Мильтон Джон
Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Іоанна Мильтона. Москва. 1897...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Іоанна Мильтона. Москва. 1897. Изданіе книгопродавца Губанова. Ц. 1 р. 50 к. Потерянный и возвращенный рай. Изд. Е. Коноваловой. Москва. 1897. Ц. 2 р. Поэмамъ Мильтона выпала на долю едва ли не самая оригинальная судьба среди всѣхъ классическихъ произведеній. Даже среди русской публики трудно найти читателя, который бы не слышалъ о Потерянномъ раѣ и, что особенно любопытно, даже въ томъ случаѣ, если этому читателю во всю жизнь не было суждено прочесть ни одного иностраннаго литературнаго произведенія. Поэма Мильтона искони распространена среди русскихъ любителей "божественнаго", совершенно равнодушныхъ и даже враждебныхъ къ "свѣтскимъ книгамъ". Ни одно западно-европейское поэтическое произведеніе не переводилось и не издавалось въ Россіи столько разъ, сколько Потерянный рай, и не пользовалось такими, можно сказать, непримиримыми правами на авторитетъ. Замоскворѣцкій читатель, упивающійся исторіей райской жизни прародителей и ихъ грѣхопаденія, непремѣнно пришелъ бы въ ужасъ отъ нашихъ представленій о Сатанѣ и счелъ бы ихъ клеветой на автора. Противорѣчіе, единственное въ литературной исторіи, и тѣмъ болѣе любопытное, что возникло и существуетъ вполнѣ основательно.
   Потерянный рай писался поэтомъ на склонѣ лѣтъ послѣ очень бурной политической дѣятельности и далеко не благополучной семейной жизни. Поэма должна была сослужить великую нравственную службу престарѣлому слѣпцу, доставить ему единственное утѣшеніе воспоминаній, какое только доступно одинокимъ дѣятелямъ, сходящимъ съ общественной сцены. Она въ сущности продолжала ту же дѣятельность, только въ формѣ творческихъ образовъ и вдохновенныхъ рѣчей. Люди, подобные Мильтону, умираютъ, не покидая поста и только мѣняя оружіе.
   Въ результатѣ, библейскія сказанія о безнадежной, но упорной борьбѣ падшихъ ангеловъ съ Творцомъ, о блаженствѣ и преступленіи первыхъ людей ничто иное, какъ или замаскированная лѣтопись англійской революціи, или часто въ высшей степени искренняя личная исповѣдь поэта о мимолетныхъ радостяхъ и долголѣтнихъ, испытаніяхъ своей молодости. Это одновременно эпопея и лирическая пѣснь, одинаково субъективныя, горячо прочувствованныя. Не даромъ, и послѣ поэмъ у Мильтона оставалось еще много невыплаканныхъ слезъ и недоговоренныхъ рѣчей: въ драмѣ Самсонъ-Борецъ на сцену являлся такой же обездоленный слѣпецъ-патріотъ, такой же одинокій энтузіастъ свободы, какимъ самъ авторъ былъ, среди общества реставраціи.
   Отсюда совершенно особое впечатлѣніе, овладѣвающее вами при чтеніи поэмы,-- впечатлѣніе, казалось бы, совершенно неожиданное по сюжету и по величавому тону рѣчи. Предъ вами будто совершенно исчезаетъ разстояніе, отдѣляющее васъ отъ изображаемыхъ, событій и отъ времени возникновенія поэмы. Васъ окружаютъ такіе могучіе вѣчные вопросы человѣческаго прогресса, такія настоятельныя задачи человѣческой психологіи, что вы только изумляетесь, искусству поэта слить библейскій сюжетъ съ неумирающими злобами, нашей повседневной дѣйствительности.
   Это въ силахъ почувствовать рѣшительно всякій читатель, какъ бы скроменъ ни былъ уровень его литературнаго развитія. Этимъ и объясняется непрерывный спросъ на поэмы Мильтона и появленіе все новыхъ изданій.
   Къ сожалѣнію, только качества этихъ изданій далеко не всегда, заслуживаютъ привѣтствій и весьма часто скорѣе способны ввести читателя въ заблужденіе, чѣмъ познакомить съ красотой и величавымъ смысломъ мильтоновской поэзіи.
   Образчикомъ такихъ искаженій можетъ считаться изданіе московскаго книгопродавца Губанова. Изданіе, несмотря на довольно-высокую цѣну, разсчитано на сбытъ среди сѣрой публики: именно она -- кліентъ издателя, и тѣмъ прискорбнѣе небрежность и невѣжество, отмѣчающія каждую страницу текста.
   Мы укажемъ на самыя существенныя мѣста, не по грубости самихъ искаженій: есть и гораздо болѣе замѣчательныя въ этомъ, отношеніи, а по важности содержанія, по той тщательности, съ какою ихъ долженъ былъ отдѣлывать поэтъ въ силу своего глубокаго личнаго сочувствія извѣстнымъ мотивамъ.
   Прежде всего, образъ и характеръ Сатаны нарисованъ Мильтономъ отнюдь не подъ вліяніемъ исключительно благочестиваго желанія заклеймить позоромъ мятежнаго ангела. Поэтъ, конечно, на сторонѣ неба и свѣта, но онъ не можетъ отказать въ своемъ невольномъ удивленіи мужеству и волѣ Сатаны. Предъ нами поэтическое настроеніе будто двоится, всякій разъ, когда на сценѣ Сатана. Въ этомъ фактѣ характернѣйшая черта мильтоновской поэмы. Авторъ, пережившій мятежную эпоху и лично принимавшій горячее участіе въ борьбѣ націи за свободу, не могъ въ лицѣ даже падшаго ангела не оцѣнить великой отваги и великихъ усилій личности.
   Нѣкоторыя мѣста поэмы поразительны по этому сплетенію правовѣрнаго объективнаго негодованія на преступленіе Сатаны и инстинктивнаго поэтическаго восторга предъ силой и доблестью.
   "Въ его глазахъ,-- читаемъ мы о Сатанѣ,-- грозно глядѣвшихъ изъ подъ нахмуренныхъ бровей, читалась жестокость, но въ нихъ зато свѣтилась необузданная отвага; въ выраженіи лица, правда, отражалась неумолимая жажда мести, но оно было такъ гордо, такъ величаво и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ полно глубокой скорби, вызванной упреками совѣсти, что не трудно было не только имъ залюбоваться, но даже почувствовать къ нему состраданіе".
   И дальше эти величественнѣйшія картины Сатаны-оратора, Сатаны-воина: онъ говоритъ "преисполненный царственной гордостью, безъ малѣйшаго признака волненія", передъ боемъ онъ похожъ на "блестящую комету, раскинувшую по скверному небу свою громадную гриву, съ которой сыпались на міръ войны, моровая язва и прочія бѣдствія"... А эти рѣчи: "сознаніе собственной слабости всегда постыдно", "разумъ въ самомъ себѣ находитъ подобающее ему мѣсто и можетъ сдѣлать изъ ада рай, а изъ рая адъ. Не все ли равно, гдѣ бы я ни жилъ, когда я остаюсь и буду оставаться такимъ же, какимъ былъ и какимъ долженъ быть, хотя бы и казалось, будто я стою ниже того, кто побѣдилъ меня своими громами"; "тотъ, кто побѣдилъ только силою, побѣдилъ врага только на половину"...
   Очевидно, по какому направленію идетъ вдохновеніе поэта, и значитъ не понимать самой сущности мильтоновскаго замысла, если исказить образъ Сатаны въ Потерянномъ раѣ.
   Именно это и происходитъ въ русскомъ переводѣ. Въ первой же книгѣ англійское, столь характерное выраженіе "th'unconquerable will", непобѣдимая воля, переводится "неумолимая злоба", дальше русское "непреклонная твердость" не соотвѣтствуетъ англійскому courage never to submit dr yield -- "мужество никогда не покоряющееся и ничему не уступающее".
   Не менѣе извращены и описанія соратниковъ Сатаны, и извращены въ томъ же направленіи благонамѣренности. Напримѣръ, Молохъ у Мильтона едва уступаетъ Сатанѣ по надменной отвагѣ: онъ стремится сравняться съ самимъ Богомъ и лучше не существовать, чѣмъ быть ниже его по силѣ. На русскомъ языкѣ совершенно другая мысль (стр. 28).
   Въ результатѣ, у читателя остается превратное представленіе о важнѣйшемъ мотивѣ поэмы. Это тѣмъ сильнѣйшій недостатокъ перевода, что мильтоновскій Сатана долженъ считаться родоначальникомъ популярнѣйшей художественной поэмы, увлекавшей поэтовъ всѣхъ народовъ и въ публикѣ вызывавшей въ полномъ смыслѣ головокружительные восторги. Мы говоримъ о демонизмѣ. Всѣ его существенныя черты цѣликомъ находятся въ мильтоновской поэмѣ и впослѣдствіи поэтамъ оставалось только воспользоваться богатымъ матеріаломъ; величественный Сатана могъ стать родоначальникомъ безчисленныхъ демоновъ большого и малаго калибра, отъ Чайльдъ Гарольдовъ и Мавфредовъ до Ренэ и Онѣгиныхъ.
   И Мильтонъ предвосхитилъ не только демоническую гордость и ненависть, но также и демоническое очарованіе, ту сторону психологіи, гдѣ демонизмъ граничитъ съ донъ-жуанствомъ и борецъ на личность, свободу превращается въ губителя женскихъ сердецъ.
   На эту тему у Мильтона классическая исторія искушеній Евы Сатаной. Здѣсь затронуты и развиты рѣшительно всѣ мотивы демоническаго донъ-жуанства, начиная съ классическаго изображенія женской красоты и кончая глубокой психологіей неотразимыхъ вліяній на женскую природу льстивыхъ и въ то же время сильныхъ рѣчей мужчины.
   Здѣсь также не мало заключено личныхъ авторскихъ впечатлѣній и воспоминаній. Не даромъ разсказъ безпрестанно прерывается дорическими восклицаніями и явно личной исповѣдью поэта. Не могъ онъ до послѣднихъ дней забыть жгучаго оскорбленія, пережитаго въ день бѣгства молодой жены отъ него -- любящаго, блестяще-талантливаго и на рѣдкость красиваго! Но воспоминанія теперь не вызовутъ метательнаго чувства, на столько оно успѣло улечься, тѣмъ болѣе что легкомысліе было скоро заглажено и, надо думать, искуплено. И поэтъ съумѣетъ со всѣмъ богатствомъ и лирической яркостью красокъ изобразить очаровательную красоту Евы, первое пробужденіе страсти и представить одну изъ самыхъ женственныхъ сценъ женскаго увлеченія, какія только удавались романистамъ.
   Но такъ въ подлинникѣ. Въ переводѣ опять или извращеніе текста, или ничѣмъ неоправдываемые пропуски. Именно тончайшіе штрихи въ картинѣ Мильтона совершенно исчезли. Напримѣръ, поэтъ неоднократно описываетъ впечатлѣнія, какія красота я грація Евы производить на все населеніе рая, и достигаетъ здѣсь изящнѣйшей прелести стиля. Ева удаляется, оставляя Адама бесѣдовать съ Ангеломъ, въ подлинникѣ
   
   Not unattended; for on her as queen
   A pomp of winning graces waitedstill...
   
   T. e. Ева уходитъ "не одна", "не безъ свиты", "удаляется какъ царица", и свита ея -- ея прелести, всюду ее сопровождающія и заставляющія горѣть всю природу пламенемъ страсти. Русскій переводчикъ не почувствовалъ и малой доли поэзіи подлинника (стр. 166). Не менѣе обезцвѣчена и классическая сцена спора Адама съ Евой, въ роковой день искушенія: Ева хочетъ одна выполнить дневную работу, безъ Адама отдаться тайно волнующимъ ее думамъ и какимъ-то неразгаданнымъ, но страстно томящимъ предвкушеніямъ.
   Мильтонъ умѣетъ въ нѣсколько строкъ заключить необычайно сложную цѣпь настроеній, какія овладѣваютъ душой женщины, инстинктивно сознающей могущество своей красоты, по природѣ тѣмъ болѣе склонной настаивать, чѣмъ убѣдительнѣе доказываютъ ей неосновательность ея желанія, готовой загорѣться гнѣвомъ отъ противорѣчій Адама, но и въ самомъ раздраженіи обаятельно женственной.
   Вотъ три стиха, которые для столь же лаконическаго и содержательнаго перевода на другой языкъ потребовали бы цѣлаго конкурса завзятыхъ мастеровъ стихотворной формы и тончайшихъ поэтическихъ оттѣнковъ:
   
   То whom the virgin majesty of Eve,
   As one who loves, and some unkindness meets,
   With sweet austere composture thus replied... (Book IX)
   
   У переводчика остался грубый остовъ, не дающій и слабой тѣни подлиннаго рисунка.
   Немного дальше переводчикъ выпускаетъ нѣсколько строкъ, наполненныхъ сравненіями Евы съ разными миѳологическими красавицами. Трудно рѣшить, почему нѣкоторыя изъ этихъ красавицъ пощажены, а другія, какъ разъ самыя эффектныя, выпущены.
   Въ результатѣ Потеряный рай въ изданіи г. Губанова рѣшительно не заслуживаетъ распространенія, и, по пословицѣ, будутъ плакать тѣ деньги, какія иной простой любитель грамоты отдастъ за уродливое дѣтище книгопродавческой спекуляціи.
   Другой переводъ въ изданіи Е. Коноваловой не такъ опасенъ, потому что не разсчитанъ на простодушную публику. Въ общемъ онъ лучше и добросовѣстнѣе своего конкуррента, языкъ гораздо литературнѣе и авторъ несомнѣнно знакомъ съ языкомъ подлинника. Но и здѣсь попадаются недоразумѣнія, не дѣлающія чести вниманію переводчика. Приведемъ одинъ примѣръ изъ наиболѣе элементарныхъ.
   Мильтонъ, изображая совѣтъ падшихъ ангеловъ, тщательно характеризуетъ личность каждаго оратора, непремѣнно своеобразную, не похожую на другихъ, между прочимъ Веліала, образецъ внѣшней красоты и внутренняго растлѣнія. Поэтъ говоритъ:
   
   A fearer person lost not Heaven...
   
   T. e. болѣе красиваго созданія не утрачивало небо. Даже въ изданіи г. Губанова эти слова переданы довольно точно: "Небо лишилось въ немъ прекраснѣйшаго ангела", въ изданіи Е. Коноваловой: "Немного потеряло небо отъ потери этой прекраснѣйшей личности" (стр. 35). Это не переводъ, а творчество переводчика!
   Потомъ цѣну книги нельзя не признать слишкомъ высокой и слѣдуетъ пожелать, чтобы Потерянный рай нашелъ дѣйствительно литературнаго издателя и сталъ доступнымъ обширной русской публикѣ въ формѣ, достойной подлинника. Особенно въ наше время эта популярность была бы желательна: мало можно указать произведеній, гдѣ бы такое художественное вдохновеніе служило такимъ высокимъ нравственнымъ цѣлямъ не ради тенденціи, а въ силу своего естественнаго благородства.

"Міръ Божій", No 9, 1897

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru