентины, а потом, когда обман разоблачен, за влюбленного в нее итальянского принца. Видимо, этот сюжет очень интересовал Лесажа. И надо сказать, что во втором варианте он заострил характеристику героя: Рафаэль остроумнее и талантливее Криспена, но в то же время он и наглее, и циничнее, и безнравственнее его.
   Однако славу автору принес не "Криспен", а "Хромой бес". Лесаж начал переводить роман испанского писателя Луиса Белеса де Гевара, но ограничился началом и дальше стал сочинять сам. Лесажа подкупала ситуация, задуманная Геварой.
   Студент дон Клеофас, застигнутый ночью у прелестной дамы, вынужден спасаться бегством от нескольких головорезов, преследующих его, чтобы убить или заставить жениться. Он влезает в чердачное окно и оказывается в лаборатории астролога. Оглядевшись, он слышит жалобный голос: кто-то умоляет студента даровать ему свободу. Оказывается, это черт, по имени Асмодей, которого астролог запечатал в колбе. Асмодей -- бес весьма социальный: он устраивает забавные браки, он изобрел роскошь, танцы, моду, карусель и химию. Дон Клеофас, недолго думая, разбивает банку и выпускает черта на свободу. Асмодей уносит студента на башню Сан-Сальвадор и силой своего дьявольского могущества мановением руки снимает все крыши мадридских домов,-- тогда студент видит внутренность домов, как средь бела дня. "Подобно этому бывает видна вся внутренность пирога, если снять с него корку".
   Дальше Гевара строил свое повествование как обычный роман приключений. Лесаж с блеском использовал сюжет: весь его, Лесажа, роман -- это описание тех сцен, которые открываются студенту под крышами Мадрида. Перед читателем проходит бесконечная вереница жителей города -- и уж, конечно, не Мадрида, где Лесаж отродясь не бывал, но Парижа. Молодящиеся старики, стареющие красотки, поэты, лекари, скряги, влюбленные, вельможи, судьи, ученые, коллекционеры, распутники, лицемерно скорбящие наследники... Короткие характеристики, которые всем им дает бес Асмодей, ядовиты, остроумны, злободневны. Лесаж не только развлекает читателя бытовыми картинками, он обличает общественное зло, он показывает изнанку жизни, застигнутой врасплох. Читатель видит общество глазами злого, циничного и беспощадного к людям беса. Современники узнавали немало своих знакомцев; эта злободневность отчасти определила невиданный успех книги. За год было выпущено два издания; люди врывались в типографию и уносили еще не сброшюрованные экземпляры. "Журналь де Верден" в декабре 1707 года сообщил о том, что в лавке Барбен из-за последнего экземпляра "Хромого беса" разыгралась драка между двумя знатными сеньерами, которая кончилась дуэлью на шпагах. Рассказывали, что Буало застал своего лакея за чтением "Хромого беса" и немедленно вытолкал его вон. По этому поводу Анатоль Франс в статье о Лесаже замечает: "Бедняга Буало ни одной ночи не хотел провести под той же крышей, что и "Хромой бес". Когда новая книга не нравится старым критикам -- это отличный признак. Если книгу одобряют, считайте, что в ней нет ничего нового; напротив, если она их бесит, будьте уверены в ее оригинальности и в том, что ее стоит прочесть".
   Вскоре после этого Лесаж принес в театр "Комеди Франсез" одноактную пьесу "Новогодний подарок". Но "римляне" (так называли в то время труппу этого театра за пристрастие к классической традиции) отказались от слишком маленькой вещи. Тогда Лесаж развернул ее в пяти-актную комедию -- "Тюркаре". Но театр отказался еще решительнее,-- теперь он испугался сатирической остроты пьесы, направленной против откупщиков. В борьбе с Лесажем сплотились все финансисты и банкиры Парижа: они решили не допустить на сцену пьесу, которая раскрыла бы зрителю их махинации. Лесаж стал завоевывать сторонников, читая комедию в салонах высшего света. Но заговор банкиров был силой куда более мощной, чем поддержка отдельных вельмож.
   "Тюркаре" был случайно спасен наследником престола: гневаясь на откупщиков, он приказал театру ставить комедию. Лесаж отверг предложенную ему взятку в сто тысяч франков, и 14 февраля 1709 года "Тюркаре" был показан зрителям.
   "Тюркаре" -- одно из высших достижений французской драматургии. Недаром эту комедию обычно сопоставляют с мольеровским "Тартюфом". Лесаж превзошел себя: ни до того, ни после он не был так жесток в своей сатире, так беспощаден, так хлесток. Откупщик Тюркаре представлен злым хищником, тупым корыстолюбцем и грабителем. Но Лесаж, явив этот тип всему народу, показал не только его опасную и бесчеловечную натуру, но и его ничтожество: Тюркаре глуп, его ничего не стоит обмануть. И конечно, будущее отнюдь не за ним, а уж скорее за наглым слугой Фронтеном -- младшим братом Криспена и старшим братом Жиль Бласа. "Ничего, Фронтен,-- говорит он сам себе,-- после забот и хлопот придет наконец и твое времечко. Заживешь богато, отдохнешь, мозгами больше вертеть не придется; одна останется забота -- замаливать старые грехи". И когда Тюркаре уже в руках правосудия, когда действие, казалось бы, закончено, Фронтен произносит многозначительные слова: "Итак, царство Тюркаре кончилось, начинается мое!" Фронтен -- лакей. И нельзя в связи с ним не вспомнить о замечательных словах Монтескье, сказанных в одном из "Персидских писем": "Сословие лакеев уважается во Франции больше, чем где бы то ни было: это -- питомник вельмож; оно заполняет пустоту в других сословиях. Принадлежащие к лакейскому сословию люди занимают места вельмож-неудачников, разорившихся чиновников, дворян, убитых на кровопролитной войне" (письмо XCVIII).
   Вот этому сословию лакеев и посвящено самое замечательное произведение Лесажа -- роман "Жиль Блас", первые два тома которого увидели свет в 1715 году; девять лет спустя, в 1724 году, вышел третий том, а еще через одиннадцать лет -- последний, четвертый. Таким образом, "Жиль Блас" писался Лесажем более двадцати лет. Это произведение -- дело жизни писателя, обобщение всех наблюдений, всего опыта, всех размышлений его над обществом и человеческой природой.

Франция под маской Испании

   "Жиль Блас" -- произведение огромного масштаба, подлинная энциклопедия французской жизни начала XVIII века. Французской жизни? Но ведь действие романа разыгрывается в Испании! Современникам было ясно, что испанская оболочка не что иное, как удобная маска, которой пользуется писатель-сатирик для своих целей, для борьбы против социальных пороков. Лесаж проводит своего героя через все сословия и слои общества: от разбойников до королевского двора. Если еще можно было писать о французских разбойниках, то уж о первом министре Франции, а тем более о короле, ничего нельзя было сказать прямо. Русский романист В. Т. Нарежный, опубликовавший в 1814 году роман "Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова", по этому поводу заметил в своем предисловии: "Я вывел напоказ русским людям русского же человека, считая, что гораздо сходнее принимать участие в делах земляка, нежели иноземца. Почему Лесаж не мог того сделать, всякий догадается. За несколько десятков лет и у нас нельзя бы отважиться описывать беспристрастно русские нравы". Разумеется, подобный маскарад был бы невозможен для настоящего писателя-реалиста, которому далеко не безразлична национальность героя: ведь от национальной принадлежности зависят и психологический склад, и характер человека, и нравы. В XVIII веке реализма в современном понимании этого слова еще не было. Вольтер выводил в своих философских романах и вавилонян, и немцев, и англичан, и даже жителей Сатурна; все они были людьми вообще, то есть для Вольтера -- французами.
   Монтескье рисовал персов, они тоже от французов мало чем отличались. И, разумеется, лесажевские испанцы разве что носят испанские камзолы, живут в условном Овьедо или Мадриде и едят "олью подриду" да рагу из кота. В остальном, по психологии своей и по нравам, они -- французы. Сент-Бёв писал в 1850 году в статье о Лесаже:
   "Несмотря на испанский костюм и все заимствования, которые удалось обнаружить в романе, "Жиль Блас" -- одна из самых французских книг, какие только есть у нас... У Лесажа совершенно французская кисть, и если французская литература обладает книгой, которую следует перечитывать после всякого неприятельского вторжения, после смут, потрясающих нравственность, политику и вкус, перечитывать, чтобы вернуть себе душевное равновесие, успокоить ум и освежить чувство языка, эта книга -- "Жиль Блас".
   Много лет обсуждался и вопрос о том, в какой степени автор "Жиль Бласа" был самостоятелен. Критики, в особенности испанцы, обнаружили в романе немало сюжетов, эпизодов, отрывков, заимствованных у испанских авторов. Кое-кто даже обвинял Лесажа в плагиате. Возник некий "жильбласовский вопрос", шли бурные споры. Можно с уверенностью сказать, что споры эти исчерпаны. Да, кое-что Лесаж прямо перенес в свой роман из произведений других авторов. Но он делал это, творчески переосмысливая заимствованное, придерживаясь правила, которое некогда сформулировал учитель его, Мольер: "Я беру свое добро там, где нахожу его". Лесаж, например, взял девять эпизодов из испанского романа "Маркоc де Обрегон" Висенте Эспинеля; к ним относятся такие, как приключения Жиль Бласа в подземелье разбойников (кн. I, гл. X) и в меблированных комнатах (кн. I, гл. XVI), история Диего и Мерхелины (кн. II, гл. VII) и др. Но эти эпизоды так органично вплетены в план "Жиль Бласа", так решительно переосмыслены и преобразованы, что нельзя не вспомнить замечательных слов Генриха Гейне, сказанных по поводу такого рода неосновательных обвинений в плагиате: "Поэт имеет право черпать отовсюду, где он находит материалы для своих произведений, и даже присваивать себе целые колонны с изваянными капителями, если прекрасен тот храм, который они будут поддерживать".
   Герой лесажевского романа -- сын бедного стремянного -- проходит поучительную жизненную школу. Он пускается в путь доверчивым юношей, и трудности, встречающиеся ему на пути, воспитывают его характер. Сначала он похож на Пьеро из ярмарочной пьески Лесажа -- до того, как Пандора открыла свой ящик и выпустила в мир пороки оч благодушен и не видит зла. Первый же встречный на постоялом дворе одурманивает его лестью и обирает его. Затем он становится слугой меняет множество хозяев и постепенно накопляет опыт, набирается жизненной мудрости. Перед ним дефилируют люди разных состояний и звании: хозяева и слуги, дворяне и мещане, священники и поэты актрисы и юные прожигатели жизни. Их поступки или их рассказы -- вот "университеты" Жиль Бласа. Чему же он в конечном счете научился? Главный жизненный вывод Жиль Бласа не слишком лестен для общества. Заключается он в том, что наиболее вредна и даже губительна для маленького человека -- правда. Здесь надо отметить в первую очередь два эпизода, жизненно важных для нашего героя.
   Жиль Блас в услужении у дона Гонсале, дряхлого сластолюбивого старика, влюбленного в коварную донью Эуфрасию. Последняя неверна своему престарелому любовнику, и Жиль Блас считает своим долгом осведомить о том обманутого сеньора. И что же? Жиль Блас ожидает благодарности, а вместо этого хозяин увольняет его, говоря - "Мне это очень грустно, мой милый Жиль Блас, и уверяю тебя, что я согласился лишь с большим сожалением; но я не могу поступить иначе - снизойди к моей слабости" (кн. IV, гл. VII).
   Жиль Блас -- секретарь архиепископа гренадского. Его высокопреосвященство требует от своего любимца правды, только правды: пусть Жиль Блас, едва он заметит, что проповеди стали слабее прежних, тотчас скажет о том их автору,-- архиепископ хочет сойти со сцены в ореоле славы. А когда после апоплексического удара его проповеди в самом деле становятся бессвязны и нелепы и Жиль Блас, исполняя приказание, говорит прелату правду, последний, рассвирепев, выталкивает из кабинета незадачливого критика. "Я вовсе не нахожу дурным то, что вы высказали мне свое мнение,-- говорит гренадский архиепископ,-- но самое ваше мнение нахожу дурным... Отныне я буду осмотрительнее в выборе наперсников: мне нужны для советов более способные люди, чем вы" (кн. VII, гл. IV).
   Не будем умножать число примеров, подобных эпизодов в романе немало, и все они учат героя смотреть на жизнь трезво, не идеализируя ее. Пройдя такую школу, Жиль Блас умудряется сделать большую карьеру, стать любимым секретарем и наперсником герцога Лермы, всесильного правителя Испании. Заканчивается история развращения Жиль Бласа. При дворе он становится жадным, скупым, бессердечным. "Прежде чем попасть ко двору, я был от природы сострадателен и милосерден, но там человеческие слабости испаряются, и я стал черствее камня" (кн. VIII, гл. X). Как и вое придворные, Жиль Блас спекулирует должностями, злоупотребляет своим положением, присваивает себе все, что удается украсть. И от окончательной моральной гибели его спасает лишь немилость -- враги добиваются его ареста и заключения в крепость. Только теперь добрая и благородная натура берет верх над подлыми чертами стяжателя, лицемера, скряги, воспитанными в Жиль Бласе обществом и двором. Жиль Блас решает уединиться в своем маленьком поместье и высечь над домом двустишие:
   
   Тихий приют я обрел. Прощайте, мечты и удачи!
   Мной вы потешились всласть: тешьтесь другими теперь.
   (Перевод Е. Эткинда)
   
   На этом и должен был кончиться роман. Но издатель потребовал продолжения, и тогда Лесаж выпустил в свет четвертый том -- еще три книги. В них повествуется, как бывший секретарь герцога Лермы стал любимцем графа-герцога Оливареса, нового вершителя судеб Испании, разумного и твердого правителя, о падении графа-герцога и втором браке Жиль Бласа, счастливо завершающем историю его жизни.
   Маркс заметил однажды, что "Жиль Блас в самых разнообразных своих приключениях остается всегда слугой и рассматривает все с точки зрения слуги" [К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. VIII, стр. 298. 176].
   В самом деле, лесажевский реализм еще не знает психологического развития героя. Автор не прослеживает изменений, которые происходят в душевном мире его героя,-- он только их время от времени констатирует. Конечно, в четвертой книге Жиль Блас иной, чем он был в первой,-- в какой-то момент читателю начинает казаться, что героя подменили. И все-таки Маркс прав: слугой Жиль Блас был, слугой и остался. Ему чужда всякая поэзия, во всех его мыслях и действиях преобладает либо холодный расчет, либо просто природная добропорядочность. Впрочем, последняя нередко заглушена рассудительным плутовством. Произведение Лесажа принадлежит к лучшим образцам так называемого "плутовского романа", родина которого Испания. В лучших образцах этого жанра -- и в "Гусмане из Альфараче", и в "Маркосе до Обрегон", и в "Жиль Бласе", мы видим ту же центральную идею: оставаясь честным, герой обречен на поражение в битве жизни. Только лукавство, изворотливость -- одним словом, плутовство в малом и большом обеспечивают ему продвижение и успех.
   Главная ценность "плутовских романов", в том числе и "Жиль Бласа", романов, подготовивших почву для развития великого европейского реализма XIX века -- в широчайшем изображении общества, самых разнообразных его слоев. В "Жиль Бласе" мы видим жизнь дворян и духовенства, мещан и литераторов, актеров и врачей, придворных вельмож и слуг. Нет нужды сейчас останавливаться на том, как изображен писателем каждый из этих общественных слоев. Скажем только, что Лесаж, как ни один французский писатель до него, умел показать социально-типические черты каждого сословия, каждой профессии. Нарицательными стали имена доктора Санградо и гренадского архиепископа, поэта Нуньеса и мошенника Рафаэля, актрисы Лауры и слуги Сипиона. Известно, что некоторые из них имели живых прототипов. Так, доктор Санградо, несомненно, списан с реального доктора, по имени Экке, автора трактата "О достоинствах воды" и "Физическое и механическое воздействие на больных кровопускания и пития". Однако образ Санградо силен своей широкой обобщенностью, и благодаря ей имя лесажевского лекаря стало нарицательным для обозначения невежественного, самовлюбленного врача, заботящегося отнюдь не о пациентах, но о наживе.

Ярмарочный театр

   По темпераменту и свойствам таланта Лесаж был драматургом. Но привлекала его не чопорная, классическая "Комеди Франсез" -- театр дворян, его тянуло к простонародью.
   На двух рынках Парижа -- Сен-Жерменском и Сен-Лоранском -- устраивались ежегодные ярмарки. Перед многочисленными зрителями выступали канатные плясуны, эквилибристы, фокусники, дрессировщики, бродячие комедианты. Постепенно на базарных площадях возникли настоящие театры. Но с этими театрами боролись официальные труппы -- не по душе им была конкуренция.
   В 1707 году ярмарочным театрам запретили пользоваться диалогом. Тогда появились пьесы-монологи: один из актеров произносил свой монолог, в то время как другой уходил за сцену.
   Вскоре ярмарочным театрам запретили пользоваться речью, их обязывали ограничиться пантомимой. Тогда появились "пьесы в надписях": актеры развертывали перед зрителем свитки с написанной ролью и играли без слов. Иногда они не говорили, но зато пели.
   Вскоре последовало запрещение петь. Тогда актеры стали развертывать перед зрителями свитки с текстом песни, а пели зрители. Запрещения сыпались одно за другим. Даже декорации, даже танцы время от времени запрещались. Одна из песенок, которую сочинил Лесаж в 1721 году, кончалась таким куплетом:
   
   Прошу к актерам снисхожденья.
   Они, несчастные, сейчас
   Принуждены играть для вас
   Совсем без танцев и без пенья.
   Без декораций (хуже нет!) --
   И в том не малая досада:
   Ведь у соседей все как надо,--
   И пенье, и балет...
   (Перевод Вс. Рождественского)
   
   В этих условиях развивался и рос народный ярмарочный театр.
   Одним из самых постоянных и самых плодовитых авторов его был Ален Рене Лесаж. С подмостков Сен-Жерменского и Сен-Лоранского рынков он говорил со зрителем, которого ценил и любил куда больше, чем чванных маркизов, развалившихся в золоченых креслах на авансцене "Комеди Франсез". Первая пьеса Лесажа была сыграна здесь в 1712 году, последняя -- в 1738-м. Двадцать пять лет писал он для ярмарочного театра и создал за это время более сотни пьес -- чаще один, иногда в сотрудничестве с другими авторами.
   Лесаж был неистощим в выдумках, его не сковывали никакие традиционные жанры. Среди его пьес и короткие сатирические комедии, и водевили, и то, что мы теперь назвали бы скетчами. В ярмарочном театре Лесажа -- корни современной эстрады, нашего театра миниатюр, наших цирковых пантомим. Сам Лесаж издал эти свои пьесы в девяти томах (1721--1737), и все они представляют большой интерес. Это настоящее народное зрелище.
   В 1948 году издательство "Искусство" выпустило книгу Т. А. Карской "Французский ярмарочный театр", где можно прочитать несколько комедий Лесажа: "Арлекин -- король людоедов", "Ящик Пандоры", "Черная голова".
   Вот, например, "Ящик Пандоры" -- пьеса, представленная на Сен-Лоранской ярмарке в 1721 году.
   Крестьянин Пьеро женится на Оливетте. Все рады этому браку. Тетка Оливетты, Коронис, великодушно отдает племянницу жениху Пьеро, хотя он по душе и ей самой. Богатый старик Силен, хотевший сам жениться на Оливетте, думает только о счастье девушки и готов уступить ее будущему мужу все свое состояние, лишь бы Оливетта была счастлива. Хлоя, кузина Оливетты, признается, что сама всегда любила Пьеро, по она проявляет высшее благородство и жертвует собой.
   Не правда ли, трогательная идиллия? Но... так на свете не бывает. Богиня Пандора из любопытства открывает ящичек, подаренный ей Юпитером, из него вылетают чудовища: всевозможные человеческие пороки. И тотчас все становится на место -- отношения людей приобретают естественный характер. Появляются притворство, ревность, кокетство, ярость, корыстолюбие, тщеславие, досада, непостоянство, ложь, месть, зависть... Силен клянется, что сживет со света Пьеро. Коронис кокетничает с Силеном, сама Оливетта предпочитает старика Силена за его богатство, а Пьеро покидает невесту ради Хлои. В заключение еще появляется богатый крестьянин Коридон, захватывающий власть над всеми крестьянами: он объявляет себя дворянином и берет Оливетту в жены.
   И здесь тоже Лесаж возвращается к излюбленной своей мысли -- о враждебности дворянства народу, из которого оно, это дворянство, вышло. Такой социальной остротой отличается большинство народных пьес автора "Жиль Бласа".

Под камнем сим...

   Создавая десятки ярмарочных комедий, Лесаж продолжал неутомимо работать над прозой. Уже в преклонных годах он выпускает одну за другой несколько книг. В 1732 году -- "Приключение Флибустьера Бошена" и сразу же после этого два переводных романа с испанского, в 1735 году -- "День Парок", затем, в 1736 году,-- роман "Саламанкский бакалавр" (своеобразный вариант "Жиль Бласа"), в 1740 году -- "Найденный чемодан", в 1743-м -- сборник "Забавная смесь"... Обо всех этих книгах можно было бы рассказать немало. Все они отличаются удивительным лесажевским своеобразием, остроумием, сатиричностью. Везде он остается по-настоящему народным весельчаком и блестящим рассказчиком. Сколько он знал и сколько выдумывал анекдотов! Как весело и непримиримо издевался над общественным злом, над людскими пороками, над ненавистным ему и обреченным на гибель дворянством!
   Лесаж балагурил, но жить ему было все труднее. С годами росла нужда. Все больше одолевали его физические недуги. Этот веселый, жизнерадостный, бесконечно изобретательный человек был почти глухим с сорокалетнего возраста. Слуховая трубка, с которой он не расставался, мало ему помогала. Правда, и глухоту свою он использовал для ядовитых шуток. Хорошо знавший престарелого писателя аббат Вуазеном рассказывал в своих воспоминаниях:
   "-- Вот мой благодетель,-- говаривал он мне, извлекая слуховую трубку из кармана.-- Прихожу в дом, вижу новые лица, надеюсь встретить остроумных людей. Вынимаю трубку, слушаю. Вижу -- вокруг меня одни дураки. Тогда прячу трубку в карман и говорю ей: "Ты не смеешь мне докучать".
   А младший современник Лесажа, великий просветитель-энциклопедист Дени Дидро в статье "Письмо о немых и глухих" писал:
   "Его почти полная глухота нисколько не мешала ему в течение многих лет следить за представлением своих пьес: для него почти ничего не пропадало, и он даже утверждал, что лучше всего мог судить об игре и о качестве спектакля именно с тех пор, как не слышал актеров".
   Лесажа приглашали в аристократические и литературные салоны - он ведь славился как талантливый и веселый собеседник. Мечтала его заполучить к себе маркиза де Ламбер, собиравшая известнейших остроумцев Парижа. Он решительно отказывался. "Нет,-- говорил он,-- там на самую лучшую комедию и самый изобретательный роман смотрят как на произведение слабое, не заслуживающее никакой похвалы; зато любая вещица серьезного жанра, будь то ода, или эклога, или сонет, рассматривается как величайшее достижение человеческого разума". Изящной болтовне маркиз и герцогинь о поэзии он предпочитал пеструю рыночную толпу, арлекинов и пьеро своих ярмарочных представлений. Или же он часами сидел в любимом своем кафе на улице Сен-Жак; тогда вокруг него сразу собирался тесный круг посетителей, и Лесаж начинал рассказывать. А толпа росла, люди забирались на стулья, на столы, стараясь не проронить ни одного слова, и все кафе тряслось и дребезжало от дружных раскатов хохота.
   Французскую Академию, штаб официальной литературы, в который входили "сорок бессмертных", он презирал. Ему ли было рваться к академическому креслу, когда его духовного отца, Мольера, Академия и близко не подпускала к себе?
   Так и прожил он всю жизнь, не имея ни титулов, ни должностей. Никаких званий. Кроме одного, которым он гордился: "Лесаж, парижский мещанин". Лесаж умер 17 ноября 1747 года. Анатоль Франс писал: "Он умер после трудовой жизни, чистой, как душа его, прекрасной и простой, как его гений, и суровой, как нужда, с которой он вел нескончаемую борьбу, да так никогда не смог совладать".
   На могильной плите друзья и почитатели высекли скромную надпись:
   
   Под камнем сим покоится Лесаж,
   Его навеки приняла могила.
   К нему Фортуна не благоволила,
   Но доблести он был надежный страж.
   (Перевод Е. Эткинда)
   
   Прямой литературный потомок героев Лесажа -- Криспена, Фронтена, Сипиона, Жиль Бласа - их собрат по общественному положению, слуга Фигаро; он уже не только полон сдержанного протеста против привилегий дворянства, но вступает с ним в открытую борьбу. "Женитьба Фигаро", по слову Наполеона, -- это революция в действии. Подготовке этой революции немало способствовал автор "Тюркаре" и "Жиль Бласа", один из самых истинно народных писателей.

Е. Эткинд

----------------------------------------------------------

   Источник текста: "Писатели Франции." Сост. Е. Эткинд, Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г.
   OCR Biografia.Ru
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru