Минаев Дмитрий Дмитриевич
С Невского берега

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Журнал-невидимка.- Прорицания публициста "Всемирного труда".- Новый роман г. Боборыкина.- Перепутанный Фельетонист доктора Хана.- Нечто о литературной терпимости.- Слово о русских лириках Граф А. Толстой и Нильский.- Наши драматурги и слухи о частном театре.- Курьезы из судебной практики.- Патриархальный характер полемики некоторых московских изданий.

СЪ НЕВСКАГО БЕРЕГА.

Общественныя и литературныя замѣтки и размышленія.

Журналъ-невидимка.-- Прорицанія публициста "Всемірнаго труда".-- Новый романъ г. Боборыкина.-- Перепутанный Фельетонистъ доктора Хана.-- Нѣчто о литературной терпимости.-- Слово о русскихъ лирикахъ Графъ А. Толстой и Нильскій.-- Наши драматурги и слухи о частномъ театрѣ.-- Курьезы изъ судебной практики.-- Патріархальный характеръ полемикъ нѣкоторыхъ московскихъ изданій.

   Очень назидательно заглядывать иногда въ тѣ музеи, гдѣ въ спиртовыхъ банкахъ показываютъ разныхъ уродцевъ. Таже самая любознательность заставляетъ меня изрѣдка просматривать нѣкоторыя изъ петербургскихъ изданій. Подобная любознательность еще сильнѣе возбуждается тѣмъ, что эти изданія но всегда легко даются въ руки... Искалъ я напр. "Всемірнаго труда",-- нигдѣ нѣтъ. Спрашиваешь въ городскихъ библіотекахъ,-- тамъ только улыбаются, словно принимаютъ такую просьбу за шутку... Шутить, дескать, вы изволите: такого журнала мы не держимъ.
   -- А почему не держите?
   -- Да никто не спрашиваетъ, вотъ почему-съ...
   Препятствія возбуждаютъ всегда энергію. Къ тому же я очень хорошо зналъ, что журналъ доктора Хана съ лихвою вознаградитъ меня за долгіе поиски. А предчувствовалъ, что одинъ г. Соловьевъ своими статьями подаритъ мнѣ нѣсколько часовъ самой искренней веселости. И вотъ поиски мои увѣнчались успѣхомъ: я добылъ нѣсколько разрозненныхъ книжекъ "Всемірнаго труда".
   Мои ожиданія сбылись: г. Соловьевъ меня выручилъ. Неутомимая письменность этого публициста не оцѣнена у насъ по достоинству. Положимъ, достоинства его чисто-отрицательныя, по они приносятъ или принесутъ еще журналистикѣ драгоцѣнную услугу. Свойство его журнальнаго кликушества таково, что постоянно заставляетъ г. Соловьева договариваться до конца, и тамъ, гдѣ его сотоварищи робѣютъ, мнутся, какъ будто имъ совѣстно своего собственнаго мнѣнія, тамъ г. Соловьевъ неустрашимо и ихъ и самого себя выводитъ на свѣжую воду. Какъ турки рубятся, такъ г. Соловьевъ говоритъ и пишетъ, т. е. зажмуря глаза. Если недальновидный читатель по другимъ статьямъ "Всемірнаго труда" не догадается о томъ, чего хотятъ всѣ эти журнальные мусорщики, то по статьямъ г. Соловьева онъ ихъ тотчасъ раскуситъ, смотря по темпераменту, или сильно нахмурится или же станетъ хохотать до упаду... Во всякомъ случаѣ недоразумѣнія не будетъ, а это для большинства публики нашей очень полезно. Она сразу пойметъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло...
   Съ этой точки зрѣнія г. Соловьевъ приноситъ большую услугу журналистикѣ своимъ безсознательнымъ самобичеваніемъ и разоблаченіемъ. Гг. Стебницкіе, Авенаріусы, Боборыкины и другіе -- и не видятъ своего главнаго врага, который повидимому держитъ совершенно ихъ сторону.
   Да, г. Соловьевъ непремѣнно составитъ себѣ извѣстность. Разумѣется, этимъ восхищаться нечего. Если человѣкъ составляетъ себѣ извѣстность, по милости какого нибудь органическаго недостатка, отклоненія или нароста, то такой извѣстностью гордиться трудно. Слава знаменитой бороды Юліи Пастраны не составляетъ еще особенной привлекательности.
   Во всякомъ случаѣ достойна удивленія способность г. Соловьева писать много, проливать цѣлые потоки чернилъ, говорить обо всемъ, противорѣчить себѣ на каждомъ словѣ, восхищаться собой и вести полемику съ тѣмъ, что написалъ самъ. Г. Соловьевъ уже нѣсколько лѣтъ вызываетъ кого нибудь на литературный турниръ, но не нужно имѣть свѣденій и опытности доктора Балинскаго, чтобъ всякому уклониться отъ такого неловкаго ратоборства. Г. Соловьевъ смѣло можетъ сказать, что онъ одинъ въ русской журналистикѣ. Другое дѣло -- позабавить имъ читателя; для этого онъ даетъ намъ богатые матеріалы. Я всласть насладился теперь цвѣтами его критическихъ словоизверженій и хочу показать читателю нѣсколько курьезовъ изъ музея рѣдкостей "Всемірнаго Труда".
   Всякій разъ, когда мнѣ приходится цитировать такого журналиста, какъ г. Соловьевъ, я чувствую нѣкоторую неловкость: а вдругъ мнѣ не повѣритъ читатель, подумаетъ, что я переиначилъ какъ нибудь его слова, измѣнилъ ихъ? Такая мысль лезетъ насильно въ голову, потому что самъ едва вѣришь тому, что читаешь, что выписываешь у г. Соловьева. Вотъ онъ каковъ!..
   Въ самомъ дѣлѣ, плохо вѣрится, что существуютъ такіе органы и такіе въ нихъ дѣятели, которые заявляютъ, напримѣръ, такія мнѣнія:
   "Что за птица практикъ-беллетристъ, практикъ-художникъ или практикъ-критикъ? Отъ авторовъ публикѣ ненужно никакого дѣла"... (Всем. Тр., No 4, стр. 185).
   "Всякій, кто слишкомъ старается обнаружить свою практичность и трезвость (мысли, что ли?) въ беллетристикѣ, поэзіи или критикѣ, обыкновенно выскакиваетъ изъ своей сферы и является только каррикатурой практическаго дѣятеля". (Тамъ же).
   Если у Всемірнаго Труда" найдутся кой-какіе читатели, то одни ужь эти соловьевскіе афоризмы должны бросить ихъ въ краску. Афоризмы эти прямо говорятъ, что г. Соловьевъ, презирая въ писателѣ трезвость мысли и стремленіе приносить практическую пользу своей дѣятельностью, требуетъ отъ него тупоумія, незнанія дѣйствительности и поруганія надъ всякимъ знаніемъ. По этой теоріи мы должны признать въ самомъ г. Соловьевѣ замѣчательнаго критика: онъ не виновенъ ни въ трезвости мысли, ни въ пониманіи того времени и народа, посреди котораго онъ живетъ. Мы видимъ въ немъ только гомункула, приготовленнаго въ лабораторіи доктора Хана, этого крошечнаго филистера-Вагнера нашей прессы. Если по мнѣнію г. Соловьева для мужчины не нуженъ трудъ, знаніе жизни и бодрость мысли, такъ можно себѣ представить, чего онъ требуетъ отъ женщины. Идеалъ его -- дикая женщина, какъ и у поэта Л. Полонскаго. Вообще мнѣніе нашихъ лириковъ г. Соловьевъ сильно поддерживаетъ и, но свойственной ему привычкѣ договариваться до конца, доводитъ ихъ до замѣчательнаго безобразія...
   
   Не разсуждай, не хлопочи,
   Безумство ищетъ, глупость судитъ,
   Дневныя раны сномъ лечи,
   А завтра будетъ то, что будетъ --
   
   говоритъ одинъ нашъ поэтъ и полуироническій смыслъ этихъ словъ далъ г. Соловьеву задачу серьезно проповѣдывать умственное ничтожество и невѣжество.
   Требуя отъ женщинъ одной дикости, этотъ гомункулъ говоритъ: "Вся сила женщины въ граціи и если бы больше всего было обращено вниманія на это характеристическое начало ея женственности, то скорѣе выработались для нея и формы труда (?!)"...
   Къ какимъ это "формамъ труда" приводитъ женская грація? Объяснять необъяснимое -- невозможно...
   
   О, отцы! Постигайте нотацію:
   "Дѣтскій садъ" пусть забудется вами,
   Въ дочеряхъ развивайте вы грацію,
   А ужь трудъ онѣ выберутъ сами.
   
   "Что красиво, то и нравственно!" прорывается г. Соловьевъ. Мессалина была красива, слѣдовательно и нравственна. Вѣрно? Г. Соловьевъ, какъ мы видимъ, очень любитъ красивыхъ женщинъ, и я желаю, чтобъ и онѣ его также любили, но журналистикѣ нѣтъ никакого дѣла до его нѣжностей. Пусть онъ пишетъ къ нимъ любовныя письма, гдѣ можетъ писать и о томъ, что все " красивое -- нравственно "...
   -- "Задача жизни вовсе не въ томъ, чтобъ дѣйствовать и работать", говоритъ г. Соловьевъ. Въ чемъ же? спрашиваете вы,-- "Въ способности согрѣвать свое внутреннее существо ощущеніемъ красоты"... Бѣдные, слѣпые люди всѣхъ странъ и возрастовъ! Они работаютъ, учатся, гоняются за дѣломъ и знаніемъ и въ простотѣ своего сердца не вѣдаютъ, что высокая цѣль всей жизни -- "созерцаніе и ощущеніе красоты"... Зачѣмъ же г. Соловьевъ пишетъ свои критики -- сидѣлъ бы гдѣ нибудь, да ощущалъ женскую красоту... Вѣдь самъ же онъ такъ восхваляетъ праздность! "Праздность есть мать добродѣтелей", пишетъ г. Соловьевъ. Да, отъ такой добродѣтельной матери всегда рождаются такіе добродѣтельные критики.
   Измысливъ такіе "принципы жизни", г. Соловьевъ безъ всякаго усилія договорился, наконецъ, и до такой мысли или, вѣрнѣе, безсмыслицы: "Народъ спасаетъ себя единственно повтореніемъ того, что сдѣлано предками..."
   Предки придумали застѣнки, кнутъ, инквизицію, обзавелись всевозможными суевѣріями, слѣдовательно и потомки ихъ должны дѣлать тоже самое, и лѣстница цивилизаціи состоитъ изъ единственной ступеньки, на которой мы должны переминаться съ ноги на ногу....
   И такъ, г. Соловьевъ придумалъ для человѣчества новыя "прописи" такого рода:
   1) Будь сыномъ праздности и тогда достигнешь добродѣтели.
   2) Люби только красивое, ибо все что красиво, то и нравственно.
   3) Задача жизни -- не трудъ, а созерцаніе красоты.
   4) Грація женщинъ выработаетъ для нихъ новыя формы труда.
   Вотъ къ какимъ выводамъ пришелъ одинъ изъ Навуходоносоровъ журнала "Всемірный Трудъ"...
   Г. Соловьевъ не на шутку перепугался воображаемаго нашествія прогрессистовъ. Самое обыкновенное явленіе приводитъ его въ неописанный трепетъ. Такъ, напр., увидя въ клубѣ художниковъ людей, понимающихъ искуство à la Прудонъ, г. Соловьевъ положилъ въ ротъ палецъ удивленія и воскликнулъ: "Аллахъ!... Не даромъ они засѣли тамъ..." Онъ пишетъ: "Мы нарочно указываемъ на этотъ, въ сущности, ничтожный фактъ потому, чтобы показать, какою силою интриги, способностью являться во всевозможныхъ образахъ, поддѣлываться подъ всѣ положенія обладаютъ наши отрицатели. "
   Вотъ до какой степени болѣзненно развито воображеніе г. Соловьева. Изъ простого посѣщенія какого нибудь клуба онъ выводитъ цѣлую исторію, повсюду видитъ тѣнь Ванко. О, прогрессисты! Если вы не хотите тревожить воображенія г. Соловьева, не хотите возбуждать въ немъ способностей Видока, то сидите постоянно дома, не ходите въ клубы, въ театры, даже на улицѣ не попадайтесь ему часто. Разумѣется, все это было бы страшно очень, если бъ не было черезъ чуръ смѣшно... Болѣзненная раздражительность г. Соловьева обращаетъ всѣ его гнѣвныя выходки въ жалкіе и смѣшные курьезы. Желая напр. уязвить Некрасова за его поэму "Судъ", онъ называетъ его "литературнымъ покойникомъ", который пишетъ себѣ журнальную эпитафію размѣромъ стиховъ, изобрѣтенныхъ "Искрою":
   
   Вечерній звонъ, вечерній звонъ!
   Какъ много думъ наводитъ онъ!"
   
   Это называется: "у страха глаза велики". Когда человѣка душитъ кошмаръ, ему не до соображенія: онъ легко старые стихи Козлова припишетъ "Искрѣ". "Судъ" Некрасова есть дѣйствительно слабѣйшее изъ его стихотвореній и о немъ можно бы было сказать кое-что, тому кто понимаетъ дѣло, а г. Соловьева въ этой поэмѣ возмутили три слѣдующія строчки:
   
   А звонъ зловѣщій, роковой
   Межъ тѣмъ на мигъ не умолкалъ,
   Пока я брюки надѣвалъ.
   
   Какіе брюки! съ негодованіемъ восклицаетъ г. Соловьевъ, развѣ можно въ стихахъ о брюкахъ говорить?-- Еще бы! Тутъ невольно вспомнишь тѣ времена, когда Ö. Булгаринъ бранилъ Пушкина за то, что онъ въ стихахъ барышень назвалъ дѣвченками...
   Кромѣ ".брюкъ" г. Соловьевъ ничего не замѣтилъ въ "Судѣ" Некрасова. Вообще говоря, отъ поэта онъ требуетъ немногаго, какъ оказывается. "Стихи могутъ писать только тѣ, которымъ легко даются и стопа и рифма". Г. Соловьевъ даже и того не вѣдаетъ, что множество людей владѣютъ рифмой, но поэтическаго дарованія не имѣютъ никакого, а потому имъ и стиховъ писать нѣтъ никакой надобности. Въ этомъ случаѣ мысль г., Фета все-таки имѣетъ больше смысла. Поэтъ, по его мнѣнію, только тотъ, кто способенъ броситься внизъ головою изъ четвертого этажа... На основаніи этого правила я, пожалуй, самого г. Соловьева готовъ назвать поэтомъ, потому что не знаю; гдѣ больше храбрости -- въ томъ ли, что человѣкъ бросается изъ окошка высокаго дома или въ томъ, что пишетъ такія статьи, какъ г. Соловьевъ... Право, въ послѣднемъ больше смѣлости и геройства...
   По поводу романа г. Авдѣева "Межъ двухъ огней" г. Соловьевъ былъ радъ удобному случаю поговорить на любимую ему тему -- о незамужнихъ женщинахъ, которыхъ онъ называетъ "холостыми дѣвушками".
   Этотъ кликушествующій публицистъ до сихъ поръ убѣжденъ, что, подъ вліяніемъ нѣкоторыхъ органовъ прессы, цѣлая серія дѣвицъ дала зарокъ никогда не выходить замужъ, оставаться -- холостыми.
   Самъ сочинивши подобный фактъ, г. Соловьевъ признаетъ въ немъ великую "опасность для общества, для принциповъ жизни"...
   Какъ теперь, такъ и всегда были дѣвушки, которыя по тѣмъ или другимъ обстоятельствамъ, не выходили замужъ -- дѣло весьма обыкновенное, но не такъ думаетъ г. Соловьевъ: на каждую такую дѣвушку онъ смотритъ, какъ на своего заклятаго врага, какъ на язву общества... Пусть всѣ спѣсивыя невѣсты убоятся гнѣва г. Соловьева и не будутъ такъ разборчивы относительно жениховъ своихъ, а не то бѣда имъ!...
   Послѣдній романъ г. Авдѣева совершенно умилилъ г. Соловьева. "Спасибо г. Авдѣеву!" воскликнулъ онъ. Это "спасибо" вырвалось у него единственно только потому, что романистъ "разрѣшилъ спорный вопросъ" и связалъ "законнымъ бракомъ" своего героя Камышлинцева съ Анютой...
   Такъ нынче пишутся у насъ критическія статьи!...
   Теперь еще одно слово о г. Соловьевѣ -- и довольно. Забавнаго по немножку -- иначе ужь будетъ скучно...
   Свою статью "Критика направленій" (хороша критика!) г. Соловьевъ оканчиваетъ предсказаніемъ, что всѣ отрицатели "не перенесутъ или не переживутъ появленія романа "Война и миръ".
   Какого бы кто ни былъ мнѣнія о романѣ "Войпа и миръ", но едва ли приходило кому нибудь въ голову объ убійственномъ значеніи этого произведенія: прудонистъ прочтетъ его и не переживетъ!...
   Когда прежде мимо моихъ оконъ проносили или провозили покойниковъ, я не чувствовалъ особаго смущенія, но теперь, послѣ предсказанія г. Соловьева, всякій разъ, когда я увижу катафалкъ или ногребальную процессію, я невольно вздрагиваю и думаю про себя: это несутъ отрицателя, убитаго чтеніемъ романа "Война и миръ!" Удивляюсь только одному -- какъ это самъ я, прочитавши это произведеніе, остался въ живыхъ, пережилъ его появленіе?... Странно!
   

II.

   Если по мнѣнію г. Соловьева романъ г. Льва Толстаго можетъ на повалъ убить всѣхъ враговъ эстетики, то что можно сказать о романѣ г. Боборыкина, "Жертва вечерняя", помѣщаемомъ въ томъ же самомъ "Всемірномъ Трудѣ?" Умереть -- не умрешь отъ его чтенія, но заболѣть можно, и принимаясь за него, не дурно на всякій случай запастись книжкой извѣстнаго доктора Розенблюма. Романъ этотъ есть смѣсь самаго грязнаго цинизма, дѣтскаго незнанія жизни и презрѣнія ко всякой правдоподобности. Все то, что въ беллетристикѣ и въ самой дѣйствительности прикрывается самымъ густымъ пологомъ или драпировкой, все это въ романѣ г. Боборыкина, въ видахъ наркотическаго возбужденія читателя, выводится наружу. Главная героиня этого романа изъ пустой, свѣтской женщины, которая не считала прислугу -- за людей и не уважала барыни, у которой нѣтъ на платьѣ воротничковъ, въ одинъ мѣсяцъ, но капризу романиста, превращается чуть не въ святую женщину, въ родѣ "Родольфа" въ "Парижскихъ тайнахъ", и ѣздитъ по разнымъ вертепамъ для спасенія падшихъ женщинъ. Не стѣсняясь ребяческимъ планомъ, романистъ водитъ свою героиню по ужаснымъ трущобамъ, но время ночныхъ оргій. Нѣкоторыя "жертвы общественнаго темперамента", не смотря на испорченность свою, съ первыхъ словъ заслушиваются новой посѣтительницы и съ слезами покаянія и раскаянія падаютъ къ ней на грудь, очищенныя, спасенныя... Очень правдоподобно...
   Въ "Жертвѣ вечерней" г. Боборыкинъ, впрочемъ, и не хлопоталъ вовсе о такъ называемой "художественной правдѣ". Онъ избралъ первую попавшуюся подъ руку форму для изображенія разныхъ секретныхъ пріютовъ, скандальныхъ сценъ и будуарныхъ интрижекъ. Съ легкой руки "Повѣтрія" русскимъ беллетристамъ полюбился легкій способъ привлекать къ себѣ читателей, и они прямо ведутъ ихъ въ спальни своихъ героевъ. Наши романисты и повѣствователи не только поднимаютъ передъ нашими глазами скромный, кисейный пологъ ночного ложа, но даже заставляютъ насъ заглядывать подъ кровать, чтобъ показалъ, что подъ ними находится.
   Какъ мало церемонился г. Боборыкинъ съ подписчиками своей покойной "Библіотеки для чтенія", такъ не церемонится и теперь съ бѣдными читателями "заведенія доктора Хана... Заведеніе, дѣйствительно, оказывается очень веселымъ,-- просто хоть въ танцклассъ не ходи. Жестикуляція и кричаніе пѣтухомъ г. Соловьева, канканированіе гг. Авенаріуса и Боборыкина, фельетонный таперъ г. Загуляевъ -- чего же вамъ еще требовать отъ этого развеселаго пристанища?
   Изъ числа дѣйствующихъ лицъ увеселительнаго изданія г. Хана, одинъ г. Загуляевъ оказывается мрачнымъ... Читая его хроники, невольно хочется повторить его же собственный, довольно популярный стихъ:

"О, страшно, страшно, страшно несказанно..."

   Среди безсрочно-отпускныхъ инвалидовъ "Всемірнаго Труда", какъ-то странно видѣть такія имена, которыя, повидимому, вовсе не принадлежатъ къ этому заведенію юродивыхъ. Изъ скромности мы даже не назовемъ эти имена и пока прикроемъ ихъ фиговымъ листочкомъ. Впрочемъ, къ такой терпимости въ литературѣ -- мы должны привыкнуть ужь давно. Мы знаемъ уже не одинъ примѣръ самоотрѣченія; не одинъ дѣятель изъ прогрессистовъ переродился у насъ въ самого свирѣпого ретрограда. Благо тому изъ нихъ, кто умѣлъ замолчать во время... Быстрый и рѣшительный переходъ въ лагерь ретроградовъ тотъ же самый г. Соловьевъ гдѣ-то объясняетъ весьма откровенно. Вы, говоритъ онъ, насъ не признали, оттолкнули отъ себя, и мы съ досады, отъ оскорбленнаго самолюбія перешли на сторону вашихъ враговъ, стали проповѣдывать ретроградныя мнѣнія. Это совершенно справедливо. Впрочемъ, объ отпаденіи подобныхъ невѣрныхъ друзей, разумѣется, никто никогда сожалѣть не станетъ. Это -- всегда крошечныя бездарности, которыя служатъ лицамъ, а не дѣлу, не имѣютъ собственныхъ взглядовъ, и если вы затронете ихъ самолюбія, то они готовы мстить вамъ всѣми средствами, часто не щадя даже собственной репутаціи. Попробуйте задѣть какъ нибудь мимоходомъ одного изъ нихъ, назовите его плохимъ подтипомъ, жалкимъ критикомъ и онъ никогда итого не забудетъ. Литературный клопъ самое злое насѣкомое. Если ты его раздавишь, говоритъ Гейне, то онъ
   
   Отомститъ ужасной вонью...
   Нѣтъ ужаснѣе дуэлей,
   Какъ съ клопами, у которыхъ
   Презловонное оружье.
   
   Избавь насъ Богъ отъ такихъ враговъ, хотя благоуханіе ихъ мщенія попадается намъ почти на каждомъ шагу.
   За то мы лишены теперь благоуханной поэзіи нашихъ лириковъ, которые смолкли одинъ за другимъ. Одинъ еще Л. Полонскій откликается но-временамъ, помѣщая въ трехъ разныхъ журналахъ отрывки изъ своей безконечной и непонятной поэмы "Братья". Тотъ же самый Я. Полонскій попробовалъ написать въ газетѣ г. Корпіа фельетонъ въ стихахъ о голодѣ, по и этого опыта у него не оцѣнили. Остальные лирики совершенно смолкли. Отъ воспѣванія красотъ "любезной природы" поэзія ихъ сперва выродилась въ новый жанръ -- поздравительныхъ и обѣденныхъ куплетовъ, и замерла на этомъ. Какъ на зло имъ не ѣдутъ къ намъ ни братья-славяне, ни японцы, ни ташкентцы... Клубные повара и обѣденные поэты находятся въ одинаковомъ уныніи. Г. Фотъ молчитъ, Аполлонъ Майковъ видимо хочетъ занять амплуа г. Сомевскаго и пишетъ прозаическія замѣтки о самозванцахъ... Коротка же была пѣсенка, нашихъ лирическихъ стихотворцевъ: современная жизнь не даетъ уже имъ нужныхъ матеріаловъ для творчества, для вдохновенія ихъ нѣтъ никакого возбужденія. Видимо, они почувствовали себя "лишними" на чужомъ праздникѣ и удалились... А Майковъ, который, но выраженію покойнаго А. Григорьева, "боролся съ Гейне", борется теперь съ историкомъ Соловьевымъ; "Испанскіе мотивы" Всевол. Крестовскаго преобразились въ любострастныя повѣсти Авенаріусовъ и Стебницкихъ; не хуже стиховъ Фета и Полонскаго могутъ писать куплеты прозаическіе рифмоплеты въ родѣ г. Буренина и Чижика. Даже "Петербургскій житель" можетъ сочинять стихи столько же звучные, какъ стихи давно-смолкшаго М. Розенгейма. Бѣдные стихотворцы!.. Стихли они и ихъ молчаніе болью отзывается въ моемъ сердцѣ. Мою скорбь усмиряютъ только рѣдкіе аккорды лиры г. Полонскаго, котораго "разумъ, какъ онъ говоритъ самъ, свѣтитъ всѣмъ народамъ въ мірѣ"... Это не совсѣмъ скромно, за то вѣрно. Г. Полонскій не похожъ на всѣхъ остальныхъ смертныхъ и мѣрить его общею мѣркой нельзя. Изъ его стиховъ мы узнаемъ, что онъ, какъ Каліостро, живетъ уже нѣсколько столѣтій на бѣломъ свѣтѣ, гдѣ онъ
   
   Скитался, какъ непомнящій родства,
   По всѣмъ вѣкамъ, ища свои права,
   
   и во время этихъ поисковъ то "уходилъ въ объятія земли", то "ковалъ стихи въ огнѣ своей души". При такой дѣятельности, понятно, г. Полонскій смотритъ на настоящее время, какъ ламповщикъ Манфреда. Онъ говоритъ:
   
   Терплю я современность, какъ больной
   Свои недуги терпитъ...
   
   И вотъ этотъ Вѣчный жидъ русскаго лиризма служитъ мнѣ теперь единственнымъ утѣшеніемъ въ текущія времена, столь бѣдныя поэтическими произведеніями.
   

III.

   Театральный сезонъ пришелъ къ концу. Конецъ его завершился еще новымъ превращеніемъ трагедіи графа Ал. Толстаго. Въ этой пьесѣ, какъ уже извѣстно, въ роли Грознаго явился сперва г. Васильевъ 2, потомъ г. Самойловъ. Весной мы увидѣли г. Нильскаго въ Грозномъ. Разумѣется, послѣ игры двухъ первыхъ артистовъ, исполненіе г. Нильскаго было слабо, да къ тому же надуто-мелодраматично. Такъ думало большинство, но авторъ думаетъ иногда совершенно противное. Въ прошломъ мѣсяцѣ я замѣтилъ, что наши драматурги ни чуть не выше актеровъ, исполняющихъ ихъ произведенія. Это оказалось совершенно справедливымъ. Очерчивая въ своей драмѣ такую личность, какъ Іоаннъ IV, нашъ драматургъ часто поражаетъ своимъ взглядомъ на этого грознаго варвара. Такъ, напримѣръ, г. Аверкіевъ въ своей драмѣ "Слобода-неволя", дѣлаетъ такое замѣчаніе: "Мнѣ хотѣлось нарисовать Грознаго не какъ Іоанна царя, а какъ человѣка въ его домашней обстановкѣ, въ его отношеніяхъ къ тѣмъ, кого любилъ онъ, (?!) для которыхъ онъ былъ не царемъ, (для кого это онъ могъ быть не царемъ?), а Ваней, Ванюшей бѣлымъ голубемъ"...
   Что вы на это скажете? Іоаннъ Грозный -- Ванюша, бѣлый голубь!.. Вотъ какіе баловники бываютъ русскіе драматурги!..
   Я уже говорилъ прежде, чего требуетъ графъ А. Толстой отъ артиста, изображающаго его Грознаго: чтобъ онъ на сценѣ страхъ наводилъ на публику, чтобы дамы въ обморокъ падали... Хотя у г. Нильскаго нѣтъ средствъ для подобнаго исполненія роли, но риторства и ходульныхъ замашекъ оказалось много, и авторъ -- пришелъ въ восхищеніе. Въ "письмѣ къ другу", напечатанномъ въ "Голосѣ", гр. А. Толстой заявляетъ, что лучшаго Грознаго онъ не видалъ еще на русской сценѣ и благословляетъ Нильскаго, какъ новаго, сильнаго трагика...

Блаженъ, кто вѣруетъ, тепло тому на свѣтѣ!..

   Свое посланіе къ г. Ростиславу гр. А. Толстой кончаетъ слѣдующимъ рѣшительнымъ отзывомъ: "Видѣть и слышать Нильскаго доставило мнѣ художественное наслажденіе и я сожалѣлъ только объ одномъ, что, пріобрѣвъ въ немъ замѣчательнаго Іоанна, публика лишилась замѣчательнаго Годунова..."
   Бориса же снова нужно автору, потому что онъ написалъ новую трагедію "Ѳедоръ Іоановичъ," которая будетъ, вѣроятно, тоже поставлена на сцену... Наши драматическіе писатели словно знаютъ изъ русской исторіи только одинъ эпизодъ и снабжаютъ насъ хрониками изъ временъ Іоанна IV и его дѣтей.
   Воля ваша, а по моему мнѣнію г. Дьяченко съ своими комедіями лучше всѣхъ этихъ иллюстрацій исторіи Карамзина,-- кромѣ шутокъ лучше. Г. Дьяченко человѣкъ безъ дарованія, безъ силы, но все а:е онъ добросовѣстнѣе разныхъ драматическихъ хроникеровъ, безполезно убивающихъ свой талантъ на мертвечину и архивную перекопку. Для русскаго общества гораздо полезнѣе смотрѣть любую плохую комедію изъ современной жизни г. Дьяченки, чѣмъ присутствовать на историческихъ русскихъ трагедіяхъ, изъ которыхъ она ничего не выноситъ. Положимъ, г. Дьяченко неумѣло относится къ дѣлу, неспособенъ уловлять тонкихъ явленій современной жизни, но онъ наводитъ зрителя на мысль, затрогиваетъ его живые интересы -- и за это за одно, при насущной драматической бѣдности, я готовъ простить г. Дьяченкѣ даже его бездарность... Да и скажите на милость, во имя какого литературнаго преданія, во имя какихъ достоинствъ мы должны выше г. Дьяченки ставить напр. г. Потѣхина?.. Неумѣлости и блѣдности очень много и у послѣдняго. Посмотрите комедію его "Виноватая", гдѣ авторъ задумалъ въ лицѣ своего героя вывести передового современной) человѣка, но дѣло въ томъ, что отъ мысли до исполненія еще далеко. Авторъ всегда долженъ быть умнѣе своихъ "умныхъ" героевъ, иначе какъ разъ впадешь въ каррикатуру. Такъ и герой "Виноватой" оказался жестокой насмѣшкой надъ молодымъ поколѣніемъ и замѣтьте совершенно помимо воли автора. Вотъ въ томъ-то и вся иронія. Этотъ "герой" полюбилъ замужнюю женщину, обстановка которой была ему извѣстна: съ одной стороны безпутная мать и наглый фатишка братъ, съ другой -- деспотъ мужъ, уже вогнавшій свою первую жену въ чахотку. И вотъ онъ, герой, оставшись съ любимой женщиной начинаетъ свое любовное признаніе по-базаровски -- грубостью и дерзкими словами о томъ, что онъ не уважалъ ее прежде. Наши писатели иначе не могутъ вывести молодого образованнаго человѣка, какъ грубіяна и неряху. Такого же господина приходится играть и г. Нильскому въ "Виноватой". Онъ ругается при первомъ признаніи въ любви. Затѣмъ, въ послѣднемъ актѣ, когда убѣжавшую изъ дому несчастную жену мать и братъ снова приводятъ къ мужу, передовой герой заключаетъ послѣднюю сцену словами, обращенными къ забитой, уничтоженной женщинѣ:
   -- "Я васъ презираю!" И уходитъ. Занавѣсъ опускается. У меня тоже руки опустились.
   Вотъ какіе "умники" выводятся въ нашихъ комедіяхъ.
   Если писатель не съумѣлъ изъ разбросанныхъ чертъ уловить общія черты "новаго человѣка", то онъ и не долженъ поднимать руку свою для его воспроизведенія; ипаче онъ впадетъ въ пасквиль, какъ Базаровъ, или напишетъ каррикатуру, какъ въ комедіи "Виноватая". Вообще нужно замѣтить, что г. Потѣхинъ нѣкоторымъ своимъ успѣхомъ обязанъ единственно литературѣ, которая подняла его выше чѣмъ бы слѣдовало. Было, напр., время, когда журналистика объясняла г. Островскому его собственныя пьесы и указывала, почему именно могутъ имѣть значеніе его комедіи изъ "темнаго царства". Тогда г. Островскій слушался этихъ совѣтовъ и подъ ихъ вліяніемъ написалъ даже свою "Грозу". Время то миновало, и г. Островскій перешелъ теперь на дорогу Н. Кукольника.
   Кстати о театрѣ. Давно носившійся слухъ о разрѣшеніи частныхъ театровъ въ Петербургѣ начинаетъ подтверждаться. Это фактъ пріятный. До сихъ поръ о нашихъ драматическихъ талантахъ мы судили но игрѣ театральныхъ чиновниковъ, которые обратили искуство въ исполненіе служебной обязанности. Постороннимъ же лицамъ, какъ извѣстно, доступъ на сцену очень затруднителенъ. Частный театръ можетъ дать просторъ развитію новыхъ сценическихъ дарованій. Въ послѣднее время въ Петербургѣ давалось много любительскихъ спектаклей -- въ театрѣ пассажа и въ трехъ городскихъ клубахъ. Въ числѣ этихъ "любителей" уже давно стали извѣстны по своему несомнѣнному дарованію нѣкоторые диллетанты, напр. г. Раминъ, г-жа Рамина, г. Гуляевъ и другіе. Г-жа Рамина даже замѣчательная артистка для драматическихъ ролей... Во всякомъ случаѣ отъ частнаго театра въ Петербургѣ мы ожидаемъ многаго. Лишь бы былъ сдѣланъ первый шагъ.
   

IV.

   Въ одномъ изъ послѣднихъ нумеровъ "Судебнаго вѣстника" появился на дняхъ "Отчетъ о дѣйствіяхъ совѣта присяжныхъ повѣренныхъ округа С.-Петерб. окружной палаты за второй годъ его существованія". Отчетъ этотъ нельзя оставить безъ вниманія. Если отчеты комитета литературнаго фонда возбуждаютъ только улыбки и насмѣшки, то отчетъ совѣта присяжныхъ повѣренныхъ возбуждаетъ болѣе тяжелое чувство. Имѣя въ виду строгую нравственную отвѣтственность каждаго присяжнаго повѣреннаго передъ публикой, мы не должны проходить мимо такихъ фактовъ изъ ихъ дѣятельности, на которые указываетъ отчетъ ихъ совѣта.
   Въ теченіи прошлаго года на разсмотрѣніе совѣта было принесено нѣсколько жалобъ отъ частныхъ лицъ на присяжныхъ повѣренныхъ, а также и нѣсколько сообщеній окружнаго суда о нихъ же... Укажемъ хоть на тѣ случаи, въ которыхъ даже совѣтъ явился обвинителемъ присяжныхъ.
   Одинъ изъ присяжныхъ, принявшій на себя веденіе дѣла по уполномочію истицы, неожиданно уѣхалъ изъ Петербурга, а дѣло передалъ другому присяжному, который къ слушанію дѣла въ судъ не явился. Благодаря неряшеству ихъ обоихъ истица должна была проиграть дѣло... Скажутъ, пожалуй, что это случайности... Странныя же однако совпаденія случайностей!.. Одинъ не является въ судъ но случаю отъѣзда, а другой, кому передано дѣло, не является просто, безъ всякаго предлога и объясненія. Первый подвергся за это -- предостереженію а другой -- выговору.
   Другой присяжный повѣренный обвинялся въ переходѣ съ одной стороны на другую; сперва онъ ходатайствовалъ отъ имени арендатора о взысканіи съ владѣльца имѣнія неустойки по контракту, а потомъ счелъ болѣе удобнымъ хлопотать отъ имени владѣльца о взысканіи но тому же контракту, но но другимъ основаніямъ, неустойки съ арендатора. Каково остроуміе со стороны двуличневаго адвоката! Хлопочетъ сначала за кредитора, а потомъ за владѣльца и за обоими -- на законныхъ основаніяхъ. За такую находчивость онъ былъ наказанъ тоже предостереженіемъ.
   Наконецъ третій присяжный повѣренный, по сообщенію окружного суда, назначенный защитникомъ по одному уголовному дѣлу, въ самый день засѣданія заявилъ суду о своей внезапной болѣзни. Дѣло поэтому было отложено на мѣсяцъ. Когда же вновь наступилъ день назначенный для засѣданія суда, онъ снова прислалъ заявленіе о внезапной болѣзни. Засѣданіе продолжалось только потому, что одинъ изъ кандидатовъ на судебныя должности принялъ на себя защиту подсудимаго, котораго по суду и оправдали. Кажется, достаточно я этихъ трехъ случаевъ, чтобъ показать, что у насъ есть шутники на всѣхъ ступеняхъ общественной лѣстницы, даже есть шутники адвокаты... Нужно сожалѣть, что отчетъ совѣта присяжныхъ повѣренныхъ -- безыменный. Открытый отчетъ могъ бы предупредить многихъ истцевъ и истицъ отъ неудачнаго выбора шутника-защитника.
   Не могу умолчать при этомъ о подвигахъ нѣкоторыхъ частныхъ адвокатовъ, дѣлающихъ нашествіе на провинцію. Одни изъ нихъ дѣлаясь популярными по двумъ-тремъ счастливымъ защитамъ, въ короткое время наживаютъ большія деньги; другіе же.... Вотъ что, напр., сообщаетъ рыбинскій корреспондентъ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостей". Одинъ изъ тамошнихъ адвокатовъ, выдавая себя самопроизвольно то за кандидата правъ, то за коллежскаго ассесора попалъ за это подъ судъ. Другой судился за участіе въ поддѣлкѣ фальшивыхъ ассигнацій. Третій же оказался не только шутникомъ, но даже просто безобразникомъ. Защищая въ судѣ одно уголовное дѣло и проигравъ его, онъ началъ въ заключеніе смѣшить своею рѣчью публику. Затѣмъ, взявши съ собой музыкантовъ, отправился съ ними на тамошній городской бульваръ, при сбѣжавшейся со всѣхъ сторонъ толпѣ, велѣлъ играть трепака, и пустился самъ всенародно плясать въ присядку. Сдѣлавъ на улицѣ нѣсколько скандаловъ, они. велѣлъ наконецъ остановить у бульвара проѣзжавшаго извощика, у него выпрягли лошадь и рыбинскій адвокатъ сѣвши на лошадь задомъ на передъ, держась за хвостъ, отправился тихонько кататься мимо городского бульвара. Иные хохотали, иныхъ онъ разогналъ съ улицы споимъ поѣздомъ.
   Бываютъ же иногда такія странныя положенія! Казалось бы, что адвокатъ долженъ быть защитникомъ общества, а у насъ приходится обществу искать защиты отъ адвоката... Да, слагаются новыя формы жизни, является новое поле для дѣятельности, но и въ новой формѣ и на новой аренѣ все продолжаютъ рыскать и безчинствовать наши черноземные безобразники. И долго еще это будетъ...
   

V.

   Объ исторіи въ Московскомъ университетѣ, конечно, знаютъ всѣ,-- но конечно не всѣ знаютъ къ чему привела эта исторія нѣкоторыя московскія изданія, да и какія изданія?.. Большинство публики только, вѣроятно, по слухахъ имѣетъ понятіе о томъ, что въ Москвѣ нашъ маститый ученый М. П. Погодинъ издаетъ газету "Русскій". Газета эта выходитъ чисто по-московски; иногда выходитъ но листамъ, иногда нѣсколькими листами разомъ, иногда же вовсе пріостанавливается, если ея редактору пришла мысль ѣхать въ Іерусалима, или въ Абиссинію. Михаилъ Петровичъ такими пустяками, какъ своевременный выпускъ газеты, вовсе не стѣсняется. "Русскій" теперь опять появился на московскомъ горизонтѣ и появился не безъ скандала.
   Вотъ что случилось. Редакторъ другого московскаго изданія "Современныя Извѣстія" Н. Гиляровъ-Платоновъ, говоря объ университетской исторіи и полемикѣ по ея поводу въ двухъ газетахъ, заявилъ нѣсколько мрачно, что "все это университетское столкновеніе не болѣе, какъ блистательный позоръ на всю Россію". Онъ не пощадилъ обѣ воюющія стороны и не утаилъ, что "на оффиціальныхъ собраніяхъ ученыхъ мужей дѣйствительно раздавались восклицанія: "щенокъ!" и другія, еще болѣе нѣжныя, и дѣйствительно поднимались угрожающіе кулаки". (Сов. Изв. No 190) Могъ ли "Русскій" смолчать послѣ такого оскорбленія?..

И грянулъ бой, московскій бой!..

   "Университета но трогайте! Мѣсто свято есть!" возопилъ "Русскій". "Онъ стоитъ выше всѣхъ пререканій, случайностей и невзгодъ!.. "
   Далѣе М. Погодинъ прямо уже впадаетъ въ спиритизмъ и увѣряетъ г. Гилярова-Платонова, что въ московскомъ университетѣ "носятся тѣни Херасковыхъ, Мудровыхъ, Шаденовъ и другихъ...
   Желая доказать, что со всякимъ бѣда можетъ случиться, почтенный профессоръ замѣчаетъ: "Прискорбныя явленія бывали и бываютъ всегда и вездѣ. И прародитель рода человѣческаго, патріархъ Ной, упился однажды виноградомъ и только одинъ сынъ его Хамъ дерзнулъ глумиться надъ нимъ, за что и былъ наказанъ въ лицѣ всего своего потомства"...
   "Хамъ! Вотъ кого вы берете за образецъ!.." (Русскій, No 20) Послѣ такого заявленія началась настоящая потасовка... Отъ Хама дѣло перешло уже прямо къ хамамъ вообще и остановилось на томъ, что Михаилъ Петровичъ назвалъ почему-то г. ГиляроваПлатопова Агрипиной Ивановной "Современныхъ Извѣстій"... Такое бабье и вовсе не остроумное прозвище показалось послѣднему ужасно остроумно-оскорбительнымъ и дружба московскихъ Кастора и Поллукса развѣялась дымомъ.
   Чудеса дѣлаются на свѣтѣ?.. Тотъ самый мужъ, который открылъ когда-то походъ противъ "свистопляски", даже слово это тогда измыслилъ, самъ предается теперь журнальному трепаку... о, Господи, спаси насъ!..

Анонимъ.

"Дѣло", No 5, 1868

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru