Майков Валериан Николаевич
Практическое руководство к постепенному упражнению в сочинении. М. Чистякова. Санктпетербург. 1847

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Вал. Н. Майковъ.

КРИТИЧЕСКІЕ ОПЫТЫ
(1845--1847).

Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографа И. А. Лебедева, Невскій проспектъ, д. No 8.
1889.

   

Практическое руководство къ постепенному упражненію въ сочиненіи. М. Чистякова. Санктпетербургъ. 1847.

   Большая часть этой книжечки занята примѣрами для упражненій въ сочиненіи; но примѣрамъ этимъ предшествуетъ статья, подъ заглавіемъ: "Основаніе и развитіе руководства къ упражненію въ сочиненіи". На эту-то статью, какъ на основаніе, и слѣдуетъ обратить особенное вниманіе. Прежде всего мы сдѣлаемъ изъ нея краткое извлеченіе.
   Чтобы выучить мальчика хорошо сочинять, г. Чистяковъ предлагаетъ занимать его слѣдующими упражненіями: 1) замѣной однихъ оборотовъ рѣчи другими, 2) разборомъ внутренняго состава сочиненія, 3) различнымъ размѣщеніемъ однихъ и тѣхъ же мыслей въ сочиненіи, 4) подражаніями, 5) сокращеніями, 6) извлеченіями и 7) сочиненіями на заданныя темы. Пройдя эти семь искусовъ, ребенокъ изъ адепта сдѣлается мастеромъ, то-есть, хорошимъ сочинителемъ. Дѣло любопытное, открытіе важное! Разсмотримъ же доводы господина изобрѣтателя отъ начала до конца.
   1) "Замѣна однихъ оборотовъ рѣчи другими. Воспитанникъ выучиваетъ наизусть отрывокъ или небольшое цѣлое сочиненіе въ прозѣ или въ стихахъ, различнымъ образомъ выражаетъ мысли автора изустно или письменно и каждый разъ замѣчаетъ, какія сдѣлалъ онъ перемѣны и почему. Здѣсь преподаватель имѣетъ случай обратить вниманіе: 1) на большую или меньшую точность, 2) на большую или меньшую живопись, 3) на большее или меньшее благозвучіе выраженія, 4) на собственные или переносные обороты рѣчи, 5) на выраженія, чисто-русскія въ этимологическомъ, синтаксическомъ и эстетическомъ отношеніи.
   "При этихъ условіяхъ такое занятіе не будетъ пустою игрою словъ, а ознакомитъ воспитанника съ особенностями и разнообразіемъ формъ роднаго языка, пріучитъ его къ отчетливости въ выраженіи, пробудитъ въ немъ вкусъ и живымъ образомъ дастъ почувствовать, что такое хорошій слогъ" (стр. 3).
   Не будемъ ничего говорить противъ возможности перваго слѣдствія. Но трехъ остальныхъ мы рѣшительно не понимаемъ. Какъ это такъ? Вы берете чужую мысль, перефразируете пять или десять разъ, и это упражненіе сообщаетъ вамъ отчетливость въ выраженіи? Почему же не на оборотъ? Не пріучитъ ли оно васъ смотрѣть на форму, какъ на условіе, не заключающее въ себѣ ничего необходимаго? Если же г. Чистяковъ имѣлъ въ виду сказать, что сущность упражненія въ замѣнѣ однихъ оборотовъ рѣчи другими заключается въ выборѣ между многими формами такой, которая всѣхъ точнѣе, то спрашивается: отчего же не сообщилъ онъ секрета, какъ образовать въ ребенкѣ самую способность выбора лучшей формы? Безъ этого, что за радость -- научить его искусству перефразированія? Точно то же можно сказать и объ образованіи вкуса посредствомъ магическаго способа г. Чистякова. Если вкусъ не образованъ какъ-нибудь иначе, именно вслѣдствіе собственнаго развитія дитяти и обращенія его въ атмосферѣ изящнаго, то неужели вы беретесь развить въ немъ эту способность, толкуя ему, что вотъ это выраженіе живописно, а это блѣдно, вотъ это благозвучно, а это рѣжетъ уши? Если такъ, то вамъ одинъ шагъ до искусства сообщать слѣпорожденному чувство гармоническаго сочетанія цвѣтовъ... Ради Бога, объяснитесь! Но "Руководство" не отвѣчаетъ на наше воззваніе и переходитъ къ второму упражненію -- къ разбору внутренняіо состава сочиненія. "Это практическая логика", какъ выражается самъ авторъ.-- "Не утомляясь сухими опредѣленіями законовъ и формъ логическихъ, молодой умъ ознакомится съ этими предметами опытно, на самомъ дѣлѣ, часто въ привлекательномъ покровѣ рѣчи; онъ пріобрѣтетъ навыкъ углубляться во внутреннюю связь прочитаннаго, въ немъ образуется духъ анализа -- источникъ прочнаго познанія и самобытнаго взгляда", и проч. (стр. 4). Что ясно, то ясно! Вопервыхъ, здѣсь мимоходомъ высказана весьма справедливая и всякому понятная мысль о безплодности схоластическаго преподаванія логики; во вторыхъ, тутъ нѣтъ уже намѣренія создать въ человѣкѣ ту или другую способность; наконецъ, самое упражненіе безспорно полезно, потому что заключается въ возбужденіи вниманія -- способности, которая можетъ быть отнесена къ разряду пріобрѣтаемыхъ.
   Третье упражненіе въ сущности то же, что первое, съ тою только разницей, что "тамъ онъ (ученикъ) смотрѣлъ, какъ другіе располагаютъ свои мысли; здѣсь онъ самъ располагаетъ ихъ и убѣждается изъ опыта, что способы соединенія мыслей могутъ быть разнообразны до чрезвычайности" (стр. 5). Иными словами, здѣсь онъ собственнымъ опытомъ доходитъ до равнодушія къ формамъ, привыкая смотрѣть на нихъ какъ на камешки калейдоскопа, которые, какъ ихъ ни перевертывай, все-таки укладываются въ линіяхъ красиваго узора. Нечего сказать, удивительное средство образовать въ юношѣ отчетливость выраженія и строгость вкуса!
   Четвертую ступень къ искусству сочиненія, по мнѣнію г. Чистякова, составляютъ подражанія! Вотъ собственныя слова педагога:
   "Подражаніями начинается, можно сказать, прикладная часть практической логики и разбора рp3;чи. Чтобы это занятіе не превратилось въ механическую копировку формъ мысли и языка избранныхъ образцовъ, лучше всего заставлять воспитанника самого отыскивать предметы, близкіе къ указаннымъ ему примѣрамъ. Эти примѣры будутъ возбуждать въ молодомъ умѣ близкія къ ихъ содержанію мысли и укажутъ ему пріемы для расположенія и выраженія ихъ" (стр. 5).
   На практикѣ эта теорія доведена г. Чистяковымъ до удивительныхъ тонкостей. Во второй части его книги мы нашли примѣры подражанія цѣлому сочиненію чрезъ сближеніе предметовъ по противоположности" и "подражаніе чрезъ сближеніе предмета духовнаго съ чувственнымъ по сходству". Выписываемъ примѣръ перваго рода подражанія:
   

Вечеръ въ іюнѣ.

   Томительный, палящій день
   Сгорѣлъ. Полупрозрачна тѣнь
   Нѣмого сумрака пріосѣняла дали.
   Зарницы бѣгали за синею горой,
   И окропленные росой
   Луга и лѣсъ благоухали.
   Луна во всей красѣ плыла на высоту,
   Таинственнымъ лучемъ мечтанія питая,
   И преклонясь къ лавровому кусту,
   Дышала роза молодая (стр. 14).
   

Подражаніе: Вечеръ въ ноябрѣ.

   Холодный и угрюмый день быстро смѣнился вечеромъ. Густой туманъ нависъ надъ землею, и въ пяти шагахъ не видно ни эти на небѣ ни одной звѣздочки, на полѣ ни одного цвѣтка. Луна; свѣтитъ какимъ-то зловѣщимъ, кровавымъ свѣтомъ и наводитъ тоску на сердце; дуетъ сырой, пронзительный вѣтеръ и обрываетъ съ деревъ послѣдніе листья" (стр. 88--39).
   Вникнувъ въ этотъ четвертый секретъ, мы рѣшительно доходимъ до заключенія, что авторъ "Руководства" обладаетъ особеннымъ взглядомъ на то, что называетъ онъ "сочиненіями". Въ этомъ взглядѣ нѣтъ ничего общаго съ современными понятіями о разныхъ предметахъ, по видимому, близкихъ къ дѣлу, напримѣръ, о необходимости таланта въ писателѣ, о необходимости для него имѣть самостоятельный взглядъ на вещи, обладать способностью выражать свои чувства и мысли въ оригинальной формѣ, а не со словъ какого-нибудь образца, и т. п. Вся задача писателя, по мнѣнію словоучителя, заключается въ томъ, чтобы всегда во что бы то ни стало умѣть написать или сочинить что бы то ни было и о какомъ бы то ни было предметѣ. Иначе, неужели не остановила бы его, при изъясненіи четвертаго способа, та простая и тысячи разъ повторенная мысль, что подражаніе и подражательность -- единственный источникъ плохихъ произведеній во всѣхъ родахъ литературы? Понять это очень нетрудно. Кто подражаетъ? Или человѣкъ совершенно бездарный, или человѣкъ съ крошечнымъ талантомъ, или съ большимъ, но еще неразвитымъ талантомъ, или наконецъ, оба послѣдніе до тѣхъ поръ, пока не напали на настоящую дорогу; а этими случаями исчерпывается вся бездна литературныхъ неудачъ. Между тѣмъ сочиненіе, и само по себѣ -- какъ процессъ, какъ актъ, какъ занятіе, и по послѣдствіямъ для того, кто отправляетъ этотъ процессъ, для сочинителя, необыкновенно обольстительно. Если есть люди, которыхъ занимаетъ процессъ чтенія независимо отъ того, что они читаютъ, то между грамотными людьми не менѣе и такихъ, которыхъ занимаетъ процессъ сочиненія независимо отъ того, что и какъ они сочиняютъ. И тѣ, и другіе болѣе всего увлекаются легкостью своего занятія: такъ не трудно что-нибудь почитать или о чемъ-нибудь пописать въ свободное время! А что не трудно, то и увлекательно! Но это одна сторона вопроса; а что еще, какъ къ ней присоединится другая, въ дѣтствѣ -- успѣхи въ школѣ, въ юности -- успѣхи у женщинъ, вѣчно неравнодушныхъ къ пошлымъ сочинителямъ, а въ пожилыя лѣта -- озлобленіе на молодыхъ и даровитыхъ писателей?.. Пріучите же тысячу ребятъ упражняться въ подражаніи: сколько разведете вы такимъ образомъ бездарныхъ писакъ, и сколько талантовъ собьете съ пути истиннаго творчества! Нѣтъ, г. Чистяковъ! Ради благоденствія русской литературы, которая и безъ того довольно терпитъ отъ подражательности, возьмите назадъ свой четвертый секретъ и истребите его въ конецъ, если можете!
   Упражненія пятое и шестое заключаются въ сокращеніяхъ и извлеченіяхъ. Различіе ихъ въ томъ, что первое состоитъ въ сокращеніи одного чужого сочиненія, а послѣднее -- въ сокращеніи нѣсколькихъ чужихъ въ одно. Къ чему ведутъ эти упражненія? Послушаемъ автора. Вотъ польза "сокращенія": "Черезъ это занятіе воспитанникъ привыкнетъ вполнѣ усвоивать себѣ прочитанное или разсказанное, отличать красоты выраженія отъ занимательности содержанія, мелкія подробности предмета, важныя для живости его изображенія, отъ существенныхъ, характеристическихъ линій, составляющихъ его физіономію, его отличія; будетъ пріучаться давать пріобрѣтеннымъ мыслямъ свою оболочку; слѣдовательно, здѣсь опять многосторонняя работа для памяти, для соображенія, для чувства и стиля" (стр. 6).
   Еслибы г. Чистяковъ хотѣлъ заставить учениковъ сокращать растянутыя сочиненія, то мы могли бы понять пользу такого занятія. Но изъ сдѣланной нами выписки ясно, что сущность его "сокращенія" заключается не въ чемъ иномъ, какъ въ превращеніи живого литературнаго произведенія въ скелетъ. Какой смыслъ отыщете вы въ словахъ: "отличать красоты выраженія отъ занимательности содержанія"? Въ примѣненіи къ предлагаемому имъ дѣлу не будетъ ли это значить: упражняться въ замѣнѣ живого выраженія мысли мертвымъ? И что жь за польза -- пріучить себя къ блѣдности выраженія? Непостижимо! А что такое значитъ -- отличать мелкія подробности предмета, важныя для живости его изображенія, отъ существенныхъ, характеристическихъ линій, составляющихъ его физіономію, его отличія"? Въ образцовыхъ литературныхъ произведеніяхъ не можетъ быть мелкихъ подробностей, которыя не заключали бы въ себѣ чего-нибудь существеннаго и характеристическаго. Попробуйте-ка исключить какія-нибудь подробности изъ лучшихъ произведеній Пушкина и Гоголя: можете быть увѣрены, что этимъ "упражненіемъ" вы непремѣнно исключите какую-нибудь существенную часть цѣлаго. Слѣдовательно, опять-таки повторяемъ, сокращать образцовыя произведенія литературы значитъ искажать ихъ, мертвить, расхолаживать, однимъ словомъ -- портить. И это считаете вы полезнымъ занятіемъ адепта!..
   Польза шестого упражненія, именуемаго "извлеченіями", доказывается г. Чистяковымъ самымъ косвеннымъ образомъ. Вотъ его слова: "Воспитаннику указывается нѣсколько отрывковъ или цѣлыхъ сочиненій, изъ которыхъ онъ долженъ выбрать происшествія или мысли, относящіяся къ назначенной темѣ. Иногда однѣ и тѣ же статьи могутъ служить источниками для развитія различныхъ предметовъ. Писатели, которыми воспитанникъ долженъ пользоваться, могутъ принадлежать къ весьма различнымъ эпохамъ. Учитель, конечно, почтетъ за обязанность раскрывать передъ нимъ все богатство русскаго ума и поэтическаго генія отъ начала письменности въ Россіи до настоящаго времени. Это будетъ средствомъ ознакомить юношу съ явленіями русской словесности, хотя не вполнѣ, въ отрывкахъ, не въ хронологическомъ порядкѣ, безъ критическаго воззрѣнія, но за то съ сознаніемъ и чувствомъ, кѣмъ, что и какъ написано" (стр. 6--7).
   Далѣе авторъ находитъ нужнымъ доказывать слѣдующую непогрѣшительную мысль: "непростительная ошибка ограничивать чтеніе воспитанниковъ только новѣйшею и современною литературой" (стр. 7) и, наконецъ говоритъ слѣдующее: "Учителю представляется много случаевъ, кромѣ умственныхъ и эстетическихъ замѣчаній, указывать воспитаннику на архаизмы, грецизмы, латинизмы, полонизмы, германизмы и особенно на галлицизмы, которые встрѣчаются даже въ первоклассныхъ нашихъ писателяхъ" (стр. 8).
   Спрашивается: гдѣ же доказательство пользы "извлеченій"? Изъ приведенныхъ здѣсь словъ мы заключаемъ только, что г. Чистяковъ находитъ полезнымъ учить дѣтей исторіи русской литературы и русскаго языка. Прекрасно; да что же за необходимость избирать для этой цѣли тотъ способъ, который онъ предлагаетъ, и по которому, какъ самъ же онъ сознается, исторія русской литературы и русскаго языка преподается имъ "не вполнѣ", "въ отрывкахъ", "не въ хронологическомъ порядкѣ" и "безъ критическаго воззрѣнія". Мимоходомъ спросимъ также: что такое значитъ изучить исторію литературы безъ критическаго воззрѣнія, но за то съ сознаніемъ и чувствомъ, кгьмъ, что и какъ написано"? Любопытно было бы знать, какое же воззрѣніе можетъ произвести это сознаніе и породить это чувство, кромѣ критическаго?
   Но если и самъ г. Чистяковъ не нашелъ никакихъ прямыхъ доказательствъ въ пользу шестого упражненія, то нѣтъ ничего удивительнаго, что невыгодныя для него доказательства очень легко приходятъ въ голову. Не считая, впрочемъ, нужнымъ останавливаться долго на этомъ предметѣ, замѣтимъ только, что къ нему можетъ быть вполнѣ примѣнено все сказанное нами о "подражаніяхъ", потому что изготовленіе изъ нѣсколькихъ піесъ одной есть не что иное, какъ подражаніе, то же, только въ болѣе грандіозныхъ размѣрахъ.
   Теперь мы достигаемъ послѣдней высоты сочинительской практики -- седьмаго упражненія, заключающагося въ сочиненіяхъ на заданныя темы.
   "Противъ этого рода занятій вооружаются многіе", говоритъ авторъ.-- "Думаютъ, что это пріучаетъ дѣтей къ пустому умничанью и къ поддѣлкѣ подъ чужія чувства. Но умничаетъ мальчикъ, когда говоритъ о предметахъ выше своего понятія, поддѣлывается подъ чужія чувства, когда говоритъ о томъ, что не производило на него впечатлѣнія, употребляетъ возгласы безъ участія, безъ душевнаго движенія. Въ первомъ случаѣ, слѣдовательно, все зависитъ отъ умѣнья выбирать темы; на второе я буду отвѣчать вопросомъ: поддѣлывается ли подъ чужія чувства драматическій писатель, который говоритъ то языкомъ старика, то дитяти, то злодѣя, то добродѣтельнаго и честнаго человѣка? Нѣтъ, онъ отгадываетъ ихъ чувство, онъ чувствуетъ самъ за нихъ" (стр. 8).
   Мы уже замѣтили выше, что г. Чистяковъ обладаетъ совершенно особеннымъ взглядомъ на процессъ художественнаго созданія и логическаго развитія мысли. Въ приведенныхъ теперь словахъ видимъ новое доказательство справедливости этой догадки. Можно ли не заключить изъ сдѣланной нами выписки, что г. Чистяковъ совершенно выпустилъ изъ виду временное расположеніе писателя къ тому или другому предмету изслѣдованія и изображенія? При ведя въ доказательство своей теоріи примѣръ драматическаго писателя, изображающаго мысли и чувства людей, съ которыми тотъ не имѣетъ ничего общаго, и довольствуясь этимъ доводомъ, принялъ ли авторъ сколько-нибудь въ соображеніе, что Пушкинъ не могъ бы написать "Бориса Годунова" въ то время, какъ бѣсъ творчества рисовалъ передъ нимъ образъ Лауры, и на оборотъ? Нѣтъ, этого соображенія вовсе не было въ виду у нашего педагога, а потому-то и доводы его не требуютъ дальнѣйшаго опроверженія.
   Сдѣлаемъ теперь нѣсколько общихъ замѣчаній или заключеній о трудѣ г. Чистякова.
   Мы увѣрены, что многіе, прочитавъ нашъ разборъ, скажутъ: легко опровергать старое, да трудно замѣнять опровергнутое новымъ. Подобные отзывы о рецензіяхъ "Отечественныхъ Записокъ" не рѣдки, и пора сказать что-нибудь объ этомъ предметѣ.
   Въ самомъ дѣлѣ, какъ всмотришься въ характеръ нашихъ убѣжде ній и въ характеръ нашихъ статей, нельзя не согласиться, что и въ тѣхъ, и въ другихъ преобладаетъ отрицаніе. Но что же дѣлать? Не общая ли это судьба людей нашего времени, разумѣется, тѣхъ, которымъ дороги ихъ убѣжденія, которые не могутъ довольствоваться полусознаваемыми истинами? И не лучше ли же ограничиться сознательнымъ отрицаніемъ того, что представляется намъ неоспоримо негоднымъ, чѣмъ обольщать себя малодушною довѣренностью къ прочности стараго, гнилого зданія, а другихъ -- искуснымъ законопачиваніемъ его разсѣлинъ? За примѣромъ ходить не далеко: стоитъ только возвратиться къ книгѣ г. Чистякова. До сихъ поръ мы еще не опредѣлили ея общаго характера. А знаете ли, что она такое? Она -- реторика ни больше, ни меньше, но такая реторика, которая боится самой себя. Она сдѣлала все, что могла, для того, чтобъ ея не узнали: назвалась "Руководствомъ къ упражненію въ сочиненіяхъ" да еще прибавила къ этому эпитетъ "практическое"; прикрылась примѣрами изъ новыхъ писателей -- Пушкинской эпохи; запрятала очень заботливо и искусно свои обыкновенныя формулы, втиснувъ ихъ куда-то между примѣрами {Такъ, вслѣдъ за примѣрами на первое упражненіе, въ скромномъ, едва замѣтномъ примѣчаніи изложено извѣстное архиреторическое правило о замѣнѣ одной формы мысли другою (стр. 12); точно также на стр. 35--36 помѣщена еще глава изъ реторики -- о расположеніи и сочетаніи мыслей.}; а между тѣмъ, какъ вникнешь въ ея ухищренія, нельзя не убѣдиться, что она точно реторика, да еще какая!-- самая древняя, самая маститая реторика. та, которая нѣкогда смѣло восклицала: поэтъ родится, ораторъ образуется. Она испытала много бѣдъ и дѣлала много уступокъ, теперь ей осталось одно -- хитрость. За это-то послѣднее средство схватилась она, какъ хватается утопающій за соломину, и явилась къ намъ въ видѣ книжки г. Чистякова, которая такъ усильно старается скрыть свою сущность. Какъ вамъ нравится такое поведеніе реторики? Намъ оно серьезно не нравится, и если заставляетъ иногда улыбаться, то развѣ потому, что нѣтъ ничего забавнѣе неловкой хитрости. Прикрывшись практическимъ характеромъ, реторика г. Чистякова сдѣлала страшное salto-mortale. Замѣнивъ обыкновенныя названія главъ реторическаго руководства новыми, какъ напримѣръ: подражанія, извлеченія, сокращенія, она какъ нельзя яснѣе обнаружила сама то, что давно уже приводилось ей въ укоръ, именно -- что реторика есть искусство выражать мертвыя мысли въ мертвыхъ формахъ. Мы дважды говоримъ мертвыя, потому что чужія мысли и чужія формы не могутъ быть живыми.
   Другое замѣчаніе. Если справедливо, что въ идеяхъ нашего времени преобладаетъ отрицаніе, то было бы, однакожь, совершенно несправедливо придавать этому приговору слишкомъ рѣшительный характеръ. Для примѣра возвратимся опять къ "Практическому руководству". Опровергая теорію г. Чистякова, мы не замѣнили ея своею. Но слѣдуетъ ли изъ этого заключать, что современная наука не создала ничего въ замѣну ниспроверженной ею реторики? Спросите у нея: на какомъ основаніи вооружается она противъ схоластической теоріи изобрѣтенія, расположенія и выраженія мыслей, и она представитъ вамъ это основаніе. Вотъ оно, если угодно.
   Каждая отрасль дѣятельности требуетъ врожденнаго таланта, который обусловливается самою организаціей человѣка и обстоятельствами его жизни. Никакія теоретическія внушенія, никакія насилованія природы не замѣнятъ этого условія, и на оборотъ, человѣкъ, одаренный талантомъ отъ природы и не встрѣтившій въ обстоятельствахъ жизни могучаго противодѣйствія развитію своихъ способностей, необходимо найдетъ средства проявить свою талантливость въ свойственной ей формѣ. Кто рожденъ съ творчествомъ въ душѣ и въ комъ пламя творчества не заглохло подъ гнетомъ непріязненныхъ случайностей, тотъ и будетъ художникомъ, то-есть, будетъ отличнымъ образомъ изобрѣтать, располагать и выражать свои мысли. Точно также человѣкъ, рожденный съ логическою головою, разумѣется, не успѣвшій оглупѣть отъ многаго и многаго, отъ чего глупѣютъ другіе, будетъ понимать, разсуждать, писать и даже, если встрѣтится надобность, сокращать и извлекать благополучнѣйшимъ образомъ. Итакъ, вмѣсто того, чтобы воздѣлывать теоретически и практически разныя отрасли гевристики (науки творчества), скажите намъ лучше, какъ бы это сдѣлать, чтобъ врожденный талантъ не встрѣчалъ препятствій въ развитіи со стороны всего того, что называется обстоятельствами? Мы были бы вамъ очень благодарны, потому что на этомъ-то вопросѣ и остановилась современная мысль.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru