Майков Валериан Николаевич
Об источниках и употреблении статистических сведений. Сочинение Д. П. Журавского. Киев. 1846

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Вал. Н. Майковъ.

КРИТИЧЕСКІЕ ОПЫТЫ
(1845--1847).

Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографа И. А. Лебедева, Невскій проспектъ, д. No 8.
1889.

   

Объ источникахъ и употребленіи статистическихъ свѣдѣній. Сочиненіе Д. П. Журавскаго. Кіевъ. 1846.

   Нѣтъ ничего пріятнѣе для рецензента русскихъ книгъ, какъ встрѣтить ученое сочиненіе, рѣзко выражающее собою личность автора и періодъ его развитія. Рѣдко, очень рѣдко попадается въ русской ученой литературѣ книга или брошюра, изъ которой можно было бы увѣриться въ существованіи у насъ людей, постоянно счастливыхъ или страждущихъ отъ прогрессивнаго уразумѣнія избранной ими науки, или даже и такихъ, у которыхъ это уразумѣніе развивается объ руку съ другими стихіями жизни. Горячая любовь къ наукѣ и прогрессивность въ понятіяхъ объ ея сущности и обработкѣ -- явленія исключительныя въ русскомъ мірѣ, еще слишкомъ чуждомъ живого общенія съ нею! Не пришло еще то время, когда наука перестанетъ быть у насъ выучкой, когда сознается и почувствуется большинствомъ, что понятіе о возможности проглотить въ теченіе установленнаго курса всю мудрость, подобающую такому-то и такому-то члену общества,-- первый признакъ невѣжества и безжизненности. Вотъ почему, при изученіи хода нашей ученой литературы, мы не можемъ не дорожить даже и заблужденіями, выражающими собою страсть къ наукѣ и подвижность въ идеяхъ о томъ, чѣмъ она должна быть. Съ этой точки зрѣнія сочиненіе "Объ источникахъ и употребленіи статистическихъ свѣдѣній" достойно полнаго вниманія.
   Въ наше время, при установившихся понятіяхъ о важности фактическаго изученія, какъ необходимаго основанія для вывода общихъ истинъ, нѣтъ ничего легче, какъ впасть въ ложныя понятія о добросовѣстности изысканія фактовъ. Эта добросовѣстность очень легко можетъ перейдти въ манію весьма опасную и сокрушительную, основанную на такомъ силлогизмѣ: если всякая общая идея, всякій законъ науки долженъ быть утвержденъ на всей совокупности фактовъ, въ которыхъ онъ выражается, то только тотъ и имѣетъ право выводить общіе законы явленій, кто извѣдалъ эти явленія всѣ, сколько ихъ есть и было. Такое разсужденіе неминуемо ведетъ за собою разочарованіе въ обиліи и годности существующихъ матеріаловъ науки, убиваетъ всякую охоту къ возведенію фактовъ въ общіе законы и разрѣшается, наконецъ, или скорбнымъ воплемъ обманутой надежды, или утопическимъ требованіемъ отъ всего міра непомѣрной дѣятельности для восполненія убивающаго ихъ недостатка.
   Сочиненіе г. Журавскаго состоитъ изъ трехъ статей: двѣ первыя заключаютъ въ себѣ подробное развитіе той мысли, что до сихъ поръ слишкомъ мало собрано на свѣтѣ достовѣрныхъ фактовъ, могущихъ служить основаніемъ статистики, а въ третьей излагаются условія, при которыхъ, по мнѣнію автора, можно было бы пособить его злу горю. Все это написано г. Журавскимъ съ большимъ знаніемъ дѣла, то-есть, источниковъ, которыми онъ такъ недоволенъ, и обогащено многими свѣтлыми идеями, развитыми мимоходомъ въ видѣ примѣровъ и подтвержденій.
   Чтеніе двухъ первыхъ статей произвело на насъ странное впечатлѣніе, точно такое, какъ еслибы кто-нибудь сталъ очень живо, умно и занимательно доказывать, напримѣръ, что человѣческія способности ограничены, что полное блаженство не возможно на землѣ и тому подобныя вещи. Очень пріятно читать все приводимое г. Журавскимъ въ доказательство того" какъ бѣдны до сихъ поръ собранные матеріалы статистики; право, пріятно: бѣда только въ томъ, что въ основной его мысли никто никогда не сомнѣвался. Всякому понятно, что статистическіе факты далеко не всѣ у насъ на лицо и никогда но могутъ быть собраны въ такой идеальной полнотѣ, какую въ состояніи создать воображеніе ученаго подъ вліяніемъ азартной фактоманіи. Извѣстно и то, что не одна статистика, а всѣ безъ исключенія опытныя пауки находятся въ такомъ же положеніи: нѣтъ ни одной отрасли опытныхъ знаній, которая могла бы похвалиться передъ другими наличностью и половины подчиненныхъ ей фактовъ. Но это обстоятельство не приводитъ въ отчаяніе никого изъ людей, занимающихся съ успѣхомъ опытными науками, и науки эти, какъ извѣстно, съ каждымъ днемъ подвигаются впередъ, безпрерывно обогащаясь несомнѣнными истинами.
   Впрочемъ, знаете ли? Написавъ эти два слова "несомнѣнныя истины", мы сами чувствуемъ легкій припадокъ скептицизма. Перо пишетъ "несомнѣнныя", а скептицизмъ шепчетъ въ уши: почему же "несомнѣнныя" Мало ли было на свѣтѣ такихъ вещей, въ которыхъ цѣлые вѣка не сомнѣвались, за которыя потомъ все человѣчество ополчалось на ненавистныхъ скептиковъ съ тѣмъ, чтобы на тлѣющихъ угляхъ ихъ костровъ признать разумность ихъ безпокойныхъ сомнѣній? Кто поручится намъ, что вопли фактомановъ, такъ громко и такъ часто раздающіеся въ ваше время, не предвѣщаютъ намъ новаго періода въ понятіяхъ о несомнѣнности человѣческихъ знаній? Вѣдь была же эпоха умозрѣній -- и прошла; была эпоха, гордившаяся искусствомъ сліянія идей и фактовъ,-- и та прошла: мы сами посмѣиваемся надъ ея претензіей. Очень вѣроятно, что мы родились на свѣтъ въ несчастную эпоху перехода отъ логики, созданной Бэкономъ, къ такой, которая, конечно, еще не создана, но можетъ возникнуть изъ критики идеализма восемнадцатаго вѣка и доктринерства перваго тридцатилѣтія девятнадцатаго. Даже мало сказать: вѣроятно; скажемъ лучше: очевидно, если только очевидно то, что умозрѣніе, не выведенное изъ достаточнаго количества фактовъ, все равно, что -- мыльный пузырь, когда дѣло идетъ объ изученіи дѣйствительности, а фактовъ, въ которыхъ можно познавать законы жизни, слишкомъ мало въ наличности, да и никогда не можетъ быть довольно... Вотъ сколько горестныхъ недоумѣній омрачаетъ голову современнаго человѣка при мысли о непогрѣшительномъ способѣ познаній! Вопросъ битый и перебитый, а все-таки не рѣшенный на чистоту. Благо тому, для кого онъ трынь-трава; но не легко человѣку, который также близко принимаетъ его къ сердцу, какъ первый сочувствуетъ... кое-чему совсѣмъ въ другомъ родѣ!..
   Но точно ли справедливо, что невозможность собрать и изучить всѣ безъ исключенія факты, относящіеся къ той или другой опытной наукѣ, служитъ неодолимымъ препятствіемъ ея годности и прочности? Тысячу разъ нѣтъ! Кто представляетъ себѣ задачу опытной пауки въ такомъ видѣ, тотъ забываетъ, что одинъ фактъ въ глазахъ человѣка логическаго и наблюдательнаго представляетъ собою тысячи другихъ фактовъ, которые обусловливаютъ его и сами имъ обусловливаются. Въ этомъ отношеніи дѣятельность ученаго сходится съ дѣятельностью художника: нѣсколько хорошо выбранныхъ фактовъ избавляютъ ученаго отъ труда узнавать и изслѣдовать остальные, а художника -- отъ египетской работы изображать всѣ безъ исключенія черты избраннаго предмета. Само собою разумѣется, что и то, и другое требуетъ таланта, такъ что жаловаться на невозможность собрать всѣ данныя какой-нибудь опытной науки значитъ жаловаться на свою бездарность.
   Считаемъ неприличнымъ распространяться болѣе объ этомъ вопросѣ. Нельзя не спросить, однакожь, одного: какимъ образомъ люди логическіе, хотя бы, напримѣръ, самъ г. Журавскій, могутъ забывать такія наивныя истины, какъ та, которую мы вынуждены были здѣсь напечатать? Мы увѣрены, что это происходитъ отъ совершеннаго равнодушія современныхъ ученыхъ къ логикѣ, то-есть, къ теоріи человѣческаго познанія. Равнодушіе это основано на томъ, что въ курсъ нашего обученія входитъ она въ своемъ средневѣковомъ видѣ и по тому самому отбрасывается каждымъ здравомыслящимъ человѣкомъ, какъ хламъ, рѣшительно никуда негодный. И давно уже вошло въ обычай обходиться безъ логической системы. Со временъ Бэкона и Декарта логика, какъ наука, какъ полный сводъ законовъ человѣческаго познанія, стерлась съ лица земли: остались отъ нея одни отдѣльные вопросы, вопросы важные и развивавшіеся исторически, но до сихъ поръ не сличенные, не приведенные къ основной аксіомѣ и по тому самому въ высшей степени не уясненные. Привычка переносить такое неустройство и довольствоваться отдѣльно рѣшеннымъ вопросомъ вмѣсто цѣлой науки, отъ которой онъ отложился, очень легко приводитъ насъ къ односторонности и близорукости взглядовъ, совпадающей съ маніей. Мы твердо убѣждены, напримѣръ, что таковъ казусъ г. Журавскаго: онъ просто потерялся въ томъ законѣ, что размышленію должно предшествовать фактическое знаніе, и забылъ на время всѣ остальныя логическія истины.
   Впрочемъ, въ отношеніи къ статистикѣ фактоманія принимаетъ одинъ очень важный оттѣнокъ: очень часто является она въ видѣ пристрастія къ выраженію понятій математическими величинами. Г. Журавскій вполнѣ убѣжденъ, что статистическія данныя необходимо должны быть приводимы въ цифру. Вотъ его теорія: "Отъ недостатка числа и мѣры знанія, которыя обходятся безъ нихъ, далеко не такъ полны, связны и ясны, какъ знанія перваго порядка, въ которыхъ понятіе о внутреннихъ свойствахъ предметовъ соединяется съ понятіемъ о количественномъ ихъ содержаніи. Но изъ этого не слѣдуетъ заключать, что число и мѣра не совмѣстны съ предметами, къ которымъ они не примѣнялись доселѣ, и не могутъ быть къ нимъ приложены. Напротивъ, каждая мысль наша, заключающая въ себѣ познаніе какого-либо предмета, какъ бы она ни казалась отвлеченною и безплотною, образуется, созрѣваетъ и живетъ во времени и въ пространствѣ, то-есть, въ головѣ человѣка, но не извнѣ. Поэтому она должна имѣть, относительно къ другимъ идеямъ, объемъ, ширину, глубину и силу, то-есть, степень напряженія. и все это подлежитъ исчисленію и измѣренію, если не прямому, то косвенному, чрезъ другія, болѣе осязательныя произведенія этой мысли. Однимъ словомъ, по нашему мнѣнію всѣ вообще отрасли знанія безъ исключенія могутъ и должны имѣть свою числительную сторону, свойственную существу каждой. Однимъ предметамъ свойственно прямое приложеніе математическихъ операцій, которыми опредѣляются или величины, или законы дѣйствія силъ и т. п.; къ другимъ предметамъ эти операціи не могутъ быть приложены непосредственно, но требуютъ основанія; и этимъ основаніемъ долженъ служить разрядный счетъ предметовъ, фактовъ, явленій и идей по ихъ родамъ и видамъ. Прямое приложеніе чистой математики къ положительнымъ наукамъ составляетъ собственно прикладную математику, которой область можетъ быть безконечно обширнѣе нынѣшней. Косвенное приложеніе математики, основанное на категорической нумераціи всѣхъ предметовъ знанія, со всѣми ея численными комбинаціями, должно составлять предметъ особой, весьма обширной пауки -- статистики. Слѣдовательно, статистика, въ обширнѣйшемъ смыслѣ, можетъ быть опредѣлена наукою категорическаго вычисленія. Ей подлежатъ всѣ тѣла, существа, силы, явленія, факты, мысли и т. п.; которые могутъ быть раздѣлены и подраздѣлены на однородныя и одновидныя части и сосчитаны по каждому роду и виду отдѣльно" (стр. 172--173).
   Идея эта совсѣмъ не новая; многіе ученые требовали приведе. нія всѣхъ безъ исключенія истинъ въ цифры. И въ наше время часто встрѣчается эта претензія. Но, по нашему мнѣнію, она еще вреднѣе и неразумнѣе простой фактоманіи. Вопервыхъ, чтобы довести законы всѣхъ наукъ до математическаго выраженія, уже совершенно необходима наличность всѣхъ фактовъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ. Тутъ ужь нѣтъ никакихъ средствъ выбирать изъ тысячи явленій одно и замѣнять даромъ наблюдательности монотонный трудъ строго послѣдовательнаго обобщенія. Если бы вамъ вздумалось опредѣлить математическою формулой вліяніе климата на размноженіе человѣческаго рода, спрашивается: могли ли бы вы убѣдить насъ выводомъ изъ сравненія цифръ народонаселенія даже во всѣхъ обитаемыхъ климатахъ за настоящее время? Нѣтъ, мы не имѣли бы никакого ручательства въ томъ, что настоящее время исчерпываетъ всѣ случаи, измѣняющіе вашу формулу, и вамъ необходимо пришлось бы подкрѣплять ее новымъ доказательствомъ, основаннымъ на какой-нибудь аксіомѣ. А главное, развѣ цифры значатъ что-нибудь сами по себѣ, даже и тогда, когда ими выражается какое-нибудь отношеніе предметовъ? Положимъ, будто статистика, о которой мечтаетъ г. Журавскій, дошла до того, что опредѣлила между прочимъ въ томъ или другомъ народѣ отношеніе теоретическаго ума къ практическому формулой, по которой первый относится къ второму, какъ два къ тремъ. Пояснятъ ли намъ что-нибудь эти цифры? Ровно ничего. Чтобы понять ихъ смыслъ, мы должны перевести ихъ съ математическаго языка на языкъ живыхъ понятій и фактовъ. А въ такомъ случаѣ зачѣмъ же было бы и биться надъ пріискиваніемъ формулы? Ясно, что она можетъ разыграть роль риторической фигуры, не болѣе.
   Перейдемъ теперь къ понятіямъ автора о статистикѣ Россіи. Вся вторая глава его сочиненія посвящена доказательствамъ противъ достовѣрности собранныхъ и собираемыхъ у насъ статистическихъ матеріаловъ. По прочтеніи ея нельзя не убѣдиться, что главный источникъ зла заключается въ томъ, что первые собиратели статистическихъ свѣдѣній о Россіи исполняютъ свою обязанность безъ всякаго сознанія и безъ малѣйшей охоты. Вотъ его заключеніе: "При такомъ состояніи источниковъ статистическихъ свѣдѣній въ Россіи, возможно ли частному лицу изучить основательно, не говоримъ-свое отечество, по какой-либо отдѣльный вопросъ, относящійся къ его пользамъ, къ его потребностямъ? Безъ сомнѣнія, нѣтъ! У насъ совершенно неизвѣстны статистическія изысканія въ родѣ тѣхъ, которыми занимаются ученые другихъ государствъ... Частныя статистическія сочиненія паши, въ чрезвычайно ограниченномъ числѣ, суть большею частію мертвые, неплодотворные сборники и своды множества погрѣшностей и невѣрностей всякаго рода, заключающихся, вопервыхъ, въ источникахъ, изъ которыхъ взяты первоначальныя свѣдѣнія, и вовторыхъ. въ разумѣніи и воображеніи составителей" (стр. 160).
   Не можемъ оставить безъ вниманія такіе приговоры. Противъ недостовѣрности первоначальныхъ статистическихъ матеріаловъ "" Россіи нечего и говорить. Странно было бы и ожидать, чтобы волостной писарь понималъ пользу статистики и служилъ ей съ усердіемъ г. Журавскаго Слѣдовательно, не теряя словъ на доказательство вреда, проистекающаго изъ такого порядка вещей, слѣдуетъ подумать о томъ, какъ бы это дѣло могло быть иначе устроено. Хотите ли знать, что придумалъ по этому предмету нашъ авторъ? Вотъ вамъ главныя черты его проекта:
   "Мы думаемъ", говоритъ онъ,-- "что систематическое, полное собраніе статистическихъ матеріаловъ есть дѣло, далеко превышающее силы и средства не только частныхъ лицъ, но и цѣлыхъ ученыхъ обществъ, которыхъ труды по этой части всегда будутъ односторонніе, неполны и безъ авторитета по весьма простой причинѣ, что имъ не могутъ быть доступны всѣ безъ исключенія источники статистическихъ свѣдѣній: напротивъ, весьма немногіе имъ открыты; и притомъ частный трудъ хотя бы и ученаго общества никакимъ образомъ не можетъ имѣть того постоянства, систематическаго производства и въ особенности обширнаго размѣра, какихъ требуетъ статистика, какъ наука, и такого государства, какъ Россія. Слѣдовательно, одно только правительство, котораго дѣйствіе распространяется на все, что можетъ имѣть вліяніе на человѣка въ общественномъ состояніи, имѣетъ средства устроить систематическое, безпрерывное собраніе полныхъ статистическихъ свѣдѣній; а устроить это дѣло, кажется, не трудно, напримѣръ, хотя слѣдующимъ образомъ" (стр. 184):
   Не трудно? Разумѣется, не трудно! Стоитъ только: 1) "изъ каждаго оконченнаго дѣла, поступающаго въ архивъ на храненіе, по включеніи его въ существующія нынѣ описи дѣлать тотчасъ статистическія извлеченія его сущности по данной формѣ" (стр. 185); 2) "такимъ же образомъ составлять постоянныя статистическія таблицы по всѣмъ вообще вѣдомствамъ и присутственнымъ мѣстамъ, коммиссіямъ, комитетамъ и т. п. постояннымъ и временнымъ, штатнымъ или не штатнымъ" (стр. 186); 3) дѣлать извлеченія изъ счетныхъ книгъ сельскихъ конторъ помѣщиковъ, конторъ купеческихъ, фабричныхъ, заводскихъ, банкирскихъ, маклерскихъ, нотаріальныхъ, справочныхъ, разныхъ частныхъ обществъ, предпріятій и компаній и т. п., "изъ періодическихъ публикацій и мимолетныхъ извѣстій, относящихся къ дѣйствительной жизни народа", "изъ сенатскихъ объявленій, свода запрещеній и разрѣшеній на имѣнія, адресъ-календарей, мѣсяцеслововъ, объявленій о казенныхъ и частныхъ надобностяхъ, о пріѣзжающихъ и выѣзжающихъ по городамъ и черезъ границу, изъ биржевыхъ прейскурантовъ, театральныхъ афишъ и т. п." (стр. 187--188); 4) основать центральное учрежденіе, "въ которомъ сосредоточивались бы отвсюду всѣ статистическіе матеріалы, обсуживались, повѣрялись, распредѣлялись по категоріямъ и принимали общеупотребительную форму" (стр. 188); 5) "дѣлать одновременныя наблюденія: надъ движеніемъ температуры, высотою барометра, направленіемъ и силою вѣтровъ, упругостью паровъ, количествомъ выпадающаго дождя и снѣга, электрическими, магнитными и другими явленіями, надъ вліяніемъ климата на почвы, воды, прозябеніе, органическую жизнь" и т. п." (стр. 192), на географическое, геодезическое, топографическое, хозяйственное, гражданское, геологическое измѣреніе земли (стр. 193), и проч.
   Предоставляя самимъ читателямъ оцѣнить практическое достоинство такого предначертанія, замѣтимъ съ своей стороны одно: неужели г. Журавскій полагаетъ, что придуманная имъ машинація устранитъ главное зло нынѣ принятой системы собиранія матеріаловъ для статистики Россіи, то-есть, равнодушіе и неспособность первыхъ дѣятелей? О, пристрастіе! Какихъ не создаетъ оно проектовъ!
   А что сказать о той идеѣ, будто бы при настоящемъ положеніи дѣлъ русскому человѣку нѣтъ никакихъ средствъ не только изучить основательно свое отечество, но и какой-либо отдѣльный вопросъ, относящійся къ его пользамъ? (стр. 160). Кажется, и тутъ нашъ авторъ увлекся не въ мѣру. Конечно, "земля наша велика и обильна"; нѣтъ спора, что изучить ее вдоль и поперекъ, съ цѣлью рѣшать вопросы, относящіеся къ ея пользамъ,-- очень трудно. Но трудность не одно съ невозможностью, и мы съ своей стороны очень далеки отъ скептическаго отчаянія г. Журавскаго. Припоминая многія исторически-извѣстныя рѣшенія административныхъ вопросовъ, рѣшенія, состоявшіяся въ такія времена, когда ни въ одномъ изъ европейскихъ государствъ не было еще обращено на статистику почти никакого вниманія, нельзя уже не подозрѣвать, что, кромѣ статистическихъ цифръ, существуютъ какія-нибудь очень прочныя основанія для соціальныхъ соображеній теоретическихъ и практическихъ. И чѣмъ больше думаешь объ этомъ предметѣ, тѣмъ больше убѣждаешься, что важность статистики для рѣшенія общественныхъ вопросовъ ужь черезъ-чуръ преувеличена энтузіастами. Всѣ благія мѣры администраціи могутъ быть одного рода (какъ бы ни раздѣляли и ни подраздѣляли ихъ составители нѣмецкихъ учебниковъ): всѣ онѣ клонятся къ положительному удовлетворенію потребностей народа. Всѣ такъ-называемыя отрицательныя мѣры, то-есть, дѣйствія администраціи, направленныя противъ золъ и болѣзней общества, а не къ простому развитію добрыхъ и здоровыхъ сторонъ его, суть заблужденія, уничтоженныя современною наукой. Отъ понятія о разумномъ основаніи такой дѣятельности остались одни слова. Такъ, напримѣръ, безпрестанно слышимъ мы выраженія: "мѣры противъ бѣдности", "мѣры противъ безнравственности" и т. п. Но что разумѣемъ мы подъ такими словами? "Мѣры противъ бѣдности" опредѣляются современными мыслителями какъ мѣры къ правильному устройству труда и справедливому распредѣленію богатства, "мѣры противъ безнравственности" -- какъ мѣры къ водворенію надлежащей пропорціи между потребностями лицъ, живущихъ въ обществѣ, и способами ихъ удовлетворенія. И вся дѣятельность общественной власти, по понятію новѣйшей науки, заключается въ содѣйствіи къ развитію въ членахъ общества природныхъ потребностей и способностей и въ доставленіи имъ труда, сообразнаго съ тѣмъ и съ другимъ элементомъ ихъ натуры. Послѣ этого нѣтъ нужды доказывать, что и тѣ административныя мѣры, которыхъ цѣль заключается въ ослабленіи въ народѣ нѣкоторыхъ будто бы до излишества развитыхъ сторонъ жизни, считаются въ наше время неудобоисполнимыми. Понятно, что ослаблять, напримѣръ, экономическое развитіе страны въ пользу умственнаго или какого другого -- все равно, что лѣчить человѣка отъ глухоты, развивая въ немъ слабость зрѣнія, и т. п.
   Однимъ словомъ, административная наука достигла въ наше время той простоты и строгости положеній, при которой уже не можетъ быть вопросовъ, подобныхъ, напримѣръ, слѣдующимъ: Полезно ли единовременное или постоянное вспоможеніе бѣднымъ? Полезно ли изустное и письменное увѣщаніе въ безнравственности. Нужно ли, чтобы всякій человѣкъ былъ богатъ? Прилично ли умственное образованіе всѣмъ классамъ народа? Не убиваетъ ли экономическое благосостояніе чистоты нравственныхъ принциповъ? и т. п. Еще недалеко за нами время, когда вопросами этого тона наполнялись соціальныя сочиненія всѣхъ европейскихъ ученыхъ. Но въ наше время серьезно обдумывать и рѣшать такія задачи предоставляется людямъ, совершенно незнакомымъ со строгими пріемами новѣйшей науки. Спрашиваемъ однакожь: что же приводило людей, не лишенныхъ здраваго смысла, къ тому странному сомнѣнію, которое выражается въ вопросахъ, подобныхъ здѣсь при веденнымъ? Не что иное, какъ статистическія цифры. Не возможно себѣ представить, чтобы человѣкъ вполнѣ проницательный могъ когда бы то ни было, даже и въ эпоху всеобщаго увлеченія, предпочесть статистическое доказательство какому-нибудь другому или удовольствоваться имъ. Если такой человѣкъ разсудилъ, напримѣръ, что бѣдность лишаетъ насъ средствъ къ нормальному развитію, то напрасно стали бы вы стараться поколебать его убѣжденія доводами въ родѣ тѣхъ, что, по такому-то достовѣрному исчисленію, на число преступниковъ, уличенныхъ въ извѣстный періодъ времени, пришлось семь-восьмыхъ или девять-десятыхъ лицъ изъ богатаго класса. Напротивъ того, людей, несильно одаренныхъ способностью проникать въ отдаленныя причины явленій, такое доказательство ослѣпитъ совершенно; въ безсиліи своемъ они крѣпко ухватятся за него, какъ за самое удобное рѣшеніе вопроса, и разнесутъ его во всѣ углы и закоулки. Посмотрите на такого человѣка, когда удастся ему вооружиться порядочнымъ запасомъ статистическихъ цифръ, выручающихъ какую-нибудь отчаянную теорію; послушайте его рѣчи: какъ ему легко и ловко съ своими доводами! какъ онъ радъ, что они не умнѣе!
   Но совершенно несправедливо было бы причислять г. Журавскаго къ числу ученыхъ такого рода. Вникая въ его сочиненіе, вы убѣдитесь, что всѣ его заблужденія происходятъ отъ временнаго увлеченія и отъ не установившихся понятій о наукѣ. Въ книгѣ его такъ много залоговъ предстоящаго развитія, такъ много противорѣчій, знаменующихъ близость перехода отъ одного періода къ другому, что произносить окончательный приговоръ надъ его талантомъ было бы слишкомъ преждевременно. Вотъ примѣръ: Приступая къ изложенію своей теоріи статистики, онъ не могъ рѣшиться изложить ее безъ предварительной оговорки и не отозваться съ насмѣшкой о составителяхъ досужихъ теорій. Никакъ не хотѣлось ему подпасть подъ категорію этихъ господъ, и онъ рѣшился хоть чѣмъ-нибудь да отличиться отъ нихъ. И вотъ какой онъ придумалъ приступъ: "Обыкновенно тѣ, кто имѣютъ (тотъ, кто имѣетъ) притязанія установить новую теорію науки, начинаютъ съ того, что подвергаютъ критическому разбору всѣ предшествовавшія имъ теоріи и о каждой заключаютъ, что она потому-то и потому-то никуда не годится, а настоящая теорія, теорія непогрѣшительная, должна быть вотъ какая,-- и излагаютъ ее по своему разумѣнію или, скорѣе, по разумѣнію тѣхъ же писателей, которыхъ сначала разгромили, только съ перестановкою отдѣловъ, раздѣловъ, подраздѣленій ихъ теорій, въ порядкѣ по мнѣнію нововводителей, болѣе логическомъ. Но выйдетъ и у нихъ все то же, что было прежде, только вывороченное на изнанку; дѣло нисколько отъ новой теоріи не подвинулось; а между тѣмъ являются новые теоретики, которые опять утверждаютъ, что и послѣдняя система -- вздоръ, и предлагаютъ въ замѣнъ свою новую: "ученье ихъ для насъ пропало, и наше также пропадетъ". Мы не послѣдуемъ примѣру установителей новыхъ теорій, потому что не имѣемъ ни малѣйшаго при тязанія открыть что-нибудь доселѣ неизвѣстное (скромность украшаетъ дарованія!), а еще болѣе потому, что не придаемъ излишней важности какой бы то ни было теоріи, имѣя многія причины думать, что не далеко то время, когда взглядъ на науку и на способы ея пріобрѣтенія совершенно измѣнится и обновится, какъ и все прочее, и что тогда нынѣшнія искусственныя формы знанія будутъ имѣть то же значеніе, какое имѣютъ теперь для насъ схоластическія формы среднихъ вѣковъ. Потому мы ограничиваемся здѣсь изложеніемъ собственнаго мнѣнія о натуральныхъ путяхъ, которыми статистическія изслѣдованія могутъ принести наибольшую пользу обществу и наукамъ, при чемъ просимъ извиненія за нѣсколько отвлеченныхъ разсужденій, необходимыхъ для яснѣйшаго уразумѣнія нашей мысли" (стр. 163--165).
   Конечно, многое въ этой оговоркѣ пересолено, многое напоминаетъ собою ригоризмъ провинціала или адепта: къ чему такъ горячиться, напримѣръ, на манеру критиковать чужія теоріи при изложеніи своей собственной? Зачѣмъ скрывать, что онъ, авторъ, совсѣмъ не такъ мало уважаетъ теоріи вообще, какъ это можно было бы заключить изъ нѣкоторыхъ его выраженій? Зачѣмъ извиняться въ отвлеченности своихъ разсужденій, если они "необходимы для яснѣйшаго уразумѣнія" предмета, какъ самъ онъ сознается? Однакожь, въ общемъ тонѣ приведеннаго здѣсь отрывка и въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ мысляхъ нельзя уже не замѣтить порыва къ совершенно новому воззрѣнію на науку.
   Но всего замѣчательнѣе въ этомъ отношеніи первая глава "О нынѣшнемъ состояніи статистики вообще и о приложеніи ея къ нѣкоторымъ общественнымъ вопросамъ". Здѣсь авторъ очень часто становится несравненно выше своей теоріи и безсознательно подписываетъ ея приговоръ. Въ доказательство считаемъ долгомъ выписать здѣсь его заключеніе о логическомъ достоинствѣ сочиненій, заключающихъ въ себѣ рѣшеніе вопроса о вліяній просвѣщенія на нравственность: "Есть ли логическая возможность разрѣшить этотъ вопросъ на основаніи численныхъ фактовъ, діаметрально противоположныхъ по смыслу одни другимъ? И хорошо ли понимаютъ другъ друга защитники и порицатели просвѣщенія, образованности, грамотности, основывая рѣшеніе цѣлаго вопроса на категоріи полуграмотныхъ, которыхъ одни причисляютъ къ образованнымъ, а другіе -- къ совершеннымъ невѣждамъ, и такою натяжкою каждая сторона составляетъ себѣ побѣдоносное большинство въ статистическихъ своихъ цифрахъ? Дѣло въ томъ, что, кромѣ грамотности, въ сущности весьма мало оказывающей вліяніи на человѣка, есть много другихъ гораздо могущественнѣйшихъ причинъ, непосредственно дѣйствующихъ на его нравственность, какъ напримѣръ, общественныя права, средства пропитанія и пріобрѣтенія, уголовные законы, мѣстные обычаи, темпераментъ, климатъ и т. п. Всѣ эти сильные двигатели воли человѣка не взяты въ соображеніе въ вышеприведенныхъ изысканіяхъ о вопросѣ столь сложномъ, какъ польза и вредъ просвѣщенія, а также и то, что само просвѣщеніе заключаетъ въ себѣ источникъ преступленій особаго разряда, вредныхъ обществу не менѣе ножа убійцы, но не подлежащихъ формальному суду и наказанію; ибо они наносятъ вредъ нравственный, не осязаемый для закона и не доступный статистическому исчисленію, какъ напримѣръ, остроумная клевета, коварные совѣты, политическія интриги, порча юной, открытой ко всему доброму души насмѣшкою надъ ея вѣрованіями и стремленіемъ и т. п. Сообразивъ все это, нельзя не заключить, что основывать мнѣніе о столь важномъ предметѣ на нѣсколькихъ статистическихъ числахъ сомнительной вѣрности, неопредѣленнаго значенія (NB), въ высшей степени противно разсудку" (стр. 14--15). "Можетъ быть, этотъ во вросъ о просвѣщеніи низшихъ классовъ тѣсно связанъ съ нынѣшнею системою воспитанія классовъ высшихъ, отъ надлежащаго направленія которой зависитъ и практическое рѣшеніе вопроса. Но до этого преобразованія еще далеко, а пока не будемъ по крайней мѣрѣ сбивать съ толку благонамѣренныхъ людей звонкими фразами и статистическими исчисленіями, до насъ не касающимися, о пользѣ просвѣщенія, очевидной каждому здравому смыслу" (стр. 19--20). "По нашему мнѣнію, статистикѣ, при нынѣшнемъ ея состояніи, еще рано вмѣшиваться въ этотъ вопросъ, котораго рѣшеніе требуетъ совсѣмъ другихъ основаній и множества соображеній разныхъ порядковъ" (стр. 23).
   По однимъ этимъ отрывкамъ можно уже смѣло предсказать, что г. Журавскій скоро откажется отъ крайностей своего теперешняго взгляда на условія годности доказательствъ и лучше всякаго другого начнетъ преслѣдовать мысль о возможности и необходимости изученія всѣхъ безъ исключенія статистическихъ и историческихъ матеріаловъ. Будемъ ожидать отъ него новыхъ трудовъ и увѣрены, что дождемся чего-нибудь очень хорошаго. Человѣкъ съ страстью къ наукѣ и со всѣми данными для развитія -- отрадное явленіе въ нашемъ обществѣ!
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru