Лихачева Елена Осиповна
Европейские реформаторы: Гусс, Лютер, Цвингли, Кальвин. Е. Лихачевой, с четырьмя портретами. Спб. 1872 года

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Европейскіе реформаторы: Гуссъ, Лютеръ, Цвингли, Кальвинъ. Е. Лихачевой, съ четырьмя портретами. Спб. 1872 года. Цѣна 1 р. 25 к.
   Въ 1868 году Германія увѣковѣчила эпоху реформаціоннаго движенія великолѣпнымъ памятникомъ въ Вормсѣ. Блескъ и аристократическая отдѣлка частностей, типическія лица главнѣйшихъ дѣятелей реформаціи, и между ними мощная фигура Лютера, окруженнаго предшественниками и сподвижниками, всецѣло овладѣваютъ вниманіемъ зрителя и поражаютъ мысль обширностью художественнаго замысла. Но не въ этомъ заключается особенность этого замѣчательнаго созданія искуства. На вормскомъ памятникѣ вы въ первый разъ находите, правда, гдѣ-то вдали, на почтительной дистанціи отъ блестящей плеяды героевъ этой эпохи, скромное мѣстечко для народа. Въ глубинѣ между ними и по бокамъ возвышаются три женскія статуи, изображающія города Шпейеръ, Аугсбургъ и Магдебургъ -- главнѣйшіе центры реформаціи, и въ этихъ скромныхъ изваяніяхъ, отодвинутыхъ на задній планъ рутиной искуства, заключается, однако, больше смысла и исторической правды, чѣмъ во всѣхъ изображеніяхъ одинокихъ личностей, горделиво возвышающихся надъ толпой, съ которой у нихъ, повидимому, ничего нѣтъ общаго. Народъ, вынесшій на своихъ плечахъ всю тяжесть грандіознаго зданія реформаціи, создавшій славу Гусса, Лютера и Цвингли, отстоявшій чистоту своей идеи отъ всѣхъ враговъ, за исключеніемъ развѣ друзей -- этотъ народъ не можетъ быть забытъ, и если гдѣ-либо въ исторіи онъ оставилъ слѣды активнаго участія въ движеніи прогресса, такъ это именно въ реформаціи. Ея починъ и лучшая, культурно-историческая часть ея содержанія всецѣло принадлежатъ ему. Онъ былъ тѣмъ солнцемъ, лучи котораго соединились въ фокусахъ случайныхъ личностей и которое теперь такъ безцеремонно олицетворяетъ собою образъ Лютера. По важно и то, что его не забыли и въ этомъ отношеніи: рѣзецъ художника обнаружилъ болѣе свѣтлое пониманіе исторіи, чѣмъ просвѣщенное перо г-жи Лихачевой. Ничего не можетъ быть наивнѣе и умилительнѣе той простоты, съ которой она относится къ реформаціи и ея причинамъ. Собрались-де однажды въ глухую историческую пору трое или четверо бравыхъ молодцовъ, безпокойныхъ духомъ и строптивыхъ нравомъ, собрались, да и порѣшили сорвать на католицизмѣ и римскомъ папѣ внутренній пылъ своей души. Молодцы ударили по рукамъ, и сыръ-боръ религіозной революціи загорѣлся, и разлилось его спасительное пламя по всему міру и до сихъ поръ еще грѣетъ оно насъ и наше поколѣніе, какъ увѣряетъ г. К. Арсеньевъ въ своемъ предисловіи къ этой книгѣ. О sancta simplicitas! Какъ пріятно и легко ложится на умъ нѣжное бремя этой дѣтскибезмятежной критики! Впрочемъ, въ личныхъ интересахъ критика это бремя не только пріятно, но и полезно, ибо съ неутомительной работой мысли для него соединяется почти безпредѣльная ея плодовитость. Руководясь взглядомъ г-жи Лихачевой на исторію, можно въ короткое время запрудить литературу своими произведеніями и стяжать соотвѣтственную мзду. Кажется, нѣтъ въ исторіи событія, которое было-бы такъ всесторонне обслѣдовано и изучено, какъ реформація, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что мы всѣ очень хорошо знаемъ, что такое реформація. По г-жа Лихачева говоритъ вамъ: "нѣтъ, вы не знаете реформаціи, ибо вамъ неизвѣстно, что Лютеръ имѣлъ шестерыхъ дѣтей и пилъ хорошее вино за обѣдомъ, который превосходно стряпала его жена, Екатерина Пора; что Гуссу не хватало денегъ на сапоги и приходилось ѣздить въ изломанной таратайкѣ и пр." Понятно, что этотъ назидательный историческій матеріалъ можно разработывать до безконечности во всѣхъ направленіяхъ, въ длину, ширину и глубину, лишь-бы читатели не уставали мѣнять и расширять свои взгляды, соотвѣтственно пылкимъ результатамъ историческихъ раскопокъ.
   Но если воззрѣнія г-жи Лихачевой на историческихъ дѣятелей могутъ иногда позабавить читателя смѣшными анекдотами и потѣшными разсказами въ духѣ капитана Копѣйкина, то здѣсь намъ не до смѣха. Давно коверкаютъ и ломаютъ нашу исторію на всѣ лады, подводя ее то подъ доктрину детерминизма, то личнаго произвола отдѣльныхъ избранниковъ человѣчества, то, наконецъ, простой случайности. Однако, исторія сохранила все-таки, намъ одно изъ величайшихъ своихъ событій, смыслъ котораго еще до сихъ поръ не могли затемнить наши историки, хотя, подобно г-жѣ Лихачевой, они не разъ подступали къ нему съ аршиномъ своихъ узенькихъ соображепыщъ. Событіе это -- реформація, въ которомъ лучшимъ и благороднѣйшимъ дѣятелемъ былъ народъ. Г-жа Лихачева вздумала вогнать это событіе въ легкую картинку изъ семейной жизни, характера и нравовъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ личностей, и она безобразно погрѣшила не только противъ основного историческаго принципа, но и противъ существенной, фактической стороны изображенной ею эпохи.
   Въ реформаціи можно отличить два рѣзко очерченныхъ и противоположныхъ періода: блестящее начало борьбы за свободу совѣсти при исключительномъ участіи народной иниціативы и позорное окончаніе этой борьбы, обращенной на ограниченіе нравъ человѣческаго разума и возстановленіе, по крайней мѣрѣ, въ принципѣ мертвящаго деспотизма средневѣковой схоластики, преобразованной лишь согласно личнымъ свойствамъ и характеру реформаторовъ. Лютеръ, Цвингли и Кальвинъ были совершенно на своемъ мѣстѣ, когда они были простыми уполномоченными народа и скромными выразителями его духа и стремленій. Напрасно думаютъ, что народу необходимо было получить толчокъ извнѣ со стороны Лютера или увлекательнаго краснорѣчія Кальвина. Напротивъ, самъ Лютеръ былъ, такъ сказать, вытолкнутъ изъ среды народа и отъ него принялъ безмолвныя, но вполнѣ опредѣленныя и непреклонныя инструкціи, которымъ онъ долженъ былъ повиноваться роковымъ образомъ. У народа были другіе, болѣе могучіе и непреодолимые толчки: событія предшествовавшей жизни, которыя, накопляясь вѣками, нестерпимою тяжестью начали давить на народное сознаніе. И чѣмъ больше народъ терпѣлъ, тѣмъ вѣрнѣе былъ залогъ его освобожденія, тѣмъ сильнѣе рвался онъ впередъ къ зарѣ новыхъ дней. Авторитетъ католическаго духовенства, съ которымъ началъ онъ свою борьбу, былъ въ это время страшнымъ символомъ безправія не только въ дѣлахъ вѣры, но и государства. Связать свободу совѣсти въ религіозномъ отношеніи, значитъ, связать ее во всѣхъ другихъ отношеніяхъ: строгой границы провести нельзя и тѣмъ менѣе была она возможна въ темномъ сознаніи народа. Народъ лишь чувствовалъ на себѣ желѣзную руку католицизма, какъ олицетвореніе страшной силы, опутавшей его со всѣхъ сторонъ и уничтожившей послѣдніе слѣды его свободы. Онъ пошелъ на проломъ, безъ опредѣленнаго плана и строго спеціализированной цѣли, или, лучше сказать, имѣлъ въ виду только одну главную цѣль. Но явились его друзья и дѣло реформаціи погибло. Пока они держались на высотѣ народныхъ стремленій и совершенно устраняли мелкія движенія своего темперамента, реформація шла по пути плодотворнѣйшихъ успѣховъ. Борьба началась съ авторитета католической церкви, и это былъ лучшій моментъ даже въ жизни самихъ реформаторовъ. Замѣчательно, что почти всѣ они выступили первоначально, какъ отрицатели средневѣковыхъ доктринъ, и только въ этой роли, сливаясь вполнѣ съ народнымъ духомъ, оставались вѣрными основнымъ мотивамъ и задачамъ реформаціоннаго движенія. Но когда, наконецъ, обнаружились индивидуальныя свойства ихъ натуры, когда ихъ личность вступила въ свои права и стала обособляться, тогда и получились изъ нихъ тѣ Лютеры, Кальвины и Гуссы, которымъ г-жа Лихачева посвятила свою книгу.

"Дѣло", No 7, 1872

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru